Антери, сын Лапландии

Глава четырнадцатая

Раздались два выстрела…

Мягкий хлопок из дробового ствола и тотчас вслед за ним резкий, пронзительный свист пули.

Прежде чем Антери, вздрогнув, раскрыл глаза, а на это ушли какие-то мгновения, он знал, что произошло. Он подскочил и сел в спальном мешке, отчаянно пытаясь нащупать замок «молнии». Пальцы никак не могли ухватить его… Отец стоял рядом в укрытии, мешок отца лежал на подстилке… Антери видел только ноги отца, но слышал, как тот перезаряжает ружье.

Рипсу скакал и метался на ремне на краю болота… А может, это были фокусы теплого воздуха, поднимающегося над костром, и он, Антери, видел то, чего не было на самом деле? Нет, Рипсу и впрямь скакал и бегал туда и обратно, насколько ему позволял ремень. Сверху слышался голос отца, он что-то бормотал сквозь зубы. Как будто проклятия. Затем послышался резкий щелчок, и Антери понял, что ружье вновь заряжено и замок закрыт. Не успел он оглянуться, как вновь грянул двойной выстрел.

Отец переломил ружье, и дымящиеся гильзы, отлетев от брезентовой стенки, упали на хвойные ветки.

— Что случилось с этим ружьем? — ругался отец. — Я как будто заряжал его волчьей дробью, а получается вот что. Уж казалось бы, такие умники, а сами не могут даже сделать дробовой заряд… А пулевой ствол! Ведь я умел раньше стрелять.

Чего это отец так разошелся? Антери не видел, по кому можно было бы стрелять…

— Черти! Хотели утащить Рипсу!.. — сказал отец. — Бедный олешек… Все-таки они успели убраться. Нет, ни за что не поверю, чтобы я не попал в них. В одного или даже в обоих. Давай-ка посмотрим…

Отец надел сапоги, а Антери наконец-то нащупал замок «молнии». Он вылез из спального мешка и тоже нашел свою обувь. Он заметил, что луны не было и восточный небосклон алел от лучей восходящего солнца.

— Я угадал! — крикнул отец, разглядывая снег. — Иди посмотри, сын! Эгей, ты уже проснулся? Надевай башмаки и беги сюда! Захвати с собой электрический фонарь, он в боковом кармане рюкзака… Лыж не надо, наст выдержит хоть лошадь…

Антери нашел электрический фонарь и поспешил к отцу. Конус света ярко осветил то, что и без того было видно: кровавые следы. Темные капли и брызги там и сям на большом пространстве. В одном месте они сплывались в полосу, к тому же в довольно густую полосу, уходившую на восток через Виувалонвоса.

— Я попал точно, — сказал отец. — Я уж удивился, что стрелял так плохо и не сбил ни волоска… Ну, а второй? Их было двое. Пойдем-ка посмотрим, неужели второй отделался без царапины. Он был дальше.

— Кто это был? — спросил Антери.

— Кто? Ведь ты же сам рассказывал мне вчера вечером, кто свирепствует здесь в междуречье. Тогда я немного сомневался, а теперь больше не сомневаюсь. Это были волки, хотя и странно. На этих возвышенностях и так далеко от восточной границы их не видели десятки лет… Они хотели схватить Рипсу.

Отец и сын вернулись обратно и прошли мимо укрытия Рипсу к окраине болота.

— Смотри-ка, и этот задет! — воскликнул отец. — И вдобавок ко всему сильно — с нашей точки зрения, хорошо. Достань топор из укрытия. И оставайся рядом со мной. Он не мог далеко уйти.

Антери сбегал в лагерь и принес топор. У него, как и у отца, не было рукавиц на руках, но в эту напряженную минуту утренний мороз не ощущался.

— Не будем торопиться, — понизив голос, сказал отец. — Пусть рассветет, тогда увидим получше… Этот второй подкрался лесом, а тот отсюда. Они почти обложили Рипсу. На одном направлении был наш лагерь, на двух других волки. Только один путь был свободен: на север. Там опять открытая болотистая низина на много километров, и они рассчитывали, что там-то они и смогут вцепиться Рипсу в горло. Они хитрые. Но на этот раз они ошиблись.

— А почему они убивают больше, чем им нужно? — спросил Антери. — И росомахи тоже так делают. Так говорил учитель и Матти-Олень.

— Почему мы убиваем осенью больше птиц, чем нам нужно на один раз, помнишь? Почему мать покупает в лавке больше еды, чем нужно на один день? — в свою очередь спросил отец. — Что касается росомахи, то у нее сейчас где-то есть дети. Росомаха-мать должна кормить их и заботиться о них, и когда они подрастают, им нужно приносить пищу. По крайней мере, во время кормления молоком ей нельзя делать слишком долгие вылазки для добычи пищи. Тогда для росомахи хорошо, если поблизости есть убитые олени. И чем больше, тем сытнее в желудке… Посмотри на снег!

Антери увидел, что по краю болота тянется почти сплошная темная полоса.

— Когда мы найдем его, он, по-видимому, будет уже мертвым, — сказал отец. — Такой потери крови не вынесет и волк… Вот!

Вот тут он и был, убийца оленей. У маленькой ели на краю болота. Мертвый?

— Он шевелится. Или я плохо вижу? — пробормотал отец. — Он лежит на лапах, и его голова повернута в нашу сторону. Во всяком случае, он знал, откуда за ним придут. Оставайся здесь, сын, и держи топор наготове. Я зайду сбоку и выстрелю в него на всякий случай. О зверях никогда нельзя знать, что они могут сделать, а я никогда не встречался лицом к лицу с волками. Так или иначе, шкура этого волка наша, никуда она не денется.

Отец отошел на несколько шагов в сторону, присел на корточки и выстрелил с расстояния тридцати — сорока метров из пулевого ствола. Резкий звук выстрела докатился до противоположной окраины низины и эхом вернулся обратно.

Дернулся ли зверь? Приподнялся ли он на лапах и вдруг вновь опустился на землю? Во всяком случае, теперь он уже опоздал, если намеревался бежать. Этому волку уже никогда не придется убивать.

— Ура! — крикнул отец. — День начался удачно. И ты тоже был мне удачливым спутником, сын. Осенью, когда мы ушли в лес, мы добыли вон сколько птицы, а дедушка дал нам рыбы. А теперь это… Понимаешь ли ты, что означает этот волк для нас и для многих других? Наверное, не понимаешь… Я объясню. Во-первых, мы получим вознаграждение. Его заплатит государство и, может быть, местное общество оленеводов. Это большие деньги. Я не удивлюсь, если местные оленеводы подарят нам оленя или двух в качестве чрезвычайной награды… А потом еще эта шкура. Попробуем снять ее умело, вместе с когтями, ушами, кожей на морде и хвостом. Когда мы обработаем ее, мы получим за нее хорошие деньги от какого-нибудь туриста или здешнего отеля для приезжих — а то оставим ее себе. Только что нам с ней делать?.. И еще: это, кажется, волчица. У волчиц только что прошла течка, и этот зверь через девять недель принес бы четырех, а то и восьмерых детенышей. Будущей зимой в наших местах по меньшей мере охотилось бы десять кровожадных зверей. Страшно подумать, что это означало бы для оленеводства… И слушай, мы возьмем голову этого зверя с собой. Когда мы выварим и очистим ее, она будет прекрасным сувениром, напоминающим об этой охоте. Может быть, кто-нибудь польстится купить ее за хорошую цену…

Они потащили добычу в лагерь, отец за одну лапу, сын за другую. Обычно немногословный, отец говорил и говорил, рассказывал о том, что знал, и время от времени смеялся от радости.

— По крайней мере, два заработка за одну минуту! — несколько раз повторил он.

Рипсу скакал и метался, когда ветер доносил до него волчий запах, но когда Антери подошел к нему, похлопал и успокоил его, он угомонился и взял в рот пучок лишая. Но еще долгое время он был насторожен и осматривался по сторонам.

— Ну, а теперь сварим крепкого кофе, сын! — сказал отец. — Мы это заслужили. Потом будем снимать шкуру и, когда управимся, пойдем проверять сети… А еще знаешь что: я отправлюсь на лыжах за волком-самцом. Он ранен и, очень может быть, остался где-нибудь оправляться от ран. Если его раны серьезны и особенно если он ранен в живот, его должно лихорадить. И может статься так, что его удастся захватить врасплох на лежке. Собственно говоря, хорошо, что мы не погнались за ним сразу. По такому насту ни один лыжник не догнал бы его, если бы он наддал ходу. А теперь он лежит где-нибудь тут, поблизости, и время работает на меня… Если б только он направился на Койтелайнен! Очень может быть, эта волчья пара рассчитывала устроить там логово…

Кофе был черен, как деготь. Для Антери, который не очень привык к этому напитку, он был слишком крепок. Он сказал об этом отцу, но тот только рассмеялся в ответ:

— Хо-хо, сын! Тебе непременно надо привыкать к крепкому кофе, если ты рассчитываешь стать оленеводом. Лучшие оленеводы варят такой кофе, что в нем стоит ложка… Ну, шутки в сторону. Положи в него немного снегу, так он заодно и остынет.

У них были приготовленные матерью бутерброды и булка, которая, правда, замерзла. Острым ножом все же можно было отрезать от нее куски, и, когда кусок натыкали на щепку и отогревали у костра, хлеб был как только что вынутый из печи.

Когда они наелись и вычистили куксы, отец сказал:

— Ну что ж… Остер ли нож? Если нет, дай мне, я сперва поточу. У хорошо снаряженного таежника, сын, есть при себе точильный камень.

И чуть погодя:

— Подержи-ка здесь, чтобы сподручней было снять шкуру, вот так… Хо-хо, это денежная работа, сын.