Амулет на удачу (СИ)

Часть II. Невеста без статуса (II)

На улице уже вечерело, солнце зацепилось за горизонт и готовилось нырнуть. Небо затянуло туманом — или серыми мутными тучами? Дул пронизывающий ветер. Зима в Аконской империи почти бесснежная и несильно холодная, но сейчас по ощущениям температура воздуха была не больше четырёх градусов, к ночи запросто выпадет первый в этом году снег. Ночной консьерж бросил на меня равнодушный взгляд, ведь в список входящих-выходящих я внесена. Дежурной фразой поздоровавшись-попрощавшись тут же уткнулся обратно в газету. Я вышла из подъезда, растерянно оглядываясь по сторонам. Когда собирала вещи, мозг опьянило адреналином и обидой, а вот сейчас, на прохладном свежем ветру началось похмелье.

В общежитие для студентов мне нельзя, любому дураку понятно. Куда брошенный жених ринется за невестой в первую очередь? Да и власти в Академии и вообще в Университетском городе у месье Дюрана в избытке. Вот именно! Вернёт и не запыхается, после чего вежливо выскажется по поводу моих умственных способностей и посадит на цепь. Причём хорошо если в переносном смысле в виде какого-то маяка под кожу, с него станется и в буквальном смысле меня привязать и запереть. Если уж у него на меня планы какие-то, причём достаточно серьёзные. Но и находиться рядом с человеком, который настолько меня ни в грош не ставит, что готов развлекаться с любовницей чуть ли не у меня на глазах — это слишком много, даже для моего терпения.

Ноги подсказали решение само-собой, понесли меня в сторону железной дороги. Единственный мне путь — в Шатоден. Уже когда показалось здание вокзала, мысль оформилась окончательно. В Академию возвращаться нет смысла, именно там меня будут искать. Вдобавок я столько лекций пропустила, что догнать не сумею, и меня вышибут. Теперь, имея полностью оплаченное обучение, так проиграть будет обидно. Мне как-то надо продержаться всего-то чуть больше полугода, а там восстановиться на первом курсе. Заодно за это время и месье Дюран поутихнет со своими интригами, я стану ему не нужна. Жалко, месье декан отнял у меня гарантированный способ прокормиться в виде написания разных домашних работ на заказ, не уверена, что я даже школьникам помогать могу. По крайней мере, предупреждение прозвучало недвусмысленно. А вот назло ему справлюсь, тем более на мне ещё и за дракошку ответственность лежит. Не может быть, чтобы я не нашла себе где-нибудь работу в большом городе, хоть официанткой в забегаловке за миску супа.

В кассе я купила у заспанной немолодой тётки билет на самый-самый эконом класс, отдав сумму пускай и небольшую, но всё равно проевшую дыру в моём скромном бюджете. Хотя и радовало, что в отличии от первого и второго класса остальные билеты не именные. Вышла на перрон, сгрузив небольшой свой чемоданчик и рюкзак со спины на скамейку, присела рядом, поудобнее устраивая Зубастика под пальто. Малыш лежал спокойно, сонно курлыкая время от времени. Сидеть на ветру было прохладно, и вскоре пальцы рук заледенели. Подняла воротник, кутаясь ещё сильнее, подышала на ладони. Ожидание затягивалось, лучше бы осталась в зале около касс — пришлось бы стоять, но зато в тепле. Сейчас уже поздно, человек, который вышел, а потом вернулся привлечёт к себе внимание. Месье Дюран будет искать, а так хоть небольшой шанс, что кассирша в общем потоке ещё одну пассажирку не запомнит.

От нечего делать принялась рассматривать немногочисленных попутчиков, дежурного по станции в униформе и с сигнальным фонарём, и вообще всех, кто проходил мимо. Боковым зрением заметила стремительно приближавшуюся к перрону мужскую фигуру. Вздрогнула. Сердце забыло как стучать, не то от страха, что обнаружили так быстро, не то от разочарования… Потом обругала себя идиоткой, у этого и рост был заметно ниже чем у месье Дюрана, и телосложение сухопарое, это вам не красавец-декан. Мужчина прошёл мимо, затем обернулся, и его взгляд на мгновение встретился с моими. Цепкий, изучающий, пронизывающий. Я тут же уткнулась носом в пол, старательно изучая выбоины на перроне. Время от времени осторожно поглядывала на странного мужика, кстати в дорогом кашемировом пальто, но почему-то задержавшегося в секторе посадки эконом-класса. Со спрятанными в карманах руками, и абсолютно-прямой спиной, он неспешно прогуливался вперед-назад, в том числе перед моей скамейкой. Как и я не скрываясь рассматривал попутчиков, но в мою сторону вроде бы специально не глядел.

Если верить большим часам на столбе, поезд подошёл к перрону с опозданием на двадцать минут.

— Остановка продлится шесть минут, — возвестил усиленный чем-то голос проводника-кондуктора. — Просьба не выходящим на данной станции пассажирам не покидать вагон. Просьба садящимся пассажирам не задерживаться.

Я уже стояла около раздвинутых дверей, поставив чемоданчик на перрон и придерживая уснувшего под плащом дракошку, свободной рукой протягивала билет совсем ещё молодому пареньку-кондуктору. Комплекция у него, кстати, оказалась внушительная, зайцем точно не проскользнёшь. Непонятный мужик в дорогом пальто как-то случайно оказался рядом. Кондуктору он с чего-то приглянулся больше прочих, его билет он проверил первым.

— Вам не сюда, господин Фурнье, — источая подобострастные улыбки, сообщил кондуктор, возвращая тиснёную картонку билета. — Первый класс в начале состава.

Так и хотелось за парня добавить: а не послушаешься — я тебя сам пересажу, ибо в моём вагоне не положено. Впрочем, этот Фурнье и сам откажется. В первом классе, насколько я видела в окно, нечто вроде отдельных купе нашего плацкарта, только вместо боковых мест и четырёх полок для сна стоят по шесть мягких кресел. Третий же класс до боли мне напомнил пригородную электричку, такие же ряды жёстких сидений. Непонятный мужик молча кивнул, заложил ладони за спину и принялся беззастенчиво смотреть на то, как проверяют остальные билеты.

— Вам помочь? — прозвучал приятный голос прямо над ухом, аккурат в то время как я пыталась и драконёнка спящего не выронить и пожитки свои с пола собрать.

От неожиданности я резко дёрнулась. Обернулась и чуть не въехала макушкой ему в нос. Дракончик от толчка гневно закряхтел во сне. Повезло, в привокзальной суете и шуме его ворчание растворилось никем кроме меня не услышанное — провоз любой живности без соответствующих документов и клетки, а также дополнительной оплаты был запрещён.

— Проходите, я всё соберу, — подарил он мне улыбку. Очень кстати, милую и располагающую, зато холодные серые глаза при этом продолжали изучать каждую чёрточку моего лица и складку на пальто.

— Благодарю, монсеньор, — я всё же подхватила рюкзак и придерживая бок с драконёнком поковыляла в конец вагона, разыскивая своё место.

Худощавый не отставал, неся за мной чемоданчик.

Рядом с моим местом уже сидел дедок-сморчок, благодушно улыбавшийся мне, моему неожиданному спутнику и вообще, похоже, всему миру. Я потянулась закинуть рюкзак на полку для багажа, но он никак не желал спокойно там размещаться, моего роста элементарно не хватало. Незваный попутчик тут же протянул руку, и, помог задвинуть кладь на место. При этом он коснулся моей ладони, и я машинально отметила, что странно как-то, в вагоне тепло, но перчатки этот, как его? Фурнье. Не снял. При этом моё запястье, украшенное браслетом невесты, обнажилось как раз на уровне его глаз, и он не преминул с интересом рассмотреть его, пока я не опомнилась и не убрала руку вниз. Сердце ёкнуло. Разбирается в таких вещах? Узнал чей, какого клана?

Дальше повезло, дедок подвинулся и пропустил меня к окну. Пока я усаживалась, заодно стараясь незаметно пристроить на коленях спавшего под пальто Зубастика, таинственный незнакомец вёл беседу с кондуктором. Сразу после этого кондуктор подошёл к моему соседу, а когда поезд тронулся, я нечаянно повернула голову и в начале вагона заметила стоявших вместе сухопарого и деда-сморчка. И о чём-то они беседовали. Неужели драконёнка заметили?

«Ох, Зубастик, сейчас нас как ссадят обоих с поезда, и мы пропали, — мысленно вздохнула я. — А может и нет, следующая остановка всё равно уже на окраине Шатодена».

— Составлю вам компанию. С вашего позволения, — неожиданно на скамейку рядом со мной опустился тот самый незваный помощник.

— Э-э-э… А этот пожилой монсеньор не будет возражать?

— Мы договорились с ним поменяться местами. — По-прежнему источавшие лёд серые глаза прошлись по мне цепким взглядом. Будто я карманник, украла кошелёк и теперь этот странный мужик ищет, куда я его спрятала, почему-то у меня возникла именно такая ассоциация. И остановился этот просвечивающий насквозь взгляд аккурат на моей руке, придерживающей Зубастика. — У вас что-то болит? Вы никогда не отводите руку от живота.

— У меня там… домашний питомец, — тихо шепнула я. — На него нет билета.

Врать под таким внимательным взглядом не получалось, сосед уже заметил и легко может попробовать проверить. После этого побег терял смысл, месье Дюран по скандалу с драконёнком меня вычислит мгновенно. Зато если не соврать, но недоговорить, то поверит и отстанет без последствий.

— Понятно, — согласился попутчик и уставился в окно.

Тут рядом с нами оказался проводник. Ну да, захотелось богатому господину прокатиться в третьем классе, бывает. Однако его статус и билет первого класса, включая положенные услуги, никто не отменял.

— Монсеньор Фурнье, у вас есть какие-то пожелания?

— Прессу будьте добры.

Получив газету, тут же углубился в чтение. Ну а мне, конечно же, не предложили ничего, даже взглядом не удостоили.

— Мадемуазель, может быть, вы чего-нибудь хотите? — вместо проводника поинтересовался мой незваный попутчик.

— Нет, благодарю вас, месье, — буркнула я, вспомнив объём моих финансы. — Но мне ничего не требуется.

И тут же прикусила язык, попутно мысленно надавав себе оплеух. Вот точно, сначала ляпну — потом думаю. Я ведь обращалась к нему вежливо и как к человеку равного общественного положения, будто я всё ещё студентка Академии, а не непонятная нищенка, у которой на нормальный билет денег нет. Проклятый этикет и проклятый Дюран. Никогда не задумывалась, а сейчас вот интересно — обращение «мадемуазель» тут принято ко всем девушкам, или он тоже видит во мне выходца именно из своего сословия?

Попутчик больше не отвлекал. Весь ушёл в чтение, лишь на одной странице с чего-то шумно втянул воздух. Затем, аккуратно и быстро сложил газету, задвинул её наверх рядом с моим чемоданом, облокотился затылком на спинку сиденья. Не заснул, это вам не первый класс, тут все сидения лакированного дерева без какой-либо обивки. Только прикрыл глаза, время от времени всё же поглядывая в мою сторону. Я мысленно махнула рукой — и пусть смотрит! Мой браслет-татуировку видел, про контрабандную домашнюю зверушку слышал и не выдал. Ну а приставать к незнакомой, одетой скромно и неброско девушке, купивший проезд за медяк, ему вообще не по статусу, свои-аристократы не поймут. Человек явно небедный, помани пальцем — и нищенки вроде меня за ним табунами побегут, прямо как наши студентки за Ладисласом Дюраном… Опять мысли возвратились к нему. Ну что за невозможный человек? Взял и буквально за пару недель пустил всю мою жизнь под откос. Оставалось убеждать себя, что рисковать скандалом и топить неугодную студентку, когда я вернусь, он не станет. Ну а я до начала следующего учебного года сумею продержаться. Поступить в другой местный университет попроще, ведь депозит на обучение у меня есть? Но я понятия не имею, можно ли так делать здесь, надо сидеть и разбираться в местных законах. Или плюнуть на всё и вернуться домой? Теперь я родителям ничего не должна, каких-то знаний нахвататься на Бретее сумела. Как-нибудь да устроюсь на первое время.

Вот только Ладислас… Раз за разом я смотрела на руку, где под тканью одежды прятался браслет-татуировка невесты, и перед глазами сразу же вставал его образ. И наш первый и единственный поцелуй, пусть и не совсем настоящий. А ещё глаза, ох эти чёртовы бесстыжие глаза, темнее ночи, обжигающие, притягательные… и то как они блестели, когда рядом с ним оказывалась эта рыжая шлюшка. Проносившиеся за окном деревья, дома, и поля застлало солёной пеленой. Стоп-стоп-стоп, ещё зарыдать не хватало. Хотя освещение в вагоне было так себе, да и сумерки за окном уже притушили краски дня, так что вряд ли кто-то увидел бы мои покрасневшие глаза. Нельзя сейчас плакать, мне ещё надо хоть какой-то ночлег отыскать, поужинать и драконенка накормить. Ну а потом уже можно тихонечко и порыдать в подушку.

— Простите, — мой незваный сосед слегка дотронулся до моего плеча.

Я немедленно вынырнула из мрачных раздумий. Ох, зараза такая, я про этого странного господина совсем забыла.

— Мадемуазель, вы не окажетесь против, если немного приоткрыть окно? Душновато в вагоне.

Я молча потянулась сдвинуть стекло. Подёргав, поняла: кто-то мало ел каши. Точнее, ел давно и только за завтраком, и из-за этой рыжей сволочи и второй чёрной гадины не пообедал.

— Позвольте?

Сосед, зачем-то скинув перчатку, потянулся к окну, при этом навалился на меня всем своим немалым весом, не забыв прикоснуться к моим пальцам, которые я не сразу отодвинула от зажима стекла. Причём в том, что трогал он меня специально, я ни секунды сомневалась. Слишком быстро он положил руку на защёлку, пока я не успела отодвинуться, и потом он не просто прикоснулся, я ощутила, как на секунду он мои пальцы именно сжал своими. В вагон ворвался ледяной ночной воздух, подхвативший мои волосы и потрепавший ими незнакомца по щеке. Я вздрогнула и поёжилась от резкого падения температуры.

— Мадемуазель, вы замёрзли? У вас пальцы прямо ледяные.

Тут же уверенно содрал вторую перчатку и попытался взять мои руки в свои. При этом его голос прозвучал хрипловато, но как-то по-особенному, была в нём, я бы даже сказала, интимная такая, располагающая хрипотца. И это мне категорически не понравилось. Я торопливо села обратно на своё место и решительно засунула свои руки в карманы.

— Благодарю, но сейчас они и сами быстро согреются, — постаралась ответить как можно более резким тоном.

Пожав плечами, мужчина ещё задвинул стекло, несколько мгновений сосредоточенно всматривался в подступающую темноту, а затем, поднявшись с места, пошёл к дрожащей дверце тамбура. И что это были за домогательства в общественном месте? Фу, как же противно. Рассерженная и злая, я привстала и взяла забытую соседом газету. Хоть какая-то от этого странного типа польза. Не только отвлечься и скоротать путь. «Газета политических и литературных дебатов» давно уже не имела отношения ни к политике, ни к литературе, а была старейшим в Шатодене новостным СМИ типа наших «Известий». Для меня же самой актуальной страницей сейчас была та, где располагались объявления и вакансии, но к сожалению, предыдущий читатель сложил газетные листы в полном беспорядке. Я торопливо листала страницы в поисках нужной колонки… И непроизвольно вскрикнула от страха, чуть не выронив газету, когда увидела фотографию. Крупным планом там была моя сокурсница Лоран, к слову, одна из тех, кого вместе со мной тогда приглашали к следователю и просили поберечься. Красивое цветное изображение её изуродованного трупа украшало вторую страницу «Газеты», а текст сопровождающей статьи сухо констатировал обстоятельства. Сегодня днём была найдена убитой ещё одна студентка Академии. Слухи, которые руководство Академии и полиция в прошлый раз опровергали, подтвердились: защита сломана и тело обескровлено. Вот только каким образом тихая скромница Лоран оказалась за пределами Академгородка на самой окраине Университетского города? И ещё мне было стыдно, но я не могла отделаться от мысли, что теперь-то уж профессору Дюрану точно не до меня и моих поисков.

***

Центральный вокзал, куда и приехал наш поезд, меня впечатлил. Наверное, потому что я здесь и вообще в Шатодене оказалась первый раз. Дело в том, что Лист Бретей напрямую со столицей Книги миров связи не имел — чем дальше ты шагаешь за раз и чем больше твой груз, тем заметнее взлетает расход энергии. Зато Книгу миров насквозь пересекали словно бусины на нитке особые Листы, которые образовывали Тропы миров. Переход между соседними Листами тропы получался очень дешёвый и не вызывал завихрений пространства, так что входы и выходы располагались совсем рядом. Из дома мы с пересадками аж несколько суток мы добирались до Тропы миров. Зато там сразу же сели в экспресс и не останавливаясь домчались прямо до портального вокзала на Бретей, а уже здесь пассажирским дирижаблем добирались сначала в один из аэропортов Шатодена. От него же на машине в Университетский город. Ну а потом у меня не нашлось ни одной свободной минутки, чтобы съездить в столицу, да и Мишка предпочитал искать развлечения под боком.

Усиленный каким-то амулетом голос машиниста разнёсся по вагонам и возвестил о скором завершении пути. Пассажиры немедленно повскакивали со своих мест, одни на ходу застёгивали пальто, другие пытались забирать багаж, все не стесняясь друг друга пихали и толкали. Наконец поезд начал замедляться, встал, а толпа ломанулась к выходу. Я вышла одной из последних. Мне торопиться особо некуда. Ничего подходящего я в газете не нашла, так что пока нужно комнату снять, а для начала хорошенько поискать и поторговаться — с финансами у меня не густо.

Уже на перроне растолкала Зубастика и пересадила на плечо:

— Давай, соня, вставай. Прибыли.

— Ма-а-ам! — драконёнок зевнул, сонно причмокнув клыками. Но всё же замер на новом месте, распушив чешуйки и зорко оглядываясь, нет ли для меня какой-то опасности.

Странного попутчика нигде не было, остальная толпа мирно обтекала нас с Зубастиком, торопясь на встречу с семьями и друзьями, в тёплые дома или забегаловки. Я же немного растерялась, соображая куда идти. Тут было просто невероятное количество платформ и линий, причём все они находились под крышей — что-то вроде огромного пристроя к вокзалу, только без одной стены. Из непонятных глубин памяти выскочило правильно название этого пристроя — железнодорожный дебаркадер.

Для начала я решила выйти на Привокзальную площадь. Как оказалось, посмотреть на вокзал снаружи стоило, тем более что уже включили подсветку, так что видно было не хуже, чем днём. Фасад вокзала был выполнен в форме триумфальной арки, само же здание имело два этажа, но каждый такой высоты, что крыша оказалась где-то на уровне соседних пятиэтажных домов. Да и в ширину вокзал занимал не меньше квартала. Гранитная облицовка, крышу поддерживали очень красивые ажурные чугунные конструкции, фасад украшен скульптурами — судя по гербам, которые держали в руках скульптуры, каждая символизировала какой-то город? Наверное, туда с вокзала уходят поезда? А ещё, хотя ближние вокруг вокзала дома напоминали мне Университетский город, зато дальше начинались самые настоящие иглы высоток, этажей тридцать стекла, бетона и ещё каких-то местных техномагических материалов, по крайней мере, нормальный бетон не светится и цвет не меняет, а это точно не подсветка.

Несколько минут полюбовавшись, я со вздохом пошла обратно на вокзал. Вся эта красота не для меня, мне нужен район попроще. Если я правильно поняла большой план города, который видела на стене напротив платформ, и правильно соотнесла его со своими знаниями о Шатодене, мне надо уехать из центра на заводскую окраину. Туда проще всего добраться внутригородским поездом, который должен уходить тоже с вокзала. Осталось сообразить с какого перрона.

— Мамзель, мамзель! — скрипучий старческий голос окликнул сразу как я вернулась на вокзал.

Обернувшись, я обнаружила знакомого сморчка-старичка в коричневом кепи и выцветшем клетчатом пальто почти до земли. Мой несостоявшийся сосед, которого отправили ехать в другой вагон.

— А вы разве не с тем монсеньором, который был так любезен? — прошамкал старичок.

— Э-э-э… не знаю, — растерялась я. — А зачем он вам?

— Дык, удивительно так получается, это, — улыбнулся своим беззубым ртом старичок, и глазки его, блёклые в свете фонарей, забегали из угла в угол. На дракошку на моём плече он тоже покосился осторожным каким-то взглядом. — Пересадил меня монсеньор в первый класс, ещё и приплатил.

— Зачем? — искренне удивилась я, а внутри насторожилась.

— Дык, и я эть не пойми зачем, — взгляд дедули стал хитрым и сальным. — Думается, понравились вы, мамзель, вот и решил знакомство того, поближе приделать. Думал, вы вместе выйдете. Не сложилось?

— Не сложилось, — отрезала я.

Внутри я вся кипела от злости. На себя за наивность — решила с чего-то, что этот тип и в самом деле надумал мне помогать просто так. На то, что этот извращенец надумал подцепить шлюшку на ночь, но увидев браслет невесты решил не рисковать. Старый пень, который решил позлословить на эту тему, было уже слишком.

— Дела ваши, мамзель, дело, эть, молодое, — крякнул старичок, — На вот, возьми, — он протянул мне несколько банкнот.

Я непонимающе смотрела на дедка в ожидании подвоха.

— Да бери! — потряс старичок денежкой и буквально пихнул банкноты мне в руку. — Монсеньор дал мне денег. Просто так, за тебя. А тебе — ничего. Вот, делюсь с тобой.

— Почему?

— Возьми, а то таким лёгким деньгам удачи не будет. Иначе получается, я как бы продал девку-то. Ты держи, пригодится. Тебе, вон. И самой жить, и зверушку твою кормить.

С этими словами дедок сложил мою ладонь в кулак, чтобы деньги точно не выпали, и с прытью, не хуже чем у молодого зайца, рванул прочь с вокзала. Я горько усмехнулась: видимо, этот Фурнье отвалил ему немало. Вот дедок и торопится, пока я не поинтересовалась. Так-то он вроде и не пожадничал, поделился. Впрочем, посмотрев номинал банкнот, я бережно убрала деньги в кошелёк. Даже с учётом трат на билет внутреннего поезда, мои капиталы неожиданно удвоились, пусть остаток денег принесёт этому дедку удачу, он поделился честно.

В хорошем настроении я пошла искать нужный перрон, который в итоге обнаружился в самом дальнем и тёмном углу. Поезд был маленький, рядом с остальными на вокзале казался игрушечным. А ещё в нём было много-много гружёных под завязку товарных платформ и всего два пассажирских вагона. Причём эти два вагона были скорее теми же самыми платформами, которые просто огородили, понаставили скамеек и прилепили хилую крышу. На ходу дул холодный встречный ветер — чем дальше от центра, тем сильнее он пах железом и заводами, иногда заносило клубы гари и дыма от паровоза, зато за Зубастика с меня не взяли никакой дополнительной платы. И вообще, всем на то, с кем я еду, было плевать, разве что кондуктор удивлённо приподнял фуражку и почесал макушку, да какой-то парень попробовал втихаря засунуть руку в мой чемодан и получил ощутимый укус в запястье. Остальные вокруг одобрительно засмеялись, бдительного охранника поздравили, а несостоявшегося воришку двое дюжих работяг выкинули на ближайшей остановке, попутно дав как следует пинка на прощание.

Когда мы приехали на конечную станцию, ночь окончательно вступила в свои права. Возле Центрального вокзала улицы были ярко освещены, повсюду иллюминация витрин магазинов, ресторанов и ночных клубов, таверн и прочих увеселительных заведений. Сновали автомобили, ездили пафосные экипажи с необычными тягловыми животными — насколько у заказчика хватит денег и фантазии заказать химеру, красиво одетые горожане неспешно текли вдоль тротуаров и сидели за столиками прямо на улице. Там Шатоден выглядел франтоватым красавцем. Здесь же была изнанка и бедность. Это была не полная карикатурности нищета, которую писатели обожают рисовать как фон для драмы. Бедность была здесь настоящая и потому благопристойная, прилично и чистенько причёсанная под скромный достаток. Фонари имелись, но горели хорошо если один из четырёх. Квартал за кварталом одинаковых кирпичей зданий без единого завитка лепнины или мозаики. Ещё не старые — как будущий амулетчик я машинально приложила руку и как меня учили, попробовала провести диагностику материала стены ближайшего ко мне здания — здешние четырёхэтажные дома уже казались обветшалыми. Зато солидная табличка под мрамор оповещала, что я стою на улице Данмуа.

А ещё тут немногие могли себе позволить покупать газеты, так как возле одного из фонарей я увидела тумбу, на которой была наклеена сегодняшняя газета, кому нужно — подходи и читай. И самое удачное, что это было не центральное издание вроде «Газеты политических и литературных дебатов», а нечто местное. И очень быстро я нашла нужное объявление. «Улица Ла Мюссин, 12. Номера на месяц, на неделю и на сутки. Горячая и холодная вода. Мебель». Правда, пришлось вернуться обратно к железнодорожной станции, где висел стенд с картой района. Улица Ла Мюссин, если я правильно сообразила, располагалась не так уж и далеко, можно попробовать удачи.

Шла я, как мне казалось в правильном направлении, но почему-то намного дольше, чем должна была. Зубастику надоело сидеть на плече, так что он нагло и не спрашивая особо моего разрешения забрался обратно под пальто и уснул. Правда, в этот раз как-то хитро повис, так что снаружи его вышло не видно и придерживать оказалось не обязательно. Наконец отыскала нужный дом под номером двенадцать, толкнула массивную дверь подъезда… И оказалась нос к носу, вернее, носом к могучей груди здоровущего охранника, косая сажень в плечах. Попала я в какое-то весёлое заведение, повсюду стояли столы, за которыми сидели люди, если, пили и смотрели на сцену у дальней стены — там хрипло пела тощая размалёванная девица, за спиной которой четыре других танцевали нечто вроде канкана. Я по нужному адресу попала? Может быть тут, как и у нас дома первые этажи — под магазины и остальное, а живут наверху? Спросить я не успела, так как охранник брезгливо оглядел моё истрепавшееся и немного заляпанное сажей пальто и недовольно скривился:

— «Земля солидарности и помощи» через два квартала, там тебе дадут миску супа, а тут приличное заведение.

— По объявлению, — пискнула я, перекладывая чемодан из одной руки в другую.

— А-а-а, — на меня посмотрели опять оценивающе, но уже немного иначе. — Играть или петь будешь?

Я вздрогнула, сообразив, что он имеет в виду работу в местном кордебалете.

— Нет, я на кухню пришла устраиваться, — быстро ответила я первое, что пришло в голову. Чем уже нам чёрт не шутит. Может, вместо жилья сначала работу найду?

— А жаль, — вздохнул мужик и подмигнул: — Вроде симпатичная, может ещё выучишь как вон те прыгать? — Я покраснела, а мужик довольно хохотнул своей как ему показалось остроумной шутке. — Пошли за мной.

Джентльмена из охранника не вышло, таскать за меня тяжести он не стал, а ткнул пальцем в чемодан на полу и махнул рукой топать следом. Шагал он так резво, что я едва поспевавшая, вдобавок разные части заведения располагались немного на разных уровнях, кухня чуть выше зала — и на ступеньке я споткнулась, чуть не полетев кубарем.

— Елизавета? — окликнул меня знакомый голос.

Я обернулась и застыла на месте, не зная, как реагировать. Ещё и его мне сейчас не хватало! Лучше бы я сразу развернулась и ушла ну или всё-таки свалилась, был бы шанс сделать вид, что Базиль просто обознался.

— Лиза, вот уж не ожидал тебя увидеть здесь. Ты откуда, и куда тебя ведёт Франсуа?

Амбал мгновенно остановился и, развернувшись, подскочил к Базилю, подобострастно склонив могучую шею:

— Монсеньор Ламбер, вы её знаете?

— Да, — непривычно властно и уверенно ответил Базиль.

— Она сказала, что пришла устраиваться на кухню, вот я и повёл её…

— На кухню? — Базиль в замешательстве уставился на меня.

— Мне нужна работа. Что здесь такого? — тихо прокомментировала я. — Не банк же грабить? На первое время хоть что-то, а там видно будет.

— Здесь работать? — недоверчиво переспросил однокурсник.

В словах его было столько недоверчивого удивления, что я всё-таки ответила.

— Какая тебе разница? Не к тебе же я пришла наниматься.

Базиль аж поперхнулся, не знаю, что он хотел сказать, но у него слова явно встали поперёк горла. Наконец он с невесёлой усмешкой возразил:

— Лиза, вообще-то — ко мне. Это заведение принадлежит нашей семье. Если обратила внимание, то дальше по улице, с шестнадцатого по десятый — доходные дома, они тоже принадлежат Ламберам. Вот меня и направили сюда, так сказать, проходить внутреннюю практику. То есть руководить нашими приобретениями по всей Ла Мюссин, чем я и занимаюсь в свободное от учёбы время. Как бы справлюсь или нет? Так кем ты говоришь, работать собралась?

Немного переварив данную информацию, я еле сдержалась от протяжного вздоха на свою невезучесть. Ну да, всё просто. Здешние цифры, двойка и семёрка выглядят похоже, в темноте я их и перепутала. Зашла не с того конца улицы, выбрала семнадцатый дом место двенадцатого. Разом навалилась усталость, а ещё я поняла, что зверски хочу есть. Зубастик замер под пальто, стараясь быть незаметным, но я ощущала, что и у него подавленное состояние.

— Понятно, — с пониманием сказал Базиль. — Франсуа, занеси её вещи ко мне в кабинет и передай на кухню насчёт ужина и чая для мадемуазель туда же. Скажешь — по верхнему разряду, но из того, что побыстрее.

Амбал кивнул и зашевелился намного шустрее, чем пока мы были вдвоём. Снял с меня рюкзак, подхватил чемодан и пулей метнулся не вперёд на кухню, а по лестнице на второй этаж. Мы двинулись вслед за ним. В кабинете было просторно и никакой роскоши, чистый воды современный утилитаризм. Разве что на Бретее, в отличие от нас, предпочитали не хром и стекло, а лакированные деревянные панели как на стенах, так и в мебели. Большой стол, полностью заваленный бумагами, рядом напоминающий старинную пишущую машинку местный аналог «ноутбук плюс принтер». Добротное мягкое кресло, вдоль стены напротив окна тянулись шкафы с бумагами и папками. В углу небольшой диванчик и столик, рядом стул. Никаких орнаментов и завитушек, настоящий директорский кабинет — и поработать, и посетителя принять, и передохнуть, если допоздна засиделся.

Базиль предложил мне присесть на диван, и сам опустился рядом на стул для посетителей.

— Лиза, что случилось? — голос его источал дружелюбие и участие. — Вся Академия гудит и сплетничает якобы о твоей помолвке с месье Дюраном. Ты исчезла из общежития, а теперь здесь, ищешь работу. И это когда сегодня ночью нашли Лоран. Что с тобой творится?

Я бы и сама очень хотела знать, что со мной и вокруг меня происходит, но ответы на все вопросы сейчас нежатся в компании рыжей шлюшки. С одной стороны, Базиль вроде бы свой, меня выручал не раз. Ну за исключением того случая на вечеринке, но как мне уже объяснил Ладислас — там всем чего-то подсыпали. Дальше насчёт «распустить руки» Базиля можно не бояться, не дурак. Опять я этого мерзавца Дюрана вспомнила! Но с другой, я ещё дома прекрасно на опыте общения с родителями усвоила, что чем меньше о моих проблемах знают — тем лучше мне спится, а всё «для тебя стараемся» заканчивается попыткой решить какие-то свои проблемы и комплексы за мой счёт.

Разговора не получилось, вошла официантка и с профессионально-равнодушной улыбкой принялась споро сервировать ужин и чай. Пахло всё так аппетитно, что у меня аж желудок свело.

— Спасибо, миет, дальше мы сами, — равнодушно отослал её Базиль.

Я не к месту отметила краем сознания, насколько я тут чужая. В поместье Дюранов думала, что Миет — это имя собственное, а оказывается это какая-то разновидность обращения старшего к младшей, типа наша «девушка» или «крошка». Там временем дракошка, разбуженный аппетитными запахами, выбрался из-под пальто, утащил со стола кусок запечённого мяса и принялся беззастенчиво удовлетворять один из базовых инстинктов — набивать себе брюхо. Базиль молча следил за дракошкой, на лице застыло удивление. Похоже, кроме моего как бы жениха, про Зубастика в Академии никто не подозревал. Затем Базиль пристально взглянул на меня, осторожно сдвинул рукав моего пальто и свитера под ним, обнажая татуировку с помолвки.

— То есть это правда насчёт вашей будущей свадьбы? — сипло прошептал он. — Всё, о чём сплетничают по Академии — правда?

Я устало прикрыла глаза. От Базиля сейчас пахло дорогущим парфюмом, он совсем не походил на того застенчивого хлюпика-сокурсника, настоящий мужчина. Всё равно он ощущался каким-то совершенно чужим, посторонним, случайным в моей жизни человеком.

— Дюран тебя обидел? — Базиль чуть откинулся на спинку стула, стараясь смотреть мне глаза-в-глаза. — Он сделал нечто несовместимое с твоим статусом и честью, ты убежала, будучи помолвленной с ним, да ещё и беременной. Прихватила вещи, работу пришла искать. Мерзавец.

— Базиль, пожалуйста, не задавай вопросов, отвечать на которые я не хочу или не могу. Но да, у меня были веские основания, чтобы поступить именно так.

Базиль молча кивнул, затем по-хозяйски стал накладывать еды на мою тарелку. Весь его вид буквально кричал, что он сейчас лопнет от любопытства, но Базиль сдержался, продолжать расспросы не стал. Только произнёс:

— В любом случае сейчас ты в безопасности, под моей защитой. Может быть, семья Ламбер и не имеет такого влияния, как Дюраны, но поверь, сил отстоять своё и не дать тебя в обиду у нас хватит. Сейчас не дикие временя изоляции, можно даже развестись. Поешь, приди в себя, а потом обсудим, как тебе разорвать помолвку без лишних проблем. Дальше забудешь этого Дюрана как страшный сон, как кошмарное недоразумение. И спокойно вернёшься в Академию.

Я молча ела, справедливо решив сначала подкрепиться, а потом уже думать, что делать, и как дальше жить. Базиль старался меня не тревожить, с любопытством продолжая глядеть на дракошку, который умял здоровенный кусок мяса, а теперь доедал гарнир. И куда в него столько влезло?

— Базиль, — тихо сказала я, когда первый голод был удовлетворён. — Я очень благодарна тебе за ужин и слова поддержки, но мне правильнее уйти.

— Далеко на ночь глядя? — скептически хмыкнул он. — Тут район далеко не такой спокойный и благополучный, как возле Академии.

— У меня есть деньги, а ты сам сказал, что дальше доходные дома. Сниму комнатку и переночую. А утром уже буду разбираться.

— Никуда ты не пойдёшь, — Базиль поднялся, достал из кармана ключ и повернул его в замке двери. — Это чтобы ты не натворила глупостей. Если с тобой чего-то сейчас случиться, я себе этого не прощу. Тем более когда этой ночью убили Лоран. Газеты уже читала?

Я кивнула. И всё равно сомнения в его рассуждениях отразились на моём лице, так что Базиль соизволил пояснить:

— Лиза. От месье Дюрана ты уже сбежала, в данной ситуации это наилучшее решение. По крайней мере, сбежала ты так, что в ближайшее время он тебя не отыщет, а у нас есть время. Месье Самохин тоже не при делах, иначе ты бы пошла за помощью к нему, а не куда глаза глядят. Франсуа отпустить не могу, он мне нужен здесь, остальным сотрудникам я доверяю недостаточно. Сам я тоже сегодня занят до утра. Район тут не самый спокойный, поэтому никуда я тебя одну не выпущу. Я распоряжусь постелить на диване, остальные удобства на этаже тоже имеются. Всё только до утра. Потом подыщу тебе хорошую квартиру, и решим, что делать дальше.

Я внутри мгновенно вскипела. Ещё один благодетель на мою голову! Высказать ему, что вообще-то то, что он предлагает, называется «посадить под домашний арест», а он мне не мама с папой указывать я не успела. Откуда-то с первого этажа послышался грохот и сдавленные женские крики.

— А чтобы вас! Опять на сцену полезли. Выгоню дуру, если задницей не перестанет лишнего вилять, вместо того чтобы петь, — выругался сквозь зубы Базиль. — Лиза, я ненадолго. Дверь закрою и Франсуа для надёжности приставлю, чтобы тебя не беспокоили. И не смотри так на меня. Всё это исключительно в целях твоей безопасности.

Дверь захлопнулась, а я продолжила закипать. Сговорились все? Каждый норовит меня обласкать, надеть ошейник и посадить на поводок поближе, не спрашивая моего мнения. И всё исключительно ради моего блага. Я сама могу за себя постоять прекрасно. Мишку терпела — были причины, и по этим же причинам не хочу больше ни от кого зависеть. Через пару минут моя злость оформилась более чётко. Зубастику предложение Базиля тоже категорически не понравилось, не зря он до сих пор смотрел на дверь, зло шипел и скалил пасть. Нюх моего дракошки на неприятности я уже оценила. Вдобавок что-то ещё то ли в поведении, то ли в словах Базиля меня насторожило. Кстати, дополнительный аргумент: официантка-то ничуть не удивилась, увидев в кабинете директора оборванку, с которой хозяин сидит запанибрата. Учитывая не самую криминально-спокойную обстановку в здешних пенатах, такое поведение местного персонала тоже намекает достаточно и не самое хорошее о Базиле. Я никак не могла ухватить, что же конкретно меня беспокоит, но всё равно, вывод напрашивался единственный: драпать побыстрее и подальше.

Летать моё обожравшееся зубатое чудо пока не могло, поэтому я устроила Зубастика на плече и распахнула окно. Ледяной ночной воздух немного остудил голову, давая возможность рассуждать более хладнокровно. Падать со второго этажа, если сорвусь — не так уж высоко, а подоконник и водопроводная труба станут неплохой лестницей. Окон на первом этаже со стороны улицы нет, так что никто посторонний меня не заметит. Вещи буду мешать… ладно, лучше рисковать чемоданом, чем расшибить голову или сломать позвоночник. Я успела бросить рюкзак и уже примерялась насчёт чемодана, когда услышала за дверью шаги, и как амбал Франсуа что-то говорит. Плевать, обойдусь и без чемодана, потом как-нибудь заберу. Бросив свои пожитки до лучших времён, я решительно запрыгнула на карниз. Труба водостока под моим весом нехорошо заскрипела, волосы из-за ветра так и лезли в глаза, руки мгновенно замёрзли от ледяных порывов, норовя соскользнуть с гладкой поверхности трубы. За дверью послышались возня и злобный не то рык, не то ворчание охранника. Не знаю что больше придало мне скорости и решительности побыстрей перебирать ногами, но на земле я оказалась в мгновение ока.

— Лиза! Полоумная девчонка! — разнесло по округе гневный окрик, и в оконном проёме появился тёмный мужской силуэт.

Кто будет прыгать следом, шеф или охранник, я выяснять не собиралась. На бегу подхватила с земли рюкзак, а дальше пятки задали такого стрекача, что когда адреналин немного спал, разум немного прояснился под, а перед глазами перестали скакать подсказанные воображением кровавые ужасы, я никак не могла разобрать, куда же меня занесло. Фонарей стало ещё меньше, дома вокруг — всё те же безликие кирпичи, ни одного светящегося окна — нормальные люди давно спят. На стенах ни одной таблички с указанием улицы. И непонятно с чего пробирает дрожь, от пугающе тёмных подворотен или оттого, что ночь стала ужасно холодной.

Едва я успела отдышаться, как события тут же помчались дальше. Чьи-то шершавые мозолистые лапищи сомкнулись на талии и прижали спину к ледяному кирпичу стены, в нос ударило зловонное дыхание. Зубастик от толчка улетел куда-то в темноту, я же попыталась ударить нападавшего. Бесполезно, у нас была слишком разная весовая категория. Местный гопник не спеша ощупывал мои карманы, не обращая внимания на Зубастика: от переедания тот стал медлительным, и драконёнку не хватало силы продрать когтями толстое пальто и накинутый на голову капюшон. Этот же капюшон надёжно скрывал лицо, так что рассказывать потом будет нечего.

— А-а-а — заорала я из последних сил.

Грабитель тем временем умыкнул всю мою наличность, и уже намеревался двинуть меня затылком об стену, когда за спиной у него рявкнули:

— Ни с места! Ночные жандармы!

Лапищи грабителя дрогнули, гопник отлепился от моей груди и попытался удрать, но не с теми связался. Один из патрульных ловко ударил его по ноге, а когда гопник упал, сноровисто добавил сапогом в живот, чтобы преступник точно несколько минут ни о чём кроме как вдохнуть воздуха не думал. Впрочем, и со мной церемониться не стали, уложив мордой в тротуар с заломленными за спину руками. Хорошо хоть пинать не стали.

— Та-а-ак, и что у нас тут? — противно усмехнулся старший жандарм и бесцеремонно посветил мне в лицо фонарём. Его физиономия напомнила мне морду таксы. — А вы знаете, мамзель, что за развратные действия в общественных местах положено три месяца общественных работ или двадцать суток ареста плюс внушительный штраф? Вам какой из вариантов больше нравится?

— Какие действия? — искренне возмутилась я. — Меня тут грабят и чуть не убили. Я ору как резаная уже сколько, а они только сейчас прибежали, — и грозно как могла посмотрела на жандармов: лучшая защита — это нападение. — Могу точно сумму назвать, которую он у меня из кошелька спёр.

— Наоборот, я ей заплатить хотел! — прохрипел тут же оценивший ситуацию гопник.

Ну понятно, за грабёж на пару лет в тюрьму сесть можно, а если полиция при обыске какой-нибудь самый тупой ножик найдёт — то это вообще вооружённый разбой, минимум лет на пять и уже на каторгу. Лучше уж несколько месяцев метлой по городу помахать.

— Вот! — разжал он лапу, сжимавшую деньги. — Prostituée так себе оказалась, подержаться не за что!

— Да как ты смеешь! — задохнулась я от возмущения, по смыслу догадавшись, как он меня назвал.

Жандармы многозначительно переглянулись, и, ухмыляясь, подняли нас на ноги и заковали в наручники.

— Вы с ума сошли! — пылала я от гнева. — Эту морду видали? Чтобы я да могла польститься на такого?

— Знаем мы вас, prostituée, — хмыкнул один из жандармов, — красота мужика у вас измеряется по таксе в звонкой монете.

На этой философской ноте нас обоих грубо ткнули в спину, указывая направление, и погнали в сторону полицейского участка.

***

Примерно человек двести — среди них несколько женщин, включая меня — забылись тяжёлым сном или молча сидели прямо на полу за решёткой на разных этажах полицейского участка. Я сидела на самом верхнем, так называемом «полицейском» этаже, где помещали тех, за кем нужен был особый пригляд. Ну или представителей дворянского сословия, в кои-то веки от моего браслета-татуировки случилась польза: никогда не задумывалась, что эти вот штуки заодно работают как удостоверения личности. Камеры на этаже были одиночные и довольно тёплые, мне даже оставили рюкзак с вещами, на котором оказалось удобно сидеть. Зубастик догнал нас уже в участке, залетел сквозь зарешеченное окошко и теперь злобно поглядывал в сторону камеры напротив, где сидел мой незадачливый грабитель. Примерялся, нельзя ли этого гопника укусить или плюнуть в него искрой. Но в коридор лезть не решался, это в камере его оставили при мне, а вот как полицейские отреагируют на дракона в коридоре вопрос открытый.

Жандармам мы тоже были не особо интересны. Из камеры был виден угол, где располагалось нечто вроде комнаты отдыха: пара диванов и стол, за которыми расположилось семь человек, фуражки горкой сложены на краю стола, кители наполовину расстёгнуты. Один из жандармов варил кофе на местном аналоге электрической плитки и негромко рассказывал товарищам байку, остальные слушали. На столе лежали остатки еды и пустые бутылки. Эти хмурые мужики были на суточном дежурстве с полуночи до полуночи со вчерашней ночи. И сейчас на них навалилась усталость, все считали оставшееся от дежурства время, а мыслями давно уже отдыхали дома. И кофе их интересовал намного больше непонятных правонарушителей. Запереть до утра. А дальше пусть или смена дневных жандармов разбирается, или уже эти спихнут дело какому-нибудь полицейскому следователю.

— Чё лыбишся, мелочь зубатая? — хмуро поинтересовался гопник, с опаской посматривая на полную зубов пасть дракошки, который не стесняясь демонстрировал клыки и намерения всё-таки до обидчика добраться и что-нибудь у него откусить. — А ты чего орала как стукнутая? Ну отдала бы деньгу, и разошлись… А теперь вон и дело пришьют, и пацаны смеяться будут, что флики меня прямо с бабы сняли.

— Правда, что ли? — я представила, что про этого мужика придумают «коллеги по гоп-стопу», и мне стало весело.

— Я чё, клоун тебе, шо ли? Ты чё лыбишься, лахудра? — возмутился грабитель.

Я показала язык и сделала пару жестов, будто прикручиваю клоунский большой нос и уши. Гопник от этого ещё больше разъярился. У меня же веселье ушло быстро, потому что мысли были совсем безрадостные. Здесь чуждый, непонятный мне Лист, где патрульные ночной постовой службы искренне уверены, что я могу воспылать желанием к такой вот пропитой образине, пусть и за деньги. Про него байки травить будут. Интересно, а про меня? В принципе, сейчас, на спокойную голову, могу признать: теперь мне всё равно, в Академию обратной дороги нет. Что такое оплаченные пять лет обучения одной студентки против профессора, декана и члена Совета академии? Да возникни вопрос «он — или я», никто вообще даже думать не станет. Добраться бы до своего Листа… Интересно, а депортировать меня могут? Хотя бы в счёт денег за моё обучение.

Долго страдать мне не дали. Рядом со столом появился новый персонаж. Чином этот уже седой, низенький, но очень широкий мужик был явно постарше остальных, не зря все сидевшие вскочили было на ноги. Новый жандарм жестом показал, мол, не надо, не за вами. Одним глотком опустошил предложенную кружку кофе, после чего подошёл к моей камере и зазвенел ключами.

— Со мной пойдёшь. Зверушка твоя пусть здесь подождёт, вещички посторожит. А то ещё лейтенанта напугаешь, он твоей хозяйке потом такого выпишет, — хохотнул жандарм.

Я молча кивнула, ткнула пальцем Зубастику на рюкзак. Драконёнок важность момента осознал и спорить не стал. Дальше меня привели в кабинет к офицеру, и сразу стало понятно, с чего в участке так относятся к начальнику ночной смены. Молодой парень, не сильно старше меня. Смазливая и немного женственная красота, новенькая и необмятая форма. При этом смотрит на седого так высокомерно-снисходительно, будто лейтенант — опытный и всё знающий полицейский, а пришёл к нему зелёный салага. Замахав рукой подчинённому — пошёл отсюда, лейтенант толкнул меня на стул, направил мне в лицо лампу, сам же занял место с обратной стороны стола. Я немедленно заработала неприязненный взгляд, потому что хихикнула, до того мне эта сцена напомнила низкопробный кинофильм-детектив.

— Елизавета Орешкина, — произнёс лейтенант мои имя-фамилию, не переставая шуршать каким-то бумагами, разложенными перед собой. — О-о-очень интересно!

— Мне вот тоже интересно, кто вы такой и с чего меня здесь заперли. Меня, жертву ограбления как преступницу какую-то, — эх, пропадать — так с музыкой, тем более терять мне уже нечего. Дальше я вспомнила кое-что из книжек, которыми меня пихал месье Дюран: законы я читала и зубрила особенно усердно. — Между прочим, мадемуазель Орешкина. А вы даже не представились.

Лейтенант смутился, но на секунду, а дальше продолжил гнуть свою линию.

— Я проверил ваши данные, вы принадлежите знатному роду. Вас, чужачку с другого Листа, приняли как свою, и какой чёрной неблагодарностью вы им отплатили? Подумайте, что вы делали в столь позднее время на улице в районе Бельвю и в такой компании?

— Грабили меня, — сердито буркнула я, поняв, что толку с этим лейтенантом не будет. Наверняка в моей татуировке есть нужные данные, но он не смог прочитать или у него нет доступа. Проторчу я тут до утра, а этот фарс только измотает мне нервы и не даст выспаться. — Сколько можно спрашивать одно и то же? Я уже всё рассказала, когда меня привели. Неужели думаете, что отвечу что-нибудь новое?

Лейтенант на мои насмешки ухом не повёл, хотя и не ручаюсь — свет в глаза сильно мешал смотреть на его рожу.

— Гра-а-абил? — в голосе лейтенанта прозвучала издёвка. — А вот жандармы и Горс утверждают обратное.

«Он бы его ещё месье Горс назвал!» — я хмыкнула, представив себе такое обращение к этому гопнику. Лейтенанта моё поведение разозлило, видимо подумал, будто я над ним смеюсь. Он подскочил со своего кресла, в мгновение ока оказался рядом, нависая и сверля меня глазами.

— А вы не хмыкайте. Знатный род решил с вами породниться, а вы в подворотне развратом занима…

На полуслове лейтенант своей пафосной речью захлебнулся и с испугом покосился на дверь. Я тоже обернулась. В проёме стоял и хмуро наблюдал за действиями полицейского мой таинственный попутчик.

— Месье Фурнье! — лейтенант вытянулся по струнке.

— Монсеньор Фурнье, — хмуро поправил его неожиданный гость. — Вам напомнить, что вы нарушили, не уведомив как полагается о задержании дворянина центральное управление? И почему не переправили задержанную немедленно к нам? Не знаю уж, повезло вам или нет, что там сегодня дежурил именно я. Оставьте нас, — ледяным тоном потребовал незнакомец.

— Так точно, монсеньор Фурнье, — засуетился лейтенант, за что получил ещё один тяжёлый взгляд и пулей вылетел из кабинета.

Фурнье дождался, пока мы останемся вдвоём, дальше захлопнул дверь, подошёл и выключил лампу на столе. Я не знала, как на него реагировать: встать или продолжать сидеть? Судя по всему, мой попутчик был каким-то большим полицейским чином, не зря этот самоуверенный юнец суетился как ошпаренный. Строгие брюки, белоснежная сорочка, галстук, пиджак без единой складочки. Похоже, его выдернули с какого-то совещания или официального мероприятия, в поезде он не выглядел как жених на свадьбе. Помнится, там он был одет недёшево, со вкусом, но более утилитарно. Холодные серые глаза встретились с моими и поползли дальше, остановившись на руках, которые лежали на коленях.

— Хорошо хоть этот баран не догадался наручники надеть, — скривился Фурнье. — Ваш жених знает, где сейчас находится его невеста? — мужчина внимательно наблюдал за мной.

Даже захоти я солгать, не смогла бы этого сделать под столь проникающим в душу взглядом.

— Нет, — и всё же заставила себя спросить: — Кто вы?

Незнакомец обошёл стол и опустился в кресло лейтенанта. Пригнул абажур, чтобы свет не бил мне в глаза и включил лампу обратно. Поморщился, глядя на беспорядок на столе, быстро и профессионально выправил разбросанные листы, сложил всё так, чтобы я случайно не могла ничего прочитать. Поставил локти на столешницу и, опираясь подбородком на переплетённые пальцы, посмотрел мне в глаза:

— Меня зовут Рене Фурнье, я начальник пятого управления городской полиции Шатодена.

Видимо, это обязано было сразу и всё объяснить, но не для меня. Впрочем, я на всякий случай кивнула и нацепила на себя умный вид. Угадала, важный генерал, но чем занимается это пятое управление? Хотя, если судить по реакции лейтенанта — не внутренним ли надзором?

— Ваш жених выставил вас на улицу?

Вот умеет же человек спрашивать.

— Нет.

— Вы ушли сами. Почему? Несмотря на то что кто-то убивает студенток с вашего факультета? Вы ведь уже слышали про новое убийство?

Кивнула и вздрогнула, вспоминая врезавшийся в память снимок из газеты.

— Вы меня узнали в поезде, из-за этого и заплатили тому старику, чтобы сесть рядом со мной?

Я решила по возможности говорить с этим Фурнье честно. Во-первых, он не пытался обвинять меня в проституции, такому высокому начальнику на формальные показатели по участку плевать. И во-вторых, если врать напропалую, особенно профессионалу, то легко запутаться и проболтаться о чём-то действительно важном. А этого полицейского генерала я хоть и не считала пока врагом, но и в друзья записывать тоже рано.

— Да. Ты это узнала?

— Он сам рассказал. И поделился деньгами, которые вы ему дали.

— И сколько? — не удивившись, уточнил Фурнье. Когда я назвала сумму, его серые глаза блеснули ледяным холодом. — Понятно. Мадемуазель Орешкина, я и в самом деле решил передать через него деньги, потому что был уверен — если благородная леди по какой-то причине едет инкогнито в третьем классе, да ещё в таком виде, то от меня она денег не примет. Но этот мошенник должен был отдать вам всю указанную мной сумму, а не свой гонорар за услуги. Этой суммы было достаточно, чтобы вы могли прожить как минимум неделю в приличном месте, а за это время решить свои проблемы.

«Да, не хило ты наварился, дед», — подумала я. И даже немного старичка-сморчка пожалела. Судя по недовольному виду сидевшего передо мной полицейского, монсеньор Фурнье без ответа наглый обман не оставит. Отыскать же старикана для руководителя аж целого департамента труда не составит. И можете считать меня чёрствой и неблагодарной, но этот жулик получит по заслугам. Поступи он честно — я бы здесь сейчас не сидела. Но вот интересно. У него память, что он случайно меня раз тогда в кабинете увидел — и сразу опознал на вокзале? Или же этот Фурнье, не просто так меня в поезде щупал, а каким-то образом мой паспорт считывал?

— Поймите меня правильно, мадемуазель Орешкина. Я с самого утра, с момента обнаружения тела Лоран Габен, находился в Университетском городе. Дело на моём личном контроле…

На несколько секунд я выпала из разговора, не воспринимая слова, которые продолжали изливаться из полицейского. Матка Боска Честноховска, как по любому поводу обожала говорить жившая у меня дома жившая этажом выше одна старушенция. Да это же тот самый полицейский, который был в кабинете, когда меня и остальных девушек вызывали насчёт предупредить. Похоже, вовсе не внутренним надзором занимается это самое Пятое управление, а убийствами. И ещё — волком Дюран и этот Фурнье тогда друг на друга смотрели вовсе не из-за юридических заковырок «кто главный самец на территории Академии», между ними что-то посерьёзнее. Не просто так по доброте душевной этот Фурнье мне помогать решил. Лизка, во что ты опять вляпалась? Вот уж точно из огня да в полымя. Интересно, меня сразу прямо тут вербовать начнут или сначала куда-то понадёжнее и поглубже запрячут?

— Вы меня не слушаете, Елизавета. Не переживайте вы так, не буду я задавать вам наводящие вопросы, ночевал ли сегодня ваш жених дома. Я уверен, что вы в силу вашего особого состояния, — на этом я невольно покраснела, — ночуете раздельно. Но ради своего жениха вы наверняка готовы даже под присягой солгать. Поверьте, это не нужно. Человек с возможностями профессора Дюрана не станет так глупо подставляться с телом — а вчера вывезти и спрятать его не успели исключительно потому что помешал самый обычный дворник, раньше времени начал утренний обход. Тем не менее, полиция обязана и проверяет любые, самые невероятные версии. У вашего жениха есть алиби на оба случая, и его подтверждают источники, которые я признаю достоверными. Нет, Ладислас не убийца, если вы подумали об этом. И потому у меня, сами понимаете, вопрос. Позвольте узнать, мадемуазель, почему вы так спешно покинули свой дом на ночь глядя и уехали вот так и в таком виде в Шатоден, хотя точно знаете, что рядом находится убийца, а вы в списке его потенциальных целей?

Надо признаваться? А в чём? Что я обиделась на любовницу? Как бы ни была зла на Ладисласа Дюрана, подставлять его будет подло. И дело не в том, что коллеги и родственники потешаться будут, этот Рене Фурнье наверняка сразу же за меня зацепится, и в дерьме топить будут нас обоих. Но что-то сказать надо. Только что? Набрала в лёгкие побольше воздуха и точно с обрыва прыгнула:

— К нему пришли… Я её узнала…

Вышло очень искренне, говорила я, чувствуя боль в сердце и пересохшем горле, ещё раз переживая унижение от действий жениха. Зато врать не придётся, можно ещё разрыдаться, беременным разрешается. А пока рыдаю, авось чего умного в голову придёт. Но роздыху полицейский мне не дал.

— Её? Как она выглядела?

— Рыжая такая, подтянутая…

— Малорин Дюран?

Вместо «да» у меня из горла вырвался какой-то хрип. Дюран, фамилия этой рыжей тоже Дюран! А я — ревнивая дура, у которой все мысли про одно. Не знаю, чем они там занимались за закрытой дверью, но точно не сексом. Ну кто ещё друг на друга мог смотреть таким взглядом, а ещё обращаться так фамильярно? Брат и сестра, которые давно не виделись, и тут внезапно встретились. Только как мне теперь во всём признаться?

Полицейский тем временем уловил моё замешательство и продолжил давить:

— Елизавета, я понимаю, что вы напуганы, очень много всего вокруг вас произошло за последнее время не самого хорошего. Но мне можете рассказать всё честно. Вы бежали несмотря на возможную опасность, потому что были уверены, что в доме Дюрана вас поджидает ещё большая опасность? Что-то произошло, что вы не доверяете защите его семьи?

Я опять покраснела, заодно ещё раз обозвав себя идиоткой и озабоченной дурой. О чём я сразу подумала? Но ведь этот Фурнье не просто так сказал про защиту, да и мой жених занимается амулетоведением и артефакторикой. Наверняка и сестра у него тоже специалист не из последних. На деле там два специалиста-мага системой безопасности квартиры занимались, ну а насчёт выражений, стонов и остального, так брат с сестрой и не так друг над другом могут подшучивать в процессе работы. Долго отмалчиваться было нельзя, поэтому я ляпнула первое, что пришло в голову:

— Да, нас отравить пытались. И почти получилось, мой Зубастик отраву в последний момент распознал. И ещё…

Фурнье встал и вышел из-за стола, но ровно для того чтобы мягко приподнять меня за запястья и поставить на ноги.

— Стоп, мадемуазель Орешкина. В свете последних нехороших событий, боюсь, дело о попытке вашего отравления просто так оставлять нельзя. Но в квартиру месье Дюрана нас просто так не пустят, да и нет уже смысла, думаю. Сейчас мы едем с вами в Центральное управление. Там не только удобнее снимать ваши показания. С вашего разрешения менталист снимет из вашей памяти слепок произошедшего, это очень поможет расследованию. Не переживайте, процедура в случае добровольности абсолютно безопасна, вдобавок не затронет остальные ваши воспоминания, исключительно само покушение.

Я кивнула, лихорадочно пытаясь сообразить, как мне выкрутиться. В то, что моё согласие пустая формальность, я не сомневалась ни мгновения. Откажусь — тут же Фурнье вспомнит про обвинение в проституции, формально-то его никто не снимал. Жандармы меня скрутят, всё равно отвезут к менталисту, ну а дальше процедура будет уже добровольно-принудительно. Ой вот не зря Фурнье так за мой рассказ ухватился, а Ладислас не доверял полиции. И Дюрану я всё-таки верила больше.

— Пойдёмте, мадемуазель.

Рене Фурнье взял меня под руку. Ничего такого, целиком и исключительно джентльменский жест. Пахло от полицейского очень вкусно, аромат корицы и мёда окутывал приятным облаком, а не замолкающий ни на секунду голос, под аккомпанемент ритма его ускорившегося сердцебиения действовал успокаивающе. Я бы сказала дурманяще, я даже не заметила, как мы оказались в коридоре, и в какой именно момент появилось новое действующее лицо. Точнее, в коридоре напротив нас замер Ладислас Дюран, предварительно отшвырнув в сторону какого-то пытавшегося ему помешать жандарма.

Яростно рыкнув что-то неразборчивое и обжигая взглядом наши почти объятия, Ладислас отодрал монсеньора Фурнье от меня, при этом в свободной руке у него на секунду сверкнул небольшой синий шарик с золотистыми прожилками. И это не укрылось от окружающих. Смотрели жандармы на нас теперь очень враждебно. А вот Фурнье наоборот был спокоен, разве что во взгляде появилось высокомерное презрение.

— Елизавета, такого я не ожидал!

А я растерялась. И не только оттого, что первый раз за всё время нашего знакомства в голосе Ладисласа я ощутила самую настоящую неподдельную, не наигранную ярость. Впервые он стоял передо мной в таком вот раздёрганом виде. Даже во время нападения Зубастика и полуголый, он всё равно ощущался воплощением совершенства и элегантности. Сейчас же волосы растрёпаны, вместо пальто куртка и под ней нет пиджака, хотя рубака под пиджак и галстук сохранился, а ещё не хватает одной запонки, которую из ткани что-то вырвало буквально «с мясом».

— Беззащитную девочку станешь бить, раз уж она всё равно твоя невеста? Учить, так сказать, нерадивую невесту палкой, как заповедовали в Тёмные века? — насмешливо прокомментировал Фурнье.

— Пошёл ты, sang puant, — резко ответил Ладислас.

На моих глазах мир снова рухнул дважды. Тем, что месье профессор позволяет себе так открыто терять самообладание. И тем, что позволяет себе хамить. Вдобавок генералу полиции. Дословно слова переводились как грязная кровь, но здесь явно была какая-то местная идиома, и смысл имела куда оскорбительнее прямого перевода, потому что невозмутимость Фурнье всё-таки пробило. Аж на пару секунд лицо у генерала перекосило от гнева. Ладислас же легонько толкнул меня к себе за спину:

— Дома поговорим, — дальше он обращался уже у Фурнье. — Не позднее, чем завтра жду официальных объяснений и извинений, на каком основании невесту наследника клана Дюран арестовали и доставили в здешний гадюшник. Да вдобавок держали в камере.

— Могу задать встречный вопрос, монсеньор Дюран. На каком основании ваша невеста сбежала от вас под защиту полиции?

Фурнье сделал шаг вперёд и теперь стоял лицом к лицу с противником, насмешливо произнося обвинительную речь. Я прижалась к стенке, и ни жива ни мертва, затаённо наблюдала за руганью разъярённых мужчин.

— Вы ещё смеете мне угрожать? Монсеньор?

— Угрожать, монсеньор? Ни в коем случае. Но девушка находится под защитой полиции, поскольку жених не в состоянии обеспечить её безопасность. В свете открывшейся информации, которую вы намеренно утаили от следствия.

На этом я заработала гневно-укоризненный взгляд от Ладисласа: проболталась, дура? Дальше он переключился обратно на Фурнье.

— Это не ваше дело, а дело семьи Дюран.

— Это дело пятого отдела, а вы не только препятствуете следствию. Как это в духе семьи Дюран, лезть туда, куда не просили и не положено. И если бы не работа полиции, то ваша невеста, монсеньор, была бы сейчас убита. Учитывая, что она ещё и студентка Академии и в свете недавних событий, это, можно сказать, откровенное соучастие. Пока косвенное…

Оба мужчины уставились друг на друга, причём в глазах Ладисласа открыто читался план убийства Фурнье. Тот его провоцировал и провоцировал намеренно, Ладислас отвечал тем же. Начиная с обезличено-универсального обращения «монсеньор», так говорили простолюдины или когда неравенство в социальном положении было очень сильным. Хотя сейчас оба обязаны были говорить «месье», обращаясь равный к равному и дворянин к дворянину — генерал полиции и член Совета академии. К сожалению, в целом счёт оставался за полицейским, не зря он сыпал намёками на какие-то болезненные для Дюрана события прошлого… Этому Фурнье явно удавалось вывести Ладисласа из себя, синий шарик заготовки заклятия на его правой ладони появлялся и исчезал всё чаще, и с каждым разом становился всё больше.

Обмен колкостями продолжался, с каждой новой фразой уколы с обеих сторон становились всё грубее и обиднее. В какой-то момент события стремительно понеслись вперёд. После очередного выпада Ладислас потерял над собой контроль настолько, что заклятье в руке окончательно сформировалось. Двое жандармов решили вмешаться и попытались незваного гостя скрутить. Ладислас, даром что нападали со спины, атаку почувствовал. Одного жандарма, крутанувшись, сбил подсечкой, второй получил удар заклятьем — разряд электричества полыхнул голубым светом, запахло озоном, мужик в форме отлетел к диванчику и затряс руками, судя по его бледному виду и тремору пальцев, тычок вышел крайне неприятным.

Дальше я словно смотрела будто на объёмную панораму, каким-то образом умудряясь разом видеть всё происходящее. Фурнье остался на месте, вообще ничего не предпринимая. Ладислас с холодным бешенством замер посреди коридора, в руке у него набухало красным светом уже не парализующее, а боевое заклятье, причём делал он это явно уже не в приступе неконтролируемой ярости, а сознательно. Жандармы стояли на удивление спокойно — были уверены, что атаки не будет? Или нарушили какое-то правило, напав на Ладисласа, ведь формально он ничего сделать не успел? И тут краем глаза я заметила ещё одного совсем молодого парнишку. Тот появился откуда-то с другого конца коридора, сейчас стоял за спиной Ладисласа, Фурнье и в мёртвой зоне обзора прочих жандармов… И трясущейся рукой уже поднял руку с пистолетом, готовый открыть огонь! Быстрее, чем я могла подумать, вопреки логике и здравому смыслу, моё тело дёрнулось в сторону Ладисласа, выталкивая его с траектории выстрела.

Грохнуло совсем не так громко, как я ожидала и совсем не страшно. Ошарашенная болью в плече и внезапно подступившим ужасом, я сообразила, что ноги меня не держат, но я не падаю, ведь меня уже держит Ладислас, одновременно пытаясь нащупать рану от выстрела. Сознание если и потеряла, то совсем ненадолго, потому что отлично слышала громовой голос Рене Фурнье:

— Чего замерли?! На диван её несите и живо врача!

— Так это, монсеньор, полночь уже скоро, дома врач почивает.

— Тогда аптечку тащите. Олухи. У вас тут должна быть.

Меня положили на диван, разрезали рукав свитера — почему-то его было жаль больше всего — и торопливо бинтовали моё окровавленное предплечье. Ладислас пристально смотрел на меня, и в его глазах я прочла страх пополам с какой-то виной. Обрабатывать мою рану ему не дали. Тот самый пожилой жандарм, который уводил меня на допрос, вежливо, но твёрдо отстранил его в сторону со словами: «Не стоит, монсеньор, лучше не надо. У вас руки дрожат». Я почувствовала сильное жжение от тампона, смоченного кровеостанавливающим, как раз его и заматывали бинтом. Голова кружилась как на карусели, я никак не могла сосредоточиться, зато очень хорошо ощущала, как Ладислас сжимает мою ладонь, и это было очень приятно.

— Всё! — тут передо мной опять появился седой жандарм, в этот раз вместо бинтов у него на ладони лежала смятая пуля. — Повезло вам, мадемуазель. Слегка задело, крови много, но ничего опасного.

— Лиза, — нагнулся ко мне и шепнул на ухо Ладислас. — Сумасшедшая, зачем? Тебя могли насмерть застрелить.

Тут в поле моего зрения появился Фурнье. Неожиданно он легонько поклонился, дальше заговорил. И сейчас в голосе не было ни следа насмешки, только искренность:

— Месье Дюран, мадемуазель Орешкина. Полиция Шатодена в моём лице приносит вам официальные глубочайшие извинения за действия нашего сотрудника. Я своим словом гарантирую, что расследование будет произведено в кратчайшие сроки, а виновный понесёт наказание по всей строгости.

— Я, Ладислас Дюран, как наследник клана Дюран от имени семьи и от имени моей невесты Елизаветы Орешкиной принимаю извинения, — сейчас в голосе моего жениха тоже не было ни грамма сарказма или чего ещё, только убийственная серьёзность. — Официально от имени семьи претензий не имею и уверен в честности и справедливости будущего расследования.

Что случилось дальше, я уже не узнала, так как всё-таки упала в обморок.

Глаза открылись, когда свет солнца пытался пробиться через шторы и наконец-то отыскал щель, радостно выплеснув на меня яркий поток. Пошевелилась — боль дёрнула повыше локтя и напомнила, что всё вчерашнее было на самом деле. Осторожно приподнялась и огляделась: знакомый дизайн преподавательской высотки, мои чемодан и рюкзак в углу. Я всё там же, откуда вроде бы сбежала? Заставила себя встать и подойти к шкафу, но вещей на полках не было. Мысленно стукнув себя по голове — сама же их вчера вытаскивала — после недолгой внутренней борьбы всё-таки взяла с вешалки халат. Брать чужой дорогой шёлк, весь обшитый кружевами, было неудобно и немного совестно, но разбирать сейчас вещи и искать что-нибудь своё у меня не было никаких сил. Вдобавок Ладислас мог зайти в любую минуту, не в нижнем же белье или завернувшись в одеяло его встречать? И всё равно даже от такой невесомой ткани я поморщилась, когда натянула рукав халата на забинтованное предплечье.

Я успела доползти до ванной и худо-бедно умыться, а когда вышла, в гостиной обнаружилась пожилая незнакомая мне врач. Она быстро провела диагностику раны и общего состояния, сделала новую перевязку, пообещала «до свадьбы заживёт» и удалилась. Дальше я пошла на кухню чего-нибудь перехватить и нашла на столе записку:

«Лиза, не стал тебя будить, врач сказала, что тебе нужно побольше сна. Дела в Академии требуют моего личного присутствия. Врач придёт, осмотрит и сделает всё что нужно. Как проснешься, отдыхай, не забивай свою хорошенькую головку дурными мыслями. Буду самое позднее к ужину, но постараюсь пораньше. Нам нужно серьёзно всё обсудить. Постараюсь что могу объяснить. Очень рассчитываю на твоё благоразумие, и живу надеждой, что не сбежишь вновь, подвергая себя смертельной опасности. Зубастик со мной. До встречи и целую».

— Целует он меня, — буркнула я. Написал бы ещё «твой дорогой» или там «твой ненаглядный». Кстати, он только мой или ещё чей?

Впрочем, я тут же сама перед собой призналась, что ревновать сейчас было глупо. И повода не имелось, и перед Ладисласом неудобно. У него с убийством студентки его факультета и так наверное проблем не продохнуть, начиная от полиции и заканчивая жалобами разъярённых и испуганных родителей: как богатые люди умеют трепать нервы учителями, я ещё дома насмотрелась. И тут я вчера со своей идиотской выходкой… Хотя бы на ближайшие дни постараюсь исправиться и ему не мешать.

***

Явился мой жених раньше вечера. Причём в компании сразу нескольких автоматических подносов-доставщиков. Оказывается, эти обычные на вид летающие блюда ещё и стол умели сервировать, так что можно было воображать, будто мы сидим за столом в самом настоящем ресторане. Ненавязчивая музыка звучала, из какого-то местного аналога проигрывателя. У нас вышел прямо-таки натуральный романтический ужин, даже приятный полумрак и две свечки имелись. Ладислас явно отдавал предпочтение морепродуктам, поскольку начал он с устриц и какой-то рыбы в соусе, которую назвал севиче «Кю Жон». Продолжил морскими гребешками и рыбным супом, а на второе был лосось, это блюдо Ладислас отрекомендовал «настоящий «Труагро». Что или кто был этот «Труагро», я не знала, но рыба и в самом деле буквально таяла во рту. Как и десерт, напомнивший мне торт «наполеон». Это помогло немного ослабить натянутые струны наших отношений, чтобы мы смогли спокойно обсудить вчерашний день. К слову, Зубастику в этот раз предложили индивидуальное меню, и я этому была рада. Всего за одну ночь мой дракончик как-то неожиданно скачком подрос до размера сенбернара, и сейчас отдельно от нас наворачивал в ванной шмотки сырого мяса.

Закончив с десертом, Ладислас разлил по бокалам вино, и как-то вмиг посерьёзнел:

— Лиза, извини, что на тебя столько навалилось, и по-хорошему тебе следовало бы дать роздых и время на лечение. Но по некоторым причинам откладывать нашу свадьбу нельзя. — Когда же?

— Завтра, — он пристально всмотрелся в меня, пытаясь оценить мою реакцию.

— В принципе, какая разница, завтра или через пару дней? Месье Дюран, понимаю, что моё мнение и отношение ко всему происходящему никакого веса не имеет, — медленно сказала я, словно отпуская тетиву лука, чтобы выпустить стрелу нервного напряжения. — Но я всё-таки хотела бы, чтобы и моё мнение и чувства учитывались.

— Помнится, ещё вчера мы были с тобой на «ты», — улыбнулся Ладислас.

— Да? А может быть, это было игрой на публику согласно нашему договору? — я пыталась говорить мстительным тоном, но голос предательски дрогнул.

— Слава Благоликому, можно и на публику, — к моему удивлению, поддержал мою игру Ладислас. — Давай я за тебя выскажу претензию: такие отношения тебя не устраивают. Приглашать чужую женщину в дом и устраивать с ней разврат на твоих глазах недопустимо. Я правильно подумал?

Ответом ему были мои густо покрасневшие щёки и закушенная нижняя губа. Он что, мысли читает? И ещё улыбается при этом, зараза такая.

— Не о чем там думать, я всё слышала… ну да, я уже знаю, это ваша… твоя сестра… Это я себе… — я, кажется, покраснела ещё сильнее.

— Лиза, ты и правда подумала, что я могу пригласить кого-то, чтобы заняться с ней… кхм… любовью посреди бела дня на глазах своей невесты? Пусть даже наш брак и имеет некоторые особенности?

— Ну я признаю, что я… в общем… Но я прекрасно слышала вас…

Набычившись, я еле сдерживала себя, понимая, что меня специально провоцируют. К моему удивлению, Ладислас искренне тяжко вздохнул.

— Лиза, прости. Но тут опять сработала моя глупая невнимательность. Просто в Шатодене историю моей сестры Малорин Дюран знают все, как знают и про её особые таланты. Если честно, надо было тебя предупредить, но я так давно её не видел. В общем, Малорин приёмная дочь моих родителей, а мне и в самом деле младшая сестра. Опущу подробности, как она осиротела и попала к нам, но тогда шуму было много. Папа с мамой не просто взяли на воспитание как опекуны девочку из неблагородного сословия, так поступают, хоть и нечасто. Они официально ввели Малорин в нашу семью как свою дочь и нашу младшую сестру, — Ладислас тепло улыбнулся своим воспоминаниям. — Та ещё маленькая сорванец была, пользуясь тем, что общая любимица и старшие братья её всегда прикроют.

— Братья? — удивилась я, хотя спросить хотела другое. — Но в «Листке фамилий» ты один?

— Готье Дюран… — мой жених смолк, но потом всё-таки закончил говорить, правда, очень тихим голосом. — Мой старший брат служил в Пограничной службе Листа Бретей и погиб семь лет назад.

— Ох… — я виновато уткнулась носом в тарелку.

Ну вот, только отношения налаживаются — и ткнула в больную рану. До сих пор не зажившую, судя по всему. И это понятно. Стражи границ всегда считались элитой, лучшие из лучших, я бы тоже гордилась таким братом. К сожалению, и гибли они не так уж редко… Неприятная пауза затягивалась, когда Ладислас неожиданно улыбнулся.

— А насчёт того, что ты подслушала, — жених посмотрел на меня каким-то ну очень ехидным взглядом, — это были отнюдь не стоны наслаждения, как ты могла подумать, моя невинная, но, уж извини, озабоченная в этом смысле невеста. У Малорин уникальный и редчайший магический талант. Она может строить полновесные симуляции развития событий. Для этого в техномирах используют огромные суперкомпьютеры, а Малорин умеет делать то же самое сама по себе. В общем, считай это возможностью прогнать вариант развития определённых событий на неделю вперёд, потом изменить какой-то фактор и посмотреть, как это повлияет на результат. Очень востребованное дело, вот Мэлорин и мотается по стране или участвует в подготовке самых разных проектов и экспериментов. Сама понимаешь, если загнать лошадь, она попросту свалится и сдохнет, а способности Мэлорин много куда нужны, так что и расписаны на год вперёд. Поэтому меня она фактически контрабандой приняла. Но есть у её талантов и ещё одно ограничение. Мэлорин должна оставаться или невинной, или самое большее в её жизни может быть только один мужчина, иначе дар пропадёт. Сестра ещё не нашла себе того, с кем готова разделить всю свою жизнь, хотя ухаживать пытаются многие. Впрочем, время у неё есть, она закончила учёбу всего полтора года назад, а позавчера как раз удачно вернулась с очередного проекта на севере страны.

— И что, такие звуки каждый раз? — недоверчиво поинтересовалась я, мысленно добавив: ага, поверила я, что такой нужный человек ну совершенно случайно вернулся домой именно сейчас.

— А, ты про это? Ну да, когда за короткий срок тебя прогоняют через вариант за вариантом без передышки, ощущения весьма своеобразные. Нервная система реагирует так, что тебя кидает от неописуемого блаженства до дикой боли. Похуже иных пыток.

Ладислас небрежно заложил за ухо прядь волос и отпил вина из бокала. Тут же проявившийся из воздуха дрон-официант долил розовой жидкости обратно до краёв.

— Ты во мне вчера был очень разочарован… Я здесь чужая всем. И я никогда не стану своей, я ничего тут не знаю и не смогу выучить до конца. Но всё равно хочешь жениться?

— Затем, что имел неосторожность представить тебя своей семье, а теперь менять невесту не имею никакой возможности. Поэтому, Лиза, нам придётся потерпеть друг друга ещё немного, — тепло улыбнулся Ладислас.

— И что же это там за дело такой важности? Что тебе ну прямо приспичило жениться? — воскликнула я.

Больше для того чтобы скрыть обидные слёзы, которые теперь слишком уж часто возникали в обществе этого гада. И заодно пытаясь убедить себя, что пульс у меня от вина подскочил, а не от его улыбки. Ладислас снова улыбнулся, но теперь грустно — вот интересно, на него вино так действует или что-то ещё, за последние несколько дней я его улыбку видела чаще, чем за полтора предыдущих семестра. А я неожиданно для себя сделала то, чего хотела очень давно, но боялась и помыслить об этом. Дотянулась до его руки и переплела наши пальцы.

— Тоже игра на публику? — тихо поинтересовался декан, осторожно сдавливая мои пальцы. — Правда, публики тут нет.

— Нет, — я осторожно приподняла его тёплую ладонь и полюбовалась на татуировку, опоясавшую широкое мужское запястье. — Будем считать, я тренируюсь. Перед завтрашним днём. Кстати, сегодня врач всё-таки ошиблась, когда сказала, что моя царапина до свадьбы заживёт.

— Тогда пойдём спать, — устало произнёс мужчина. — Завтра предстоит тяжёлый день. Нам всем надо отдохнуть и выспаться.

***

Всегда подозревала, что свадьба — мероприятие нервное, требующее огромной выдержки и терпения, и для жениха с невестой в первую очередь. Нужно постоянно быть готовым к тому, что что-то пойдёт не так. Например, с причёской возникнут трудности, и башню из волос мне парикмахер станет укладывать больше часа. Хотя подвенечное платье мне неожиданно понравилось. Не вычурное и не выглядит очень дорого. Конечно же, белое, символ целомудренности и чистоты. Я посмотрелась в зеркало. Кружево лифа и рукавов придавало моему образу хрупкости и в самом деле украшало, я — нежный, трепетный цветочек. Чувствовала я себя в этом платье донельзя странно, будто меня вытащили из защитной скорлупы. Даже пожалела, что нельзя венчаться в джинсах и свитере, в них я вот честное слово ощущала бы себя намного спокойнее. Собственный внешний вид меня смущал, поэтому я поспешила надеть пусть не привычное пальто, оно бы не налезло, а плащ и запахнуться.

Уже на улице выяснилось, что плащ был удачной идеей, заметно похолодало, и всё-таки густыми хлопьями пошёл снег. Мой будущий муж уже выехал в город, и возле машины меня встретил лишь водитель, он же помог сесть в салон. Из-за спешки никто не собирался делать великое торжество, и всё-таки небольшой храм оказался набит битком. Люди теснились на скамьях, стояли у стен. Поскольку женится единственный сын и наследник главы клана, его свадьба обязана быть на уровне, несмотря ни на что. А ещё неизбежно привлечёт кучу народу, которые наверняка рассчитывают ухватить с неё какой-нибудь выгоды. Взгляды людей ощущались кожей, и несмотря на в целом благожелательное отношение, их внимание было неприятным.

Раньше жених и невеста минимум неделю перед свадьбой ночевали в разных домах, но в нынешние просвещённые времена ограничились тем, что мы просто заходили в главный зал через разные двери. Плащ, полностью скрывавший мой наряд, я сняла ещё в молельной невесты. И не скрою, когда я замерла на пороге, восхищённые и завистливые взгляды мне польстили. Мой жених неожиданно оказался одет в парадный мундир, чего я совсем не ожидала. Впрочем, мы оба потрясённо уставились друг на друга, словно встретились впервые в жизни. Со стороны же это, скорее всего, выглядело как встреча влюблённых взглядов, и положа руку на сердце, я не берусь ручаться, что этого не было на самом деле. По крайней мере, с моей стороны совсем немножко… было.

Толпа чего-то там одобрительно загудела, священник чего-то отбубнил и призвал паству к тишине. Мы сделали несколько шагов, чтобы встретиться посередине зала.

— Лиза, ты потрясающая невеста.

Продолжать он не стал, на нас и так уже смотрели с укоризной, мол, чего замерли? Сердце пропускало удары. Дышала я с трудом. Удерживать на лице подобающую случаю лёгкую улыбку было почти невозможно. Но как-то я всё-таки до алтаря дошла. Священник принялся говорить о благословении богов, о клятвах верности, о необходимости хранить мир в семье. Надо было слушать внимательно, скоро мы обменяемся кольцами и таким образом заключим сделку непонятно на сколько лет. А как меня уже ткнули, прежде чем подписывать, полезно читать договор до конца. И всё равно я смотрела больше на своего почти мужа, чем вслушивалась в права и обязанности внутри семьи. В конце концов, какая разница, если я по-любому выйду замуж?

— Берёшь ли ты, — громче заговорил священник, перекрывая бормотание толпы, — Ладислас Дюран, в законные жёны присутствующую здесь Елизавету Орешкину?

— Да! — глядя в мои сияющие глаза, ответил жених.

— Берёшь ли ты, Елизавета Орешкина, присутствующего здесь Ладисласа Дюрана в законные мужья? — прозвучало торжественно и веско.

— Да, — не сводя глаз с того, кто отныне будет моим мужем, ответила я.

Священник возложил ладони нам обоим на запястья. К моему удивлению, кольца на Бретее не надевали. Просто татуировки мгновенно превратились в браслеты, но их не сняли и заменили. То есть сняли, а дальше священник поменял браслеты местами. Наступившую тишину можно было сравнить с вакуумом в космосе — она давила на барабанные перепонки, звенела в ушах, распирала каменные стены храма. Все затаились и чего-то ждали. Но тут оба браслета загорелись медовым светом и медленно растеклись по коже, причём татуировка была совсем иная, чем прежде — в этом как пусть недоучившийся, но амулетчик я была уверена.

— Вы можете поцеловать друг друга, — разрешил священник.

Ладислас меня обнял, а я попыталась проникнуться мыслью, что я теперь, оказывается, замужем. И заодно понять: а что во мне и вокруг после этого изменилось?