Апостол Павел

Глава V САВЛ СТАНОВИТСЯ ПАВЛОМ

В сторону Селевкии, морских ворот Антиохии, шагали три христианина: Варнава, Савл и юноша по имени Марк, двоюродный брат Савла. Пройдет немного времени, и мир заговорит о Марке: ему приписывается одно из Евангелий, что совсем немало. Шла весна 45 года.

Через девятнадцать веков Эрнст Ренан вместе с Корнелией Шеффер, которой он посвятил свою книгу «Святой Павел», также отправится из Антиохии в Селевкию. Ренан пишет, что путь занял у него «один неполный день». Мы теперь ездим на машинах, но о реальности тех лет нам напоминает ехавший верхом Ренан, бывший семинарист, которому в ту пору перевалило за сорок.

Присоединимся же к этим трем христианам, чьи туники отяжелели от пыли, и к Ренану, который представляется моему воображению экипированным, как путешественники из романов Жюля Верна. Ренан прибыл в Сирию в 1860 году для проведения, по поручению правительства Второй империи, археологических раскопок. В апреле-мае 1861 года он посетил граничившую с Сирией Палестину и вернулся, создав свой образ Иисуса Христа: «человека, равных которому не было, человека столь великого, что я не хочу спорить с теми, кто, пораженный его исключительностью, называет его Богом». Автор «Будущего науки» наблюдал те же пейзажи, что и Павел. Конечно, с 45 до 1861 года кое-что в них поменялось. Ренан описал деревушки, совсем рядом с дорогой, где и люди, и вещи остались почти такими же, как в библейских деревнях. Воспользуемся его заметками, чтобы проследить маршрут Павла: «Дорога идет вдоль правого берега Оронта, поднимаясь и опускаясь по дальним отрогам Пиерийских гор. Путники вброд перебираются через многочисленные ручьи и речки, бегущие с их склонов. Повсюду виднеются заросли мирта, земляничника, дубовая поросль; зажиточные деревни лепятся по обрывистым склонам хребтов»[20]. Тридцать два километра отделяют Антиохию от Селевкии. На полпути дорога пересекает ущелье, откуда видно море. «Поросшие лесом Дафнийские горы высятся на линии горизонта с южной стороны».

Надеюсь, что в Селевкии женоподобные приезжие, о которых писал Ювенал, не толпились в гавани, а ветер, дувший с гор, не погнал по заливу ту «сильную зыбь», о которой писал Ренан. В XIX веке на берегу еще существовали «набережные и мол из огромных камней», но к XXI веку от мола и береговых укреплений остались только развалины недалеко от турецкой деревни Магарджик.

Трое христиан вступили на корабль, и пока судно не вышло в открытое море, они могли видеть перед собой «прекрасную дугу, образуемую берегом в устье Оронта»: справа — «правильный конус Кассия», слева — «обрывистые склоны горы Корифея», а позади — «снега Тавра и Киликийский берег, образующий Исский залив». Ренан побывал здесь, но на корабль не сел. Он удовольствовался созерцанием черного песка побережья, а также моря, куда устремили свой путь три завоевателя во имя Христа.

Создавая в I веке список физических испытаний, которые могут выпасть на долю человека, Сенека поставил кораблекрушения в один ряд с пожарами и землетрясениями. В течение всей античной эпохи путники предпочитали путешествовать морем. Это было несравненно быстрее и не столь утомительно, как путешествие посуху, но древние всегда знали, как рискует человек, отправляясь в плавание. Опасности были столь реальны из-за частых кораблекрушений, что пришлось принять особые декреты. Наиболее категорично составленный документ разрешал плавание лишь в благоприятное время года — с мая по сентябрь, чтобы моряки и пассажиры не стали «игрушкой ветров». Памятники той эпохи проклинают алчность судовладельцев: большинство кораблекрушений происходило из-за перегрузки судов товарами и людьми. В 64 году Иосиф Флавий попал в кораблекрушение на Адриатике, потому что на судно взяли слишком много народу.

Ни одно из судов не создавалось специально для перевозки людей. На борт к тому же принимали любой груз, так называемые товары: продукты и животных, особенно крупный и мелкий рогатый скот. Наряду с большими транспортными судами naves onerariae[21], использовали и мелкие каботажные суда naves orariae[22]. Когда Варнава, Савл и Марк сели на корабль, они, конечно, знали, что никаких специальных удобств для пассажиров не предвидится. Они должны были захватить одеяла и циновки, чтобы спать прямо на палубе. Лишь в исключительных случаях бывало, что на корме корабля устраивали dietae — что-то вроде кабин, предназначавшихся для знатных путешественников. Для прочих, в лучшем случае, натягивали навес, чтобы защитить от палящего солнца. Некоторым приходилось устраиваться внизу — незавидная участь, так как в трюм выливали все сточные воды, в том числе и самые зловонные. Путешественник должен был запастись провизией на весь путь, поскольку капитан предоставлял только питьевую воду.

Варнава, главный в группе, очевидно, договаривался с судовладельцем о плате. Нередко приходилось подолгу торговаться. Три христианина отправлялись в недалекое путешествие — всего 76 миль, или 214 километров. Плававший на такие расстояния naves onerariae был скорее круглым, чем длинным судном, с единственной мачтой; к мачте крепился прямоугольный парус, ширина которого превышала высоту. Штурвала на судне не было, но сзади крепились на корме два длинных весла, удерживаемые в специальных отверстиях и соединенные баллерами руля, прикрепленными к бимсу, с помощью которого рулевой управлял кораблем.

Варнава, Савл и Марк — такие же путники, как и все остальные, плывшие вместе с ними. Но мы-то знаем, что они собирались проделать в обратном направлении «путь Александра», который привел Павла с Востока на крайний Запад и к смерти под мечом палача. До этого момента слово Христа звучало только на восточных землях Средиземноморья. Скоро его услышат на двух континентах.

Мы не сомневаемся в том, что Савл был преисполнен намерения нести Слово Божие язычникам. Собирался ли он, подобно другим апостолам, рассказывать о самом Христе? Вряд ли: это было Савлу недоступно. Испытывал ли он волнение, осознавая, какие трудности его ожидают? Он, много лет делавший только палатки и думавший о выгоде, которую можно извлечь при их продаже, был ли преисполнен уверенности в себе? Думаю, да. Даже если какое-то время он не вспоминал о потрясшем душу событии, оно всегда теперь занимало надлежащее место в сердце. Павел знал, что именно ему следует возвестить самое главное: Христос воскрес! Иисус победил смерть, чтобы спасти людей, всех без исключения. «Чтобы и язычникам быть сонаследниками, составляющими одно тело, и сопричастниками обетования Его во Христе Иисусе» (Еф 3:6). Если смерть ждет в конце пути каждого, то страх в минуту ее наступления — от неизвестности. Павел утверждает: Христос несет вам спасение. Он настаивает: с любой дороги можно повернуть назад, в том числе и с самой страшной. Нет такой вины, которую нельзя было бы простить. «Смерть, где победа твоя?» Павел стал вестником «Благой вести Христа», которую потом стали называть просто Благой вестью: «Мне, наименьшему из всех святых, дана благодать сия — благовествовать язычникам неисследимое богатство Христово и открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом» (Еф 3:8–9). Он будет говорить об этом, и речь иногда покажется столь «высокой» и невнятной, что задаешься вопросом: как люди вообще поняли его и приняли? И это еще одна тайна апостола Павла.

Часов тридцать провели на палубе среди мешков и тюков, под мычание и блеяние путешественники Варнава, Савл и Марк. Они, как и все, соблюдали запрет на вкушение рыбы и воздерживались от соития. Последний запрет, впрочем, ничего не значил для Варнавы и Савла, давно избравших безбрачие. А о молодом человеке, которого позднее причислят к сонму святых, мы ничего сказать не можем…

Вот наконец вдалеке появились сияющие белизной прибрежные утесы Кипра, на фоне яркой голубизны неба возникли белые дома порта Саламин. Читателю не стоит путать его с одноименным греческим островом напротив порта Пирей, где когда-то афинский флот разбил Ксеркса. Хотя Кипр с 58 года до н. э. принадлежал римлянам, он остался полностью греческим: на греческом говорили и писали, по греческим обычаям жили. Савл, сам почти грек, наверное, обрадовался этому, а что же говорить о Варнаве, возвращавшемся на родной остров!

До сих пор севернее Фамагусты сохранились развалины, напоминающие о величии древнего города: термы, гимнасий, римский театр. Их видел и Савл. Еврейская община на Кипре в то время процветала: это подтверждает Иосиф Флавий, уточняя, что кипрские иудеи посылали вино с Кипра в иерусалимский храм. Главное богатство острова составляли медные рудники. Добыча меди приносила такой доход, что Рим препоручил управление островом проконсулу. Ирод Великий, не упускавший ни малейшей возможности утвердить свое могущество и округлить свое состояние, добился от Августа права на «половину доходов с кипрских медных рудников и права на управление другой половиной». Но вовсе не из-за меди прибыли на Кипр Варнава, Савл и Марк.

«И, быв в Саламине, проповедывали слово Божие в синагогах Иудейских» (Деян 13:5). Миссионеры не теряли ни минуты. То, что они сначала обратились к иудеям, которых здесь с эпохи Птолемеев было много, доказывает: они использовали свой действенный метод, который позднее станет главным оружием Павла. Чтобы обратить в христианство язычников, начинали с проповедей евреям. Иудейская диаспора служила благодатной почвой для распространения христианской религии. Зададимся вопросом: почему?

Радушие, с которым иудеи встречают своих собратьев по вере, вошло в поговорку. Если иудей приезжал куда бы то ни было, он прежде всего разыскивал иудейский квартал, и его принимали с распростертыми объятиями. В Средние века еврей Вениамин Тудельский умудрился объехать всю Европу, «не видя никого, кроме евреев». В античные времена все было так же.

Итак, наши путники направились в синагогу в субботу, в праздник Шаббат. Их наверняка сразу же окружили, засыпая вопросами о семье, о местах, откуда они прибыли. Люди жаждали новостей, а путешественники всегда приносят новости. Сам Иисус действовал так же: «Случилось же и в другую субботу войти Ему в синагогу и учить» (Лк 6:6). Варнава и Савл не стали сразу рассказывать о Мессии по имени Иисус, было за лучшее подождать хотя бы неделю.

Я не могу поверить, что их проповеди сразу вызывали восторг, как упоминает об этом евангелист Лука. Посудите сами: они объявляют верующим, воспитанным в духе религии с тысячелетней традицией, которая обладает огромным авторитетом, что тем следует отказаться от значительной части убеждений. Наверняка многие в синагоге не стали слушать христиан, а кто-то высказал свое несогласие. Но такая реакция для Варнавы и Савла была не в новинку, поэтому печалиться им было не о чем: если хоть кто-то из слушавших пожелал узнать больше, это уже успех. Даже один обращенный — победа. Но нередко миссионеров обвиняли в самозванстве, в святотатстве, дело доходило до насилия, бывало, не удавалось избегать наказания, каким обычно карали еретиков, — это либо удары кнутом, число которых определял раввин, либо бичевание по римскому закону, совершаемое ликторами. «От Иудеев, — пишет Павел, — пять раз дано мне было по сорока ударов без одного» (2 Кор 11:24).

У путников был выбор: они могли пойти по верхней, самой короткой, дороге, идущей по нагорью вдоль течения реки Педий. Это путь длиной в сто пятьдесят километров, пролегающий на высоте птичьего полета. Если время к лету, почти наверняка придется идти по невыносимой жаре, на которую еще в I веке сетовал римский поэт Марциал.

Это позволяет предположить, что трое путешественников выбрали другой путь: по морскому побережью. Конечно, этот путь длиннее на пятьдесят километров, но несравненно легче, и он дает такие преимущества, которыми миссионеры наверняка не преминули воспользоваться: дорога идет через города Китий, Ларнака и, наконец, Аматус. В каждом, естественно, построены синагоги.

Дорога обходит гористый массив Трогодос. Наши путники преодолевали, наверное, ежедневно около тридцати пяти километров — в школе нам рассказывали, что в среднем пешеход может пройти в день около сорока километров.

Не стоить жалеть идущих пешком: весной шагается легко, дышится прекрасно, окружающий пейзаж радует глаз. Слева от путников на склонах гор стоят в цвету яблони и вишни. На виноградниках искусно подрезанные лозы обещают богатый урожай, который даст ароматное вино. Повсюду апельсиновые сады — из сочных плодов давят сладкотерпкий сок. Оливковые деревья дают замечательное зеленоватое масло, которое пользуется спросом в далеких странах.

Справа блещет от солнечных лучей синее море, береговая линия которого изрезана мысами и выступами, а гул прибоя придает особую притягательность этой картине.

Чем дальше шагали три проповедника, тем чаще вздыхали: они видели, что весь остров Крит живет под знаком Афродиты, лишь севернее Курия поклоняются Аполлону. Афродита, родившаяся, согласно мифу, из морской пены, греческая богиня любви, при римском владычестве слилась в одно божество с римской Венерой. Когда римляне в 58 году до н. э. завоевали Кипр, это никак не повлияло на культ Афродиты: сохранились ее храмы, ее жрецы, ее почитатели. Основные города Кипра — Саламин, Амафонт, Пафос и Идалион — остались под покровительством богини. Поклонявшиеся ей прославляли безграничную чувственность, супружеские измены и детей, которыми одарили Афродиту любовники, — Гармонию, Эроса, Антэроса, Приапа, Гермафродита. И как не возносить богиню, которая покровительствует внебрачным связям, столь для многих желанным! В горах Амафонта высилось тогда самое известное из святилищ Афродиты, куда тянулись на праздники и жители острова, и приезжие. Молодые жрицы, охваченные религиозным экстазом, в дни больших сборищ отдавали свое тело во славу Афродиты днями и ночами.

Как победить верования, которые потакают инстинктам? Как противопоставить им строгость и запреты единого Бога, не рискуя вызвать отторжение? Можно представить, сколько вариантов просчитывал Павел. И наступил день, когда он понял: многие, сами того не сознавая, устали от такой вседозволенности и ищут для себя новых законов.

В каждом портовом городе проповедническая деятельность начиналась с одного и того же: в синагоге первым брал слово Варнава, как главный среди путников и как уроженец Кипра. Для начала он рисовал конкретный образ Христа, рассказывал, как Иисус проповедовал любовь и прощение на дорогах Галилеи и Иудеи, как исцелял больных, воскрешал мертвых и в тот момент, когда мог стать царем, выбрал смерть на кресте, дабы спасти все человечество.

После Варнавы наступал черед Павла, который не очень-то верил в собственный ораторский талант; он говорил о себе: «речь его незначительна» (2 Кор 10:10). Но что это меняло, если Варнава уже рассказал об Иисусе-человеке? Теперь предстояло доказать, что Иисус — Сын Божий и сам Бог. От конкретных историй из жизни Иисуса Павел переходил к абстракции. Никто не подвергал сомнению силу его доказательств, но не все слушатели понимали суть произносимого. К счастью, и у оратора, и у внимающих находились точки соприкосновения: Савл постоянно цитировал Библию, которую хорошо знали иудеи. Он напоминал строки, в которых предвещался приход Мессии, и утверждал, что это написано именно об Иисусе Христе. Далее он, несомненно, переходил к воскресению — так он будет рассуждать и в посланиях — эта тема центральная в его проповедях. Возможно, он говорил не так уж гладко, слова путались, но слушающих до глубины души потрясала энергия веры, пронизывающая несколько бессвязную речь.

А что же Марк? Можно предположить, что он только слушал Савла, и ничего больше. Позднее он будет слушать Петра и узнает совсем иное.

Удалось ли трем проповедникам обратить кого-то в христианство? В Деяниях апостолов это только подразумевается. Можно, конечно, представить себе, что крещение приняли толпы и новые христиане во множестве последовали за Варнавой, Савлом и Марком. Но доказательств этому нет, а есть лишь знание психики человека: менять привычные убеждения всего труднее. Почти невозможно.

А путники добрались уже до Пафоса — вновь отстроенного по приказу Августа на месте разрушенного землетрясением. Здесь была резиденция римского проконсула Сергия Павла.

Долгое время считалось, что об этом высокопоставленном римлянине не известно ничего, кроме упоминания в Деяниях апостолов: проконсул Сергий Павел, муж разумный. Усилия современных исследователей позволяют нам более конкретно представить себе этого римлянина. Он принадлежал к третьему поколению семьи колонов, переселившихся на Анатолийское нагорье. Родился в Центральной Галатии. Управление обширным поместьем в Венисии он доверил вольноотпущенникам, а себя посвятил карьере в римской администрации и стал сенатором. Не найдено ни одного документа, подтверждающего его назначение проконсулом на Кипре, пост в иерархии римской власти довольно незначительный, однако известно, что его предшественник занимал эту должность с июля 43 года по июль 44-го: мандат проконсула длился один год. Логично предположить, что встреча Сергия с Савлом состоялась между июлем 44-го и июлем 45 года.

В Пафосе правила городом магия, почти возведенная в ранг религии. Ее последователи опирались на учение, корни которого терялись в Египте или Месопотамии. Проконсул с удовольствием принимал у себя во дворце мага, которого ценили более остальных, — это был некий Элима (Елима), именуемый также Бар-Иисус, что указывает на его еврейское происхождение. Насладившись чудесами, Сергий завязывал с Бар-Иисусом беседу на какую-нибудь интеллектуальную тему: в ту эпоху «философы превращались в софистов, а софисты — в магов» (Holzner, 1950). Поэтому, узнав о пребывании в Пафосе трех проповедников, прославлявших неизвестного бога, славного чудесами и исцелениями словом — только словом! — Сергий Павел, «человек дальновидный», по словам Лютера, счел нужным встретиться с ними. Проконсул, «призвав Варнаву и Савла, пожелал услышать слово Божие» (Деян 13:7). Можно предположить, что проконсул просто хотел развлечься, приказав позвать к себе необычных путников. Лишенные порой элементарного, трое христиан неожиданно оказались окруженными роскошью, о которой ни один из них и представления не имел. Их любезно приняли, и после обмена приветствиями проконсул приступил к расспросам. Отвечал Варнава, а Сергий Павел приходил во все большее изумление: что это еще за Мессия такой? Волхв Элима, держась в тени, тоже присутствовал при беседе: не бесчестные ли это конкуренты? В какой-то момент чародей не выдержал: пусть эти люди приведут доказательства сказанному, а проконсулу стоило бы остерегаться рассказывающих такое незнакомцев!

Эти слова пробудили дремавший необузданный нрав Савла, и гнев исказил черты Тарсянина. Речь зазвучала подобно грому: «О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства сын диавола, враг всякой правды! Перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних?»

Все застыли, обратившись в слух, а Савл нанес противнику последний удар: «И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени» (Деян 13:10–11).

Чародей Элима ослеп! Что это? Чудо, совершенное Павлом? Все, кто имеет некоторый опыт гипноза, могут достичь подобных результатов. Лука же продолжает: «Тогда проконсул, увидев происшедшее, уверовал, дивясь учению Господню» (Деян 13:12). Эти слова восхищают читателя, но вряд ли они убеждают: по историческим источникам той эпохи нам неизвестно об обращениях в христианство лиц такого высокого ранга. Видимо, Луке случалось принимать желаемое за действительное.

Эти исполненные мистики беседы привели к событию, последствия которого трудно переоценить: Савл изменил имя. Он попросил называть его Павлом и именно под этим именем вошел в вечность. Невозможно отрицать связь между новым именем апостола и именем проконсула Сергия Павла. Неужели столь велико оказалось влияние римского чиновника? Некоторые авторы, в том числе и святой Иероним, выдвинули гипотезу: проконсул усыновил Савла. Однако если и возникла некоторая близость между этими двумя людьми, то опиралась она скорее на сходство философских взглядов, а не на совпадение религиозных воззрений. Есть и другое: Савл оказался в местах воистину греческих, не потому ли отказался он от своего еврейского имени? Paulos по-гречески значит «малый, маленький». Помимо того, что это имя намекало на невысокий рост Павла, может, он хотел подчеркнуть свой удел раба Божьего, ничтожность которого очевидна перед бесконечным могуществом Господа?

Действительно, под сенью Римской империи было собрано воедино столько народов, племен и языков, что смена одного имени другим воспринималась как обыденность, как один из способов интеграции в иную среду. Самый яркий пример — история Симона, первого из апостолов, который взял поначалу имя Кафа, а затем Петр. Кафа восходит к арамейскому слову «скала», которое перевели на греческий в форме Petros, латинизированной затем в Petrus — Петр. В течение какого-то времени Тарсянина еще называли Савлом, но он упорно называл себя Павлом. Вместе с именем Савл, исчезнувшим из сознания, стерлась и память о первом из царей Израиля.

Еще одно судьбоносное изменение: на Кипре Павел возглавит миссию. Эта смена ролей в Деяниях апостолов изложена скупо. В Послании к галатам Павел подтвердит этот факт. Варнава с достойной восхищения скромностью, без всяких споров уступил лидерство. Понял ли он, что Павел по складу ума призван быть руководителем? Или почувствовал, как и многие, его харизму? До этого момента священные тексты пишут о Варнаве и Павле, потом последовательность меняется: Павел и Варнава.

В порту Пафоса стояли корабли, готовые к отплытию, и оставалось только выбрать направление. Срочно, ибо приближалась осень 45 года, а осенью плавание судов запрещено, Павел выбрал Атталею. Можно не сомневаться, кто оказал влияние на это: имя римского проконсула приходит на ум само собой. Сергий Павел — уроженец Центральной Анатолии, там расположены его богатые владения, там у него связи, которые наверняка окажутся полезными проповедникам.

Всего лишь через тридцать шесть часов плавания корабль вошел в залив, на берегах которого простерлась величественная Атталея. Все средиземноморские моряки знали, что в период штормов они найдут в этом порту надежное убежище.

Я пытался найти следы Атталеи в современной Анталии, самом известном турецком курорте. О пребывании римлян в Анталии напоминают лишь ворота Андриана — внушительных размеров пропилеи из белого мрамора. Но воздвигли их через шестьдесят шесть лет после смерти Павла. В музее города фригийский и греческий залы по богатству экспонатов намного превосходят римский с изображениями нескольких императоров. Что же касается знаменитой «танцовщицы» — впечатляющей статуи вакханки высотой более двух метров из черного и белого мрамора, то на нее обязательно стоит взглянуть, хотя мы сильно сомневаемся, видел ли ее Павел.

Трудно представить в этом курортном городе с населением в семьсот тысяч человек, скорее европейском, чем турецком, посланцев Христа, скитавшихся по улицам. Единственное место, которым можем сегодня любоваться мы и которым наверняка любовались Павел, Варнава и Марк, — это высокий скалистый берег залива, проплывающий мимо путешественников, когда их корабль причаливает. Во времена Павла эта скала служила постаментом, на котором был воздвигнут город. Остается она постаментом и теперь.

Область, где сошли на берег Павел, Варнава и Марк, именовалась Анатолией, название Малая Азия появится лишь в X веке. Римляне чувствовали себя здесь полными хозяевами. Народы, населявшие эти земли, приняли римское владычество без сопротивления. Древние политические образования, такие, как Фригия, Кария, Лидия, исчезли. То же произошло с Пергамским и Вифинским царствами и с царством Понт. У римлян, как о милости, просили именоваться «дружественными Цезарю». Города молили, чтобы им позволили называться «метрополией» или «прославленным городом»: об этом свидетельствуют Тацит и Дион Кассий. Культ Августа стал господствующей религией. Цезарю-богу повсюду воздвигали храмы. Была ли эта вера искренней? Скорее, угодничество во имя привилегий.

Из Атталеи всего за полдня путники дошли до города Пергии (Перги). В «Верринах» Цицерон разоблачил алчность квестора города Гая Вереса, снявшего золотую облицовку со статуи Артемиды, покровительницы города. О том, как выглядела Пергия, нам ничего не было известно вплоть до 1946 года, когда турецкие археологи начали раскопки чудесного города, уснувшего вековечным сном под слоем почвы. Когда я там был, работа еще кипела.

Павел увидел Пергию, опоясанную стеной укрепления. Он вошел в город через ворота между двумя башнями эпохи эллинизма высотой в двенадцать метров, и если только апостол не принял твердого решения оставаться бесчувственным к красотам окружающего мира, башни должны были его впечатлить. Расширяя город, римляне позаботились о том, чтобы сохранить остатки старых стен, спасибо им за это!

Когда Тарсянин прошел через монументальные ворота, взору его предстала вымощенная мрамором улица: длиной в триста метров и шириной в двадцать метров, тянувшаяся по обоим берегам полноводного канала. Портики позволяли одновременно и укрываться от солнца, и делать покупки в лавочках. Если бы Павел почувствовал себя плохо, он мог обратиться к врачу, практиковавшему в восточной части города, в тридцать девятом доме, если считать от ворот, — мозаика на полу до сих пор подтверждает это.

Не могло остаться незамеченным главное здание Пергии: нимфей[23], стоявший в конце улицы. В нимфее, у подножия акрополя, на двух этажах собиралась вода из источников, изливавшаяся затем в канал. Павел наверняка прошелся по мозаикам агоры — квадратной площади со сторонами в шестьдесят пять метров, где в прохладные вечерние часы собирался весь город. Через мраморные ворота он выходил на прилегающие к площади улицы. Вряд ли Павел обращал внимание на языческие храмы — его интересовала синагога.

Именно о синагоге расспрашивали прохожих Павел, Варнава и Марк. Лука пишет о том, что они проповедовали Слово Божие в Пергии. И кому, как не своим братьям-иудеям?

Далее случилось неожиданное: Марк расстался с Павлом и Варнавой. Вроде бы его испугало предстоящее путешествие, которое ему описали, — этим обычно объясняют решение Марка. Но мне хотелось бы предложить другое объяснение. Не все люди похожи на Варнаву. Вполне возможно, что характер Павла, который становился все более эгоцентричным, в конце концов показался молодому человеку невыносимым. На исходе осени 45 года они распрощались, и можно себе представить, как это было: слезы Марка, примирительные речи Варнавы, негодование Павла.