Аметисты Серафимы Суок

1917 г. Одесса

– Александриты! Александриты! Бусы из александритов! – тоненьким голоском пищала Сима.

Она пыталась подражать своим случайным соседкам – бойким торговкам в ряду со всяким старьем, в конец которого она примостилась со своим товаром.

Сима была бойцом. Отгоревав с полдня по поводу ускользнувшей мечты, девушка загорелась новой идеей – продать бусы на Привозе.

– Мадам, возьмите бусы. Из александритов! – без зазрения совести врала Серафима.

Впрочем, почему врала? Кто сказал, что это не александриты? Вон как переливаются багровым светом. А выводы Арона Фишмана и сестры Лиды ошибочны. Всякий может ошибиться.

Женщина равнодушно повернула голову в ее сторону. Из-под шляпы с вуалеткой выбилась седая прядь, лицо серое, осунувшееся, глаза скорбные. Кажется, она раньше видела эту даму в цирке. Атлетического вида мужчина лихо метал в нее ножи, а она невозмутимо стояла с раскинутыми в стороны руками. Такая смелая и гордая в блестящем, струящемся платье, Симочке она казалась невероятной красавицей.

– Куда мне бусы? – печально произнесла дама, продолжая свое неторопливое шествие вдоль торгового ряда.

– Сколько, девка, хочешь? – внезапно обнаружился покупатель – неприятного вида пузатый дядька с проплешиной.

– Сто рублей! – выпалила Сима.

Она знала правила торговли: проси больше, скинуть всегда успеешь.

– У меня с собой столько нет, – признался мужчина. – Пойдем со мной, голуба, тут близко. – Он подхватил под руку Симу, воровато оглядываясь суетливыми, паучьими глазками.

От дядьки противно воняло смесью пота и дешевого табака. Девушка попыталась освободить руку, но покупатель своей крючкообразной граблей вцепился в нее намертво.

– Не боись, девка, не обижу! – зашептал он ей в затылок, задавая направление к выходу.

– Зато я обижу! – свирепо прорычала та самая дама из цирка. – Проваливай, пока цел!

– Мадам! Не суйте свой прелестный носик в чужие дела! – огрызнулся мужичок, собираясь добавить какую-нибудь грубость, но рукоятка ножа, приставленная между лопаток, заставила его сбавить обороты.

– Отпусти девочку и проваливай! – приказала циркачка.

Ее внезапно сильный взгляд и металл в голосе не оставляли выбора.

– Совсем озверели, антихристы! – выкрикнул пузан, отскочив на безопасное расстояние.

– А я вас знаю! – запальчиво сказала Сима, когда они с дамой отошли в малолюдную часть рынка. – Вы в цирке выступаете.

– Уже не выступаю, – произнесла женщина со вздохом. – Муж на войне погиб, заменить его некем. Наш номер сняли с программы. Вот, реквизит распродаю, – сжала она ножны красивого ножа – одного из тех, что летели в нее на цирковой арене.

– Вы такая отважная! – восхитилась Серафима. – И красивая! – теперь девушка снова увидела в своей внезапной спасительнице красивую женщину. Этому не помешали ни седина, ни растекающиеся ручейками морщины, ни потрепанная одежда. Даже печаль в глазах, казалось, придавала ей шарм.

– Спасибо, деточка. Ты еще прекраснее.

– Я?! – удивилась Сима. Она даже оглядела свое старенькое гимназическое платье и поношенные туфли.

Циркачка перехватила ее взгляд:

– Разве красота в одежде?

– Не только, – дипломатично ответила Сима. – Но хорошая одежда, прическа, драгоценности не помешают. У меня из украшений только вот, – девушка накинула на свою изящную шейку «александритовые» бусы. – Хотела выручить за них хоть сколько-нибудь денег, чтобы купить обновку.

– У тебя все будет, – дама пристально посмотрела ей в глаза своим по-тигриному уверенным взглядом, из-за чего Серафима ощутила бегущие по спине мурашки.

Циркачка еще говорила такие слова, в которые хотелось безоговорочно верить потому, что все это было так приятно и прежде ей никто никогда ничего подобно не говорил.

– Тебя будут любить, ты станешь музой и будешь жить лучше многих.

– Но как? – уже не спорила Сима.

В глубине души она всегда знала, что особенная. Ей очень хотелось, чтобы пророчества этой женщины сбылись.

– Сколько камней в твоих бусах? – кивнула она на сиреневую нить.

– Пятьдесят семь! – сходу ответила Сима.

Она уже тысячу раз пересчитала «драгоценные» камни, предвкушая, как дорого их продаст и тем самым обеспечит себе роскошную жизнь.

– Перебирай камни в бусах и на каждый из них наговаривай: «Я прекрасна!» Пятьдесят семь раз.

– И всё? – хлопнула зеленоватыми глазами Сима.

Ей не верилось и одновременно хотелось верить, что все так просто и сказочно волшебно.

– Делай так несколько раз – и увидишь, что будет.

Низким пасмурным небом октябрь дышал в спину теплому сентябрю. По Французскому бульвару вместе с мусором ветер гнал опавшие листья.

Пританцовывая и разбрасывая ногами пожухлую листву, Сима бежала домой.

«Я прекрасна!» – пела ее душа. «Прекрасна! Прекрасна!» – вторили ей воробьиная стая, пожелтевшая ветка акации, тощая кошка, трущаяся о водосточную трубу, накрапывающий дождик и все вокруг.

На подошве правой туфли образовалась дыра, и Сима чувствовала каждый мелкий камешек, на который наступала. Хуже всего обстояли дела в сырую погоду. Стопа в дырявой туфле сразу же намокала даже в самый мелкий дождь. Было жаль штопаных-перештопаных чулок, которые стали протираться еще быстрее.

Придя в гимназию, девушка незаметно разувалась под партой и сушила намокшую ногу. Кроме нее в их классе учились и другие бедные дети, даже беднее ее, так что на общем фоне Серафима Суок своим весьма скромным материальным положением не выделялась.

Симе всегда было унизительно, когда ее причисляли к стану малоимущих. Из-за заношенного платья, из-за дырявой обуви… Да и вообще бедность не скрыть, она сквозит из всех щелей. Но теперь у нее есть бусы с пятьюдесятью семью чудесными лиловыми камнями. Таких бус нет ни у кого, даже у Таты Северьяновой, дочери владельца мясной лавки, у которой в их классе всегда все самое лучшее, от пальто до ластика. А еще у Симы есть тайна и надежда на лучшую жизнь, обещанная бывшей циркачкой.

_Катя

Всегда, почти всегда при охлаждении между супругами злые языки пророчат адюльтер. Катя не могла допустить мысли, что ее муж подлец. Он ведь у нее порядочный! Артём не станет ее обманывать и вести двойную жизнь. Это так мерзко и низко! Если его чувства к ней остынут, он, прежде чем начинать новые отношения, закончит уже имеющиеся. Так поступают люди с достоинством. Артём не будет лгать, прятаться по углам, выкручиваться. Как минимум это несолидно для его статуса и возраста. Артём выше всей этой мышиной возни. Иначе как его уважать? «Определенно, у него непростой период», – решила для себя Быстрова.

Несмотря на то что Бобков совсем распоясался, Катя продолжала его оправдывать экономическим кризисом, сложной обстановкой на работе, усталостью… Думала, тяжелые времена пройдут, они вместе съездят в отпуск и все наладится. Но отчего-то конца черной полосы не было видно.

Тем не менее Катя чувствовала, что все идет к разрыву. Их брак бился в агонии, и Катя, стараясь оттянуть конец, впадала в крайности: то окружала мужа вниманием, была с ним мила и покладиста, то, не дождавшись ответной заботы или хотя бы благодарности, взрывалась и высказывала претензии.

Во избежание семейных конфликтов, Быстрова уходила в ближайший торговый центр, где бесцельно бродила по магазинам. Магазины ей осточертели, но больше идти было некуда. От нечего делать Катя обновила гардероб, но модные шмотки никакой радости ей не принесли. Чтобы меньше бывать дома, Катя шла на маникюр к Рынде, которая была рада поболтать и заработать.

– Да баба у него, отвечаю! – со знанием дела заявила Рыдалова, проворно орудуя пилкой.

– Артём не такой! – неуверенно спорила Катя.

Одним из основных качеств, за которые Катя выбрала мужа, была надежность. Много лет назад, в начале их романа, Артём производил впечатление человека, не разбрасывающегося словами, надежного, как скала, который никогда не подведет и на которого можно положиться. Быстрова до сих пор продолжала верить в эти его качества.

– Все они не такие. У меня у двоюродной сестры первый муж был еще тот кобелина! Вот послушай. – Дальше последовал рассказ о чьей-то не сложившейся семейной жизни.

Катерина вполуха слушала мерную трескотню бывшей одноклассницы, думая о своем.

В уголке кухни квартиры Рыдаловой, где она принимала клиентов, мерцала в лампе свеча, нагревая апельсиновое масло. Терпкий аромат укутывал и умиротворял. В этой давно не видевшей ремонта обстановке, изобилующей старыми аляповатыми вещами, Катерина чувствовала себя спокойно.

Она даже позавидовала Рыдаловой – ее независимости от мужчин и умению довольствоваться тем, что есть. Даже вот этой убогой квартире позавидовала – пусть тут все старое и дешевое, но исключительно свое и на свой вкус.

Жизнерадостная Людка не грызла себя за пятьдесят второй размер, за отросшие корни сожженных волос, за расширенные поры на лице и двойной подбородок. Она разрешала себе быть собой и ни на кого не оглядываться. Рында могла себе позволить в общественном месте громко хохотать и во всеуслышание обсуждать по телефону интимные подробности.

Если раньше Катя считала Рыдалову невоспитанной и примитивной, брезгливо морщилась, наблюдая ее вызывающее поведение, посмеивалась над уровнем маникюрщицы, не получившей даже среднего образования, то теперь все чаще думала, что иногда хочет поменяться с ней местами, чтобы иметь возможность наплевать на все условности.

У самой Катерины для этого не хватало смелости. И свободы. Она у себя дома не может коптить масло, как Рында, не может купить и поставить на полку понравившуюся безделушку, не может слушать музыку и смотреть телевизор так, чтобы не быть подверженной критике.

Артём непременно выскажется по поводу ее выбора, одарив комментариями в стиле «это же старье, муть, жуть, мрак и отстой!». Станет ежеминутно допытываться на все лады: «Ты это смотришь? Смотришь?! Смооо-триии-шь?! Давай переключим! Вот! Вот это оставь!» Будет бухтеть, пока жена не отдаст ему пульт и не уйдет.

Катя очень редко слушала музыку и смотрела сериалы. Делала это, только когда Артём надолго уходил из дома, и то прислушивалась к шагам на лестничной площадке, чтобы при звуке поворота ключа в замке успеть все выключить. Иначе презрительно сложенных губ не избежать.

Это было ненормально и создавало нервное напряжение. Артём обычно разговаривал с ней в такой манере, будто бы искал, к чему придраться: что ни реплика, то замечание. Про себя Катя называла мужа прокурором.

Жить с диванным прокурором – то еще испытание. Постоянно нужно быть готовой отражать нападки и критику; взвешивать, что предпочтительнее: объяснять свои действия и оправдываться за них или отложить их до момента, когда не будет рядом мужа. Если отмахнуться, будет еще хуже: Бобков, по обыкновению, жутко обидится и уйдет в глухую молчанку, делая атмосферу дома невыносимой. Такой уклад давил на нервы, опустошал и высасывал энергию.

Быстрова для себя решила: без резких движений найти в себе опору, а потом отползать к новой жизни. С Артёмом или без – будет видно.

– Знаешь, кого мы с Фролихой видели?! – радостно заорала в трубку Рында, словно речь шла о чем-то невероятном и архиважном.

Катя не сразу поняла, в чем дело. Она в ближайшее время не собиралась на маникюр, и вообще, похоже, у них с Артёмом отношения стали налаживаться. Муж внезапно предложил выбрать цвет обоев на ее вкус, чего прежде за ним не водилось. Обычно Артём до хрипоты бился за любую, даже незначительную мелочь, лишь бы все было как хочет он. А тут сам предложил. Это был верный знак.

– Ну, – без энтузиазма ответила Быстрова.

– Зоську!

– Кого?

– Зоську Сапожникову! Помнишь такую?

Как не помнить? Сапожникова училась с ними в одном классе.

– И-и-и? – снисходительно протянула Катя, дескать, какое мне дело до какой-то там Сапожниковой, хотя дело очень даже было, но не обнаруживать же свою заинтересованность.

– Знаешь, где? Не поверишь!

– Неужели на Луне? – усмехнулась Катя, предвкушая услышать, что Зося намывает полы в каком-нибудь затрапезном кафе.

– Если бы. Она танцует стриптиз.

Что ж, невысоко поднялась относительно уборщицы. Точнее, опустилась. Но неожиданно, да. Тут Рында права, есть чему удивиться.

– А ты там как оказались?

– Мы с Фролихой в «Фаворит» в бассейн ходим. А там Зоська в качестве тренера стриптиз отжигает, – сбивчиво затараторила Людмила, но Катя ее уже не слушала.

«Фаворит». В этот фитнес-центр ходит и Артём. Он видел там Сапожникову – теперь в этом нет никаких сомнений. Катя тогда не придала значения случайно брошенной фразе Артёма, а зря.

Это произошло в начале лета. Катерина наконец добралась до сортировки фотографий. Занятие нудное и долгое: из тысячи файлов – со всех поездок, мероприятий и просто повседневных фото и видео – нужно выбрать наиболее удачные и разложить их по папкам. Дело это все время откладывается на потом, и чем дольше оно откладывается, тем более трудоемким становится.

Катя занималась сортировкой уже несколько дней – с перерывами и с залипанием на воспоминания. Потихонечку дело все же двигалось. Вот появился ряд отработанных папок: «Свадьба», «Андрюша годик», «Саша и Андрюша Сочи», «Турция 15», «Новогодний Таиланд» и так далее.

Когда руки дошли до фото с выпускного, у Катерины потеплело на душе. Это была ее сладкая девичья тайна. В свои юные семнадцать Катя Быстрова сияла звездой. Порхающая, беззаботная, счастливая пьянящей свободой. Королева класса. Перед ней все двери были открыты, и казалось, так будет всегда. На фото она в окружении влюбленных в нее мальчишек.

В те самые минуты, когда Катерина пребывала в неге приятных воспоминаний, явился Артём. Она быстро закрыла файл с выпускным, кликнув в первое попавшее фото. Последний звонок и их класс.

С видом заправского ревизора муж уставился в экран. На его лице нарисовалась самодовольная ухмылочка: застукал.

– А это кто? – ткнул он пальцем в экран.

Весь класс одет как официанты: белый верх, черный низ (это стало очевидно лишь спустя годы, а тогда такой вид всем казался торжественным). Зоська опять выпендрилась. Где-то откопала коричневое школьное платье и белый фартук, в косы вплела белые ленты. Первоклассница. Только белых гольф не хватает.

– Да была у нас такая. Зоя Сапожникова. Белая ворона, – поморщилась Катя.

– Зоя Сапожникова? – удивился Артём.

– Ну да. Вы знакомы? – Катя заподозрила что-то неладное.

О ревности тогда речи не шло. Разве можно ревновать к этакой замухрышке? Но интуиция противно кольнула сердце.

– Да нет, – отмахнулся он. – Просто люблю белых ворон. Есть в них загадка и скрытая сила.

– Да какая там сила?! – удивилась Катя.

– Сама подумай: насколько крепким характером надо обладать, чтобы выделяться из толпы и не скрывать своей индивидуальности!

– Индивидуальность! – нервно хохотнула Катерина. – Эту индивидуальность все презирали!

– Напрасно. Только личность может быть уникальной настолько, чтобы вызывать ажиотаж. А чтобы быть как все, достаточно навыков обезьяны.

Кате стало обидно. Она никогда ничего не делала вразрез с коллективом и считала тех, кто выделяется, выскочками. А для Артёма, оказывается, быть со всеми – уровень обезьяны. Хорошего же ты, Артёмка, мнения о своей жене. Впрочем, чего удивляться? От тебя давно слышно одно лишь хамство, словно с врагом живешь!

На протяжении всей совместной жизни с Артёмом Катя ни разу не слышала восхищения мужа в свой адрес. В адрес других женщин бывало, и неоднократно. То он в восторге от скандальной телеведущей – видите ли, какая она дерзкая и независимая. Да будь у Кати родители в парламенте, она бы еще не так отжигала. Или он без ума от топ-модели. И одевается она эффектно, и загорелая, и всегда при прическе-макияже. Знал бы он, сколько стоит одно платье этой модели, заткнулся бы. И вот теперь Артём восхищается Зоськой. Видите ли, она личность! Никому не интересная одиночка – личность. С таким же успехом Артёму понравится любая кошелка – найдет, чем восхититься. Ему все хороши, кроме жены.

Кате невольно вспомнились мелочи, которым она раньше не придавала значения. Артём всегда занимал самые удобные места. Если в кафе у столика с одной стороны диван, с другой стул, Артём непременно усядется на диван. В театре он выберет себе то место, которое хоть немного ближе к середине. В самолете – около иллюминатора, в поезде – по направлению движения. Жена и дети размещаются по остаточному принципу. И еще уйма других подобных моментов.

Катя с горечью осознавала, что у всех этих непривлекательных поступков мужа одна причина – нелюбовь. Или наоборот – любовь. Огромная и непоколебимая. К единственному себе.

«Но как же так?» – сокрушалась Катя, все еще не веря в свою несчастливую участь. Когда он успел к ней охладеть?

Они познакомились с Артёмом в магазине тканей, в котором она работала. Ей было восемнадцать, ему на семь лет больше. Артём не нашел к рубашке такую же пуговицу, как оторвалась, и выбрал похожую, но Катя убедила его поменять все.

Артём так красиво за ней ухаживал, говорил о любви. Она родила и вырастила Артёму двоих детей. Желанных детей! Артём очень хотел сыновей, сам им дал имена в честь своих двух дедушек. Она хотела назвать детей Матвеем и Федором, но уступила мужу, думала, будет больше любить. Задвинула все свои планы ради семьи. Хотела же в институт поступать на заочное. Но тогда бы пришлось нанимать няню и Артёму взваливать на себя львиную долю забот. А у него карьера, спорт и вообще. Так что учебу Кате пришлось отложить до подходящего времени, которое так и не настало.