Англия и англичане. О чем молчат путеводители

Особенности английской культуры: определение

В начале книги я поставила перед собой задачу выявить «характерные черты английской самобытности», пристально наблюдая за поведением англичан, определяя скрытые правила, регулирующие поведенческие модели, и затем устанавливая, что эти правила говорят нам о национальном характере. Некая полунаучная методика, но по крайней мере в ней есть система. Однако, несмотря на все мои решительные заявления, сделанные во «Введении», я тогда плохо представляла, что у меня может получиться, поскольку данный метод изучения национального характера никогда раньше не применялся.

Судя по всему, мой подход оказался вполне эффективным. Хотя, возможно, я несколько самонадеянна! Во всяком случае, данный подход, вне сомнения, позволил мне лучше понять «грамматику» — «умонастроение», «характер», «geme-ingeis» (общинный дух) или «культурный геном», как ни назови, — английской самобытности. Теперь, если я наблюдаю какие-либо странные или нелепые формы поведения англичан (сейчас, когда я пишу эти строки, у нас сезон Рождества), я говорю себе (например): «Ага, типичный случай социальной неловкости, врачуемой алкоголем и праздничной лиминальностью, + юмор + умеренность». (Обычно вслух я это не произношу, иначе меня сочтут ненормальной.)

Однако цель данного проекта не в том, чтобы я могла гордиться своей осведомленностью и свысока смотреть на коллег. Я стремилась помочь другим. Как вы знаете, глава за главой я дотошно анализировала все наши поведенческие реалии, так что книга моя немного похожа на контрольную работу по математике, в которой, как требует учитель, показан процесс решения задачи, а не просто итоговый ответ. Соответственно, если я, на ваш взгляд, неверно ответила на вопрос «Что такое английская самобытность?» — у вас есть возможность найти допущенные мною ошибки. Это также означает, что на данном этапе вам известно столько же, сколько и мне, об определяющих чертах английской самобытности, которые мы пытались выявить. Я не припрятала в рукаве козырь для грандиозного финала. Если хотите, можете сами дописать завершающую главу.

Перечень особенностей

Но я обещала представить, как минимум, полный перечень наших определяющих черт, в лучшем случае — схему или диаграмму, показывающую, как эти черты соотносятся одна с другой.

Так что начнем с перечня. В процессе «решения» поставленной задачи я выработала своеобразную стенографическую систему обозначения этих черт — называла каждую из них одним словом или словосочетанием («социальная неловкость», «умеренность», «пессимизм» и т. д.), не раскрывая смысла этих терминов каждый раз, и зачастую расширяла, пересматривала и совершенствовала их определения в свете новых данных. Но, сколь бы я ни любила придумывать новые слова и обыгрывать уже существующие, я понимаю, что есть опасность окончательно перейти на заумный профессиональный язык, фактически порождающий новую, никому не нужную дисциплину («наука об английской самобытности» или что-нибудь столь же бессмысленное) со своей непонятной терминологией. Чтобы избежать этого и избавить читателя от необходимости постоянно уточнять, что я имела в виду, говоря «эмпиризм», «справедливость» и т. п., на этот раз я попытаюсь дать четкое определение каждой из характерных черт. Их всего десять: «ядро» и три «ответвления» — рефлексы, мировоззрения и моральные ценности.

«Сердцевина» английской самобытности. Социальная неловкость — стенографическое обозначение всех наших хронических социальных комплексов и дефектов. Социальная неловкость англичан — это врожденное расстройство на грани не поддающихся диагностированию аутизма и агорафобии («политически корректный» эвфемизм — «испытывающий трудности в социальном общении»). Это — отсутствие непринужденности, дискомфорт и некомпетентность в сфере (на минном поле) социального взаимодействия; смущение, замкнутость, стеснительность, нравственная извращенность, эмоциональная констипация, боязнь близких отношений и вообще неспособность нормально, открыто общаться с другими людьми. Когда мы испытываем неловкость в социальных ситуациях (то есть почти постоянно), мы становимся либо чрезмерно вежливыми, чопорными и косноязычными, либо шумными, крикливыми, грубыми, агрессивными и в целом несносными. И наша хваленая «английская сдержанность», и наше пресловутое «английское хулиганство» — это все симптомы социальной неловкости, равно как и наша мания уединения. Некоторые из нас поражены этой «болезнью» в большей степени, другие — в меньшей. Социальная неловкость поддается лечению (временного ослабления/ремиссии можно достичь с помощью таких «посредников», как игры, пабы, клубы, погода, киберпространство, домашние питомцы и т. д. и/или ритуалы, алкоголь, магические слова и других исцеляющих средств), но полностью избавиться от этого недуга мы не в состоянии, хотя периоды «естественной» ремиссии в уединении или среди близких доставляют нам удовольствие. Большинство особенностей поведения англичан обусловлены — прямо или косвенно — этой социальной напастью. Ключевые фразы: «Дом англичанина — его крепость»; «Чудесный день, вы не находите?»; «Э… на что пялишься?»; «Не лезь не в свое дело»; «Не люблю совать нос в чужие дела, но…»; «Не суетись»; «Не устраивай сцену»; «Не привлекай к себе внимание»; «Держись особняком»; «'Еге we go, 'еге we go»; «Еng-ег-lаnd! Еng-ег-lаnd!» (последние две фразы — слова из песни футбольных фанатов «Соmе оn Еng-ег-lаnd!»).

Наши врожденные импульсы. Наш бессознательный, бездумный образ бытия/действий. Наши непроизвольные реакции. Наши «режимы по умолчанию». Культурные аналоги закона тяготения.

Пожалуй, важнейший из наших трех основных рефлексов. Юмор — наше самое эффективное, заложенное в нас генетически противоядие от нашей социальной неловкости. Когда Господь (или Нечто, управляющее миром) наслал на нас Английскую социальную неловкость, Он/Она/Что-то смягчил удар, даровав нам Английское чувство юмора. Англичане не обладают монополией на юмор, но что и впрямь отличает английский юмор, так это его вездесущность и незаменимость в повседневной жизни и культуре англичан. В других культурах юмору отводится «время и место»; у англичан юмор — это константа, нечто данное. У нас всегда и во всем чувствуется скрытый юмор. Фактически все виды разговора или социального взаимодействия между англичанами содержат в той или иной степени такие элементы, как подтрунивание, поддразнивание, ирония, острословие, насмешки, каламбуры, сатира, преуменьшение, шутливое самоуничижение, сарказм, высмеивание напыщенности или просто глупость. Юмор — не особый, отдельный тип разговора. Это наш «режим по умолчанию». Юмор для нас как воздух, без него мы не способны функционировать. Английский юмор — это рефлекс, непроизвольная реакция, особенно когда мы испытываем дискомфорт или неловкость: если не знаешь, что сказать, шути. Табу на излишнюю серьезность глубоко укоренилось в сознании англичан. Наша реакция на излишнюю серьезность — это типично английская смесь пассивного цинизма, ироничного безразличия, брезгливого неприятия сентиментальности, упорного нежелания быть одураченными красивыми словами и озорства (мы обожаем высмеивать напыщенность и важничанье). (Не путайте юмор англичан с «добродушием» или «веселостью». Зачастую это нечто обратное. Революции и восстания англичанам заменяет сатира.) Одна из ключевых фраз — «Ой, да будет тебе!» (наш девиз наряду с выражением «Вот так всегда!»). Остальные перечислить невозможно — английский юмор содержится в контексте, то есть во фразах-преуменьшениях: «неплохо» (значит, «потрясающе», «великолепно»); «досадная неприятность» (нечто ужасное, катастрофическое, травмирующее); «не очень дружественный поступок» (акт гнусной жестокости); «Бог даст, поживу еще» («Скоро умру» — хотя, конечно, смешного в этом мало).

Еще один врожденный, непроизвольный рефлекс или «режим по умолчанию». Под термином «умеренность» я подразумеваю целый ряд взаимосвязанных качеств. Стремление избегать крайностей, чрезмерности и напряженности любого рода. Боязнь перемен. Боязнь суеты. Порицание невоздержанности и потребность обуздывать свои желания. Осмотрительность, привязанность к дому и тяга к спокойной жизни. Амбивалентность, апатия, манера выражаться расплывчато, нейтральная позиция, выжидательный образ действий и консерватизм — и до некоторой степени терпимость, что, по крайней мере, отчасти обусловлено благодушным безразличием. Умеренное трудолюбие и умеренный гедонизм (мы живем по принципу «трудись в меру, веселись в меру», а не согласно тому девизу, который любим цитировать: «трудись усердно, веселись до упаду»). Стремление к порядку и особенно к «упорядоченному беспорядку» — нашему собственному изобретению. Склонность к компромиссу. Полнейшая заурядность. За некоторым исключением, даже наша мнимая оригинальность носит главным образом «коллективный» характер и, по сути, традиционна. Мы все делаем в меру; только умеренными не можем быть в меру: умеренность мы доводим до абсурдных крайностей. Английская «сегодняшняя молодежь» отнюдь не безрассудна и беспечна; наши юноши и девушки даже еще более умеренны, осторожны и благоразумны, чем поколение их родителей. (Только 14% молодежи не помешаны на умеренности — так что в плане новаторства и продвижения прогресса в будущем мы можем рассчитывать лишь на этих малочисленных любителей риска.) Ключевые фразы: «Не раскачивай лодку»; «Не лезь вон из кожи»; «Не переусердствуй»; «Во имя мира и покоя»; «Не стоит»; «Все хорошо в меру»; «Живой и невредимый»; «Соблюдайте порядок!»; «Чашка хорошего чая»; «Если бы так было всегда, мы бы это не ценили»; «Не переборщи»; «Хорошего понемножку»; «Золотая середина»; «Чего мы хотим? ПОСТЕПЕННЫХ ПЕРЕМЕН! Когда, по-нашему, это должно произойти? В СВОЕ ВРЕМЯ!»

Еще один «режим по умолчанию». Один из стереотипов, «подноготную» которого я пыталась постичь. Англичане по праву заслужили славу лицемеров. Это вездесущая черта, прослеживающаяся почти во всех моделях нашего поведения — и даже в «идеалах», которые мы особенно ценим, таких как скромность, вежливость и справедливость. Однако с помощью специального «микроскопа», который я использовала в процессе работы над данным проектом, удалось выяснить, что лицемерие англичан — не столь отвратительное качество, как может показаться на первый взгляд. Все зависит от того, как на это смотреть. Можно сказать, что все наши формы вежливости/скромности/справедливости пронизаны лицемерием, но верно и то, что почти всегда наше лицемерие — это форма вежливости: мы скрываем свои истинные чувства и мнения, чтобы не обидеть или не поставить кого-то в неловкое положение. Лицемерие англичан — это скорее неосознанный коллективный самообман (между нами существует негласная договоренность, обязывающая нас лгать самим себе), а не умышленная, циничная, расчетливая попытка ввести в заблуждение других. (Пожалуй, самый яркий пример — наш «вежливый эгалитаризм»: замысловатая шарада, составляющими которой являются вежливая скромность и справедливость; тяжелый случай того, что психотерапевты назвали бы «отрицанием» наличия у нас обостренного чувства классового сознания.) Лицемерие нам дается легко не потому, что мы от природы подлы и коварны (во всяком случае, мы подлы и коварны не больше, чем все другие народы), — просто в силу своей социальной неловкости мы по натуре более осторожны, скрытны, непрямолинейны, не склонны говорить то, что имеем в виду, или подразумевать то, что говорим, и искренности предпочитаем вежливое притворство. Наше лицемерие также дает представление и о наших ценностях. От природы мы не более скромны, учтивы или справедливы, чем представители других культур, но у нас больше неписаных правил, обязывающих нас демонстрировать все эти качества, которым мы придаем большое значение. Ключевые фразы: их слишком много — все не перечислишь. Разговоры англичан сплошь состоят из вежливых эвфемизмов и прочих завуалированных фраз, обманных уловок и отрицаний. В среднем фактически каждое второе «пожалуйста», «спасибо», «простите», «мило» и «чудесно» (плюс улыбки, кивки и т. д.) — это лицемерие.

Наши убеждения. Наш взгляд на мир, наше миропонимание, мировосприятие, образ мыслей относительно природы вещей. Наша социокультурная «космология».

Важнейший пункт в данном «ответвлении». Эмпиризм — еще один термин, которым я обозначаю целый ряд понятий, характеризующих отношение англичан к жизни. Строго говоря, эмпиризм — это философская доктрина, согласно которой всякое знание происходит из чувственного опыта, и, соответственно, его близкий родственник «реализм» формально может означать только то, что материя существует независимо от нашего восприятия. Но я использую данные термины в их более широком, неформальном смысле, подразумевая под ними также такие элементы нашей философской традиции, как антитеория, антиабстракция, антидогма (в частности, наше глубокое недоверие к обскурантистскому, отвлеченному теоретизированию и риторике «европейцев»), и нашу пассивную приверженность фактам, конкретике и здравомыслию. «Эмпиризм» — это наша приземленность, прозаичность, наш прагматизм, наша циничная бесцеремонная практичность; наш несгибаемый реализм; наше неприятие всего искусственного и претенциозного (да, я понимаю, это противоречит тому, что я говорила о нашем лицемерии, вежливых эвфемизмах и т. д., но я никогда и не утверждала, что мы последовательны в своих словах и действиях). Ключевые фразы: «Ой, да будет тебе!» (содержит юмористический подтекст; английский юмор зиждется на эмпиризме); «В конечном итоге»; «На самом деле»; «Внятно, членораздельно»; «Поверю, когда увижу собственными глазами»; «Вот так всегда!» (содержит элемент пессимизма, а пессимизм тоже происходит от эмпиризма).

Нечто большее, чем просто непрерывное нытье. Да, мы ноем, стонем и жалуемся постоянно, что само по себе поразительно, но не это главное. Для английского нытья характерно одно качественное отличие. Оно совершенно неэффективно: мы никогда не выражаем недовольство, адресуясь к «источнику» нашего недовольства, а беспрестанно плачемся друг другу. И правила выражения недовольства запрещают нам предлагать практические решения. Но ритуал стенаний сам по себе очень полезен. Это весьма действенный «посредник» при социальном взаимодействии и дружеском общении. Ритуал стенаний также доставляет нам удовольствие (это одно из любимых развлечений англичан, и наблюдать их за этим занятием весьма любопытно и приятно) и дает возможность продемонстрировать свое остроумие. Почти всегда ритуал стенаний «в компании» — это притворное выражение недовольства. Жаловаться по-настоящему, со слезами на глазах, можно лишь очень близким людям. Даже если вы доведены до отчаяния, нужно делать вид, что вы притворяетесь отчаявшимся (невыносимая легкость бытия англичан). Под «пессимизмом» я подразумеваю умонастроение/мировоззрение, нашедшее воплощение в нашей национальной фразе «Вот так всегда!». В нашем представлении природа вещей такова, что ничто никогда не идет как по маслу, всегда что-то случается, и мы испытываем извращенное удовлетворение, когда видим, что наши мрачные пророчества сбылись. Мы одновременно раздражены, стоически сдержанны и гордимся собственной прозорливостью. Пессимизм — это наш особый вид фатализма, этакий радостный пессимизм. Ключевые фразы: «Ха! Вот так всегда!»; «Страна рушится»; «А чего еще вы ожидали?»; «Это сразу было ясно»; «Всегда что-то случится»; «Не ропщи»; «Не падай духом»; «Не бери в голову»; «Благословенны те, кто ничего не ждет, ибо они не будут разочарованы».

В любом человеческом обществе есть своя социальная иерархия и методы обозначения социального статуса. Английскую классовую систему отличает следующее:

• наши вкусы, поведение, суждения и формы взаимодействия обусловлены классовой принадлежностью (и/или надежностью социального статуса);

• о классовой принадлежности мы судим не по богатству, а в некоторой степени по роду занятий, но главным образом по индикаторам неэкономического характера, таким, как речь, привычки, вкусы, образ жизни;

• у каждого из нас есть «внутренний» высокочувствительный датчик социального позиционирования;

• мы отрицаем, что нам присуще все вышеперечисленное, и проявляем ханжескую щепетильность в отношении классовости, скрываем свои классовые предрассудки или выражаем их косвенно, иносказательно; классовое сознание англичан по природе своей — это лицемерие и самообман (такой подход особенно характерен для средних классов);

• мы исповедуем «вежливый эгалитаризм»;

• в нас еще живет предубеждение против «коммерции»;

• все наши индикаторы классовой принадлежности поразительно нелепы и смехотворны, равно как и наши классовые предрассудки;

• и все мы высмеиваем свою систему классовых отличий.

Ключевые фразы: «Стоит одному англичанину открыть рот, как у другого тотчас же просыпается к нему либо ненависть, либо презрение»; «С таким-то происхождением…»; «Не говори «serviette», дорогой: мы называем это «napkin»; «владелец «мондео»; «Немного грубовато/простовато/вычурно/вульгарно/неизящно/мелкобуржуазно/в стиле нуворишей/Шарон и Трейси/обитателей грязных окраин/псевдотюдоровских особняков…»; «Эта чванливая выскочка (кретинка/светская дура/зазнайка/воображала/Камилла…) думает, что она лучше нас»; «А что еще можно ожидать от «выбившейся в люди» дочери лавочника?»; «Тот милый человечек из магазина».

Наши идеалы. Наши основные руководящие принципы. Моральные нормы, в соответствии с которыми мы стараемся строить свою жизнь, хоть нам и не всегда это удается.

Национальная религия. Несоблюдение принципа справедливости порицается больше, чем любой другой грех. Английское понятие «честная игра» — это не некий непреложный догмат или эгалитарная утопия. Мы признаем, что всегда и во всем есть победители и проигравшие, но считаем, что каждому должен быть предоставлен шанс; при условии, что будут соблюдаться правила, никто не будет прибегать к обману и перекладывать свою ответственность на других. Принцип честной игры лежит в основе почти всех аспектов неписаного поведенческого этикета, а не только спортивных игр и развлечений, с которыми он прежде всего ассоциируется. Соблюдение очереди, угощение напитками по очереди, правила поведения за столом, «упорядоченный беспорядок», правила поведения за рулем, правила флирта, деловой этикет, вежливый эгалитаризм и т. д. — все это основано на принципе честной игры. (Вежливый эгалитаризм пронизан лицемерием. Это видимость справедливости, способ маскировки вызывающих у нас неловкость неравенства и неравноправия, но, по крайней мере, раз нас это смущает, значит, мы понимаем, что неравенство и неравноправие — это проявление несправедливости.) Наша склонность к компромиссу, постоянное сравнивание и уравнивание всех «за» и «против» — зачастую расцениваемое как бестолковость, в лучшем случае как терпимость — это результат приверженности принципам справедливости и умеренности. Наша склонность поддерживать слабую сторону — и с опаской относиться к большому успеху — это тоже проявление принципа честной игры. Наше обостренное чувство справедливости зачастую по ошибке принимают за нечто другое — в том числе за социализм и консерватизм, и даже за христианство. Почти все категории морали англичан связаны с понятием «честная игра». Ключевые фразы: «Ну, если честно…»; «При всей справедливости…»; «Если дать шанс»; «Да будет тебе, это же справедливо»; «Справедливость есть справедливость»; «Согласен, справедливо»; «Строг, но справедлив»; «Честно и справедливо»; «Жди своей очереди»; «По очереди»; «Будь справедлив»; «Поделом»; «Это не по правилам!»; «Честная конкуренция»; «Не жадничай»; «Живи и дай жить другим»; «С другой стороны…»; «Всегда есть оборотная сторона»; «При зрелом размышлении»; «Ну что, каждый остается при своем мнении?».

Очень важная норма, усвоенная нами фактически на подсознательном уровне, так что порой проявляется в форме непроизвольной реакции. В частности, мы не задумываясь говорим «извините», когда наталкиваемся на кого-то. Однако зачастую вежливость требует от нас осознанного усилия, по сути, заставляет смущаться. Все с восхищением отзываются об «английской вежливости» и ругают нас за «сдержанность», то есть за высокомерие, холодность и неприветливость. Вне сомнения, наша сдержанность — это симптом социальной неловкости, но — по крайней мере, в какой-то степени — еще и форма вежливости — так называемая отрицательная вежливость, как сказали бы социолингвисты, вежливость в угоду потребностям других людей, не желающих, чтобы им навязывались или вмешивались в их частную жизнь (в противовес «положительной вежливости», связанной с потребностью людей в общении и общественном одобрении). Мы судим о других по себе и считаем, что все, как и мы, верны принципу неприкосновенности частной жизни, поэтому мы занимаемся своим делом и вежливо игнорируем всех остальных. Но наши вежливые «простите», «пожалуйста» и «спасибо» неискренни и несердечны; мы говорим эти слова не от души. Вежливость по определению подразумевает некую искусственность и лицемерие, но английская вежливость — это почти всегда чистая формальность, соблюдение правил, а не выражение подлинного участия. Поэтому, когда мы нарушаем свои собственные правила, мы становимся несноснее и неприятнее, чем другие, менее «вежливые» народы. Мы не обладаем природным даром коммуникабельности; нам нужны все эти правила для того, чтобы они защищали нас от самих себя. Ключевые фразы: «Извините; «Пожалуйста»; «Спасибо» (эти слова есть в любой культуре, но мы употребляем их чаще); «Боюсь, что…»; «Мне очень жаль, но…»; «Вы не против?..»; «Не могли бы вы?..»; «Не думаю, что…»; «Как ваши дела?»; «Чудесный день, вы не находите?»; «Да, в самом деле»; «Простите, будьте так добры, передайте, пожалуйста, джем»; «Простите, мне, право, неловко, но вы, кажется, стоите на моей ноге»; «При всем уважении я вынужден заметить, что тот благородный господин несколько погрешил против правды».

Англичане от природы не более скромны, чем представители других народов, но (как и в случае с вежливостью) у нас существуют строгие правила, предписывающие нам создавать видимость скромности, в том числе запрещающие хвастовство и важничанье в любой форме, и есть правила, обязывающие нас принижать свои достоинства и шутить над самими собой. Мы высоко ценим скромность, мы стремимся быть скромными. Но зачастую мы демонстрируем ложную или — выражаясь более мягко — ироничную скромность. Наше знаменитое самоуничижение — это форма иронии. Мы говорим обратное тому, что хотим дать понять людям, или используем умышленное преуменьшение. Это своеобразный код: всем известно, что самоуничижительное заявление наверняка означает противоположное сказанному или содержит значительную долю преуменьшения, и мы, как и полагается, восхищены и успехами или способностями говорящего или говорящей, и его (ее) нежеланием «трубить» о них. Проблемы возникают, когда англичане пытаются играть в эту довольно глупую игру с иностранцами, которые не понимают ироничного кода и склонны принимать наши самоуничижительные реплики за чистую монету. Правила скромности также предписывают нам умалять или отрицать разницу в уровне социального положения/общественного статуса/богатства. Вежливый эгалитаризм — это совокупность всех трех «ключевых ценностей» (вежливость, скромность, справедливость) + лицемерие. Скромность англичан зачастую содержит элемент соревновательности — «а у меня хуже», — хотя эта игра, по сути, скрытое хвастовство. Скромность англичан, какой бы характер ни носили ее проявления (соревновательный, лицемерный или неподдельный), всегда приправлена солидной порцией юмора — это ее характерная особенность. Наши правила скромности служат противовесом нашей врожденной заносчивости, равно как наши правила вежливости защищают нас от нашей же агрессивности. Ключевые фразы: «Не хвались»; «Не рисуйся»; «Не занимайся саморекламой»; «Не умничай»; «Не будь назойливым»; «Я немного занимаюсь спортом» (то есть «Я только что завоевал олимпийскую золотую медаль»); «Ну, пожалуй, я кое-что об этом знаю» (то есть «Я — признанный специалист мирового класса в этой области»); «Ой, боюсь, я не очень в этом разбираюсь» (смысл тот ж, что и в предыдущей фразе); «Это только кажется, что трудно; на самом деле ерунда»; «Просто повезло» (две последние фразы — стандартные ответы на выражение восхищения успехами собеседника).

Диаграмма

Итак, характерные черты английской самобытности. Похоже, они уже сами по себе выстроились в некий систематизированный перечень. У нас есть «ядро», и мы выделили три категории (рефлексы, мировоззрения и моральные ценности), каждая из которых содержит группу из трех особенностей. Диаграммы — не самая сильная моя сторона (неанглийский читатель сочтет, что я скромничаю), но, судя по всему, мне удастся сдержать свое несколько опрометчивое обещание представить все это в некоей наглядной форме[160].

Невозможно показать все взаимосвязи и взаимозависимости между отдельными чертами — я пыталась это сделать на протяжении нескольких дней, но у меня каждый раз получался запутанный клубок спагетти, только менее аппетитный. Как бы то ни было, я поняла, что эти связи имеют значение или даже очевидны только в отношении отдельных аспектов, особенностей или правил английского поведения. Например, табу на разговор о деньгах — это результат социальной неловкости в сочетании со скромностью, лицемерием и щепетильностью в отношении классовых отличий (то есть «ядро» + по одной черте из каждого «ответвления»); выражение недовольства по поводу Рождества — это пессимизм + вежливость + лицемерие (вновь по одной черте из каждого «ответвления», которые все косвенно соотносятся с «ядром»). Таким образом, чтобы показать все эти взаимосвязи, мне пришлось бы включить в диаграмму все элементы наших моделей поведения и правил, то есть фактически всю книгу.

Остановимся, пожалуй, на более простом варианте. Отставим свой микроскоп, сделаем несколько шагов назад и взглянем на всю картину целиком. Эта основополагающая диаграмма самобытности английской культуры не скажет нам ничего такого, что мы уже не выяснили из помещенного выше «повествовательного» перечня. На ней просто обозначены определяющие черты, показано, как их можно классифицировать и что все «ответвления» связаны одно с другим и с центральным «ядром». Но по крайней мере на диаграмме видно, что английская самобытность — это динамичная система, а не статичный перечень. И главное, эту систему мы сумели уместить на одной странице, что очень удобно. Во всяком случае, если нужно что-то быстро уточнить. Или получить представление об английской самобытности с одного взгляда. Да и на вид диаграмма очень аккуратная и симметричная неловкость.

Боюсь, моя диаграмма особенностей английской культуры не очень-то похожа на «грамматику» или «геном», и, вне сомнения, она разочарует тех, кто ожидал чего-то более сложного и научного. Но те геномы и прочее — это всего лишь метафоры, и сколь бы мне ни нравилось обыгрывать метафоры и в целом «издеваться» над ними, английскую самобытность нельзя «втиснуть» ни в одну из существующих научных структур, поэтому мне пришлось придумать свою довольно примитивную упрощенную модель. И она оказалась похожа на молекулу, — вы не находите? — что, на мой взгляд, выглядит вполне «научно». Как бы то ни было, я не ставила перед собой цель поразить читателя некой грандиозной диаграммой — просто хотела вывести схему, которая помогла бы нам понять и осмыслить особенности и нюансы обычного поведения англичан.

Причины

Исследуя особенности английской культуры, мы не рассмотрели один вопрос. Если наша пресловутая социальная неловкость и в самом деле «ядро» английской самобытности, то каковы же причины этой «болезни»?

На протяжении всей книги я выступала в качестве этнолога-психиатра, обследуя пациента (англичан), у которого был «обнаружен» целый комплекс сложных форм необычного и нелогичного поведения, странные убеждения и эксцентричные маниакальные привычки. В течение долгого времени внимательно наблюдая за «пациентом» и задавая «ему» множество нескромных вопросов, я в конце концов начала замечать повторяющиеся модели и характерные черты и в итоге поставила следующий диагноз: состояние, которое я называю «социальная неловкость англичан». Я не могу исцелить от этой «болезни», но поставленный мною диагноз сам по себе в какой-то степени является лечебным средством.

Но этиология этой «болезни» по-прежнему остается загадкой. Как и в случае со многими расстройствами психологического характера, никто точно не знает, чем вызван наш недуг. И хотя я считаю, что в данной книге впервые наша социальная неловкость была диагностирована должным образом, — в том смысле, что были обозначены все тревожные симптомы, характеризующие состояние социальной неловкости, — сами эти симптомы, конечно же, не я первая заметила и описала. Все, кто пытался дать определение нашему национальному характеру, непременно упоминали про «английскую сдержанность», и многие ломали головы над ее противоположностями: хамством, хулиганством и другими антиобщественными формами поведения англичан. Мой вклад заключается лишь в предположении, что эти на первый взгляд противоречивые тенденции, так сказать доктор Джекилл и мистер Хайд[161], — это элементы одного и того же синдрома (примерно как маниакальность и депрессивность являются составными того, что называют маниакально-депрессивным психозом). Возможно, этот диагноз и помогает понять самобытность английской культуры, но определение и название расстройства ничего не говорят о его причинах.

Разные авторы называют несколько причин. Многие склонны винить английский климат. Возможно, наша погода и впрямь немаловажный фактор, но я скептически отношусь к такому объяснению, поскольку наш климат не сильно отличается от климата стран Северной Европы, — не говоря уже про Шотландию, Ирландию и Уэльс, население которых не проявляют подобных социопатических наклонностей. Это не значит, что мы не должны рассматривать погоду в качестве причины (не все курильщики заболевают раком легких), но предполагается, что должны быть и другие факторы.

Ряд авторов указывают пальцем на нашу «историю», но, судя по всему, нет единого мнения относительно того, на какие этапы английской истории следует возложить ответственность за нашу нынешнюю «болезнь». Мы имели и потеряли империю, но ведь то же самое могут сказать о себе римляне, австрийцы, португальцы и многие другие народы, однако никто из них не стал такими, как мы. Некоторые полагают, что тенденции, о которых я пишу, появились относительно недавно (автор книги «Англичане: разве они люди?» винит привилегированные частные школы, якобы воспитывающие в англичанах чопорность; а антрополог Джеффри Горер отдельные черты нашего национального характера, в частности самоконтроль и подчинение законам, объясняет влиянием нашей полиции). Некоторые даже утверждают, что хамское антиобщественное поведение как явление зародилось у нас, вместе с сексом, в 1963 г. и что до этого времени нравы были другие и молодежь умела себя вести. Правда, другие, ссылаясь на примеры, относят зарождение английской сдержанности и английского хамства к XVII в., а я уже упоминала о средневековых футбольных баталиях. Я не историк, но, по информации сведущих в этой области людей, «социальная неловкость», возможно, в других формах, уже давно не дает нам покоя, и начало развития этого «заболевания» нельзя связать с каким-либо конкретным историческим событием или процессом.

Итак, если климат и история не виноваты в нашем недуге, тогда, может быть, география? То обстоятельство, что мы — «островная раса», время от времени выдвигается в качестве объяснения некоторых особенностей нашего национального характера, например замкнутости. Возможно, в этом есть доля правды, но я не думаю, что островное обитание само по себе является главной причиной, ведь существует много островных народов с совершенно другими национальными характерами, хотя у нас с ними, наверно, и есть что-то общее. С другой стороны, если принять во внимание размеры нашего острова и плотность населения, тогда довод в пользу географии начинает выглядеть более убедительно. Это не просто остров, а относительно небольшой и перенаселенный остров — благодатная почва для формирования у людей таких качеств, как сдержанность, скованность, скрытность, стремление иметь свою территорию, настороженность, неловкость и неумение вести себя в обществе. Только в таких условиях и могла возникнуть культура, в которой господствует «отрицательная вежливость», культура, где вежливость — это в первую очередь форма отказа от вмешательства в частную жизнь людей и навязывания им своего общества; культура с обостренным восприятием классовых отличий, где каждый озабочен своим социальным статусом и боится, как бы его не причислили к более низкой категории населения; общество, для членов которого характерны неловкость, застенчивость, двусмысленность, боязнь близких отношений/выражения чувств/возбуждения; общество, балансирующее между чрезмерной вежливостью и агрессивной воинственностью… Я заметила ряд существенных сходных особенностей англичан и японцев (хотя во многом мы очень разные) и подумала, что, возможно, фактор маленького перенаселенного острова все-таки имеет значение.

Но этот сомнительный географический детерминизм не более убедителен, чем доводы в пользу климатического и исторического факторов. Если география столь важна в формировании национального характера, почему же тогда датчане так сильно отличаются от других скандинавских народов? Или почему французы — это французы, а немцы — это немцы, хотя их разделяет лишь произвольно проведенная граница? Или жители Швейцарских и Итальянских Альп? И так далее. Да, наверное, география играет определенную роль, но это никак не главная причина. Не исключено, что наша социальная неловкость обусловлена совокупностью этих факторов — климата, истории и географии.

Мне очень жаль, но, на мой взгляд, простого ответа на данный вопрос не существует. Честно говоря, я не знаю, почему англичане такие, какие они есть, — да и никто не знает, нужно только в том честно себе признаться. Но это не значит, что мой диагноз не имеет силы. Я вправе сказать, что англичане страдают аутизмом или агорафобией (или тем и другим одновременно, если уж на то пошло) или просто испытывают трудности в социальном общении, не зная причин этих расстройств. Психиатры только так и ставят диагнозы, а этнопсихиатры чем хуже? Вы можете оспорить мой диагноз или, если не согласны с ним, поставить свой.

Но, прежде чем я поставлю точку в своем исследовании (или меня четвертуют за злоупотребление метафорами), хочу предупредить: английская самобытность заразна. Кто-то более восприимчив к ней, кто-то — менее, но если вы немного поживете среди нас, то, вполне вероятно, к своему удивлению, вскоре обнаружите, что на любую неприятность от задержки поезда до катастрофы международного масштаба реагируете типично английской фразой «Вот так всегда!», а на любой намек на излишнюю серьезность или напыщенность — восклицанием «Ой, да будет тебе!» и совершенно теряетесь при знакомстве с новыми людьми. Не исключено, что вы начнете верить, будто большое количество алкоголя помогает раскрепоститься, а в качестве приветствия будете спрашивать: «Холодновато сегодня, правда?» Но вполне вероятно, что вы окажетесь в числе более удачливых гостей страны или иммигрантов, обладающих прочной культурной иммунной системой, которая защищает от нашей социальной неловкости. Если вы все же задались целью влиться в нашу среду или просто хотите посмеяться над нами, думаю, моя книга поможет вам симулировать нужные симптомы.