Жизнь в "Аду" бурлила. И всё больше мне казалось, что это название вовсе не эвфемизм.
Вот, как-то раз я проходил мимо стола, за которым играли Морозов и несколько его друзей. Проходил вместе с подносом "Циндао" в литровых кружках, который мне поручили разносить в дурно пахнущие приватные кабинки. Один из мужчин, что сидели за столом, высокий, подтянутый ящер, подозвал меня к ним:
– Эй, лисёнок, дуй сюда! – по голосу было очевидно, что он серьёзно выпил.
– Мне поручено разносить...
– Плевать, что тебе поручено! – рявкнул, внезапно, Морозов, – Это сам Вань Шень! Если он подозвал, ты должен бросить все дела и идти сюда!
Я повиновался, и подошёл к круглому столу, за которым, помимо моего начальника и его друга, сидели ещё двое. Они играли в кости, так что я поставил поднос на край стола и сел на единственный свободный пятый стул. Ящер закинул мне руку за шею, нагнулся к моему лицу и, неприятно шипя, спросил:
– Не хочешь сыграть с нами?
– Вы не видите его глаз? – спросил волк, – Со зверями с таким проклятием нельзя играть в азартные игры. Он же, очевидно, может рассчитать поведение костей и карт наперёд, не прилагая особых усилий!
– Я знаю, – сказал Вань Шень, – Но, всё же, хочу, чтобы эта мордашка сыграла с нами. Кроме того, если он не может играть, зачем ты его вообще в зал выпускаешь?
– Чтобы он радовал глаз богатых старух и мужчин с особым вкусом. Ты только посмотри на его типаж!
– Его я и приметил. Продашь?
– Своих людей не продаю.
– Только сдаёшь в аренду, я знаю. И, жаль. Мне бы он пригодился.
– Мне он тоже полезен. Развлекает себе публику стишками, ходит по залу, как украшение, да и иногда дурит идиотов, которые не знают о свойствах такого типа проклятий!
– Ну ладно, пусть всё-таки сыграет, я хочу посмотреть, на что он способен со своим этим глазом. Вы, господа, можете и не участвовать, если не хотите!
– Да, я, пожалуй, спасую. – сказал Морозов и отстранился от стола, остальные игроки сделали также, показывая своё нежелание участвовать.
– Ну вот и будем играть вдвоём. Как тебя называть, лисёнок? – спросил ящер уже у меня.
– Феликс. – ответил я.
– Так просто? Я думал, что будет что-то сложное, эстетичное и декадентское. Может, Калигула? Или, ты скорее Гелиогабал?
– Зависит от того, какие источники ты берёшь за основу.
– Я их видел лично. И ты мне напоминаешь обоих. В тебе нет ничего римского? Или, по крайней мере, царственного?
– Ни капли! И мне кажется, что ты врёшь. Ты не мог их видеть, они умерли тысячи лет назад.
– А мне думается, что это ты привираешь. Ха! Ну ладно, что ты можешь сделать в качестве ставки?
– Ничего, у меня ничего и нет. Иначе бы я не работал в таком месте.
– Резонно. Как насчёт желания?
– Какого рода желания?
– Э, нет! Так не пойдёт. Если ты будешь это знать, в чём же тогда моя награда? Может, я захочу, чтобы ты работал у меня?
Подумав о том, что такое развитие событий вовсе провалит нашу тайную операцию, я сказал:
– Я не хочу на это играть.
– Хочешь. Так тебе сказал Вань Шень. – Морозов, обычно более приятный, сейчас вдруг стал холодным и мрачным.
– Ну-ну, я не такой страшный. – ящер засмеялся, залпом выпил весь бокал "Циндао", и продолжил, – Если наш актёр кабуки не хочет рисковать карьерой в твоём клоповнике, или, вероятно, боится, что у меня такую лапочку может подстерегать опасность, то пусть будет так. Я обещаю, что это загадывать не буду. Но тогда могу попросить что-то другое. Может быть, даже большее.
Я взвесил свои шансы. И, подумав, что нет причин переживать за свои силы, взял кости и шейкер для них в руки, давая знать, что готов играть.
– Отлично! – произнёс мой оппонент, – Но знаешь ли ты, что ждёт тебя на выигрыше? Хочешь ли ты играть действительно крупно? Ты ставишь желание, а я поставлю пять своих мануфактур, три "чайных домика", один кабак и небольшой капитал в придачу! Это очень малая часть моей империи, но это больше, чем ты мог когда-либо мечтать здесь, верно?
Не то чтобы, мне нужны были все эти места для заработка. Но я подумал о том, что смогу отдать свой капитал рабочим, и отпустить их по домам, зарыв как минимум четыре порочных бизнеса и отдав в самоуправление ещё пять вполне легальных. Так что я согласился поучаствовать в этой авантюре. Меня не смутила ни ставка, ни то, что этот Вань решил поучаствовать в изначально нечестной игре. Мне подумалось, что он настолько богат, что это и правда лишь крохи от его глобального бизнеса, с которыми можно легко расстаться. В конце концов, вряд ли Морозов стал бы так трепетать перед лишь чуть более крупным капиталистом, чем он сам.
– И так, у нас пять костей, пытаемся выбросить на больший набор или на меньший? – спросил я.
– Выбирай сам, сюдо. И бросай уже!
– Пусть будет на большее.
Я выкинул кости. Все пять выпали "шестёрками". Значит, прицел ещё не сбился. В гордости за хороший расчёт траектории падения костей, я спросил:
– Тридцать очков! Ну что, сдаешься?
– Ха! – ящер мерзко ухмыльнулся, – Не так быстро, лисёнок! Вань Шень так быстро не сдаётся.
Мой противник совершил свой бросок. Снова одни только шестёрки. Он сказал самодовольно:
– Неужели тебе достался достойный соперник?
– Но... как? Шанс на такой бросок был всего один из семи тысяч семисот семидесяти шести! – я был удивлён не меньше остальных присутствующих за столом, – Есть какой-то секрет?
– Только в том, что есть звери, которых лелеет удача. Вроде меня, любимого судьбой и богами. И есть неудачники, низший сорт, навроде тебя, которым эту удачу приходиться обманывать. Что, не по пути твоему Дао с победой, кагэма?
– Пока мы идём на равных. Я не верю, что такой результат ты сможешь выкинуть ещё раз!
Я бросил кубы. Снова тридцать очков. Когда наступила очередь моего противника, я внимательно следил за его движениями, однако ничего подозрительного не приметил. Он действовал даже чуть менее точно, чем я. И всё равно выкинул те же тридцать очков. Вероятность того, что кубы выпадут так четыре раза уже была астрономически малой, но всё только усугублялось. Мы бросили по третьему разу, и по четвёртому, и по пятому. Результат всегда был один. Никто не уступал другому ни очка.
Мой бросок – тридцать очков. Его бросок – тридцать очков. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – тридцать. Его – тридцать. Мой – двадцать девять.
Что? Я ошарашенно смотрел на кости, где один из кубиков выпал не шестёркой, а пятёркой. Также ошарашена была и толпа, собравшаяся к тому моменту игры вокруг стола. Видимо, я слишком увлёкся, пытаясь подловить своего противника на обмане, слишком увлёкся подсчётом бросков. И вот, всё же, ошибся. Глазомер слегка дал сбой. Расчёт был недостаточным, и я потерял один балл в общем зачёте.
Я посмотрел на Вань Шеня. Тот, с видом победителя, встряхнул шейкер и совершил финальный бросок. Пять шестёрок. Он не ошибся ни разу. А я, кажется, проиграл это состязание.
Откинувшись на спинку своего стула, он залпом выхлебал ещё одну кружку "Циндао", и с победным криком разбил её об голову:
– Да! Вот это я и называю "жизнь"! Знай своё место, яро! И вкушай плоды своего поражения!
Он встал из-за стола, одной рукой стукнул по нему, и провозгласил:
– Пошли-ка, лис из кабуки, настало время платить за поражение. Я решил чего хочу.