Америка справа и слева

«ПРОСНИСЬ, АМЕРИКА!»

С некоторых пор мы стали замечать, что вокруг нас крутятся какие-то типы, которые пытаются втянуть нас в дискуссию, затеять перепалку, а то и вызвать на кулачный бой.

В городе Оклахома-Сити местные журналисты пригласили нас пообедать в частном клубе. Не успели мы сесть за стол, как рядом возник поджарый старичок в элегантном темном костюме. Он размахивал руками и пытался боднуть Москвича в живот. Было такое впечатление, что он хочет с нами подраться. Мы были смущены и просто не знали, как все это воспринимать: в шутку или всерьез.

— Ну, полно вам, господин, — увещевал драчуна главный редактор газеты «Дейли Оклахомен» Чарльз Беннет. — Будет же вам, однако, смешить людей!

— Комми… Комьюнисти! — завопил старичок и бесцеремонно принялся ощупывать бицепсы Москвича.

— Генерал в отставке, — шепнул ему Чарльз. — Главный антикоммунист в нашем городе. Бо-о-льшой оригинал!

«Оригинал» дважды подпрыгнул козликом, встал в боксерскую позицию и ткнул Москвича кулаком в грудь.

Обедавшие дамы и господа, отложив вилки, с интересом наблюдали за развитием событий. Приняв вызов, смущенный Москвич слегка потрепал генерала по шее. Генерал, удерживая равновесие, зацепил соседний столик, опрокинул стул. Зазвенела посуда. Дамы и господа засмеялись. Засмеялся и генерал, как бы подтверждая, что все это не более чем шутка.

— На кулаках мне с ним не справиться, — сообразил генерал. — Но давайте — после обеда поедем ко мне на ранчо. У меня прекрасные лошади. Мы устроим скачки, и я обгоню его, как мальчишку.

Торжествуя будущую победу, генерал вернулся на свое место и дважды отхлебнул из бокала. Второй глоток был, по-видимому, лишним: ноги снова понесли генерала-забияку к нашему столу.

— Или можем сразиться на шпагах, — предложил он еще один вариант единоборства между представителями двух противоположных социальных систем.

… Дело кончилось тем, что Москвич великодушно подарил отставному вояке русскую деревянную ложку хохломской работы и посоветовал, есть побольше каши. Присутствующие поняли намек и расхохотались.

Другую ложку мы попросили передать адмиралу Айзику Келли, приезжавшему недавно в Оклахому-Сити из столицы Соединенных Штатов. Адмирал, как нам рассказывали, тоже жаждал драки. Только не с нами лично, а со всем Советским Военно-Морским Флотом.

На центральной площади города Оклахома-Сити установлен якорь с линейного корабля «Оклахома», затонувшего от прямых попаданий японских авиабомб в Пирл-Харборе. И хотя Оклахома-Сити в высшей степени сухопутный город, его очень любят посещать адмиралы с командировочными удостоверениями Пентагона. Адмирал Айзик Келли, который был здесь перед самым нашим приездом, тоже оказался «бо-о-льшим оригиналом». Опершись об исторический якорь, он сказал, обращаясь к толпе:

— Представьте себе, леди и джентльмены, что вы не оклахомцы, а киевляне. Вообразите также, что я не американский адмирал, а советский. Так вот, товарищи оклахом… то есть я хотел сказать… киевляне, наш советский атомный флот эту самую Америку уничтожит…

И адмирал понес такое, что наши друзья оклахомские журналисты даже передать нам посовестились.

Лишь намеками, смущаясь и посмеиваясь, объяснили, что речь адмиральская была на редкость антисоветская и крайне провокационная. В конце своей речи Айзик Келли, изображая из себя не советского, а уже подлинно американского адмирала, воскликнул:

— Проснись, Америка! Коммунисты уже у твоих рубежей!

Мы спросили:

— Зачем понадобился адмиралу Келли этот глупый антисоветский балаган?

— Такие речи стали уже традицией, — смущенно ответили наши собеседники.

Но ложек для всех задиристых генералов и адмиралов у нас, конечно, не хватало. А патологическим антикоммунизмом заражены в Соединенных Штатах не только высшие военные чины, но и некоторые гражданские лица. В данном конкретном случае мы имеем в виду группу незнакомых нам джентльменов, которые в Техасе поселились в соседних с нами комнатах мотеля и чуть ли не всю ночь не давали нам покоя: стучали в стены, выкрикивали по нашему адресу какую-то чушь и пьяными голосами грозились повесить нас на первом же суку. Лишь на рассвете, исчерпав свои силы и возможности, крикуны угомонились. То ли поехали дальше пробуждать Америку ото сна, то ли уснули сами.

— Что же это все-таки за люди? — спросил невыспавшийся Москвич у Вашингтонца. — Чего они хотели?

— Этой публикой надо заняться особо, — ответил Вашингтонец. — Вот я сейчас наведу справки, запасусь кое-какими нужными адресами.

Вашингтонец отправился к портье звонить по телефону. Вернувшись, он сказал:

— Все в порядке. Сегодня мы увидим прелюбопытных людей. Возможно, это будут члены общества Джона Бёрча, возможно, сторонники бывшего губернатора Алабамы Джорджа Уоллеса, а возможно, даже и куклуксклановцы. Только одно условие, мой друг: держи себя в руках и не отвечай на провокации…

Мы поехали на другой конец города. Возле массивной двери, на которой висел отпечатанный в типографии плакат «Помни «Пуэбло»!», Вашингтонец остановил машину.

— Нам сюда!

Из приемной, почти до потолка заваленной растрепавшимися кипами листовок, мы прошли в большую комнату. У стены, на которой висел портрет Джорджа Уоллеса, стояла трибуна с микрофоном. Мы догадались, что комната служит залом заседаний. Сейчас здесь находился лишь розовощекий седовласый толстяк. Положив ноги на низенький столик и откинувшись на спинку кресла, толстяк заседал в полном одиночестве. Впрочем, когда мы подошли ближе, то эаметили, что он спит. Над его головой висел цветной портрет Барри Голдуотера с надписью «Мистер Консерватизм».

Будить пожилого розовощекого джентльмена, сладко спавшего на работе, не хотелось, и мы принялись рассматривать листовки и брошюры, наваленные на столах.

Одна из листовок вопрошала: «Будете ли вы свободно праздновать нынешнее рождество?» Ответ на этот леденящий душу вопрос был дан ниже: «Нет, если вы не научитесь ценить блага, ниспосланные вам богом в виде американской системы свободного предпринимательства. Нет и еще раз нет, если вы не научитесь видеть в коммунизме вашего врага!»

А вот листовка с портретом директора Федерального бюро расследований (ФБР) Эдгара Гувера. Под портретом текст: «Не забывайте, что основная цель коммунистического заговора — овладение всем миром!» — и личное факсимиле руководителя американской охранки.

Очередная изящно изданная брошюра уже представляла собою мостик между теорией и практикой: она призывала техасских патриотов не терять времени зря и вооружаться для последней схватки с коммунизмом. «Эта борьба, — честно предупреждала брошюра, — потребует от каждого из нас колоссального напряжения и личных жертв». «Чтобы не оказаться захваченными врасплох», авторы брошюры рекомендовали техасцам обзавестись винтовкой, а также 300 патронами про запас и 200 для стрельбы по мишеням.

А вот пачка узеньких бумажных полосок: «Сбросьте на Ханой ядерную бомбу!» Ни больше, ни меньше! Тыльная сторона плакатиков предусмотрительно смазана клеем.

Услышав, наконец, наши шаги, розовощекий джентльмен открыл глаза и спросил:

— Кто здесь?

— Корреспонденты «Правды».

Толстяк вскочил как ужаленный. Щеки его тряслись от ужаса. Наверное, он решил, что проспал какие-то важные события, может быть, даже вторжение в Америку иностранных вооруженных сил. Он даже ущипнул себя за ухо.

— У вас нет никаких оснований так пугаться, — успокоил его Вашингтонец. — Мы хотели бы задать вам несколько простых вопросов, вот и все.

Постепенно розовощекий джентльмен пришел в себя и даже подбоченился.

— Вам нужно говорить не со мной, а с мистером Колмэном, — сказал он. — Мистер Колмэн сейчас в кафе.

— Он сюда вернется?

— Не уверен. Мистер Колмэн владеет известным кафе «Дубовая ветка» и почти всегда находится при своем деле. Все, кто хочет повидаться с ним, идут туда.

— Вы объясните нам: как разыскать это кафе? — спросил Вашингтонец.

— Погодите, погодите! — забормотал розовощекий джентльмен. — Дайте минуточку подумать, как там все получится. Вот вы входите в кафе и объявляете, что вы представители самой главной коммунистической газеты… Боже мой! Что же там будет?! Как будет реагировать мистер Колмэн? Ведь там кругом стулья, разная посуда, ножи…

Толстяк даже зажмурился, стараясь, наверное, представить себе сцену в кафе «Дубовая ветка».

— Вы знаете, а я бы рискнул, — сказал он после тягостных размышлений. — Я позвоню сейчас мистеру Колмэну, и к вашему приходу он немного остынет. Только не вздумайте называть его бёрчистом.

Он этого не терпит. Называйте его просто южным консерватором. «Южный консерватор», предупрежденный толстым человеком, уже поджидал нас под вывеской своего кафе. Это был голубоглазый, длинноголовый и длинноногий блондин, которого самые придирчивые, самые дотошные расологи третьего рейха наверняка признали бы чистокровным арийцем. Тем не менее, он был чистокровным техасцем.

— Сэмюэл Колмэн, майор американских военно-воздушных сил в отставке, — представился он нам.

Техасский майор вел себя серьезнее, чем оклахомский генерал. Во всяком случае, он не прыгал вокруг нас козлом, не щупал наши мускулы, не предлагал схватиться на кулаках. Мистер Колмэн казался спокойным и уравновешенным человеком, занятым больше своим кафе, чем политикой.

— Прошу вас, господа, заходите, — сказал он. — Здесь собираются обычно мои единомышленники. Вы здесь будете, очевидно, первыми, кто не разделяет моей философии.

В кафе было шумно. У стойки на высоких вертящихся табуретках сидело с десяток оживленно разговаривающих людей. Эти люди могли быть и лавочниками, и клерками, я шоферами грузовиков, и военными отставниками. Между табуретками болтался хромой идиот с костылем. Иногда он вступал в разговор, бросал реплики. По-видимому, он чувствовал себя в этой компании как равный среди равных. Посетителям прислуживал юноша, совсем мальчик. Он метался по залу с подносом, уставленным тарелками, кружками и чашками.

Нетрудно было догадаться, почему мистер Колмэн предпочитает собирать единомышленников не в штаб-квартире своей организации, а в кафе «Дубовая ветка»: единомышленники, помимо своих горячих чувств, несли мистеру Колмэну доллары и оставляли их здесь за выпитый кофе, за съеденные сандвичи, омлеты и стейки.

«Южный консерватор» привел нас к столику в дальнем углу зала, и мы сели на грубые дубовые скамейки. Судя по всему, и дуб в этом кафе был в моде.

— Майор, — обратился к мистеру Колмэну Вашингтонец, — перед вами два советских коммуниста. По профессии мы журналисты. Мы пришли сюда не для дискуссии с вами, а для того, чтобы познакомиться с вашими политическими взглядами. Мы хотим рассказать об этих взглядах нашим читателям. Давайте сразу договоримся: не будем спорить. Времени у «ас всего полчаса, да и вы, судя по всему, занятый человек. Так что давайте на эти полчаса заключим что-то вроде перемирия. Подходят вам наши условия?

— О'кей! — согласился мистер Колмэн.

При этом он печально развел руками, как бы говоря: «Жаль, конечно, что нельзя вас повесить на дубе, что стоит около моего кафе. Очень, очень жаль! Но ничего не попишешь. Перемирие так перемирие».

К столу подлетел мальчик и поставил перед нами по чашке дымящегося кофе.

— Мы не скрываем своей программы ни от кого, не будем скрывать ее и от вас, — сказал мистер Колмэн, размешивая сахар в своей чашке. — Прежде всего, мы исходим из того, что нынешнее правительство Соединенных Штатов Америки является прокоммунистическим.

— Прокоммунистическим? — Москвичу показалось, что он ослышался.

— Да, конечно, прокоммунистическим. Все, что делает американское правительство, на руку одним лишь коммунистам. Правительство терпит новый режим на Кубе. Оно допускает, чтобы Организация Объединенных Наций принимала резолюции, идущие вразрез с нашими интересами. Оно согласилось на парижские переговоры с Вьетконгом…

— А как, по-вашему, нужно решать вьетнамскую проблему?

— Очень просто. Перейти границу. Взять Ханой и Хайфон. Нас не интересует, кто начал войну, кто там прав и кто виноват. Престиж Америки превыше всего. Мы считаем, что раз войска посланы, то они должны выиграть войну в кратчайший срок. И любыми способами. Генерал Макартур совершенно справедливо говорил, что у победы нет заменителей. А нынешнее правительство, так же как и два предыдущих, не в состоянии выиграть войну. Да и что можно ожидать от правительства, которое является игрушкой в руках монополий, хозяйничающих на восточном побережье страны? Эти монополии дают деньги на избирательную кампанию и приводят к власти нужных им людей. Разве такое правительство может говорить от имени народа?

— А кто может говорить от имени народа?

— Мы! — выпалил мистер Колмэн. — Нас, мелких собственников, гораздо больше, чем миллионеров.

Мы подумали о том, что Гитлер в двадцатых годах точно так же демагогически нападал на монополии, привлекая на свою сторону мелких лавочников. Наверное, эта же аналогия пришла в голову и мистеру Колмэну.

— Нас легко спутать и с нацистами, — сказал он, глядя на нас в упор. — Но перед Германией тогда было два пути: коммунизм или фашизм. Мы предлагаем американскому народу третий путь: наш путь.

Мистер Колмэн подозвал мальчика и велел принести нам еще по чашечке кофе.

— Не подумайте, — продолжал мистер Колмэн, — что мы хотим ликвидировать крупные корпорации. Зачем резать кур, которые несут золотые яйца? Но монополии восточного побережья будут лишены политической власти. Находясь под нашим пристальным наблюдением, они не смогут влиять на правительство. Политическая власть перейдет в руки наших людей! У нас достаточно сил! Мы стягиваем в один кулак консервативные элементы обеих партий — республиканской и демократической. Наши идеи популярны в армии. Мы имеем свои программы по радио и телевидению, издаем нужные нам книги и брошюры. Не забывайте, что пять лет тому назад за кандидатуру Барри Голдуотера в президенты Соединенных Штатов проголосовали двадцать семь миллионов американцев. Теперь нашим лидером мы считаем Джорджа Уоллеса. Вы еще увидите, что будет в 1972 году!..

Готовясь к путешествию, мы внесли в список знаменитых американцев, с которыми следовало бы побеседовать, и Джорджа Уоллеса, бывшего губернатора штата Алабама, кандидата в президенты США на выборах 1968 года от созданной им же «третьей партии». Но, посмотрев на географический атлас, мы увидели, что город Монтгомери, где живет Уоллес, находится в заштрихованном квадрате: туда советским журналистам въезд запрещен.

А поговорить очень хотелось. Джордж Уоллес — личность весьма примечательная. Вполне возможно, что он себя еще покажет. Майор Колмэн не зря упомянул о 1972 годе. Это будет год очередных президентских выборов.

В 1968 году Уоллес едва не спутал все карты в американском избирательном пасьянсе. За него проголосовал один из каждых семи избирателей. На него ставили все антикоммунисты и расисты. Но за ним пошли и многие бедняки, часть рабочих и мелких буржуа из так называемого «среднего класса». Всех их толкнули к Уоллесу недовольство положением дел в стране, страх и неуверенность в завтрашнем дне.

Пришибленному, обиженному, осатаневшему от тревоги обывателю нужен спаситель, пророк, грозный обличитель. В этой роли и выступал на предвыборных митингах Уоллес — «защитник маленького человека», «друг человека с нашей улицы». Он обещал «закончить вьетнамскую воину, поручив это дело военным, а не профессорам из женских колледжей». Он грозился «разогнать столичных бюрократов, а их портфели утопить в Чезапикском заливе». Он сулил «вырвать языки у интеллигентов-либералов», «схватить бунтующих студентов за их грязные и длинные волосы и оттащить в тюрьму», «отрубить жирные руки монополий», которые душат мелких лавочников и мелких предпринимателей.

— Бац! Бац! Бац! Прямо в голову! Между глаз! Наповал! Насмерть!

Так он обещал решить расовую проблему.

— Бац! Бац! — это в негров, разумеется.

— Закон о регистрации личного оружия — это коммунистическая диверсия, — заявил Уоллес. — Нужно регистрировать коммунистов, а не пистолеты. Регистрировать их — и за решетку. Это — единственное средство избавиться от них… Я предпочел бы быть фашистом, чем коммунистом. По крайней мере, фашист верит в бога.

Друг «маленьких людей» Джордж Уоллес одновременно связан, как выяснилось, крепкой дружбой с весьма крупными шишками из мира бизнеса — некоторыми оклахомскими нефтяниками и техасскими банкирами. Они щедро снабжают его деньгами, но стараются до поры до времени остаться в тени.

— События в стране развиваются в пользу Уоллеса, — сказал нам мистер Колмэн. — Перед нашим движением большое будущее.

— Мистер Колмэн, — обратился к нему Вашингтонец, — Я покажу вам сейчас статью, которую я вырезал из вашингтонской газеты «Ивнинг стар», а вас попрошу прокомментировать ее.

Статья, которую Вашингтонец положил на стол перед майором, была озаглавлена:

УОЛЛЕСОВСКИЙ КОШМАР МОЖЕТ ЗАКОНЧИТЬСЯ ДИКТАТУРОЙ

В статье говорилось: «Миллионы американцев, слушающие Уоллеса и его напарника Лимэя[2], пытаются стряхнуть с себя наваждение нервным пожатием плеч. Они видят толпы, которые рукоплещут Уоллесу, когда он грозит переехать автомобилем любого демонстранта, который загородит ему дорогу, или когда он обещает утвердить закон и порядок путем создания страха перед полицейской системой. Толпы рукоплещут Лимэю, когда он обещает установить на земле мир на американских условиях путем размахивания над головами народов ядерным оружием. И тем не менее, многие американцы полагают, что Уоллес и Лимэй не имеют ничего общего с настоящей Америкой. Правда, иногда в их сознании возникает сравнение взлета Уоллеса со взлетом Гитлера, но они стараются отмахнуться от этого сравнения. Они еще не готовы признать, что фашизм может стать главной силой в современной Америке.

Ну что же! Пришла пора этим людям проснуться и принять действительность такой, какова она есть. Уже отчетливо видны многие параллели между тем, что происходило в дни фашизации Германии, и тем, что происходит в Америке сегодня. Не пора ли вспомнить, что Гитлер привлек к себе первых своих приверженцев путем эксплуатации страха, ненависти и фанатизма — страха перед коммунизмом, ненависти к неарийцам, к крупному бизнесу. Он достиг диктаторской власти, когда утвердил в Германии закон и порядок путем страха перед полицейской силой.

Уоллес сегодня находится лишь в первой стадии — в стадии эксплуатации страха и ненависти. Страх перед ним самим и перед его полицейской силой еще впереди».

— Я хочу подчеркнуть, — сказал Вашингтонец, когда мистер Колмэн кончил читать, — что написал это не коммунист, а известный буржуазный журналист Карл Роуэн.

Колмэн щелчком пальца отодвинул oт себя вырезку.

— Если демократия не способна поддержать закон и порядок, — сказал он наконец, устало, — тогда я за диктатуру типа Гитлера или Муссолини.

Вот так нечаянно мистер Колмэн определил заветные рубежи ультраправого движения в современной Америке.

Он еще долго и подробно излагал нам философию экстремизма. Он предавал анафеме участников антивоенных демонстраций и грозил скрутить в бараний рог потерявших покорность негров. И тех и других он называл коммунистами.

Он все время повторял:

— У нас достаточно сил!

А мы не могли отрешиться от впечатления, что перед нами сидит до предела испуганный человек. Настолько испуганный, настолько изнервничавшийся и осатаневший от страха, что почти уже не владеет собой и готов на самый отчаянный/ самый безрассудный поступок.

Он напуган коммунистами, которые отвергают святые для него принципы частного предпринимательства. Он боится, что взбунтовавшиеся негры разгромят его кафе; боится, что его сын примкнет к участникам антивоенного моратория; боится новых налогов; боится поражения США во Вьетнаме; боится укрепления народной власти на Кубе. Его страшит будущее. И в панике, как слепой, он хотел бы покончить с этим страхом одним ударом раз и навсегда. Он готов нанести этот удар в любом направлении, не думая о последствиях.

За него думают другие. Ультраправое движение принимает все более опасные размеры и умело направляется из оффисов промышленных и нефтяных корпораций, из кабинетов Пентагона, из конференц-залов «военно-промышленного комплекса». Уже сформированы тайные ударные отряды штурмовиков-«минитменов», снабженные всеми видами оружия — от ампул с ядом до гаубиц. Они еще в подполье, но уже составлены списки: кого из либералов в день фашистского путча бросить в тюрьму, а кого расстрелять на месте. В 1964 году несколько конгрессменов, проголосовавших против добавочных ассигнований комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, получили такое письмо, размноженное на ротаторе:

«Берегитесь, предатели! Смерть ожидает вас повсюду! Видите этого старика на углу, где вы покупаете газету? У него под пальто может оказаться пистолет с глушителем. Одна из авторучек в кармане страхового агента, который вас посещает, может быть спе-187 циальным пистолетом, заряженным ядовитым газом. А что вы знаете о своем молочнике? Мышьяк в молоке действует медленно, но наверняка. Ваш автомеханик, вполне возможно, по ночам учится устанавливать мины-сюрпризы. Эти патриоты не позволят вам отобрать у них свободу. Они умеют бесшумно пользоваться ножом и веревочной петлей, а также снайперской винтовкой, из которой можно убить воробья с двухсот ярдов. Только их собственные вожди сдерживают их. Предатели, трепещите! Ваш затылок всегда у нас на мушке!»

Движение ультра — это только крайне правый фланг большой армии антикоммунистов, включающей реакционеров разных мастей — от крикливых бёрчистов до респектабельных джентльменов — профессоров и сотрудников государственных учреждений, вежливых, вкрадчивых, гибких. Техасский отставной майор с его завистью к монополиям, угрожающим мелкому бизнесу, с его ужасом перед «бунтующей чернью» — лишь винтик в разветвленной системе антикоммунизма, пешка в крупной политической игре правящих классов, так же как «угроза коммунизма» — лишь предлог для того, чтобы обрушить репрессии на антивоенные силы, на бастующих рабочих, на передовую молодежь, на борющихся за свои гражданские права негров, на либеральную интеллигенцию, на все прогрессивное и живое в современной Америке.

… Мистер Колмэн налил себе воды из кувшина и, извинившись перед нами, проглотил сразу две таблетки от головной боли.

— Да, если демократия не способна навести порядок у себя дома, тогда я за диктатуру, — повторил он еще раз, держась за виски.

… У стойки шумели его единомышленники и клиенты. Метался по залу парнишка с подносом.

Подвешенный на цепях под потолком, хрипел и мерцал телевизор. Передавали последние известия. Американские солдаты в жилетах, надетых прямо на голые плечи, выпрыгивали из вертолетов, приземлившихся на лесную поляну. Вдали горела деревня.

Хромой идиот держал костыль, как автомат, у бедра и, целясь в сторону горящей деревни, кричал:

— Проснись, Америка!