АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

Глава седьмая. Кошмар на улице Школьной.

Надо ли говорить о том, что уснуть после такого насыщенного дня... вернее, вечера, то есть уже ночи, удалось только утром да и то с трудом? Рассвет мы дружной компанией встречали на берегу Луха, домой я пришла, когда папа, всё-таки вернувшийся из Дзержинска заполночь, уже собирался на работу, мы пожелали друг другу спокойного утра и хорошего рабочего дня; до кровати меня довёл автопилот. Казалось, упаду поверх покрывала и усну богатырски, на неделю, не меньше.

Упала -- и сразу же поняла, что спать нужно, но не хочется.

Хлопнула дверь, провожая папу.

Я легла на правый бок.

Стало жарко.

Перевернулась на левый.

Стало душно. Да, папа приобрёл сплит-систему, даже по стенам развесил, вот только забыл, что под неё ещё проводку делать нужно и подключать, поэтому кондиционера в доме не было. Яркое утреннее солнышко шастало по комнате, всё пытаясь пролезть ко мне под веки. Задёрнуть бы шторы, да лень...

Поменяв ещё раз пять левый бок на правый, я не выдержала. Совершила над собой насилие и поднялась с кровати. Сдёрнула покрывало, вытащила из шкафа махровый халат, чтоб не размениваться на полотенца, добрела до ванной, ополоснулась, можно сказать, чисто символически, вернулась к себе, задёрнула шторы. О блаженный сумрак! Хоть что-то папа помнил! Он купил светонепроницаемую ткань для штор!

Осталось только уснуть.

Левый-правый-левый-правый-спина-живот-левый-правый...

Гррррр!

Я подхватилась и выбежала на улицу, на ходу впрыгивая в хлопковый комбинезончик и вышвыривая из сенцев "Салют".

Ну зачем только ложилась? Зачем? Сидела бы себе на берегу да комаров кормила! Бешено крутя педали, я пролетела по сонным улицам, сопровождаемая редким брёхом собак и блеяньем коз.

Ветер бил в лицо, трепал волосы, велосипед скакал с кочки на кочку, и в глазах задорно плясали сосны, подсвеченные первыми солнечными лучами.

-- А-а-а-а-а-а-аа!!! -- яростно оповестила я лес о своём присутствии, выпуская клыки. А что? Грозная вампирша сходит с ума! Разбегайтесь, кому жизнь дорога! И тут случилось то, чего меньше всего ждала этим утром: сладкий аромат крови Эдика молотом ударил в лицо, и меня чудом не перевернуло вместе с великом, когда тормозила.

Эдик.

Я слезла с велосипеда и нервно облизнулась.

Эдик!

Аккуратно прислонив "Салют" к ближайшей сосне, пригнулась, побежала вперёд, как собака на охоте, рыская по сторонам, принюхиваясь.

Запах Эдика был всюду! Такой, грммм... такой...

Определив, наконец, в какой стороне он сильнее, я припустила туда, зорко высматривая, не мелькнут ли где бронзовые кудри, но заметила первыми, конечно, его стильные белые шорты.

Он бежал от меня!

Бежал, да так, что любо дорого посмотреть! Ни дать ни взять, косуля, трясущая по кустам белым хвостиком.

Нет, друг Эдик, врёшь. От меня не уйдёшь. В тот раз ты тягался с велосипедом, из которого нереально выжать по-настоящему большую скорость, но сегодня я бегу сама! А от меня ещё никто не сбегал, когда я этого не хотела.

Мои ноги, казалось, едва касались земли, бесшумной тенью летела я за Эдиком, облизывая клыки, и вот уже его вспотевшая спина замелькала совсем рядом, вот уже различима стала каждая мокрая прядка его чёрных от пота волос, и запах его крови сделался осязаемым, обрёл вкус, оседая на моих клыках...

И тут меня подхватила в воздух гибкая, шершавая, клейкая сосновая ветка.

Я взбрыкнула ногами, замолотила ими в воздухе, с каждым движением понимая, что меня всё туже стискивают со всех сторон древесные ветви.

Разбудите меня, кто-нибудь!

Эдик стоял на коленях. Больно, наверное, на хвое да на шишках-то. А рядом с ним стоял... волк. Чуть поодаль -- сказочно-бурый медведь в соломенной шляпке с большим красным бантом... медведица, наверное. Да разбудят меня сегодня или нет?!

-- Не ешь его, Наденька, -- умильно облизываясь, проговорил волк. Ну да, "не ешь, я лучше сам".

-- Не ешь его, Наденька! -- пропищали хором высыпавшие из-за сосен зайчата.

-- Не ешь его, Наденька! -- воззвало ко мне кабанье семейство. Звонче всех хрюкали крыжовнично-полосатые поросятки.

-- Не ешь... не ешь... не ешь... -- взвился многоголосый хор мышей, волчат, кротов, грачей, лисиц, рысей, бабочек, ромашек и молодых сосенок.

-- Да кто вам сказал, что я есть его собралась?! -- не выдержала я, понимая, что это не может быть ничем, кроме сна, и сильнее задёргалась в путах странных веток.

-- А зачем ты за ним бежала? -- спросила рыжая лисичка в шапочке с пером. Наверное, лис, а не лисица...

-- Ну...

Это что, я должна ещё во сне объяснять зверью, что сойду с ума, если не выпью эдиковой крови? Нет уж. Не дождутся.

-- Вот сейчас как проснусь! -- пригрозила я им всем, и Эдик тут же вскочил, протягивая ко мне загорелые мускулистые руки:

-- Нет, Надя! Нет! Только не это!

Я обмякла:

-- Это ещё почему?

-- Потому, что только во сне я могу тебе сказать честно и откровенно, что не представляю себе жизни без тебя...

Ах, какие слова! Так бы и слушала до конца дней своих!

-- Не представляю, что будет, если нам когда-нибудь придётся расстаться, если я не смогу видеть каждый день, как ты летишь по лесным тропинкам на своём "Салюте", не смогу слышать твоих едких подколок в мой адрес...

Это когда это я его подкалывала, да ещё и едко?! Но говори, Эдик, говори, я не буду просыпаться, буду слушать и слушать твой голос, и мне всё равно, что меня обвили не "сосновые лианы", а скрутившиеся в жгуты простыни, одеяло и халат... стоп.

Это что, я уже проснулась, что ли?

Ну вот так всегда!

И никакого тебе леса, никаких страшных сосен. Экзотические зигзаги постельного белья прочно удерживали мои руки-ноги. Это как надо было крутиться, чтоб так запутаться? Удивительно, что я не проснулась раньше, с таким клубком под спиной.

Сон неудержимо таял. Если верить часам на прикроватной тумбочке, был уже почти час дня.

С одной стороны, радовало, что полчища говорящего зверья оказались всего лишь кошмаром. Но, с другой-то стороны, где ещё можно послушать, как Эдик признаётся мне в любви? Я старалась удержать в голове остатки сна, но уже не слышала чарующего голоса.

Встала, раздвинула шторы, с тоской посмотрела в сторону, где базировалась военная часть.

Прокатиться туда, что ли? Вдруг сон в руку окажется?

Сразу же выдвинуться в направлении части не вышло: меня перехватили Вера и Фил. Оба изображали на лицах высшую степень загадочности и старательно намекали на то, что подготовили для меня какой-то сюрприз.

Вот только сюрпризов мне и не хватало, особенно, от Фила и Веры. Знаю я, что они могут устроить. Какой-нибудь сюрпризный поход на байдарках, сюрпризный конкурс на большее количество отжиманий или там сюрпризное мороженое, растаявшее ещё в магазине и завершившее превращение в молоко в холодильнике у Веры. Досадно только, что не придумывается предлог послать их куда подальше, не обижая -- друзья, всё-таки, -- а ведь каждая минута задержки отдаляет меня от момента встречи с Эдиком. Эдуардом. Моей мечтой...

Когда икающий от еле сдерживаемого хохота Фил подкрался ко мне со свёрнутой косынкой в руках, я позволила завязать себе глаза.

Хуже, чем есть, мне всё равно уже не будет.

Вели меня долго. Кажется, даже пытались запутывать, таская по кругу и несколько раз обводя сначала вокруг моего дома, потом вокруг школы. Они не знали просто, что меня невозможно сбить с направления, если я хоть как-то знаю местность. Когда мы отошли от школы, стало понятно: меня ведут на речку.

Что ж. И то хорошо! Хоть искупаюсь.

А потом пойду и найду Эдика. И признаюсь ему, что я...

Кошмар воплощался в жизнь. Я снова почуяла запах эдиковой крови и не выдержала, сорвала повязку с глаз.

Сон оказался в руку! Обнажённый по пояс, загорелый, мокрый Эдик стоял на берегу в компании прочих Клюевых и фролищенских девчонок, старательно перенимавших с меня манеры ношения парео.

Если б они ещё не крутили так старательно своими плоскими попами под носом у моего возлюбленного! А он... а он ещё и смотрел! Непорядок.

Пора переходить в наступление.

-- Привет-привет, девочки, мальчики, ой, Светочка! Какая оригинальная идея -- вместо парео взять винтажный прабабушкин платок! Если б ещё его моль не так сильно поела... Валенька, что с твоими ногами?! Пе-ди-кюр?! Ой, прости, я подумала, что тебя погрызли муравьи и ты залила йодом укусы...Оленька, ты сегодня просто супер! Только сними эту тюлевую шторку... как, это не шторка? А похожа, похожа... Катенька! С сотрясением мозга надо лежать, а не по пляжу бегать! Как? Это разве не параорбитальные гематомы? Ах, это макияж...

Амплитуда вращений бёдрами в радиусе трёх метров возле Эдика отчётливо снизилась. Да и свободнее стало. Одобрительные улыбки сестёр Клюевых вдохновили меня на продолжение наступления. Сёстры, кстати, были разного роста, но на вид одного возраста, чего, в принципе, быть не могло. Наверное, тщательно за собой ухаживали. И, судя по пляжной одежде, за модой следили не меньше моего и не довольствовались бабушкиными платками вместо парео. Уважаю таких людей! Наверное, мы с ними подружимся...

Вера и Фил угрюмо смотрели на мои манипуляции. Чем это они недовольны? Они же хотели мне сюрприз устроить? Так у них получилось! Я очень рада видеть Эдика! Хотя, если подумать, то, что на берегу окажутся Клюевы, наверняка не входило в их планы... И вообще, что они подразумевали под сюрпризом? Надо будет спросить потом.

Эдик улыбался мне, забавно морща нос. Это он так щурился на солнышке.

-- Привет, Надя!

-- Здравствуй, Эдик... -- мой голос был ровно настолько бархатным, чтобы милый Клюев от первых же его звуков и думать забыл о Свете, Вале, Кате и Оле. Он поедал меня и только меня карими глазами с расширенными от возбуждения зрачками. А я, подмигнув его сестрёнкам, ласково взяла любимого за руку. Нежно провела пальчиком по его груди, снимая прилипшую травинку. Томно прикрыла глаза, зашептала:

-- Как ты себя сегодня чувствуешь? У тебя ничего не болит?

-- А должно? -- так же шёпотом отвечал он, ещё не замечая, что мы уже порядочно отошли от основной группы отдыхающих.

-- Не знаю, наверное! -- беззаботно рассмеялась я. -- Ведь ты же вчера бегал -- быстрее велосипеда! После таких физических нагрузок мышцы вырабатывают молочную кислоту и болят...

Эдик расплылся в улыбке:

-- Наденька, спасибо! Ты так обо мне заботишься! Но совершенно напрасно переживаешь, я тренированный, я сильный, смотри, -- он отступил на шаг от меня, сцепил руки, замер в позе "Давид разрывает пасть льву, выползая из его желудка".

Я радостно зааплодировала, и он переменил позу. Теперь это была скульптурная группа "Питер Фальконе душит Бредли и Стивена". Благодаря шикарным актёрским данным Эдика, я так и видела рядом с ним недостающие элементы! Третья поза называлась "Халк Хоган зубами тянет паровоз". Судя по тому, как вздулись жилы на его шее, паровоз был немаленьким. Вагонов этак на сто чугуна. Я против воли облизнулась, потому что сонная артерия особенно чётко проступила, когда он изобразил, легко и непринуждённо, Александра Невского, "Румба босиком и сплошняком поверх Сидоренко". Я подошла ближе. Запах, сладкий, пряный, сводил с ума. Огромное волевое усилие -- и живой-здоровый Эдик продолжает демонстрацию качковых композиций позой "Шварценеггер погружается в лаву". Ему оставалось только сказать "аста ла виста, беби"...

Я перестала аплодировать, села на белый песок. Наверное, затихающий в отдалении смех Клюевых был вызван тем, как вытыкивался Эдик. Возможно, он и правда, повёл себя как идиот, выплясывая передо мною. Но мне было совершенно без разницы, на кого там всем другим покажется похожим мой любимый. Главное, я -- люблю его. И буду любить, даже если он прикинется фрекен Бок и запоёт "а-ля-ля-ля-ля-ля, а я сошла с ума, какая досада..."

Он подошёл ко мне, сел рядом. Его горячее тело после лёгкой бодибилдерской разминки пахло особенно сладко. Я пила чарующий аромат, и смотрела на пару рыбаков, стоящих по пояс в воде на противоположном берегу. Вот ведь припекло бедолаг! В здравом уме и доброй памяти рыбаки не выходят на речку с удочками в два часа дня.

Мне показалось, у того, что слева -- длинная борода... везёт мне что-то на длиннобородых!

Красивая загорелая рука Эдика, оставляя за собой шлейф неземного запаха, указала мне на них же, разгоняя неприятные ассоциации:

-- Посмотри, Надя! Людям нечем заняться!

-- Да, -- кивнула я, понимая, что сейчас согласилась бы с любой ересью, которую только взбрело бы ему на ум сказать. -- Да...

Солнце перекатывалось бликами по волнам, золотило сосны. Тот ствол, из-под которого мне чудом удалось выдернуть Эдика, прятался за изгибом речки, но мне не нужно было даже закрывать глаза, чтобы вспомнить, какой он громадный. Подумать только, я могла потерять его -- любовь всей моей пока ещё недолгой жизни.

Жаркий запах разогретых сосен и свежий ветер с реки не могли заслонить собою аромат Эдика. Такой нежный. Такой...

Вкусный.

-- Эдик...

Я говорила тихо-тихо, поэтому он склонился ко мне. Опасно! Ведь я же могу и не выдержать!

-- Эдик, ты... такой хороший!

-- Спасибо, ты тоже...

-- Эдик, ты... ты так... вкусно пахнешь...

Ну, вот, самое главное сказано. Осталась мелкая мелочь.

-- О... какой интересный комплимент! Спасибо! Ты тоже... вкусно пахнешь, Надя...

Карие, тёплые, такие глубокие и выразительные, опушённые длинными изогнутыми ресницами, глаза Клюева смотрели мне прямо в душу.

-- Эдик, я...

Горло стиснул нервный спазм: Эдик, я на самом деле вампир, ага, ты только не бойся, я тебя не съем. То есть, не выпью.

-- Эдик, ты очень-очень хороший, ты просто замечательный... но... но я...

Он заметно поскучнел.

Неподалёку от нас, как раз за спиной моей мечты, каменными изваяниями стояли Вера и Фил. Ещё чуть дальше пёстрой стайкой вились перед братьями Клюевыми первые фролищенские красавицы, у которых я так изящно увела своего -- да, своего! Никому не отдам! -- Клюева-младшего.

-- Эдик, я... -- начала я шестой заход. Ну, всё. Теперь точно скажу. И будь что будет. -- Эдик, ты просто сам ещё не знаешь, какой ты изумительный парень, но я должна тебе кое-что сказать о себе, очень важное. Может быть, когда ты это узнаешь, ты не захочешь больше дружить со мной...

Фил вдруг встрепенулся и принялся что-то доказывать Вере, размахивая руками и пританцовывая. Вера скорчила страшную гримасу и вцепилась в Фила мёртвой хваткой. Длинный и нескладный вне танца Фил трепыхался в её руках, как тряпичная кукла.

Блин. Сбили весь настрой.

Я надулась и обиженно отвернулась от Эдика.

Он терпеливо ждал продолжения, даже погладил меня по руке, и от его прикосновений по телу пробежали лёгкие электрические разряды. В прямом смысле этого слова. Даже кудряшки на голове стали значительно объёмнее.

Я набрала песка в ладонь, тонкой струйкой посыпала на свои коленки. На колени Эдика.

Ну же. Давай. Решайся. Ты же решилась, Надя, ты уже ему всё сказала. Что он хороший, вкусно пахнет, что ты не настаиваешь на продолжении дружбы, если он не пожелает дружить с...

Да уж. Я даже мысленно не могла выговорить это страшное и смешное в свете солнечного жаркого дня слово -- вампир.

-- Эдик... понимаешь, я не такая, как все...

Он погладил меня по руке, осторожно, будто фарфоровую, приобнял за плечи:

-- Надя, Надя... успокойся. Я всё понимаю...

Я осторожно, чтобы не спугнуть, повернулась под рукой парня. Горячая, она гнала по моей спине волны знобких мурашек, и я ничего не могла с этим сделать.

Только помечтать, чтобы это длилось вечно.

-- Правда, ты понимаешь, Эдик? Правда?

-- Да, -- грустно вздохнул он в ответ. -- Мне очень жаль.

-- Чего тебе жаль? -- тон голоса и тоска во взгляде меня определённо настораживали.

-- Что ты считаешь, будто это может встать между нами и помешать нашей дружбе.

Я воспрянула духом:

-- Ты так не думаешь, нет?

-- Нет, конечно! Это ничему... ну, почти ничему не мешает. Может быть даже, для тебя это всего лишь мода, и со временем пройдёт...

-- Э-э...

Мы с Эдиком смотрели друг на друга очень внимательно. Недоверчиво.

-- Эдик. Ты сейчас о чём?

-- О тебе...

-- В котором смысле?

-- Но ты же сама сказала -- ты не такая, как все!

-- Ну?

-- Что -- ну? - возмутился Эдик, поднимаясь с песка и отряхивая белые шорты. К его ногам завораживающе красивыми разводами прилипли песчинки. Они повторяли узор его вен. -- Ты не такая, как все, и тебе кажется, что из-за этого невозможна наша дружба.

-- Всё верно, -- согласилась я и тоже встала.

Наши лица вновь оказались рядом, и я разглядывала несравненное, прекрасное лицо, покрытое гладкой, загорелой кожей.

Он когда-то родился для того, чтобы стать моей погибелью. Ведь сейчас не выдержу и наброшусь на него: эта бьющаяся в жилке на виске кровь, она так пахнет...

До боли стиснув кулаки, я упрямо повторила свой вопрос:

-- Что ты имел в виду, говоря, что это не помешает нашей дружбе?

Он взял меня за плечи обеими руками и выдал, постепенно сводя тихий шёпот на нет:

-- Наденька, нашей дружбе не может помешать то, что ты... розовая.

-- Кха-кха-ка-ка-я?!

Я даже за горло руками схватилась. Показалось вдруг, что разучилась дышать.

Эдик мягко улыбнулся и объяснил:

-- Что ты любишь женщин... Что с тобой, Наденька?!

Я догадывалась, что похожа на анимешную девочку, у которой глазки съехались в кучку, а челюсть отпала до колен. Когда заговорила, не узнала собственный голос, не смотря на то, что мне пришлось откашляться:

-- Эдик... Эдик... я... я не говорила, что я... я имела в виду, что... нет, ты всё не так понял, Эдик! Я не люблю женщин! Я их ненавижу! Особенно тех, что рядом с тобой...

Ой. Кажется, сказала что-то лишнее.

Клюев-младший улыбнулся. Божественно. Ослепительно. Крепко обнял меня.

Ну. Давай, Надя. Говори. Говори же!

Но понукать себя было бесполезно.

Я раскачивалась на волнах своих титанических усилий -- сдержаться, не загрызть его, не впиться клыками в такую близкую шею, не порвать артерию, не выпить досуха всю-превсю его кровь -- и возбуждения от его прикосновений.

Я так и не сказала ему, что я -- вампир.