Алтарь

ВЫБРОШЕННЫЕ НА БЕРЕГ

I

"Хорошее утро", - подумал Поликарп, выходя на крыльцо. - "Свежее".

Он стоял и смотрел в рассветное небо, полной грудью вдыхая чистый деревенский воздух. Робкий ветерок шевелил его волосы и ласкал обоняние приятным ароматом из цветника под окнами. Пригладив русую шевелюру широкой ладонью, Поликарп улыбнулся и, спустившись с крыльца, ступил на мокрую от росы траву.

- Хорошее утро, - повторил он вслух и ещё раз широко улыбнулся.

Поликарп снял белую рубаху, которую ему в своё время подарила жена, и с удовольствием облился ледяной водой из колодца. Затем снова набрал воды, отпил немного прямо из ведра и обеими руками выжал свою густую окладистую бороду.

Натянув рубаху, Поликарп сел на старое, растрескавшееся бревно у крыльца, вынул из кармана небольшую черную трубку и закурил. Он совершал этот придуманный им самим ритуал только два раза в день: утром, до завтрака, сидя на этом старом дубовом стволе, и вечером, после ужина, у камина, глядя на хаотично пляшущие языки пламени и слушая жалобное потрескивание обречённых стать пеплом дров.

Не прошло и пяти минут, как Поликарп услышал стук закрывающейся двери соседнего дома и, обернувшись, увидел невысокого бородатого мужичка в полном рыбацком облачении и с удочкой на плече.

- Здорово, Авдот, - крикнул мужичку Поликарп.

- Здравствуй, Поликарп, - откликнулся тот, приближаясь.

- Никак на рыбалку собрался?

- А что ж? Такое утро грех пропускать. Аль не так?

- Так, Авдот. Утро доброе.

- Вот и я думаю - утро какое доброе! Дай на рыбалку схожу. Взял удочку и пошёл. Слава богу, речка рядом - далеко топать не надобно. А то грехом бы и дома остался, - Авдот уже примостился на бревне рядом с Поликарпом и с жаром принялся рассказывать. - А ты слыхал, Ванька что учудил-то, а?

- Ладно, Авдот, - разговорился! Рыба уплывёт.

- Твоя правда, Поликарп. Рыба - она что твой паровоз: ждать не будеть! - Авдот тяжело вздохнул, поднялся и, взяв удочку, направился к реке.

Тут из-за недалекого бугорка показалось стадо коров, и Поликарп с огорчением понял, что трубку ему уже докурить не удастся. Кряхтя, он поднялся с бревна и не спеша направил свои стопы к коровнику - выпускать Рыжуху на пастбище. Как-то незаметно к Поликарпу присоединился беспородный пес преклонных лет.

- Здравствуй, Серый, - обратился к псу бородач, потрепав его за ухом. - Где же ты пропадал всё утро, старый плут? Никак к Рябке бегал опять?.. Всё бы тебе к бабам, Серый! В твои-то годы!

Серый ничего не ответил, а только посмотрел на Поликарпа своими большими умными глазами, опустил голову и поплёлся к конуре, где улёгся на травке и стал наблюдать за дальнейшими действиями хозяина.

Когда Поликарп вывел корову со двора, стадо уже величественно шествовало мимо. Бородач поискал глазами пастуха и крикнул:

- Эй, Семён! Забирай Рыжуху!

Из самой гущи стада вышел тощий человечек в красной рубахе и чёрных трико, обутый в резиновые сапоги едкого зелёного цвета. На плече пастуха висел длинный кнут, а на голову была нахлобучена старая серая кепка, изъеденная молью. Человечек постоянно то чесал, то утирал свой длинный острый нос.

- Здорово, Евграфыч, - обратился Семён к Поликарпу. - Погодка сёдня добрая, а? - человечек говорил быстро, покашливая и утирая нос через каждые два-три слова.

- Да, ничего...

- Эта... Я чё говорю-то... У тя, Евграфыч... э-э... табачку нету чуток - курить шибко разбирает... эта, а?

Поликарп извлек из кармана табакерку и отсыпал щепотку в грязную ладонь пастуха.

- Эта... Благодарствую, Евграфыч, - сказал Семён. - Ты эта... ну... знаешь про Ивана-то? Он вчерась... у Лукерьи был... Ну, вот, эта... апосля такие штуки видал чудные...

- Какие "штуки"? - спросил Поликарп. - Опять домовых по-пьяни ловил, что ли? Ну, так это, брат, мы уже слышали! И не раз.

- Да не-е... Эта... Другие штуки-то вчерась были... Ты, Евграфыч, сам сходи к Ваньке-то и спроси сам-то. А то ж я чё не так скажу... Ко всему, он сам эта... тя кличет. Грит: Поликарпа эта... спросить надобно... поди, растолковать смогёт, а? Вот, ты уж поди к нему, помоги эта... растолковать, а я пойду - меня бурёнки уж заждалися...

Семён повернулся и, хлопнув ладонью по боку Рыжухи, мирно щиплющей рядом травку, пошёл к стаду. Поликарпова корова не спеша двинулась за ним. Шагов через двадцать пастух обернулся и крикнул:

- Евграфыч! Эта... К Ваньке-то сходи...

- Схожу, - откликнулся Поликарп и подумал: "Этак я и не позавтракаю сегодня!.. Эх... Ладно, пойду к Ваньке - может, чего интересного расскажет".

II

У Ванькиного крыльца Поликарп увидел Лукерью - сорокалетнюю розовощёкую полную женщину, которая стояла, уперев руки в бока, и улыбалась, рядом с ней бабу Марусю - маленькую сухенькую старушку, стоявшую, сжав руки под подбородком, с таким видом, будто видела живого чёрта, и, сидевшего на лавочке по левую руку от Ивана, седобородого деда Захара. Иван что-то увлеченно, наверное, уже не в первый раз, рассказывал, а слушатели почтительно молчали, только баба Маруся время от времени тихо приговаривала: "Ой, чё-ж делается-то, чё-ж делается!!" - и покачивала головой.

Когда Иван закончил, Лукерья, широко улыбаясь, сказала: "Глупости все это. Пить надо меньше", - махнула на рассказчика рукой и пошла к своему крыльцу.

- Не скажи, Лукерья, - крикнула ей вслед баба Маруся. - Щерти ещё и не то могуть! У их хвосты длинныя - как махнуть... Света белого не свидешь. Во как! А то: сказки! Щерти это, щерти, Ваня. И не слухай ты енту дурную бабу. Слухай, что я тебе толкую... Ишь до чего анчутки додумалися - звездами кидаться! Где ж енто видано-то? Сколько живу - никогда слыхом не слыхивала, а тут!.. О-ой! Что ж енто?! Светконец, Заха-ар! Звёзды уж па-адають... Видать, смертушка наша пришла, о-ой!..

- Всё! Кончай, бабка, - твердо сказал дед Захар, вставая с лавки. - Пошли до дому - Поликарп идёт. Нехай вдвоем погуторять - поди, разберуть чего. Пошли.

Захар взял ойкающую и мотающую головой бабу Марусю под руку, и они заковыляли к своему дому.

Подошёл Поликарп, оглядываясь на удаляющихся стариков.

- Здравствуй, Иван, - сказал бородач небритому взлохмаченному мужчине в расстёгнутой клетчатой рубахе, чёрных спортивных штанах с лампасами и тапочках на босу ногу, сидящему на лавочке с папиросой во рту.

- Поликарп! - обрадовался тот. - Здорово! Заходи в дом: мне Лукерья картохи варёной принесла - позавтракаем. Ты ел?

- Нет. Не довелось мне, Иван, сегодня...

- Ну вот, за едой и потолкуем. Пошли.

Они вошли в грязную неубранную прихожую, а затем в такую же кухню. По столу была разбросана грязная посуда, в раковине - немытые кружки, стаканы и кастрюли, а на плите - сковорода, на которой с аппетитом трапезничал жирный рыжий таракан. У стола стоял табурет. Второй валялся на полу у плиты рядом с опрокинутым мусорным ведром. Пока Поликарп стряхивал со стоящего табурета крошки, Иван поднял второй и, поставив на стол чуждую всему окружающему чистую лукерьину кастрюлю с картофелем, сел.

- Бери, - сказал Иван Поликарпу, кивнув на кастрюлю. - Хорошая картоха - Лукерья плохого не состряпаеть. Только вот соли нету: куда-то я её задевал, ты уж не обессудь, Поликарп. Зато есть хлебец, целая буханка, ещё не початая, - и он извлек из-под груды грязной посуды кирпич чёрного хлеба. - Ещё мягкий - позавчёрашний. Будешь? Ну, как знаешь. А я съем кусочек.

Поликарп, не обнаружив чистой вилки, взял одну картофелину из кастрюли рукой и откусил.

- А картоха-то солёная! - радостно воскликнул Иван. - Вот Лукерья-то, вот баба! И как она догадалась, что у меня соли нету! Жена из неё добрая выйдеть. Мне б такую. Дык она ж за меня не пойдёть - вот в чем штука, Поликарп! А, слухай: не дёрнуть ли нам по стопарику за Лукерью, а? Не хочешь? Жаль. А я выпью. И опохмелюсь заодно.

Иван вытащил из-под раковины на две трети заполненную мутной жидкостью бутылку, плеснул немного в один из грязных стаканов и, выдохнув в сторону, быстро выпил. Затем, морщась, занюхал хлебом и принялся за картофель.

- Вань, - начал Поликарп, - говорят, будто ты видел что-то необычное ночью. А? Может, расскажешь?

- Да то, Поликарп! - ответил Иван, наливая ещё самогона. - За этим-то я тебя и позвал.

Он выпил и занюхал хлебом. Закусывать не стал.

- Ну так вот... Вчера, значить, зашёл я к Лукерье. Часов этак в девять зашёл. Ну, поужинали, выпили немного...то, сё... Ну, ты, Поликарп, меня понял, да?.. В общем, одеваюсь я ... на посошок позавсегдашнему... Ну и выхожу на двор, закуриваю, - Иван сделал загадочное лицо, замер на секунду, потом быстро налил себе полстакана мутной жидкости из бутылки и выпил, закусив хлебом. - Вот ...О чём бишь я?.. А!.. Выхожу на двор, закуриваю значить... Да-а! Последний "примачёк" был ... Жаль. Какой табак! Не то, что энтот "Беломор" хренов - насували туды всякой дряни, а ты кури, травись!..

- Ты, Иван, не отвлекайся, - попытался направить разговор в нужное русло Поликарп,- рассказывай дальше.

- Я тебе и толкую: табак-то стали хреновый делать, хоть не покупай! Не могуть нормального взрастить что ли?! Что ж энто за, етить-твою-переетить, страна такая, что даже табака в ней порядошного днём с энтим... с огнём не сыскать?! А? Я тебя спрашиваю, Поликарп!.. - Иван выглушил последние полстакана и с грохотом поставил пустую бутылку на стол.

- Вот что, Иван, - ответил бородач. - Или ты сейчас рассказываешь все как было: про Лукерью, про чертей, про звёзды свои, или я иду до дому - по грибы я собираюсь, Иван. Понял? Спешу я.

- Всё, Евграфыч! Слухай. Боле не отвлекаюсь, - глаза Ивана были мутные, как выпитая им жидкость, язык заплетался. - Ну вот...На посошок я, значить, у Лукерьи-то...

- Вышел на двор, закурил, - продолжил Поликарп. - Дальше-то что было, Ваня, не томи.

- Да. Вышел на двор, последнюю "примку" закурил...Сел, значить, на порожек. И чёй-то на небо меня проняло взглянуть. Как подтолкнул ктой-то! ... Ведь никогда ж туды не смотрел - чё я тама не видывал? А тут пряма вот толкает ктой-то: посмотри, посмотри!... Да. Значить, поднимаю глаза и вижу... - Пауза. - Евграфыч, можно ещё соточку? Не могу я так сказ вести - мочи нет! А, Евграфыч?

- Ладно, Иван. Давай, только скорее.

- Я быстро, Евграфыч, я быстро!

Иван, шатаясь, подошёл к небольшой деревянной тумбе, открыл дверцу, висевшую на одной петле, и, покопавшись, выудил литровую банку с полиэтиленовой крышкой, полную бурой жидкости. Вернувшись на место, отхлебнул прямо из неё и, морщась, засунул в рот сразу целую картофелину.

- У-у! Крепка, туды её в корягу, - прохрипел Иван и шмыгнул носом. - На чём бишь я запнулся-то?... А-а, вот! Поднимаю, значить, глаза и наблюдаю... пф-ф... - последовали неопределённые жесты руками. - Ну, вроде, мячик кто-то пинаеть - туды, сюды, туды, сюды...туды...в-вот... Тока заместо мячика звезда была, Евграфыч. Вот как на духу говорю те - звезда! Я поначалу сам не поверил. А протёр глаза, смотрю - не пропала звезда, так и сигает из стороны в сторону. Ну, думаю: всё!...А можа правду баб Манька-то говорила - черти всё энто, а? Можа энто они балують, Евграфыч, а?

- А куда потом звезда-то делась? А, Иван?

- Дык упала она, Евграфыч. В лес упала. В наш. Я энто чётко видал... Как на духу, Евграфыч. Как на духу, - Иван три раза перекрестился.

- Упала, говоришь? - пробурчал задумчиво Поликарп. - В лес? Ну-ну...

- Да что б мне поперхнуться! - с жаром воскликнул Иван и, как бы в доказательство, отхлебнул из банки.

- Хорошо, Ваня, - Поликарп встал. - Я сейчас иду в лес - грибы собирать. Может, найду твою звезду.

- Найдёшь. Найдёшь, Евграфыч: звезда - большая штука - не иголка... Только смотри, - Иван понизил голос, глаза его прояснились и смотрели на Поликарпа со страхом, - она ведь - чёртова звезда. А черти своё добро просто так не оставят. Как бы чего не случилось - остерегайся, Евграфыч: недобрая энто звёздочка. Не к добру она к нам, - глаза Ивана снова помутнели, он по-прежнему был мертвецки пьян. - Можа споём? Как, Евграфыч? Песню, а?.. Шу-умел ка-амыш... А, Евграфыч? Ну давай, вместе... Шу-умел...

- Спешу я, Иван, - оборвал собеседника Поликарп. - По грибы я собрался. В лес. Где звезда твоя.

- Ну шо-ж, иди. Мож на посошок? Не станешь? Ну, дело твоё. Прощевай, Евграфыч. Найдёшь звёздочку - дойди до меня, а?

- Ладно, Ваня, как приду - сразу к тебе, - и Поликарп вышел из кухни.

III

Вернулся он поздно. Звезду не нашёл, зато набрал полную корзину грибов. Первым делом Поликарп направился к Ивану, но того дома не оказалось. "У Лукерьи, наверное", - подумал бородач. - "Ладно, завтра зайду".

Поликарп не огорчался, что не нашёл упавшую звезду - он не принимал ивановы слова всерьёз. Вчера Ваня был пьян, а пьяному всякое может померещиться. Тот же Иван не сосчитать сколько раз чертей по огороду гонял. А потом божился, мол, правда это. А теперь черти у него в футбол играли. На небе, да ещё и звездой. Где ж это видано-то! Ну а если принять, что прыгающая звезда была на самом деле, то и не звезда это, наверное, вовсе. Какой-нибудь светлячок или ещё что... В общем, не могла звезда себя так вести - из стороны в сторону метаться. Не могла. Падать - это могла. Тогда это метеорит. Но метеориты не мечутся по сторонам, потому что если он в самом деле падал, то и прыгал. Не могло же Ваньке показаться, что падающая звезда прыгает! Или всё было вместе, или не было ничего. "Да-а. Задал мне Иван задачку: поди разбери - что к чему!" - думал Поликарп, подходя к крыльцу.

Навстречу ему выбежал Серый. Хвост его был поджат, уши стояли торчком, он постоянно оглядывался, а, приблизившись, тихонько заскулил.

- Что такое, старик? - насторожился Поликарп. - Что тебя так напугало? А ну-ка, пойдём поглядим.

Поликарп твёрдой походкой направился к крыльцу. Серый немного постоял, жалобно смотря вслед хозяину, затем нехотя поплёлся за ним, уставившись в землю.

Подойдя к дому, Поликарп вынул из корзины нож и огляделся. Никого не было. Тогда бородач крикнул:

- Эй! Есть здесь кто? - ответа не последовало.

Поликарп подошёл к крыльцу и, поднявшись к двери, увидел на пороге какого-то зверька. Присмотревшись при свете спички, он понял, что это суслик. Раненый суслик - на левом боку его была кровь. Зверёк испуганно смотрел на Поликарпа, но не убегал.

- Эх, ты! - обратился бородач к Серому. - Суслика испугался! А помнишь, как мы с тобой на кабана ходили?! А? Стареешь, ты, Серый, стареешь... Все когда-нибудь стареют. И тогда исчезают смелость и безрассудство молодости и появляются опасения, подозрения и страхи... Но ты не один такой, Серый. Весь мир живёт в страхе, даже молодые... Пошли в дом, старик, - ужинать будем.

Поликарп взял суслика на руки - тот не проявил ни малейшего сопротивления - и вошёл в дом. Перевязав зверьку рану и положив его на мягкую подушку, бородач принялся за приготовление ужина. Всё это время Серый сидел в дальнем углу, поджав хвост и жалобно посматривая время от времени то на Поликарпа, то на суслика, и тихонько поскуливал.

- Удивляюсь я на тебя, Серый, - говорил Поликарп. - Как можно бояться такого симпатичного, ласкового и, практически, ручного зверька?! Он же не съест тебя, в конце концов! Подойди - познакомься с ним: возможно, ему придётся пожить у нас несколько дней - пока рана не заживёт. Ну?! Я что сказал? - пёс даже не тронулся с места, только ещё плотнее вжался в угол и ещё жалобнее заскулил. - Ну, как хочешь. Можешь после ужина идти ночевать в свою конуру. Только учти, что общаться с гостем тебе всё равно придётся - желаешь ты этого или нет.

IV

Поликарп стоял у окна и набивал трубку. Тут же на подоконнике лежал суслик, уставившись в темноту тихого летнего вечера. В угольно чёрном небе на фоне звёздной россыпи сияла луна, озаряя мягким светом застывшие, словно на фотографии, кроны деревьев. Было поздно, и деревня уже погрузилась в сон. Только изредка доносился непродолжительный лай, обращённый, вероятно, к какой-нибудь ненавистной всем собакам и, конечно, ни в чём не повинной кошке.

Раскурив трубку, Поликарп сел в кресло у камина, затянулся и потрепал за ухом Серого, расположившегося рядом.

- Ну что, Серый, - обратился бородач к псу, украдкой взволнованно поглядывающему на суслика, - как ты думаешь: есть звезда Ванькина в лесу или нет?... То-то: и я не знаю, вишь в чём дело! Как-то не стыкуется у меня всё, не связывается. Проще, Серый, конечно сказать, что Ванька спьяну всё это усмотрел, но не могу я так. Много в этих звёздах неизведанного, загадочного. Мало мы о них чего знаем - не понять нам всего. Звёзды по своим законам живут, не по нашенским, не по земным. Никто не сможет сказать, что будет с той или другой через секунду, через год, через тысячу лет...

Звёзды... Звёзды не меняются, Серый. Они вечны по сравнению с нашей с тобой жизнью. Что мы? Чуть больше полусотни лет и нет нас. А звёзды даже ни на толику не изменятся.

Как могут эти далёкие солнца далёких неведомых миров не привлекать человека, а, Серый? Как может человек, пускай тот же Ванька, сказать, дескать, чего я там на небе не видывал? Ведь человек, поди, не корова какая, не курица безмозглая! Человек рождён думать, Серый. На то ему мозг и дан Природой - чтоб соображать, накапливать знания и обрабатывать их. Человек должен учиться, становиться разумным. Таким, каким должен быть. И ладно, что не государство это наше хреново ему помогает - не дождёшься, а сам человек учится, но учится, познаёт мир и себя, ищет смысл своей жизни, добивается чего-то, а не плывёт по течению - куда выбросит. Только почему это понимают лишь единицы, Серый? Почему? Тот же Ванька, - чтоб его! - каждый день самогон хлещет, травит себя. Какая уж тут тяга к знаниям! И ещё говорит, дескать, я и так знаю, что мне надобно: как налить, да как выпить, да как с Лукерьей того...Тьфу! Ничтожная душонка. Да и все остальные не лучше, Серый. Никому не нужны знания, а ведь все с умом рождаются, у всех, поди, разум-то есть. Только ведь не пользуют они его, не нужен он им. Да и правда - зачем? Коров пасти да землю пахать ум не надобен! Вот и сидят все на своих огородах и думают только, как нажраться во всех смыслах да другие потребности свои удовлетворить животные.

Да что скрывать - и я такой же был до того как Машенька моя умерла. Не ценил я её, Серый, не понимал глубины души её. Накопаюсь в этом треклятом огороде, прихожу: "Машка, обед!" - и всё. До самой смерти буду клеймить себя, Серый, всю жизнь оставшуюся, за то, что не был с ней близок душою. Баба, думал, она и есть баба - что с ней взять-то! И только потом всё понял, старик, только потом, когда уже поздно было. И бог, в которого все поголовно тут верят, даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Да и есть ли он вообще, бог-то этот? Вот бабка Маруся говорит, дескать, есть он: на небе за облаками прячется и в щёлочку поглядывает, что у нас тут делается. Иван, говорит, тоже есть: дед хилый с бородищею, и тоже на небе. Говорит, видел его однажды: пальцем грозил и пить запрещал, а сам - чуть не разваливается от старости. Но это Ивану, Серый, наверняка спьяну привиделось...

Потом приезжал к нам поп с району, говорил, мол, покайтеся и бог примет вас. Вон Ванька покаялся - и что? Только они вместе с попом и "приняли". Потом батюшку еле в машину усадили - всё частушки пел неприличные. И думай после этого: есть бог или нет его вовсе!

Хотя, с другой стороны, как это всё могло само собой получиться: весь мир, космос, звёзды? Учёные, поди, и посейчас ломают себе головы, пытаясь изничтожить веру людей в Вышнего и дать вразумительный ответ. Но что-то у них не складывается, не получается точной системы. Ответа нет и, думаю, Серый, не будет. По крайней мере, на нашем веку того не случится, - Поликарп вытряхнул пепел из докуренной трубки и вздохнул. - Ну что, друг мой Серый, спать пойдём? - пёс нехотя встал, подёргивая ушами, и пару раз вяло вильнул хвостом. - Пошли - будешь в конуре ночевать, коли в хате боишься. Ума не приложу, чем тебе не нравится эта зверушка?!

V

Поликарп открыл глаза и увидел лежащего рядом, на подушке, суслика.

- Удивляюсь на тебя, брат, - произнёс бородач. - Ведь должен же человека бояться, а не боишься!

Суслик продолжал спокойно смотреть на него своими большими, почти человеческими глазами.

- Нравятся мне твои глаза, брат, - сказал Поликарп. - Умные они у тебя, добрые. Признайся, почто Серого напугал? Плохого он тебе не делал - я уверен. А если ты такой ручной, то и с собаками должен быть знаком не понаслышке. Так зачем же?... Да ещё настолько, что Серый теперь от тебя, как от огня шугается. Не хорошо, брат. Не хорошо...

Поликарп погладил суслика, встал и направился к окну. Привычным движением потянулся к защелке, распахнул створки и сразу почувствовал ворвавшийся в комнату поток свежего прохладного воздуха. Постояв немного у окна, бородач взял со стола трубку и вышел на улицу, где, после недолгих водных процедур, уселся на бревно и закурил. Немного погодя, подошёл суслик и лег рядом, а Поликарп, добродушно улыбаясь, потрепал его за ухом.

Внезапно со двора Авдота раздались крики, и на улицу выбежал сам хозяин - взлохмаченный, в черных широких трусах, белой клетчатой рубашке нараспашку и тапочках на босу ногу. Он огляделся вокруг и, заметив соседа, устремился к нему. Когда Авдот приблизился, Поликарп услышал его тяжелое дыхание, будто тот только что пробежал кросс в добрый десяток километров.

- Здорово, Авдот, - приветствовал соседа бородач. - Аль стряслось что у тебя?

Отдышавшись, Авдот растерянно произнес:

- Кур моих... съели... Вот...

- Как съели?! - удивился Поликарп.

- Так... Съели. Одни пёрушки осталися... - лицо Авдота выражало глубокое горе и растерянность, и казалось, что бывший хозяин куриц сейчас расплачется.

- Всех что ли съели?

- До одноёй... Бедные мои курочки, - по щеке Авдота скатилась скупая мужская слеза.

- Никак хорьки опять разгулялись, чтоб их! – хлопнул ладонью по колену Поликарп. - Ничего, Авдот! Я тебе дам пару своих несушек, а вечерком возьму ружьишко, и пойдём мы с тобой в курятник к тебе - хорька стеречь. Авось, придёт снова.

- Спасибо, Евграфыч, - с жаром ответил Авдот, пожимая соседу руку. - В долгу перед тобой буду. Овощей каких, угольку там - только попроси - с радостью дам, коль поможешь.

- Ладно, сосед, как-нибудь сговоримся. Иди домой: жену успокой - поди, убивается из-за кур-то.

- Йёх! - всплеснул руками Авдот и побежал обратно, убеждать жену, что все будет хорошо, раз Поликарп в помощи не отказал.

Только захлопнулась за Авдотом дверь, как из-за угла, пошатываясь, вышел Иван и направился прямиком к Поликарпу.

- Ну как? - спросил он бородача ещё издали. - Сыскал звёздочку-то?

- Нет, Вань, не сыскал, - отвечал Поликарп. - Видать, не туда она упала, не к нам...

- Жаль, - Иван сел напротив собеседника прямо на ещё сырую от росы траву и тут заметил суслика. - Что енто у тебя за зверушка, Евграфыч? Никак хорёк?

- Суслик. Сам пришёл... Раненый он...

- А ты, значить, залечил его, помог, значить, в беде брату меньшому... Хороший ты человек, Евграфыч, добрый. Жить тебе долго...

- Это уж как Природа решит. Жить нам иль помирать - Природы дело, не нашенское с тобой.

- Да уж... А звездами кидаться чьё дело, а? Скажи, Поликарп.

- Звездами, говоришь, кидаться?.. А знаешь ты, что там, за небом?

- Ну пусто там, темно - ночь вечная... И звезды полыхають, что твой костер.

- Вот: пусто там, Иван. Даже воздуха нет в Космосе. Все там другое, не по-земному. И Природа там другая, не понять нам её... Да и не звезда то была, видать. Камешек, поди, какой.

- А чё ж он сверкал-то тадыть?

- Не знаешь ты, Ваня, Природы земной... Раскалился он, когда на землю падал.

- А земля, что ль, огненная? - Усмехнулся Иван.

- Поверь мне, Ваня. Ну, не объяснить тебе это - не поймешь ты.

- А чё ж он прыгал-то из стороны в сторону, как резиновый?

- А это уж, прости, Иван, померещилось тебе спьяну.

- Не веришь, значить... - Иван огорченно вздохнул и встал. - Ну, ладно, Евграфыч, пойду я... Если что - заходи.

- Ты на меня обиду не держи, Иван, - сказал бородач. - Загляни вечерком, я вина свойского открою - попробуем.

Глаза Ивана заблестели, он широко улыбнулся:

- Загляну, Евграфыч. Очень рад буду.

Они пожали друг другу руки, и Иван побрел домой, оставляя позади себя резкий запах водочного перегара.

VI

Вечером Иван, как и было обещано, пошел к Поликарпу, так как не мог упустить случая бесплатно выпить, да не просто так выпить, а отведать поликарпова вина, лучше которого ни у кого в деревне не было. Ну и, конечно, он надеялся на хорошую закуску, потому что с прошлого вечера, проведенного у Лукерьи, ничего путного Ивану в желудок не попадало.

Тем временем, Поликарп, приготовив ужин и достав из погреба пару бутылок вина, сидел в кресле с сусликом на коленях и читал интересную книгу, приобретённую в его недавней поездке в город.

В дверь постучали, и Поликарп, отложив книгу, впустил гостя в дом. Иван, поздоровавшись, сел на предложенный ему стул и вдруг спросил:

- Может, я рановато? А, Евграфыч?.. А то я могу и попозжей.

- Нет, Ваня, - ответил Поликарп. - Восемь часов уже. Как раз время ужинать. Осталось только стол накрыть.

Тут Иван заметил бутылки с вином и понял, что пришёл вовремя.

- А ты знаешь, - повеселев, обратился он к Поликарпу, - я только что тваво суслика кормил. Да-а!.. Нашёл в шкафу горсточку риса. Другого-то ничего у меня нету... А ещё полкартохи с обеду осталося - тоже ему отдал. Варёную... Ничего не пожалел - последнее скормил! А ведь сам мог...

- Погоди, - удивился Поликарп. - Как это ты мог только что моего суслика кормить, если он уже два часа как здесь сидит? Может, то другой был?

- Да не, Евграфыч, - твой. С бинтом омотанный.

- А ты не пил, Иван? - заподозрил неладное Поликарп.

- Не-е! Как можно?!.. Ну... только с утра - опохмелился. А как от тебя домой пришёл - ни капли, ей-богу.

- Ладно, Иван, верю. Но как же так могло получиться-то?.. Вот штука!..

- Да, Евграфыч - чудно всё енто... А мож какой оборотень был, а?.. Из ихних - из чертей? А, Евграфыч?.. Обернулся твоим сусликом и пришёл ко мне, значить, туды его в корягу! Мож какую беду хотел накликать или, чего доброго,.. сглазить меня?! Ихний брат давно мне грозится, чтоб им всем пусто было на тамошнем свете!

- Ты, Ваня, глупостей-то не говори, не бывает их - чертей твоих да оборотней.

- А суслики бывають?

- А суслики бывают. Вот в этом-то вся и загадка.

Тут раздался стук в дверь и вошёл Авдот. Поздоровавшись, он обратился к Поликарпу:

- Ты не запамятовал, Поликарп, что обещался ко мне сегодня с ружьишком пойти - хоря покараулить?

- Нет, Авдот, не забыл я. Сейчас поужинаем и пойдём... Присядешь с нами?

- А что ж не присесть?! Присяду... Чувствуется, грибки у тебя на ужин, а?

- Да, грибы. Жареные. С картошкой.

- А к ним винцо, - не удержавшись, вставил Иван. - Своё! Поликарпово!

- Ну, тогда я наверняка остаюсь. Не каждый день этакой ... напиток пьёшь!

- В таком случае, - сказал Поликарп, - прошу к столу.

Спустя некоторое время, поужинав, все поднялись из-за стола, и Иван, попрощавшись, сразу ушёл домой, а Поликарп, сняв со стены двустволку, направился вместе с Авдотом устраивать засаду на хорька.

Сидеть, притаившись, в тёмном и пахучем курятнике было неудобно и скучно, поэтому Поликарп шёпотом обратился к соседу:

- Слушай, Авдот, бывает так, чтобы один человек или зверушка какая одновременно в двух местах разных очутилась?

- Это как это - в разных?!

- Ну вот, к примеру, видел ты моего зверька?

- Это Серого что ль?

- Да нет, Авдот, суслик у меня есть. Раненый. Пришёл вчера к дому моему, Серого напугал да и сам ни живой, ни мёртвый от страха. Перевязал я его, накормил. Вот живёт у меня теперь...

- Ну и как? Выздоровливаеть?

- Потихоньку. Но не в том дело... Пришёл ко мне сегодня Иван и сказал, что, вроде как, суслика моего покормил перед уходом. И, сказал, повязка у того бинтовая была, какую я делал...

- Ну и что ж? Покормил лишний раз - и хорошо: скорей зверушка оправится.

- Не дослушал ты меня, Авдот. Штука-то в том, что всё это время суслик со мной был - я книгу читал, а он по дому шастал: то на кухню зайдёт, то в спальню, то у ног моих сядет. Вишь как...

- Погоди, Поликарп. Чой-то я тя понять не могу: суслик твой у Ивана был, аль у тебя?

- Выходит, что и у меня, и у него...

- Не-е, такого не бываеть! Зачитался ты, поди, вот и не заметил, как суслик твой на двор выбежал.

- А, может, и впрямь, Авдот, не заметил я... Но ведь ясно помню, был он тут. Был.

- Ты не серчай, Поликарп, но был ли, не был - я в этих делах не мастак. Ты-то, поди, поумней меня будешь: сам разберешься.

- Хотел бы я разобраться, - вздохнул Поликарп, - да не могу.

- А ты, сосед, к бабке Марусе сходи, - посоветовал Авдот. - Она - церковная баба: поди, разъяснить. Я соображаю, что тут, - Авдот огляделся и произнес ещё тише, - черти напроказничали!

- Тьфу ты! Что вы все про чертей своих заладили? Другого придумать не можете?

- А что придумывать, Поликарп, когда и так всё ясно: любой тебе скажеть - черти это. Ты лучше послухай меня и сходи к Марусе: она и заговор какой сделаеть, и дом твой с сусликом святой водицей обкропить - всё лучше будеть. Помяни моё слово - чёрт в твоём зверьке приютился. Изгонять надобно. А лучше бабки Маруси никто здесь того не сделаеть...

- Тише, Авдот... Поди, хорёк лезет.

И правда - из-под стены напротив показалась сначала мордочка зверька, а затем и весь он очутился в курятнике и, прижавшись к земле, стал осматривать помещение.

- Стреляй, Поликарпушка, - громко зашептал Авдот, - уйдёть ведь, тварь!

Громыхнул выстрел и сразу из двух стволов вырвалось пламя. Следом раздались визг раненого животного и крик Авдота:

- Попал! Попал!.. Будешь знать, как кур моих воровать!

Поликарп вскочил на ноги и бросился к хорьку. Тот не двигался. Поликарп поднял его и, осмотрев, сказал:

- Он мёртвый, Авдот... Больше не будет причинять вреда твоим курам...

- Да! Теперь всё хорошо будеть!.. Спасибо, Евграфыч!

- Промахнулся я... - тихо говорил Поликарп. - В землю я целил... А он, видать, дёрнулся. Плохо как вышло...

Поликарп повесил ружье на плечо и с хорьком на руках вышел из курятника.

VII

Разбудил Поликарпа громкий стук в дверь.

"Кого ж это нелегкая в такую рань принесла?!" - подумал он, вставая с кровати.

На крыльце стоял дед Захар и нервно теребил в руках свою серую кепку.

- Здравствуй, Захар Лаврентьич, - поприветствовал старика Поликарп. - Проходи в дом... Отчего в такую рань пожаловал? Случилось что?

- Случилося, Поликарп Евграфыч... Беда у нас...

- Рассказывай - поди, помогу чем.

- Понимаешь, чудо у нас какое-то вышло: сейчас открываю сарай, а коровки-то нашенской там и нету. Пропала коровка...

- Пропала, говоришь, - задумался Поликарп. - А сарай-то хорошо закрыт был?

- Да хорошо. Замок навесной - крепкий! И сломан-то не был: как вечером закрыл, так до утра всё и осталося.

- Ну, пойдём посмотрим, что там с твоим сараем, - сказал Поликарп и подумал: "Надо бы Серого с собой взять - пригодится".

Ступив на двор деда Захара, Поликарп стал свидетелем интереснейшего действа: у сарая стояла баба Маруся, держа в одной руке литровую стеклянную банку, до половины наполненную водой, а другой разбрызгивая эту воду по дверям сарая, и что-то шепотом приговаривала. На приветствие Поликарпа баба Маруся лишь кивнула, не прерывая своего ритуала.

- Тьфу ты, старая! - сказал Захар. - Опять колдуеть! Ты хоть её образумь, Поликарп Евграфыч. Совсем баба ум к старости растеряла!

- Марья Гавриловна, - обратился Поликарп к старушке. - Захар Лаврентьич сказал, корова у вас пропала. Мне посмотреть надобно сарай ваш - может, отыщется что.

Баба Маруся вдруг резко обернулась и крикнула:

- Нет! Не пушчу в сарай - щерти тама! Не пушчу!

- Замолкни, старая! - рассердился Захар. - В конец из ума выжила! Человек помочь пришел, а ты кричать на него надумала. Ишь распустилася! А ну, иди в дом.

- Не пойду, Захар! Щерти здеся. Я на ворота святой водицею побрызжела: они их таперича не отопруть. А ежели вы войдёте, они выбегуть и на нас кинутся...

- Я что сказал?! - настаивал старик. - Иди в дом!

Баба Маруся, замолчав, отодвинулась в сторону, но домой не пошла. Захар тем временем открыл ворота, и Поликарп вошел внутрь. За ним следом забежал Серый и остановился у порога, принюхиваясь.

Коровы в сарае и правда не было.

"Не могла же она исчезнуть", - думал Поликарп. - "Украли? Но как? Замок не сломан, дыры в стене нет. Куда же она тогда делась?! Ума не приложу!"

Тут Серый зарычал на кого-то, находящегося в тёмном дальнем углу сарая. Поликарп двинулся в том направлении и обнаружил своего суслика, дрожащего от страха.

- Как же ты здесь, брат, оказался? - спросил его бородач и усмехнулся. - Не ты ли захарову корову умыкнул, а? Ну ладно, не бойся... Домой пойдём.

Поликарп взял суслика на руки и вынес из сарая.

- Кто это? - спросил дед Захар.

- Суслик мой, - ответил Поликарп.

- А здесь-то он откудова?

- Сам не пойму...

- Щерти в нём! - кинулась баба Маруся к Поликарпу. - Отдай мне его - я их выгоню! Я молитву знаю - в раз убегуть. Отдай!..

- Да ты что, бабка?! - прикрикнул на жену Захар. - Тебе во всяком углу черти мерещатся. Я тебе сказал: иди в дом!

Баба Маруся послушалась мужа, но, не дойдя до крыльца, обернулась и крикнула:

- Щерти в нём, Поликарп. Помяни моё слово: беда от него приключится...

- Иди, иди, - ответил ей Захар и обратился к Поликарпу. - Ну, что думаешь?

- Не пойму я ничего, Захар Лаврентьич. Вот если б он умел говорить, - Поликарп указал на суслика, - мы бы сейчас всё знали... Хотя... Погоди чуток...

Поликарп опустил суслика на землю и снова вошёл в сарай. Осмотревшись по сторонам, он начал с силой стучать по доскам той стены, что была обращена к полю. Вдруг от удара одна доска с треском рухнула наружу. Следом Поликарп выбил ещё четыре.

"Вот тебе и разгадка", - подумал он.

- Здесь твою коровку вывели, Захар Лаврентьич, - крикнул старику Поликарп. - Вот, прямо через дырку эту. А после доски на место приделали, чтоб никто не понял что к чему.

- Ох, тудыть твою! - воскликнул Захар, подходя к Поликарпу. - Ну, анчутки, ну воры поганые, - причитал старик, туда-сюда проходя через проём в стене, - попадись мне только - все бошки посшибаю, - и со всего размаху грохнул костылём по стене.

VIII

Оставив зверька дома под присмотром Серого, который суслика уже не боялся, но относился к нему по-прежнему холодно, Поликарп направился к Ивану. Сердцем чувствовал, что каким-то боком и он замешан во всей этой истории с коровой.

В дверь стучал долго - никто не открыл. Поликарп обошёл дом кругом, постучал во все окна. Никакого движения.

"Ладно", - подумал он. - "Пойду к Лукерье загляну - у неё, мож, Ванька?".

Подойдя к лукерьиному крыльцу, Поликарп присел на лавочку, посидел с минуту, огляделся, прислушался (в доме гремела посуда), затем подошёл к двери и постучал.

Дверь отворила Лукерья. На голове её был повязан платок, поверх сарафана фартук, а с рук капала вода.

- Добро утречко, Луша, - поздоровался Поликарп.

- Доброе, доброе, - отозвалась Лукерья, тыльной стороной ладони смахнув со лба прядь волос, выбившуюся из-под платка. - С чем пожаловал утром ранним?

- Да вот, понимаешь, Ваню ищу... Не у тебя ль он?

- Не-е, Поликарп, - усмехнулась Лукерья. - Что я - гостиница что ль ему? Днём вчера видала, а вот дальше - извиняй, ничего не знаю. Не моё энто дело. Не слежу я за ним. Так вот.

- Да ладно тебе, Луша. Это я так просто спросил - на всякий случай. Нет - так нет... Ну, извини, что отвлёк. Пойду я.

- А что случилось-то? - крикнула ему вдогонку Лукерья.

- Да так... - ответил Поликарп. - Поговорить с ним надо, соображениями поделиться.

- Ну-ну, - улыбнулась Лукерья и захлопнула дверь.

"Так", - думал Поликарп. - "Дома Ваньки нет, у Лукерьи тоже. Где ж он прячется?". Сомнения почти рассеялись: Поликарп уже понял, что Иван корову умыкнул. Больше некому. Но зачем? Куда? И где искать его теперь?

Поликарп думал и не находил решения. Вернувшись домой, он умылся, позавтракал, сел на своё бревно во дворе и, против обыкновения совершать это действо до завтрака, закурил.

"Стоп", - вдруг осенило Поликарпа. - "У путей вагон старый лежит. Вот куда Ванька мог податься. Надо идти: тут часа полтора, к обеду обернусь".

Он затушил трубку и отправился к железной дороге. День сегодня не заладился с самого утра: Поликарп не выспался, устал и потому шёл медленно, потратив на дорогу около двух часов.

Железнодорожное полотно лежало между холмами, поросшими ельником. На скате одного из них под сенью раскидистого старого дуба и присел Поликарп - отдохнуть и собраться с мыслями. У подножия противоположного холма стоял старый ржавый вагон. Краска с него уже почти вся облупилась, но местами были видны ещё зелёные пятна. В остальном этот плацкартный вагон не сильно пострадал, кое-где стёкла были разбиты, но не более того.

Поликарп не знал, видит ли его Иван или нет, но продолжал сидеть: если уж заприметил, что зря подниматься? Он думал, как бы так предстать перед "подпольщиком", чтобы тот ненароком не огрел чем-нибудь по голове с испугу. Ничего особенного не измыслив, Поликарп встал и пошёл вниз по склону.

Подойдя к вагону, он остановился и прислушался. Вокруг стояла обычная деревенская тишина, нарушаемая только шелестом листьев от редких порывов лёгкого ветерка да время от времени доносившейся из леса птичьей трелью. "Притаился он что ль где-нибудь у двери?" - промелькнуло в голове. Поликарп несколько раз громко постучал по стене вагона и крикнул:

- Ваня! Это я - Поликарп! Не боись - я поговорить только...

С этими словами он распахнул дверь и шагнул внутрь. Как ни странно, ничего не обрушилось на его голову - ни палка, ни кирпич, ни что-либо ещё. Поликарп постоял пару секунд, подождал пока глаза привыкнут к сумраку, царившему в помещении из-за заляпанных пылью и грязью окон, после чего ещё раз позвал:

- Ва-ань!

Никто не ответил. Тогда Поликарп прошёл в другой конец вагона, продираясь, как сквозь туман, через плотную завесу пыли, заглянул во все отсеки, за все двери, но Ивана не обнаружил.

- Та-ак... - протянул Поликарп, пригладив бороду, и с облегчением вышел наружу - в чистый, наполненный приятными запахами лесной воздух.

- Та-ак... - повторил ещё раз, медленно обходя вокруг вагона. За ним он, к своей радости, обнаружил чёрный круг выжженной травы с кучкой углей посередине.

"Был здесь всё-таки Ванька! Был окаянный!" - улыбнулся Поликарп, но тут же понял, что беглец может сюда больше и не вернуться, что ждать его здесь бессмысленно, хотя и не безнадёжно.

Что же делать? Поликарп присел около потухшего костра и запалил трубку. Надо было что-то решать. Но что?

"Схожу домой, пообедаю", - решил Поликарп. - "А к вечеру опять сюда наведаюсь - вдруг объявится Ванька?". Хлопнув себя по коленям, он встал и отправился в обратный путь.

IX

Перекусив на скорую руку и покормив животных, Поликарп стал дожидаться, пока Семён пригонит коров с пастбища. Завидев стадо, бородач пошёл ему навстречу. Отыскав среди коров низкорослого пастуха с длиннющим кнутом через плечо, Поликарп подошёл и поздоровался.

- Как сегодня дела, Семён? Все на месте?

- Да вроде все. Обычно... эта... вечером ктой-то убёгнуть вздумаеть, так не усечёшь и... эта... до ночи той искать будешь. Во как... Куды-нить в камыш забьёться... эта... и ходи... ёйную душу мать! Эта... табачка-то... отсыпешь эта, а?

Хмыкнув, Поликарп сунул руку в карман за табакеркой. Пересыпая табак в ладонь пастуха, спросил:

- А Ваньку сегодня не видел?

- Ваньку-то? Дык эта... нет вроде... не видал.

- Ладно, пойду коровку свою отыщу, - бородач огляделся по сторонам и, обнаружив Рыжуху, направился к ней. Та уже сама шла ко двору, и Поликарпу даже не пришлось её направлять.

Подоив корову, он выпустил её на луг и, не дожидаясь, пока Семён начнёт собирать стадо, пошёл к лесу. Сначала Поликарп думал взять немного левее, чтобы заглянуть к Парамону - местному леснику. Давно он у него не был, да и о Ваньке, может, что узнать доведётся. Парамон был нелюдимым человеком, почти безвылазно жившим в лесу в небольшом срубе с несколькими хозяйственными пристройками: свинарником, курятником, сараем и баней. В деревню лесник наведывался редко. В основном, чтобы зайти к Поликарпу - узнать последние новости, да и просто поговорить. Поликарп, в свою очередь, пару раз в неделю заходил к Парамону - посидеть за чашкой удивительно вкусного чая, который тот заваривал с добавлением лесных трав и болотных ягод.

Поликарпу повезло - лесник был дома и даже пока не собирался в обход. Он сидел за столом и чистил свою двустволку. Увидев Поликарпа, безмолвно встал и протянул руку. Парамон был высоким могучим мужиком с рыжей беспорядочно торчащей в разные стороны шевелюрой и такой же рыжей густой бородой. Поздоровавшись, лесник вернулся на своё место за столом и жестом предложил сесть Поликарпу напротив себя.

- Поговорить я пришёл с тобой, Парамон, - сообщил гость.

Лесник оторвался от изучения ружья, и на Поликарпа из-под его густых рыжих бровей устремился изучающий взгляд.

- Вот какое дело, Парамон... Сегодня ночью у Захара корова пропала.

Лесник откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и стал с интересом слушать товарища.

- Выломали доски в стене сарая и вывели через дыру, - продолжал Поликарп. - Доски же приделали обратно. Потому никто сначала-то и не понял что к чему. Только когда я случайно одну досточку выбил...

- Ну? - подбодрил замешкавшегося гостя лесник.

- Да вот... Не знаю, как и сказать тебе это...

Поликарп смахнул широкой ладонью со стола несколько крошек, взглянул на Парамона и продолжил:

- Думаю, Ванька преступление учинил...

Лесник от удивления поднял левую бровь.

- Да. Так получается... Пропал он: ни дома нет, ни у Лукерьи... И никто его не видел со вчерашнего дня. Я вот думал у вагона он... Ну, у того старого вагона, что у путей... Пришёл, а Ваньки там и нету. Только кострище рядом: видно, был ночью, да ушёл потом куда-то. Думаю, сейчас вот идти туда и подождать до вечера - может, возвернётся Ванька... Ты-то что думаешь?

- Так, - произнёс Парамон, хлопнув ладонями по столу. - Может, и Ванька. Может... Знаешь что, Поликарп? Приходил он ко мне сегодня...

Поликарп удивлённо взглянул на товарища.

- Да. Был он здесь, - подтвердил лесник. - Утром. Есть просил. Странный был какой-то. Глаза испуганные, как у собаки перед медведем. Говорил, что домой ему нельзя. Ещё что-то плёл... Я уж не помню. Да и не слушал его - бред, думал, с похмелья-то: перегаром от Ваньки пёрло так, что Буян аж зачихал и на двор выбежал, - улыбнулся Парамон. - Вот так... Поел он и обратно ушёл. Куда - не знаю.

- Найти б его надо.

- Где ж теперь? В село не пойдёт - это точно. Разве что обратно к вагону... Иль ещё куда...

- Осталось только у вагона ждать.

- Выходит...

- Ну, пойду я, Парамон, - сказал, поднимаясь со стула, Поликарп.

- Я б с тобой, но мне в обход надо. Если увижу Ваньку, не упущу. Приведу к тебе.

- Спасибо. Ну, бывай...

Лесник поднял руку в знак прощания и снова уткнулся в двустволку.

X

Поликарп шёл через лес к железнодорожным путям и размышлял об ивановом поступке. Он никак не мог уяснить себе мотива для похищения захаровой коровы. Не понимал, зачем она Ваньке в его нынешнем положении беглеца, и, кроме одной совершенно абсурдной идеи, ничего более придумать не смог. Она представляла собой некий замкнутый круг и заключалась в следующем: Иван решил украсть корову и знал, что будет скрываться. Потому и украл: чтобы было, что есть в бегах. Идея была настолько нереальна, что даже вызвала усмешку у Поликарпа, но дальше рассуждать на эту тему он не стал.

В лесу стояла тишина: ветер стих, а голоса птиц доносились откуда-то издалека и довольно редко. Поликарп шёл, и под ногами его хрустели веточки и шелестели осыпавшиеся хвоинки. Эти звуки доставляли ему особое удовольствие и вносили в душу умиротворение. Постепенно он оставил мысли об Иване и стал просто наслаждаться ходьбой по лесу, вдыхая целебный сосново-еловый воздух.

Вдруг справа, в ложбинке за кустами что-то зашуршало и тут же стихло. Поликарп остановился и прислушался. Нет, показалось. Но посмотреть всё-таки стоило. Бородач повернул к кустам и, ещё не дойдя до них, услышал тихий голос:

- Поликарп, это я...

- Ваня?! - удивился Поликарп.

Из-за кустов, опасливо цепляясь за ствол сосны, вышел Иван: в пыльных чёрных спортивных штанах, кедах и рубахе навыпуск. Волосы его были, по-видимому, давно не чёсаны, судя по запутавшимся в них листьям и хвоинкам.

- Поликарп, - "проблеял" Иван, взглянув на него испуганными глазами. - Ты... меня искал?

- Да, - коротко ответил бородач.

- Что, к ментам поведешь?

- Нет, Вань, - успокоил Поликарп. - Поговорить хочу с тобой. Понять, что и как.

- Не сдавай меня, Евграфыч, - дрожащим голосом умолял Иван. - Я в тюрьму не хочу...

- Сказано ж тебе: поговорить надо. Выходи сюда, садись...

Иван немного успокоился, но к Поликарпу не подошёл, а сел там же, где стоял, - у соснового ствола. Бородач хмыкнул и сам подошёл к беглецу. Сел.

- Ну, Ваня, рассказывай.

- Что?

- Как корову у Захара умыкнул, что ж ещё?!

- Я, Поликарп, не виноват, - опустив глаза, ответил Иван. - Не я это. Черти попутали, едрить их!

- Так, Ваня. Ты этих чертей брось. Совсем допёк уже ими. Правду говори. Украл корову – значит, украл. Значит, и виноват ты, а не какие-то там черти.

- Да я украл, я! - вскричал Иван. - Но не по воле по своей: заставили меня! Черти заставили! Говорил я тебе: подбираются они ко мне, подходють, окаянные! Вот и явилися вчера...

- Что, - удивился Поликарп, - прямо так и явились?

- Да. Сижу я, значить, вчера дома. Вдруг вижу: дверь открывается и входють...

- Пил, небось?

- Да так - паллитру всего. Делов-то? Значится, смотрю: мужика два входють. Вроде обычные мужики. Только в чёрном оба, кучерявые такие и с бородами... Чувствую, точно, по мою душеньку явилися... Пригляделся я, а у одного из кудрей рожки виднеются! Ну всё, думаю: черти добралися! И улыбаются оба стоять... Весело им, тудыть твою в корягу! Я - давай крестом их осенять, а им хоть бы хны: стоять, хохочуть... Тут-то я и понял, что конец мой близок. Упал на пол, под кровать было кинулся, да не пролез туды. Я - под стол, а они уж у стола сидять. Я им тоды с полу прям и кричу: "Смилуйтесь, отцы! Оставьте на свете белом жить!". А они и говорять: "Жить хочешь, грешник? Чё ж тебе в жисти надобно?". Мне, значить... Я и говорю: "Жить хочу, жисть видеть". "Пить ты хочешь, собака!". Это они мне, значить, кричать... Говорю: "Грешен я, отцы. Но коль жить буду, брошу энто поганое занятье. Ей богу, брошу!". Они и отвечають: "Ладно. Сослужи службу, тады жить оставим". "Что хотите", - говорю, - "сделаю, только с собой не забирайте". Тут-то они корову захарову и помянули...

- Интересно ты говоришь, Иван, - сказал Поликарп, а сам подумал: "Лечить его надобно. Горячка, видать, белая уже. Как не понял я, когда про звезду свою он толковал. Ведь начало только было. А это уже конец...". - А зачем им корова-то нужна была?

- Почём я знаю? - буркнул Иван. - И спрашивать не стал - жисть дороже.

- Так... И куда ж ты её дел-то, корову?

- Черти сказали в лесок отвесть. Где берёзки. И там к дереву привязать, а они уж потом заберуть.

- Отвёл?

- А то как же? Всё, как велено, сделал: отвёл, привязал и убёг куда дальше...

- Так. Сейчас пойдем, деревце то отыщем - покажешь мне его...

- Не-не, Евграфыч! - замахал руками Иван. - И не проси. Не пойду я туды - боюсь я. Чертей энтих боюсь: вернутся ведь...

- Не вернутся. Это я тебе обещаю.

Иван нахмурился:

- Обмозговать надобно, Поликарп.

- Что тут мозговать? - повысил голос бородач, вставая на ноги. - Аль в тюрьму захотел?

- Не, Евграфыч! Только не туда!.. Хорошо. Идём.

Корову они нашли быстро. Та стояла привязанной к стволу берёзы и мирно щипала траву.

- Вот она родимая! - вскричал Иван радостно. - Не забрали сволочи, едрить их!

- Некому было забирать, - сказал Поликарп. - Почудились тебе черти, Ваня. Да, почудились. Пьёшь ты много...

- Да ну что ты, Поликарп? - начал было Иван.

- Не спорь, - оборвал его бородач. - Лечиться тебе надо. К врачу ехать... Но об этом после. Отвязывай корову и иди домой. Я ж к Захару пойду, верну пропажу.

- А что ж я-то? - испуганно спросил Иван.

- Не бойся - о тебе не скажу Захару. Иди спокойно. Я зайду к тебе после.

Иван отвязал корову и побрёл в село.

- И чтоб не пил мне, - крикнул вдогонку Поликарп.

XI

Поликарп проснулся с рассветом. Сел на кровати, потянулся, затем надел штаны и вышел на крыльцо. На небе не было ни облачка, и восходящее солнце ярко освещало деревенские просторы.

"Жарко сегодня будет", - подумал Поликарп, приглаживая всклокоченную после сна бороду. - "Ну да ничего. Не помеха".

Он вытянул ведро воды из колодца, с удовольствием окатил себя ледяным потоком, вытерся и, сев на бревно, начал набивать трубку. Из дома вышел Серый и, остановившись на крыльце, начал принюхиваться к новому утру. Между его лапами проскочил суслик, - уже без бинтовой повязки, - и, подбежав к Поликарпу, вспрыгнул ему на колени.

- Ну что, дружок, - усмехнулся бородач, погладив зверька. - Выздоровел ты уже. Пора тебе в лес обратно отправляться. Вот поедем сегодня с Ваней в город, по пути и тебя домой отнесём...

Поликарп подпалил трубку и тут заметил вывернувшего из-за угла Ивана с сумкой в руке. Одет он был, как подобает для выезда в город: чистая рубаха, коричневый костюм и туфли. Когда Иван подошёл ближе, Поликарп заметил ему:

- Ну и принарядился ты, Ваня.

- А как же, - засмущался тот. - В область всё ж еду. Вот, - он вытянул вперёд левую руку, - даже часы старые в шкафу отыскал. Как человек поеду. Не мог же я в старом, перед доктором-то!

- Молодец, Ваня, - похвалил Поликарп. - Только рано ты что-то: я не завтракал ещё.

- Да я тут... вот... покумекал... у меня-то дома шаром покати...

- Ладно-ладно, - засмеялся Поликарп. - Заходи - накормлю тебя, чем могу. После и поедем.

Бородач затушил трубку и вместе с Иваном направился к дому - завтракать.

октябрь 2000 - февраль 2001, июнь 2005.