Анна. Роман в стихах

Глава XIII

1

Почему недуг великий -- пьянство

косит самых сильных и больших?

Может, потому, что это странствие,

странствие великое Души?

И когда художник жизнью взрослой

сердце своё детское пугает,

вводит в мир людей жестоких, косных,

по его Души понятьям -- сумасшедших,

занятых предательством, деньгами,

полузрячих, диких и опасных,

видит, что попал сюда напрасно,

и жалеет о часах бессмысленно прошедших.

Бьётся мысль в работе и отваге.

И Душа невинная светла, резва.

Но тюрьма кругом, пока Она трезва.

Лишь прильнёт к бокалу пьяной влаги --

комната становится Вселенной,

нота, рифма, штрих -- уже нетленны.

2

Читатель дорогой, по опыту могу признаться,

поскольку изучил предмет, пожалуй, досконально --

у пьяного творца всё получается банально,

хотя ему шедевром может показаться.

Часть мозга, где хранится мастерство,

взрывается от действия спиртного

и в основном, придерживаясь принципа смурного,

с законами Гармонии вступает в баловство.

И механизм соотношений перекошен моментально.

И пьяный взгляд преувеличивает достиженья,

и мысль вступает в бурное броженье,

фальшивит и теряет смысл монументально.

Слова не сочетаются друг с другом,

метафора и рифма вышли погулять.

Попробуй, протрезвев, всё это прочитать --

охватит дрожь и оторопь с испугом.

Стих, сонатина, песня и картина --

всё пишется по методу -- хвостом скотина.

3

Интеллигентность церемонии запоя

располагается по следующим чинам.

Сначала на работе холодно и беспокойно нам,

но голод следует копить и настроенье злое.

Затем, спеша домой, портвейна три флакона

или на выбор -- водки две и пива три

купить и чувствовать весёлость нервную внутри.

Полхлеба, плавленый сырок, скорее в качестве иконы,

на закусь приобресть. Войдя в квартиру,

расстёгивая старое пальтишко,

налить в стакан -- немало и нелишку --

треть пинты -- так приятно называться киру,

по-нашему сто шестьдесят плюс девять грамм.

И выпить после снятия пальто и шапки.

Пустой желудок -- чувственный и шаткий --

от наслажденья замурлычет сам.

Но это водка. А портвейн -- другой разряд.

Здесь нужно дёрнуть сразу двести шестьдесят.

4

И дальше, раздеваясь между делом,

следить за тем, как трогает все вены,

сначала по артериям пройдясь,

продукт земли, соединяясь с телом,

как в голове легко и необыкновенно

вдруг возникает изощрённых мыслей вязь.

Как все проблемы НАТО, ВТО, ООН

надуманными кажутся, мельчают,

ни на один вопрос не отвечают.

Как подл монетизации закон!..

Затем сказать -- "Ау! а кто есть дома?" --

и тут уж риску опустить пониже,

снять с полки Даля три-четыре тома

и текст пытаться разглядеть поближе.

Одновременно, незаметно для себя,

и третью выпить, чтоб не рюхнулась семья.

И только тут отковырнуть кусок чернухи

и основательно, не торопясь, занюхать.

5

Затем заметить сына или дочь,

что смотрят исподлобья с укоризной.

Увы, но на просторах дорогой отчизны

для них законов нет, чтобы тебе помочь.

Идёт жена. Вот наступление Гудериана,

истошный крик, в руках валериана.

Хватай остатки и -- на кухню, в уголок.

В глаза ей не смотри. Лишь в пол и в потолок.

Ну, в крайнем случае -- скажи ей о начальстве,

о том, что Колька с Машкой развелись.

Быть может, это отвлечёт. Ты с ней разговорись.

Но ты не можешь. Пьёшь. И о твоём нахальстве

жена закатит снова основательную речь.

И сын подросший выхватит полбанки.

Тебя разденут и заставят лечь.

Но ты же знаешь, это лишь начало пьянки.

Когда улягутся все, ты рванёшь к заначке,

и выпив всё, ты встанешь на карачки.

6

А в середине ночи или ближе к утру

тебя отпустит мёртвый пьяный сон.

И змеи в голове, и сердце бьёт полундру,

и сумерки души мигают в унисон.

И ты обшаришь все возможные углы,

где могут прятаться давнишние заначки.

Квартиры наши для таких программ малы.

И ты сдаёшься, в краске и муке запачкан,

но в потайных карманчиках и сумочках рубли

лежат, спрессованные в запахе табачном.

Скорей на улицу и в магазин! Вели,

чтоб продавец был аккуратен в сдаче.

И сразу деньги все не трать, понеже

их спрятать легче, чем бутылку от бомжей.

Ведь ты на улице, ты не один уже.

Ты делишься своим. И разливаешь реже.

А иногда встаёшь отлить. Глядишь из-за угла

и быстро остальное выпиваешь из горла.

7

Когда пропьёшь последние бумажки,

быть может, повезёт -- и в гости попадёшь.

Там в вену ханку тебе вколет молодёжь

и самогоном лакирнёт травозатяжки.

Но разобьют тебе и фары и рули,

и будут весь сезон зудеть твои коросты,

но должен ты терпеть, покуда на мели.

Тебя научат побираться. Это просто.

И вот однажды, шарясь на помойке,

услышишь голос, как любовь, забытый

"Вот где ты, сволочь, шибздик неумытый.

Иди домой, кончай свои попойки!"

И пожалеет, пустит, отогреет,

отмоет и накормит пшённой кашей.

Уложит спать у самой батареи.

И всё простит. Такие жёны наши.

Чем никудышнее и голотяпистей мужик,

тем сердце женское к нему нежней лежит.

8

Но если денег много -- случай осложнённый.

Он пьёт один, закрывшись втихаря.

К нему идти, звонить, стучаться -- зря.

Живёт как князь он в цитадели осаждённой.

Десятками бутылок водки, коньяка

он запасается, чтоб спрятаться от мира.

Там не звучит ни арфа и ни лира,

ни кисть и ни стило не трогает рука.

Дни и недели напролёт однообразен

весь ритуал его -- налил, глотнул, уснул,

встал, помочился, опрокинул стул,

налил, глотнул, шагнул и грохнул вазу.

Который час, где ночь, где день, где вечер --

он потерял, забыл, не хочет помнить,

но цикл теряет ритм. Понятно, он не вечен.

Приходит боль. Он бродит среди комнат

и в зеркалах туманных видит лица,

не в силах выйти и купить опохмелиться.

9

Какими муками пропитаны все клетки,

где протоплазма вся из алкоголя.

Метаболизм наподобье чёрной метки

начало смерти помечает болью.

Кир израсходован -- полсуток, сутки, двое.

И тут приходит белая горячка, голоса...

"Ты видишь, чёрная явилась полоса?

Взрежь вены, удавись. Закончилось спиртное!"

"Не делай этого. Ты не один.

Тебя жена ждёт, дочь и сын"

"Никто тебя не ждёт. Ты никому не нужен.

На свете нету человека хуже"

И эти голоса звучат в его мозгу.

"Шагни в окно. Ты всеми ненавидим".

"Не торопись". -- "Я больше не могу!"

И он бросается в проём. И вот мы видим,

как по законам гравитации в нестиранном белье

летит по воздуху и затихает на земле

твой бывший товарищ.

10

Бессчётны варианты пьяной дури.

Десятилетия иные тихо пьют,

не разрушая в принципе семью, уют,

не доводя противоречия до бури.

Есть деловые бодрячки, мажорный шиз,

готовые в любой компании напиться.

Они не станут торопить и торопиться,

но всё равно дойдут до положенья риз.

Есть Дон-Жуаны, расслабляющие дам

спиртным для облегчения добычи.

Но дамы сами поддаются Вам --

бокал перед любовью так привычен.

Но это дилетанты. А Матрос Вселенной

шагает по Земле, как часть Природы,

трагедией своей смущая все народы

в космической тоске и в горечи нетленной.

Над Землёю женский плач, горестный набат.

По Земле идёт палач -- муж, сын, брат.

11

Неверно пьянство русских рихтовать клеймом.

Пьют и в Италии, и в Греции, и в Амстердаме,

вино весьма созвучно и французской даме,

и англичанину с пробором и с умом.

У древних римлян не было заботы

важнее, чем с продажною искусною гетерой

вином разбавленным напиться до кровавой рвоты,

вступить с ней в связь и дальше той же мерой

отсчитывать забавы крови голубой --

меняться дамами с соседом,

и юношей делить между собой,

и снова заблевать все яства за обедом.

И рыцари, что шли к Господню Гробу,

так иногда перед турниром напивались,

что, падая с кобыл, до вечера валялись,

пока им слуги не вольют вина в утробу.

Да и водители, что насосались пива,

ведут себя в Европе некрасиво.

12

И потому, читатель осторожный --

ирландец, немец, серб или француз,

взгляни на свой живот, на свой почтенный груз,

подумай, чем его заполнить можно.

Ответственный вопрос, твоя прерогатива.

Или ты пиво будешь дуть ретиво,

или посасывать сомнительную смесь --

коктейль. Всегда неясно, что там есть.

Или напьёшься виски до упора,

или шампанского с утра во льду.

Я презираю эту ерунду.

А виски самогоном прёт всегда -- умора...

Матрос Вселенной Вам даёт совет,

даёт бесплатную блистательную фору --

чтоб недоступным стать болезням и позору,

бросайте пить, о господа, на тридцать лет,

потом ещё на семь или на восемь.

Убавится проблем, бесчестья и вопросов.

13

В России в собутыльничестве есть резон лекарства.

Причина пьянства -- общество больное,

неправый суд, правление дурное,

чиновничье предательство, казённое коварство.

Когда невинных отправляют в каземат,

убийце назначают год условно,

когда в Кремле, в Сенате мыслят уголовно,

бюджеты многих лет воруют все подряд,

когда всеодуряющей экранной ложью

забиты юные и старые мозги,

когда крутые все из комсомольской мелюзги,

весь мир в восторге призывает нас к безбожью...

А ты ослеп, унижен, уничтожен.

Вокруг богатства, что украли у тебя,

и дразнит Сатана, твой мозг долбя,

"Прекрасна жизнь!" Но не твоя. Ты подытожен.

Свободу дай Душе. Она вино и собутыльников найдёт

и, облегчённая, отправится в полёт.

14

О Боже, замкнутый, порочный контур

проходит каждый русский гражданин,

сначала, напиваясь, воспаряет до вершин,

немного попарит и падает по фронту.

Уйти, упрятаться, залезть в свою нору --

вот способ, чтоб продлить свои полёты,

опасные при этом совершая повороты

и не влипая с властью в грязную игру.

Но многочисленные муки и болезни,

которые приносит алкоголь, --

инсульты, аритмии, белые горячки, просто боль,

инфаркты, сумасшествия, желудочные рези,

опасность потерять своё жильё,

стать синяком подъездов, подворотен.

А если ты не стар, здоров и в меру плотен,

найти заразную гумозницу и с ней делить житьё.

И всё кончается однажды на заре

захороненьем на безвестном пустыре.

15

Андрей не раз прошёл все эти развлеченья.

И в поножовщинах был резан безоружный,

и заходил в притоны ради дружбы,

и обнимал цариц квартального значенья.

Но в этот раз пройдя магический свой круг,

вернулся к ясности и цельности мышленья

и принял чёткое и твёрдое решенье --

остановить теченье общих мук.

Его опять в больничке прокачали дочиста.

О, Рукотворный Спас -- больничная постель!

И под лопатку через шприц ему всадили гель

от фирмы "Эспераль" для абстинентного поста.

Элеонора Штамм пыталась подкатиться

и подставляла и моделей и красоток из попсы.

Но он вернулся в плен Анютиной красы,

хотя она должна была ещё не скоро возвратиться.

Элеонора поняла, что исцелённый от Мефисто

неискушаем, ибо твёрд, покоен, чист он.

16

"Прости, Андрей!" -- "Что хочется сказать Элеоноре?

Что ты раскаиваешься и предаёшь свой Ад?"

"Ты, милый, обольщаться слишком рад.

Хочу сказать -- ты днями покажись в моей конторе".

"Что там?" -- "А там твои полотна,

что ты в великом вдохновеньи написал.

Уставлен ими весь огромный зал,

и публика, как сельдь, там ходит плотно,

и каждый божий день идёт аукцион".

"Ты продаёшь мои работы? Ты воровка!"

"Как мог подумать ты... Ну, право, мне неловко.

Ты подписал со мною договор". -- "Где он?"

"Пожалуйста. Вот копия". -- "Но не моя здесь

сигнатура".

"Ты был другой. Расписывался по-иному, просто диво!

Нотариус заверил. Я была бы дура,

когда бы не учла такую перспективу".

17

В старинном здании, что выстояло под бомбёжкой,

всё вырвано внутри, все коммуналки.

Стекло, металл, бегущие наверх и вниз дорожки,

бриллианты, магазины, шарики и палки.

Не всех конструкций внятен чин предназначенья.

Но зал огромный с потолком в стеклянной кровле

был предопределён коллекционеров ловле.

И вдруг Андрей увидел, как из снов, виденья.

Так странно узнаваемые кроны и фигуры

и смутно близкие уродливые женские тела,

предельно искажённые пропорции, фальшивые фактуры.

Любая композиция как в зеркале плыла

кривом. На лицах тряпки кожи рваной

зелёной, бурой, шеи, как у змей.

Андрей вдруг задохнулся. Оказался на диване.

Подумал -- "Что за мразь? Попробуй так ещё сумей!"

И вдруг услышал голос Чёрной Леди рвотный

"Великий Мастер, узнаёшь свои полотна?"

18. Отречение Андрея

"О, Леонардо, мой меч принеси.

Ты, Микеланджело, -- тяжкие латы.

О, Рафаэль, -- пред тобой виноват я.

О, Фальконe, -- не ваяй для Руси.

Ты ли, Дали, обманул Сатану,

или Магритт тебя кинул игриво?

Вот и Ван Гог молодой и стыдливый.

Здравствуй, мой рыжий, ты видишь -- тону!

Тонкий, расчётливый, жёсткий Вермеер,

маленький, нежный, жестокий Дега,

здесь не мой лес, не мои берега,

пальмы больной догорающий веер

тоже не мой. Эти красные речки,

это животное с глазом орла,

это не кровь, Ренуар, а смола,

не скорпионы, Мане, человечки.

Я проклинаю весь этот компот

ради меж нами уловленных нот".

19

"Мне непонятно, что бормочешь ты, Андрей.

Зачем отказываться от своих шедевров?

На них истрачено изрядно вдохновенья и нервов.

Теперь ты помоги мне их продать скорей".

"Я отзываю свою подпись с договора!"

"Ох, не смеши, ведь это же не пакт.

К тому же, что писал ты -- этот факт

у многих в памяти. Кончаем разговоры.

Немало выставок прошли твои обычные работы.

Купили только две. Ах, три -- прости!

А тут успех большой. Смотри не упусти.

Ты скоро будешь жить богато, без заботы".

"Да, деньги мне нужны, но не такой же лажей.

Я опозорюсь навсегда". "Ты гордость всей Страны.

Американцы, немцы -- все покорены.

Вчера японец ню увёз с десятком стражи.

Войди и поклонись. Сегодня тьма агентов".

И он вошёл под гром аплодисментов.

20

В душе Андрея и смятение и мрак.

Но он попал в капкан. Он помнил тот бокал.

Тот самый первый. Он его алкал.

Хотел сойти с ума. Сошёл, дурак.

Но подозренье тайное возникло в нём.

Такую фанаберию, и спекуляцию, и ложь

сегодня пишут и старьё и молодёжь

по пьянке по ночам или всухую днём.

Тупик таланта или бездари обман,

расчёт на лоб пустой, имеющий карман,

или наивное тщеславное упрямство

и дилетантское тупое постоянство?

Нет, всё не то. Здесь главное -- толпа.

Сам Пикассо признался нам перед уходом,

что эпатировал нуворишей, смеялся над народом

и примерял буржуям шутовской колпак.

Теперь и сам Андрей исполнил этот трюк.

И выгодно сошёл ему он с рук.

21

Продался Дьяволу... Какое заявленье!

Намазал в пьяном виде, показал талант,

сыграл на танцах для толпы великий музыкант.

И это превратилось в откровенье.

В газетах и журналах репродукции, статьи,

комплиментарные и ядовитые одновременно,

проплаченные щедро откровенно,

читал он отчуждённо, в забытьи.

Не о себе читал, а о своей болезни.

Не эпикриз, не эпитафию, а анекдот.

Он разыграл их, притворился. Он живёт!

Не утонул в попсовой буржуазной бездне,

восстал из Мёртвой и Живой воды,

ещё богаче чувства, глаз острее,

и ждут его великие труды.

К мольберту, к краскам и кистям -- скорее!

Потеря личности, метаморфоза, грех?

Но право на ошибку есть у всех.

22

Подписывал свои буклеты скромно, не бузил.

Но вдруг почуял, словно с айсбергом сближенье.

Безмолвный господин без жестов, без движенья

"Я из Гренады, дон Алонсо Альгвазил.

Я и моя супруга -- донна Эни будем рады

две-три работы Ваши приобресть.

Уполномочен я мадридским Прадо,

весьма наслышан и почту за честь".

Андрей весь вспыхнул. "Подождите, дон Алонсо.

О, донна Эни, предложить я Вам решусь

работы, где высокий, тонкий вкус.

Для Прадо это будет лакрима и консо.

Вот фотографии. Вы можете взглянуть.

Но подлинники убедительней втройне.

До мастерской моей не дальний путь".

"Я не смогу, Андрей, не по моей вине.

Я по емэйлу всё вчера отправил в Прадо.

Там выбрали. Я знаю, что мне надо".

23

"Ну что ж, судьба. Агент мой донна Штамм

оформит нынешние вкусы величайшего музея".

"Простите нас, Андрей, что покупают и на что глазеют

мы знаем досконально и желаем Вам

успехов в Ваших опытах прекрасных.

Пишите для души свои великие картины.

Но деньги нынче делает новейшая рутина,

невнятность образов, порою безобразных.

Настанет срок, пройдёт искусство дебри

и новый Ренессанс предстанет Миру,

и мастера, как Вы, а не дешёвые кумиры

представят нам бесспорные шедевры.

У Вас они уже написаны, Северин.

Бросайте кость толпе, пишите эпатажно.

Всё станет гениальным и не важно,

в каких богов раскрученный художник верил".

Гигант российского истеблишмента и халтуры

со вздохом согласился с новым веяньем культуры.

24

Явился март. И солнце по утрам

в колодцах питерских кварталов заблистало.

Тепла по европейским меркам было мало,

но дым над городом пространство уступал ветрам.

Все кашляли, чихали. Кое-кто в постели.

И втёрся к нам какой-то новый грипп.

Кто потреблял чеснок, лимон -- он от того отлип.

Все остальные с красными носами зябли и потели.

Но всё крутилось. Новая весна

несла героям нашим новые надежды.

Всё устоялось. Жизнь текла, как прежде.

Лишь Анна без семьи соскучилась одна.

А у Андрея приступы жестокой скуки

случались в Петербурге иногда.

От шока отойдя, не брал кистей он в руки.

В Париж, в Париж, в Париж влекла его звезда.

Он приезжал надолго. Вёл её дела.

И у неё беременность при нём легко текла.

25

На диком опыте Элеоноры Чёрной Леди

он заработал некое количество бумажек,

что с Анной им давало несколько поблажек.

Ну, в частности, не экономить меди

и йогурты и фрукты покупать,

и что-то из одежды мягонькой под ветер.

Хотя во Франции погоды образ светел,

не холоден и дождь не гонит спать.

Он был кухаркой, магазинщиком, сиделкой,

смирил он в сердце мощный темперамент.

Стал прочен и надёжен, как фундамент,

и по ночам был ей отменной грелкой.

А вечерами он смотрел в окно на фонарей огни,

не мог уснуть, любуясь благородным ликом,

мечтал о будущем и скромном и великом.

Она запомнит навсегда те сказочные дни.

Казалось Ане иногда, что в ней ведутся войны.

Естественно. Она уж знала -- будет двойня.

26

В Сорбонне сделался он очень узнаваем,

когда по всем каналам и эфирам

его и русским чудом и кумиром

превознесли. Его картины по трамваям

и по автобусам, наклеены, катались.

Но многие французы лишь смеялись

его уродливым пейзажам и фигурам.

Не вся Европа эпатажу верит сдуру.

Но кое-кто из полуколлекционеров

пытался заказать ему пейзаж или портрет.

Ну маленький. Он отвечал -- "Попозже. Нынче -- нет.

Сейчас пишу вождей функционеров.

Есть Сталин, сверстанный из формулы Ферми,

и Гитлер на слоне в лесах Гвианы,

Ллойд Джордж в объятьях обезьяны

и Ленин в туалете фабрики в Перми".

Всё это раскупили влёт и вмиг,

и новый образ Гения возник --

загадочный и инфернальный лик.

27, 28, 29, 30, 31

. . . . . . . . . .

32

Апрель нетрезвою походкой вошёл на питерский гранит.

А город с холодом в суставах своё достоинство хранит.

Красавиц юных одеянья легчают. Оголён живот.

Так сексуальное созданье в привычном холоде живёт.

Когда глаза мужчин степенных скользят по голому пупку,

девчонки оголяют вены, живот и складки на боку.

Апрель меняет отношенья полов, чиновников, жулья.

И на дорогах чаще тренья, тесней судильная скамья.

Начальство, предвкушая отпуск, берёт опасней и крупней,

культура на ночные клубы наваливается тесней,

любовники, встречаясь чаще, не мёрзнут в тесноте машин,

как Муромец, дерётся в чаще с бритоголовыми раввин.

Москвы попсовые театры -- один билет -- на месяц пищи --

не в Ионеске и не в Сартре. С их пошлости не много взыщешь.

Эфир мажорными словами скрывает варварство и ложь.

Весь Мир с Природой и делами на сумасшедший дом похож.

Стареющие кочегары, собрав с народа миллион,

под рокнрольные гитары поют, как сводный хор ворон.