…Пронзать червей,
чтобы страданье рыбе принести…
Наши дни
— Патрон — вот кто убил мою семью, — сказал Джек.
Никки уставилась на него. Джек сидел в гостиной полуразвалившегося маленького бунгало, который они сняли, на дешевеньком диване, которым только и было меблировано это жилище. Никки, в позе лотоса, сидела на полу. Она только что проснулась, и на ней была только майка. Перевернутая картонная коробка, стоявшая между ними, использовалась как кофейный столик, а единственный свет в комнате исходил от дисплея водруженного на нее ноутбука.
— Ты уверен? — переспросила Никки. Джек говорил спокойным, ровным голосом — так, словно рассказывал об увиденной телепрограмме.
— Да. Он убивает людей, близких художникам, и любит приурочивать свои нападения к праздникам. Он даже упомянул меня в качестве одной из своих неудач.
Никки покачала головой. Она еще не успела окончательно проснуться, и для того, чтобы воспринять эти слова, ей потребовалось усилие.
— Джек… это замечательно, правда? То есть ты ведь за этим парнем гоняешься, так? Он — тот самый гад, за которым ты охотишься уже…
— Он не убивает проституток, — заметил Джек.
— Что? Слушай, да мне вообще на это насрать, я все равно помогу тебе до него добраться…
— Я не это имел в виду. Я хочу сказать, до сих пор мы охотились на убийц проституток, потому что были способны их поймать. Монстр, который расправился с моей семьей… Я и не предполагал, что мы сумеем на него выйти. Думал, он где-то за пределами наших возможностей. — Джек говорил, не сводя застывшего взгляда с экрана ноутбука.
Покрутив головой, Никки дотянулась до пачки сигарет, оставленной на ручке дивана.
— Но ты все равно собираешься отыскать его, верно?
— Мне придется быть очень осторожным, — сказал Джек. — Я должен быть безупречен.
— У тебя получится, — тихо сказала она. — У нас получится.
— Надо все тщательно спланировать. Мы не можем просто открыть на него охоту. — Казалось, Джек размышляет вслух. — Мне потребуется завоевать его доверие — не в качестве нового члена Стаи, а в качестве ее вожака Я постараюсь убедить его, что я — Джинн-Икс.
Никки вытрясла сигарету из пачки, сунула в рот. Прикурила, сделала долгую затяжку и медленно выдохнула дым.
— Думаешь, у тебя получится?
— Да, — сказал Джек. — Я сломал его. Пароли, коды доступа, шифровальные ключи… Джинн-Икс поделился со мною всем. Он хочет помочь мне — ведь я последний человек по эту сторону могилы, с которым он может поговорить, и он это знает. «Волчьи угодья» отныне принадлежат мне…
Миллион Двадцать Третья проповедь Джинна-Икс «Ирония? Ну еще бы».
Все погубила ирония. И если я еще хоть разок услышу эту долбаную песенку Аланис Моррисетт, я найду, на хрен, эту сучку и залью ей глотку расплавленным железом. Вот это будет ирония что надо.
Больше не осталось ничего чистого — ничего, что просто оставалось бы самим собой. Все вокруг лишь пересказ того, что уже делалось раньше. Каждое проклятое телешоу, поп-песня, фильм про копов, видеоигра, пластиковый робот-трансформер, новая серия мультика в субботу утром — все это только клон идеи, которую пережевали и выплюнули уже сотню раз, не меньше. И все мы такие клевые, крутые, скучающие, что единственный способ сделать это дерьмо удобоваримым — это высмеять его не отходя от кассы. Товар нынче выпускают, снабдив его ярким ярлычком «Чушь!». И каждый подмигивает всем прочим эй, дескать, мы все в теме, мы же знаем, что происходит. Мы умеем понимать все эти шуточки для избранных, хихикаем над намеками, насквозь видим поп-культурные отсылки. «У меня уже свербит в заднице»! «Люк, ты видишь во мне отца»! «Скотти, попробуй, поскандаль со мной»!
Сплошное дерьмо. В буквальном смысле слова. Культура «бэби-бумеров», поколения семидесятых, съела все это, переварила, а затем снова выложила перед нами. Мы погрязли в нечистотах предыдущего поколения, и никого это не заботит.
Но и этого мало. Следом идет то, что я называю Новой Иронией. Вообразите идею настолько плохую, настолько безвкусную, настолько китчевую, что ее моментально экранизируют, только потому, что она способна шокировать. Интеллектуалы с восторгом воспримут ее, как только она пойдет в эфир, потому что она настолько запредельна, что кажется блестящей пародией. Этот стеб над священными коровами грандиозен уже потому, что содержит в себе элемент убийственного преувеличения.
Проблема только одна: половина долбаной Америки не просекает шутку.
Ну конечно, они хохочут вместе со всеми — но по совершенно другой причине. Фильм «Вся семья заодно» почему стал блокбастером? Вовсе не потому, что люди возненавидели Арчи Банкера за его расизм — они полюбили его за это. Он произносит вслух все то, что на уме у каждого, но прислушайтесь — там ведь смех на подкладке! Значит, это нормально, что он расист, ведь это же смешно!
Либералы хлопают друг дружку по плечу. Консерваторы просто ухмыляются. Все это лишь шутка. Мы просто пошутили. Смех же хорошее дело, так ведь?
«Герои Хогана» доказали нам, что нацисты — неуклюжие клоуны, и только. «M*A*S*H» подарил нам чудесную смесь хирургии, неразборчивых связей, алкоголизма и войны. Женщины — истеричные задаваки, мужчины — помешанные на сексе свиньи, а все власть имущие — коррумпированные имбецилы: средства массовой информации скармливают людям эти истины по двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И уже не так важно, смеетесь ли вы над ними или вместе с ними, потому что отупление продолжается в любом случае. С того момента, как родители усадили вас смотреть «Улицу Сезам», и до того момента, когда вы засыпаете, так и не досмотрев очередной «Концерт в субботу вечером», эти идеи остаются с вами.
Когда я ходил в школу, там был парень по имени Дэррил. Он обожал развлекаться, потешаясь над моей сестренкой, которая родилась с отклонениями в развитии и эпилепсией заодно. Она умерла, когда ей было шесть лет.
Когда Дэррил бывал в ударе, он намекал, что между мною и сестрой существуют кровосмесительные отношения. Но это вполне нормальное дело, ведь все вокруг смеялись.
Так ведь?
Поиски, которые вел Джек, дали ему окончательный ответ. Он знал не только, кто убил его семью, но и зачем.
Трансформация.
Патрон сделал это, чтобы изменить его, вылепить из него нечто большее, чем то, чем он был прежде. Он развел костер в глубине души Джека, испепелил всех, кого тот любил, и отлил из остатков нечто более тяжелое, острое, твердое.
Нет. Последний шаг Джек проделал самостоятельно — и то, что получилось в итоге, совсем не напоминало художника, на появление которого надеялся Патрон. Джек превратился в ходячее оружие. Орудие, созданное для разрушения, а не созидания.
И оно разрушит собственного создателя.
Джек внимательно изучил содержание веб-сайта, деактивируя скрытые в нем западни, запрограммированные на самоуничтожение, о которых предупредил его Джинн-Икс. Когда он закончил, у него появился доступ ко всем материалам Джинна-Икс, но — как и предупреждал пленник, веб-мастер знал об остальных членах Стаи только то, что они сообщали сами. Даже среди себе подобных они проявляли крайнюю осторожность… и все же были готовы многим поделиться с кем-то из «своих».
Маска Поцелуя Смерти еще может пригодиться, но создатель Стаи обладает куда большим влиянием, и эта роль должна быть сыграна безукоризненно.
Джек должен стать Джинном-Икс.
В институте Джеку всегда удавались копии, он с легкостью мог воспроизвести стиль другого художника: не просто скопировать особенности техники, а восстановить комплексный подход конкретного художника к изображаемому предмету. Это было ближе к искусству актера, чем к живописи как таковой, — нырнуть в чужое сознание и увидеть мир чужими глазами, — но Джеку еще никогда прежде не приходилось нырять на такую глубину.
Или в столь беспросветную тьму.
ПОЧЕМУ Я УБИВАЮ
Эссе Джинна-Икс
Итак, дорогие составители психологических портретов и уважаемые поклонницы серийных убийц — я исхожу из предположения, что вы читаете все это, когда сам я уже давным-давно мертв или заключен в тюрьму, — внемлите: вот Тот Основной Вопрос, который вечно задают, но, кажется, никогда не получают честного ответа Я, правда, не скажу за кого-то другого, но мой собственный ответ — вот он:
Физика.
Каждому приходилось злиться. Злобу и гнев часто сравнивают с огнем, но они скорее подобны воде. Гнев дрейфует от одного человека к другому и всегда стремится попасть с высот в низину. От владельца — к менеджеру, далее — к простому сотруднику, затем — к временно нанятой уборщице. Это похоже на большую дренажную систему, и чем ниже ты нарисован на схеме, тем больше злости и гнева сливается в твою сторону. И это работает на любом уровне — финансовом, политическом, личностном. Чем ниже ты стоишь, тем больше гнева обрушивается на твою голову. А гнев, как и вода, имеет свойство накапливаться. Как только сосуд заполняется до краев, начинает расти давление.
Если жидкость — любую жидкость — сжать достаточно сильно, она трансформируется. Становится твердой. Когда это происходит с гневом, он превращается в нечто иное — в ненависть. Она обладает иными свойствами: она медленнее, холоднее, плотнее. Ненависть скорее принадлежит к области геологии. Когда я слышу, что этнические конфликты уходят в прошлое на целые века, это меня совершенно не удивляет. Ненависть — эмоциональный аналог гребаной континентальной плиты.
Так что же случается, когда демографические показатели вдруг совершают прыжок, вроде пресловутого послевоенного бэби-бума? Ну, давайте-ка по порядку. После окончания Второй мировой миллионы солдат вернулись домой с фронта. По четыре года каждый они провели в окопах, вовсе не видя женщин, и по возвращении им, прямо скажем, не терпелось. Они трахались и трахались, пока пар из ушей не повалил. В результате мы имеем полтора десятка миллионов младенцев. В пятидесятые годы они росли счастливыми маленькими ребятишками, а потом — БА-БАХ! — наступило половое созревание. Это случилось уже в шестидесятые Следующие десять лет они провели, занимаясь сексом, слушая дурацкую музыку и балдея от наркоты. Все это так здорово поджарило им мозги, что на протяжении семидесятых они принимали более тяжелые наркотики и слушали еще более идиотскую музыку. А в восьмидесятые решили устроиться в жизни, продаться, завести хозяйство — короче, сделались яппи. В девяностые их всех настиг кризис среднего возраста, и они принялись ныть, как им было кайфово в шестидесятые. От этого нытья им становилось легче, потому что они понимали, что загубили все своими руками. Им не удалось изменить мир, и они это знают.
Забавная штука — отвращение к самому себе. Самая обманчивая из эмоций, маскируется лучше всех прочих. Человек, который ненавидит себя самого, редко способен это признать, поскольку такое признание оставит только два варианта — разрушить себя или измениться.
Если в зеркале ты видишь чудовище, нельзя взглянуть ему в глаза и сохранить после этого рассудок.
Стало быть, самоненавистники лгут сами себе. Каждый из разочаровавшихся, отчаявшихся отпрысков «бэби-бума» сороковых ищет, кого бы ему обвинить в том, что мир катится ко всем чертям, — кого угодно, только не себя, разумеется. Теперь вам ясно, почему американцы — нация юристов?
Так вот, какой-нибудь корпоративный упырь подает иск на какого-нибудь другого упыря, тот срывает злость на своей секретарше, та поднимает галдеж в магазине, а продавец, напившись после работы, выходит на улицу и бьет меня в морду.
И я не испытываю к парню, который меня ударил, ровно никакой ненависти. Нет, я смакую свой гнев, я наслаждаюсь им. Я добавляю его ко всей той злости, которая успела во мне накопиться, пусть себе растет. Пусть давление превратит ее в ненависть. И когда эта ненависть спрессуется в твердую маленькую пулю, я выйду на улицу, отыщу корпоративного упыря… и верну ему должок.
Ведь все началось именно с него, не так ли?
При помощи фанеры, изоляционной пены и листов черного полиуретана Джек переоборудовал подвал бунгало в камеру пыток, превратив его в наглухо запечатанный полый куб с превосходной звукоизоляцией. Никки редко туда спускалась, но теперь стояла у подножия лестницы, перед закрытой дверью.
Джек был наверху, просматривал файлы Джинна-Икс. Обыкновенно на этой стадии процесса Никки занималась бы проверкой добытых сведений — отыскивала бы улики на местах погребения жертв или в доме убийцы. Джек не посылал ее на дело, не убедившись, что пленник не пытается заманить их в ловушку или просто не тянет время.
На этот раз, впрочем, все было иначе: Джек выполнял проверку сам, при помощи компьютера. Этим, однако, разница не ограничивалась.
Никки отперла дверь и приоткрыла ее.
Обнаженный Джинн-Икс был примотан цепью к хромированному стулу, который Джек намертво привинтил к полу. Его запястья были прикованы к цепи, обмотанной вокруг груди, а лодыжки — к ножкам стула. Детский резиновый мячик с продетой насквозь веревкой служил кляпом. Единственным источником света была приоткрытая дверь; когда Никки показалась на пороге, голова Джинна-Икс задергалась, его лишенные век глаза заметались в тщетной попытке моргнуть. Он замычал что было сил.
Никки сделала шаг внутрь. Включила лампу на небольшом столе, прикрыла дверь.
— Итак, — сказала она, — ты из бэби-бумеров, людей сорок пятого — пятьдесят пятого годов рождения. Сам ты хоть понимаешь, какая это нелепость?
Она уселась на стул, которым обычно пользовался Следователь.
— Должна сказать, я терпеть не могу засранцев, которых мы обычно казним, но я хоть могу их понять. Их хлебом не корми, дай помучить женщину, вот так просто. Остальным, по большей части, время от времени нравится поиграть в насилие, но у этих козлов все иначе, у них мозги набекрень, в своих играх они заходят слишком далеко. Это патология, но я их понимаю. А с тобой все иначе — ты убиваешь людей определенного возраста, и других причин тебе не нужно. Может, ты просто псих?
— Нннн! Нннн!..
— Да, да. Не воображай, что я мечтаю услышать, будто пришельцы, или сам Сатана, или твоя мертвая бабушка приказали убивать именно их. По большому счету, мне на это наплевать, ясно? Ты убивал; ты рассказал Джеку, где, как и когда; проверив несколько мелких деталей, мы положим конец твоим долбаным страданиям.
Глаза Джинна-Икс были двумя залитыми кровью, дрожащими шарами. Отвернувшись, Никки открыла сумочку.
— Ладно, ладно, погоди секунду… вот. — Из сумочки она достала склянку «Визина».
— Откинь голову назад… Отлично.
Никки покапала в каждый из его глаз, и Джинн-Икс благодарно замычал.
— Слушай, я хочу задать тебе один вопрос, — сказала Никки. — У меня получается хуже, чем у Джека, но если ты сможешь ответить мне прямо, возможно, я смогу что-то для тебя сделать. Может, отправлю кому-нибудь твое последнее «прости». Тебе это интересно?
Он кивнул.
— Ага, еще бы ты сказал «нет». Только лучше не лги мне, ублюдок.
Встав, она зашла ему за спину и развязала кляп. Джинн-Икс тут же выплюнул мячик.
— А если солгу? — спросил он. — Что ты станешь делать? Ударишь меня?
— Ничего я не сделаю. Просто расскажу Джеку.
Джинн-Икс еле слышно хмыкнул.
— Ох, не думаю. Ты задашь свой вопрос мне, а не ему по одной лишь причине: не хочешь, чтобы он об этом знал. Не знаю, смогу ли я так просто взять и подставить старого доброго Джека…
Он начал смеяться — взахлеб, тонким голоском, на грани истерики. Никки пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не заорать: «Заткнись!»
Где-то с минуту спустя Джинн-Икс утих и лишь тяжело дышал.
— Прости. Прости, — выдавил он. — Давай, задавай свой вопрос.
Никки смотрела на него в упор.
— Когда Джек… допрашивал тебя, на него это как-то действовало?
Он встретил ее испытующий взгляд не дрогнув. Губы медленно сложились в улыбку.
— Ясно. На самом деле ты хотела спросить, нравится ли ему это?
Никки бесстрастно взирала на него, ничего не говоря.
— Значит, тебе захотелось выяснить, как далеко он зашел, я прав? Можешь ли ты доверять ему по-прежнему или уже нет. Вот это прикол. Я врубаюсь, этот вопрос тебя ой как неспроста мучает…
— Не вешай мне…
— А вдруг он возьмет да и перейдет на сторону плохих парней, так? Вдруг у него тоже «мозги набекрень»? Или, может, глубоко внутри все мужики так устроены? Вообрази; просыпаешься ты как-нибудь ночью и не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, в глаза тебе бьет яркий свет, и настала твоя очередь отвечать на вопросы…
— Я сказала, не вешай мне на уши лапшу! — Никки дала ему крепкую пощечину. Джинн-Икс издал громкий вопль восторга и принялся смеяться, сотрясаясь и булькая сильнее, чем прежде. Никки выждала, затем протянула руку и взяла со стола с инструментами металлический молоток. Этим молотком она с силой ударила Джинна-Икс по колену. Смех обернулся криком.
В висках у Никки колотился пульс. Рука дрожала так сильно, что она выронила молоток. Навалилась слабость, и она оперлась о стену, испугавшись, что вот-вот потеряет сознание.
Джинн-Икс хныкал от боли. Сделав несколько глубоких вдохов, Никки постаралась взять себя в руки.
— Не так легко, как кажется, верно? — с трудом ворочая языком, проговорил Джинн-Икс.
— Заткнись.
— Я мог бы дать тебе такой ответ, которого ты больше всего боишься. Я мог бы сказать, что ему это нравится, что у него был здоровенный стояк все то время, что он отпиливал мои веки. Я бы соврал тебе, а ты бы поверила… но я не стану врать. Черт, как больно.
Джинн-Икс тяжело вздохнул.
— Правда состоит в том… что это убивает его.
Никки закрыла глаза. Она сосредоточилась на двух вещах: на словах Джинна-Икс и на том, как отзывалась на них ее интуиция.
— Я скажу тебе, девочка: внутри он пустой. Все эти пытки, все невероятные изуверства, что он творит… это просто его гребаная работа. Это вообще никак его не колышет. Он похож на директора концлагеря: прибыл еще один грузовик заключенных, в газовую камеру всех до единого, не пора ли прерваться на чашечку кофе? Люди ко всему привыкают — спустя какое-то время даже пытка становится рутиной. Черт, клянусь тебе, однажды я видел, как он зевает.
— Нет… — прошептала Никки.
— Но даже у нацистов была какая-то жизнь, верно? Хобби. Семьи. Но не у Следователя… это все, что у него есть, так ведь? То, что он делает, это он и есть. Так он поймал меня, точно так же, как и остальных. Он долбаный хищник, вот он кто.
— Он человек…
— Он людоед. Он пожирает себе подобных, потому что внутри него — громадная черная пустота, вакуум, который он пытается заполнить. Не получится. Рано или поздно он это поймет, и тогда его ждет коллапс, взрыв наоборот. А ты, душа моя, будешь стоять рядышком, прямо в воронке.
— Допустим, — сказала Никки. — Но по крайней мере, я буду стоять. А ты ни за что уже не встанешь с этого стула.
— Ага, — согласился Джинн-Икс. — Я знаю. А теперь, раз уж мы такие донельзя честные, ты собираешься доставить мое послание или нет?
— Говори.
Никки выслушала все, что сказал ей Джинн-Икс. Долго обдумывала сказанное.
— Ладно, — сказала она наконец. — Если тебе этого действительно хочется.
На столе, кроме инструментов Следователя, лежали обычный блокнот с линованными желтыми листками и шариковая ручка. Заглянув в записи Джека, Никки убедилась, что они сделаны его четким, аккуратным почерком, но в самом низу страницы обнаружилось еще кое-что.
Небрежный рисунок, какие выводят от нечего делать: бокал для мартини с наткнутым на шпажку глазным яблоком вместо оливки. К нарисованному глазному яблоку сверху прилипло что-то сморщенное, красно-коричневое.
Нечто с загнутыми черными ресницами…
САМОУЧИТЕЛЬ ПО ВЫСЛЕЖИВАНИЮ И УНИЧТОЖЕНИЮ ХИППИ В СРЕДЕ ИХ ЕСТЕСТВЕННОГО ОБИТАНИЯ,
сочиненный Джинном-Икс, эсквайром
Ах эти коварные хиппи! Там, где некогда по цветущим равнинам галопировали их несчетные стада, кудри их развевал ветерок, пахнущий ароматными пачулями, ныне лежит пустыня, и ее однообразие скрашивают придорожные супермаркеты да скинхеды. В наши дни хиппи можно обнаружить лишь в изолированных заповедниках в Орегоне и Калифорнии, где их защищают в пределах границ, установленных местными предписаниями.
К счастью, есть еще способ заполучить разноцветную, в немыслимых, великолепных разводах, шкурку одного из этих созданий. Многие разновидности хиппи склонны к миграции и нередко сбиваются в большие группы, называемые «фестивали». Изучив расположение и частоту этих «фестивалей», охотник с легкостью может найти приличных размеров стадо, которое не сдвинется с места на протяжении целого уикенда.
РАЗНОВИДНОСТИ
Хиппи, в общем и целом, мирные травоядные. Их органы чувств нередко притуплены употреблением марихуаны, так что пламенные политические убеждения их юности неизбежно тускнеют до пацифистского, ненасильственного отношения к окружающей Вселенной. Многие разновидности заслуживают скорее жалости, нежели страха, за несколькими примечательными исключениями:
1. НАРКОМАНЫ. Любой такой хиппи, которого не прикончили восьмидесятые или его собственные вредные привычки, действительно может быть опасен. Речь идет о следующих подвидах Любителей Скорости, Кокаинистов и Жертв Кислоты. Первые два могут проявлять агрессию и жестокость, тогда как последний подвид отличается крайней непредсказуемостью поведения. Широко распространено перекрестное скрещивание особей этих подвидов, а также байкеров. Поскольку все хиппи стоят как бы в стороне от основных общественных движений, может показаться, что они представляют собой удобную, привлекательную мишень. Тем не менее владеющая ими паранойя вкупе с тенденцией приобретать огнестрельное оружие весьма осложняет задачу захватить кого-либо из них врасплох.
2. ДЕТИ МАТУШКИ-ПРИРОДЫ. Зачастую сходные внешне с байкерами, представители этого подвида предпочитают дубленой коже сыромятную и нередко оказываются крепышами, рассчитывающими в этой жизни только на себя самих. Они живут в диких, необустроенных местах и обычно чураются цивилизации. Некоторые сбиваются в племена, известные как «коммуны». Годы тяжелой физической работы закаляют их физически, а некоторые даже не употребляют наркотики. Представители этого подвида обладают развитыми инстинктами, из-за чего их сложно бывает одурачить. К счастью, многие из них преднамеренно избегают пользоваться технологическими новшествами, каковое обстоятельство можно обернуть в свою пользу.
3. ВЕТЕРАНЫ ВЬЕТНАМА. Сполна отслужив свой армейский срок, многие из них превратились в хиппи. Каждый такой ветеран потенциально опасен, отлично владеет оружием и обладает цепким умом; к тому же их ментальная и эмоциональная нестабильность может преподнести неприятные сюрпризы.
Так или иначе, из-за высокого уровня смертности среди НАРКОМАНОВ и антисоциальной позиции ДЕТЕЙ МАТУШКИ-ПРИРОДЫ вам едва ли удастся случайно повстречать таких хиппи, если только вы не разыскиваете их специально. Да и популяция заделавшихся хиппи ВЕТЕРАНОВ ВЬЕТНАМА продолжает сокращаться год от года (и в качестве наиболее редкой разновидности некоторые ценят их особенно высоко).
Более распространенные (и проще устраняемые) разновидности таковы:
4. ПОКЛОННИКИ РОК-ГРУППЫ «БЛАГОДАРНЫИ МЕРТВЕЦ». Даже несмотря на разрыв сердца, случившийся с Джерри Гарсиа, этот подвид все еще распространен достаточно широко. Их во множестве можно обнаружить на сборищах борцов за права человека и на концертах Phish.
5. ДЕТИ ЦВЕТОВ. Многие молоденькие женщины ежегодно становятся хиппи, привлеченные по большей части стилем жизни или философией. Хотя это благоприятно сказывается на показателях здоровья стада в целом, многие считают эту разновидность простыми подражательницами, а вовсе не настоящими хиппи. И все же ничто не сравнится со зрелищем восемнадцатилетней, длинноволосой самочки хиппи, ничего не соображающей от травки и танцующей нагишом у лагерного костра. Пока, разумеется, не подвесишь ее на собственных кишках.
6. НЬЮ-ЭЙДЖЕРЫ. Вопреки всем претензиям на некую «новизну», они одеваются как хиппи, ведут себя как хиппи и пахнут как хиппи, — хотя в первую очередь увлечены благовониями и мудростью предков. Нью-Эйджеры унаследовали наиболее диковатые из «духовных» идей хиппи, начиная с веры в переселение душ и заканчивая похищением людей пришельцами. Будучи по своей природе наивны и доверчивы, они относятся к разряду «легких трофеев»: их проще всего убить, изолировав от остальных.
ПРИМАНКИ И ЛОВУШКИ
Как и в традиционной охоте, один из основополагающих принципов — заманить жертву в контролируемую вами среду, чтобы снизить вероятность того, что вам помешают, и повысить удовольствие от досужего убийства — как до, так и после его совершения. Образ мышления хиппи и предпочитаемая ими территория, к счастью, идеально для этого подходят.
Простейшая и вернейшая приманка — наркотик. Мало кто из истинных хиппи способен устоять перед зовом маленького пластикового пакетика, что является превосходным поводом для встречи наедине с будущей жертвой. Травку раздобыть достаточно несложно, даже если у вас мало или совсем нет опыта подобных покупок. Вам не придется курить ее самому: немного потренировавшись, можно легко сымитировать затяжку из трубочки или косячка, а после нескольких таких имитаций вам уже не придется беспокоиться о том, что жертва может заметить какой-то подвох.
Метод приема внутрь значительно усложняет добавление к марихуане примеси, которая сразу вырубила бы жертву, но она удобна в качестве «повода»: один из наиболее распространенных побочных эффектов травки — сухость во рту, и небрежно предложенная бутылка минералки лишь в крайне редких случаях встречает недоумение или отказ. Впрочем, непременно убедитесь, что вы хорошо разбираетесь в побочных эффектах и сроках действия наркотиков, — еще до того, как воспользуетесь предложенным методом: мало что так портит веселье, как жертва, которая уходит, чтобы воссоединиться с друзьями и лишь потом вырубиться. Хуже того — она может захлебнуться собственной блевотиной, пока вы отошли в уборную.
Если вам претит использовать наркотик в качестве приманки, всегда можно воспользоваться мимикрией. Парик, борода, какие-нибудь очки от солнца, майка нелепого цвета не только позволят вам безукоризненно вписаться в общий пейзаж, но и предоставят удобную маскировку.
Следом, конечно же, идет секс, — но будьте осторожны. Хиппи известны неразборчивостью в связях и вошедшим в пословицу несоблюдением норм гигиены. Никакая добыча не стоит того, чтобы ради нее подцепить какую-то дрянь.
Вероятно, лучшей приманкой для хиппи служит их собственная философия. Запомните: хиппи мечтают сделать мир, в котором мы живем, лучше. Если попросить их о помощи, то они, по всей вероятности, ее предоставят. Тэд Банди извлек немало выгоды из старого фокуса с загипсованной рукой, и я уверен, это и сегодня отлично сработает с любым хиппи. Впрочем, остерегайтесь избыточной помощи — хиппи склонны жить и путешествовать группами. Необходимо вначале отделить намеченную дичь от остального стада, прежде чем набрасываться на нее.
Говоря о ловушках, следует не забывать о мобильности. Хиппи сделали небольшие фургоны популярным видом транспорта, так что вполне логично использовать его против них самих. Если вы особо педантичны в том, что касается последующей уборки, то фургон представляет собой идеальное место преступления на колесах, позволяя сначала добраться до охотничьих угодий, а затем — до заранее намеченного уединенного местечка. Хиппи, надо заметить, одна из немногих групп, достаточно глупых, чтобы по-прежнему путешествовать автостопом, так что удобный случай может подвернуться в любой момент. А избавиться от трупа не составит труда: достаточно разок съездить за город развеяться.
Если вы обеспокоены тем, что по пути вас могут остановить и обыскать машину (или дотошные копы, увидев ваш номер, вспомнят о некогда заведенном деле по статье «вооруженное нападение»), подумайте о палатке. Хиппи обожают открытые пространства, и вам остается только встать лагерем в пяти минутах езды от места проведения фестиваля под открытым небом. Вам будет обеспечен богатый выбор дичи и вся необходимая приватность. Уборка в этом случае также упрощается: всю сцену преступления при желании можно быстро свернуть, а затем — избавиться от нее. Ничто не сравнится с запахом свежей крови и сосновой хвои!
Там было еще много такого, очень много. Покачав головой, Джек поднялся налить себе еще кофе.
Джинн-Икс внес немалый вклад в «Волчьи угодья» — списки оружия, методы уничтожения улик, даже исторические исследования о других убийцах, — но еще больше внимания он уделил свободным сочинениям. Темы самые разнообразные: от этики детоубийства до доводов за и против убийства собственной матери. Хотя эти эссе меньше всего помогали в смысле сбора конкретных сведений, Джек начал именно с них. Они хорошо раскрывали политические взгляды Джинна-Икс, его предубеждения, его чувство юмора. Всплыли даже намеки на его прошлое: армейская карьера отца, города, в которых он жил мальчишкой… Когда Джек дочитал последнее эссе, ему стало казаться, что он хорошо знает своего пленника — вернее, «добычу».
Джек оперся на кухонную стойку и потер виски. Ноутбук на столе купался в озерке света от настольной лампы, но остальное пространство комнаты было погружено во тьму. Он не спал больше тридцати часов; едва начав допрос, он уже не останавливался, пока не закончит. Впрочем, на сей раз ему потребовалось выкачать из пленника очень много сведений — больше, чем когда-либо прежде. Даже больше, чем выдал бурильщик из Калгари — тот бормотал не останавливаясь, пока вовсе не охрип, осознавая, что живет, пока говорит. Прекратится одно — сразу прекратится и другое. Когда ему уже нечего было сказать, кроме бессмысленной тарабарщины свистящим шепотом, Джек перерезал ему горло.
Даже и в том случае Джеку нужно было только получить подтверждение нескольких ключевых фактов, а остальное предоставить полицейским. Сведения, переданные Джинном-Икс, нужно было понять… впитать. Этого ему делать еще не приходилось.
Это оказалось проще, чем он думал.
Он налил себе чашку кофе и вновь подсел к столу. Обыкновенно Джек пил кофе со сливками и сахаром, но сейчас выпил черный — как предпочел бы Джинн-Икс.
Сделав долгий, горький глоток, он прикрыл глаза и задумался. О поколении, похитившем его неотъемлемые права. Об этой скотине, своем отце. О жизни, наполненной разочарованием, ощущением собственного бессилия и гневом.
Он открыл глаза. Протянул руку и нажал на клавишу. На дисплее развернулось меню: «УБИЙСТВА».
— Отлично, — прошептал Джек. — Даешь долбаный рок-н-ролл…
УБИЙСТВО ПЕРВОЕ: Выгодное предложение
— Ага, я смотрю, вы положили глаз на этот «лексус». Тачка что надо.
— Да, наверное. Вот только цена кусается.
— Ценовой шок, а? Ну, это лишь начальные цифры. Признаться, я вышел как раз немного скинуть цену на этого щеночка. Вот так… уже немного разумнее, как считаете?
— Ну, то есть…
— Оп! Ошибся. Вот здесь должна быть семерка. Так лучше?
— Еще бы.
— Залезайте, испытайте ее на себе. Включите стереосистему. Хороший звук, да? Динамики от «Клей-хоффер». Проигрыватель компакт-дисков, даже спутниковое радио… Зачем слушать на трассе ту дрянь, что передают в мелких городках? Выбираем станцию, которая крутит то, что нам нравится, и слушаем, пока не надоест. Верно?
— Еще бы.
— Еще бы, ну разумеется. Вот, возьмите ключи, заводите ее. Мотор «Вортек». Звучит солидно, но тяга плавная, как у рыбы в воде: смерть велосипедистам! Ха-ха, шутка. Есть только один способ узнать, на что способна эта малышка, так что давайте прокатимся. Ну же, просто объедем квартал.
— М-м, ладно.
— Превосходно! Теперь сверните налево, в сторону шоссе — с тем же успехом можем попробовать ее на скорости, верно? Не бойтесь, бензин за наш счет, ха-ха. Слушайте, я действительно могу предложить отличную сделку. Давайте договоримся насчет этой машины. Пусть вас не пугает цена, на самом деле она гораздо дешевле, чем кажется. Наш финансовый отдел работает с любыми клиентами, в любой ситуации. Будете ездить на этой тачке за те же деньги, какие тратите на автобусы. И потом, такая машина — на самом деле вложение капитала, верно? Вы инвестируете деньги в свой имидж, в свой жизненный стиль. А теперь крутаните руль вправо.
— Кажется, я уже слегка заблудился.
— Не беспокойтесь, вы в хороших руках. Что я с вами сделаю, убью, что ли? Ха-ха. Эта дорога в ужасном состоянии, и поэтому я всегда направляю сюда покупателей. Видите, при такой системе подвески вы едва ли чувствуете ямы. В нее входят стабилизаторы «Позитрак», рама «Стараярухлядь» и стойки «Всеэтохрень».
— Что?
— Но и это еще не все. Тут имеется полная тормозная система «Яже»: подушки «Яжепридурок», кольца «Яженесучушь», мосты «Яжепустоеместо».
— Не уверен, что правильно вас расслышал…
— Простите, не хотел обрушивать на вас технические детали. Опасность профессии продавца — так мы уговариваем неопределившихся, верно? Стараемся произвести на них впечатление всеми этими фактами и цифрами. Порой это звучит устрашающе, я понимаю. Просто хотел показать вам, что разбираюсь в этой модели и мне можно верить… Я же не просто какой-то шутник, который нацепил деловой костюм и делает вид, что работает в автомагазине, верно? Ха-ха.
— Местечко здесь довольно глухое.
— Да, в основном склады да конторы дальнобойщиков. И все же тут хватает зелени, не правда ли? Думаю, это именно потому, что мы как раз выезжаем за пределы города. Слушайте, давайте притормозим на минутку, ладно? Я хочу вам кое-что показать.
— Честно говоря, у меня не очень много времени…
— Отнимет всего секунду. Можно прямо здесь. Ну теперь нажмите-ка вон ту кнопочку, она открывает багажник. Прекрасно. Можете не глушить мотор, просто не захлопните случайно ключи. Подойдите сюда, назад.
— А что вы хотели… Господи! Какого хрена!
— Ага! Эх, видели бы вы свое лицо… Да я просто шучу. Неплохой тесак для рубки мяса, а? Золингеновская сталь, как и весь набор. На этой неделе мы дарим их при покупке каждого «лексуса». Кожаный чехол, ручные стежки, семьдесят два предмета. Все экстра-класса тут найдется любой нож, который вы способны себе вообразить. Взгляните на эти лезвия «Тыже»: нож «Тыжепосмешище» для чистки овощей, нож «Тыжедуракдураком» для нарезки филе, мясницкий нож «Тыжепростодрянь». Вы меня хорошо слышите?
— К-кажется, да.
— Вот и чудно, чудно. Вот очень удобные столовые ножи «Меняоттебятошнит», ножи для хлеба и масла «Чегожетыждешь», нож с зубчиками «Убейменятруснесчастный»…
— Хорошо. Я понял, не надо больше ничего рассказывать. Вы меня уговорили. Можно взглянуть вон на тот, будьте добры…
— Ну конечно. Это… эй-эй. Что? О боже…
Коммивояжеры. Собственный язык способен загнать их в могилу.
Если мой пересказ событий мог временами сбить вас с толку, приношу свои извинения… но если вы считаете, что запутались, то вообразите, каково было мне.
Это называется фаза предвкушения. Первая из семи фаз, через которые, по мнению психологов, проходят все серийные убийцы (должен заметить, четыре следующих фазы лично я одолел чертовски быстро: болтовня, соблазнение, пленение и убийство. Список заканчивается тотемизацией и депрессией). Фаза предвкушения обычно характеризуется яркими, живыми фантазиями и изредка — галлюцинациями; в моем случае этот засранец практически умолял убить его. Что я и сделал.
Воспользовался мясницким ножом и сразу нанес удар в шею. Укол, не скользящий удар. Лезвие без всяких проблем прошло трахею, но я почувствовал, что оно слегка задело позвоночник, прежде чем выйти сзади. Режущий край был направлен наружу, и лезвие оказалось настолько острым, что прорезало прямо весь остаток шеи, когда я потянул его назад. Кровь залила все кругом, как в каком-нибудь боевике с визуальными эффектами. Парень развернулся, попытался бежать и упал через пару шагов. Гребаная комедия, да и только.
Конечно, давление пара в моей черепушке к тому моменту уже было изрядным. Одним ударом ножа тут не отделаешься, знаете ли. Поэтому я пошел туда, где он упал, и поработал еще немного. Ничего особенного, просто снова и снова втыкал это здоровое, тяжелое лезвие: свисть, свисть, свисть. Почему-то вспомнился бейсбол… вам знакомо это ощущение, когда машешь битой и словно соединяешься с мячом? Так, будто в момент удара что-то передается от тебя мячу, и потом он исчезает. Летит прочь, делается все меньше и меньше, и остается надеяться, что он уже никогда не вернется.
Крайне приятное чувство.
— Как идут дела? — спросила Никки.
Джек оторвал взгляд от дисплея.
— Удовлетворительно, — ответил он. — Проверяю список мест захоронений. Готова прокатиться в Калифорнию?
— Смотря зачем. Я бы погрелась на солнышке, но… Даже не знаю, Джек. Джинн-Икс вполне может водить нас за нос, тянуть время. Насколько нам известно, он охотится в Огайо.
— Не думаю. — Джек встал и потянулся. — Он дал мне номер телефона с калифорнийским кодом, и на автоответчике его голос.
— Ты же не звонил отсюда, правда? — Задав вопрос, Никки сразу об этом пожалела; Джек слишком умен, чтобы сделать подобный промах.
— Нет, я звонил с таксофона в паре миль отсюда. Пока ты была внизу.
Никки пересекла комнату, распахнула холодильник и заглянула внутрь.
— Ясно, — сказала она.
— Он ничего интересного не говорил? — полюбопытствовал Джек.
— Нет, обычная ерунда — угрозы, посулы, мольбы. Сам знаешь.
— Он, конечно, мог солгать.
— Ну разумеется, он лжет, я же не совсем ду… Ох, — покачала головой Никки. — Ты имеешь в виду, про могилы.
— Да. Назвал верный район, но дал неверные ориентиры. Чтобы купить себе еще несколько часов жизни.
— В любом случае, я думаю, нам стоит это проверить. Я поеду. — Никки извлекла из холодильника пивную бутылку с высоким горлышком и захлопнула дверцу. — Как только я туда доберусь, он уже не сможет обвести нас вокруг пальца.
— Да. Только вряд ли он станет это делать.
Сковырнув пробку, Никки раздраженно метнула ее в кухонную мойку. Клац.
— Итак, — сказала она. — Это только мне так кажется или он и в самом деле… другой?
Джек озабоченно нахмурился.
— В каком смысле?
— Ну, хотя бы его жертвы. Разве он убивал женщин?
— Только одну. Биржевого маклера.
— Именно это я и хотела сказать. — Никки сделала долгий, глубокомысленный глоток пива. — Биржевого маклера. Не знаю, может, я веду себя как сука, но мне совершенно наплевать на судьбу какой-то там махинаторши с биржи. Девиц, что промышляют на улице, я еще могу пожалеть, я сама такая. А вот кого-то, кто работает на Уолл-стрит, не жалко ни капельки.
Улыбка прогнала с ее лица озабоченность.
— Забавно, правда? У большинства людей все наоборот.
— Мы не относимся к большинству.
— Да уж, не хер собачий. Но дело не только в жертвах. У него другие мотивы для убийств. Так, словно… ну, не знаю, политические взгляды, что ли.
— Это не имеет значения. Все они убивают по одной и той же причине.
— Неужели?
— Они убивают, потому что они — убийцы. Каковы бы ни были названные мотивы, это всего лишь попытка найти оправдание любимому занятию. И не важно, что это — секс, деньги, месть… Если кому-то невтерпеж сделать убийство своим хобби, причина отыщется.
— Нас это тоже касается? — тихо спросила Никки.
— Я уже сказал — это не имеет значения. — Джек отвернулся к ноутбуку. — Важен результат. Они несут смерть людям, мы несем смерть им самим. Мы даем семьям их жертв какую-то определенность. Больше ничто не имеет значения.
— Да, — сказала Никки. — Только это. Пойду паковать вещички.
Она поставила наполовину опустевшую бутылку на кухонную стойку и широким шагом вышла из комнаты.
Джек вернулся к работе.
Джек спустился в подвал. Он отпер дверь в комнату для допросов, вошел и включил свет. Дверь так и осталась открытой.
Джинн-Икс приподнял голову.
— Чего тебе еще? — фыркнул он.
— Я не могу понять кое-чего.
— Не верю. Все ты понимаешь, только не хочешь признать.
— Нет. — Выдвинув стул, Джек уселся. — Тот адвокат, которого ты грохнул. Не понимаю.
— Джефферсон? Чего тут понимать? Он занимался налоговым правом. Специализировался на том, чтобы транснациональные корпорации отстегивали со своих немереных прибылей как можно меньше денег. Он был подонком с моралью червяка, и я прикончил его.
Джек напряженно подался вперед.
— Нет, я о том, как ты это проделал. Забил его до смерти клюшкой для гольфа.
— Что с того?
— Ты ведь убил его в собственном доме. А Джефферсон был заядлым охотником. Все его трофеи висели над камином — головы пятнистых оленей, толсторогих баранов, пум. Так ведь?
Джинн-Икс кивнул в ответ.
— Да, припоминаю. Дом был похож на лавку долбаного таксидермиста.
— Ну, а почему же тогда тебе не пришло в голову сделать свое отношение до конца очевидным? Ты бы мог отрубить ему голову и подвесить над камином его собственную башку.
— Гм-м… Не додумался.
— Позволь, я тебе покажу кое-что. — Нагнувшись, Джек развязал лодыжки и запястья Джинна-Икс. — Это совсем недолго.
В дальней стене была дверь — простой белый прямоугольник с маленькой табличкой: «Студия». Джек открыл ее и вошел внутрь. Джинн-Икс шагнул за ним.
За дверью был запущенный, одичавший цветник. Подсолнухи, розы, алтей, переплетаясь, поднимались выше человеческого роста и пышно, беспорядочно цвели, но все растения покрывал толстый слой пыли — такой же серый, как и небо над головой.
— Да тут у тебя просто гребаные Помпеи, — поразился Джинн-Икс.
— Смотри, — сказал Джек. В центре сада стоял каменный камин, в котором полыхало и громко щелкало пламя. Перед камином застыл обнаженный мужчина с пустым, гладким лицом.
— Вот как я поступил бы на твоем месте, — вновь заговорил Джек. С помощью охотничьего ножа он сделал длинный вертикальный надрез на груди мужчины, а затем еще два — вдоль рук и ног. Передал нож Джинну-Икс, а сам быстро и уверенно сорвал кожу с плоти, стараясь не порвать ее.
— Видишь? — сказал Джек, раскладывая кожу перед камином.
— Коврик из кожи, — ахнул Джинн-Икс. — Блин, а мне-то и в голову не пришло… Джек, ты прирожденный выдумщик.
— Нет, я просто выполняю свою работу, — возразил Джек. — Не более того.
— Слышь, а это что такое? — Джинн-Икс ткнул пальцем под ноги Джеку. Там рос цветок, подобных которому Джек не видел никогда в жизни; высотой до колена, растение состояло из толстого центрального стебля с плодом вроде цветной капусты наверху, окруженным венчиком широких, плоских листьев. Тесная сеть красных вен опутывала черенок, листья и серебристо-серый плод — который, как осознал вдруг Джек, вовсе не был цветной капустой.
Это был мозг.
— Раньше я такого не видел, — признал Джек. — Я его здесь не сажал.
— Ну, не взялся же он из ниоткуда, — резонно заметил Джинн-Икс. — Похоже, его давно никто не поливал. Ну-ка, сейчас попробуем.
Он занес над цветком ладонь. С запястья закапала кровь.
— Нет, не делай этого! — забеспокоился Джек. — Не корми его.
— Извини, Джек, — сказал Джинн-Икс. — Я ведь должен заботиться о Стае, верно? Кроме того, это мое новое призвание. Я удобряю растения.
Красные вены, оплетшие растение, пульсировали, подергивались… и затем вдруг высвободились, воспряли ввысь, словно гнездо красных змей. Они корчились, извивались, становились все длиннее. Потянувшись к лицу Джека, они образовали замысловатую, волнистую паутину, разветвляясь от артерий до вен и капилляров. Багровая сетка становилась все тоньше, расширяясь, заполняя все поле зрения, весь мир…
— Это пугало. Это было великолепно. Это…
Зазвонил телефон.
Вздрогнув, Джек проснулся, зашарил по столу в поисках аппарата.
— Алло?
— Джек? Это Никки. Все подтверждено.
— Все?
— Да, полностью. Вернусь завтра… осталось еще одно дельце.
— Хорошо. — Он повесил трубку.
Джек помотал головой, стараясь прояснить мысли. Перед глазами стояло то последнее видение — затянувшая весь мир алая сеть.
Он выпил чашку кофе и спустился в подвал.
Черный куб камеры пыток не изменился с тех пор, как он отсюда вышел. Никакой двери с табличкой «Студия». Джинн-Икс надежно прикован к стулу.
— Ты говорил правду, — произнес Джек.
— Мне… мне бы воды глоток, — прохрипел Джинн-Икс.
— А я нет.
— Что?
— Я солгал. Я не собираюсь излагать твою методику в Интернете. Напротив, я собираюсь прикрыться твоим именем в «Волчьих угодьях». Ты не прославишься. Очередного психопата, которого наконец поймали, не станут долго вспоминать. И я сделаю все, чтобы каждый член твоей «семейки» узнал: именно ты, и никто другой, сдал их мне.
Джинн-Икс заплакал.
— Люди редко ассоциируют слово «обольщение» с серийными убийцами, но процесс именно таков, правда? — спросил Джек. Он подобрал молоток, занес его обеими руками. — Сначала ты добиваешься доверия от своей жертвы. Люди должны почувствовать себя в полной безопасности, прежде чем сделаются уязвимыми. Это волнующий момент, не так ли? Тот момент, когда ты выдергиваешь ковер из-под их ног, чтобы сбросить их, беспомощных, в пучину ада.
— Это их вина. Они сами, мать их, виноваты…
— Тебе знакомо это ужасное, сосущее чувство где-то в желудке? — спросил Джек. — Ты чувствуешь это сейчас. Именно это чувствуют все жертвы серийных убийц. Предательство.
Отложив молоток, он поднял со стола тесак для рубки мяса.
— Это последнее, что они чувствуют.
— Нет. Нет, прошу тебя, я еще не все рассказал…
— И это — последнее, что почувствуешь ты…
Никки отперла квартиру Джинна-Икс его собственным ключом. Она уже побывала здесь раньше, чтобы проверить кое-какие сведения, которыми он поделился, и уложить компьютерное оборудование в два больших чемодана Она отвезла их к себе в мотель и позвонила Джеку из автомата.
Теперь она вернулась. Чтобы исполнить обещание.
Местечко так себе. Обычная квартира-студия в многоэтажном бетонном здании. Стены голые, выкрашены белым, ковер на полу — светло-бежевый, в грязных разводах. С крошечного балкона открывается вид на такое же многоэтажное уродство.
Задернув шторы, Никки вытащила из сумочки баллончик-распылитель с черной краской. С минуту методично встряхивала его, оглядываясь по сторонам. В комнате располагались жалкий складной диван, навороченный горный велосипед в идеальном состоянии, платяной шкаф, пара книжных полок и стол с монитором и принтером, которые она не стала забирать.
Вздохнув, Никки приступила к делу.
Закончив, она уронила опустевший баллончик обратно в сумочку. Теперь повсюду виднелись черные буквы: «КОЗЛЫ!». Они вопили со стен, с экрана монитора, с книжных корешков. Никки распылила их на потолке, на полу, на шторах, на кухонной утвари, на диванном покрывале. Одни и те же буквы, надрываясь, кричали с каждой поверхности, вновь и вновь.
— Чего хотел, то и получил, — сказала Никки. — А ты — самый главный козел.
Начало нового дня у Паркера Штольца выдалось довольно удачным. Когда радиобудильник включился ровно в 5.55, «Пятеро Джексонов» исполняли песню «Алфавит», поэтому этим утром он включил новости местной версии канала «Эй-би-си». За окном было пасмурно, хотя дождь не моросил, зато по улице низко стелился туман — привычная погода для Портленда в это время года. Докладывая обстановку на автотрассах, радио сообщило, что транспортный поток значителен, но больших пробок нет.
Штольц принял душ и затем критически осмотрел себя в зеркале ванной, выискивая перемены. Пять родинок на бледной коже — три на спине, одна на бедре и еще одна на шее — оставались прежними. Небольшая лысина в центре его прямых темно-русых волос вроде бы не увеличилась. Лицо Штольца — с глазами слегка навыкате, крючковатым носом, лягушачьим ртом — не прибавило за ночь новых морщин или пятен. Его сутулый, узкогрудый костяк чуточку перекосило; Штольц напомнил себе записаться на прием к мануальному терапевту.
Ему удалось не порезаться при бритье, так что, восстанавливая баланс вещей, он сделал четыре маленьких горизонтальных надреза сразу под правым соском и ухитрился залепить их одним-единственным пластырем.
На завтрак, как обычно, были апельсиновый сок, кофе, яйцо, поджаренный тост и пять ломтиков бекона. Штольц закончил уже к 6.45, так что у него осталось предостаточно времени для обычной проверки.
Он включил свет в гараже, и лампы дневного света отразились в недавно навощенной белизне его «тауруса» 1995 года выпуска. Начал с покрышек, убеждаясь, что давление в каждой составляет ровно восемнадцать килограмм на квадратный метр. Затем убедился, что все огни и переключатели функционируют нормально, а приемник настроен на нужную волну. Убедился, что все замки работают.
Пришло время отправляться в путь.
Поначалу все шло замечательно. Покинув тихие, окаймленные деревьями улочки своего района, он без происшествий добрался до пандуса скоростного шоссе. Быстро и чисто вписался в общий поток движения. Он ехал на пределе разрешенной скорости, по обыкновению избегая выезжать на полосу обгона.
Проблемы начались с пикапа. То был старый «форд» синего цвета, ржавый и извергавший клубы удушливого дыма, до отказа загруженный оборудованием для благоустройства территории. Он двигался прямо впереди, по меньшей мере миль на шесть медленнее скоростного ограничения. Штольц включил сигнал поворота, но справа машины шли единым блоком. Никто не желал пропустить его.
С досадой помотав головой, Штольц переключил сигнал поворота, с правого на левый. Придется воспользоваться полосой для обгона.
Он проверил обстановку, глянув сначала в зеркало заднего обзора, а затем и в боковое зеркало, и гладко выехал на полосу. Проезжая мимо «форда», посмотрел на водителя — им оказался пожилой мужчина лет шестидесяти с лишком в засаленной с виду бейсболке. Штольц холодно уставился на него, но остался незамеченным.
Миновав пикап, он снизил скорость и снова включил поворотник, готовясь вернуться на свою полосу, но справа тот же маневр уже начал выполнять желтый «жук». Штольц еще немного снизил скорость, намереваясь плавно вписаться в быстро растущий зазор между пикапом и «жуком».
И тогда на трассе появился серебристый джип-внедорожник.
Он ревел сзади, на полосе для обгона, легко выжимая восемьдесят миль в час. Водитель резко снизил скорость, лишь оказавшись в десяти-пятнадцати сантиметрах от заднего бампера Штольца. Массивный хромированный передок, отразившийся в зеркале заднего обзора, был похож на прутья клетки.
Прежде чем Штольц успел отреагировать на его появление, водитель внедорожника включил противотуманные фары. В зеркалах вспыхнуло галогеновое солнце, на секунду ослепившее Штольца. Быстро протянув руку, он переключил зеркало на ночной режим, но сияние по-прежнему заставляло щуриться.
Водитель навалился на клавишу гудка. Скрипнув зубами, Штольц прибавил скорости, но внедорожник все равно поджимал сзади. Сигнал раздался снова — бессмысленное, злобное блеянье.
Штольц выискивал просвет, но рядом с ним вытянулся бесконечный ряд автомобилей, мчавшихся практически бампер в бампер друг дружке. Теперь он разогнался до семидесяти миль в час, но внедорожник не собирался сдаваться. Штольц уже не сможет вырулить в правый ряд, даже если там найдется для него местечко: он ехал слишком быстро.
В его сознании мелькнула картина настолько яркая, что вытеснила все остальное. Он теряет контроль над машиной, задняя пара колес смещается вправо, передние скользят влево, пейзаж вокруг совершает плавный полуоборот по мере заноса, затем внезапный толчок, когда шины отрываются от асфальта, и автомобиль переворачивается снова и снова, прежде чем рухнуть на крышу в мгновенной агонии, охватившей все — и металл, и кости. Штольц почувствовал запах жженой резины на асфальте и услышал отдаленный гул сирен: спасатели уже спешили, чтобы побыстрее вырезать из обломков его мертвое тело…
Блеяние гудка рывком вернуло его к реальности. Он снизил скорость, заставив себя не обращать внимания на злобное гудение, которое стало ответом на его маневр, выровнялся с потоком в соседнем ряду и включил правый поворотник. Милая девушка в веснушках, сидевшая за рулем небольшого грузовичка, жестом пригласила его присоединиться; кивнув, он с благодарностью помахал ей в ответ.
Простая вежливость, думал он, сворачивая в правый ряд. Почему она встречается так редко?
Проезжая мимо, водитель внедорожника не преминул устроить целое представление: перегнувшись через пассажирское сиденье, он продемонстрировал Штольцу средний палец. Мужчина среднего возраста, в сером костюме и при желтом галстуке, с искаженным, покрасневшим от ярости лицом.
Штольц встретил разъяренный взгляд мужчины с легкой улыбкой. Когда джип промчался мимо, он прочитал номер и записал его в блокнот, укрепленный на приборном щитке.
Работа у Штольца была не ахти какая интересная, зато обладала своими преимуществами. Он работал в департаменте транспортных средств.
Большую часть рабочего времени он сидел в своем закутке, вводя данные в компьютер. Это Штольца ничуть не раздражало; чем меньше ему приходилось иметь дело с людьми, тем лучше. Большинство сотрудников были учтивы — по крайней мере, с ним, — а цифры и буквы никогда не устраивали споров. Компьютерные данные попросту оставались самими собой.
В каморке у Штольца было чисто — лишь необходимый минимум рабочих инструментов и деталей обстановки. На одной из стен висел в рамочке выполненный в японском стиле пейзаж с горой Фудзи; все остальное имело непосредственное отношение к работе. На пробковой подставке рядом с аккуратной стопкой бумаг стояла черная кофейная кружка.
Всевозможные данные о владельцах автомобилей были к его услугам в любой момент, но Штольц всегда тщательно заметал следы, предаваясь любимому хобби. Чтобы войти в систему, он пользовался паролем системного администратора и проводил все свои запросы через один из терминалов в приемной; все манипуляции даже не появлялись на экране его собственного компьютера.
Зарегистрированным владельцем джипа оказался некий Питер Нью. В его водительских правах значился адрес: Вест-Саммервейл-стрит, 6090; он весил восемьдесят килограмм, имел зеленые глаза и черные волосы, зрение не позволяло ему водить автомобиль без очков. Про себя Штольц решил, что мистер Нью пользуется контактными линзами.
Впрочем, какое это имело значение?
На следующее утро Штольц заметил на шоссе все тот же внедорожник. Теперь он последовал за ним до парковки у закусочной «Дэннис» и поставил машину на другой стороне улицы.
Войдя в закусочную, он сразу заметил Нью, подсевшего к стойке. Подошел к нему и забрался на соседний табурет.
— Привет, — вежливо поздоровался Штольц. — Узнаешь меня?
Нью покосился на него.
— Нет, — был ответ. — А что, разве должен?
— Зависит от того, насколько ты глуп в придачу к своей грубости, — заметил Штольц.
— Прошу прощения?
— Мне чашечку кофе, пожалуйста, — крикнул Штольц официантке. Кивнув в ответ, та поставила перед ним чашку и кувшинчик со сливками. — Ты знаешь, как водишь машину? Как трахаются семнадцатилетние молокососы, — заявил Штольц, вновь поворачиваясь к Нью. — Слишком быстро, слишком лихорадочно. Лично мне наплевать, впилишься ли ты в столб, но я бы предпочел, чтобы ты сделал это в одиночестве.
— Погоди-ка. Я тебя помню! — сказал Нью. — Сомнение на его лице сменилось узнаванием. — Ты же тот самый придурок, который медленно ехал по скоростной полосе…
— А ты был придурком, который уперся членом в педаль газа, — сказал Штольц. Он добавил в кофе ложечку сахара и медленно помешивал ею в чашке. — Хотя, наверное, весь твой джип — это один большой хрен, не так ли? Не говоря уже о хрене, сидящем за баранкой.
— Ты прав, старина, — заверил его Нью. — И я трахаю всех, кто путается под ногами. В том числе и тебя. Ты понял? — Он с силой хлопнул Штольца по плечу.
— Ой-ей-ей, — сказал Штольц. — Осторожно. Я могу случайно пролить…
Он выплеснул кофе в лицо Нью.
— …свой кофе, — спокойно закончил Штольц.
Нью заорал от боли. Отшатнувшись, он свалился с табурета, зажав ошпаренное лицо руками…
Нет. Это не совсем то, что нужно. Отмотать назад.
— Ты прав, старина. И я трахну любого, кто будет путаться у меня под ногами, — сказал Нью. — Включая и тебя самого.
Штольц аккуратно поставил свою чашку на стол и слез с табурета.
— Это вряд ли. Ты, может, и купил себе четырехколесный, выкрашенный в серебро протез пениса, но к нему не прилагаются яйца.
Хрюкнув, Нью выбросил вперед кулак, намереваясь поставить Штольцу синяк под глазом, но тот с легкостью увернулся. В ответ Штольц сделал точный и быстрый выпад в солнечное сплетение Нью, отчего тот сложился вдвое, а затем разбил ему лицо ударом колена. Обливаясь хлещущей из носа кровью, Нью завалился назад…
Нет. Слишком грязно. И потом, кто знает, здоров ли этот подонок. Безопасность прежде всего.
…ответил ударом локтя в горло Нью, отчего тот неуверенно отступил, брызгая слюной и задыхаясь. Молниеносный прыжок с поворотом — и ботинок Штольца впечатался в челюсть Нью, отчего тот без чувств рухнул на пол.
Девушка, сидевшая в одиночестве за столиком неподалеку, вскочила на ноги. Она была красива, с щедрой россыпью веснушек на лице.
— Просто замечательно, — сказала она. — Этот парень иного и не заслуживал. Я своими глазами видела, как он водит машину.
Штольц улыбнулся ей.
— Что ж, порой людям стоит задумываться о возможных последствиях своих поступков, — сказал он. — Вождение автомобиля — привилегия, а не право.
— Могу я угостить вас чашечкой кофе? — с улыбкой спросила она.
— Конечно… но давайте пойдем куда-нибудь в другое место, — ответил Штольц. — Здесь весь пол усеян мусором…
Да. Да, так гораздо лучше.
Он медленно приходил в себя, с занесенными над клавиатурой руками. Монитор был заполнен строчками, состоявшими из повторяющейся цифры «5»: он печатал ее снова и снова, погрузившись в свои фантазии.
Вот только… на самом-то деле это вовсе не было фантазией, да? О да. Скорее, это было… романтичное предвкушение. Процесс будет совсем другим, но результат окажется прежним.
Для мистера Нью, во всяком случае.
Джек бросил труп Джинна-Икс в реку Грин. Но сначала отрубил руки.
Обычно Джек старался, чтобы его пленников быстро находили и без проблем устанавливали их личность. На сей раз все было иначе. Нужно, чтобы смерть Джинна-Икс как можно дольше сохранялась в тайне, по крайней мере от членов Стаи. Значит, все сведения об убийствах, которые Джек выкачал из Джинна-Икс, также не подлежали разглашению — во всяком случае, пока.
Впервые с тех пор, как он стал Следователем, Джек не испытывал облегчения, избавляясь от трупа очередного убийцы. Семьи жертв Джинна-Икс сегодня еще не смогут уснуть спокойнее; мучающие их вопросы останутся пока без ответов. В очень даже определенном смысле чудовище, отнявшее близких им людей, по-прежнему оставалось на свободе.
Четыре дня подряд Штольц просыпался на час раньше обычного (в 4.44, если быть точным) и менял номера на своем «таурусе», прежде чем отправиться в пригородный район, где проживал Питер Нью. Штольц останавливался у противоположной обочины и наблюдал за распорядком дня его семейства.
Нью был женат, но детей у них не было. Его жена, пухленькая блондинка, отправлялась на работу минут за двадцать до него самого. Когда ее автомобиль — красная «тойота-супра» — скрывался за поворотом в конце квартала, автоматическая дверь гаража оказывалась закрыта лишь наполовину. Между гаражом и двухметровым забором, ограждавшим их владения, имелся промежуток где-то в метр, и это расстояние вполне устраивало Штольца. Кроме того, никто во всем квартале не покидал своих гаражей одновременно с супругой Нью.
На четвертый день Штольц припарковал машину в аллее за домом Нью. На нем было черное пальто, в руках — черный зонтик, открытый и слегка наклоненный вперед, чтобы скрыть лицо. Он быстро прошел до конца аллеи, повернул, дошел до перекрестка и спустился по улице к интересующему его дому. Остановился, сделал вид, что проверяет, идут ли часы, и осмотрелся по сторонам. Никого не видно.
Закрыв зонтик, он прошел по дорожке к дому, но свернул гаражу и спрятался за него. Ничего тут не было, кроме забора, штабеля досок и боковой стены дома. Прислонившись к стене, он сделал несколько глубоких вдохов. У него колотилось сердце — итак, начинаем.
Когда, десять минут спустя, жена Нью выехала из гаража, он дождался, пока ее машина скрылась из виду, а затем забежал за угол и, пригнувшись, легко скользнул в промежуток между уже закрывавшейся дверью и полом.
Рядом возвышался джип, отсвечивавший бледным серебром на свету из единственного окна. Штольц оглядывал машину, натягивая пару хирургических перчаток; она напомнила ему спящего динозавра — какое-то громадное ископаемое, присевшее отдохнуть перед очередным днем, наполненным исступленной беготни по беспросветным джунглям. Настанет утро, и оно с громовым топотом будет сеять панику в каждом, кто встретится на пути. Штольца так и подмывало кастрировать этого здоровяка — проткнуть покрышки и засыпать сахар в бензобак, — но это значило свалить всю ответственность на тело.
Проще и элегантнее уничтожить мозг.
Отбросив зонтик, Штольц достал из кармана пальто пистолет — тот выглядел слегка нелепо, поскольку на конце ствола к нему была туго примотана картофелина. Он прочитал об этой уловке на веб-сайте Джинна-Икс: простейший одноразовый глушитель. Разумеется, полной тишины ждать не следовало, но картофель заметно приглушал выстрел, так что соседи вполне могли посчитать его сбоем двигателя проезжающего автомобиля или хлопком петарды. Затем Штольц нацепил защитные очки — порой картошка разлеталась едва ли не в пыль.
Конечно, годился такой глушитель только для единственного выстрела. Штольцу это нравилось тем, что повышало степень риска, усложняло задачу. В противном случае она была бы слишком простой.
Он потянул ручку двери, соединявшей гараж с домом, — не заперто. Приоткрыв дверь, он проскользнул в дом.
Крадучись, он шел по коридору. Отвратительный оранжевый ковер. Белые стены. Дверь справа. Закрыта. Какое-то движение впереди слева.
Конец коридора. Справа лестница наверх, впереди гостиная.
Что слева? Он заглянул за угол. Питер Нью сидел за кухонным столом — читал газету, ковыряя ложкой в тарелке с овсянкой. Сидел он спиной к Штольцу, но, судя по всему, на нем был все тот же костюм, что и в день их первой встречи.
На дальнем конце кухни имелась раздвижная стеклянная дверь. Если бы Нью оторвал взгляд от газеты, он, вероятно, смог бы увидеть отразившегося в ней Штольца.
Он обогнул угол. Нью не поднял головы. Штольц приблизил ствол пистолета к его затылку.
— Вождение автомобиля — это привилегия, — прошептал Дорожный Патруль, прежде чем спустить курок.
Чтобы обосноваться в Портленде, Никки и Джеку не понадобилось много времени.
Очередной запущенный дом в запущенном районе. Очередной домовладелец принял наличные и не стал задавать вопросов. Очередная поездка в строительный супермаркет за фанерой, изоляционной пенкой и рулоном черного пластика.
Договориться с интернет-провайдером было сложнее, но у Никки имелась кредитная карточка на чужое имя, которую она использовала только в случае крайней необходимости. И скрупулезно удерживала баланс счета в плюсе.
Джек установил компьютерное оборудование в одной из спален; он приобрел подержанные монитор и принтер в ломбарде в центральной части города. Как странно, думал он, подсоединяя кабель к системному блоку. В некотором смысле это и есть «Волчьи угодья». Эта коробка из пластика и металла была их Скалой Совета, тем местом, где они обменивались приемами и секретами, хвастали убийствами. Здесь они черпали свою силу и находили комфорт. У Джека возникло вдруг сильное желание разбить системный блок на миллион осколков, приговорить их к возвращению в те крошечные, одинокие чистилища, откуда те явились.
Но он знал, что не может себе этого позволить. Нет, ему придется взойти на Скалу Совета самому, в качестве вожака Стаи.
ДЖИНН-ИКС: Хочу заметить, Патруль, тебе великолепно удалось последнее убийство. Мои поздравления.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Спасибо.
ДЖИНН-ИКС: А та фотка, которую ты прислал! Парень сидит за рулем джипа с собственными правами, пригвожденными ко лбу, — просто классика! Она должна была попасть на первую полосу всех основных газет!
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Да, в этом чувствуется стиль, правда? Меня подмывало отправить копию газетчикам, но они, разумеется, ни за что не пустили бы ее в печать… Хотя мой манифест они все же опубликовали.
ДЖИНН-ИКС: Скажи, это сложно — вогнать гвоздь в череп?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Проще, чем кажется. Предпочитаю пневматику, но все усложняет необходимость таскать за собой воздушный компрессор.
ДЖИНН-ИКС: Ха, надо думать.
ГУРМАН: У меня предложение. Беспроводная технология за последние десять лет совершила гигантский скачок. По-моему мультизадачный инструмент МТ1203К-2 от «Блэк-энд-Дэкер» — это то, что надо: мощно и эффективно. Чтобы удалять верхнюю часть черепа, я использую насадку с ножовкой. Почему бы не высверлить тем же инструментом отверстие необходимого диаметра?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Хм… Звучит не очень-то привлекательно.
ДЖИНН-ИКС: И вообще непонятно, какой в этом кайф. То есть забить гвоздь в череп какому-то придурку — БАХ! БАХ! БАХ! — в этом что-то есть. Даже у пневматики солидная отдача: щелк! щелк! А вот дрель… слишком уж стерильно.
ГУРМАН: Эффективность по-своему тоже прекрасна.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Не спорю. Однако сообщение всегда важнее, чем средства его передачи…
НЕСКОЛЬКО ПРОСТЫХ ПРАВИЛ
(автор — Дорожный Патруль)
Власть развращает.
В сегодняшнем мире в руках личности концентрируется все больше и больше власти. Первобытные люди могли надеяться добыть столь крупного зверя, как мамонт, только сообща; в наши дни любой кретин с автоматом в руках смог бы уничтожить целое стадо этих животных.
Но это эссе посвящено отнюдь не контролю над распространением огнестрельного оружия. Я пишу о другом средстве убийства, которое куда опаснее и встречается чаще: об автомобиле.
Вести машину — значит обуздать восемьсот килограмм обшитого крепкой броней зверя и полностью его контролировать. Легкий поворот рулевого колеса может стоить кому-то жизни, ну а сам ты всего часом позже окажешься в сотне миль от места преступления. Это тоже власть. Но чем она ограничена?
Ничем.
Общество сажает нас за руль прежде, чем мы получаем право голосовать, заниматься сексом, употреблять алкогольные напитки или вступить в вооруженные силы. Наша культура поощряет безрассудное, безответственное вождение в видеоиграх, в фильмах, на телевидении. Нарушения правил вождения чаще всего караются штрафами, которые люди нередко просто отказываются платить.
Это неприемлемо.
Наши средства передвижения представляют собой смертоносное оружие, а вооруженное общество обязано культивировать взаимную вежливость. Иначе хаос.
Проблема кроется во взаимодействии между человеком и механизмом. Автомобиль — не просто способ перемещения в пространстве; он скорее функционирует как продолжение нас самих. Он вбирает нас внутрь себя, подобно второму кожному покрову, передает нам информацию, словно дополнительный орган чувств, переносит нас вперед или назад, будто добавочный набор мышц. Он питается, нуждается в жилище, у него есть голос. Человек, управляющий автомобилем, вовсе не похож на человека, сидящего на спине у лошади. Из них двоих первый больше напоминает кентавра. Помесь обоих, коктейль из металла и мяса. Киборг.
Но крайне неудачно спроектированный. Можно представить себе стадо кентавров, переходящее с места на место по давно протоптанным тропам; те из них, что скачут галопом, выбирают одни тропы, предпочитающие скакать рысью — другие. Можно представить себе кодекс их поведения, определенную заботу, которой окружают они кентавров поменьше и помоложе, определенное уважение, проявляемое по отношению к старейшим. Это очень простые правила, возникающие в любом цивилизованном обществе с достаточной плотностью населения.
Но возьмите те же существа — и закуйте их в латы, которые воспрепятствуют их непосредственному контакту. Увеличьте их скорость — так, чтобы любое, легчайшее соприкосновение между ними вело бы к непредсказуемым последствиям для обоих. Отнимите у них язык, чтобы у них не осталось никаких способов общения, кроме простейших жестов рук, моргающего света фонарей и клаксона. Набейте ими автострады и попытайтесь заставить их вести себя не как живые существа, но как части механизма: стоп, вперед, поворот направо, поворот налево.
Такая система служит упрочению худших манер у человека и машины. Порожденное ею существо страдает нервными расстройствами из-за чрезмерного напряжения, оно управляет колоссальной мощью, но ей запрещено ею пользоваться. Его сотоварищи наносят ему все новые и новые оскорбления, но оно не в состоянии избегать непосредственной близости с ними. Стадо раздраженных, закованных в броню существ несется вперед каждый день, и под ними дрожит земля. Стоит ли удивляться, если кто-то из них вдруг начинает брыкаться?
Но ради благоденствия всего стада эти нервные особи должны устраняться. Навсегда.
Газета «Орегонец» (Портленд) за 14 января:
СОБЛЮДЕНИЕ ПРАВИЛ ДВИЖЕНИЯ УСПОКАИВАЕТ ВОДИТЕЛЕЙ
ОРЕГОНЕЦ (Портленд), 14 января.
Неужели водители в окрестностях Орегона стали вежливее — или они просто напуганы?
Какова бы ни была причина, количество зарегистрированных дорожных инцидентов с участием нескольких водителей за последние два месяца снизилось приблизительно на тридцать процентов. Толчком к этому послужила публикация «Орегонцем» так называемого «Манифеста Дорожного Патруля». Этот документ вначале посчитали подделкой, но полиция, уточнив некоторые детали, обратилась к редакции газеты с официальной просьбой о публикации письма. «Наша первоочередная задача — спасти как можно больше человеческих жизней, — заявил шеф полиции Беренсон. — Мы не видим никаких препятствий публикации письма — оно целиком и полностью полагается на здравый смысл. Если бы мы по какой-либо причине сочли содержание письма неподходящим, наша реакция была бы иной. И до сих пор он держал свое слово: с момента публикации убийства действительно прекратились».
По крайней мере, так было до вчерашнего дня, когда Питер Нью был найден мертвым за рулем своего «форда-эксплорер» 1998 года выпуска. Представитель полиции заявил, что обнаруженные на месте преступления улики подтверждают предположение, что случившееся — дело рук убийцы, который уже лишил жизни пятерых человек. Несмотря на снижение показателя конфронтации между водителями, нам представляется, что местные жители пока не соответствуют высоким стандартам культуры дорожного движения, рекомендованным нам убийцей.
Хотя «Орегонец» никоим образом не поощряет его методов, мы все же решили вновь напечатать его требования, руководствуясь соображениями общественной безопасности:
1. ВСЕГДА обозначайте поворот прежде, чем выполнить маневр.
2. Если другой водитель сигналит, намереваясь встроиться в ваш ряд, пропустите его.
3. Всегда соблюдайте безопасную дистанцию.
4. Воздержитесь от оскорблений в адрес других водителей, как устных, так и любых других.
5. Увидев впереди желтый свет светофора, притормозите.
Пять простых правил — их несоблюдение может стоить вам жизни.
ДЖИНН-ИКС: Если ты не уважаешь тачку, значит, не уважаешь и того, кто сидит за рулем.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Совершенно верно. Во многих отношениях автомобиль и есть водитель.
ДЖИНН-ИКС: Я прекрасно помню свою первую машину — «кролик» семьдесят седьмого года. Не особо мощная, но поездил я на ней изрядно. Экономный расход бензина, легко парковалась. Я и сейчас еще узнаю такие за милю.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: У меня был «шевроле-малибу» выпуска 1965 года. Двухдверная модель, черный. Шестицилиндровый движок, трехскоростная трансмиссия.
ДЖИНН-ИКС: Неплохо. Я такого в жизни не мог себе позволить.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Модель автомобиля не имеет значения. Вопрос в том, как ты себя ведешь, сев за руль.
ДЖИНН-ИКС: Ну да, врубаюсь… Хотя для людей нашего круга модель играет роль, да еще какую. Не столько для меня или тебя, ведь мы обычно убиваем на месте… а что делать, скажем, Гурману? Ему ведь нужно доставить свой обед на кухню.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Полагаю, ты прав. Но разве ему не подойдет любая модель с кузовом?
ДЖИНН-ИКС: Не обязательно. Всякий раз, когда засовываешь кого-то в кузов, тебя могут увидеть. Лучше дать жертве войти самостоятельно, тогда ты сможешь контролировать ситуацию. Даже свободного пространства нужно не так уж много: Тед Банди вообще проворачивал свои убийства в «жуке». Лично я предпочел бы что-нибудь повместительнее — у меня есть старый фургончик белого цвета, который я купил по дешевке. В любом городе эти фургоны — точно призраки, мужик: их там столько, что их вообще перестают замечать. Полно места внутри, легко отмыть с помощью садового шланга.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Понимаю, что ты имеешь в виду. Я и сам езжу на белом автомобиле недавней модели (на «таурусе», короче говоря) именно потому, что он неприметен. Известно ли тебе, что, по статистике, белый цвет кузова превалирует у автомобилей среднего размера, сошедших с конвейера от 5 до 10 лет назад?
ДЖИНН-ИКС: Ясно. И впрямь такое ощущение, что они повсюду, куда ни плюнь. Но большинство людей вообще не понимают, на что они глядят своими долбаными гляделками, верно? То есть когда я выбираю очередную овечку, то хорошенько за нею присматриваю, а они меня вообще никогда не замечают. Я ведь просто очередной долбаный курьер на велике, зашел в офис то ли забрать бумажки, то ли подбросить еще работенки. Их это не касается. Я с таким же успехом вообще мог бы не существовать.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Нет. Ты для них невидим. Это совершенно другое — это дает тебе власть над ними. Это позволяет тебе ходить среди них, оставаясь незамеченным.
ДЖИНН-ИКС: Точняк.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Неужели ты сам не видишь, какой силой это тебя наделяет? Как возвышает над ними? Ты, я, все члены Стаи — мы другая порода. Правда состоит в том, что остальные — сотрудники, женщины, наши семьи — не видят нас такими, какие мы есть, но это оттого, что мы стоим выше них, не ниже. Мы делаем то, о чем они только мечтают.
ДЖИНН-ИКС: Черт, но не можем же мы рассказать им. Мужик, порой мне до одури хочется заорать в первое же пустое лицо, которое попадется навстречу: «Я могу пришить тебя, даже глазом не моргнув, козел несчастный!» Как ты справляешься?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Мне помогают определенные ритуалы. Я забираю у своей жертвы какой-нибудь маленький предмет, что-то безобидное, но личное, скажем цепочку для ключей, — и ношу в кармане. Когда мне грозит стресс, я просто засовываю руку в карман. Это соединяет меня с прошлым, напоминает мне, что на самом деле я — вовсе не тот, кем меня считают окружающие.
ДЖИНН-ИКС: Да, но просто подергать в кармане трофей — это, не принесет мне облегчения, парень. Совсем наоборот. Я, скорее, захочу прикончить подонка на этом самом месте, а вовсе не успокоюсь.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Ты должен научиться фокусироваться на чем-то. Удерживать гнев в себе и направлять его в нужное русло. Убивай их в своем сознании — там это обойдется без последствий.
ДЖИНН-ИКС: Тебе это и вправду помогает?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Позволь, я расскажу тебе одну историю. В последний раз, когда я убил, мне пришлось опоздать на работу. Я поехал в офис прямо из дома убитого; у меня на руках наверняка еще оставались следы пороха.
Начальник сделал мне замечание. Он — зацикленный на своей карьере государственный служащий и думает не о работе, а только о том, как бы поскорее выйти на заслуженную пенсию. Несмотря на это, он решил, что имеет полное право при всех отругать меня. Я все еще был на нервах после недавнего убийства; мне очень хотелось выдернуть из кармана пистолет и пристрелить мерзавца на месте.
Но я этого не сделал. Вместо этого я заставил его молить меня о пощаде. Я провел его по всему офису — до самой приемной, и он во всеуслышание, в присутствии посетителей повторял, что не достоин гордого звания человека. И только тогда я вышиб из него мозги.
Но лишь в воображении.
ДЖИНН-ИКС: Хорошо. Если ты способен на такой самоконтроль сразу после убийства, тогда я тоже смогу. Наверное. Спасибо за откровенность.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: В любое время. И помни: Стая охотится вместе.
Джек прочесал Сеть, заглянул на новостные сайты, покопался в архивах. Он прочел все, что только мог найти, о преступлениях Дорожного Патруля.
Казалось, полиция считает его убийцей, ждущим удобного случая: в их представлении он курсировал по городу, дожидаясь, когда какой-нибудь другой водитель нанесет ему оскорбление. Затем он преследовал этого человека до самого дома. Впрочем, он убивал его не сразу, но день-другой выжидал удобного момента. Газетчикам удалось определить отрезок шоссе, по которому часто проезжало большинство его жертв, но им пользовались тысячи машин ежедневно.
Джек знал, что власти должны были что-то предпринять в надежде заманить убийцу в ловушку, — но вместе с тем понимал, что такая тактика не принесет им плоды.
Общение с Дорожным Патрулем в Сети подсказывало, что он — государственный служащий, мелкий чиновник. Возможно, пользуется официальной базой данных, определяя, где живут его жертвы, по номерам автомобилей, или даже работает в департаменте транспортных средств. Ему не обязательно выслеживать намеченную добычу; он может заглянуть на огонек в любой удобный для себя момент. Джек понимал, что полиция уже должна была рассмотреть такую возможность; видимо, Дорожный Патруль был достаточно умен и пользовался системой так, что его нельзя было засечь. Иначе его давно уже поймали бы.
Но Джек владел информацией, которой у полицейских не было.
Дорожный Патруль упомянул «приемную». Это предполагало какую-то организацию, которой приходилось ежедневно сталкиваться с большим людским потоком: иммиграционная служба, социальное страхование, департамент транспортных средств. Он даже мог служить в каком-нибудь отделе полиции, хотя Джек сомневался, что Дорожный Патруль в самом деле — коп.
Джек скачал из Сети карту Портленда и окрестностей. Правительственные учреждения, разумеется, были разбросаны повсюду, но если Дорожный Патруль находит свои жертвы на трассе, он, скорее всего, живет на одном ее конце, а работает — на другом. Дорожный Патруль педантично следует шаблонам; Джек посчитал, что он едет на работу одним и тем же маршрутом.
Его первым автомобилем был «малибу» 1965 года выпуска. Первые машины обычно достаются от родителей либо оказываются ржавым металлоломом, купленным за гроши. Если предположить, что родители подарили ему подержанную машину, откатавшись на ней с десяток лет, когда ему стукнуло шестнадцать, — тогда сейчас Дорожному Патрулю лет сорок с хвостиком.
Гражданский служащий средних лет, который каждый день ездит на работу и с работы — домой в белом «таурусе» последней модели. Вздохнув, Джек потер виски.
Этого недостаточно.
— Стая охотится вместе, — пробормотал он, сам не зная зачем. — Стая, Стая…
Стоило только на миг прикрыть глаза — и он вдруг увидел их, эту волчью стаю. Дорожный Патруль — холеный белый волк с горящими красными глазами; Гурман — массивный серый зверь с огромными слюнявыми челюстями; Патрон — просто черный силуэт. Там был даже Джинн-Икс — четвероногий призрак, чей скелет просвечивал прямо сквозь шкуру.
И поодаль от Стаи крался Поцелуй Смерти. Новичок. Прошедший проверку, но еще не заслуживший доверие остальных.
Улыбка медленно вернулась на лицо Джека.
ДЖИНН-ИКС: У нас проблема.
ГУРМАН: То есть?
ДЖИНН-ИКС: Возможно, вы заметили, что Поцелуй Смерти уже какое-то время не заходит на сайт. Дело в том, что я запретил ему доступ, пока выяснял кое-что… Иными словами, он может оказаться самозванцем.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Мне казалось, наша система проверки исключает такую возможность.
ДЖИНН-ИКС: Так и есть. Поцелуй Смерти был вполне настоящим — по крайней мере, до тех пор, пока до него не добрался Следователь.
ПАТРОН: Стэнли Дюпреи.
Джек замер, отдернув руки от клавиатуры. Он не верил своим глазам. Патрон не объявлялся на «Волчьих угодьях» с того разговора, когда Джек выдавал себя за Дюпреи, — во всяком случае, Джек его не встречал.
ДЖИНН-ИКС: Вот-вот. Я не врубился, пока не начал сравнивать убийства Поцелуя Смерти с жертвами Дюпреи. В газетах пишут, что Дюпреи, мол, выследил и замочил Следователь, но Поцелуй появлялся на сайте уже после смерти Дюпреи. Это может значить только одно.
ГУРМАН: Следователь выдает себя за Дюпреи.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Должно быть, Дюпреи выдал нас перед тем, как Следователь убил его.
ДЖИНН-ИКС: Но он не знает всего того, что знаем мы. Удобный случай избавиться от сукиного сына, лучше не придумаешь.
ПАТРОН: В самом деле. А план у тебя уже есть?
ДЖИНН-ИКС: Ага. Шлепнем ублюдка.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Проще сказать, чем сделать.
ГУРМАН: На нашей стороне анонимность. Ему это известно. Предложение о личной встрече его насторожит.
ПАТРОН: Если наживка хороша, то не обязательно.
ДЖИНН-ИКС: Какая, например?
ПАТРОН: Все мы. Собравшиеся в одном месте.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Это даст ему шанс уничтожить всю Стаю одним ударом. Сомневаюсь, что он устоит, — но что, если он воспользуется каким-то недозволенным приемом? Подложит бомбу, например?
ПАТРОН: Едва ли. Взгляните-ка на это.
На компьютер Джека закачалась фотография. На ней был запечатлен Джинн-Икс в ходе допроса.
Он знает. Патрон знает, что Джинн-Икс мертв. Через мгновение он поведает об этом всей Стае…
Джек слепо схватился за кабель. Если сейчас вырубить всю систему, свалить это на помехи с подачей электроэнергии…
Слишком поздно.
ПАТРОН: Эту фотографию прислал мне Поцелуй Смерти. Я считаю, что здесь изображен он сам, а раны, которые вы видите, нанесены Следователем.
Джек обомлел.
ПАТРОН: Мы имели долгую и крайне содержательную беседу. Как мне кажется, Следователь не просто убивает таких, как мы с вами, — он пытает их. Не только удовольствия ради, но и в надежде получить нужные сведения.
Сглотнув слюну, Джек заставил себя напечатать ответ.
ДЖИНН-ИКС: Значит, ему не просто нужно расправиться со всеми нами. Он поступит так же, как и любой из нас, — постарается заманить туда, где не столкнется ни с какими неожиданностями.
ПАТРОН: Тогда мы должны предложить ему такое место.
ГУРМАН: Да. И не дать ему уйти оттуда живым.
ДЖИНН-ИКС: Но нельзя же ставить под удар всю Стаю. На всякий случай мы пошлем кого-нибудь одного расправиться с этим гадом.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Ну, только не Джинн-Икс. Как веб-мастеру, тебе известно слишком многое.
ГУРМАН: Согласен. Позвольте сделать это мне. Мечтаю попробовать на вкус его серое вещество.
ПАТРОН: Такой вариант меня устраивает.
Джек нахмурился. Он просматривал секцию Гурмана, но по большому счету так и не понял, с кем имеет дело.
ДЖИНН-ИКС: Секундочку. Может, стоит сначала решить, как мы его поймаем, а уж потом — кто взмахнет топором?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Есть идея. Устроим состязание.
ГУРМАН: Подробнее.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Все члены Стаи прибывают в какое-нибудь людное место. Никто не знает друг друга в лицо. Мы разрабатываем правила и цели игры, все, что касается жертв, методов убийства и избавления от трупов. И самое главное, мы предоставляем пространство, которое, по мнению Следователя, будет всецело в его власти, где он сможет лечь в засаду и ловить нас, одного за другим.
ПАТРОН: Охота. Добыча выслеживает охотника, который, в свою очередь, охотится на нее саму. Элегантно.
ДЖИНН-ИКС: Мне нравится. И у меня есть идеальный вариант под убийство — большой фургон белого цвета. Впрочем, не хотелось бы тащиться на нем до самой Невады.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Не проблема. Я здесь легко могу раздобыть такой же, к тому же наш новичок вряд ли откажется прокатиться из Сиэтла в Портленд, как считаете?
ГУРМАН: Едва ли. Поздравляю, Дорожный Патруль: кажется, ты — самая подходящая кандидатура.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Спасибо. Я уж постараюсь оправдать доверие.
В качестве площадки для охоты они избрали выставочный комплекс имени Розы Куортер.
Большую часть правил придумал Гурман. Джек не решил еще, считать ли его самым умным членом Стаи, но заявка была серьезной: вся охота задумывалась как приманка, но ее принципы были продуманы до мелочей.
Состязание было решено назвать: «Кого бы ты ни убил — я убью его лучше».
Назначили его на следующий уикенд, совпавший с открытием выставки-продажи «Все для дома и сада». Туда явятся тысячи людей, но служба безопасности будет ограничена сотрудниками охраны; присутствие полиции не планировалось.
Джек отправился туда на следующий же день, чтобы осмотреться на месте. Он бродил по коридорам, заглядывал в пустующие залы для деловых встреч, катался вверх-вниз по эскалаторам.
Особое внимание Джек уделил служебным зонам. Еще учась в институте, он подрабатывал в гостинице и знал наверняка: если невозмутимо переть вперед, никто даже не поинтересуется, что он тут делает. В качестве реквизита он таскал с собой запечатанную картонную коробку и старался сохранять скучающий вид.
Он осмотрел кухни, комнаты отдыха персонала и складские помещения. Отметил для себя расположение хозяйственных лифтов, лестниц и кабинетов администрации. Никто его не побеспокоил.
Грузовой терминал и места парковки он оставил напоследок. За подобными местами обычно присматривают — и охранники, и камеры слежения. Джек не стал здесь задерживаться.
Завершив осмотр, он отправился за покупками.
Охоту назначили на воскресенье; Штольц арендовал белый фургон в субботу утром, а день провел на выставке «Все для дома и сада». А ведь и вправду здесь было бы интересно поохотиться, думал он, прогуливаясь между стендами. Глядя на бородатого здоровяка в хлопчатобумажной куртке, изучавшего набор кухонной мебели, Штольц развлекся, воображая, как бы он наказал наглеца, случись тому занять его парковочное место. Фантазия привела его вслед за бородачом в мужскую уборную, где Штольц застрелил его, сидящего на унитазе. «Подходящий конец для грубияна», — с удовлетворением отметил он.
Выставка «Все для дома и сада» оказалась даже полезной — он запасся здесь всем необходимым. Штольц приобрел шесть больших мусорных баков (пластиковых, с основанием на колесиках), небольшой моток веревки и кусок тяжелого прорезиненного брезента. Баки предназначались якобы для жертв конкурса, но в дело предполагалось пустить лишь два из них: один необходим для перевозки трупа Следователя, а другой пригодится для засады. Остальные четыре мусорных бака Штольц расставил в заранее намеченных местах, где те не покажутся неуместными, а фургон припарковал через улицу — чтобы утром не пришлось перегонять его издалека.
Конечно, следовало еще уточнить детали. Для начала он развесил брезент внутри фургона, разделив внутреннее помещение на переднюю и заднюю секции, а затем укрепил за этим, занавесом мусорные контейнеры. Любой, кто залезет в фургон сзади, увидит лишь брезент; гораздо проще заставить жертву зайти за занавес, играя на ее собственном любопытстве, чем, улучив момент, захлопывать тяжелую заднюю дверцу.
С размерами баков вышла неувязка, так что Штольцу пришлось вернуться на выставку и купить еще несколько мелочей: беспроводной инструмент с зазубренным лезвием, четыре маленьких пластиковых скобы и резиновый шланг.
К счастью, мусорные контейнеры были прямоугольными, а не круглыми и прекрасно прилегали друг к дружке. Штольц вырезал большое, тоже прямоугольное, отверстие в стенке двух из них, оставив лишь тонкую кромку. С помощью скоб он скрепил эти кромки вместе; со стороны казалось, что два бака поставлены вплотную. Никто бы и заподозрить не смог, что теперь они — единое целое, с более просторным внутренним пространством. Штольц вполне удобно может разместиться внутри и даже вытянуть ноги. То, что нужно.
Ну вот. Он почти готов. Осталось зайти в овощной магазин и купить кое-что; вечером он смастерит себе новый глушитель. А утром поставит арендованный фургон среди множества таких же белых фургонов на парковочной площадке у стадиона и нанесет еще несколько последних штрихов.
И тогда останется только ждать.
ВСЯКОГО, КОГО УБЬЕШЬ ТЫ…
Правила элементарны.
Охота начинается в воскресенье, ровно в полдень. Метод уничтожения должен быть персональным: никакого яда, взрывчатки или поджогов. Убивать можно кого вздумается, но разные жертвы приносят разное количество очков.
«Пункты приема трупов» — пластиковые баки для мусора на колесах — расставлены в различных точках территории. Щелкните на ссылку внизу, чтобы увидеть точную схему их расположения. Эти емкости служат для удобства; их использование не обязательно. Впрочем, чтобы справедливо оценить заслуги каждого из соревнующихся, все трупы должны быть перемещены в «Центральный Пункт Приема» для учета и складирования. В каком виде будет транспортирована добыча, живой или мертвой, не играет роли — при одном условии: если затем она с этой жизнью расстанется.
Использование «Центрального Пункта» (белого фургона) в качестве места убийства — вполне допустимо. Чтобы узнать номер и точное расположение фургона, позвоните по номеру 555-6661 (звонок местный) начиная с 11.45 в воскресенье. Задняя дверца фургона будет заперта снаружи; код замка — 12-17-64. Кабина будет открыта, в качестве запасного входа, но мотор будет выведен из строя с целью предотвращения угона. Маловероятно, чтобы кто-то захотел похитить содержимое «ППТ», однако предоставление визуальных доказательств, подтверждающих факт убийства, всячески приветствуется.
Очки засчитываются по схеме:
Белый Взрослый (пол муж.) — 75
Белый Взрослый (пол жен.) — 100
Подросток (пол муж.) — 50
Подросток (пол жен.) — 75
Нац. Меньшинство / возраст любой (пол муж.) — 125
Нац. Меньшинство / возраст любой (пол жен.) — 150
Ребенок (пол муж.) —100
Ребенок (пол жен.)— 150
Охранник — 50.
Схема подсчета очков основана на аксиоме: чем сложнее изолировать жертву, тем выше она ценится. Представители противоположного пола и другой расы ценятся выше всего, равно как и дети. Охранники и подростки ценятся меньше, поскольку и те и другие склонны проявлять любопытство и чрезмерную самоуверенность.
Охота заканчивается в 18.00, в момент закрытия выставки «Все для дома и сада». Окончательный подсчет очков будет произведен и опубликован на сайте нашим уполномоченным представителем.
Удачи всем вам и счастливой охоты.
Что-то пошло наперекосяк.
Джек почувствовал это, когда примерно в половине двенадцатого они с Никки выруливали на парковку у стадиона. Весь план разрабатывался при его участии; именно Джек внес предложение о звонке, который уточнит номер фургона. Дорожный Патруль запишет свое сообщение через считанные минуты, но для этого ему не придется покидать машину, — скорее всего, он воспользуется мобильником. Стало быть, Джеку никак не выяснить, который из десятков белых фургонов принадлежит Патрулю; по крайней мере, сейчас. Придется дождаться условленного времени и выслушать оставленное сообщение, как и полагалось поступить Поцелую Смерти.
Но что-то было не так.
— Как думаешь, где он поставил тачку? — спросила Никки. — Поближе к грузовому терминалу, чтобы выглядело правдоподобнее? — На ней были темные очки, серая шапочка, как обычно у скейтбордистов, и черный спортивный костюм; работая на улице, она одевалась совсем иначе.
— Навряд ли. Скорее где-нибудь в углу, где поменьше движения, чтобы обойтись без свидетелей.
— Это нам на руку. Дорожный Патруль — единственный член Стаи, который сейчас в городе, и чем скорее мы засунем его вниз головой в одну из этих мусорных корзин, тем лучше.
— О да. Вот только… — Джек покачал головой. — Даже не знаю. Мои инстинкты пытаются мне что-то сказать.
— Если мы хотим изменить план, лучше сделать это прямо сейчас, — заявила Никки. — Они будут ожидать, что Следователь объявится минуты через две после того, как выяснит, где стоит фургон, чтобы никого не упустить. Если ты не появишься, старина Патруль тут же смекнет, что дело нечисто.
— С планом все в порядке. Тут что-то другое.
— Сейчас все по-другому, Джек. Этот парень ждет тебя. И он не станет шутить с тобой шутки, пытаясь взять живьем: он просто пустит тебе пулю в лоб.
— Я не боюсь, — тихо сказал Джек. — Может, и стоило бы…
— Еще не поздно сыграть отбой. Всегда доверяй инстинктам, сам знаешь.
— Слишком многое поставлено на карту. Если я поймаю его сейчас, они решат, что избавились от Следователя. А если они хоть немного ослабят контроль, это даст мне необходимую лазейку.
— Угу, и тогда тебе придется вживаться в новую роль, — заметила Никки. — С Поцелуем Смерти будет покончено навсегда, но отныне тебе придется выдавать себя за Дорожного Патруля и за Джинна-Икс одновременно. А это значит, что у тебя самого появится еще больше шансов все запороть.
— Справлюсь.
— Ну что ж… Я тебя прикрою, ладно?
Джек кивнул, но его взгляд был рассеян.
— Даже как-то странно, да? — спросила Никки. — На этот раз ты — приманка, а я — сплошные мускулы. Мне тоже дадут запоминающееся прозвище?
— Конечно. Как насчет… Капитан Хукер?[1]
Никки удивленно уставилась на него, затем рассмеялась.
— Кто ты такой и что ты сделал с Джеком?
— Прости. Я… нервы, наверное. Пытаюсь расслабиться.
— Нет-нет, это было забавно. Просто от тебя я такого не ожидала.
— Может, в этом все дело? — хмыкнул Джек. — Я изо всех сил пытаюсь предусмотреть все неожиданности.
— Ты привык всегда и все предусматривать и просчитывать заранее. Поимку, допрос… раньше все карты были в твоих руках. А теперь все иначе. На улице выживание — это сплошные рефлексы и инстинкты. Реагируй на происходящее, а не на то, чего, по-твоему, может или не может быть. Прислушивайся к своим инстинктам.
— Попытаюсь. Ты готова?
— За дело.
Кое-чем Штольц решил не делиться с остальными членами Стаи.
Он знал, что полагаться на остальных — верх глупости. Когда имеешь дело с людьми, уверенным можно быть только в одном: они обязательно нарушат все правила. Такова человеческая природа. Так что, пусть даже в последнее время Стая стала для него ближе, чем когда-либо семья, некоторые свои приготовления он сохранил в тайне.
Взгляд на часы — 11.50. Пять минут назад он оставил сообщение на голосовом почтовом ящике, который Стая завела специально для этого случая, назвав номер фургона и место на парковке, где он стоит.
Вот только когда туда доберется Следователь, его будет ждать сюрприз…
Джек катил мусорный бак по наклонному пандусу грузового терминала. Он забрал его именно там, где тот был отмечен на карте, рядом с павильоном, где продавались фигурки садовых гномов. Люди пользовались баком — он уже наполовину был наполнен пустыми жестянками из-под шипучки и смятыми рекламными брошюрами, — но никто не проронил и слова протеста, когда Джек покатил его прочь.
Сам Джек надел грязный оранжевый комбинезон, рабочие ботинки и бейсбольную кепку. С телефона Никки он позвонил по названному на сайте номеру и теперь знал, где стоит фургон: в северо-западном углу парковочной площадки у южного фасада основного здания.
Вот и он сам — припаркован между живой изгородью и другим таким же фургоном. Джек внимательно осмотрелся по сторонам; никого — ни под фургоном, ни в кабине. Как и предполагалось, задняя дверь заперта на хромированный кодовый замок. Под брюхом фургона имелась выдвижная лесенка, и Джек вытянул ее, прежде чем открыть замок.
Он потянул дверь вверх — и она с громким скрипом распахнулась. Джек мог видеть лишь половину внутреннего пространства: остальное скрывал синий брезентовый полог, разделивший чрево фургона ровно надвое.
Развернув свой мусорный бак, Джек принялся втаскивать его в фургон.
По шее струился пот. В любую секунду этот брезентовый полог могут разорвать летящие пули…
Он оказался наверху. Подкатил бак к борту фургона, вытащил пистолет из кармана комбинезона. Очень медленно протянул руку вперед и ухватился за край занавеса. Отвел в сторону.
К дальней стенке были привязаны два в точности таких же мусорных бака.
Джек приподнял крышку первого.
Штольцу приходилось читать о системах инфракрасного изображения и высокотехнологичных устройствах, которые позволяют видеть сквозь стены. Кто знает, какая техника имеется в распоряжении Следователя? Манекен, который он засунул в мусорные баки, оказался не очень гибким (колени вообще не сгибались), зато накидка с капюшоном, в которую Штольц одел его (сделана из двух электрических термоодеял), обеспечит нужный силуэт и тепловую картинку.
Конечно, теперь он чувствовал себя немного глупо. Если только бак, который Следователь только что поднял в фургон, не нагружен высокоточным оборудованием, все предосторожности совершенно напрасны…
Штольц приподнял крышку багажника машины, в котором прятался, и выбрался наружу. Он поставил ее прямо напротив фургона; лишь метр-другой отделял его от распахнутой дверцы. Штольц опустил на глаза защитные очки. Сжимая пистолет, он поднялся по лесенке.
— Ни с места, — предупредил Джек. Фигура внутри бака была в чем-то вроде плащ-палатки с капюшоном, и он не видел лица. — Подними руки, медленно.
Никакой реакции. Кто это? Дорожный Патруль? Или чье-то тело?
— Встать! — гаркнул Джек.
Фигура не шевельнулась, даже когда он сорвал с нее капюшон.
— Кукла, — прошептал Джек.
Он развернулся на пятках. Стоило Джеку миновать занавес, тот вновь упал, отрезав обзор. Он прицелился ровно по центру. Почувствовал, как качнулось дно фургона, принявшего на себя дополнительный вес.
Дорожный Патруль наставил оборудованный самодельным глушителем пистолет на брезентовый полог. Следователь должен стоять примерно здесь…
— Кхе-кхе.
Он опустил взгляд. Крышка мусорного бака, который вкатил Следователь, была приоткрыта, и в образовавшемся просвете виднелось дуло пистолета. За ним прятались в тени два очень голубых, очень холодных глаза.
— Что это еще за хрень? Картошка? — спросила Никки.
Дорогая Электра,
ты в жизни мне не поверишь. Сегодня я водила машину!
И прежде чем ты задашь вопрос, я отвечу: да, это дядя Рик разрешил мне. Когда погода не очень, он ездит не на мотоцикле, а на машине. Она у него старенькая и здорово помятая — двадцатилетняя «тойота», которая выглядит куском ржавого железа, но исправно возит его по городу. Сегодня мы с ним отправились куда глаза глядят, как он выражается, и он спросил, не возражаю ли я, чтобы съездить в Кловердейл, закупить всяких художественных принадлежностей. Ну, когда имеешь дело с дядей Риком, «художественные принадлежности» могут значить что угодно, от лосиного чучела до кривых зеркал, так что я, конечно же, согласилась.
Когда дядя заехал за мной, я сразу решила, что у него что-то стряслось. Выяснилось, что прошлым вечером он поссорился со своей девушкой… а я даже не подозревала, что она у него есть! Очевидно, какая-то официантка, с которой он встречается уже с месяц. Он сказал, спор начался из-за того, что он тратит на свое искусство слишком много денег. Я ему говорю: «Если она не понимает, насколько важно для тебя твое творчество, тогда она не имеет права быть с тобой рядом». Кажется, это немного его развеселило.
Покупка оказалась очень занятным делом: дядя Рик приехал забрать старое седло, которое заметил на блошином рынке. Мы доехали до старомодной фермы, стоявшей посреди ничего, и купили седло у деда, которому на вид было лет сто пятьдесят. У него были седые волосы торчком, словно у сумасшедшего ученого, и он повторял «Хвала Иисусу!» буквально через каждые три фразы. Дед вынес седло из амбара, который казался чуточку моложе его самого, на всей ферме я не видела никаких лошадей или коров, только несколько кур. Амбар был потрясный: весь такой серый, побитый дождями и ветрами, и солнце сияет сквозь миллиард дырок в стенах. Прямо как чердак дяди Рика.
Сначала я не могла взять в толк, зачем дяде Рику понадобилось седло. Выглядело оно реально потрепанным: кожа вся в трещинах да пятнах, а лука вообще сломана. Никаких шансов использовать его по назначению. Дядя Рик отдал деду полсотни долларов и засунул седло в багажник.
— Ты совсем притихла, — заметил он по дороге назад.
— Думаю про седло, — сказала я. — Кажется, я поняла.
— Просвети меня, — предложил дядя Рик. Любимое его выражение.
— Ну, сначала я решила, что оно — куча ненужного мусора. Старые вещи бывают порой классными, но седло не просто старое, оно сломано. Но потом я стала думать про амбар.
— Да? А что с ним такое? — Улыбка дяди Рика подсказала мне, что я на верном пути.
— Ну, амбар тоже развалюха. Едва стоит. Крыша наверняка протекает в сотнях мест.
— «Но»?
— Но амбар просто класс. Он мне правда понравился. И кажется, я сообразила почему.
— Не держи меня в таком напряжении.
— Дело в том, что он едва не падает… но все-таки стоит.
Улыбка дяди Рика сделалась шире. Эх.
— В точку! — сказал он.
— Знаешь, сарай прошел через такие испытания, но все-таки сумел выжить. Он все еще там, на прежнем месте. Как и этот старик, наверное.
— Совершенно верно. И вся их история — через что им довелось пройти — тоже осталась. Работа художника как раз и состоит в том, чтобы разглядеть ее и постараться высветить так, чтобы ее смогли увидеть все.
— Да ну? Я думала, что работа художника в том, чтобы «создать свой собственный язык и научить ему окружающих».
— Соплячка. Если уж ты цитируешь мне меня самого, постарайся обойтись без напыщенности.
— Иначе что?
— Иначе я не научу тебя водить машину.
Ладно, пора завязывать с передачей диалогов: там дальше слишком много девчоночьих восторгов. А также уговоров, упрашиваний и, наконец, страшных клятв не рассказывать родителям.
Мы ехали по проселочной дороге, вокруг ни души, и тогда дядя Рик съехал на обочину. Мы поменялись местами. Я-то воображала, что это просто, Электра, но меня ждал большой сюрприз. Видишь ли, дядя Рик предпочитает механическую коробку передач — для тех, кто не в курсе, объясняю: это значит, что человеку приходится нажимать целую лишнюю педаль, которая называется сцеплением.
Сцепление со Смертью, как я ее называю. Блин, кому только в голову пришло придумать такое?
«Знаешь, Эл, в этой штуковине маловато педалей. Надо поставить еще одну, вот сюда».
«Отличная мысль, Ральф. Левая нога почти совсем не задействована. А к педали приделаем пружину».
«Точно. Вот только надо постараться не упрощать задачу».
«Нет, разумеется. Мы подвесим педаль так, чтобы приходилось отпускать ее, одновременно вдавливая газ. Это окончательно всех запутает».
«Но это еще не все, Эл. Мы заставим машину глохнуть, если водитель ошибется, и добавим одновременное переключение передач».
«Блестяще, Ральф».
Первые десять попыток машина вздрагивала. К счастью, дядя Рик человек разумный и терпеливый. Знаешь, что он мне сказал перед тем, как мы начали, Электра?
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЭТА ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТУПНА.
Он сказал: «Первые десять попыток машина будет только вздрагивать и глохнуть». Его собственные слова.
КАКАЯ ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬ.
Знаю. Но в итоге у меня стало получаться, Электра. Правда-правда! Я действительно научилась переключать передачи и все такое. Ну да, я пока дошла только до второй, но все равно это большое достижение.
АВТОМОБИЛИ ВСЕГО МИРРА ПОРАЖЕНЫ ТВОМИ УСПЕХАМИ.
Вряд ли. Да и наплевать мне на них.
Вот дядя Рик — совсем другое дело. На него я произвела впечатление.
Женщина в мусорном баке поднялась на ноги. Штольц выстрелил.
Картофелина разорвалась, словно осколочный снаряд, ее кусочки полетели в разные стороны. Штольц был к этому готов и даже глазом не моргнул, когда обломок картофельной шрапнели попал в стекло его защитных очков и рикошетом отлетел в угол. Выпущенная пуля прошила занавес, и по звукам, раздавшимся с той стороны, он понял, что выстрел достиг цели.
Когда полетела картошка, женщина отшатнулась и, потеряв равновесие, рухнула на пол фургона заодно с баком.
Штольц наступил на ее протянутую руку, пригвоздив к полу запястье. Она все еще сжимала пистолет, но прицелиться уже не могла. Холодно и спокойно он уставил на нее собственное оружие.
— Прошу вас, — сказал он, — разожмите пальцы. Все кончено…
Кончено.
Кончено.
— …Переверни его. — Женский голос. Что?
— В голове не укладывается, что он мог упасть в обморок. — А это кто? Неужели… нет. О, нет. Нет-нет-нет…
— Никаких шансов, моя милая, — сказал Штольц. — Вы даже не представляете себе, с кем имеете дело.
Связанная по рукам и ногам, беспомощная, женщина могла только фыркнуть в ответ.
— Подожди, пока с тобой не разберется Следователь, — прошипела она.
— Увы, с ним я уже разобрался, — сказал Штольц. Он отбросил брезентовый полог, чтобы показать ей красивого мускулистого мужчину с коротким ежиком светлых волос на голове и аккуратной дырочкой от пули в самом центре лба. — Жаль, что он оказался не столь метким стрелком…
— …Не помешает, если только его не вырвет.
Не могу пошевелиться. Ничего не вижу. Во рту кляп. Они поднимают меня. Куда меня несут?
В тайное убежище.
— Здесь нам никто не помешает, — сказал он. Женщина была милашкой, даже с прилипшим к лицу ошметком картофельной кожуры.
— Я так рада, что ты убил его, — сказала она. — Он заставлял меня делать ужасные вещи. Мне всегда хотелось от него избавиться.
Она спустила с плеч обе лямки своей ночной рубашки, и та плавно соскользнула на пол. На каждой груди у нее было по пять сосков.
Пол дрожит, сотрясается. В автомобиле.
— Это всего лишь прибой, — прошептал он ей на ушко, когда они танцевали на палубе корабля. — Мы просто качаемся на волнах. Не о чем беспокоиться.
Она прижалась к нему всем телом, шепча:
— Сколько времени может потребоваться, чтобы вытащить из него пароль?
Что?
— Посмотрим. Если он впадет в ступор, мы никогда его не узнаем.
Нет. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет…
— Мне известно, кто ты.
— Пожалуйста. Пожалуйста, не делай мне больно.
— Мне известно, кто ты.
— А я тебя знать не желаю. Не хочу, ясно? Немедленно развяжи меня.
— У меня есть вопросы.
— Я расскажу все, что захочешь, но не делай мне больно, ладно? Пожалуйста…
— Назови свой пароль к «Волчьим угодьям».
— К чему? Знать не знаю, о чем ты говоришь… Ааааааа!
— Я могу понять твое нежелание предавать друзей. Но уже слишком поздно.
— Черт! О черт. Моя подруга записала номер твоей машины, она вызовет полицию, не делай этого. Брось, давай я отсосу тебе по высшему разряду, делай со мной что хочешь, только, пожалуйста, не убивай меня. Мне всего двадцать лет, о господи…
— Тебя зовут Джинн-Икс. Ты веб-мастер. Я сотворю с тобой кошмарные, кошмарные вещи. Хочешь заглянуть в будущее? Вот, взгляни на эту фотографию.
— О боже! Это подделка, подделка…
— Подделка? Нет, это шедевр мастера, девочка. И я сделаю с тобой все то, что он сделал с этим бедным парнем. Возможно, это покажется подражанием… в конце концов, это он настоящий художник, а не я. Я лишь его Патрон…
— Мне известно, кто ты.
Штольц приоткрыл глаза. Он привязан к стулу, стоящему в центре помещения, чьи стены обшиты блестящим черным пластиком. Вся остальная обстановка сводится к столу, на котором горит лампа и лежит ноутбук. Рядом стоит человек, чье лицо прячется в тени.
Он зажмурился. Темница сложена из холодного, влажного камня, но он непременно найдет способ спастись. Ведь тюремщики не знали о пяти детонаторах, спрятанных в его…
Чья-то ладонь с размаху врезалась в его лицо. Глаза широко раскрылись.
— Нет. Этого я тебе не позволю, — сказал Следователь. — Вот она, реальность. И ты не сможешь уйти от нее. Если ты еще раз закроешь глаза, я вырежу один из них.
— Что… что тебе нужно? — выдавил Штольц.
— Твой пароль к «Волчьим угодьям».
— «Штольц007», — выпалил он. — Пожалуйста. «Штольц007».
Какое-то время Следователь смотрел ему в глаза, не произнося ни слова.
— Я почти тебе верю, — сказал он наконец. — Но как я понимаю, ты должен был запрограммировать кодовое слово на уничтожение файлов. Придется предположить, что сейчас ты назвал именно его.
Штольц сглотнул слюну. В его животе разверзлась дыра — черный зев колодца, обрывающегося в бездну. Он осознал вдруг с предельной ясностью, какую ужасную ошибку только что совершил.
— Код уничтожения — «Блофельд», — сказал он. — Конечно, ты мне не поверишь. И существует только один способ узнать наверняка, лгу я или нет.
— Честно говоря, способов даже два. Я могу рискнуть и попробовать ввести тот пароль, который ты назвал… или убедиться сначала в твоей искренности.
— Да, — сказал Штольц. — Я понимаю.
— Ну что ж, — хмыкнул Следователь, — вернемся к самому началу…
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Джентльмены, у всех нас появился повод для праздника. Дело сделано.
ГУРМАН: Какие-нибудь проблемы возникали?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Они не стоят упоминания. Западня сработала четко. Он явился ровно в полдень и был мертв меньше минуты спустя. Выражение его лица, когда он открыл крышку бака и увидел меня внутри, я сохраню как бесценное воспоминание; жаль, что я не догадался захватить с собой видеокамеру и запечатлеть его.
ПАТРОН: Ты не сделал ни единого снимка?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Конечно же, у меня есть фотографии. Но только трупа. И, боюсь, вам придется немного подождать, прежде чем вы их увидите: мой сканер сейчас в починке.
ГУРМАН: Расскажи о Следователе.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Документов при нем не было, так что я едва ли смогу назвать его имя. Белый, костлявый, лет сорока с лишним. Шатен, в лице что-то лягушачье. Ничем не примечателен, откровенно говоря.
ПАТРОН: Досадно, что ты не имел возможности сделать с ним все то, что он творил с нами. Стая очень многое смогла бы узнать.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Боюсь, это было бы не совсем в моем стиле. Достойный противник заслуживал быстрой смерти.
ГУРМАН: Он нейтрализован. Только это имеет значение.
ПАТРОН: Справедливо. Стая одержала великолепную победу. Мои поздравления, Дорожный Патруль.
ГУРМАН: Да. Прекрасная работа.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Вовсе нет. Рад, что смог быть полезным.
ПАТРОН: Не сомневаюсь, что Джинн-Икс тоже будет рад поздравить тебя с этим достижением. Странно, что он еще не в Сети… Мне казалось, он не меньше остальных жаждет узнать новости.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Да, немного странно. Возможно, он еще не вернулся с работы.
— Я же говорил тебе, что не лгу, — промычал Штольц. — Говорил же. Говорил.
«Рано или поздно это должно было случиться, — думал Джек. — Убийца безо всякой тяги к сопротивлению. Настолько напуганный, что немедленно готов выдать все, что знает».
Самое ужасное, что дела это не меняло.
Джек не мог верить его признаниям. И не важно, сколько Штольц упрашивал, хныкал и кричал: Джек был обязан убедиться. Хищники, подобные этому, были специалистами обмана, мастерами лжи, а их жизнь — а иногда и личность как таковая — хитроумно разработанной фальшивкой. Даже если такой хищник девять раз подряд говорит правду, нет никаких гарантий, что в десятый он не солжет. И если ему покажется, что Джек испытывает к нему жалость — даже на миг, — он не замедлит этим воспользоваться.
Тем не менее допрос не затянулся. Все убийства Штольца, кроме единственного, уже были достоянием общественности. По большому счету, он мог открыть Джеку только одно: чем именно ему насолили убитые. Печальный перечень мелких происшествий, начиная с обругавшего Штольца водителя и заканчивая кем-то, кто забыл включить сигнал поворота.
— А та проститутка, которую ты убил, чтобы пройти инициацию? — спросил Джек. — Как именно она нарушила правила движения?
— Ее мне жаль, так жаль… — всхлипнул Штольц. — Но это единственный способ. Только так я мог вступить в Стаю.
— Но зачем? Никто из них не убивал по той же причине, что и ты сам. Так с чего тебе хотеть стать членом Стаи?
Всхлипы Штольца постепенно затихли. Джек дал ему отдышаться.
— Когда ты был моложе, ты знал, что будешь делать в жизни? — выдавил Штольц.
Джек вспомнил, как впервые смастерил нечто, что готов был назвать произведением искусства.
— Да, — ответил он.
— Ну, а я не имел никакого представления. У меня не было конкретных планов или цели. Знаешь, ведь люди в большинстве своем — такие как я.
Джек молчал.
— Моя работа, моя жизнь… все это будто случилось со мной. И однажды я понял, что никому не нужен. Я незначителен. Все, что бы я ни делал, не имело значения. Мне никогда не совершить ничего выдающегося. Понять такое — смерти подобно.
— Значит, другие умерли вместо тебя?
— Все должно было быть иначе. Тот, первый, я просто хотел напугать его. Хорошенько поговорить с ним. Высказать все, что наболело. Но… он просто посмеялся надо мной.
— В общем, ты убил его. И из сострадания приколотил его собственные водительские права ему на лоб.
— Он не заслуживал этих прав! Как ты не понимаешь? Я должен был показать людям, почему этот человек расстался с жизнью. Надо было дать им понять. Иначе они посчитали бы меня обыкновенным преступником.
— Да уж, только не это. Ты ведь такой особенный, правда?
Штольц поднял взгляд. Впервые в его голосе прозвучало что-то кроме страха.
— Я никогда не был кем-то особенным, — с горечью сказал он. — Очередное лицо в толпе. Но когда я начал свою работу, все изменилось. Я добился перемен. Я сделал мир лучше.
— А остальные члены Стаи? Они что — тоже делают мир лучше?
— Они… они мои друзья. У меня ведь немного друзей.
— И ты закрываешь глаза на то, что все они — убийцы?
— Дружба — это договор, — упрямо сказал Штольц. — Ты соглашаешься не замечать чужих недостатков, а в ответ не замечают твоих собственных. Друзья не осуждают друг друга.
— Нет, только чужаков, чтобы затем убить их. Неужели ты и вправду воображаешь, что все зло на дорогах — от тех шестерых водителей, что их смерть хоть что-то изменила?
— Так и есть. Не потому, что они больше не сядут за руль, но потому, что все остальные знают почему. Люди стали вести себя иначе.
— Да, — тихо сказал Джек. — Это верно. Но ты не достиг цели. Ты не вернул людям вежливость, ты просто вселил в них страх. А в этом нет ничего хорошего, это ничему никого не учит.
Джек подался вперед с напряжением в лице.
— А знаешь, кого ты напугал больше всех? Семьи своих жертв. Невинных людей. Разве дети должны страдать из-за того, что их отец груб на дороге? Или жена?
— Я не… не хотел…
— Тебя не заботила судьба осиротевших. Тех, кто выжил. Но она заботит меня.
В руке Джека появилась узкая полоска стали. Автомобильная антенна.
— Обычно осиротевшие проходят через три стадии боли, — сказал Джек. — Первая стадия называется потрясение.
Он хлестнул антенной по лицу Штольца. Тот вскрикнул.
— На этой стадии человек переживает шок. Он с трудом концентрирует внимание, чувствует отчуждение от собственных эмоций. Он может испытывать отчаяние и ужас или спрятаться от случившегося, не верить своим глазам.
Джек нанес новый удар, размахнувшись слева. Антенна прочертила кровавую полосу на лбу Штольца.
— Не надо! — завопил Штольц.
— Следом идет стадия реакции. Человек много чего переживает — гнев, депрессию, отчуждение, чувство вины. И, разумеется, потерю — он теряет индивидуальность, самоуважение, контроль над собой. В его настроении случаются непредсказуемые скачки…
Новый удар. И еще. И еще.
— О господи, не надо, пожалуйста, зачем ты это делаешь, зачем…
— И наконец, последняя стадия: разрешение. Человек впитывает в себя боль, проникается ею. Он понимает, что она никогда, никогда его не покинет… теперь она стала частью его самого. Эту тяжесть люди несут всю дальнейшую жизнь. Она ни на минуту не становится легче, но мускулы, которые несут ее, могут окрепнуть.
— Что тебе нужно? Я все рассказал, пожалуйста, не мучай меня больше…
— Каждый по-своему переживает эти три стадии. Но существует нечто общее, что разделяют все, каждый из осиротевших… Знаешь, что это?
— Нет. Нет. Пожалуйста, я не знаю…
— Они хотят знать, как все было. И не важно, насколько это ужасно, безобразно или тошнотворно. Они хотят знать, как именно погиб человек, которого они так любили. Им нужны детали. Они нужны им, чтобы мысленно воссоздать последние мгновения жизни близкого им человека, потому что это — единственная замена тому, что им действительно необходимо: оказаться там. Чтобы попрощаться.
Джек замолчал, не сводя глаз с зажатой в руке антенны. На свету лампы капли крови блестели, выделяясь на хромированной поверхности темно-рубиновым цветом; абстрактными кляксами они скользили вниз по серебристой полоске.
— Этого я им дать не в состоянии. Но я могу передать детали. Если не суть, то голые факты.
— Пожалуйста, — простонал Штольц. — Я все тебе рассказал, все…
Джек отложил антенну. Подобрал кусок провода, обмотал его конец вокруг кулака, проделал то же самое с другим концом. Туго натянул удавку, разведя руки.
— Я знаю, — сказал он.
Никки сидела в дальней кабинке кафетерия и рассматривала выложенные на стол предметы.
Их было шесть, и они лежали рядком вдоль края стола. Вынимая их из небольшого пластикового мешочка, она действовала осторожно, оборачивая их салфеткой, чтобы случайно не коснуться поверхности даже краешком пальца. Она знала, что полицейские подвергнут их самому тщательному анализу.
Коллекция трофеев у серийного убийцы — явление весьма распространенное. Если убийцы хранили у себя части тел своих жертв, Джек оставлял их полиции, но порою они забирали с места преступления и хранили у себя дома какую-нибудь мелочь, которую полицейские могли и не заметить. В таких случаях он посылал Никки на дом к убитому преступнику, чтобы забрать эти вещи, а потом, снабдив каждую из них своим ярлычком, оставлял их рядом с трупом. Поначалу Никки считала, что такие мелочи не оправдывают риска, но вскоре изменила точку зрения. Держать у себя трофей — вроде бы ерунда по сравнению с изнасилованием и убийством, но здесь насилие попросту было более тонким: стянуть крохотный кусочек чьей-то жизни, чтобы с его помощью вновь и вновь переживать убийство. Если предмет был достаточно безобиден, убийца мог даже не расставаться с ним и после ареста; Никки задумалась, сколько же убийц в тюрьмах повсюду таскают с собой такие вот талисманы «на счастье».
Первым из трофеев Штольца был маленький пластиковый брелок в форме единицы. На нем стояли слова «С нами Вы всегда — номер Один!» и логотип автомобильного салона.
Второй оказался маленькой, ярко раскрашенной пластмассовой лягушкой. С секунду Никки пристально разглядывала ее, а затем вытащила из сумочки пару красных перчаток и надела их. Итальянская кожа — гладкая, тонкая, хорошо облегающая руки. Чтобы полностью натянуть правую перчатку, Никки пришлось даже сдвинуть браслет с амулетами повыше с запястья, хотя кованая цепочка из отпущенной стали сидела на руке плотно и не пошла далеко.
Подняв лягушку, Никки рассмотрела ее поближе. Ярко-оранжевое земноводное с синими пятнами; Никки засомневалась, попадаются ли в природе особи с такой окраской или же владелец просто выкрасил лягушку, исходя из каких-то своих соображений.
Отложив ее, Никки подобрала третий предмет, коробочку леденцов «Пец» с клавишей-дозатором в виде головы Бэтмена. Она выдавила в ладонь конфетку, сунула в рот. Вишня. Лишь затем отвлеченно подумала: Штольц ведь мог сделать с леденцами какую-нибудь гадость, скажем покрыть их тонким слоем цианида (Джек говорил, у него было нечто вроде навязчивой шпиономании), но ничего не произошло.
Четвертым предметом был элемент паззла, картон под толстым слоем пластика-ламината. В уголок вдавлено металлическое колечко — для того, видимо, чтобы подвешивать к ключам. Не было никакой возможности определить, что изображала картинка в целом; цветные пятна и несколько полос. И вновь Никки не могла сказать, кто покрыл эту вещицу ламинатом — Штольц или его жертва. В любом случае это было сделано, чтобы защитить элемент: его владелец всегда мог сунуть руку в карман и прикоснуться к гладкой поверхности пластика рядом со связкой ключей, она напоминала ему о… О чем? О решенной головоломке — или об оборванной жизни? Впрочем, какая разница?
Пятым предметом был Смарф — крошечная фигурка из синей пластмассы. Она была здорово потерта, нарисованные глаза совсем поблекли; кто-то очень долго носил ее в кармане, всегда держал при себе. Подарок от ребенка?
И последний предмет — маленькая алюминиевая бирка с выдавленным серийным номером и словами: «Город Портленд». Собачий паспорт.
Никки бегло осмотрела ее, перевернула. На обороте было выгравировано слово «РОЗИ».
Она постаралась представить, как Штольц таскает в кармане эту бирку, крутит ее в пальцах в минуты стресса. Вновь и вновь переживает свое преступление, фантазирует о следующем. Но у Никки не было того дара, каким владел Джек, она не умела взглянуть на окружающие ее вещи глазами убийцы; в ее сознании всплывали лишь образы виденных ею собак. Большие псы и маленькие шавки, лающие, подпрыгивающие, бегающие вокруг. Никки стало любопытно, какой породы была эта Рози, давно ли она умерла.
Она пробежала пальцем по тугой связке амулетов на браслете, слушая их знакомое бренчание. У нее были все возможные виды амулетов — сердечки, фигурки богини, листочки трилистника и черепа. Некоторые были подарены, другие она купила сама. Когда люди спрашивали о них, в ответ она пожимала плечами и жаловалась на свое суеверие.
В итоге она собрала всю коллекцию обратно в пакетик, сунула его в сумочку и вышла из кафе. Вопросы лучше оставить Джеку.
Прежде чем избавиться от тела Штольца, Джек сфотографировал его.
«Волчьи угодья» работали на основе взаимообмена: информация за информацию. Если Джеку нужны детали, которые привели бы его к другим членам Стаи, ему придется заплатить за них, — а для этого годилась лишь одна валюта.
Он сделал множество снимков крупным планом.
Джек неплохо управлялся с фотоаппаратом, даже выполнял какие-то профессиональные заказы, прежде чем решил сосредоточиться на скульптуре. Он всегда предпочитал снимать статичные объекты, а не людей или природу, ему нравилось точно выверять освещение, угол и задник, не отвлекаясь на изменчивые формы, продиктованные движением. У каждого предмета, который ему приходилось снимать, имелась своя история; фотографу нужно было только найти способ рассказать ее, сделать очевидной.
Тело Штольца было хроникой боли. Ссадины, ожоги, порезы… и каждый — веха на пути разрушения. Не воли самого Штольца, нет; его собственный страх скомкал ее практически сразу.
То была хроника эрозии. Эрозии Джека.
Чем больше вопросов он задавал, тем яснее ему становилось, что Штольц не лжет.
Но он не прекратил пытки.
Джек сказал себе, что это необходимо — ему нужно быть абсолютно уверенным. Все это могло оказаться игрой гениального актера. Всего одна ложь, и он попадет в западню, а его секрет станет известен Стае.
Но тело Штольца поведало иную историю.
Джек помнил каждую ступень, значение каждой раны. Это был пейзаж потерь, разрушенная крепость тайн, которую он взял приступом. Он помнил свои ощущения на каждом этапе… и то, как в определенный момент перестал чувствовать вину.
Он все еще щелкал затвором фотоаппарата, когда в подвал спустилась Никки.
— Ты собираешься что? — переспросила Никки.
Джек изучал режущую кромку диска пилы.
— Собираюсь отправить Гурману мозг Штольца.
— Гурману? На хрен тебе Гурман? Давай нажмем на этого треклятого Патрона!
Никки вышагивала взад-вперед по пыточной камере. Тело Дорожного Патруля с распухшим, багровым лицом все еще было привязано к стулу.
— Я пока не придумал, как до него добраться, — сказал Джек. — У Гурмана крайне специфические вкусы. Он не упустит шанса проглотить мозги Следователя.
— Джек, я начинаю подозревать, что мозги Следователя уже кто-то проглотил. Ты хотел размяться с этим неудачником… — сказала она, указывая на привязанный к стулу труп, — …отлично, я могу это понять. Но мы говорим сейчас о засранце, убившем твою семью!
— Да, — тихо ответил Джек. — И теперь я убиваю тех, кто близок ему…
Замерев, Никки с недоверием уставилась на него.
— Так вот чем ты занят, да? Ты воображаешь, что уничтожение Стаи заставит Патрона страдать? Это полная чушь, Джек, и ты сам это знаешь. Для начала, счастливое-семейство-серийных-убийц было манией Джинна-Икс, а он уже отправился на Грандиозный Концерт Курта Кобейна на небесах. Во-вторых… Господи боже, Джек, Патрон плевать хотел на всех и каждого. Он шелестит оторванными частями тел, как писатели — исписанными страницами. Он самый больной долбаный монстр из всех, на кого мы только натыкались… и мне уже начинает казаться, что в нем больше отваги, чем в тебе.
— Это не конкурс на лучшую песню. Это процесс уничтожения.
— Даже слышать не хочу, Джек. Может, когда мы вдвоем гонялись за ними и убивали по одному, это и было правдой. Но теперь они знают. Черт побери, они уже пытались расправиться с тобой…
— И теперь думают, что им это удалось. — Джек начал отворачивать зажим, крепивший лезвие пилы. — Но мы их перехитрили. Победа за нами, а их ряды редеют.
— Прекрасно. Стало быть, они слабеют, а мы становимся сильней. Мы оставили их в дураках, и сейчас ты, наверное, даже чувствуешь азарт. Ты уверен в себе и в своей силе. Но это ненадолго, Джек… нельзя медлить, надо идти дальше.
Он снял лезвие, выбрал другое, с зубцами побольше.
— Обязательно. Я просто хочу быть уверен, что мы все сделаем правильно…
— Правильно? Правильно? — расхохоталась Никки. — Джек, неужто у тебя есть книжка «Погоня за серийными убийцами для чайников», о которой ты ничего мне не говорил? Я-то воображала, что мы пишем ее сами, по ходу пьесы.
Джек выровнял лезвие, затянул крепеж.
— Никки, ты же знаешь, как это работает. Надо иметь терпение.
— Теперь все иначе, Джек. Разве ты не понял? Мы больше не занимаемся ловлей на живца… Мы выслеживаем этих ублюдков. И они это знают.
— Говорю тебе, они думают, что я погиб…
— И сколько пройдет времени, прежде чем они убедятся в обратном? Ты и правда считаешь, что сможешь вечно водить этих ребят за нос?
Опустив пилу, Джек пристально посмотрел на Никки.
— Не вечно. Но достаточно долго.
Она покачала головой.
— Не знаю, Джек. Не могу понять, то ли ты настолько сосредоточен, что не собираешься менять своих планов… то ли просто не хочешь поймать Патрона.
— Думаешь, мне страшно?
— В том, чтобы чего-то бояться, нет ничего плохого, Джек. Мне только не понятно, чего ты боишься.
Ноутбук на столе издал короткую трель.
— Входящее сообщение, — сказал Джек. — Кто-то хочет пообщаться с Джинном-Икс.
— Давай, трепись со своими дружками, — бросила Никки. — Просто постарайся не забыть, кто ты такой на самом деле.
И размашистым шагом вышла из камеры.
ПАТРОН: Где ты пропадал, милый мальчик? Мы по тебе соскучились.
ДЖИНН-ИКС: Врубись, какой-то отморозок угнал мой велик. Я разбирался со страховкой, с копами, со всяким таким дерьмом.
ПАТРОН: Понимаю. Довольно печально, не правда ли, — когда у тебя отнимают что-то дорогое?
ДЖИНН-ИКС: Ну да, если я найду урода, сверну ему шею.
ПАТРОН: Не хочу показаться циничным, но… это весьма маловероятно, не так ли? Некоторые вещи если исчезают, то уже навсегда. Лучше смириться и жить дальше.
ДЖИНН-ИКС: Что за лабуду ты гонишь?
ПАТРОН: Ну как же, ведь это твоя собственная философия, разве нет? Человек, угнавший твой велик, не может нести ответственность: от него тянется целая цепочка виноватых, уходящая все выше и выше, так ведь?
ДЖИНН-ИКС: Угу, угу. Ты прав. Пожалуй, если пустить пару пуль в брюхо какому-нибудь корпоративному мерзавцу, я сразу почувствую облегчение.
ПАТРОН: Что ж, у меня найдется кое-что такое, что мигом поднимет тебе настроение: звуковой файл. Я его уже посылаю.
Джек нахмурился. В этих последних фразах он едва не облажался. Разговор с Никки расстроил его больше, чем ему казалось… Надо быть осторожнее.
Он поправил уровень громкости динамиков ноутбука и запустил файл. Первый услышанный им голос принадлежал, кажется, молодой женщине; второй был искажен электронными фильтрами. Очевидно, Патрон не хотел, чтобы кто-то услышал его настоящий голос… но когда Джек услыхал первые слова, сердце замерло у него в груди.
Патрон: Мне известно, кто ты.
Женщина: Пожалуйста. Пожалуйста, не делай мне больно.
Патрон: Мне известно, кто ты.
Женщина: А я тебя знать не желаю. Не хочу, ясно? Немедленно развяжи меня.
Патрон: У меня есть вопросы.
Женщина: Я расскажу все, что захочешь, но не делай мне больно, ладно? Пожалуйста…
Патрон: Назови свой пароль к «Волчьим угодьям».
Джека охватил чистый, животный страх. Он вдруг решил, что искаженный голос принадлежит ему самому, что Патрон как-то ухитрился записать один из его допросов и теперь прокручивает ему запись — за считанные мгновения до того, как он ворвется в дверь камеры и прикончит Джека…
Женщина: К чему? Знать не знаю, о чем ты говоришь… Ааааааа!
Патрон: Я могу понять твое нежелание предавать друзей. Но уже слишком поздно.
Женщина: Черт! О черт. Моя подруга записала номер твоей машины, она вызовет полицию, не делай этого. Брось, давай я отсосу тебе по высшему разряду, делай со мной что хочешь, только, пожалуйста, не убивай меня. Мне всего двадцать лет, о господи…
Патрон: Тебя зовут Джинн-Икс. Ты веб-мастер…
Файл кончился.
Джек заставил себя опустить глаза на следующее сообщение.
ПАТРОН: Но это не совсем верно, не правда ли… Следователь?
ДЖИНН-ИКС: Ты съехал со своих гребаных катушек.
ПАТРОН: Не исключено. Но я не ошибаюсь. Вчера из Грин-ривер полицейские выудили безрукий труп. Я полагаю, это и есть настоящий Джинн-Икс, и ты отрубил ему руки, чтобы затруднить установление личности. Какая неприятность, Следователь… а как же все эти бедняжки, его жертвы? Разве ты не хочешь даровать им успокоение?
ДЖИНН-ИКС: Так и быть, подыграю. Предположим, что я и есть долбаный Следователь. Значит, он замочил меня — точно так же, как и Поцелуя Смерти… Да, и еще Дорожного Патруля, ведь тот говорит — врет, должно быть! — что прикончил этого ублюдка своими руками. Кто там остался… Гурман, что ли? Или я еще и его придушил?
ПАТРОН: На мой взгляд, Г урман еще ничем себя не скомпрометировал. Остальные твои предположения верны.
ДЖИНН-ИКС: Ну все, приятель. Стая основана на взаимном доверии. Я не могу позволить тебе растрепать это ядовитое дерьмо остальным членам. Подумать только, я — враг! Короче, я отрубаю тебе доступ… чего, кстати, Следователь не смог бы сделать, потому что я ни за что не выдал бы ему чертовы пароли.
ПАТРОН: Я ожидал, что ты именно так и поступишь. Конечно, если бы мне действительно захотелось выдать тебя Стае, я бы уже направил сообщение в группу Общего Обсуждения… Чего не сделал.
Мне все равно, ограничишь ли ты мне доступ туда. Именно с тобой я хочу говорить.
ДЖИНН-ИКС: А с чего ты взял, что мне интересно слушать бред параноика?
ПАТРОН: Настоящему Джинну-Икс это действительно не было бы интересно. Очень скоро ты прервешь нашу беседу в надежде убедить меня, что ты — это он. Но сначала позволь выслать тебе нечто такое, что ты оценишь по достоинству: ответ.
Начал загружаться новый файл, гораздо больше предыдущего.
ПАТРОН: Заданный вопрос звучит следующим образом: как Следователю удалось получить пароли доступа? По мере сил я постарался воспроизвести весь процесс, хотя, конечно, о многом могу лишь догадываться. И все же я должен поблагодарить тебя за создание столь занимательного образчика; следуя ему, мне, разумеется, пришлось воспользоваться собственным сырым материалом.
ДЖИНН-ИКС: Воображаешь, что я захлопну пасть и тихонько свалю? Ошибаешься. Какую бы ошибку ты ни сделал, ты по-прежнему остаешься членом Стаи. Я не стану… Я не могу позволить тебе и дальше пребывать в заблуждении. Доверие, которое разделяем мы все, — для меня нет ничего важнее, мужик. Так или иначе, я все же смогу тебя переубедить.
Нет ответа.
Загрузка файла, кажется, заняла целую вечность. Джек не мог оторвать глаз от анимированной иконки, показывавшей, долго ли еще осталось ждать; на «Волчьих угодьях» такой иконкой служила маленькая гильотина. Она срубала крошечные мультяшные головы, которые затем летели в корзину — опять и опять.
Щелк. Щелк. Щелк.
Наконец-то загрузка завершена. Джек проглотил комок в горле и запустил файл.
Видеозапись. Молодая женщина привязана к стулу. На заднем плане поблескивал черный пластик. Все было так, как и в комнате для допросов, оборудованной Джеком.
Голос был все также обработан до неузнаваемости.
Патрон: Расскажи мне о своей первой жертве.
Женщина: Я не понимаю, что тебе нужно, я не… что?
В пространстве кадра появилась еще одна фигура, закутанная в полиэтиленовый дождевик с капюшоном — из того же черного пластика, что и стены. Патрон. Не поворачиваясь к камере лицом, он протянул к женщине руки в черных перчатках и обмотал что-то вокруг ее лба, как раз над бровями: тонкую проволоку.
Джек знал, что сейчас случится.
— Нет, — прошептал он.
Фигура подняла повыше тонкую серую палочку, примерно двадцати сантиметров в длину, причем нижние пять сантиметров представляли собой просто металлический прут. Свеча бенгальского огня, какую обычно втыкают в торт. Патрон просунул серый конец под обмотанную вокруг лба женщины проволоку, а другой приклеил к ее щеке кусочком липкой ленты. Теперь свеча была вертикально укреплена на лице, поверх правого глаза.
— Что ты делаешь? — простонала женщина.
— Он будет гореть медленно, но очень горячо, — сказал Патрон. — Если ты скажешь то, что я хочу услышать, я уберу его прежде, чем он достигнет глаза.
— Я уже говорила, я ничего не знаю…
Патрон схватил женщину за волосы, чтобы ее голова не моталась из стороны в сторону, и поджег бенгальский огонь.
— ЧТО ЭТО? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? О БОЖЕ О БОЖЕ О БОЖЕ! — кричала женщина. Ее голова дико тряслась. Искры летели во все стороны, и тени танцевали жестокий, неистовый танец на затянутых в черное стенах. — УБЕРИ ЭТО Я СКАЖУ Я СКАЖУ Я СКАЖУ ВСЕ ЧТО ЗАХОЧЕШЬ…
Когда пламя достигло глаза, она уже ничего не говорила, а просто кричала.
Совсем как Джинн-Икс.
Джек помнил. Искры, мечущиеся тени. Запах магния, горящей плоти и жженых волос.
Бенгальский огонь погас. Женщина испустила высокий, тоскливый вопль чистой агонии.
— Скажи: спасибо тебе, Следователь, — предложил Патрон. — За вдохновение.
— Сп-пасибо тебе, Следователь, — задыхаясь, произнесла женщина. — За вд-дохновение…
Фильм длился еще два часа
Сергей Янович ухаживал за своим зверинцем.
Тот размещался в ангаре из гофрированных железных листов, в котором прежде хранились заводские станки; дальнюю треть ангара Сергей разделил на два отдельных помещения, но остаток строения представлял собой один большой, гулкий зал. Здесь легко поместились бы два трейлера наподобие того, в котором жил сам Сергей. Тот был припаркован при въезде на участок — холмистый кусок пустыни, где соседями были только кусты полыни да гремучие змеи, — а сам ангар стоял в глубине. В это время года температура ночами падала до минусовых отметок, и прежде, чем задать корму питомцам, Сергей проверил, хватает ли топлива в обогревателях.
Первым делом — резервуар с осьминогами. У Сергея имелась парочка великолепных экземпляров; тот, что покрупнее, весил, пожалуй, не меньше восьми килограмм. Корм падал в воду в банках с завинченными крышками; пищи заслуживают лишь те, кто сообразит, как их открыть.
Теперь собаки. У Сергея их было несколько — два пуделя и черно-белая колли с длинной родословной, потомок мировых чемпионов. Происхождение пуделей было не столь цветистым, но и они принадлежали к весьма уважаемым собачьим семействам. Увидев хозяина, колли радостно залаяла, и Сергей выпустил ее, чтобы дать собаке размяться. Каждый день он выводил ее порезвиться, но колли просто не могла набегаться вдосталь; дай ей волю, и она отвлечет на себя все внимание хозяина. Она тенью ходила за Сергеем от одной клетки к другой, не отрывая от него пристального взгляда.
Шимпанзе Сергей купил у жившего в Лос-Анджелесе частного владельца, которому это приобретение быстро наскучило. Не так уж странно, учитывая привычку обезьяны швыряться фекалиями, когда та бывала не в духе. Сегодня она вела себя тихо и осталась в углу клетки, когда он просунул внутрь миску с фруктами и овощами.
Напоследок — слон. Престарелый самец, вознамерившийся провести остаток дней, жуя сено и время от времени обливая себя водой. Задрав голову, Сергей с уважением глядел на него. В старом увальне, с его величием и силой, он видел себя — больше, чем в каком-либо другом животном. Даже тренажер по поднятию тяжестей Сергей поставил так, чтобы во время занятий можно было наблюдать за слоном. Ростом он сам был всего сто шестьдесят пять сантиметров, но весил Сергей почти восемьдесят килограмм — за счет мускулатуры прежде всего. Белым футболкам, которые он надевал, чтобы подчеркнуть ее (вкупе с привычкой брить голову), обязан он был прозвищем Мистер Чистюля — в том баре, где Сергей работал вышибалой. Денег эта работа приносила немного, но разумное вложение средств в акции фондового рынка обеспечило ему солидный капитал. Доход с этих акций помогал приобретать и содержать животных.
Покончив с кормежкой, он запер ангар. Колли Сергей оставил снаружи, отчего та пришла в неистовый восторг. Пришлось угомонить ее жестом — собака знала около тридцати знаков-команд и с легкостью запомнила бы еще столько же, будь у Сергея желание обучить ее.
Он вернулся в трейлер; собака бежала рядом, не отдаляясь от хозяина. Трейлер не был чем-то из ряда вон выходящим, но для нужд Сергея подходил вполне: спальня, кухня, уборная с душем и гостиная. Каждая стена гостиной с пола до потолка увешана книжными полками, только для стола с компьютером оставлена узкая щель. Ни телевизора, ни стереосистемы.
Он подал собаке еще один знак. Подбежав к холодильнику, колли ухватила зубами привязанный к ручке кусок веревки и, потянув, распахнула дверцу. Сунула морду внутрь и вытащила зажатую в зубах банку пива. Мотнув головой, захлопнула холодильник и, подбежав к Сергею, опустила банку в подставленную руку.
— Хорошая псина, — рассеянно произнес Сергей. Он откупорил банку движением пальца и поставил ее рядом с компьютерной клавиатурой.
Какое-то время Сергей слонялся по Сети, сравнивая цены на большие цистерны с водой (он подумывал, не купить ли небольшой бассейн с выдрами), затем проверил почтовые ящики. У него их было несколько, и они были заведены на разные имена.
Компания, с которой он уже имел дело, прислала новый каталог японского импорта. Быстро просмотрев его, Сергей ничем особенно не заинтересовался. Разорившийся зоопарк в Румынии предлагал медведя, купить которого он был бы не против, если бы не завышенная цена. Затем пришлось ответить на несколько писем от Общества любителей тропических птиц.
Пришло одно письмо, заставившее его улыбнуться.
— Ну что ж, — сказал он собаке, — это следует отметить, как считаешь?
Колли с энтузиазмом задышала, высунув язык.
Прикончив пиво, Сергей выключил компьютер и вышел из трейлера. Постоял, наслаждаясь закатом; казалось, холмы раскалились докрасна, словно солнце было гигантской расплавленной монетой, которая медленно опускалась в прорезь свиньи-копилки размером с полгоризонта.
Отперев заднюю дверь ангара, Сергей поманил собаку внутрь, в мастерскую. На одной стене находились аккуратно развешенные инструменты, на верстаке стояло электронное оборудование. В одном углу — сверлильный станок, в другом — деревообрабатывающий, с пилой. В расставленных вдоль стены ящиках хранились обрезки досок, железные болванки и листовой металл, полки были заполнены банками с краской, глиной и различными клеями.
Он пересек мастерскую и подошел ко второй двери, также запертой. Открыл ее и вновь поманил собаку; на этот раз колли, поколебавшись, осталась у входа в мастерскую. Сергей повторил жест, уже теряя терпение, и собака, опустив голову, вошла.
Центр этой второй комнаты занимал деревянный стол на крепких ножках. Щелчок пальцев, и собака ловко вспрыгнула на стол.
Одной рукой Сергей обхватил шею собаки. Коротко размахнувшись, он вонзил резак ей в сердце. Колли взвизгнула и обмякла.
Тихо напевая, Сергей дочиста оттер ледоруб и повесил его на стойку, с которой взял. Достав машинку для стрижки, он включил ее в сеть и начал сбривать мех с собаки.
«Несколько ломтиков под грибным соусом, — решил про себя Гурман. — Да. Именно то, что нужно, чтобы отпраздновать смерть Следователя…»
ИМЯ: Гурман
ТЕРРИТОРИЯ ОХОТЫ: Невада
УБЕЖДЕНИЯ: Местоположение души — в шишковидной железе.
Шишковидная железа расположена в центре человеческого мозга, она покоится на верхнем окончании позвоночного столба, строго между двумя долями. Это наиболее древняя часть органа. Сходной железой обладают все проявляющие сообразительность высшие животные, вне зависимости от их морфологии: дельфины, осьминоги, свиньи, попугаи.
Энергия, сосредоточенная в этой железе, как раз и возвышает эти существа над другими подобными животными. Было бы ненаучно строить догадки о точном происхождении или свойствах шишковидной железы — быть может, она является источником Божественной Искры самой жизни или же попросту точкой, где сфокусированы естественные энергетические проявления пространственно-временного континуума.
Так или иначе, эти энергии могут передаваться. Прямое употребление в пищу самой железы дает наилучшие результаты: исходящая от нее энергия пропитывает всю органическую структуру своего носителя. Наиболее ярким эффектом употребления в пищу данной железы является заметный прирост интеллекта; уровень прироста прямо пропорционален разумности животного. Кроме того, близость железы к остальным частям тела определяет количество энергии, присущей их плоти. Сам мозг наиболее обогащен ею, за ним следуют глаза, щеки и язык.
Те же принципы в равной степени касаются и людей, только с еще более заметно выраженной разницей между отдельными индивидами. Те, чей интеллект развит недостаточно, порождают не больше энергии, чем смышленая свинья, тогда как человек с развитым интеллектом производит целые энергетические водопады.
Мне представляется, все это — частица общего эволюционного процесса. Обнаружение данного эффекта требует выдающихся умственных способностей; обратить его в свою пользу — значит перехитрить умную добычу. После того как два первых шага останутся позади, соответствующий прирост IQ позволит находить очередные жертвы на самой вершине интеллектуальной пищевой цепи, а по ходу процесса подняться и над ними. Выживает умнейший.
Эта тайна была известна даже первобытным людям. Дикие племена в Папуа — Новой Гвинее верили, что, съев плоть воина, человек перенимал его силу и мужество. В кухнях множества культур мозг считается деликатесным блюдом; по-видимому, это можно считать скрытым свидетельством признания его ценных свойств.
Впрочем, процесс подразумевает и элемент риска. Мозговая ткань способна передавать энцефалит. Однако этим заболеванием, как правило, страдают жвачные животные; логично предположить, что употребление в пищу мозга этих бестолковых тварей может привести лишь к печальным последствиям.
Джек заставил себя просмотреть весь файл.
В охватившем его ужасе скрывалось зловещее ощущение дежавю; Патрон не просто повторил множество приемов, которые Джек отработал на Джинне-Икс, но подошел совсем близко к тому, чтобы восстановить их порядок.
И он не переставал задавать вопросы.
Патрон: Где ты закопал тела?
Женщина: Какой ответ тебе нужен? Что я должна сказать?
Патрон: Где ты закопал тела?
Женщина: В… в земле? Правильно?
Патрон: Но где именно?
Женщина: На… на заднем дворе. Я зарыла их на заднем дворе у дома.
Патрон: Ты лжешь.
Женщина: ННЕЕЕЭЭЭЭААААА!
Конечно же, ответы не имели значения. Это было самое худшее — знать, что Патрон будет продолжать пытки, что бы она ему ни сказала.
Это и еще понимание того, что случится потом.
Джек смотрел, как женщина медленно сходит с ума. Вначале она, казалось, считала, что пытка прекратится, если удастся дать верный ответ, случайно произнести то, чего ждет ее мучитель.
Джек знал, что это не так. Смысл вопросов в том, что на них нельзя дать ответа.
По мере продолжения допроса в ней умирала надежда на избавление. Ее глаза начали мутнеть. Она прекратила умолять о пощаде и лишь всхлипывала.
И кричала.
Когда необходимо приготовить мозги, лучше всего отварить их подсоленной воде и сохранять в той же жидкости, в которой они готовились; это придает им плотность, упрощающую дальнейшее приготовление. Не забудьте, закончив, удалить мембрану.
Вот один из моих любимых рецептов:
Перченые мозги
1 отваренный мозг
1/4 чашки маринованного перца халапеньо
1 столовая ложка нарезанного кубиками зеленого перца
1/4 чашки нарезанного лука
1 столовая ложка муки
2 столовых ложки масла
1 чашка говяжьего бульона
1 взбитый яичный желток
8 унций консервированных томатов
1 столовая ложка каперсов
2 мелко нарезанных головки чеснока
1 столовая ложка лимонного сока
1/2 чайной ложки соли
1. Нарезать мозги тонкими ломтиками.
2. Поджарить лук и чеснок с мукой и маслом на сковороде до полного растворения масла.
3. Добавить мозги. Жарить до золотистого цвета.
4. Добавить говяжий бульон и желток. Быстро помешать.
5. Добавить перцы, томаты, лимонный сок и соль.
6. Готовить еще десять минут на медленном огне.
Сразу подавать на стол. В качестве гарнира, как это ни покажется странным, я рекомендую посыпать готовое блюдо драже «Поп-Рокс». То почти электрическое пощелкивание, с которым они пенятся во рту, напоминает искорки нейронов. Словно пробуешь на вкус саму мысль.
Джек ограничил доступ Патрона на «Волчьи угодья». У того сохранилась возможность посылать сообщения Джеку, но никому больше. Если только Патрон не общается с Гурманом как-то иначе (что весьма сомнительно), Джек выиграет немного времени.
Вот только он плохо представлял себе, что ему делать.
Если Патрон действительно уверен, что Джинн-Икс и Дорожный Патруль — не более чем маски, тогда заманить его в ловушку Джек уже не сможет. А между тем Джек не имел понятия, где искать Патрона, тот тоже не знал, где сейчас Следователь. Патовая ситуация.
Не стоит ли посоветоваться с Никки?
Некогда этот вопрос даже не пришел бы ему в голову. Никки была напарницей, единственным существом на всей планете, кто понимал цели его миссии. Он доверял ей собственную жизнь.
Но доверяла ли она ему?
Джек уже не был уверен. В жизни Джека место оставалось только для тех вопросов, которые он задавал сам, и внезапные приступы сомнения у Никки ему только мешали. Но он не мог и позволить, чтобы одна из устойчивых опор его существования вдруг затянулась туманом неизвестности. Если Никки узнает, что Патрон разгадал их хитрость (в точности как она и предупреждала), не испарится ли ее вера в Джека?
Уйдет ли она? Сможет ли уйти?
Да. Если такой совет даст ей инстинкт.
Джек совсем не был уверен в собственных предчувствиях. Видя, как Патрон мучает постороннюю женщину, он терзался от ужаса и чувства вины, которые, нарастая, снесли все выстроенные им плотины. С этим он еще мог бороться; в качестве защиты у него имелся неиссякаемый запас холодной ярости и гнева. Но вопросы, которыми Патрон засыпал свою жертву, беспокоили его совсем по иной причине.
Они были близки — чересчур близки — к тем вопросам, которые Джек действительно задавал Джинну-Икс.
Некоторые были простой экстраполяцией: сколько человек ты убил? Где ты закопал тела? — но этим дело не ограничивалось. Патрон достиг невозможного сходства — в том, как задавались вопросы, как они чередовались, даже в формулировках.
Патрон понимал, как работает сознание Джека.
«Нет, — подумал Джек. — Он понимает, как работает сознание Следователя. Это несложно: Следователь — относительно простой конструкт. Он не понимает, как работает мое сознание, потому что не знает, кто я такой. Ему не известны мои источники. Он не подозревает, на что я готов пойти, чтобы добраться до него».
Если он собирается поймать Патрона, Джеку придется стать чем-то большим, нежели Следователь.
Ему придется стать всей Стаей сразу.
Ярость Джинна-Икс. Математически-точное планирование Дорожного Патруля. Голод Гурмана. Даже мания Поцелуя Смерти могла придать ему сил. Джек вберет их все.
Теперь он знал, что должен сделать. Гурмана надлежало устранить прежде, чем Патрон найдет способ предупредить его об опасности. Тогда Патрон останется без союзников и запаникует. Это даст Джеку — то есть Стае — то преимущество, которое позволит свалить Патрона.
Никки не сможет этого понять. Она начнет спорить, говорить, что Патрон для них важнее. Джек мог придумать только один способ избежать ссоры — даже если это ставило их союз под угрозу.
Он подключился к «Волчьим угодьям».
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Привет, Патрон.
ПАТРОН: Привет, Следователь. Что, наигрался в прятки?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Возможно. Или я по-прежнему Джинн-Икс и решил подурачиться, играя на твоих нервах.
ПАТРОН: Вот и молодец. Увы, Джинн-Икс чересчур уважал меня, чтобы пойти на такое: думаю, мальчишка видел во мне ролевую модель. Может, даже отца. Добавим сюда его помешательство на доверии и сделаем вывод: нет, он ни за что не вступил бы в подобную игру. Даю тебе вторую попытку.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Так и быть. Ты следующий.
ПАТРОН: Вот — весьма эффективно. Коротко, жестко и по существу. Если я тебе поверю, то наверняка потеряю покой.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Мне нет смысла лгать.
ПАТРОН: Но тебе нет смысла и откровенничать. Люди даже не подозревают, как мало на свете приверженцев истины.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я знаю. Для меня истина — все.
ПАТРОН: Неправда. Для тебя важно только одно: задавать вопросы. А ответы, как ты уже выяснил, не всегда таковы, каких тебе хочется…
— Что ты сделал? — изумилась Никки. Они с Джеком гуляли по парку недалеко от дома. Здесь было темно и тихо, вокруг никого.
— Я сказал Патрону, что я — Следователь.
— А какого хрена ты ему это сказал?
— Он уже догадался, — терпеливо сказал Джек. — Если бы я продолжал настаивать на своем, он утратил бы ко мне интерес и прекратил бы общение. А так он продолжает поддерживать со мною контакт.
— А он не расскажет об этом Гурману? — Остановившись, Никки недоверчиво уставилась на Джека.
— Только не на «Волчьих угодьях». Но в общих чертах ему известно, где тот живет; Патрон может найти какой-то другой способ…
— Значит, теперь они оба недосягаемы? Черт тебя подери, Джек…
— Патрон потребует больше времени, и это надо тщательно спланировать… но мы можем захватить Гурмана врасплох, если поспешим.
— Да? Как именно? — Никки уперла в грудь Джеку обвиняющий палец с ярко-красным лаком на ногте.
— Надо поработать мозгами, — сказал Джек. — Точнее, поработать мозгами Дорожного Патруля…
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: У меня есть кое-что для тебя.
ГУРМАН: Что бы это было?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Пошевели мозгами. Мозги Следователя тебе для этого подойдут?
ГУРМАН: Что ты за них хочешь?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Семь мест захоронения.
ГУРМАН: Обычно в такой ситуации я торгуюсь. Но мозг Следователя безусловно того стоит — не говоря уже о риске, с каким ты его раздобыл. Семь трупов — подходящая цена. Какой метод хранения ты используешь?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Мозг — внутри головы. Я держу ее в холодильнике, но не замораживаю. Наверное, чем быстрее я тебе ее переправлю, тем будет лучше.
ГУРМАН: Согласен. Как ты собираешься это проделать?
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Самый быстрый вариант — курьерская доставка. Разумеется, тебе придется подумать о месте встречи с курьером.
ГУРМАН: Да. Это несложно.
ДЖИНН-ИКС: Парни, могу я вмешаться? Воспользуйтесь тем же методом, с помощью которого я получаю руки. Адресат — безличный почтовый ящик номер такой-то, он должен находиться в деловом квартале какого-нибудь крупного города. Пусть курьер на мотоцикле заберет посылку в разгар часа пик — никому не под силу отследить этих ублюдков, петляющих среди пробок в центре. Особо оговорите, куда посылка должна быть доставлена и во сколько: курьеру придется поспешить. Для пункта назначения подберите высотное офисное здание с подземной парковкой и ждите курьера в лобби. Зайдите в лифт вместе с ним и заберите посылку. Выйдите из лифта на другом этаже, перейдите к другому лифту, спуститесь на нем под землю и уезжайте. Особое внимание — устройствам слежения. Долбаные камеры теперь висят повсюду, включая и лифты. Если сможете, измените внешность, зайдя в уборную сразу после вручения посылки.
ГУРМАН: Я обдумаю твое предложение и размещу инструкции ровно через шесть часов. О мерах безопасности позабочусь сам.
ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Конечно.
Методология преследования и захвата
Наиболее важный аспект погони за умной дичью — узнать как можно больше об избранной жертве. Наблюдайте за его (ее) поведением по возможности дольше. Усвойте их привычки, режим, симпатии и антипатии. Заметную помощь окажет ведение дневника, но при этом необходимо придерживаться кодового языка, это поможет, если ваши записи обнаружат посторонние. Я рекомендую обратиться к технике наблюдения за дикими птицами, заменить ключевые слова терминами, почерпнутыми из орнитологии: «гнездо» — вместо квартиры, «кормушка» — вместо ресторана, «ритуал спаривания» — взамен описания интимных встреч, и т. д. Это также дает удобный предлог для использования биноклей, фото-камер и других средств слежения.
Мусорные баки также остаются кладезем бесценной информации о вашей жертве. Нередко, покопавшись в них, вы сможете получить номера кредитных карт, социального страхования и даже водительских прав, не говоря уже о второстепенных деталях — таких как тонкости диеты или потребительские наклонности.
Для того чтобы по-настоящему узнать и понять жертву, я считаю неоценимыми два метода: непосредственное наблюдение в привычной социальной обстановке и анализ жизненного пространства. Оба сопряжены с известным риском, но терпение, планирование и осторожность всегда принесут свои плоды.
Говоря об индивидуальном подходе к каждой жертве, приходится признать: очерченные выше методы — лишь самые общие рекомендации. Я варьирую свою технику в зависимости от индивидуальности жертвы, а потому не в состоянии дать советы сколько-нибудь универсальные. Вместо этого я предлагаю вашему вниманию подробное описание каждой конкретной охоты, из которого читатель сможет, при желании, почерпнуть для себя что-нибудь полезное.
Подробности охоты № 32: Одиссей
«Одиссей» — профессор университета, 51 год. Имеет ученую степень по английской литературе и философии. Женат, двое взрослых детей. Президент местного филиала клуба «Менса»; IQ, если верить анкете, 141 пункт. Имеет особое пристрастие к сорту мороженого «Дорога в скалах».
Все эти сведения были получены в ходе беглого наблюдения. Более тщательное исследование выявило, что «Одиссей» интересуется средневековым оружием и даже владеет несколькими ценными экземплярами.
Исходя из этого, можно начать обдумывать возможный подход к жертве. Проведя кое-какие дополнительные исследования, я сконструировал и изготовил шлем с забралом, после чего связался с профессором по электронной почте. Выдавая себя за студента, специализирующегося на английской истории и пишущего диссертацию о народных ярмарках эпохи Ренессанса, я спросил его, не оценит ли он мою поделку с точки зрения соответствия исторической правде, и поведал о возможности быть удостоенным «посвящения в рыцари» в историческом кружке, в котором я якобы состою.
Хотя я был для него всего лишь незнакомцем, тщеславие профессора не позволило ему отказаться от личной встречи. Он согласился увидеться со мной на территории кампуса, в условленном месте, которое я выбрал из-за его уединенности.
Когда встреча состоялась, мне не пришлось долго его уговаривать примерить шлем. Внутреннее пространство шлема я выложил тяжелым пластиком, с широкой полосой, идущей по нижней кромке, вокруг шеи. Сквозь эту полосу я пропустил длинную упаковочную полоску из твердой пластмассы, какие порой называют «удавками». Один конец такой полоски пропускается сквозь особую пряжку на другом конце, образуя петлю. В самой полоске устроены наклонные ступеньки, которые позволяют легко затянуть петлю, но не дают ей ослабнуть. Технология, по сути, та же, которую полицейские используют при изготовлении «одноразовых» наручников.
Едва он надел шлем, было легче легкого дернуть за кончик полоски, затягивая ее вокруг шеи. Чтобы кромка шлема не передавила пластик, его приходилось удерживать вручную. Ослепленный, оставшийся без воздуха профессор не мог оказать достойного сопротивления. Смерть от удушья наступила через считанные минуты.
Описанный здесь метод мне кажется особенно интересным, поскольку он включает элементы как старинной, так и новой технологии.
Из офиса курьерской службы Джек и Никки сразу поехали в аэропорт. Джек хотел успеть сориентироваться в Неваде, прежде чем туда прибудет голова Дорожного Патруля (это должно было произойти на следующий день).
Портативный GPS-датчик он засунул в глубь черепа. Наклонности Гурмана обещали, что тот обнаружит зонд практически сразу, а потому действовать нужно было быстро.
Попытаться провезти с собой самолетом огнестрельное оружие — слишком рискованно, но Джек счел, что парализатор не вызовет подозрений, если вернуть его в оригинальную упаковку и засунуть в багаж. Ноутбук и портативный GPS-приемник он взял с собой в салон.
Во время полета Никки едва сказала ему слово-другое.
Они прилетели в Рено, арендовали автомобиль и сняли комнату в мотеле. Джек разложил на столе ноутбук. Сервер «Волчьих угодий» пока оставался в Портленде, но он свободно мог получить к нему доступ практически отовсюду.
Пока Никки выходила пополнить запасы, он подключился к Сети, намереваясь внимательно перечитать файлы Гурмана.
Патрон только этого и ждал.
ПАТРОН: Как продвигается план по поимке Гурмана?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я не собираюсь за ним охотиться. Моя цель — ты.
ПАТРОН: Сомневаюсь. Хочешь знать почему?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ну, выкладывай.
ПАТРОН: Это не вписывается в твой график. Серийные убийцы постоянно развивают свою манию, ты-то об этом наверняка знаешь. Гурман, весьма опасный субъект сам по себе, до меня пока не дорос. Тебе придется сначала устранить его, потому что ты оставишь самое сложное испытание напоследок.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Какое самомнение. Увы, я оцениваю тебя далеко не столь высоко.
ПАТРОН: Быть может, я сумею приподняться в твоих глазах. Как там погода, в Неваде?
Замерев, Джек воззрился на экран и какое-то время не мог шевельнуться.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Солнечно, надо полагать. Почему ты не смотришь прогнозы погоды?
ПАТРОН: Ты хоть понимаешь, что мне ничего не стоило бы предупредить Гурмана? Ты ведь уже должен был сообразить, что эпикуреец с его вкусами должен регулярно заглядывать и на другие веб-страницы. Я мог бы начать с этих:
По монитору пополз столбик из двадцати наименований — от «Le Meilleur Cervelle»[2] до «Отвратительные рецепты».
ПАТРОН: Точно сформулированное послание на любом из этих сайтов обязательно привлекло бы к себе его внимание. Например, что-нибудь в этом духе:
ЛОЖНЫЙ МОЗГ СЛЕДОВАТЕЛЯ
Рецепт Катастрофы
Взять 1 Доверчивого Гурмана
Добавить 1 Головку Неотразимой Приманки
Смешать с добавлением Хитрости
Приправить убийством
Подавать Широкой Публике
ПАТРОН: Как ты сам считаешь?
У Джека пересохло во рту.
— Проклятье! — тихо выругался он.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Думаю, ты еще не опубликовал ничего подобного ни на одном из этих сайтов. Случись такое, ты порекомендовал бы мне поискать самому.
ПАТРОН: И тем самым напрасно потратил бы наше с тобой драгоценное время. Неплохо. Но позволь задать тебе, Следователь, гораздо более важный вопрос: почему я этого не сделал?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Не знаю.
ПАТРОН: А ответ прост. Гурмана не существует.
Джек недоверчиво поморщился.
— Что-что? — пробормотал он.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Не уловил.
ПАТРОН: Не прибедняйся, Следователь. Ты следуешь за мной по пятам. Неужели ты считаешь себя единственным и неповторимым убийцей, который владеет сразу несколькими сетевыми воплощениями?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Как, ты и есть Гурман?
ГУРМАН: Ты угадал, Следователь. Иди и возьми меня.
Это неправда, подумал Джек.
Но это было вполне возможно.
В этом даже имелся смысл. Еще одна персона, на которую можно переводить стрелки, еще один голос, участвующий в обсуждениях на «Волчьих угодьях». Страховой полис. Все, что требуется, чтобы тебе поверили, лишняя рука мертвой проститутки.
Но зачем было открываться? Самонадеянность? Бравада? Я знаю, что ты все ближе, и мне на это наплевать. Или страх? Я готов к встрече, так что лучше держись подальше.
Ни в то, ни в другое не верилось. Патрон был слишком умен, чтобы добровольно расстаться с подобным преимуществом, и слишком уверен в себе, чтобы прибегать к тактике запугивания. Главное же — он знал, что Следователь никогда не опустит руки.
Джек пролистал сайты, список которых прислал Патрон; никаких сообщений для Гурмана. Он провел поиск по ключевым словам (вроде «рецепт», «мозги»), вышел еще на полтора десятка сайтов; результат тот же.
Только время зря потратил.
Может, в этом и крылась западня? Патрон сделал это не для того, чтобы остановить его, а чтобы вселить неуверенность. Усложнить ситуацию.
Сказал ли Патрон правду? Проверить невозможно в одном Джек был уверен на все сто.
Ему бросили вызов.
— Эй! — позвала Никки. — Я все купила. Прикрыв дверь номера, она вытащила пистолет из одного кармана куртки, две коробки зарядов к нему — из другого. Пистолет был увесистым автоматическим оружием, черным с коричневой рукоятью.
— Он обошелся мне в пять сотен и минет; мне продал его старый гангстер, которого я обслуживала когда-то… Может, его шайка больше и не правит городом, но их и теперь еще можно найти. — Она бросила покупки на постель, на которой, заложив руки за голову, лежал Джек.
Потянувшись, он поднял оружие. Внимательно осмотрел.
— Прекрасно. Передай мне заряды.
Она принесла коробку, вручила ему.
— Да, и… в общем, я тут подумала… Джек, а что ты собираешься делать, когда мы уложим Патрона? — Никки примостилась на краешке кровати.
Джек не отвечал.
— Джек? — осторожно позвала Никки. — Что ты тогда будешь делать?
— Продолжать дальше. — Он распечатал боеприпасы.
— Да? И долго?
— Пока меня не остановят, — сказал Джек. — Сама знаешь.
— Знаю. Мы заключили договор, так? Продолжаем, пока можем. Но Джек… я начинаю немного нервничать.
— Из-за чего? — Он начал заряжать магазин пистолета. Один за другим, они со щелчком становились на место, преодолевая сопротивление пружины.
— Из-за всего того, о чем ты предпочитаешь не говорить.
— Это… — прикрыл глаза Джек. — Это не проблема.
— Слушай, Джек, я не знаю, как и сказать, но… Я не уверена, что ты хочешь поймать Патрона.
Распахнув глаза, Джек рывком повернулся к ней.
— Что?
— Ведь он и есть причина всему, чем ты занимаешься, Джек. Он сделал тебя тем, кто ты есть. Что произойдет, когда ты наконец поквитаешься с ним?
— Не знаю, — тихо выдавил Джек.
— А может, он станет последним, Джек? Может быть, после него уже не будет смысла продолжать дальше?
— Тут дело совсем не в моей мести, Никки. Сама знаешь.
— Да. Тут дело в раскрытии нераскрытых убийств. Когда ты поймаешь Патрона, дело о гибели твоей семьи тоже будет закрыто.
— А как же ты, Никки? Как насчет всех твоих подружек на улицах, их семей? Кто закроет эти дела? — Одним сильным толчком он поставил магазин на место.
Встав, Никки отошла к столику и плеснула немного водки в питьевой стаканчик.
— Мы не сможем помочь этим людям, если погибнем сами.
— Мы должны постараться. Я должен.
Никки с размаху поставила не успевший опустеть стаканчик обратно на стол и развернулась к Джеку.
— Черт возьми, я вовсе не собираюсь уходить на покой. Просто ты выискиваешь все новые способы покончить с собой.
Он спокойно встретил ее взгляд.
— Понятно.
Издав единственный смешок, Никки вновь подняла свое питье.
— Ну конечно. Ты же Следователь, само хладнокровие и крутизна. Ты обязательно изловишь и допросишь подонка, который убил всю твою семью и предоставил тебе обнаружить их тела. Ты сделаешь это и глазом не моргнув. Ты что, совсем с ума сошел, что ли? — Она уже кричала, размахивая стаканчиком. Немного водки пролилось на щеку Джека, отчего он вздрогнул. — Да ничего подобного! Ты слишком уперт, чтобы тронуться рассудком. Но может, пришла пора и Следователю спросить себя кое о чем?
Джек поднялся с кровати.
— У меня нет на это времени.
— Что произойдет, когда ты усадишь Патрона на этот свой стул, Джек? — спросила Никки. — Что произойдет с тобой, когда Патрон в сочных деталях опишет, что он сотворил с твоими родителями? С твоей женой? С твоим ребенком?
Отойдя к шкафу, Джек снял с вешалки пиджак и сунул пистолет во внутренний карман.
— Мне надо идти. Я вернусь через несколько часов.
Схватив за локоть, Никки заставила Джека развернуться и посмотреть на нее.
— Я полагаюсь на тебя, Джек, — сказала она. — Каждый вечер я вкладываю свою жизнь в твои долбаные руки. И прежде я никогда не чувствовала опасности, слышишь? Никогда.
— Пора бы и почувствовать, — сказал Джек.
Он выдернул руку из ее пальцев, распахнул дверь и вышел.
Дорогая Электра,
сегодня меня ждало большущее потрясение.
Выяснилось, что… я — пришелец! Мои настоящие родители были родом с альфы Центавра, и они отдали свое дитя на воспитание землянам, чтобы защитить меня от злой Галактической Империи! Значит, я даже не родня дяде Рику; можно сказать, на этой планете у меня нет вообще никаких родственников!
Ты что, мне не веришь?
Ну и ладно, никакой я не пришелец. Но меня и вправду могли удочерить, правда? Вполне возможно. Это даже объяснило бы, почему я вечно чувствую себя не в своей тарелке… Может, из-за этого мне и нравится дядя Рик.
Вот странно было бы выяснить что-нибудь этакое. Вроде как теряешь сразу всю свою семью. А потом непременно приходится отправляться на поиски Настоящей Семьи, а это одновременно и радует, и пугает. Знаешь, когда в тебе зреет надежда, что настоящие родители ужасно богаты и знамениты, но ты все равно боишься, что они окажутся какими-нибудь деревенскими психопатами. И если это действительно так, сразу начинаешь думать: а как это отразится на тебе самой, — может, в один прекрасный день ты тоже сойдешь с ума? Начнешь пьянеть от лунного света и стрелять по невидимым белкам?
Или, может, я уже сумасшедшая? Интересно, знают ли психи о том, что они — психи? В школе я спросила об этом Джессику, и она ответила: «Если человек знает, что он сумасшедший, это доказывает обратное». Вот это уж точно идиотизм, но я ей так не сказала.
Мне кажется, если человек по-настоящему сошел с ума, он вряд ли поймет вопрос. А если у него просто не все дома, это почти то же самое, что простудиться: ты чувствуешь, что нездоров, но можешь попытаться одолеть болезнь. Конечно, при простуде можно принимать витамин С, побольше пить и не вставать с кровати, — а что делать, когда начинаешь терять рассудок? И еще: простуда — это на неделю, она непременно кончится. А сумасшествие? Может ведь произойти что угодно. Можно отправиться в школу в чем мать родила, с одной лишь корзиной на голове. Можно ловить и есть жуков. А можно взять нож и зарезать свою лучшую подругу.
А в самом начале будет момент, когда поймешь: творится что-то неладное, но остановиться будешь уже не в силах.
Давай сменим тему, ладно, Электра? (Сказала девочка своей воображаемой подружке.)
Вернемся к потрясению. Вся эта история с удочерением пришла мне в голову только потому, что сегодня — мой день рождения. Пятнадцать, спасибо, что спросила. Никакого особого торжества, просто зашли несколько подружек, и мы с ними веселились, как могли. Мама купила мне в «Дэйри Куин» здоровый торт из мороженого, а еще мне подарили горный велосипед — вот это было круто.
Жалко только, дядя Рик не пришел. Он обещал заглянуть к ужину, и я должна тебе признаться, Электра, что испытала немалое разочарование, когда он так и не явился.
А потом, уже около семи, кто-то позвонил в дверь. Папа сказал, что мне стоит пойти и открыть ее.
И когда я отперла дверь, на пороге оказался дядя Рик с подарком.
Мне подарили щеночка, Электра! Очаровашка, весь такой кудрявый, ласковый, да еще и с большим красным бантом на шее. Дядя Рик просто улыбнулся, протянул его мне и сказал:
— С днем рождения.
— Ой! — сказала я. — Но… Но… — И тогда Руфус лизнул меня в лицо. Я сразу поняла, что щенка зовут Руфус, лучше не спрашивай как.
— Не беспокойся, с родителями я уже договорился, — сказал дядя Рик. — Они считают, ты уже достаточно большая, чтобы принять на себя ответственность.
Стыдно и сказать, Электра, но я заплакала. Я столько времени хотела иметь собаку, знаешь ли. И уже отчаялась когда-нибудь ее получить.
— Да, еще одно, — шепнул дядя Рик. — Твои родители думают, что это помесь кокер-спаниеля с биглем… А на самом деле это щенок ротвейлера и овчарки. — Дядя Рик в курсе того, что мне по сердцу большие собачки.
— Но когда-нибудь они узнают, — шепнула я в ответ.
— Еще бы, стоит ему подрасти… но к тому времени он уже станет членом семьи.
В общем, остаток вечера я провела, играя с Руфусом, вытирая собачью мочу и веселясь с дядей Риком, так что в итоге, кажется, получился самый лучший день рождения из всех, какие у меня только были. А потом, когда дядя Рик ушел, я спросила у мамы, как ему удалось уломать ее? Сколько я сама ни просила, мне не разрешали завести собаку, а просить начала еще в восемь лет.
— Он напомнил мне, что это такое — быть подростком, — ответила мама. — Что иногда самое худшее — это одиночество. И о том, что в такие минуты капелька беззаветной любви от существа, которое принадлежит тебе и никому больше, может очень, очень многое значить. — Она выпила несколько бокалов вина и немного размякла, да я и сама при этих словах чуть не разревелась, заключила ее в долгие плаксивые объятия и сбежала в свою комнату вместе с Руфусом. И теперь вот говорю с тобой.
С днем рождения меня, Электра.
Джек шел по деловым кварталам Рено.
Он чувствовал себя осовремененной Алисой, прошедшей не сквозь зеркало, а сквозь экран телевизора. Все вокруг играло фальшиво-яркими телевизионными красками — в рябящем свете тридцатиметровых рекламных вывесок. Люди заполоняли тротуары, они смеялись, пили и курили, словно толпа статистов, ожидающих начала съемок очередной сцены.
Он тихо проходил сквозь толпы, рассматривая лица, пытаясь понять, кто из них хищник, а кто — жертва. Пытаясь решить, имеет ли это значение.
Джек сам не понимал, почему не рассказал Никки, что Патрон объявил себя Гурманом. Надо было бы рассказать: это, по крайней мере, вернуло бы ее в команду. Никки поняла бы, что следующим должен быть именно Гурман.
Но он этого не сделал. Он утаил слова Патрона от Никки. Потому что… разозлился?
Да.
Неожиданно для себя он зашел в казино, словно в иной мир: заполненную яркими вспышками пещеру без окон. В охлажденном фреоном воздухе висел запах американского табака, более плотный и ароматный, чем запах канадских сигарет. В его ушах бездумно, гипнотически звенел нескончаемый, раскатистый напев сотен игровых автоматов.
Он еще никогда не злился на Никки. Он очень давно не испытывал злости; внутри него для этой эмоции просто не было места. Ярость, которую он ощущал постоянно, была безгранична и холодна, тяжела, тверда и неизменна. По сравнению с ней злость была тусклой, оплывшей свечой.
Никки сомневалась в нем. Сомневалась в нем.
Конечно, им и прежде случалось разойтись во мнениях. Всякое бывало. Но у них обоих оставалась одна цель — отточить методы, усовершенствовать технику. А теперь… Теперь Никки сомневалась, стоит ли им и дальше продолжать свою миссию.
Его грызло еще что-то: какое-то очень странное чувство, которое лежало на поверхности, но снова и снова ускользало от Джека. Он не мог определить, что это за чувство, но почему-то оно казалось знакомым.
Джек увидел себя в баре и заказал порцию неразбавленного темного рома. Он и не пил уже очень давно, даже пива, но теперь не знал, как еще избавиться от ощущения, будто ему чего-то не хватает.
Подали напиток. Он сделал крошечный глоток, согревший горло. Ему вдруг показалось отчего-то, что вкус у рома какой-то неправильный; в нем не хватало сладости.
Вдруг он понял, что за знакомое ощущение его преследует.
Последней женщиной, с которой он спорил, была его жена.
Глубокая, зудящая печаль разверзлась в нем, словно широко открытая пасть. Он сделал еще один долгий, нетвердый глоток и внезапно различил в своем напитке привкус взбитого яйца.
Он не стал сдерживать слезы, просто старался плакать потише. Всего-навсего очередная вдребезги разбитая судьба, оплакивающая свою утрату у стойки бара в Рено.
— Эй, мужик, ты как — в порядке?
— Да. Да, в порядке, — Джек высморкался в салфетку. Вмешательство постороннего ничуть его не смутило: в этот миг он просто не мог ощутить неловкость, эта эмоция казалась ему сейчас такой незначительной.
— Что, леди Удача сегодня не на твоей стороне, да? — мужчина в бейсбольной кепке с логотипом команды «Янки» сидел на третьем от Джека табурете над полупустой кружкой пива.
— Мне сдается, я вообще не в чести у дам, — поправил его Джек.
— Ясно. Твои горести мне знакомы, — сказал Бейсбольная Кепка. — Только не пойми неправильно, женщины мне очень даже нравятся… просто они не торопятся отплачивать тем же.
Джек махнул рукой барменше и попросил принести газировки; алкоголь вдруг опротивел ему.
— Ну, так что она тебе разбила — сердце или яйца? — поинтересовался Бейсбольная Кепка.
— И то, и другое, кажется, — ответил Джек. — Причем это были две разные женщины.
— Ну, знаешь, тогда иначе и быть не могло, — заметил Бейсбольная Кепка — Я Дуэйн, между прочим.
— Тодд, — кивнул Джек.
— Ну, им-то известно, как тебя достать, разве нет? В них нет постоянства. Все у них то так, то этак. Говорят, им что-то нужно, и недовольны, когда получают, чего хотели. А знаешь, чего им хочется на самом деле?
— Ума не приложу.
— Чтения мыслей на расстоянии. Забудь обо всем, что они говорят. На самом деле им хочется, чтобы ты знал, о чем они думают. Готов поспорить, чертова жена Чудотворца Крескина была самой счастливой женщиной на планете.
— Телепатия. Точно, — сказал Джек. — Она решила бы множество проблем.
— А еще кнопка обратной перемотки. Сколько раз ты произносил вслух нечто такое, о чем тут же жалел? Со мной такое сплошь и рядом.
— Кнопка обратной перемотки у нас уже есть, — возразил Джек. — Она называется «память».
Дуайт рассмеялся в ответ.
— Ну да, наверное. Жаль, что в придачу к ней нет функции монтажа. Согласен? Можно было бы вернуться к оригинальной записи событий и смикшировать их заново. Наложить еще несколько дорожек и удалить все то дерьмо, которое тебе не нравится.
— Я бы душу отдал за кнопку стирания записи, — признался Джек. Он передумал насчет газировки и вновь поманил к себе барменшу.
— Выпью, пожалуй, пива, — сказал он ей. — Чего-нибудь темного.
— Но знаешь что? — гнул свое Дуайт. — Иногда тебе выпадает второй шанс. Не совсем перемотка назад, скорее наложение одной дорожки на другую. Вот, скажем, мне такой шанс выпал.
Поймав ничего не выражавший взгляд Джека, Дуайт развеселился.
— Не бойся, я не собираюсь ничего проповедовать. Я говорю о втором шансе на успех. Возможность прославиться. Видишь ли, я играл в группе. Называлась «Тунгуска». Я был там вокалистом. Мы начинали прямо здесь, в Рено, и неплохо зарабатывали, играя чужие песни по клубам. А потом мы познакомились с мужиком по фамилии Монроуз. У него водились кое-какие денежки, и он решил податься в сферу развлечений. Довольно умный был парень, так что мы взяли его менеджером. Он побегал туда-сюда, заставил нас записать приличный демо-диск, даже протащил наши записи на местные радиостанции. Мы и оглянуться не успели, как парни из «И-эм-ай» выслали нам контракт.
Дуайт сокрушенно покачал головой.
— И в ту же минуту все как в толчок смыло. Так-то вот, друг. Этот Монроуз, он ведь заставил нас подписать чертову прорву бумажек. И ведь он адвокат, так что все эти договоры были воздухонепроницаемы. Короче, когда мы с ним из-за чего-то схлестнулись, он вспомнил про пункт, который давал ему право уволить из группы любого, если тот «пагубно влияет на будущее всего предприятия». Это про меня. Прямо чертов злодей из «Стар-трека», да?
Джек улыбнулся. Странное ощущение.
— В общем, началась потасовка всей четверки: я, остальные парни из группы, Монроуз и «И-эм-ай». Угадай, что было дальше. Парни приняли мою сторону. Монроуз не желал уступать врагу ни пяди, «И-эм-ай» вообще все было до лампочки, я уже не знал, что и делать… Но группа не дала мне уйти. Они заявили, что лучше десять ближайших лет будут играть в аэропортах, в чертовых залах ожидания, но никуда меня не отпустят.
— Ну, значит… черт, вот это молодцы, — признал Джек. В его голове вдруг возник образ Джинна-Икс на сцене, изливающего свой гнев в микрофон.
— Так-то вот. У нас дружная тусовка. А насчет залов ожидания парни вовсе не шутили. Они сейчас в турне, на Филиппинах, играют в забегаловках, где хватило места для танцпола.
— Тогда что ты здесь делаешь?
— Дела, дружище. Занимаюсь бизнесом. Я тут проработал юридический аспект и в итоге загнал нашего адвоката туда, где ему самое место. Выясняется, он пускал деньги нашего общего предприятия налево, и теперь я могу это обосновать. Я предъявил ему доказательства, а он согласился расторгнуть наш контракт. Сегодня я лечу в Манилу, чтобы рассказать обо всем парням, показать им бумаги. Да, мужик, когда они узнают об освобождении, вот мы устроим праздник!
— Выходит, преданность окупается, — заметил Джек. — Вот это здорово. Черт возьми, это здорово. Серьезно говорю.
— Да, порой добро побеждает, верно? — Дуайт залил в себя последний глоток и стукнул по стойке опустевшей кружкой. — В общем, мне пора отправляться, если я хочу успеть на свой рейс. Приятно было поболтать, Тодд… будь там построже со своими леди, слышишь?
— Конечно, — сказал Тодд. — Мои поздравления.
Дуайт расплылся в улыбке, соскользнул с табурета и растворился за дверью.
— Порой добро побеждает, — пробормотал Джек. — Вот это новость…
— Эй, смотри-ка, — окликнула его барменша. — Кажется, твой приятель что-то забыл.
На только что опустевшем табурете остался лежать белый прямоугольник. Конверт. Джек подобрал его, открыл.
Внутри он увидел билет на рейс до Манилы, вылетающий через час с четвертью. А также корешок квитанции на арендованный автомобиль и… что-то похожее на стопку подписанных контрактов.
— Вот черт, — сказал Джек.
Джек оставил у барменши записку и поймал такси, чтобы добраться в аэропорт.
Он и сам толком не знал, зачем это делает. Дуайт полетит следующим рейсом, его хорошие новости потерпят еще денек. Конверт можно было оставить у барменши, пусть сама с ним разбирается. И вообще, за каким хреном ему впутываться в эту историю?
А за таким, что эти копии контрактов наверняка были единственными документами Дуайта, на них не стояло ни одного адреса, а бармены вечно все теряют.
И еще, черт возьми, иногда добро все-таки должно побеждать.
— Ну да, точно, — сказал Джек самому себе, выглядывая из окна такси. Ему вновь пришел на ум Джинн-Икс, распевающий на сцене… но теперь он словно бы увидел и остальных членов Стаи, в качестве участников рок-группы. Дорожный Патруль, подтянутый и строгий, сидит за ударной установкой, выстукивая четко выверенный ритм. Гурман и Патрон — темные фигуры в черных дождевиках с капюшонами, играют на соло- и бас-гитарах. С их инструментов капает кровь…
Он уже подходил к билетной кассе, когда зазвонил его сотовый. Он оставил номер у барменши на тот случай, если вернется Дуайт, и это был, конечно же, он.
— Алло?
— Привет, Тодд. Мне сказали, я тут забыл кое-что!
— Ты не ошибся. Сам-то ты где?
— Как раз подруливаю к аэропорту. Надо еще вернуть тачку, но, кажется, квитанция тоже осталась у тебя.
— Верно, она здесь.
— Слышь, огромное тебе спасибо, дружище. Может, встретимся на стоянке «Эйвис»? Эта чертова бумажка нужна мне позарез.
— Договорились.
— У въезда подойдет? Я помигаю фарами, просто подходи к машине. — Дуайт повесил трубку.
Стоянка «Эйвис» располагалась напротив центрального терминала, на основном уровне парковки. Путь туда был неблизкий, зато толпа редела по мере того, как Джек удалялся от здания аэровокзала.
Стоило ему войти, как в дальнем углу парковки замигали фары. Дуайт вышел из большого «бьюика» и помахал Джеку рукой.
— Эгей! Вот идет Добрый Самаритянин! — крикнул Дуайт.
— Предпочитаю называться Бойскаутом, — поправил его Джек. — Что же ты поставил тачку так далеко?
— Да заехал на первое свободное место, которое попалось, — отмахнулся Дуайт. Он отошел к задней части машины и открыл багажник. — Не хочу навязываться, но не окажешь ли ты мне еще одну добрую услугу? Помоги вытащить вещи.
— Нет уж, извини, — сказал Джек. — Тогда тебе не стоило бы никакого труда запихнуть меня в багажник, правда?
— Чего?
— Брось. Думаешь, я настолько глуп? Ошибаешься. — Джек вынул из кармана руку. Пистолет, который Никки раздобыла сразу по приезде, обошелся недешево, но порой перестраховка себя оправдывает. — Держи руки подальше от тела. Ты был очень убедителен, знаешь ли. Вся эта сказочка, которую ты рассказал. Я почти купился.
— Слушай, друг, я не знаю, что там на тебя нашло, но мне не нужны неприятности. Забирай мой бумажник, тачку, все, что тебе нужно, только не заводись.
— Будешь играть свою роль до самого конца, да? Ладно. Правду ты мне еще успеешь рассказать. У меня всегда найдется на это время.
Похоже, Дуайт не на шутку перепугался.
— Ох, мужик. Ты же чертов сумасшедший, вот ты кто. Черт, вот дерьмо.
— Отойди назад, к стене. Встань на колени. — Подойдя поближе, Джек заглянул в багажник. Один большой чемодан, один поменьше. Ничего больше. — Выворачивай карманы. Не спеши.
Дуайт вытащил бумажник, связку ключей, упаковку жевательной резинки. Обхлопав его, Джек убедился, что больше на нем ничего не было.
Ни оружия, ни наручников или веревок, ни наркотиков.
В бумажнике лежало удостоверение на имя Дуайта Холкомба, живущего в Оклахоме. «Мастеркард», карточка со скидкой на бензин, карточка видео-проката.
— Где водительские права?
— Чего нет, того нет, — ответил Дуайт. — В последнее время я вожу редко, потому и взял тачку напрокат, один мой приятель заполнил формуляр…
Джек открыл меньший из двух чемоданов. Одежда, обувь, набор туалетных принадлежностей. Два порножурнала. Он заглянул в набор, но самым опасным предметом в нем оказались маникюрные ножницы.
Он попытался открыть второй чемодан, но тот был заперт.
— Ключ болтается на связке, — сказал Дуайт. Его голос дрожал. — Самый маленький.
Ну конечно. Дуайт собирается дождаться, когда Джек ослабит бдительность, а тогда схватит связку, отопрет чемодан и вытащит оттуда… Что? Еще один порножурнал? Даже если у него там пушка, какой в ней прок, если она не под рукой? Если это и ловушка, то какая-то бессмысленная.
Ничего. Ничего там нет.
Я теряю контроль. Никки права, я уже сам не знаю, что делаю. Как Патрон мог бы найти меня, не говоря уже о том, чтобы забрести в тот бар? Это просто паранойя, клинический диагноз. Пора отыгрывать назад.
— Э… слушай, ты извини, — сказал Джек. — Мы с тобой друг друга не поняли. Я ошибся.
— Это… это ничего, — ответил Дуайт. — Я могу встать?
— Да, конечно, — Джек сунул пистолет обратно в карман. — Я приношу свои извинения. Сложно сейчас объяснить…
— Ничего не нужно объяснять, — перебил его Дуайт. — У каждого в голове свои тараканы, точно? — Он ссыпал свои вещи обратно в маленький чемодан, закрыл его, поднял и потихоньку начал пятиться прочь от Джека — Слушай, мне пора Я спешу…
— Погоди, — сказал Джек. — Не забудь вот это… — Нырнув в багажник, он ухватил большой чемодан за ручку. Потянул на себя…
Пустота.
На земле. Рука к чему-то прилипла…
Пустота.
Электричество. В меня разрядили парализатор…
Пустота.
Руки скованы. Запах какой-то химии. Темнота.
Дуайт захлопнул багажник, снова сел в машину и уехал прочь со стоянки.
— Ты знаешь, кто я?
Морщась, Джек приоткрыл слезящиеся глаза. Желудок толкнулся внутри, и ему показалось, что сейчас его вырвет. Он не видел ничего, кроме круга света.
— Нет, — прохрипел он.
— Еще как знаешь. — Голос Дуайта. — Точно так же, как я знаю тебя.
Он не мог шевельнуться. Руки и ноги вытянуты в стороны. Привязан к кровати?
Нет. Это стол.
— Я твой сменщик, — сказал Дуайт. — Я сменю тебя на посту. Сделаюсь тобой.
— Вряд ли тебе захочется, — сказал Джек.
— Ну, говоря о ближайшем будущем, ты прав, — со смешком ответил Дуайт. — Прямо сейчас я определенно не хочу оказаться на твоем месте. Но тебе не придется долго об этом беспокоиться.
— Зачем тебе становиться мной? — спросил Джек, моргая на ярком свету. — Что, убивать ни в чем не повинных людей стало уже неинтересно?
Эти слова отчего-то показались Джеку знакомыми, и затем он вспомнил — Джинн-Икс произнес однажды практически то же самое: «Убивать шлюх тебе уже мало, да? Обязательно нужно замочить кого-то из своих?»
Кого-то из своих…
— Ну, не стоит понимать мои слова настолько буквально, — предостерег Дуайт. Его голос звучал гораздо увереннее, чем недавно в баре, и к тому же совсем утратил гнусавость Среднего Запада. Джек решил, что и другие акценты Дуайту тоже по плечу. — Разумеется, некоторые из твоих жертв обладают для меня известной привлекательностью, но в первую очередь мне нужен код доступа. Доступ есть власть, сам понимаешь.
— «Волчьи угодья»? — переспросил Джек.
— Ну конечно. Весьма удобный инструмент, и, как мне кажется, я смогу использовать его гораздо эффективнее, чем ты. Я довольно… изобретателен.
— Как ты отыскал меня? — спросил Джек. Он уже начал различать смутные очертания за ореолом света. Какие-то предметы на стенах.
— Я уже давно пытаюсь определить физическое местонахождение сервера. Как тебе известно, это невозможно. Но там, где умение сходится с удобным случаем, нет-нет да и сверкнет удача: в последнее время ты стал выходить на сайт с удаленных компьютеров и допускать просчеты в предпринимаемых предосторожностях. Стыдись. Никто не смог бы выйти на меня через мои удаленные подключения. Но тебя я выследил — вплоть до комнаты в мотеле, где ты остановился. Я наблюдал. Я следил. Насадил наживку.
Джек уже видел очертания Дуайта, расхаживавшего за пределами светового конуса. Слышал звуки, которые не мог определить в точности: звяканье металла о металл.
— Перед такой приманкой ты никак не мог устоять, правда? Такая красивая история о первобытной преданности, приправленная упоминанием злодея — Большого Злого Адвоката. Идеальная наживка, даже для такого циника и параноика, как ты.
Лицо Дуайта внезапно оказалось в нескольких сантиметрах от его собственного. Лжемузыкант уже избавился от кепки с логотипом «Янки», и его совершенно лысый череп заблестел под лампой.
— Джинн-Икс, веб-мастер… — тихонько пропел Дуайт. — Ну, теперь ты угодил в мою паутину.
Джек встретился с ним взглядом.
— Да пошел ты на хрен, Гурман, — процедил он.
— Знаешь, я все никак не могу понять твоей одержимости доверием, — признался Дуайт. — Волчья стая держится вместе вовсе не за счет доверия, она основана на силе. Вожак стаи всегда самый сильный, самый злобный.
Он отодвинулся в тень, вновь превратившись в простой силуэт.
— Самый умный.
— И ты вообразил, что умнее меня?
— Конечно. Я ведь доказал это, не правда ли? Разыскав, я заставил тебя прийти ко мне и затем поймал.
— Надо было заглянуть в тот долбаный чемодан, да?
— Он все равно бы тебя вырубил. Внутри сработала бы фотовспышка в сотню тысяч свечей, а потом рванула бы перечная граната. Шума от нее меньше, чем от хлопушки, но ты все равно был бы ослеплен, а через считанные секунды задыхался бы в клубах перечного газа. Конечно, клеммы на ручке куда элегантнее: они подсоединены к тазерному конденсатору, выдающему импульс каждые две секунды. В последний миг я добавил немного суперклея, чтобы жертва не могла уйти от разряда. Если бы ты догадался заглянуть под машину, ты нашел бы за задним колесом смятый тюбик.
— Похоже, ты идешь на два шага впереди меня, — сказал Джек.
— Более того. Я знаю, зачем ты приехал.
— А вот это вряд ли.
— Из-за Следователя, разумеется. Ты намерен перехватить мою посылку. Чтобы самому насытиться его силой.
Джек промолчал.
— Видишь? Тебе меня не перехитрить. Бывало, я съедал за завтраком мозги людей поумнее тебя.
— Понятно, — сказал Джек. — Значит, ты знаешь, что происходит. Полагаю, ты уже дивно подобрал все пароли к «Волчьим угодьям».
Гурман тяжко вздохнул.
— Увы, нет. Но у меня еще есть почти шесть часов, прежде чем мне придется отправиться за головой Следователя… Наверное, к этому времени коды доступа уже будут у меня. А ты как считаешь?
Конус погас. Под потолком зажглись лампы дневного света. Прогоняя выжженные в сетчатке пятна морганием, Джек обвел взглядом обстановку.
Он находился в кухне. Безупречная белизна стен, полки с начищенными кастрюльками и другой утварью из нержавеющей стали. Двуконфорочная плита, большая двойная мойка, металлическая дверь, ведущая в камерный морозильник. И всего в метре от головы Джека — промышленный резак для мяса, чье круглое лезвие все еще сохраняло кровавые разводы.
— Признаться, ведение допросов — не совсем моя специализация, — извиняющимся тоном сказал Гурман. Джек разглядел предмет в его руках и понял, что издавало слышанный им ранее звук: то были кухонные ножницы, какими обычно перерубают кости. — Но я схватываю на лету…
Семь часов утра
Джек так и не вернулся. Никки не знала, что делать.
Доставка была назначена на девять, минута в минуту. Передача состоится в кабине лифта, как и предлагал Джек. Гурман будет ждать подвоха и заметит любой «хвост», зато он не сможет обнаружить «жучок» устройства слежения, пока не вскроет голову. Прежде ему потребуется остаться наедине с нею в каком-то безопасном месте — скорее всего, там, где он обычно потрошит головы.
Но сказать, как быстро он попадет туда, было невозможно. Им необходимо выследить его и зажать в угол как можно скорее; это означает, что Никки и Джек уже в 8.45 должны будут сидеть в машине на расстоянии квартала от условленного места передачи посылки. Так где же он шляется, черт его побери?
Она достала устройство слежения и проверила, работает ли оно. Похоже, посылка была в аэропорту; уже довольно скоро она двинется в центр города. Никки нацедила себе еще одну чашку кофе из гостиничной кофеварки и опять выглянула в просвет между штор. Она всю ночь не сомкнула глаз — ожидала Джека с минуты на минуту.
Но он не появился.
Она вновь набрала номер его мобильника. Последние два часа абонент оставался вне зоны покрытия; либо Джек выключил трубку, либо накрылся аккумулятор, либо механический голос не лгал и Джек действительно оставался где-то за пределами досягаемости мобильной связи.
Что-то сорвалось, в этом Никки не сомневалась. Не важно, что творится у него в голове, Джек просто не мог бросить все и уехать. Скорее, он попал в тюрьму или в больницу. Может, его пытались ограбить; в конце концов, Рено еще не настолько дружелюбен к гостям города, как, скажем, Лас-Вегас.
Собственно, именно поэтому Никки купила два пистолета, а не один.
Она не сказала об этом Джеку, поскольку ему не понравилась бы сама идея. Они по возможности избегали пользоваться огнестрельным оружием; убить жертву означало перечеркнуть цель похищения. Парализаторы, газовые баллончики, распылители с перцовой начинкой — именно так Джек предпочитал работать. Уже то, что он попросил Никки раздобыть пистолет, ясно показывало, что он втянулся в совсем иную игру… и Никки приобрела два, просто на всякий случай.
Судя по всему, вскоре ей предстояло воспользоваться приобретением.
— Да ну, к черту, — сказала Никки. Она вполне могла следить за перемещениями посылки и без участия Джека. А когда выяснит, где прячется Гурман, будет действовать по обстоятельствам.
Она сунула пистолет в карман куртки, подхватила устройство слежения и вышла.
Спустя час
— Назови мне код доступа, — сказал Гурман.
— Да пошел ты, — прошипел Джек сквозь стиснутые зубы.
Больше всего он боялся, что зазвонит его сотовый телефон. То был одноразовый аппарат, рассчитанный на определенное количество минут разговора — из тех, что продают в аэропортах. Такой телефон работает только там, где его купили, сделан из дешевых материалов и при определенных условиях теряет функциональность; его вполне мог вывести из строя разряд парализатора.
Впрочем, Джека беспокоило не это: стоит Никки позвонить, и Гурман догадается о существовании у Джинна-Икс партнерши. Наблюдая за мотелем, он вполне мог уже сообразить, что к чему, и все надежды Джека держались только на том, что Гурман еще ни словом не упомянул Никки. Если бы допрос вел сам Джек, он обрубил бы эту надежду еще в самом начале.
С другой стороны, у Джека было гораздо больше опыта.
— Ты его назовешь, — сказал Гурман. Он срезал с Джека всю его одежду за исключением белья при помощи кухонных ножниц, а затем воспользовался деревянным молотком из тех, какими отбивают мясо.
Он начал с рук Джека.
Теперь Джек не был в состоянии шевельнуть ими, но был уверен, что кости пока целы. Ему казалось, что Гурман сдерживает силу ударов, но, вполне возможно, лишь потому, что Джек видел все сквозь эндорфиновый туман.
— Чертов сосунок, — хрипло объявил Джек. Он почти лишился голоса, когда орал во всю глотку, пока его обрабатывал Гурман. Джек заметил, что крикуны обычно держатся дольше, словно как-то управляют болью, вместо того чтобы бороться с ней. — Это все, на что ты способен? Ты просто не заслуживаешь того, чтобы возглавить Стаю.
— Если ты прямо сейчас назовешь мне пароли, я тебя отпущу, — предложил Гурман. — Один волк подставит горло другому, подчиняясь его авторитету. Я позволю тебе раствориться в ночи.
Окровавленными губами Джек изобразил улыбку.
— Да ты мастер пошутить. Ты ведь вообще ничего не знаешь о пытках, так ведь?
— Ну, я еще только приступил.
— Ты уже успел все испортить, трепло несчастное. Важно, как начать, это устанавливает все чертовы отношения.
— Да? Поясни.
— А ты слыхал выражение «допрос третьей степени»? Знаешь, откуда оно?
— Надо полагать, по аналогу с ожогами третьей степени. Что напоминает мне…
Гурман отодвинулся от стола, отошел туда, где Джек уже не видел его.
— Нет же, тупица. Так думают все, но они ошибаются. Это из времен Инквизиции. Существовало три степени пыток — и первая представляла собой простую демонстрацию орудий пытки объекту. Пусть поработает воображение, понимаешь? Но ты своей спешкой смазал все впечатление.
— А вторая степень?
— Это вопросы. Надо дать объекту шанс во всем сознаться. Но тебе ведь не терпелось, да? Ты сразу перешел к третьей степени. Плевать я хотел на все сраные традиции, но только любитель мог проявить такое нетерпение.
— Пусть так. Но я и вправду учусь на ошибках.
— Ты уже столько их наделал, что вскоре станешь чертовым гением. Ох нет, погоди… Тебе ведь для этого обязательно нужно пожевать чужие мозги, не так ли?
— По крайней мере, я не отступаю от собственных принципов. Та проститутка, которая заходила в твой номер… она ведь не имела никакого отношения к бэби-буму?
Джек фыркнул.
— Иди ты. Я приехал в чужой город и готовлю очередную овцу для обряда инициации. Сдается мне, в самом ближайшем будущем Стае не повредит вливание свежей крови.
— Твоя напускная храбрость трещит по швам. Какой смысл уводить разговор в сторону?
— Никакого. Тем более, когда я выдам тебе коды доступа, ты не превратишь мои лобные доли в запеканку.
— Я подумывал о барбекю…
До Джека донесся вдруг запах раскаленного металла. Гурман вернулся в его поле зрения. В его руках был инструмент, представлявший собою простую металлическую петлю, прикрепленную к черной ручке с торчащим из нее электрическим шнуром. С поверхности металла уже начинали подниматься тонкие струйки серого дыма.
— Это приспособление для разжигания углей, — пояснил Гурман. — Только они встречаются все реже с тех пор, как люди стали предпочитать им газовый рашпер.
Раскалившийся металл начинал багроветь.
— И все же, — продолжал Гурман, — этот инструмент вполне удобен. Не сомневаюсь, вскоре ты со мной согласишься…
Три часа спустя
— Знаешь, почему я проделываю с тобой все это? — спросил Гурман.
— Потому, что я это заслужил, — простонал Джек.
— Нет, — терпеливо возразил Гурман. — Потому что я так хочу. Моя воля недосягаема. В сравнении с ней твоя воля — ничто.
— Я и есть ничто, — с трудом выговорил Джек. — Джинн-Икс… ничто. Тьфу.
— Совершенно верно. Джинн-Икс — ничто.
— Лишь оболочка, — прошептал Джек. — Я не могу больше за нею прятаться.
— Да. Больше не можешь.
— Хорошо, — просипел Джек. — Ибо я — тот, кому надлежит страдать. Я. Я.
— Ну-ка, объясни, — нахмурился Гурман.
Джек поднял взгляд, в котором не читалось вызова.
— А ты заставь меня, — сказал он.
Пять часов спустя
— Возможно, я совершил ошибку, — признал Гурман. — Ты обладаешь внушительным запасом выносливости, но это не служит признаком выдающегося ума. Съесть тебя будет шагом вниз по лестнице эволюции.
Джек не ответил. Он был без сознания.
— Ну ладно, — произнес Гурман. — Полагаю, допрос придется возобновить позже. В любом случае мне уже почти пора ехать за посылкой.
Прежде чем уйти, он запер дверь и выключил свет на кухне.
Джек пришел в себя в кромешной темноте, разбуженный острой болью от ожогов на торсе. Голова кружилась, а тело ломило, но он помнил, где находится.
— Никки… — прошептал он. Гурман все еще не знал о ней; она была последней надеждой Джека. Последним шансом.
Он мог сделать лишь одно: постараться в решающий момент быть наготове.
— Черт, я найду и убью этого идиота, — не сдержалась Никки. Она и сама не знала толком, кого имеет в виду — Гурмана или Джека.
Она вела машину по проложенной в пустыне двухполосной трассе; ландшафт за окнами скрашивали низкие желто-бурые холмы и основательно пропыленный кустарник. В кондиционированном воздухе салона висел явственный аромат шалфея. Никки не присутствовала при передаче коробки из рук в руки (это должен был взять на себя Джек), но, если все шло по заранее намеченному плану, Гурман ехал не более чем в миле впереди. Сигнал от GPS-датчика распространялся в радиусе сорока миль, так что она его не потеряет, если только Гурман не вскочит в самолет.
Вот только она до сих пор не может понять, что же случилось с Джеком.
Что, если Патрон как-нибудь перехитрил его? Никки не знала, как это могло случиться, но инстинкт подсказывал ей, что такой вариант вполне возможен. С другой стороны, инстинкты много чего нашептывали ей насчет Патрона… и впервые в жизни она старалась не прислушиваться к этим голосам.
Патрон приводил ее в ужас.
Она знала, что он — худшее из всех чудовищ, на кого им только доводилось охотиться. От любого из его сообщений, которые показывал Джек, ее спина покрывалась мурашками. За свою жизнь Никки встречалась лицом к лицу с воплощениями зла в разных обличьях, от буйного помешательства до хладнокровного садизма… но Патрон был совсем другой птицей. Она не сомневалась, что этот тин очень умен и клинически безумен одновременно, но более всего прочего Никки пугало его воображение. Его способность взять что-то милое, доброе, мягкое и извратить это, вывернуть наизнанку и пропитать кошмаром до такой степени, что результат начинал отдавать подлинным сюрреализмом… превращался в произведение, которое выглядело еще более отвратительным, чем даже действия самого Патрона. Словно два зеркала, отражающих друг друга, а между ними — все жертвы этого исчадия, теряющиеся в бесчисленных отражениях…
Патрон был не просто монстром. Он был пришельцем, он отстоял от простого убийства столь же далеко, насколько далек компьютер от обычных счетов; Никки боялась его примерно так же, как некоторые люди боятся пауков. Она предпочтет смерть тому, чтобы оказаться в его лапах.
Если только раньше ее не убьет кто-то другой.
Никки прикинула, велика ли вероятность того, что она держит путь прямо в расставленную для нее ловушку. Джек исчез, Патрон знает, что Джинн-Икс давно мертв… События вышли из-под контроля. Может, настало время просто уехать — вперед и вперед, никуда не сворачивая с шоссе? Добраться до Вегаса, до Калифорнии. У нее в запасе есть еще несколько лет…
Конечно. И окончить путь очередной старой шлюхой, чья морщинистая кожа с каждым годом все более темнеет под солнцем Западного побережья. Жить в захудалом мотеле и первым делом поутру открывать новую банку пива, мечтая, чтобы день пролетел побыстрее. Дни, недели, пустые месяцы, ненужные годы.
GPS-приемник просигналил о смене направления: объект преследования свернул на боковую дорогу. Никки увидела ее минуту спустя: облако пыли, поднятое шинами Гурмана, все еще висело в воздухе.
Она притормозила на повороте, но, съезжая с шоссе, ни разу не обернулась.
Дорога привела к дому на колесах, стоявшему посреди пустыни. Никки вырулила на обочину, едва заметив впереди трейлер; к счастью, ее появление скрыл покатый склон холма.
Выходя из машины, Никки прихватила с собой бинокль. Ящерка поспешила прочь, в тощую тень под кустом полыни. Солнце висело по-прежнему довольно низко, но с каждой минутой воздух прогревался все сильнее.
Припав к земле, Никки выглянула из-за гребня холма В нескольких сотнях ярдов от нее дорога обрывалась под колесами белого трейлера, рядом с которым стоял черный джип. Поодаль дугой выгибалась крыша разборного ангара, похожая на перевернутую набок бочку, плывущую по плоскому песчаному океану. Не считая медленно оседающей пыли, Никки не заметила вообще никакого движения.
— Ладно, тупица, где же тебя искать? Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик…
Пора принимать решение.
— Будь ты проклят, Джек, — пробормотала Никки. — Стоит мне задержаться, он найдет передатчик и даст деру. Если я ворвусь туда одна…
Что тогда? Погибнет? Станет игрушкой в руках психопата?
— По крайней мере, не придется откладывать на похороны, — сказала Никки. — И потом, может, из-за меня мерзавца замучает изжога.
Вернувшись к машине, она забрала свой рюкзак. Машину бросила там, где та стояла, и устремилась в глубь пустыни, стараясь, чтобы от строений на участке Гурмана ее обязательно закрывал холм. Отойдя на сотню ярдов, она начала плавно поворачивать, низко пригнувшись и прячась за зарослями полыни.
Гурман едва сдерживал нетерпение.
Все прошло идеально. Курьер, доставивший коробку, был просто счастлив с ней расстаться; для выяснения личности получателя хватило простой визитной карточки. Он сразу направился домой, по дороге обдумывая рецепты. Быть может, если замариновать язык…
Приехав, он немедленно отнес посылку в мастерскую. Связанный по рукам и ногам Джинн-Икс оставался в соседней комнате, так что беспокоиться, похоже, было не о чем, — впрочем, это не основание для того, чтобы пренебрегать мерами безопасности.
Металлоискатель Гурмана был старой модели: диск размером с обеденную тарелку, прикрепленный к концу полутораметрового шеста. Поставив коробку на пол, Гурман провел над нею диском; к его изумлению, металлоискатель сразу на что-то среагировал.
Металлическая стружка в качестве уплотнителя? Или что-то более опасное?
Гурман тут же перенес коробку на верстак. Взрывчатки он не боялся: любой предмет, переправляемый по воздуху, давно прошел тщательную проверку на следы соответствующих химикатов. Тем не менее других вариантов оставалось немало.
Он скорее обрадовался, чем испугался. Он подготовил множество ловушек, затянул множество силков, — и никто из его жертв не подозревал подвоха до самой последней секунды. Гурман часто прикидывал, что произошло бы, окажись он на их месте; теперь ему представился случай проверить это на практике. Достаточно ли он умен, чтобы вырвать у посылки ее тайну, не погибнув при этом?
Он обдумал возможности. Нерушимость «Волчьих угодий» была для него очевидна; система защиты надежна, и власти едва ли могли взломать ее. Даже если аресту подвергся кто-то из членов Стаи, в их собственных интересах было не заикаться о существовании веб-сайта.
Значит, сюрприз преподнесен кем-то из членов Стаи. У Дорожного Патруля, насколько он мог судить, не было мотива готовить ему западню, — но, вполне вероятно, мотив был у кого-то еще. Если Джинн-Икс засек его попытки определить местонахождение «Волчьих угодий», тогда, возможно, металл в коробке свидетельствовал о намерении веб-мастера нанести упреждающий удар. Джинн-Икс вполне мог заключить с Дорожным Патрулем какую-нибудь сделку, чтобы вместе вывести его из игры.
Но Джинн-Икс не стал бы уничтожать голову, он забрал бы ее себе. Что означало…
Датчик системы слежения.
Гурман достал нож для картона и взрезал верхнюю часть упаковки.
Никки подошла к ангару с задней стороны. Там не было видно окон, но имелась дверь. Приблизившись, она почувствовала запах, имевший явную животную природу, но не слышала никаких звуков, которые сообщали бы о близости домашнего скота.
С пистолетом в руке, она осторожно покрутила дверную ручку. Заперто.
Подумав с секунду, двинулась вдоль стены строения. Дойдя до конца, заглянула за угол, осмотрела трейлер. В нем были окна, но те два из них, которые были видны, оказались зашторены.
В передней части ангара имелось сразу два входа: большие створки ворот по центру и рядом с ними — дверь обычного размера. Глубоко вздохнув, Никки осторожно двинулась к меньшей из двух, изо всех сил стараясь, чтобы Гравий не хрустел под подошвами.
Дверь оказалась незапертой.
Она толкнула ее, и та открылась.
Внутри коробки обнаружился пластиковый пакет, заклеенный полоской скотча. Гурман внимательно осмотрел его сверху, вслед за чем, не обнаружив подозрительных проволочек, вскрыл коробку с двух боковых сторон.
В пакете оказалась человеческая голова. Гурман осмотрел ее, не прикасаясь. Заглянул в остекленевшие глаза навыкате.
— Привет тебе, Следователь, — поздоровался Гурман.
Убедившись, что к внутренней стороне пакета ничего не прикреплено, он открыл его. Голова оставалась свежей, издавала разве что легкий запах меди. Он достал ее из пакета за волосы и выложил на расстеленный на столе полиэтилен. Подняв металлоискатель, он поводил им вокруг остатков коробки и самой головы; как он и подозревал, металлический предмет скрывался в голове.
Гурман заглянул голове в рот — ничего необычного. Но, перевернув ее и посветив фонариком-авторучкой в обрубок шеи, он обнаружил разрез в верхнем нёбе.
Сунув туда палец, Гурман натолкнулся не на мягкое сопротивление мозговой ткани, а на что-то твердое и угловатое.
Вытащив руку, он ненадолго задумался.
Внезапно к нему пришло превосходное решение. Широко улыбаясь своей смекалке, он поднял голову Следователя и направился в кухню.
— Чтоб меня трахнули сапожной щеткой, — едва слышно чертыхнулась Никки.
Внутренняя обстановка ангара напомнила ей один из тех придорожных зоосадов, где за пять долларов любому проезжему покажут клетку, доверху набитую сонными змеями, и престарелого, беззубого аллигатора. Под одной из стен ангара Никки увидела большой аквариум — на пять сотен галлонов, не меньше — с десятками осьминогов в нем. Дно аквариума устилали пустые банки и крышки от них. Никки всегда считала осьминогов серыми, слегка розоватыми тварями, но эти экземпляры пестрели разноцветными лентами: от глубокой синевы до яркой зелени с оранжевой искрой. Многие присосались к стеклу присосками, другие же пульсировали, качая через себя воду, — освобожденные от телесных оков легкие, тянущие за собою веревки кишок.
Из-за металлической сетки на Никки уставилось чье-то лицо. На какой-то тошнотворный миг ей почудилось, что в клетке сидит одетый в черное, обезображенный ребенок; затем ее сознание сделало поправку, и Никки разглядела шимпанзе. Обезьяна взирала на нее печальными карими глазами, сморщенные пальцы вцепились в ячейки сети.
И конечно, там стоял слон.
Он блаженно запихивал сено в рот, даже не взглянув на остолбеневшую Никки. Никакого намека на загон — только привязанный к одной из задних конечностей тонкий шнур, который на первый взгляд едва был способен удержать на месте псину приличных размеров.
Чтобы рассмотреть все это, в распоряжении Никки были считанные секунды; когда они истекли, два пуделя в большом загоне по соседству с шимпанзе принялись лаять.
Гурман включил лампы под потолком.
— Ты только взгляни, что мне прислали! — радостно предложил он, тряся отрубленную голову за волосы.
Джек моргал, пытаясь сфокусировать зрение.
— Нет уж, благодарю, — выдавил он. — Я уже позавтракал.
— О, но я вовсе тебя не угощаю. Ты будешь сю-шеф, поможешь приготовить нужные ингредиенты. — Гурман расположил голову в промежности Джека, и мертвые глаза, казалось, с неодобрением уставились на распростертое на столе тело.
Покопавшись в шкафчике, Гурман достал оттуда старый револьвер.
— Настоящий шестизарядник, — похвастал он, поднимая так, чтобы Джеку было видно. — Старье, но работает как часы. — Другой рукой он снял со стойки длинный, тонкий нож для нарезки филе.
Револьвер он приставил к виску Джека и лишь затем перерезал путы на его запястьях.
Попятившись, Гурман вернул нож на место, не сводя дула револьвера с распростертого на столе узника. Нельзя сказать, чтобы Джек был готов прыгнуть на своего похитителя: руки отказывались ему подчиняться.
— Садись, — сказал Гурман.
— Не могу, — ответил Джек. — Ты отбил мне руки, помнишь?
Похититель потянулся вперед, ухватил Джека за волосы и усадил силой. Джек попытался удержаться в таком положении, но руки не выдержали веса; стоило Гурману отпустить его скальп, как он рухнул обратно; завопив от боли, пронзившей его от запястий до плеч.
Гурман предпринял вторую попытку, одновременно дернув Джека на себя — так, что его зад проехал вперед, а ноги согнулись в коленях. Нагнувшись, Джек сумел удержать равновесие, но голова, скатившись, приземлилась между его широко разведенных ног. Она без выражения глядела на него, словно говоря: «Эге, да ты ведь тот самый парень, что отрубил меня!» Руки Джека повисли по бокам туловища — никчемные, ни на что не годные колбасы, фаршированные стонущими от боли мышцами.
— Так, — сказал Гурман, вновь отступая на шаг. — Мне кажется, в этом чудесном ларце спрятано сокровище. Давай-ка, достань его.
— Как скажешь, — покорно сказал Джек. Он не видел ни малейшего смысла сопротивляться.
Движения рук требовали болезненных усилий, но пальцы работали без проблем. Джеку удалось перекатить голову затылком кверху, чтобы та перестала на него пялиться.
— Крышечка откручивается сама или мне понадобится открывалка? — спросил он.
— Запусти руку в шею. Там, над глоткой, есть разрез. Покопайся в нем.
«Еще бы его там не было, — думал Джек. — Я сам его сделал. Жаль только, что не догадался засунуть туда тридцативосьмикалиберный».
На миг Никки замерла на месте, потом метнулась внутрь и захлопнула за собой дверь.
Она крутила головой, озираясь. Если Гурман явится на шум из трейлера, ей понадобится где-то спрятаться… Затем она увидела дверь в дальней стене ангара, позади каких-то блоков, похожих на снаряды для подготовки тяжелоатлетов. Что, если Гурман выскочит на нее оттуда?
В дальнем углу, рядом со слоном, лежали тюки спрессованного сена. Ни о чем больше не думая, она подбежала к этому сеновалу и скорчилась за тюками. Слон удостоил ее озадаченным взглядом.
Никки услышала, как приоткрылась дверь в глубине ангара.
О чем я думала? Это ведь Гурман. Надо просто сунуть дуло ему под нос и нарядно упаковать для Джека.
Вот только этот тип не станет падать в обморок, как это случилось с Дорожным Патрулем, правда? Нет. Почему-то Никки не смогла вообразить, чтобы мужик, который держит здоровенного слоняру в сарае за домом, испугался женщины с пистолетом в руке. Похоже, придется стрелять; почувствовав в себе холодную уверенность, Никки решила, что сможет, не дрогнув, нажать на спусковой крючок.
Но что, если это кто-то посторонний, а вовсе не Гурман? Что, если он поручил забрать посылку какому-то доверенному лицу или просто местному дурачку, которого нанял кормить свой чертов зверинец?
Послышались шаги.
Гурман резко оглянулся на дверь, затем снова уставился на Джека.
— Все понятно, — сказал он. — Ты работаешь в паре с Дорожным Патрулем, так? Значит, это он там бродит.
У Джека были свои догадки, но он оставил их при себе.
— Ну, ты совсем дурак, — сказал он, выдавив смешок. — Думаешь, все смекнул? Там никакой не Дорожный Патруль… Это я — Дорожный Патруль. Ты пытал не того парня… господи боже, ты даже не сообразил, что Джинн-Икс — женщина.
К этому Гурман обязан прислушаться. Хорошо… Решив, что ключи от «Волчьих угодий» в руках у Никки, он дважды подумает, прежде чем убить ее. Джек продолжал:
— И она тоже явилась не одна. Видишь ли, мы тут кое о чем переговорили и пришли к выводу… Короче, мы считаем тебя долбанутым психом. А поскольку нам так и не довелось позабавить себя охотой, мы решили восполнить этот пробел.
Он вперил взгляд в Гурмана, пытаясь изобразить на лице зловещую ухмылку.
— Бедный ты засранец… Там, за дверью, ходит Патрон.
Гурман судорожно сглотнул слюну.
— Значит, ты мне уже не нужен, верно? — спросил он.
И, подняв револьвер, выстрелил Джеку в голову.
Это что, был голос Джека?
Никки едва успела довести мысль до конца, когда раздавшийся где-то рядом револьверный выстрел заставил ее подпрыгнуть на месте. И прежде чем успела подумать о чем-то еще, она уже бежала мимо слона к двери в задней стене ангара. Именно оттуда донесся выстрел… оттуда донесся голос Джека. Он говорил что-то о Патроне.
Перед дверью она остановилась. Пудели уже сходили с ума, заливаясь во всю мочь своих собачьих глоток. Слон внес свою лепту, задрав хобот и протрубив. Шимпанзе не сдвинулся с места, продолжая с тоскою во взоре рассматривать Никки. Казалось, обезьяна заранее смирилась со всем, что могла посулить ей судьба.
Никки должна была думать. Думать, как Джек.
Нет. Думать, как Гурман…
К счастью для Джека, Гурман прострелил чужую голову.
Когда тот закончил свою тираду, Джек уже знал, что за этим последует. Решив, что кулинарные пристрастия Гурмана не позволят ему выстрелить пленнику в лоб, он поднял голову Дорожного Патруля на уровень груди.
От выстрела голова с силой ударила в его солнечное сплетение, повалив Джека навзничь. Внезапное движение рук стало мучением; ему очень хотелось закричать, но не хватило для этого воздуху.
Он лежал на столе, гадая, цел ли еще череп Дорожного Патруля.
Он лежал, гадая, сколько осталось жить ему самому.
Гурман не стал тратить драгоценного времени на второй выстрел в пленника; быстро и тихо он выскользнул из кухни в мастерскую, испуганный и в то же время оживившийся. Патрон? Здесь?
Пусть Джинн-Икс был создателем «Волчьих угодий», зато первенство Патрона было неоспоримо. Гурман, конечно, знал, что рано или поздно съест его, но…
Он не был уверен, что готов к встрече. Ведь это же Патрон, господи ты боже мой. Его тщательно продуманные сценарии, внимание к мелочам, особая манера умножать атмосферу кошмара… все это — с нечеловечески точным расчетом. Если они с Джинном-Икс и вправду объединили усилия, тогда шансов на выживание у него почти не осталось.
Вот только… Они явились сюда, на его территорию. Его угодья.
Улыбаясь, он распахнул дверцу электрического щитка на стене мастерской и щелкнул тремя переключателями — теми, что были помечены красным.
Никки слишком поздно вспомнила о том, что Гурман обожал ловушки.
Ее внимание привлек громогласный «щелк!», прозвучавший в передней части ангара. Стальной прут рухнул вниз и, угодив в специально для него предназначенный паз, перекрыл выход из зверинца. Верхний свет погас, вместо него ожил и замигал целый ряд цветных прожекторов за аквариумом с осьминогами. Помещение поочередно окрашивалось синим, красным, зеленым.
И раздался звук. Ритмичная басовая пульсация, которую Никки почувствовала собственными костьми. Динамики, подвешенные где-то наверху.
«Здравствуйте, — донесся бесплотный голос все из тех же динамиков. — Известно ли вам, что слоны могут общаться друг с другом на огромных расстояниях?»
Ни с того ни с сего шимпанзе вдруг принялся кричать. Он издавал дикие, отчаянные вопли, душераздирающие и пугающие. Обезьяна начала метаться по клетке, со всей силы врезаясь в проволочную сетку и явно позабыв о собственной безопасности.
«Они делают это при помощи ультранизких частот, неразличимых человеческим ухом. Французы ставили опыты над людьми, используя тот же тип волн, и обнаружили, что те вызывают широчайший спектр реакций: дезориентацию, тошноту, приступы тревоги и страха».
Сердце Никки бешено стучало. Басовый пульс зазвучал тише и в то же время глубже — она впитывала его словно всем телом, не только ушами. Желудок панически сжался, заболела голова.
«Разумеется, животные из отряда толстокожих более чувствительны к этим волнам. Я собственноручно провел несколько экспериментов. Когда интенсивность сигнала достигает определенного уровня, они становятся довольно активными. Чтобы понять, что бедные животные при этом чувствуют, представьте себе Вселенную, орущую что есть мочи прямо вам в мозг…»
Слон снова затрубил, гораздо громче прежнего. Раздался щелчок, и Никки увидела, как с задней ноги животного свалился обруч, удерживавший его на месте. Слон, в чьих глазах горело безумие, неуклюже двинулся к ней.
Никки сделала первое, что пришло ей в голову. Выстрелила в аквариум с осьминогами.
Передняя стенка рухнула под напором воды, щупалец и битого стекла. Никки уже бежала — не прочь от слона, а к нему. Она вильнула в сторону, пригнувшись под серой морщинистой дубинкой хобота, сделала кувырок вперед и завершила всю комбинацию отчаянным прыжком.
Она оказалась на тюках с сеном как раз в тот миг, когда их достигла волна. Вода ударила в сено и потекла дальше — туда, где лежал обруч, свалившийся со слоновьей ноги.
Он был прикреплен к стене тонким изолированным проводом.
На какой-то миг Никки почудилось, что она ошиблась в своих расчетах. Слон повернул голову, рифленый канат мускулов потянулся к ее шее… и тогда раздался громкий треск, сопровождаемый оглушительным криком боли. Цветные лампы погасли, динамики отключились.
Звук падающего слона был похож на звук, с которым водяной матрас вываливается с третьего этажа. Никки была права: обруч оказался электрическим, вода закоротила его. Разряд был достаточно мощным, чтобы обездвижить слона, но по его неровному дыханию Никки могла судить, что тот еще жив. Шимпанзе перестал вопить, псы — лаять; она надеялась, что не убила их, но так зверушки, по крайней мере, не достанутся на обед социопату. Никки слышала, как хлюпают по полу осьминоги.
Она осторожно слезла с тюков, надеясь, что электричество не включится опять. Холодная вода сразу же промочила ей обувь. Стараясь не подходить близко к слоновьей туше, она вновь начала подбираться в темноте к той двери в дальней стене ангара.
Одолев примерно половину пути, Никки услышала скрип дверных петель.
Гурман слышал выстрел, электрический треск, рев слона и его падение. Затем наступила зловещая тишина. Он догадался, что произошло: донельзя напуганный незваный гость, видя, что вот-вот будет раздавлен, от отчаяния выстрелил в слона и, промахнувшись, попал в аквариум. Единственный выстрел значил, что слон сразу же расправился со стрелявшим. Вода вывела из строя электрические системы, вырубила животных и опрокинула слона.
Так. Придется потрудиться, чтобы определить на хранение нужные органы.
Гурман быстро нащупал в темноте фонарик, но не стал сразу же включать его. Открыв дверь, он пригнулся и прошмыгнул внутрь. В одной руке револьвер, фонарик — в другой. Признаться, он не рассчитывал, что в ангаре осталась хоть одна живая душа (будь злоумышленников больше, прозвучало бы несколько выстрелов), но осторожность никому не повредит.
Он скорчился в темноте, прислушиваясь.
Никки старалась не шелохнуться. Подняв пистолет, она наставила его туда, где, как ей казалось, притаился Гурман. Она ждала.
Вспыхнул свет.
У Никки было достаточно времени, чтобы разглядеть самое главное: это не Джек. И тогда она стала стрелять.
Пули вонзились в тело Гурмана Отшатнувшись, он выронил револьвер и фонарик, успев напоследок подумать: почему включился свет? Потом он умер.
В дверном проеме показался Джек, который встретил взгляд Никки с ледяным спокойствием.
— Ты его убила, — сказал он. — Черт!
И лишь тогда упал.
Джек пришел в себя на диване. Огляделся по сторонам; похоже, он в трейлере.
— Никки? — прокаркал он.
Она вошла из кухни со стаканом воды. Попыталась вручить стакан Джеку, но тот не смог поднять руки. Поднеся воду к его губам, она напоила Джека сама.
— Джек, — сказала она — Что за чертовщина тут творится?
— Я расчувствовался. Гурман отследил мои подключения к сайту, вышел на мотель, устроил слежку. Привязался ко мне в городе.
— Да? А как он упустил меня?
— Он ничего не упустил Решил, что ты — обычная проститутка, которую я собираюсь замочить… Он считал меня Джинном-Икс.
— Каков гений. Впрочем, тебе от него здорово досталось.
Джек опустил взгляд на свои пестрые руки в зеленых, багровых и желтых пятнах; они почти казались руками существа, прилетевшего с другой планеты.
— Верно. Если бы не GPS-передатчик, то у меня в груди зияла бы еще и дыра от пули. На мое счастье, он спешил и не стал тратить времени на контрольный выстрел.
— Ну, а я была бы сейчас размазней под слоновьими ногами, если бы не закоротила электрический поводок Джумбо. — Никки быстро пересказала, как ей удалось обезвредить слона. — Наверное, Гурман подвел к поводку электричество, чтобы шибать слона током всякий раз, когда тому вздумается пройтись… иначе провод ни за что не удержал бы его на месте.
— Ошибаешься.
— В смысле?
— Детенышей слонов приковывают крепкими цепями… они пробуют их разорвать, но ничего не получается. Слоны взрослеют с мыслью, что убежать не выйдет. А люди меняют толстую цепь на тонкую, а потом и на простую веревку. Слон знает, что все попытки вырваться на волю ни к чему не приведут, а потому и не рыпается. Электрическим там был только замок. Гурман мог освободить слона на расстоянии.
— Угу. Если подумать, я вообще ничего не знаю о слонах. Вот черт, я даже не видела тот детский фильм…
Морщась от боли, Джек поднялся на ноги.
— Пошли. Надо убраться отсюда.
— Ты думаешь, сюда могут заявиться дружки Гурмана?
— Нет. Сомневаюсь, что у него были друзья. — Джек протиснулся мимо Никки, направляясь к выходу.
— Но… разве мы не должны порыться в его вещах, пока мы здесь? Поискать какие-то записи, трофеи…
— Нет смысла. Все кончено.
— Господи, Джек, ты не должен сейчас сдаваться.
— Сдаваться? — Обернувшись, он уставился на Никки. — Нам нечего сдавать. Мы проиграли. Как ты не понимаешь? Теперь мы можем только запутать следствие: мы не сможем сделать ничего такого, чего бригада экспертов не сделала бы лучше. Я отправлю полицейским подборку файлов Гурмана из архива «Волчьих угодий» и буду уповать на то, что он был достаточно самонадеян, чтобы писать честно. Если нет, нам никогда не узнать всей правды. Ты поняла? Никогда не узнать.
— А что мне оставалось делать, Джек? Позволить этому засранцу пристрелить меня?
— Нет. Тебе оставалось выполнить свою работу.
— Да что ты? Сложная задача, если твой партнер вдруг исчезает посреди долбаной ночи.
— Я не исчез бы, если б ты не полезла мне в душу…
— Ты запутался сам в себе! Кому-то ведь надо было прочистить тебе башку, и никто из твоих дружков-убийц не спешил на помощь!
— Мои дружки, — сказал Джек, — сообщают мне все, что необходимо. Не более того.
Боль была адской, но Джек заставил себя схватиться за ручку двери и повернуть ее. Выйдя под безжалостное солнце Невады, он подумал: мне повезло остаться в живых.
Он почти верил этому.
Они уничтожили как можно больше следов своего пребывания на участке, хотя снова войти в зверинец не отважились. Никки слышала, как бродит внутри слон, и сомневалась, что тот пребывает в прекрасном настроении. Вместо этого они взломали заднюю дверь, чтобы забрать обломки GPS-передатчика.
— А как насчет головы Дорожного Патруля? — спросила Никки. — Того, что от нее осталось…
— Брось, — сказал Джек — Когда мы заберем коробку, власти решат, что он — просто очередная жертва.
— Когда эта история попадет в газеты — с чертовым слоном и всем прочим, — Патрон догадается о том, что произошло, — сокрушалась Никки.
— Да. Отныне «Волчьи угодья» — только он да я…
На арендованной Никки машине они вернулись в Рено. По дороге почти не разговаривали. Добравшись до мотеля, Джек принял сразу четыре таблетки болеутолителя и, обессиленный, рухнул на одну из кроватей. Не прошло и минуты, как он уже спал.
Когда он проснулся, Никки рядом не было.
Дорогой Джек,
я жизнь тебе спасла, скотина.
Ты, конечно, много раз спасал мою — но я хотя бы говорила «спасибо», когда ты не позволял очередному маньяку распотрошить меня, как рыбешку. Теперь мы квиты, но ты чем-то недоволен.
Джек, я больше так не могу.
Я все еще верю в то, чем мы занимались. Правда. Кто-то может сказать, что мы спятили, что мы сильно рискуем, что рано или поздно нас поймают. Чихать я на это хотела. Я знаю, мы многого достигли, мы спасли десятки людей, а других избавили от страданий, очень многим вернули вкус к жизни.
У меня рука не поднимается написать такое, Джек. Я ухожу, потому что больше тебе не верю.
Ты стремишься к поражению. Я уже видела этот взгляд раньше, у других людей с улицы: они просто перестают верить во что-то, кроме смерти. Они знают, смерть уже рядом, но им хочется, чтобы она пришла поскорее.
Я не хочу умирать. Очень долго я вообще не знала, чего мне хочется… может, и теперь еще толком не знаю… но этого я определенно не хочу. Я пыталась поговорить с тобой, но ты не слышишь. Вряд ли это письмо что-то изменит.
Прости меня, Джек. Надеюсь, ты способен угонять, что калечишь себя, даже если не готов это признать. Делай, что считаешь нужным, не мне тебя судить. Желаю удачи.