Америка, которую никто не открывал (СИ)

Глава 9

Утром меня кто-то с силой схватил за плечо. Я открыл глаза с возмущенным воплем. Надо мной нависло бледное лицо Криса. Криса?! Ведь я у себя дома, это точно, откуда же он здесь?..

— Джеймс, вставай! — он еще раз сильно потянул меня за плечо. Я сел в кровати довольно-таки резко, от этого у меня потемнело в глазах. На пару мнгновений Крис исчез, уступив место туче черных мошек.

— Что… Что случилось? — спросил я, машинально шаря по кровати в поисках одежды.

— Ох Джеймс… Ох и получим мы сегодня за вчерашнее…

И я понял, даже сквозь свое заспанное состояние— мы получим по полной программе. Я мельком взглянул на Криса. Его выражение лица давало понять, что даже такой оптимистичный и находчивый человек, как он, не видел возможности выйти из воды сухими.

Я оделся. Посмотрел на часы— девять. Сегодня суббота. Родители, скорее всего, поехали с утра за покупками. Хорошо. Сейчас не будет вопросов.

Я шел за Крисом и по пути слушал историю.

— Сегодня, два часа назад, копы выломали дверь к Америке в комнату. Эмили тут же сказала, что больше таким вредительством заниматься некому. Они забрали Америку и поехали по магазинам приколов. Рокки Хоррор самый ближний оказался. Отдать должное, этот Билл тире Рокки до конца не говорил, что мы были у него ночью. В конце концов полицаи посмотрели записи с видео-наблюдения и увидели наши рожи. Америка минут пять назад мне позвонила и сказала, чтобы мы убирались из домов куда подальше.

— Подожди. Она предлагает нам сбежать?!

— Джеймс, выхода нет! Нас могут посадить.

— Иди, — сказал я Крису. — Беги отсюда. Но я останусь с Америкой. Пусть меня бросят за решетку, но вместе с ней. Я не смогу выжить в бегах, ты— сможешь.

Крис очень долго кричал мое имя. А я бежал в сторону полицейского участка. Я хотел сдаться им сам.

Я открыл двери. Увидел знакомую соломенную шевелюру Рокки. Они с Америкой стояли у стены, а трое толстых копов сердито допрашивали их. Они молчали.

— Я здесь!!! — заорал я. Где-то секунды на три мне показалось, что Вселенная остановилась. Но она вернулась. И закрутилась еще быстрее.

Кто-то схватил меня за локоть и так же прислонил к стене. Нас допрашивали теперь на счет Криса. Я видел синяк на скуле Рокки и что лицо Америки красное— но от чего? Не от слез точно. Она стояла, гордо глядя на этих свиноподобных мужиков и лишь изредка отводила взгляд— и все чтобы встретится со мной глазами, чтобы убедится, что я пожертвовал многим ради нее.

За меня принялись еще основательнее. Шум в ушах мешал расслышать вопрос. Меня трясли за плечи, хватали за лицо и руки, но в голове был только облик инспектора Грэйга.

Вдруг я подумал о том, что Крис предпочел свободу нам, друзьям. Это, конечно, подкосило меня. Я почувствовал, как щиплет глаза от слез. Рядом Рокки уже во всю рыдал. Я кусал губы. Нет, нельзя, не сейчас— я должен сделать все ради Америки. И я сделаю.

Не дождавшись от нас вразумительного (да хоть какого) ответа, копы отвели нас в тускло освещенную камеру.

Проходя мимо, я заглядывал в решетки других. Кого тут только не было!.. Малолетние проститутки с размытой тушью под глазами, наркоманы в старой обвисшей одежде, и такие же хулиганы, как мы— молодые и запуганные, все, кроме главарей. Я подумал, что главари все как на подбор с одинаковыми лицами— лицами Америки, пока ее вели.

Дверь заперли. Мы молча сели плечом к плечу и просидели так очень долго. Я слышал, как звонят моим родителям. Слышал выкрики мамы, и от этого в моем сердце образовалась пугающих размеров воронка, засасывающая весь получаемый негатив и сохраняя его надолго.

Прошел час. Второй. Мы разговорились с ребятами из камеры напротив. Оказалось, они несколько раз закупали приколы у Рокки и теперь узнали его. Один из них, явно главарь, зачинщик— высокий и худощавый, со впалыми щеками, образующими красивые модельные скулы, ровным и бесчувственным голосом дал совет:

— Не бейтесь в истерике. Не просите прощения. Стойте так, как будто вас обвиняют не в хулиганстве, а в убийстве. Народ забеспокоится, если повезет, вас отправят на обследование.

— В психушку? — спросил я. Мне было дурно от этой мысли.

— Нет, просто к психологу. Вот там уже гоните картину. Эти бабы-психологи сами двинутые. Они вас пожалеют и вы отделаетесь пятью днями общественных работ. Уж я-то знаю.

— Ты за что здесь? — спросила Америка. Удивительно, но их интонации совпали на все сто процентов.

Парень повернул красивое длинное лицо на лебединой шее и дернул бровью.

— Варю с друзьями амфетамин.

Мы замерли.

— И… Ты до сих пор на свободе?

— Я уже говорил, почему. Знаете, я вам посоветую ходить пока вы в школе в драмкружок. Как видите, лишних навыков не бывает.

— Ник Райсер! На выход!

Парень тряхнул головой, от чего длинные черные волосы рассыпались по плечам. Он спокойно и все так же бесчувственно прошел следом за высоким мужчиной в форме.

Пришли родители. Влетели в коридор, помчались, заглядывая в каждую клетку. Отец схватился за прутья решетки, мать— за его плечо. Следом подошел громадный толстяк-офицер с пушистыми усами.

— Вот, родители. Полюбуйтесь. Шестнадцать лет, а уже преступник.

— Я умоляю вас, скажите, что он натворил! — вскричала мама, воздевая руки к потолку.

— Он сам вам скажет, да, крысеныш? — в этот момент папа координально изменился в лице и рявкнул на офицера:

— Как ты смеешь так называть моего сына?! Пошел вон отсюда!

Папа, вообще-то, исходя из своих психологически правильных методов, никогда не кричит. Но здесь не сдержался.

Толстяк тут же прижал хвоста. В тот момент я вдруг осознал, что мой отец по-своему красив. В его внешности не было ни смазливой привлекательности Криса, не холодного завораживающего притяжения парня по имени Ник Райсер, ни печальной и стареющей красоты отца Америки. Просто он был… Красив. Храбр. Готов грудью сражаться даже за меня, провинившегося.

Наконец папа повернулся. Мама облизывала губы и стреляла глазами в сторону Америки. Конечно. Она виновата, думает мама, и она права, я не могу здесь спорить.

— Просто скажи, — вздохнул папа. — Во-первых, правда ли это?

Я вспомнил холодный голос и спокойный взгляд Ника Райсера. Почему-то я так и не смог забыть его, хотя наше общение длилось не больше двух минут. Потом, где-то через год или два я прочитаю в газетах об его смерти— из-за сильного ливня из берегов вышла река, он не справился с управлением мотоцикла и вылетел в воду, а потом захлебнулся и умер.

— Да, — и все-таки я был не он.

Я не видел ни прутьев решетки, ни лица отца. Я видел лишь, как Райсер превращается в Криса и мое сердце сжималось от негодования. Уходя, я был уверен— он придет. Теперь этой уверенности не было и я просто не находил себе места.

— Хорошо. Что конкретно ты сделал?

К тому моменту, когда я закончил свое повествование (я хотел перекопировать голос Райсера, но получилось не бесчувственно и спокойно, а бесцветно и трагично) мама уже во всю заливалась слезами. Я не смотрел на нее и вообще общался с коленями отца.

— Хо… хорошо, — папа сглотнул слюну. У него, видимо, в голове не укладывалось, как его сын отважился на такое.

— Кто этот молодой человек?! — внезапно пришла в себя мама. Она грубо дернула головой в сторону Рокки. Его вид, разумеется, не добавлял нашей команде интеллигентности. С легкой светлой щетинкой, торчащими во все стороны соломенными волосами и красными, опухшими глазами Рокки Хоррор или Билл Бейтс выглядел довольно-таки убого.

— Это знакомый, — все также ответил я. Мама практически завизжала:

— Знакомый?! И где это ты мог познакомится с каким-то наркоманом?!

Я не ответил. Рокки снова зарыдал. Вдруг я понял, что Америка тоже молчит. Впрочем, стоило мне так подумать, как он необычно хриплым голосом сказала:

— Он, во-первых, не наркоман. Во-вторых, это и есть тот самый продавец, к которому мы приходили ночью. Джеймс увидел его в первый раз всего лишь вчера.

Мама недоверчиво посмотрела сначала на Америку, потом на меня, а потом на Рокки.

Вдруг я услышал резвые шаги по коридору. Возвращался Райсер, а под руку его вел тот же самый высокий лейтенант. Проходя мимо моей камеры, Райсер неожиданно улыбнулся мне. У него были ровные белые зубы, чуть крупноватые для такого худого лица и тонких губ.

Я проводил его глазами. Его вывели на улицу.

— Америка Джонс, Билл Бейтс, Джеймс Грэй! — позвали откуда-то с другого конца.

Мама охнула. Отец подхватил ее на руки. Он обеспокоенно проводил меня взглядом. Я шепнул одними губами «все будет нормально».

Нас провели по тесноватому коридору. В конце была дверь.

Мы оказались в длинном кабинете. Посередине стоял узкий стол из красного дерева. Были свободны три места— для нас. Всего в кабинете было примерно человек семь-восемь. Все они— женщины и мужчины со строгими лицами и в очках. Перед всеми лежали чистые листы бумаги и ручки. В конце стола мужчина с квадратной челюстью держал четыре папки. Одна из них была очень тонкая, вторая вполовину толще, две других по размеру превосходит обе предыдущие вместе взятые раза в три. За его спиной на подоконнике громоздились кучи таких папок, и на одной из них— настолько толстой что даже не закрывалась— было написано «Николас Джонатан Райсер». Папки с личными делами, вот что это.

Но был среди этих дяденек и тетенек в узких костюмах серого и синего цвета, лохматый подросток с такими же завязанными простой бечевкой как и у нас руками.

И тогда я понял, что на одной папке обязательно будет написано Джеймс Грэй, на другой— Америка Джонс, на третьей— Билл Бейтс.

А на четвертой, вероятно, Кристьян Себ.