Альтаир

Глава 5
У ТИХОЙ ПРИСТАНИ

Споры Митяя Гораздого и Левы Усикова о том, где провести испытание «Альтаира», неожиданно закончились в пользу Митяя. Это он хотел ехать на Волгу.

И вот она перед ним. Течет спокойная вода мимо дебаркадера с вывеской «Кулибино». Митяй завидует: у волжской воды лишь два пути - либо в Каспий, либо в Черное море по Волго-Донскому каналу.

А куда отправятся Митяй, Левка и Женя? Ничего не известно. Сидят они сейчас на берегу недалеко от города Горького, возле тихой пристани Кулибино, и ждут.

Не радовала Митяя встреча с Волгой. Не отдыхать они сюда приехали и не испытывать аппарат в Ахтубинской пойме. Судьба занесла их в Кулибино. Странная штука судьба! Чего она иной раз не выдумает! Правда; Митяй трезво оценивал создавшееся положение, признавая, что лишь по его и Левкиной милости они оказались на пристани, но когда хандришь, почему не свалить все свои неудачи на безропотную судьбу? Она «видимости не имеет», всегда молчит и не станет огрызаться, как упрямый Левка.

«Упрямилась нитка, да за иглой и протащилась», - думал Митяй, но сейчас эта победа не вызывала в нем торжества.

Холодом повеяло от воды. Митяй поежился, оглянулся на костер, у которого сидели его товарищи. Женя рассеянно ковырял прутиком в догорающих углях, а Левка-Тушканчик что-то мурлыкал себе под нос.

Не хотелось Митяю сейчас разговаривать с ними. Опять начнутся бесконечные Левкины споры. Лучше повременить - рыбаки приплывут. С ними куда веселее. Они не будут кричать и доказывать, что не здесь надо ждать «Альтаир».

Митяй посмотрел на выплывающий из облаков круторогий месяц, зачем-то поискал его отражение в воде и пошел вдоль берега. Ох, как неприятно ждать!

Пахло тиной, дымом костра, с полей доносился запах свежескошенного сена. Где-то в поселке гудел репродуктор, вторя девичьей песне:

Девушки возвращались домой с пристани. Отмахиваясь от комаров ветками, каждый вечер они встречали и провожали пароходы, подолгу выстаивая на берегу.

Студенты приехали сюда еще днем. Митяй вспоминал рее, что случилось за последние двое суток. Левка первым узнал шпиль Химкинского речного вокзала, измерения и расчеты лаборантки подтвердили правильность его догадки. Надо было скорее мчаться в порт.

Никогда не простит Митяй позорного легкомыслия этой пустой девчонки Колокольчиковой (как бы ни защищал се Журавлихин). Вместо того чтобы держать машину наготове, она отпустила шофера, хотя в этом не было никакой необходимости. Решили поискать такси, а денег не хватало. Занимать у лаборантки неудобно, хорошо, что машин поблизости не оказалось. На троллейбусе добрались до центра. Колокольчикова сама взяла такси, но - Митяй не мог об этом спокойно вспоминать - вся улица Горького, от ее начала до Белорусского вокзала, была запружена машинами, они стояли в несколько рядов друг за другом и нетерпеливо гудели, не в силах сдвинуться с места. Знакомая картина! Через полчаса начиналась интересная футбольная встреча.

Митяй был отомщен. Колокольчикова опаздывала на футбол. Вначале она хотела ехать в порт, но Женя отговорил ее, зная, как тяжело этой болельщице пропустить такое интересное зрелище. Решили Надю подвезти к стадиону. Ведь это по пути в Химки. Вполне понятно, если бы не «Альтаир», то и Левка сидел бы рядом с ней. В тот вечер ему было не до этого. Пусть с опозданием, но Колокольчикова все же попала на стадион, а Митяй и его друзья приехали в порт слишком поздно.

В багажном складе им показали груз, подготовленный к отправке. Ничего похожего на ящик «Альтаира» не оказалось. Стали искать на других складах - там его тоже не было.

Подошло время передачи. Ребята уселись на лавочке в Химкинском парке возле речного вокзала и развернули антенну. На экране прыгали темные линии, «Альтаир» работал, находясь на предельном расстоянии. Сигналы были слишком слабы, никакого изображения не примешь.

Левка побежал к дежурному, хотел узнать, что за пароходы, теплоходы, баржи ушли из порта за последние часы. Он был близок к отчаянию, когда выяснил, что грузооборот порта не так уж мал. За какие-нибудь два часа отправились по каналу имени Москвы и дальше более трех десятков судов. Сюда не входили ведомственные катера, экскурсионные пароходы, яхты, хотя, по мнению Жени, и на них мог бы оказаться ящик с аппаратом.

«Поисковая группа» не располагала достаточными данными, чтобы определить, куда отправился груз экспедиции. Решили: если экспедиция «южная», то груз должен доехать хотя бы до Горького. Там его можно перехватить, следя за ежечасными передачами. Это был единственный способ, причем научный, что особенно привлекало ребят. Нельзя осмотреть все трюмы теплоходов, облазить все баржи и катера. По выражению Журавлихина, это не поиски, не исследования, а «голый эмпиризм». Он был уверен, что по интенсивности сигнала нетрудно будет определить, сколь далеко от телевизора находится «Альтаир». Кроме того, с помощью лаборантки Колокольчиковой студенты приспособили к телевизору остро направленную антенну; она позволит определить, с какой стороны летит к ним невидимый луч «Альтаира».

Не думайте, что выбор пристани Кулибино оказался случайным. Точное изучение графика движения судов, сопоставление его с железнодорожным расписанием и картой привели к тому, что ребята отправились поездом в Горький. Надо быть уверенным в успехе. Никакой, даже самый быстроходный теплоход не мог оказаться в Горьком раньше поезда.

Студенты выехали в Горький на другой день после того, как узнали, что «Альтаир» уже отправился в путешествие по Волге. Так начинался их летний отпуск.

Всю зиму Лева и Митяй копили деньги. Стипендия не так уж велика, а других «денежных поступлений», как говорила Левина мама, не предвиделось. Расходы по дому, холодильник, новое пальто отцу, отрез на костюм Левке - все это повлияло на бюджет семьи Усиковых. Митяю и того хуже: кроме стипендии, рассчитывать не на что. Примерно такие же материальные возможности были и у Жени.

Но в конце концов, когда в «поисковой группе» подсчитали все свои отпускные средства, накопленные за несколько месяцев, вышло, что при строжайшей экономии можно путешествовать двадцать пять - тридцать дней. Расчетами занимался Митяй, а Женя оказался распорядителем кредитов.

Как студенты ждали отпуска! Готовились к нему, но он не принес им счастья. «Альтаир», гордость всего коллектива, пока еще не найден, и ни Гораздый, ни Усиков не могли чувствовать себя честными комсомольцами до тех пор, пока не вернут аппарат в институт.

«Жене, конечно, проще, - размышлял Митяй, - за ним вины нет. Поручили, вот он и старается».

Он поймал себя на мысли, что несправедлив к Журавлихину. Женя сам вызвался искать «Альтаир». Настоящий комсомолец, настоящий друг, - разве его можно в чем упрекнуть?

…Митяй все еще ходил по берегу, слушал одинокие всплески сонной рыбы, вкрадчивое воркованье лягушек и не хотел возвращаться к костру.

Как всегда беспокойный, Левка снова включил телевизор: хоть бы что-нибудь увидеть на экране! Но затея его была напрасной. Точные расчеты Журавлихина убедительно доказывали, что сейчас еще слишком рано принимать сигналы «Альтаира». Даже самые быстрые теплоходы, отправившиеся позавчера из Москвы, находятся еще далеко отсюда. На таком расстоянии передачу «Альтаира» не примешь. Дальность его действия хорошо известна Левке, хотя он и утверждал, что ультракороткие волны сулят много неожиданностей, а поэтому надо дежурить у телевизора целую ночь.

Ночь обещала быть холодной. Одна рубашка, без пиджака, и парусиновые брюки вряд ли могли служить Левке надежной защитой от холода. Собираясь в путешествие, он так торопился, что позабыл даже куртку, и ежился сейчас у потухающего костра. Да и Журавлихину с его хлипким здоровьем не очень-то жарко.

Впереди темнели заросли ивняка. Митяй направился к ним. Под ногами при каждом - его тяжелом шаге жалобно всхлипывали мшистые кочки. Обламывая сухие ветки для костра, он думал о своем чудаковатом друге, о его детской наивности и полном отсутствии какого бы то ни было практического познания жизни. Это сказывалось и в мелочах, как сейчас, - отправился в путешествие совсем налегке, - и во многом другом. Восторженное, а подчас и суматошное восприятие окружающего мешало Левке принимать правильные решения. Например, чего стоит его предложение ехать вдоль берега Волги на попутном транспорте - поездом так поездом, машиной так машиной - и в это время попытаться принять «Альтаир»!

Ясно, что с этой идеей не могли согласиться ни Женя, ни Митяй. Не везде вдоль реки идут шоссейные дороги, тем более железнодорожные линии, - в том легко убедиться, заглянув на карту. Лучше уж ждать приема в одном месте, а не носиться по всему берегу.

А ведь как Левка спорил! Как доказывал! Кричал, задыхался - глаза на лоб, - грозился бросить всю эту затею и оставить друзей одних. Пусть сами выкручиваются. Конечно, это были одни слова: не такой человек Левка, чтобы отказаться от выполнения своего долга перед товарищами. Пришлось ему все-таки покориться.

Митяй наломал охапку сухих веток и возвратился к костру.

- Никакого намека на передачу, - вздохнув, сказал Усиков, потирая руки от холода.

- Что и требовалось доказать. - Митяй бросил несколько веток в костер. Перешел на второй курс и уже начал пересматривать теорию. Не дорос еще, Тушканчик.

Лева скривил рот в пренебрежительной улыбке и демонстративно повернулся к Жене.

- Я насчет блуждающего глаза. Понимаешь, Женечка, когда я по-настоящему… в общем, глубоко подумал об «Альтаире», мне стало не по себе.

Журавлихин слабо улыбнулся.

- А как же ты думал? Если виноват, то должен отвечать не только перед ребятами, но и перед своей совестью.

- Вот именно, перед ней, - быстро согласился Лева. - Но я говорю в более широком смысле. Ведь «Альтаир» все видит, все слышит… Конечно, за такое растяпство, когда аппарат посеяли, снисхождения нет, - он искоса взглянул на Митяя. - За это самое надо здорово вздрючить, прямо ноги вырывать. И если мы не найдем его, пусть до самой смерти нас совесть мучает. Так и надо растяпам!

- Заладила сорока… «Совесть», «совесть»! - заворчал Митяй, ломая сухие ветки. - Без тебя тошно.

Он говорил с нарочитой грубостью. Больше всего на свете он ненавидел сладко-сентиментальное отношение между друзьями, когда взрослые ребята называют друг друга уменьшительными именами, при встрече целуются, как девчонки, и напоказ перед всеми подчеркивают свою «нежную дружбу». Вот и сейчас он не хотел, чтобы Левка почувствовал его заботу. Ветки для костра мог сам принести, не барышня на высоких каблуках: «Ах, ах, испачкаюсь!»

Митяй смотрел на него с досадой - Левка действительно вымазал углем свои парусиновые брюки. Как за малым ребенком надо водить.

- Вы подежурьте, ребята, а я на почту слетаю, - рассеянно глядя на разгорающееся пламя, сказал Женя. - Может, телеграмма пришла.

- Не мое это дело старшим указывать, но думаю, что ты скоро соскучился, съязвил Митяй, садясь напротив Журавлихина. - Впрочем, извиняюсь, ошибся, мы все ждем технической консультации от лаборантки Колокольчиковой.

- Вовсе не остроумно, - вступился Усиков. - Тебе известно, что Надя обещала найти того парня… Помнишь, собирался ехать в экспедицию. И нечего подкалывать. Иди, Женечка.

Он ушел. Ведь надо было еще было поговорить с Москвой. В комитете комсомола с нетерпением ждали результатов поисков «Альтаира». Ясно, что ничего утешительного Женя сообщить не мог. Вот уже несколько часов прошло с тех пор, как ребята стали дежурить на берегу, но на сером экране не было ни малейшего проблеска, никакого намека на передачу.

За эти часы проходило много судов. Лева насчитал их не менее сорока. Почти все они шли груженые, вниз по течению. Станки, краны, электромоторы, кабели, насосы, автомобили посылала столица на строительства, сельскохозяйственные машины на поля.

Сияя огнями кают, плыли по реке красавцы теплоходы, ползли низко осевшие самоходные баржи, проплывали буксирные пароходы с цепочкой барж, груженных лесом. Этот лес, как говорили рыбаки, буксиры тащили с Рыбинского моря.

Ревели гудки катеров, бесшумно скользили плоты, проносились моторные лодки. Где-то - на теплоходе, катере, барже - стоял ящик с «Альтаиром». Может быть, он сейчас проплывает мимо, а Лева стоит на берегу и равнодушно провожает глазами уходящие вдаль сигнальные огни.

Неподалеку послышался плеск весел. Заложив руки в карманы, Лева втянул голову в плечи - так было теплее - я, подпрыгивая, побежал к тому месту, где обычно приставали рыбачьи лодки.

Возле самой воды на кольях сушились сети. Усиков чуть не запутался в их сложном лабиринте и выбрался оттуда уже после того, как лодки приткнулись к берегу.

Рыбаки словно не замечали шустрого и юркого городского парнишку. Он настойчиво старался заговорить с ними, помогал вытаскивать мокрые сети, тащил весла и всячески хотел быть полезным старикам. Для него это были новые люди, о которых он читал лишь в газетах и книгах. Лева не видел жизни, а потому каждая встреча с незнакомыми людьми его особенно волновала.

Интересные старики, поговорить бы с ними. Наверное, пережили не меньше трех войн - и в Левиных глазах заслуживали несомненного уважения. Рыбаков было четверо - небольшая бригада из стариков, неугомонных, любящих свое дело.

Но что случилось с радушными стариками? Почему они не разговаривают с Левой? Еще несколько часов назад приютили у костра московских гостей и с жадным вниманием слушали их рассказы о последних достижениях науки, о новых московских улицах и линиях метро, о завтрашней Волге и всяких других чудесных делах. Чем старики недовольны - совершенно непонятно.

Все так же молчаливо они развесили сети, вытащили на берег лодки, свой небогатый улов и, кряхтя, подошли к костру погреться.

Митяй, каким-то образом почувствовав нависшую тучу, отполз в тень норовил, чтоб его не заметили. Левка не мог с этим смириться. Конечно, самое простое - спрятаться в тени, но если ты можешь чем-то помочь людям, в данном случае успокоить их, разогнать дурное настроение, то это нужно сделать немедленно.

Но прежде всего необходимо выяснить, на что сердятся старики. Почему самый веселый из них, бородатый Прохор Кузьмич, еще недавно потешавший ребят шуточками да присказками, сейчас сидит угрюмо, сосет потухшую трубку и зло посматривает на Леву из-под желтых клочковатых бровей? Почему его брат Сидор Кузьмич хмуро поглаживает морщинистый подбородок и смотрит в огонь прозрачными голубыми глазами? Что он видит там? О чем думает?

Двое других рыбаков, не поднимая глаз, сосредоточенно чистят картошку.

- Разрешите, я помогу? - робко говорит Лева, доставая перочинный ножик.

Старики взглядывают друг на друга и ничего не отвечают. Усиков вздыхает, с замиранием сердца вытаскивает мокрую, скользкую картофелину.

Митяй опасливо наблюдает за ним, уверенный, что из Левкиной затеи ничего не получится. Бедному Левке просто-напросто никогда не приходилось заниматься столь несложной и не очень интересной работой. Он сам рассказывал, что даже в пионерском лагере его всегда освобождали от дежурства по кухне, так как он должен был либо оформлять стенгазету, либо подготавливать самодеятельный концерт. «А зря», - думает Митяй, глядя на Левкины попытки справиться с непокорной картошкой: она все время выскальзывает у него из рук. «Ну и срамота!… Не так берешься, чудак, не с этого бока. Тоньше срезай», - мысленно подсказывает Митяй, затем не выдерживает, осторожно, чтобы не заметили старики, подползает, как медведь, к Левке и берет у него начисто искромсанную картофелину, похожую на кристаллографическую фигуру, вроде призмы.

Вытирая руки носовым платком, Усиков размышляет о слишком затянувшемся молчании. Пора выяснить причину.

- Я думаю, Сидор Кузьмич… это самое… - наконец говорит Лева, - скоро ваше родное дело совсем перестанет зависеть от удачи. Через несколько лет уже не окажут: пошли, мол, ловить рыбу. Зачем ее ловить, если она сама идет, куда ей положено? Идет по направлению электрического тока. Опыты показали…

- Знаем мы ваши опыты, елки-моталки! - перебивает его старик, досадливо сплевывая. - Приехали сюда с электричеством, - он неприязненно кивает головой в сторону телевизора, - всю рыбу распугали. Химию развели - тоже отрава, куда от нее денешься! Возьмешь иную рыбину, а она синяя-пресиняя, аж глядеть противно, с души воротит.

- Постойте, дедушка! - искренне удивляется Левка. - Мы-то здесь при чем?

- А при том! Нечего над рыбой измываться. Ежели наука против государственного плана пошла, то и на нее управу можно найти.

- Чего ты на них взъелся? - обрывает рассерженного старика другой рыбак. Кому надо, тот и разберется.

- Нет, уважаемый, - Митяй бросает картошку в ведро и выпрямляется во весь рост, - разберемся вместе. Туману напускать нечего. Никогда еще советская наука против народа не шла. Да это вы и сами понимаете.

Далее Митяй очень убедительно рассказал о телевизоре: для чего он предназначен и почему, так же как и радиоприемник, он ни на какую рыбу не может действовать. Пользуясь случаем, тактично намекнул о преимуществах современного рыболовецкого хозяйства, о том, как наука заботится о разведении ценных пород рыб, как она охраняет их.

- По-хозяйски страна заботится о нашем рыбном богатстве, - закончил Гораздый. - И в этом ей помогает наука.

Похоже было на то, что старики обо всем этом слыхали, но все же им доставило удовольствие еще раз убедиться в значительности своей рыбацкой миссии на земле.

- Мы, конечно, не против науки, - рассудительно заметил Прохор Кузьмич, вынимая изо рта трубку. - Но вот химия… от нее весь вред идет.

Усиков хотел было последовать примеру Гораздого и прочитать небольшую лекцию в защиту химии, однако Митяй предупредил его, чувствуя, что здесь дело касается каких-то практических явлений, связывающих столь разные науки - химию и ихтиологию.

- Так почему же вы жалуетесь на химию? - спросил он. - Чем она вредная?

Рыбаки оживились. Видно, вопрос попал в самую точку. Перебивая друг друга, позабыв почтенный возраст и степенность, они поведали комсомольцам о своей искренней, причем вполне обоснованной неприязни к химии.

Неподалеку от этих мест, где расположился рыболовецкий колхоз, протекает небольшая речушка, когда-то очень богатая рыбой. Примерно два месяца назад на ее берегу появилась маленькая химическая фабричка. Что она вырабатывала старикам было неизвестно, но отходы ее продукции прежде всего заметили достойные представители рыбьего царства. Некоторые щуки, окуни, лещи и подлещики, а может быть, и другие какие рыбы глотали краску, превращаясь в диковинные создания, которых нельзя было найти даже в самом полном атласе промысловых рыб СССР.

Иногда в сети попадалась лиловая щука, будто выкупанная в чернилах, карминовый ершишка и ярко-зеленая плотва. Возможно, что за последние недели опытный цех фабрики «Химкраска» осваивал новую технологию какого-нибудь красителя.

Лева подумал, что подобное разнообразие не отвечало насущным интересам холоднокровных обитателей маленькой речки. Они не привыкли менять свой природный цвет, как некоторые представительницы человеческой породы, превращаясь то в блондинку, то в рыжеволосую.

Пришлось рыбам покинуть гостеприимные заросли родных камышей, уютные уголки под корягами, мягкое, илистое дно. Но даже в широкой, многоводной Волге возле устья родной речушки бедные раскрашенные судаки и щуки чувствовали ненавистный им запах «вредной химии».

- Но почему же ваш председатель артели не поехал на фабрику?! - воскликнул Усиков. Он был искренне возмущен. - Почему… это самое… не потребовал установить специальные фильтры?

- А его туда и не пустили. Только сказали, что краска ихняя безо всякого вреда для рыбы. Доказано наукой.

- Какая тут к лешему наука! - в сердцах крикнул Прохор Кузьмич. - Вся рыба уйдет!

- Значит, надо в газету писать, - горячился Усиков, суетливо ерзая на месте. - Комиссию должны прислать, проверить, выяснить…

- Эх, милок, - старик соболезнующе похлопал его по плечу, - пока выяснять будут, рыбы совсем не останется. Тут каждый день дорог.

- Да и председателя нашего, холера ему в бок, не раскачаешь, - пожаловался другой рыбак. - Случайность, говорит.

Лева уже не слушал их. Он почувствовал, что здесь необходима его помощь. Снова, как и всегда в таких случаях вопиющей несправедливости, в нем возникло горячее желание сейчас же, сию минуту, действовать. В самом деле, что могут поделать несколько стариков во главе с ленивым председателем, когда им доказывают, опираясь на науку, что химическое производство не имеет никакого касательства к плохому улову. Пройдут недели, а может быть, и месяцы, прежде чем авторитетные люди заставят специалистов с фабрики признать свою ошибку.

Усиков уже начал подсчитывать, какой убыток понесет рыболовецкий колхоз, а с ним и государство, если вовремя не предупредить ретивых экспериментаторов. Ему казалось, что только он, комсомолец, человек с беспокойным, горячим сердцем, студент, имеющий опыт исследовательской работы, может помочь рыбакам, он не имеет права пройти мимо.

- Ночью фабрика тоже работает? - быстро спросил Лева, обращаясь к Прохору Кузьмичу.

- А как же! Еще не всю Волгу закрасили. Вон ихний огонь горит.

Старик тяжело приподнялся и указал на противоположный берег. Там еле заметно тлел красноватый огонек.

Усиков решительно застегнул воротник.

- Лодку можно взять?

- Это к чему же?

- Хочу, чтоб судаки были… это самое… нормальными, а не голубыми, пошутил Лева, протягивая руку к ведру. - Митяй, помоги найти такого.

- Ты что еще придумал? - сурово спросил Митяй, отодвигая ведро. - А дело позабыл? - он выразительно посмотрел на чемодан телевизора.

- Об этом после поговорим. Женечка не будет возражать, - спокойно заметил Усиков.

В глубине его души таились искренний гнев и обида на Митяя. Как ему не совестно напоминать о их личном деле, когда речь идет о других, куда более серьезных вещах!

Молчат старики, но, вероятно, думают, что московский комсомолец поступает правильно. Хоть и мала надежда на успех, но почему же не попытаться!

Прохор Кузьмич улыбнулся беззубым ртом и прикрыл его бородой.

- Шустрый ты парень. Может, и вправду, чего выйдет. Ты им там по-научному растолкуй: дескать, крашеную рыбу на базе не принимают.

Старики хлопотливо собрали в дорогу ходатая по общественным делам. Кто-то достал из ведра голубого судака и завернул в газету. Другой объяснил Усикову, как ближе всего пройти к фабрике. Прохор Кузьмич вызвался перевезти его на тот берег, но Лева отказался, чтобы не заставлять старика ждать там. Сам как-нибудь справится.

Митяй спокойно смотрел на эти проводы, считая Левкину затею наивной и бесцельной, уверенный, что Журавлихин ничего подобного ему не разрешит.

Любитель строгого порядка, Митяй избегал вмешиваться не в свои дела. Да, он прекрасно сознавал, что голубых или розовых судаков не должно быть. Это непорядок, нарушение общепринятых норм, и вполне понятно, что раскрашенная рыба не может приниматься на государственных базах. Но почему именно там не поднимут этот вопрос? Почему не вмешается райсовет? Неужели приезжие студенты должны быть дальновиднее и умнее уважаемых лиц, которым поручено следить за порядком в районе?

Все это он неторопливо и убедительно высказал Левке, предусмотрительно отведя его в сторону. К чему свидетели во время такого серьезного разговора, тем более что Левка обязательно начнет спорить!

Митяй не ошибся. Когда он спросил у него, стоит ли так горячо принимать к сердцу судьбу судаков, если еще не найден аппарат, за который в ответе лично он, Усиков, посмотрели бы, что с ним случилось!

- Ты сам судак! - прошипел Лева, вытаращив глаза. - Рыбья кровь! Да разве можно спокойно относиться к такому делу!

Несомненно, Митяй обиделся. Правда, Левка попытался смягчить свою непроизвольную вспышку и стал, как всегда, защищать свой жизненный принцип, доказывать необходимость активного вмешательства в подобные дела, так как он комсомолец и должен бороться за торжество справедливости. Но все это было давно знакомо Митяю. Он не принимал всерьез Левкиных принципов, и часто сам Левка казался ему театральным героем, размахивающим картонным мечом.

Митяй молчаливо ждал «начальника поисковой группы», чтоб убедить его в своей правоте, - тогда Левка останется с носом. Ясно, что Женя его не поддержит.

Но плохо знал Митяй своего старшего товарища. Он не только разрешил Усикову пойти на фабрику, но и сам пожелал это сделать.

Стремление к абсолютной самостоятельности, характерное для Левки, привело к тому, что Журавлихин остался у телевизора, а Усиков получил милостивое разрешение защищать судаков. «Что ж, пусть идет инспектором, - вздохнув, решил Митяй. - Такова воля начальства. Ему виднее».

Не скрывая усмешки, Митяй смотрел, как Левка мечется по берегу, ищет какие-то бутылки, взял две водочные у рыбаков, но этого оказалось ему мало, подбежал к своему чемодану, вытащил флакон с тройным одеколоном и без сожаления вылил его.

Укоризненно покачивая головой, глядел на это Митяй, понимая, что флакон понадобился новоиспеченному химику, чтобы взять пробу воды возле фабрики. «Ну к чему такое кустарничество? - думал он. - Приедут специалисты с пробирками, с колбами, возьмут пробы в разных местах, не торопясь, как этого требуют настоящие исследования. А тут - детские забавы. Стыдно даже глядеть».

И Митяй досадливо отвернулся.