Американский плохиш

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Автор: Эдди Кливленд

Название: Американский плохиш

Количество глав: 42

Переводчик: Иришка Дмитренко

Редактор: Ника Гарская

Обложка: Евгения Кононова

Переведено для группы: vk.com/bambook_clubs

Аннотация

Я потерял своих людей. Потерял свою ногу. Потерял карьеру. И все, о чём я мог думать, была Лорен.

Я покинул Вест-Поинт с двумя вещами: разбитым сердцем и обещанием, что никогда не допущу этого снова.

Теперь я снова в Колорадо, как военный герой. Нахер это, я - знаменитость.

И каждая девушка желает раздвинуть ноги перед Капитаном Америка. Так, почему же я хочу только её?

***

Даже с одной ногой Мак Форрестер не потерял своей самонадеянности.

Прошло десять лет с того момента, как он ушёл, но под его татуировками я всё равно вижу парня, который разбил мне сердце, выбрав страну вместо меня.

Я говорила себе, что с меня хватит.

С ним покончено.

Один взгляд в его кристально-голубые глаза, и я знала, что всё это ложь. Теперь он хочет меня вернуть, но десять лет — долгое время. Есть столько всего, о чём он не знает.

Например, о своём ребёнке.

Глава 1

Лорен

2004

— Эй!

— Потряси её, как фотку из полароида, — кричим мы в унисон. Я окружена своими самыми близкими толкающимися подругами в платьях, которые ещё пригодятся нам на роль подружек невесты. Не могу поверить, насколько мне весело. Оглядываюсь на Беки, а она трясёт своей попкой, словно ищет на неё приключения. Она сейчас в самом расцвете. Спустя месяцы наших попыток заставить её по-другому посмотреть на тему нашего выпускного бала, всё наконец-то срослось. И, должна признать, выглядит это эффектно.

Когда она впервые на собрании совета выдвинула идею «Сказочной» темы, я закатила глаза больше, чем кто-либо. Справедливости ради, её первая вечеринка была не самой лучшей. Слава Богу, нам, и вправду, удалось развить её идею Диснеевской принцессы вместо той, от которой у меня жуткие детские воспоминания из-за страха перед Микки Маусом. Мы переделали её в потрясную постановку, в центре которой мы сейчас и танцуем. Белые, серебристые и бирюзовые шарики по несколько штук привязаны под потолком, что создаёт видимость магических облаков. По крайне мере, так они выглядят при таком освещении. И мили шёлковой ткани, драпирующей стены комнаты по периметру, превратили Гольф Клуб Колорадо в танцпол мечты для выпусков 2004 года, на котором можно танцевать всю ночь напролёт.

Такое чувство, будто бы сегодня всё идёт идеально, и вечер с уверенностью можно назвать сказкой. Всего лишь неделю назад я плакала в кабинете своего врача из-за ушной инфекции, от которой голова кружилась так, что я думала, не то что не потанцую на выпускном балу, а никогда не попаду на него. Я ревела, как четырёхлетний потерянный в универмаге ребёнок, когда доктор Клебес подтвердил, что мне нужно пропустить один день школы, и пропить курс антибиотиков, пока всё не будет в порядке.

— Но… но мой бал! Моё платье! Мне нельзя болеть. Я не могу пропустить его!

Я не горжусь тем, что плакала навзрыд. Он сказал мне, что сегодня же я буду в порядке, если хорошенько отдохну, буду пить много воды и принимать таблетки. Оказалось, он знал, о чём говорил, и моё временное помешательство было понапрасну.

Думаю, в итоге все степени на его стене что-то да значили.

Когда песня «OutKast» заканчивается, я и мои девочки стоим в кружке и просто пялимся друг на друга, ожидая следующего трека, который скажет нам, что делать. Это будет ещё одна быстрая песня? Стоит ли нам оставаться в нашей маленькой банде из кружев и блесток? Или изменение ритма отправит нас на поиски парней, с которыми мы сюда пришли?

Королева выбирается лишь в восемнадцать…

Она немного не ладит сама с собой…

Мы быстро разбегаемся в разных направлениях, как только Адам Левин начинает свою серенаду. Не нужно слишком много времени, чтобы заметить Мака. Он именно там, где я его и оставила три песни назад. К счастью для меня, он выглядит так же сексуально, как и три песни назад.

Я пробираюсь через преграды в виде столов и стульев, пока не достигаю задней стены, к которой он прислонился. Если бы я не знала его настолько хорошо, подумала бы, что он прячется.

К сожалению для него, его нелегко не заметить. Высокий, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, с мощными плечами, которые не может скрыть даже пиджак, ему сложно будет укрыться за растением в углу или чем-то ещё. Лицо Мака способно заставить растаять каждую девушку в комнате, а тело — это всё, чего они могут пожелать рядом с собой в постели. Это, и всё внимание, которым он постоянно окружен, заставляет меня ревновать, но ему всегда плевать на всех, кроме меня. Так было с тех времён, когда мы были детьми, и будет, пока мы не состаримся. Кроме этого, все знают, что Мак — занят. Пусть попробуют свои шансы с Камероном Армстронгом.

Будучи квотербеком футбольной команды высшей школы, у Камерона никогда не было проблем с повышенным к его персоне вниманием девушек. Песочного цвета волосы и глаза глубокого синего оттенка, и тот факт, что он второй по красоте парень в школе, также не причиняет боли. Я бы рассмотрела его в качестве альтернативы, если бы уже не была с самым красивым парнем школы. И если бы он не был неисправимым бабником.

Глаза Мака загораются, когда он видит меня, будто я только что разбудила его ото сна. Я люблю, когда он смотрит на меня вот так. Вы бы не узнали, что в зале есть другие девушки потому как он улыбается мне. Будто я единственная женщина в мире, не говоря уже о танцевальном зале.

— Давай. Твоя очередь потанцевать со мной, — я тяну его за обе руки и пытаюсь оттащить от стены. — Просто потанцуй одну медленную песню со мной, и я больше не буду к тебе приставать, — молю я.

— Нее, эту я пересижу, — он не сдвигается ни на миллиметр. Я могла бы приложить максимум своих усилий, чтобы его сдвинуть, и всё было бы коту под хвост. Его телосложение напоминает кирпичную стену. Твёрдый, точёный, сильный камень, который с тех пор, как мы начали встречаться, заставляет каждую девушку ревновать.

— Только одна песня, — настаиваю я, слабо потягивая его за руки. Он не сдастся. Я знаю, что не сдастся. — Зачем ты пригласил меня на бал, если не собираешься танцевать? — я выпячиваю нижнюю губу, которая, я надеюсь, пошатнёт его. — Я потратила недели на выбор платья, и больше никогда не буду выглядеть такой красивой. Я не хочу тратить эту единственную ночь на то, чтобы простоять у стены.

Ему не нужно знать, что на самом деле это были месяцы. Или, например, то, что я планировала, что надену на выпускной, с начала этого учебного года. Я разгладила руками своё королевское фиолетовое платье в пол. Посмотрев на каждое платье неонового цвета, я отбросила идею скрытой элегантности. Я действительно чувствую себя принцессой в замысловато вышитом бисером лифе, и юбке в пол из шифона. Все, чего не хватает, это хрустальных туфелек.

Туфелек и моего принца.

Мак Форрестер является воплощением многих вещей. Обычно, для его описания используются слова «горячий» или «упрямый». Но он не принц, и единственная вещь, в которой он умел, это снимать с меня одежду.

И её полюбят…

— Песня почти закончилась. Потанцуй со мной всего лишь минуту. Только конец песни, — пытаюсь я снова. Мак просто улыбается и склоняет голову набок.

— Ты и правда выглядишь красиво, — грохочет его голос. — Но я пришёл сюда не танцевать. Я привёл тебя, потому что знал, что для тебя это важно. — Он оттолкнулся от стены, и выпрямился, поднимая мою руку над головой и поворачивая меня в танце. Я прищуриваюсь, и комната вращается вокруг меня. Платье кружится, открывая ноги, а потом снова собирается вокруг лодыжек. Чувствую себя маленькой балериной из музыкальной шкатулки моей матери, на которую я обычно смотрела.

С ней тоже никто не потанцует.

Мак резко дёргает меня к своей груди, и пришпиливает меня к полу своими голубыми глазами.

— Кроме того, на выпускном балу можно сделать гораздо большее, чем это, — он кивает головой на кружащиеся пары позади нас. — Я и правда планирую потанцевать с тобой, — он ухмыляется своей хитрой полуулыбкой, и моё сердце трепещет. Я уверена, что он слышит моё сердцебиение. — Не переживай, я тоже тебя покружу, но для моего танца это милое маленькое платьице придётся снять.

Я не собиралась прижиматься к нему грудями. Это не для того, чтоб подстрекнуть его. Я просто не могу сдержаться. Мак знает, как обворожить меня одним взглядом. Песня сменяется на ещё одну медленную, и мне удаётся вырваться из своего похотливого транса.

— Ладно. Если ты не собираешься танцевать со мной, я найду того, кто это сделает, — я смотрю ему в глаза, и борюсь с желанием впиться в его губы.

— Кого? Почему ты тратишь своё время здесь? Давай выбираться отсюда, Лорен, — его голос пропитан таким желанием. Я почти чувствую, как он им гипнотизирует меня. Но я отказываюсь так легко сдаться.

Каким-то образом я нахожу силы отойти от его тёплого тела и осмотреть зал. Мой взгляд останавливается на Джоеле Брикмэне. Не идеал для долгих отношений, но я знаю, что мой бывший партнёр по химии не откажет в танце. Я ухмыляюсь Маку, и отхожу от него, убеждаясь, что моя походка напоминает походку Шакиры, пока я пересекаю танцпол. Я знаю, что он наблюдает за каждым моим шагом, так что отличное шоу мне гарантировано.

Я шагаю к Джоелу и хватаю его руку.

— Давай потанцуем.

Это не вопрос. Но он, кажется, не против. Он следует за мной по пятам, как послушный щеночек.

Мы быстро растворяемся на танцполе, усыпанном шариками и другими кружащимися парами. Я смотрю на Джоела, и он отвечает мне знакомой улыбкой, которую я видела последние восемь месяцев в научном классе. Его взгляд говорит, что я сделала его ночь. Чёрт, я, наверное, сделала его год. Проверяю через плечо, вижу, как наблюдает Мак, и чувствую себя удовлетворённой, когда самодовольная ухмылка моего парня превращается в нечто другое. В ревность.

Некоторые хотят кольцо с брильянтом…

Некоторые просто хотят всё…

Но всё ничего не означает…

Если ты не со мной…

Джоел скользит со мной по танцполу, и мой обзор на Мака закрывается медленно двигающимися парами. Я, наконец, прекращаю вертеть головой, будто сова, и просто фокусируюсь на парне, с которым танцую. Его огромные карие глаза ищут моё лицо в отчаянии увидеть значимость нашего танца. Я сидела рядом с ним весь прошлый учебный год, но так и не увидела его по-настоящему. Его песочные пряди спадают на лоб и обрамляют его большие глаза. Глаза, которые не прекращали на меня пялиться.

Заглядывать внутрь меня.

Мне нужно, чтоб он прекратил это.

— Я, эм, хотела сказать спасибо, за то, что ты был моим партнёром по лабораторным работам весь этот год. С тобой было потрясающе работать, — я перебиваю его мысли в попытке вытащить его назад в реальность. Не могу больше смотреть в эти глаза. Вместо этого, фокусируюсь на своей руке на его плече. Моя загорелая кожа на фоне его белоснежной кажется поразительной.

— Я честно могу ответить, что мне лишь в удовольствие, Лорен. У тебя получилось с медициной? — у него в глазах такая надежда, будто для него это и вправду важно.

— Получилось, — расцветаю я. Не могу ничего с этим поделать: я чертовски горжусь собой. — Я получила полную стипендию в университете Колорадо. Ты можешь в это поверить?

— Конечно.

Я внезапно понимаю, что мои знания о планах Джоела после выпуска равны нулю. Я разговаривала с ним практически каждый день в течение учебного года, но сейчас, когда я думаю об этом, я не могу вспомнить ничего, что он рассказывал мне о своей жизни. Вообще. Меня омывает волной вины.

— А ты собираешься в университет? — стесняясь, спрашиваю я. Не могу поверить, насколько эгоистичной я была. Мой мозг пытается вспомнить хоть что-то, что я о нём знаю, помимо того, что он хорош в науке и запал на меня. И ничего не приходит на ум.

Если он и обижен, то не показывает этого.

— Да. Я тоже буду в университете Колорадо. Поступил на инженерный.

— Оу, поздравляю, — отвечаю я, и зная это, чувствую себя уродом. Но не настолько уродом, чтобы прекратить искать своего парня, заглядывая через его плечо. Когда я оборачиваюсь достаточно, чтобы спина Мака попала в поле моего зрения, я вижу, что он не выглядит впечатлённым.

Хорошо. Пусть знает, как отказывать мне в танце. Я улыбаюсь сама себе.

Некоторые просто хотят всё…

Но всё ничего не означает…

Если тебя нет со мной…

Я вижу, как Мак пробирается через столы и стулья, и теряю его из виду. Песня почти заканчивается, и в этот раз я замечаю Мака на краю танцпола. Звучит последняя нота, когда он подскакивает ко мне, словно тигр из кустов.

— Спасибо за танец, Джоел, — я улыбаюсь, делаю шаг назад, и упираюсь просто в стену из человека позади себя. Чувствую, как его руки обнимают меня и властно притягивают к себе.

— Хорошо, ты своё доказала. Давай убираться отсюда, — шипит он мне на ухо.

Джоел смотрит на меня, после чего вежливо улыбается у меня за плечом.

— Спасибо за танец, Лорен. Увидимся в кампусе в следующем году, — он пожимает мою руку прежде, чем отпустить её. И прежде, чем я успеваю ответить, меня уже ведут к выходу с таким напором, будто где-то пожар.

Я не переживаю о том, чтобы оглянуться через плечо, когда мы уходим. В этом нет смысла. Моё будущее с Маком.

К чёрту это.

Моё будущее — это и есть Мак. И ностальгия не входит в мои планы.

Глава 2

Лорен

2004

— Куда мы идём? — я позволяю ему вывести себя через центральный вход на ночной воздух. Вместо того чтобы пойти к парковке, он усиливает хватку на моей руке и ведёт меня вниз по склону за забор возле здания.

Мак останавливается и быстро разворачивается, почти сбивая меня с ног. К счастью, его руки подхватывают меня прежде, чем у меня есть шанс подвернуть лодыжку на этих каблуках. Я даже не знаю, почему я вообще позволила своей сестре Челси уговорить меня их надеть. Я из тех девушек, у которых голова кружится уже от сантиметровой подошвы на балетках.

Я отбросила восемнадцатисантиметровые шпильки, которые она выбрала вначале. «Я не стриптизёрша! В них я сломаю свою грёбаную шею!» Я сунула убийственные туфли ей обратно. Она сморщила нос, посмотрев на меня так, как всегда смотрела, когда думала, что я веду себя как ребёнок. Я ненавижу этот взгляд. Я ненавижу его настолько, что теперь семеню в двенадцатисантиметровых шпильках по полю для гольфа, пытаясь не вывихнуть лодыжку.

Мысли от «помощи» модного выбора Челси ускользают, как только я смотрю в кристально-голубые глаза Мака. Даже сейчас, спустя двенадцать лет, я не в силах отвести взгляд. Этот цвет… Он нервирует, и в то же время успокаивает меня. Он как волны, которые набегают на Гавайский пляж. Если вы останетесь на песке и попытаетесь послушать их, вы будете очарованы ими. Вам захочется пойти и окунуться в них, вы будете поглощены идеей укротить их, зная всю опасность, которая кроется под ними.

Мак наклоняется ко мне. Крепко прижимает меня к своему твёрдому телу, и я издаю слабый вздох. Когда его мягкие губы находят мои, мои веки дрожат и опускаются. Грохочущий ритм зала больше не слышен из-за биения моего сердца. Когда Мак отступает, мне нужна секунда, чтобы прекратить вытягивать свои губы в ночной воздух, пытаясь поцеловать призрака.

Мои глаза распахиваются, и на этот раз я могу видеть похоть в глазах Мака. Я оглядываюсь через плечо — мы едва ли отошли на три метра от центрального входа. Эти кедровые ограждения непохожи на хорошее укрытие, которое может спрятать нас от взрослых.

— Мак, если ты думаешь, что мы собираемся шалить прямо здесь… этому не бывать, — мой голос напоминает натянутый шёпот.

— Оу, да, ладно, Лорен. Ты думаешь, я собираюсь сделать нечто такое прямо здесь? — он притворяется обиженным.

Вообще-то, думаю.

Если я и знаю что-то о Маке, а знаю я немало, так это то, что он попробует заняться со мной сексом везде.

В любом месте.

В любое время.

Боже, я думала, что помогаю ему достичь зрелости и сдержанности, когда настояла на том, чтобы мы подождали до моего восемнадцатилетия. Если уж на то пошло, я думаю, что всё это ожидание превратило его в животное. Не то, чтобы я жаловалась.

— Я просто хотел тебя поцеловать. Ничего смешного, — он поднимает руки а-ля «я сдаюсь». — Господи, каким извращенцем ты меня считаешь? Думаешь, как оказаться голой в кустах? Я всегда знал, что ты дикая штучка, — ухмыляется он.

Жар поднимается по щекам, и я отворачиваюсь от него. Не хочу, чтоб он увидел то, что и так написано у меня на лице: эта идея и правда меня возбуждает.

— Ну, чем мы тогда займёмся?

— Увидишь, — его глаза всего на мгновение загораются ярче, чем звезды над нами, и мне интересно, не вернуться ли мне назад к политике в стиле «никакого секса на заборе». Он переплетает наши пальцы, и поддерживает другой рукой под локоть, пока мы направляемся за загородный клуб. Огней становится меньше, когда мы пробираемся вокруг здания к задней стене, и натыкаемся на тьму вокруг гаража.

Какого…?

— Ладно, подожди здесь секунду. Я вернусь меньше, чем через минуту. Обещаю, — он заглушает мои вопросы быстрым поцелуем и быстро убегает по траве в тень.

Я морщусь, когда вижу, что он приближается к гаражу. Из двери показывается парень, которого Мак едва ли знает. Они выглядят, как старые друзья, обнимая друг друга за плечи и смеясь. Я наблюдаю, как Мак выуживает кошелёк и даёт пару купюр парню, который исчезает внутри гаража. Он покупает наркотики? Нет, это не похоже на Мака. Какой-то косяк? Более вероятно, но не уверена, зачем ему тогда возвращаться сюда. На вечеринке после бала будет море выпивки.

Я наблюдаю, как Мак ждёт у двери, и слушаю кузнечиков где-то далеко, ощущая ночной воздух на коже. Безмятежность — краткосрочна, когда потрескивающий звук доносится до моих ушей. Ворота гаража открываются, скользя вверх, и белый свет пронзает темноту. Внутри находятся ряды гольф-каров, выстроенных в линию, будто солдаты.

Парень запрыгивает в один из стоящих перед воротами, заводит его и останавливается перед моим мальчиком. Я наблюдаю, как они пожимают руки, и теперь Мак запрыгивает в гольф-кар, и выезжает на траву ко мне, пока дверь гаража скользит назад, скрывая секрет. Его самодовольная улыбка снова на месте, когда он останавливается возле меня. Я не могу не улыбнуться ему в ответ.

— Запрыгивай, — он обыденно хлопает по пустому сидению рядом с собой. Будто мы сейчас не нарушаем несколько законов одновременно. Будто мы собираемся провести несколько раундов игры в гольф и позабивать мячи в лунки.

Я уверена, что несколько раундов мне обеспечено, и мне даже придётся прибегнуть к тактике кратковременных и длительных ударов.

Какая девушка сможет сказать «нет»?

Глава 3

Лорен

2004

Я забираюсь в гольф-кар. Как только мне удаётся заправить платье вокруг ног, Мак мчится по зелёной траве.

— Ого, притормози. Я не хочу, чтобы эта штуковина перевернулась! — для баланса я хватаюсь за стойку над головой.

— Расслабься. Ты же знаешь, что я тебя поймаю.

Я и правда знаю.

Я знаю, что он приглядывает за мной с тех пор, как мне исполнилось шесть, и я упала с велосипеда «Rainbow Brite». Он смахнул мелкие камешки с моих коленей и вытер слёзы с моих глаз. Не могу даже сосчитать количество раз, когда он успокаивал меня с того самого дня. Не могу представить, сколько ещё будет таких раз в будущем. Мак опускает руку на моё плечо, и я кладу голову на его, вдыхая его запах. Куда бы мы ни ехали, я знаю, что с ним безопасно.

Он ведёт гольф-кар вверх по некрутому склону, и я слушаю ночь, пока потоки воздуха пролетают мимо нас. Если я прислушаюсь, я почти услышу историю ветра. Нашу историю, которая проигрывается, а наша судьба — разворачивается. Я почти могу услышать песни и смех нашего детства, уже стёртое любовным шёпотом прожитых лет.

Мак достигает верха склона и останавливает гольф-кар. Он спрыгивает на траву, и достаёт покрывало из-за заднего сидения. Он ловко расстилает его на траве и подходит ко мне, чтобы помочь выбраться из гольф-кара.

Сбросив шпильки, я ступаю на прохладную траву. Как только мы достигаем покрывала, я замечаю отражение луны и звёзд в небольшом озере внизу.

— Оно такое красивое!

— Это озеро выглядит болотом по сравнению с тобой, — отвечает он низким голосом. Мак становится за мной, и скользит по мне руками. Его губы быстро находят свой путь к нежному местечку на моей шее, что как он знает, заводит меня. Помню, когда в седьмом классе Мак оставил засос на этом месте, мама даже не была удивлена. Я улыбаюсь от воспоминания и закрываю глаза, когда язычки желания покалывают кожу.

Он берёт моё лицо в свои руки, и разворачивает мою голову к себе, чтоб найти мои губы. Наши языки танцуют друг с другом под песню, которую можем слышать лишь мы одни. Мак прижимается своим твёрдым телом к моему, и я выгибаюсь, инстинктивно выставляя попку перед его членом. Бабочки просыпаются от бешеного желания внутри меня, которое возникает лишь от одного ощущения его возбуждения сквозь ткань. Мы занимаемся сексом всего пару месяцев, но каждый раз это по-новому и грязно. Надеюсь, этот трепет никогда никуда не исчезнет.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Вижу его глаза, пока он раздевает меня. Его губы в миллиметре от моей щеки, его дыхание жаром обдаёт мою щёку, превращая тёплую ночь в морозную. Едва касаясь, Мак пробегает пальцами вниз по моему лицу, пока смотрит на меня, будто растворяется в нас. Растворяется больше, чем в этом моменте. Больше, чем просто в сексе. В нас во всех смыслах.

Его взгляд проясняется, и он прижимается ко мне губами в грубом поцелуе.

Его руки находят молнию, и он быстро стягивает с меня платье, чтобы моя грудь, наконец, встретилась с ночным воздухом. Мак осыпает мою шею мягкими поцелуями, спускаясь к ключице. Внутренности скручивает в ожидании его влажного рта на моём соске. Когда он, наконец, смыкает на нём губы, я откидываю голову назад и смотрю на яркую луну, пока волны удовольствия пробегают по мне. Обняв его за шею, я практически вишу на нём, растекаясь от его ласкающего языка. Воздух, словно лёд, когда он отпускает мой левый сосок, и переходит к правому, и я выгибаю спину, надеясь, что он никогда не остановится.

Бешеное желание расцветает между ног и увлажняет трусики. Пока его язык кружит по моему соску и дразнит его, я кричу звёздам, удивлённая своим собственным голосом. Мак останавливается, и смотрит на меня. Его ухмылка уже тут как тут.

— Прости… Это было немного громко, — я уставилась вниз.

— Мммм, мне это нравится, — дразнит он. — Давай посмотрим, смогу ли я заставить тебя кричать по-настоящему громко.

Он тянет меня вниз на покрывало и вниз по моему телу стягивает платье, пока я ёрзаю в нетерпении избавиться от него. Как только платье достигает лодыжек, он отбрасывает его на траву рядом с нами, словно ненужную мысль. Обычно, лежать под ним лишь в одном кружевном белье, когда он ещё полностью одет, заставило бы меня чувствовать себя застенчивой. Но сегодня, когда всё наше освещение — это луна и звёзды в сочетании с его взглядом на меня, заставляет меня приподняться на локтях, и склонив голову набок, упиваться счастьем оттого, что он смотрит.

— Боже, Лорен, ты такая красивая, — его голос слегка охрип.

— Спасибо, — шепчу я в ответ. — Как насчёт того, чтобы позволить мене увидеть тебя голым? — я пробегаюсь взглядом по его смокингу, и чувствую, как бабочки трепещут своими крылышками внутри меня только от мысли о том, что он будет раздеваться.

— Тебе не придётся просить дважды, — он сбрасывает свой пиджак и тот оказывается на траве. Остальная одежда быстро следует туда же, и превращается в гору возле нас. Его точёные мышцы бросают вызов моим глазам, потому что я не могу сфокусироваться на одном месте.

Он склоняется надо мной, и его тёплые пальцы скользят под краями моих трусиков, поддевая и натягивая, пока он не стягивает их с меня. Я усаживаюсь, и запускаю пальцы под резинку его боксёров. Мне до сих пор неловко раздевать его. Я медленно стягиваю их вниз, пока его член не выскакивает полностью, подпрыгивая перед моим лицом. Я не могу не втянуть воздух. В отчаянии почувствовать, пытаюсь пальцами обхватить его, но Мак мягко толкает меня на спину.

— Я хочу тебя, Лорен. Хочу быть в тебе, — он опускается на меня, обнимая с обеих сторон сильными руками. Мои глаза прикованы к его внушительному бицепсу, а потом к лазурному цвету его глаз.

— Ты готова? — мурчит он.

Я киваю и прикусываю губу, пока он прижимается головкой к моей скользкой щёлке. Он толкается в меня, и я чувствую, как моё тело открывается для его толстого члена. Даже если это наш не первый раз, мне всё ещё немного больно, когда он толкается бёдрами и полностью хоронит себя во мне. Я обнимаю его за шею. И осознаю всепоглощающую потребность почувствовать соприкосновение его кожи к своей. То, как его тело накрывает моё, успокаивает, будто тёплое одеяло в грозовую ночь.

Мак входит в меня миллиметр за миллиметром, пока его бёдра не касаются моих. Я шире раздвигаю ноги, обхватывая ими его ноги, позволяя ему наполнить меня ещё больше. Когда он выходит и снова вколачивается в меня, от боли, которая приходит вместе с удовольствием, я хватаю ртом воздух. Мак врезается в меня, и я подаю бёдра ему навстречу, пытаясь почувствовать его настолько глубоко внутри, насколько это возможно.

Он опускает голову вниз, и втягивает мой сосок в рот, жёстко посасывая его. Клянусь, я вижу звёзды, и не те, что в небе над головой. Тепло нарастает в моём животе, пока его член скользит во мне. Маленькие волны экстаза проносятся сквозь меня, ведь наши тела идеально подходят друг другу. Его дыхание ускоряется, а движения становятся рьяными, когда волна удовольствия и блаженства накрывает меня, заставляя меня выкрикивать имя Мака во тьму. Я чувствую, как его сперма наполняет меня внутри, пока он рычит мне в шею, а его прижатые к моим бёдра содрогаются.

Мы не двигаемся. Просто лежим здесь, слушаем ночь и наше дыхание. Кузнечики застрекотали вновь. Думаю, они никуда и не девались, но я снова могу их слышать. Они поют для нас. Мне хочется думать, что это аплодисменты. Мак выходит из меня, и немного его спермы капает на покрывало. Мне плевать. Он не какой-то бабник. Мы первые и последние друг для друга.

— Я говорил тебе, что смогу заставить тебя кричать по-настоящему, — он гордо выдыхает. Он был прав. Впервые мне даже не стыдно.

— Это было невероятно, — я не говорю ему, что это был первый раз, когда я получила оргазм от секса. Не хочу обидеть его эго.

— Ты невероятная, — лёжа на спине на покрывале, он подтягивает меня к себе и держит в своих объятиях. Мы вместе смотрим в ночное небо, и никто из нас не спешит одеваться. Я чувствую, что могла бы пролежать в его руках вечность. По крайней мере, до восхода солнца. Ранние игроки в гольф не согласятся на вечность.

— Не могу поверить, что это конец. Конец и начало. Знаешь, я и правда чувствую, что мы вместе начинаем новую главу, — бурчу я, вдыхая сладкий запах свежескошенной травы и его одеколона. Он не отвечает мне. Я надеюсь, что он не спит.

— Хотя, знаешь, что? Не могу дождаться всех последующих глав, — продолжаю я. — Не могу дождаться, когда мы впервые купим футоновый матрас и отправимся в бакалею загружать тележку лапшой. Не могу дождаться, когда мы поженимся. Ну, знаешь, после колледжа, я имею в виду. И когда у нас появятся дети. Думаю, двоих детей будет достаточно, как думаешь? Я даже с нетерпением жду, когда мы состаримся, и сгорбленные будем держаться друг за друга, — улыбаюсь я в небо.

Ничего. Только дыхание Мака. О, боже, он заснул.

— Мак?

— Ага.

Или нет.

— Почему ты ничего не говоришь?

Стрекот кузнечиков становится ещё громче. Они не то, что аплодируют, они насмехаются надо мной.

— Мак?

Дерьмо. Я, наверное, напугала его своим шестидесятилетним прогнозом нашего будущего.

— Эй, ты ведь знаешь, что я просто болтаю, да? У меня нет каких-то грандиозных планов так далеко…

— Лорен, мне нужно тебе кое-что сказать.

Двойное дерьмо.

Он садится рядом со мной и выпрямляется. Его брови сходятся на переносице, а губы кривятся в ухмылке.

— Что происходит? Я напугала тебя нашим будущим?

— Нет, дело не в этом.

— Тогда в чём?

— Лорен, я поступаю в Вест-Поинт.

— Вест-Поинт? Военную академию? Почему ты мне хотя бы не сказал, что подаёшь туда документы? В Нью-Йорке? А как же моя стипендия? Наши планы? Когда ты собираешься туда ехать? — вопросы слетаю с моего языка быстрее, чем мозг успевает их формулировать.

Мак смотрит вниз на свои руки, а потом мне в глаза.

— Я уезжаю через три дня.

Глава 4

Лорен

2004

— Три дня? — кричу я.

Я ищу на его лице признаки того, что это какая-то запоздалая шутка. Вокруг его глаз нет даже морщинок, будто он смешал горчицу с глазурью, и выдал мне рецепт блинчиков, от которых меня будет воротить до конца жизни. На его губах нет даже намёка на ухмылку, как и тогда, когда он рассказал мне, что его бабуля с дедом — нудисты просто перед тем, как припарковаться перед их домом, чтобы поужинать с ними. Вместо этого, я встретилась с самым честным взглядом, который говорил мне, что он меня любит.

— Мак, о чём ты говоришь? У нас уроки в понедельник. Зачем ты трахаешься со мной? — его взгляд не дрогнул. Он не взорвался смехом, и не прервал момент смешным «Попалась!».

— Я знаю, что уроки. Просто я еду в кампус. Как только тебя отмечают, можно на неделю пропустить школу, и прочувствовать тамошнюю атмосферу. Я не уеду до июля, — он проводит рукой по своим тёмно-каштановым волосам, которые слегка спадают на его шею.

Мой мозг бесконтрольно функционирует. Я могу отключиться. Я пьяна? Это сон?

— Ты серьёзно? Ты просто решил меня бросить? В вечер выпускного? Как долго ты это планировал? Когда ты подал туда заявление? — меня бросает в море злости и отчаяния.

— Я не хотел просто взять и сбросить это на тебя. Заявление я подал прошлым летом, и почти год проходил всё их подготовки. Это огромный процесс. Мне нужно одобрение от нашего конгрессмена. Данные по моим атлетическим способностям, балы по Стэндфордскому экзамену, навыки лидера, как и любая мелочь, которую они могут взять и проанализировать. Я не хотел всё это делать, прикладывая максимум усилий, и потом видеть жалость от тебя и всех остальных, если бы меня не приняли.

— Это безумие! — я вскакиваю, и хватаю свою одежду. — Не могу поверить, что ты принял такое серьёзное решение, — я скачу на одной ноге, пытаясь попасть другой в свои скрученные трусики. — И даже не упомянул о нём ни разу, — я ступила в своё платье, и натянула его до плеч. — А что с моей стипендией здесь? Ты знаешь, что я не могу просто всё оставить и уехать на восток. Чёрт возьми, я даже не подавала документы ни в одну из школ Нью-Йорка! Застегнёшь или нет? — я указываю большим пальцем через плечо, и Мак подчиняется. Его пальцы посылают слабое покалывание вниз по моей спине, но я моргаю и прогоняю это ощущение, позволяя недоверию и смятению управлять мною сейчас. — Ты обо мне хоть секунду думал? Каким придурком нужно быть, чтоб сделать такое?

Если он хотел заставить меня кричать, он своего добился.

— Уймись. Конечно, я думал о тебе. Ну а ты думала обо мне? Господи, я думал, ты будешь мной гордиться. Думал, люди поймут насколько это важно для меня. Ты знала, что я хотел служить в армии с тех самых пор, когда Бен… — его голос дрогнул.

Я помню, когда умер его брат. Этот день помнит вся нация и скорбит. Нам было пятнадцать, и Мак был так горд своим старшим братом, который после окончания колледжа отправился в Нью-Йорк на финансовую должность низшего уровня. Мы с ужасом наблюдали, как пали башни-близнецы. Они в замедленной съёмке рушились снова и снова, на каждом новостном канале.

Мак и его родители до последнего надеялись, что Бен позвонил на работу и сказался, что заболел, или собирался показаться на работе позже. Они оставляли одно голосовое сообщение за другим, которые так и остались без ответа. Я видела, как надежда таяла.

Когда мы увидели группу посетителей и сотрудников, стоящих в окнах, держащихся за руки, и выпрыгивающих из горящих зданий, мы плакали. Я держала Мака в своих объятьях, пока его тело сотрясалось от рыданий. Он кричал на телевизор и давился от слёз.

— Зачем вы прыгаете? Вы всё ещё можете спастись! Зачем они прыгают?

Он так отчаянно хотел поверить в то, что их всё ещё можно было как-то вызволить. Будто была какая-то служебная лестница, до которой ещё не добрался огонь и дым. Будто существовала настолько высокая лестница, чтобы до них добраться.

Это был единственный раз в моей жизни, когда я видела его слёзы.

Позже, когда было подтверждено, что в тот день Бен пропал без вести, Мак признался мне: он надеялся на то, что его брат был среди прыгнувших. Ему нравилась идея того, что он встретился с Господом на его условиях, и не страдал.

С того дня я знала, что Мак хотел пойти в армию. С того дня, как он потерял Бена, с того дня, как у нашей нации вырвали сердце, он поклялся, что, если ему выпадет шанс бороться против террористов, он его использует. Тем не менее, я всегда думала, он присоединится к местному отделению, и мы вместе сможем строить нашу жизнь здесь, в Колорадо. Я понятия не имела о том, что он присоединится к самой элитной военной академии в стране. Но снова-таки, Мак никогда не делает ничего вполсилы.

— Ты хоть имеешь малейшее понятие, как тяжело попасть в Вест-Поинт? Они принимают только десять процентов из всех, кто подаёт туда заявление, — продолжает он. — Тебе не должно быть больше двадцати трёх, ты не должен быть женат, не должен иметь детей, должен пройти собеседование, тестирование, — он перечисляет каждый пункт на пальцах.

Десяти пальцев недостаточно для всего перечня. Я на мгновение закрываю глаза, и делаю глубокий вдох.

Чувство такое, будто каждый камешек фундамента для нашего совместного будущего исчезает с каждым пунктом, который он буквально рычит.

— Общественный деятель, — произносит Мак.

Пуф! Исчезает даже картина нас, стареньких, прогуливающихся вдвоём в воскресенье.

— Медицинское обследование, — теперь его голос звенит отдалённо.

Пуф! Секс на футоновом матрасе и пикники в лесу растворяются и исчезают в облаке пыли.

— Ты хоть слушаешь меня? — я открываю глаза, а Мак стоит передо мной. Дюймы между нами ощущаются милями. Только сейчас я понимаю, что он так и не оделся, и его мышцы и голый член выставлены напоказ, как и его душа, а я не смею посмотреть на них.

— Да. Просто думала. Я на самом деле горжусь тобой, Мак. Правда, — мой голос срывается. — Но что насчёт нас? Я думала, мы останемся вместе навсегда, ты и я, — крупные слёзы собираются в уголках моих глаз, и я быстро моргаю.

— Лорен, мы всё ещё можем быть вместе. Есть множество пар, которые поддерживают отношения на расстоянии во время колледжа, — он нежно сжимает мою руку, и на краткое мгновение я ему верю. То есть, конечно, я не слышала, чтоб отношения на расстоянии когда-нибудь сработали. Эй, я могу ошибаться. Правильно?

— А потом что? — реальность заползает обратно, заковывая меня в кандалы на задворках моего мозга. — Что будет, когда мы окончим колледж? Тебе не нужно будет уезжать в командировку? Или писать письма? Непохоже, что это на четыре года, Мак. Это похоже на вечность. Я… я просто не могу этого сделать.

— О чём ты сейчас говоришь? Ты рвёшь со мной? — его лицо искажается, а глаза прищуриваются так, словно понимание ослепляет его. Конечно, он, наверное, подумал о такой возможности.

— Нет, я не хочу тебя бросать. Я хочу, чтоб ты остался здесь со мной в университете Колорадо, во что ты и заставил меня поверить. Я хочу, чтобы ты вырос со мной, и в один прекрасный день я хочу от тебя детей. Это ты сбегаешь на восточное побережье, чтобы облегчить свои страдания из-за прошлых воспоминаний, — я прикусываю язык, но слова уже сказаны. Я не могу забрать их. Мак отступает назад из-за моей тупой ошибки, которая физически выбивает из него весь воздух.

— Мой брат, — шипит он сквозь зубы, — непросто воспоминание. И если ты не можешь поддержать меня и мою мечту, если ты не можешь быть счастлива за меня в том, что я заслужил нечто, за что боролся, значит, это и правда лучшее решение в моей жизни. Потому что на следующие десять лет оно спасёт меня от разочарования в том, что я просто потеряю время на отношения, которых уже нет.

Взмах моей руки перед лицом, словно взмах крыла колибри, и обжигающая боль расползается по ладони, когда я отвешиваю ему пощёчину. К счастью, шлепок от удара не слышен из-за моего колотящегося сердца. Мы оба пялимся друг на друга. Слёзы жгут глаза и скатываются по щекам.

— Я хочу пойти домой, — мой голос холоден, словно лёд. Мак не хватает меня и не притягивает к себе. Не запускает руку мне в волосы, и не говорит мне, что всё будет в порядке. Вместо этого, он натягивает свою одежду, подходит к гольф-кару, и стиснув челюсти, пялится вперёд.

Я сажусь на сидение рядом с ним, и мы, пока едем назад к загородному клубу, не произносим ни слова. Воздух замерзает, когда хлещет меня по ушам, и я слышу, как история нашей любви развевается по ветру. Но в этот раз, её стоит рассказывать в прошедшем времени.

И ничего никогда не будет, как прежде.

Глава 5

Мак

2012

— Я буду счастлив, когда мы навечно склоним на свою сторону сердца и умы, сэр, — бурчит капрал Томпсон, пока съёмочная группа занята снимками ландшафта.

Ландшафт. Вот умора. Под ландшафтом я подразумеваю бескрайнее море песка. Мы недостаточно высоко, чтобы в полной мере насладиться горами Афганистана, вместо этого мы сидим в его недрах. Песчаные, грязные, коричневые просторы тянутся настолько далеко, насколько может охватить взгляд.

— Не опускай голову, капрал. Эта разведывательная операция последняя и продлится не более сорока пяти минут, а после мы сможем вернуться на базу и перекусить, — уверяю я его.

Правда в том, что я понятия не имею, сколько времени понадобится на эту экспедицию. Каждый раз мы проходим адские пол-акра, чтобы встретиться со старейшинами села, и переговорить с ними о том, что собираемся помочь, а не навредить им или их детям. Я не могу перестать думать о том, что всё это какая-то национальная шутка.

Люди — не идиоты, они понимают цели пропаганды, когда видят их. Тяжело захватить страну в войне, а также попытаться убедить её жителей в том, что ты не враг. Это настоящая битва, и я даже не уверен, сможем ли мы победить в ней.

— Скажу тебе, что не могу дождаться, когда вернусь назад. Надеюсь, с учётом временных поясов, ещё не поздно для звонка Надин, — прищурившись, Томпсон поворачивает голову, пытаясь в голове решить уравнение с временными зонами. — Три недели.

— Они пролетят незаметно, капрал, — уверяю я.

И я знаю, что это ложь. Дети, ждущие нас на Рождество, нас не увидят. Патока покажется Олимпийским бегуном по сравнению с тремя последними неделями после четырнадцатимесячной службы. Сейчас мне почему-то показалось, что ещё только вчера я обживался в кампусе. Но вместо этого чувство такое, будто этот отрезок времени растянулся длиной в мою собственную жизнь. Будто я родился на этой войне. Будто и умру на ней.

— Не переживай, скоро вернёшься к ней.

Я наблюдаю, как съёмочная группа канала CNB собирается вокруг седовласого ведущего новостей, который приехал сюда, чтобы заснять кусочек нашей жизни здесь. Они следовали за нами всю грёбаную неделю, прерывая нашу обычную рутину и оттаскивая ребят, чтобы те дали интервью. Хотя, это дикая природа. Без выпуска новостей мы бы не получали помощь из дома. Люди слишком напуганы моралью войны, и забывают, что настоящие люди оторваны от настоящей жизни, чтобы за неё бороться.

Парень из новостей, Купер Сандерс, был потрясающим настолько, насколько эти ребята вообще могут быть. Он всей душой берётся за дело, чтобы самому испытать что-то. Когда я впервые его встретил, я занёс его в ряды типичных голливудских парней. Полон ботокса и бравады, но он быстро с нами поладил. Шутки ради, в полном обмундировании он даже вместе с нами преодолевал препятствия, которые возникали на нашем пути. Мне кажется, он хороший. Даже если он и в гриме.

Я провожу взглядом по его личному помощнику Тиффани. Она явно наблюдает за мной уже продолжительное время, и её лицо, когда она замечает, что я на неё смотрю, начинает светиться, как стоваттная лампочка.

Мне не стоило её трахать.

— Я надеюсь, ты прав, капитан, — продолжает Томпсон. — Просто знаешь, у меня просто плохое предчувствие. Я знаю, что осталось несколько недель, но я не перестаю думать о том, что именно в это время мы попадём в дерьмо. Если бы я мог обрезать всё концы, и поехать домой сегодня, я бы прыгнул на первый попавшийся самолёт. Я просто хочу вернуться к своей женщине и увидеть своего сына.

— Мы знаем, Томпсон. Мы знаем, — перебивает капрал Армстронг. — Чувак, большинство парней просто хотят попасть домой, и заполучить какую-нибудь вагину. Но ты… Всё, о чём ты трещишь, это о встрече с младенцем. Я… Ну а я собираюсь вернуться в штаты, и попытаться заделать ребёнка с каждой девушкой, которая даст мне в любое время дня. Просто попытаться заделать их, если ты не против. Не то, что я полноценно хочу их иметь, как этот гормональный парень, — Армстронг закинул руку на шею капрала Томпсона, и зажал его голову под мышкой.

— Отвали нахрен, Армстронг, — он выворачивает свою голову и отступает назад. — Я не гормональный. У меня дома родился ребёнок, и я даже никогда его не видел. Тебе этого не понять. Пока не найдёшь кого-то, кто полюбит тебя больше, чем на одну ночь, или более, чем твои пятьдесят баксов, не поймёшь.

— Ну, твоя мамочка не против пятидесяти баксов, которые я ей иногда подкидываю. Я просто говорю, — дразнит его Армстронг.

— Мужик, моя мама — хорошая женщина. Я тебе говорю, она милая, религиозная женщина. Она не имела бы ничего общего с твоей низкопробной задницей, — улыбается Томпсон. Будучи рядом больше, чем год, парни часто ржут над дерьмом друг друга, и высмеивают друг друга на меньшее. Они говорят, что морская пехота — это братство, но я говорю, что это нечто больше. Я всегда ладил со своим собственным братом, но существующая между мной и ребятами связь гораздо глубже той.

— Что насчёт тебя, капитан? Собираешься домой, чтобы найти себе хорошую женщину и осесть с ней? Или подкинешь пятьдесят баксов мамочке Томпсона? — спрашивает Армстронг подмигивая.

Томпсон бьёт локтем по его рёбрам, но на этот раз ничего не говорит в защиту своей бедолашной мамы.

— Не-а. Ребята, вы знаете, что я женат на морской пехоте. Она даёт мне крышу над головой, и кормит меня три раза в день с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, — отвечаю я.

— Глядя на щенячьи глазки той загримированной чики, могу сказать, что ты уже нашёл себе киску здесь, не так ли? — слишком громко заявляет Армстронг.

Он так и остался хером, которым был ещё в старшей школе. Когда я окончил первые курсы подготовки командного состава, и был назначен командиром этого взвода, я был шокирован, увидев его в своих рядах. Камерон Армстронг был многообещающим квотербеком нашей школы. Он должен был окончить университет и играть в футбол в колледже за «Быков Колорадо».

Вместо этого, он за своей интуицией последовал в армию. Как-то я спросил его, жалеет ли он об этом. Он ответил, что единственная вещь, которую бы он изменил, это присоединился бы раньше. Кстати говоря, когда контракт Армстронга закончится, он чётко дал понять, что после этого собирается побросать мяч в колледже. Нам нравится подкалывать его задницу и говорить ему, что «Быки» не возьмут такого старика, как он, но он только отмахивается. По правде говоря, если кто-то и обладает уверенностью, умением и смышлёностью, чтобы выбраться из армии и вернуться в школу, чтобы играть в футбол, то это будет Армстронг. Я с нетерпением жду дня, когда увижу его игру.

— Придержи лошадей, Армстронг! — шиплю я, вертя головой, как суслик, чтобы понять, слышала ли Тиффани. По дружелюбной улыбке на её лице могу сказать, что, кажется, нет. Или, если и слышала, ей было плевать. Вместо этого, она, глядя на меня, хлопает своими накладными ресницами, и слишком очевидно строит мне глазки.

Говорят, не макайте свою ручку в общую чернильницу. Даже если она не входит в состав взвода, она здесь под нашей защитой. Мне стоило знать это лучше, прежде чем трахать её до потери рассудка при первой же возможности. И при второй. Ну а третий раз был просто из жадности. Чёрт возьми, четырнадцать месяцев — долгое время со старой знакомой, правой рукой. Здесь нельзя просто выбраться в город, и снять себе цыпочку. Это верный путь к тому, что тебе просто оторвут член.

— Я знал это, ты, кобель, — засветились глаза Армстронга. Он поймал меня, и он это знал. — Хорошо тебе, капитан. Я бы и сам забрался в эти трусики, но ты, наверное, уже ждал её по стойке смирно, да?

— Что-то типа того, — отмахиваюсь я от него. Последнее, что я хочу делать, это вести грязные разговоры и том, как я трахнул большие сиськи Тиффани на заднем сидении служебной военной машины США. Мне не нужны подобного рода сплетни о себе.

— Какая разница. Вы двое понятия не имеете, что теряете, преследуя всё эти киски. Когда-то, если вам повезёт, вы найдёте кого-то, ребята. Я вам говорю, когда вы встретите такую девушку, как моя Надин, вы поставите её на первое место. Я никогда не думал о том, что это будет самым важным для меня в армии, но сейчас я знаю, что это моя женщина и мой сын. Это просто меняет мужика, вот увидите. Вы встретите кого-то, кто выбьет вас из вашей игры, и заставит забыть обо всём этом, — Томпсон взмахивает рукой, указывая на весь простор пустыни.

— Ха! Хочешь поставить на это деньги? — я мотнул головой. Не могу даже представить мир, где что-то значит для меня больше, чем морская пехота. Просто я так устроен. — Нее, можешь оставить себе своё домашнее блаженство, Томпсон. Всё, что мне нужно, здесь, в армии.

— Эй, капитан! — к нам подбегает Купер Сандерс, и пыль с каждым его шагом клубится под ногами. — У нас уже есть все снимки, которые нам нужны. Спасибо за то, что были такими терпеливым с нами, — он улыбается, и возле его глаз собираются морщинки, похожие на паутинку. Хотя никаких других морщин на его лице не наблюдается. Для полностью поседевшего человека, возраст, казалось, не тронул его лицо.

— Хорошо. Построиться! — я выпрямляю спину, и созываю свой взвод. В нашей группе сорок дюжих мужчин, плюс ещё восемь из команды CNB. Парни вокруг прекращают хохотать, и строятся. Они знают, что наш перерыв окончен.

— У нас осталась одна разведывательная операция, и потом можно будет назвать это победой. Я знаю, что прошло немало времени. Знаю, что вы устали и проголодались, а тело буквально готово превратиться в лужу, но давайте закончим на хорошей ноте, ребята! — выкрикиваю я, и наблюдаю, как парни равняются, и стряхивают с себя жару, чтобы сосредоточиться на работе. Солдат всегда ставит своё задание превыше всего. Я бы доверил свою жизнь всем и каждому из своих ребят.

Не задумываясь.

Глава 6

Мак

2012

Купер и его команда построились в первом ряду вместе со мной, и мы нога в ногу маршируем к нашей последней на сегодня остановке. Маленькая деревушка Гамбад всего лишь в пятнадцати минутах вверх по дороге. Пятнадцать минут могут вполне походить на пять часов, если ты на ногах с рассвета, но я знаю, что мой взвод смирится с этим и не сломается. Как и всегда.

— Знаете, капитан, я постоянно слышу, что ваши ребята собираются делать через три недели. Но не знаю, чем вы планируете заняться, когда вернётесь в Соединённые Штаты. — Позади Купера нас снимает оператор. Нет никакого оффлайна, когда, словно тень, за тобой следует ведущий новостей. Каждая мысль, каждое движение, каждое выражение лица будет записано, отредактировано и использовано в шоу.

Пыль облаками поднимается вокруг наших ботинок, доходя до колен. Такие засушливые дни, как сегодняшний, напоминают мне свинарник Чарли Брауна (прим перев. — Чарльз «Чарли» Браун — один из главных персонажей серии комиксов «Peanuts», созданный Чарльзом Шульцем. Является хозяином Снупи. Чарли Брауна описывают, как милого неудачника, обладающего бесконечной решимостью и надеждой, но который постоянно страдает от своего невезения). Тот ребёнок, наверное, что-то сделал со здешней пылью. Потому что я вполне уверен, что, когда возвращаешься после прыжка с парашютом, грязь вокруг вас клубится, словно живая. Ваше собственное облако несчастья и грязи, которое следует за вами по пустыне до самой могилы.

— Когда я вернусь? Ну, когда я отмокну так, что вся грязь выйдет из моих пор, я планирую пересечь страну на своём байке. — Моё сердце замедлилось, и кожа почти остыла, когда я вспомнил, как ветер гуляет в волосах, пока я на скорости рассекаю шоссе.

— Байке? — Купер вытягивает меня из ментальной экскурсии назад в реальность. — Каком байке? — он смотрит на меня, находясь слишком близко. Его голубые глаза сканируют моё лицо почти так же, как и мёртвый глаз камеры.

— «Харлей Дэвидсон Фэт Боу Ло», — просто отвечаю я. Я моргаю, и на долю секунды представляю, что рюкзак, который у меня за плечами, это защитные металлические пластины в моей кожаной куртке. Эта грязная тропа у нас под ногами — хруст асфальта под шинами. Я сканирую пустую дорогу, по которой мы идём, и блестящая бежевая песочница, растянувшаяся перед нами, переносит меня назад в настоящее.

— «Харлей»? Вы хотите закончить свой пятнадцатимесячный тур, пересекая штаты на своём мотоцикле? — Купер склоняет голову, а его губы выгибаются в кривой ухмылке. Не уверен — он поражён или насмехается надо мной. Хотя, мне всё равно плевать.

— Да, сэр. Я уже десять лет езжу на мотоцикле. Я выезжал в небольшие путешествия время от времени, но никогда не пересекал страну от границы до границы. Это изменится, когда я вернусь.

— Вы не хотите провести свой промежуточный отпуск где-то на пляже или что-то в этом роде? Может, остаться на несколько недель на эксклюзивном курорте? И, знаете, расслабиться немного? — Он продолжает идти рядом со мной, даже не отрывая своего пронзительного взгляда от моего лица. Не то, чтобы я был тактичным по отношению к нему, но всю эту неделю Купер вёл себя с нами, как профи. Парень, загружающий камеру на своё плечо и ловящий наш «интимный момент», поражает меня больше.

— Без обид, сэр. Но какой идиот захочет провести ещё больше времени на песочном пляже после года, проведённого здесь? Если я больше никогда не увижу пляж, я буду считать, что умру счастливым человеком.

Купер смеётся, и его щёки становятся более розовыми, пока он качает головой из стороны в сторону.

— Точно. Думаю, это был не лучший пример, — он глуповато смотрит через плечо на своего оператора. Он всего лишь на мгновение обезоружен прежде, чем снова надевает свою каменную маску и снова пялится мне в душу.

— Весьма справедливо. Могу понять, почему вы не захотите провести время на пляже, — продолжает он, — но я не это имею в виду, вы что не хотите просто расслабиться? Разве вам не нужно немного времени, чтоб справиться со стрессом после всего этого? — Купер снова возвращается в игру.

Ветер внезапно поднимает и вертит маленький песчаный смерч прямо перед моим лицом. Я прищуриваю глаза и опускаю голову, наблюдая, как мои ноги передвигаются по пыли, пока я жду, когда он стихнет. Помню, когда впервые попал сюда, эти песчаные смерчи ощущались, словно лезвия на моих щеках, но теперь моя кожа превратилась в кожу черепахи, а мой панцирь очень сложно разбить.

Как только смерч рассеивается, я сканирую горизонт. Деревня Гамбад уже появляется в поле зрения. Маленькие глиняные домики очерчивают большое пространство из ничего. День почти окончен. Ещё один «Х» на календаре. На ещё один день ближе к дому.

— Ну, сэр думаю, расслабление и избавление от стресса для каждого выглядят по-разному. Большинство из моих ребят после этого собираются домой, провести время с родными или отдохнуть, смотря ТВ-шоу, которые они пропустили за год отсутствия, и это то, что им нужно. Это то, что они заслужили поле всего этого.

Пока мы продолжаем устало тащиться вперёд, я вижу кучку ребятишек, которые босиком играют в футбол. Один из парней указывает на мой взвод, и поднимает мяч, сунув его под мышку. Его друзья останавливаются, и прикрывая глаза ладошками, словно солнцезащитными козырьками, наблюдая за тем, как мы приближаемся.

— Как по мне, нет ничего более мирного, чем закат, пока я веду свой байк. Спокойствие, которое накатывает на меня при этом ну… ни один «Нетфликс» не может дать мне такого. Думаю, я просто тот, кто есть, — я пожимаю плечами.

Купер выглядит довольным самим собой. Не знаю, может, я дал ему материал для записи. Он смотрит в сторону деревни в нескольких метрах от нас, и его оператор перефокусирует камеру.

Ребята внезапно разбегаются назад к домам в деревне, а старейшины, едва поднимая ноги, выходят поприветствовать нас.

— Уиллоуби! Шевелись! — кричу я через плечо. — Взвод, стой! — сорок пар ботинок замирают в один миг со звуком, напоминающий раскат грома. Уиллоуби становится рядом со мной, готовый переводить для меня, пока я отхожу от взвода, чтобы представиться.

Ступая вперёд с вытянутыми в стороны руками, я пытаюсь расслабить лицо и выглядеть дружелюбно, пока сканирую взглядом деревушку за их спинами. Большая группа детей бегает вокруг, возбуждённая нашим присутствием. Женщины толпятся вместе возле ёмкости для стирки, перешёптываясь друг с другом и глядя на меня с подозрением.

Я машу рукой мужчине впереди, замечая его длинную белую бороду и глубокие морщины под глазами. Уиллоуби представляет меня, и старейшина приветствует нас в Гамбаде. Такая же рутина происходит каждый день. Каждая разведывательная операция напоминает предыдущую. Прямо как в учебниках и презентациях PowerPoint, по которым мы учились. Как и всё в военном деле. Для всего есть протокол.

Я даю команду двигаться вперёд, и мы приближаемся к хижинкам. Дети бегают вокруг моих парней, словно пытаясь загнать их в стадо, возбуждённо наматывая круги вокруг них. Разместив четырёх парней на вахте, мы вместе садимся на землю. Мы снимаем шлемы, кладём их перед нашими скрещенными ногами и складываем оружие в знак мирных побуждений. Опять-таки, протокол. Указания. Приказы. В армии для каждого действия есть дисциплина и план.

Купер садится в пыль рядом со мной, и молчит, пока Уиллоуби разговаривает со старейшинами. Команда его операторов сосредоточена на съёмке разговора, и я понятия не имею, какая им польза от этой записи. Не сильно-то и интересно смотреть, как переводчик и старик болтают на непонятном языке.

Мой взгляд направляется к женщинам и детям, стоящим слева от нас. Женщины шепчутся между собой, нервно поглядывая на нас. Это не ново. Группа вооружённых мужчин вблизи их и их детей и мою мать заставило бы понервничать.

— Вы можете спросить его, сколько ему лет? И как много войн он уже пережил? — спрашивает Купер переводчика.

Он задаёт вопросы, и я замечаю, как женщины начинают собирать детей в группу, и отводить подальше от нас. Дёрнув головой, я озираюсь вокруг. Внезапно деревня остаётся пустой за исключением мужчин, сидящих перед нами. Проверяю группу женщин, но они продолжают увеличивать расстояние между нами, спеша отойти от нас и друг от друга.

Мальчик, который держал мяч под мышкой, оглядывается на нас через плечо, но женщина дёргает его за руку. Мои внутренности скручивает, а кровь мчится к ушам, когда я вскакиваю на ноги.

— Отряд! Взять оружие!

Слова едва ли слетают с моих губ, когда один из жителей деревни подхватывается, вытаскивая из-под халата топор, и направляется к капралу Томпсону. Я хватаю автомат, и в спешке набрасываю шлем на голову, когда вижу, как мужчина поднимает руку и с глухим звуком раскалывает голову Томпсона. Звук, когда топор проламывает череп юного капрала, кажется слишком глухим, чтобы быть реальным. Слишком отдалённым, и слишком тихим, если не считать того количества крови, которое вытекает из него в грязь.

— Дерьмо! — я подтягиваю автомат на плечо и нажимаю на курок, попадая в мужчину.

БАМ! Грязь взрывается в грибообразное облако рядом с нами.

Блядь! Кто-то подорвал бомбу! Это была самодельная? Господи.

Я едва ли могу разобрать силуэты своих ребят, которые рассредоточиваются на позиции. В пыльном тумане слышатся выстрелы.

Мои глаза наконец-то приспосабливаются к грязи, которая падает с неба, и я фокусируюсь на Купере Сандерсе. Он просто стоит и пялится на происходящий хаос, будто выстрелы его не касаются. Чёрт возьми! Он даже не надел свой сраный шлем! Какого хера он творит?

Внезапно зелёное яйцо падает возле его ног, а он не двигается, и просто продолжает пялиться. Будто примёрз к месту и ждёт, что из него вот-вот появится маленькая птичка, когда на самом деле граната вот-вот взорвётся у его ног.

Я смотрю правее его, и вижу Армстронга, лежащего на животе, отчаянно пытающегося справиться с заклинившим автоматом. Это означает невозможность вести бой. А не можешь отстреливаться — ты покойник.

Мне нужно что-то сделать!

Бегу к Куперу, отпихивая его в сторону и бью по гранате, словно по футбольному мячу, который мальчики пинали чуть ранее. Когда край моего ботинка касается её корпуса, я чувствую, как она отлетает. Потом, когда граната взрывается, поток горячего воздуха окутывает мою ногу. Меня подбрасывает в воздух и швыряет на землю, будто подушку, которую девчонки бросают на пижамных вечеринках. Я падаю спиной на песок, и качусь ещё несколько метров. В ушах пронзительно свистит от ужасающей контузии. Барабанные перепонки, скорее всего, повреждены.

Мне удаётся приподняться на локти и осмотреть разворачивающуюся передо мной сцену, напоминающую влажную мечту Скорсезе (прим. перев — Мартин Скорсезе — американский кинорежиссёр, сценарист. Его фильмам присущи выразительная жестокость и насилие, а в кинематографе он известен как мастер гангстерских лент).

Кровь, куски костей и кожи окрашивают бежевую пустыню насыщенно-красным цветом, пока мои парни продолжают отбиваться от засады. Я чувствую, будто на мою ногу кто-то продолжает лить кипяток, когда опускаю глаза, удостовериться в том, что мой разум и тело уже и так знают: её нет.

Сейчас на это нет времени!

Ещё один взрыв заставляет грязь лететь отовсюду, и я перекатываюсь на живот, используя уцелевшую ногу и локти, чтобы доползти до Купера. Он не сдвинулся с того места, куда я его оттолкнул. Я не уверен, мёртв ли он, но знаю, что у него нет оружия. Песок скребёт по коже там, где она вскрыта, а чувство льющегося кипятка продолжается. Каким-то образом я добираюсь до Купера. Он жив. Может, ранен. Явно в шоке. Но не убит.

— Блядь! Какого хера происходит?! — кричит он.

Думаю, что в конце концов, могу слышать. Взрыв, наверное, просто оглушил меня.

Я ложусь на него, словно мешок с песком, и поднимаю автомат. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Я жму на курок, целясь в центр заварушки, или в сердце, как говорят, гражданские. Ещё один мужчина из деревни падает на землю.

Я слышу вращающиеся лопасти «Чёрного ястреба» над головой. (прим. перев. — спасательный военный вертолёт).

Спасибо, Господи!

Удерживая Купера под собой, я поднимаю автомат, сканируя горизонт на приближение кого-либо. Хоть ничего и не вижу из-за пылевого тумана.

— Капитан! Капитан! Мы вытащим вас! — я оглядываюсь через плечо и вижу троих медиков с носилками, которые подбегают ко мне сзади.

— Я никуда не собираюсь без своих ребят!

— Капитан, вы истекаете кровью. Если вас не увезти отсюда, вы умрёте, — кричит молодой медик мне на ухо, пока оттягивает меня за плечи. Я чувствую на себе несколько пар рук, которые поднимают меня с Купера. Отрывают от земли и кладут на носилки.

— Скольких мы потеряли? Вы всех их нашли? — кричу я.

— Сейчас об этом не переживайте. Отчёт вы предоставите позже. Прямо сейчас нам нужно доставить вас на базу.

Я морщусь, когда меня фиксируют на носилках. Глядя вниз на своё тело, я вижу, как кожа длинными лоскутами свисает под коленом. Кровь растекается на носилках там, где должна быть моя конечность. Моей ноги нет. Её нет. Впервые у моего мозга есть возможность осознать это.

Меня выносят к «Чёрному ястребу» и размещают внутри вертолёта. Я закрываю глаза, когда один из медиков начинает привязывать турникет, чтоб замедлить кровотечение.

Её нет.

Я не знаю, сколько из моих ребят мертвы, но я знаю, что кого-то потерял. Моих ребят нет. Мои друзья. Мои братья. Мертвы.

Когда ремни вокруг моей ноги крепко закреплены, я чувствую, как вертолёт поднимает нас. Тревога парит в воздухе, и подкидывает нечто волнительное и новое. Чтобы замедлить своё дыхание, я закрываю глаза. Мне нужно успокоиться.

Мне нужна…

Лорен!

Её нежные карие глаза и сияющая миндальная кожа проносятся в моём мозгу. Я слышу свежий запах сирени — её духов. Могу почувствовать на своих губах её блеск для губ. Клянусь, я чувствую, как она держит мою руку, пока меня поднимают, чтобы доставить в медицинский центр.

Она нужна мне.

Глава 7

Мак

2014

— Так куда вы пропали, Капитан Америка? — капрал Лопес на своём пассажирском сидении поворачивается, чтобы бросить мне понимающую улыбку. — Вы верите этому парню? — Он тычет в меня, заднем сидении большим пальцем, пока его внимание приковано к водителю, специалисту Парсонсу. — Киски всю ночь ходили за ним строем, тёрлись об него как кошки во время течки, а потом он просто берёт двух самых красивых из толпы и сваливает.

В зеркало заднего вида я вижу, как Парсонс вздёргивает бровью вверх. Его усы ползут вверх, когда он это делает, отчего его лицо выглядит как лицо человека-стрелы.

— О, да? Значит, двоих?

Я не отвечаю, но прошлая ночь вспыхивает у меня в голове. Я вижу, как их красные губы трутся друг о друга, пока языки одновременно скользят от основания моего члена до самого конца. Мой член дёргается под ширинкой, и это напоминает мне, как блондинка и брюнетка прошлой ночью скользили своими языками вверх и вокруг моего члена, словно стриптизёрши по шесту.

— Это была хорошая мысль, — признаю я своему отражению в стекле, пока наблюдаю знакомые пейзажами Колорадо, которые проплывают мимо. Я не был здесь с тех пор, как ушёл в Вест-Поинт десять лет назад. Меня поражают незаметные вещи, которые изменились так же, как и я.

— Хорошая ночь, — фыркает мне Лопес, глядя на меня через плечо и закатывая при этом глаза. — Нужно было видеть этого жадного засранца там. Те девушки вешались на него, как вовремя римской оргии каждый раз, когда он заказывал выпить в баре. Мужик, это имя «Капитан Америка» тот ещё кладезь. Ты свыкся с ним, или как?

Я не свыкся.

Просто новостная съёмка перестрелки в Афганистане попала на экраны в то же самое время, когда на экраны вышел блокбастер. Как только Купер Сандерс попал в эфир, он сделал выпуск о «настоящем Капитане Америка», который спас его жизнь. Ну, так оно и было. Каналы Fox, CNB и все, кто подхватил его и использовал.

Я не любил это имя. Мне становилось не по себе из-за парней, которых я потерял, когда меня сравнивали с героем комиксов. Например, видеть, как голову Томпсона раскалывают пополам, словно грецкий орех, то же самое, что увидеть сцену на сцене театра. Или как мои ребята, которые этого не видели, являются лишь дополнением для кадра. Или как вспышки и кошмары становятся основой сюжета мелких триллеров, из-за которых в этом году в Голливуде становится жарко.

Смешное прозвище «Капитан Америка» кажется приуменьшением того, что там случилось. Будто мы передадим сострадание звуковыми байтами. Но я не могу изменить это, и от этого девушки кончают практически сразу, как положили на меня глаз. Но Лопес прав. Легче, когда можно указать на одну, вторую, блядь, даже третью из них, и просто уйти.

— Не-а, я подобрал его на одном из новых шоу. Кто вообще даёт прозвище сам себе? — я тряхнул головой.

— Ага, Парсонс, кто бы такое сделал? Это было бы просто странно, разве не так, капитан Форрестер? — Лопес крутится на своём сидении, и снова разворачивается лицом к водителю, который немного покраснел.

— Заткнись, чувак, — Парсонс сжимает челюсти и его плечи напрягаются. Я не могу сдержать смех.

— Серьёзно? Я хочу его услышать. Что за прозвище? — я наблюдаю, как Парсонс одним лишь взглядом молча молит Лопеса. На секунду, я думаю, что капрал перестанет бросаться дерьмом и просто оставит меня в неведенье. Потом он поворачивается на месте, его глаза блестят, как у кота, который поймал птичку себе на обед.

— Ага, старик, как ты хотел, чтоб все тебя называли? — он подталкивает Парсонса, но единственным ответом является краска, которая поднимается по его затылку, пока он, не моргая, пялится вперёд.

— Сперминатор, — отвечает Лопес и смотрит прямо мне в лицо. Лицо Парсонса приобретает фиолетовый оттенок, который обычно можно увидеть на баклажане или на побитых жертвах.

— Ты — настоящий хер, чувак, — ему удаётся выдавить эти слова сквозь свои сжатые челюсти.

Лопес начинает ржать, словно гиена, и я тоже не могу удержаться от смеха.

— Что? Почему ты вообще захотел, чтобы к тебе прицепилось такое прозвище? — мелкие слёзы собрались в уголках моих глаз, пока я пытался вдохнуть сквозь приступы смеха.

— Не знаю. Думал, для цыпочек это будет звучать круто. Блядь, мне было семнадцать, как вы думаете, от него избавиться реально? — прошипел Парсонс, пока мы с Лопесом продолжаем ржать. — Членоголовые.

Пейзаж за моим окном, появляется будто обрывки сна. По крайней мере, это не мои настоящие кошмары. Вместо песка, который забивается в каждую щель, и пустынных полей полных трупов, по которым я рыскаю каждую ночь, я вижу поле, на котором я играл в лиге. Вместо села, в которое я продолжаю входить в своём сне, я вижу свою старую среднюю школу.

Воспоминания складываются вместе, и напоминают мне о моих кистях. Я не возвращался сюда с тех пор, как закончил Вест-Поинт. Я был в первой своей командировке, когда мои родители собрали вещи и переехали в залитый солнцем штат, чтобы там провести свою старость, так что у меня никогда не было причин возвращаться. Десятилетие позади, и я пытаюсь отвлечься теми вещами, которые изменились. Этого торгового центра здесь никогда не было. Те подразделения новые. Это всё очень хорошо отвлекает от той единственной вещи, которую я оставил в Колорадо и которая мне небезразлична.

Лорен.

Помотав головой, я отметаю эту мысль. Если я что-то и выучил за эти годы, так это то, что кисок всегда хватает. В конце концов, мне оторвало ногу, а не член. Хотя также было достаточное количество женщин, чуть было не оторвавших его во время минета. Кто я такой, чтобы противиться им?

Спустя почти год интенсивной терапии в Уолтер Ред, армия предоставила мне выбор: я мог продолжить активно исполнять свой долг или вернуться на улицы гражданским. И ежу было понятно: я жил, чтобы служить. Потом я выяснил, что «активная служба» подразумевала под собой бумажную возню. Нет уж. Никогда в жизни я не буду просиживать над кучей файлов по восемь часов в день на протяжении следующих пятнадцати лет. Я ничего не имею против таких ребят, но мне нужно нечто, что сможет качать адреналин по моим венам. Что-то более опасное, чем просто перекладывание бумажек.

Когда мне сказали, что я мог уйти на реабилитацию и закончить своё лечение в центре «Спэлдинг» недалеко от моего дома, я согласился. То есть, что ещё мне было делать? Отправиться в оранжевый лесок с моими родителями во Флориде? Помимо армии, Колорадо был единственным домом, который я знал.

Я безучастно пялюсь на город, который проносится мимо. Внезапно мой взгляд падает в одно место, и я вижу красный, белый и синий цвета, уверенно развивающиеся на весеннем ветру. Ряд флагов тянется по всей улице. Парсонс сворачивает за угол, и дорога с двух сторон уставлена байками, пожарными, полицейскими и кучей ликующего народа.

Некоторые из них держат плакаты со словами «Добро пожаловать домой» или «Американский герой!»

Я не ожидал этого. Машина тормозит, и мы минуем сотни улыбающихся и машущих людей. Я опускаю окно и машу в ответ. Вижу симпатичную малышку на обочине, стоящую с парочкой малышей, которые доходят ей до колен. Один из мальчиков подносит руку к виску и салютует. Я не мягкотелый, но моё сердце сжимается, когда я поднимаю руку и салютую в ответ.

Толпа кажется бесконечной. Чёрт, я видел парады на день Ветерана с меньшим количеством народа. Я знаю, что после выхода шоу о том, что я отфутболил гранату от Купера, на меня посыпалось всевозможное внимание. Двадцатиминутные, часовые интервью. Рядом со мной даже сидела Опра. Спустя месяцы восстановления, суматоха в прессе утихла.

К сожалению, как и все имэйлы от женщин, которые предлагали свои руку, сердце, и свою матку, чтобы выносить моих детей. Предложения о свадьбе ничего для меня не значили, но некоторые из ужасных описаний того, что они хотели со мной сделать, чтобы показать свою благодарность, помогли мне пережить тёмные времена к счастью, когда мне разрешили покинуть госпиталь и вернуться в общество, ещё большее количество женщин было готово показать мне свою благодарность. И гибкость. Если и есть что-то лучше, чем глубокая глотка и горячий кусок задницы, который течёт по патриотам, я не хочу знать.

Нет, подождите, я как раз хочу знать. Пришлите мне её.

— Ну, чёрт возьми, капитан. Кажется, весь штат прибыл, чтобы увидеть вас, — в изумлении бурчит Лопес.

Он прав. Улица, ведущая к больнице, усыпана людьми, которые приветствуя меня, размахивают плакатами над головами, и людьми, которые мне салютуют.

Громоподобный грохот позади нас заставляет меня подпрыгнуть и обернуться, поджаривая мои нервы. На секунду мой мозг уверен, что я снова в пустыне, и я ожидаю увидеть, как строй «Хаммеров» грохочет по песчаным барханам. Вместо этого, я вижу группу байкеров, которые завели двигатели, и конвоем следуют за машиной. Моё сердце прекращает бешено колотиться в груди, и я чувствую, как борюсь с возникшим в горле комком, когда вижу, что группа, с нашей машиной во главе, следует за нами в форме клина, будто стая канадских гусей, которые направляются зимой на юг.

— Чувствую, будто везу Президента, — наконец-то, Парсонс снова отзывается. Думаю, толпа настолько его впечатлила, что заставила забыть о Сперминаторе. Хотя бы на данный момент.

Он замедляет авто до черепашьего хода, пока мы проезжаем мимо улыбающихся лиц. Я мог бы выбраться и даже с одной ногой пойти быстрее, чем мы едем. У него не такой уж и большой выбор, со всеми этими детьми, которые прыгают вокруг машины и пытаются бежать рядом. Нам стоит быть осторожными.

Наконец-то, мы останавливаемся возле реабилитационного центра, и я впервые вижу кучку репортёров, которые ждут нас перед главным входом. Стоянка забита машинами, заняты все парковочные места. На фургонах с опущенными окнами местных и национальных новостей написаны слоганы, а по сторонам приклеены постеры.

— Поговаривают о возвращении героя, — Лопес улыбается мне, но уголки его рта быстро опускаются вниз, когда он смотрит мне в лицо. — Эй, вы в порядке, капитан? Вы выглядите немного отрешённым, — его глаза пробегают по моему лицу, когда я проглатываю свои эмоции, и трясу головой.

— Ага, я в порядке. Я просто не ожидал всего этого, — правдиво отвечаю я. Я просто не буду его парить деталями того, как шум возвращает меня на войну, которую я оставил год назад. Ему не нужно знать, что эти простые звуки могут заставить меня выпрыгнуть из собственной кожи. Никому не нужно этого знать.

— А чего вы ожидали? — перебивает Парсонс. — Он, наверное, перевозбуждён от мысли, сколько кисок он сможет здесь найти. Да, Форрестер? — Его глаза поблескивают в зеркале заднего вида, когда я от его шутки громко смеюсь.

— Да, мужик, и ты это знаешь. Просто оцениваю свои первые шаги здесь, — киваю я, пока Лопес слишком тщательно наблюдает за мной, а потом кивает в ответ и разворачивается на сидении.

— Ладно, мы приехали, — говорит Парсонс паркуясь у тротуара госпиталя. Я вижу, что персонал больницы оградил вход от толпы, так что я смогу пробраться внутрь и меня никто не собьёт. Или, может, они сделали это, чтобы репортёры могли сделать лучшие снимки моего прибытия. Люди с камерами стоят по обе стороны от ограждения, которое ведёт к главному входу в здание, ожидая моего великого появления.

Когда машина при остановке дёргается, ребята выскакивают, чтобы достать моё кресло из багажника, и я проклинаю тупую процедуру, которая требует того, чтобы в здание я въехал в инвалидном кресле, а не шёл так, как практиковался последние семь месяцев.

Как только я опускаюсь в кресло, я чувствую, как Лопес собирается ухватиться за ручки позади, чтоб вкатить меня в здание, но я хватаю колёса обеими руками и дёргаю их всей со всей силы, ясно давая понять, что мне не нужна помощь. Он отпускает ручки, и двое мужчин тащатся рядом со мной, составляя мне компанию.

— Мы любим тебя, Капитан Америка! — я слышу крик каких-то женщин, и сканирую толпу на предмет того, стоят ли они внимания. Мои глаза останавливаются на группке маленьких упругих блондинок, которые прыгают с блестящим плакатом над головой. Сам плакат на мгновение заставляет меня застыть, когда я понимаю, что они вырезали героя из фильма «Капитан Америка» в его голубом спандексе, и наклеили моё лицо поверх его. Когда ты видишь себя в голубом, обтягивающем костюме, хочется заскрипеть зубами, но я быстро справляюсь с этим, глядя, как они в маленьких футболках потряхивают своими симпатичными сиськами. Я представляю, как четверо из них подпрыгивают вверх и вниз на моём члене, и я прощаю им то, что на их плакате я выгляжу, как красно-бело-голубая балерина.

Я толкаю своё кресло вверх по дорожке и утопаю в бесконечных вспышках камер. Даже если снаружи льётся яркий свет, маленькие вспышки света отвлекают. Воспоминания о вспышках во время взрыва, когда на нас сыплются куски смертоносного металла, накрывают меня. Моя хватка на колёсах кресла усиливается, и я глубоко дышу, пытаясь собраться. Прежде чем мне удаётся снова взять контроль над своим разумом, я вижу, как мужчина перескакивает через металлическое ограждение, которое сдерживает толпу, и бежит к нам, держа руку в кармане.

— Дерьмо.

В мгновенье толпа испаряется, и передо мной появляется деревня. Кожу покалывает от пота, и я вижу, как мужчина из-под свободного халата достаёт топор, за секунды до того, как он вонзится в череп Томпсона. Я вскакиваю из кресла с кулаками наготове, и хватаю мужчину за руку.

Лопес втискивается между нами, и я отпускаю парня, когда Лопес увеличивает между нами расстояние. Я моргаю, и деревня исчезает, а одежда мужчины на моих глазах трансформируется в ветровку джинсы.

Толпа завизжала и захлопала в ладоши, когда я подскочил на ногу, как будто перед ними на сцену только что выпрыгнула рок-звезда. Наше маленькое недоразумение на тротуаре накрывает звук восторга и аплодисменты сотни рук.

Мужчина смотрит на Лопеса, и вытаскивает блокнот и ручку из кармана, и кивает мне.

— Эй, чувак, я просто хочу взять автограф. Можешь подписать его для меня?

Я смотрю вниз на свёрнутую бумагу с улыбающимся лицом Капитана Америки, а камеры вокруг нас сверкают, как стробоскопы. Голова кружится, а желудок превращается в жидкость, но мне удаётся всё это отпустить, и заставить себя улыбаться. Надеюсь, когда я хватаю его бумажку и пишу своё имя, моя улыбка на самом деле выглядит как улыбка, а не оскал. Толпа кажется удовлетворённой, когда ещё одна волна ликования прокатывается рядом с нами. Я успокаиваюсь и рассматриваю незнакомые лица. Сколько людей пришло сегодня, чтоб пожелать мне здоровья? Невероятно, что столько людей, которых я никогда не встречал, заботятся обо мне.

Мои глаза бродят по молодым и старым лицам. Ни одного знакомого, но все они друзья. Стоп, это Лорен? Я прищуриваюсь, глядя в конец толпы, которая находится ближе всех ко входу в здание. Она вышла, чтобы увидеть, вернулся ли я после всех этих лет? Её загорелая кожа светится теплом, и я могу почти почувствовать эмоции в её глазах. Она рада видеть меня? Или разочарована?

— Сэр? — маленькая ручка тянет меня за рукав, крадя моё внимание. Я смотрю вниз на лицо маленькой девочки. Её круглые щёчки усыпаны веснушками, и она светится широкой улыбкой, показывая, что у неё не хватает некоторых зубов.

— Сэр? — повторяет она.

— Да?

— Можно сделать с вами селфи? — она моргает, глядя на меня вверх, и я не могу не улыбнуться.

— Конечно, малыш. Как тебя зовут?

— Бетани, — она сияет, и протягивает мне телефон. В толпе появляется больше смелых душ, которые перелезают через ограждение. Мне некогда подписывать сотни бумажек, но у меня всегда найдётся время на детей. Я быстро вытягиваю телефон вперёд, и мы оба улыбаемся в камеру, когда я делаю фото. Бетани с восторгом сжимает мою руку, и я отдаю ей телефон.

— Спасибо, сэр. Не могу поверить, что у меня будет фото с вами. Спасибо! — она улыбается и напоминает мне о свече в фонаре, который мы вешаем над порогом в октябре.

— Никаких проблем, — я отвечаю ей улыбкой, снова глядя на море людей, в поисках единственного человека, которого узнал.

Я ищу среди лиц, рьяно пытаясь увидеть её, но Лорен нигде нет. Я подумал, что мне, наверное, нужно поспать. Эти бессонные ночи берут своё.

Что бы это ни было, я трясу головой. Ты здесь не для неё. Кроме того, по взгляду Лопеса, которым он меня окидывает, я знаю, что у меня есть рыбка покрупнее той, которая когда-то была моей девушкой.

Только если бы я мог перестать высматривать её в толпе, и заставить своё сердце заткнуться.

Но, да, это в сторону. Полностью в сторону.

Глава 8

Лорен

2014

Почему я здесь стою? Я пообещала себе, что я всё это переживу в комнате для персонала, пока кто-нибудь не вытащит меня из моей хилой попытки спрятаться. Вместо этого, я здесь со всеми остальными поклонниками «Капитана Америки».

Будто Мак — обычный парень, которого я знаю из репортажа о том, как он отфутболил гранату в пустыне. Будто я просто ещё одна девушка в толпе дешёвок, которые пытаются быть замеченными. Будто у нас нет настоящей истории. Будто у нас нет настоящей любви.

То есть, не было. Конечно, у нас нет настоящей любви. Когда он оставил меня в пользу Вест-Поинта десять лет назад, мне было интересно, была ли у нас любовь вообще.

Я смотрю на дамочек в толпе, и тут же жалею о своём тупом решении не краситься сегодня. Я хотела выглядеть профессионально, а не пытаться найти пару для свидания. Рядом с этими девушками я выгляжу как труп со своей блёклой кожей и волосами, заплетёнными в простую косу. Я руками разглаживаю форму, и скрещиваю их на груди, пока наблюдаю за тем, как Мак проталкивает своё кресло сквозь толпу к главному входу.

Внезапно какой-то идиот перепрыгивает через ограждение и направляется к Маку. Когда он встаёт поприветствовать парня, все вокруг взрываются бешеным ликованием. Будто он какая-то рок-звезда.

Скорее, звезда здесь — его член. Если чушь, которую я нашла в интернет о нём хотя бы наполовину, правда, он переспит с каждой женщиной в этой толпе по два или три раза. Не то чтобы я преследовала его, или что-то в этом роде. Просто проверяю и всё. Кроме того, по взгляду других женщин, я не думаю, что они будут против перспективы стать для Мака игрушкой на ночь. Перед ним выставлено столько декольте, что я удивлена, что они не просят его фломастером подписать их сиськи.

Не поймите меня неправильно, мне всё равно, но, если вы меня спросите, я отвечу, что это мерзко.

Теперь Мак стоит, и я вижу, каждый дюйм его рук покрывают татуировки. По его шее плетутся неизвестные цветы, выглядывая из-под горловины футболки. Он не тот молодой парень, покинувший Колорадо после выпускного.

Только Мак Форрестер мог потерять свою ногу и всё равно ворваться в мою жизнь и заставить моё сердце остановиться.

Есть татуировки, или нет, я помню, как выглядит каждый дюйм его обнажённого тела. Пульс грохочет в ушах, и жар поднимается по мне, словно ртуть в термометре. Я не планировала взглядом бродить по его точёным бицепсам, вниз по буграм его выпирающих мышц под футболкой, которые кричат о самых невероятных в мире кубиках пресса. Не то, чтобы я хотела заметить изгиб его подтянутой задницы и бугор на его…

Я резко перевожу взгляд назад к его лицу, и он пялится прямо в мои глаза.

Я. Не. Могу. Вздохнуть.

Воздух с шипением выходит из моих лёгких, пока его голубые глаза удерживают меня в трансе. Так что, я думаю, в конце концов, изменилось не так уж и много. Былые бабочки поднимаются в моей груди, и хоть даже их крылья, наверное, покрыты пылью после такой долгой спячки, они рьяно спешат оживить моё сердце.

Я уверенна, проходит лишь секунда. Чёрт, даже, наверное, меньше того, но клянусь, в его кристальных глазах я могу увидеть вечность. Момент признания, который превращается в похоть, а после, во что-то более глубокое и более настоящее. Будто все наши дороги прошлого пересеклись в одном взгляде. Когда он наконец-то отрывает взгляд, я вспоминаю, как наполнить лёгкие воздухом, и понимаю, что всё же, надеюсь, что это дороги и в наше будущее.

Часть меня, вся я. Хотя кто считает, правильно?

Жёсткая хватка на моём плече заставляет меня подпрыгнуть от испуга. Я подавляю крик, когда оборачиваюсь к Шеннон. Мне как-то удаётся не закатить глаза, и как-то удержать уголки рта, чтоб те не поползли вниз. Не то, чтобы Шеннон была самой раздражительной и самой некомпетентной медсестрой, с которой я когда-либо имела дело.

Или стойте как раз такой, она и была.

— Мне жаль отрывать тебя, Лорен, — её лицо противоречит всему тому, что она говорит, и сочувствия там нет и в помине. — Ты на секунду нужна мне внутри, — её безрадостный роботоподобный голос прорезает шум и высасывает из него всё ликование за мгновенье.

Шеннон. Со своими ровными короткими волосами, которые рассыпались на её голове, и с большими грустными глазами, она всегда заставляет меня думать о том, как бы мог выглядеть ослик Иа в халате медсестры.

— Это может подождать? — мне удаётся улыбнуться, но я практически чувствую, как моё притворное счастье из-за неё улетучивается в чёрную дыру. — Мне нужно устроить экскурсию через десять минут, — я указываю большим пальцем позади себя, и она поднимает голову вверх, будто только что впервые увидела сотни людей и камеры.

— Нет, прости. Ты нужна мне, чтобы подписать бумаги для выписки мистера Брукфилда, иначе он не сможет выехать вовремя, чтобы добраться до аэропорта. Его жена очень расстроится. Это займёт не больше десяти минут. — Она бросает мне косточку надежды, но я знаю, что это ложь. Ничего из медсестринства не занимает меньше десяти минут. Хотя, я ничего не могу поделать. Я знала, что мне нужно закончить эту бумажную работу этим утром. Думаю, я просто отвлеклась.

Я в последний раз бросила через плечо взгляд на своё отвлечение. Я всегда усердно и старательно заканчиваю всю работу, но думаю, учитывая обстоятельства, можно понять, почему бумаги мистера Брукфилда остались не заполненными. Группа молодых девушек начинает визжать, как подростки, и это подтверждает мою теорию.

Я смотрю в мёртвые глаза Шеннон, и отвечаю:

— Пойдём.

Глава 9

Мак

2014

— Если вы посмотрите в окно, то увидите беговую дорожку. Сейчас весна, и я уверен, вы по максимуму воспользуетесь возможностями своей программы, — доктор Гэлт бросает мне скорую улыбку, и болезненно удерживает её на лице, пока вокруг нас мелькают вспышки камер. — Но так, как это Колорадо, у вас всегда есть возможность воспользоваться внутренней беговой дорожкой, если в июне, или вообще, на нас свалится шальной шторм, — он давится смешком на свою, собственную шутку. Ту же самую шутку, которую я слышал от него об этой же дорожке двадцать минут назад вовремя экскурсии внутри центра.

Я вежливо улыбаюсь и пытаюсь уделять внимание, но, чёрт возьми, медсёстры абсолютно ничего не облегчают. Я вижу, что доктор Гэлт, будучи главой учреждения, очень им гордится. И есть чем. Центр — первоклассный. Внутри есть бассейн олимпийского размера, а состояние оборудования для физиотерапии просто заставляет его показать всё это. Нет ни единой поверхности или лица здесь, которое бы не сияло. Моим глазам пришлось нелегко из-за необходимости уделять внимание каждой лоснящейся поверхности, когда вокруг было столько сладострастных улыбок.

Каждый раз, когда я останавливал своё кресло, какой-нибудь кусок задницы в халате медсестры подмигивал мне, пока она сама проводила языком по губам, наталкивая меня на идеи о том, что ещё она может сделать этим языком и где она может поработать губами.

Со всей этой толпой репортёров неудивительно, что женщины выглядят сногсшибательно. С идеальными причёсками и макияжем настолько красочным, что их можно принять за стриптизёрш, в медицинской униформе, а не за профессионалов.

Хотя, я знаю, что всё это исключительно для меня.

И будто в подтверждение этого, когда бы камера ни появилась рядом со мной, женщины тут же на свои лица надевают маски профессионализма.

Не то, что бы я был против. Мне нужно убедиться, что я не прогадаю с тем, кого здесь трахать.

За мой прошедший год в реабилитационном центре в Мерилэнде, медсёстры практически выцарапывали друг другу глаза, когда я ими разбрасывался. В этот раз я попробую избежать драмы и быть чуть-чуть внимательнее. Кроме того, я проживу здесь всего пару недель, а после буду заниматься амбулаторной программой в течение дня, и на ночь уезжать к себе домой.

Парсонс выглядит зачарованным экскурсией, игнорируя каждую легкодоступную киску вокруг нас и развесив уши на каждое слово доктора. Я удивлён, как это он не откопал блокнот, чтобы записать самые интересные моменты. Лопес, с другой стороны, проводит разведку помещения, глядя на меня и кивая каждый раз, когда мы поворачиваем за новый угол и наталкиваемся на сиськи и задницы.

— Если вы последуете за мной, сюда вниз и налево, — доктор Гэлт перебивает немую беседу между Лопесом и мной, показывая нам ещё один холл, — здесь вы найдёте свою комнату.

Наконец-то! Моё внимание полностью сосредоточено, когда я проезжаю позади Гэлта, чтобы увидеть своё новое жилище. Блестящий реабилитационный центр — хороший и приятный, но, если вас селят в кладовку с вениками, всё это не имеет значения. У меня не возникнет проблемы, чтобы найти применение кровати, даже если она и в кладовке.

Мои страхи быстро испаряются, когда я следую за доктором в просторную комнату. Кровать в огромном пространстве выглядит комически маленькой. С кожаным диваном у одной стены и с огромным телевизором у противоположной, очевидно, что эта комната — неармейское помещение. С видом на покатые склоны за окном, и огромной ванной комнатой с ванной, в которой вы отмокали бы часами и просторным душем, я чувствую, что заселяюсь в Хилтон, а не в больничную палату.

Оператор и команда новостей легко проникают внутрь, осторожно снимая мою реакцию и детали декора для пятичасовых новостей.

Милая маленькая брюнетка в юбке-карандаш на каблуках, цокая, проходит через комнату, и наклоняется к окну, выставляя бёдра напоказ. Кажется, будто она наслаждается пейзажем, но потому, что как она выставляет свою сердцеобразную попку, она хочет, чтобы именно я наслаждался видом. Дай девушке то, что она хочет, говорю я себе. Я здесь, чтобы угождать.

— Капитан, вы не против, если Фил сделает несколько снимков того, как вы осматриваете комнату? Думаю, зрителям понравится то, что вы рассматриваете, куда. — Она отворачивается от окна и тепло улыбается. Её оператор шаркает ногами по комнате, и наставляет немигающий объектив на моё лицо, ожидая, что я буду «вести себя естественно».

Я отталкиваюсь руками от кресла, и шагаю через комнату, сокращая дистанцию между ней и мной. Её пульс чётко виден на её горле, когда я прохожу мимо неё и быстро осматриваю горы и буйную траву газона снаружи. Я слышу, как часто она дышит, когда я разворачиваюсь на пятке и шагаю к кровати, осторожно присаживаясь на край.

— Выглядит… удобной, — брюнетка сосредотачивает свой взгляд на мне, и я не могу не улыбнуться, пока румянец ползёт по её щекам.

Доктор Гэлт громко откашливается, и оператор подскакивает, как ребёнок, который после полуночного побега пытается обратно пролезть обратно в родительский дом. Я не поворачиваюсь к нему, пока он пытается вытолкать толпу из моей комнаты. Зачем мне смотреть на лысеющего мужчину средних лет, когда я могу поглазеть на сиськи и бёдра?

— Если съёмочная команда последует за мной, я проведу вас в конференц-зал, где смогу ответить на любые ваши вопросы об учреждении, — настаивает он.

Брюнетка смотрит на меня, потом на доктора, не вполне уверенная, стоит ей идти или нет. Хотя, она выходит из своего транса и возвращается к двери с остальными.

— А я думал, когда ты появишься? — Я слышу, как доктор Гэлт тихо обращается к кому-то. — Капитан Форрестер, я прошу прощения. Я знаю, что вы наверняка после долгого дня готовы заселиться, но я хотел бы вам представить медсестру, которая будет вести наблюдение по вашей программе восстановления.

Я встаю с кровати и тут же примерзаю к полу.

Теперь комната кажется пустой, помимо моих армейских друзей и оставшегося медицинского персонала. Больше ни одна вспышка камеры или медсёстры, похожие на стриптизёрш, меня не отвлекают.

Да, я до сих пор чувствую себя, словно в каком-то сне, потому что в двери стоит идеальная мечта из моего прошлого. Пришпиливая меня к полу своими красновато-карими глазами, передо мной стоит самая прекрасная женщина из тех, которых я когда-либо видел или увижу.

Голос застревает в горле, когда я впитываю весь свет, который исходит от её лица. Подчёркивая её скулы, вызывая желание поцеловать её идеальные губы. Мне хочется пробежать через комнату и подхватить её на руки. Я хочу поцеловать её, обнять её и никогда не тот себя отпускать снова. Мне хочется бросить её на кровать и трахать, пока мы оба не забудем наши имена и время, которое прошло между нами.

Вместо этого, я стою, приросший к полу, и пялюсь. Кое-как мне удаётся открыть рот, и кое-как произнеси слова:

— Привет, Лорен.

Глава 10

Лорен

2014

— Привет, Мак.

В этой комнате есть баллон с кислородом? Кто-нибудь наденьте на меня кислородную маску. Вторая мысль была о том, есть ли в этой комнате дефибриллятор? Нужно послать доктора Гэлта, чтобы достал его для меня.

Говоря о боссе, он из-за того, что я опоздала, смотрит на меня хмурясь. Его взгляд смягчается как масло, когда он через моё плечо смотрит в коридор, где толпятся журналисты. Потому, с каким желанием он на них смотрит, могу сказать, что он прямо сейчас не собирается терять время, чтобы отчитать меня.

Даже если сегодня все журналисты и пресса появились здесь ради Мака, тяжело не наблюдать, как доктор Гэлт, словно губка впитывает этот момент. Подождите минуту. Я хмурюсь, глядя на его бледное лицо. Оно, что, потемнело? Шеф своей ослепительно-бледной кожей, запросто может в небе сбивать самолёты, но теперь он выглядит, будто немного загорел. Я вижу линию бежевого цвета с оранжевым оттенком, которая исчезает в его волосах, и понимаю, что он либо использовал спрей для имитации загара ради этого великого момента под вспышками камер, или делал макияж.

Лучше я поверю в то, что это спрей. Ведь его руки сейчас кажутся практически прозрачными.

— Вы друг друга знаете? — он быстрым внимательным взглядом изучает моё лицо, а потом снова резко переводит его за меня в холл, где ожидает толпа.

Мак открывает рот, но я одним взглядом останавливаю его попытку заговорить. Нет. Сейчас не время для исповеди.

— Ага, мы вместе ходили в старшую школу, — быстро отвечаю я, обезглавливая любой ответ в мыслях Мака.

— О, хорошо. Хорошо. Ладно. Ну, эм, сестра Брикмэн согласует с вами ваше расписание. Если у вас появятся какие-то проблемы или вопросы, вы можете найти меня в любое время, — он быстро выплёвывает слова, пока как ребёнок, который отчаянно требует внимания родителей, смотрит на журналистов.

— Ладно, спасибо. Спасибо за экскурсию, доктор Гэлт, — Мак проходит по комнате и качает головой. Мой босс едва ли находит энтузиазм пожать Маку руку, слегка поднимая и опуская её прежде, чем отпустить. Это едва ли напоминает рукопожатие.

Военный друг Мака хлопает его по плечу, а потом оставляет нас наедине.

Внезапно самая большая комната в госпитале ощущается картонной коробкой, которая складывается и сокращает пространство между нами.

Пространство, время, расстояние. Смешно, как быстро твоё сердце может забыть каждую вещь, расколотую пополам.

Не уверена, хочу ли я поцеловать его или ударить, или может, и то и другое. Всё равно, мне нужно хоть как-то к нему прикоснуться.

— Что? — спрашиваю я. Я знаю эту высокомерную ухмылку, будто он только что услышал шутку, которой не собирался делиться.

— Брикмэн? Серьёзно? — он прикрывает свою улыбку ладонью, и я понимаю, что лучше всё-таки его ударить.

— Да, Брикмэн.

— Ты вышла замуж?

— Да.

— За Джоела Брикмэна?

— Именно за него.

— У вас есть дети?

— Один.

— Ты вышла замуж и завела детей с Джоелем Брикмэном? Да ладно! То есть, я знаю, что, когда я ушёл, мало из кого можно было выбирать, но твой партнёр по научному кружку? — он закатывает глаза.

— По крайней мере, Джоел был здесь для меня. В отличие от некоторых, — выплёвываю я ему. — Кроме того, о мёртвых либо хорошо, либо ничего.

Я потираю пустое место, где раньше носила кольцо, сожалея о своём решении несколько месяцев назад, оставить его в депозитной ячейке. Я сказал себе, что пришло время прекратить носить его, потому что приближалась годовщина его смерти.

— Он умер?

— Да, слово «мёртвый» как раз это и подразумевает, — мои слова пропитаны морозом.

Блеск исчезает из голубых глаз Мака, и его усмешка превращается в линию.

— Как? То есть, мне жаль это слышать. Он был так молод! — я вижу, как он пытается сопоставить факты.

— Да. Лобовое столкновение. Он умер мгновенно, — мой голос звучит бесцветно и тихо, но слова кажутся таким громкими.

— Мне жаль, — Мак подступает ко мне, и я ненавижу осознание того факта, как сильно мне хочется обнять его за шею, и прижаться головой к его груди. Как сильно я хочу почувствовать, как он пробегает своим пальцем по моей спине. Хочу услышать его голос, который скажет мне, что всё позади. Что все тяжести, вся головная боль, смятение, всё это остаётся в прошлом, и что он здесь, чтобы унять всю эту боль.

Вместо этого, я отступаю от него, и подхожу к окну, увеличивая между нами расстояние, которое мне нужно, для здравомыслия.

— Я следила за твоей историей. Ну, знаешь, видела новости и всё такое, — признаюсь я стеклу, делая глубокий вдох. Я поворачиваюсь и позволяю себе утонуть в его глазах ещё раз. — Мне жаль людей, которых ты потерял, Мак. И то, через что ты прошёл.

Его глаза на мгновение загораются, и он мысленно куда-то переносится. Куда-то далеко от Колорадо. От меня.

Он медленно трясёт головой, и когда он откашливается, его глаза остаются сфокусированными на одной точке.

— Спасибо. Я просто рад, что теперь я дома.

— Я тоже рада, что ты дома, — говорю я охрипшим голосом. Чёрт. — Я, эм, у меня для тебя подготовлена обширная программа, — я копаюсь в кармане и достаю телефон, чтоб можно было сверить его график. — Я знаю, что ты усердно работаешь над ходьбой, и потому как хорошо ты справляешься, я вижу, что ты работал немало часов.

Мой разум переключается в режим медсестры, и я свои эмоции в горле, заставляю утихомириться, хороня их глубоко внутри себя.

— Но я заставлю тебя снова бегать. К тому времени, когда ты здесь закончишь, ты будешь таким же, как и был до… — я не хочу называть это несчастным случаем. Я видела видео, как и вся страна, и ногу Мака оторвал не какой-то переворот.

— До того, как я принял гранату за мяч для футбола? Я всегда их путаю. Всему виной эта овальная форма. Почти то же самое, — шутит он, и я улыбаюсь, радуясь, что мы смогли опустить этот неловкий момент.

Я смотрю вниз на экран своего телефона, и вижу звонок и смс из школы своего сына.

Какого…?

Я пролистываю сообщения, оцениваю ситуацию. Идеально. Просто идеально.

— Всё в порядке, Лорен? — Мак нависает надо мной, и я могу почувствовать его запах. Волосы на затылке становятся дыбом, когда я вдыхаю рядом с ним.

— Нет, прости, но мне нужно идти. Дерьмо.

— Что происходит?

— Крис, мой сын, был только что исключён из школы. Мне нужно поехать и забрать его. Ты не будешь против, если я ознакомлю тебя с курсом программы позже?

— Да, конечно. Естественно, — Мак машет мне руками. — Иди, разберись со своим несовершеннолетним нарушителем, — я знаю, что он шутит, но этот комментарий попадает практически в цель. Он понятия не имеет, как Крис ведёт себя после смерти Джоела. Как он тянется за теми, кто подрывает меня посреди ночи переживанием и тревогой. Как я молюсь Богу о том, чтобы суметь показать ему правильный путь из этой темноты, пока он не разрушил свою жизнь.

— Спасибо. Ладно, я вернусь через пару часов, и мы сможем во всём разобраться, — я начинаю отступать к двери.

— Нет проблем. Эй, если тебе нужен Капитан Америка, чтобы провести воспитательную беседу с твоим сыном, приводи его как-нибудь. Я исправлю его для тебя, — улыбается он.

Я вежливо киваю, и прикусываю язык. Пока иду к двери, я не говорю Маку, что тет-а-тет с моим сыном может быть самым лучшим для него. В конце концов, душевный разговор между мальчиком и его отцом может принести больше добра, чем я могу ему дать.

Особенно если его отец, знаменитый американский герой войны.

Глава 11

Лорен

2014

Я останавливаюсь на школьной парковке, моя голова гудит, словно шершень, а желудок скручивает от страха. Это та самая начальная школа, в которую я ходила, когда была в возрасте Криса. Это та самая школа, где я встретила Мака Форрестера. Теперь его сын ходит по тем же коридорам, очаровывая тех же учителей и вороша то же самое дерьмо, что его папочка.

Несмотря на смерть Джоела в прошлом году, Крис всё равно был бы ещё тем наказанием. Это в его ДНК, как и миндальная кожа, которую он получил от меня, или шаловливая улыбка, которая досталась ему от Мака.

С того дня, как он родился, Крис всегда был непослушным. Природа наградила меня ребёнком, который выкарабкивался из колыбельки, и срывал шторы, если его оставляли одного. Ребёнком, который решил, что ванная была идеальным местом, чтобы собрать там садовых змей, когда ему было четыре. Ребёнком, который воровал картон и всякую утварь из гаража, чтобы построить подобие байка Ивела Нивела спускаясь на нем посередине главной улицы нашего района. Я провела два дня в больнице, вправляя его ногу и накладывая гипс. И конечно же, когда через неделю его сняли, на этом спуске появился новый мотоцикл. В этот раз он оказался проворнее, и выпрыгнул. Он, гордясь этим, целый месяц провёл в комнате.

Ещё до того, как Мака стали крутить в новостях, мне никогда не выпадало шанса забыть его. Теперь его сын держит меня в тонусе, не давая мне покоя, и плавя моё сердце коронной улыбкой своего отца.

Когда Джоел умер, Крис вышел из-под контроля. Простые выходки и приключения приняли темнейший оборот в направлении разрушения. Он бросил почти все свои кружки, оставил всё, кроме футбола и группы ребят, которые на тренировке выглядели как шайка. Им только ярлычков с именами не хватало. «Привет, меня зовут Головорез».

Когда Джоел погиб в автокатастрофе, я первым делом повела Криса к психологу, который сказал, что он перестанет вести себя так через полгода или около того. Скоро годовщина смерти Джоела, и чтобы вы знали, Крис только на пороге расцвета своих шалостей. Мне кажется, что он как грузовик: выбирает направление, и несётся, а я просто стою на пути, раскинув руки в стороны, в попытке его остановить. Но мы оба знаем, что он попросту переедет меня.

Я подхожу к офису директора. Дорога, по которой я желала больше никогда не ходить. Мой сын сидит на маленьком пластиковом стуле у стены напротив школьного секретаря, мисс Уилмот. Я смотрю на него, когда он, склонив голову набок, поглядывает на меня из-под козырька своей бейсболки. Прекрасно понимая, что он в дерьме. От меня не ускользает вспышка страха в его глазах.

Хотя, чем старше он становится, тем больше мы оба понимаем, что только у матери есть такая сила. Я могу кричать, пока не сорву голос, могу отнять у него каждую вещь, которой он наслаждается, и посадить его под замок, но я не могу узреть возможность, как изменить тот путь, по которому он идёт. Он не будет счастлив, пока видит, как весь его мир катится по наклонной, и горит синим пламенем. Он ещё не знает, как тяжело воссоздать свою жизнь из пепла.

Мисс Уилмот смотрит на меня поверх очков взглядом, который тут же переходит на десятилетнего мальчика. Мои внутренности скручиваются в узел, когда я достигаю края стола. Я удивляюсь, что не нужно стоять на носочках, чтобы посмотреть за неё. Странно, как место или момент может снова превратить нас в детей. Будто на нас не сказались десятилетия взросления. Будто наши линии жизни сжимаются, уменьшая годы опыта под одним только взглядом.

— Миссис Брикмэн, как приятно снова вас видеть. Жаль, что мы никогда не встречаемся при других обстоятельствах, — она смотрит поверх своих очков в оправе, а я пялюсь на свои ладони. Как она это делает? Мне стоит привести её к себе домой, чтоб она посмотрела на Криса, когда он начинает капризничать. Мой сын явно станет другим.

— Мистер Вон ожидает вас в своём кабинете. Вы можете пройти прямо сейчас, — продолжает она.

— Спасибо, — запинаюсь я. Уши горят, а кожа на спине покрывается мурашками, когда я, шаркая ногами, иду к двери в его кабинет. Накрутите мне волосы, и обуйте меня в «Мери Джейнс» потому что последние восемнадцать лет моей жизни канули в лету. Я бабочка, которая потеряла крылья, и теперь ползёт в офис.

Дверь открыта, но мистер Вон не отрывает глаз от папки под носом, которую он изучает, пока машет мне, чтобы я входила.

— Входите, входите. Присаживайтесь, присаживайтесь, — повторяет он.

Я сажусь напротив него, и складываю руки на коленях, ожидая, что он прекратит читать. Это толстая папка с загнутыми углами. Внизу на корешке написано «Крис Брикмэн». Я тяжело сглатываю, пока пытаюсь представить, сколько же нарушений было внесено в эту папку, что она распухла до таких размеров.

— Миссис Брикмэн, — я подпрыгиваю в потёртом офисном кресле, когда директор вырывает меня из моих мыслей. — Как вы видите, благодаря вашему сыну произошёл ещё один инцидент, и нам нужно это обсудить. — Мистер Вон осторожно размещает папку на своём столе, и кладёт несколько листов бумаги поверх неё.

— Что случилось? — мой мозг закипает от предположений. Что уже случалось за год? Срыв уроков, драки, прогул школы — список прокручивался в моей голове, будто я ждала ещё одного шага в его криминальной истории.

— Миссис Брикмэн, сегодня Кристофер, со взрывоопасными веществами был обнаружен в туалете для мальчиков. Я боюсь, что с политикой нашей школы, по которой мы не допускаем наличия оружия в школе, и ущербом, который он и его друзья нанесли в туалете, в этот раз его ждёт исключение. — Мистер Вон уже уставился своими глазками-пуговками на меня, ожидая, что я закрою рот, который зиял на моём лице, словно чёрная дыра.

— Взрывоопасными? Вы уверены? То есть, конечно, вы уверены, — я поднимаю руки, будто пытаюсь выдрать эти слова из воздуха, пока они не достигли его больших плоских ушей. — То есть, я понятия не имею, где он их достал. Они засунули самодельную бомбу в трубу? Или сделали коктейль Молотова? Или… — я пытаюсь заставить свой мозг работать.

— «Вишнёвая бомба», — констатирует мистер Вон. (прим. перев. – красный рассыпной фейерверк)

— «Вишнёвая бомба»? — я, словно попугай, повторяю его слова, но они не сходятся с картинками у меня в голове. — Это взрывоопасное вещество?

— Да, миссис Брикмэн. Кристофер и пара других учеников бросили пригоршню таких фейерверков в мужском туалете, и они начали врываться.

— Взрываться? Это взрывается? — я пытаюсь представить эту сцену. Неужели «Вишнёвые бомбы» такие опасные?

— Ну, да. Она оторвала крышку от унитаза. А также наделала жуткий беспорядок. Повсюду была вода, — его лицо приобретает тёмно-бордовый оттенок, когда он вспоминает этот ужас.

— «Вишнёвая бомба», — я в своём кресле сажусь ровнее, чувствуя, как бабочки снова возвращаются в жизни, и я снова превращаюсь в двадцати восьми летнюю девушку.

— Да, — строго кивает мистер Вон.

— Это были взрывоопасные вещества? Так Крис и его друзья бросили рассыпные фейерверки, и они повсюду разбрызгали воду? — видения шрапнели и тлеющих кусочков кафеля уборной для мальчиков заменяется образами невинной шалости, которую часто делают мальчики. Даже Барт Симпсон делал это в мультике на «Нетворк».

— Верно, — шипит на меня директор. Он указывает на множество бланков, который он вытащил из папки. — Как видите, у меня множество заявлений свидетелей, включая и признание вашего сына, в котором он пишет, что был одним из двоих принёсших сегодня в школу взрывоопасные вещества, и принимавших участие в уничтожении школьного имущества, — он постукивает пальцем по бумаге, будто пытается азбукой Морзе передать сообщение.

— Ладно. Так. Крис и его друзья провернули шалость с рассыпным фейерверком и теперь его исключают? Это не слишком? Я имею в виду, мальчики делают такого рода вещи всё время, разве нет?

— Нет, миссис Брикмэн, мальчики этого не делают. По факту, осталось лишь три месяца до окончания учебного года, и подобный случай со взрывоопасными веществами произошёл лишь единожды …

— С рассыпными фейерверками, вы имеете в виду?

— Да, со взрывоопасными веществами. И Крис был его инициатором. Если вы посмотрите на его послужной список, миссис Брикмэн, вы увидите, что Крис очень часто становится лидером в таких случаях. Как я уже сказал, в нашей школе не будут теперь оружие.

— «Вишнёвая бомба», — повторяю я.

— Любое оружие, — твёрдо отвечает он. — К сожалению, я больше не могу давать Крису шансов. Если бы его поведение с каждой его выходкой не прогрессировало в худшую сторону, в таком случае, я бы мог подумать о том, чтобы его оставить, а не исключать. Хотя и так понятно, что за стенами этой школы, чтобы поправить его поведение, за ним не приглядывают надлежащим образом.

Ну всё. С меня хватит.

— Послушайте, мистер Вон. Одна вещь — сорвать меня с работы, приволочь сюда и выставлять моего сына убийцей за то, что он подбросил в унитаз фейерверк. Но совершенно другая, когда вы решаете намекнуть мне на то, что я не справляюсь со своими материнскими обязанности. Если бы вы потрудились заглянуть в этот файл, то увидели бы, что не прошло и года, как умер мой муж, и я стала матерью-одиночкой. Я не ожидаю, что вы используете это как оправдание для Криса, но это помогло бы вам хотя бы чуточку объяснить его поведение. Может быть, если бы вы вообще потрудились отправить его к школьному психологу, вы бы это знали. Так что, вместо того, чтобы сидеть здесь и судить о моих родительских способностях, может вам хоть немного стоит проанализировать свою директорскую деятельность?

Я встаю, набирая побольше воздуха в лёгкие. Моё превращение во взрослую закончилось, и я готова забрать своего ребёнка и уйти. Хватит этого бреда. Я поворачиваюсь на пятках, и направляюсь к двери кабинета, когда мистер Вон откашливается.

— Миссис Брикмэн, прежде чем вы уйдёте, нам нужно обсудить вопрос финансовой компенсации школе.

Будто драмы в моём уходе было недостаточно.

Глава 12

Лорен

2014

— Подумаешь, мам, — Крис резко плюхается на пассажирское сидение, и пристёгивается ремнём безопасности. — Мистер Вон — настоящий говнюк. Я имею в виду, он весь год точил на меня зуб всего лишь за то, что застукал нас с Ханной, когда мы целовались. Он настоящее чмо.

Не могу не согласиться.

Но это остаётся в моей голове. Нет ни единого шанса, что я поделюсь этим со своим сыном. То, что лично я думаю о его директоре, не меняет того факта, что моего сына исключили из школы, и мне некуда его пристроить.

Ему девять лет. Он кажется слишком взрослым для опеки и слишком молодым, чтобы самому присматривать за собой. Осталось всего лишь несколько месяцев учебного года, и я просто не смогу отдать его в другую школу. Мы в абсолютной заднице. Я в заднице касательно заботы о своём ребёнке Крис в заднице, потому что шансов, что он окончит четвёртый класс, нет. Ну и херня.

Ебаный Вон — настоящее чмо.

— Послушай, я не хочу этого слышать. И не смей говорить о своём директоре такие слова.

— Бывшем директоре, — поправляет меня Крис.

Боже, дай мне силы удержать руки на руле вместо того, чтоб врезать своему девятилетнему ребёнку. Я знаю, что за все девять лет я ни разу не ударила его, но клянусь, я теряю терпение.

— Ты думаешь, это смешно, Крис? Ты хоть имеешь малейшее представление, как сильно ты облажался на этот раз? Тебя исключили, Кристофер. Это означает, что мне придётся искать способ, как я смогу вернуть тебя назад в школу. И если ты не заметил, у меня есть работа, которую мне нужно выполнять каждый день, чтобы я могла тебя накормить, но сейчас мне придётся использовать свои перерывы, для звонков, чтобы тебя вернуть в школу. И если ничего не выйдет, то в следующем году ты будешь самым взрослым ребёнком в четвёртом классе! — кожу на пальцах покалывает, когда я усиливаю хватку на руле.

Я смотрю на Криса, на его бесстрастность, а он просто сидит и пялится в окно. Мне хочется потрясти его и обнять одновременно. Хочется приласкать его, и сказать ему, что я знаю, как тяжело ему с тех пор, как он потерял отца.

Ну, Джоел не был его биологическим отцом, но Крис этого не знал. Ему было только два года, когда мы с Джоелом начали встречаться. До этого Джоел пытался добиться меня своим странным образом. Свой первый год программы подготовки медсестёр, я провела, будучи с огромным животом, в котором рос ребёнок, и я не спешила искать себе мужчину.

Пока остальные девочки из моей программы гуляли и встречались на «пьяные уик-энды», я жила с мамой и старшей сестрой, учась по книгам двух видов. «Медсестринство» и «Чего ждать, когда ждёшь ребёнка».

Тяжёлый труд и жертвы были оправданы, потому что я выпустилась с высшим баллом, и мой маленький мальчик подбадривал меня на выпускном.

Когда Джоел и я после колледжа получили свою первую работу в том же госпитале, я увидела его в другом свете. И я не имею в виду яркие флуоресцентные лампы больницы. Он был не самым возбуждающим парнем, и самым красивым, но он был добрым, и его хотелось уважать. Он знал, что Крис — сын Мака, но всегда относился к нему, как к своему.