Аншлаг (История одного покушения)

Картина первая

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Лариса, у меня три минуты. Через час нужно быть в мэрии. Если ты опять по «идиотскому» вопросу, то ничего не изменилось.

ЛАРИСА: Нет, я по-нормальному. Поменяйте мне числа на следующий месяц.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Зачем?

ЛАРИСА: Хочу к маме слетать.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Так лети.

ЛАРИСА: У мамы юбилей 18-го, а у меня «Свадьба» 19-го.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Снова замуж выходишь?

ЛАРИСА: Да… За Антона Павловича.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Бедный Чехов… Ты только сегодня узнала, когда у мамы День рождения? И с каких пор художественный руководитель занимается числами?

ЛАРИСА: Пусть Настя вместо меня сыграет. Она же репетировала. А я, если надо, ее «На дне» подстрахую.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В скафандре или с аквалангом?

ЛАРИСА: Не смешно. Ну хоть в чем — то Вы можете пойти на встречу? Сколько я Вас просила назначить меня на роль Нины? Кстати, Лариса по-гречески — чайка. А в результате играет Надька.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не Надька, а Надежда Константиновна.

ЛАРИСА: Вы и роль Настасьи Филипповны ей отдадите. Хотя мне обещали.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Савельева, почему ты все время интригуешь? У тебя главные роли в трех спектаклях. А добъемся финансирования — построим малую сцену, мы с тобой замечательный спектакль по Чехову сделаем.

ЛАРИСА: Я знаю, я вредная…

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты не вредная, ты полезная. Но противная при этом.

ЛАРИСА: А какой спектакль?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: «Душечку». У тебя получится.

ЛАРИСА: Если бы Надежда Константиновна была более покладиста, деньги на малую сцену давно появились.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты сейчас о чем?

ЛАРИСА: А то Вы не знаете, как за ней председатель попечительского совета ухаживал?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты в курсе, что любопытной Варваре нос оторвали?

ЛАРИСА: На базаре… Ухаживал, ухаживал, в Анталью приглашал, а она «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна», вместе с малой сценой… для родного театра… Введите меня в «Чайку», я бы в очередь с ней играла. Сразу станет видно, где талант, а где амбиции.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Нашла конвоира. «Введите, выведите…». Талант это интуиция, а для тебя… нахальство — второе счастье.

Раздается звонок по внутреннему телефону. Евгений Сергеевич нажимает кнопку громкой связи.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Евгений Cергеевич, Вы Борисову на шестнадцать встречу назначали?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какому Борисову?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Его зовут Константин Георгиевич, как маршала Жукова.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Жукова звали Георгий Константинович, а так звали Паустовского.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Извините. Но через две минуты он будет у нас.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мне же в мэрию. Скажите, что меня нет!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Это же Борисов.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну и что?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Тот самый! Мне начальник его охраны звонил.

Пауза

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вашу бабушку! Вспомнил… Конечно, я его жду… (отключает громкую связь) Ладно, Лариса, разберемся с твоей мамой, иди на репетицию.

Лариса быстро уходит. Евгений Сергеевич оглядывает кабинет, суетясь, достает и ставит на стол пепельницу, несколько раз репетирует широкую улыбку и рукопожатие. Ставит и убирает со стола бутылку коньяка.

Звонок по внутреннему телефону.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Приглашайте, я жду.

Входит элегантно одетый мужчина среднего возраста. Евгений Сергеевич встает, идет к нему навстречу. Мужчина внимательно смотрит в лицо Евгению Сергеевичу и, чуть помедлив, протягивает руку.

ГОСТЬ: Здравствуйте. Константин Георгиевич.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Здравствуйте. Евгений Сергеевич. Очень приятно. Присаживайтесь, где Вам удобно.

Гость садится в кресло, Евгений Сергеевич — за свой стол.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я когда с Вами поговорил по телефону, то, честно говоря, не понял, что это Вы. То есть, Вы сказали, что зайдете, нам есть о чем поговорить. А я и не понял, что Вы — именно тот Борисов.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А если бы поняли — то не приняли?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да нет, что Вы! Я очень рад видеть Вас в нашем театре. Может — чаю или кофе хотите?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, спасибо.

В кабинете повисает пауза. Каждый собеседник ждет, что разговор продолжит другой.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вообще-то, мы должны были на гастроли в Питер уехать. Но прокатчик оказался слабенький. Билеты плохо продавались… В последний момент отменили. Весной поедем… Может все-таки чаю?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет-нет, спасибо.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ осматривает кабинет, рассматривает фотографии, висящие на стене.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Разрешите посмотреть?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Конечно.

Константин Георгиевич встает, прохаживаясь по кабинету рассматривает фотографии, дипломы, призы. Евгений Сергеевич встает и продолжает разговор, перемещаясь по кабинету вслед за Константином Георгиевичем.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Труппа у нас хорошая. Неплохая труппа. Проблема, что многие снимаются. Понятно — там больше платят. Хотя сейчас, сами знаете, снимать стали меньше… Вот, недавно «Чайку» выпустили… Пресса хорошая. Ну, кто-то поругал, кто-то похвалил, как обычно… Планировали малую сцену в этом году открыть, но все упирается в деньги… Попечительский совет есть, но, опять же, у всех кризис, поэтому о реконструкции речь не идет… А может, по рюмочке? На улице-то холодно.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Спасибо. Я не пью.

Повисает пауза, которую заполняет Евгений Сергеевич.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я практически тоже. Так вот… если гости. С драматургией сейчас, сами знаете — новая драма в моде, но я к ней как-то осторожно… Зрителей тоже не поймешь, чего они хотят. Впрочем, так всегда было… Еще корпоративные вечера устраиваем. Да вот… совсем забыл: у нас детские спектакли хорошие. «Морозко», «Щелкунчик». Мы, кстати, детские корпоративы организуем. Если у вас внуки… или может дети, то можно и такое. Дети смотрят спектакль, а потом вместе с актерами торт едят. Весело получается. Недавно внук мэра у нас день рождения отмечал.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, спасибо. Дети выросли, внуков нет.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А, я кажется понимаю. Вы по поводу здания? Могу сейчас организовать осмотр. Но с точки зрения недвижимости мы такое же государственное учреждение, как прокуратура.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не совсем. Вас посещать намного приятнее.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Спасибо. Хотя статистика утверждает, что к нам ходит всего два процента населения плюс приезжие. Театр заставляет думать. А думая, редко кто остается собой доволен.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А те, кто ходят — довольны собой?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Всегда собой довольны — дураки, а к нам ходят умные. Просто думать они уже привыкли. А может, воды минеральной? Есть с газом, есть — без.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет. Спасибо. Я недавно проезжал мимо вашего театра. Колесо пробило. Охрана хотела пересадить меня в джип, а я в джип не захотел. Время — без пяти семь. Остановились как раз напротив кассы. Я вспомнил, что в театре уже лет двадцать не был. Ну, на разных мероприятиях, как Вы говорите, корпоративах, а на спектаклях — ни разу. Решил — пока они колесо меняют, зайду, посмотрю, что идет. «Чайка». Купил билет. На охране сэкономил. Сказал, что в театре я в полной безопасности. В антракте не ушел. Хороший спектакль у вас получился.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Спасибо. Я его давно хотел поставить.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: И актрису на роль убийцы удачно подобрали.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какой убийцы? Вы перепутали. Это не у нас было. Тут по соседству театр акунинскую «Чайку» поставил. Там все персонажи по очереди Треплева убивают.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Ну что Вы, я редко ошибаюсь. Это Ваш спектакль.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какая же она убийца? Она жертва.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Но последняя, кто видел Костю живым. А Вы как думаете — почему он застрелился?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну, на это много причин. Каждый сам делает вывод.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Зачем она сказала, что любит другого? Могла не говорить. Этим и довела до смерти. Она не жертва…

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Странное убийство, без мотивации. Не думаю…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А почему Чехов назвал эту историю именем хищной птицы? Назвал бы «Голубкой». Или «Уткой».

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не мог. Утку можно пожарить и съесть, а убийство чайки — бессмысленно.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: То есть без мотивации герой убивает чайку, а чайка убивает героя… Ее знаете, как ловят? В петлю. И если неосторожно к ней приблизиться, она выклюет охотнику оба глаза за секунду.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Любопытно, не знал.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А недвижимость меня не интересует.

Пауза.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мне лестно, что Вы ходите в наш театр. Почему только не предупредили? Билеты покупаете… Я бы пригласительные организовал…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Спасибо… Вы, конечно, не совсем понимаете цель моего визита. Скажите, тут говорить можно? Не слушают? (Осматривает потолок помещения.) В пожарной сигнализации камер нет?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не проверял, но думаю — нет. Что у нас подглядывать? Придет актер, нажалуется на другого. Или актриса числа просит.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Какие числа?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мы даты спектаклей числами называем. Чего нас слушать? Финансовые потоки театры огибают, а говорить сейчас все дозволено. Цензуры нет. Ставь, что хочешь, ходи, в чем хочешь… Главное чтоб деньги в кассе были. Не можем позволить идеологию, не подкрепленную проданными билетами. У меня водитель — рыбак. Часто повторяет «Нанизывайте на крючок то, что нравится рыбе, а не вам». Вот и нанизываем. Мейнстрим ловим, настроение. Ищем, как Костя Треплев, новые формы. Не всегда находим. Но готовы помочь, чем можем. Так что слушаю Вас внимательно.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ (достает из кармана связку ключей, перебирает их в руках): Попытаюсь сформулировать цель моего визита… Возможно, произведу на Вас странное впечатление. Понимаете, у меня проблема наоборот, она не в том, что чего-то нет, а в том, что все есть. Дома, машины, яхта. Недавно «Гольфстрим» купил.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Течение?!

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, так самолет называется. Пять тысяч миль без посадки. У меня даже остров есть. В Карибском море. Небольшой, но с пресной водой. Пляжи замечательные. Причал построили. Сейчас взлетную полосу строят. Ну, остальное в интернете прочитаете. А вот главного… Главного нет. То есть — жена и дети есть. Правда, взрослые… Проблема, наверное, в том, что меня никто не любит. Жена давно, дети недавно. Любовница — убежденная материалистка, про остальных я и не говорю. Друзья кончились. Остались партнеры по интересам. Так, к сожалению, уже давно…

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: «Винный погреб есть, а штопора нет.» Бывает…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Просыпаешься, умываешься и не знаешь, что делать с жизнью. Ничего не хочется, даже хотеть не хочется. Какой-то кошмар со всеми удобствами. Куда идут в таком случае? В церковь. Или сразу на кладбище. То есть к Богу по прямому варианту, без посредников. Вы, если не секрет, в загробную жизнь верите?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Честно? В Бога верю, а в загробную жизнь… не очень. Если ошибусь, будет приятный сюрприз.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Но это если в рай попадете, а если….

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: (смеётся). Ад мне не грозит, в крайнем случае — чистилище. Да не будет сюрпризов.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Так Вы и ставите.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Может поэтому Вам и нравится.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: В общем, с церковью у меня не сложилось, но это отдельная тема… (Пауза). И тут колесо пробило. Зашел в театр и почувствовал что-то знакомое, близкое. Вспомнил, как в детстве в него в первый раз попал, с бабушкой. В большом городе в большой театр. Мир на сцене сказочный. Другая жизнь, зазеркалье. Мы жили в провинции, там таких театров не было. Но с тех пор то, что происходило на сцене, меня завораживало. Я даже влюбился в первый раз в Снегурочку, на каком-то утреннике. Это я сейчас понимаю, что ей лет сорок было.(Пауза) Как-то в школе на «Ромео и Джульетту» повели… Красивая она была. Мне казалось, будь я на сцене рядом с Джульеттой, был бы выше, сильнее, смелее. Потом без класса раз десять ходил. Мечтал о ней. Не представлял, что она, простите, в туалет ходит. Понимаю, что произвожу на Вас впечатление ненормального… Нормальные в метро ездят, а я на «Гольфстриме» летаю.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не все в метро. Я, например, на машине.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Да я не про это. Не хотел Вас или кого-то обидеть.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А мы не обижаемся. Мы вас внимательно слушаем.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Простите, у Вас в детстве был велосипед?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да, спортивный.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А у меня не было… Как оказалось, деньги приносят намного меньше радости, чем кажется, когда их нет…Так вот, посмотрел я у вас «Чайку» и в голову пришла мысль, что мне нужно в театр. Вспомнил, как в детстве хотелось на сцену, чтобы стать другим.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я, кажется, понял… Вы хотите играть. Это детская мечта. Хотели быть актером, но — не сложилось, правильно?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Что-то написали? Есть интересный материал?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Материала полно — шить некому.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вы хотите поставить?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Если я играть не умею, как же ставить?!

Понимаете, я бы хотел оказаться в зазеркалье, куда других не пускают. И еще. Я хочу, чтобы меня любили. У меня есть одна история. Он и она. Он постарше, она помоложе. Я потом расскажу. Есть наброски. Понимаю, у Вас репертуар, вы государственное учреждение, почти как прокуратура. Но я оплачу постановку и все, что нужно. Нужен режиссер и одна актриса.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Значит, все-таки Вы хотите играть.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Я не хочу играть, я хочу жить.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В театре не играть нельзя. Вы закон соленого огурца знаете?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не помню.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Простой закон. Свежий огурец, помещенный в раствор соленой воды, через некоторое время становится соленым.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ Спасибо за информацию.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Что касается Вашего предложения… если все оплатите, это может быть даже интересно, как такая… новая форма, и… раз в месяц можно камерный спектакль… может быть

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: (перебивает): Нет, Вы не поняли. Я хочу каждый день.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В средние века актеров хоронили за оградой кладбища не только потому, что они искажали лик человека, созданного по подобию божьему, но и из-за гордыни, первого смертного греха.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Причем здесь гордыня? Мне необходимо каждый день, иначе меня это не спасет. Вечера у меня совсем пустые.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да, но у нас репертуарный театр.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Понимаю. Но Вы хотели построить малую сцену. Давайте сделаем. На сколько зрителей планируете?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Двести мест.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Впрочем, неважно сколько людей на меня будут смотреть. Мне главное, где я окажусь.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Но малая сцена — это тысяч триста. Условных единиц.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не страшно. А проект, согласование на реконструкцию у вас есть?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да, все есть… кроме денег.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Замечательно.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Но все-таки — каждый день…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А как на Западе? Там спектакль играют, месяц, два, три, а то и год подряд. И потом, я же сказал — вы не будете зависеть от сборов.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну, тогда хорошо. Мы же ищем новые формы. Олигарх играет… простите — живет на сцене. Каждый день.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Знаете, я не люблю слово «олигарх». Оно мне напоминает «олигофрен». Им обоим чего-то не хватает: одному — ума, другому — денег. Называйте меня по-другому. Негоциантом, например.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Негоциант — это тот, кто договаривается?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Да, сегодня — с Вами договорюсь.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Можно посмотреть пьесу? Хотя бы расскажите сюжет или фабулу.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А чем они отличаются?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ (усмехаясь): Мотивацией, точнее ее отсутствием.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Убийство без мотивации и сюжет без мотивации. Если договоримся о главном — расскажу. Там не будет жесткой линии. Каждый день можно по-разному играть. Героиня любит героя, а ситуации меняются.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Замечательно. Вы меня заинтриговали. И как долго это будет идти?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Для начала — год.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Год?! Каждый день?! А как же Ваш остров? И потом, актрисе, кто бы она ни была, придется отказаться от других ролей. И еще от многого…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Конечно, придется. Мы подпишем с ней контракт, она не сможет уезжать из города, заниматься чем-то еще. Там много пунктов.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А в материальном плане?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Сколько у вас актриса получает, в среднем?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну где-то эквивалент тысячи долларов…

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Тогда предложим ей тысячу в день. Пятьдесят процентов авансом. Пятьдесят — пропорционально за каждый спектакль. На всякий случай застрахуем ее жизнь и здоровье. Но нам нужен третий.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Третий найдется. Вам же «Чайка» понравилась? Надеюсь, и режиссера не обидите.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не обижу.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Спасибо. А я думал, что день не заладился. Все с утра не так. А вы пришли — и наоборот, все очень даже так.

Сигнал громкой связи.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Евгений Сергеевич, Вы опоздаете в мэрию.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Полина Андреевна, я в мэрию не поеду. Позвоните, придумайте, что угодно. Скажите, что у меня приступ.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (взволнованно): Какой приступ, Евгений Сергеевич?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Радости! (Отключает связь.) Константин Георгиевич, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? У меня сейчас репетиция идет. Хотите — пригласим несколько актрис, проведем кастинг?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Давайте. Как говорят таксисты — раньше сядешь, раньше выйдешь.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ (по телефону): Полина Андреевна, пригласите Ларису, Надежду и Анастасию. (Отключает телефон, обращается к Константину Георгиевичу.) Ну, мы им сейчас о предлагаемых обстоятельствах контракта говорить не будем.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Конечно, зачем нарушать чистоту эксперимента. Скажите, сколько займет реконструкция?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: При стопроцентном финансировании месяца четыре. Сделаем все быстро, качественно и дешево. Смета у меня готова.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не получится.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Почему?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Вы закон магического треугольника знаете?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не помню.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: У него три стороны — «Качественно», «Быстро» и «Дешево». Как только выбираете любые две, третья исчезает. Если быстро и дешево — то не качественно. А если качественно и быстро — то недешево. И так далее.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Интересное наблюдение, со спектаклями то же самое.

Раздается стук в дверь. Входят три молодых женщины.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Три грации. Красота, изящество и радость. Присаживайтесь, богини.

Женщины рассаживаются.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Познакомьтесь — Константин Георгиевич. Анастасия, Лариса, Надежда. Всем очень приятно. Не знаю, знаком ли вам Константин Георгиевич, но в данном случае он — потенциальный продюсер будущего спектакля.

ЛАРИСА: Антреприза?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Нет, это будет репертуарный спектакль. Мы бы хотели сейчас определиться с исполнительницей, поэтому я попрошу вас вспомнить лучшие годы вашей жизни, и сыграть этюд. Вы влюбились в человека, которого увидели первый раз в жизни.

АНАСТАСИЯ: Прямо здесь?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Нет, будем строить декорацию. Считайте, что вы на вступительном экзамене.

ЛАРИСА: А во что вступаем?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В светлое будущее. Девочки, соберитесь. У вас не будет второго раза произвести первое впечатление… Анастасия, Вы первая. Константин Георгиевич, нет, не надо вставать. Вы сидите в кресле. Допустим, это скамейка в парке.

Анастасия проходится по кабинету, проходит мимо Борисова, на секунду ее нога замирает в движении, она делает шаг назад, оборачивается, внимательно смотрит на Константина Георгиевича, молча садится на стул рядом с ним, трогательно смотрит на него. Достает из сумочки пудреницу, секунду смотрится в зеркало.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Достаточно, спасибо. Теперь, Лариса, твоя очередь.

Лариса подходит к Надежде.

ЛАРИСА: Дай на секунду сумочку.

Роется в сумке, достает пачку сигарет.

ЛАРИСА: Спасибо.

Проходит мимо Константина Георгиевича, останавливается возле него.

ЛАРИСА: Простите, у Вас не найдется зажигалки?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: К счастью, нет. Не курю.

ЛАРИСА: Простите.

Она отходит, через шаг оборачивается, возвращается.

ЛАРИСА: Да вообще-то я тоже не курю. Хотелось познакомиться. Меня зовут Валентина. А Вас? Впрочем, не говорите. Я сама угадаю. Валентин. Нет, Константин. Правда, я угадала? Может, нам куда-то пойти, посидеть? Мне кажется, что Вам одиноко. Вы не подумайте, я не удочка, просто Вы мне понравились. (Придвигается к нему поближе.)

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Все-все, спасибо, достаточно.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Теперь Надежда.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не нужно, мне все понятно.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Всем спасибо. Все свободны, то есть идите на репетицию.

ЛАРИСА: А как представление называться будет?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А так и будет — «Представление».

Женщины выходят из кабинета.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Первая или вторая?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Третья. (Кладет связку ключей в карман).

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Интересно… Хотя — да, Вы ее в «Чайке» видели, она Нину играет, которую Вы подозреваете в убийстве. Она у нас актриса характерная, в прямом и переносном смысле.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Это что значит?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Это значит, что характер у нее сложный. Хотя — тут все непростые. Так что — по рукам?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Договорились.

Пожимают друг другу руки. Константин Георгиевич внимательно рассматривает свою ладонь после рукопожатия.

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Пальцы пересчитываете?

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Привычка. Кстати, большого не хватает. (Прячет его и показывает режиссеру кисть наружной стороной).

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ (смеется): Кажется закон соленого огурца начинает действовать.

КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: В понедельник я к Вам заеду. В шестнадцать будет удобно?

ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Абсолютно.

Константин Георгиевич выходит. Евгений Сергеевич достает из шкафчика заготовленный коньяк и фужер, наливает полфужера и выпивает залпом.