Ангел с черными крыльями

9

Она почувствовала, что для нее настал судный день, когда Хейке пригласил ее побеседовать наедине, как он это и обещал. Они как раз съели наскоро приготовленный, но очень хороший обед в честь приезда, поданный обычными, смертными служанками.

Тула то и дело видела их — призраков, выглядывающих из-за столбов, поднимавшихся по лестнице, крадущихся за ней по пятам, словно желавших узнать, куда она направляется.

Она заметила, что они любопытны. И то, что она могла видеть их, было для них просто неслыханно!

Кто она такая? Что она делает здесь?

Тула пыталась привыкнуть к их присутствию, но иногда все же шарахалась от них, поскольку многие из них были такими безобразными, отвратительными, жуткими.

Опустив голову, она пошла вслед за Хейке. Винга послала ей сочувственный взгляд, все же остальное им предстояло решить самим, «меченым» в своем роду.

Они прошли в маленький, обитый темным деревом салон. Кожаный диван, шкаф из темного дерева, камин. Это была уютная комната и вовсе не такая мрачная, как можно было бы подумать. Хейке предложил Туле сесть в одно из кожаных кресел, а сам сел в другое.

Нервозно стиснув руки, она ждала. У нее засосало под ложечкой. К Хейке она питала уважение.

Вздохнув, он сказал:

— Так вот почему я позвал тебя сюда, Тула — по причине своих подозрений. Будучи «меченой», ты могла бы столкнуться со всеми несчастьями мира. Но во время поездки сюда ты вела себя совершенно нормально, так что я уже начал подумывать о том, что ошибся. Но когда ты увидела призраков, у меня уже не было никаких сомнений.

«Печальный случай…» — кисло подумала Тула. Но ведь все это получилось у нее бессознательно; ее реакция вызвала великое удивление у Хейке и Винги.

— Когда же… ты начал подозревать меня?

— Этой зимой, когда мы с Вингой навещали Анну Марию, я уловил сигналы того, что у тебя не все в порядке и что ты собираешься разбудить Тенгеля Злого. Меня это тогда очень удивило. Я попытался вспомнить тебя ребенком. Но тогда ты была просто красивой и жизнерадостной толстушкой. Когда же мы приехали в Бергквару, ты стала совсем иной. И ты вела себя неестественно.

Наклонясь к ней, он спросил:

— Давно ли ты сама знаешь об этом? Ведь ты должна была об этом знать.

Отвернувшись, Тула сказала:

— Думаю, что всегда. С самого начала.

Некоторое время он молчал.

— Это мне не нравится. Почему ты держала все это в тайне?

Она пожала плечами, ей не хотелось полного и окончательного разоблачения.

— Мне кажется, — сурово произнес Хейке, — ты просто хотела использовать свои способности по своему усмотрению. Не так ли?

Тула прямо не ответила на его вопрос. Она была по-прежнему не уверена в том, как далеко ей стоит заходить в своих признаниях. И она пробормотала что-то по поводу отца и матери…

Но Хейке был неумолим.

— Ты хоть раз использовала свои способности?

— Только пару раз. Но это было несерьезно.

— Расскажи-ка!

Черт побери! Упрямый козел!

— Просто я помогла отцу и матери. Чтобы был хороший урожай, чтобы не болели коровы и тому подобное…

— И никаких злобных поступков?

— Нет, — сказала Тула.

Ей казалось, что лучше не рассказывать ему всего. Ведь если она кому-то вредила или кого-то убивала, то только потому, что те представляли угрозу ее близким или другим людям.

Разве это не благодеяние?

Она не знала, что ответить, даже самой себе.

— И что же ты можешь? — спросил Хейке.

— Не так много. Я никогда этим не интересовалась.

Но он не сдавался.

— У каждого «меченого» есть своя направленность или как это лучше сказать… Я, например, нахожусь в очень близкой связи с нашими предками. Ульвхедин обладал способностью замораживать других с помощью гипноза. Впоследствии, когда он с помощью Никласа, Виллему и Доминика перешел на сторону добрых сил, он научился вызывать духов. Но непревзойденным в этой области был Map. Сёльве мог притягивать к себе на расстоянии людей и предметы. И так далее. А что ты умеешь?

. — Я не знаю.

Хейке положил на стол красиво выточенную коробочку.

— Подними ее, — приказал он. — Усилием мысли!

— Но я не могу…

— Попытайся!

Его власть над ней была пугающе сильной. И, прежде чем подумать о последствиях, она подчинилась.

— Дерево, прочь от дерева, — начала она, но тут рука Хейке упала на ее ладонь.

— Где ты этому научилась?

— Этого я не знаю. Он рассердился.

— Ты увертливая, как угорь, Тула! Ты постоянно говоришь ничего не значащие слова! Это говорит о том, что ты умеешь колдовать! Да, я слышал, что это качество бывает врожденным у некоторых «меченых» Людей Льда.

На этот раз рассердилась Тула.

— Почему ты все время говоришь «меченая»? Разве я не могу с таким же успехом быть избранной?

Отпустив ее руку, он снова откинулся в своем кресле.

— Нет, — спокойно ответил он. — Ты не избранная. У избранных другая аура.

— Значит, у меня есть аура?

— Она есть у всех людей. Но не все могут видеть ее.

Тула не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела ауру. Поэтому она обиделась.

— Значит, ты видишь по мне, что я «меченая»?

— Я уже сказал, что имел такие подозрения. Твоя аура не из самых красивых. Черт! Черт побери, черт побери!

— Но у меня нет никаких признаков «меченности»: желтых глаз и тому подобного…

— Пока нет, — ответил он. — Пока. Но ты быстро меняешься, Тула. От маленького, кругленького ангелочка почти ничего не осталось.

— Ты хочешь сказать, что я подурнела? Что я стану как… как звали ту безобразную ведьму из долины Людей Льда?

— Как Ханна? Нет, я так вовсе не думаю. Могу я посмотреть в твои глаза? Давай подойдем к окну.

Они направились туда. Хейке внимательно изучил ее глаза.

— Нет, — наконец сказал он. — Тебе повезло. Ничего нельзя увидеть.

— Мне очень хотелось бы иметь желтые глаза. Он снова вернулся к столу.

— И такую внешность, как у меня? — сказал он. — Чтобы потом всю жизнь стараться сохранить самообладание, находясь лицом к лицу с человеческой ненавистью, направленной против тебя, как не похожего на них? Ты сама не знаешь, о чем говоришь!

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду, — тихо сказала она. — Томас тоже пережил это. Хейке кивнул.

— Ну так что с коробкой? — спросил он. — Продолжай свои заклинания!

Тула так и сделала. Раз уже ее разоблачили, ей и самой захотелось узнать, на что она способна. И Хейке не был особенно удивлен, увидев, как коробочка сама по себе приподнялась над столом.

— Достаточно, — удовлетворенно произнес он, и коробочка упала на стол. — Теперь мне ясно, что нужно делать. Тула! — сказал он, печально глядя на нее и беря ее за руку. — После моей смерти ты будешь наследницей сокровищ Людей Льда, мандрагоры и сосуда с живой водой. Но сначала ты должна научиться пользоваться этим, научиться использовать их только в добрых целях. Думаю, для тебя это не трудно будет сделать, ведь ты сторонишься зла, или как? Думаю, что сторонишься. Я могу научить тебя ухаживать за больными, лечить и помогать страждущим. Иностранцы называют это белой магией. В противоположность черной магии, взывающей к дьяволу. У тебя целебные руки?

— Нет, думаю, что абсолютно не целебные.

— Это мы потом проверим. Ты должна знать, что сам я использую лишь те лекарственные средства, которые есть в наследственных запасах. И никогда, никогда не использую яды или колдовские снадобья. И ты не увидишь их, не узнаешь, где они спрятаны. Мандрагора останется при мне, пока я жив, а потом ты посмотришь, примет ли она тебя. Заранее об этом никто не знает. И сосуд Ширы с водой ты тоже не имеешь права видеть. Это не для тебя, потому что ты не пойдешь в долину Людей Льда.

— Почему же нет? — ее вопрос прозвучал как вполне естественная реакция.

— Разве ты не видела, какую власть над тобой имел Тенгель Злой? Как ты могла подумать, что сможешь тягаться с ним?

— Да, ты прав. Хейке кивнул.

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя лекарскому искусству?

— Да, конечно! Я буду тебе благодарна!

— Но тогда ты должна пообещать мне никогда не использовать свои способности в злых целях.

— Обещаю, — сказала Тула, не очень-то веря в подобные обещания. Но она питала такое глубокое уважение к Хейке, что обещала в глубине души постараться как можно дольше избегать таких экстравагантностей, как желать смерти тем, кто ей не нравится. Но об этом она молчала.

— Прекрасно, — сказал Хейке. — Тогда я напишу твоим родителям, что ты останешься здесь на несколько месяцев. А потом мы позаботимся о том, чтобы отправить тебя домой.

— Да, спасибо, — сказала Тула. Что ей еще оставалось делать?

— Ты наверняка знаешь, кто из наших предков является твоим личным защитником? У нас всегда было так, что кто-то за кого-то отвечает.

— Да. Виллему и Доминик, не так ли?

— Именно так. И тебе особенно повезло: оба они избранные. Тебе ведь известно, что избранные стоят гораздо выше нас, несчастных «меченых». Они являются избранными в силу своих прекрасных душевных качеств.

Тула кивнула с отсутствующим видом; она считала, что Хейке тоже обладает прекрасными душевными качествами, но ее занимало другое.

— Скажи мне, Хейке… Я много думала об этом, но не решалась спросить. Как ты думаешь, те, кто помогал нам в борьбе с Тенгелем Злым у меня дома, они знали, что я… «меченая»?

Как трудно было ей произносить это слово вслух! Но теперь она признала это, теперь она твердо была уверена в том, что она одна из «них». Мысль об этом была ей неприятна.

— Я уверен в том, что они знали об этом, — сказал Хейке. — И им было жаль тебя. Они хотели помочь тебе. Иначе разве стали бы они давать тебе таких выдающихся покровителей?

Значит, они знали! И ей от этого было не легче.

В тот же вечер у нее возникли осложнения с призраками.

И впоследствии она стала сомневаться в том, что с ней действительно произошло это. Все происходило в полумраке, как это бывает во сне, и сама она ощущала какое-то сонное равнодушие. Какие только странные вещи не происходили в этом доме!

Стоило ей только лечь в свою чудесную, пахнувшую свежестью постель, как она задрожала от испуга. В ее комнате находились четыре призрачные фигуры.

Для них не существовало ни дверей, ни прочих глупых человеческих выдумок. Это были четыре демона. Их перепончатые крылья были сложены за спиной.

Их взгляды, обращенные к ней, были суровыми и агрессивными, без малейшего намека на юмор.

«Хейке, помоги…» — подумала она.

На миг ею овладела ярость. Но она вспомнила слова Хейке. Этих четверых не стоило гневить. Они были опасны и непостижимы.

Господи, ну и вид же был у них! Эти… эти огромные… Уфф!

Тем не менее, она чувствовала ярость и, поджав губы, отвернулась.

Собрав все свое мужество, сидя на постели с поднятыми под одеялом коленями, она вежливо произнесла:

— Добрый вечер, уважаемые господа! Что вам угодно?

Безумные слова! Что теперь будет?

Они пристально и холодно разглядывали ее. Ей рассказывали, как однажды судья Снивель был растерзан на куски призраками — и она затрепетала от страха. Он был их весенней жертвой, но теперь был уже конец лета, подумала она с юмором висельника.

Один из них сделал ей знак, чтобы она встала.

Дрожа от страха, Тула поднялась с постели.

Их половые члены медленно поднялись. Достигли немыслимых размеров. Она издала вопль, затаила дыханье.

Еще одно движение руки: они желали, чтобы она разделась.

Взявшись за подол ночной рубашки и комкая его от страха, Тула произнесла дрожащим голосом:

— Уважаемые господа, вы можете увидеть, как я сложена. Но не более того, я убедительно прошу вас понять это. Для этого я не предназначена, и моему родственнику Хейке и другим могущественным духам из рода Людей Льда, под покровительством которых я нахожусь, это не понравится.

Они не отвечали. Думая о близком конце, она сняла через голову ночную рубашку и стала перед ними на постели, совершенно голая.

Они тщательно рассматривали ее, снизу доверху, облизывая при этом губы длинными красными языками. И впервые на губах у них появилась улыбка — удовлетворенная, наводящая ужас улыбка.

Им нравилось то, что они видели. Им очень нравилось это.

Тула была смертельно напугана: ни одна земная женщина не могла вместить в себя их темные, твердые, как камень, конские половые члены — они должны были это понимать!

Но, возможно, это их не волновало?

Один из них подошел поближе. Он нацеливался прямо на нее.

— Я прошу, не надо! — взмолилась она.

Страшно было смотреть на его лицо с такого близкого расстояния. Его глаза казались огненной преисподней, его верхняя губа приподнялась, и оттуда показались длинные, острые звериные зубы. И он улыбался многозначительной улыбкой, в которой не было ничего дружелюбного — наоборот, эта улыбка была дьявольской.

Взяв в руку свой огромный член, он принялся водить его головкой по ее бедрам, туда-сюда. Член его был холодным, как лед, холодным, как сама смерть, и каждый раз, когда он прикасался к ее чувствительным местам, она чувствовала дрожь. Но, вопреки своему неописуемому страху, она не могла отрицать того, что это доставляет ей удовольствие. И тут он попал прямо в цель. Небольшой нажим — и липкая жидкость потекла по ее ногам. Трепет прошел по ее телу от этого ощущения холода — и он вытащил свой член.

И тогда другой, с жуткими глазами и острыми зубами на треугольном лисьем лице, принялся водить своим торчащим членом от ее колен и выше, раз за разом, и ей казалось, что она сейчас сойдет с ума от жуткого возбуждения; потом он воткнулся в нее, и на этом все кончилось. Отвратительная, холодная жидкость потекла по ее ногам.

Но теперь Тула была так распалена, что сама пошла навстречу третьему, задыхаясь от страха. И в тех местах, к которым он прикасался, она ощущала немыслимую дрожь. В голове у нее шумело, взгляд потускнел, все внимание сосредоточилось на половых органах, а все остальное просто исчезло из ее мыслей, настолько это было теперь для нее несущественно.

Когда к ней подошел четвертый, она заранее раздвинула ноги и испытала неукротимый оргазм, который явно пришелся всем по вкусу, поскольку воздух завибрировал от явно выражаемого удовольствия. Никто из них не причинил ей боли.

После этого они исчезли. Она стояла, прислонившись к стене, еще не отдышавшись, медленно проводя рукой по внутренней части бедер.

«Нужно вытереть это…» — подумала она.

Но бедра и ноги ее были сухими. Ничего на них не было.

«Что же произошло? — подумала она, лежа в постели и все еще стараясь отдышаться. На ней была ночная рубашка, одеяло было натянуто до самых ушей. — Мне все это приснилось? Были ли это мои собственные фантазии, выражающие тоску по любви? Или же это происходило на самом деле? Никогда мне не узнать этого…»

Но она сгорала от стыда за свою собственную похоть. Как она могла? Как она могла?

Поскольку Тула не умела удовлетворять саму себя, эти четверо страшных демонов время от времени возвращались к ней. Могли проходить недели и месяцы — и каждый раз, когда ей требовалась разрядка, они являлись. И она никогда не знала наверняка, снилось это ей или же все это она переживала наяву. Но они удовлетворяли ее — и самих себя — более, чем она того желала. И они никогда не причиняли ей вреда. Тула начала понимать, что они покровительствуют ей. Она с уважением относилась к ним, и они ценили это. И если кто-то из призраков пытался каким-либо образом досаждать ей, демоны были тут как тут и прогоняли их. И, как ей казалось, ревниво.

Но часто она задавалась вопросом, действительно ли все это происходило в этой странной усадьбе, или же она сошла с ума.

Во всяком случае, она понимала, что ей следует как можно скорее покинуть Гростенсхольм. Происходило ли это на самом деле или нет, она стала на опасный путь.

Но уехать оказалось не так-то просто. Проходили месяцы. И Хейке, ничего не знавший о ее ночных гостях, пока не хотел отпускать ее, не уверившись в том, что она следует верным курсом в своем ведьмовском искусстве. Отношения между ними складывались прекрасно; Тула была способной ученицей, и они ежедневно занимались. Он изо всех сил старался привить ей доброту — доброту по отношению ко всем, и Тула слушала, кивала, впитывала в себя его наставления.

Но она по-прежнему жаждала получить в свои руки наследственные запасы, как бы много он ни проповедовал ей. Все эти колдовские зелья, яды и снадобья, спрятанные в многочисленных потайных местах, подвалах, чердаках и кладовых Гростенсхольма… Осмелится ли она спросить об этом демонов?

Нет, Тула была слишком честной и порядочной для этого.

Она чувствовала внутренний раскол и замешательство из-за своей неуверенности в жизни. Хейке ей так нравился, она с таким вниманием слушала его и так верила, что сможет стать хорошим человеком, и в то же время в ней сидел черт, и она чувствовала в себе неодолимое желание удариться в дьявольщину, сделать какое-нибудь зло… Она чувствовала, что делать зло — это плохо. Скорее всего, ей хотелось сделать что-нибудь необычное, шокирующее.

Но это бывало с ней лишь изредка. Обычно же она вела себя примерно и всегда знала, чем ей заняться. Хейке перегружал ее занятиями, Винга болтала с ней, как с подругой, и Тула охотно помогала ей по дому и во дворе. Она ежедневно виделась с Эскилем, и они на редкость хорошо понимали друг друга, хотя он и не допускал Тулу к участию в его наиболее диких выдумках. То он скакал, как полоумный, по лугам, то делал какие-то странные изобретения, то отправлялся в Кристианию искать приключений, о которых потом рассказывал Туле. И она подозревала, что он многое преувеличивает.

Так что жилось ей хорошо. И поскольку демоны взяли на себя удовлетворение ее плотских желаний, то… Нет, чего-то ей так не хватало в эти тайные ночные часы! Тепла! Человеческого тепла и того, что, по ее мнению, тоже существовало: любви и нежности. Все было леденяще-холодным в прямом смысле, все было странно чужим. Все больше и больше она склонялась к мысли о том, что это ей снится, несмотря на то, что временами она видела их и днем — только на расстоянии.

Они являлись тогда, когда она готова уже была заснуть, так что она не знала наверняка, снилось это ей или нет. Тула подозревала, что они были плодами ее фантазии, вызванными ее тоской или реальной потребностью. Ведь она же была «меченой» женщиной из рода Людей Льда, а значит, в ней сильны были эротические наклонности.

Она часто писала домой и получала оттуда письма. Хейке тоже писал туда, писал, что задержит ее еще немного, поскольку она у них хорошо устроилась и усердно изучает лекарское искусство. Не медицину, к которой она не имела склонностей; да и сам он не был признан в профессиональных медицинских кругах Норвегии, поскольку не знал латыни и многого другого. Некоторые называли его шарлатаном, другие — мудрецом, но в округе Гростенсхольм и близлежащей местности он пользовался уважением, местные врачи признавали его заслуги. Он всегда направлял пациента к ним, если знал, что они в состоянии вылечить его. В тех же случаях, когда врачи были беспомощны, он добивался потрясающих результатов.

Они не понимали, как это у него получается, и говорили в таких случаях, что пациент выздоровел сам. Или же говорили, что если бы они продолжали свое лечение дальше, был бы тот же самый результат.

Но Хейке ни разу не был обвинен в знахарстве, как многие в его положении.

Тула получила разрешение помогать ему лечить приезжавших к нему пациентов. Потом он стал ее брать с собой, посещая больных, а позже он разрешил ей самой, без него, ездить к ним. Это намного облегчало работу Хейке, потому что пациентов у него было много.

Но не всегда такую молодую девушку, как Тула, принимали всерьез. К примеру, когда она навестила одну даму в большом имении неподалеку от Гростенсхольма…

Когда Тула осмотрела у нее рану на ноге — а это был простой порез — дама попросила ее достать ей с полки ее вязанье. Тула, разумеется, это сделала. Потом дама спросила, не поставит ли Тула на огонь котел с картошкой, раз уж она здесь. Конечно, Тула сделал и это, поскольку женщине, сидящей на стуле, положа ногу на ногу, трудно было пошевелиться. Потом ей пришлось накрыть на стол, после чего взять метлу и подмести пол…

Тула возмутилась, но сдержала себя. Когда женщина, услышав на дороге стук копыт, вскочила и с любопытством бросилась к окну, чтобы посмотреть, кто едет, у Тулы появилось желание запустить ей метлой в лицо. Но она вспомнила о Хейке и сдержалась, просто бросила метлу на пол, так что та громко стукнула.

— Меня ждут другие пациенты, — с деланным спокойствием произнесла она. — И поскольку вы сами хорошо стоите на ногах, вы и дометете пол.

Женщина поняла, что перегнула палку, и произнесла ответную убийственную реплику только тогда, когда Тула уже вышла за порог. Но сюда Тула уже больше не приходила.

Была еще старая фру Мадсен, которая превозносила Тулу до небес. Ах, как это мило, что к ней пришла такая красивая девушка и дала ей такое хорошее средство от кашля! Через фру Мадсен Тула познакомилась с сыном ее сестры Эфраимом, который жил в Швеции и преуспевал там, но страдал от неизлечимой подагры. Фру Мадсен обещала порекомендовать ему Тулу и попросила, чтобы та обязательно навестила его на обратном пути в Смоланд…

Но это уже другая история.

Так что посещения Тулой больных бывали разными. Некоторым не нравилось, что к ним не пришел сам Хейке, другие с недоверием относились к ее врачебному искусству, старики же готовы были проглотить ее, когда она склонялась над ними. Больше всего в ней нуждались одинокие и нищие, и с ними Тула была заботливой, мягкой и доброй. Увидев ее однажды в такой ситуации, Хейке с облегчением вздохнул. Все-таки это ему удалось! Как много хорошего было в Туле!

Но он ничего не сказал, когда она так закружила на месте докучливого пациента, что тот врезался в стенку. И когда она с садистской радостью дала одной глупой даме из высшего общества слишком сильное рвотное средство, потому что та хотела похудеть, а в то же время отказаться от пирожных со сливочным кремом не могла. Бальный вечер для молодой дамы был испорчен, но она ни слова не сказала. Ведь она сама просила рвотное средство, а теперь решила, что оно просто не пошло ей впрок.

Но Хейке был доволен Тулой. И весной 1817 года он решил, что она уже достаточно обучена и может отправляться домой.

И только тогда Тула поняла, как сильно она скучала по своим близким в Смоланде.

И по Томасу! Эскиль был хороший парень, но всерьез с ним разговаривать было нельзя. Жизнерадостный Эскиль не обременял себя серьезными вещами.

И Тула была уверена, что он никогда не принимал ее всерьез.

Относительно спокойное пребывание в Гростенсхольме хорошо подействовало на Тулу.

К сожалению, перед отъездом с ней произошел очень неприятный случай. Ей показалось, что она не может покинуть имение, не заполучив при этом наследство Людей Льда — тайно, разумеется!

И она полагала, что знает, где оно спрятано!