Америка – разлучница

Глава 8 «Ночная смена»

Наташа шла по длинному больничному коридору. Белый халат, серьезный взгляд, пачка историй болезни в руках. Открыла дверь ординаторской, присела в прохладе кабинета за стол. И наконец — то выдохнула. «Ну вот и всё, я врач. Не медицинский студент, не врач — ординатор, а самостоятельная единица в белом халате с окладом 700 рублей» — подумала Наташа и улыбнулась. Дверь в кабинет снова открылась, и туда пролезла голова Татьяны, вечной подруги Наташи, которая работала в кардиологическом корпусе медицинской сестрой.

— Наташа, там заведующий зовёт на планёрку перед дежурством. Ты пойдёшь, или сказать, что ты ещё не пришла? — спросила она.

— Сейчас подбегу, конечно — ответила Наташа и встала со стула. Дойдя до актового зала, она слегла волнуясь, открыла дверь. Раньше она часто видела, как в эту дверь входят врачи и заведующие отделением. Сейчас вошла и она. Присев в дальний ряд, она рассматривала своих коллег, и дышала полной грудью воздух, который имел свой вкус. Медицина…Как много это для неё значило.

— Коллеги, хочу представить вам нашего нового коллегу — Наталью Дмитриевну Павлову, которая с сегодняшнего дня вошла в наши дружные ряды врачом кардиологом. Прошу любить и жаловать — сказал главный врач и жестом показал Наташе, что ей нужно подняться. Коллеги начали аплодировать, и поворачивать головы в её сторону. Запомнив это мгновение, Наташа поклонилась коллегам, и улыбнулась. Трудовая медицинская жизнь началась.

Дежурство пролетало незаметно. Палаты терапии были переполнены, и люди лежали даже в коридорах. Всем нужна была помощь, потому что кардиолог в больнице отсутствовал уже очень давно. Врачи не хотели осваивать такой трудный профиль, потому что он очень плохо оплачивался и имел по статистике довольно таки плохие показатели. Летальность огромная, благодарность мизерная. Вытаскиваешь бабулю сутками напролёт с «того света», а она упирается, хочет всё-таки «кончится» и ей это удаётся. А итог? Врача к начальству, отписок кучу, и благодарности ноль. А вот Наташа трудностей не боялась. И хотела быть не только врачом — консерватором, но и хирургом — кардиологом. Здесь задача будет посложней, но возможностей — огромное количество. Таких профилей, а тем более с врачом женского пола, пожалуй, Астрахань ещё не видела. «Ну вот пусть и посмотрит» — подумала Наташа и направилась на очередной вызов из хирургического корпуса. Там зачем-то решили оперировать к ночи ближе, а сердце пациента не хотело нормально выдавать ритм. Нужно вмешаться.

Наташа подошла к операционному столу. Внимательно осмотрела монитор, без лишних эмоций, сделала нужные поправки в воде лекарств, и обратилась к хирургу:

— Нужен «атропин» и «сульфастан». И в мешочек подколоть надо, за грудиной. Иначе потеряете пациента.

— Не подскажете, где лекарства эти взять? У меня таких нет. Я не кардиолог, и в операционной таких запасов не имеем, — ответил он, — И потом, как насчёт подешевле чего? Может обойдёмся «кардиоптромилом»?

— Давид Олегович, давайте без лишних эмоций. Я принесла лекарства, прекрасно зная куда иду. Дайте мне простора возле стола, а то я смотрю вы тут прямо скажем хозяином себя возымели. А пациент уже начал «скакать» — ответила Наташа, судорожно сглатывая личные эмоции.

— Да пожалуйста, Наталья Дмитриевна. Всегда мечтал подвинуться, когда вас вижу.

— Давид, думай, что говоришь — прошипела ему на ухо Наташа и начала манипуляции по спасению жизни пациента.

Операция продлилась шесть часов. Две остановки сердца, брадикардия, инсульт на столе. Прямо скажем, не повезло мужику. Но вытащили. Живой. Наташа, еле стоящая на ногах, вышла из операционной. Молча переоделась, отмылась и вышла в коридор. За окном стояла ночь, и палаты спали болезненным сном. Одинокий фонарь ярко освещал подъёмник приёмного покоя, в котором сейчас никого не было. Наташа приоткрыла окно, и на неё хлынул августовский прохладный воздух, успокаивая её пунцовые щёки. Это была первая самостоятельная операция, которая она провела в роли врача. Именно роли, потому что никто, в том числе и Давид, пока не воспринимал её как профессионала своего дела. Как была Павлова — вечная операционная медсестра, так и оставалась она в их глазах, вплоть до сегодняшнего вечера. Но всё поменялось, и она это доказала. Дверь хлопнула, и Наташа почувствовала руку Давида на своей талии.

— Извини меня пожалуйста. Это всё мужской шовинизм. Ну не могу я на тебя смотреть как на врача. Прости! — сказал Давид, и уткнулся ей в шею носом.

— Давид, у тебя свободная палата есть? — спросила Наташа. Давид улыбнулся, и взяв её за руку, прошёл с ней на первый этаж. Взяв ключ от платной палаты, они тихо, как мыши, проскользнули внутрь неё, и закрылись на замок.

Ни одного слова сказано не было. Только шёпот и стоны. Тихо, тихо. Чтобы никто не слышал. Наташа отдавала всю себя без остатка, и любила Давида страстно, пока не наступил рассвет. В предрассветной дымке утра, она лежала рядом, и её пшеничные волосы закрывали его одеялом. Он гладил их и целовал, слегка уставшими движениями. Когда они услышали первые шаркающие шаги пациента, который шёл на утренний туалет, начали собираться. Наташа прошептала слова любви, и первой выскользнула за дверь. Когда она ушла, Давид присел на краешек кровати, и обхватил голову руками. «Что я наделал» — подумал он.