На углу улицы Друри Лейн есть прелюбопытная лавка гравюр и эстампов. Открыв тяжелые дубовые двери и оказавшись внутри, где царит полумрак и пахнет музейной пылью, вы словно попадаете в коридор, ведущий в прошлое, потому как здесь повсюду вас окружают картины минувших дней. Но особенно мне нравится тот столик, что слева, на котором в некоем хронологическом порядке лежит большая стопка портретных гравюр. Здесь те’ кто стоял у трона королевы Виктории, тогда еще совсем юной, — Мельбурн, Пиль, Веллингтон. Далее идет время виконта Дорсей и леди Блессингтон, еще дальше — длинная череда фаворитов — советников и временщиков; среди них выделяется великий и в то же время малоизвестный, державшийся в тени Джон Дойль, который в свое время по существу и управлял страной. Почти в самом низу — блестящие щеголи и знаменитые боксеры времен регентства — самодовольный Джексон, здоровяк Крибб, бонвиван Браммелл, круглолицый Олвейни. И тут вам, возможно, попадется лицо, на котором ваш взгляд поневоле задержится дольше, чем на других. Оно вполне могло сойти за лик Мефистофеля — тонкое, смуглое, вытянутое, с густыми бровями и резким, пронизывающим насквозь взглядом горящих глаз. На раскрашенной гравюре этот человек изображен в полный рост — высокий, прекрасно сложенный, с широкими плечами и узкой талией. Одет он в застегнутый на все пуговицы зеленый камзол, бриджи из оленьей кожи и высокие сапоги. Внизу надпись: «Сэр Джон Хоукер». Это и есть легендарный «Дьявол» Хоукер.
Всю свою короткую, но полную приключений жизнь, финал которой мы опишем позднее, Хоукер был настоящим возмутителем спокойствия. Люди далеко не робкого десятка буквально шарахались от его яростного, надменного и злобного взгляда. Он был знаменитым фехтовальщиком и великолепным стрелком. Достаточно сказать, что он трижды попадал прямо в коленную чашечку соперника, нанося ему самую болезненную и увечную рану из всех возможных. Но, кроме того, он был лучшим боксером — любителем своего времени, и, как знать, если бы он посвятил себя рингу, то, возможно, его звезда засияла бы очень ярко. Его манера ведения боя отличалась исключительной жестокостью, и излюбленным развлечением Хоукера было вызывать новичков в зале у Крибба, своем любимом месте, где он давал себе волю и демонстрировал силу своих кулаков. Его самолюбивая натура тешилась тем, что Хоукер бравировал своим мастерством и одновременно причинял боль другим. Именно здесь, в залах Крибба, и начинается наш рассказ. Подобно театральному режиссеру я проведу вас по ним и постараюсь показать, что это было за место и что за люди собирались там в те славные, но кровавые и жестокие времена.
Начнем с места действия. Это дом на углу Пентон — стрит. Над широкой, зашторенной алой тканью дверью красуется вывеска «Томас Крибб. Табачная и винная торговля», увенчанная национальным гербом. Дверь ведет в отделанный плиткой коридор, по левой стороне которого открывается вход в общий зал со стойкой. За ней всегда, кроме особых случаев, царит атлетического сложения мужчина с честным, широким, чуть приплюснутым лицом. Ему помогают двое мужчин, с виду напоминающие боксеров. Они подают напитки и закуски и при этом все трое поглощают за счет заведения гораздо больше, чем требует их спортивная форма. Том уже начинает раздаваться в талии, что доставит ему с тренером немало хлопот перед очередным боем. Хотя, может статься, старина Крибб уже оставил ринг, отстояв напоследок честь Англии в поединке с темнокожим Молинэ «Чугунная Челюсть», которую он сломал ему в своей последней схватке.
Если же не сворачивать в общий зал, а идти дальше по коридору, то вскоре
покажется обитая зеленым сукном дверь с надписью «Гостиная» на
стеклянной табличке вверху. Откройте ее, и вы очутитесь в просторном удобном помещении. Пол в нем посыпан опилками, тут и там стоят деревянные кресла с подлокотниками и круглые карточные столы. В углу небольшой бар «под командованием» мисс Люси Стегг, дамы, которую можно обвинить в чем угодно, но только не в застенчивости. По стенам развешаны литографии с изображениями спортивных состязаний. В дальнем конце — вращающиеся двери с надписью «Боксерский зал», ведущие в огромную комнату с голыми стенами и обтянутым канатами боксерским рингом посередине. Стены, впрочем, не совсем голые — на них висят боксерские перчатки, принадлежащие по большей части состоятельным кутилам и искателям острых ощущений, которые берут уроки у чемпиона, уступающего лишь мистеру Джексону с Бонд — стрит.
Было довольно рано, тот памятный вечер еще не начался, поэтому Крибб сам прибирал в пустой гостиной в ожидании большого наплыва высоких гостей. За стойкой Люси лениво протирала бокалы. У входной двери за столом зеленого сукна сидел маленький человечек по имени Билли Джейкс, с остреньким сморщенным личиком — прожженный ловчила и букмекер, всегда готовый услужить: принять ставку, продать пса — крысолова или петуха для боев. За право обделывать здесь свои делишки он каждый год платил — Тому весьма кругленькую сумму. Поскольку «клиенты» еще не собрались, Билли лениво направился к бару.
— Что-то как-то тихо сегодня, Люси.
Та подняла на него глаза, продолжая протирать бокал.
— Скоро будет шумно, мистер Джейкс, уж будьте покойны. Рано еще.
— А ты, Люси, все хорошеешь. Придется мне все-таки на тебе жениться.
— Ой, мистер Джейкс, что вы такое говорите!
— А вот скажи-ка мне, Люси, ты хочешь немного заработать?
— Да все хотят, мистер Джейкс.
— Сколько ты сможешь поставить?
— Ну, фунтов пятьдесят наскребу.
— А хотела бы превратить их в сотню?
— Ну конечно.
— Сараческа бежит в Оуксе. Я дам тебе два к одному, это больше, чем остальным. Она фаворит, так что не сомневайся.
— Ну, мистер Джейкс, если оно так… Деньги у меня наверху, в шкатулке. Но если и впрямь два к…
По счастью, честный Том Крибб краем уха слышал этот диалог. Он грубо схватил Билли за рукав и резко развернул его к столу.
— Ах ты пес паршивый! Хочешь у бедняжки все сбережения вытянуть!
— Ладно, ладно, Том. Я пошутил! Билли Джейкс чуток пошутил!.. Люси, со мной не проиграешь!
— Хватит! — прорычал Том. — Люси, не слушай его. Пусть деньги лежат в шкатулке.
В этот момент зеленые вращающиеся двери распахнулись, и гостиная начала наполняться кутилами в черных, коричневых, зеленых и лиловых камзолах и фраках. Джейкс тотчас же завизжал своим пронзительным голосом, и комната задребезжала от его криков.
— Итак, мои благородные состязатели, — надрывался он, — делайте ваши ставки! Вас ждет мешок золота, только руку протяни! Как насчет поставить на Вудстока в Дерби? Или на Сараческу в Оуксе? Четыре к одному! Четыре к одному! Три к одному — на одну лошадь!
Прожигатели жизни ненадолго обступили столик букмекера, поскольку эта трескотня их забавляла.
— Это же еще нескоро, Джейкс, — добродушно заметил лорд Рафтон, крупный магнат и землевладелец.
— Но ставок все меньше с каждым днем. Теперь ваше время, мои благородные игроки! Пришло время заронить семя! Золото валяется под ногами и ждет, пока вы его возьмете! Я люблю отдавать его вам. Мне приятно видеть вокруг счастливые, улыбающиеся лица. Итак, ваше время наступило!
— Ха, половину претендентов как пить дать снимут до старта, — хохотнул сэр Чарльз Тревор — невозмутимый Чарльз, — чье имение было несколько раз перезаложено из-за безумных излишеств его хозяина.
— Нет скачек — нет денег. Фирма гарантирует каждому игроку шанс попытать счастья. Те, кто понимает, уже в деле. Сэр Джон Хоукер поставил пять сотен на Вудстока.
— Да уж, «Дьявол» Хоукер знает, откуда ветер дует, — произнес лорд Эннерли, молодой бесшабашный кутила.
— Поставьте полсотни на кобылку в Оуксе, лорд Рафтон. Четыре к одному, а?
— Очень хорошо, Джейкс, — согласился аристократ, доставая купюру. — Думаю увидеться с вами после забега.
— Здесь, за этим самым столом, милорд. Тут мое постоянное место. У вас фаворит, милорд.
— Ну — с, — решился молодой завсегдатай, — если уж и впрямь фаворит, то и я ставлю пятьдесят.
— Хорошо, мой благородный состязатель. Я запишу три к одному.
— Только что было четыре!
— Было. А теперь три. Вам повезло, пока не стало два. Выигрыш желаете получить ассигнациями или золотом?
— М — м — м, золотом.
— Прекрасно, сэр. Вы найдете меня ожидающим вас с мешком золота в десять на следующий день после скачек. Это будет мешок зеленого сукна с пришитой к нему ручкой, чтобы вам удобнее было нести.
Кстати, есть у меня бойцовый петух — еще ни разу не проигрывал. Если кто из господ желает…
Но тут дверь распахнулась, и показалась стройная фигура и зловещее лицо сэра Джона Хоукера. Остальные попятились к стойке бара. Сам Хоукер ненадолго задержался у столика букмекера.
— Привет, Джейкс. Как всегда, доишь деньги с дурачков?
— Ну — ну, сэр Джон, вы же меня знаете.
— Знаю я тебя, мерзавца! Ты из меня две тысячи вытянул и глазом не моргнул. Слишком хорошо я тебя знаю.
— Осталось всего чуть — чуть. Вы скоро все отыграете, сэр Джон.
— Придержи язык, говорю. С меня хватит.
— Не хотел вас обидеть, мой благородный состязатель. Есть у меня в конюшнях терьер тигрового окраса — лучший во всем Лондоне охотник на крыс.
— Вот интересно, почему же он тебя-то до сих пор не укусил?.. Привет, Том. Крибб вышел поздороваться с завсегдатаем.
— Добрый вечер, сэр Джон. Наденете нынче перчатки?
— Ну, посмотрим. Что там у вас?
— С полдюжины новичков из Бристоля. Их тут полно, как сельдей в бочке.
— Ну что ж, тогда с одним можно и попробовать.
— Только полегче, сэр Джон. В прошлый раз вы здорово пересчитали ребра парню из Линкольна. Он надломлен, он уже не боец.
— Рано или поздно это все равно бы случилось. Что в нем толку, коли он не может держать удар?
В гостиную вошла парочка молодых мужчин. Один из них был пьянее некуда, второй — немногим потрезвее. Эти двое были из тех кутил, кого называли «Том и Джерри». День и ночь они слонялись по кругу от Хеймаркета до Пентон — стрит и дальше к Сент — Джемс Сквер, воображая, что тем самым вращаются в полусвете и познают жизнь. Пьяный — неотесанный мужлан из провинции — шумел и задирался. Его приятель пытался как-то угомонить своего дружка.
— Да ладно тебе, Джордж, — уговаривал он своего собутыльника, — давай пропустим здесь по стаканчику. Потом заглянем в «Дайв» и в «Погребок», а под конец завалимся к мамаше Симпсон на жареные свиные ребрышки.
Название блюда произвело какое-то движение в пьяном мозгу гуляки. Пошатываясь, он двинулся в сторону Тома.
— Жареные ребрышки! — взвизгнул он. — Слыхал? Хочу жареных свиных ребрышек! Подать сюда тарелку, нет, большое блюдо с жареными ребрышками! Да живо! Под страхом… страхом… наказания!
Крибб, давно привыкший к такого рода посетителям, продолжал свой разговор с Хоукером, не обратив на пьяницу ни малейшего внимания. Они обсуждали возможного соперника Тома Шелтона по прозвищу «Землекоп», когда Джордж распетушился не на шутку.
— Где, черт подери, мои жареные ребрышки? Зй, хозяин! О, старина Том Крибб! Том, быстренько принеси мне тарелку жареных ребрышек, или я дам тебе тумака.
Поскольку Том даже и бровью не повел, загулявший кутила сделался более агрессивным.
— Значит, нет тут жареных ребрышек?! — заорал он. — Прекрасно! Тогда защищайся!
— Не лезь к нему, Джордж, — встревоженно отозвался его приятель. — Он же чемпион.
— Вранье это все. Я — чемпион. Как вот врежу ему! Прямо сейчас.
Впервые за все время Том медленно повернулся к нему.
— Здесь запрещено танцевать, сэр.
— Я не танцую. Я боксирую.
— Все равно не надо, что бы то ни было.
— Я вызываю тебя. Вот как дам старине Тому в челюсть!
— В другой раз, сэр. Я занят.
— Где ребрышки? Последний раз спрашиваю.
— Какие ребрышки? О чем это он?
— Прости, Том, но тебе надо всыпать по первое число. Да, Том, нужно тебя хорошенько проучить.
Пьяница провел серию резких ударов, но бил он по воздуху и на солидном расстоянии от Тома. В конце концов, ноги его подкосились, и он рухнул на колени. Его дружок бросился его поднимать.
— Что ж ты такой дурак-то, Джордж!
— Я его почти побил.
Том с укоризной посмотрел на того, что был потрезвее.
— Вы меня поражаете, мистер Трелоуни.
— Что ж тут поделаешь, Том. Намешал портвейн с бренди.
— Вы должны вывести его отсюда.
— Джордж, ну давай же! Нам пора уходить.
— Уходить? Нет уж — второй раунд! Приготовились! Гонг!
Том Крибб сделал знак рукой, и крепкий слуга — вышибала перекинул разбушевавшегося Джорджа через плечо и вынес из гостиной, не обращая внимания на его яростные вопли и брыкания. Полупьяный Трелоуни поплелся следом. Крибб расхохотался.
— Редко когда обходится без такого вот представления.
— Со мной бы он так не вольничал, — отозвался Хоукер. — Его бы вынесли отсюда, да такого, что мать родная не узнала бы.
— У меня рука не поднимается таких тронуть. Пусть себе потом бахвалятся, что врезали чемпиону Англии.
Тем временем гостиная начала наполняться. В одном углу тесный кружок образовался у столика букмекера. В другом углу, у небольшого бара, группа молодых повес наперебой отпускала Люси весьма двусмысленные комплименты, которые та, тем не менее, с достоинством парировала, ибо умела постоять за себя. Крибб скрылся за вращающимися дверьми зала, чтобы приготовить все к боксерским поединкам. Хоукер слонялся от кружка к кружку, оставляя среди этих бесстрашных людей, закаленных наездников и всякого рода бесшабашных смельчаков почти ощутимое чувство отвращения, выражавшееся в сдержанных ответах на его приветствия. Он остановился у одной группки, занятой оживленной болтовней, и насмешливо посмотрел на юношу, который стоял несколько в стороне и внимательно слушал, но сам не вступал в светскую словесную пикировку и любезный обмен колкостями. Это был хорошо сложенный молодой человек с красивым лицом и гордо посаженной головой, увенчанной буйными каштановыми кудрями. Он был бы воплощенный Адонис, если бы не странно подогнутая кверху нога, обутая в уродливой формы ботинок.
— Добрый вечер, Хоукер, — сказал он.
— Добрый вечер, Байрон. Это один из ваших часов досуга?
Намек был на только что выпущенный молодым аристократом сборник стихов «Часы досуга», разнесенный критиками в пух и прах.
Поэт был явно уязвлен, задетый за живое.
— Нынешний мой день уж никак досужим не назовешь, — парировал он. — Я сегодня проплыл три мили по течению от самого Ламбета, что вам нечасто удавалось.
— Прекрасно! — воскликнул Хоукер. — Я слышал о вас много лестного в манежах у Анжело и у Джексона. Но для фехтования нужны быстрые ноги. На вашем месте я бы сосредоточился на плавании.
Он красноречиво перевел взгляд на сведенное колено молодого поэта.
Серо — голубые глаза Байрона вспыхнули огнем негодования.
— Коль скоро мне будет нужен совет касательно моих занятий, сэр Джон
Хоукер, я сам к вам обращусь за ним.
— Нисколько не хотел вас задеть, — беспечно ответил Хоукер. — Я человек прямой и говорю, что думаю.
Лорд Рафтон осторожно дернул Байрона за рукав.
— Довольно, хватит, — прошептал он.
— Конечно, — добавил Хоукер. — Если кому-то что-то во мне не нравится, меня всегда можно найти в клубе «Уайт» или в моих апартаментах на Чарльз — стрит.
Байрон, отважный до безрассудства и, несмотря на свою молодость, готовый сразиться с любым, совсем уже было собрался отпустить едкую реплику в адрес Хоукера, невзирая на недвусмысленное предупреждение лорда Рафтона, как тут появился Том Крибб и прервал их словесную дуэль.
— Все готово, благородные господа. Бойцы уже на ринге. Начнут состязание Джек Скроггинс и Бен Берн.
Вся компания потянулась ко входу в боксерский зал. В этот момент Хоукер быстро подошел к беспечному бонвивану, баронету сэру Чарльзу Тревору, и тронул его за плечо.
— Чарльз, нам надо поговорить.
— Я хочу занять место у ринга, Джон.
— Это несущественно. Дело срочное.
Наконец, гостиная опустела. «Дьявол» Хоукер и сэр Чарльз остались одни, если не считать Джейкса, считавшего деньги в дальнем углу, и Люси, прибиравшей в своем закутке. Хоукер провел Тревора к столику в центре комнаты.
— Я хотел бы переговорить с вами, Чарльз, о трех тысячах фунтов, что вы мне должны. Мне все это ужасно неприятно, но что поделать? Мне надо как-то рассчитываться и со своими долгами, а это не так-то просто.
— Я помню о долге, Джон.
— Но я в стесненных обстоятельствах.
— Я верну долг, не беспокойтесь. Дайте мне время.
— Сколько же времени?
— В моем имении в Селинкорте рубят лес. Думаю, к осени рубку закончат. Тогда я смогу получить аванс и сполна рассчитаться с долгами.
— Не хочу вас торопить и уж тем более настаивать, Чарльз. Но если вы готовы рискнуть и решить все в одно мгновение, я к вашим услугам.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, положим, удваиваем или мы квиты. Шесть тысяч или ничего. Если не боитесь рискнуть, я пойду вам навстречу.
— Вы сказали «боитесь», Джон. Мне не нравится это слово.
— Вы же смелый игрок, Чарльз. Поступайте, как хотите, но вы сможете избавиться от долга, открыв одну лишь карту. С другой стороны, если вы продадите свой лес, то шесть тысяч или три — для вас это будет несущественно.
— Ну что ж, заманчивое и вместе с тем рисковое предложение. Говорите, открыть карту. Значит, просто тянем один раз?
— Отчего нет? Игра судьбы. Все или ничего. Что скажете?
— Согласен.
Хоукер протянул свою длинную руку и взял с соседнего столика лежавшую там колоду карт.
— Эти подойдут?
— Разумеется.
Взмахом руки Хоукер веером раскинул карты по столу.
— Желаете перетасовать?
— Нет, Джон. Пусть так и лежат.
— Тянем каждый по одной? По старшинству без масти?
— Конечно.
— Вы первый?
Сэр Чарльз Тревор был опытным игроком, но впервые на одну — единственную карту было поставлено три тысячи фунтов. Но он обожал риск и азарт и от души расхохотался, вытянув даму треф.
— Вы проиграли, Джон.
— Возможно, — холодно ответил Хоукер, открыв туза пик.
— Я думал, что отыграл долг, а теперь он уже шесть тысяч! — вскричал Тревор, с трудом поднимаясь из-за стола. Ноги едва держали его.
— Я подожду, пока закончат рубку, — сказал Хоукер. — А в сентябре я снова напомню вам о долге. А покамест, возможно, вы дадите расписку…
— Вы не верите моему слову чести, Джон?
— Разумеется, верю, Чарльз. Однако дело есть дело. Меня вполне устроит ваша расписка.
— Очень хорошо. Завтра вы ее получите по почте. Ну что ж, проиграл так проиграл, все без обид. Фортуна была на вашей стороне. По стаканчику за ваш выигрыш?
— Вы всегда умели достойно проигрывать, Чарльз.
Они встали и вместе направились к небольшому бару в углу гостиной.
Если бы кто-то из них оглянулся, увиденное зрелище весьма бы удивило его. Во время всего происходившего маленький букмекер сидел, уткнувшись в свои бумажки, но время от времени своим пронзительным взглядом окидывал игроков. С его места мало что можно было разобрать из их разговора, но их жесты и движения говорили сами за себя. Джейкс с поразительной быстротой подкрался к столику, схватил с него одну карту, спрятал ее за пазуху и тотчас же вернулся на свое место. Освежившись, двое аристократов двинулись в сторону боксерского зала. Сэр Чарльз скрылся за вращающимися дверьми, откуда раздавались глухие удары, тяжелое дыхание боксеров и возгласы одобрения или недовольства.
Хоукер тоже было собрался последовать за ним, как тут ему в голову пришла какая-то мысль. Он вернулся к ломберному столику и начал собирать рассыпанные карты. Внезапно он обнаружил, что рядом с ним стоит букмекер и своим злобным пронзительным взглядом смотрит прямо ему в глаза.
— Не лучше ли будет их пересчитать, мой благородный состязатель?
— Что ты несешь? — Густые брови «Дьявола» сошлись на переносице, а его глаза сверкнули, словно молнии.
— Пересчитайте и увидите — одной не хватает.
— Что ты скалишься на меня, мошенник?
— Одной карты не хватает, мой благородный состязатель. Выигрышной карты — туза пик. Козырной карты, сэр Джон.
— И где же она?
— У маленького Билли Джейкса. Вот здесь. — Он похлопал себя по нагрудному карману. — Маленькая карта с ногтевым крапом в углу рубашки.
— Ах ты мерзавец этакий!
Джейкс был не робкого десятка, но он поневоле отшатнулся от искаженного злобой ужасного лица.
— Руки прочь, мой благородный состязатель! Руки прочь, для вашего же блага! Вы можете меня избить. Это легко. Но дело этим не кончится. Я позову сэра Чарльза, и вмиг набежит полная комната свидетелей. Тогда вам конец, распрекрасный мой.
— Ты все врешь, врешь!
— Совершенно верно. Скажите это вслух, если вам угодно. Позвать всех, чтобы вы доказали, что Билли врет? Или мне показать карты лорду Рафтону и всем остальным?
Смуглое лицо Хоукера исказила судорожная гримаса. Руки его тряслись от желания переломить этого хорька о колено, словно прутик. Огромным усилием воли он все же совладал с собой.
— Погоди, Джейкс. Мы же всегда были друзьями. Чего ты хочешь? Говори тише, иначе девчонка услышит.
— Вот это деловой разговор. Вы только что сняли шесть тысяч. Я хочу половину.
— Три тысячи фунтов! Зачем, за что?
— Вы же разумный человек и сами знаете, за что. У меня есть язык, и я могу придержать его за определенную плату.
Хоукер на мгновение задумался.
— Ну, предположим, я соглашусь.
— Тогда на этом и порешим. Вот сейчас…
— Ни слова больше. Будем считать, что мы договорились.
Сэр Джон отвернулся, лихорадочно размышляя, как выиграть время и выпутаться из этого неприятного положения. Но Джейкса не так-то легко было обвести вокруг пальца. Многие дорого заплатили, чтобы лишний раз в этом убедиться.
— Погодите, мой благородный состязатель. Одну секундочку. Черкните пару строк, чтобы скрепить наш договор.
— Тебе, пес, слова чести недостаточно?!
— Нет, сэр Джон, ну что вы. Нет, если ударите, я закричу. Руки лучше уберите. Говорю вам, мне нужна ваша подпись.
— Ни единого слова.
— Прекрасно! На том и покончим. — Джейкс направился к дверям зала.
— Стой же! Что я должен написать?
— Писать буду я.
Билли подошел к нише, где Люси, давно привыкшая к ругани и перепалкам, дремала среди бутылок и бокалов.
— Эй, радость моя, проснись! Мне нужны перо и чернила.
— Да, сэр.
— И бумага тоже.
— Есть бланк счета. Подойдет? Ай, Господи, вином испачкали!
— Ничего, сойдет и такой.
Билли уселся за стол и начал что-то старательно писать, в то время как Хоукер смотрел на него испепеляющим взглядом. Наконец, Джейкс подошел к нему с готовым текстом. Сэр Джон начал читать, бормоча себе под нос:
— В знак благодарности за оказанные услуги… — он остановился и свирепо посмотрел на букмекера.
— Ну, все верно, а? Вы ведь не отдадите половину выигрыша Вильяму Джейксу, эсквайру, просто так, за красивые глазки?
— Будь ты проклят, Джейкс! Будь ты проклят вовеки!
— Отведите душу, мой благородный состязатель. Выпустите пар, иначе лопнете. Ну, прокляните меня еще разочек. А потом подпишите бумагу.
— Я обещаю выплатить Вильяму Джейксу три тысячи фунтов после разрешения договора между мной и сэром Чарльзом Тревором… Так, давай сюда перо, и покончим на этом. Вот! Теперь отдай мне карту.
Джейкс засунул бумагу глубоко за пазуху.
— Отдай мне карту, говорю!
— Только когда получу деньги, сэр Джон. Так будет по — честному.
— Ах ты сатана!
— Слов подходящих не найдете, а, сэр Джон? Не трудитесь — по- моему, их еще не придумали.
В тот момент Джейкс был на волосок от смерти. Ярость «Дьявола» Хоукера достигла того предела, когда он не остановился бы ни перед чем даже под страхом быть разоблаченным. Но в эту секунду дверь зала распахнулась, и в гостиную вошел Крибб. Он с удивлением посмотрел на эту совершенно разнородную пару.
— Итак, мистер Джейкс, время, отводимое вам здесь, давно истекло, и вы это знаете.
— Конечно, Том. Однако у меня была важная беседа с сэром Джоном Хоукером. Не так ли, сэр Джон?
— Вы пропустили первый бой, сэр Джон. Идемте, сейчас Джек Рэндалл сразится с новичком.
Хоукер бросил на букмекера последний зловещий взгляд и направился в зал вслед за чемпионом. Джейкс собрал свои бумаги, засунул их в саквояжик и подошел к небольшому бару.
— Двойной бренди, дорогуша, — обратился он к Люси. — Нынче выдался удачный вечер, правда, понервничать тоже пришлось немало.
В конце сентября вековые дубы в Селинкорте были вырублены и проданы подрядчику, так что владелец имения, наконец, получил на свой счет достаточно большую сумму, чтобы рассчитаться со своими самыми неотложными долгами. На следующий же день сэр Джон Хоукер скакал по столбовой дороге близ Ньюмаркета. В кармане у него лежала расписка сэра Чарльза на шесть тысяч фунтов. Его конь был под стать седоку — огромный черный жеребец, такой же сильный, злой и норовистый, как и хозяин. Сэр Джон размышлял о своих весьма неблаговидных делах, касавшихся большей частью способов добывания денег, как вдруг сзади послышался цокот копыт. Его нагнал Билли Джейкс на своей знаменитой коренастой гнедой кобыле.
— День добрый, мой благородный состязатель, — произнес он. — Я искал вас в конюшне, но когда увидел, что вы уже отъехали, я решил, что пришло время нам с вами поговорить. Мне бы хотелось разрешить наше дело, сэр Джон.
— Какое еще дело? Ты это о чем?
— О вашем письменном обязательстве выплатить мне три тысячи. Мне известно, что деньги вы уже получили.
— Я не знаю, о чем это ты говоришь. Убирайся прочь с дороги, или я тебя огрею плеткой!
— Ах вот даже как! Что ж, примем к сведению. Так вы отрицаете, что бумага подписана вами?
— Бумага у тебя с собой?
— А вам-то что с того?
Да, Билли Джейкс, неумно было с твоей стороны затевать деловой разговор с одним из опаснейших людей в Англии, да еще и на пустынной дороге. На этот раз твоя жадность пересилила всегдашнюю хитрость и осторожность.
Своими зловещими черными глазами Хоукер быстро огляделся по сторонам, и на голову букмекера обрушился мощный удар тяжелой охотничьей плетки. Тот со вскриком рухнул наземь со своей кобылы. Едва Джейкс упал, как «Дьявол» выпрыгнул из седла и, левой рукой придерживая под уздцы рвавшегося коня, правой быстро обшарил карманы лежавшего ничком Билли. Сэр Джон грязно выругался, убедившись, что, как бы беспечен ни был Билли Джейкс, он был не настолько глуп, чтобы брать с собой подобного рода бумаги.
Хоукер поднялся, посмотрел на своего лежавшего без сознания противника и затем медленно провел шпорой по его лицу. Секундой позже он уже вскочил в седло и помчался по направлению к Лондону, оставив окровавленную фигурку лежать в придорожной пыли. «Дьявол» ликующе хохотал, поскольку месть доставляла ему наслаждение, и он редко когда упускал случай повеселиться от души. А что ему мог сделать Джейкс? Если он подаст на него в суд за уголовное преступление, так ведь подобные телесные повреждения были обыденностью в те жестокие времена. Если же, с другой стороны, он даст ход делу о карте и о соглашении, то это была уже давняя, почти забытая история. Да и кому больше поверят — отъявленному мошеннику — букмекеру или ему, одному из известнейших в Лондоне людей? Разумеется, все это расценят как подлог, шантаж и вымогательство. Хоукер взглянул на шпору с уже застывшими капельками крови и остался доволен тем, как удачно прошло утро.
кто-то из проезжавших сердобольно помог Джейксу подняться, после чего его привезли обратно в Ньюмаркет в полубессознательном состоянии. Три дня он не выходил из комнаты, залечивая раны и вынашивая планы мщения. На четвертый день Билли поехал в Лондон и в тот же вечер отправился в Олбани, где постучал в дверь, на которой красовалась блестящая медная табличка с именем сэра Чарльза Тревора.
Был первый вторник месяца, по этим дням обычно собирался совет попечителей клуба «Уотиерс». С полдюжины из них уже проследовали в огромный зал заседаний с большими картинами в тяжелых рамах на стенах, полированной мебелью красного дерева, сверкавшей на фоне алого ковра ручной работы размерами во всю стену. Герцог Бриджуотерский, блестящий аристократ, румяный седовласый джентльмен, пожилой, но еще крепкий, вошел своей обычной хромающей походкой, тяжело опираясь на трость с янтарным набалдашником. Он приветливо улыбнулся уже ожидавшим его членам совета.
— Как ваша подагра, Ваша светлость?
— Иногда чертовски досаждает. Но я еще могу вдеть ногу в стремя. Ну — с, ну — с, полагаю, нам пора перейти к делу.
Он занял свое председательское место в центре полукруглого стола в конце зала. Герцог оглядел присутствующих, поднеся к глазам лорнет.
— А где лорд Фоули?
— На скачках, сэр. Сегодня он не придет.
— Вот ведь хитрец — проказник! Он манкирует своими обязанностями. Я бы и сам не прочь сейчас очутиться на ипподроме в Хите.
— Полагаю, сэр, все остальные тоже.
— Ах, это вы, лорд Рафтон! Здравствуйте, полковник Дакр! Бенбери, Скотт, Пойнтц, Ванделер — день добрый! А где сэр Чарльз Тревор?
— Он в общем зале, сэр, — ответил лорд Рафтон. — Он сказал, что подождет, когда Ваша светлость его вызовет. Обстоятельства таковы, что у него есть личный интерес в деле, что нам предстоит рассмотреть, поэтому сэр Чарльз решил, что не должен участвовать в его обсуждении.
— Ах, да, дело! И весьма деликатного свойства! — Герцог взял листок с повесткой дня и посмотрел на него сквозь лорнет. — Боже мой, Боже мой! Член клуба обвиняется в карточном мошенничестве! И кто — сэр Джон Хоукер! Один из самых уважаемых членов клуба! А кто его обвиняет?
— Букмекер по фамилии Джейкс, Ваша светлость!
— Знаю такого. Держит конторку у Тома Крибба. Пройдоха и жулик еще тот. Однако надобно все прояснить. Кто доложит дело?
— Изложить суть дела попросили меня, — сказал лорд Рафтон.
— Я не уверен, — заметил глава совета попечителей, — что нам должно обращать внимание на высказывания подобного субъекта в адрес члена клуба. Безусловно, это прерогатива суда общей юрисдикции.
— Совершенно согласен с Вашей светлостью, — веско произнес импозантный джентльмен, сидевший слева от герцога. Это был генерал Скотт, про которого говорили, что он питается одними сухарями, а из напитков употребляет только воду и при этом выигрывает по десять тысяч в год у своих менее трезвых партнеров.
— Хотел бы обратить ваше внимание сэр, что заявленное мошенничество было совершено в отношении сэра Чарльза Тревора, являющегося членом клуба. Однако дело инициировал не сам сэр Чарльз. Между этим Джейксом и сэром Джоном Хоукером произошла ссора с применением насилия, результатом которой и явились представленные обстоятельства.
— Тогда букмекер затеял все это из соображений мести, — заявил Его светлость. — Надо действовать с предельной тщательностью и осторожностью. Полагаю, сначала надо выслушать сэра Чарльза. Попросите его войти.
Высокий лакей в красной плисовой ливрее скрылся за дверью. Мгновение спустя перед советом предстал обходительный и улыбающийся сэр Чарльз.
— Добрый день, сэр Чарльз, — обратился к нему герцог. — Дело в высшей степени неприятное.
— Согласен, Ваша светлость.
— Как я понимаю из изложенного в памятной записке, третьего мая сего года вы встретили сэра Джона в заведении Тома Крибба и вместе с ним вынимали карты из колоды по три тысячи за карту.
— Мы вынимали всего по одной карте, Ваша светлость.
— И вы проиграли?
— К сожалению, сэр.
— Итак, подозревали ли вы в тот раз, что игра каким-либо образом велась нечестно?
— Никоим образом, сэр.
— Тогда у вас нет обвинений против сэра Джона?
— У меня лично нет. Однако у других есть, что сказать по этому поводу.
— Что ж, мы выслушаем их в свое время. Не угодно ли присесть, сэр Чарльз? Хоть вы и не голосуете, не вижу возражений против вашего присутствия. Сэр Джон явился?
— Да, сэр.
— А свидетель?
— Да, сэр.
— Ну что ж, господа, дело весьма серьезное, и я отдаю себе отчет, что сэр Джон — весьма непростой в общении человек. Однако мы не можем делать никаких исключений. Присутствующие здесь вполне составляют кворум для вынесения решения и, я уверен, обладают достаточно высоким положением в обществе, чтобы полностью и окончательно разрешить это дело. — Он позвонил, и появился лакей. — Поставьте в центре стул, пожалуйста! И скажите сэру Джону Хоукеру, что он премного обяжет совет, если пройдет сюда.
Минутой позже в дверях появилось зловещее лицо и исполинская фигура «Дьявола». Окинув членов совета недобрым взглядом, он большими шагами прошел вперед, поклонился герцогу и сел напротив расположившихся полукругом джентльменов.
— Во — первых, сэр Джон, — начал глава, — позвольте мне вместе с другими членами клуба выразить сожаление по поводу того, что нам выпала неприятная обязанность просить вас присутствовать здесь. Не подлежит сомнению, что дело сведется к простому недоразумению, однако общее мнение таково, что и ваша репутация, и репутация клуба требуют, чтобы дело было разрешено скорейшим образом.
— Ваша светлость, — отвечал Хоукер, подавшись вперед и подчеркивая свои слова взмахами сжатого кулака, — я решительно протестую против подобного разбирательства. Я прибыл сюда потому, чтобы пресечь всякие кривотолки. Разумеется, я готов выслушать любое обвинение, каким бы бессмысленным оно ни было. Однако хочу заявить вам, господа, что ничья репутация не сможет остаться незапятнанной, если уважаемый совет клуба готов принимать во внимание всякого рода клевету на любого из членов клуба.
— Лорд Рафтон, будьте любезны, зачитайте текст обвинения.
Тот взял листок с повесткой дня и поднес его к глазам.
— Настоящим заявляется, — начал он, — что в десять часов вечера вторника третьего мая в заведении Тома Крибба «Под гербом» сэр Джон Хоукер с помощью крапленых карт выиграл у сэра Чарльза Тревора денежные средства. Оба они являются членами клуба «Уотиерс».
Хоукер буквально подпрыгнул со стула.
— Это ложь! Грязная ложь! — вскричал он.
Герцог остановил его протестующим жестом.
— Несомненно, несомненно! Однако я полагаю, сэр Джон, что это вряд ли можно назвать «всякого рода клеветой».
— Это чудовищно! Где гарантия, что подобное обвинение не будет выдвинуто против Вашей светлости? Как бы вы, сэр, отнеслись к тому, чтобы быть выставленным на судилище перед членами вашего клуба?
— Прошу меня простить, сэр Джон, — вежливо перебил его герцог. — Сейчас вопрос стоит об обвинении, предъявленном не мне, а вам. Вы, я уверен, оцените разницу. Что вы предлагаете, лорд Рафтон?
— Моя неприятная обязанность, сэр Джон, — произнес тот, — состоит в том, чтобы представить уважаемому совету свидетельства и доказательства. Уверен, что вы не заподозрите меня в какой‑либо личной предвзятости по этому делу.
— Я расцениваю вас, сэр, как зловредного сплетника и подхалима.
Герцог негодующе вскинул холеную руку, унизанную перстнями.
— Боюсь, сэр Джон, что я вынужден попросить вас быть осторожнее и тщательней выбирать выражения. Для меня это не столь существенно, однако мне известно, что генерал Скотт возражает против нелицеприятных оборотов речи. Представляя дело, лорд Рафтон лишь исполняет свой долг.
Хоукер пожал плечами и заявил:
— Я протестую против подобного рода разбирательства.
— Ваш протест будет должным образом занесен в протокол. Прежде чем вы вошли, мы выслушали показания сэра Чарльза Тревора. У него нет к вам личных претензий. Насколько я понимаю, здесь никакого дела нет.
— Ха! Вы, Ваша светлость, здравомыслящий человек. Случалось ли когда-нибудь, чтобы доброе имя благородного человека порочилось под столь ничтожным предлогом?
— Имеются еще свидетельства, Ваша светлость, — напомнил лорд Рафтон. — Я вызову мистера Вильяма Джейкса.
По звонку величественный слуга отворил массивную дверь и проводил в зал Джейкса. Со времени стычки прошел почти месяц, но ссадина от шпоры все еще алела на его впалой щеке. Сжав в руке холщовую кепочку, он подобострастно согнулся пред высоким собранием, однако его хитрые глазки сверкали из-под рыжих бровей с наглым любопытством, если не сказать бесстыдством.
— Вы Вильям Джейкс, букмекер? — спросил глава совета.
— Известнейший на весь Лондон мошенник, — вставил Хоукер.
— В трех ярдах отсюда познаменитее меня найдутся, — огрызнулся коротышка. Затем он повернулся к герцогу: — Я Вильям Джейкс, Ваша милость, известный в Таттерсалле как Билли Джейкс. Если захотите поставить на лошадку, Ваша милость, купить бойцового петуха или же пса — крысолова, устрою по лучшей цене…
— Помолчите, сэр, — прервал его лорд Рафтон. — Подойдите к стулу.
— Конечно, мой благородный состязатель.
— Не садитесь. Встаньте рядом.
— К вашим услугам, господа.
— Мне допросить свидетеля, Ваша светлость?
— Да, сделайте одолжение.
— Как я понимаю, Джейкс, вы были в дальней гостиной у Крибба вечером третьего мая сего года?
— Да господи, сэр, я там каждый вечер бываю. Я там встречаюсь со своими благородными состязателями.
— Как я понимаю, это нечто вроде игорного дома.
— Ну, милорд, особо много я про то не расскажу.
За столом раздалось хихиканье, и тут в разговор вмешался герцог.
— Осмелюсь заметить, что все мы в разное время пользовались
гостеприимством Тома, — произнес он.
— Именно так, Ваша светлость. Я помню, как однажды вы танцевали на скрещенных табачных трубках.
— Пусть свидетель говорит по существу, — улыбнулся Его светлость.
— Расскажите нам, что произошло между сэром Джоном Хоукером и сэром
Чарльзом Тревором.
— Я все видел своими глазами. Уж поверьте маленькому Билли Джейксу. Они собирались доставать карты по очереди. Сэр Джон потянулся за колодой, что лежала на соседнем столе. Я заметил, что чуть раньше он брал ее в руки и пометил одну или две карты ногтем большого пальца.
— Ты лжешь! — вскричал сэр Джон.
— Простой такой приемчик — пометишь, никто и не заметит. Я сам… то есть, знаю я одного типа, который тоже так умеет. Ноготь должен быть длинным и острым. Вот, хоть у сэра Джона посмотрите.
Хоукер вскочил со стула.
— Ваша светлость, долго я буду подвергаться подобным унижениям?
— Сядьте, сэр Джон. Ваше возмущение вполне понятно. Полагаю, что ваш ноготь на правом большом пальце действительно не…
— Разумеется, нет.
— Пусть покажет! — крикнул Джейкс.
— Возможно, вы не будете возражать и покажете ноготь.
— Не сделаю ничего подобного.
— Конечно же, вы имеете право отказаться, вполне! — заметил герцог. — Вы, безусловно, тщательно обдумали, повлияет ли ваш отказ в какой‑то мере на разрешение дела или нет. Прошу вас, Джейкс, продолжайте.
— Ну, тянули они карты, и сэр Джон выиграл. Когда он отвернулся, я взял выигравшую карту и увидел, что она помечена. Я показал ее сэру Джону, когда мы остались одни.
— И что он сказал?
— Ну, милорд, я не хотел бы повторять все сказанное им в таком благородном обществе. Он ругался на чем свет стоит. Но потом понял, что никуда ему не деться, и согласился отдать мне половину своего выигрыша.
— Таким образом, — сделал вывод председательствующий, — вы, по вашему собственному признанию, стали соучастником преступления.
Джейкс скорчил смешную гримасу.
— Судей-то нету! Здесь ведь не суд, а? Просто, так сказать, частный дом, где один джентльмен беседует с другими. Ну вот, так я и сделал.
Глава совета пожал плечами.
— В самом деле, лорд Рафтон, не понимаю, как мы можем придавать значение словам такого свидетеля. Из его собственных заявлений следует, что он отпетый мошенник.
— Ваша светлость, я удивляюсь вам!
— Я не признаю виновным никого — тем более члена нашего уважаемого клуба — на основании показаний этого человека.
— Совершенно согласен с вами, Ваша светлость, — произнес Рафтон. — Однако имеются некоторые подтверждающие документы.
— Да, мои благородные состязатели! — возбужденно вскричал Джейкс. — Много еще чего есть. В запасе у Билли такая штучка, что решит все дело. Как вам вот это? — Он вынул из кармана колоду и вытащил из нее одну карту. — Это та самая колода. Гляньте на туза. Метку еще видно.
Герцог внимательно рассмотрел карту со всех сторон.
— Да, метка, безусловно, имеется, — заключил он. — Метка, вполне возможно, нанесенная острым ногтем.
Сэр Джон снова вскочил. Его лицо потемнело от гнева.
— В конце-то концов, господа, должен же быть предел этим дурацким выходкам! Конечно, это те самые карты. Неужели не очевидно, что после нашего с сэром Чарльзом ухода этот молодчик собрал их и пометил, чтобы потом шантажировать меня? Мне просто интересно, не подделал ли он какой-нибудь документ, чтобы навести на меня это чудовищное обвинение? И чтобы я признался?
Джейкс в изумлении всплеснул руками.
— Боже мой, вот это наглость! Я всегда говорил — мне бы уверенность в себе и выдержку «Дьявола» Хоукера! Да он способен и не такие дела
проворачивать. Вот бумага, о которой он говорит. — Билли передал листок лорду Рафтону.
— Извольте зачитать документ, — приказал Его светлость. Рафтон прочел:
— В знак благодарности за оказанные услуги я обещаю выплатить Вильяму Джейксу три тысячи фунтов после разрешения договора между мной и сэром Чарльзом Тревором. Подписано — Джон Хоукер.
— Явная подделка! Я так и полагал! — воскликнул сэр Джон.
— Кто знает подпись сэра Джона?
— Я, — откликнулся сэр Чарльз Бенбери.
— Это она?
— Да, пожалуй, что так.
— Тьфу ты, да он же прирожденный фальсификатор! — вскричал Хоукер.
Герцог перевернул листок и прочитал:
— Томасу Криббу, торговцу с патентом на продажу пива, вина, крепких напитков и табака. Несомненно, это бумага из упоминавшегося заведения.
— Там ее сколько угодно.
— Именно так. Свидетельство никоим образом не убедительно. В то же время, сэр Джон, вынужден вам заметить, что ваши опасения и ваша реакция на сеи документ произвели на меня весьма неприятное впечатление.
— Я знал, на что способен этот молодчик.
— Вы признаете, что близко общались с ним?
— Разумеется, нет.
— И не имели с ним ничего общего?
— Не так давно я ударил его плеткой за вызывающую дерзость. Отсюда и надуманное обвинение против меня.
— Вы редко общались с ним?
— Практически не общался, сэр.
— Вы не переписывались?
— Разумеется, нет.
— Тогда кажется странным, как он сумел скопировать вашу подпись, не имея на руках ваших писем.
— Мне об этом ничего не известно.
— Вы недавно с ним повздорили?
— Да, сэр. Он вел себя дерзко, и я ударил его.
— Были ли у вас причины полагать, что вы повздорите?
— Нет, сэр.
— В таком случае, не кажется ли вам странным, что в течение нескольких недель он хранил эти карты, чтобы подкрепить ими ложное обвинение, если он и понятия не имел, что когда-либо представится случай вам это обвинение предъявить?
— Я не могу отвечать за его поступки, — ответил Хоукер глухим голосом.
— Конечно, нет. В то же время, сэр Джон, я вынужден повторить, что ваши опасения по поводу данного документа показались мне именно такими, каковых можно ожидать от человека с сильным характером, которому известно, что таковой документ существует.
— Я не отвечаю за утверждения этого человека, я также не могу повлиять на умозаключения Вашей светлости. Осмелюсь лишь сказать, что поскольку они ставят под сомнение мою честь, они суть ничтожны и абсурдны. Я передаю свое дело на рассмотрение совета. Вы знаете или же можете легко узнать, что представляет собой этот Джейкс. Возможно ли, что ваше суждение будет основано на заявлениях этого сомнительного субъекта, а не на словах человека, долгие годы являющегося достойным членом уважаемого клуба?
— Я собираюсь заявить, Ваша светлость, — вступил в разговор сэр Чарльз Бенбери, — что хоть я и согласен со всеми высказанными вами замечаниями, я все же придерживаюсь мнения, что предъявленные свидетельства носят столь недостоверный характер, что нам не представляется возможным предпринять на их основании какие-либо действия.
— И мы того же мнения, — вторили ему некоторые члены совета, и из‑за стола послышались одобрительные возгласы.
— Благодарю вас, господа, — сказал Хоукер, вставая. — С вашего разрешения я хотел бы закончить заседание.
— Прошу прощения, сэр. У нас имеются еще два свидетеля, — остановил его лорд Рафтон.
— Джейкс, вы можете удалиться. Оставьте документы у меня.
— Благодарю вас, милорд. Всего доброго, мои благородные состязатели. Если вам понадобится петух или терьер…
— Довольно! Покиньте помещение.
Беспрестанно кланяясь и подобострастно оглядываясь, Вильям Джейкс исчез из зала.
— Я хотел бы задать несколько вопросов Тому Криббу, — объявил лорд Рафтон. — Пригласите его.
Минутой позже в дверях показалась плотная фигура чемпиона, и он, тяжело ступая, вошел в зал. Одет Крибб был как типичный англичанин среднего достатка — в синий камзол с блестящими медными пуговицами, тускло — коричневые штаны и высокие сапоги. Его лицо также соответствовало национальному типажу — широкое, несколько настороженное и очень спокойное. На голове он носил шляпу с загнутыми полями и низким верхом, которую тут же снял и засунул под мышку. Простоватый Том заволновался больше, чем когда-либо на ринге, и теперь беспомощно озирался, словно бык, попавший в незнакомый загон.
— Мое почтение, благородные господа! — несколько раз повторил он, смущенно приветствуя собравшихся.
— Доброе утро, Том, — приветливо отозвался герцог. — Присядьте — ка на стул. Как дела?
— Чертовски жарко, Ваша светлость. То есть я хотел сказать — очень тепло. Понимаете, сэр, нынче я сам себе импресарио. Так что если сперва в Ковент — Гарден, потом в Смитфилд, а затем снова бегом сюда да ежели еще набрал лишних двадцать восемь фунтов веса…
— Мы все прекрасно понимаем. Скоро мы вверим вас заботам нашего метрдотеля.
— Хочу спросить вас, Том, — начал лорд Рафтон. — Вы помните, что произошло у вас в заведении вечером третьего мая?
— Я слышал, что пошли какие-то слухи, и постарался припомнить все, что смог, — ответил он. — Да, я хорошо помню тот вечер, потому ИЗ что тогда новичок здорово всыпал старине Бену Берну. Боже мой, вот смеху-то было. Бен ушел в нокдаун в первом же раунде, и не успел он отдышаться, как…
— Это к делу не относится. Вернемся к поединку позже. Вы узнаете эти
карты?
— Ну да, это карты из моего заведения. Я закупаю их дюжинами, по шиллингу за колоду у Неда Саммерса с Оксфорд — стрит, того самого, что…
— Ну что ж, с этим все ясно. Теперь скажите, вы видели в тот вечер присутствующих здесь сэра Джона Хоукера и сэра Чарльза Тревора?
— Да, видел. Помню, как сказал еще сэру Джону, чтобы он полегче боксировал с новичками, потому что был один парень по имени Билл Саммерс, из Норвича, и когда сэр Джон…
— Оставим это, Том. А скажите-ка, вы в тот вечер видели вместе сэра Джона и букмекера Джейкса?
— Джейкс был там, он еще спросил девушку за стойкой: «Сколько у тебя денег, дорогуша?» А я ему: «Ах ты, пес…»
— Достаточно, Том. Вы видели вместе этого Джейкса и сэра Джона?
— Да, сэр, когда вошел в гостиную после боя между Шелтоном и Скроггинсом. Они были там одни, и Джейкс сказал, что у них был деловой разговор.
— Они были настроены дружелюбно?
— Ну, это как сказать. Кажется, сэр Джон был чем‑то недоволен. Но ей — богу, в такие вечера я занят по горло, и если мне врезать по голове, я даже не замечу.
— Больше ничего не хотите нам сказать?
— Да я и не знаю, что и говорить‑то. Мне бы сейчас вернуться к стойке.
— Очень хорошо, Том. Вы можете идти.
— Хотел бы напомнить благородным господам, что в следующий вторник у меня бенефис в Файв Корт, что на Сент — Мартин Лейн. — Том несколько раз поклонился своей коротко стриженной круглой головой и наконец вышел из зала.
— Немного же мы узнали, — заметил председательствующий. — На этом дело закончено?
— Остался еще один свидетель, Ваша светлость. Пригласите девицу Люси Стегг. Она прислуживает там за стойкой.
— Да, да, помню, как же! — оживился вдруг герцог. — Гм, то есть, я хотел сказать — конечно же, пригласите. И что может знать эта молодая особа?
— Полагаю, что она присутствовала при всем этом.
Пока лорд Рафтон говорил, Люси появилась в дверях. Она очень нервничала, но вместе с этим была довольна, что ей выпал случай надеть лучшее воскресное платье.
— Не переживайте, милочка. Вот стул, садитесь, — радушно произнес лорд Рафтон. — И не надо книксенов. Сядьте же.
Девушка робко села на краешек стула. Внезапно она встретилась глазами с величественным председателем.
— Ай, Господи! — вскричала она. — Да это же малыш — герцог!
— Тише, милочка, тише. — Его светлость остановил ее, подняв пухлую ладонь.
— Вот те на! — удивилась Люси и начала хихикать, прикрыв залившееся краской лицо платочком.
— Ну же, довольно! — сурово сказал герцог. — Дело очень серьезное. Чему это вы смеетесь?
— Да не могла сдержаться, сэр. Я тут вспомнила, как однажды вечером у стойки вы поспорили, что пройдете по отмеченной мелом линии с бутылкой шампанского на голове.
За столом раздался оживленный смех, глава совета тоже рассмеялся.
— Боюсь, господа, что тогда я уже принял пару бутылок внутрь, прежде чем решился на подобный подвиг. Итак, милочка, мы пригласили вас сюда не затем, чтобы предаваться воспоминаниям. Вы могли видеть нас в более непринужденной обстановке, однако оставим это. Были ли вы в баре третьего мая?
— Я всегда нахожусь там.
— Постарайтесь припомнить тот вечер, когда сэр Чарльз Тревор и сэр Джон Хоукер доставали карты из колоды за деньги.
— Я хорошо помню это, сэр.
— После того как все вышли, сэр Джон и человек по имени Джейкс предположительно остались в гостиной.
— Да, я видела, они остались.
— Это ложь! Это какой-то заговор! — крикнул Хоукер.
— Сэр Джон! Я решительно попросил бы вас соблюдать тишину! — Теперь допрашивал сам герцог. — Расскажите нам, что вы видели.
— Ну, сэр, начали они говорить о какой-то колоде карт. Сэр Джон поднял руку, и я уже было собралась позвать Дика — он вышибалой служит у нас, как вы знаете, сэр, — но никто никого не ударил, и они серьезно так разговаривали. Потом мистер Джейкс попросил бумагу и что‑то написал. Вот и все, что я знаю, только сэр Джон был какой- то очень расстроенный.
— Вы когда-либо раньше видели этот лист бумаги? — Его светлость взял листок и показал его Люси.
— Ну да, сэр. Похоже, это бланк счета мистера Крибба.
— Именно так. Такой ли лист вы дали упомянутым господам в тот вечер?
— Да, сэр.
— Вы могли бы распознать его?
— Ну, сэр, я так думаю, что да.
Хоукер вскочил на ноги. По его лицу прошла судорога.
— С меня довольно этой чепухи! Я ухожу.
— Нет, нет, сэр Джон. Сядьте на место. Ваша честь требует вашего присутствия. Итак, милочка, вы сказали, что можете узнать этот листок.
— Да, сэр, могу. Он был испачкан, сэр. Я наливала бургундское сэру Чарльзу и немножко пролила на стойку. Вот бумага сбоку и испачкалась. Я еще подумала, стоит ли им давать такой грязный листок.
Лицо герцога потемнело.
— Господа, дело крайне серьезное. Как вы видите, на краю листа имеется красное пятно. Что вы можете сказать по этому поводу, сэр Джон?
— Это заговор, Ваша светлость! Изощренная, дьявольская интрига с целью опорочить честь джентльмена!
— Можете идти, Люси, — сказал лорд Рафтон, и буфетчица вышла, беспрестанно хихикая и делая книксены.
— Вы заслушали ее показания, господа, — объявил председательствующий.
— Многие из вас имеют представление о репутации этой девицы, которая по всем статьям является безупречной.
— Уличная девка.
— Не думаю, сэр Джон. Подобные утверждения никак не способствуют упрочению вашего положения. Каждый из вас, господа, составит собственное мнение, насколько правдивым было изложение событий этой девицей, и носило ли оно обвинительный характер. Вы заметите, что если бы она хотела навредить сэру Джону, то самым простым способом достичь этого было бы заявить, что она подслушала разговор, пересказанный нам другим свидетелем, Джейксом. Она этого не сделала. Ее показания, однако, в немалой степени подтверждают…
— Ваша светлость! — крикнул Хоукер. — С меня довольно этого судилища!
— Мы вас долго не задержим, сэр Джон Хоукер, — ответил председатель. — Но на это непродолжительное время мы настаиваем на вашем присутствии.
— Настаиваете, сэр?
— Именно так, настаиваем.
— Это в высшей степени странно.
— Садитесь, сэр. Это дело должно довести до конца.
— Ну что ж! — Хоукер снова опустился на стул.
— Господа! — объявил герцог. — Перед каждым из вас лист бумаги. Согласно уставу клуба извольте изложить свое мнение и передайте бумаги мне. Мистер Пойнт? Благодарю вас. Ванделер! Бенбери! Рафтон! Генерал Скотт! Полковник Тафтон! Благодарю вас, господа. — Он просмотрел поданные листки. — Именно так. Единогласно! Могу сказать, что я целиком присоединяюсь к вашему мнению. — Его добродушное румяное лицо в одно мгновение посуровело, глаза сверкнули стальным блеском.
— Как прикажете все это понимать, сэр?! — вскричал Хоукер.
— Принесите клубную книгу, — приказал глава совета.
Лорд Рафтон взял с небольшого столика объемистый том и, немного полистав, раскрыл перед председателем на нужном месте.
— Ага, вот и буква X. Посмотрим! Хьюстон, Харкорт, Хьюм, Хэмильтон, герцог. Нашел — Хоукер. Сэр Джон Хоукер, ваше имя навсегда вычеркивается из списка членов клуба «Уотиерс». — Произнеся эти слова, герцог прочертил пером жирную линию вдоль страницы. Хоукер тотчас же вскочил на ноги.
— Этого не может быть! — неистово вскричал он. — Подумайте сами, сэр! Это же бесчестие, крах! Где я смогу показаться, если буду исключен из клуба? Мне даже на улицу будет не выйти! Пересмотрите решение, сэр, отмените его!
— Сэр Джон Хоукер, мы можем лишь адресовать вас к параграфу девятнадцатому устава. Он гласит: в случае если кто-либо из членов клуба будет уличен в действиях или поведении, недостойных лица благородного звания, и вышеназванное деяние будет установлено и подтверждено единодушным согласным мнением совета, вышеозначенный член клуба подлежит исключению без права обжалования решения.
— Господа! — взмолился сэр Джон. — Умоляю вас не быть столь поспешными и опрометчивыми в своем решении! Вы выслушали показания мошенника — букмекера и какой‑то подавальщицы! Разве этого достаточно, чтобы погубить жизнь джентльмена? Я погиб, если вы так поступите!
— Дело рассмотрено, и решение по нему вступило в силу. Извольте справиться с девятнадцатым параграфом.
— Ваша светлость, вы не знаете, что это будет для меня значить. Как мне жить? Куда мне идти? Прежде я никогда не просил человеческой милости или снисхождения. Но сейчас прошу. Я умоляю вас, господа! Пересмотрите свое решение!
— Параграф девятнадцатый.
— Это крах. Говорю вам — позор и крах!
— Параграф девятнадцатый.
— Позвольте мне уйти самому. Не исключайте меня.
— Параграф девятнадцатый.
Все было тщетно, и Хоукер знал это. Он шагнул прямо к столу.
— Будь прокляты ваши параграфы! Будьте прокляты вы, безмозглые болтуны и фаты! Будьте вы все прокляты — вы, Ванделер, и вы, Пойнтц, и вы, Скотт, старый маразматик, игрок — аскет, живущий на сухарях и воде! Вы кровавыми слезами вспомните день, когда опозорили меня! Вы еще ответите за это — каждый из вас! Все до единого! Я отомщу, клянусь Богом! Начну с вас, Рафтон. Одного за другим я скошу вас, словно сорную траву! На каждого отолью пулю! С личным номером!
— Сэр Джон Хоукер, — невозмутимо ответил герцог. — Посещать этот клуб имеют право только его члены. Позвольте попросить вас удалиться.
— А если я откажусь? Что тогда? Герцог повернулся к генералу Скотту.
— Попросите слуг из общего зала пройти сюда.
— Ладно! Я уйду! — взревел Хоукер. — Я не позволю вышвырнуть себя на посмешище всей Джермин — стрит. Но вы обо мне еще услышите, господа. Вы меня еще вспомните! Мерзавцы! Негодяи и подлецы!
Именно так, сквернословя и топая ногами, размахивая огромными кулаками, «Дьявол» Хоукер навсегда исчез из клуба «Уотиерс» и из светской жизни Лондона.
Это было начало конца. Тщетно он посылал дерзкие вызовы членам совета. Сэр Джон сделался изгоем, парией, и никто не осмеливался запятнать себя общением с ним. Напрасно Хоукер пытался напасть на сэра Чарльза Бенбери у входа в отель «Лиммерс». Наемные молодчики выследили «Дьявола» и в отместку за это избили его до полусмерти. Даже букмекеры не хотели иметь с ним дела и предупредили его, чтобы он и близко не подходил к ипподрому. Хоукер опускался все ниже и ниже, утешаясь и взбадриваясь вином, пока не превратился в жалкое, до синевы испитое подобие того, кем когда-то был сэр Джон Хоукер.
И наконец, однажды утром в его апартаментах на Чарльз — стрит дуэльный пистолет, столь часто служивший ему орудием мщения, сделался для него орудием избавления от земной юдоли. Сэра Джона нашли мертвым только на следующий день, и лицо его, ужасное даже после смерти, чернело на пропитанной кровью подушке.
Так положите же портрет обратно в стопку. Лучше повесьте на стену гравюру с изображением простоватого Тома Крибба или даже женоподобного, изнеженного щеголя Браммелла. Но «Дьявол» Хоукер никогда никому не принес счастья — ни при жизни, ни после смерти. Оставьте же его там, где ему самое место — в старой пыльной лавке на Друри Лейн.