Антонина Евгеньевна, взглянув на Раису, сразу поняла: с дочерью случилась беда. Она усадила Раю за стол, напоила теплым молоком.
— Что сказали врачи? — спросила она дочь.
— Проблемы со щитовидкой, — негромко произнесла Раиса. — Надо ложиться в больницу.
— Значит, ложись! И немедленно!
— А как же корова? Наше хозяйство?
— У твоего мужа рук нет?
— Он справится, а вот корову доить не умеет. Мама, ты сможешь походить к нам, пока я буду на обследовании?
— На обследовании? Я думала, что лечиться будешь. Что-то серьезное подозревают?
— Да нет, не волнуйся, мама. Дообследуюсь, а потом продолжу лечение дома. Ты только Еве ничего не говори. Хорошо? — попросила Рая.
Антонина Евгеньевна согласилась, что не стоит Еве сообщать о болезни сестры, пока она не вернется из турне по Европе.
— Когда она возвращается? — спросила Рая.
— Точно не знаю, но ей обещали дать отпуск, сразу или чуть позже, — сказала женщина.
Спустя неделю Рая позвонила матери и попросила ее приехать к ней в больницу. Сердце матери больно сжалось в предчувствии беды, и оно не ошиблось. Раиса выглядела последнее время плохо, очень уставала, потеряла в весе, но все списывала на усталость. Муж мало помогал ей по хозяйству, но каждый день находил время, чтобы пошляться с друзьями по селу в поисках одноразового заработка, а потом посидеть у магазина и распить бутылку-две водки — в лучшем случае. Часто с ними за работу рассчитывались самогоном, и друзья не отказывались от такой формы оплаты. Все по дому и хозяйству лежало на Рае, которая из цветущей женщины постепенно превратилась в ее тень.
— Мама, мне нужно делать операцию на щитовидке, — сообщила Раиса матери.
— Не волнуйся, доченька, не ты первая, кого оперируют, — сказала мать, найдя силы улыбнуться. — Я буду рядом, не оставлю тебя.
— У нас не хватит денег, чтобы оплатить все расходы, — сказала Рая. — Ты сможешь одолжить нам немного денег? Я все тебе верну! Весной продам на рынке рассаду помидоров и весь выторг отдам тебе, потом пойдет ранняя клубника…
— Рая, о чем речь? Конечно же, я тебе помогу!
— Я понимаю, что ты горбатишься на огороде, с большим хозяйством, чтобы помочь Еве купить квартиру, но…
— Рая, прекрати! Я вас одинаково люблю.
— Но Ева одна, а у меня есть муж, — произнесла Рая с болью в голосе. — Знаю, что сама виновата, выйти за него было моим решением.
— Не стоит ворошить прошлое, — сказала Антонина Евгеньевна и обняла дочь. — Доченька, перестань копаться в себе, отыскивая ошибки, корить себя за прошлое, которое уже не изменишь. Жизнь продолжается! Сейчас тебе надо подлечиться, а не думать о плохом.
— Мама, не говори Еве о моей болезни, — попросила Рая. — У нее такой прекрасный голос! Ей надо идти вперед, развиваться, покорять зрителей, а не проникаться моими небольшими проблемами.
— Ты права, Рая. Если Ева узнает, что ты больна, она будет переживать за тебя, еще и голос потеряет, а он у нее — самое большое богатство. Жаль, что отец не услышал, как она поет!
— Он все видит и слышит оттуда, — Рая взглянула вверх. — Слушает нашу птичку и радуется.
Раису прооперировали, и вскоре она была уже дома. Когда к ней приехала Ева, Раиса прикрыла горло шарфиком, чтобы сестра не увидела шрамы, и не призналась, что больна. Погостив у матери, Ева снова уехала в город, так и не узнав, что Раисе сделали операцию. Вскоре Ева уехала на гастроли в Японию.
— Рая, почему ты оттягиваешь визит к врачу? — в который раз спросила Антонина Евгеньевна дочь, зайдя к ней в дом. — Ты мне обещала провериться, когда Ева уедет. Уже почти месяц, как она на гастролях, а ты все сидишь дома.
— Кстати, как она? Мне не звонила уже дней десять.
— Да и мне не часто звонит, — ответила мать. — Я ее понимаю, чужая страна, на сцене надо работать с полной отдачей. Когда там ей звонить? А ты мне зубы не заговаривай, Рая. Завтра же собирайся и немедленно езжай на прием к врачу. Прооперировалась и ни разу не прошла повторное обследование. Как так можно относиться к своему здоровью?!
— Сказать честно?
— Скажи.
— Плохо себя чувствую, даже хуже, чем до операции, — призналась Раиса. — Голова жутко болит, слабость, еще и зрение резко ухудшилось.
— Рая, ну что же ты так?! — с упреком произнесла Антонина Евгеньевна. — Я ведь просила тебя поехать на проверку!
— Я жутко боюсь.
— Чего, дочь?
— Что обнаружат еще что-нибудь и Вася меня бросит, — произнесла Рая, потупив взгляд.
— Боже мой! Да что ты в этом Ваське нашла?! Другая бы бежала от него без оглядки, а она боится! Что ты потеряешь, если он тебя бросит? Лишний раз некому будет тебе нервы помотать или оплеуху отпустить? Рая, надо себя любить, чтобы другие тебя любили.
— Мама, я его люблю — и точка!
— Мне никогда не понять такой любви, — вздохнула женщина. — Давай не будем о нем, пусть живет себе и попивает свой вонючий самогончик, а мы с тобой завтра же поедем на прием к врачу.
— Он почти не пьет в последнее время, — заметила Рая.
— Ест с хлебом?
— Я сама поеду, — заявила Раиса.
Вернувшись домой, Антонина Евгеньевна села у окна, задумалась. На душе было так тяжело, как будто там громоздились огромные валуны. Двух дочерей вырастила, обеим дала высшее образование.
«Рая училась на заочном отделении, но так и не смогла устроиться по специальности, теперь ее диплом пылится за ненадобностью, а она гнет спину с утра до вечера то на огороде, то по хозяйству. И какой толк с ее рабских усилий? — размышляла женщина. — Что ни заработает, все уходит на питание, на ремонт дома, на сено, которого на зиму всегда не хватает… Васька — лодырь, каких свет не видывал! А говорить красиво умеет! Так расскажет, что незнакомый человек и вправду подумает: настоящий хозяин. Ни капельки не жалеет жену. Внушил Рае, что она не может иметь детей, поэтому никому, кроме него, не нужна, а он, видите ли, благодетель! Теперь вот нужны деньги на лечение жены, а он и в ус не дует. Другой бы землю носом рыл, чтобы что-то заработать на лечение, а этот руками разводит. А Рая заявляет, что любит его. Не могу понять такую любовь, хоть убей! Говорят, что любовь слепа и безрассудна. Могла бы понять ее, если бы он хорошо к ней относился, а то ни во что не ставит, еще и руку может поднять — и за это можно любить? Если бы мой покойный муж хотя бы раз меня ударил, я бы его возненавидела».
Антонина Евгеньевна вспомнила Еву, и на душе посветлело. Младшая дочь была в детстве маленьким ангелочком, который не доставлял хлопот, но радовал своей любознательностью и желанием петь. Ева пела всегда, что бы она ни делала. Казалось, она была рождена для того, чтобы украсить мир своим пением. С двух лет, еще в детском садике, она исполняла песенки на всех праздниках, не оставила свое любимое занятие и в школе. Учителя посоветовали Антонине Евгеньевне развивать талант девочки, и она, прислушавшись к советам педагогов, отдала дочь в школу искусств. Первое время Рая провожала и встречала сестру с автобуса — учиться пришлось в городе, позже Ева сама ездила. Потом была учеба в музыкальной академии, где Ева продолжила обучение вокалу. А это все расходы, деньги, которые давались с огромным трудом, но Антонина Евгеньевна ни разу не пожалела об этом. Теперь Ева — певица в оперном театре, ездит за границу, ее имя — на афишах.
«У Евы тоже не складывается с личной жизнью, — подумала женщина, — но сейчас у нее появился парень, который, похоже, ей очень нравится. Хотя бы у них все сложилось!»
Антонина Евгеньевна снова мыслями вернулась к старшей дочери. Рая пообещала ей завтра съездить на прием к врачу.
«Надеюсь, что она сдержит свое слово, — подумала женщина, — и у нее будет все хорошо. Рая заслуживает лучшей жизни, но почему-то ее постоянно преследуют сплошные проблемы».
Дмитрий не находил себе места после отъезда Евы. На душе остался неприятный осадок после того, что произошло с ними. Прокручивая в памяти происшедшее, он понимал, что надо было встать на защиту своей девушки, но и перечить родителям он не мог. Дмитрий пытался окунуться с головой в работу, которой поднакопилось немало, но мысленно вновь и вновь возвращался к Еве. Он не пытался связываться с ней по скайпу, понимая, что Еве надо обосноваться на новом месте, подготовиться к выступлениям. В голове было такое нагромождение мыслей, что, казалось, они не помещаются в ней, давят до боли.
«Мне надо прогуляться и проветриться», — решил он и выключил компьютер.
На улице светило солнце, заставляя плакать капелью сосульки, свешивающиеся с крыш домов. Ноги проваливались сквозь залежалый снег, оставляя на тротуаре следы от обуви.
— Димон! — услышал он знакомый голос.
Дмитрий обернулся и увидел, что к нему спешит Максим. Они поздоровались, разговорились. Максим рассказал, что он со своей девушкой живет на съемной квартире, пока расписываться не собираются, потому что, как он выразился, «еще принюхиваемся друг к другу».
— Ну а у тебя как дела на любовном фронте? — поинтересовался Максим. — Тусишь со своей актрисой?
— С певицей, — поправил его Дмитрий. — Макс, мне нужен твой совет.
— Мой?! — удивился Максим.
— У тебя большой опыт отношений с девушками, — пояснил парень и рассказал о встрече родителей с Евой.
— Димон, хочешь начистоту? — спросил Максим, закурив.
— Конечно!
— Права была Ева, назвав тебя мальчишкой и маменькиным сынком, — сказал он, глядя другу в глаза. — Ты должен был защитить свою девушку, если, конечно, она тебе дорогá.
— А как же родители?
— Надо же им, в конце концов, дать понять, что их сынок уже вырос из маленьких штанишек.
— Мне надо было нагрубить им?!
— Поставить на место, аккуратно, но дать понять, что ты хозяин своей судьбы, а не они. До определенного возраста родители несли ответственность за своего ребенка, но когда он вырос… Нет, даже не вырос, а давно стал взрослым, он вправе сам решать, с кем ему жить и что делать, а ты повел себя, как слизняк. Извини, друг, но ты хотел правду. Наверное, теперь с Евой все?
— Не знаю, — покачал головой Дмитрий, — надеюсь, что нет. Вернее, я не представляю, что со мной будет, если мы расстанемся. Я ее так люблю! Что мне делать, Макс?
— Попытайся все исправить, если это, конечно, возможно и еще не поздно, — посоветовал Максим. — Ты с ней виделся после «радостной» встречи с предками?
Дмитрий рассказал, что Ева на гастролях и еще не звонила.
— Так чего ты ждешь?! Чтобы она сама первая отозвалась? Звони день и ночь, пока не ответит! Я бы так сделал.
— А родители? Как мне быть с ними?
— Поговори с ними по душам, поймут, не дураки ведь.
— Макс, помнишь, я говорил тебе, что Ева старше меня лет на десять?
— Помню. И что?
— Да, она старше, но мы никогда этого не ощущали, а вот мама… Она сразу заметила разницу в возрасте.
— Вот видишь! Ты снова заладил: мама, мама… Да какая разница, что заметила мама?! Вы подходите друг другу? Вам хорошо вдвоем? Не маме с ней жить, а тебе. Друг, извини, если был прямолинейным. Ты — хороший парень, только стань взрослым — и все у тебя наладится. Ок?
— Спасибо, Макс! — сказал Дмитрий и пожал другу руку.
Дмитрий поехал в поселок к родителям с намерением поговорить с ними и дать понять, что он сам будет решать, с кем ему быть.
— Ну, сынок, рассказывай, — попросил его отец, — как тебя угораздило вляпаться.
— Да уж! — вздохнула мать. — Не ожидали мы такого поворота!
— Мама, папа! Я хочу сказать вам, что мы с Евой любим друг друга и подадим заявление на регистрацию брака двадцатого апреля, нравится это вам или нет! — на одном дыхании выпалил Дмитрий заранее подготовленную речь.
— Значит, ты не одумался? Не прислушался к нашим советам?
Людмила Александровна изобразила обиженную мину на лице.
— Не вам с ней жить, а мне, — заявил сын.
— Дима, мы же хотим как лучше, — сказал отец. — Эта распутная женщина старше тебя, она охомутала молоденького парнишку, а ты и уши развесил. Наверное, клялась тебе в вечной любви?
Дмитрий замешкался с ответом. Ева ни разу не сказала открыто, что любит его, но отмечала в разговоре, что любовь любит тишину и проявляется в отношении друг к другу, а не на словах.
— Почему молчишь? — Мать смотрела сыну в глаза.
— Ева не говорила, что любит меня, — неуверенно произнес он.
— А зачем ей говорить? — усмехнулась Людмила Александровна. — Она сразу же прыгнула к тебе в постель. А наш мальчик и рад!
— Я не мальчик! — вспылил Дмитрий.
Это слово ранило его уже во второй раз.
— Ну и не самостоятельный мужчина, — заметил отец.
— Димочка, сынок, ты не будь ежиком, а просто выслушай нас и сделай выводы, — попросила мать.
— Хорошо, говорите, — согласился Дмитрий.
— Певицы часто ездят на гастроли, — сказала Людмила Александровна и добавила: — Думаю, что ты в курсе.
— Да, ну и что?
— Представь себе, что у вас будет ребенок, она хвостом вильнула и поехала себе, а ребенок будет на тебе. У тебя же большие способности к языкам, что не всем дано, а ты зароешь свой талант. Это раз. Второе. В артистической среде царит полный разврат. Ты будешь сидеть дома, а она — гулять с другими? Там же измена на измене! Кто с кем переспал, артисты сами не могут разобраться. В конце концов ты останешься один, нет, с ребенком и без работы. Ты такой жизни хочешь?
Людмила Александровна закончила, и наступила тишина. Дмитрий был в раздумьях. В словах матери была доля правды, но он не хотел верить, что у него с Евой может так статься. Он не хотел продолжать разговор, чтобы не обидеть родителей, и сказал, что подумает над ее словами.
— Вот и хорошо, сынок! — радостно промолвил отец. — Ты к нам надолго?
— Завтра утром уезжаю, — ответил Дмитрий. — У меня много работы.
Антонина Евгеньевна проснулась рано утром, когда начало светать. За многие годы, после того как она обзавелась хозяйством, у нее стало привычкой подниматься ни свет ни заря. Женщина быстро встала с постели, заправила ее, поставила на плиту чайник и села у окна. Сегодня Рая поедет на прием к врачу и вернется с новостями. Хорошими или не очень? Антонина Евгеньевна гнала от себя грустные мысли, но на душе было тревожно как никогда.
Женщина вздрогнула всем телом, когда кто-то постучал в оконное стекло возле нее. Она отодвинула капроновую занавеску и никого не увидела. Стук повторился, и от него по спине женщины побежали мурашки. Она увидела, как с подоконника вспорхнула маленькая птичка.
«Птица постучалась в окно — это к несчастью!» — пронзила ее мысль.
Антонина Евгеньевна поспешила в хлев, подоила коров, дала им поесть. Стала цедить молоко, нечаянно опрокинула ведро, и белая жидкость разлилась по земле. Руки дрожали, но ей казалось, что в ее теле дрожит каждый нерв. Управившись по хозяйству, она выпила успокоительное и прилегла на диванчик в ожидании возвращения дочери из города.
Рая зашла к ней под вечер. По выражению ее лица Антонина Евгеньевна сразу поняла: все плохо. Она усадила дочь, напоила чаем, перекусить Раиса отказалась наотрез.
— Мама, я не знаю, как тебе это сказать, — произнесла глухо Рая.
— Раечка, говори как есть, я с тобой, — стараясь сохранять спокойствие, сказала женщина.
Рая молчала. Она знала, что своими словами убьет мать, но и скрывать не было смысла. Раиса смотрела матери в глаза и не решалась произнести то, что озвучили ей врачи.
— Не молчи, доченька, не молчи, — попросила ее Антонина Евгеньевна и взяла за руку. — Я тебя слушаю. Ты прошла обследование у эндокринолога?
— Да. И не только у него.
— Тебя послали еще куда-то?
— Да. Я целый день проходила обследования, была на консультациях у разных врачей.
— Что они говорят?
— У меня онкология, — прозвучало как приговор.
— Он… онкология? Но сейчас и это лечится, — начала Антонина Евгеньевна, но дочь ее перебила:
— Из щитовидки метастазы уже пошли в голову, поэтому и зрение стало падать. Мама, это конец! — произнесла Рая, и слезы мгновенно брызнули из ее глаз.
Женщины обнялись и, не сдерживая себя, долго плакали.
— Рая, мы поборем рак, вместе его одолеем! — немного придя в себя, сказала Антонина Евгеньевна. Она утерла дочери слезы и смогла улыбнуться. — Мы же сильные? Не так ли?
— Это невозможно, — глотая слезы, произнесла Раиса. — Все кончено!
— Почему?!
— Нужна еще одна, а может быть, и не одна операция, химиотерапия, а это огромные деньги, — объяснила Раиса. — Что я нажила за свой век? Шесть тысяч гривен в запасе.
Раиса грустно улыбнулась.
— Мы найдем деньги! Я немного накопила Еве на квартиру, могу продать корову.
— Мама, этих денег все равно не хватит. Да и стоит ли их тратить на безнадегу?
— Рая, ты не впадай в отчаяние. Я найду деньги, и мы с тобой одолеем твою болезнь. Что ты сказала врачам?
— Взяла номер доктора, он завтра позвонит, и я должна дать ответ.
— Хотя бы примерную сумму, которая нам потребуется, он озвучил?
— Завтра все узнаю.
— Вот и правильно! А сейчас иди домой. Даю тебе срок до завтра, чтобы успокоиться, — нарочито весело произнесла Антонина Евгеньевна. — Обещаешь?
— Да, обещаю, но и ты мне должна кое-что пообещать.
— Что угодно!
— Давай не будем пока говорить об этом Еве. Пусть наша птичка поет, — в который раз попросила Раиса.
— Она же все равно узнает.
— Да, но пусть это будет позже, не сейчас, — сказала Рая.
— Как скажешь, — согласилась женщина.
Дмитрий не находил себе места. Он вернулся от родителей недовольный собою. Не желая конфликтовать с ними, он снова не смог отстоять свое мнение. Еве он посылал сообщения ежедневно, но она не отвечала. И только спустя неделю написала, что была очень занята.
«Ева, прости, если я тебя чем-то обидел», — написал ей Дмитрий.
«Не хочу углубляться в эту тему», — ответила она и поинтересовалась, как у него дела.
Дмитрий был рад, что девушка пошла на контакт, и писал ей по нескольку раз на день. И снова речь шла о любви.
«Любовь всегда свободна, ей нельзя диктовать, какой она должна быть, или требовать что-то взамен. Она приходит и уходит без стука и разрешения», — написала ему Ева.
«Согласен, — ответил ей Дмитрий, — сколько она проживет, зависит только от двоих».
Дмитрий пытался тихонько подтолкнуть Еву к признанию в любви, но девушка размышляла об этом высоком чувстве, но так и не написала, что любит его. Парень был доволен тем, что Ева не стала упрекать его за то, что случилось в их последнюю встречу, когда ее унизили родители Дмитрия, а он не встал на ее защиту. Он понимал, что Ева в душе обижена, но надеялся, что мелкие неприятности не смогут разрушить их союз. За месяц Ева позвонила ему по скайпу только один раз, и для Дмитрия было счастьем услышать ее голос.
После того как Ева улетела в Японию, Дмитрия не покидало ощущение, что с него живьем содрали кусок кожи. Он еще раз убедился, как много значит Ева в его жизни, и не сомневался, что именно она тот человек, с которым ему по жизни будет легко, просто и надежно. Чтобы скоротать унылые вечера одиночества, он гулял по городу, вдыхая чистый воздух, и каждая прогулка сопровождалась мыслями о любимой. Дмитрий вспоминал ее прекрасные глаза и нежный взгляд, с которым ничто не могло сравниться, мечтал о том, какой будет их семья. Разлука казалась долгой и тягостной, и он часто думал о том времени, когда они были вместе. Часы, проведенные рядом с Евой, казались минутами, которые испарялись так быстро, как снежинки, тающие от прикосновения с теплой ладонью. После приятных воспоминаний ему казалось, что время играло против них и выигрывало.
Когда Ева позвонила по скайпу, Дмитрий заметил, что девушка выглядит уставшей.
— Что с тобой, моя хорошая? — спросил он.
— Все нормально.
— Неправда. Мы не должны скрывать друг от друга проблемы, если таковые появились, — сказал он. — Близкие люди не предают и не оставляют любимого человека наедине со своими проблемами. У нас с тобой должно быть полное доверие, так что тебе не стоит уходить от ответа.
— Дима, а ты веришь в ложь во благо? — спросила Ева, выдержав небольшую паузу.
— Я не верю в ложь во благо! Это самое мерзкое, что может быть. Ты же не хочешь сказать, что собираешься мне соврать? — шутя произнес он и улыбнулся.
— Не собираюсь. — Ева улыбнулась уголками губ. Дмитрию ее улыбка показалась очень грустной. — Я устаю. К тому же перемена климата, питьевой воды и пищи подействовали на меня негативно. Ты не переживай, все это пройдет, как только я вернусь домой.
— Ко мне? — улыбнулся он.
— Конечно же, к тебе! — ответила Ева.
Антонина Евгеньевна не находила себе места. Казалось, солнце с неба исчезло, когда Рая сообщила о своем диагнозе. Оставшись наедине с собой, она пыталась осознать случившееся, но сердце не хотело воспринимать ужасную новость.
«Почему Рая, а не я? — думала женщина. — Это несправедливо, так не должно быть!»
Голова была тяжелой от мыслей, ноги как будто налились чугуном, и Антонина Евгеньевна еле передвигалась по дому, без дела переходя из комнаты в комнату. Вечером пришлось заниматься хозяйством, доить коров. Делала все машинально, как робот, которому задали определенную программу. Ее невеселые мысли постоянно крутились вокруг больной дочери, и впервые женщине не хотелось, чтобы позвонила Ева.
«Только не сегодня», — думала она, заходя в дом.
Женщина посмотрела на мобильник — пропущенных звонков не было.
«Хоть что-то хорошее за день», — вздохнула она.
Антонина Евгеньевна не прикоснулась к еде и, не раздеваясь, прилегла на диван, натянула на себя плед. Звенящая тишина и отсутствие мыслей о том, как выйти из сложившейся ситуации, угнетали женщину. Она уже давно привыкла ни на кого не надеяться, все решения принимать самостоятельно. Сейчас она, казалось, была заперта в темной комнате: сколько ни ходи в поисках выхода, все время будешь натыкаться на глухие стены.
— Раечка, доченька! — вырвалось из груди с болью. — Почему так?!
Антонина Евгеньевна разрыдалась. Она рвала на себе волосы от отчаяния, выла, кричала, причитала, выливая боль души в слезах. Она потеряла счет времени, да и не интересовало оно ее сейчас. Выплакавшись, почувствовала себя опустошенной, как будто у нее вырвали часть души. Слез больше не было.
«Завтра я пойду к дочери, и мы спокойно найдем выход», — подумала она.
Антонину Евгеньевну трусило в лихорадке. Она свернулась клубочком, приняв позу эмбриона, укуталась с головой в плед и не заметила, как забылась в тревожном сне…
Утром, управившись по хозяйству, Антонина Евгеньевна позвонила Рае и сказала, что придет к ним.
— Можно после обеда? — спросила Рая.
— Конечно! — ответила она.
Зайдя в дом к дочери, Антонина Евгеньевна была удивлена, увидев дочь и зятя празднично одетыми. Обеденный стол был накрыт, как для приема гостей.
— Что празднуем? — поинтересовалась женщина.
В глубине души затеплилась надежда, что доктор позвонил Рае и сказал, что врачи ошиблись и поставили ей неверный диагноз.
— Антонина Евгеньевна, прошу за стол! — сказал ей Василий, выставив бутылку водки.
Зять предложил женщинам выпить, но они отказались.
— Тогда я выпью сам! — сказал он. — За здоровье жены грех не выпить.
Василий налил себе водки, выпил, вкусно причмокнул губами и захрустел квашеным огурцом.
— Так вы, заговорщики, признаетесь, по какому поводу банкет? — спросила Антонина Евгеньевна.
— Я сама скажу, — произнесла Рая, взглянув на мужа. — Мама, мы сегодня с Васей повенчались в церкви.
— Чтобы быть вместе, как говорится, и в радости, и в горе, — весело сказал мужчина.
Огонек надежды в душе Антонины Евгеньевны мгновенно угас.
— Ты за нас не рада, мама? — Рая с тревогой посмотрела на мать.
— Нет, почему же? Я рада. Поздравляю! — произнесла женщина растерянно.
— Спасибо! — ответил Василий и снова налил себе выпить.
— Значит, у вас такое событие, а я пришла с пустыми руками, без подарка, — сказала Антонина Евгеньевна. — Как-то нехорошо вышло.
— Не парьтесь! — весело откликнулся Василий, опрокинув в себя содержимое рюмки. — Все нормально!
— Раечка, ты связывалась с доктором? — поинтересовалась женщина.
— Да, с самого утра, — ответила Рая. — Вася, подай маме колбаски! — обратилась она к мужу.
— Что тебе сказали?
— Что? Назвали примерную сумму, которая понадобится на операцию и химиотерапию, — ответила Рая.
— Таких денег у нас нет! — заявил Василий.
— Рая, сколько? — настаивала на своем Антонина Евгеньевна.
Раиса не выдержала ее взгляда. Она опустила голову и тихо озвучила сумму. От услышанного у Антонины Евгеньевны зашумело в голове, все вокруг зашаталось и стало трудно дышать. Она поняла, что та сумма, которую она накопила для покупки жилья младшей дочери, — это капля в море.
— Мама, не переживай. — Рая обняла ее за плечи. — У нас все равно таких денег нет. Мы уже думали с Васей, где их взять, но поняли, что не на что надеяться. Кредит нам не дадут, так как Вася официально нигде не работает…
— Так пусть устраивается! — сорвалось с языка женщины.
— У нас в селе работы нет, а если в городе, то на дорогу затраты будут больше, чем сама зарплата, — сказала Рая. — Кроме хозяйства, продавать нам нечего, но за него много не выручишь.
— Нам всем надо успокоиться и найти решение, — взяв себя в руки, сказала Антонина Евгеньевна. — Выход есть всегда, нужно только найти его.
— Не в моем случае, — тихо произнесла Рая.
— С онкологией сейчас многие борются и выходят победителем, — сказала женщина. — Мы с тобой, мы — сильные и должны что-то придумать.
— Не надо ничего придумывать. — Рая натянуто улыбнулась. — Мы с Васей уже приняли решение.
— Какое?
— Я вообще не буду лечиться, — сообщила Рая.
— Как?! Ты хочешь сидеть дома сложа руки и…
— Да, мама! Жить столько, сколько мне отведено свыше.
— Нет! Я не допущу этого! Доченька, ты должна бороться и победить! Нельзя же быть такой слабачкой!
— Деньги на ветер, чтобы продлевать свои мучения?
— Чтобы выздороветь! — громко сказала Антонина Евгеньевна, не скрывая своего недовольства заявлением дочери.
Она резко поднялась с места, бросила полотенце на стул и пошла к выходу.
— Я что-нибудь придумаю, — сказала женщина, остановившись у двери. — И ты, зятек, тоже думай! Не зря же ты сегодня дал слово быть с женой и в радости, и в горе.
— А я что? Я не отказываюсь! — Василий захлопал глазами.
— Спасибо за угощение! — услышали Рая и Василий уже из коридора.
Антонина Евгеньевна в первую очередь принялась узнавать, какую сумму можно выручить, если продать все хозяйство. Результаты ее не удовлетворили. Если даже удастся продать все до последней курицы и запасов кормов, денег все равно не хватит. Женщина была в отчаянии, ей казалось, что выхода нет, но решение пришло в голову неожиданно.
«Надо продать дом!» — решила она.
Оставалось определиться с жильем. Поразмыслив, Антонина Евгеньевна прикинула, что ее пенсии хватит, чтобы снять один из заброшенных домов в селе, а их было немало.
«На питание мне хватит, роскошно жить я не привыкла, буду обходиться тем, что выращу на огороде, — размышляла она. — Вот только найдется ли покупатель на дом? Люди бегут из села, где нет работы, а в село возвращаться не хотят, поэтому и стоят годами дома, выставленные на продажу».
Утром настроение у женщины было уже более оптимистическим.
«Возможно, останется какая-то копейка от продажи дома и я смогу купить себе один из тех небольших покинутых домиков», — думала она.
Антонина Евгеньевна пошла к Раисе, чтобы поделиться своим решением. Василий был дома, поэтому женщина пригласила и его на беседу, чтобы принять обоюдное решение. Выслушав Антонину Евгеньевну, Раиса запротестовала.
— Мама, я тебя умоляю! Помогать мне — это все равно что мертвого пытаться оживить! — сказала дочь. — О продаже дома не может быть и речи! Поверь, мне уже ничем не поможешь!
— Доченька, ты не права и мне не нравится твое настроение. Мы будем бороться вместе, даже если у тебя будет один шанс из тысячи, — заявила женщина. — И никто меня не остановит! Я так решила! Ты меня знаешь, Рая, — я сделаю то, что задумала.
— Даже если ты выставишь дом на продажу, покупатель, может быть, найдется через год, два, три. Получится так, что и дома не будет, и меня.
— Рая! Прекрати, если не хочешь со мной поссориться! — воскликнула женщина. — Решено, дом продается!
— А где ты собираешься жить? — спросила Рая.
— Сниму заброшенный дом. Их вон сколько в селе пустует!
— Не дома, а халупы, где печку надо дровами топить, — заметила Рая.
— Я же не безрукая! Надо будет топить дровами, значит, буду! — твердо заявила женщина. — Но тебя спасу!
— Антонина Евгеньевна, о чем вы говорите? — вмешался в разговор Василий. — Если на то пошло, переезжайте к нам и живите. Места всем хватит. Так, Рая?
— Конечно, Васенька! — Рая оживилась. — И мне будет веселее, когда ты, мама, будешь рядом со мной.
— Вот и решение проблемы! — произнес Василий.
— Тогда я даю в районной газете объявление, — сказала Антонина Евгеньевна.
— И возле почты, магазина и клуба можно развесить, — предложил Василий.
— Хорошая идея! — поддержала мужа Рая.
— Все, дети! Я пошла домой! — сказала довольная женщина.
Антонина Евгеньевна выставила дом на продажу, но время шло, а покупателей на него не находилось, и ей пришлось снизить цену. Через неделю, когда у женщины уже опустились руки, нашелся покупатель. Сделку купли-продажи оформили в один день, и на руки Антонина Евгеньевна получила пятнадцать тысяч долларов. Конечно, она рассчитывала на бóльшую сумму, но состояние Раисы резко ухудшилось, и надо было торопиться. В тот же день женщина нашла машину, зять помог загрузить мебель и вещи, вечером забрали скотину, и Антонина Евгеньевна перебралась на новое место жительства.
— Вон там стоит шкатулка, — указал на полку зять, — мы в ней храним деньги, можете положить их туда и брать по надобности. У нас секретов друг от друга нет.
— Да, мама, — сказала ей дочь.
— Как хорошо, что успели до приезда Евы, — устало произнесла Антонина Евгеньевна. — Если честно, то морально тяжело в моем возрасте что-то менять, но надо было, и я довольна.
— Ева все узнает, когда приедет в село, — заметил зять, — не надо было от нее скрывать.
— Тебе не понять, — произнесла теща, — она была на гастролях, и не стоило ее тревожить.
— Да уж куда мне? — ухмыльнулся мужчина и вышел.
— Завтра с утра едем в больницу, — заявила мать, — так что, Раечка, надо собрать вещи.
— Я сама поеду, оставайся дома, — сказала Рая.
— Доченька, я буду рядом с тобой столько, сколько понадобится, и возражения не принимаются!
Раиса знала, что спорить с матерью бесполезно, — она сделает так, как задумала.
— Как же такое хозяйство оставить? — спросила Раиса.
— У Васи есть руки, вот пусть и справляется!
— Он не умеет доить коров, — напомнила дочь.
— Научится! Не боги горшки обжигают!
Антонина Евгеньевна с дочерью находились в больнице, когда вечером позвонила Ева и сказала, что задерживается на гастролях.
— Почему так?! — удивилась женщина.
— Нам продлили контракт, — сказала Ева. — Выступления прошли на бис, поэтому нас попросили остаться еще как минимум на месяц.
— Я, конечно, рада, но уже соскучилась по тебе, доченька, — сказала Антонина Евгеньевна. — Но если надо, то я понимаю.
— Как сестренка? Ей уже лучше?
— Как сказать… Сейчас Рая находится на лечении.
— Что говорят врачи? Все будет хорошо?
— Конечно, моя птичка! Все у нас будет отлично! — как можно веселее ответила женщина. — Ева, мне показалось, что у тебя грустный голос.
— Мама, тебе показалось, — сказала Ева, — это все усталость.
— Твой парень тебя ждет?
— Да, конечно. Ты не волнуйся за меня, мама, все нормально. Надеюсь, что скоро увидимся. Передавай Рае большой привет, скажи, что я ее люблю, а то я звонила вчера, а она не брала трубку.
— Наверное, была на процедурах и оставила мобильник в палате. Ты береги себя, птичка!
— Хорошо, мама! — ответила Ева.
Слабость Ева почувствовала еще на гастролях в Европе, но не придала этому значения, приняв недомогание за усталость. Отпуск в январе прошел незаметно. Ей казалось, что она успела отдохнуть, но по приезде в Японию почувствовала себя нехорошо.
«Это все из-за перемены климата, воды и специфической японской кухни», — размышляла она в первые дни.
Время шло, а ей становилось все хуже. Ева изо всех сил держалась на сцене, чтобы не сорвать представление, а после него едва не валилась от усталости. Ее мучили постоянные головные боли, частая тошнота, переходящая в рвоту. Коллеги советовали ей лучше питаться, но у Евы вовсе не было аппетита — она заставляла себя есть, чтобы сил хватило на очередное выступление.
Она скучала по Дмитрию, несмотря на то, что при последнем их свидании была унижена его родителями. Обида осталась, но любовь была выше всего, и она отвечала на его звонки по скайпу. Когда Еве было совсем плохо и на нее находила апатия, она не отвечала парню по нескольку дней.
Впервые за последние полтора месяца Ева была радостной, потому что труппа наконец-то возвращалась с гастролей домой. Ей даже казалось, что недомогание отступило и все уже хорошо, но как только девушка переступила порог квартиры, у нее началась сильная рвота. Когда в рвотной массе Ева заметила примеси крови, она не на шутку встревожилась и вызвала скорую. Ее госпитализировали и назначили обследование.
Почти неделя ушла на то, чтобы врачи поставили неутешительный диагноз, который шокировал Еву.
— Что со мной, доктор? — поинтересовалась она на очередном обходе.
— Вам предстоит задержаться у нас, — уклончиво ответил он.
— Это я уже поняла. Какой у меня диагноз?
— Не из приятных — у вас цирроз печени.
Это было как удар обухом по голове. Ева не сразу нашлась что сказать.
— Цирроз?! Откуда?! Я же не употребляю спиртное!
— Цирроз может быть не только у пьющих людей, — заметил доктор. — Причины заболевания могут быть и другие.
— Например?
— Болезни желчных путей, неправильное питание и многое другое, — сказал доктор. — Ваша задача — лечиться, а наша — установить причину и вылечить вас. Договорились?
Уже в первые дни полноценного лечения Ева поняла, что нужно много денег. У нее были запасы, к тому же она получила оплату за гастроли и была спокойна, что денег хватит на серьезное лечение.
Ева позвонила матери и солгала, что продлили гастроли.
«Мама не будет уточнять в театре», — решила она.
Раиса болела, и мать находилась с ней рядом, поэтому Ева решила не волновать ее лишний раз. Оставалось дать знать Дмитрию, что она задерживается. Он сказал, что ложь во благо — это мерзко, но сейчас такой обман был необходим, и в этом Ева не сомневалась. Ей не хотелось, чтобы парень жалел ее и видел в таком неприглядном виде. Вечером она взяла ноутбук, вышла в холл, где было много комнатных цветов, и, сев на диванчик, позвонила Дмитрию по скайпу.
— Это надолго? — поинтересовался он, услышав, что Ева задержится на гастролях.
— Пока на месяц, — соврала Ева.
Она была сама себе отвратительна, но так было надо.
— Выходит, это до середины апреля? — уточнил он.
— Да, примерно так.
— А как же наша договоренность? Двадцатого апреля мы собрались подавать заявление, — напомнил Дмитрий. — Не забыла?
— Я все помню, милый.
— Ты не передумала, моя любовь?
— Я приду, — пообещала Ева. — В любом случае приду, прибегу, прилечу, даже если с неба посыплются на землю камни.
По мобильнику Ева не могла звонить Дмитрию и матери — они бы сразу увидели, что она не в Японии. Тогда она пошла на хитрость и скрыла свой номер. Это была маленькая хитрость во благо, хотя от этого Еве самой было неприятно.
Пролечившись в отделении пару недель, она почувствовала себя не лучше, а, напротив, даже хуже. Ева поговорила с лечащим доктором, и он подтвердил, что ее состояние не улучшилось, оно резко ухудшается.
— У вас цирроз неясной этиологии, — сказал ей доктор, — возможно, поэтому лечение неэффективно.
— Что это значит?
— Нам не удалось определить причину заболевания.
— Что мне делать дальше? — дрогнувшим голосом спросила Ева.
— Если есть финансовая возможность, то могу посоветовать хорошую частную клинику.
Ева согласилась. Она созвонилась с клиникой, получила эпикриз и вскоре покинула стены лечебного заведения.
В частной клинике условия были комфортнее, но и цены на обследование и лечение значительно выше. Врач сказал, что ей предстоит длительное лечение. Ева прикинула, что оплачивать жилье в то время, когда она будет находиться в клинике, нет смысла. Она вернула хозяйке ключи и освободила квартиру, а свои личные вещи сдала в камеру хранения на вокзале — так было дешевле. Ева написала заявление на увольнение и отвезла его в театр. Ей не хотелось, чтобы коллеги видели ее в таком виде, поэтому она оставила заявление у Людмилы Михайловны.
— Но зачем?! — удивилась женщина. — Побудешь на больничном, поправишь свое здоровье и выйдешь на работу.
— Так надо, — улыбнулась Ева.
Взяв такси, она вернулась в клинику, чтобы продолжить лечение.
Антонина Евгеньевна несколько дней находилась в палате возле Раи, потом уезжала домой, чтобы помыться, приготовить поесть и помочь Василию по хозяйству. Когда женщина приехала в очередной раз в село, она застала у зятя его соседку Галю.
— Вы ничего такого не подумайте, — сразу затарахтела Галина. — Вася — мой давний друг и сосед, я прихожу ему помочь.
— Я и не думаю, — недовольно произнесла Антонина Евгеньевна, искоса взглянув на пустую бутылку вина под столом. — Небось, коров доишь?
— Да-да! И подою, и покормлю!
— И в постель Васю уложишь?
— Ну что вы такое говорите?!
— Говорю то, что думаю, — вздохнула Антонина Евгеньевна. — Или за задницу он тебя лапал в знак благодарности?
— Да он просто пошутил!
— Я так и поняла. Галя, имей совесть, Рая в больнице, а ты уже тут как тут.
Антонина Евгеньевна понимала, что мужчины, особенно такие, как Василий, долго без женщины сидеть не будут. Ее дочь была тяжело больна, а Василий ни разу не поехал навестить ее в больнице. Когда Антонина Евгеньевна намекнула ему, что надо бы Раю проведать, он сказал:
— Вы же с ней там, помогаете… А мне что делать в больнице?
— Ты ведь перед Богом дал слово быть рядом со своей женой и в радости, и в горе, — напомнила женщина.
— А я что? Я Раю не брошу!
Раису отпустили домой на недельку, и Антонина Евгеньевна вызвала такси — дочь была так слаба, что еле передвигала ноги. Когда женщины вышли из здания больницы, чтобы подождать такси, Антонине Евгеньевне показалось, что в машину садится ее младшая дочь Ева. Она была почти уверена, что это была именно Ева, и ее рука потянулась к мобильнику.
— Что такое, мама? — спросила Рая, заметив замешательство матери.
«Этого не может быть, я просто сильно устала», — подумала женщина и ответила:
— Да нет, все в порядке, доченька!
Через неделю Раиса снова поехала в больницу, чтобы продолжить курс химиотерапии, и так было в течение последнего времени: несколько дней Рая находилась в больнице, потом — дома.
Однажды, приехав домой, Антонина Евгеньевна увидела во дворе красные «жигули», возле которых крутился Василий.
— Чей это? — Женщина кивнула в сторону автомобиля.
— Как чей? Мой «жигуленок»! — радостно оповестил Василий.
— Твой?!
— Да, мой! Купил! Что я, хуже других? — Василий рассмеялся.
— За какие деньги? — спросила женщина с замиранием сердца. — Случайно, не за…
— За наши общие. У нас ведь одна семья, один, так сказать, бюджет на всех. Попалась машина дешево, вот и приобрел. Да не парьтесь вы! Три тысячи зеленых не такая уж большая сумма! — рассмеялся мужчина. — Буду теперь ездить Раю проведывать.
У Антонины Евгеньевны потемнело в глазах и зашаталась почва под ногами. Не помня себя от гнева, она подошла к зятю, схватила за плечи и затрясла его:
— Как?! Как ты посмел взять деньги?! Они же на лечение Раи! Ты… Ты подлец!
Василий резко оттолкнул от себя тещу, да так, что она едва удержалась на ногах. Его лицо перекосилось от гнева. Мужчина схватил женщину за грудки и прошипел в лицо:
— Ты, старая вешалка! Запомни: в этом доме есть один хозяин, и это не Рая, не ты, а я! Ты живешь у меня и будешь делать то, что я тебе скажу! Сечешь?
— Что ты мне сделаешь, ничтожество? — прохрипела Антонина Евгеньевна.
— Все, что захочу! Будешь возникать и перечить мне — урою! И никто не узнает, где твое вонючее тело искать!
Василий отпустил руку, и женщина побежала в дом. Она взяла шкатулку, чтобы перепрятать оставшиеся деньги, открыла ее — там было пусто. От безысходности, обиды и отчаяния Антонина Евгеньевна упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и долго безутешно плакала.
Это была первая весна в жизни Евы, которая не принесла ей радости. За окном все радовалось солнцу и самой жизни, только Ева была печальна. У нее было плохое предчувствие, и она позвонила матери.
— Мама, как ты, моя хорошая? — спросила Ева.
— Держусь, доченька, — ответила женщина. По ее голосу Еве не трудно было догадаться, что не все так хорошо, как пытается показать мать. — Птичка моя, когда прилетишь домой из далекой Японии? — как можно веселее спросила Антонина Евгеньевна.
— Думаю, что в середине апреля буду дома. Осталось совсем немного времени, — соврала Ева. — Ты лучше скажи, как Рая? Она редко берет трубку.
— Рая… Неважные дела у нее, но я рядом, ухаживаю за ней, поддерживаю, так что надеюсь, что все у нее будет хорошо. Я соскучилась по тебе, доченька!
— Я тоже, мамуля! — ответила Ева.
Ева стояла у окна и из палаты на втором этаже смотрела на небо. Весеннее синее небо казалось Еве бездонным, похожим на цветущее поле льна. Она вспомнила, как в детстве с подружками подолгу смотрела на небо после того, как кто-то из взрослых сказал: «Если долго смотреть на синее небо в детстве, то глаза будут такие же синие». Они верили в это, как и в то, что взрослая жизнь прекрасна, лучше, чем детство, где много запретов. Сейчас ей безумно захотелось хотя бы на миг вернуться в те времена, когда не знаешь, что такое заботы, болезни и смерть.
Сегодня доктор сказал ей, что дела у нее идут плохо и надо быть готовой к тому, что лечение не даст желаемого результата.
— Я умру? Выхода нет? — спросила Ева так спокойно, как будто речь шла не о ней.
— Выход всегда есть, — ответил доктор. — У вас есть близкие родственники?
— Да. Мать и старшая сестра. Почему вы спрашиваете?
— Мне говорить прямо или вы пригласите свою маму?
— Нет, не приглашу. Говорите как есть.
— Есть угроза вашей жизни.
— Я уже догадалась.
— Возможно, в ближайшее время вам потребуется трансплантация пораженного органа.
Его слова прозвучали с шокирующей ясностью. Еве понадобилось несколько минут, чтобы прокрутить в голове еще раз слова доктора.
— Это единственный выход? — тихо спросила она.
— Боюсь, что да.
— Что для этого надо?
— В первую очередь поговорить с вашими близкими людьми. Сестра может приехать?
— Она очень больна.
— Мать?
— У меня нет выхода, — произнесла Ева. — Мне придется пригласить ее на беседу. Сколько времени у меня есть?
— Чем быстрее, тем лучше, — ответил доктор.
— Без родственников никак нельзя обойтись? Мне бы не хотелось тревожить маму.
— Мы можем сделать пересадку органа только от ближайших родственников, — объяснил он.
— Нет возможности сделать трансплантацию от донора?
— Только за границей, — сказал доктор. — У нас такой возможности нет.
— Хорошо. Я поговорю с мамой, — пообещала Ева.
Дав обещание доктору, Ева уже через час стала сомневаться в принятом решении. Она понимала, что Рая не может быть донором, поскольку и так нездорова. Остается мама, которая уже немолода. Она редко болела, но неизвестно, как она перенесет сложную операцию и какие будут последствия.
«Стоит ли затевать эту трансплантацию? — в который раз задавалась этим вопросом Ева. — Гарантии, что орган приживется и я останусь жива, нет. Может быть, не надо ничего предпринимать? Пусть хоть мама живет и поддерживает сестру».
Ева пролежала на больничной кровати до самого вечера. Она была в отчаянии, понимая, что ее жизненный путь кончается так рано. Ева пыталась представить, что этот прекрасный мир она видит последние дни, потом наступит тьма, вечная, из которой ей уже не выбраться, чтобы увидеть свет. Сомнения разрывали ее душу, а ночью терзания девушки усилились.
Утро пришло, оповестив о начале нового дня солнечными зайчиками, которые запрыгали по стене палаты. Ева подумала, что скоро придет врач на обход и спросит, когда ждать родственников, а она так и не приняла окончательное решение. От завтрака Ева отказалась — при виде пищи девушку стошнило и снова начались рвоты, которые выматывали ее изо дня в день.
— Когда приедет мама? — спросил доктор на обходе.
— Я не хочу ее тревожить, — безразлично произнесла Ева. — Буду жить столько, сколько мне отведено.
— Это ваша самая большая ошибка, — сказал доктор, рассматривая папку с результатами анализов. — Вы любите этот мир?
— Его все любят.
— Природа одарила вас красотой и необыкновенным голосом, — сказал мужчина. — Я видел вас на сцене, слушал ваш голос, и это было прекрасно! Вы хотите лишить удовольствия почитателей вашего таланта?
— Есть голоса получше моего.
— Согласен, что есть. Но каждому из нас дается одна жизнь. — Доктор посмотрел на Еву. Она была похожа на желтую восковую фигуру с погасшими глазами, в которых едва теплился огонек жизни. — Если есть хотя бы один шанс из тысячи, чтобы вернуться к полноценной жизни, за него надо держаться двумя руками! — сказал доктор и, не дожидаясь ответа, ушел.
— Заводи свою таратайку, отвезешь меня к Рае и заодно проведаешь свою жену! — сказала Антонина Евгеньевна зятю.
— Это уже другое дело! — оживился Василий. — Это я мигом! Что Раечке взять? Может быть, мяса поджарить? А то я знаю, какое питание в больнице! Лишь бы с голоду не умереть.
— Я уже все приготовила, — сказала ему теща.
Рая была похожа на угасающую свечу. Антонина Евгеньевна не видела ее несколько дней, но за это короткое время болезнь заметно высосала из Раисы жизненные силы. Она уже не могла подняться самостоятельно, не то чтобы ходить. Появление мужа в палате вызвало радость на лице женщины. Рая улыбнулась пересохшими губами и попросила мужа сесть рядом с ней.
— Я плохо выгляжу? — спросила она.
— Хуже, чем было, но вполне прилично! — ответил он.
Василий наклонился и поцеловал жену в щеку.
— Вы тут поворкуйте, а я схожу к лечащему врачу, — сказала им Антонина Евгеньевна.
Она услышала от доктора то, чего боялась больше всего.
— Мы больше не будем делать вашей дочери химиотерапию, — сказал врач.
— Почему? — упавшим голосом спросила женщина.
— Не вижу в ней необходимости. Этим мы только делаем хуже, забираем у пациентки последние силы. Множественные метастазы… Они продолжают распространяться по всему телу, — сообщил доктор.
— И… что теперь? — еле слышно произнесла Антонина Евгеньевна.
— Мы сделали все, что могли, но медицина не всесильна, — вздохнул доктор. — Я выпишу лекарства, которые будут облегчать состояние пациентки.
— Она… Она будет мучиться? — еле выдавила из себя женщина.
— К сожалению, да.
— Когда можно забрать ее домой?
— Хоть сегодня. Подождите в коридоре, я выпишу рецепты на необходимые лекарства, — сказал доктор, открыв ящик стола.
Пошатываясь, Антонина Евгеньевна вышла в коридор, присела на скамейку. Хотелось кричать, выть и рвать на себе волосы. Спазмы сжали горло до боли, запекло в груди.
— Я должна быть сильной! — шептали ее губы. — Ради дочери я должна быть сильной. Рая не должна видеть меня слабой.
В тот же день они забрали Раису домой. Василий нес жену на руках до машины, усадил ее поудобнее на заднем сиденье. Рая понимала, что ее дни сочтены, но радовалась возвращению домой. Ее муж давно не был таким внимательным и добрым к ней, а на руках не носил со дня их свадьбы. На душе у нее было светло, как в этот солнечный весенний день.
«Закончились мои мучительные сеансы химиотерапии, не будет капельниц, уколов и больничной койки, — думала она. — Я буду дома, и это уже хорошо».
У Раи мелькнула мысль о том, что многие люди жалуются на судьбу, когда не хватает денег, когда нет своего жилья, и даже не подозревают, как они счастливы.
«Если бы они могли понять, что иногда человек может быть счастливым даже от того, что имеет возможность умереть в родных стенах, они бы ценили каждую прожитую минуту», — думала Рая, жмурясь от яркого слепящего солнца.
Дома у Раисы настроение ухудшилось, и оптимизм, с которым она возвращалась домой, улетучился. Она лежала на своей кровати, наблюдая, как Василий достает из шкафа постельное белье, подушку и одеяло.
— Ты куда, Вася? — спросила его Рая.
— В той комнате себе постелю, — ответил он.
— Рядом есть раскладной диван, ты можешь там спать.
— Там пусть мама твоя спит, а я — в той комнате.
Раиса понимала, что болезнь съела ее красоту, но почему-то было так больно от его слов.
Вечером перед сном мать спросила ее, почему она такая грустная.
— Мама, я не хочу жить, — тихо произнесла Рая.
— Ну что ты такое говоришь, доченька?! Нельзя такие слова произносить!
— Хочу поскорее умереть.
С Антонины Евгеньевны как будто живьем содрали часть кожи. Слезы навернулись на глаза, но она сдержала себя, прилегла возле дочери.
— Хочешь, я тебе расскажу что-то интересное? — спросила женщина, поглаживая худенькую руку дочери.
— Расскажи, — безразлично произнесла Раиса.
— Не знаю, правда это или нет, но я читала об этом, — начала свой рассказ Антонина Евгеньевна. Женщина как будто возвратилась в то далекое время, когда Рая была маленькая и она вот так же по вечерам ложилась рядом с дочкой и вполголоса рассказывала сказку или интересную историю. Под тихий, ласковый голос дочь спокойно засыпала. — Птицы, как и люди, тоже стареют. Когда орлам исполняется сорок лет, их когти становятся длинными и теряют твердость, тогда птица не может есть. Перья на груди и крыльях становятся такими тяжелыми, что не позволяют орлу летать, как раньше. Тогда перед орлом встает выбор: либо умереть голодной смертью, либо выдержать длительный и очень болезненный период изменения. Знаешь, сколько ему нужно времени, чтобы пройти этот путь восстановления?
— Не знаю, — тихо произнесла Рая.
— Сто пятьдесят дней! — сказала Антонина Евгеньевна. — Для этого орел в своем гнезде на вершине горы долго бьет клювом о скалу.
— Зачем?
— Чтобы клюв разбился и слез. Потом орел ждет, пока не вырастет новый клюв, которым он отрывает свои старые когти, и ждет, когда отрастут новые. Уже новыми когтями он выдергивает живьем из своего тела тяжелое оперение и снова ждет до тех пор, пока не вырастут новые перья. После пяти месяцев мучений и боли орел возрождается. У него появляются новый клюв, когти, оперение, с которыми он может прожить еще тридцать лет.
— Ничего себе!
— Иногда нас тяготит груз прошлого, но мы должны измениться, пройдя через боль и страдания, чтобы жить дальше.
— Мама, что ты этим хотела сказать?
— Что мы с тобой прошли нелегкий путь сквозь боль и мучения не для того, чтобы сложить руки и сдаться.
— А для чего? Ведь будущего у меня нет.
— У тебя есть настоящее, а за будущее надо бороться. Все, моя доченька! Давай отдыхать, — сказала Антонина Евгеньевна и поцеловала дочь, как в детстве.
Еве до боли хотелось увидеть маму. Хотелось прижаться к ее груди, выплакаться, почувствовать ее успокаивающее тепло.
«Я должна ее увидеть!» — решила Ева и набрала номер матери.
— Доченька, как ты? Когда уже я смогу увидеть тебя? — Ева услышала родной голос, и комок подкатил к горлу.
— Мама, как Рая? — спросила она.
— Ей уже не будут делать химиотерапию, теперь она дома.
— Химиотерапию?! — удивленно воскликнула Ева. — Значит, у Раи…
— Да, моя птичка, да! У Раечки рак.
— И вы обе молчали? Почему не сказали мне?
— Чтобы гастроли прошли успешно, чтобы ты не волновалась. Ведь ты все равно ничего не смогла бы изменить, узнав о ее диагнозе.
— Шансы на выздоровление есть? — глухим голосом спросила Ева.
— Конечно! Рая обязательно выздоровеет! Ева, доченька, когда ты вернешься?
— Мама, я уже вернулась, — ответила Ева.
— Так приезжай к нам немедленно! Мы соскучились по тебе!
— Я тоже по вам скучаю, но приехать не могу, — сказала Ева и сделала паузу. «Я должна это сказать!» — подумала она и сообщила, что попала в больницу.
— Что случилось? — встревожилась Антонина Евгеньевна. — Ты заболела?
— Да, мама, немножко. Ты сможешь ко мне приехать?
— Конечно! Где ты находишься? — спросила женщина.
Ева назвала адрес больницы, где была раньше и где она находилась сейчас. Старый адрес был хорошо знаком Антонине Евгеньевне.
«Значит, я тогда не ошиблась, когда увидела девушку, похожую на Еву, — подумала она. — То была моя дочь! Мои дочери были в одной больнице, только в разных корпусах».
Антонина Евгеньевна сказала, что завтра будет у Евы утром.
Увидев дочь, кожа которой обрела цвет воска, Антонина Евгеньевна с трудом сдержала слезы. Она бросилась к Еве, обняла ее и все-таки расплакалась.
Ева уткнулась в плечо матери и уже не владела собой. Она плакала, как ребенок, долго, всхлипывая, безутешно. Дав волю слезам, женщины немного успокоились, и Еве пришлось сказать напрямую, что ей нужна трансплантация печени.
— Мама, ты сможешь стать моим донором? — спросила Ева.
— Моя птичка! Я согласна отдать своим детям не только печень, но и сердце, лишь бы вы были здоровы! — ответила Антонина Евгеньевна.
У них взяли пробы на совместимость тканей, и надо было ждать результаты. Оставшись с дочерью, мать попросила Еву рассказать все начистоту. После откровенного разговора женщина упрекнула Еву в том, что та ее обманывала.
— Ева, я хотела бы спросить о том парне, который у тебя появился, — осторожно произнесла Антонина Евгеньевна.
— О Диме?
— Наверное. Он знает о твоей болезни?
— Нет. Я ему не говорила, как и тебе.
— Как ты к нему относишься?
— Мама, я люблю его. Очень-очень! — призналась Ева.
— А он?
— И он меня любит безумно!
— Почему тогда он не знает, где ты? Разве между влюбленными могут быть недомолвки, тайны?
— Согласна, не должно быть, — ответила Ева. — Но именно потому, что люблю его, я не сообщила о своей болезни. Хочу, чтобы он жил спокойно. Пусть думает, что у меня все хорошо, и не переживает за меня.
— Расскажешь мне о нем?
— Конечно! — ответила Ева.
Пока ждали результатов исследования, Антонина Евгеньевна поселилась в дешевом хостеле. Она позвонила Еве и сказала, что на один день съездит навестить Раю.
— Мама, ты можешь побыть дома несколько дней, — сказала ей Ева.
— Хорошо. Я вернусь через пару дней, — пообещала Антонина Евгеньевна.
Войдя в дом, женщина услышала, что кто-то хозяйничает на кухне. Пахло борщом и жареным салом.
«Неужели зятек взялся за ум?» — подумала она.
Антонина Евгеньевна ошиблась — на кухне, повязав фартук Раи, хлопотала возле печки Галина.
— О, Антонина Евгеньевна! — удивилась Галина. — А мы вас сегодня не ждали!
— Кто это «мы»? — недовольно спросила женщина.
— Мы все! Вы надолго?
— Не рановато ли ты обнаглела?
— Я Васе помогаю, а вы…
— Вижу, как помогаешь. — Антонина Евгеньевна бросила укоризненный взгляд на женщину и пошла в комнату дочери.
Раиса угасала. Сердце сжалось от боли, когда мать увидела свою дочь, которая была похожа на покойника, и только открытые глаза выдавали в ней живого человека. Антонина Евгеньевна поцеловала Раю, спросила, как она себя чувствует.
— На уколах и таблетках терпимо, — ответила Рая. — Как там наша птичка?
— Приболела немного, — ответила женщина, стараясь не смотреть дочери в глаза. — Что-то у нее с печенью.
— Это все гастроли, неправильное питание, недосыпание, — сказала Рая.
— Что здесь делает Галина? Я ее застала на кухне.
— Помогает нам с Васей. Я знаю, что ты сейчас думаешь, но я, мама, не против того, что Галина появилась в жизни Васи. Я скоро уйду, а он же не будет всю жизнь вдовцом? Галина — женщина неплохая, не гони ее, пожалуйста.
— Это как-то неправильно… Ты поправишься, Рая.
— Мама, давай не будем обманывать друг друга, — сказала Раиса.
Побыв дома два дня, Антонина Евгеньевна поехала к Еве в больницу. Ева стояла у окна. Она слышала, как в палату вошла мать, но не повернулась.
— Ева, что-то случилось?
Антонина Евгеньевна замерла на месте, затаив дыхание в предчувствии чего-то ужасного.
— Да, случилось. Совместимость наших тканей не подтвердилась, — ответила Ева.
Она повернула голову, посмотрела на мать, и из ее глаз брызнули слезы, потекли ручейками по щекам.
— Это конец, мама, — произнесла Ева, кусая губы.
— Я сама поговорю с врачом! — сказала женщина. Она подошла к дочери, поцеловала ее мокрые от слез щеки. — Я сейчас все выясню, а ты вытри слезки и успокойся.
Ева кивнула.
Антонина Евгеньевна готова была упасть на колени перед лечащим врачом, умоляя спасти дочь. Доктор подтвердил слова Евы о том, что ее печень не подойдет дочери.
— Что же теперь делать? — в отчаянии спросила женщина.
— У вас, кажется, есть еще одна дочь? — спросил доктор.
— Да, есть, умирающая дочь.
— Возможно, это шанс спасти младшую дочь?
— Это невозможно. У нее рак, и печень поражена метастазами.
— Печально, но есть возможность пересадки печени от донора за границей, — сообщил врач.
— Где? Как? — Женщина смотрела на него с надеждой.
— Это можно сделать в Германии или Беларуси, но стоит очень дорого. Не знаю, потянете вы или нет.
— Сколько надо?
— В Германии примерно двести пятьдесят тысяч долларов, в Беларуси дешевле, примерно сто двадцать пять, сто тридцать тысяч.
— Боже мой! — Антонина Евгеньевна схватилась руками за голову. — У нас таких денег нет.
— Не стоит отчаиваться, — сказал доктор. — Я вам дам список благотворительных фондов, волонтеров, к которым можно обратиться за помощью.
— Вы… вы думаете, помогут? — спросила женщина.
— Кто стучится, тому открывают, — ответил он и подал лист с адресами и телефонами.
Антонина Евгеньевна вошла в палату, и сердце сжалось от боли, когда увидела дочь, в глазах которой погасла надежда.
— Не все так плохо, как нам кажется! — бодро произнесла она. — Можно сделать операцию в Беларуси.
— Где взять печень? — Ева грустно улыбнулась.
— У донора.
— Где его взять?
— Донора найдут медики за границей, а нам с тобой надо раздобыть для этого деньги. Мне доктор дал список благотворительных фондов, которые могут оказать материальную помощь.
— Большая сумма нужна?
— Точно еще не знаю, — ушла от прямого ответа Антонина Евгеньевна. — Ты обойдешься без меня? Я вернусь к вечеру.
Ева догадалась о маленькой хитрости матери. Она поняла, что речь идет о неподъемной сумме, которую им не осилить. Было страшно впускать мысли о том, что судьба была к ней несправедлива и конец жизненного пути уже близок. Безумно хотелось жить! Ева думала о том, что большинство людей не ценят свою жизнь, убивая себя курением, алкоголем, наркотиками, нездоровой пищей, изнуряют нервную систему пустыми переживаниями, не задумываясь, что этим день ото дня укорачивают себе отведенные судьбой дни. Только тогда, когда опасность или болезнь даст о себе знать, они готовы кусать локти, но уже бывает поздно. Люди часто впустую сжигают свое время, чтобы потом хвататься за голову и сожалеть о том, что жизнь прошла зря и ты не успел много сделать, а мог бы.
Ева сокрушалась, что судьба сыграла с ней злую шутку, решив отобрать жизнь накануне свадьбы.
«Я могла бы быть счастлива с Димой, родить детей, воспитывать их, водить в садик, потом — в школу, — думала Ева, — но этого уже не будет».
До двадцатого апреля оставались считаные дни.
«Я дала слово Диме, что при любых обстоятельствах приду, чтобы подать заявление, — вспомнила Ева о своем обещании. — Как сказать ему об этом? Убить его морально или лучше просто исчезнуть из его жизни? — размышляла она. — Нет, не хочу убить в нем веру в любовь, не имею права. Надо придумать, как лучше поступить в данной ситуации. Одно знаю наверняка: Дима не должен видеть меня в таком состоянии».
Еве захотелось услышать его голос, сильно, до боли. Она набрала его номер.
— Здравствуй, Дима! — сказала она.
— Ева, милая моя! Я так рад слышать тебя! — раздалось в трубке, и она прикусила губу.
— Помнишь о двадцатом апреле?
— Я все помню. Я буду ждать, очень-очень!
— Я знаю. Дима, помнишь, как я тебя назвала мальчишкой, маминым сынком?
— Помню.
— Я так сказала в сердцах, я не хотела обидеть тебя, правда.
— Ева, не надо оправдываться. Давай забудем.
— Димочка, прости меня.
— Ну что ты, милая?! Ты была права, я должен был защитить тебя, поэтому и извиняться должен я, а не ты.
— Мне очень важно знать, простил ли ты меня? Не затаил ли на меня обиду?
— Нет, я на тебя не держу обиды.
— Может быть, я еще когда-то обидела тебя?
— Ева, почему ты спрашиваешь?
— Да так, просто навеяло, — ответила Ева. — Дима, я должна признаться, как называла тебя за глаза.
— И как же?
— Обещай, что не обидишься, — попросила она.
— Обещаю!
— Рыжик. Только не обижайся!
— Все нормально, не ты одна меня так называла.
— Ты помнишь влюбленных ангелов?
— Конечно! Как я могу забыть? Ты еще сказала: «Ангелы живут вечно».
— Как хорошо, что ты это запомнил! Спасибо!
— Ева, у тебя грустный голос. Что-то случилось?
«Он все чувствует на расстоянии», — подумала Ева и, сдерживая дрожь в голосе, произнесла:
— Дима, я хочу тебе сказать… Хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю, очень-очень, помни об этом!
— Моя хорошая, я тебя тоже очень люблю! У меня такое чувство, что ты прощаешься, — сказал Дмитрий.
«И это, к сожалению, так и есть», — мелькнула мысль у Евы.
— Помни, что я люблю тебя, — повторила она и простилась, не в силах больше говорить.
Слезы душили ее, и девушка уткнулась в подушку и расплакалась. Она не хотела, чтобы мать видела ее слабость.
Дмитрий проснулся рано, хотя работал до позднего вечера. День обещал быть солнечным, как раз под его праздничное настроение. Он быстро поднялся, заправил постель, поспешил в душ. Напевая веселую, незатейливую мелодию, он принял душ, тщательно побрился, открыл шкаф с одеждой. У Дмитрия был небольшой выбор одежды, но вся она была не дешевая, тщательно подобранная. Он достал светлую рубашку с коротким рукавом, темные брюки. Надевать костюм и галстук в теплый день не было смысла.
«Костюм надену в день бракосочетания», — подумал он, одеваясь.
Настроение у парня было приподнятое. Он немного волновался, но это было приятное волнение. По дороге Дмитрий купил аккуратно собранный небольшой букетик цветов.
— Уверена, что вашей девушке понравится! — сказала продавец цветочного магазина.
— Мы сегодня подаем заявление на роспись! — похвалился Дмитрий.
— Поздравляю! Надеюсь, что и в моей жизни когда-то наступит такой радостный день.
— Обязательно! Главное — найти свою половинку! — сказал он, рассчитавшись за покупку.
Казалось, что все вокруг радуется не только теплому весеннему дню, но и парню, который улыбался прохожим и которому люди отвечали тем же. Дмитрий светился от радости всю дорогу. Он подошел к зданию загса за полчаса до того, когда должна была прийти Ева. Дмитрий пребывал в состоянии эйфории и был готов обнять весь мир в такой прекрасный и значимый в его жизни день.
«Какое счастье, что незнакомая девушка уговорила меня купить билет на оперу! — думал он, щурясь от солнца. — Если бы я отказался, то никогда бы не увидел Еву. Верно говорят, что все встречи в нашей жизни не случайны».
Дмитрий нетерпеливо поглядывал на часы. До десяти оставалось три минуты, а Евы все не было. Он начал нервно прохаживаться, всматриваясь в прохожих. Она не пришла в десять часов. У него появилось плохое предчувствие, но уходить Дмитрий не собирался.
«Подожду еще один час, — решил он, — девушки имеют привычку опаздывать».
Дмитрий взглянул на часы — было одиннадцать, но Ева так и не пришла. Он набрал ее номер — абонент был вне зоны.
«Неужели она передумала? И все слова о любви были пустым звоном? — пронеслось у него в голове. — Нет, Ева не из таких, кто дает обещания и не сдерживает свое слово, — возразил он себе. — Я во что бы то ни стало должен узнать, что с ней случилось!» Дмитрий поспешил в оперный театр. Он был почти уверен, что с Евой что-то произошло, причем что-то плохое. Парень не шел, он бежал к маршрутке, заскочил в нее в последний момент, когда дверь автобуса уже закрывалась.
— Куда ты летишь?! — недовольно пробурчал водитель. — Нельзя подождать следующую?
— Нельзя! — ответил он и вытер со лба пот.
Дмитрий постучался в дверь администратора театра и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. Он увидел Людмилу Михайловну и спросил:
— Можно?
— Да, конечно! — ответила женщина, жестом приглашая его войти.
— Здравствуйте, Людмила Михайловна!
— Добрый день! Присаживайтесь, Дмитрий!
— Я ищу Еву. Вы не знаете, вернулась она с гастролей в Японии?
— Почему же не знаю? Знаю. Вернулась еще в марте. Разве вы не в курсе?
— В марте?! — удивился Дмитрий.
— Да, в марте, — задумчиво произнесла женщина.
— Не знаете, где я ее могу найти? Сегодня мы договорились подать заявление в загс, я ждал, а она не пришла.
— Значит, вы не в курсе? — Женщина с удивлением посмотрела на парня.
— Че-го? — запинаясь, спросил он и затаил дыхание.
— Не думала, что на мою долю выпадет столь тяжелая миссия, — протянула Людмила Михайловна. Она стала лицом к окну и произнесла: — Ева уволилась из театра немного раньше.
— Уволилась? Почему?!
— Я не знаю. Это было ее решение… Сегодня приходила ко мне ее мама и принесла страшную новость.
— Что… с Евой? — глухо произнес Дмитрий.
Его лоб покрылся испариной, по спине пробежал холодок.
— Мама пришла убитая горем, в траурном платочке и сообщила, что вчера Ева умерла. Простите, я должна была передать это вам… просьба матери Евы.
У Дмитрия как будто землю выбили из-под ног. Он пытался осознать услышанное, но в голове шумело, и болью пульсировала мысль о том, что Евы больше нет.
— Нет! Нет! Этого не может быть! Возможно, ошибка? — лепетал он. — Да, это ошибка! Не может быть!
— Женщина сказала, что вы наверняка придете, поэтому предупредила, чтобы не ждали Еву. Увы!
— Что с ней случилось?
У Дмитрия хватило сил задать этот вопрос.
— Мама Евы сказала, что она скончалась, не выходя из комы, — сообщила Людмила Михайловна. — Со слов женщины я поняла, что врачи поставили диагноз «воспаление мозговых оболочек».
— Ее уже… — Он не смог выговорить страшное слово «похоронили».
— Я не знаю. Пыталась сказать женщине, что мы можем собрать деньги, но она заявила, что ничего не надо, и быстро ушла. Извините. Я сочувствую вам. Нам тоже очень жаль. Просто в голове не укладывается! Такая молодая, красивая, талантливая!
Не простившись с администратором, Дмитрий выбежал на свежий воздух. Он задыхался в помещении и только на улице смог дышать полной грудью.
— Не может быть! Этого не может быть! — повторял он. — Она дома! Конечно же, Ева сейчас дома!
По дороге Дмитрию вспомнилась фраза, которую сказал один из персонажей серии триллеров: «Отрицание — первая стадия процесса примирения для тех, кто узнал, что скоро умрет».
«Я не переживу, я умру без нее!» — подумал он, подойдя к дому.
Запыхавшись, он остановился у двери квартиры, которую снимала Ева. Нажал на кнопку звонка. Дверь открыла незнакомая женщина, удивленно посмотрела на парня.
— Вам кого? — спросила она.
— Ева… Ева Ангельская, она здесь жила, — сказал он.
— Я снимаю это жилье, здесь нет никакой Евы, — сухо произнесла она и поспешила закрыть дверь.
Дмитрий выбежал на улицу. Он шел куда глаза глядят, наталкивался на прохожих и не замечал этого. Слезы бежали по лицу, а он шел, не замечая их. Весь яркий мир куда-то исчез, оставив ему одну страшную мысль: Евы больше нет.
Зазвонил мобильник, вернув Дмитрия в реальность. Он, не взглянул на табло, ответил:
— Да!
Дмитрию хотелось услышать голос Евы, которая скажет, что она немножко опоздала и уже ждет его у загса.
— Сынок, это мама, — услышал он. — Ты дома?
— Нет.
— Надеюсь, что не у той девицы, которая прыгает сама в твою постель?
Слова матери были последней каплей, переполнившей чашу терпения.
— С девицей, говоришь?! — закричал он. — Да я любил ее больше жизни! Это вы виноваты в том, что испортили наш последний день!
— Дима, что с тобой?
— Ни-че-го! Просто то был наш последний вечер, но вы… Вы поступили отвратительно! Гадко!
— Она тебя бросила? Ты из-за этого взбеленился? Да таких девиц у тебя будет вагон и маленькая тележка!
— Не будет! Уже ничего не будет! Евы больше нет! — сказал он и отключил телефон.