Апостол Павел и тайны первых христиан

ИЕРУСАЛИМСКАЯ ТРАГЕДИЯ

В Иерусалиме всегда было множество нищих евреев. Одной из заповедей иудаизма было помогать бедным и нищим. Иерусалимская церковь иудеев-христиан всегда нуждалась в материальной помощи. И Павел старался мобилизовать христиан других стран оказывать матери-церкви в Иерусалиме гуманитарную помощь.

Гуманитарную миссию Павел начал еще в 56 году. Сначала об этом он написал коринфянам, а затем галетам, а также другим церквам. Он просил сборы делать постепенно, а затем, когда все будет готово, вместе с делегациями от каждой церкви отвезти их в Иерусалим нуждающимся братьям по вере. Что касается церквей Греции и Малой Азии, то они не были бедными, но и не были очень богатыми. Там хорошо вели дела и жили благополучно. Но Павел правильно решил, что сбор средств надо делать не аврально, а постепенно. Всеми верующими этот проект Павла был сердечно поддержан. В течение нескольких месяцев в церквах царило приподнятое возбужденное состояние. Всем хотелось исполнить главную заповедь учения Христа: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Христиане разных церквей молили Павла принять сбережения, которые они откладывали на черный день. Получилась очень внушительная сумма. Павел распорядился, чтобы везде были избраны голосованием депутаты, которые должны были сопровождать дары в Иерусалим. Дары каждой церкви были запечатаны в отдельный ящик. Депутатов Павел называл «посланниками церквей, славой Христовой». Надо сказать, что сборы длились более года. Действовали по принципу: «Кто собрал много — не имел лишнего; и кто мало — не имел недостатка».

Коринфянам Павел писал: «Я знаю усердие ваше и хвалюсь вами перед македонянами, что Ахайя (дары) приготовлена еще с прошлого года, и ревность ваша поощрила многих. Братьев же послал я для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною в сем случае, но, чтобы вы, как я говорил, были приготовлены; и чтобы, когда приедут со мною македоняне, не остались в стыде мы (не говорю: вы), похвалившись с такою уверенностью. Посему я почел за нужное упросить братьев, чтобы они наперед пошли к вам и предварительно озаботились, дабы возвещенное уже благословление ваше было готово, как благословление, а не как побор. При сем скажу: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет, а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет. Каждый уделяй по расположению сердца не с огорчением и не С принуждением, ибо доброхотно дающего, любит обильно Бог… Дающий семя сеющему и хлеб в пищу подает обильно посеянному вами…. Ибо дело служения сего не только восполнит скудость святых, но и производит во многих обильное благодарение Богу. Ибо, видя опыт сего служения, они прославляют Бога за покорность исповедующемуся вами Евангелию Христову и за искреннее общение с ними и со всеми, молясь за вас, по расположению к вам за преизбыточестующую в вас благодать Божию. Благодарение Богу за неизреченный дар Его?»

Таким образом, в Коринфе вокруг Павла собрались самые лучшие активисты христианства, истинного христианства. Это были делегаты от основанных Павлом церквей из разных городов. Павел чувствовал, что в Иерусалиме его ждут серьезные неприятности. Он часто повторял себе слова псалма: «За тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание». Павел опасался не только за себя, но и за своих спутников, которые не сталкивались до этого с Иерусалимской церковью, находившейся во власти предрассудков, защищавшей с остервенением закон и никак не хотевшей следовать истинному учению Христа. Собственно, истинных носителей идей Христа там уже не было. Петр избрал более спокойную жизнь в Антиохии, а другие апостолы тоже удалились из Иерусалима по разным причинам. Главная из этих причин состояла в том, что церковью в Иерусалиме руководили фанатики-фарисеи, которые называли себя непримиримыми. Непримиримыми не с иудеями, а с истинными христианами. Можно ли было ждать от них что-нибудь хорошее?

Неприятности у делегации начались еще до прибытия в Иерусалим: стало известно о заговоре иудеев с целью похитить Павла и убить его в пути. Поэтому Павел изменил маршрут и решил идти в Иерусалим через Македонию. В апреле 58 года вся делегация во главе с Павлом отправилась в Иерусалим. Делегация выехала из Кенхрейского порта с милостынею для бедняков Иерусалимской церкви и направилась в Македонию. Павел зафрахтовал судно и двигался по собственному расписанию. Правда, оно не было комфортабельным, а скорее представляло собой простую палубную баржу.

Когда прибыли в Неаполис, Павел захотел посетить филиппийскую церковь. Оставив спутников, он пошел в Филиппы, чтобы потом присоединиться ко всем в Троаде. В Филиппах Павел отпраздновал Пасху, пробыв там семь дней. Здесь, в Филиппах, он встретил своего ученика Луку, которого считают автором «Деяний апостолов». С этого момента события в «Деяниях» описываются от лица очевидца, видимо, Луки. Так, он пишет:

«Они, пошедши вперед, ожидали нас в Троаде. А мы, после дней опресночных отплыли из Филипп и дней в пять прибыли к ним в Троаду, где пробыли семь дней. В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел, намереваясь отправиться в следующий день, беседовал с ними и продолжил слово до полуночи. В горнице, где мы собрались, было довольно светильников. Во время продолжительной беседы Павловой один юноша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, сонный упал вниз с третьего жилья и поднят был мертвым. Павел, сошед, пал на него и, обняв его, сказал: не тревожьтесь, ибо душа его в нем. Взошед же и преломив хлеб, вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел. Между тем отрока привели живого и немало утешились. Мы пошли вперед на корабль и поплыли в Асе, чтобы взять оттуда Павла; ибо он так приказал нам, намереваясь сам идти пешком. Когда же он сошелся с нами в Ассе, то, взявши его, мы прибыли в Милитину. И отплывши оттуда, в следующий день мы остановились против Хиоса, а на другой пристали к Самосу и, побывавши в Трогиллии, в следующий день прибыли в Милит, ибо Павлу рассудилось миновать Ефес, чтобы не замедлить ему в Ассии, потому что он поспешал, если можно, в день Пятидесятницы быть в Иерусалиме».

Остановившись в Милите, Павел послал своих людей в Ефес и пригласил к себе пресвитеров ефесской церкви.

«И когда они пришли к нему, он сказал им: вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами, работая Господу со всяким смиренномудрием и многими слезами, среди искушений, приключившихся еще по злоумышлениям иудеев. Как я не пропустил ничего полезного, о чем вам не проповедовал бы и чему не учил бы вас всенародно и по домам, возвещая иудеям и еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа. И вот, ныне я по влечению Духа иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною; только Дух Святый по всем городам свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня. Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать Евангелие благодати Божией. И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя Царствие Божие. Посему свидетельствую вам в нынешний день, что чист я от крови всех; ибо я не упустил возвещать вам всю волю Божию. Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею. Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас. И ныне предаю вас, братия, Богу и слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освященными. Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. Во всем показал я вам, что, трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: «Блаженнее давать, нежели принимать». Сказав это, он преклонил колена свои и со всеми ими помолился. Тогда немалый плач был у всех, и, падая на выю Павла, целовали его. Скорбя особенно от сказанного им слова, что они уже не увидят лица его. И провожали его до корабля».

Дальше события развивались следующим образом:

«Когда же мы, расставшись с ними, отплыли, то прямо пришли в Кос, на другой день в Родос и оттуда в Патеру; и нашедши корабль, идущий в Финикию, взошли на него и отплыли. Бывши в виду Кипра и оставивши его слева, мы плыли в Сирию и пристали в Тире, ибо тут надлежало сложить груз с корабля; и, нашедши учеников, пробыли там семь дней; они, по внушению Духа, говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим. Проведши эти дни, мы вышли и пошли, и нас провожали все с женами и детьми и даже за город; а на берегу, преклонивши колена, помолились. И простившись друг с другом, мы вошли в корабль, а они возвратились домой. Мы же, совершивши плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду, где, приветствовавши братьев, пробыли у них один день. А на другой день Павел и мы, бывшие с ним, вышедши, пришли в Кесарию и, вшедши в дом Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, остались у него».

Там депутация пробыла «многие дни». Туда из Иудеи пришел пророк Агав:

«И, вошед к нам, взял пояс Павла и, связав себе руки и ноги сказал: «Так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме иудеи и предадут в руки язычников». Когда же мы услышали это, то и мы тамошние просили, чтобы он не ходил в Иерусалим. Но Павел в ответ сказал: «Что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое? я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса». Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказавши: да будет воля Господня!»

Через какое-то время вся депутация во главе с Павлом направилась в Иерусалим. К ним присоединились и некоторые ученики из Кесарии. Они взялись сопровождать Павла до Иерусалима с тем, чтобы всех поселить к давнему ученику Мнасону Кипринянину. Когда делегация вступила в Иерусалим, то иудеи сразу возбудились. И было от чего. Вместе шли христиане из Македонии, Греции, Ассии, Кесарии и других городов. Национальность была забыта. В Иерусалиме же евреи этого признать не могли. Как же! Они единственный народ, избранный Богом. Со всякими другими нельзя и за стол сесть, а не то что разделить трапезу. То же было и в Иерусалимской церкви, где безраздельно властвовала иудейско-христианская партия, в которой на самом деле от христианства не было ничего, кроме ненависти к учению Христа, к его демократизму. Апостолов здесь не было, злейший враг Христа его родственник Иаков в своем величии доходил до маразма, накладывая на лоб золотую пластинку. Так называемые христиане в Иерусалиме считали, что новое учение, учение Христа, состоит в том, чтобы исполнять закон Моисея еще с большим рвением. Делом они не занимались, о своем пропитании не думали и, естественно, были нищими. С гордостью они называли себя «бедняками». Им-то и оказали помощь все церкви, делегации которых прибыли в Иерусалим. Любопытно высказывание некоторых на сей счет:

«Это были те же иудеи, только в усиленной дозе, и, конечно, Иисус удивился бы, если бы увидел, во что превратилось его учение в руках тех, кто хвастал своей особенной близостью к нему по крови и духу». Как же должна была встретить Павла и всех депутатов от язычников Иерусалимская церковь-мать? Так, как и встретила, с петлей в руках. Дары, естественно, были приняты, хотя об этом в «Деяниях апостолов» подробно не говорится, а точнее, сказано уже потом и то вскользь. Во всем было двуличие: дары приняли, а Павла обвинили (или, во всяком случае, молчаливо заподозрили) в попытке подкупа. Дескать, он хотел купить у Иерусалимской церкви титул апостола. Ничтожества! Павел заработал этот титул всей своей жизнью, а они присвоили себе полноту прав на наследие Христа. Когда хотят опорочить человека, пускают в народ слухи и басни. Они-то очень накрепко и надолго приживаются в народе. Так появились рассказы о нечестивом Симоне-волхве, который обманным путем за деньги хотел купить апостольский сан. Это, конечно, Павел, но сказать прямо не смели, а подкидывали байки, будучи убеждены, что все всё поймут. И не ошиблись, поскольку уже много лет лили на Павла поток грязи.

Вместо почета и благодарности Павлу было высказано серьезное обвинение: «Ты видишь, брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители Закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисеева Закона, чтобы они не обрезали своих детей, и не поступали по обычаям. Итак, что же? Верно, соберется народ, ибо услышит, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать Закон».

Павел согласился подтвердить всем иудеям, что он соблюдает закон. Много книг написано о том, почему он это сделал. Почему он стал на колени перед этими ничтожествами? Но можем ли мы, простые смертные, судить Павла? Можем ли мы понять его? Павел был не человек, а чистая идея. Он был пассионерием, в котором была заложена программа свыше делать порученное ему дело. Его били палками, побивали камнями, обливали грязью, угрожали, обвиняли, унижали, а он делал порученное ему дело. И не потому, что был так смел, а потому, что иначе не мог. Порученная ему задача была выше, сильнее инстинкта самосохранения, гордости. И от этой задачи он ни при каких обстоятельствах отказаться не мог. Это надо понять и не судить людей избранных по обычным меркам, не угадывать ход их мыслей и доводы за и против. Павел пошел на это ради самой идеи, ради дела распространения христианства. Он всегда стремился избежать раскола в христианской церкви и делал все, чтобы сохранить ее единство.

Требование иерусалимских пастырей состояло в том, чтобы Павел публично покорился закону и им, конечно. Формально суть дела состояла в следующем. В нищем городе Иерусалиме считалось актом праведности стать назиром. Назир — это духовный сан. Чтобы стать назиром, надо было пройти посвящение, которое включало в себя принесение определенных жертв. Сами нищие на это средств не имели и стояли в очереди, ожидая, когда появится богатый грешник, желающий избавиться от греха путем оплаты за «острижение назира». Были такие богатые грешники, которые платили не за одного кандидата в назиры, а за сотни. Так они становились святыми, а бедняки становились назирами. Павел должен был уплатить за остриг четырех назиров и сам, наравне с ними, должен был пройти через эту процедуру. Затем остриженный должен был находиться в храме без пищи семь дней или более. Так на второй день своего пребывания в Иерусалиме Павел в компании четырех нищих оказался в храме, проходящим острижение и посвящение в назиры.

С каждым днем иудеи распалялись против Павла все больше и больше. Это была страшная, лютая ненависть. Они распускали слухи о том, что Павла видели гуляющим по Иерусалиму вместе с необрезанным язычником из Ефеса. Придумали, что Трофим ходил с Павлом и в храм, чего на самом деле не было. Значит, осквернили храм. А это уже позволяло поднять бунт против Павла.

Евреи всегда были фанатиками, им ничего не стоило забить человека камнями. Вот и тут они возжелали смерти Павла. Дирижеры из Иерусалимской церкви подстрекали на это толпу, чтобы убрать со своей дороги Павла.

Когда на пятый день Павел с четырьмя нищими проходил обряд посвящения в назиры, в храме иудеи подняли крик: «Мужи израильские, помогите! вот человек, который повсюду учит против иудейского народа и Закона и святого места сего. Вот осквернитель храма, который ввел в святилище язычников!» Толпа фанатиков росла на глазах. Павла схватили и хотели убить. Но в храме убивать запрещал закон. Павла выволокли их храма, а служители тут же закрыли за Павлом дверь, оставив его один на один с разъяренной толпой. Павла стали бить, но вмешались римские власти, и Павел остался жив. Тогда прокуратор Иудеи располагался в Кесарии. В Иерусалиме следил за порядком тысяченачальник (трибун когорты). Он со всеми своими солдатами, к счастью, размещался в северо-западном углу храма в башне Антонии.

В «Деяниях апостолов» события описаны следующим образом:

«Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился. Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них. Они же, увидевши тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла. Тогда тысяченачальник, приблизившись, взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он и что сделал? В народе одни кричали одно, а другие другое; он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа. Ибо множество народа следовало и кричало: «Смерть ему!» При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: «Ты знаешь по-гречески? Так не тот ли ты египтянин, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» Павел же сказал: «Я иудеянин, тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу». Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу, и когда сделалось глубокое молчание, начал говорить на еврейском языке так:

«Мужи, братия и отцы! Выслушайте теперь мое оправдание перед вами». Услышавши же, что он заговорил с ними на еврейском языке, они еще более утихли. Он сказал: «Я иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне; я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин, как засвидетельствует о мне первосвященник и все старейшины, от которых и письма взяв к братиям, живущим в Дамаске, я шел, чтобы тамошних привести в оковах в Иерусалим на истязание. Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» Я отвечал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал мне: «Я Иисус Назарей, которого ты гонишь». Бывшие же со мною свет видели и пришли в страх, но голоса Говорившего мне не слышали. Тогда я сказал: «Господи! Что еще делать?» Господь же сказал мне: «Встань и иди в Дамаск и там тебе сказано будет все, что назначено тебе делать..».

Когда Павел дошел до слов: «И, когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его». И Он сказал мне: «иди; я пошлю тебя далеко к язычникам». Услышав о язычниках, толпа иудеев взорвалась яростным криком: «истреби от земли такого! Ибо ему не должно жить!» — распалившиеся иудеи «кричали, метали одежды и бросали пыль в воздух».

Тысяченачальник не мог понять причину этой ярости и то, в чем состоит проступок Павла перед иудеями. Он избрал обычный прием силовиков — приказал бичевать Павла. Но Павел сказал стоявшему рядом сотнику: «Разве вам позволено бичевать «римского гражданина, да и без суда?» Тысяченачальник был удивлен, поскольку пред ним стоял некий бедный еврей. Но Павел подтвердил сказанное сотнику и его не бичевали. Сам тысяченачальник также был римским гражданином, но он, будучи греком или сирийцем, купил римское гражданство за большие деньги. Он сказал Павлу: «Я за большие деньги приобрел это гражданство». Павел сказал ему: «А я родился в нем».

Но на этом инцидент не был исчерпан. Трибун обязан был искоренить зло, которое угрожало спокойствию Иерусалима. Поэтому он начал с выяснения сути конфликта. Он приказал собраться первосвященникам и всему синедриону и, поставив Павла перед ними, устроил ему допрос с участием обвинителей. Этот допрос происходил так:

«Павел, устремив взор на синедрион, сказал: «Мужи, братья! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня». Первосвященник Анания стоявшим пред ним приказал бить его по устам. Тогда Павел сказал ему: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня». Предстоящие же сказали: «Первосвященника Божия поносишь?» Павел сказал: «Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо сказано: «начальствующего в народе твоем не злословь». Узнав же Павел, что тут одна часть саддукеев, а другая фарисеев, возгласил в синедрионе: «Мужи, братия! Я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят». Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось; ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа, а фарисеи признают и то и другое. Сделался большой крик, и вставши книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или ангел говорил ему, не будем противиться Богу. Но как раздор увеличился, то тысяченачальник, опасаясь, чтобы они не растерзали Павла, повелел воинам сойти взять его из среды их и отвесть в крепость».

Ночью, когда Павел остался один, Господь, явившись ему сказал: «Дерзай, Пвел; ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме». Но жизнь Павла находилась в опасности. Иудеи-экстремисты поклялись убить его. Для этого они намеревались прибегнуть к хитрости. Они обратились к священникам, которые также жаждали крови Павла, и просили их организовать новый допрос-диспут с участием Павла с тем чтобы тут же убить его. Они так твердо уверовали в свой план, что «заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла». Ядро этих фанатиков насчитывало около сорока человек. Они обратились к первосвященникам и старейшинам со словами: «Мы клятвою заклялись не есть ничего, пока не убьем Павла; ныне же вы с синедрионом дайте знать тьсяченачальнику, чтобы он завтра вывел его к нам, как будто вы хотите точнее рассмотреть дело о нем; мы же, прежде нежели он приблизится, готовы убить его».

Павел узнал о готовящемся заговоре от сына его сестры, который посетил его в крепости. Он направил племянника к тьсяченачальнику. Там юноша сказал, «что иудеи согласились просить тебя, чтобы ты завтра вывел Павла пред синедрионов как будто они хотят точнее исследовать депо о нем, но ты не слушай их; ибо его подстерегают более сорока человек из них, которые заклялись не есть и не пить, доколе не убьют его; и они теперь готовы, ожидая твоего распоряжения».

Далее события развивались следующим образом:

«Тогда тьсяченачальник отпустил юношу, сказав: «Некому не говори, что ты объявил мне это». И, призвав двух сотников, сказал: «Приготовьте мне воинов пеших двести, конных семьдесят и стрелков двести, чтобы с третьего часа ночи шли в Кесарию приготовьте также ослов, чтобы, посадивши Павла, препроводить его к правителю Феликсу».

Правителю Иудеи Феликсу тьсяченачапьник сопроводил письмо следующего содержания:

«Клавдий Лисий достопочтенному правителю Феликсу — радоваться. Сего человека иудеи схватили и готовы были убить, я, пришед с воинами, отнял его, узнав, что он римский гражданин. Потом, желая узнать, в чем обвиняли его, привел его в синедрион их и нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины достойной смерти или оков. А как до меня дошло, что иудеи злоумышляют на этого человека, то я немедленно послал его к тебе, приказав и обвинителям говорить на него перед тобою. Будь здоров».

Павла ночью в сопровождении римских воинов доставили в Антипатриду. Здесь можно было не бояться нападения иудейских фанатиков, поэтому четыреста пеших воинов вернулись обратно в Иерусалим. Павла в Кесарию сопровождал конный отряд воинов. В Кесарии Павла в очередной раз предупреждали о том, что ему грозит опасность стать узником. Через двенадцать дней он узником вернулся в Кесарию в сопровождении конного отряда.

Спустя пять дней после этого в Кесарию прибыли иудейские обвинители:

«…Пришел первосвященник Анания со старейшими и с некоторым Тертуллом, которые жаловались правителю на Павла. Когда же он был призван, то Тертулл начал обвинять его, говоря: «Всегда и везде со всякого благодарностью признаем мы, что тебе, достопочтенный Феликс, обязаны мы многим миром, и твоему попечению благоустроением сего народа. Но, чтобы много не утруждать тебя, прошу тебя выслушать нас кратко, со свойственным тебе снисхождением. Нашедши сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими во вселенной, и представителем назорейской ереси, который отважился даже осквернить храм, мы взяли его и хотели судить его по нашему закону. Но тысяченачальник Лисий, пришед с великим насилием, взял его из рук наших и послал к тебе, повелев и нам, обвинителям его, идти к тебе. Ты можешь сам, разобрав, узнать от него о всем том, в чем мы обвиняли его». И иудеи подтвердили, сказавши, что это так. Павел же, когда правитель дал ему знак говорить, отвечал: «Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей, я тем свободнее буду защищать мое дело. Ты можешь узнать, что не более двенадцати дней тому, как я пришел в Иерусалим для поклонения. И ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу, они не находили меня с кем-либо спорящим или производящим народное возмущение, и не могут доказать того, в чем теперь обвиняют меня. Но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему написанному в законе и пророках, имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, праведных и неправедных, чего и сами они ожидают. Посему и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми. После многих лет я пришел, чтобы доставить милостыню народу моему и приношения. При сем нашли меня, очистившегося в храме, не с народом и не с шумом. Это были некоторые ассийские иудеи, которым надлежало бы предстать пред тебя и обвинять меня, если что имеют против меня. Или пусть они сами скажут, какую нашли они во мне неправду, когда я стоял пред синедрионом, разве только то одно слово, которое громко произнес я, стоя между ними, что за учение о воскресении мертвых я ныне судим вами».

«Выслушав это, Феликс отсрочил дело их, сказав: «Рассмотрю ваше дело, когда придет тысяченачальник Лисий, и я обстоятельно узнаю об этом учении». А Павла приказал сотнику стеречь, но не стеснять его и не запрещать никому из его близких служить ему или приходить к нему. Через несколько дней Феликс, пришед с Друзиллою, женою своею, иудеянкою, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: «Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя». При том же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним. Но по прошествии двух лет на место Феликса поступил Порций Фест. Желая доставить удовольствие «иудеям, Феликс оставил Павла в узах».

Так Павел целых два года без суда и обстоятельного следствия и без предъявления обвинения провел в узах в Кесарии. Но все это время Павел не бездействовал. Ему была предоставлена относительная свобода. Павла окружали его ученики — Тимофей, Лука, Аристарх из Фессалоники, Тихик, Трофим и другие. Они помогали Павлу поддерживать деятельную переписку с его церквами, развозили его приказы и послания. Павел активно благовествовал и в самой Кесарии. Но обо всем этом свидетельствуют больше косвенные, чем прямые документированные данные.

Все римские начальники в Иудее долго в своих креслах не сидели. Евреи были неразумным народом. Мало того, что они по своему неразумению потеряли собственную государственность. Но, оказавшись в составе Римской империи, они делали все что могли и чего не могли для того, чтобы им же было хуже. Многие народы, завоеванные римлянами, были благодарны своим завоевателям. Разбои, беззакония, варварство сменились законом, порядком, цивилизацией. Они оказались на равных с другими народами в большой семье. Что же касается евреев, то они никогда не умели и не хотели жить по-людски с соседями, такими же завоеванными, как и они. Им всегда и во всем мешала идея об их исключительности, избранности. В то же время этот избранный народ не гнушался никаких грязных средств, чтобы насолить соседям и своим же соотечественникам. Они каждый раз накликали беду на свою голову, а когда она приходила, посыпали голову пеплом. Ни с каким народом римские власти не нянчились так терпеливо, как с евреями. На римских монетах, которые ходили в Иудее, даже не чеканили изображение цезаря (кесаря), чтобы не травмировать душу иудеев. Но это не было оценено евреями. Римские начальники все время находились как на вулкане, и их очень быстро снимали с должностей. Так сняли и Феликса, хотя жена его и была еврейкой. Иудеи не только непрерывно выражали негодование римским властям, но и вели нескончаемые распри с эллинами и сирийцами. Кроме того, у них было сильное лобби в Риме.

На место Феликса Римом был назначен Порций Фест. В августе 60 года он приступил к исполнению своих обязанностей. Практически сразу (спустя три дня) он отправился в Иерусалим для решения принципиальных вопросов управления иудеев. Первосвященник Измаил и высшее духовенство (саддукейская партия) ходатайствовали перед новым правителем о выдаче им Павла. Намерение их оставалось прежним — убить Павла. Законность действий их не волновала (евреев это никогда не волновало), поэтому они просили малого — отправить Павла в Иерусалим. А по дороге они уже сумеют его убить. Фест не согласился. Он повторил то, что делал Феликс — организовал очную ставку обвинителей Павла с ним самим. Этого требовал римский закон, по которому приговор не мог быть вынесен без очной ставки между обвиняемым и обвинителями. Такая очная ставка состоялась в Кесарии, но ничего не дала. Вину Павла доказать было трудно. В то же время освободить Павла Фест боялся, чтобы не дразнить евреев, от которых следовало ждать любых пакостей. Фест предложил Павлу отправиться в Иерусалим и оправдываться перед иудейским судом. Но Павел хорошо знал, что все это значит, и как римский гражданин отказался идти в Иерусалим и потребовал над собой суда римских властей, самого кесаря (цезаря). Он заявил: «Я апеллирую к кесарю». Это была юридическая формула. Обвиняемый, апеллирующий к кесарю, уже не мог быть судим ни в одном из провинциальных судов. Его дело должен был рассматривать верховный суд империи, сам кесарь. Возразить Павлу Фест не мог. Поэтому он сказал: «Ты воззвал к кесарю, к кесарю ты и пойдешь». В это время отправки Павла в Рим в Кесарию к Фесту пожаловали царь Ирод Агриппа II и его сестра Вероника. Это был визит вежливости. Высокие гости хотели поздравить Феста с вступлением его в должность. В беседах с хозяином они узнали о Павле. Они проявили к делу Павла неподдельный интерес.

И очень скоро хозяин устроил заседание суда с участием всех начальников и знатных граждан. Юридически это не было судебное заседание. По законам делом Павла мог заниматься только верховный суд кесаря. Заседание суда с участием столь достопочтенной публики было задумано как интересное зрелище. Сам Фест обосновал организацию этого заседания суда тем, что в Рим он должен отправить не только Павла, но и донесение о нем. Что писать в донесении — он не знает, поэтому просит царя Агриппу о содействии. Во вступительном слове Фест сказал:

«…Царь Агриппа и все присутствующие с нами мужи! Вы видите того, против которого все множество иудеев приступали ко мне в Иерусалиме и здесь и кричали, что ему не должно более жить. Но я нашел, что он, не сделал ничего достойного смерти, и как он сам потребовал суда у Августа, то я решился послать его к нему. Я не имею ничего верного написать о нем государю. Посему привел его пред вас и особенно пред тебя, царь Агриппа, дабы, по рассмотрении, было мне что написать. Ибо мне кажется, нерассудительно посылать узника и не показать обвинений на него».

Затем Агриппа сказал Павлу: «Позволяется тебе говорить за себя». Тогда Павел, простерши руку, стал говорить в свое защищение: «Царь Агриппа! Почитаю себя счастливым, что сегодня могу защищаться пред тобою во всем, в чем обвиняют меня иудеи, тем более, что ты знаешь все обычаи и спорные мнения иудеев. Посему прошу тебя выслушать меня великодушно: Жизнь смою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все иудеи. Они издавна знают обо мне, если захотят свидетельствовать, что я жил фарисеем по строжайшему в нашем вероисповедании учению. И ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога нашим отцам, которого исполнение надеются увидеть наши двенадцать колен, усердно служа Богу день и ночь: за сею-то надежду, царь Агриппа, обвиняют меня иудеи. Что же? Неужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мертвых? Правда, и я думал, что мне должно много действовать против имени Иисуса Назарея; это я и делал в Иерусалиме: получив власть от первосвященников, я многих святых заключал в темницы и, когда убивали их, я подавал на то голос. И по всем синагогам я многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса и, в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах».

Далее Павел изложил царю Агриппе, как он шел в Дамаск и услышал голос Христа: «Савл, Савл, что гонишь Меня? Тяжело тебе идти против…»

Присутствующий Фест, слушая Павла, не выдержал и сказал: «Безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия». На это Павел ответил: «Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла: ибо знает об этом царь, пред которым я говорю смело; я отнюдь не вею, чтобы от него было что-нибудь из сего скрыто, ибо это не в углу происходило. Веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь».

На это Агриппа сказал Павлу: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином». Павел ответил: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз».

Далее в «Деяниях» сказано:

«Когда он сказал это, царь и правитель, Вероника и сидевшие с ними встали. И, отошедши в сторону, говорили между собой, что этот человек ничего достойного смерти или уз не делает. И сказал Агриппа Фесту: «Можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря. Посему и решился правитель послать его к кесарю».