Амелия. Сердце в изгнании

3 Поместье Бельвю

Амелия на мгновение закрыла глаза. Эти два слова – австрийские зимы – ранили ее в самое сердце. Карл впервые поцеловал ее, когда крыши Вены устилал снег, а наедине, в доме у Карла, они оказались в день Эпифании[9].

Молодая женщина будто снова почувствовала на своих губах жгучую ласку губ Карла, а на груди – его руки. Они играли с огнем страсти, и ничто не могло бы воспрепятствовать их любви.

«Господи, зачем ты отнял его у меня? Мы были молоды, влюблены, помолвлены!» – подумала она, дрожа, как при сильном ознобе.

Софи де Латур сочувственно взяла ее за руку. Она понимала, насколько глубока скорбь Амелии, поэтому не нарушала молчания.

– Я определенно нарушаю правила приличия, – смутившись, заявила баронесса. – Обещаю вам, что, отдохнув ночью, я буду в более приподнятом настроении. Ее величество была так добра ко мне! Я повторяю себе, что должна быть сильной, но, несмотря на все мои старания, горе то и дело лишает меня сил.

– Вы потеряли жениха, и вы по меньшей мере на год покинули родной город, – вздохнула маркиза, нервно помахивая веером. – Дайте волю слезам, это облегчит вашу боль. Мы с супругом сделаем все возможное, чтобы вас утешить. Этим утром я получила письмо от императрицы, в котором она сдержанно поведала мне о ваших несчастьях. Я отвечу ей завтра, сообщу о том, что отныне вы под нашей опекой. Мы переписываемся уже много лет, и я продолжаю отправлять ей портреты самых красивых из известных мне женщин. Знали ли вы о том, что императрица начала собирать свою коллекцию во время пребывания на Корфу, когда ей нездоровилось?

– Да, мадам, я знала об этом.

– Нам нужно смести разделяющие нас барьеры: я настаиваю на том, чтобы вы называли меня Софи. У нас бывает много гостей, однако никто вас не потревожит. Ваше присутствие в поместье я объясню, почти не прибегая ко лжи. Следуя просьбе императрицы, я расскажу всем о том, что вы – молодая вдова с расшатавшимся здоровьем, к тому же в положении. Прислуга уже осведомлена. Ах да, я забыла кое-что вам рассказать!

– Прошу вас, говорите. – Амелии не хотелось огорчать маркизу де Латур.

– Речь вновь пойдет о замке Сассто и о нашей дорогой императрице. То, что мне выпала исключительная честь быть представленной ей, было отнюдь не случайностью. Имя моего супруга сыграло свою роль: поверенный моего свекра занимался заключением торговых сделок с управляющим Хофбурга. Словом, император по достоинству оценил нашу продукцию, и для императрицы я не была такой уж незнакомкой. Да, Амелия, так все и началось. Сон наяву, который длится и поныне, ведь вы рядом со мной. Боже мой, подумать только – три недели назад вы были компаньонкой дочери императрицы!

Амелия едва заметно кивнула. Несмотря на дружелюбность маркизы, на теплую встречу, молодую женщину теперь охватил страх другого рода. Амелия любила читать, по природе своей она была очень сдержанной и опасалась того, что маркиза, большая любительница поговорить, отныне не оставит ее в покое.

– Мы приближаемся к поместью, Амелия, – добавила Софи, мечтательно помолчав. – Но я успею показать вам письмо от императрицы. Я получила его сегодня утром. Есть и телеграмма, в которой ее величество обращается ко мне за помощью и просит принять вас.

– Но я не должна читать вашу переписку, мадам! – заметила Амелия.

– Полноте! Софи, называйте меня Софи. То, что императрица написала о вас, может только утешить.

У Амелии не было сил возражать, и она уступила. Стоило ей узнать почерк государыни, как ее глаза снова застлали слезы.

Амелия не смогла читать дальше. Она сложила листок бумаги и дрожащей рукой вернула его маркизе.

– Мне жаль, мадам, прошу прощения, – пробормотала она, сдерживая рыдания. – Императрица, которую я люблю всем сердцем и безмерно уважаю, пыталась утешить меня тем, что простила мне столь безнравственное поведение.

– Я тоже так считаю, бедняжка, и я подумала, милая моя, что вам необходимо прочитать эти строки. Мне жаль: я наверняка утомила вас своей болтовней. Она помогает мне совладать со своими эмоциями. Трагедия, которую вы пережили, меня потрясла. Ну же, не плачьте! Взгляните: вот мы и приехали! Это наши владения – поместье Бельвю!

Софи де Латур движением головы указала ей на изящные очертания усадьбы, расположенной на холме. По обе стороны аллеи, вверх по которой ехала карета, росли ели с голубоватыми ветвями.

– Господи, какое прекрасное место! – воскликнула Амелия, после чего промокнула слезы на щеках вышитым носовым платком.

– Спасибо! Пусть оно станет для вас убежищем, приютом, где каждый будет стараться вас поддержать.

Маркиза ликовала. Ее однообразная жизнь заиграет теперь новыми красками. Прекрасная баронесса станет ей сестрой, подругой. Желая блеснуть перед своими знакомыми, она уже подумывала о том, чтобы дать в июне большой бал. Она неосмотрительно бросила жизнерадостным тоном:

– Когда должен родиться ребенок?

Внезапно сильно побледнев, Амелия вздрогнула:

– Пожалуй, в октябре…

– Я хочу быть крестной матерью вашего дитяти, милая. Не беспокойтесь, я сделаю все возможное для того, чтобы вы были счастливы.

Софи сжала пальцы молодой женщины. Амелия почувствовала в этом жесте настоящую поддержку. Умилившись, она даже подумала о том, что вскоре привыкнет к немного взбалмошному характеру своей хозяйки, временами, бесспорно, теряющей чувство такта, однако, по всей видимости, доброй, ласковой и понимающей.

Впрочем, ей предстояло встретиться с маркизом Эдмоном де Латуром, который, возможно, будет по отношению к ней не так снисходителен, как его супруга.

Старинная усадьба Бельвю рода маркизов блистала в сиянии косых лучей заходящего солнца. В окружении высоких столетних деревьев она походила на украшение из белого камня в зеленой оправе.

Несмотря на то, что Амелия привыкла к роскоши венского дворца, она была тотчас же покорена.

– Каким очарованием веет от этих мест! – воодушевленно воскликнула она. – И как ласково солнце! Я думаю, что полюблю ваш «край виноградников», мадам, – простите, моя дорогая Софи.

Хозяйку обрадовал такой комплимент, но еще больше – ослепительная улыбка юной баронессы. Она дала кучеру необходимые указания, затем провела свою гостью в отведенную ей большую комнату, выходящую окнами на восток, отпуская по дороге многочисленные комментарии. Мебель и отделка были подобраны с исключительным вкусом.

– Я попросила слуг поменять шторы: я выбрала пастельные тона, созвучные вашей молодости. За маленькой дверцей слева от камина – туалетная комната, которая будет только в вашем распоряжении.

– Дорогая маркиза, как мне отблагодарить вас за вашу доброту?

– Просто не забывайте больше обращаться ко мне по имени, моя милая, – шутливым тоном ответила маркиза. – И улыбайтесь так, как вы это умеете. А теперь отдыхайте, я позову вас ужинать. В честь вашего приезда стол накроют на террасе. Оттуда вы сможете полюбоваться сельскими видами, угощаясь чудесными блюдами, приготовленными нашим поваром Венсаном.

Софи вышла из комнаты в приподнятом расположении духа. Ей не терпелось поговорить с супругом. Он работал в своем кабинете на первом этаже. Она вошла туда без стука, как женщина, которая привыкла к тому, что ее появлению всегда рады.

– Эдмон, наша подопечная прибыла. Это замечательно! Она – настоящее сокровище! Если бы вы знали, как она изысканна, грациозна, как очаровательна! Она настоящая красавица! Легкая бледность, бархатные карие глаза, лицо Мадонны, сияющие темные, почти черные волосы. Я искренне рада такому повороту судьбы. И потом, я поняла, почему императрица так к ней привязана. В сущности, она могла бы быть ее дочкой. Да, Амелия немного похожа на юную Елизавету. Дорогой, как я рада, что она приехала к нам!

Маркиз поцеловал супруге руку и поднялся. Он подошел к окну, чтобы скрыть играющую на его губах странную улыбку. Наконец он обернулся и раскрыл ей свои объятия. Ласкаясь, она прижалась к нему.

– Вы никогда не изменитесь, Софи. Надеюсь, вы не выказали свой восторг в присутствии нашей гостьи. Если я не ошибаюсь, поворот судьбы, который вы считаете чудесным, для нее таковым не является. Ее жених умер, оставив ее в столь щекотливом положении! Будьте же сдержаннее, прошу вас!

– Господи, вы правы, дорогой! Однако вы волнуетесь напрасно: я достаточно воспитанна, чтобы вести себя с Амелией так, как подобает. Кстати, баронессу зовут Амелия, и называть ее следует по имени и никак иначе.

– Амелия… Хорошо. Красивое имя.

Когда баронесса де Файрлик очутилась одна в своей комнате, она прилегла и, изнуренная поездкой, задремала. Проснувшись, она обнаружила, что уже почти стемнело.

«Мне нужно одеться к ужину!» – было ее первой мыслью.

Ее сумку поставили у увенчанного треугольным фронтоном шкафа из лакированного дерева, единственная створка которого представляла собой высокое зеркало. Собственное отражение встревожило молодую женщину.

– Лицо бледное, волосы растрепаны! Я выгляжу такой растерянной! – воскликнула она, бросаясь в туалетную комнату.

Умывшись и расчесав волосы, она испытала почти детское удовольствие. В действительности, не отдавая себе в этом отчета, прекрасная баронесса-изгнанница ощущала перемену обстановки. На ее чувствительную натуру благотворно подействовали искусные сочетания розовых и золотых оттенков, гармония цветастых шелковых тканей, и теперь она не хотела облачаться в траурные одежды.

«И все же я не могу спуститься к ужину в моем единственном бальном платье, – посетовала она. – Это было бы неуместно. Но у меня есть идея!»

Возбужденная, Амелия достала из сумки юбку из черного фая и сиреневую муслиновую блузку. Она торопливо оделась, опасаясь не успеть подготовиться вовремя. Затем надела на шею жемчужное ожерелье, принадлежавшее ее матери. Наконец, отказавшись от шиньона, она распустила волосы – немного волнистые из-за частого плетения кос, – и они мягкими волнами рассыпались по ее плечам.

Когда маркиза пришла за ней, то, потрясенная, на мгновение замерла.

– Боже, Амелия, вы выглядите очаровательно! Пойдемте, возьмите меня под руку.

Женщины спустились по лестнице, устланной красным бархатом. Их залил исходящий от монументальной люстры со свечами перламутровый свет. Три большие керосиновые лампы озаряли переливчатым светом вестибюль, пол которого был выложен черно-белыми плитами.

– Эдмон, где вы? – позвала супруга Софи.

Маркиз вышел из гостиной и подошел к подножию лестницы. Это был мужчина тридцати восьми лет, со смуглым цветом кожи, изможденным лицом, орлиным носом и искрящимися нежностью и добротой карими глазами. Довольно высокий и крепкий, он имел репутацию одного из лучших наездников в округе. Маркиз, явно заинтригованный, с интересом взглянув на подопечную, почтительно поклонился.

– Добро пожаловать в край виноградников, баронесса де Файрлик, и в дом моих предков, – произнес он.

– Благодарю вас за то, что приняли меня, месье, – смутившись, ответила Амелия.

– Это большая честь, и я надеюсь, что вам у нас понравится, – вежливо добавил он. – Прошу к столу.

Стол был накрыт на террасе с каменной балюстрадой. В центре стола возвышались два серебряных канделябра. Бокалы и хрустальные графины искрились в пламени свечей. Под бдительным взором Люсьены, экономки Латуров, бойкой шестидесятилетней женщины, сотрапезники заняли свои места.

Маркиза де Латур не преувеличила таланты своего повара. Искусно украшенные Венсаном блюда были одновременно и легкими, и очень вкусными.

На протяжении всего ужина хозяин поместья вел себя сдержанно: разливал вино, соблюдая чувство меры, говорил о своих виноградниках и приготовлении алкогольных напитков.

– Мой супруг скромничает, – заметила Софи после десерта. – Он всего себя посвящает виноградникам, моя милая, и слишком часто оставляет меня одну.

– Чтобы наши встречи были еще радостней, дорогая, и чтобы я мог подарить вам все, что вы пожелаете, – отозвался маркиз, поглаживая руку жены.

Супруги обменялись улыбками. Смутившись, Амелия опустила голову. Рядом с этими мужчиной и женщиной, нежно любящими и понимающими друг друга, она чувствовала себя лишней.

Сославшись на усталость после дороги, она поспешила подняться в свою комнату. С тяжелым сердцем Амелия вынуждена была признаться себе в том, что ей было тягостно присутствовать на этом ужине. Причиной, безусловно, были флюиды любви, исходящие от обоих супругов.

«Для меня любовь мертва! – подумала она, сломленная невыносимым отчаянием. – Она мертва и погребена в земле моей милой родины, Австрии. Боже мой, что же плохого я сделала? Я всего лишь любила того, кто должен был на мне жениться!»

Подавленная, Амелия упала на кровать, уткнувшись лицом в атласную подушку. Внезапно Карл с поразительной ясностью предстал перед ее внутренним взором. Высокий, с голубыми глазами и светлыми кудрями, со своей покоряющей улыбкой и ласковыми прикосновениями. Карл, безжалостно подкошенный несправедливой судьбой. У нее будет его ребенок – ребенок, который никогда не узнает своего отца.

Амелия долго беззвучно рыдала. Успокоившись, она стала упрекать себя в эгоизме и неблагодарности. Без покровительства горячо любимой государыни ее участь была бы ужасной. Благодаря императрице она сможет укрыться от жестокости этого мира – здесь, в Бельвю.