Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Предисловие

Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки. На рубеже XIX–XX веков российские и несколько позже советские специалисты негласной войны, как оказалось, имели общую историко-теоретическую и методологическую базу.

Некоторые замечания принципиального характера. Мы исходим из того, что хотя разведка и противодействие ей (контрразведка) стары как мир, системное построение и масштабная деятельность их — это детище двух мировых войн и более чем полувекового противостояния двух систем, получившее наименование «холодной войны». Именно в XX веке тайные войны органично вписались в мировую политику разного уровня, мало того, вошли в плоть и кровь, в глубины сознания людей планеты. В новом тысячелетии с занятых позиций они не намерены сходить. Более того, в постиндустриальный информационный век они обрели новый импульс. Пожалуй, стоит серьезно прислушаться к мнению английского публициста Филлипа Найтли, который убежден в том, что в современном мире «спецслужбы стали источником власти, эдаким тайным клубом элиты и привилегированных лиц», а отсюда его тревожный вывод: «Сообщество спецслужб в конце концов может перерасти самое себя. Будучи уже неподконтрольно правительствам, оно может выйти за рамки своего собственного контроля»[1].

Вернемся на столетие назад, чтобы определить роль и место российских спецслужб среди крупнейших европейских держав — Англии, Германии, Франции. Общепризнано, что наиболее агрессивной из них была Германская империя (после удачного исхода войны с Австрией и Францией в 60— 70-е гг. XIX века), возомнившая себя способной с помощью грубой силы стать европейским и мировым гегемоном. Остальные державы континента, включая Россию, не намеривались поступаться своими интересами перед лицом нараставшей угрозы, у каждой из них были свои интересы. Бурное развитие военной техники (на базе общего индустриального прогресса) обусловило появление невиданного доселе монстра, имя которому милитаризм.

Военно-политические союзы, массовые армии, генеральные штабы, военный психоз, раздуваемый с помощью печати, — вот та на редкость питательная среда, где размножались бациллы тайных войн. Они породили другого чудовищного монстра — спецслужбы, сердцевиной которых являлись системные организации военной разведки и контрразведки. Вполне естественно, что немецкие милитаристы первенствовали в этом деле. Они заслуженно считались «творцами военного шпионажа». В этих делах им потворствовал сам император. Государственная, военная и политическая элита умело пользовались разведывательной информацией. Французские специалисты, похоже, учились от противного, на собственных ошибках. Их учителями были те же немцы, и надо отдать должное: «острый галльский ум» быстро и успешно освоил чужие уроки. Англичане, имея вековые традиции держать в узде свою империю, в которой «не заходило солнце», с прикидкой на соседей (тех же немцев и французов), неторопливо, на базе собственного опыта, камешек за камешком, основательно возводили свое здание спецслужб.

А что же Россия? Она заметно отставала в этом деле от названных стран. Не в пример немцам, российские полководцы в войне с Турцией (1877–1878) как будто толком и не ведали, что помимо войсковой разведки уже народилась новая отрасль в военном деле — стратегическая разведка и контрразведка. Спустя четверть века — в Русско-японской войне 1904–1905 гг. — все повторилось снова, но в более трагических масштабах. И сами военные, и те, кто взирал на войну со стороны, свои и иностранные специалисты, единодушны во мнении, что Россия не изучила Японию силами стратегической разведки, а также не задействовала все необходимые средства для противодействия ее подрывным и разведывательным усилиям накануне и в ходе войны. Горькие уроки этой войны явятся самым сильным стимулом для энергичного строительства российской разведки и контрразведки. Они вошли в боевой строй русской армии и государства с определенным запозданием, лишь в 10-е гг. XX века.

В чем причины? Русский ли здесь менталитет, элементом которого является простодушие и доверчивость русских как нации? Смешно так думать, зная ее многотрудную тысячелетнюю историю. Привычка «работать» преимущественно грубыми военными методами, не жалея жизней солдатской «скотинки», зная, что на смену выбывшим из строя непременно придут выносливые, неприхотливые воины, которых бессчетно нарожают русские бабы? Такое суждение, может быть, и было отчасти справедливо для глухого средневековья, когда господствовало крепостное право, но обстоятельства-то изменились кардинально. Армии становились массовыми, каждый потенциальный воин заранее был занесен и подсчитан в соответствующих сводках мобилизационных подразделений Генштаба. «Тупость» царизма и, соответственно, бездарные его генералы как прямое свидетельство деградирующей политической системы? (Любимое объяснение большевистских идеологов.) Наивно и слишком просто. Государственная система была дееспособна. Доказательством тому является пусть половинчатая, но реальная модернизация политических структур, осуществленная под натиском мятежных сил (революции 1905–1907 гг.), успокоение страны и последовавший за этим бурный экономический подъем.

Историософская мысль о том, что темпы развития исторического сознания в разных культурах далеко не одинаковы, кажется слишком банальной без анализа действительных (конкретных) причин их проявления в той или иной сфере, В изучаемом вопросе, на наш взгляд, все сказанное, конечно, нельзя сбрасывать со счета, но глубинные причины «отставания» лежат в другом.

Россия жила и действовала среди хищников, по их законам, но сама не была хищницей, страной-агрессором. Российская империя давно уже достигла своих естественных границ. В ее геополитических очертаниях было лишь единственное слабое звено. Таковым являлся нерешенный пресловутый «восточный вопрос», т. е. возможность для России беспрепятственного выхода в Средиземное море через Черноморские проливы. Державе, лишенной гегемонистских устремлений, не было объективной необходимости без особой на то нужды заблаговременно строить органы тайной агрессии — спецслужбы. Для этого, полагали, достаточно иметь традиционную дипломатию, дееспособный институт военного атташата, надежные органы госбезопасности. (Как оказалось, это стало серьезным стратегическим просчетом.)

О последних надо сказать отдельно. Хотя разведка и контрразведка России строились в 10-е гг. начавшегося столетия на собственной правовой, организационной и кадровой основе, это не исключало их теснейшую связь с Департаментом полиции (ДП) всесильного МВД. Именно он в предшествующие десятилетия нес бремя будущих спецслужб. В определенном смысле можно даже утверждать, что разведка и в особенности контрразведка буквально отпочковывались от ДП, при этом сохраняя в себе как положительные, так и отрицательные стороны знаменитых органов сыска. Вот почему российская общественность, преимущественно либерального толка, негативно воспринимала доносившиеся до нее искаженные сведения о новых органах, которые создавались в военном ведомстве в глубокой тайне от потенциальных внешних врагов.

Из-за гибели империи военной разведке и контрразведке не удалось пройти самый ответственный участок своего эволюционного развития — превращения в многофункциональную спецслужбу государства. Они погибли, разделив трагическую участь русской армии. В бесславные месяцы правления Временного правительства не удалось вдохнуть в них новую жизнь. Большевистское руководство хотя и сравняло с землей их могильный холмик (до основания разрушило остатки организации и жесточайше расправлялось с прежними носителями информации), но зато реализовало железной рукой, как казалось прежде, немыслимое дело — собрало воедино госбезопасность, разведку и контрразведку и создало искомую службу. Под крышей ВЧК (позже ОГПУ) функционировали территориальные органы госбезопасности, специализированные органы — особые отделы (военная контрразведка) и иностранный отдел (политическая разведка). Именно так завершился полный исторический цикл развития разведки и контрразведки в специальную службу государства, занявший в общей сложности около двух десятков лет начавшегося столетия (1903–1920.

Руководители разведки и контрразведчики в штабных подразделениях были все сплошь прагматиками, менее всего способными к теоретизированию. К тому же материя, которой они владели, относилась к категории совершенно секретной: лишние бумаги могли оказать дурную службу самому делу, безопасности отечества. Учились преимущественно на своем опыте, а если удавалось, сверяли с чужим (своих противников), доставшимся по счастливому случаю. Да и сам приобретаемый опыт был недостаточен для глубокого теоретического осмысления всего содеянного. Вот почему до Первой мировой войны литература о шпионаже и всего производного от него весьма и весьма скупа. Например, в систематическом каталоге за 1832–1910 гг. библиотеки Императорской Николаевской военной академии в разделе «Разведка. Охранение. Тайная разведка. Криптография» значились такие книги на русском языке: Клембовский В. Н. Тайные разведки (Военное шпионство); Изместьев П. И. Значение военного секрета и скрытности (Из заметок офицера Генерального штаба); Лянуар. Немецкое шпионство во Франции; Рюдеваль Р. Разведка и шпионаж; Практические указания строевым офицерам[2]. Только по окончании войны 1914–1918 гг. как будто что-то прорвало плотину: книжный рынок с катастрофической быстротой стал наполняться «шпионской» литературой, среди которой достойными внимания профессионалов и историков были только считанные единицы.

Счастливое исключение составляют книги российских авторов, представленные в настоящей «Антологии». Мы выбрали три из них, знаменующие в определенном смысле вехи пройденного начального пути, о котором шла речь выше.

Первой в этом ряду заслуженно стоит книга Владислава Наполеоновича Клембовского. Современный историк разведки Михаил Алексеев в именном указателе своей книги дает следующую биографическую справку о нем:

Родился в 1860 г. Закончил Первую Московскую военную гимназию, военное Александровское училище, Николаевскую Академию Генерального штаба по первому разряду. Военная карьера его складывалась благополучно: прикомандирован к штабу 13-го армейского корпуса для исполнения обязанностей офицера Генерального штаба, старший адъютант штаба 1-й пехотной дивизии, командир роты, обер-офицер для поручений при штабе первой пехотной дивизии, преподаватель военных наук в Тверском кавалерийском юнкерском училище, назначен штаб-офицером при управлении 1-й стрелковой бригады, командир батальона, командир полка, начальник штаба пехотной дивизии; командир 122-го пехотного Тамбовского полка (с июня 1901 г.), во главе которого принял участие в Русско-японской войне 1904–1905 гг. Под Ляояном был ранен и контужен. После выздоровления вернулся в Маньчжурию. Начальник штаба последовательно 4-го и 10-го армейских корпусов. Начальник штаба 9-й пехотной дивизии, с которой вступил в Первую мировую войну. Командир 16-го армейского корпуса (август 1914 г. — декабрь 1915 г.), начальник штаба Юго-Западного фронта (декабрь 1915 г. — декабрь 1916 г.). Принял деятельное участие в проведении успешного летнего наступления фронта под командованием А. А. Брусилова. Помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего, главнокомандующий Северным фронтом (июнь — август 1917 г.), старался поддерживать дисциплину, высказывался за упразднение комитетов солдатских депутатов. Генерал от инфантерии с 17 сентября 1915 г.

После Октябрьской революции участвовал в работе Военно-исторической комиссии по изучению опыта Первой мировой войны, в 1920 г. член Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами Республики. Расстрелян 19 июля 1921 г. Автор книг: Тайные разведки (Военное шпионство), СПб., 1892 (переиздана в 1911 г.); Партизанские действия, 2-е. изд., Пг., 1919; Стратегический очерк войны, 1914–1918 (автор 5-й части), М., 1920; Подготовка пехоты к дозорной и разведывательной службе, М., 1921[3].

Из принципиальных соображений не хотелось сокращать объем биографических сведений об авторе первой в России научно-популярной книги, посвященной теме, которая очень скоро станет большим общегосударственным делом. Пусть перед читателем будет он весь на виду. Человек, отдавший отчизне на ратном поприще всю свою жизнь без остатка, достоин этого.

Как видим, едва перешагнув свое 30-летие, Владислав Наполеонович сразу стал знаменитым автором книги-первенца, предназначенной в первую очередь своим коллегам, офицерам, а также всей читающей России. Внимательные русские читатели получили полновесные сведения о том, что такое шпионаж во всех его проявлениях, роль и значение разведки в современной мировой практике, какой видится она в ближайшей перспективе. Хотя оригинальных российских источников в ней были лишь малые крупицы, но на общественную значимость труда это никак не повлияло. Собранные воедино сведения о шпионаже, извлеченные из книг иностранных авторов (преимущественно французских), под пером автора приобретали тревожное звучание, просвещали общественность, учили людей бдительности. Именно в этом своем качестве книга, увидевшая свет в последнем десятилетии XIX столетия, едва ли была оценена тогда обществом по достоинству. Не пришло еще время. Потребовалось без малого два десятилетия, чтобы извлечь ее из забвения. А в названный срок уместилось многое. После шпионского «дела Дрейфуса» во Франции европейская печать открыла шлюзы, по которым стали набирать силу потоки публикаций всевозможных материалов на шпионскую тему Появились первые романы с сюжетами, леденящими кровь читателей, где главными персонажами были шпионы (особенно отличались английские писатели). Репортажам из залов суда, где шли слушания по делам реальных разоблаченных разведчиков и шпионов, редакции не жалели газетных площадей. И это совсем неспроста. Разведки и контрразведки крупнейших континентальных стран Европы, в том числе и России, в эти сроки уже приобретали свои организационные очертания. Дел у них было невпроворот, они задыхались лишь от безденежья и дефицита кадров. В. Н. Клембовский как автор почти забытой в обществе, но не у военных, книги был востребован. В 1911 г., в год, когда начала на законных началах формироваться контрразведывательная система русской армии, она, значительно расширенная и дополненная, снова предстала перед читателями.

Второе явление книги было встречено доброжелательно общественным мнением, в первую очередь в военной среде. В официальном органе Генерального штаба, газете «Русский инвалид», рецензент книги, назвав ее «удивительно удачной», писал: «С неоскудевающим интересом читается эта книга, радушно встреченная военной средой при первом ее появлении. Нет сомнения, что и предлагаемое 2-е издание завоюет себе обширный круг читателей». И далее: «Мы знаем, какое значение тайным разведкам (шпионству) придавали японцы в минувшую войну и какую пользу они извлекли для себя этим путем. А все-таки — ни в нашей, ни в иностранной литературе не появилось новых трудов по этому вопросу, если не считать книги Лянуара, не имеющей характера систематического исследования». (Речь идет об уже упоминавшейся книге Лянуара «Немецкое шпионство во Франции».)

Составители «Антологии» предлагают сменившимся за последний век поколениям русских читателей книгу В. Н. Клембовского, ибо уверены, что любая подлинная история немыслима без знания трудов ее первопроходцев — открывателей нового. Эта книга, написанная чистейшим литературным языком, примечательна именно тем, что сохранила и поныне свежесть и глубину восприятия проблем разворачивавшейся масштабной тайной войны в начале XX века. После 1911 г. она ни разу не переиздавалась.

Вторая работа в «Антологии» уникальна по-своему. Во-первых, она извлечена нами из приснопамятного спецхрана, поэтому была известна лишь очень узкому кругу специалистов. Сейчас мы впервые открываем ей широкую дорогу в жизнь. Во-вторых, необычность содержания: в ней системно и подробно излагаются так сказать «технические» способы ведения разведки в мирное время и в условиях войны. Зачем непосвященному читателю знать «кухню» по приготовлению разведывательной «продукции», мы скажем чуть позже. А пока об авторе.

Разразившаяся в Европе Первая мировая война заставила русскую разведку и контрразведку совсем по иному, чем в мирное время, решать свои задачи. В ходе боевых действий, буквально под огнем врага их руководителям пришлось изыскивать новые пути, силы и средства для обеспечения внешней безопасности страны. Как водится, методом проб и ошибок. Среди этих специалистов был тогда еще полковник П. Ф. Рябиков.

Потомственный дворянин Павел Федорович Рябиков родился 24 марта 1875 г. в Приморской области. Он окончил Полоцкий кадетский корпус, Константинове кое артиллерийское училище, Николаевскую академию Генерального штаба. Служил помощником столоначальника Главного штаба, обер-офицером для поручений при управлении генерал-квартирмейстера 2-й Маньчжурской армии, где получил опыт разведывательной деятельности в боевых условиях, затем — в центральном аппарате военной разведки — помощником делопроизводителя 5-го делопроизводства части 1-го обер-квартирмейстера Управления генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), с августа 1910 г. — на преподавательской работе в Императорской Николаевской академии, с ноября 1914 — на фронте. Сначала на должности старшего адъютанта (так именовалась должность начальника) разведывательного отделения штаба 2-й армии, потом — начальника разведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба Северного фронта. В феврале 1917 г. Рябикова назначают помощником 2-го обер-квартирмейстера отдела генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, а в марте ему присваивают генеральское звание. После Октябрьской революции Павел Федорович вместе с Военной академией Генштаба (передислоцированной в Екатеринбург) встал на сторону противников Советской власти.

28 апреля 1919 г. в Томском университете он досрочно защищает диссертацию на тему: «Разведывательная служба в военное время (Задачи Генерального штаба). По опыту Великой всемирной войны и отчасти Русско- японской войны 1904–1905 гг.». 7 мая Верховный правитель адмирал А. В. Колчак назначил П. Ф. Рябикова экстраординарным профессором Военной академии Генштаба, в типографии которой в двух частях издается его книга «Разведывательная служба в мирное и военное время». Первый экземпляр автор направил Верховному правителю, остальные были разосланы в штабы различных уровней колчаковской армии.

«Работая в Генеральном штабе главным образом по разведывательной службе, пройдя ряд должностей по этой отрасли как в мирное время, так и во время Русско-японской и последней европейской войн, ставлю себе целью использовать посильно опыт и имевшуюся в моем распоряжении литературу — дать труд главным образом прикладного характера, могущий быть полезным слушателям академии и офицерам Генерального штаба, призываемым к разведывательной работе, как по организации работы, так и по приемам и методам ее ведения», — написал генерал П. Ф. Рябиков в предисловии к своей книге. Далее Павел Федорович сделал немаловажное, на наш взгляд, уточнение: «…задача моя — не детальное изучение организации и деятельности отдельных органов разведки, а исследование вопроса об организации, сборе и обработке сведений о противнике как одной из задач Генерального штаба». Вынося вопросы изучения деятельности контрразведки за пределы данной работы, автор, в то же время, счел необходимым подчеркнуть, что контрразведка должна работать «в самом тесном контакте» с разведкой.

Обратим внимание на один немаловажный факт: вышеупомянутую монографию генерал Рябиков писал в условиях разразившейся в России гражданской войны. Поэтому ученый и разведчик стремился, чтобы обобщенный им громадный опыт, приобретенный отечественной спецслужбой ценою тяжелых ошибок и просчетов, пошел «на пользу нашей возрождающейся Родине и армии». По всей вероятности, под «возрождающейся Родиной» генерал имел в виду Белую Россию. Но судьба распорядилась иначе. Колчаковские вооруженные формирования были разгромлены Красной армией, и Павел Федорович вместе с десятками тысяч белогвардейских офицеров оказался в эмиграции.

Проживая сначала в Париже, а затем в Праге, Рябиков, конечно, не мог знать о судьбе своей монографии. В 1923 г. ее перепечатал разведывательный отдел штаба РККА. Чекист С. С. Турло и его соавтор И. П. Залдат в книге «Шпионаж», представленной в настоящей «Антологии», много цитируют вышеназванный труд. Так или иначе, по монографии царского генерала красные офицеры постигали азы разведывательной работы, которые им пришлось применить в 30-е годы и в Великую Отечественную войну, добывая важную военно-политическую информацию для высшего партийно-государственного руководства Советского Союза. Таким образом, книга Рябикова принесла большую пользу Родине.

Скончался Павел Федорович в 1932 г. в Чехословакии, оставив после себя около десятка неопубликованных работ, в которых отражены его взгляды на организацию разведки и контрразведки. После окончания Великой Отечественной войны рукописи из Праги были вывезены в СССР и сейчас хранятся в Государственном архиве Российской Федерации, ожидая своего исследователя.

Публикуя книгу П. Ф. Рябикова, содержанием которой является «голая техника» разведывательной работы, без «живых» примеров и «картинок», мы отчетливо сознаем, что ее «потребителей» будет немного. Специалисты-историки, может быть, литераторы и кино-телеработники. И тем не менее, она органична в нашей «Антологии». Ее историческая значимость несомненна хотя бы потому, что знаменует собой завершение целой эпохи в развитии отечественных специальных служб. В ней содержится цельный, осмысленный опыт разведывательной работы за 10 лет, который вместил в себя мирное время, Первую мировую, наконец, Гражданскую войну. Каждое суждение выношено умным автором, все детали громадного дела классифицированы по полочкам, систематизированы, находятся в тесной увязке друг с другом. Автор, по Пушкину, «поверил алгеброй гармонию». Знакомясь с трудом П. Ф. Рябикова, физически ощущаешь, какой громадный путь за столь короткий срок проделал «цивилизованный» мир (на примере России) в области тайных войн: от простого осмысления и познания современного шпионажа до утилитарного использования его в виде системных практических рекомендаций.

Широкому кругу читателей небесполезно вникнуть в ее содержание, если он желает быть на уровне века. Ведь через каждого из нас невидимо и неосязаемо, подобно радио- и электроволнам, проходят «излучения», генератором которых являются специальные службы. Стоит отчетливо знать их воздействие.

Интересно, кто из наших коллег-историков в дальнем зарубежье отважится опубликовать подобного рода труд своего корифея спецслужб того времени?

Что касается третьей книги в «Антологии», сообщим, что она также была извлечена из недр, правда, другого спецхрана и переиздана нашим Обществом в 2002 г. небольшим тиражом[4]. Других изданий ее мы не знаем. Сведения о главном авторе С. Турло содержатся в предисловии к этому изданию. Ограничимся воспроизведением наиболее существенных фрагментов из него.

Родился Станислав Турло в 1889 г. в Виленской губернии. Сын батрака, в младенческом возрасте лишившись отца, он рано пошел работать, сначала подпаском, затем подручным слесаря и конюхом у почтового чиновника. Переехав в Ригу, стал рабочим балтийской мануфактуры. В 1905 г. вступил в местную социал-демократическую организацию большевистской ориентации.

Своей партийной принадлежности никогда не менял, а в одной из анкет на вопрос: «Если беспартийный, то какой партии сочувствует?» ответил так: «Всех ненавижу, кроме РКП». В этой же анкете, в графе «образование» читаем: «в тюрьме и ссылке».

Современный читатель скажет, что безграмотный мол был человек, и здорово ошибется. Страсть к самообразованию, прекрасная память, данный природой аналитический склад ума — все это позволило Станиславу Турло выделиться из рядовой партийной массы, занять немалые по временам Гражданской войны должности заместителя председателя Ростовского горисполкома, председателя Донской ЧК, председателя Пензенского губисполкома, инспектора Особого отдела ВЧК.

Приход в центральный аппарат чекистских органов открыл наиболее интересные (с точки зрения историка) страницы биографии Турло.

Начнем с того, что он попал под начало своего оппонента, которого несколько месяцев назад «перековал» из меньшевиков в адепты большевистской идеологии. Более того, этот самый начальник был чуть раньше лишь заведующим земельным отделом, а Турло являлся его непосредственным руководителем как председатель губисполкома. Ясно, что в вопросах разведки и контрразведки он по своей должности в Особом отделе ничему научить Турло не мог.

Вскоре этого человека заменили, но и новый шеф не обладал оперативным опытом, слаб был и в политических вопросах, инициативы в работе не проявлял. «На все мои приставания к этому начальнику с разными вопросам, — писал позднее Турло, — он считал нужным в большинстве случаев отмалчиваться или давать ответы, которые не удовлетворяли меня. Наконец, он открыл шкаф, где были книги разных генералов и офицеров Генерального штаба о разведке и шпионаже. С его разрешения я начал читать сочинения генерала Клембовского и других». Во время частых командировок Турло брал с собой эти книги и вдумчиво штудировал, сопоставлял полученные знания с реальной деятельностью особых отделов, весьма далекой в период гражданской войны от «чистой» контрразведки.

Абсолютно никакой подготовки в вопросах работы спецслужб не имел и председатель Особого отдела ВЧ К Михаил Кедров, который, по словам Турло, восхищался всеми теоретическими выводами своего подчиненного, некоторые проекты принимал, другие отрицал, однако «ни одного не провел в жизнь»….

Станислав Турло, можно сказать, вздохнул, когда контрразведку молодой Советской республики возглавил непосредственно Феликс Дзержинский и его соратник Иван Павлуновский. Но все снова изменилось для него с приходом в Особый отдел Генриха Ягоды.

Стремящийся познать профессиональные секреты, независимый в своих суждениях сотрудник не смог сработаться с педантичным бюрократом, считавшим административные методы решения вопросов единственно возможными в управлении таким тонким инструментом, как органы госбезопасности вообще и контрразведка в частности.

В конце 1919 г. Станислава Турло фактически выжили из центрального аппарата, назначив заместителем начальника Особого отдела 15-й армии, созданной несколько месяцев ранее из войск советской Латвии.

Активно работая в области обеспечения безопасности армии, Турло вынужден был серьезное внимание уделять профессиональной подготовке своих подчиненных, поскольку ожидать от бывших рабочих и канцелярских служащих реальной отдачи не приходилось, ввиду отсутствия у них даже критического минимума знаний в области тайной борьбы. В педагогической деятельности Станислава Турло постоянно поддерживал его непосредственный начальник, знаменитый в будущем «командарм незримого фронта» — руководитель военной разведки штаба РККА Ян Карлович Берзин. Вот кто понимал натуру Станислава, его стремление строить работу на научной основе, добиваться интеллектуального превосходства над противником, не отказываясь в то же время и от жестких методов, присущих гражданской войне.

Когда член Реввоенсовета Западного фронта Иосиф Уншлихт поставил вопрос о переводе Турло в распоряжение Центрального комитета Литовско-Белорусской советской республики, Берзин резко возражал и отправил в Москву соответствующий доклад, в котором дал высокую оценку своему заместителю: «Турло коммунист с 1905 г., в особотделе работает с первых дней его существования, приобрел громадный опыт, и с его откомандированием особотдел теряет одного из лучших работников. Откомандировать его в данный момент немыслимо…»

Однако Генрих Ягода все же развел двух чекистов, удачно дополнявших друг друга. Турло уехал на Южный фронт, возглавил особый отдел конного корпуса, а затем Второй конной армии.

Столкнувшись с многочисленными нарушениями дисциплины в частях, самоуправством отдельных командиров и политработников, Турло повел с ними борьбу и даже завел дело на Ефима Щаденко, члена реввоенсовета армии, обвиняя его в попустительстве преступникам и разглашении секретных сведений. Чтобы понять, в каких условиях пришлось работать Станиславу Турло, приведем фрагмент его письма к начальнику административно-организационного отделения ОО ВЧК Климову: «Кавалерия дает себя чувствовать каждый час и на каждом шагу. Во-первых, в кавалерии слабо развиты сознание, партийность, политическая работа. Во-вторых, очень развито партизанство снизу доверху и слишком глубоко внедрился бандитизм, с которым бороться не так легко… Много требуется труда, чтобы перевоспитать эту публику, а трудиться над этим делом некому… Добровольцев, идущих в кавалерию, мало, и большинство из них искатели приключений и шкурники… И вот когда из такой публики, пройдя фильтр поарма (политотдела. — Авт.), попадают одиночки в Особый отдел, то прежде чем приучить их к такту и дисциплине, понятно, приходится много воевать. Приезжает человек буквально неграмотный, когда пишет одно слово, в нем недостает двух букв».

Такого рода наблюдения за пребывающими в особый отдел сотрудниками подтолкнули Станислава к написанию курса лекций, а фактически учебника под названием «Красная контрразведка». Это был первый учебник для молодых чекистов. К сожалению, его никто почти не успел прочесть. Турло обвинили в нарушении конспирации, объявили выговор, а еще пахнувший типографской краской труд сожгли. Турло незамедлительно направил в Москву рапорт на имя Феликса Дзержинского с просьбой расследовать происшедшее. Сразу заметим, что рапорт до председателя ВЧК не дошел, видимо был положен «под сукно» в аппарате Генриха Ягоды. Зато самого Турло в этом же аппарате признали «засидевшимся в Москве» (и это после восьми месяцев нахождения на фронте) и перевели по службе как можно дальше от столицы — в Туркестан и назначили председателем Ферганской ЧК. На этой должности он пробыл недолго. В середине марта 1921 г. произошла трагедия — секретарь ЧК, как потом выяснилось, психически больной человек, зашел в кабинет начальника и произвел в Станислава четыре выстрела из револьвера. Все пули попали в цель, и только волею Божьей он остался жив.

После длительного лечения Турло возвращается в строй и возглавляет контрразведывательное отделение в полномочном представительстве по Западному краю.

В Смоленске Турло трудился до августа 1924 г., когда настоял на своем увольнении из органов госбезопасности. Чтобы понять, почему он расстался с полюбившимся делом, достаточно прочитать его подробную автобиографию. Вот фрагмент из нее.

«На ограничение моей инициативы в работе никаких фактов не имею. Мой прямой начальник товарищ Апетер, как и все разумные администраторы, дает возможность проявлять инициативу. Однако существующая система кустарничества, бездарности и всяческих кавалерийских набегов с бесконечной канцелярской волокитой, которая из центра давит со всей тяжестью, разрушающей все намерения, нарушающей всякую планомерность в работе, вследствие чего не может быть успешной. Лично я слишком истрепался, устал от всей этой систему ГПУ, которая меня тяготит. Пришел в органы ВЧК полный энергии и энтузиазма, а в настоящее время во мне ничего не осталось…»

В завершение краткого биографического очерка не лишним будет отметить два факта.

Первый. Основополагающим документом, на котором следователи построили обвинение Станиславу Турло в контрреволюционной деятельности, явился протокол заседания Пензенского губкома за сентябрь 1918 г. Из его текста ясно, что председатель губисполкома Турло не поддержал резолюцию об объявлении красного террора в связи с убиством Урицкого и покушением на Ленина.

Второй. После указанного ранее инцидента вокруг напечатания брошюры «Красная контрразведка» Турло не оставлял попыток создать труд о борьбе со шпионажем и уточнить статьи советских законов того времени, имеющих отношение к этой борьбе. Он напечатал ряд материалов в еженедельнике «Советская юстиция» и на основании изложенных им доводов ВЦИК изменил диспозиции ряда статей уголовного кодекса.

А в 1924 г. в типографии полномочного представительства ОГПУ по Западному краю была отпечатана под грифом «Секретно» настоящая книга. Автор в силу природной щепетильности включил в качестве соавтора И. П. Залдата, помогавшего ему лишь в подборе и обработке материалов.

Теоретические выкладки чекиста Турло, добросовестно использовавшего соответствующие наработки своих предшественников преимущественно из чуждого ему лагеря, поражают сегодня не своим утопизмом (создать «красную», т. е. сугубо классовую, пролетарскую разведку и контрразведку, чего по определению быть не может). Он усвоил главное: государство, в том числе и коммунистического образца, в целях самосохранения должно иметь хорошо организованные спецслужбы, действующие на профессиональной основе. А для этого надо хорошо знать опыт прошлого. Пропагадистская риторика и коммунистическая фразеология, идеологемы и рекомендации в духе «мировой коммунистической революции», свойственные писаниям партийных авторов того времени, явно стушевываются в свете такого вывода. Кому-то из современных ученых принадлежит примечательная мысль, которую уместно привести здесь: «История не умирает. Она обладает такой плотью и тканью, что никакими революциями невозможно порвать эту связь, она живет в каждом из нас». История спецслужб в том числе, добавим мы.

Уместно дополнить наше предисловие сведениями биографического характера об А. И. Куке (возможно и другое написание: Кукк), на чьи «Конспекты лекций» по разведке Турло часто ссылается как на авторитетный источник.

Кук Александр Иванович (1886–1932) — сотрудник советской военной разведки. Эстонец, из рабочих. Окончил юнкерское военное училище. Участник Первой мировой войны, штабс-капитан. В 1918 г. окончил Академию Генерального штаба. (Возможно там могли пересечься его жизненные пути с П. Ф. Рябиковым.) С 1918 г. в Красной армии (начальник разве — дотделения штаба военного совета Смоленского района, затем штаба Западной армии). С марта 1919 г. начальник оперативного отдела штаба Эстляндской армии. В июле — начальник штаба южной группы войск 7-й армии, затем начальник оперативного отдела штаба 15-й армии, начальник штаба, командир 15-й армии. (В это время здесь были особистами и Берзин, и Турло.) Награжден орденом Красного знамени. С сентября 1920 по апрель 1921 г. — командир 16-й армии. После войны помощник начальника разведывательного управления (отдела) Штаба РККА. Считается одним из создателей Разведупра, поставил в нем работу информационно-статистического отдела. С 1931 г. на военно-дипломатической работе. С 1931 по 1932 г. — военный атташе в Японии[5]. Уверены, немногочисленные труды А. И. Кука могли бы стать частью очередного тома «Антологии», если бы соответствующее ведомство сочло возможным сделать их достоянием широкой общественности.

Три автора — три трагические судьбы переломной эпохи. Три книги — три вехи одного явления, история которого уместилась в короткие хронологические рамки — неполные полтора десятилетия. Ориентируясь по этим вехам, легко прослеживается путь, пройденный русской мыслью поистине семимильными шагами в познании специфической отрасли государственной деятельности. От осознания спецслужб как некоей объективной реальности планетарного масштаба до разработки прочных основ их функционирования, и даже первая попытка заглянуть, так сказать, «за горизонт», в коммунистическую даль. Только прикоснувшись к этим воскресшим из небытия книгам — замечательным документам прошлого, сгусткам беспокойной и ищущей человеческой мысли, по-настоящему осознаешь, каким без них плоским и серым был исторический ландшафт российских спецслужб. Любые их дела, все еще закрытые во многих аспектах, становятся осмысленными, понятными и многомерными, когда им сопутствует серьезная теоретическая мысль и добросовестный историко-аналитический анализ. Публикуемые работы служат этой цели.

Готовя настоящее издание, Общество историков отечественных спецслужб руководствовалось благой задачей — помочь исследователям расширить рамки познания одной из важных составляющих нашей отечественной истории.

Президент Общества историков отечественных спецслужб

кандидат исторических наук А. А. Зданович