Альфа и омега

«Ну конечно же, это самоубийство»

Полковник Далби посмотрел на заместителя, медленно расстегнул верхнюю пуговицу пижамы и сонно спросил:

– То есть как умер? Вчера я только видел его.

Майор Уэбб с четкостью, не лишенной злорадства, отчеканил:

– Именно умер, сэр. Труп Брайли обнаружен, – майор посмотрел на толстый «ролекс» на руке, – ровно пять минут назад. Я приказал ничего не трогать в лаборатории.

Полковник Далби не любил неприятностей. Он не любил происшествий. Он не любил никаких событий, ибо даже невинные события имеют скверную привычку со временем обращаться в неприятность.

Он мгновенно представил себе целую лавину событий, даже неприятностей, которые навалятся на него, и застонал.

– Кто обнаружил труп?

– Калберт. Он убирает по ночам лаборатории. Он обнаружил труп пять… простите, уже шесть минут назад.

Полковник Далби зажмурился. Ему хотелось снова заснуть и проснуться утром, когда все это окажется глупым сном. Не надо было есть на ночь отбивную. Когда заснуть ему все же не удалось, он свесил с кровати ноги и обреченно спросил:

– Умер?

– Совершенно верно, сэр.

– Но как?

– Мгновенно. Пуля попала в висок.

– Пуля?

– Совершенно верно. Пуля. Пистолет лежал около дивана.

Полковник начал раскачиваться всем телом, и на лице его появилось обиженное выражение ребенка, которому сказали, что не берут его в цирк.

– Сейчас, за три дня до приезда генерала Труппера! Боже мой, за три дня до приезда! С ума сойти! Что?

– Я говорю: так точно, сэр, с ума сойти.

– Перестаньте кривляться! Ваши идиотские строевые штучки действуют мне на нервы. Дайте мне, пожалуйста, брюки, вон они на спинке кресла.

– Пожалуйста, сэр.

Полковник наполовину натянул брюки и вдруг с надеждой спросил:

– А может быть, это самоубийство?

Майор Уэбб пожал плечами.

– Я почти уверен, что это самоубийство, – продолжал полковник. – У ученых, знаете, это бывает. Переутомление. Нервная депрессия. Нет, нет, я почти уверен. Таких, как Брайли, не убивают. Он слишком ловок для этого. Слишком ловок. И потом, что это за убийство? Это же плохой вкус – взять и ухлопать человека на секретной базе. Нет, нет, не убеждайте меня. Это самоубийство. Брайли был слишком ловок, чтоб дать ухлопать себя.

– По-моему, он был слишком ловок, чтобы покончить с собой.

– Ну что вы, Уэбб! – испуганно сказал полковник. – Вы просто несете чушь. Вы представляете себе, сколько было бы неприятностей? А?.. Пошли. А выстрел кто-нибудь слышал?

– Похоже, что нет. Лаборатории ведь стоят в стороне. Во всяком случае, никто ничего не сообщил.

Уэбб сел за руль открытого «джипа», а полковник, поеживаясь от ночной прохлады, уселся рядом с ним. Призрачный свет фар жадно лизнул светлую стену административного корпуса и заплясал на дороге.

Через минуту «джип» затормозил около здания лаборатории, у входа в которую стоял человек.

– Я выключил свет, сэр, – сказал человек, – чтобы не привлекать внимания.

– Хорошо, Калберт. Теперь зажгите его.

Они вошли в лабораторию. На полу стояло ведро и лежала швабра. Полковник посмотрел на Калберта.

– Я только вошел, сэр, зажег свет, поставил на пол ведро и тут же увидел его. Вот так он и лежал на диване.

– Я понимаю, что так же. Вряд ли он перевернулся на другой бок, – нервно сказал полковник.

Брайли лежал на диванчике на спине. Правая его рука свешивалась почти до пола. На полу лежал смит-вессон.

Полковник сделал шаг к дивану и увидел, что правый висок Брайли был разворочен выстрелом.

– Похоже, что выстрел был произведен в упор, – быстро сказал он. – Как вы считаете, Уэбб?

– Возможно, сэр. Все возможно.

– Что значит – все? Вы разве не думаете, что он сам стрелял в себя?

– Я ничего не думаю, сэр. Мне лишь кажется, что все слишком похоже на самоубийство.

– Что значит – слишком? Вы просто начитались детективных романов, Уэбб. Да и кто мог бы убить его? Некому. Я вам говорю – некому. Вызовите лучше Клеттнера, пусть он произведет вскрытие, составит акт и все там прочие формальности, а мы подождем утра и приступим к следствию. Хотя я и уверен, что это чистейшее самоубийство, нужно провести следствие по всем правилам, ведь здесь мы и полиция и суд.

Далби говорил тоном обиженного ребенка, который возмущен незаслуженным наказанием. Разве он не делал всего, что требовалось? Разве не могло все идти так же тихо и мирно, как шло до сих пор? Разве он виноват, что на диване лежит мертвый Брайли? Полковник почувствовал отвращение к нему. Взял и подложил ему свинью прямо перед приездом Труппера. Эгоист. Нашел время стреляться… Истерики они все и ипохондрики. Самих бы их под стимулятор. В первую очередь чтоб знали, как стреляться на образцовых секретных базах…

Допрос шел в кабинете начальника базы. Полковник Далби с несчастным выражением лица сидел за своим огромным письменным столом, то и дело скашивая глаза на сложенную вчетверо газету, которая для приличия была прикрыта «Таймом». На газете был виден наполовину решенный кроссворд. Рядом с полковником, с короткого края стола, сидел майор Уэбб. У окна, с трудом сдерживая зевоту, устроился доктор Клеттнер, главный врач базы.

Глаза у него были сонные.

Перед столом сидел доктор Цукки и нервно вздрагивал при каждом вопросе.

– Доктор Клеттнер утверждает, – сказал полковник Далби, – что Брайли умер между часом и двумя ночи. – Понимаете, дорогой Цукки, это чистейшая формальность, но я вас вынужден спросить, где вы были в это время.

– Да, да, конечно, я понимаю. – Цукки поспешно кивнул головой. – Да, конечно, конечно. Бедный Брайли, такие руки у него были!..

– Мы все потрясены, доктор Цукки, но я вынужден повторить вопрос: где вы были этой ночью, в частности от полуночи до двух?

– Да, да, разумеется, – встрепенулся Цукки, – я был в своем коттедже.

– Когда вы легли спать?

– Около половины третьего…

Уэбб бросил короткий взгляд на полковника. Полковник, зябко вздрогнув, быстро взглянул на Цукки.

– Вы всегда так поздно ложитесь?

– Нет, мистер Далби. Обычно я ложусь около полуночи.

– Что же заставило вас бодрствовать на этот раз так долго?

– Видите ли, часов в одиннадцать ко мне зашел сосед, доктор Найдер, и мы заболтались…

– Какого же черта вы сразу не сказали! – просияв, крикнул полковник, победно посмотрел на Уэбба, скосил глаза на кроссворд и вдруг довольно хлопнул себя по ляжке. – Ну конечно же, киви. Птица из четырех букв.

– Что, что? Какая птица?

– Ничего, это я говорю о вашей беседе с Найдером.

– Я как-то не подумал, что это так важно.

– Вы настоящий ученый, дорогой доктор Цукки, – сказал полковник, – вы далеко пойдете. В научном, разумеется, плане. Теперь еще несколько вопросов, уже, так сказать, второстепенного порядка. Вернее, не второстепенного, а, так сказать, менее личного плана. Вы не знаете, откуда Брайли взял смит-вессон?

– Смит-вессон? – переспросил Цукки и побледнел.

– Да, именно. Смит-вессон.

– Боже мой… – Дрожащими пальцами Цукки попытался вытащить сигарету из измятой пачки, но не смог.

– Не волнуйтесь вы, ради бога, – нервно сказал полковник, перегнулся через стол, достал сигарету и дал ее Цукки.

– Спасибо, – сказал Цукки. Он долго возился с зажигалкой, пока наконец не закурил. – Это моя вина. Да, моя. – Он опустил голову.

– Что значит – ваша? – недоверчиво спросил полковник.

– Видите ли, пистолет этот был найден у Дэниэла Карсуэлла. Вы знаете…

– Да, – коротко кивнул полковник.

– По согласованию с вами я оставил пистолет у себя. Мне было интересно посмотреть, как будет вести себя стимулируемый объект, если ему предложить его же оружие. Я уже докладывал, что опыт вполне удался. Мистер Карсуэлл не захотел взять пистолет. Это очень важный момент в наших исследованиях. Очевидно, состояние эйфории с наложенным на нее подавлением воли полностью угнетает агрессивное состояние.

– Хорошо, хорошо, вы уже докладывали об этом. Но в чем же ваша вина?

– Брайли видел у меня пистолет. Вчера… нет, простите, позавчера он попросил его у меня. Боже, зачем я это сделал…

– Кто мог знать, – мягко утешил Цукки полковник, – кто мог знать… Он не сказал вам, для чего ему оружие?

– Он сказал, что хочет проверить мой опыт. Вы понимаете, как ученый я не мог отказать ему. Это дало бы возможность поставить под сомнение мои выводы…

– Ну конечно же, доктор, – просиял полковник, – научная добросовестность превыше всего. Вы не замечали каких-нибудь перемен в покойном в последнее время?

– Нет, пожалуй, – задумчиво сказал Цукки, – если не считать, что он стал угрюмее, что ли… Мы часто спорили по научным вопросам, и он был… как вам сказать… более, чем обычно, язвителен.

– Прекрасно, – сказал полковник – прекрасно! Вы не знаете никаких причин, почему бы Брайли мог покончить самоубийством? Не производил ли он на вас впечатление человека, который может наложить на себя руки?

– Пожалуй, нет.

– Хорошо. Если бы мы знали обо всех причинах самоубийств, их бы просто не было. И последний вопрос: могут ли стимулируемые объекты сознательно лгать, укрывать правду?

– Это исключается, мистер Далби. Видите ли, ложь – это в некотором смысле волевое усилие, творческий акт. Мы же подавляем волю стимулируемых объектов. Сознательная ложь совершенно исключается.

– Дело в том, что вчера покойник беседовал несколько минут с Карсуэллом. Имеет ли смысл допросить этого человека?

Доктор Цукки пожал плечами:

– Я уже вам объяснил, что…

– Спасибо, дорогой Цукки, вы очень помогли нам. У вас есть вопросы, Уэбб?

– Нет, сэр, – сказал майор и проводил глазами неуклюжую фигуру ученого.

– Каков идиот, – улыбнулся полковник, когда Цукки вышел из комнаты, – но очень симпатичный. С такими можно делать все, что вздумаешь. Ну что, вызовем этого Карсуэлла? Попросите, пожалуйста, Уэбб, чтобы его прислали сюда.

Как бы случайно полковник сдвинул локтем журнал «Тайм» на несколько дюймов в сторону, быстро вписал в пустые клеточки слово «киви», вздохнул и решительно прикрыл кроссворд «Таймом».

Дверь приоткрылась, и в щели показалась коротко остриженная голова сержанта.

– Карсуэлл, сэр.

– Давайте его, – сказал полковник.

Дэн вошел и широко улыбнулся. Все трое сидевших в комнате, казалось, излучали теплоту, будто были рефлекторами, а он стоял в фокусе их излучения.

– Здравствуйте, джентльмены, – сказал он.

– Нам стало известно… гм… Карсуэлл, что вчера вы о чем-то беседовали с доктором Брайли. Нам бы очень хотелось знать, о чем именно. Не могли бы вы нам рассказать?

– Ну конечно! – с воодушевлением воскликнул Дэн, чувствуя, как все в нем тянется навстречу этим добрым и внимательным людям. Возможность сделать им что-нибудь полезное воодушевляла его и заставляла говорить быстро и возбужденно: – Я вскапывал клумбы, когда ко мне подошел доктор Брайли и сказал, что очень обижен на меня за то, что я часто беседую с доктором Цукки, а с ним никогда. Что он ценит здесь каждого нового собеседника, поскольку немного есть людей, с которыми он мог бы поговорить.

– Он хотел сказать, что тоскует?

– Не знаю, сэр.

– Но он сказал, что ему не с кем поговорить?

– Не совсем так. Он сказал, что ценит каждого нового собеседника.

– Понятно, это одно и то же. А что вы ему ответили?

– Я был очень сконфужен и обещал обязательно зайти к нему. Я обязательно сделаю это сегодня. Обязательно.

Полковник Далби посмотрел на Дэна и сказал:

– Вы этого не сделаете. Доктор Брайли сегодня ночью умер.

– Что вы говорите, сэр? Как это так – умер?

Дэн понимал слово «умереть», но оно решительно отказывалось проявиться в его сознании, до конца выявить свой физический смысл. Тихое блаженство, струившееся в нем, лишало слово всякой конкретности, оставляло лишь набор звуков, пустых и малозначительных. Доктор Брайли, забавно! Вчера только он просил Дэна зайти, а теперь говорят, что он умер. Умер не умер – какое это, в конце концов, могло иметь значение в мире поющей радости, в который он был погружен!

– А вы не знали, что он умер? – спросил полковник.

– Нет, сэр, не знал, – широко улыбнулся Дэн. – Честно признаться, меня мало интересуют такие вещи. Знаете, это как-то… – Он смущенно и вместе с тем довольно засмеялся, заставив вздрогнуть полковника от неожиданности.

– А где вы были ночью? – внезапно спросил Уэбб, пристально взглянув на Дэна.

– Ночью? – Дэн хихикнул. Этот человек так мило пошутил. – Ночью? Ночью, сэр, я спал.

Ответ свой тоже показался ему остроумным, и он почувствовал удовлетворение художника при создании маленького шедевра.

– Больше ничего вы не можете сказать нам? – спросил полковник.

Дэн виновато улыбнулся. Смешные люди! Если бы он знал что-нибудь, он бы с удовольствием сделал им приятное.

– Ну хорошо, Карсуэлл, спасибо. Можете идти.

– Вам спасибо, джентльмены. – Дэн прижал от избытка чувств руку к груди, поклонился и вышел.

– По-моему, все ясно, – сказал полковник. – Нет никаких оснований сомневаться в самоубийстве. Последнее время Брайли был подавлен. Это раз. Он даже просил зайти поболтать этого Карсуэлла. Это два. Он под фальшивым предлогом взял пистолет у Цукки. Это три. На пистолете отпечатки пальцев Брайли. Это четыре. И, наконец, выстрел был произведен почти в упор. Это пять.

– А может быть, поговорить с Карсуэллом в экранирующей камере? – вдруг спросил Уэбб.

– Глупо, Уэбб. Вы меня простите, но это глупо. Если человек ничего не может сказать под воздействием стимулятора, когда он лишен воли, что он скажет вам, находясь в здравом уме? Нет, Уэбб, я ценю вашу проницательность, но ваше предложение глупо.

– Возможно, сэр, – кивнул головой Уэбб, – но мне кажутся подозрительными многочисленные беседы Цукки с этим Карсуэллом. Не забывайте, что это за тип и как он к нам попал.

– Помню, помню. Но, во-первых, Цукки ведет наблюдения над группой объектов, куда входит и Карсуэлл. А во-вторых, у вас еще слишком много чисто строевых представлений. Все-таки это не Форт Брагг, а Драй-Крик. Не забывайте об этом. И проследите, чтобы все бумаги были составлены по должной форме.

– Хорошо, сэр, – угрюмо сказал Уэбб и вышел.

За ним, словно очнувшись ото сна, поспешно выскочил и врач.

Полковник несколько раз широко развел руки, глубоко вздохнул и снял «Тайм» с кроссворда. Теперь можно было спокойно подумать над древним скандинавом-воином из шести букв, – начинающимся с "в".

Конечно, полностью избежать неприятностей не может никто, но уметь их уменьшить – ох, как это важно!..