Алмазная пыльца

— Ну, и хорошо, — обрадовался Сайко. — По справке узнаем.

…Прежде, чем идти к себе, Седых зашел в лабораторию.

Терпеливо подождал, пока Глинский оторвется от микроскопа.

— Леонид Яковлевич, удалось установить, что это за пыльца под ногтями убитой?

— Конечно. Материалы исследования я передал Нетребо еще позавчера. Пыльца от никеля и искусственного алмаза.

— Ваше мнение?

— Насчет мнений у вас имеется другая служба, — суховато ответил Глинский. — Мое дело выдать материалы исследования…

Седых вошел в свой кабинет ровно в десять. Вызвал Нетребо.

— Почему до сих пор не доложили результаты исследования Глинского по пыльце?

— Разбираюсь.

— Что удалось установить?

— Считаю, что обнаруженная пыльца от маникюрной пилочки.

— Считаете — или точно?

— Как сказать? — выдавил улыбку Нетребо. — По предположению специалистов, никель в сочетании с искусственными алмазами может использоваться для изготовления маникюрных пилочек. Такие маникюрные пилки производит Полтавский завод искусственных алмазов. С заводом связался. Предположение подтвердилось.

— Неужели покрытие пилки настолько слабое, что сдирается от ногтей? — скорее себе, чем Нетребо, задал вопрос Седых.

— Плохо перестраиваются «алмазники». Брачок, — улыбнулся Виктор Ильич. — Разберусь и доложу.

— Надо срочно установить, была ли у покойной такая пилка?

— Я уже дал указание Сайко. Сразу от прокурора он проедет к Измайловой и все выяснит.

— А как насчет алиби Рядно? Все проверено?

— К сожалению, нет, — ответил Нетребо. — У Сайко возникло предположение, что Рядно перепутал бабу Саню с сестрой. Скоро все выясним.

— Хорошо. Действуйте! Когда явится Сайко, прошу с ним ко мне.

Сайко вернулся в первом часу. Он побывал у прокурора, затем поехали с матерью убитой Наташи к ней домой. Та заверила, что у дочки была маникюрная пилка. Наташа носила ее либо в сумке, либо прятала в ящичек трюмо.

Дома пилки не оказалось. Они прошли в галантерейный магазин. В продаже были маникюрные пилки двух сортов. Одну из них, с острым концом, Валентина Васильевна узнала. Именно такая была у дочери. Пилка оказалась полтавской.

Когда Нетребо и Сайко вошли к Седых, тот разговаривал по телефону. Жестом указал им на стулья, чтобы сели:

— Все! Согласен. Займемся вашим делом через пару часов.

Достав сигареты, Седых протянул пачку Нетребо, прикурил и, глядя на пошмыгивающего Сайко, тихо спросил:

— Чем же нас обрадует Иван Карпович?

Сайко по-солдатски вскочил и доложил о сегодняшнем дне.

— Понятно, — протянул Седых. — И какой делаете вывод?

— Вывод, товарищ подполковник, вы уже сделали сами: приказали взять санкцию на арест Рядно.

— Ах, вот как? — невольно улыбнулся Николай Алексеевич. — На то были соображения. Значит, Рядно убийца? Зачем тогда заказали Саратов, лейтенант?

— Я не знал вашего мнения, — чистосердечно признался Иван.

— Плохо, — Седых резко встал. — Распоряжение я дал совсем по другой причине. Рядно — не убийца!

— Как?! — изумился Сайко.

Нетребо промолчал.

— И это прежде всего доказывает пилка. — Николай Алексеевич поднял над головой недавнюю покупку Сайко.

— Но Измайлова могла обработать ею ногти перед тем, как пошла в кино, — возразил Сайко.

— А пыльца обнаружена в крови. Что, она еще раз их обрабатывала после того, как ей всадили нож? И куда девалась ее пилка? Не ею ли набивали под ногти кровь? И тут еще всплывает второй ваш промах. — Седых выдвинул ящик стола, достал черный бумажный пакет и вытряхнул на стол фотографии. — Вам знакомы эти фото?

— Безусловно, — тихо выдавил Сайко.

— Тщательно их изучили?

— Думаю, да, — за двоих ответил Сайко.

— Скажите, Сайко, на какой щеке у Рядно обнаружены царапины?

— На правой.

— А на какой руке убитой его кровь под ногтями?

— Тоже на правой, — машинально ответил Иван. Нетребо внезапно вспыхнул и от досады постучал себя пальцем по лбу.

— Дошло? — Седых вышел из-за стола и прошелся по кабинету.

— Так точно! — воскликнул Сайко. — Балда я, товарищ подполковник! У Рядно поцарапана правая щека. Так? Представим борьбу. Допустим, убийца Рядно. Она под ним на спине. В борьбе ей удалось высвободить правую руку и расцарапать ему щеку. Какую? Конечно, левую, которая напротив правой щеки.

— Правильно. Правой рукой Наташа поцарапала бы левую щеку. Но было, видимо, так. Измайловой удалось высвободить левую руку. Ею она и оцарапала его правую щеку. Убийца сообразил, что под ногтями ее левой руки его кровь. Отрезает эту кисть и решает свалить убийство на Рядно, зная, что Измайлова с ним связана. И еще один ход: лезет в ее сумку и оставляет внутри мазки крови. Дескать, искал там деньги. Вместе с отрезанной кистью руки, на которой были драгоценности, это выглядит как убийство с целью грабежа. Теперь о маникюрной пилке. Они едут к Рядно: надо добыть его кровь. Вот когда баба Саня увидела «Волгу» и услышала слово «прилить».

— Точно, — шмыгнул носом Сайко. — А я дурак…

Седых перебил:

— Как видите, Рядно на допросе не соврал. Его «шлифонули» и стукнули по носу. Но в спешке допущена грубая ошибка. Убийца поцарапал Борису не левую, а правую щеку. А пилка оказалась мягкой, с браком. Когда заталкивал ею под ногти убитой кровь Рядно, оставила пыльцу.

— Все ясно! — ответил Сайко. — Теперь понятно, почему «Волга» еще раз ночью приехала к Рядно. Привезли снятые с отрезанной руки драгоценности. А Рядно, пьяный, крепко спал. Воспользовались этим и приложили колечко к его пальчикам.

— Вот так, следопыты! — заключил Седых.

Сайко посмотрел на часы.

— Скоро два, товарищ подполковник. Должны давать Саратов.

— Думаю, что показания свидетельницы из Саратова явятся доказательством алиби для Рядно, — сказал Седых. — Но пусть он посидит. Преступники хотели нас запутать. Пусть считают, что фокус удался. Выпусти сейчас Рядно, они поймут, что затея провалилась, и могут «смазать пятки». Все?.. Тогда свободны, Сайко! А вы, Нетребо, останьтесь.

Сайко вышел.

— Ну, уважаемый Виктор Ильич, где сегодня ночевал?

— Здесь.

— Дома места уже нет?

— Не хотелось на ночь глядя туда топать.

— Не одобряю, Ильич! — хмуро сказал Седых.

Нетребо промолчал.

Зазвонил телефон.

— Седых слушает. Что?.. Вы не мудрите, Сергей Петрович! Вам опыта не занимать. Хорошо! Если уж припечет, — Седых нервно положил трубку. — Видал?.. Решение боится принять. — Закурил. — Словом, так, капитан Нетребо. Я крайне недоволен ходом расследования по делу Измайловой. Сегодня шестнадцатое. Уже неделю топчетесь на месте. Преступники бросили приманку, и вы клюнули. Могу простить промах Сайко. Он неопытен. Но вам?.. — Седых посмотрел в окно. — Пойми правильно, Ильич, мне не безразлично твое состояние. Скажи честно: ты готов вести дальше дело?

— Так точно, — отозвался Нетребо.

— Тогда, Ильич, не дури и берись за ум. Таких ошибок больше не прощу.

Когда Нетребо вернулся в свой кабинет, Сайко разговаривал с Саратовом. Потом положил трубку и доложил:

— Прав Седых. У Рядно алиби. Спутал бабку Саню с сестрой Евдокией. Молодец бабуля. Вспомнила тот вечер. Ох, и кляла Рядно. — Потом посмотрел Нетребо в глаза: — Попало?

— Взбучка что тучка. Тучку ветром пронесет, взбучка мохом порастет, — попытался отшутиться Нетребо. — Давай лучше делом займемся, Ваня! — Он достал лист бумаги. — Садись! План дальнейших действий будем отрабатывать. Так… Первое: еще раз побеседовать с Рядно. Раз преступник на него навел… Словом, пусть назовет всех знакомых. Второе: связаться с ГАИ. Не в курсе, как у них дела по поиску «Волги» с отметиной?

— Плохо, — буркнул Сайко. — Государственные «Волги» города и области проверены все. Может, залетная?

— Ну, это вряд ли. Гнать машину за тысячу верст, чтоб кого-то ограбить?.. А вот частников надо проверить. Осенью многие на прикол машины ставят. Посоветуйся с ГАИ, как лучше это сделать. Третье, — Виктор Ильич покрутил ручку у губ. — Преступник должен иметь следы царапин на правой щеке. Надо будет порыться в делах бывших уголовников. Особенно взять на мушку тех, что могут пойти на мокрое.

— Будь так, Ильич! Вот что еще, — увлеченно подключился Иван. — Один из преступников имеет мягкий тенор, как выразилась учительница.

Они просидели еще с полчаса. Искали новые варианты. Наконец Нетребо откинулся на спинку стула, достал папиросы и закурил.

— Устал? — заботливо спросил Сайко. — Кстати, во сколько ты вчера домой вернулся?

— Я вообще дома не ночевал.

— Как? — вырвалось у Ивана.

— Молча, — огрызнулся Нетребо.

— Твоя вчера звонила. Беспокоилась, где ты.

— Звонила? — изменился в лице Нетребо. — Что спрашивала?

— Мать с нею говорила.

Виктор Ильич жадно затянулся.

— Ладно, по коням. Ты, Ваня, жми в ГАИ, а я займусь Рядно. Заскочи вечерком к Измайловой. Девять дней сегодня. Думаю, тебя там оставят. Послушай. Может быть, кто-то что-то… И оставь мне пленку допроса Рядно.

Иван вышел на улицу. Вместе с сумерками наползал туман.

Ложный след. Все сначала.

В камере тускло светила матовая лампочка. Рядно лежал на топчане. Лязгнул замок. Борис сел.

Вошел Нетребо. Борис демонстративно лег.

— Здравствуй, Рядно! Ты что так гостей встречаешь?

— Гости в дом приходят, — отрубил Борис и вскочил: — Ты хоть документ представь на мой арест. Я законы…

— Знаешь, знаешь, Борис! — прервал Виктор Ильич и полез в папку. — Вот тебе постановление.

— Да ты что?.. — процедил Рядно. — Ладно, тот сосунок. Ему плевать, кого сунуть в каталажку. А ты же меня знаешь…

Нетребо подсел на топчан.

— Зря на лейтенанта Сайко нападаешь. Он хоть и прижал тебя, но до Саратова добрался, чтобы алиби тебе было. Ты вот не догадался, что мог бабку Саню с ее сестрой спутать.

Рядно широко улыбнулся:

— Так, выходит… Извини, начальник! Виктор Ильич! — Вдруг он вспомнил о санкции на арест: — Постой, Виктор Ильич! Раз оправдан — выпускай меня.

— А самогон гнал?

— Погоди, я серьезно.

— Посидишь за самогон! — отрубил Нетребо.

— Значит, за самогон? А не врешь? Если за самогон, то и посижу. Только лучше, — заговорил он запальчиво, — выпусти меня, начальник! Я тех гадов, что угрохали Наташку, раньше вас найду.

— Ну, выпустим тебя. А дальше? Убийца смотает удочки: раз ты на воле, значит, затея лопнула. И опасно: тебя знают. Подумают: вдруг наведешь?

— За мою жизнь зря печешься. А насчет «смотать удочки» — убедил.

— Рад, что все ты понял. Так что оставайся пока на казенных харчах.

— А шамовка хоть хорошая будет?

Нетребо встал с топчана и прошелся по камере.

— Ты действительно не знаешь, кто к тебе ночью приезжал?

— Не помню. Пьян был вдрызг.

— А слово «прилить»? Не твой лексикон. Вспомни, у кого из твоих знакомых в обиходе это слово?

«Прилить, прилить…» — Борис перебирал в памяти всех, кто мог пойти на мокрое, но те «обмывали», «закладывали», «бухали», но не «приливали». Только и сказал:

— Это Наташу хотели прилить. Приливают только покойников…

— Покойников, говоришь? Вспоминай, вспоминай, Боря! Кто-то из твоих дружков «приливал» покойников. Словечко индивидуальное. Перебери-ка в памяти всех знакомых. Мешал ты кому-то. Не зря убийство попытались спихнуть на тебя.

Борис смотрел на Нетребо отсутствующим взглядом.

— Не помню, Виктор Ильич! Убей, не помню.

…Нетребо вернулся в кабинет. Уже темно. От мысли, что пора домой, стало не по себе. Он соскучился по детям, хотелось увидеть жену, но…

Рука потянулась к телефону.

— Я… — услышал голос жены.

Положил трубку. Открыл сейф. Жалоба Шумского. Еще раз прочитал и в левом углу размашисто написал: «Сделано внушение».

…С Виктором Нетребо Лида познакомилась почти тринадцать лет назад на танцах. Совсем еще молоденький, с жиденьким светлым пушком на месте усов… Танцевал отлично, и ему шла милицейская форма.

Потом встречались почти каждый вечер. Но однажды Витя пропал. Не появлялся две недели. Оказалось, получил ножевую рану и находился в госпитале.

В день свадьбы он преподнес ей первый и последний букет цветов.

Но вначале все шло хорошо. Появился Димка, потом — Светка. Некогда было думать о себе. А когда они подросли, начались неурядицы. Виктор приходил со службы — и на диван. Она, конечно, понимала, что муж уставал. Иногда приходил домой только под утро. Но в свободные вечера…

Как-то она поделилась своим «горем» с подружкой Соней.

— Знаешь, что посоветую, Лидочка, — прищурив глазки, сказала Соня. — Уйди хоть разок развлекаться одна. Посмотришь — побежит следом.

Она попробовала. Приоделась, покрасилась и ушла. А он не побежал. Пошла еще раз, еще…

А однажды, на вечере в честь Дня милиции, она вела себя особо бесшабашно. Сначала танцевала с Виктором, потом пригласила на белый вальс незнакомого майора. И пошло. То он ее пригласит, то она его. Майор оказался весельчаком и отличным рассказчиком.

А Виктор ограничился репликой:

— Лида! Знакомые ведь кругом. Что подумают?

…С Шумским они познакомились летом на городской профсоюзной конференции. Сидели рядом. Ему предоставили слово. В отличие от предыдущих ораторов, он выступил без шпаргалки. Говорил горячо, убедительно.

— Прекрасно! — восхитилась Лида, когда он сел на свое место.

Потом вместе вышли на улицу. Шумский был на машине. Предложил отвезти домой, она согласилась. Но сразу домой не повез. Долго катал по городу. Предложил пойти в кино. Она согласилась…

Потом он неожиданно пропал. Не звонил и не появлялся почти месяц.

Однажды она шла к троллейбусной остановке. И вдруг два коротких сигнала автомобиля. Знакомые «Жигули» стояли у бордюра, напротив книжного. Из машины вылез загорелый, улыбающийся Шумский.

— Здравствуйте, Лидочка! Сто лет вас не видел.

— Я тоже, — только и произнесла она. Чего лукавить, она обрадовалась этой встрече.

— Поболтаем?

Она села на переднее сиденье рядом с Шумским и, видимо, плохо прикрыла дверцу.

— Да не так же, — улыбнулся Шумский, и она почувствовала, как его рука скользнула по ее спине и задержалась на талии. Лиде сделалось как-то по-новому тревожно, она повернулась, и он привлек ее к себе. Они внезапно поцеловались.

— Вы… Вы… Я никуда с вами не поеду.

— Лидочка, я так соскучился.

— Нет, так не пойдет, Сергей Иванович! У вас есть жена, у меня муж…

— Же-нна… — протянул Шумский. — У нас давно с ней… На море ради детей съездил.

— Я не знаю ваших отношений, но если такое еще повторится…

— Лидочка, клянусь!.. — не дал договорить ей Шумский.

Домой вернулась в десятом часу. Света уже спала, Дима готовил уроки, Виктор сидел на диване и смотрел программу «Время».

— Ну, как фильм?

— Ничего, — соврала она. Ей казалось, что он прочтет сейчас в ее глазах всю правду. А Виктор зевнул и прилег. «Эх, ты, Шерлок Холмс», — подумалось с недоброй усмешкой.

Она прошла в спальню к Диме. «Все! Кончать! — стучало в голове. — Вот и Димка из-за меня с уроками затянул». Проверила его тетради и вернулась в зал. Виктор сладко посапывал на диване. Она вздохнула и решила: «Нет, никаких романов».

…Он позвонил ей в день, когда должны были хоронить убитую девушку. Виктор и Сайко собирались на кладбище. Ей было не по себе, и она согласилась.

— Прокатимся за город, — предложил он.

У березовой рощицы Шумский повернул машину на проселочную дорогу. Предложил перекусить. Она кивнула. Машина выехала на поляну и остановилась. Лида вышла.

— Хорошо? — взволнованно спросил Шумский, подходя к ней.

Она опять кивнула и вдруг оказалась в его объятиях.

Потом он расстелил чехол, на нем появилась колбаса, хлеб, помидоры, огурцы, виноград и бутылка коньяка.

— Зачем это? — с испугом спросила Лида, глядя бутылку.

— Лидочка, мы ни разу не выпили за наше знакомство.

— Но вы за рулем? Вам нельзя.

— Ничего. Я чуть-чуть.

Она сделала два глотка, но он упросил выпить коньяк до дна. Выпил и сам. Еще совсем по-летнему пели птицы; откуда-то налетели пчелы, закружили над помидорами и виноградом. Они говорили, целовались, смеялись. У Лиды сладко кружилась голова: последний день запоздалого бабьего лета… «Я счастливая? — думала она. — Или нет?»

Вдруг он крепко обнял ее, припал к губам и больно прижал к земле. Лида вывернулась и вскочила на ноги.

— Да вы… Да вы… Ну-ка, немедленно заводите машину!

— Лида!..

— Сергей Иванович!

— Лидочка, пойми… Это безрассудство, но… Но это чувство.

— Вот поэтому мы больше и не будем встречаться, — твердо заявила она.

Долго ехали молча.

— Эх, Лида, Лида, — сказал Шумский. — Знали бы вы мою жизнь. Жена… Я с ней больше не могу…

— Это ваше дело, — отрезала она.

Он привез ее на Садовую и остановился у арки.

Вылезли из машины.

— Разрешите поцеловать на прощанье?

Она поколебалась и вдруг решительно подставила ему щеку…

Эту сцену и увидел Сайко.

Дверь в квартиру Измайловой Ивану открыла Люда Скуратова. За нею в прихожую вышла Валентина Васильевна.

— Проходите, проходите, молодой человек! Доченьку помяните.

Люда принесла табурет, поставила перед ним чистую тарелку, а кто-то из мужчин налил в его стопку водки.

— Ну, царствие ей небесное. Хорошая девочка была. Пусть будет ей земля пухом, — произнесла старушка справа и, сильно сморщившись, осушила рюмку. Все последовали ее примеру.

Когда выпили по третьей, поднялись покурить. Вышел на лестничную клетку и Сайко. Прижался к перилам рядом с Женей Виленским. К ним подошел тот мужчина, что налил Ивану первую рюмку.

— Ну, что, скоро зверюгу поймаете?

— Поймаем, батя, поймаем, — заверил его Сайко. — А вы кем Наташе доводитесь?

— Сосед. Правду поговаривают, что вы уже кого-то взяли?

— Пока не имею права ответить.

— Не темните, лейтенант! Рядно взяли. Он сознался? — вступил в разговор Женька.

— А вам откуда о нем известно? — насторожился Сайко.

— Гм… Я как-никак для Наталочкиной мамы не чужой.

«И сын прокурора», — про себя сказал Иван.

— Вы правы, Виленский, Рядно у нас. Крутиться ему уже некуда, но никого не выдает. А ведь был-то он не один.

— Ну, и как же теперь?

— Помощь нужна. Я понимаю, Виленский, вы тогда были расстроены. Вам было не до воспоминаний…

— Что знал, я все сообщил.

— Не может быть, чтобы у Наташи не было знакомых ребят, кроме вас и Рядно.

— Пару раз видел с одним, — подумав, сказал Виленский. — Но он уходил.

— Вы его знаете? Где он работает?

— Знаю только со слов Наталочки. Виталий… не то Зелененко, не то Зленко. Работает на базе спорттоваров.

По домам расходились все вместе.

…Сайко закончил рассказ. Виктор Ильич закурил:

— Новый след?

— След-то след! Не ложный ли? В семь утра я уже был на спортбазе. Кое-что вызнал. Вот какая штука получается. Действительно, на базе работал Виталий Зленко. Грузчиком. Дней пять назад поспешно уволился. Соображаешь? О том, что собирается увольняться, Зленко не заикался. А тут бац — заявление на стол; и потребовал, чтобы отпустили немедленно. Сказал, что срочно уезжает к брату в Пермь.

— Проверил?

— Я не метеор, — недовольно буркнул Сайко. — Успел побывать у его матери, но не застал дома.

— Удалось узнать, что он из себя представляет?

— Двадцать четыре года. Судим. Одни говорят, за воровство, другие — за драку. По работе характеризуется неплохо. Открытых связей с подозрительными лицами не замечали.

Виктор Ильич потушил папиросу.

— И какова твоя версия?

Сайко пожал плечами.

— Допустим, он замешан в убийстве. Зачем тогда поспешно бежать? Я говорил со сторожихой базы. У нее в будке телефон. Перед тем, как Зленко уволился, ему дважды кто-то звонил.

— Вот что, Ваня! Срочно узнай адрес, телефон брата Зленко в Перми. Поинтересуйся: прибыл он туда или нет. Как дела в ГАИ?

Завтра начинают «техосмотр» личного автотранспорта. Проверяться будут только «Волги». — Иван помялся. — Ты вот что, Ильич! Видок твой мне не того… Какой-то помятый… В общем, чем ночевать здесь, перебирайся-ка лучше ко мне. Постель и чаек найдем.

Виктор Ильич усмехнулся и снял телефонную трубку.

— Надя, посмотри, пожалуйста, по картотеке. Виталий Зленко! Двадцать четыре года.

Сайко вышел.

Положив трубку, Нетребо еще раз перечитал показания Жени Виленского и Люды Скуратовой. Память не изменила. В протоколах фамилия Зленко не фигурировала. Нетребо решил обязательно побеседовать с Виленским сам. Сейчас тот спокойнее — а вряд ли кто знал Наташу лучше его.

Телефон.

— Это я, Нефедова! Подойдите в архив. Я нашла.

…О Зленко удалось узнать немногое. В троллейбусе вытащил у бабки кошелек. Бабка учуяла. Ухватила Виталия за пиджак и не выпустила, пока не доехали до опорного пункта. При следствии выплыло, что эта кража не первая. Отсидел два года.

Из архива Нетребо пошел к Рядно.

Борис сидел на топчане и глядел через решетчатое окошко на унылую сырую улицу. На скрежет двери лениво повернул в сторону Виктора Ильича кудлатую голову.

— Здравствуй, Борис! Как дела?

— Как в санатории. Сплю и жру.

— Есть вопрос, Боря, — присел на топчан Нетребо. — Ты, случайно, не знаешь Виталия Зленко.

— Допустим.

— Расскажи.

— Я не сука. Но не в той стороне шаришь, начальник. Зленко — заяц. Он и курицу не зарежет.

— Он был знаком с Наташей Измайловой?

— А фиг его знает. Во всяком случае, вместе я их не видел.

— Дружков его назвать можешь?

— Я и своих не знаю, а за чужими тем более не слежу! — повысил голос Рядно. — Скажи спасибо, что и это сказал.

Оставалась надежда на Женю Виленского. Нетребо вспомнил, что до сих пор не побеседовал с профессором Бахманом. Когда началось расследование, профессор улетел в Москву. Но, видимо, уже вернулся. Надо было рассеять одно сомнение.

Виктор Ильич глянул на часы. Полпятого. Занятия в институте закончились. Набрал номер домашнего телефона Виленских.

— Да-а! — послышался в трубке протяжный басок.

— Женя! Говорит капитан Нетребо. Нам необходимо встретиться.

— Прямо сейчас? Мне ехать к вам?

— Нет. Давайте лучше встретимся в шесть у Кинотеатра «Заря». Идет?

Ровно в шесть вечера Нетребо был у «Зари». Вместе с темнотой наплыл, осыпаясь моросью, туман, и его плотную муть тускло пробивали неоновые блики реклам.

— Здравствуйте, товарищ капитан! — услышал Нетребо.

Они прошли в скверик и побрели по аллее меж почерневших голых лип.

— Женя, — начал Виктор Ильич, — вчера вы кое-что сообщили о Виталии Зленко.

— Все, что знал, — отозвался Виленский.

— Вы сказали, что видели Наташу с Виталием Зленко. Как она объяснила свою новую привязанность?

— Говорила, что познакомилась с Виталием случайно, в троллейбусе. Он сказал, что работает на базе спорттоваров товароведом, и обещал достать ей какую-то необыкновенную импортную курточку.

— Значит, вы считаете, что и с Рядно, и со Зленко она была связана только случайно?

— Не считаю. Предполагаю. В каждой женщине сидит бес.

— Вот именно, — невольно вырвалось у Нетребо.

А Виленский сказал, противореча сам себе:

— Но Наталочка — не такая.

— Вот вам и Наталочка-палочка, — вздохнув, срифмовал Виктор Ильич и вдруг опешил. «Наталочка-палочка», — повторил про себя…

— У вас еще будут вопросы? — спросил Виленский.

— Пожалуй, все, Женя! Если потребуетесь — пригласим. Спасибо!

Виктор Ильич поехал в райотдел.

Сел в пустом кабинете. Взгляд остановился на перекидном календаре. «17 октября, пятница». По пятницам в их семье был банный день. Поколебавшись, Виктор Ильич снял трубку и набрал номер домашнего телефона. Повезло. Ответила не жена, а сын.

— Дима! Это я, папа!

— Пап… ты где пропал? — радостно выкрикнул сын.

— Да так… Дела. Мама дома?

— Нет, еще не приходила с работы. Задерживается.

«Задерживается… Забыла и о детях», — с болью подумал Нетребо.

— Пап! Ты что замолчал? — донеслось из трубки.

— Я скоро приеду. Пока!

Через полчаса Виктор Ильич был дома. Димка нажарил картошки с колбасой, из чайника валил пар.

— Спасибо, сынок! Вкусно, — похвалил Виктор Ильич, вставая из-за стола. — Где же мама?

— Задерживается. Вот записку соседка занесла. — Дима протянул отцу тетрадный листик.

«Дима! Уезжаю по делам. Буду дома поздно. Сделайте уроки, искупайтесь. На ужин нажарь картошки. Мама».

«Даже детям врет». Виктор Ильич вынул из кладовки чемодан и стал укладывать в него свои вещи.

— Пап, ты куда? — перед ним вырос озабоченный Дима.

— В командировку, сынок!

— И надолго?

— Да, видимо, надолго. Это очень важная командировка.

Нетребо поцеловал детей и пошел к двери. Чувствовал, как спину сверлили две пары детских глаз.

Поймал такси и махнул к Сайко.

Лидия Ефимовна вернулась домой в десятом часу. Дверь открыл Дима.

— Мам, ты с папой случайно не встретилась?

— Он разве был? — сердце гулко застучало.

— Только что ушел. Собрал вещи и уехал в командировку.

Стараясь казаться спокойной, она разделась и заглянула в шкаф. Не было его нового костюма, сорочек, белья. Из кладовки исчез чемодан. В командировку Виктор, как правило, уезжал с одним портфелем. «Ушел. Навсегда ушел! Доигралась».

— Папа обо мне ничего не спрашивал?

— Нет.

«Нет… Не нужна я ему. Больше не нужна. Сама виновата». Ведь Виктор намекнул, что у Сайко неприятности. Назвал Шумского. Видно, ждал, что она раскроется. А она?.. И ведь хотела…

Лидия Ефимовна прошла в спальню. Света и Дима сладко спали. «С кем?.. С кем поделиться горем?» И тут вспомнила о Галке. Жила Галя недалеко. Минут семь-восемь ходьбы.

Нетребо взглянула на часы. Без двадцати десять. Оделась, заперла дверь и вышла на улицу.

Галя удивилась нежданной гостье. Растерянно пригласила ее пройти. Устроились на диване. Галка поджала под себя босые ноги, и Лидия Ефимовна сбивчиво рассказала ей все.

— Вы извините, Лидия Ефимовна, — укоризненно произнесла Галя, — яйца курицу не учат, но голову надо было иметь на плечах.

— Да, я знаю, — покорно согласилась гостья.

Галке вдруг стало жаль ее. Ведь у нее дети. Рушится семья. Она поступила опрометчиво, но любит только Виктора Ильича. Да и Нетребо неправ. В конце концов, раз в неделю можно найти пару часов для жены.

— Вы пытались с мужем поговорить?

— Нет.

— Мы должны что-то придумать.

— Что? Идти к нему на поклон?

— Зачем? Расскажите все, как мне.

Лидия Ефимовна горько улыбнулась:

— Нет. Не смогу. До свидания.

Едва захлопнулась за нею дверь, резко зазвенел телефон.

— Привет, Кнопка! — услышала Галя.

— Ваня, откуда ты звонишь? Обещал приехать к восьми…

— Малось задержался.

— Ты не мог бы заскочить ко мне на пару минут?!

— Хоть на всю ночь, — пошутил Сайко.

Вскоре Иван уже звонил в дверь.

— Топтыжка! — сказала Галя. — Входи. Я открыла твою тайну.

— Какую? — удивился он.

— Я знаю теперь тех лиц, из-за которых у тебя неприятности. У меня была жена Нетребо.

— Ты смотри, аж сюда приплелась, — грубовато заметил Сайко.

— А ты злой, Топтыжка!

— Конечно, если замужняя баба с чужим мужиком целуется!

— И все же, Ваня, ты знаешь не все, — тихо начала Галка. — Садись. Я не хочу ее защищать, но дыма без огня не бывает. Пойми, я очень уважаю Виктора Ильича, однако он тоже не прав.

И она рассказала все, что услышала от Лидии Ефимовны.

— Только честно, Ваня, ты назвал Виктору Ильичу ту женщину, с которой застал Шумского?

— Зачем? Сами разберутся.

— Умница, Топтыжка! За то, что умеешь молчать, я, наверное, тебя и полюбила.

— Только за это? Ну, спасибо!

— На здоровье! — улыбнулась Кнопка. — Ванечка, расскажи все Виктору Ильичу. А?..

— Ни за что! — нахохлился Сайко. — Сама натворила, пусть сама и падает ему в ножки.

— Падает в ножки?.. Эх, ты… Ладно, Топтыжка! Что-нибудь придумаем. Хорошо? — Кнопка поцеловала Ивана и выпроводила домой.

Дома Сайко сразу заметил на вешалке знакомую кожанку коллеги. Наскоро помылся и на цыпочках пошел в спальню.

— Вот, значит, как приглашаем гостей? — услышал он тихий голос.

— Извини, Ильич! Не знал, что ты у нас.

Иван юркнул под одеяло, и они заговорили шепотом.

— Что со Зленко? — спросил Нетребо.

— Плохо. Зленко исчез. Говорил по телефону с его братом в Перми. Он заверяет — у них о его приезде даже разговора не было. Подключил для проверки коллег из Перми. Неужели за Рядно погнались, а этого прохлопали?

Сайко помолчал.

— Будь так, Ильич! Но давит меня и другая версия. А не крутят ли снова нами, как покрутили с Рядно?

— Может… Все может быть, — уклончиво ответил Виктор Ильич. — Что тебе удалось узнать о Зленко?

— Парень как парень. Ну, споткнулся однажды. Вроде притих. Круг знакомых у него был ограничен. Ребята, как выразилась мать, путевые. Соседи тоже за ним ничего крамольного не замечали. Есть девчонка. Но она сейчас в отъезде.

— С покойной Измайловой его кто-нибудь видел?

— Нет. И матери фотографию ее показывал, и соседям. Как Виленский смог их засечь? Видно, ревнивый парень. По пятам ходил.

Нетребо приподнялся и повернулся лицом к Сайко.

— Послушай, Ваня! Ты о Виленском заговорил. Вчера он меня на одну мысль натолкнул. Ты помнишь о «палочке»? Я, кажется, разгадку нашел. Мне нужен адрес цветочницы Ниловны…

— Интригуешь? Поделись, черт возьми!

— Рано, Ваня!

— Ильич! Хоть намекни, — сам дошуруплю.

— Спать, спать, лейтенант.

— Да, не думал, Ильич, что у тебя от меня тайны, — обиженно протянул Сайко. И мстительно добавил. — У меня тоже есть тайна. Я догадываюсь, где может быть Зленко.

— Где? — заинтересовался Нетребо.

— Утром, Ильич, утром!

…Была суббота. Можно бы поспать, а они вскочили чуть свет. Мать готовила на кухне завтрак, Виктор Ильич умывался в ванной, а Иван усердно махал двухпудовиками в спальне.

Завтракали молча. Первым заговорил Виктор Ильич:

— Значит, так, дружище Ванище! Твоя забота — Зленко. Я иду своим курсом. Связь через дежурного. Позванивай через два-три часа. Добро?

— Будь так, — скупо ответил Сайко, и оба вышла из квартиры.

Виктору Ильичу повезло: застал Ниловну дома, и она подтвердила все его догадки…

Автобуса ждать не стал. Схватил такси и помчал в институт. Профессор Бахман был в своем кабинете. Побеседовали тет-а-тет. Сомнения рассеялись.

Едва Нетребо вышел от профессора, зазвенел звонок. В коридорах загалдели студенты. У выхода он чуть не столкнулся с Виленским.

— Здрасьте. Вы ко мне? — удивленно спросил Женя.

Виктора Ильича озарило.

— Послушайте, Виленский! — заговорщицки сказал он. — Можно вам доверять?

Тот пожал плечами.

— Отойдем в сторонку, — предложил Нетребо и увлек Женю к окну. — Вот в чем дело, Женя! Вы должны мне срочно помочь. Понимаете, вчера, когда я беседовал с вами за кинотеатром, мне пришла в голову мысль. Случайно вырвалось слово «палочка». В километрах в двадцати отсюда, в Акуловке, живет некий Палочкин. Года два он уже на свободе. За ним, правда, грехов не замечали, но есть сведения, что он знаком со Зленко. Кстати, вы знаете, что Зленко исчез?

— Да?

— Да. Так вот… У Палочкина есть «Волга». Надо посмотреть эту «Волгу». Не на ней ли?.. Понятно?

— Но какую помощь могу оказать я? — искренне удивился Женька.

— Самую непосредственную. Сегодня суббота, наш водитель выходной. Да и на служебной машине ехать не хочется. У вас есть машина. Не могли бы вы этот вопрос с отцом уладить и подбросить до Акуловки?

— Пожалуйста. Ради Наталочки… Когда и куда подъехать?

Нетребо посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого.

— Мы будем вас ждать у кинотеатра «Заря» около половины двенадцатого. Идет?

— Идет, — Виленский побежал отпрашиваться, а Нетребо поспешил к ближайшему телефону-автомату.

— Синица?.. Алло, это я, Нетребо! — бросил он в трубку, услышав голос дежурного. — Сайко случайно не звонил?

— Пока нет.

— Должен скоро позвонить. Пусть сразу свяжется с ГАИ. Проверку личных автомашин надо приостановить. Теперь тебе. Срочно набери Акуловку, телефон 24–32. Пригласи Дроздецкого. Передай, буду в Акуловке около часу дня. Пусть сделает вот что, — и Виктор Ильич подробно рассказал, что нужно Дроздецкому.

— Как фамилия, говоришь?

— Палочкин! Понял? Палочкин! — повторил Виктор Ильич.

Через несколько минут Нетребо мчал на такси к 43-й школе, в которой работали потерпевшие учительница Мартынова и завхоз Мороз. Виктор Ильич проинструктировал женщин, предупредили директора.

Ровно в полдвенадцатого «Волга» Виленского затормозила у кинотеатра «Заря». Ждать Жене долго не пришлось. Приоткрылась дверца, и появилась улыбающаяся физиономия Нетребо:

— Прикажете садиться?

Ехали молча. Виктор Ильич сидел рядом с Виленским, женщины на заднем сиденье. То и дело мигали светофоры, и приходилось останавливаться. Но вот выбрались из города, и Женька прибавил скорость. Нетребо повернулся к женщинам и попытался подбодрить:

— Что же вы носики-курносики повесили? Веселее, голубушки!

Но «голубушки» оставались невеселыми. Они без интереса провожали пробегающие автомобили, уныло посматривали по сторонам, разглядывали салон.

— Ну, вот… — снова заговорил Нетребо. — Обговорим детали операции. Наша задача — показать женщинам Палочкина и его машину. Хорошо бы посмотреть ее внутри. Женя, у тебя есть пустой бачок?

— Есть и бачок и канистра.

— Отлично. Остановишь машину рядом с домом Палочкина. Где это, я подскажу. Причина?.. Надо долить масла, а масла нет. Пойдем просить масло у Палочкина. Гараж его во дворе, напротив дома, так что догадаться, что у хозяина есть машина, не трудно. Подозрения не вызовет. Может быть, придется просить бензин. Словом, сориентируемся по ходу действий. Есть другие идеи?

Все молчали. Тихо шуршал под колесами асфальт, по обе стороны дороги пламенели в скупых лучах солнца последние влажные листья кленов.

…Темно-серая «Волга» стояла у раскрытого гаража за невысоким забором. Плечистый здоровяк лет тридцати протирал капот.

Женя остановил «Волгу» почти у ворот. На заборе у калитки — почтовый ящик. На темно-синем корпусе белой эмалью выведено: «Палочкин А. Ф.».

— Проверяй масло, — подсказал Нетребо.

Виленский выбрался из машины, поднял капот. Потом достал из багажника пятилитровый полиэтиленовый бачок и направился с Нетребо к калитке.

— Привет, хозяин! — по-простецки поздоровался от забора Виктор Ильич. — Выручи маслицем. А?..

— А больше ничего не захотел? — распрямился у капота «хозяин». — Сам вот на заправку собрался.

— Послушай, приятель, может быть, ты туда и наших бабочек подбросишь? Пусть вот масла привезут, — Нетребо показал глазами на бачок.

Палочкин глянул на Мороз и Мартынову.

— Ну, что ж, туда подброшу. А обратно сами притопают. К теще спешу!

Вскоре женщины уехали. Вернулись они минут через сорок на попутном самосвале. Нетребо заспешил навстречу.

— Ну, что скажете, мученицы?

— Она, она! Чехлы я сразу узнала. И прожег от папиросы на обшивке, — суетливо заговорила завхоз Мороз. — А вот водитель… Мы тогда были так ошеломлены… Вроде да — и вроде…

— Ну, ничего. И «Фантомаса» скоро вам покажем, — заверил Нетребо. Они подходили к «Волге». Виленский забрал у Виктора Ильича бачок, сунул его в багажник и поспешно сел за руль.

— Ну, и как? — спросил тихо, как-то осторожно, словно решалась не Палочкина, а его, Женькина, судьба.

— Машина вроде та, а вот водитель… — ответил вместо женщин Нетребо. — Давай крути, Женя, домой.

Стрелки показывали пятый час, когда Нетребо попал в свой кабинет. Сайко давно был на месте и недовольно пошмыгивал носом.

— Зачем отменил проверку автомашин? — хмуро сказал Иван. — Я взял на мушку тут одну, а ты…

— Интересно, — Виктор Ильич закурил. — Поделишься, какую?

— Пока рановато. Проверю…

— Не будем тратить время, Ваня! Я уже нашел ту машину.

— Можешь назвать ее номер?

— Даже убийцу. Точнее, сообщника, — с явным удовольствием выпустил пару колечек дыма Нетребо.

Сайко заело:

— Я тоже догадываюсь, кто убийца. Точнее, его пособник. Хочешь, напишу номер его машины?

— Ну-ка, ну-ка…

Сайко, как азартный игрок, сорвал с настольного календаря верхний листок, перевернул и крупно вывел номер подозреваемой «Волги».

— Она? — протянул лист Виктору Ильичу.

— Она… Как же ты допер?

— Я ведь всю ночь не спал…

Договорить ему не пришлось. Неожиданно зазвенел внутренний телефон. Нетребо торопливо снял трубку и услышал голос Седых:

— Ну, наконец, появились. Зайдите оба ко мне!

Николай Алексеевич жестом указал Нетребо и Сайко на стулья, а сам прошел к своему столу.

— Ну, как дела, следопыты?

— Потихоньку, — ответил Нетребо.

Седых недовольно глянул на подчиненного:

— Потихоньку?.. Звонил прокурор Виленский. Он крайне недоволен вашей работой. Докладывайте, что нового?

Виктор Ильич встал, но тут пронзительно зазвенел телефон.

— Седых слушает. Узнал, Аркадий Игнатьевич! Что?.. Какой Палочкин?.. Да, Нетребо у меня. Как раз выясняю. Хорошо. Обязательно позвоню.

Трубка легла на рычаг.

— Надеюсь, вы поняли, с кем я говорил, Нетребо?

— Безусловно.

— Так вот, к большому сожалению, прокурор Виленский раньше вас поставил меня в известность о каком-то Палочкине. Сын ему сообщил, что вы напали на след настоящего преступника. Это так?

— Да, Николай Алексеевич! Только должен вас огорчить. Убийца — не Палочкин.

— А кто же?

— Евгений Виленский!

— Что?..

— Да, Николай Алексеевич! Убийца Измайловой или его сообщник — Евгений! Сын прокурора.

Седых побледнел.

— Н-не понимаю. Виленский сказал, что вы ездили с его сыном и еще с кем-то опознать преступника…

— Маневр, товарищ подполковник!

Наступила тишина. Где-то за окном шелестел ветер, к раскрытой форточке тянулась кисея табачного дыма.

Женьку Николай Алексеевич знал давно. Умный, веселый парнишка. Правда, самолюбив и вспыльчив.

Припомнилось все, что было известно по делу Измайловой. Женька был последним, кто видел покойную Наташу.

Его показания, конечно, были проверены. Проверял Сайко. Алиби у Женьки были. Во-первых, примерно в то время, когда произошло убийство, одна из соседок видела в Женькиной комнате свет и кого-то за столом. Так как Виленские-старшие находились в отъезде, значит, дома был Женька. Во-вторых, другая соседка, жившая напротив Виленских, видела самого Женьку. Даже время точно назвала. Было ровно одиннадцать. Женька позвонил ей и спросил таблетку головной боли. Примерно в это время, по заключению экспертов, произошло убийство.

— Вы твердо уверены, Нетребо, что в вашем заключении не может быть ошибки? Ведь у Виленского есть алиби. Но я вас слушаю.

Нетребо сел.

— Виленский был вне подозрений. Такая естественная скорбь… И алиби. Правда, мы не смогли своевременно побеседовать с профессором Бахманом. Если помните, Виленский показал, что покойная Измайлова не позволила себя проводить, так как профессор поручил срочно подготовить реферат. А профессор оказался в командировке, проверить не удалось. Потом все улики пали на Рядно. Это увело по ложному пути.

Пару дней назад Сайко побывал на поминках Измайловой. Попал к нам на карандаш некий Виталий Зленко. Сообщил эту фамилию Виленский. Пошли по следу. Оказалось, что Зленко подозрительно срочно уволился. Сбежал? Или его, как Рядно, «подкинули» в качестве приманки? Зленко могли выманить куда-то и убить. Я решил встретиться с Виленским. Он мог кое-что дополнительно припомнить о Зленко. Мы с ним побеседовали, а из головы не выходил исчезнувший Зленко. Не он ли заманил Наташу на конечную остановку? Вертелось слово «палочка», это словечко услышала цветочница Ниловна от хлопца, что ждал Наташу на той остановке. Виленский в разговоре приговаривал: «Моя Наталочка, моя Наталочка…» У меня вырвалось: «Вот вам и Наталочка-палочка». И тут осенило: «Ниловна ослышалась!» Тот парень сказал «Наталочка», а ей послышалось «палочка». «Вот видишь, Наталочка, я пунктуальный».

Но раз «Наталочка», а не «палочка», значит, возможно, что на остановке ее ждал Виленский. Только он ее звал Наталочкой, а не Наташей, Наталкой или Наташенькой.

И еще одна идея. У Виленских серая «Волга». По данным свидетельниц, «Волга», на которой совершено ограбление, тоже серого цвета. Значит, если только в ней прожег от папиросы… Словом, начал проверку. Ниловна допускает, что могла ослышаться. Ветерок был, а она на уши малость того… Профессор Бахман удивился. Подготовить реферат он Виленскому действительно поручал, но насчет срочности…

— Но ведь у Евгения есть алиби, — прервал Седых.

— Нет у него алиби, — подскочил со стула Сайко. — Я виноват. Моя небрежность.

— Объясните!

Сайко шмыгнул носом.

— Дело вот в чем, товарищ подполковник! Меня тоже насторожил подозрительно исчезнувший Зленко. А сегодня ночью заинтриговал Виктор Ильич… Есть ли алиби у Виленского. Решил перепроверить. К профессору Бахману зашел, — а у него уже побывал Виктор Ильич. Поехал к соседям Виленских. То, что свет у него видели, — ерунда. Специально зажженным оставил и вместо себя что-то у стола примостил. А вот вторая свидетельница… Та точно назвала время. Тогда я поверил, а теперь заколебался. И не зря. Оказывается, она сама на часы не смотрела. Когда Виленский ее разбудил, пилюлю от головной боли попросить, она время спросила у него. Он и «выдал», что одиннадцать ночи. Вот вам и алиби. Липовые эти алиби.

— А если бы она время проверила или, скажем, только в двенадцатом часу спать легла? — спросил Седых.

— Виленский знал, что эта его соседка рано ложится. Что касается часов, у нее, кроме наручных, никаких нет. Спросонья проверять не стала.

Седых встал, снова закурил и прошел к окну.

— Понятно. А что это за маневр?

— От профессора я решил махнуть в ГАИ. «Волгу» Виленских проверить. Но такой вариант не очень устраивал. Техосмотр в необычное время мог насторожить Виленского-младшего. А тут — сам Виленский. Я сослался, что наш водитель выходной, и попросил Виленского свозить нас в Акуловку. Дескать, там некий Палочкин живет, который на подозрении. Я велел дежурному позвонить в Акуловку Дроздецкому, местному участковому. У него тоже «Волга». Проинструктировал Дроздецкого. И мы поехали в Акуловку.

— И тот ничего не заподозрил? — не удержался Седых.

— Думаю, нет. Свидетельницы сразу опознали «Волгу» Виленских, хотя говорили о ней как о машине «Палочкина». Что касается самого Евгения, тут они колебались.

— Но тогда было такси. А тут личная «Волга», — напомнил Седых.

— И это проверили, — ответил Нетребо. — На дверцах и багажнике имеются следы: приклеивалась пленка.

— Понятно. Что еще?

— Коврики у заднего сидения новые, а передние — старые. Думаю, на полу у заднего сиденья лежала окровавленная одежда. Запятнанные коврики выбросили вместе с нею. С правой стороны на чехле заднего сиденья есть какой-то след. Ткань тщательно замыта. Думаю, след от крови.

Седых снял телефонную трубку и набрал номер прокурора.

— Да. Я слушаю, — отозвался в трубке мягкий баритон Виленского.

— Нехорошая новость, Аркадий Игнатьевич! Надо встретиться.

— Что за новость? Палочкин ушел?

— Это не телефонный разговор.

— Хорошо. Закончу с посетителем и минут через двадцать буду у вас.

В это же время в кабинет оперуполномоченных угрозыска вошел Женя Виленский.

— Вызывали? Что за срочность, товарищ капитан?

— Сейчас я вам все объясню, Виленский. Раздевайтесь, садитесь.

Виленский неторопливо снял модное, удлиненное кожаное пальто и, стараясь казаться спокойным, сел на стул возле стола следователя.

— Отец дома? — спросил Нетребо.

— Нет. Позвонил, что задержится. Кто-то опять на прием напросился. А он разве кому откажет?

— Да, отец у вас человек, — отозвался Сайко. — А вы — в него или наоборот?

— Как это понимать? — насторожился Евгений.

— Вопрос в том, — поспешил вмешаться Нетребо, — не проговорились ли вы случайно кому-либо о нашей поездке в Акуловку?

— За кого вы меня принимаете? — оскорбленно пожал плечами юноша.

«Если он и играет, то играет неплохо», — подумал Нетребо и задал следующий вопрос:

— Значит, ваши дружки пока ничего не знают?

— Дружки?.. О чем вы?

— Женщины опознали вашу «Волгу», Виленский, — просто сказал Нетребо. — Поэтому такая срочность.

— Что-о?!

— Это означает, что именно ваша «Волга» участвовала в ограблениях.

— Это… наговор… — Женька стал белый, как мел.

Нетребо достал из стола два листка, исписанные разными почерками, и протянул ему.

— Вот показания Мороз и Мартыновой, которых мы с вами сегодня возили в Акуловку. Прочтите. Вы оказались так самоуверенны, что даже не сменили чехлы на сиденьях.

— Чехлы? Но разве такие чехлы только у нас? И потом… в ограблении, кажется, участвовало такси.

— На вашей машине, в тех местах, где у такси шашки, обнаружены следы клея. Лепили раскрашенную пленку. Но самое главное: в салоне вашей машины есть особая примета — след от сигареты на спинке сиденья.

— Нет… Нет… — затряс головой Евгений. — Этого не может быть… Вы уверены?

— Уверен, — произнес Нетребо.

— Выходит, кто-то угонял нашу «Волгу»? Выходит, так? Кто-то маскировал ее под такси, совершал на ней ограбление, а потом ставил обратно… Так? Вы это хотите сказать?

— Я хочу сказать, что за рулем были вы.

— Я? Разве свидетельницы меня опознали?

— Нет, — покачал головой Нетребо.

— Вот видите!

— Но давайте порассуждаем. Кому нужно маскировать под такси угнанную машину? Для скоротечной операции сошло бы и так.

— Как знать. Ведь в попутную «Волгу» люди с деньгами не сядут.

— Логично, — согласился Виктор Ильич. — Но тогда вопрос: зачем грабителю тщательно смывать следы клея на угнанной машине? Вы не заявляли об угоне, значит, клей смывали вы сами. И получается, что прокурор требует разыскать преступников и машину, а его сын смывает улики и упорно молчит. Соображаете?

Виленский соображал. И решил изменить тактику.

— Да, я виноват, — вдруг признался он. — Я хотел подработать. Меня попросили — я одолжил машину. Но меня обманули, сказали, что только съездят куда-то, и все… А потом…

— Хватит, Виленский! Отвечайте честно и прямо. Кто был с вами?

— Я не участвовал…

— Тогда кому именно вы одалживали машину?

— Я не знаю его, не знаю! Знаю только, что зовут Мишкой. Меня запугали… Меня запутали… Когда я был нужен, мне звонили, и все… Я не знаю…

— Еще один вопрос, — жестко продолжал Нетребо. — Кто вместе с вами убил Наташу?

— Что?.. Как?.. — задохнулся Евгений.

— У нас есть свидетель, который видел вас с Наташей на конечной остановке автобуса № 5 за считанные минуты до убийства.

— Ложь! Я был дома! Спросите у соседей!

— Спрашивали, Виленский. Ваше алиби липовое. Кстати, и никаких срочных рефератов вам не поручали. Добавьте к этому замытые следы крови на заднем сиденье. Где отрезанная кисть руки Измайловой?

— Кровь на сидении? Вы делали экспертизу? Вы уверены, что там кровь? Вы уверены, что это кровь Наташи? — истерично восклицал Евгений. — Докажите! Докажите!

— Экспертиза доказала, — выпалил Сайко.

Это был «запрещенный прием», но он подействовал. Взвинченные нервы Виленского не выдержали, и он разрыдался.

— Это он, он!.. Я просил его!.. Я умолял… Наталочка! Как же это?.. Это не я…

— Итак, кто был с вами при ограблении Мартыновой и Мороз? — неумолимо продолжал Нетребо.

— Мишка! Мишка-Артист!.. Я знаю только имя… Только имя… Они мне звонили…

— Кто — они? Назовите имена.

— Они меня убьют, убьют! Это целая банда! Они следят за каждым моим шагом.

— Какое отношение имеет к делу Зленко?

— Никакого. Чтобы отвлечь от себя внимание, Артист решил сделать его «сообщником» Рядно…

— Кто руководит бандой? Артист?

— Вряд ли… Нет. Иногда он по пьянке упоминал кличку Маг. «Маг будет доволен»… «Маг за это врежет»… Но его самого я не видел… Честное слово…

— Ладно, Виленский, — прихлопнул по столу ладонью Нетребо. — Все это вы изложите в письменном виде. А сейчас вы должны нам помочь обезвредить Артиста.

— Я? Нет! Нет… — взмолился Женька. — Ведь я арестован, да? Вы обязаны меня арестовать.

— Обязаны, — закуривая, кивнул Нетребо. — Но арестуй мы вас, и вся банда побежит. Нам нужен Артист. И Маг. А вас мы пока отпустим. Но не вздумайте скрыться.

— Что я должен делать?

— Прежде всего, расскажите, где спрятаны рука Измайловой и вещи. Потом поедете домой. Раз за вами следят, значит, вам обязательно позвонят, поинтересуются этим вызовом. Не так ли?

— Да, — кивнул Женька.

— Соврите что-нибудь. И ни слова об истинной цели поездки в Акуловку. Назначьте свидание Артисту. Узнайте хоть номер его телефона. Немедленно сообщите нам.

Через несколько минут, описав место, где спрятали руку Наташи, Женька ушел.

— Что дальше, Виктор Ильич? — спросил Сайко.

— Сейчас. Но сначала вот что, Ваня! Зачем эти запрещенные приемы? Я имею в виду экспертизу по крови.

— Зато сразу перестал вилять, — сухо ответил Иван.

— Хватит, Сайко! Впредь подобное запрещаю. Проводи-ка незаметно домой Виленского. Доложишь. Я пока пойду к Рядно. А вдруг Борис знает Артиста? Ведь именно Артист его вместо себя подсунул.

Сайко оделся и вышел, а Нетребо позвонил Седых. Тот спросил лишь об одном: «Сознался?»

Седых чувствовал себя не в своей тарелке. Минут десять назад ему нанес обещанный визит Виленский-старший.

— Я к вашим услугам, Николай Алексеевич!

— Присядьте, пожалуйста, Аркадий Игнатьевич! Понимаете, даже не знаю с чего начать. — Таким взволнованным, странным Виленский не видел начальника угрозыска никогда.

— А вы прямо говорите. Чего уж…

— Случилась беда, Аркадий Игнатьевич.

Виленский в упор смотрел в глаза Седых.

— Беда?.. — переспросил он.

— Ваш сын подозревается в убийстве Наташи Измайловой.

— Что?! Евгений?! — вскрикнул прокурор, но тут же взял себя в руки. Только забилась на левом виске жилка. — Вы сказали — подозревается? — с надеждой переспросил Виленский. — А подозревается — еще ведь не обвинение.

— Безусловно, — постарался смягчить удар Седых. — Еще не все известно.

— Нет, не верю, — потряс головой Виленский. — Допустим, подозревается Евгений. Но зачем брали санкцию на арест Рядно? Откуда появился Палочкин? Я ничего не понимаю.

Седых рассказал. Виленский долго сидел молча, сжав кулаки.

— Ах, подлец! Какой подлец! — наконец проговорил он. — Все точно. На праздники мы уезжали, а его машина оставалась дома. Значит, те ограбления на его совести?

— Да, подозреваем и те ограбления.

— Вы правы, правы… Ну, и как Евгений, сознался?

Седых не успел ответить. Зазвенел телефон. Звонил Нетребо.

— Вовремя позвонил, Виктор Ильич! Сознался?

— Да, сознался.

Седых положил трубку…

Виленский помолчал и сказал: — Постановление на арест сына, на обыск квартиры и гаража пусть подпишет Рюмин. Я… понимаете…

Он резко встал. Качнулся. Сделал пару шагов.

— Николай Алексеевич, — обернулся он к Седых, — одно убедительно прошу. Разберитесь лично. И еще… Обыск лучше делайте ночью, когда меньше любопытных глаз.

Седых хотел что-то ответить, но Виленский круто повернулся и пошел к двери. Его снова качнуло. Он судорожно рванул воротник рубашки и вдруг рухнул на пол. Седых рванулся к нему. Виленский лежал неподвижно, неуклюже разбросав руки.

— Аркадий Игнатьевич! Аркадий Игнатьевич! — растерянно потряс его за плечо Седых. Виленский молчал…

…Пятые сутки в КПЗ. Вечность. И вчера, и позавчера — каждый день заходит капитан Нетребо, спрашивает, но Борис на его вопросы не может ответить. «Прилить»… «тонкий голосок»…

Есть на примете один… И голосок у него ангельский, и вряд ли «завязал», но вот насчет «прилить»?..

…Отца Борис не знал. Мать говорила, что отец уехал в Норильск за длинным рублем, и там, на шахте, его придавило. Борис верил и не верил.

Мать, покойница, любила выпить. Он вечно ходил голодным, кое-как одетым. В доме всегда водился самогон. Ляжет захмелевшая мать спать, оставит на столе объедки, а ему, голодному, что?.. попробовал раз, второй… потом и пошло. Голова кружится, смешно делается, обо всем на свете забываешь.

Мать умерла глупо, по пьянке. Легли пьяные спать и забыли газ выключить. Чайник вскипел, залил огонь. Остался Борис с бабушкой. Жить на ее пенсию было тяжело, через райисполком Бориса определили на работу.

Все, может быть, было бы ничего, но влюбился в одну девчонку. Она на их заводе работала и училась заочно в техникуме.

Вначале у них любовь была. Потом Люда остыла. Неинтересно ей стало с Борисом. Что грубоват — полбеды. Выпивал? Надует губки — он прекращал попойки. Но неинтересно с ним. Встречались все реже и реже. Однажды сказала прямо:

— Все, Боря! Наши встречи мешают учебе. Вот закончу…

Вскоре Борис встретил ее с парнем. Подрались.

— В тот вечер с дружком Костей крепко выпил. Тот, как и Борис, был на учете в милиции. Щипач. Деньги у Кости водились. Одевался модно. Костя задел за живое:

— Значит, сучка изменила? Ишь… «Не интересно!» стерва. Подарил бы ей золотой перстенек, — сразу станет «интересно».

— Брось, Костя! Не такая она.

— Эх, Исусик! Плохо ты баб знаешь. Я вот своей зазнобе кину сотню-другую — она волчком вокруг меня крутится.

— Но сотни-то не валяются, — пробурчал Борис.

— Соображаешь, Боря! — и Костя заговорил тихо: — Есть дельце. Сегодня один типус семью на Юг повез. Вернется послезавтра. А в той хавире золотишко имеется. Я знаю, где прячут. Ключ есть. Пойдешь? Мне там нельзя бывать.

— Пойду, — пьяно прогудел Борис. — В рожу золото ей швырну.

Костя разведал точно. Драгоценности висели в мешочке под оконной портьерой. Взял он мешочек и ушел бы, да потянуло по комнатам пошастать. Цапал пальцами все подряд. На второй же день Нетребо его взял. К Борису кличка «Цапун» прилипла. Дали четыре года. В лагере решил твердо: «Освобожусь — завяжу! Выучусь на шофера».

Освободили Бориса досрочно. А устроиться оказалось сложно. Отказывали вежливо, но твердо. Бывший вор!

Лежит Рядно на топчане. «Эх, Наташка, Наташка!»

С нею Борис познакомился случайно. Как-то поздно вечером ехал пустым на такси мимо ресторана «Нива». На автобусной остановке стояла молодая пара. Парень поднял руку, он остановился.

— Нестерова! К девятой школе, — коротко бросил парень.

Девушка была чем-то расстроена. Тот парень пытался ее обнять, но она все время отодвигалась.

— Наталочка, милая! Честное слово, случайно с нею встретился, — говорил он.

— Снова случайно?.. Хватит, Женя. Отталкиваю? Водитель, остановите машину!

— Ты что, Наталочка? — удивленно произнес парень.

— Ничего. Можешь уходить на все четыре стороны.

— Ах, я уходить?! — со злостью выкрикнул парень. — Вали сама. Водитель, остановите!

Борис затормозил. Решительно вышел из машины и открыл дверцу со стороны парня.

— Вылазь!

— Что?..

— Вываливай, а не то… — повысил голос Борис.

— Ну глядите. Вы за это ответите, — пригрозил парень и вышел из такси.

Девушка сидела молча. Когда машина тронулась, они спохватилась:

— Ой! И мне остановите.

— Я отвезу. Куда вам?

— На Нестерова, — и она замолчала. Когда доехали, оказалось, что у нее нет денег:

— Вы извините меня. Я сейчас. Это мой дом. Вот сумочку в залог оставлю. Деньги дома забыла.

— Да будет тебе, — грубовато ответил Борис.

Назавтра вечером Бориса вызвали к проходной. Наташа. В том же платьице, что и вчера.

— Здравствуйте. Вы водитель такси 23–23? Я вам долг принесла. Думаете, от меня легко скрыться? Вы меня выручили. Вы, видно, хороший человек.

Как его редко хвалили! Деньги он взять отказался.

— Хорошо. Тогда рассчитаемся вот как… Вы сильно заняты?

— Нет. Закончил смену.

— У меня два билета в цирк. Должна была идти с… Неважно… Вы не откажете мне в любезности?

На улице было свежо. Он хотел поймать такси, но Наташа не разрешила. Сказала, что ей хочется пройтись с ним пешком. Борис предложил пиджак. Она не отказалась.

А потом им стал мешать Женька. Или он, Борис, им мешал?

Как-то вечером они встретились с Женькой у Фрунзенского районо. И тот, и другой пришли проводить Наташу домой.

— Зачем притопал, урод? — грубо начал Виленский.

— Урод?.. Ах, шкура! — Рядно так ухватил Женьку за пиджак, что полетели пуговицы.

— Что вы делаете?! — воскликнула Наташа. Она как раз выбежала из подъезда. Перепуганный Женька стоял ни жив ни мертв.

— Н-ну… Н-ну, гляди, Цапун! Я тебя засажу. Я т-тебя… А ты, а ты!.. Шлюха! — бросил Женька и быстро ушел.

Борис не знал, что делать.

— Я не ожидала от вас такого, — тихо сказала Наташа. Потом долго шли молча. Внезапно она спросила: — Боря, это правда, что вы сидели?

— Правда. Ну и что?

— Ничего. Я просто так. Но больше чтобы такого не было. Поняли?

Да, он понял: а вечером крепко напился.

…Заскрежетал засов. Дверь открылась. В камеру вошел Нетребо.

— Здравствуй, Борис! Не спишь?

— Нет, — вяло и нехотя откликнулся Рядно. Сел на топчан.

— Не вспомнил тонкоголосого да насчет «прилить»?

— И не вспоминал.

— Жаль. Тогда вот что. Скажи, тебе не знаком Мишка-Артист?

Артистом в заключении прозвали Мишку Бокова. Арапистый парень. Огреб восемь лет за разбой. От работы увиливал. За него горбили слабосильные пацаны. В лагере была самодеятельность. Голос у Бокова был отменный. Пел. Вот и прилипла к нему кличка «Артист».

Нетребо цепко глядел в глаза Бориса.

— Ну, как, Боря? Не припоминаешь? Есть сведения, что этот Артист в нашем городе. А вот где живет, где работает, как его истинная фамилия — не знаем.

Мишка-Артист… В заключении они однажды схлестнулись. Корчевали пни. Все работали, а Мишка лежал на травке.

— Слушай, ты! Совесть у тебя есть? — не удержался Рядно.

— Не-е!.. Совесть у дураков вроде тебя.

Психованный Борис подлетел к нему, схватил за грудки, но тот двинул его ногой в живот. Завязалась драка. Артист поранил Борису ухо, а Рядно крепко расквасил ему нос. Их еле разняли.

— Ну, Цапун! Я тебе это припомню. Укокаю, закопаю и прилью!..

…Бориса освободили раньше. А месяцев через семь встретил Мишку в своем городе.

— А у вас тут ничего, — заулыбался Боков и плюнул через край рта. — Решил я сменить дислокацию.

Рядно знал, что Артист жил где-то под Москвой.

— Ну, и где же промышляешь, Цапун?

Бориса словно обожгло. Но сдержался.

— Слесарю и учусь в ДОСААФ.

— Силен! Шоферюгой, значит, будешь? А как насчет?..

— Завязал! — отрезал Рядно.

Артист ухмыльнулся:

— Ну, завязал, так завязал. И ладно. Я тоже завязал. Экспедитором работаю. Будь!

Мишка перешел на другую сторону, сел в машину и уехал.

— Ну, так что, Боря? — напомнил о себе Нетребо.

— Ну, есть такой Мишка-Артист, — неохотно признался Борис. — И голос у него, как ты подсказал, и расчет «прилить»… В заключении под вывеской Бокова ходил. Видел его здесь пару раз. Вроде больно рано на воле появился. Не сбежал ли?.. А где работает, живет?.. Послушай, Виктор Ильич! — горячо заговорил он. — Выпусти, а? Я его, гада, мигом найду.

— Пока нельзя, Боря! Ты вот что лучше скажи. Где видел его?

— Где видел?.. Разок в ресторане. С какими-то дешевками он сидел. А раз… — Тут Рядно что-то смекнул. — Э-э!.. Вспомнил, где он работает. Понимаешь, Виктор Ильич, он мне сболтнул, что экспедитором где-то нанялся. А потом сел в машину и укатил. А машина-то молокозавода. Соображаешь?

— Ясно. Спасибо, Боря! А ты не слышал, чтоб кого-то называли Магом?

Борис подумал и отрицательно покачал головой.

— Садись, Ильич! Что показал Виленский? Зачем ходил к Рядно?

Виктор Ильич сел и подробно доложил.

— Понятно… Значит, на молокозавод повела ниточка.

— Выходит, так. Хорошо бы немедленно связаться с сотрудниками отдела кадров завода. Но сейчас ночь.

— Вот именно, — кивнул Седых. — Двенадцать минут двенадцатого. Но мы знаем кое-кого из руководства. А?..

Нетребо сразу понял, о ком речь. Но встретиться с Шумским…

— А где Сайко?

Сайко появился минут через пять.

— Все нормально, — доложил Иван. — Виленский проехал прямо домой. Он так напуган, что вряд ли нос на улицу покажет.

— Понятно, — вступил в разговор Седых. — Вам, лейтенант, придется выполнить еще одно поручение…

На том конце провода трубку долго не снимали. Было около двенадцати, и Шумский, видимо, спал. Наконец сонный голос произнес:

— Слушаю. Кто так поздно?

— Извините, Сергей Иванович! Уголовный розыск.

— Уголовный розыск?! — оживился голос. — Что случилось?

— Это не телефонный разговор. Сейчас подъедет наш сотрудник…

Минут через двадцать Сайко подъехал на «РАФе» к дому Шумского. Вот и его квартира. Шумский удивленно поднял брови:

— А, лейтенант?.. Проходите…

Пошли на кухню. Уселись друг против друга за кухонным столиком. Иван вежливо заговорил:

— Товарищ Шумский! Вы, как нам известно, заместитель директора по коммерческой части. В вашем подчинении должны быть экспедиторы.

— Экспедиторы?.. Таковых у нас нет. При отделе снабжения имеется четыре грузчика. Еще два разъезжают по заготовкам. Эти себя экспедиторами и величают, для солидности.

— Будь так. Вы не могли бы назвать фамилии разъезжающих?

— Отчего же? Пожалуйста. Иван Горуйко и Николай Князев.

Неужели промах? Мишку-Артиста Рядно назвал Боковым.

— Скажите, на каких машинах разъезжают ваши экспедиторы?

— На всяких. На грузовиках и молоковозах. Они что-то натворили?

Сайко замялся:

— Фамилии не сходятся.

— А у вас нет их фото? — попытался прийти на помощь Шумский.

— В том то и дело, что нет, — сокрушенно ответил Иван, — но фамилию нетрудно сменить… Припомните, пожалуйста. Сразу после Дня конституции, восьмого, ваши экспедиторы были на работе? Если — да, не появлялся ли один из них с поцарапанной физиономией?

Шумский задумался.

— Точно, лейтенант, точно! Князев тогда на работу опоздал. На одной щеке, я сейчас не помню на какой, у него была царапина. Он сказал, что ночью веткой царапнуло.

Сайко разволновался.

— Где бы найти фотографию этого Князева? Сергей Иванович, что если мы побеспокоим начальника отдела кадров? В кадрах ведь наверняка есть личные дела с фото.

— Личные дела мы ведем только на служащих и НТР. Но вы правы, — снисходительно улыбнулся Шумский, — фото Князева можно найти. Но инспектор по кадрам — человек аккуратный. В личных карточках, которые он ведет на рабочих, думаю, есть и фото Князева. Вы на машине?

— Да, — кивнул Сайко.

— Отлично. Я сейчас переоденусь, и мы поедем к нему.

…В металлическом шкафу отдела кадров — «Личные карточки». Князев. Гривастый хлопец лет тридцати, с баками до мочек ушей. Домашний адрес: «Загородная, 8».

Иван взял фото, отвез домой инспектора по кадрам и повез домой Шумского. Ехали молча. Но Шумский не удержался:

— Ну, и как, лейтенант! Вы до сих пор гневаетесь на меня?

— Не будем об этом. Вы уже сделали свое дело. Разбили семью.

— Глупец он. Таких преданных жен, как Лида, еще поискать.

— Таких, что таскаются с кем попало?

Сергей Иванович грустно улыбнулся.

— Вы молоды, лейтенант! Наивны. Зря о ней так. Я думал обо всей этой истории. И о вас…

— Обо мне?

— О вас, обо всех… Знаете, я никогда не понимал по-настоящему, что такое провинция. Пятый год здесь, и только сейчас начало доходить. Я не обиделся и не испугался. Просто — удивился. Вы, наверное, все иначе не можете. Это не хорошо и не плохо. Просто — другое… Может, привыкну. А может, вы станете другими.

— Я?

— Вы все.

Они замолчали.

Машина сбавила скорость: подъезжали к дому Шумского.

— Ну, желаю удачи, лейтенант, — Шумский протянул Ивану руку. — Глупо все вышло. Ничего с ней не было. А вы… Может, и хорошо, что вы — такие. Дай бог, чтобы и те, кого вы ловите, тоже оставались… провинциалами.

— Извините. Я спешу. — Иван высвободил руку, и «РАФ» тронулся. Через заднее стекло увидел убегающие дома, пустую темно-серую дорогу, мерцающие фонари. У одного из них стоял Шумский.

В девятиэтажном доме, в котором жили Виленские, все уже спали. Только на втором этаже горел свет. Окно Виленских. С улицы видно, что у окна кто-то сидит.

Иван поднялся на второй этаж и позвонил:

— Пап, ты?

— Уголовный розыск. Откройте, Виленский!

Женька стоял перед Иваном напуганный, осунувшийся.

— Я вас слушаю, лейтенант!

— Родители спят? — вместо ответа спросил Сайко.

— Нет. Мать в роддоме на дежурстве, а отец до сих пор не вернулся. Не знаете, где он? Я волнуюсь.

— Волноваться надо было раньше, — хмуро ответил Сайко. — В комнату войти-то можно?

— Да, да, пожалуйста, — засуетился Женька.

Они прошли в комнату Женьки. На письменном столе лежали листы исписанной бумаги.

— Исповедь готовите? — кивнул в сторону стола Сайко.

— Что-то вроде.

— Ладно, Виленский! Взгляните. Вам знаком этот человек?

Иван достал фотографию Князева. Глаза у Женьки сузились от страха.

— Да, это Мишка-Артист. Как вы сумели так быстро его разыскать?

— А где живет, значит, не знаете?

— Не знаю, — выдавил Женька.

— Будь так. О Загородной улице никогда не слышали?

— Слышал как-то… Там какое-то застолье намечалось. Но меня не приглашали. Честное слово, я там ни разу не был. Даже номер не запомнил, — стал оправдываться Женька.

Когда Иван вышел на улицу, было около часу ночи. Сел в «РАФ» и связался по рации со своими:

— Товарищ подполковник, разрешите выехать на Загородную?

— Помощь нужна? — услышал в ответ.

— Нет. Пока разведка.

По туманному озеру плыли круги. Рябило в глазах. Под левой лопаткой жгло, словно плечо лежало на раскаленных угольях.

Аркадий Игнатьевич Виленский открыл глаза. Белые стены. Белая простыня. Ноги упираются в белые дуги кровати. Виленский хотел повернуться, и тут же услышал:

— Больной, вам нельзя шевелиться.

— Что со мной? — спросил он.

— Сердечко у вас… Ничего, все будет в порядке, — попыталась утешить сестра.

Виленский тяжело вздохнул. Отчего же все это так внезапно? Давно сердце не шалило. И вспомнил: «Женька!.. Его сын преступник»…

Веки закрылись, Виленский стал куда-то проваливаться.

…Аркадий Игнатьевич Виленский на свою жизнь не обижался. Ему везло. Сравнительно быстро «вырос» до прокурора района.

Зато не посчастливилось в личной жизни. Нравилась ему Валюша, но вышла за Пашку Измайлова. Погоревал, а через год сам женился на студентке мединститута Катеньке. Екатерина Андреевна была верной женой, но своенравной и неласковой. А когда родился Женька… То он, Аркадий, не так ребенка на руки взял, то не перепеленал быстро, когда малютка заплакал. Женьке ни в чем не отказывали.

— Катя, мы растим эгоиста, — однажды упрекнул он жену. — Нам нужен еще ребенок.

— Иди и рожай, — отрезала она. — Хватит. Отмучилась.

Время летело быстро. Не успел оглянуться, как Женька пошел в школу.

Однажды он приволок двойку.

— Здорово, сын! Что будем делать дальше? — Аркадий Игнатьевич знал, что двойка не из-за того, что Женька тупой. Просто — лодырь. — Выучишь все формулы — доложишь! Вот тебе три примера. Гулять сегодня не разрешаю.

Женька понуро опустил голову, но вмешалась мать:

— Ребенка хочешь лишить воздуха? К заключенным приравнял? Лучше бы регулярно с ним занимался. Сын не чувствует отцовской заботы. Вечно с ним я да я. В твоей голове одни жулики да разбойники!

— Катя, об этом можно поговорить и без него.

— Ничего. Пусть слышит. Пусть знает, какой у него отец.

Он весь кипел, а Женька, ухмыльнувшись, ушел в свою комнату.

Еще один день запомнился на всю жизнь. Женька вернулся домой сильно выпивши. Ему тогда было едва за шестнадцать.

— С кем пил? — спросил Аркадий Игнатьевич.

— С друзьями, — во всю рожу глупо улыбнулся Женька.

— И сколько же твоим друзьям лет? — Аркадий Игнатьевич старался говорить спокойно. Но тут из ванной выскочила красная, с распущенными волосами Екатерина Андреевна.

— Ах паршивец! Этого еще не хватало. Что ты сюсюкаешь с ним? Отец называется, — подлетела к Женьке и надавала ему по щекам.

Женька зло крикнул «Ну ладно!» и убежал из дома. Ночевать не вернулся. И они всю ночь не спали. Ходили искать его к соседям, в подъездах, обзвонили близких и знакомых. Около часу ночи зазвонил телефон.

— Это я, Наташа Измайлова. Не волнуйтесь, Женя у нас. Уже спит. Я звонила, но ваш телефон не отвечал.

Между Виленскими состоялся разговор:

— Да, Катя! Дуем мы в разные дудки. И вот финал.

— Я же ему не на выпивки даю.

— Все! Хватит. Или будем петь в унисон, или нам придется расстаться. — Это было сказано так твердо, что впервые в ее голосе он не услышал протеста:

— Каюсь, Аркаша! Каюсь. Все!

Но она покаялась только на словах. Женька требовать умел. На «горло не наступал», а брал хитростью. И поцелует, и обнимет, и слезу даже мог пустить. Правда, в последнее время он пыл поумерил. Но деньги у него водились. «Где их брал»? От догадки тупо заныло сердце. «Упустил! Упустил! — стучало в висках. — Женька связан с бандой».

От резкой боли Виленский даже вскрикнул.

— Что с вами? — подлетела к нему напуганная медсестра.

— Ничего, сестричка… Ничего, — еле выдавил Аркадий Игнатьевич.

…После укола сделалось легче.

И опять замелькали воспоминания. Он выхватывал из памяти куски Женькиной жизни, просеивал их, анализировал.

«Наташа Измайлова… Какую же роль сыграла она? Неужели соучастница? Неужели она тоже была втянута? Попыталась выбраться — и вот… Да, сколько веревочке не виться… Люди Седых вышли на убийц. Женька — убийца! Убийца!» — Аркадий Игнатьевич застонал. Перед глазами поплыли круги, и вдруг упала тьма. Ночь. Шумит лес. Тихо накрапывает дождик. И крик. Это голос Наташи. Женька замахивается ножом. Тускло мелькнуло лезвие — острая боль — не Наташе, ему в грудь.

Виленский вскрикнул. Что-то кричала медсестра, но ее голос тут же утонул в водовороте снежинок. И сразу сделалось тихо, спокойно. Боль исчезла, все затянуло туманом. Виленский падал, падал, падал…

…До Загородной Иван не доехал. Оставил «РАФ» в соседнем переулке. Улица была безлюдна. В доме № 8 за плотными шторами горел свет и слышались пьяные выкрики. Сайко хотел подойти поближе, но заскулила собака. Остановился. И тут увидел, как в темноте прочертил дугу глазок папиросы. В соседнем дворе — человек.

— Доброй ночи, — нашелся Иван. — Я на Загородной нахожусь?

— Ну, — буркнул мужской голос. — Кого надобно-то?

— На этой улице где-то Князев живет. Мишкой зовут. Не слышали про такого? Служили с ним вместе.

— Мишка вон в том горластом доме живет.

— Почему в горластом? — спросил Сайко.

— А ты разве не слышишь? И так часто-густо. Полопались бы глотки у них. Спать не могу.

— Его дом?

— Там вдовушка Настя проживает. Он на постое. Ветреная бабенка. Словом, снюхались.

— И давно он там живет?

— А шут его знает. Месяцев девять, поди, будет.

— Будь так. Батя! Говорите, шумят? Почему же не пожаловались?

— Так они, вроде, и люди ничего. И поздороваются всегда, и даже в гости приглашают. В их возрасте я, может, тоже рад был шуметь… А ты кем будешь? Про дружков так не спрашивают.

— Я из угрозыска, — сказал Сайко и достал удостоверение. — Помогите, пожалуйста.

— Чем? — сразу насупился мужик.

— Не знаете, сейчас много народа у Мишки?

— Кто ж его знает. Помногу они обычно не собираются. Пары три-четыре. Погорланют и спать ложатся. Изба у Насти вместительная.

— …Понятно. Что предлагаете? — спросил Седых, выслушав подробный доклад подчиненного.

— Надо немедленно брать. Очень удобная ситуация.

Николай Алексеевич прошелся по кабинету. Он что-то обдумывал.

— Я согласен с Сайко. Пусть даже Маг в том доме отсутствует. К операции подключим молодого Виленского, — вмешался Нетребо.

— Как это Виленского? Зачем? — недоуменно остановился Седых.

— Он поможет бесшумно выманить их из логова.

— Верно, — согласился Седых. — Чтобы не навлечь подозрения, он постучится к ним, назовет себя… Нет! — возразил он сам себе. — Не разрешаю! Подвергаете риску и его, и себя. Сам же докладывал, что Виленский не знает, где живет Артист.

— Во-первых, я сомневаюсь, что Виленский сказал правду. А во-вторых, они все сильно выпивши. Тут не до умозаключений. Главное, — его тревожный голос.

— Ну, что ж, резонно. Действуйте, Виктор Ильич! Руководство опергруппой на тебе.

…Сосед сказал, что из дома ушла только одна пара. Остальные, «усмерть упившись», легли спать.

— Их там три девки и три хлопца, — доложил он.

— Откуда такая точность?

— Разведчиком в войну был, — горделиво улыбнулся он. — В их комнате светло. Вот в щель меж занавесок и высмотрел.

На Женькин стук не открывали долго. Может, уснули, может, высматривали, кто стучит.

— Кто? — наконец послышался не то пьяный, не то сонный голос.

— Это я, Жек! Шухер, Миша! Уматывать срочно надо.

Внутри заскрежетал засов. Дверь открылась. Не успел Мишка опомниться, как перед ним вместо Виленского оказался Нетребо.

— Руки!

Мишка хотел захлопнуть дверь, но Сайко, находившийся рядом, так толкнул ее плечом, что едва не сбил Артиста с ног.

— Продал, шкура! — зло процедил Мишка. Но сопротивляться не стал. Только крикнул: — Настя, открой на кухне фортку. Да пошире. Пусть вонь хоть выйдет.

Остальных гуляк сняли прямо с постелей.

Виленского домой не отпустили. Заставили поехать с Сайко и показать то место, где была захоронена кисть Наташиной руки. Потом его «поселили» в отдельную камеру.

Только под утро Женька немного забылся и задремал. За все еще темным решетчатым окошком кто-то звонко прошлепал по асфальту, и сон как рукой сняло. Женька вспомнил, где находится…

…Когда Женьке стукнуло восемнадцать, отец заплатил, и Женька пошел учиться на курсы вождения.

Была в Женькиной группе на курсах некая Дина. Она немигающе глядела преподавателям в рот, но все «науки» для нее сквозняком пролетали мимо. На вождение Дина попала к тому же инструктору, что и Женька. Однажды, ожидая своей очереди, разговорились.

— Вождение — это чепуха. И медведя выучить можно, — игриво заявила Дина. — А вот матчасть… — она глядела на Женьку так, что у него перехватило дыхание.

— Когда и где? — спросил он, не задумываясь.

— Я живу у брата. А он в командировке.

В тот же вечер Женька поехал к Дине. Она жила в уютной однокомнатной квартире.

— Вначале отметим знакомство, — мило улыбнулась Дина и, надев цветастый фартук, ушла на кухню.

Ужин был скромный. Бутылка вермута, небрежно вскрытая баночка шпротов, нарезанная одесская колбаса. Налив в фужеры вина, Дина обворожительно взглянула Женьке в глаза и лукаво шепнула:

— За знакомство, Жек!

Дина выключила свет и зажгла торшер. Ее лицо, подкрашенное розоватым светом абажура, сделалось еще красивее.

— А ты ничего, — прошептала Дина и нежно обняла его за шею. Он коснулся бархатистой кожи ее горячего лица, и, забыв обо всем, стал искать ее губы.

О, что это был за поцелуй!

…С Диной ходили в бар и рестораны. Где он брал деньги, ее не интересовало. А он изрядно задолжал. Даже безотказная мамуля заподозрила что-то неладное. Наташа отошла на второй план. Врал: занят учебой.

Однажды они заказали такой стол, что не хватило денег расплатиться. Дина смотрела на него большими круглыми глазами, а он не знал, куда деться от позора. Стал лепетать официанту:

— Вы извините… Я… Я расплачусь завтра…

— Постой, Жек, — прервала Дина. — Я сейчас. — Она встала и прошла к дальнему столику. Вернулась в сопровождении молодого человека с тонкими рыжеватыми усиками.

— У вас затруднения, юноша? Ничего. Бывает. Сколько вам нужно? — подкупающе улыбнулся подошедший парень.

— Двадцать, если можно.

— Будьте добры. Отдадите Дине.

— Кто это? — спросил Женька, когда парень ушел.

— Двоюродный брат. Разве он на меня не похож?

Динин «двоюродный брат» оказался завсегдатаем ресторанов. Он появлялся непременно в том же ресторане, где проводил вечер Женька.

— Он что, твой телохранитель? — однажды съязвил Женька.

— Скорее, твой казначей, — парировала Дина.

Он задолжал Дининому брату более двухсот рублей.

Женька находил время и для Наталки. Но те встречи были холоднее, чем с Диной. Он невольно сравнивал одну и другую свою «любовь». Наталка нравилась своей наивностью и неподдельной искренностью. Дина — обольщала пылкой страстью.

Наконец Дина и Женька получили права. «Обмывали» вместе в ресторане «Ласточка». Был здесь и Динин двоюродный брат с двумя дружками и двумя девицами. Дружки брата Женьке не понравились. Если «тот» вел себя деликатно, то они — нагловато и задиристо. Особенно не понравился ему назвавшийся Мишкой. Худощавый, с желтыми лошадиными зубами, он говорил тонким, сипловатым голосом, часто курил и плевался на пол. Одет, правда, был прилично.

Уже на улице, когда стали прощаться, Мишка грубо спросил:

— Ну что, Евген, может, свозишь меня послезавтра к одному корешу? Тут недалеко. Километров сорок.

— Папик сразу за город машину не разрешит.

— Папик?.. — ехидно переспросил Мишка. — Ишь, какие телячьи нежности. Чучело ты гороховое.

А где-то через месяц к Женьке обратился сам Динин брат:

— Жек! Выручи, будь добр! К одному приятелю в Ермиловку надо катануть. Приличный человек.

Отказать «усикам» Женька не мог. Тот сколько раз его выручал.

К удивлению, в Ермиловке их поджидал не только «приличный человек», но и Мишка-Артист. Погрузили в «Волгу» пару чемоданов, и уже к девяти вечера были дома. «Приличный человек» оказался щедрым. Поблагодарил и сунул Женьке пятидесятирублевку.

— Да вы что?.. — растерялся Женька. Но Мишка грубо перебил:

— Бери, дуб, раз дают: мы дешевиться не любим.

Тогда впервые закрались сомнения.

Потом еще одна услуга, потом еще, еще… Как правило, его попутчиком был Мишка-Артист.

Женька забеспокоился. Понял, что падает…

Хотел освободиться, но не мог: боялся Мишку. Боялся и ненавидел.

Однажды чуть не раскрылся отцу. Тот упрекнул его, что слишком часто Женька ездит то провожать, то встречать. Пригрозил, что проверит. «Расскажи!» — подсказывала совесть. Но тут как тут была дорогая мамуля:

— Аркадий! Когда ты прекратишь терроризировать парня? Он уже не маленький. У него девушка. Я его хитрости сразу разгадала.

— Ох, мамуля! От тебя разве что утаишь? — ухватился тогда за тот «спасательный круг» Женька.

Однако после очередной поездки Женька решил ретироваться:

— Все, Миша! Больше я не ездок. Отец что-то заподозрил.

— Я те, шкура, заподозрю! Болтанул?! — надвинулся на него Мишка. Его черные цыганские глаза впились в глаза Женьки.

— Гляди, падло! Шмагу не зря хапал. Ездить будешь. И туда, куда скажем. Понял? — прикрикнул Артист. — А если бате хоть о чем заикнешься — попишем. — Мишка резко выхватил из кармана руку. Из кулака выстрелило лезвие ножа. — Не я попишу, так другой найдет.

Женька испугался до икоты. А Мишка, разыграв сцену устрашения, вырвал из блокнота листок и протянул Женьке.

— Пиши, сука, расписку!

— К-какую?

— Что член нашего общества. Что должен усатику. А не напишешь… — и он эффектно поиграл лезвием ножа.

И Женька написал. Потом снова ездил. Его ни во что не посвящали, лишь использовали в качестве извозчика. Шло время. Их никто не искал, не ловил, и страх стал таять. Женька жил, как купец. Мотал деньги. Отец и мать нередко уезжали поездом на выходные в село, к бабушке. В такие дни чаще всего и использовали его «Волгу». И успокаивали: «Не дрейфь, Жек! Ты только возил. Твой „папик“ из этой „беды“ тебя запросто выручит».

В ресторане «Нива» отмечали день рождения Дины. Выпили по паре рюмок, налили снова, и вдруг возле их столика появилась Наталка. Лицо красное и разгневанное, губы мелко дрожали:

— Так, Женечка! Значит, продолжаем права обмывать?

От неожиданности он зацепил рукавом фужер с шампанским и разлил искрящийся аромат Дине на платье.

— Что делаешь, мурло! — взвизгнула Дина.

— Ну, и нашел же ты, Женя!.. — Наташа ненавидяще сузила на Дину глаза, резко развернулась и пошла к выходу.

Женька стоял ошеломленный.

— Ты погляди какая гадючка! — блаженно откинулся на спинку кресла Мишка-Артист. — Где она промышляет?

— Да так… Вроде кассира в районо. — Женька отвечал нехотя. Он явно не знал, что ему делать. Выручал Динин брат Костя:

— Жми за ней, Жек, жми! А то еще отцу твоему что натреплет.

Женька нагнал Наталку на автобусной остановке.

— Уйди. Не хочу с тобой и говорить, — отошла от них Наташа.

— Глупенькая. Разве я был с ней в ресторане один?

Как раз из-за поворота вывернуло такси. Женька поднял руку, и «Волга» тормознула. Спор продолжали в машине. Поссорились…

Дня через три Женьке позвонил Костя. Встретились у Дины. Был и Мишка.

— Ну, что, помирился с гадючкой? — насмешливо спросил он.

— Мирись. Она ничего, — поддержал Костя.

— Могу уступить. Мне хватит Динки.

И тут из кухни вышла Дина.

— Что? Гляди, какой шах объявился. Гарем у него! Разве я Котика на тебя сменю! — и она демонстративно села «братцу» на колени. — Мы с Котей давно…

Женька ожидал всего. Но такого…

— Плюй, Жек! — хохотнул Мишка. — Не в бабах счастье. Динка — подсадная уточка. Клюнул — и поймался.

Женька вскочил, чтобы уйти. Но Мишка остановил его:

— Сядь, Жек! Не кипятись. Правильно тебя учим. Мирись с той гадючкой. Нам она может сгодиться.

Женька упрямо шагнул к двери.

— А фигушки не захотели? Наталочка не я. Ее сюда не заманишь. Меня, кстати, теперь тоже.

— Что? — люто вскрикнул Мишка. — Может, продашь, гадюка?

От этого исступленного крика у Женьки заиграли коленки.

— Сядь, падло, — крикнул Мишка. — Сядь. А то так отретуширую, что всю жизнь на аптеки ишачить будешь. — Артист лениво сплюнул на пол и уже спокойнее добавил: — Маг велел с ней помириться. Понял?

«Маг»… — эту кличку Женька услышал впервые.

…Встретились в том баре, в котором когда-то веселились с Наташей.

— Ты, сучка, стал зазнаваться, — раздраженно сказал Артист.

— Почему? Я…

— Ну, ладно, ладно! Послушай, Жек! Есть дело одно.

— Какое? — Женька с тревогой проглотил горькую от пива слюну.

— Да ерунда. Хотим гадючку твою малость использовать.

— Нет, нет! Она не пойдет, — заторопился отбиться Женька.

— Ша, болван! А ты зачем? Норовишь на чужом в рай ехать?

А Артист продолжал:

— Гадючка работает кассиром. Надо выведать лопоухих и какой куш везут.

— Значит, наводчицей хотите ее сделать? Но Наташа на это не пойдет. Никогда не пойдет, — взмолился Женька.

— Маг велел, — повысил голос Артист. — Понял?

Женька сломался.

…Он знал, что Наташа задерживается на работе, когда предстояла выдача аванса или зарплаты. Набился помочь поработать с ведомостями.

— Нельзя, Женя! Я и без тебя справлюсь.

— Подумаешь, какие сверхсекреты, — деланно обиделся Женька. — Я ведь билеты в кино взял. Целый час простоял.

Женька засек несколько садов и школ, которым причиталось получить приличные суммы. В день получения аванса подъехал к районо и высматривал, кто получал деньги с охраной, а кто без. Вечером встретился с Наташей.

— Женя, ты что сегодня делал у районо? Я тебя видела из окна.

Он быстро нашелся:

— К тебе хотел забежать, но твой главбух сказала, что ты занята. Аванс выдаешь…

А 6-го октября, около семи вечера, зазвенел телефон.

— Женя, нам нужно немедленно встретиться.

Они встретились примерно через час.

— Что случилось, Наталочка? — с улыбкой спросил Женька.

— У меня снова ЧП. Позавчера ограбили учительниц из 43-й школы.

— Что?! — притворно изумился Женька. — Но причем здесь ты?

— Я выдаю деньги, Женя! Меня допрашивал милиционер. Он спрашивал, не интересовался ли кто моими ведомостями. Не подозреваю ли я кого? Я пообещала вспомнить.

— Что ты так странно на меня смотришь? — продолжал изображать недоумение Женька.

Наташа села на лавочку.

— Женя! Я все сто раз взвесила. Я подозреваю тебя.

— Меня? Ты с ума сошла!

— Есть основания. Во-первых, ты набился помогать мне работать с ведомостями. Во-вторых, мне не нравится твоя компашка.

— Какая компашка? Я с ними давно порвал.

— Не ври, Женя! Ты недавно одного вез в своей «Волге».

«Видела с Артистом», — мелькнуло в голове.

— Ну и что? Я ехал — он попросил подвезти.

— Значит, ты отрицаешь свое участие?

— Категорически!

— Лжешь! Я все проанализировала. Августовский аванс. Ты крутился возле нашего районо. Сначала помог «подбить» ведомости, потом…

— Нет, ты чокнутая, Наташка! Я тебе по-русски тогда объяснил, что хотел забежать к тебе, но ты была занята.

— И сослался на нашего главбуха. Она ведь это тебе сказала? А главбух и в глаза в тот день тебя не видела.

— Ну Наталочка! Ну, ты даешь… — Женька растерялся. Такой развязки он не ожидал. А Наташа вдруг обняла его и горячо зашептала:

— Женя, миленький, пойди в милицию и все расскажи. Пожалуйста, пойди, пожалуйста. Я уверена, что грабил не ты. Пожалуйста…

Он грубо сбросил ее руки со своих плеч:

— Да ты что, ошалела? Внушила себе всякую ересь!

— Ну, что ж, Женя! Меня пригласили в уголовный розыск на послезавтра к девяти утра. В твоем распоряжении один день. Думай. Я буду ждать твоего звонка до восьми вечера.

Допрос вел Виктор Ильич.

— Артист сразу сказал, что Измайлову нам убить?

— Нет! Он такого не говорил вообще… Я бы…

— Согласились бы, Виленский. На все бы согласились…

Женька закрыл лицо руками.

— Что вам сказал Артист?

— Чтоб я Наталку пока что уговорил молчать. А седьмого… да, утром седьмого сказал, чтобы я позвал Наталочку…

— Измайлову, — бросил Сайко.

— Измайлову на край города.

— На конечную остановку маршрута № 5?

— Да. Там, дескать, встретимся все вместе и попробуем уговорить молчать. А если не согласится — то отдадим те деньги, если пообещает все взять на себя… и на меня. Меня, мол, отец выручит…

— И ты в это поверил? — перебил Сайко.

Виктор Ильич постучал по столу:

— Не перебивайте, лейтенант. Скорее всего, так и было: Артист хорошо изучил Виленского. Нельзя было настораживать Измайлову — а такой трус непременно бы себя выдал. Продолжайте, Виленский.

— Разговаривали мы в машине…

— Мы?

— Я забрал, как договорились, Артиста и поехал в Терново. Наталка приехала около десяти. В машине Артист сказал, что отдаст деньги, если она обещает никого не выдавать. Ната… Измайлова согласилась. Тогда Артист приказал ехать в лес — к тайнику…

— И она решила с вами ехать в лес?

— Да.

— А ты все еще ничего не понимал?

Женька с трудом сглотнул и покачал головой.

— Она действительно решилась ехать, — повторил Нетребо, — или вы ее заставили?

— Ну как заставили? — пожал плечами Женька. — Артист ей так связно сказал, что и я поверил…

Сайко грохнул пудовым кулаком по столешнице и, вскочив из-за стола, несколько раз пробежал по кабинету. Виленский смотрел на него со страхом, а Виктор Ильич, смяв папиросу, бросил:

— Не горячитесь, лейтенант.

Нетребо выждал несколько секунд. Евгений молчал. И капитан продолжил, сменив тон:

— Ладно, мальчик-пальчик, это теперь не имеет принципиального значения. Знал ты заранее или догадался только потом — не важно. А вот как ты помогал убить Измайлову — важно. Держал?

— Нет! Клянусь! Я даже не прикоснулся! Я даже не видел!

— Врешь, — спокойно бросил Сайко.

— Не вру! Было темно. Артист отвел На… Измайлову в сторону — показать место, где зарыты деньги. И там… А я оставался возле машины.

— Все время? — спросил Иван.

— Да. Я ничего…

— И когда Артист пытался ее изнасиловать, а она кричала, звала вас на помощь? И когда она боролась, расцарапала ему лицо? И когда он ударил ее ножом? Или это вы били — чтобы не мучилась?

— Нет… Мишка. Я не отходил от машины…

— Уши-то хоть закрывал, чтобы не слышать? — опять сорвался Сайко.

Виктор Ильич бросил выразительный взгляд на лейтенанта и повернулся к Виленскому:

— Чья была идея — навести подозрения на Бориса Рядно?

— Артиста. Он хотел с ним за что-то поквитаться.

Сайко не стал разводить церемонии:

— Будь так, убил Артист. В это можно поверить. Но что он все так сразу придумал «петли» и про Рядно и про Зленко — не поверю. Другая голова нужна. Как минимум — твоя.

На этот раз Виктор Ильич поддержал Сайко:

— Лейтенант прав. Лучше вы сами расскажите, какими идеями и в каких делах вы помогали Артисту. Так нам легче будет понять, у кого какая роль… И чего можно ожидать от Мага.

При упоминании этой клички Виленский не дрогнул, ничего не промелькнуло в его глазах. Все также — пустота, страх, растерянность. Видимо, находился от Мага далеко по цепочке.

— Что я должен еще сказать?

— Подробно: как руку отрезали, как драгоценности подбросили пьяному Борису Рядно, как смастерили алиби… Как маникюрной пилочкой чужую кровь под ногти мертвой заталкивали…

— Вы и это знаете? — только и спросил Женя.

— Знаем. Так что лучше — точно и подробно. Никто уже не поможет…

Виленский попросил сигарету. Нетребо перегнулся через стол, протянул пачку — и со смешанным чувством жалости и отвращения еще раз посмотрел на смазливое пустое лицо. И сказал:

— Ваш отец…

— Отец! Он… он не захочет мне помогать. Я предал его…

— Ваш отец, прокурор города Аркадий Игнатьевич Виленский, скончался сегодня ночью. Инфаркт.

В половине восьмого конвойный ввел Мишку Артиста. Помятое лицо. Густой запах перегара.

— Фамилия, имя и отчество? — начал Нетребо.

— Паспорт у вас. Глядите, — огрызнулся Мишка.

— По паспорту вы Князев. Ваша настоящая фамилия?

— А разве в паспорте липу пишут?

Виктор Ильич повернулся к Сайко и попросил пригласить свидетеля. Иван вышел и вернулся с Борисом Рядно.

— Рядно, вам знаком этот человек? — спросил Нетребо. — Если да, назовите фамилию.

— Знаком, — насупленно ответил Борис. — Срок тянули вместе. Фамилия? Там под Боковым ходил.

— Жаба ты вонючая! Дерьмо! — зло выругался Мишка.

Рядно вышел.

— Так… Вы признаете свою истинную фамилию — Боков?

— Ну, признаю, признаю! Что дальше?

— Зачем вам понадобилось менять фамилию?

— Эта лучше. Княжеская.

— Зря острите, Боков! Вы сбежали с места заключения. Вам надо было сменить фамилию. — Нетребо достал из ящика стола лист грубой бумаги. На Мишку глянул его портрет, а выше типографским шрифтом крупно напечатано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК».

— Точно. Сбежал. Но я завязал. Вот крест. Можете справиться. На доску почета скоро повесят.

— На телеграфный столб таких надо вешать, — не удержался Сайко.

— Значит, завязал? Ну, хорошо. Проверим, — продолжал допрос Нетребо. — Гражданин Боков, вам известно, что в сентябре, а затем в октябре произошло два ограбления кассиров?

— Не интересуюсь.

— А у вас есть сведения, что в тех ограблениях участвовали вы.

— Сведенья!.. Ты докажи. Или прокурорский отпрыск чего-то наплел? Так он же трус. Такого запугай, он на отца родного поклеп сделает.

Ход Артиста был несложен. Поняв, что Виленский «раскололся», он решил выставить его лжесвидетелем. При ссылке на оговор требовались дополнительные свидетели.

— Так вы не участвовали в тех грабежах?

— Нет! — отрезал Боков.

— Что ж, придется делать опознание. Сайко, просите!

Иван вышел и вскоре вернулся с двумя мужчинами, внешне похожими на Артиста.

Мужчин усадили к стенке и велели Бокову подсесть к ним. Затем Иван пригласил пострадавших женщин из школы № 43.

— Присядьте, пожалуйста, — попросил их Нетребо. — Уважаемые Вера Александровна и Нина Владимировна, взгляните на этих мужчин. Нет ли среди них того, кто участвовал в ограблении? Только без эмоций. За правильность показаний вы несете ответственность.

Женщины внимательно стали осматривать сидящих. Все трое остро смотрели им в глаза. Вызывал сомнение средний. Лицо словно после перепоя, глаза колючие, костюм помят сильнее, чем у крайних. Но это эмоции… Обе неуверенно покачали головами.

— Вот видишь, инспектор!.. — ухмыльнулся Мишка.

— Он! Это он! — вдруг покраснела до корней волос Вера Александровна. — Я его по голосу узнала!

— Что?! — вскрикнул Мишка. — Ты гляди!.. По голосу?..

— Стоп, Боков! — вмешался Нетребо. — Продолжайте, Вера Александровна!

— Да вы… Да с вашим голосом, гражданин, в опере петь, а вы…

— Кому петь, а кому пить. Поняла? Заложила и вали отсюда!

Когда приглашенные вышли, Нетребо продолжил допрос:

— Значит, вы подтверждаете участие в ограблении.

— Подтверждаю. Черт с вами. Суди! Все. Меня мутит. Пусть уведут.

— Нет. Вас пока не уведут. За вами должок и покрупнее.

— Что еще за должок? — набычился Боков. — Чужое не шей. Не возьму. Ограбил — да. Вот и все. Понял?

— Нет, не все! — Виктор Ильич достал из черного пакета несколько фотографий и бросил их на стол.

— Эта смерть — тоже дело ваших рук, Боков!

— Ха… Ишь какой! На пушку не возьмешь! Это доказать надо.

Но Виктор Ильич пропустил эту реплику мимо ушей. Снял телефонную трубку и набрал какой-то номер.

— Данные экспертизы готовы?

— Да. Печега сейчас занесет.

Нетребо выложил на стол маникюрную пилку, финку с выщербленным лезвием, стакан, перепачканный кровью, и несколько комков земли. Мишка глядел с изумлением и страхом.

Вошел Печега, протянул несколько листков Нетребо.

— Спасибо, Саша! Отдыхай. Ну, что, Боков, будем упираться?

Артист потребовал:

— Ты не козыряй. Докажи!

— Это сделать легко, Боков! — согласился Виктор Ильич. — Ваши алиби в ту скорбную ночь мы, к сожалению, пока не проверили. Но ваш замдиректора Шумский хорошо помнит, что сразу после праздника вы явились на работу с поцарапанной щекой.

— А может, я драку затеял. Может, на кабана в лесу напоролся?

— Вот именно, что в лесу, — с сарказмом заметил Нетребо. — Но не кабан вам щеку порвал, а гражданка Измайлова. Взгляните на эти предметы. Читаю выдержку из экспертизы. Она составлена в день обнаружения трупа. «Смерть насильственная. В области сердца убитой обнаружено две колото-резаные раны, причиненные финским ножом с зазубриной на лезвии». Вот он! — Виктор Ильич снял со стола нож. — На лезвии зазубрина. А на ручке следы вашего большого пальца. И на стакане следы ваших пальцев с остатками крови. Кровь Бориса Рядно. Вы заталкивали ее этой пилочкой покойной под ногти. Вот материалы экспертизы, — Виктор Ильич поднял листки. — Группа крови совпадает с группой крови Рядно. Дополню. В ночь убийства ваша машина буксовала. Перед вами комки земли. Одна проба взята с места, где буксовала «Волга», вторая — с днища «Волги» Виленского. Эти пробы идентичны. Вас возил и был вашим соучастником Евгений Виленский.

Боков заскрипел зубами.

— Это он, сука, меня заложил?

— Топорно работаете, Боков. Оставленная целой рука Измайловой исцарапала бы преступнику левую щеку.

Артист понял…

— Что мне грозит? Вышка?

— Суд разберется.

— Но я не хотел, не хотел ее убивать. Слышишь? — завопил Мишка. — Она хуже кошки меня царапнула. А я… Я — псих! Понял?

— Суд разберется, — повторил Нетребо. — Я не хочу давать гарантий, Боков, но если вы проявите благоразумие и поможете нам…

— Чем? — сразу насторожился Артист.

— Кто такой Маг? Где он? Это, случайно, не он? — Нетребо показал Бокову другой типографский листок с фотографией круглолицего пожилого человека с глазами-щелками, точно заплывшими жиром. И надпись: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК КРАМОВ ТИХОН ЛЬВОВИЧ».

Боков опешил. Нетребо и Сайко показалось, что он не так испугался, когда его изобличили в убийстве, как увидев этот портрет.

— Не слышал такого, не видел и не знаю.

— Неправда, Боков! Знаете вы Мага.

— Пугали им, — добавил все время молчавший Сайко.

— Не знаю такого. Ушел, испарился, утонул! Поняли! — исступленно заорал Мишка.

— Что ж, не знаете и не надо. Тем хуже для вас. Сами найдем.

— Хрена. Маг получил уже знак. Его и дух простыл! — со злорадством выкрикнул Артист.

— Все! Уведите арестованного, — приказал Виктор Ильич конвоиру.

Бокова увели, а Нетребо закурил и прошелся по комнате.

— Я знаю, что это за знак, — выпалил Иван.

— Доложи.

— Помнишь, когда мы их брали, Артист крикнул: «Настя, открой на кухне форточку! Да пошире. Пусть вонь хоть выйдет»?

— Ну и что?

— А то, что спали — вонь не мешала. Стали их брать — широко открытая форточка — знак Магу. Надо, Ильич, срочно выставить там пост.

— Молодец Иван! Внимательным стал. Только опоздал. Пост давно уже там стоит. Но что это даст?

«Подал голос» телефон. Дежурный срочно пригласил к себе Нетребо. Вернулся Виктор Ильич хмурый и сердитый…

Ночью Нетребо обратил внимание — на всю ширь открыла на кухне фортку Настя. Даже подложила под нее деревянный клинышек. «Условный сигнал!» Примитивный, но… Доложил Седых — и сразу же, ночью, выставили у дома пост.

Машина с рацией стояла в соседнем переулке, а старшина Ясин находился напротив, в доме фронтовика, следил за домом Бокова.

Все было нормально. Выходной, и людей мало. И тут — пацан, лет десяти. Подошел к дому, постоял калитки, прошел во двор и постучал в дверь. Потом круто вернулся и побежал по улице.

Когда Ясин выскочил из засады, мальчишка уже повернул в соседний переулок. Повернул и он. Пацан через дворы махнул на улицу Красина. И исчез. Когда Ясин снова его увидел, мальчик стоял в отдалении с каким-то тучным бородачом. Тот остановил «Жигули» и уехал. Ясин успел увидеть номер: 62–77.

Мальчишку удалось задержать.

Тот рассказал, что остановил его какой-то «дедусь». Попросил сбегать на Загородную, 8. Сказал: «Вроде там форточка открыта. Если да — постучись, пусть закроют. Ребенка застудят. Если не откроют, беги сюда. Тогда сам я вернусь».

Хлопчик сбегал к той избе и обратно, и все «дедусю» рассказал. Тот за это дал ему рубль, сел в «Жигуленка» и уехал.

Виктор Ильич связался с ГАИ; по всем линиям прошла команда искать вишневые «Жигули» № 62–77.

Расстроенный, Нетребо ходил и курил. Он не был уверен, что Бородач — именно Маг, но мог биться об заклад, что вишневый «Жигуленок» — случайная машина и что Бородач попросит остановиться, конечно, не у своего дома.

Вскоре вошел Седых и подтвердил это. Задержали нужные «Жигули». Его владелец показал, что Бородач проехал до музея и велел остановиться. Сунул трояк и ушел в сторону Калинина. Опознать его водитель, пожалуй, сможет.

Резко зазвенел телефон. На сей раз дежурный пригласил Ивана. Его вызывала какая-то девушка.

Сайко сразу узнал ее: Тоня Голощапова.

— Это я, — улыбаясь, представилась Тоня. — Виталий откликнулся. — Вот, — она протянула надорванный конверт.

— Спасибо, Тоня! О вашем визите сюда ни один человек не узнает.

— Так… Ну, и что это письмо нам дает, Ваня?

Сайко прошелся по комнате.

— Есть одна идея. Помнишь слова из письма: «Они что-то получали для своего завода»? Значит, Крамов работает. Где? Думаю — тоже на молокозаводе. Только вряд ли под своей фамилией.

— Резонно! Срочно звони Шумскому. Бородачей на его заводе немного, да еще с такой особой приметой, как морда льва на груди.

К счастью, Шумский оказался дома. Обещал скоро приехать. Нетребо ушел к Седых.

Иван остался один. Вспомнил о Галке. Набрал номер ее телефона.

— Здравствуй, Топтыжка! Наконец. Ты где пропал?

— Служба.

— И Виктор Ильич, конечно, с тобой? Ты говорил с ним?

Иван молча посопел в трубку.

— Нехорошо, Топтыжка! Слышишь?

— Будь так, — только и ответил Иван. — Что собираешься делать?

— К вам собираюсь, Лидия Ефимовна недавно приходила. Холодно уже. Просила, чтобы я занесла Ильичу его шерстяной пуловер. У него, оказывается, легкое пулей пробито. Ему надо потеплей одеваться… Ты что примолк?

— Думаю, Галочка, не приходи сегодня. Ладно? Дел по горло.

Шумский явился минут через пять.

— Я вас слушаю, товарищ лейтенант!

— Садитесь, пожалуйста. Извините, что снова вас беспокоим.

— Пустяки. Лишь бы на пользу делу.

— Сергей Иванович, вам не знакомы эти лица? — Сайко разложил на столе типографские портреты Бокова и Крамова с броскими словами: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК».

Шумский посмотрел на портреты и неуверенно покачал головой, и вдруг ткнул пальцем в Бокова:

— Так это, кажется, Князев!

— Точно, Сергей Иванович! А второй?

— Лицо вроде знакомо…

— А если добавить бороду?

— Бороду?! Постойте… Неужели Изюмов?

— Изюмов? Кем он работает?

— Слесарем-ремонтником. Но это так… Числится. На самом деле пан-спортсмен. Извините, у нас по штатам такой должности не полагается.

— Будь так, товарищ Шумский! Вы с Изюмовым часто встречались? Не заметили у него на груди татуировку?

— Нет… Точнее… Не приглядывался. Его должность не по моей части. Но есть у нас Коля Гиталов. Отличный боксер. С Изюмовым, то есть с Крамовым, тренировался.

— Как с ним связаться?

— У него телефон. Дайте справочник.

Через минуту Шумский говорил в трубку:

— Товарищ Гиталов? Шумский беспокоит. Нет, нет… Не на работу вызываю. Вы хорошо знаете Изюмова? Да, да… Вас понял. Спор тут с одним товарищем завел. Он уверяет, что на груди у Дмитрия Ивановича татуировка имеется, а я, вроде, не видел. Не могли бы нас рассудить?.. Что?.. Нет татуировки?! Понял… Значит, только какой-то шрам. Угу… Отлично! Словом, коньяк пьем вместе. Только вы, пожалуйста, ни слова Изюмову. Неудобно получится. Что?.. Встретили на улице Бакинских комиссаров? Ну, что ж, спасибо, товарищ Гиталов!

Шумский положил трубку. «Шрам — наверняка след вытравленной татуировки. Скрывается. Отрастил бороду, убрал татуировку… Маг!».

— Сергей Иванович, перезвоните начальнику отдела кадров — узнайте адрес «Изюмова»; если не помнит — дадим машину, пусть едет на завод…

Шумский набрал номер… Улица Кочубея, 53, квартира 7.

…Нетребо ждал Ивана в кабинете Седых. Сайко доложил о беседе с Шумским.

— Понятно. Какие предложения, следопыты?

После небольшой паузы первым заговорил Нетребо:

— Прежде всего, Николай Алексеевич, прошу срочно послать машину на Кочубея, 53.

— Да, — коротко согласился Седых.

— Будем рассчитывать на худшее, — продолжил Нетребо. — Вряд ли Маг там живет.

— Поиск можно значительно сузить, — осторожно заметил Сайко.

— Как?

— Очень просто. Гиталов сказал, что встретил сегодня Мага на улице Бакинских комиссаров. Эта улица упирается в площадь Калинина. Вот где нужно искать Мага. Не рыбу удить он по ней шел.

— Но эта улица длиной более двух километров, — вставил Нетребо. — Крамов мог куда-нибудь и свернуть.

Седых закурил, подошел к окну.

— Мне кажется, есть более короткий путь поиска.

Николай Алексеевич вернулся к столу и стал рыться в папке, которую недавно ему занес Нетребо. Вынул один из протоколов допроса.

— Вы хорошо побеседовали с Диной Кулиш?

— Думаю, да, — ответил Виктор Ильич. — Ни о каком Маге она и слыхом не слыхивала. Я ей верю. Девчонка сильно напугана. В банду втянута случайно.

— Кулиш в нашем городе чуть больше года, а уже имеет квартиру. Откуда?

— Квартира не ее, — опередил Нетребо Сайко. — Квартиру снял ей дядя. Хозяева завербовались и работают сейчас в Норильске.

— Дядя ли? А вдруг — Маг? Кулиш проживает по улице Комсомольской. Комсомольская пересекает Бакинских комиссаров и почти рядом с площадью Калинина. Не туда ли шел Маг?

Сайко и Нетребо переглянулись.

Сержант Михаил Забельский, кареглазый краснощекий увалень, с которым пять дней назад Сайко вел обыск у Рядно, неуклюже влез на заднее сиденье, а Иван уселся рядом с вихрастым, всегда улыбчивым Юрой — шофером Седых. Юра дал полный газ.

Остановились у продмага на Комсомольской. Приказав Юре не отлучаться и держать включенной рацию, Сайко с Забельским перешли на другую сторону и направились к дому № 12. Дина жила в 22-й квартире, но звонить туда было бессмысленно. Если Маг и там, он не откроет.

— Значит так, Миша, — остановился Сайко. — Порыскай у дома. Если Бородач шел именно сюда, кто-то обязательно его видел. Встретимся минут через двадцать у этого же ларька.

Дом принадлежал кооперативу. Председатель жил в том же подъезде, что и Дина, этажом выше.

Дверь открыла седоватая женщина в халате.

— Павел, к тебе, — кинула она в комнату.

Павел тоже был в халате.

— Здравствуйте. Я вас слушаю.

Сайко достал удостоверение:

— В вашем доме проживает гражданка Кулиш.

— Да, да, проживает. В двадцать второй квартире, — заторопился уточнить председатель. — Но она здесь временно. По договору. Эту квартиру на три года снял ее дядя, Дмитрий Иванович Изюмов.

«Изюмов!» — Сайко боялся выдать волнение.

— Скажите, а сам Изюмов здесь часто бывает? Ночует ли?

— Нет. Вы знаете, ни разу, кажется, не ночевал.

— А в гости к ней наведывается?

— Было дело, — вмешалась жена председателя. — Бородатый такой, да? Правда, Динки дома не было. И сегодня приходил.

Сайко почувствовал, что от волнения у него вспотели ладони.

— Этот человек — опасный преступник. Он сейчас в квартире?

— Опоздали. Я мусор выносила, а он как раз из квартиры с чемоданом — шасть…

«Ушел! Забрал ценности и ушел. Вот, значит, где они награбленное прятали!» — сообразил Иван и торопливо спросил:

— Давно это было? Чемодан большой?

— Да с полчаса… Чемодан приличный. У подъезда как раз Петя Лучко с машиной стоял. Бородатый с ним поговорил, и они уехали.

— Какая марка машины? Номер? Цвет?

— У Лучко «Жигули». Номер четыре пятерки.

Сайко поблагодарил и поспешно вышел.

Забельский ожидал в условленном месте. Доложил:

— Видели Бородача пацаны. Сел с чемоданом в машину какого-то дяди Пети и уехал. Гараж дяди Пети третий с краю в Кладбищенском переулке, рядом со старым кладбищем.

Вернулись к машине. Юра связался с Седых по рации, и Сайко доложил, что удалось выяснить.

— Понятно. Значит, считаете, что Маг рвется из города?

— Да.

— Хорошо. Посты усилим. Если «Жигули» Лучко в разъезде, постараемся задержать. А вы ищите его гараж. Думаю, что днем Маг будет где-то отсиживаться. Наверное, в своей тайной квартире. Кстати, на Кочубея «Изюмова» нет. Все понятно?

— Так точно! — хмуро откликнулся Сайко.

… — Лучко показал, что высадил Крамова на улице Щорса рядом с каким-то переулком, — начал Седых. — Это где-то вот здесь, — показал он на карте. — Возможно, в этом районе его логово. — Седых прочертил пальцем круг. — Маг с тяжелым чемоданом. Силенок ему не занимать, но тащить через город…

— Да еще знает, что мы его ищем, — вставил Нетребо.

— Вот, вот! Какие соображения, Ильич?

— Улицу Щорса пересекает пять переулков. В переулках крупных домов нет. Почти все жители друг друга знают. Маг — человек здесь новый. Да еще борода… Но у меня есть другое соображение. Если я окажусь прав, нам не придется прощупывать эти улицы и переулки.

Седых поднял глаза:

— Доложи!

— Я думаю, на этот вопрос нам ответит Анастасия Буркова. Та, что форточку по приказу Артиста открыла.

— Но ведь ее допрашивали. Она отрицала, что знает Мага.

— Во-первых, допрашивали ночью. Буркова была под хмелем. Во-вторых, она не опознала Мага на типографском фото. Там Крамов без бороды. Я думаю, Николай Алексеевич, есть смысл еще раз допросить Буркову. Раз сигнал был для Мага — значит, он там бывал.

— Разумно. Действуй, Ильич!

…Буркова. Мешки под глазами. Кожа на лице дряблая, щеки тронуты морщинами.

— Привет, гражданин сыщик! Что еще хочешь?

— Садитесь, Анастасия Федоровна!

— Ну, сяду. Ну и что? Дай закурить, слышишь? Муторно мне.

Виктор Ильич протянул ей сигареты, закурил сам.

— Анастасия Федоровна, значит, фортку вы несознательно открыли?