Американцы. Очерки

ТАК ДОЛЖНО БЫТЬ В НЕБЕ НЕ ТЕСНО

«Как пройти от СЭВа до Кремля?» Этот вопрос я услышал, входя в аудиторию, где занимались американские космонавты. Их было двое. Они стояли около большого макета центра Москвы, и учительница русского языка спрашивала их по-русски о том, как именно они пойдут названным маршрутом и какие улицы и площади при этом будут у них на пути. Космонавты водили длинной указкой по макету и по-русски (поясняли свое воображаемое передвижение.

При нашем появлении урок был прерван. На мой первый вопрос, заданный по привычке по-английски, американцы отвечали по-русски. Не очень складно, с ошибками, но речь их была вполне понятна. Дальше мы говорили с ними уже на нашем родном языке. Преподавательница, радуясь и краснея за своих учеников, поправляла их, заставляла, как школьников, повторять слова и выражения, в которых они допустили ошибки. Как бы там ни было, я еще и еще раз убедился, что космонавты люди если и не особенные, то не вполне обычные. Всего за три месяца занятий (а они занимаются, разумеется, не одним русским языком) сумели далеко продвинуться в столь трудном языке, как наш. А ведь их отбирали из сотен и тысяч желающих не за лингвистические способности. Тогда таковые в расчет вовсе не принимались. Но, видимо, все-таки отбор есть отбор. Мужество, опыт, интеллект и желание — вот, пожалуй, их главные качества. Слитые воедино, эти качества образуют характер такого прочного сплава, которому под силу все или почти все.

Как и наши космопроходцы, начиная с незабвенного Юрия Гагарина, американские космонавты, по крайней мере те, с кем я общался, сразу располагают к себе, в них чувствуешь скрытую силу и открытую душу. Все они еще до прихода в космический центр крепко закалили свою волю и многое познали.

Когда я попал в аудиторию с макетом Москвы, я понял, что мне повезло вдвойне. Во-первых, из-за урока русского языка. Во-вторых, потому, что один из двух космонавтов оказался из самого первого набора, а другой новобранцем. И самое любопытное состояло в том, что ветеран, как и новобранец, еще ни разу не был в космосе.

Интересной была беседа с ними. Меня главным образом интересовало, кто же они такие.

Итак, старший, Дональд Слейтон. Родился в 1924 году. Он отметил свое пятидесятилетие, находясь в строю. Обращает на себя внимание его учебный и послужной список. Окончил университет в Миннесоте в 1949 году и стал инженером по аэронавтике. Это не случайно, ибо еще с 1943 года был пилотом военно-воздушных сил США. Совершил 56 боевых вылетов на бомбардировщике на европейском театре войны, затем добивал японских самураев (семь боевых вылетов). После окончания университета два года работал инженером авиационной корпорации «Боинг». С 1951 года Слейтон снова в военно-воздушных силах, пилот-инструктор, затем технический инспектор и, наконец, пилот на истребителе. С 1956 года летчик-иcпытатель. Его инженерное образование было помножено на 4900 летных часов, из них 2 950 на реактивных самолетах. Вот с каким багажом пришел он в апреле 1959 года в первый отряд космонавтов, в который тогда помимо него было зачислено шесть человек. Они много сделали, их имена сегодня хорошо известны: Карпентер, Купер, Гленн, Гриссом, Ширра и Шепард.

Но почему же Слейтон не побывал в космосе? Ведь еще в 1959 году он был намечен в качестве пилота седьмой миссии по программе «Меркурий». Полет этот состоялся в 1962 году, но не Слейтон, а Карпентер трижды обогнул тогда нашу планету за пять без малого часов. Слейтон был отстранен от полета в связи с тем, что у него неожиданно обнаружились дефекты в сердце. Это был тяжелый удар судьбы. Но уйти из семьи космонавтов Дональд был не в силах. Он остался на оперативной работе и с 1963 года стал командиром космического отряда. Высокое и ответственное дело. Почетное для любого. Но, наверное, не для него. Ему нужны сами полеты, а не руководство ими. И он все время борется со своим сердечным недугом. Натренированный более чем достаточно, он теперь сам лечит и тренирует свое сердце. И происходит, казалось бы, невероятное: в марте 1972 года строжайшая медицинская комиссия восстанавливает Слейтона в полных правах члена космического отряда. Правда, после этого командиром отряда его все же по совместительству оставили. И Слейтон начал готовиться к совместному полету с советскими космонавтами. Потому и застали мы его у макета Москвы на уроке русского языка.

Другой участник нашей беседы, Роберт Овермейер, не собирался в совместный полет с нашими космонавтами, но он тем не менее тоже учил русский язык. На будущее, впрок. И это знаменательно! В беседах с американскими космонавтами и руководителями космического центра я все время ощущал большое, искреннее уважение по отношению к их советским коллегам.

Здесь знают, почем фунт лиха, и всегда помнят о том, что первым землянином, проложившим дорогу к звездам, был Юрий Гагарин, русский, советский человек.

Роберт Овермейер производит впечатление очень собранного, сильного, вдумчивого. Ему тридцать семь лет. У него трое детей — две девочки и мальчик. Как и другие его коллеги, он имеет весьма солидную научную подготовку: из колледжа вышел с дипломом физика, а затем окончил военную аспирантуру по специальности аэронавтика. И опыта ему не занимать. Сразу после окончания колледжа, в 1958 году, пошел учиться на военного летчика и стал таковым в 1959 году. Получив ученую степень по аэронавтике, он еще год занимался в специальной школе по подготовке космонавтов, после чего и был зачислен в 1969 году в космический отряд. За его спиной 3500 часов летного времени, 3000 из них на реактивных самолетах. Был во вспомогательной команде при последнем полете на Луну.

Еще немного о другом моем знакомом из этого отряда. Томас Стаффорд один из первых американских космонавтов (с 1962 года) и один из самых активно действующих. При проведении полетов по программе «Джемини» он трижды был дублером. В декабре 1965 года он вместе с Ширрой на «Джемини-6» встретил в космосе корабль «Джемини-7». Более пяти часов оба корабля летели вместе. В июне 1966 года вместе с Сернаном летал на «Джемини-9», будучи командиром корабля. Он стыковался в космосе со специальной платформой, запущенной ранее. Приводнившись, он поставил рекорд — посадил корабль на расстоянии в 0,4 мили от расчетной точки. Затем Стаффорд был дублером при полете «Аполлона-7», а в мае 1969 года он уже командир «Аполлона-10», который облетел вокруг Луны, затем его «Лунник», отделившись от командного отсека, подошел к Луне на восемь миль и вернулся обратно. Так Стаффордом был подготовлен полет «Аполлона-11, достигшего поверхности Луны в июле 1969 года. Всего в космосе Стаффорд провел более 300 часов и совершил там за это время шесть стыковок. Недаром этот космический ас участвовал в совместном полете с нашими космонавтами. Его космическая биография хороший пример разумного использования творческих возможностей способного человека.

Итак, мы в кабинете Стаффорда. Стандартный американский офис. В углу стоит американский флаг, на стене висят рога антилопы. Кабинет, флаг и секретарша в приемной — признаки известного служебного положения. Так оно и есть. Стаффорд — заместитель командира космического отряда Дональда Слейтона, о котором мы говорили выше. Да, у Стаффорда его коллеги могут многое позаимствовать с пользой для себя. За его плечами 6 тысяч летных часов, 5 тысяч из них на реактивных самолетах. Он соавтор двух книг — «Настольная книга пилота-испытателя» и «Настольная книга по аэронавтике для пилотов-испытателей».

Поскольку мы пришли к нему с урока русского языка и поскольку он тоже говорит с нами по-русски, начинаем разговор о том, как им дается наша грамота.

— Что ж! — говорит он.— Учить русский трудно, но можно. Каждый день я занимаюсь языком по три-четыре часа. Вот понимаю, что вы говорите. А вы понимаете мой русский?

Затем разговор совершенно естественно переходит на совместную работу американских и наших космонавтов. И в словах Стаффорда тоже звучат глубокое уважение по отношению к советским коллегам и горячая заинтересованность в совместных экспериментах. Он с восторгом рассказывает о своем пребывании в нашем Звездном городке, о личной дружбе с советскими космонавтами, о том, как их радушно встречают здесь, в Хьюстоне. Кстати, я тут же стал свидетелем того, как здесь тщательно готовились к очередной встрече с советскими коллегами. Группа советских специалистов и космонавтов прибывала в Хьюстон через три дня. Это был не визит вежливости, не экскурсия, а совместная работа.

Я пришел к Стаффорду всего через несколько дней после того, как в космическом центре благополучно закончилась нелегкая страда — полет первой троицы американцев на «Скайлэбе». Полет, как помните, драматический.

— Да, пришлось изрядно поволноваться,— вспоминает Стаффорд.— Как и все сотрудники нашего центра, я работал в те дни по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки. Очень, очень большое напряжение.

Кстати, еще в Вашингтоне я в течение почти двух часов наблюдал по цветному телевизору всю процедуру приводнения вернувшихся со «Скайлэба» космонавтов. Наловчившиеся на таких событиях операторы телевидения поймали в свои объективы падающий в океан космический корабль еще до того, как над ним раскрылись парашюты. И затем они уже не выпускали его из поля зрения ни на секунду. Четко отработанная операция приводнения, подъема корабля на палубу авианосца и выхода космонавтов на свет божий произвела большое впечатление.

Я поделился со Стаффордом своими мыслями об этой прямой телевизионной передаче с места приводнения команды «Скайлэба». При этом я сказал ему:

— Меня просто изумило, как блестяще осветило ваше телевидение приводнение «Скайлэба», но еще больше поразило то, что эта, можно сказать, историческая передача прерывалась коммерческой рекламой. Я, например, затаив дыхание жду с мгновения на мгновение выхода мужественных космонавтов из их корабля на палубу авианосца, никто еще не знает, в каком состоянии они находятся, а меня начинают глушить то рекламой присыпки от пота, то рекламой средства от геморроя, то рекламой стирального порошка. Что вы думаете по этому поводу?

— Я так же, как и вы, возмущаюсь, но поделать ничего не могу. Я лично вообще не обращаю внимания на нашу рекламу и вам советую делать то же самое.

— Неужели даже вы, космонавты, гордость всей страны, не можете отстоять от рекламного опошления хотя бы вот такие передачи один-два раза в год?

— Не можем. Здесь и мы бессильны.

Стаффорд дарит свою фотографию и пишет на ней несколько теплых слов. Потом мы отправляемся в поход по космическому центру, который носит имя бывшего президента США Линдона Джонсона. Сам по происхождению техасец, Джонсон был одним из инициаторов создания этого центра именно здесь, в штате Техас. Центр открыт в сентябре 1963 года. Чем здесь занимаются? Проектированием, усовершенствованием и испытанием космических кораблей и всего оборудования, относящегося к этой сфере человеческой деятельности. Здесь же отбирают и тренируют космонавтов, планируют и организуют полеты человека в космос, проводят всевозможные медицинские, научные и технические эксперименты. И хотя запуск и приводнение космонавтов происходят за тысячи миль от Хьюстона, главный пункт контроля за всеми полетами находится здесь. И в безбрежном пространстве астронавты, как и на Земле, прочно связаны со своим родным центром. Здесь постоянно трудятся около четырех тысяч инженеров, техников, администраторов, инструкторов, клерков и... сорок космонавтов. Семь тысяч специалистов работают по временным контактам.

Неподалеку от центра выросли кварталы жилых домов, отели, школы, магазины... На территории самого центра около ста зданий, от девятиэтажного проектного здания до каменной контрольно-пропускной будки у ворот. Впрочем, здесь ее назначение несколько сужено. Она служит нуждам местного ГАИ. Сам же космический центр уже давно стал одной из главных туристских достопримечательностей в США. И первое, на что обращаешь там внимание,— это толпы туристов, бредущих из здания в здание.

В центре контроля за полетами рабочий зал отделен от зрительного толстым стеклом, за которым широким амфитеатром поднимаются ряды, как в большом кинотеатре. Меня провели в рабочий зал, который, впрочем, и через стекло виден отлично. Там в несколько рядов сидят специалисты. Перед каждым телевизионный экран, компьютеры, какие-то кнопки, клавиши, телефоны. Все сидят лицом к одной стене, на которой постоянно светятся круги полушарий Земли, по ним змейкой бежит траектория полета космического корабля. Здесь, в этом зале, вахту несут круглосуточно — ведь космос ныне постоянно населен пришельцами с Земли и их хитроумными кораблями, лабораториями и спутниками. Но несколькими десятками специалистов, сидящих в этом зале, отнюдь не ограничивается контроль за полетом. Во время каждой очередной космической одиссеи ее обеспечивают одновременно несколько тысяч человек. Здесь же, можно сказать, мозг, глаза и уши всего этого многотысячного единого коллектива.

Между прочим, уже в этом зале убеждаешься в неразрывной связи между человеком и космосом. Здесь, например, стоит оборудование, фиксирующее самочувствие космонавта, находящегося на Луне. По такому же принципу, такой же аппаратурой оборудуются сегодня многие медицинские центры. Колумб, как известно, не собирался открывать Америку, цель у него была совсем иная. И тем не менее в результате его путешествия на Земле произошло немало перемен. Так же и с исследованием космоса, Сколько еще доброго могут принести людям эти исследования! В этом убеждаешься, когда знакомишься с космическим центром. Между прочим, вспомним, что первые эксперименты с электричеством, атомной энергией, автомобилями, самолетами и ракетами поначалу считались занятными, но не имеющими практической ценности. Электромотор, например, совершивший техническую революцию, почти не находил практического применения в течение ста лет после его изобретения. Такая замедленная отдача многих достижений науки и техники совсем не свойственна исследованиям космоса. Возьмем хотя бы радио- и телеспутники. Они уже и коммерчески выгодны. А спутники, предсказывающие погоду?! В США они не раз вовремя предупреждали людей о надвигающихся стихийных бедствиях. Так, именно спутник сообщил о приближении тайфуна «Клара», после чего было заблаговременно эвакуировано 350 тысяч человек. Подсчитано, что точное предсказание погоды с помощью спутников на пять дней вперед экономит в США ежегодно около семи миллиардов долларов (в расчет берется экономия в сельском, лесном и водном хозяйствах и на транспортных коммуникациях). Океанография, геология и многие другие сугубо практические области уже стали неотделимы от работ в космосе. Между прочим, чем больше растут цифры экономической выгоды, которую приносит на Земле деятельность людей в космосе, тем относительно меньше становятся расходы в сфере самих космических исследований. В 1958 году в США уходило 100 тысяч долларов на каждый фунт веса, запущенного на орбиту, сегодня тот же фунт запускается за одну тысячу долларов.

И еще несколько любопытных цифр. До высадки первого американца на Луну на исследования космоса в США было затрачено около 20 миллиардов долларов. Немало! Но за те же десять лет американцы пропили денег в четыре раза и прокурили вдвое больше.

Разносторонняя работа космического центра охватывает буквально всю страну. За десять лет центр заключил 20 тысяч контрактов с промышленностью и научными заведениями. Между прочим, мне подчеркивали, сколь это сложно и ответственно — координировать все эти контракты и поставки по ним. Это целая -особая наука!

Интересно было наблюдать в космическом центре и за тем, как новая смена «Скайлэба» еще и еще раз осваивала лабораторию. Здесь, под крышей, дубликат гигантского сооружения (кубатура внутренних помещений «Скайлэба» — 390 кубических метров!) был разобран на свои главные составные части, каждая из которых сама по себе производила должное впечатление.

В космических кораблях, действовавших по программе «Меркурий», астронавты едва могли повернуть в сторону голову и двинуть рукой. В кораблях по программе «Джемини» они уже не чувствовали себя столь скованными в движениях. На кораблях типа «Аполлон» члены экипажа могли сделать два-три шажка в разные стороны, ели горячую пищу и спали в нормальных для космоса условиях. А на «Скайлэбе» космонавты бегали по кораблю и принимали там душ!

Приблизились к тайнам Луны. Летят корабли-разведчики к Марсу и Юпитеру. Пока еще без экипажей. Созданы космические корабли для многократного использования, для регулярных полетов в космосе, космические самолеты, если хотите.

Сколько поистине фантастических вещей могут создать сегодня разум и руки человека! Чем дружнее будут работать люди, тем большего они достигнут. И, думается, в высшей степени символично, что именно в сфере космических исследований, на научно-технической вершине нашего века, ученые и космонавты СССР и США показали пример сотрудничества.

В Национальный институт здоровья я прибыл, согласно договоренности, с утра. Институт находится неподалеку от Вашингтона, в городке Бетесде.

Большой зал для заседаний, за длинным столом семеро американских медиков, на столе проекционный аппарат, на стене экран, один за другим хозяева популярно объясняли мне суть разрабатываемых ими проблем и рассказывали о сотрудничестве со своими советскими коллегами. Заведующий отделением научных исследований д-р Дональд Фредриксон сделал обзор американо-советского сотрудничества в области сердечно-сосудистых заболеваний, глава отделения сердечно-сосудистых заболеваний д-р Роберт Леви говорил затем о лечении атеросклероза, его сменил заместитель заведующего отделением кардиологии д-р Питер Фроммер — и так далее, до последнего, седьмого, сообщения, сделанного доктором Кларенсом Дэннисом, который говорил о создании искусственного сердца.

Не менее обстоятельные беседы состоялись в институтах онкологии и охраны окружающей среды. Уже в том, как я был принят в крупнейшем научно-исследовательском медицинском центре США, видна заинтересованность американцев в развитии контактов с нашей медицинской наукой. Это было самое приятное и сильное впечатление, вынесенное оттуда,— их искреннее желание сотрудничать с нашими медиками. Это желание — сплав из нескольких компонентов: тут и добрая воля врачей, призванных служить человеку и облегчить его страдания в случае болезни, тут и профессиональная научная заинтересованность, тут и сугубо деловые, если хотите, даже финансовые соображения. Зачем, как говорится, «изобретать» велосипед, если он давно уже кем-то придуман? Достаточно взять его чертеж. Так же и в науке, в там числе и медицинской. В этом центре мне говорили, что поток научной информации сейчас очень велик и взаимный обмен ею представляет большие возможности для ускорения прогресса науки, а значит, несет пользу людям и дает экономию средств. Иначе говоря, ум — хорошо, а два — лучше.

Все ученые, с которыми я встречался в Национальном институте здоровья, были высокого мнения об уровне советской медицинской науки, и этим, несомненно, во многом объяснялось их стремление к сотрудничеству с нами. Так что получилась занятная штука: я знакомился с вершинами медицинских достижений США, а испытывал при этом и гордость за нашу медицину. Хотя я предупредил хозяев, что не имею никакого отношения к этой науке, они тем не менее сочли нужным принять меня столь обстоятельно. И я не мог не ощутить себя в какой-то мере полпредом отечественных медиков, которые, кстати говоря, уже часто бывали в тех же самых стенах, и благодаря их достижениям я был так радушно встречен.

В Институте здоровья разговор начали с сердечно-сосудистых заболеваний не случайно. Эти болезни сегодня для человека враг № 1 (на болезни сердца приходится сорок пять процентов смертей, злокачественные опухоли занимают второе место). В Национальном институте здоровья этой проблемой занимается Институт сердца и легких. Ученые института работали в нашем Институте сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева и в Институте хирургии имени Вишневского. Здесь, в Национальном институте здоровья, был проведен совместный симпозиум на тему «Врожденные пороки сердца», на нем было заслушано и обсуждено 27 научных докладов и сообщений советских и американских специалистов.

В институте мне рассказали о плодотворных контактах с советскими учеными по таким темам, как атеросклероз, инфаркт миокарда, обмен веществ при сердечно-сосудистых заболеваниях, хирургическое лечение врожденных пороков сердца, особенно у детей. Советские и американские исследователи в области кардиологии провели обследование больших групп населения в США и СССР, страдающих атеросклерозом. Анализ полученных результатов помог эффективнее бороться с этим заболеванием, которое, к сожалению, с каждым годом становится все более распространенным. Американские и советские коллеги в этой отрасли медицины договорились между собой о совместной работе по еще одной важной теме — острые сердечно-сосудистые осложнения, ведущие к внезапной смерти. Более чем актуальная проблема! Ведь сколько сердечников умирает неожиданно, в одночасье! Многие из них и не подозревают, что находятся в зоне смертельной опасности, что через считанные дни или недели их сердце вдруг откажет. Задача медицины — научиться заранее распознавать приближение такого неожиданного конца и предотвращать преждевременную смерть.

Ученые обеих стран также совместно разрабатывали еще одну проблему — вспомогательное кровообращение, переливание и возмещение крови при операциях на сердце. И, наконец, шли совместные исследования по созданию искусственных органов сердечно-сосудистой системы человека.

Разработка каждой из этих проблем — дерзкое, захватывающее дух исследование! В этом убеждаешься, когда говоришь с сотрудниками Института сердца и легких, когда затаив дыхание смотришь на проецируемые на экран диапозитивы, демонстрирующие уже достигнутое и то, что предстоит сделать. Меня особенно поразило сообщение об искусственных органах сердечно-сосудистой системы. Цель поставлена действительно потрясающая! Если искусственное сердце сможет заменить настоящее, то это будет началом новой эры в медицине. В решении такой сложнейшей задачи участвуют физики, биологи, химики, конструкторы, медики и многие-многие другие специалисты США и СССР. Руководителем работ по совместной программе с советской стороны является директор НИИ трансплантации органов и тканей Министерства здравоохранения СССР, один из пионеров в области создания искусственного сердца, профессор В. Шумаков, с американской — профессор Майкл де Бейки, выдающийся хирург из Техасского медицинского центра.

Как и другие совместные советско-американские дела, этот научный поиск рассчитан надолго, ведь проблема создания искусственного сердца требует огромных усилий и многих лет работы. Через несколько лет участники исследований надеются применить искусственное сердце в медицинской клинической практике, то есть сначала создать аппарат, заменяющий человеческое сердце не на всю жизнь, а лишь на какое-то время. Но и создание полностью вживляемого искусственного сердца, которое бы вполне заменило человеческое, видится сегодня уже не только фантастической мечтой... В 1977 году В. Шумаков и М. де Бейки подписали в Москве программу дальнейшей работы руководимого ими советско-американского коллектива ученых.

О претворении в жизнь этой программы мне рассказала хирург Рут Хегели, она один из ведущих сотрудников Национального института сердечных и легочных заболеваний. Обаятельная женщина средних лет, она говорит очень логично и увлеченно, доходчиво излагает суть сложных проблем.

Я поинтересовался тем, как складывался ее жизненный путь.

— Я твердо решила стать врачом,— отвечала мне миссис Хегели,— когда мне было семь лет. И с тех пор не расставалась со своей самой заветной мечтой. Но мне было нелегко. Даже сегодня в США женщине стать высококвалифицированным специалистом намного труднее, чем мужчине. А в те годы было еще хуже. Помню, на десять желающих поступить в медицинский институт едва ли приходилась одна девушка. А на вступительных экзаменах, когда я ответила на все основные и дополнительные вопросы, мне вдруг стали задавать и такие: «А как вы относитесь к мальчикам?», «Есть ли у вас возлюбленный?», «Ходите ли вы на свидания?», «Собираетесь ли замуж?»... Разве пришло бы в голову моим экзаменаторам задавать подобные вопросы юношам?! А мне вот задавали. Тем не менее мне удалось пробиться в институт. Все студенческие годы я работала, чтобы платить за учебу. Трудно было. Но своего я добилась.

Рут Хегели рассказала мне об общих делах советских и американских медиков, в которых она принимала самое активное участие. Уже несколько раз она была в нашей стране.

— Не случайно,— говорит моя собеседница,— работа над созданием искусственного сердца стала содержанием специального соглашения. Дело в том, что это очень сложная, комплексная задача современной науки. Решить ее могут только сообща специалисты самых разных отраслей медицины, химии, физики, техники... Нужно создать надежный и миниатюрный аппарат, который мог бы поддерживать нормальное кровообращение в течение длительного времени. Причем этот аппарат должен быть сделан из таких материалов, которые не будут вызывать свертывания крови. Другая проблема — источник энергии, питающий аппарат. Ко всему прочему нужна система автоматического регулирования, изменяющая интенсивность деятельности искусственного сердца в зависимости от физических и эмоциональных нагрузок. Это только самые главные направления работы. Предстоит решить немало сложных задач.

Затем Рут Хегели рассказала об истории работ в этой области. Как в США, так и в СССР уже накоплен немалый опыт. Еще в 20-х годах советский исследователь С. Брюхоненко создал впервые в мире прибор, выполнявший функции искусственного сердца. Сегодня медицине служат сложные аппараты, позволяющие обеспечивать искусственное кровообращение на протяжении нескольких часов («искусственное сердце — легкие»). Но настоятельно необходимо именно искусственное сердце, которое могло бы заменить настоящее!

И еще об одном действительно незабываемом впечатлении.

Признаюсь, с волнением вошел я в операционную, где хирург Эндрю Морроу делал операцию на открытом сердце. На столе лежал десятилетний мальчик с врожденным дефектом сердца. В ходе операции врач должен был установить причину острой сердечной недостаточности и по возможности устранить ее. Когда я вошел, грудная клетка ребенка была уже вскрыта. Первое, что бросилось в глаза,— очень большое сердце. Из-за болезни оно увеличилось в три раза. Затем нельзя было не удивиться тому, что почти нигде не было видно следов крови. Билось большое сердце, руки хирурга прикасались к нему весьма, на мой взгляд, бесцеремонно. В поисках дефекта он вводил палец в сердечную мышцу, да так глубоко, что тот весь исчезал в ней. Морроу смело, всей ладонью, дотрагивался до сердца и поворачивал его из стороны в сторону, чтобы лучше рассмотреть. А оно продолжало жить. Оно билось и у него в руке! Потому что вокруг операционного стола было наставлено много сложных приборов, которые все долгие часы операции защищали хрупкий организм больного ребенка и помогали ему жить, а его сердцу биться. Бесшумно и ловко двигались помощники хирурга, их было человек десять. И я, робевший до входа в операционную, не мог оторвать глаз от, казалось, волшебных рук доктора Морроу и от большого сердца, бьющегося и страстно желающего жить, несмотря ни на что!

Во имя таких свершений, как эта операция, во имя здоровья и жизни человека и решили медики СССР и США объединить свои усилия. Благороднейшее дело!

Поскольку я веду рассказ о научном сотрудничестве между СССР и США, стоит вспомнить об одном вёсьма любопытном документе. Вот строки из него: «Недавнее общее умиротворение предоставляет миру возможность заняться без помех науками и ремеслами, которые объединяют человечество. Огромный прогресс Вашей страны во всех областях науки указывает, что иностранная держава может стать для нас источником, из которого наш труд получит значительную помощь. Разрешите поэтому нам через Ваше посредничество начать объединять два полушария, общими усилиями способствовать развитию Науки, необходимость чего равным образом ощущается образованными людьми Вашей страны и нашими собственными учеными».

Это пишет американский ученый своему русскому коллеге. Звучит актуально, не правда ли? Хотя написаны эти строки в 1817 году. Да, уже тогда существовали кое-какие практические связи между учеными двух стран. В наше время, как сказали в Национальном институте здоровья, отдельные контакты между медиками СССР и США тоже имели место, но только с 1958 года начался обмен делегациями и отдельными специалистами на официальном уровне (до 1972 года было 70 таких делегаций и 194 таких специалиста). Контакты столь незначительных масштабов, разумеется, не позволяли говорить о какой-то совместной работе, о действительно тесном научном сотрудничестве.

Во время визита президента США в Москву в мае 1972 года было подписано специальное соглашение об американо-советском сотрудничестве в области медицины. Для начала американские и советские ученые решили сотрудничать в трех важнейших областях современной медицины: сердечно-сосудистые заболевания, злокачественные опухоли, гигиенические аспекты охраны окружающей среды. Мои собеседники подчеркивали конкретность намеченных и уже проводящихся в жизнь планов. Так, было решено, что по этим проблемам будут совместно работать аналогичные американские и советские научно-исследовательские институты. Они напрямую, без посредников, уже осуществляли научные контакты, носившие самый деловой повседневный характер.

Внутри каждой из этих трех главных отраслей сотрудничества были четко намечены общие темы для совместной разработки и не менее четко определен механизм сотрудничества. Это обмен делегациями и отдельными специалистами, совместные совещания (как на американской базе, так и на нашей), обмен публикациями и всевозможной научной информацией, а также опытом исследований и медицинским оборудованием, совместное проведение научных экспериментов и исследований, обмен медикаментами, реактивами, биологическими препаратами... Все основные научные темы, ставшие теперь общими, были обсуждены совместно, многие американские и наши медики уже работали друг у друга. Был налажен обмен и, так сказать, вещественными доказательствами тех или иных достижений.

В онкологическом институте американцы показали штаммы вирусов, открытых советскими учеными и присланных сюда американским коллегам. Последние говорили, что это был очень ценный дар и вклад в общее дело борьбы против раковых заболеваний. Эти штаммы необходимы для совместного изучения, цель которого — подтвердить вирусное происхождение некоторых опухолей. Одновременно осуществлялся и обмен лекарственными противоопухолевыми препаратами.

Получены были интересные результаты параллельных исследований вирусов, выделенных в СССР и США из некоторых форм опухолей животных и человека. Как в этой области совместной работы, так и в других областях очень важным достижением (без него вообще нельзя было бы говорить о развитии сотрудничества) стала разработка единой методологии. Лаконично и емко подвел первые итоги нашего сотрудничества в этой сфере директор Национального института раковых заболеваний США Фрэнк Рашер:

«Советским и американским ученым есть чем поделиться друг с другом. В Советском Союзе, например, лучше, чем в любой другой стране, налажена ранняя диагностика рака и наблюдение за больными. В свою очередь американские ученые могут поделиться значительным опытом в изучении влияния окружающей среды на возникновение болезни. После заключения соглашения между двумя странами в области медицины и здравоохранения сотрудничество советских и американских ученых стало еще более плодотворным. Мы получили возможность обмениваться лекарствами и новейшей информацией о результатах лечения. Ученые могут сравнивать эффективность применяемых лекарств и анализировать сведения о состоянии больных, получаемые в обеих странах».

Небольшой комментарий к этим словам Рашера. В институте, руководимом им, мне популярно объяснили, что под общепринятым термином «рак» скрывается около ста болезней. Десять (!) из них уже успешно лечат лекарственными препаратами. Отсюда чрезвычайная важность обмена лекарствами. Фрэнк Рашер говорил: «Как в Советском Союзе, так и в Соединенных Штатах разработан ряд медицинских препаратов для лечения рака, многие из которых значительно отличаются друг от друга. Обмениваясь ими и применяя их в различных комбинациях, ученые двух стран находят наиболее эффективные способы лечения.

Еще один комментарий. Рашер упомянул об анализе сведений о состоянии больных, получаемых в обеих странах. Мне говорили в институте о важности этой стороны совместной работы. Такого рода статистика, анализ ее и обмен этими данными — одна из составных частей общего наступления на рак и на другие болезни. Здесь медицине приходит сегодня на помощь современная вычислительная техника. Чтобы такой анализ был однотипным, обоюдопонятным, было решено провести его и в США, и в СССР на американских вычислительных машинах. Вот так и вырисовывались все четче и четче контуры сотрудничества.

О совместной борьбе против рака мне рассказал Джон Молови (Национальный институт рака):

— Сотрудничество американских и советских онкологов развивается успешно. С каждым годом мы сообща делаем все больше и больше. Причем наши научные контакты очень обширны и конкретны. Десятки онкологических научных учреждений США и СССР за последние два-три года провели много экспериментальных и клинических испытаний американских и советских противоопухолевых препаратов. Мы очень высоко оцениваем такие перекрестные испытания. Сейчас наша совместная работа ведется по таким главным направлениям: химиотерапия и иммунотерапия опухолей, изучение вирусов лейкозов и опухолей животных и человека, генетика опухолевых клеток. Сам я специалист по вирусологии рака. В этой области мы обменялись с советскими коллегами образцами вирусов, которые, возможно, могут быть возбудителями некоторых видов рака. Взаимное, с двух сторон, советской и американской, изучение этих вирусов приносит науке очень большую пользу. Недавно мы получили из Сухумского питомника двух павианов. Советские ученые вырастили вирус, взятый из организма человека, страдающего лейкемией, и привили его этим обезьянам. Несколько десятков наших специалистов продолжили здесь опыт советских коллег, исследовав течение болезни у этих павианов. Штамм опухолеродного вируса, который сухумские ученые переслали в США, был тщательно изучен нами, и наши специалисты подтвердили, что он может быть возбудителем лейкозов. В этом направлении сейчас ведется большая исследовательская работа. Нельзя не отметить, что такого рода кооперирование позволяет вести исследования гораздо быстрее, чем это удалось бы сделать порознь. Вместе работать лучше.

Горячо, со знанием дела говорил мне о том, как важны такие научные контакты, Джозеф Саундерс, отвечающий в этом институте за координацию совместной работы американских и советских онкологов. Он особо подчеркивал ту взаимную выгоду, которую извлекают ученые обеих стран. Вот несколько конкретных примеров.

В нашей стране смертность от рака меньше, чем в любой развитой капиталистической стране. Почему?

Секрет в нашей системе здравоохранения. Бесплатная медицинская помощь позволяет проводить массовые осмотры населения и во многих случаях обнаруживать заболевания на ранних стадиях. То есть тут залог успеха в профилактике. Изучение нашей профилактической работы представляет большой интерес для американских онкологов. С другой стороны, наши специалисты отмечают, что и нам есть чему поучиться в США, особенно с точки зрения современного оборудования медицинских центров, их насыщенности электронно-вычислительной техникой. Но главное — это обмен научной информацией, совместная работа плечом к плечу. Я неоднократно слышал от американских ученых (причем не только медиков) очень лестные отзывы о высоком профессиональном уровне советских специалистов, об оригинальности и богатстве их научных идей.

Любопытная беседа произошла у меня с директором Национального института глазных болезней Карлом Капфером. Понятно, что и в развитии этой отрасли медицины заинтересована едва ли не половина человечества (хотя бы те, кто носит очки). Как советские, так и американские специалисты немалого достигли. Например, наши хирурги первыми в мире применили лазерные лучи при лечении глаукомы, а американцам принадлежит ведущая роль в использовании лазера при лечении сетчатки глаза. Карл Капфер со справедливой, по-моему, обидой сетовал на то, что в его сфере деятельности американские и советские специалисты до сих пор не имеют таких контактов, как, окажем, онкологи. «Почему и мы не охвачены такими же американо-советскими соглашениями, какие есть у них?! — возмущался он. — Напишите об этом, пожалуйста, в вашем журнале»,— настаивал ученый.

Да, перефразируя поговорку, можно сказать, что и хорошие примеры заразительны. Не только Карл Капфер, но и многие другие американские специалисты, еще не включившиеся в совместную работу со своими советскими коллегами, горят желанием установить такие контакты.

Интересные встречи состоялись в институте, изучающем гигиенические аспекты охраны окружающей среды, проще сказать, связь между здоровьем человека и окружающей его средой. Каковы задачи этого научно-исследовательского учреждения? Во-первых, определять химические, физические и биологические факторы в окружающей среде, которые отрицательно воздействуют на человеческий организм. Быстрый рост индустрии, в том числе и химической, широкое употребление химикатов в сельском хозяйстве — все это с каждым годом наносит возрастающий вред окружающей среде и здоровью человека. Отравляются атмосфера, вода, почва.

Далее, этот институт изучает болезни, вызванные вредными примесями в окружающей человека среде, влияние этих примесей на ход уже известных заболеваний. И, наконец, это научное учреждение призвано бороться с загрязнением окружающей среды, за сохранение природы в ее чистом, первозданном виде, способствующем здоровой жизни человека.

Только совместными усилиями в международном масштабе люди еще могут, пока не поздно, защищать от гибели природу, а значит, и самих себя. Вот почему соглашение между СССР и США в этой сфере имело большое значение не только для народов наших стран, но и для всего человечества.

Выполняя это соглашение, советские и американские специалисты создали более десяти рабочих групп, которые занимались проблемами, возникающими в связи с загрязнением воздуха, рек, озер, морей и океанов, проблемами сохранения животного мира, юридическими аспектами охраны природы и т. п. Создана была смешанная советско-американская комиссия по этим проблемам. В состав советской части комиссии входят представители пятнадцати министерств и ведомств, а также Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР. Под руководством этой комиссии исследования проводились как в США, так и в СССР. Например, на американских реках Делавер и Огайо, на Великих озерах и озере Тахо исследовались автоматические системы контроля за состоянием воды. В нашей стране подобные исследования были осуществлены на реке Северский Донец и Москва-реке. Кроме того, американские специалисты познакомились с работой советских ученых на озере Байкал. Проблемы загрязнения воздуха изучались одновременно в Ленинграде и Сент-Луисе. Еще один пример: в СССР давно запрещена охота на многих редких животных, в США такой запрет введен недавно, поэтому американцы были заинтересованы в изучении нашего опыта. С другой стороны, наши специалисты надеялись почерпнуть кое-что из опыта американцев в деле предотвращения выброса токсичных веществ из двигателей автомашин.

«Сохранение планеты,— говорил президент Национальной академии наук США профессор Ф. Хэндлер,— требует совместных усилий всех землян. В рамках одной страны, на базе одного какого-то государства или группы государств нельзя даже наладить контроль, скажем, воздуха: для слежения за его составом нужны датчики во всех странах, нужна глобальная система. Защита окружающей среды — насущная задача человечества. Вот почему так важны подписанные соглашения». Кстати, Ф. Хэндлер высказывал свою озабоченность весьма настоятельно, если не сказать больше: «Сейчас усилия по спасению планеты должны быть грандиозными. Они потребуют отказа от реализации каких-то других научных задач, которые еще недавно казались нам самыми важными. Другие отрасли человеческой деятельности должны будут отдать и людские, и материальные ресурсы для спасения планеты. В этом сейчас состоит забота о каждом конкретном человеке и человечестве вообще. Именно в этом, как я понимаю, цель, суть и огромное значение соглашений между двумя нашими странами».

Тревожные слова! Но их произносит специалист, человек, которому хорошо известна проблема. Послушаем еще одного американца. Председатель Совета по качеству окружающей среды США Рассел Трейн говорит: «Соглашения, подписанные во время поездки президента США в Москву, стали хорошей основой сотрудничества наших стран в области охраны окружающей среды. Я уже побывал в Советском Союзе и познакомился с работой многих исследовательских учреждений Москвы, Ленинграда, Сибири. На основании личного опыта могу сказать, что ваши ученые — это крупные специалисты, преданные делу охраны природы, искренне заинтересованные в сотрудничестве между СССР и США. У наших стран много общих вопросов, связанных с охраной окружающей среды, хотя, безусловно, в Соединенных Штатах проблема загрязнения воздуха и воды является более острой».

Сотрудничество специалистов наших двух стран в этой сфере для США, во всяком случае, не менее выгодно, чем для нас. Как в Национальном институте здоровья в Бетесде, так и в других городах Америки мне не раз говорили о сложности, насущности борьбы за сохранение окружающей среды.

В Калифорнии, в небольшом городе Менло Парк, находится так называемая Геологическая инспекция. Ее задача — предсказывать землетрясения и бороться с их катастрофическими последствиями. В центральном здании этой службы висит большая карта штата, вся усеянная точками, обозначающими станции наблюдения, где постоянно, день и ночь, дежурят специалисты. В благодатном солнечном и вечнозеленом калифорнийском крае землетрясения всегда представляют реальную опасность. Поэтому здесь так солидно и поставлена эта служба.

И вот в этом весьма, я бы сказал, специализированном научном учреждении меня тепло приветствовал на вполне сносном русском языке совсем еще молодой ученый Роберт Вессон. Ему тридцать один. Годы его научной карьеры исчисляются пока однозначной цифрой. И тем более знаменательно, что он успел поработать в нашей стране шесть месяцев.

Полугодовая научная командировка — это уже не туристское путешествие, не поездка на симпозиум. К тому же в силу специфики своей работы Роберт Вессон проживал у нас далеко от столицы, в горах Таджикистана, в районе Гарма. Он был не один, а с группой своих коллег, американских специалистов. Кое-кто из них, Роберт в том числе, жили со своими семьями. Он до сих пор удивляется тому, как быстро освоился на новом месте его трехлетний сын, проявив при этом удивительные лингвистические способности. Роберт и его коллеги с восторгом вспоминают свою жизнь в горной глуши, среди местных жителей и советских специалистов, с которыми они сработались и подружились. Сейчас он в составе второй такой же группы снова собирается приехать в те же места еще на полгода. Ведь там, как и в Калифорнии, специалистам такого профиля работы хватает. Кстати, группа наших ученых точно так же работала несколько месяцев в Калифорнии.

Самый обычный в наше время, но о многом говорящий факт. В разных сферах науки проявилось сегодня советско-американское сотрудничество. И обрело деловые, конкретные формы.

Научный руководитель отдела по изучению землетрясений Роберт Уоллес рассказал мне:

— Американо-советское сотрудничество в этой области началось с мая 1972 года, когда было заключено совместное соглашение об охране окружающей среды. Были созданы с обеих сторон рабочие группы. Советскую возглавил академик М. Садовский, американскую поручили возглавить мне. Затем были разработаны планы совместных исследований в четырех областях: предсказание землетрясений, лабораторное и теоретическое изучение причин землетрясений, применение математики и компьютеров в этой области, инженерно-сейсмологические исследования. Каждое из этих четырех направлений возглавили по два специалиста — советский и американский. Сегодня совместные исследования идут полным ходом. Со стихией можно и нужно бороться! Помимо работы американских ученых в районе Гарма, а советских в Калифорнии, у нас еще немало весьма перспективных общих дел. Например, наши ученые собираются работать на Нурекской ГЭС. Дело в том, что при заполнении водой огромного резервуара у плотины высотой в 300 метров для специалистов нашего профиля будет много дел. Вода давит на горные породы, и это необходимо точно учитывать, чтобы избежать их перемещения.

Роберт Уоллес дарит мне печатный труд, написанный двумя американскими учеными — Э. Бейли и М. Влеком — и советским — Н. Богдановым. В нем идет речь об изучении земной коры как на поверхности Земли, так и на дне Мирового океана. Авторы выдвигают оригинальные идеи, их претворение в жизнь сулит прогресс в науке и большой экономический эффект. И поскольку дело касается всей земной коры в целом, то тут уж вовсе необходима совместная работа ученых разных стран.

Когда знакомишься с тем, чем заняты в этой области ученые США и СССР, то понимаешь, сколь важна их совместная деятельность для человека. Казалось бы, землетрясение стихия, с которой сладу нет. Оказывается, эту катастрофу можно предвидеть, а значит, можно успеть принять меры, которые значительно уменьшат возможные потери. Зная строение земной коры, специалисты точно указывают, что и как можно строить в районах, где случаются землетрясения. Мне привели такой конкретный пример. Одна фирма, не поставив в известность Геологическую инспекцию, начала строить в Калифорнии атомный реактор. Несколько лет ушло на создание проекта, потом миллионы долларов успели затратить на само строительство, которое осталось незавершенным, так как выяснилось, что сооружение возводилось в сейсмически опасном районе.

Академия наук СССР и Национальная академия США регулярно проводили обмен специалистами, который охватывал такие актуальные области, как электроника, физика твердого тела, физика высоких энергий, полупроводниковая техника, радиоастрономия, лазерная техника, химия полимеров и другие. За каждым из этих понятий большие дела, интересные люди, плодотворное сотрудничество и взаимная выгода, наконец.

Возьмем физику высоких энергий, одну из вершин современной науки. Главный инструмент исследователя в этой области — ускоритель. Очевидно, это вообще одно из самых больших устройств, применяемых в науке. И самый мощный на сегодня в мире ускоритель находится в США, на окраине городка Батавия, неподалеку от Чикаго. Целиком запрятанный под землю ускоритель — это круглое сооружение диаметром около двух километров (длина окружности около шести километров). Здесь люди проникают в глубины материи, изучая элементарные частицы. Чем мощнее ускоритель, тем глубже в тайны материи заглядывает человек.

Естественно, что вокруг каждого такого гигантского сооружения вырастает целый научный городок. Я прожил в нем, или, как здесь говорят, на ускорителе, три дня. Здесь работала группа советских физиков. Прибыла не на экскурсию, а именно для работы. Причем приехали они не с пустыми руками. В намеченных совместных исследованиях американская сторона обеспечивала ускоритель, советская сторона — привезенную с собой технику, с помощью которой на нем можно проводить различные эксперименты. То есть тут был взаимный интерес. Уже через год совместной работы наших и американских специалистов в Батавии журнал ученых-атомников США «Буллетин оф атомик сайентистс» писал: «Вклад советских ученых в совместное американо-советское предприятие оказался весьма значительным». Кстати, это не первый опыт такого рода сотрудничества. Ученые из Калифорнийского университета и их семьи жили в Серпухове, где американские специалисты работали на нашем ускорителе.

Американский ускоритель, сооруженный в Батавии, зарылся в плодородную землю штата Иллинойс, в исконном фермерском краю. И когда въезжаешь на территорию научного центра, то в глаза прежде всего бросаются характерные фермерские постройки. Дело в том, что для строительства этого научного центра здесь была куплена земля у нескольких фермеров. Их многие добротные постройки не были сломаны и сейчас несут новую службу. Например, раздевалки и бар при местном бассейне устроены в подсобном помещении одной из таких бывших ферм. Вообще, поскольку сам гигантский ускоритель находится под землей, вся большая территория центра похожа на заповедник. Впечатление дополняют мирно пасущиеся бизоны, которых завели здесь новые хозяева этой земли. Служебные постройки, за исключением многоэтажного главного корпуса, все невысокие, многие из них представляют собой одноэтажные деревянные коттеджи. В таких живут и наши специалисты. Они успели уже съездить на родину в отпуск и вернулись, чтобы продолжать начатые исследования.

Наша машина останавливается у одного из коттеджей, и на пороге меня встречает профессор Анатолий Кузнецов, руководитель группы советских специалистов. Знакомимся. В ответ на его любезное приглашение решаю на эти дни остановиться у него, в его «американском доме». И, не теряя времени, едем на машине в первое ознакомительное путешествие по научному центру. Именно едем, а не идем, так как концы большие. Меня помимо Кузнецова сопровождает местный специалист Ричард Кариган. Мы долго бродим по очень внушительному главному зданию, заезжаем затем в несколько лабораторий и наконец спускаемся под землю, к главной цели нашего путешествия — ускорителю.

Встрече с ним предшествует недолгая по времени, но любопытная процедура. Во-первых, ускоритель останавливают. О том, что он не работает, сообщает электроника по нескольким каналам. Тем не менее нашему гиду торжественно вручают ключ, которым вход в тоннель при работающем ускорителе не откроешь. К тому же нам выдают портативные счетчики, регистрирующие радиацию воздуха. Наконец одна за другой открываются несколько дверей, и мы спускаемся в тоннель, похожий на те, что у нас в метро, но вместо рельсов там проложен так называемый ионопровод. В нем элементарные частицы разгоняются до немыслимых скоростей (на что уходит уйма электроэнергии) и в целом своем виде, и в расчлененном на составные части изучаются учеными.

Анатолий Кузнецов говорит, что работа на ускорителе схожа с деятельностью следователя, распутывающего сложнейшее дело по крохотным косвенным уликам. Ведь увидеть элементарные частицы материи невозможно. О них судят только по их следам. Поэтому ученые без устали изобретают тончайшие и хитроумные устройства, в которых разогнанные в ускорителе частицы оставляют следы, по ним изучают свойства этих частиц и их производных. Без таких устройств ускоритель все равно что орудие без прицела. Именно такого рода оборудование привезли с собой в США наши физики (по-научному — анализатор амплитуды импульсов). В нем заинтересованы американские ученые. Приглашение советских физиков в Батавию еще раз говорит о том, что уровень наших достижений весьма высок.

Я много беседовал с Анатолием Кузнецовым и другими нашими физиками. Все они в начале пути. Анатолий самый «старый», ему уже перевалило за сорок, остальные моложе. Они из Дубны. Горячие патриоты своего молодого города и своего дерзкого дела. Они живое воплощение той истины, что в любом физике не может не жить лирик. Их отличает страстный интерес к гуманитарной сфере жизни общества. Литературу, поэзию в особенности, театр, живопись, музыку они знают не понаслышке, а глубоко, и, главное, знают заинтересованно.

И на ускорителе, за работой, и за дружеским столом я видел в американских и советских физиках равноправных, уважающих друг друга коллег. Когда смотришь на них, в голову лезут не только радужные, но и беспокойные мысли. Физика, как известно, наука обоюдоострая. Она способна в ближайшем будущем обеспечить человечество таким изобилием мирной ядерной энергии, что можно будет говорить о новой эре в истории нашей планеты— эре процветания. В то же самое время достижения современной физики уже привели к такому положению: любому ядерному агрессивному нападению противостоит потенциал ответного удара. Нельзя, оставаясь в пределах рассудка, рассчитывать сегодня на достижение каких-то политических целей, уповая на ядерную агрессию, которая неминуемо приведет человечество, всю нашу цивилизацию на грань непоправимой катастрофы.

В первую мировую войну было убито 10 миллионов человек, 20 миллионов искалечено. Во вторую мировую войну погибло 54,8 миллиона и ранено более 90 миллионов человек. По подсчетам швейцарского ученого Жан-Жака Бабеля, за все войны, известные в истории человечества, погибло 3 миллиарда 640 миллионов человек, то есть почти столько же, сколько живет сейчас на Земле. Ядерный же конфликт сразу приведет к гибели сотен миллионов людей, сможет вызвать необратимые, губительные для жизни процессы в атмосфере, воде и почве.

Предотвращение ядерного конфликта дело первостепенной важности из всех человеческих дел. Не случайно думаешь об этом, когда живешь в научном городке при ускорителе. В брошюре «Ускорители», написанной Уильямом Кернаном и изданной комиссией по атомной энергии США, говорится, что фашистская Германия не успела создать свою атомную бомбу именно потому, что опоздала с сооружением ускорителя, а в США таковой уже был создан. Так что, как и сама физика, ускоритель тоже штука обоюдоострая. Когда на нем вместе работают советские и американские ученые, специалисты в области физики высоких энергий, то думается, что им под силу создание и энергии мира. Их работа на ускорителе воспринимается как серьезная гарантия безопасности.

Дональд Кендалл, президент и управляющий компанией «Пепсико», привлек мое внимание и потому, что возглавляет одну из крупнейших американских фирм, и потому, что горячо выступает за развитие американо-советских экономических связей. Именно Кендалл был избран первым председателем совета директоров Американо-советской торговой палаты.

Для встречи с ним пришлось прилететь в Нью-Йорк, а затем «а машине углубиться в живописный зеленый уголок в часе езды от города, где находится штаб-квартира «Пепсико». Деревья, кустарники, цветы, искусственные водоемы — все это в наше время уже вполне обычное окружение крупных деловых центров. В последние годы штаб-квартиры многих процветающих фирм покидают города и перебираются на лоно природы. Причины? Не только и не столько эстетические. Скорее практические. Полезнее для здоровья. Как самих руководителей, так и их подчиненных, которые составляют живой капитал фирмы, а капитал надо беречь. Это раз! Во-вторых, содержать такую штаб-квартиру, где сотни, а то и тысячи служащих, за городом дешевле. В-третьих, до такого делового центра легче добраться на машине из своего загородного домика (а в них предпочитают жить все состоятельные люди), чем до офиса, находящегося в городе, забитом автомашинами до отказа. Словом, выход офиса на природу вполне естествен.

Обширные владения «Пепсико» отличаются от других таких же зеленых деловых оазисов тем, что по всей территории разбросаны скульптуры. Не классические, старинные, к которым мы привыкли в садах и парках, а произведения современных скульпторов, так называемых авангардистов. Они сделаны из камня и металла и отличаются в большинстве своем такими монументальными размерами, что хранить их под открытым небом более целесообразно, чем под крышей. Те из них, которые «смотрятся», несомненно, многое потеряли бы в зале, придавленные потолком и стесненные стенами. Странное, казалось бы, соседство — офис и десятки скульптур... И снова причина не только и не столько эстетическая. Бизнес издавна знает, что деньги, вложенные в произведения искусства, с годами обязательно принесут прибыль.

Из музея на открытом воздухе мы попадаем в музей, расположенный в офисе «Пепсико». Встретивший меня сотрудник компании, прежде чем провести в кабинет Кендалла, знакомит с историей компании. Портрет изобретателя пепси-колы, его первый патент, первые бутылки напитка, портреты пепсикольных президентов...

Сегодня «Пепсико» преуспевающая фирма, торгующая по всей Америке и еще в 120 странах. Она основной конкурент прославленной кока-колы. Я говорю гиду:

— На мой вкус нет почти никакой разницы между кока-колой и пепси-колой.

— Что вы говорите?! — ахает он от изумления.— Колоссальная разница! Наш напиток не такой приторный, как кока-кола, он лучше освежает, бодрит, снимает усталость. Нет, вы только попробуйте получше!

Тут же, как по волшебству, возникают бутылочки с пепси-колой, и я пробую.

Путь «Пепсико» к вершинам всемирной популярности и финансового могущества поэтапно зафиксирован в музее, где мы переходим от стенда к стенду под убаюкивающее воркование сопровождающего. Из него брызжет фирменный патриотизм, как шипучий газ из пепси-колы.

Изобрел напиток аптекарь из штата Северная Каролина Калеб Брэдэм. Это было на исходе прошлого века. В 1902 году он запатентовал свое изобретение. К этому времени сообразительный аптекарь понял, что будущее напитка в том, чтобы заготовлять его в бутылках для массовой продажи. На деньги, взятые в долг, он соорудил разливочный завод, за ним еще несколько. Дело пошло.

Главным двигателем торговли оказалась пепсикольная реклама. Она прямо-таки неистовствовала. Ставший с 1938 года главой фирмы Уолтер Мэк заполонил всю страну рекламной песенкой. Переделанная из старой шотландской баллады на ритм свинга, она вся, от начала до конца, исполнялась за пятнадцать секунд. За год такого всеамериканского пения чистый доход фирмы вырос на 38 процентов, что составило 5,6 миллиона долларов (авторы песенки получили гонорар в 2500 долларов). С 1940 года пепси-кола начала свой заграничный поход.

В 1963 году к руководству пришел Дональд Кендалл, бывший в годы второй мировой войны летчиком ВВС. По примеру большого бизнеса он сделал фирму многоотраслевой: для начала «Пепси» слилась с компанией, производящей расфасованные продукты, и стала называться «Пепсико». Потом к этому конгломерату добавились совсем неожиданные, казалось бы, довески,— например, фирма спортивных принадлежностей.

После осмотра музея меня знакомят со служебными помещениями штаб-квартиры фирмы. Современный, широко раскинувшийся четырехэтажный дом. Уютный и покойный. Больше похож не на офис, а на какой-нибудь культурно-просветительный центр. Тишина, видимость безлюдья. В коридорах и холлах тоже современная скульптура. Большая столовая на несколько сот человек; как и всюду в США, здесь самообслуживание. Десятки кнопок по стенам, при нажатии на них льется бесплатная пепси-кола (все остальное за деньги). Сверкающая сталью и хромом огромная кухня. Ультрасовременный спортивный зал, оборудованный, словно гимнастический зал космонавтов. Здесь борются за сохранение рабочей формы и фигуры служащие штаб-квартиры. Наш гид говорит, что мистер Кендалл сам загоняет в зал каждого, у кого заметит хотя бы намек на брюшко. Один из таких клерков, не смущаясь нашим присутствием, крутит педали стоящего на месте велосипеда, другой бежит по дорожке длиною в один метр, которая стремительно мчится под ним. Наверное, лучше было бы выйти из здания и пробежаться по тенистым аллеям парка, но на это, очевидно, потребуется больше времени, а оно, как известно, деньги...

После ознакомления со штаб-квартирой «Пепсико» идем наконец к Кендаллу. Он встречает нас в своей приемной и проводит в кабинет. Высокий, седой, подтянутый и моложавый, хотя ему уже около шестидесяти. Держится он любезно, охотно отвечает на вопросы, любит шутку, часто улыбается. Правда, по его четким ответам, всегда по существу, по всему его деловому стилю поведения видно, что времени у него в обрез и он его ценит больше всего на свете. К тому же он весьма задерган журналистами, особенно в последнее время. Мало этого. Он знает себе цену. Кендалл не только крупный бизнесмен (за год его фирма продает продукции на полтора миллиарда долларов!), но и видный общественный деятель США. Во время деловых поездок в нашу страну Кендалл неоднократно встречался с советским» руководителями.

Такой послужной список накладывает некую печать на Кендалла. Я сразу почувствовал постоянно занесенный над его головой меч неумолимо бегущего, времени, которое он, повторяю, ценит на вес золота. С сожалением подумал, что долгой беседы не получится. Потому я вместо ожидаемого им вопроса для начала рассказал старый анекдот, на ходу модернизировав его:

— Одного русского священника спросили, что он предпочитает — водку, коньяк или вино. Он ответил: «И пепси-колу тоже!» (В оригинале: «И пиво тоже!»).

Кендалл был очень доволен. Контакт с ним был установлен. Пепси-кола в этом доме царь и бог, и доброе слово о напитке — ключ к сердцу его производителей. Разговор, естественно, зашел о новом адресе пепси-колы — о нашей стране.

— Между прочим, это первый в истории американский потребительский продукт, который будет продаваться в Советском Союзе,— сказал Кендалл.

— В Новороссийске создан один-единственный производственный центр вашей фирмы в СССР или вы предполагаете создать их несколько?

— Думаю, что новороссийский эксперимент послужит добрым началом. Мы хотели бы создать несколько наших заводов в вашей стране, в разных ее районах, причем один из них — под Москвой. Мы надеемся, что Советский Союз станет большим рынком для сбыта пепси-колы и что напиток у вас понравится.

— Несомненно, наш потребитель полюбит пепси-колу. Кстати, вы собираетесь рекламировать ее в СССР так, как вы это делаете в США и других странах?

— Разумеется! Представители нашего отдела рекламы уже находятся в Москве и работают сейчас вместе с вашими специалистами.

— По-моему, в Советском Союзе вам можно было бы не расходовать столько средств на рекламу, поскольку она у нас не развита в такой степени, как у вас. Как только в продаже появятся ваши бутылочки, они сами найдут дорогу к потребителю.

— Спасибо на добром слове. Но это наш принцип: реклама всегда и везде идет впереди продукта. Осваивая новый рынок сбыта, мы прежде всего отпускаем средства на рекламу. Это уже закон!

— Что вы получите от нас взамен?

— Любопытно, что за абсолютно безалкогольную пепси-колу мы получим ваши коньяки, водку и шампанское. Я хорошо знаком с этой продукцией и высоко ценю ее. Такого же мнения и миллионы американцев. В нашей фирме мы уже создали новый большой отдел, который займется распространением ваших крепких напитков по торговым точкам США.

— Каково ваше мнение о деловых контактах между США и СССР?

— Я неоднократно бывал в Советском Союзе, встречался с его руководителями, со специалистами в области внешней торговли. Я всегда говорил и буду говорить, что вы являетесь надежными и интересными партнерами. Я всегда стоял и стою за расширение экономических связей между нашими странами. Налицо огромные неиспользованные возможности в налаживании американо-советской торговли. Развитие таких связей — это не просто бизнес, но и политика, помогающая улучшать отношения между нашими странами.

В заключение беседы, продолжавшейся около часа, я попросил у хозяев дать какие-либо справочные материалы о «Пепсико». Тут же мне вручили отлично изданный отчет фирмы за год, предназначенный в основном для держателей ее акций. На первом же цветном развороте отчета изображен Дональд Кендалл в Москве, на фоне праздничной Красной площади.

Шли годы... За первой встречей с Д. Кендаллом последовали другие, в США и в Советском Союзе.

Да, проделана немалая совместная работа, но результаты, не раз говорил мне Кендалл, могли бы быть еще более внушительными. Дело в том, что враги советско-американского сотрудничества свои усилия направили именно на подрыв экономических контактов между нашими странами, которые могут успешно развиваться на единственно возможной прочной основе — при полном равноправии сторон, отсутствии какой-либо дискриминации и вмешательства во внутренние дела друг друга.

Как известно, Советское правительство отказалось ввести в действие советско-американское торговое соглашение 1972 года. На то были веские причины. В числе широкого круга проблем, охваченных этим соглашением, было специально оговорено, что американская сторона снимет дискриминационные ограничения в торговле с СССР и предоставит нашей стране так называемый режим наибольшего благоприятствования. Последний термин, по-моему, не совсем точно отражает сложившуюся ситуацию. Речь шла и идет именно об устранении дискриминации в торговле по отношению к нашей стране, о предоставлении ей не каких-то особых благоприятных прав в торговле с США, а таких же прав, какими пользуются другие страны. Судите сами. Вот цитата по этому поводу из «Нью-Йорк таймс мэгэзин»:

«Со времени «холодной войны» у Соединенных Штатов существуют две тарифные системы. Для товаров, импортируемых из Советского Союза и одиннадцати других коммунистических стран, установлены высокие запретительные пошлины. Все остальные 130 с лишним стран мира, даже ЮАР, автоматически пользуются льготами, которые дает статус наибольшего благоприятствования. Это значит, что пошлины на их товары намного ниже».

Кажется, все ясно? Необходимо было ликвидировать явную несправедливость. Но не тут-то было! Враги разрядки и советско-американского сотрудничества открыли огонь именно по торговому соглашению между нашими странами. Ликвидацию дискриминации в торговле они обусловили требованиями, имеющими цель повлиять на эмиграционную политику нашей страны. А таковая политика, как это известно, является сугубо внутренним делом как Советского государства, так и любого другого. Требовать каких-то в ней изменений — значит вторгаться во внутренние дела нашей страны. Тем не менее рассудку вопреки весьма влиятельные силы и развернули в конгрессе США шумную кампанию, в результате которой конгресс отклонил предложение американского правительства об устранении дискриминации нашей страны в торговле с США. При этом конгресс также наложил ряд произвольных ограничений на деятельность экспортно-импортного банка США. В частности, на четыре года общая сумма экспортных кредитов была лимитирована 300 миллионами долларов. Если говорить о торговле между США и СССР всерьез, то такая сумма кредитов явно не соответствует масштабам обеих стран.

Дональд Кендалл, комментируя эту сторону американо-советских отношений, приводил цифры кредитов, предоставляемых Советскому Союзу другими странами: Франция тогда предоставляла 2,8 миллиарда, ФРГ — 1,5 миллиарда, Япония — 1 миллиард. А США, как мы уже сказали, только 300 миллионов. Разумеется, в таком случае деловые связи Советского Союза с другими странами могут быть оживленнее, чем с США. А в то же время, подчеркивал Кендалл, при наличии со стороны США кредита Советскому Союзу хотя бы в 2 миллиарда долларов в Соединенных Штатах появилось бы работы на год для 400 тысяч человек.

Д. Кендалл так охарактеризовал происки врагов советско-американского экономического сотрудничества: «Я считаю отказ Советского Союза подчиниться условиям, выдвинутым в принятом конгрессом торговом законодательстве, не только оправданным, но и единственно возможным — условия эти были оскорбительные».

Этот справедливый вывод разделяют многие американцы, от бизнесменов и политиков до рядовых граждан. У меня лично создалось впечатление, что против этого решения конгресса выступает большинство американцев. Происки, направленные на срыв советско-американского делового сотрудничества, препятствуют развитию разрядки напряженности и наносят удар по американским же интересам.

В Нью-Йорке я встретился с другом и коллегой Д. Кендалла по большому бизнесу Габриэлем Хоугом, банкиром, председателем правления Мэньюфэкчурерс Ганновер Траст Корпорейшн. В годовом отчете, подписанном Хоугом, говорится (почти в тех же словах, что и в отчете «Пепсико»), что оборот корпорации возрос по сравнению с предыдущим годом на 30(!) процентов. Кстати, и общая его сумма внушительная — 25 миллиардов долларов. И вот этот более чем преуспевающий бизнесмен, так же как и Д. Кендалл, убежденно ратует за экономическое сотрудничество с нашей страной. То есть я хочу подчеркнуть, что в деловых связях с нашей страной заинтересованы весьма и весьма преуспевающие, ведущие американские бизнесмены. И не только с Советским Союзом, но и с другими социалистическими странами.

Для оказания помощи американским фирмам, сотрудничающим с Советским Союзом, создан уже упоминавшийся выше Советско-американский торгово-экономический совет. Я встретился с его президентом Гарольдом Скоттом. Он сказал:

— Существует много международных организаций, способствующих развитию торговли, но наш совет является в своем роде уникальным учреждением. Дело в том, что он не просто способствует расширению советско-американского экономического сотрудничества, но и предоставляет с этой целью конкретные услуги. Нет сомнения в том, что деловое сотрудничество между США и СССР будет успешно развиваться, оно выгодно для обеих сторон. Уже более 500 представителей разных американских фирм обращались за помощью к нашему совету. Более 175 американских фирм и свыше 100 советских организаций связаны через нас друг с другом. Из последних важных дел, организованных с участием совета, можно назвать поездку в Советский Союз группы руководителей американского туристского бизнеса, которая по своему составу была самой представительной из всех когда-либо выезжавших из США по этой линии. Наш совет также способствовал ряду деловых поездок в США и СССР на министерском уровне. И, наконец, самое главное — наша организация, состоящая из американских и советских деловых людей, работает уже как единая команда.

Бизнесмен — это значит деловой человек. В убыток себе он торговать не будет.

«Советские технологические новинки могут оказаться очень ценными для американских фирм». Это вполне официальное мнение, высказанное одной из подкомиссий палаты представителей. В своем докладе объемом в сто с лишним страниц подкомиссия предсказывала подъем уровня советско-американской торговли с 200 миллионов долларов до 5 миллиардов. Для такого прогноза были основания. Газета «Нью-Йорк тайме» писала: «Советская промышленность вызвала интерес на Западе и своими достижениями в области высоковольтной передачи электроэнергии, и усовершенствованной системой охлаждения доменных печей, и производством чрезвычайно тонких бесшовных труб, если ограничиться лишь немногими примерами».

Верно! Перечень можно продолжать и продолжать. Например, американские бизнесмены закупали у нас патенты на литье алюминия в электромагнитном поле и на современную систему производства магния. Представитель компании «Андерсен констракшн», которая приобрела лицензию на применение советской системы испарительного охлаждения металлургических печей, заявил, что этот метод на целое десятилетие продлит жизнь печей. Газета «Уолл-стрит джорнэл» так цитировала представителя гигантской фирмы «Юнайтед Стейтс стил кор-порейшн»: «Нет сомнения, что русские располагают технологией, которая принесла бы нам большие выгоды». Такие крупные американские компании, как «Дженерал электрик», «Рейнолдс металс», «Кайзер алюминиум» и другие, уже использовали наше машинное оборудование и нашу технологию. Вице-президент «Дженерал электрик» Томас Пейн заявил, что считает важнейшим достижением своей корпорации подписание с Советским Союзом соглашений о совместной разработке газовых турбин и силовых генераторов.

Даже людям, не сведущим в технике, это говорит, что американцы проявляют интерес к достижениям наших ученых и инженеров. Любопытно вспомнить, что первую торговую сделку с Соединенными Штатами Советская Россия заключила в 1922 году,— тогда нами был приобретен мыловаренный завод стоимостью 40 тысяч долларов. С тех пор много воды утекло, и многое изменилось! Так, взаимные поставки по контракту, подписанному с американской компанией «Оксидентэл петролеум», оцениваются в 8 миллиардов долларов. Это самое крупное в истории межгосударственное экономическое соглашение!

Журнал деловой Америки «Юнайтед Стейтс ньюс энд уорлд рипорт» резонно отмечал: «Мы больше не можем позволить себе роскоши ограничения торговли с СССР в то время, когда эта политика не дает абсолютно никаких результатов. Состояние нашего платежного баланса уже не такое, чтобы мы могли продолжать подобную политику».

К такому трезвому выводу приходит все больше и больше деловых людей Америки. Вот один пример из множества.

Фешенебельный и, разумеется, очень дорогой отель «Сенчюри Плаза» расположен в самой представительной части города-гиганта Лос-Анджелеса, рядом с Голливудом. Я прохожу по холлам и коридорам отеля, на каждом шагу мне встречаются капитаны американского бизнеса, и создается впечатление, что вся элита делового мира США вдруг собралась вместе по какому-то чрезвычайному поводу. Многолюдно не только в холлах и коридорах, полно людей и в ресторане, и в залах для приемов, и в залах, приспособленных для заседаний, а некоторые номера превращены в своеобразные секретариаты, где только что размноженные большими тиражами документы разложены по столам, стульям, креслам и коврам. По-деловому, совсем не уважительно, а настойчиво и требовательно, трещат всюду телефонные звонки, озабоченно снуют служивого вида молодые люди. Словом, «Сенчюри Плаза» не просто роскошно живет и благодушествует, а напряженно работает. Идет очередная сессия американо-советского торгового и экономического совета.

Четыреста пятьдесят ведущих американских бизнесменов прибыли сюда. Они представляют четверть валового национального продукта США. В дни заседания совета вышел очередной номер «Бизнес уик», органа американских деловых кругов. Целый раздел, занимающий 42 страницы, был посвящен в нем СССР как одной из крупнейших торговых держав мира и советско-американским экономическим отношениям. В этом номере были опубликованы высказывания многих ведущих американских бизнесменов, выступающих за расширение американо-советских экономических связей. Можно сказать, что выход такого номера «Бизнес уик» факт для США беспрецедентный. Но увы, не по нашей вине сотрудничество это отнюдь не развивается в тех масштабах, какие соответствовали бы промышленному потенциалу обеих стран. Вот какую картину нарисовала газета «Нью-Йорк таймс»:

«Соединенные Штаты и Советский Союз являются двумя самыми экономически развитыми державами в мире. Радужные планы расширения торговли между США и СССР несколько лет занимали умы американских бизнесменов и советских официальных лиц. Рассчитанный на 25 лет (и на 6 миллиардов долларов) проект получения якутского газа и транспортировки его по газопроводу и затем танкерами в США казался вполне реальным в 1972 году. Сегодня этот план нереален, во всяком случае как советско-американский проект; так же нереальны и многие другие планы эры разрядки. Две экономики, американская и советская, плывут одна мимо другой, словно два корабля в ночи».

Невеселая картина! Она никак не соответствует логике (исторического развития, углублению разрядки, интересам народов США и СССР, интересам американского бизнеса, наконец.

После завершения сессии Американо-советского торгового и экономического совета в Лос-Анджелесе состоялась очень теплая встреча руководства делегаций обеих стран. Ее организовал у себя дома известный американский бизнесмен А. Хаммер, который еще в 20-е годы установил деловые связи с нашей страной. Затянувшаяся на несколько часов дружеская беседа лишний раз: показала, что у обеих сторон, американской и нашей,, есть большое желание значительно расширить торговлю-между США и СССР. Слушая выступления крупнейших американских бизнесменов в такой неофициальной обстановке, в узком кругу, я еще раз убедился в полной абсурдности той политики, за которую цепляются противники разрядки и американо-советского сотрудничества.