Ангел из Монтевидео

Глава 1

На крыльце своей виллы Рон Барбер остановился. Утром, прежде чем отправиться в унылую контору на улице И, на первом этаже префектуры полиции, он любил несколько секунд глядеть на Рио-де-ла-Плату.

Улица Мар Антарктике за деревьями парка Виргилио возвышалась над Плайя Верде. Спокойная, с жилыми кварталами и без единого магазина улица шла параллельно набережной.

Пока Рон дышал кислородом, его шофер, уругваец, вышел из синего «бьюика» и открыл заднюю дверцу. Американец глотнул свежего воздуха, поправил черные очки, привычным жестом проверил, на месте ли в кобуре небольшой кольт марки «кобра», и сошел с крыльца.

Он осторожно разместил свое стодевяностосантиметровое тело в «бьюике», ставшем вдруг таким крошечным. Покосился на часы. Ровно восемь. Деннис О'Харе, политический эксперт посольства, запаздывал. Его машина была неисправна, и он попросил Рона Барбера подбросить его до работы.

С легкой досадой Барбер повернулся поглядеть, не идет ли О'Харе, но увидел только «додж», старую развалюху, в которую набились четверо уругвайских полицейских в штатском. Его охрана. По крайней мере раз в неделю Рон Барбер находил среди почты свой смертный приговор, подписанный: «Движение за национальное освобождение».

Коллеги Рона в американском посольстве в Монтевидео были, увы, не единственными, кто знал, что он является резидентом Центрального Разведывательного Управления.

Боевикам, тупамарос, которые делали в Монтевидео что хотели, было известно, что их самый главный враг – гринго из 107 отдела префектуры полиции. Официально отдела советников, располагавшегося в унылой комнате семи метров высотой без кондиционеров. На самом деле они представляли в уругвайской полиции американские спецслужбы.

В задачу отдела входило уничтожение тупамарос, что не мешало тем становиться все более дерзкими. Причисляя себя к сторонникам покойного Че Гевары и Мао, они ставили себе целью ликвидацию продажного демократического режима в Уругвае. Две главные партии страны – «Бланке» и «Колорадо», – объединившись, предали их анафеме. И обратились с просьбой к ЦРУ избавить их от боевиков.

Рон Барбер зевнул. Он сегодня не выспался. Накануне был вместе со своей женой Морин на коктейле в парагвайском посольстве. Выпили они хорошо. Рон очнулся на диване в прихожей в четыре часа утра и обнаружил, что в парадной рубашке занимается с женой любовью – что было до этого, он не помнил. После восьми лет совместной жизни он все еще был без ума от Морин.

Послышался звук шагов. Деннис О'Харе бежал к ним, размахивая тяжелым черным портфелем. Он осторожно втиснулся рядом со своим начальником, и они обменялись рукопожатием. У молодого эксперта было веснушчатое лицо, ясные голубые глаза и вздернутый нос гавроша.

– Я пробовал дозвониться, – начал оправдываться О'Харе.

Рон только пожал плечами.

– Я уже давно не пользуюсь телефоном.

Телефонная служба была одним из позорищ Уругвая и раздражала донельзя.

«Бьюик» плавно тронулся с места. Рон непроизвольно обернулся посмотреть, едет ли за ними «додж». Старая машина двигалась толчками, мотор работал с мучительными перебоями. Монтевидео – настоящий музей автомобилей. После тридцати лет галопирующей гиперинфляции машины продавались на вес золота. Владельцы автомобилей держали их до тех пор, пока те не рассыпались в прах. Улицы кишели «фордами» старого образца, которые с важным видом тащились со скоростью сорок километров в час. На годовщину свадьбы Рон подарил самому себе небесно-голубой «кадиллак» выпуска 1925 года, который в США стоил, как десять новых «кадиллаков».

Шофер обернулся.

– В полицейское управление?

– Сначала по набережной.

Рон всегда проезжал по этой бесконечной набережной.

Извилистой, ухабистой и грязной. Он рос в Аризоне и теперь задыхался в этом провинциальном городишке, желто-красном, дряхлом, с обветшавшими раньше времени зданиями.

Чтобы добраться до набережной, вьющейся вдоль Монтевидео до самого порта, шофер нырнул в шедшую под уклон улочку. Американское посольство находилось чуть в глубине, в центре пустыря, и фасадом выходило на Плайя Рамирес. Настоящий бетонный блиндаж на сваях, практически без окон и дверей, чтобы легче было защищаться. Построенный по образцу сайгонского...

«Бьюик» обогнал совершенно невероятную колымагу, которая в испуге подалась в сторону. В любой другой стране она заделалась бы музейной редкостью.

Чуть поодаль три десятка автомобилей образовали хвост у бензозаправочной станции.

– Что такое стряслось? – спросил О'Харе.

Рон Барбер уныло покачал головой.

– С завтрашнего дня бензин подорожает на 100%. Они хотят урвать его еще по старой цене.

Так продолжалось до конца войны. Уругвай – эта южноамериканская Швейцария – бодро превращался в слаборазвитую страну, виной чему была закостенелая внутренняя политика. У песо уже давно был плавающий курс. И плыл он книзу, на самое дно.

Каждые шесть месяцев жалованье повышали на 30%, но и этого не хватало. Государственные служащие больше не выходили на пенсию, чтобы не умереть с голоду. Бензозаправочная станция исчезла из поля зрения Барбера. Американец тревожился. Он уже начал любить эту страну. Уругвайцы – народ славный, добрый, безобидный. Если не обуздать тупамарос в самое ближайшее время, начнется полная анархия. Но если их уничтожить, страна будет по-прежнему тихо увязать во взяточничестве и нищете.

Болезненная дилемма.

Но Рон Барбер приехал сюда не для того, чтобы ее решать. Его задача – сломать хребет боевикам.

Деннис О'Харе блуждал взглядом по Рио-де-ла-Плате, тянущейся слева от набережной.

– Можно подумать, она ржавая, – расстроенно заметил он.

Это было одно из его самых больших разочарований. Он всегда представлял себе серебристую гладь воды, а оказалось, что это илистое желтоватое бесконечное водное пространство. Еще одно жульничество слаборазвитой страны.

Рон Барбер не ответил. Подпрыгивая на ухабах, он пытался читать скучное лживое донесение, которое наводило его на новый след – ложный, разумеется, – на след человека, который вот уже шесть месяцев ускользал у него между пальцами.

«Либертад». Глава тупамарос. Эта кличка – все, что Рон Барбер о нем знал. Несмотря на постоянно ошибочные «предположения» уругвайцев. Страдальчески взвизгнули шины, и Рон Барбер вздрогнул.

Сзади «додж» со страшно стершимися шинами как раз делал поворот. Эта бросающаяся всем в глаза сомнительная охрана выводила Рона Барбера из себя. Она, конечно же, ни в коей мере не оправдывалась его должностью «советника» при уругвайской полиции.

Афишируя себя таким образом, он не доберется до таинственного Либертада. В городе поговаривали, что тот видный член «ростры» – уругвайской олигархии. Но никто не знал, кто именно скрывается под этой кличкой.

Рон Барбер закрыл папку. Придет время, и он дознается, кто такой Либертад, и тогда с тупамарос будет покончено.

Деннис О'Харе незаметно почесал шею. Он робел перед Роном Барбером. Столько всяких слухов ходило об этом молчаливом благодушном великане.

– Сдохнуть можно от жары, – молвил О'Харе.

Был конец декабря, разгар лета, и слева от них Плайя Почитос – «маленькая Копакабана», как называли его уругвайцы, испытывавшие комплекс неполноценности перед своим мощным северным соседом, – уже кишел людьми.

Старые колымаги парковались елочкой посреди набережной. «Додж» тащился метрах в ста позади «бьюика». Шофер Рона Барбера очень радовался, когда ему удавалось оторваться от коллег.

Но тут он, ругнувшись, резко затормозил. С полдюжины монахинь вышли на «зебру» – размеченный на шоссе пешеходный переход, – которую уругвайские водители чтили с почти маниакальным упорством. Впрочем, пешеходы постоянно злоупотребляли этим своим правом, хладнокровно ныряя прямо под колеса.

Время от времени какой-нибудь драндулет без тормозов собирал у себя на капоте целую гроздь пешеходов.

Монахини не спеша переходили улицу.

– Целый пансион, – заметил Деннис О'Харе.

Рон Барбер даже не поднял головы. Религия его не интересовала. Он вновь погрузился в содержимое папки «Либертад». Вдруг последняя монахиня повернула голову к «бьюику», оторвалась от группы и пошла прямо к машине. Молодой эксперт увидел волевое, но миловидное лицо, большие черные глаза, чувственный рот. «Какая красивая, черт возьми! – подумал он. – Жаль, что на ней эта проклятая форма».

И тут раздался визг шин. Американцы обернулись. Машина тридцатых годов с откидным верхом выехала со стоянки елочкой прямо перед носом у охраны в «додже». Метрах в тридцати от них. Мотор тут же заглох, и водитель, выйдя из машины, пытался теперь завести его вручную. С виноватой улыбкой для притупивших бдительность полицейских. Те подремывали, сморенные жарким уже солнцем.

Монахиня прошла вдоль «бьюика» и в тот момент, когда шофер уже нажимал на газ, постучала по стеклу левой задней дверцы.

Монахиня улыбалась.

Рон Барбер вздрогнул и машинально ответил дежурной улыбкой. После секундного замешательства он открыл окно.

– Секундочку, – сказал он водителю.

Одно из неукоснительных правил агентов ЦРУ, работающих за границей, – держаться дружелюбно с местным населением.

Красивая монахиня наклонила свое волевое лицо и певучим голосом спросила:

– Вы не могли бы подвезти меня к монастырю доминиканок, улица генерала Риверы?

Как все уругвайцы, она говорила «улиха». Рон Барбер улыбнулся, словно прося его извинить.

– Это правительственная машина, мисс. Мне очень жаль.

Монахиня продолжала стоять, словно не поняла. Деннис О'Харе внезапно заметил, как странно неподвижен ее взгляд. Как будто она накурилась марихуаны.

У него не хватило времени обдумать это предположение. Монахиня взмахнула рукавом, и из-под сине-серой материи блеснул металлический предмет. «Смит-и-вессон» 38 калибра, пятизарядный, с двухдюймовым стволом.

В боевом положении, наведенный в висок Рона Барбера с расстояния в несколько сантиметров. Улыбка сошла с прекрасного лица монахини. Она вытянула руку чуть вперед, чтобы стальной ствол упирался в американца, и суровым тоном произнесла по-английски:

– Не шевелиться, не кричать, иначе я вас прикончу.

Рон Барбер не верил собственным глазам. Он дернулся, пытаясь вытащить из кобуры кольт, но тут же замер, почувствовав, как «смит-и-вессон» давит ему на висок. Как во сне, он видел машины, проезжающие по другой стороне набережной, людей на террасе закусочной. Неисправная колымага по-прежнему загораживала дорогу «доджу» с полицейскими. Других монахинь уже и след простыл.

Это походило на кошмар. Что-то нереальное, все как бы замерло.

Затем все сразу изменилось. Шофер повернулся и, увидев пистолет, грязно выругался. Выпустив из рук руль, он бросился на пол, где лежал автомат. Но не успел. Его дверцу резко распахнул молодой человек в футболке, с черным автоматическим пистолетом в руках. Раздался сухой щелчок, и шофер с пулей в затылке всею тяжестью рухнул на руль. Убийца спихнул тело на шоссе и, протащив его между стоящими машинами, вернулся и тут же вскочил на сиденье, направив на американцев свое оружие.

– Молчать! – приказал он.

Тут же красавица-монахиня убрала руку, открыла дверцу и расположилась почти на коленях у Рона Барбера. Очутившись внутри, – совсем маленькая рядом с великаном-американцем, – она вновь вытащила свой «смит-и-вессон».

– Поехали, Рамон, – сказала она.

Юноша в футболке схватился за руль и включил передачу. «Бьюик» рванулся вперед. Нападение длилось меньше минуты. От страха и удивления Деннис О'Харе не мог даже шевельнуться, и только тут до него стало доходить, что их похищают – средь бела дня, в самом центре Монтевидео. Он повернул голову и напоролся на безжалостный взгляд молодой монахини.

Хосе за рулем полицейского «доджа» воловьим взглядом наблюдал, как водитель неисправной машины орудует рукояткой. Он увидел мельком, как мимо него по набережной быстрым шагом прошли монахини. Неисправный драндулет скрывал от него «бьюик». Наконец старый мотор затарахтел. Водитель забрался в машину, улыбнулся полицейским и тронулся в путь, пересекая набережную и поворачивая в противоположную сторону.

Как только «зебра» опустела, «бьюик» тронулся в путь, побуксовав, двинулся и старый помятый «додж», набирая скорость, чтобы догнать «бьюик». Прямо перед «зеброй», между стоявшими машинам Хосе увидел распластанное тело и зеленую рубашку водителя «бьюика».

Он резко затормозил и, бросив взгляд на удаляющийся «бьюик», выпрыгнул из «доджа».

– Мать твою!

Он бросился к лежащему на спине шоферу, взгляд у того был неподвижен, из ноздри текла кровь. Шофер уже не дышал.

Хосе овладела паника. «Бьюик» только что исчез из вида, повернув за городской бассейн. Кто же там за рулем?

За треском мотора неисправного драндулета он не услышал выстрела, которым убили шофера «бьюика».

Надо было во что бы то ни стало догнать «бьюик». Хосе с вытаращенными глазами ринулся к «доджу».

– Мануэль! – закричал он. – Выходи, останешься здесь.

Нельзя же было оставить труп без присмотра. У Хосе на лбу выступил холодный пот, когда он подумал, что скажет Рикардо Толедо, руководитель отдела по борьбе с тупамарос. Сжав губы, он включил первую передачу. «Додж» рванулся вперед.

«Бьюик» ехал впереди, метрах в пятистах. И он мог свернуть вправо в любую из дюжины улиц, ведущих от набережной к центру города. Настичь его был один шанс из тысячи.

Мертвая тишина царила в «бьюике», повернувшем на бульвар Артигас, широкую двухполосную улицу с богатыми жилыми кварталами, ведущую на север Монтевидео. Монахиня по-прежнему твердой рукой держала пистолет, нацеленный Рону Барберу в живот. Его же оружие валялось на полу машины. Никто их, казалось, не преследовал.

Рон Барбер проглотил слюну. Он был вне себя от гнева и бессилия. Какому унижению подвергли его эти уругвайцы!

– Вы затеяли дурацкое дело, – с усилием сказал он, – Ничего у вас не выйдет.

Девушка даже не удостоила его ответом. Автобус впереди выдвинулся из своего ряда, и убийце пришлось сбавить ход, а потом и вовсе остановиться. В Монтевидео все автобусы были такие помятые, словно они дубасили друг друга по ночам в депо.

Сердце у Денниса О'Харе забилось сильнее. Из-за массивного тела Рона Барбера монахиню он почти не видел. Но ведь и она его не видела. Он осторожно нажал на ручку дверцы. В тот самый момент, когда «бьюик» двинулся с места, он ударил плечом по дверце и, не оглядываясь, выбросился наружу.

О'Харе тут же почувствовал резкий толчок в плечо и острую боль в лодыжке. Он поднялся на четвереньки.

«Бьюик» затормозил в пяти метрах от него. О'Харе попытался было убежать. При падении он потерял правый ботинок. Прохожие на тротуаре остановились. Он закричал им, не отдавая себе отчета в том, что шум уличного движения заглушает его голос. Лодыжка причиняла ему нестерпимую боль.

– Помогите, – заорал он, непроизвольно переходя на английский.

Резко дав задний ход, «бьюик» подъехал к О'Харе. Тот хотел убежать, упал на колени, но, пошатываясь в окружении проезжавших машин, все же добрался до середины мостовой.

За его спиной раздался сухой выстрел, и сильная боль пронзила его левый бок. Еще один выстрел, и О'Харе показалось, что у него разрывается грудь.

Он открыл рот, чтобы закричать, но ни единого звука не сорвалось с его губ. Согнувшись пополам, он оседал вниз прямо на середине бульвара Артигас. Рот его наполнился кровью, и мысль о том, что он умирает, пронеслась в его мозгу. Взвизгнула тормозами машина, она попыталась его обогнуть, но все же проехалась по его руке. Страшная боль от переломанной кости заслонила собой все остальное. Вместе с потоком крови изо рта О'Харе вырвался вопль, и он растянулся на мостовой под ослепительными лучами солнца. Как во сне он услышал рев мотора. «Бьюик» сорвался с места. Прежде чем потерять сознание, О'Харе почувствовал что-то липкое там, куда попали пули.

Рон Барбер побледнел как смерть. Юная монахиня выстрелила в спину Денниса О'Харе с таким хладнокровием, словно стреляла в тире. Выстрелы болезненно отозвались в ушах американца, едкий запах пороха заполнил «бьюик». Деннис О'Харе стоял, пошатываясь посреди бульвара, два больших кровавых пятна выделялись на его рубашке.

«Бьюик» рванулся с места, прижав Барбера к сиденью. В барабане пистолета, который девушка нацелила ему в живот, оставалось еще три патрона. С решимостью на лице монахиня холодно предупредила:

– Сделаете, как он, отправлю туда же.

Она, казалось, сохранила хладнокровие, несмотря на свою молодость и на всю эту стрельбу.

Руки Рона Барбера по-прежнему лежали плашмя на коленях. Покачивавшийся силуэт молодого эксперта все еще плясал перед его глазами.

– Вы его убили, – он старался сдерживать себя, – а он не был даже вооружен.

Под матовой кожей на лице монахини резче обозначились мускулы, придавая ему еще более суровое выражение.

– Так ему и надо, он заплатил за наших товарищей, которых вы замучили и убили у себя в полицейском управлении.

Проговорила она это ледяным тоном, без малейшего волнения. Рон Барбер осознал, что он и на самом деле находится лицом к лицу с одним из этих боевиков, за которыми охотился. Он ничего не ответил, только сжал губы и попытался определить, где они едут. Выехав с бульвара Артигас, машина мчалась теперь к центру по одной из улочек, похожих друг на друга. Не было никакой надежды, что ее перехватят. Барберу пришла в голову мысль о Морин, но он постарался ее прогнать.

«Бьюик» свернул налево, на улицу, шедшую под уклон, параллельно бульвару Артигас, сбавил ход и нырнул в открытый гараж. Тут же металлическая дверь за ними закрылась, и они очутились в полной темноте.

В Монтевидео это было обычное дело. Проститутки большей частью работали в сговоре с водителями такси.

Чтобы быстренько обстряпать дельце, они везли клиента в гараж и отдавались ему либо прямо в машине, либо на матрасе на полу гаража. Так дешевле, чем в гостиничном номере, и никто ничего не узнает. Рона Барбера самого как-то раз у выхода из старого казино де Карраско подцепило одно юное создание. Морин тогда еще не приехала из США. Девица так умело разожгла его страсть, что он и сейчас еще об этом вспоминал. Всеми силами он ухватился за приятное воспоминание. Зажглась голая лампочка. Пистолетный ствол уперся ему в живот над печенью.

– Выходите, – сказала монахиня.

В этот раз его пребывание в гараже обещало быть намного менее приятным.

Мальчуган прибежал из аптеки с арамином, средством для внутривенного вливания. Старик-врач, стоявший на коленях над Деннисом О'Харе, быстро приготовил шприц. Пульс у раненого еле прощупывался. При каждом вздохе из раны доносилось ужасное бульканье. Попавшая в спину пуля вышла под соском из груди, чуть не задев легочную артерию. Мертвенно-бледный американец лежал на земле, поджав губы.

Полицейские – тут был и Хосе – окружили раненого. Совершенно случайно они поехали по бульвару Артигас и наткнулись на молодого американца. «Бьюик», разумеется, уже давно улетучился. Грузовик с солдатами из «Объединенных сил», специализирующихся на борьбе с тупамарос, остановился рядом; из него суетясь, в тревоге выскочили солдаты и на всякий случай перегородили бульвар. «Додж» не был оснащен радиосвязью, и Хосе поднял на ноги полицию, позвонив из ближайшего кафе. Рикардо Толедо явился собственной персоной. Насмерть перепуганный. Не говоря уже об американском после.

Натужно гудела сирена приближавшейся скорой помощи. Хосе склонился над врачом.

– Ну как он?

Врач озабоченно нахмурился.

– Арамин поднимет давление. А что будет потом, поживем – увидим. Все зависит от сосудов, задетых пулей.

К счастью, больница Фирмина Феррейры находилась в пяти минутах езды. Раздраженный, просто рассвирепевший Хосе, растолкав зевак, холодно подозвал полицейского, который обсуждал случившееся с группой девиц. Возвращаясь к своей машине, он услышал, как одна женщина испуганно сказала:

– "Они" похитили американского резидента.