МИРОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Ответы Л. Д. Троцкого на вопросы, поставленные американским журналистом г. Ю. Клейманом.
1. Каково мнение г. Троцкого относительно германо-советского союза. Вынужден ли был Сталин заключить его? Если так, что могло бы быть сделано раньше, чтобы избежать его?
Внешняя политика всегда является продолжением и развитием внутренней. Чтоб правильно понять внешнюю политику Кремля, надо всегда иметь перед глазами два фактора: положение СССР в окружении буржуазных государств, с одной стороны, положение правящей бюрократии внутри советского общества, с другой. Бюрократия защищает СССР. Но прежде всего она защищает себя внутри СССР. Внутреннее положение бюрократии неизмеримо более уязвимо, чем международное положение СССР. Бюрократия беспощадна против безоружных противников внутри страны. Но она крайне осторожна, а подчас и труслива перед лицом хорошо вооруженных внешних врагов. Если б Кремль чувствовал за собою поддержку народных масс и был уверен в устойчивости Красной армии, он мог бы занять гораздо более независимую позицию по отношению к обоим империалистским лагерям. Но этого нет. Изолированность тоталитарной бюрократии в собственной стране толкнула её в объятия наиболее близкого, наиболее агрессивного и потому наиболее опасного империализма.
Гитлер уже в 1934 г. говорил Раушнингу: "я могу в любое время заключить соглашение с Советской Россией". Он имел категорические заверения на этот счет со стороны самого Кремля. Бывший глава советской разведки за границей, генерал Кривицкий, раскрыл чрезвычайно интересные подробности в области тайных сношений между Москвой и Берлином. Но для внимательного читателя советской прессы действительные планы Кремля не составляли секрета с 1933 г. Сталин больше всего боялся большой войны. Уклониться от нее он рассчитывал лишь, став незаменимым помощником Гитлера.
Было бы, однако, неправильно делать отсюда тот вывод, будто пятилетняя кампания Москвы в пользу "союза демократий" и "коллективной безопасности" (1935-1939 гг.) была пустым шарлатанством, как представляет теперь это дело тот же Кривицкий, который из штабов ГПУ видел только одну сторону московской политики, не охватывая её в целом. До тех пор, пока Гитлер отклонял протянутую руку, Сталин вынужден был серьезно подготовлять и второй вариант, именно союз с империалистскими демократиями. Коминтерн, разумеется, не понимал в чем дело: он просто производил "демократический" шум, выполняя поручение.
С другой стороны, Гитлер не мог повернуться лицом к Москве, пока нуждался в дружественном нейтралитете Англии. Пугало большевизма было необходимо прежде всего для того, чтоб заставить британских консерваторов глядеть сквозь пальцы на лихорадочные вооружения Германии. Болдвин и Чемберлен пошли дальше: они прямо помогли Гитлеру создать Великую Германию, т. е. могущественную базу в центральной Европе для агрессии мирового масштаба.
Поворот Гитлера в середине прошлого года в сторону Москвы имел веские основания. Со стороны Великобритании Гитлер получил все, что мог получить. Нельзя же было, в самом деле, надеяться на то, что Чемберлен, в придачу к Чехословакии, подарит Гитлеру еще Египет и Индию. Дальнейшая экспансия германского империализма могла быть направлена только против самой Великобритании. Вопрос о Польше стал поворотным пунктом. Италия предусмотрительно отошла в сторону. Граф Чиано разъяснил в декабре 1939 г., что итало-германский военный союз, заключенный десять месяцев перед тем, исключал вступление тоталитарных союзников в войну в течение ближайших трех лет. Однако, Германия, под бременем собственных вооружений, ждать не могла. Гитлер уверял англосаксонского кузена, что захват Польши есть путь на Восток и только на Восток. Но почтенным консервативным противникам надоело оставаться в дураках. Война стала неизбежной. В этих условиях у Гитлера выбора не было: ему пришлось прибегнуть к своему запасному козырю, именно к союзу с Москвой. Сталин дождался, наконец, рукопожатия, о котором не переставал мечтать в течение шести лет.
Нередкие в демократической прессе утверждения, будто Сталин сознательно хотел путем союза с Гитлером вызвать мировую войну, надо отнести к числу абсурдов. Советская бюрократия боится большой войны более, чем какой-либо из правящих классов мира: выиграть она может немногое, потерять же может все. Расчет на мировую революцию? Но даже, если б насквозь консервативная олигархия Кремля стремилась к революции, она слишком хорошо знает, что война не начинается с революции, а заканчивается ею, и что прежде чем революция придет в капиталистических странах, сама московская бюрократия может быть низвергнута в пропасть.
Во время прошлогодних переговоров в Москве делегации Великобритании и Франции представляли довольно плачевную фигуру. "Вы видите этих господ? - говорили хозяевам Кремля агенты Германии: если мы с вами разделим Польшу, они не посмеют шевельнуть пальцем". Подписывая соглашение, Сталин мог, в своей ограниченности, надеяться, что большой войны вообще не будет. Во всяком случае он покупал для себя возможность уклониться от участия в войне на ближайший период. А дальше "ближайшего периода" сейчас не думает никто.
2. Вступая в Балтийские страны и Финляндию, Россия ссылалась на то, что она была вынуждена сделать это для собственной защиты против агрессии. Думает ли г. Троцкий, что имелась на лицо вероятность агрессии наци? Думает ли г. Троцкий, что имелась вероятность нападения со стороны капиталистических демократий?
Вторжение в Польшу и Прибалтийские страны явилось неизбежным последствием союза с Германией. Было бы, в самом деле, слишком наивно думать, что сотрудничество Сталина с Гитлером основано на взаимном доверии: эти господа слишком хорошо друг друга понимают. Во время переговоров в Москве летом прошлого года германская опасность могла и должна была казаться не только вполне реальной, но и совершенно непосредственной. Не без влияния Риббентропа в Кремле, как сказано, предполагали, что Англия и Франция останутся неподвижны перед совершившимся фактом разгрома Польши, и что у Гитлера руки могут оказаться развязанными для дальнейшего движения на Восток. В этих условиях вопрос о союзе с Германией естественно дополнялся вопросом о материальных гарантиях - против союзника. Весьма вероятно, что инициатива в этой области принадлежала динамическому партнеру, т. е. Гитлеру, который предложил осторожному и медлительному Сталину взять самому "гарантии" вооруженной рукой. Разумеется, оккупация восточной Польши и создание боевых баз в Прибалтике не создавали каких-либо абсолютных преград для германской оффенсивы: об этом слишком хорошо свидетельствует опыт войны 1914-1918 гг. Но отодвижение границы на Запад и господство над восточным побережьем Балтийского моря представляли все же несомненные стратегические выгоды. Так, в союзе с Гитлером и по инициативе Гитлера, Сталин решился захватить "гарантии" - против Гитлера.
К этому присоединились не менее важные соображения внутренней политики. После пяти лет непрерывной агитации против фашизма, после истребления старой большевистской гвардии и командного состава армии за мнимую связь с наци, неожиданный союз с Гитлером естественно оказался крайне непопулярен в стране. Нужно было оправдать его непосредственными и осязательными успехами. Присоединение Западной Украины и Белоруссии и мирные завоевание стратегических позиций в Балтийских государствах должны были доказать населению мудрость внешней политики "отца народов". Однако Финляндия изрядно испортила этот расчет.
3. Считает ли г. Троцкий, как бывший глава Красной армии, необходимым для Советов вступить в Балтийские государства, Финляндию и Польшу для улучшения своей защиты против агрессии? Думает ли г. Троцкий, что социалистическое государство вправе распространять социализм на соседние государства при помощи оружия?
Что обладание военными базами на Балтийском побережье представляет стратегические выгоды, не может быть, разумеется, оспорено. Но этим одним еще не решается вопрос о вторжении в соседние государства. Защита изолированного рабочего государства зависит от сочувствия трудящихся всего мира гораздо больше, чем от двух-трех дополнительных стратегических пунктов. Это неопровержимо доказано историей иностранных интервенций во время нашей гражданской войны 1918-1920 гг.
Робеспьер говорил, что народы не любят миссионеров со штыками. Разумеется, это не исключает права и долга военной помощи восставшим народам извне. Так, в 1919 г., когда Антанта подавляла венгерскую революцию, мы, разумеется, имели право прийти на помощь Венгрии военными мерами. Такая помощь была бы понята и одобрена трудящимися всего мира. К несчастью, мы были тогда слишком слабы... Сейчас Кремль в военном отношении гораздо сильнее. Но зато он утратил доверие масс, как внутри страны, так и за её пределами.
Если бы в России царил режим советской демократии; если бы технический прогресс сопровождался ростом социального равенства; если бы бюрократия отмирала, уступая место самоуправлению масс, Москва обладала бы такой притягательной силой, особенно по отношению к своим ближайшим соседям, что нынешняя мировая катастрофа неизбежно толкнула бы народные массы Польши, притом не только украинцев и белорусов, но и поляков и евреев, как и население Балтийских лимитрофов, на путь объединения с СССР.
Сейчас этого важнейшего условия для революционной интервенции нет или почти нет на лицо. Полицейское удушение народов СССР, особенно национальных меньшинств оттолкнуло большинство трудящихся периферических государств от Москвы. Вторжение Красной армии воспринимается народными массами не как акт освобождения, а как акт насилия, и тем облегчает империалистским правительствам мобилизацию мирового общественного мнения против СССР. Вот почему оно, в конечном счете, принесет защите СССР больше вреда, чем пользы.
4. Каково мнение г. Троцкого относительно финляндской кампании с военной точки зрения: в отношении стратегии, снабжения, руководства, политического, как и военного, путей сообщения и общей подготовки Красных войск? Каков возможный результат финской кампании?
Стратегический план, насколько я могу судить о нем, был в абстракции достаточно хорош, но он недооценивал силу сопротивления Финляндии и игнорировал такие мелочи, как финляндскую зиму, условия транспорта, снабжения и санитарной службы. В сатирических стихах по поводу Крымской кампании 1855 г. молодой офицер Лев Толстой писал:
Ловко писано в бумаге,
Да забыли про овраги,
А по ним ходить.
С обезглавленным и деморализованным генеральным штабом Сталина повторилась буквально та же история, что со штабом Николая I.
15 ноября прошлого года я писал редактору одного из наиболее распространенных американских еженедельников: "В течение ближайшего периода Сталин останется сателлитом Гитлера. В течение наступающей зимы, он, по всей вероятности, останется неподвижен. С Финляндией он заключит компромисс". Факты показали, что мой прогноз, в этой части, был ошибочным. Ошибка была вызвана тем, что я приписывал Кремлю больше политического и военного смысла, чем оказалось на деле. Сопротивление Финляндии ставило, правда, под знак вопроса "престиж" Кремля, притом не только в Эстонии, Литве и Латвии, но и на Балканах и в Японии. Сказав А, Сталин так или иначе вынужден был сказать Б. Но даже с точки зрения его собственных целей и методов он вовсе не обязан был атаковать Финляндию немедленно. Более терпеливая политика никогда не могла бы скомпрометировать Кремль так, как компрометируют его постыдные неудачи в течение одиннадцати недель.
В Москве заявляют теперь, что никто не рассчитывал на быструю победу и ссылаются на морозы и снежные заносы. Поразительный аргумент! Если Сталин и Ворошилов не умеют читать военной карты, то они надо думать, умеют читать календарь. Климат Финляндии во всяком случае не мог быть для них тайной. Сталин способен с большой энергией использовать обстановку, когда она созрела помимо его активного участия, и когда выгоды бесспорны, а риск минимален. Он - человек аппарата. Война и революция - не его стихия. Где нужны были предвидение и инициатива, Сталин не знал ничего, кроме поражений. Так было в Китае, в Германии, в Испании. Так происходит сейчас в Финляндии.
Дело, вовсе, не в физическом климате Финляндии, а в политическом климате СССР. В издаваемом мною русском "Бюллетене" я опубликовал в сентябре 1938 г. статью, в которой подверг анализу причины ослабления и прямого распада Красной армии. Статья эта была напечатана затем в американских и британских изданиях. Она достаточно объясняет, по моему, нынешние неудачи Красной армии, как и возрастающие затруднения промышленности. Все противоречия и пороки режима всегда находят в армии особо концентрированное выражение. Вражда трудящихся к бюрократии разъедает армию изнутри. Личная самостоятельность, свободное исследование и свободная критика необходимы армии не в меньшей мере, чем хозяйству. Между тем офицерский корпус Красной армии поставлен под надзор политической полиции, в лице комиссаров-карьеристов. Независимые и талантливые командиры истребляются; остальные обрекаются на трепет. В таком искусственном организме, как армия, где необходима особая точность прав и обязанностей, никто на самом деле не знает, что можно, чего нельзя. Плуты и воры выступают под знаменем патриотических доносов. У честных людей опускаются руки. Широко распространяется пьянство. В снабжении армии царит хаос.
Юбилейные парады на Красной площади - одно, война - совсем другое. Предполагавшаяся "военная прогулка" в Финляндию превратилась в беспощадную проверку всех сторон тоталитарного режима. Она обнаружила несостоятельность общего руководства и непригодность высшего командного состава, подобранного по признаку покорности, а не таланта и знания. Война обнаружила сверх того, крайнюю несогласованность разных сторон советского хозяйства, в частности жалкое состояние транспорта и разных видов военного снабжения, особенно продовольственного и вещевого. Кремль строил не без успеха танки и аэропланы, но пренебрег санитарной службой, рукавицами, зимней обувью. О живом человеке, который стоит за всеми машинами, бюрократия попросту забыла.
Для армии и народа вопрос о том, идет ли дело о защите "своего" от внешнего нашествия или же о наступлении на другую страну, имеет огромное, в некоторых случаях - решающее значение. Для наступательной революционной войны нужны особый подъем духа, исключительное доверие к руководству и высокая квалификация бойца. Ничего этого не оказалось в войне, начатой без технической и моральной подготовки.
Конечный результат борьбы, предрешен, разумеется, соотношением сил. Полумиллионная Красная армия раздавит в конце концов финляндскую армию, если советско-финская война не растворится в ближайшие недели в общеевропейской войне. Возможно, что перелом военной обстановки совершится уже до того, как эти строки появятся в печати. В этом случае Кремль, как происходило уже во время эфемерных успехов в начале декабря, постарается дополнить военное вторжение гражданской войной внутри Финляндии. Чтоб включить Финляндию в состав СССР, - а такова очевидно ныне цель Кремля, - нужно её советизировать, т. е. произвести экспроприацию верхнего слоя землевладельцев и капиталистов. Произвести такого рода революцию в отношениях собственности немыслимо без гражданской войны. Кремль сделает все, чтоб привлечь на свою сторону финляндских промышленных рабочих и низший слой фермеров. Раз московская олигархия оказалась вынуждена играть с огнем войны и революции, то она попытается, по крайней мере, согреть у финляндского костра свои руки. Можно не сомневаться, что она достигнет на этом пути известных успехов.
Но уже теперь можно с уверенностью сказать одно: того, что произошло в первый период войны, не вычеркнут из мирового сознания никакие позднейшие успехи.
Финляндская авантюра вызвала уже радикальную переоценку удельного веса Красной армии, которую чрезвычайно идеализировали некоторые иностранные журналисты "бескорыстно" преданные Кремлю. Все сторонники крестового похода против Советов найдут в военных неудачах Кремля серьезную опору. Возрастет несомненно наглость Японии, что может создать затруднение на пути к советско-японскому соглашению, составляющему ныне важнейшую задачу Кремля. Уже сейчас можно сказать что если преувеличенная оценка наступательных способностей Красной армии характеризовала предшествующую эпоху, то ныне открывается эпоха недооценки оборонительной силы Красной армии.
Можно предвидеть и другие последствия советско-финской войны. Чудовищная централизация всей промышленности и торговли, сверху донизу, как и принудительная коллективизация сельского хозяйства, вызваны вовсе не потребностями социализма, а жадностью бюрократии, которая все, без остатка, хочет иметь в своих руках. Это отвратительное и ненужное насилие над хозяйством и человеком, достаточно обнаружившееся в московских процессах о "саботаже", нашло теперь жестокую кару в снегах Финляндии. Совсем не исключено, поэтому, что под влиянием военных неудач бюрократия вынуждена будет пойти на экономическое отступление. Можно ждать восстановления своего рода Нэпа, т. е. контролируемого рыночного хозяйства, на новом более высоком экономическом уровне. Удастся ли бюрократии этими мерами спасти себя, вопрос другой.
5. Каков был бы в настоящее время наиболее мудрый образ действий Сталина в отношении Румынии, принимая во внимание возможные политические, социальные и военные последствия?
Думаю, что наиболее "мудрым" сам Кремль, особенно после финляндского опыта, сочтет в ближайшее время не трогать Румынию. Сталин может двинуться на Балканы только с согласия Гитлера, только для помощи Гитлеру, по крайней мере, до тех пор, пока сила Гитлера не подорвана, а до этого еще очень далеко. Сейчас Гитлеру нужен мир на Балканах для получения оттуда сырья и для поддержания двусмысленной дружбы с Италией.
В военном, как и в политическом отношении, Румыния является ухудшенным изданием Польши: тот же полуфеодальный гнет крестьян, тот же циничный гнет национальностей, та же смесь легкомыслия, наглости и трусости в правящем слое, персонификацией которого является сам король. Если, однако, инициатива самой Антанты заставит Гитлера и Сталина нарушить неустойчивый мир на Балканах, Красная армия вступит в Румынию с лозунгами аграрной революции и, надо думать, с большим успехом, чем в Финляндии.
6. Что может и должен сделать Сталин на Балканах вообще в свете нынешних событий? В Персии? В Афганистане?
Вооруженные силы Советов должны быть готовы обеспечивать грандиозные пространства при недостаточных путях сообщения. Мировая обстановка диктует необходимость не распылять армию на отдельные авантюры, а держать её в виде крепких кулаков.
Если, однако, Великобритания и Франция, - при содействии Германии, - сочтут необходимым открыть войну против Советского Союза, обстановка изменится в корне. В этом случае не исключена даже возможность того, что советская конница попытается вторгнуться в Индию через Афганистан: технически задача не невыполнима. Может быть историей суждено бывшему вахмистру царской армии Буденному выступать на белом коне в качестве "освободителя" Индии. Но это во всяком случае более отдаленная перспектива.
7. Учитывая обширность России и её многочисленные границы, а так же её действительных или потенциальных врагов, каково ближайшее будущее?
Вторжение в Финляндию вызывает, несомненно, молчаливое осуждение большинства населения СССР. Но в то же время меньшинство понимает, а большинство чувствует, что за вопросом о Финляндии, за вопросом об ошибках и преступлениях Кремля, стоит вопрос о существовании СССР. Его поражение в мировой войне означало бы низвержение не только тоталитарной бюрократии, но и планового государственного хозяйства: оно превратило бы страну в колониальную добычу империалистских государств. Ненавистную бюрократию народы СССР должны низвергнуть сами: этой задачи они не могут доверить ни Гитлеру, ни Чемберлену. Дело идет о том, будет ли в исходе нынешней войны все мировое хозяйство преобразовано на плановых началах, или же первая попытка такого преобразования будет сокрушена в кровавой конвульсии, и империализм получит отсрочку до третьей мировой войны, которая может стать могилой цивилизации.
8. Предполагается, вообще, что Советский Союз силен в обороне, и что он в действительности нанес поражение японцем у Чанг-Ку-Фенга летом 1938 г. Не думает ли г. Троцкий, что это было пробой советского оружия, и если так, не думает ли он, что это заставило Гитлера отвести свои взоры от Украины в другом направлении?
В обороне Красная армия, как уже сказано, неизмеримо сильнее, чем в нападении. Народные массы, особенно на Дальнем Востоке хорошо понимают к тому же, чем грозило бы им господство Японии. Было бы, однако, неправильно преувеличивать значение сражения у Чан-Ку-Фенга, вслед за Кремлем и преданными ему иностранными корреспондентами.
Я не раз напоминал за последние годы, что японская армия является армией разлагающегося режима и, многими чертами напоминает царскую армию накануне революции. Консервативные правительства и штабы чрезвычайно переоценивают армию и флот микадо, как они в свое время переоценивали армию и флот царя. Японцы могут иметь успех только против отсталого и полубезоружного Китая. Долгой войны с серьезным противником они не выдержат. Успех Красных войск у Чанг-Ку-Фенга имеет, поэтому, лишь ограниченное показательное значение. Не думаю, чтобы этот эпизод оказал какое-либо влияние на стратегические планы Гитлера. Его поворот в сторону Москвы был определен гораздо более близкими и внушительными факторами.
9. В отношении коммунистической партии Советского Союза, что думает г. Троцкий о рядовых членах этой партии? Г. Троцкий говорил, что руководство партии не придерживается марксистско-ленинской линии. Думает ли он, что если бы это руководство было устранено, партия шла бы дальше по пути социализации России? До какой степени, по его мнению, Россия уже социализована? Мыслимо ли для русского народа изменить руководство без применения насилия? Если бы изменение руководства было совершенно, не открыло ли бы это Россию атакам других держав? Решился ли бы народ на риск потери того, что он завоевал?
Наши разногласия с руководством так называемой Коммунистической партии СССР давно перестали носить теоретический характер. Дело вовсе не идет ныне о "марксистко-ленинской линии". Мы обвиняем правящий слой в том, что он превратился в новую аристократию, душит и грабит народные массы. Бюрократия отвечает нам обвинениями в том, что мы являемся агентами Гитлера (так было вчера) или агентами Чемберлена и Воллстрит (так гласят обвинения сегодня). Все это мало похоже на теоретические разногласия внутри марксизма.
Серьезным людям давно пора сбросить те очки, которые профессиональные "друзья СССР" надели на нос радикальному общественному мнению. Пора понять, что нынешняя советская олигархия не имеет ничего общего со старой партией большевиков, которая была партией угнетенных. Перерождение правящей партии, дополненное кровавыми чистками, явилось результатом отсталости страны и изолированности революции. Правда, социальный переворот обеспечил крупнейшие хозяйственные успехи. Тем не менее производительность труда в СССР и сейчас еще в 5-8-10 раз ниже, чем в Соединенных Штатах. Львиную долю скромного национального дохода пожирает бесчисленная бюрократия, вторую часть поглощают вооруженные силы. Народ вынужден по-прежнему бороться за кусок хлеба. Бюрократия выступает в качестве распределителя благ, третейского судьи и оставляет наилучшие куски для себя. Верхний слой бюрократии ведет примерно, тот же образ жизни, что буржуазия Соединенных Штатов и других капиталистических стран.
12-15 миллионов привилегированных - это как раз тот "народ" который устраивает парады, манифестации и овации, производящие столь большое впечатление на либеральных и радикальных туристов. Но кроме этой "pays legal", как выражались когда-то во Франции, есть еще 160 миллионов населения, которые глубоко недовольны.
Из чего это видно? Если б бюрократия пользовалась доверием народа, она естественно стремилась бы соблюдать хотя бы свою собственную конституцию; на самом деле она попирает её ногами. Антагонизм между бюрократией и народом измеряется возрастающим напряжением тоталитарного режима.
Никто не может сказать с уверенностью, - даже они сами, - чего хотят два миллиона коммунистов, которых Кремль обрекает на молчание, с еще большей свирепостью, чем все остальное население. Не может быть, однако, никакого основания сомневаться в том, что подавляющее большинство коммунистов, как и населения, не хочет возвращения к капитализму, особенно теперь, когда капитализм вверг человечество в новую войну.
Низвергнуть бюрократию может только новая политическая революция, которая сохранит национализацию средств производства и плановое хозяйство и установит на этой основе советскую демократию более высокого типа. Такое глубокое преобразование чрезвычайно подняло бы авторитет Советского Союза в глазах трудящихся масс всего мира и сделало бы практически невозможной войну против него со стороны империалистских государств.
10. Если бы г. Троцкий был теперь вождем Советского государства, какова была бы его интернациональная политика с того времени, как Гитлер пришел к власти в Германии, соединяя таким образом германский фашизм с итальянским в один фашистский блок в Европе?
Я считаю этот вопрос внутренне противоречивым. Я не мог бы быть "вождем" нынешнего Советского государства: для этой роли годится только Сталин. Власть была утеряна мною не лично и не случайно, а в силу смены революционной эпохи эпохой реакции. После грандиозного подъема и неисчислимых жертв массы устали, разочаровались, отхлынули назад. Авангард естественно оказался изолирован. Новая каста привилегированных сосредоточила власть в своих руках, и Сталин, игравший ранее второстепенную роль, стал её вождем. Реакция внутри СССР шла параллельно с реакцией во всем мире. В 1923 г. германская буржуазия раздавила начинавшуюся пролетарскую революцию. В том же году в Советском Союзе началась кампания против так называемого "троцкизма". В 1928 г. была подавлена китайская революция. В конце 1928 г. "троцкистская оппозиция" была исключена из партии. В 1933 г. Гитлер берет власть, в 1934 он производит свою чистку. В 1935 г. начинаются грандиозные чистки в СССР, процессы против оппозиции, истребление старой большевистской гвардии и революционного командного состава. Таковы главные вехи, показывающие неразрывную связь между упрочнением бюрократии внутри СССР и ростом мировой реакции.
Давление мирового империализма на советскую бюрократию, давление бюрократии на народ, давление отсталых масс на авангард, таковы причины падения революционной фракции, которую я представлял. Вот почему я не могу ответить на вопрос, что я делал бы, если бы был на месте Сталина. Я не могу быть на его месте. Я могу быть только на своем месте. Моя программа - это программа Четвертого Интернационала, который может прийти к власти только в условиях новой революционной эпохи. Отмечу, мимоходом, что в начале прошлой войны Третий Интернационал был несравненно слабее, чем Четвертый - сейчас.
11. Каков, по мнению г. Троцкого, будет исход войны в политическом, экономическом, социальном, территориальном отношениях?
Чтоб составить себе представление о возможном исходе войны, нужно предварительно ответить на вопрос, удастся ли вскоре приостановить разнузданную фурию при помощи какого-либо компромисса, или же война развернет свою истребительную и опустошительную работу до конца. Я ни на минуту не верю в то, что мирные усилия нейтральных (включая таинственную миссию Самнера Вельса) увенчаются в более или менее близком будущем успехом. Противоречия между двумя лагерями непримиримы. Как ни велики завоевания, сделанные Гитлером в Европе, но они не разрешают проблему германского капитализма, наоборот, отягощают её. К германской промышленности прибавилась австрийская, чешская и польская: все три страдали от тесноты национальных границ и недостатка сырья. К тому же, чтоб удержать новые территории, нужно постоянное напряжение военных сил. Экономически реализовать свои континентальные успехи Гитлер может только на мировой арене. Для этого надо разгромить Францию и Англию. Гитлер не может остановиться. Не могут, следовательно, остановиться и союзники, не решаясь на добровольное самоубийство. Гуманитарные жалобы и доводы от разума не помогут. Война будет продолжаться, пока не истощит все ресурсы цивилизации или пока не натолкнется на революцию.
12. Но как же все-таки, будут выглядеть Европа и весь мир после войны?
Мирные программы обоих воюющих лагерей не только реакционны, но и фантастичны, т. е. неосуществимы. Правительство Англии мечтает об учреждении в Германии умеренной консервативной монархии, о восстановлении Габсбургов в Австро-Венгрии, о соглашении всех государств Европы относительно сырья и рынков. Лондон поступил бы хорошо, если бы нашел сперва секрет мирного соглашения с Ирландией об Ульстере и с Индией. Пока что мы видим террористические акты, казни, пассивное и активное сопротивление, кровавые усмирения. Можно ли допустить, что победоносная Англия откажется от своих прав в колониях в пользу Германии? По сути дела Англия предлагает в случае своей победы, новое издание Лиги Наций, со всеми старыми антагонизмами, но без остатка старых иллюзий.
Еще хуже обстоит дело с Францией. её экономический удельный вес находится в явном противоречии с её мировым положением и размерами её колониальной империи. Выхода из этого противоречия Франция ищет в расчленении Германии. Как будто можно историческое колесо повернуть назад, до 1870 г.! Объединение немецкой нации явилось непреодолимым результатом её капиталистического развития. Чтоб раздробить нынешнюю Германию, нужно было бы перебить позвоночник немецкой технике, разрушить германские заводы, истребить значительную часть населения. Это легче сказать, чем сделать!
Программа свободы и независимости мелких народов, проповедуемая союзниками, звучит очень привлекательно, но совершенно лишена содержания. При неограниченном господстве империалистских интересов на мировой арене независимость мелких и слабых государств так же мало реальна, как и независимость мелких промышленников и торговых предприятий при господстве трестов и концернов (на этот счет можно навести справку в статистике С. Штатов!)
В то время, как Франция хочет расчленить Германию, последняя, наоборот, хочет объединить Европу, разумеется, под своим сапогом. Под германское владычество должны при этом подпасть колонии европейских государств. Такова программа наиболее динамического и агрессивного империализма. Задача экономического объединения Европы сама по себе прогрессивна. Но весь вопрос в том, кто объединяет, как и для чего? Нельзя ни на минуту допустить, что европейские народы дадут запереть себя в казарму национал-социализма. Pax germanica означал бы неизбежно новую серию кровавых конвульсий.
Таковы две "мирные" программы: с одной стороны, балканизация Германии и тем самым Европы; с другой стороны, превращение Европы, а затем и всего мира, в тоталитарную казарму. Из-за этих двух программ ведется нынешняя война.
13. Где же, по вашему, выход? Кто и как может установить действительный мир?
Прежде всего напомню, что в прошлой войне, которая была в сущности репетицией нынешней, ни одно из правительств не только не осуществило свою программу мира, но и не пережило заключения мирного договора. Свалились в бездну три наиболее старые и солидные фирмы: Романовы, Габсбурги, Гогенцоллерны, со свитой более мелких династий. Клемансо и Ллойд-Джордж оказались отброшены от власти. Вильсон закончил свои дни под гнетом крушения всех его надежд и иллюзий. Клемансо предвидел перед смертью грядущую войну. Ллойд-Джорджу суждено было собственными глазами увидеть новую катастрофу.
Ни одно из нынешних правительств не переживет нынешней войны. Выдвигаемые ныне программы будут скоро забыты, как и их авторы. Единственная программа, которая останется у правящих классов, это: спасайся, кто может!
Система капитализма уперлась в тупик. Без полного переустройства экономической системы, в масштабе Европы и всей планеты, нашей цивилизации грозит крушение. Борьбу слепых сил и разнузданных интересов надо заменить господством разума, плана, сознательной организации.
Экономическое объединение Европы стало для нее вопросом жизни и смерти. Выполнение этой задачи ляжет, однако, не на нынешние правительства, а на народные массы, руководимые пролетариатом. Европа превратится в Социалистические Соединенные Штаты, если не захочет стать кладбищем старой культуры. Социалистическая Европа провозгласит полную независимость колоний, установит с ними дружественные экономические отношения и постепенно, без малейшего насилия, путем примера и сотрудничества, вовлечет их в мировую социалистическую федерацию. СССР, освобожденный от своей правящей касты, примкнет к европейской федерации, которая поможет ему подняться на более высокую ступень. Хозяйство объединенной Европы будет вестись, как единое целое. Вопрос о государственных границах будет вызывать так же мало страстей, как ныне вопрос об административных границах внутри государства. Межевые линии внутри новой Европы будут устанавливаться в зависимости от потребностей языка и национальной культуры, на основании свободного решения заинтересованных групп населения.
"Трезвым" политикам это покажется утопией? Но каннибалам утопией казался в свое время отказ от человеческого мяса.
14. Недавно в коротком интервью данном Карлтону Смиту, музыкальному критику, г. Троцкий, согласно словам г. Смита, высказал ту мысль, что первой действительно коммунистической страной будут Соединенные Штаты, потому что в Соединенных Штатах есть что распределять, тогда как в России не хватает продуктов для распределения. Как и когда, по мнению г. Троцкого, этот процесс распределения начнется в Соединенных Штатах?
15. Означает ли необходимо диктатура пролетариата отмену гражданских прав, как они выражены в Хартии прав Соединенных Штатов и, следовательно, отмену свободы речи, прессы, собраний и исповедания? Думает ли г. Троцкий, что существует средний путь между капитализмом, каким мы его знаем в Соединенных Штатах, и коммунизмом, каким он его предвидит в Соединенных Штатах?
Позвольте на 14-ый и 15-ый вопросы ответить совместно. Встанут ли Соединенные Штаты на путь революции, когда и каким путем? Чтоб конкретнее подойти к теме, я начну с предварительного вопроса: вмешаются ли Соединенные Штаты в войну?
В своей недавней пророческой речи, соединяющей язык Воллстрит с языком Апокалипсиса, мистер Гувер предрекал, что на полях обескровленной Европы будут в конце концов торжествовать два всадника: голод и чума. Бывший президент рекомендовал Соединенным Штатам оставаться в стороне от европейского безумия, чтоб в последнюю минуту положить на чашу весов свое экономическое могущество. Эта рекомендация не является оригинальной. Все великие державы, еще не вовлеченные в войну, хотели бы при подведении счетов располагать неисчерпанными ресурсами. Такова политика Италии. Такова, несмотря на войну с Финляндией, политика Советского Союза. Такова, не смотря на необъявленную войну с Китаем, политика Японии. Такова фактически нынешняя политика Соединенных Штатов. Можно ли будет, однако, долго удержаться на этой позиции?
Если война развернется до конца; если германская армия будет иметь успехи - а она будет иметь очень большие успехи, - и призрак германского господства над Европой встанет, как реальная опасность, правительству Соединенных Штатов придется решать: оставаться ли в стороне, предоставляя Гитлеру ассимилировать новые приобретения, помножать германскую технику на сырье захваченных колоний и подготовлять господство Германии над всей нашей планетой, либо вмешаться в самом ходе войны, чтобы помочь обрезать крылья германскому империализму. Я меньше всего пригоден для того, чтобы подавать советы современным правительствам; я просто пытаюсь анализировать объективное положение и делать из этого анализа выводы. Думаю, что перед лицом указанной альтернативы даже бывший глава ARA*1 отбросит свою программу нейтралитета: нельзя иметь безнаказанно самую могущественную индустрию, 3/4 мирового золотого запаса и 10 миллионов безработных!
(*1 Американская организация международной помощи, которой Гувер руководил после прошлой войны)
Но раз С. Штаты, как я думаю, вмешаются в войну, возможно уже в течение нынешнего года, то им придется нести на себе все её последствия. Важнейшим из них надо признать взрывчатый характер дальнейшего политического развития.
16. Что вы под этим понимаете?
Президент Рузвельт предостерегал 10 февраля американскую молодежь против радикализма, рекомендуя ей стремиться каждый год хоть немного улучшать существующие учреждения. Такой образ действий был бы, несомненно самым лучшим, самым выгодным, самым экономным, если бы... если бы он был осуществим. К несчастью "существующие учреждения" во всем мире не улучшаются из года в год, а ухудшаются. Учреждения демократии не совершенствуются, а разлагаются, уступая место фашизму. И это происходит не случайно, не по легкомыслию молодежи. Капиталистические монополии, разорившие промежуточные классы, пожирают демократию. Сами монополии явились плодом частной собственности на средства производства. Частная собственность, бывшая некогда источником прогресса, окончательно пришла в противоречие с новой техникой и является ныне причиной кризисов, войн, национальных преследований и реакционных диктатур. Ликвидация частной собственности на средства производства есть в нашу эпоху центральная историческая задача, которая одна обеспечит рождение нового, более гармонического общества. Акт рождения, как нас учит повседневное наблюдение, никогда не бывает "постепенным", а представляет собою биологическую революцию.
Возможен ли, спрашиваете вы, промежуточный строй, между капитализмом и коммунизмом? Одним из опытов такого строя явился фашизм, итальянский и германский. Но на самом деле фашизм только довел до зверского выражения наиболее отрицательные черты капитализма. Другим опытом промежуточной системы был Нью Дил. Удался ли этот опыт? Думаю, что нет: число безработных, по прежнему, измеряется восьмизначной цифрой; 60 семейств более могущественны, чем когда бы то ни было. А главное, нет ни малейших оснований думать, что на этом пути вообще может быть достигнуто органическое улучшение. Решают по прежнему рынок, биржа, банки, тресты, - правительство только приспособляется к ним при помощи запоздалых паллиативов. История учит нас, что именно таким путем и подготовляются революции.
Было бы грубой ошибкой думать, что социалистические революции в Европе или Америке будут совершаться по образу отсталой России. Основные тенденции будут, конечно, однородны. Но формы, методы, "температура" борьбы - все это в каждом случае будет иметь национальный характер. Можно заранее установить, при этом, следующий закон: чем в большем числе стран капиталистическая система окажется сломленной, тем слабее будет становиться сопротивление господствующих классов в других странах, тем менее острый характер будет принимать социальная революция, тем менее принудительные формы будет иметь диктатура пролетариата, тем короче будет она, тем скорее общество возродится на основах новой, более полной, более совершенной, более человечной демократии. Во всяком случае никакая революция не нанесет такого ущерба "хартии прав", как империалистская война и фашизм, который она порождает.
Социализм не имел бы никакой ценности, если бы не принес с собою не только "юридическую" неприкосновенность, но и полное ограждение всех интересов личности. Человечество не потерпит тоталитарной мерзости кремлевского образца. Политический режим СССР не новое общество, а худшая карикатура старого. При могуществе техники и организационных методов С. Штатов, при том благосостоянии, которое плановое хозяйство могло бы обеспечить здесь всем гражданам, социалистический режим в вашей стране с самого начала означал бы расцвет независимости, инициативы и творческой силы человеческой личности.
17. Г. Троцкий сказал, что в Кремле боятся войны, потому что война, по всей вероятности, вызовет новую революцию масс. Не скажет ли он подробнее об этом?
Режим буржуазной демократии установился в результате целой серии революций: достаточно напомнить историю Франции. Одни из этих революций имели социальный характер, т. е. ликвидировали феодальную собственность в пользу буржуазной; другие носили чисто политический характер, т. е. при сохранении буржуазных форм собственности, меняли систему управления. Пролетарская революция, по крайней мере, в отсталой и изолированной стране, так же оказывается более сложной, чем можно было представить себе a priori. Октябрьская революция имела социальный и политический характер, т. е. изменила экономические основы общества и создала новую систему управления. Новые экономические основы в общем и целом сохранились в СССР, хотя и в искаженном виде. Политическая система, наоборот, совершенно выродилась: зачатки советской демократии раздавлены тоталитарной бюрократией. В этих условиях политическая революция, под знаменем новой демократии на основах планового хозяйства, является исторической неизбежностью.
18. Что думает г. Троцкий относительно будущности Литвинова в СССР, со времени изменения кремлевской политики от коллективной безопасности к сотрудничеству с Германией?
Я никогда не размышлял над будущностью г. Литвинова. Он был не самостоятельной политической фигурой, а умным и способным чиновником дипломатического ведомства. Был ли он своевременно посвящен в то, что, под прикрытием речей о "союзе демократий", ведутся переговоры с Гитлером? Я в этом не уверен, но это вполне возможно. Во всяком случае это не противоречило бы политической физиономии Литвинова. Будет ли он сохранен для какого-нибудь нового назначения или же физически ликвидирован, в качестве очередного козла отпущения за те или другие неудачи Сталина, - этот вопрос важен, разумеется, для самого Литвинова, но не представляет политического интереса.
19. Считаете ли вы сколько-нибудь вероятным объединение капиталистических стран в войне против СССР?
Экс-кайзер Вильгельм выдвинул недавно свою программу мира: "воюющие должны были бы приостановить войну и соединить свои силы на помощь финнам. Они должны были бы объединиться в одном фронте, чтобы очистить мир и цивилизацию от большевизма". (Н. И. Таймс 2 февраля). Экс-кайзера не обязательно, разумеется, брать всерьез. Но в данном случае он лишь с похвальной откровенностью высказывает то, что думают и подготовляют другие. Муссолини не скрывает на этот счет своих намерений. Лондон и Париж стремятся приобрести дружбу Муссолини за счет СССР. Вашингтон посылает в Рим особого уполномоченного. Президент Соединенных Штатов, согласно собственным словам, не хочет оставаться нейтральным в советско-финской войне: он защищает Финляндию и религию. Сумнер Вельс имеет задачей консультировать Англию, Францию, Италию и Германию, но не Советский Союз. Нет, следовательно недостатка в факторах, которые стремятся подготовить крестовый поход против СССР. "Защита Финляндии" есть тот математический центр, вокруг которого совершается соответственная группировка сил.
Затруднение этого замысла состоит в том, что вести серьезную войну против СССР может только Гитлер. Япония могла бы играть лишь вспомогательную роль. Однако, в данный момент вооруженные силы Германии направлены против Запада. В этом смысле программа экс-кайзера не является программой сегодняшнего дня. Однако, при затяжной войне, - а война будет затяжной; при вмешательстве Соединенных Штатов, - а они вмешаются; при непреодолимых трудностях, которые Гитлер может встретить на своем пути, - а он неизбежно встретит их, - программа экс-кайзера будет неизбежно поставлена в порядок дня.
Из сказанного раньше для вас ясно, на чьей стороне я стою в этой группировке сил: на стороне СССР, полностью и безусловно, прежде всего - против империализма всех наименований, затем - против кремлевской олигархии, которая своей внешней политикой облегчает подготовку похода против СССР, а своей внутренней политикой обессиливает Красную армию.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 82-83.