Глава двадцатая

Кто знает, может, это был обоюдный спектакль. Изрядное театральное представление здесь, у южной оконечности озера Сайвелярви в финской Лапландии, когда разыгралась весенняя метель. Наигранные слова, интонации, позы…

Значит, истина была в другом?

Истина состояла в том, что бушевала пурга; что сезонный ветер под названием лесосев выдувал из шишек семена и разбрасывал их, обломанные ветки и прочий лесной мусор повсюду по насту; что высохшие деревья падали там, где они еще уцелели. Истина, полная истина состояла в том, что для рожденных и выросших в этих местах людей было обычным относиться к сюрпризам спокойно.

Негоже было здесь, в дебрях, склоняться перед несчастьями и невзгодами, но и не было необходимо, ни тем более желательно неистовствовать от радостной новости или сходить с ума от удачи — вот в чем состояла истина.

Возможно, именно сейчас покой и сдержанность казались преувеличенными. Но может быть, эта счастливая встреча в пургу в темноте и была причиной того, что старик и мальчик старались напускать на себя спокойствие, знали это и радовались этому. Публики у этого зрелища было мало, и, если счесть за зрительный зал окружающую природу, особенно деревья в лесу, публика была крайне немногочисленная и обветшалая, ее прямо-таки не существовало. Так что если это была вообще сцена, то ей радовались только сами актеры — они пытались сыграть свою роль как можно лучше.

Антери не разразился восторженными криками, встретив своего надежного друга в минуту беды.

Старик сделал свое предложение тактично, ссылаясь на усталость оленя, а не мальчика.

Антери ответил, что в избушку можно было бы завернуть.

— Тогда этим путем, — сказал Матти-Олень.

Конечно же, бывалый ходок по тайге знал истинное положение вещей. Он знал, какой длинный путь совершил мальчик с оленем, и мог сделать свои выводы. Кроме усталости Рипсу, он видел также, какое облегчение и радость испытал Антери. К чему еще спрашивать об этом?

И к чему бы мальчик стал рассказывать о том, что, по его убеждению, Матти-Олень знал досконально?

Старый оленевод взял из руки Антери вожжевой ремень Рипсу и тронулся в путь. Антери пристроился замыкающим и последовал за санями, пробиваясь сквозь пургу.



До избушки было совсем недалеко. Но все же Антери успел обдумать по пути эту странную встречу.

Что делал Матти-Олень в этих пустынных местах?

И что бы он ни делал — если он жил в какой-нибудь избушке здесь неподалеку, — почему он именно в этот вечер вышел из-под крова на этот ветер, в пургу?

Может, эта встреча была спланирована заранее? Устроена?

Кто же тогда спланировал и устроил ее? Матти-Олень? Если так, то как он сумел вовремя попасть в верное место?

Антери заметил, что у стены избушки лежал олень. При их приближении он встал. Сноп света от карманного фонаря в руке Матти-Оленя выхватил его из темноты, и Антери узнал его. Это был ездовой олень Матти, с большими рогами и очень сильный.

Стало быть, Матти приехал сюда на олене.

Ну, а зачем он приехал? У старика не было мотосаней, и передвигаться по тайге, по неведомым путям, на олене было все же лучше, чем просто на лыжах.

Ну, а все-таки…

И тут тоже возле оленя были лопарские сани. А в них лишай и хвощ. Зачем же одновременно и лыжи, и сани?

— Иди в избу греться! — сказал старик, когда они остановились. — Ты, наверное, вспотел, и тебе нельзя охлаждаться. Я пристрою твоего Рипсу. Я собрал для своего оленя жутко много лишая, так что его хватит и для твоего оленя… Есть у тебя в санях что надо внести в избу?

— Мешок с провизией, — сказал Антери. Он снял с ног лыжи и воткнул их в наст поблизости от стены. — А там на дне выдра.

— Что такое? — заинтересовался Матти-Олень.

— Да, наверное, выдра, — сказал Антери. — Запуталась в сети, да так, что я положил ее вместе с сетью. Не успел снять с нее шкуру, потому что нагрянула вьюга и надо было спешно отправляться домой.

— Так, значит, выдра! — сказал старый оленевод. — Волк и выдра. А твой отец, конечно, гонится за другими.

Антери прямо-таки вздрогнул от испуга: этот старик — ведун, колдун, вещун. Как он мог говорить с такой уверенностью о том, что произошло за десятки километров в тайге? А может, он встретил отца?

— Что отец… Где вы встретились с ним? — запинаясь, спросил Антери.

— Хо-хо-хо, — рассмеялся старик. — Не видел я твоего отца, а он не видел меня, вот так-то. Иди в избушку. Я все объясню, когда приду вслед за тобой. В этом нет ничего сверхъестественного…


Антери обдало теплом, когда он открыл дверь и вошел внутрь. У стены, где была дверь, прямо налево был, очевидно, очаг — несколько углей тлели в золе. Вообще же в избушке было темно.

Он достал из кармана коробок спичек и чиркнул одной. В ее свете он увидел у задней стены сплошные нары, кучу дров у очага, окно и перед ним маленький столик. На столе стояла бутылка, в горлышко которой была воткнута свеча. Он поднес пламя спички к свече, она тотчас загорелась и осветила избушку.

Он бросил два или три полена на тлеющие в очаге угли и присел на нары. Он страшно устал. Только теперь он осмелился признаться себе, как он устал. Ногам было больно, плечи ломило. Лицо, исхлестанное ветром, горело.

Он чувствовал голод, но сильнее голода была потребность в отдыхе. Он подумал, что успеет отлежаться немного, пока придет Матти-Олень. На нарах лежала старая шкура лося. Он не снял шапку, одна варежка осталась у него на руке. Шум ветра за стенами избушки слышался слабее, затихал. Антери слышал его еще с минуту, потом он окончательно затих. Брошенные в очаг дрова разгорелись ярким пламенем, но Антери этого не видел.


Он проснулся от звяканья дужки котелка или какой-то другой посуды и сразу почувствовал страшный голод. Он сел на нарах, почуял запах жареной рыбы и аромат кофе и, не задавая лишних вопросов, придвинулся к столу, на котором горела свеча. Матти-Олень сидел на чурбаке с другой стороны стола и следил за вертелами с рыбой, жарившейся на углях в очаге. В котелке на тагане дымился готовый кофе.

— Они как раз поспели, — сказал старик, подавая на стол вертела с жирными сигами, поджарившимися на углях. — Подумал, что можно поджарить пару штук, раз их так много. Как ты думаешь?

— Конечно же, их можно брать и поджаривать, — сказал Антери. — Я, кажется, вздремнул.

— Было малость… Должен же человек поспать после такого пути, — сказал Матти-Олень.

Антери хотелось знать, как долго он проспал на лосиной шкуре, но он не стал любопытствовать. Он попытался определить время, взглянув в маленькое окошко избушки, но там была сплошная темень и пурга, с такой силой бросавшая снег в окошко, что только стекла звенели. На столе в горлышке бутылки горела свеча; была ли это та же свеча, которую он зажег, или новая, вставленная в горлышко, когда старая догорела?

Ну, а куча дров у очага, уменьшилась ли она? Но Матти-Олень мог принести новых дров, напилить и наколоть их снаружи так тихо, что он не проснулся.

Выпотрошить, посолить и поджарить сигов, лежавших на столе, во всяком случае, заняло примерно полчаса, решил Антери. Это никак не согласовывалось с тем, что свеча обгорела так мало. Значит, свеча была новая и он проспал часа два или больше…

Вопрос о том, как долго он проспал, в конце концов не имел особого значения. К тому же он выяснил бы это исподволь, с наступлением утра, если не раньше. Но Антери был внимателен к мелочам и ничего не мог с собой поделать. Это было наследие прошлых поколений охотников, рыболовов и оленеводов, которым приходилось именно на основании мелочей принимать важные решения.

— Это и вправду была выдра, — вдруг сказал Матти-Олень. — И большая. Теперь ей уже больше не разбойничать, не хватать рыб…

Антери ничего не ответил. Он засунул в рот кусок сига и, навострив уши, ждал слова, по которому можно было бы судить, сколько времени он проспал.

— …И сеть она здорово изодрала. Но сеть еще будет служить, когда мы починим ее.

«Вот как, — подумал про себя Антери. — Матти отпутал выдру от сети, и на это занятие ушло, наверное, по крайней мере столько времени, сколько надо, чтобы сгорела одна свеча… Но посидим тихо и послушаем, может быть, узнаем еще что-нибудь».

А старик продолжал:

— Давно уже это было, когда я в последний раз обдирал выдру. В старину мех выдры очень ценился, и важный человек был тот, на голове которого красовалась шапка из меха выдры. Да и нынче она смотрится по-другому, чем эти шапки из искусственного меха и кожи… Ты уже думал, что ты сделаешь из ее меха? Я бы предложил сделать шапку.

«Снял ли Матти шкуру с выдры в то время, пока я спал? — подумал Антери. — Уж не третья ли свеча горела в горлышке бутылки за эту ночь?»

— Это была здоровенная зверюга. И шкура тоже. Из нее свободно выйдет три шапки, — говорил старый оленевод. — Осмелюсь ли сделать тебе одно предложение?

— Почему же нет?..

— Шкура на выдре вообще держится крепко, а эта была мертва уже много часов. Можешь мне поверить, что снять с нее шкуру возможно только мелкой работой ножом. Так что если ты дашь мне за обдирку мех на одну шапку, вы с отцом оба будете с шапками из меха выдры. Можете выбрать лучшие места, мне сгодится и то, что останется, — говорил Матти-Олень.

Ясное дело. Антери получил необходимые сведения, чтобы сделать собственные умозаключения. Он проспал всю ночь, а Матти-Олень тем временем возился с распутыванием сетей, потрошением рыбы и сдиранием шкуры с выдры. Недаром он, Антери, чувствовал себя таким бодрым…

Разве можно застать врасплох эту старую лису, подумал Антери. Если он думает, будто он, Антери, не знает о том, что прошла ночь, то надо сказать ему что-нибудь такое, что заставило бы его думать иначе.

— По мне, так пожалуйста. Хоть две шапки. Но сперва надо спросить отца.

— Верно, — сказал Матти-Олень.

— Может быть, он уже дома. А мы скоро отправимся отсюда? На дворе, наверное, уже светает?

Но со старым таежником такие штуки не проходили. Он умел покашливать, пытаясь тактично объяснить своему молодому другу, который сейчас час. А теперь он был по-настоящему рад и счастлив, обнаружив, что мальчик обладает безошибочной способностью к умозаключениям.

— Хо-хо-хо, — прогудел он и ударил ладонью по столу. — «Человек спит, одежда не спит». Это верно! Но мы еще посидим здесь часок-полтора. Попьем кофе, да и я прилягу и разогну спину. Сани готовы, так что осталось лишь запрячь наших бегунов, и можно отправляться. Подождем, когда станет по-настоящему светло. Четыре часа езды или самое большее пять — и мы дома, хотя и метет пурга. Что ты на это скажешь?

— Да, так и сделаем, — ответил Антери. — Почему бы и нет?

Загрузка...