Аптекарша

10

— В молодости у меня был парень, который потом довольно подло меня бросил, — ни с того ни с сего изрекает госпожа Хирте.

Интересненько.

— Вообще-то я сама виновата, слишком доверчивая была, — продолжает она.

— Но вы же сами только что сказали, что были молоды…

— Молодость не оправдание. Кстати, известно ли вам, что вы тоже постоянно совершаете одну и ту же ошибку?

— Это какую же?

— У вас искаженное представление о действительности.

— Разве у одной? По-моему, у всех.

Госпожа Хирте качает головой. Однако она больше не порывается меня критиковать и учить, любопытство берет в ней верх.

— Ну и что там дальше было с Марго?

Что ж, в эту ночь я попотчую ее хорошеньким ужастиком.

Наутро после новоселья я чувствовала себя прескверно. На неделю раньше срока и с жуткими болями у меня начались месячные. К счастью, было воскресенье, и я решила остаться в постели. Гости разошлись уже за полночь, и уборку и мытье решено было отложить. Вот и пускай этим займутся другие.

Ближе к полудню меня — почти нежно — растолкал Левин.

— Не помешало бы выпить кофейку, — заметил он.

Я ответила страдальческой гримаской. Вздохнув, он отправился варить кофе сам, потом принес в постель чашку и мне — явно чтобы задобрить.

— Дел невпроворот, — посетовал он. — Схожу за Марго и Дитером.

Вот и правильно.

Весь день я провела в кровати, обдумывая свое положение. Все было неладно. Правда, у меня теперь много денег и свой дом, но самое заветное мое желание по-прежнему ни на йоту не приблизилось к своему воплощению, и надеяться на это при нынешнем уровне нашей супружеской активности не приходилось. Муж у меня, правда, имеется, но лентяй, шалопут и бабник. Единственное, что остается предпринять, это бросить его и начать искать нового — в конце концов, я ведь не молодею. Но как отнесутся к такому финту мои родители? «Я так и знала», — скажет мать. У отца начнется хандра. Может, все-таки попробовать еще раз с Левином? Он ведь еще так молод, наверно, можно внушить ему побольше серьезности и ответственности. В конце концов, Герман Грабер доверил его мне, разве я не обязана уважить последнюю волю покойного? Кроме того, для радикальных решений я сегодня слишком слаба и разбита.

Я пролежала в полудреме часа два, как вдруг в дверь спальни постучали. Это был Дитер. Хотел узнать, как я себя чувствую и не нужно ли чего.

— Мы скоро заканчиваем, все уже снова в лучшем виде, — доложил он. — Вот только голова немного гудит. Пройтись не хочешь?

Часок прогуляться в бодрящем ноябрьском тумане, разумеется, куда полезнее, чем трутнем валяться в постели. И все же я отказалась; сама мысль о том, что Марго с Левином останутся в доме наедине, была мне непереносима, хотя не далее как в понедельник это все равно неминуемо произойдет.

— Марго здесь не место! — вдруг громко заявила я самой себе. Письменное уведомление о выселении — это будет мой первый шаг. Завтра же, решила я.

Слава богу, у Марго хватало ума не появляться у моего одра, зато пришел Левин, спросил, не нужно ли еще чаю или, может, сварить суп из пакета.

— Марго тоже неважно себя чувствует, — заметил он более чем некстати.

Я продолжала смотреть в окно.

— Ты в отпуске в этом году еще не была? — начал он снова.

Даже в самом скверном настроении я все равно любопытна.

Левин извлек из кармана свадебное приглашение. Изабель Бётхер, стоматолог и доктор медицины, объявляла о предстоящей свадьбе с коллегой-медиком, чьи бесконечные испанские имена вкупе с фамилией и титулом едва уместились на карточке. Это его однокурсница, пояснил Левин, она была в Гранаде и там влюбилась в молодого человека из семьи испанских грандов. Свадьба в Андалусии — ради этого стоит прошвырнуться.

Даже в самом мерзком настроении кто же станет против такого возражать? Свадьба, правда, уже в субботу.

— А билеты на самолет еще есть? — спросила я.

Левин рассмеялся. В самолете с тоски сдохнешь, нет уж, он, разумеется, поедет на «порше».

Я недовольно промолчала. Больше чем на пять дней меня с работы не отпустят, на машине это слишком утомительно.

— Езжай один, — едва слышно выдохнула я.

Левин покачал головой.

— На такие расстояния хорошо ездить с напарником, сменяя друг дружку за рулем. Ну почему ты не хочешь? Ты еще совсем не такая старая.

Разумеется, он хотел пошутить, но меня его шутка задела.

— Ты хоть представляешь себе, что значит иметь постоянную работу? Подобные эскапады только для бездельников-студентов хороши, да и то в каникулы.

— Да ладно тебе, я же не настаиваю, — легко уступил он. — Спрошу Дитера и Марго.

— Если ты поедешь с Марго, я завтра же подаю на развод.

Левин уставился на меня.

— Да ты никак ревнуешь?

— К этой? Я просто не выношу ее, и ты это знаешь. Но ревновать к ней — слишком много чести.

Видимо, Левин почуял неладное. Он ретировался.

Вечером я узнала, что он выезжает завтра спозаранку и один, Дитер с ним поехать не может.

— Не волнуйся, я время от времени буду делать привал, — сказал он мне.

Я приняла пять таблеток валерианки, чтобы утром по привычке не встать и не сварить ему кофе. Левин упаковал вещи в дорогу, потом, должно быть, поспал около меня часа два-три, хотя я этого уже не заметила. Когда я проснулась, и Левина, и его «порше» уже и след простыл.

На выходные мы с Марго оставались в доме одни, и я вознамерилась нагрузить ее работой, как последнюю батрачку. Несколько раз она с тоской спрашивала меня, на что мне сдались эти мансарды. Допустим, для гостей, неумолимо отвечала я, или под библиотеку, а может, мастерскую оборудую.

Эти комнаты под крышей все еще были не отремонтированы. Я надумала постелить там ковровые дорожки, а стены оклеить светлыми обоями. Марго стонала. Какой толк все убирать и чистить, коли все равно делать ремонт? В каком-то смысле она была даже права, но вековую грязь и паутину я в принципе в доме не терплю, это рассадник паразитов и всяческой нечисти.

Мы драили и мыли все сообща.

— Вот уж не думала, — заметила Марго заискивающе-свойским тоном, — что в такой малявке такая сила.

Надо понимать, это был комплимент. Я промолчала, но ее это ничуть не смутило.

— Левин наверняка уже едет домой, наверно, в Барселоне уже, потому как спать-то он любит дома, — рассуждала она.

Меня аж всю передернуло.

Было как-то неловко именно сейчас, когда мы так дружно вместе трудились, снова напоминать Марго о том, что ей придется съехать. Однако, когда она в очередной раз что-то вякнула про «нашего» Левина, я не сдержалась.

— Тебя вообще не должно волновать, когда возвращается мой муж, — отчеканила я. — Побеспокойся лучше о том, чтобы срочно подыскать себе квартиру. Если не съедешь сама, мне придется подключить адвоката. Договором об аренде, если помнишь, мы не связаны.

Марго принялась униженно меня умолять. Они могут освободить квартиру на втором этаже и перебраться с Дитером сюда, в мансарду, тогда наверху, на втором этаже, у меня появятся целых четыре свободных комнаты.

— Как ты это себе представляешь? — не соглашалась я. — Здесь наверху ни ванной, ни кухни, водопровод только до второго этажа доходит.

— Так ведь можно, наверно, провести, — пролепетала она, глядя на меня глазами загнанного кролика.

— Вот как? А платить кто будет? Может, ты?

В моей мансарде мне особенно нравились большие окна, врезанные в скаты крыши. Да, здесь будет мой приют, мое укромное царство, куда всем домочадцам будет заказан доступ. Но пока что окна просто черны от грязи.

Тем временем Марго в приступе внезапного трудолюбия принесла свежей воды и свои вонючие тряпки. Видимо, хочет таким образом меня задобрить. Вообще-то эти окна только покрасить, добротная старая работа, ничего им не делается. Сидя на подоконнике, я пыталась дотянуться до ставен — попробовать закрыть и понять, во что они превратились. Ставни тоже сработаны на славу, но, конечно, краска и тут пооблупилась. Марго с ведром направилась к другому окну.

— Ставни надо снять, пусть Дитер обожжет их и покрасит, — сказала я.

— Он обязательно это сделает, — поторопилась заверить меня Марго.

Я тем временем влезла на подоконник и попыталась сама снять ставни с петель, но мне это не удалось.

— Разве это про нас работа, это только для мужиков, — неодобрительно бурчала Марго. Но я уже вошла в раж.

— Ну-ка, Марго, подержи меня, — распорядилась я.

Марго обхватила мои ноги железной хваткой. Запах ее пота ударил мне в нос. Увы, моих рук не хватало — я не дотягивалась до конца створки, ставня не поддавалась.

— По капле масла в петли, и пойдет как миленькая, — пропыхтела я и помчалась вниз за машинным маслом.

Вернувшись наверх, я застала Марго на подоконнике. Она сидела на корточках с красным от натуги лицом.

— Элла, подержи-ка меня, — прокряхтела она, — у меня руки подлиннее.

Я подошла и, преодолевая брезгливость, крепко ухватила ее за лодыжки. Прямо у меня перед глазами оказались ее икры в сеточке красновато-голубых прожилок, с мелкой черной щетинкой плохо подбритых волос. Истрепанные легинсы задрались до самых колен. Из зеленых шлепанцев глядели неухоженные, мертвенно-белесые, ороговевшие пятки. Меня стало подташнивать. И уж совсем доконала меня струйка пота из-под легинсов, медленно подбиравшаяся прямо к моей руке.

Вдруг она выпрямилась, одним рывком сняла ставню с петель и от внезапной тяжести покачнулась.

В ту же секунду липкая струйка ее пота лизнула мою кожу, и в приступе гадливости я непроизвольно разжала руки. Вместе со ставней Марго рухнула вниз. Я в ужасе посмотрела ей вслед. Двумя этажами ниже она распласталась на земле совершенно неподвижная, возможно, даже и неживая. Споткнувшись о швабру и опрокинув ведро с грязной водой, упав и тут же вскочив, я кубарем помчалась вниз.

Через считанные секунды я уже была подле Марго, распластавшейся на каменных плитах террасы. Она дышала, но была без сознания. Я проверила пульс, он почти не прощупывался. Что делать? Кроме меня, в доме никого.

Разумеется, я вызвала «скорую помощь». Двое санитаров и врач увезли Марго в больницу. Почти ничего уже не соображая, я все же попыталась дозвониться до транспортного агентства, где работал Дитер, и выяснить, могут ли ему сообщить о случившемся. Однако в воскресенье там никого не было, работал только автоответчик. Может, Левина в Испании разыскать через службу авторадио?

Я позвонила Дорит и голосом автомата сообщила, что Марго разбилась, выпав из окна мансарды.

— Насмерть? — ужаснулась Дорит.

— Нет, но мне не сказали, выживет она или нет.

— Господи, да ты сама там едва жива, — волновалась Дорит. — Ты что, видела, как все произошло?

— Не совсем, но я была с ней в одной комнате. А потом вдруг увидела, что она уже внизу, это было просто ужасно.

— Как можно ни с того ни с сего выпасть из окна? — удивилась сообразительная Дорит. — Такое только с детьми бывает…

— Она хотела снять ставни, их надо покрасить.

Дорит присвистнула.

— Конечно, нехорошо ругать пострадавших, но ведь это сущее безумие — браться за такую работу в одиночку!

Я не стала Дорит поправлять.

— Ну ничего, как-нибудь образуется, — утешила она меня, — а ей будет урок. Ты сама-то успокойся. А хочешь — приезжай ко мне.

Я бы с удовольствием поехала в Хайдельберг, дабы вверить себя материнским заботам Дорит. Но в таком состоянии я не могу вести машину, да и Дитера надо дождаться.

Чтобы как-то прийти в себя, я сварила крепкий кофе, но меня тут же вырвало. Потом поднялась наверх и изучила место происшествия. Вооружившись биноклем, осмотрела дома, примыкающие к нашему участку. Там, кстати, живут и знакомые Геро. Можно ли было что-то оттуда видеть? Нет, ненавистные мне ели стоят стеной. Даже с биноклем я не взялась бы определить, моет ли кто-нибудь в тех домах окна или нет. Меня это немного успокоило. К тому же сбежались бы соседи, просто прохожие, а тут даже приезд «скорой помощи» никого не всполошил.

Оставалась сама Марго. Она-то знает, что я расцепила руки. Что мне сказать в свое оправдание? Брезгливость не оправдание. А если меня оса ужалила? Чушь, громко сказала я самой себе, какие в ноябре осы? Может, паук, какой-нибудь особенно страшный? Даже это куда убедительнее, чем обыкновенная капля пота.

Час спустя я позвонила в больницу. «Вы родственница?» — спросили у меня. Нет, просто знакомая. Знакомым они справок не дают, но нужно немедленно оповестить ближайших родственников и попросить их срочно приехать в больницу. Я пообещала, что сейчас же этим займусь. Только есть ли у Марго родители? Я даже девичьей фамилии ее не знаю. Кого спросить? Я позвонила одному из друзей Левина, но тот ничем не мог мне помочь.

Когда наконец приехал Дитер, я просто кинулась к воротам. По моему лицу он сразу понял, что что-то стряслось.

— Я провожу тебя к Марго в больницу, — пробормотала я без всяких объяснений и, сообразив, что забыла пальто, побежала обратно. В прихожей я увидела в зеркало, что на мне все еще та же косынка, в которой я мыла окна.

По дороге я рассказала Дитеру то же самое, что уже рассказывала Дорит.

Нас провели в реанимационное отделение. Подключенная к аппаратам, опутанная шлангами, Марго лежала в глубокой коме. Один из врачей вывел нас из палаты, подозвал к себе Дитера и рассказал ему о состоянии пациентки. Как я потом узнала, он сообщил, что надежды никакой. Дитеру разрешили посидеть у ее постели, я осталась ждать в коридоре. Два часа спустя Марго умерла.

Дитер безмолвно позволил мне сесть за руль. Дома я сразу повела его на кухню, заварила ему чай, поставила на стол бутылку коньяка. Он пил только чай.

Я не знала, чем и как мне его утешить.

— Она наверняка совсем не мучилась, — сказала я наконец, — она сразу потеряла сознание.

— Господи, она такая неудачница! — почти простонал Дитер. — Ей всю жизнь не везло. Только здесь, в этом доме, она зажила по-человечески, и вот на тебе. Она так наслаждалась, что благодаря вашей щедрости наконец-то живет, в настоящей квартире, с ванной, отоплением…

Это было уже слишком. Я разрыдалась и рыдала без удержу. Дитер только гладил меня по голове. О своих чувствах он ничего не говорил.

Наутро в понедельник мне надо было снова выходить на работу. Это оказалось для меня наилучшим лекарством. После обеда в аптеку позвонил Дитер, чего он прежде никогда не делал. Нет, Левин еще не приехал, сообщил он, зато в доме побывала полиция. Обычное расследование при несчастных случаях с тяжелыми ранениями или со смертельным исходом. И поскольку я единственная свидетельница, просили сразу после работы заехать к ним в отделение.

Я перепугалась.

— А что они хотели узнать? — спросила я.

— Первым делом мансарду осмотрели, особенно окна, и замерили высоту падения. Сфотографировали разбитую ставню и ее шлепанцы.

Ну конечно же, я совершила глупость, сказав, что находилась в той же комнате. Но когда я рассказывала о несчастье Дорит и Дитеру, мне еще следовало считаться с возможностью, что Марго останется в живых и изложит свою версию случившегося. На худой конец я и сейчас еще могу приплести паука. А так обнаружились бы расхождения в показаниях.

В фирнхаймской полиции меня заставили ждать, чем нагнали еще большего страха. Однако когда мои показания были наконец запротоколированы, все предстало уже не в таком мрачном свете.

— Госпожа Кросмански — ваша приятельница? — спросили меня.

Я отвечала сдержанно.

— Мы жили в одном доме.

Откуда и с каких пор я ее знаю, не было ли в доме еще кого-нибудь, кроме нас двоих. Эти вопросы мне не понравились.

Затем я выслушала от следователя мягкий упрек: известно ведь, что большинство несчастных случаев происходит как раз в домашней обстановке. Как же можно в такую пасмурную, влажную погоду лезть в шлепанцах на подоконник и пытаться самой снимать ставни?

— Все случилось так быстро, — бормотала я, — нам вздумалось навести порядок в мансардах, решили все сделать в эти выходные своими силами, без мужчин. Я мыла правое окно и даже не смотрела, что там госпожа Кросмански делает. И вдруг этот жуткий крик, гляжу, а она уже внизу лежит.

Я все продумала заранее: наши с Марго отпечатки пальцев наверняка можно найти повсюду, на обоих окнах, так что показания мои ни в одном пункте опровергнуть нельзя. Я подписала протокол и собралась уходить.

— Еще только один вопрос, — сказал полицейский, когда я была уже в дверях. — Как получилось, что супруги Кросмански въехали в дом Германа Грабера — я имею в виду, в ваш дом?

— Так они же знакомые моего мужа, — ответила я как можно непринужденнее.

Оба полицейских обменялись взглядами.

— Опять наш дружок Левин, — многозначительно изрек тот, что постарше.

Дитер ждал меня за накрытым столом, чайник уютно посвистывал, из духовки тянуло чем-то вкусным.

Выпить чаю — какое блаженство!

— Вероятно, они тебе сказали, что у нас обоих есть судимость? — осторожно начал Дитер.

— У вас обоих — это у кого? — поинтересовалась я. Оказалось, у него и у Марго. Нет, у полиции, по-видимому, свой кодекс неразглашения, о прошлом супругов Кросмански они ни словом не обмолвились.

— Они наверняка удивляются, как это ты живешь с нами в одном доме, — заметил Дитер.

Об этом я как-то еще не успела подумать.

Дитер тем временем уже извлекал из духовки ароматную овощную запеканку, предоставив мне приятную возможность побыть наедине с моими мыслями.