-- Впервые я обратил внимание на то, что кто-то за мною наблюдает буквально на следующий день после твоего приезда, то есть, неделю назад. Ночью меня разбудил странный звук, словно... первое, что пришло на ум -- словно когти птицы скребут по стеклу. Но ты видишь, у меня всего одно окно в комнате, и оно было распахнуто настежь, а звук, как мне показалось, шёл из центра...
Эдик прихлёбывал чай и рассказывал. Я не стала перебивать и объяснять, что доносящиеся из открытого окна звуки, как правило, кажутся идущими из его центра.
-- ...и я решил подойти, посмотреть, в чём дело. Но никаких птиц не заметил, только такое ощущение возникло, словно на меня из темноты смотрит кто-то... не смейся только, и не думай, я вообще не очень трусливый, но тут испугался, потому что этот кто-то смотрел на меня так, словно готов был наброситься и убить. Представляешь? Я живу на пятом этаже, и на меня вдруг откуда-то, не пойми, откуда, так смотрят... это страшно. Но потом вдруг это ощущение пропало, я лёг спать, а утром подумал, что мне просто приснился кошмар. Но на следующую ночь всё повторилось почти точно так же, только на этот раз мне показалось, что я видел, как чья-то тень... не смейся, человеческая тень взлетает куда-то вверх.
Что-то это всё мне определённо напоминало.
-- Но я снова решил, что просто... -- он смущённо умолк, но почти сразу же гордо и с вызовом закончил:
-- Просто перенервничал! Ведь в тот день я разговаривал с тобой.
Я сжала чашку так, что она чуть не треснула.
Он только что сознался, что разговор со мной заставил его переживать. Всё-таки, это любовь. Настоящая любовь с первого взгляда.
С первого вдоха.
-- Но потом меня стало преследовать навязчивое ощущение, что за мною следят. Оно пропадало только тогда, когда мы с тобой были вместе. Я боялся, что оно появится, когда мы вдвоём. Мало ли, кто за мною следит? Вдруг он способен причинить тебе вред?
Сладко замирало в груди и снова теплели уши.
Эдик переживает за меня!
-- В ту ночь, когда я пришёл к тебе петь серенаду, но тебя не было дома и я пошёл искать тебя, мне возле твоего дома снова показалось, что за мной следят. И это ощущение пропало, как только мы встретились. Помню, я подумал тогда, что, может быть, всё не так уж и плохо... но как быть с тем чувством ненависти, которое накрывало меня каждую ночь? А сегодня мне приснилось, что я лежу, привязанный к столу, в каком-то странном, нехорошем месте, вроде бы на дне колодца, и противный-противный мужской голос...
-- Блеющий? -- не выдержала я.
-- Д-да... откуда ты знаешь? -- удивлённо склонился ко мне Эдик.
-- Потом. Давай рассказывай дальше...
-- Хорошо... противный мужской голос говорил мне, что я должен раскрыть ему тайну своего бессмертия. А я в ответ говорил, что бессмертия на самом деле не существует, но голос не верил, хохотал и говорил, что найдёт на меня управу, и спрашивал, дорога ли мне... ты. И я говорил, чтоб он не смел даже думать! А он смеялся... и я проснулся, и оказалось, что это, если и сон, то странный такой. Словно я и не спал вовсе...
-- Да скорее всего, ты и не спал, просто Косичкобородец шастал у тебя по крыше и с тобой общался... -- пробормотала я.
Эдик встрепенулся:
-- Коси... кто?!
-- Ко-сич-ко-бо-ро-дец, -- повторила я по слогам и кратко ввела Эдика в курс дела.
Слушая историю моего знакомства с менестрелем и события той ночи, когда мы впервые поцеловались, Клюев сначала нервно жонглировал чашкой, а потом пересел на подлокотник моего кресла, обнял мои плечи.
Он не стал ничего переспрашивать, только сказал тихо:
-- Надь... я думаю, это охотники на вампиров.
Приехали. Одно дело, когда я подозреваю, что за мною охотятся, и делаю соответствующие выводы, а другое -- когда мой любимый человек принимается меня уверять, что вокруг носятся охотники на вампиров.
-- Эдь... ты заигрался.
-- Наденька, говорю тебе, это -- охотники на вампиров! Понимаешь? И я даже догадываюсь, кто их сюда вызвал.
-- Кто? -- едва ли не по буквам выговорила я.
-- Ребята из Мугреевки, -- помрачнел Клюев.
Я фыркнула, но сама уже вспомнила Верину веселилку. "Вампиры налево, оборотни направо", ага. В Мугреевку.
Между тем уже встало солнце. Выходящее на восток, окно впустило ворох солнечных лучей. Часть их запуталась радужными бликами в растрёпанных волосах Эдика, часть приласкала мышиный скелетик на полке, зажгла искры в глубине хрустального -- стеклянный блестел бы не так -- шара.
Я млела в объятиях Эдика, мне было не просто хорошо, а просто замечательно, и от моего внимания не ускользнуло, что он, только что такой сильный, смелый и защищающий меня, как-то сник и потускнел.
-- Что-то не так? -- спросила я и услышала то, что мечтает услышать каждая девушка, подумывающая выйти замуж:
-- Я хочу познакомить тебя с моими родителями.
Вот только ни одной девушке не понравится, когда её возлюбленный говорит об этом таким похоронным тоном!
Меня как пружиной подбросило:
-- Ну и хоти! Больно надо!
Только прокричав это вслух, я поняла, какую глупость сморозила.
Эдик, похоже, не заметил. Понурил голову, ухватил сам себя за кудри на висках.
-- Придётся, Наденька. Мне придётся познакомить тебя с родителями. Мама в отъезде, но... с папой. Братьями. Сёстрами.
Я вдохнула и выдохнула. Невольно расплылась в улыбке, поймав полную грудь аромата крови Эдика. Вдохнула ещё раз, поглубже, и не торопилась выдыхать. Осторожно предложила:
-- Если это для тебя проблема, то я могу уйти тем же путём, что и пришла, ничего страшного.
Ведь действительно, ничего. Ну, подумаешь, не познакомлюсь с родителями сегодня... мы всё равно ещё только неделю... о боже мой, всего неделю знакомы! А я уже готова на всё, что угодно, лишь бы быть с ним рядом.
-- Да не проблема это!.. -- отчаянно заломил руки Эдик. -- Не проблема! Вернее, не это проблема. Просто ты ещё не знаешь моих родственников!
-- Да ладно, -- примирительно погладила я его по руке. -- Видела я их. Они нормальные. Мне кажется, я быстро найду общий язык... по крайней мере, с сёстрами.
-- Надя.
Он встал передо мной навытяжку, как пионер перед памятником Ленину.
-- Надя, пожалуйста, постарайся понять меня правильно. Я хочу познакомить тебя с родителями. Но... я боюсь тебя с ними знакомить.
-- Почему? -- спросила я как можно мягче, стараясь, чтобы в голосе не сквозило совсем уж явного огорчения.
-- Потому, что ты... э-э...
-- Потому что я вампир, а твои родители хотели бы видеть рядом с тобой девушку-донора? -- подсказала я с усмешкой, считая шутку весьма забавной. Ведь Эдик не верил в мой вампиризм и прикидывался "собратом по крови". Но он даже не улыбнулся:
-- Потому что ты... смелая. И умная. И... в общем, ты готова?
-- Э-э...
-- Готова к знакомству с моими родственниками?
Сладкие губы Эдика сжались в узкую полоску, и я тихо, осипшим вдруг голосом выговорила:
-- Сначала я тебя поцелую, а потом буду готова...
Мы вышли в коридор. Насколько я смогла разобрать, он был похож на букву "п", а комната Клюева примыкала к верхней перекладине.
Эдик повёл меня налево.
Серый пористый камень -- ничем не обитые стены коридора -- в сочетании с бордовой ковровой дорожкой смотрелся очень аристократично... и средневеково. Готические стрельчатые арки украшали коридор каждые два метра, и для полноты картины не хватало только факелов.
Из-за этих арок мне порой казалось, что я иду в брюхе какого-нибудь монстра и вижу изнутри его рёбра.
Ах, да! Я чуть не забыла, что хотела спросить...
-- Эдик!
-- Да, милая?
-- Скажи пожалуйста... а кто ухаживает за садом?
Он прикусил губу и отвернулся:
-- Можно сказать, никто.
-- А кто следит за дорожкой перед домом?
-- Никто, -- он снова повернулся ко мне и посмотрел в глаза.
Ни тени улыбки. Ни капли смущения.
-- За садом и за домом никто не следит, как и за дорогами в саду, -- медленно проговорил он. -- Если ты не против, я тебе расскажу об этом подробно, только не сейчас. Прости, мне... мне сейчас очень тяжело.
Я пожала плечами:
-- Но потом непременно расскажешь!
-- Конечно...
Мне показалось, или он сказал это в надежде, что потом я забуду?
Дальше мы пошли молча.
Оказалось, Клюевы вовсю пользовались последними достижениями науки и техники, и на любой этаж в их доме мог подвезти лифт! Рядом с изогнутой лестницей с коваными чугунными перилами красовались деревянные в бронзовой оковке двери. Сначала я не поняла, что это, но, когда Эдик нажал на неприметную кнопку и прямо у нас над головами заработал мотор и зажужжали тросы, я поняла, в чём дело.
Двери распахнулись. Внутри лифта было светло и свежо. Эдик пропустил меня вперёд. Я чувствовала себя, как во сне, и даже не верила, что всё это происходит со мной наяву. Ведь помнила же, как выглядит обиталище Клюевых, прекрасно помнила, что там три этажа, а не пять, да и такого сада возле такого дома быть в принципе не могло.
Вот сейчас доедем до первого этажа, и я проснусь.
Однако Эдик выбрал на панели кнопку с цифрой три. Улыбнулся и объяснил:
-- На первом этаже у нас гараж и бассейн, на втором -- спортзал аных чугунных перилах уки и тхники, и ?????????????????????????????????????????????????и бильярдная, а на третьем -- кухня, гостиная, столовая... четвёртый и пятый этажи -- спальни.
И я даже не удивилась, уже решив, что сплю, а так как до первого этажа добраться нам было не суждено, я и не просыпалась.
В большой светлой комнате, где вдоль стен выстроились восемь гигантских холодильников, три морозильные камеры и семь газовых плит, воздух был пропитан ароматами пряностей. Эдик нерешительно помялся на пороге, я чихнула, и мы пошли дальше. Следующая комната была ещё больше, но уже темнее.
Мы снова замерли у порога, не проходя внутрь.
-- Это гостиная... ну или каминная... -- сказал почему-то шёпотом мой любимый и отчаянно покраснел.
Что с ним? Он сам не свой!
-- Ну, там... -- он махнул рукой вглубь коридора, -- там, в общем, столовая...
-- Может, пройдём? -- я тоже махнула рукой, но в сторону шикарных диванов.
Эдик смутился ещё сильнее и, совершая множество лишних суетливых движений, провёл меня в гостиную.
Я не знаю, как это сделали, но изнутри её стены казались стенами деревянного сруба, отчётливо пахло сосновой смолой. Правую стену почти целиком занимал громадный камин, возле которого полукругом располагались кресла, диваны, пуфики. Над камином висела коллекция рогов. Были здесь оленьи, лосиные, бычьи и даже винторогого козла!
Эдик не торопился проявлять гостеприимство, и пришлось мне самой выбирать диван, усаживаться, устраиваться. Изображая двухнедельного телка, Клюев перебирал длинными ногами рядом со мной. Я похлопала по сиденью, и он неловко сел, словно его разом надломили в двух не то трёх местах.
-- Что с тобой? -- требовательно спросила я, беря его за дрожащую руку.
-- Н-ничего...
-- Не ври. Я же вижу, что-то происходит.
-- С-се... сейчас придут... ну, они сейчас просыпаются, и скоро придут сюда...
-- Твои братья и сёстры?
Он кивнул на выдохе, обдав мои руки жарким влажным ветром.
-- Ты... ты переживаешь из-за того, что меня здесь увидят?
-- Н-нет...
-- Ты переживаешь...
Вот теперь, похоже, я сама начинала переживать. Я, наконец, вспомнила единственную встречу с Арсением Михайловичем Клюевым, его оценивающий взгляд, и...
И, да. Я даже не стала вслух договаривать своё предположение: Эдик переживает из-за того, что у него в комнате ночевала девушка.
Да уж...
Внезапно он вырвал свою руку из моей, вскочил, отпрыгнул от меня -- чуть ли не в камин. Я сразу же поняла в чём дело: кто-то вошёл.
Это была Элеонора, я чаще других видела её на пляже и успела запомнить. Она только что проснулась, это было заметно по особой сонной расслабленности лица, но уже успела привести в порядок причёску и лицо. Длинные, сверкающие, как вороново крыло, волосы чёрной волной обнимали её хрупкие плечи, а на чуть сонных ещё веках лежала лёгкая дымка утреннего макияжа.
-- О! Надя! Привет! -- девушка радостно подбежала к нам, порывисто обняла меня. -- Наконец-то Эдинька сподобился тебя в дом пригласить! Ой, ты выглядишь такой усталой...
-- Тяжёлая ночь выдалась, -- пробормотала я, и только услышав заливистый смех Элеоноры поняла, что фраза эта выглядела двусмысленно. Особенно из моих уст. Особенно сейчас!
-- О, с утра уже весело! -- впорхнула в гостиную невысокая и фигуристая Жанна. -- Надя! Ты ли это! Какими судьбами!
Под выразительным взглядом Элеоноры Жанна, не делая паузы, продолжила:
-- А мне сегодня сон приснился, будто я птичка!
Кажется, это Жанна была экологом.
-- Доброго всем утречка! -- пробасил, потягиваясь и зевая, Максим. -- О!
Похоже, этот звук сегодня в моде.
-- О! Надя! Привет! Как жизнь, как дела?
-- О! Надя! -- это пришёл ещё один из братьев. Хорошо же им, я у них одна, а их у меня -- десяток!
-- О! Надя! О! Надя! О! Надя!..
Клюевы по одному, по двое, по трое входили в гостиную. Эдик, оттёртый от меня чужими спинами, дёргал братьев и сестёр за руки, пытался прорваться ко мне, но его не пускали. Мне было отчаянно жаль его, но в то же время... толпа красивых девушек и юношей... бесперебойный трёп о погоде-природе-молодёжной моде... я целую неделю была лишена этого! Я так по этому всему соскучилась!
И Эдик продолжал свои безуспешные попытки добраться до меня, а я купалась в водопаде общения и старательно запоминала имена и лица.
Получалось, надо сказать, не ахти как. Но ведь мы и общаемся всего-то пять минут.
Родные Эдику братья и сёстры Клюевы были очень похожи между собой. Меня смущало только то, что все они мне казались одного возраста. Но, извините, пятнадцать деток не могли родиться в один год! Или у мамы Клюевой рождались исключительно четверни и пятерни? Нет, о таком чуде Эдик бы рассказал.
Здраво рассудив, что уж теперь-то столь привычное мне шумное общение ни о чём будет доступно и во Фролищах, я извинилась перед старыми и новыми знакомыми и, не дожидаясь больше, удастся ли Эдику пробить оборону родственников, сама прошла к нему.
Он радостно вцепился в меня, как голодный клещ в подходящую собаку.
-- Пойдём, пойдём, -- продолжая суетиться, мой Клюев старался находиться между мною и своими родственниками.
Едва мы вышли в коридор, он привалился к каменной стене и горестно воззвал:
-- Наденька!
-- Эдик! -- привычно отозвалась я.
-- Наденька! Скажи мне... только одно! Ты... счастлива?
-- Ну и вопросики у тебя с утра пораньше! Лучше объясни мне, что с тобой происходит?
-- Н-ничего...
-- Вижу я, какое "ничего". Давай, давай, -- я трясла его за плечи, и он оттаивал, улыбка из заискивающе-пугливой превращалась в уверенную и спокойную.
-- Ты просто ещё многого не знаешь, Наденька.
-- Так расскажи!
-- Ладно. Пойдём. Я тебе кое что покажу.
Теперь мне ещё больше нравилось шагать по ковровой дорожке: рядом со мной шёл привычный мне Эдик, тот, в которого я влюбилась, а не перепуганный смущённый мальчишка.
-- А куда мы идём?
-- В папин кабинет, -- ответил Эдик.
Теперь страшновато стало мне.