Араб Пётр Великий. Книга первая

- Где и когда?! - Воскликнул мой будущий оппонент.

- Ну... Не торопитесь так. Сейчас вы сначала должны получить удовлетворение от этих господ, так как вызвали их раньше меня. Кодекс чести, дон Дуарте.

- Чёрт! Чёрт! И чёрт! - Выругался он. - Тысяча чертей! Проклятый хитрый Тамплиер!

- За оскорбление ордена я мог бы убить вас прямо здесь, без церемоний, - сказал я, доставая из оружейного ящика и кладя на фальшборт пищаль.

- Лучше вам уйти, господа. Жду вас завтра здесь же на пирсе в течении дня. Полагаю, за это время вы, господа, решите ваши спорные вопросы. Честь имею!

Я приложил пальцы правой руки к полям шляпы.

Они ушли, постоянно озираясь на меня. Мне было неприятно, за моё поведение, но я успокаивал себя тем, что формально я не сделал ничего недостойного и предосудительного. Просто ответил подлостью на подлость. Да и дуэли, как я узнал за время пребывания в этом мире, не отличались, оказывается, благородством вообще.

Дуэли были судебные и военные. Чаще для выяснения отношений пользовались вторым способом убийства, который предполагал любые действия, что приводят к летальному исходу. Хоть удар в спину, хоть выдавливание глаз. Допускались самые подлые приёмы.

Плюс, надо понимать, что я не дуэлянт. Я убийца. И чаще всего тайный. Одно дело ворваться с ножами в толпу не ожидающих нападения и такой, как у меня, шустрости, воинов, а другое дело, когда один на один против шпаги, или длинного меча, орудовать которым я ещё толком не научился.

Общие принципы и приемы владения длинным оружием, типа "палка", для меня были понятны и известны, но особенности и специфика безусловно были.

И ещё... Шансов остаться в живых после поединков с четырьмя опытными дуэлянтами у меня не было, а умирать так рано в мои планы не входило.

- "Не для того всю жизнь учился выживать, однако", - подумал я, и совесть моя успокоилась. Она привыкла мне подчиняться, хоть иногда и вздыхала, тихо плача в уголке.

Весть о том, что мне предстоит сразу четыре дуэли разлетелась по экипажу быстро. Сначала по вахтенной службе, а потом и по остальным морякам, гулявшим здесь рядом в портовом кабаке.

Уже через полчаса пришёл встревоженный помощник, а следом за ним боцман.

- Что случилось, кэп?

Они были пьяны, хотя не прошло и часа их увольнительной. Я нежно и ласково, как могу только я, объяснил им, что, то что случилось, это не их моряцкое дело, а моё - дворянское. Они сразу всё поняли и очень быстро ретировались, схватившись под руки и бурча, что за капитана всем дворянам перережут глотки.

Пока я стоял, облокотившись на борт и раздумывал о "завтра", появился давешний монах. Он подошёл ближе, глядя больше в брёвна причала, чем на меня, и, не поднимая глаз, сказал:

- Вас что-то задержало, командор?

- Дворянский этикет, брат.

- Следует поспешить, командор. Нас ждут. Следуйте в отдалении, - сказал он и, по-военному развернувшись, маленькими шагами побрёл через торговую площадь.

Я едва успел сбежать по трапу и найти глазами его в рыночной толпе, и пошёл следом, пытаясь не потерять фигуру в плаще с накинутым на голову капюшоне.

Мы прошли весь Лиссабон от порта на северо-восток. Высокие дома буквально мелькали мимо, с такой скоростью шёл монах, а я почти бежал. Вероятно, бежал и он, но под длинными полам плаща это было не заметно. Наконец, свернув в узкую улочку и нырнув в предупредительно распахнувшуюся перед монахом дверь входа в какое-то здание, я остановился, переводя дыхание.

Мои ежедневные тренировки явно были недостаточны для выбранного монахом темпа.

- "Всего-то километра два спортивным шагом пробежали, а я уже задышал", - с сожалением подумал я.

- "И ведь не побегаешь тут по улицам. Не поймут. Да и нигде не побегаешь. За идиота примут", - так думал я, быстро идя вслед за монахом по узкому коридору.

Я думал, что мы пришли, ан нет, бег не прекратился, а лишь переместился в подземелье. Сухие и узкие, отходившие в разные стороны, коридоры мелькали справа и слева.

- "Попал", - промелькнула мысль.

Я взял ритм и строго контролировал дыхание. Коридоры, по которым мы бежали, имели положительный уклон. Несколько дверей, попавшихся нам, открывались и закрывались "автоматически" после того, как монах просовывал свою правую руку в отверстие в стене.

Наконец мы остановились у двери, возле которой монаху пришлось засунуть руки в два стенных отверстия одновременно и он простоял так некоторое время. Дверь отворилась на сантиметров сорок и встала.

- Дальше идите сами, - сказал монах. - И торопись. Время пароля заканчивается.

- "Ух ты!", - подумал я, с трудом протискиваясь в щель. - "Толстяки здесь точно не ходят".

Далее коридор походил на коридор замка, как я его представлял: чуть повыше и пошире. Вдоль его стен стояли люди в серых плащах. Обеими руками они опирались перед собой на большие прямые гарды длинных прямых палок с небольшим металлическим набалдашником наверху. Палки были похожи на мечи, но это были палки. Лиц под капюшоном было не разглядеть.

Коридор вывел к двустворчатой двери, открытой передо мной двумя монахами. Я вошёл в светлый зал с окнами и встал у входа.

* * *

Мы с магистром ордена Христа сидели перед зажжённым камином и согревались горячим винным напитком. В каменных залах замка было прохладно. Всё основное было уже сказано. Я слегка расслабился. Многое теперь мне стало ясно, многое вспомнилось, но поселилась и тревога. За мою жизнь.

- Как вам вообще Индия, Малакка, понравились? - Спросил магистр. - Как там люди?

- Долгое влияние арабских торговцев и султаната сделали их похожими на нас, но в большей степени они остались дикарями. Они очень похожи на африканцев, магистр.

- Понятно. Мне сказали, что вы были свидетелем оскорбления Ордена Христа.

- Да, сегодня, перед нашей встречей.

- Мы покараем нечестивца. Но, как вы должны понимать, причина не в ваших отношениях с господином Дуарте, а в наших взаимоотношениях с госпитальерами, похитившими часть наших... Нашего имущества. Это давний конфликт. Жаль, что вы не нашли в том месте ничего. Жаль. Будем расшифровывать скрижали дальше. Но зачем же тогда вас сбросили за борт, брат?

- Я думал об этом. Вероятно, для того, чтобы вы потеряли время на повторную проверку и послали ещё одного...

- Возможно-возможно. Но вы всё-таки попытайтесь вспомнить всё очень подробно, что с вами было и изложите это письмом. У нас есть способы вам помочь вспомнить, но... Не хотелось бы вас калечить.

Магистр по-доброму посмотрел на меня и по моей коже прошлась изморось и хлынул пот. Моя одежда взмокла вся и сразу.

- Вы не правильно меня поняли, - довольно усмехнулся магистр, видя, что его слова произвели на меня нужный ему эффект. - Я имел ввиду напитки, раскрывающие скрытое в глубине памяти. Они у нас есть, но они часто приводят испытуемого к сумасшествию. Мы проводим много исследований таких веществ по воздействию на сознание. Нами достигнуты удивительные эффекты прозрения и даже, не побоюсь сказать, соединения человеческой сущности с божественным. Госпитальеры, кстати, пытаются похитить секреты наших снадобий. Так что, брат, напрягите память.

Я отхлебнул из серебряного кубка, пытаясь смочить пересохшее горло. Давно мне не было так страшно, как в этот раз. Крут, магистр, ох крут! Как он меня поймал на обратной волне...

- Я готов, магистр, хоть на дыбу, хоть куда ещё, во имя Ордена.

- Это хорошо. Вы свободны, брат. Пока, - сказал он, и по моему телу снова пробежала дрожь.

* * *

Монах ждал меня у двери, вероятно смерено проведя всё это время в молитвах. В таком же темпе мы пробежали по туннелям, и выскочили из той же двери.

- Вам туда, - сказал монах и показал на право.

Когда я вернулся на джонку, темнело. Возвращавшийся из увольнительной экипаж продолжал веселье, то и дело переходившее в танцы, на причале, собирая вокруг себя желающих бесплатно выпить. Кувшины и бутыли с вином переходили из рук в руки. Но когда пробили полночные склянки, последний моряк шагнул на палубу и тут же свалился.

Я смотрел с юта на валяющиеся на палубе спящие тела с теплотой в душе.

- Как дети. Засыпают там, где сморит сон. И тянет моряков к тому же - к тёплой женской груди, - усмехнулся я.

Они были отличные ребята, мои моряки. Я был рад за них, что они снова вернулись домой. И да, половина из них спишется с корабля и вернётся к родным и близким. А мне придётся донабирать экипаж и доделывать не сделанное дело. Хотя, наверное, эта хитрая рыжая морда Людвиг уже сделал его за меня. Я снова погладил обратную сторону тонкого пергамента карты пальцами и ощутил на нем выступы от проколов иглой.

- Прокол на проколе, - пробормотал я. - Но мне же простительно... Я же не в своём уме.

Теперь я понимал, почему я оказался на Английском паруснике с соответствующими документами от короля Англии Генриха Восьмого. Вспомнил, как мы заходили в Джиду - порт Мамлюкского Султаната, куда заход португальским судам был закрыт. Вспомнил, как вручал губернатору письмо Генриха Восьмого для султана Кансух аль-Гаури и свои верительные грамоты.

Вспомнил, как посещал гробницу Хаввы, прародительницы всего человечества, и как пытался найти, помеченные на карте ориентиры, привязанные к ней.

Я высчитал нужное мне место, но на нём стояла не ещё одна гробница - некрополь Марии, как было указано на карте, а чьё-то заброшенное жилище. Выгрузив порох - подарок султану от "Генриха Восьмого" - мы простояли в Джиде трое суток, а я перерыл в "сакле" и под ней весь песок. Единственной пользой от нашего захода в этот порт стала зарисовка строящейся вокруг города крепости.

Но, узнанное мной, меня, как не странно, не смутило. Интриги и приключения, это самое моё. А тут, оказывается ещё и вражда между орденами.

* * *

- Рассказывай.

- Все четверо прошли в постоялый двор "Пьяная Лошадь". Это на запад от порта в трёх кварталах. Они сели за стол и заказали вина и мяса. Мы тоже вошли следом и тоже заказали. Они сидели миро разговаривая, но примерно через три склянки дон Дуарте, вдруг ударил сначала одного кинжалом в горло, потом другого, но попал ему в плечо. Третий господин ударил дона Дуарте кинжалом в спину, а второй добил его ударом кинжала в грудь.

- Какие благородные люди, - сказал я, чуть качнув головой. - Какие здесь удивительные порядки! Рыцарские кодексы забыты? И что дальше?

- Дальше пришла городская стража и увела двоих господ с собой, а за двоими вскоре приехали на повозках родственники. Но, похоже, тем первым ничего не будет. Они с Дуарте подписали соглашение о добровольном поединке.

- Понятно. Молодец Санчес. Иди отдыхай.

Теперь у меня осталось два соперника, но вызова я от них не получал, поэтому мог распоряжаться собой по своему усмотрению. И я пошёл спать.

* * *

Однако утром распорядиться собой по своему усмотрению я не успел. Едва рассвело и пробили шестичасовые склянки общей побудки, вахтенный крикнул:

- Аларм!

Я с удивлением прислушался. Ничего. Прикрыл рассматриваемые мной карты скатертью. Аккуратно выглянул из двери каюты на палубу и увидел на причале группу военных, а на палубе своих вооружённых до зубов матросов.

Моя каюта занимала всю верхнюю кормовую палубу. Китайцы народ щепетильный и свою знать предохраняют от контактов с рядовыми гражданами. Так и на корабле. Рулевое отделение находилось на уровне шкафута. Выше находились офицерские каюты. Ещё выше - каюта капитана корабля и особы, приближённой к императору. Корабль явно делали по спецпроекту.

Верхние каюты имели свои индивидуальные выходы, но соединялись дверью. Впрочем, назвать каютой апартаменты посла у меня желание пропало, как только я вошёл вовнутрь. Три основные комнаты и две для прислуги занимали девяносто процентов площади кормового пространства, а это около трёхсот квадратных метров. Каюта же капитана по размеру была не больше моей на каракке.

Так как прислуги у меня, как и капитана, не было, вся верхняя палуба кормовой надстройки принадлежала мне. Но ни помощник, ни младшие командиры не роптали, потому что по сравнению с условиями на европейских кораблях, они жили в шикарных. Все тридцать человек экипажа спокойно размещались в кормовой надстройке. Поэтому наши трюма были под завязку забиты товаром и припасами.

Так вот... Высунувшись с правого борта наружу и оценив ситуацию, я прошёл в каюту капитана и вышел с левого борта на парадный трап и спустился в поджидавший меня ялик. Дел сегодня у меня было по самые гланды, и начинать его с банального поединка, причём с плохо предсказуемыми последствиями, мне не хотелось.

Тихо отвалив от борта, мы перешли на другой причал, где я высадился и, сев в ожидавшую меня там коляску, покатил в город.

Лиссабон уже не спал. Узкие улочки его были полны пешими, конными людьми, и гружёнными повозками. Водовозы имели преимущество при разъездах, о чём я узнал от своего возницы, которого я пытался заставить нарушить правила дорожного движения.

Я торопился повидаться с семьёй с которой не виделся почти год. И неизвестно сколько ещё нам придётся быть в разлуке. После всех раздумий: "быть, или не быть", я всё же решил, что семья Педро не виновата, что так получилось, что вместо него пришёл в этот мир я, а во вторых, с тем богатством, что уже сейчас есть у меня даже до продажи муската и других пряностей, я один не справлюсь.

Проедать деньги мне не хотелось. Я знал, что никаких богатств не хватит надолго, если их просто тратить на жрачку и на шмутьё. А те несколько проектов, которые можно было реализовать с перспективой получения дохода, одному мне было не потянуть.

Я ехал в город Аленкер, где стоял наш полуразрушенный в войнах с маврами родовой замок ордена Храма, где проживал мой старший брат, и дом, подаренный моему отцу королём Мануалом за открытие прохода в Индию, где проживала моя семья. Я лично перед короной ещё ничем особым не отличился, потому наградами пока не отяжелён.

Как я понимал, моё путешествие в Индо-Китай, было моей личной инициативой. Вернее, инициативой Англичан, пытавшихся убедить моего дядю "прокатится" на их кораблике в Индию и подальше, дабы разведать маршрут к островам специй.

Дядя уже дал согласие, и взял аванс, но, в то же время, взял да и умер. Брат Сиаму пока все остальные родственники "мореходствовали", занимался родовым хозяйством и, естественно, в мореплаватели не годился, а я получил судоходное образование и сходил несколько раз с отцом до крепости Сан-Жоржи-да-Мина, куда отец был назначен комендантом. А на обратном пути Вашко да Гама из первого похода в Индию я возвращался в Лиссабон на его корабле и был допущен к офицерскому столу, где наслушался много чего, и возомнил себя опытным капитаном.

Узнав о том, что я собираюсь в дальнее путешествие, орден дал мне поручение проверить информацию о спрятанных госпитальерами храмовых реликвиях. Поручение я выполнил с отрицательным результатом.

Закупил специи я на оставленные мне отцом деньги. Брат вкладываться в рискованное путешествие не хотел. Да и не было у него лишних денег, поэтому всё привезённое мной имущество, добытое мной непосильным трудом, принадлежало мне в полной мере. Кроме, естественно, десятипроцентного налога короне и такой же доли ордену.

Перекупщики, оккупировавшие вчера мой корабль называли такие неприличные цены за мой товар, что я, пересчитав итог, подумал, что я потерялся в нулях, как в лесу.

До Аленкера было около сорока километров, что по грунтовой разбитой дороге в раскачивающемся на кожаных ремнях экипаже было чрезвычайно долгим и утомительным путешествием. Укачивало намного сильнее, чем в море. Намного, господа. Я многократно пожалел, что не нанял кобылку. Но это позволило мне немного пробежаться, когда ком в горле подкатывал. И возница отнёсся к такому чудачеству с пониманием.

Развалины замка, стоящие на высоком холме, показались издалека. Защемило сердце. Воспоминания детства нахлынули. Я удивился.

Городок был совсем крошечным. Только совсем недавно его большая часть перешла короне в рамках секуляризации. В том числе и дом, который потом был возвращён моему отцу, как королевский дар.

Но это было и хорошо. Замок, всё же принадлежал Ордену, а мой дом уже мне лично. Булла папы Александра Четвёртого Борджио, освободила рыцарей от нестяжательства.

Дом стоял на берегу у моста через реку, а замок занимал оба холма и когда-то представлял собой многолучевую звезду. Вернее, это был уже не замок, а город, многорядные стены которого сейчас стояли разрушенными. Неприступным и непокорённым остался только сам замок - квадратное строение с четырьмя круглыми башнями по углам.

Орденские традиции здесь чтились. В этом городке родились многие известные мореплаватели, потому что вместе с традициями тамплиеров из поколение в поколение переходили и знания, и артефакты, например - карты, корабельные журналы.

Воспоминания нахлынули, как развернувшийся от сильного ветра отлив. В моей голове закипели мысли и чужие слова, лица родственников и мои детские шалости.

Глава шестая.

Дом встретил радостным гомоном и праздничной суетой. Лошади ещё не остановились, а ко мне уже бежала маленькая девчонка лет шести. Выпрыгнув из коляски и подхватив дочку на руки, я закружил её в воздухе.

- Папка, отпусти! - Закричала она. - Боюсь!

Я отпустил и нырнул в коляску.

- А вот кого-то кто-то съест... - Сказал я и достал плетёного из пальмовых волокон варана. Довольно милого на вид.

- Ой Дракоша! - Дочка подхватила подарок и побежала к матери.

Жена стояла, опустив руки вдоль тела, и пристально смотрела на меня. Я подошёл и поцеловал ей руку. Ни обниматься, ни, тем более, целоваться, дворянам на глазах у дворни было не принято. Как и высказывать иные эмоции.

Подошёл брат и обнял меня. Ему было около сорока.

- Вернулся! - Проговорил он, и мне показалось не очень радостно.

Я усмехнулся.

- Мускат привёз?

- Привёз.

- Много?

- Мне хватит! - Несколько грубовато ответил я.

Меня взбесило. Ни тебе: "Как здоровье?", "Как дела?".

- Как дела, Жуана? Все здоровы?

- Да, дорогой. И Мальчик тоже, - сказала она тихо, показав на кормилицу с малышом. - Мы назвали его, как ты хотел. Сегуро . Проходи в дом.

Кормилица поднесла малыша, и я взял его на руки. Бог не дал мне детей в той жизни. Слишком она была неспокойной. Здесь я осчастливлен сразу двумя. Однако... В здешней антисанитарии... Да... Многие знания - многие печали...

Отогнав чёрные мысли, я пошёл в дом, чуть оттеснив плечом выдвинувшегося вперёд старшего брата. Тот, не ожидавший толчка, сбился с шага, остановился и пропустил меня в дом первым.

- "Что за накуй?! - С негодованием подумал я. - Кто в доме хозяин?"

Уверенно поднявшись по лестнице на второй этаж я вошёл в большой зал с узкими мозаичными цветными окнами, в центре которого стоял стол.

- Мне бы сполоснуть руки с дороги, - вспомнил я, но тут же увидел стоявшую с кувшином и полотенцем прислугу.

Отдав малыша, я умылся над медным тазом и первым сел за стол. Брат стоял чуть в стороне. Показав рукой, я пригласил всех к столу.

* * *

- Ты изменился, - сказал брат, когда мы, после обеда, прошли в мой кабинет, уставленный навигационным оборудованием, глобусами и увешанный мной лично нарисованными картами.

- Я убил около сотни человек лично вот этими руками, - сказал я устраиваясь в кресле. - И это не гипербола, а факт. Точнее - восемьдесят два. Я несколько раз тонул, был два раза контужен и чуть не съеден большим ящером.

- Но... Ты сам, по своей воле отправился туда! - Воскликнул брат.

- Я и не виню никого, - усмехнулся я. - У меня всё удивительно хорошо! Я вернулся живой и невредимый. И сказочно богатым.

- Но почему ты меня... Я твой старший брат.

- Я тебя уважаю, брат, но ты, вероятно забыл, кто в этом доме хозяин? И забыл кодекс чести. Я мог бы тебя убить сразу ещё внизу. Ты оскорбил меня. Но мы братья.

Сиаму потупил глаза и зарделся.

- Прими мои извинения, брат. Я не хотел тебя оскорбить.

- Пустое. И ты прими мои извинения, брат. Как жилось?

- Сложно. Слишком большое хозяйство, а денег не приносит. Отдал сефардам в аренду ещё несколько сотен вар земли. Иначе никак.

- Правильно сделал. Надо всё отдать, если берут. Старые крепостные стены снести.

- Что ты! А вдруг война?

- И что? Ты один будешь защищать эти стены?

Сиаму удивлённо вскинул глаза на меня.

- А горожане?

- Твои сефарды?!

- Не только сефарды... Наши родичи.

- И сколько их осталось? Все рыцари открывают или завоёвывают новые земли. Некому защищать стены. Да и не от кого.

- Что, войны закончились? - Усмехнувшись спросил Сиаму.

- У нас пока да. Испании не до нас. Она в Америке увязла и с английскими пиратами борется, а мы в Африке, да в Индии воюем. Там все свои силы и положим.

- Не пойму я тебя, брат. Ты что предлагаешь?

- У нас тут земли нет, а ртов - двести домов, - сказал я в рифму. - Земли Ордена король скоро отнимет, и придётся у него выпрашивать, то, что принадлежало нам веками. Предлагаю осваивать новые земли.

- В Индии, что-ли? - Саркастически усмехнулся Сиаму.

- Нет. В Новом Свете. Помнишь, что отец рассказывал про новые земли?

- Смутно. Это ты вслушивался в их морские рассказы, а я нет. Мне было не до путешествий. Уже с пятнадцати лет всё было на мне. Даже когда отец был дома, его, фактически, не было.

Я посмотрел на брата и понял, что ему не до новых земель. Взгляд его был затуманен житейскими проблемами.

* * *

- А почему у тебя глаза стали зелёными? - Спросила Жуана ночью. - Разве так бывает?

- Значит бывает, - сказал я. - Что-то сломалось, когда я тонул. Наверное, вода через глаза стала выливаться из меня.

Я рассмеялся и крепче прижал её.

- Не нравится? - Спросил я.

- Красиво... И вообще ты стал... Твёрже. Крепче.

- Но это же хорошо, - рассмеялся я.

- Хорошо, - рассмеялась она и поцеловала меня в шею.

* * *

- Жуана, надо бы позвать Ицхака Лаурию к нам в дом.

- Сальвадора?

- Да-да. Забыл, что он уже давно Сальвадор.

- Я пошлю за ним.

Ицхак Лаурия, бывший местный раввин, пришёл к нам в дом минут через двадцать.

- Приятно вас видеть в здравии дон Педро.

- И я рад вас видеть, рави.

- Что вы-что вы, дон Педро! Какой я раввин? Мы искренние христиане, дон Педро. Как ваше путешествие? Как гешефт?

- Гешефт так себе. Сколько сможете купить пряностей?

- А у вас сколько?

- Корабль.

- У вас, я слышал, большой корабль. Сколько в нём? И чего?

Я сказал. Ицхак смотрел на меня долго и внимательно.

- У вас странные глаза, дон Педро...

- Не отвлекайтесь, рабе.

Он потеребил жиденькую бородку, потом снял кипу и промокнул пот платком, вынутым из рукава.

- Ещё не забудьте мою доброту, рабе. Я мог бы продать всё Лиссабонским сефардам. Они меня вчера очень уговаривали.

- Я могу накинуть к их цене ещё...

Мы торговались около часа. Рабе несколько раз уходил и снова возвращался. Наконец мы скрепили договорённость кивками и сакраментальной фразой:

- Ну, хорошо...

- Ну, хорошо...

Рабе глянул с прищуром на меня и спросил:

- И где можно посмотреть товар?

- И где можно посмотреть деньги? - Спросил я.

- И что на них смотреть? Деньги - всегда деньги. А вот товар...

- Меня бы устроили английские золотые соверены .

- У вас есть своё хранилище?

- Я бы не стал сразу брать всё, а оставил их на депозите.

Слово вырвалось непроизвольно. Ицхак глянул на меня с большим интересом.

- Под какой процент?

- А сколько дадите?

Сефард побледнел.

- Думаю, сговоримся. Таки товар смотреть будем? Закладывать повозку?

- Зачем? Товар здесь. Вон, три баржи стоит у пристани.

Сефард вздрогнул и меленькими шажками, чтобы не споткнуться в узких полах халатика, посеменил на балкон. Мы вышли. Практически у стен дома стояли три баржи с моим товаром.

- Вы сумасшедший! - Крикнул сефард и выбежал из дома.

* * *

Сразу после сделки купли-продажи я уехал в Лиссабон. Жена особо не горевала и куда еду не спрашивала. Собрала в дорогу, поцеловала на прощание и "гудбай". Деньги теперь у них были. Что ещё нужно для счастья бабе? Только ещё больше денег.

Тайна сделки скрыла от всех сумму полученного мной капитала, как и номенклатуру и объём проданного мной товара. Мешки и мешки. Кто его знает, что там находилось.

Я оставил немного денег брату, но предупредил, что содержать городские укрепления не намерен и денег больше не дам.

Джонка моя стояла на рейде. А на её борту меня ждали два сюрприза. Первый - приглашение меня по прибытии в Лисбо в королевский замок Святого Георгия, где находилась резиденция его королевского величества, а второй - это то, что остаток товара, а именно двадцать процентов от всего нажитого, бесследно исчез.

- Они ворвались на борт и искали вас, капитан, - рассказывал помощник, потупя взгляд. - Мы, как вы приказали, убивать никого не стали и оружие сложили. Убедившись, что вас на борту нет, они взломали печати на трюмах и вынесли товар. Под предлогом получения от вас удовлетворения за нанесённое вами оскорбление.

- Это те два недобитка? - Спросил я у Санчеса, стоявшего тут же.

- Да, кэп.

- Документы об ответственном хранении ценностей, отнесённых к налоговым сборам не утрачены?

- Никак нет, кэп, - ответил помощник.

- Заявили о хищении?

- Так точно, кэп. В тот же день в ратушу.

Ещё в день прибытия в порт мы с портовыми службами рассчитали по коносаментам какое количество товара отходит казне, а какое церкви, и отложили этот товар, приняв его на "ответственное хранение". А оставшуюся большую часть мы перегрузили на зафрахтованное судно ещё на рейде и отправили вверх по Тежу до впадения в неё Аленкер, а там баржами до моего дома.

Ну что ж, подождём приставов.

Я переждал, вздремнув, сиесту, переоделся и отправился на аудиенцию к королю.

* * *

- Значит, вы самолично нашли острова пряностей? - Спросил Мануал.

- Да, ваше королевское величество. Я и капитан Людвиг Ван Дейк. Но по моим картам. На них мы нанесли и множество других островов, указав не только широту, но и долготу.

- Вы нанесли долготу? Каким образом вы её высчитывали?

- По звёздам и по луне, сир, - соврал я.

- Потом научите, - почти приказал король. - Вы единственный, кто доплыл до островов Пряностей?

- Похоже, что так, сир. Три корабля, ранее отправленные доном Альбукерком, где-то затерялись, - ещё раз соврал я.

- Тогда вам причитается обещанный мной приз. Знаете о нём?

- Нет, сир.

- Вы можете выбрать участок земли в новых землях и учредить на нём капитанство с присвоением вам дворянского титула "граф".

- Позволю заметить, сир, что король Жуан присвоил моему батюшке титул графа Новаиш по месту подаренных ему земель в Синегале. Этот титул, вместе с землями, теперь отошёл мне, как брату титул графа Аленкер. Своим титулом я владею уже двенадцать лет, сир.

- А у вас есть средства, чтобы выкупить титул маркиза?

- Есть сир.

- Слышал-слышал... Сколько вы сдали в казну пряностей?

- Пока не сдал, сир. Их похитили.

- Что значит похитили? - Удивился король.

- Некие лица напали на судно и под угрозой оружия вынесли лежащее на хранении казённое имущество. Несмотря на то, что их о том предупреждали.

- Что за бред! Кто посмел?

- Один из них, предположительно, Мартин Афонсу де Соуза, второй - Перу Лопеш де Соуза.

- О! Я их хорошо знаю! Они выросли при дворе! Это дети известного дворянского рода. И что их сподвигло на это безумство?

- Они о чём-то поспорили прямо на причале. Там были ещё известные мне: Дуарте Мезенш и Перу де Гойш да Силвейра.

- И эти господа убили Дона Дуарте на дуэли. Я слышал об этом. И?

Лицо короля стало более заинтересованным.

- Вероятно, они решили забрать имущество, находящееся на моём корабле, воспользовавшись моим отсутствием.

- Но им же говорили, что оно казённое.

Я пожал плечами.

- Мне сложно думать за них.

- И что вы намерены предпринять?

- Вернуть ваше имущество, сир. И имущество церкви.

- Вот мерзавцы! - Воскликнул король восхищённо. - Ну да ладно... С этим вы разберётесь сами.

Он посмотрел на меня чуть улыбаясь.

- Так какие земли вы бы хотели получить, маркиз? - Спросил он.

И король сильно удивился, услышав, что я хотел бы заняться освоением земель в Южной Америке, ещё до конца даже не нанесённой на карту. Я выторговал у него территорию между пятнадцатым и двадцать пятым градусом южной широты. Выторговал, это грубо сказано. Король убеждал меня взять земли в более "цивилизованном" месте в Индии, например, или Африке, присоединив к уже имеющимся моим землям в Зимбабве ещё кусочек.

Африку с её мухой "це-це" я физически не перевариваю. Бразилия, тоже... Тот ещё лакомый кусочек, с её хищными тварями в озёрах и реках, но... Я знал, где там есть золото и алмазы. Много золота и много алмазов.

Как-то туристом я ездил в Рио-де-Жанейро и проклял всё. Туда не ходи, сюда не ходи, снег башка попадёт. Купаться нельзя, хулиганы на каждом углу. Вернее, за углом. И если бы не поездка в городок Ору-Прету, где нам позволили самолично добыть себе в подарок алмаз, путешествие можно было бы списать в негатив.

Я потом долго рассматривал эту местность на карте и четко помнил направление от Рио на эти залежи золота и алмазов. Да и координаты я точно запомнил: 20.23.08 и 43.30.29. А потом я понял, что слово Ору означает по-португальски - золото и нашёл на карте ещё несколько городков с таким названием: Ору Бранко, Ору Фину, Ору Эсти. И я сейчас чётко представлял где они находятся. С приближением километров пятьдесят.

Приставы приплыли утром и увезли меня и помощника на суд.

* * *

- И так, дон Педро, вы утверждаете, что эти господа совершили разбойное нападение на ваш корабль?

- По словам моего помощника именно эти господа напали на мой корабль, ваша светлость. С применением оружия. И именно их я видел накануне возле моего корабля. Я могу предположить, что в первый раз они проводили разведку, ваша светлость.

- Это враки! - Крикнул младший Соуза, Перу Лопеш. - Он оскорбил нас, и мы пришли вызвать его на дуэль.

- Я с удовольствием приму ваш вызов, дон Перу.

Судья остановил меня.

- Это потом... Но причём здесь имущество короны? Вам же показывали документы с королевской печатью. Показывали? - Спросил судья. - И не смейте лгать!

Оба Соуза вздёрнули подбородки. А старший сказал.

- Да, нам показывали. Но я посчитал, что это уловка этого проходимца.

- Но товар был опечатан сургучной королевской печатью! Как вы могли её сломать?! - Опешил судья.

- Мы были не в себе. Пьяны. Мы пили всю ночь после смерти Дуарте. И мы были слишком злы на дона Педро. И мы приносим ему свои извинения. Мы вернём ему товар.

- Это не товар маркиза де Жанейро! Это товар королевской казны, господин Мартин Афонсу де Соуза, и ваши извинения может принять только его величество король, но его величество лично уведомил суд, что считает недостойным подобное обращение с королевскими печатями. Это попрание символов государственной власти. Королевской чести, если хотите.

Судья показал на сломанные печати на нескольких, стоящих рядом мешках. И тут братья поняли, что попали по-крупному. Им и их подельникам грозил королевский топор.

- В крепость их! - Распорядился королевский судья.

* * *

Началась суета по подготовке экспедиции в Бразилию. В это время первоначальное название Вера Круз стало превращаться в Тера Бразилия, или земля Бразилии. Бразилией называлось дерево, заготавливаемое на её берегах и используемое в качестве красного красителя для тканей. Заготовки древесины наладил сефард Фернан де Лоронха по королевской лицензии, закончившейся в том 1512 году.

В апреле-мае 1503 года Лоронха снарядил экспедицию из шести кораблей под командованием капитана Гонсало Коэльо, в сопровождении Америго Веспуччи, для разведки побережья Бразилии и создания складов-фабрик для сбора заготовленной древесины. Четыре из пяти фабрик находятся на моих землях. При фабриках имелись форты с португальскими работниками. Не менее двадцати четырёх человек по нормам фортификации. Если Лоронха не увёз их на свой остров, конечно.

Получив от короля Мануэля побережье до пятнадцатой параллели, я формально не нарушал границ Фернана, потому, что он базировался на подаренном ему королём острове, находящимся на третьем градусе. Я понимал, что хоть лицензия у него и закончилась, он продолжит заниматься своей деятельностью.

Бросив чалки за пределами стен Лисбо на пустынном берегу Тежу, чуть дальше по течению, мы быстро соорудили пристань и площадку для склада, поставили шатёр для конторы и несколько палаток, разослали вербовщиков и "охотников за головами". На сборы я отвёл себе три месяца.

Арендовать склад и причальную стенку в черте города на такой срок было накладно, а торговцы соглашались везти необходимый мне товар бесплатно.

Арендовав ещё три судна с хорошо зарекомендовавшими себя капитанами, мы принялись за работу.

* * *

- К вам англичанин, кэп, - доложил вахтенный помощник.

Теперь у меня их было два. Должность капитана я отдать кому-либо не рискнул. Я не переломлюсь, а отрываться от экипажа командиру не рекомендовано. Чревато бунтом.

- Пусть войдет.

На часах было восемь утра. Я услышал недовольную ругань, звяканье и стук повешенного на переборку холодного оружия.

- Странные у вас порядки, дон Педро, - сказал Людвиг, входя в мой кабинет. - Отбирают оружие.

- Не отбирают. Ты же сам его снял и повесил у входа.

- И попробуй не снять, когда на двери написано: "Вход с оружием запрещён. Стреляем без предупреждения".

Я рассмеялся. Встал из-за стола, накрытого скатертью, спрятавшей карты и пояснительные к ним записи, с которыми я работал, и вышел ему навстречу.

Людвиг приветствовал меня стандартным полупоклоном разведя руки, я его тоже. Мы не кинулись друг-другу в объятия. Не было между нами почему-то симпатии.

- Как ваше путешествие? - Спросил я.

- Едва остались живы. У берегов Африки на корабль напали, как вы их называете, "пираты", морские разбойники, и забрали всё, что было в трюмах и на борту. Все документы, карты и даже судовой журнал. Даже бочки с водой. Правда, отдали нам свои пустые и, слава господу, отпустили.

- Сочувствую, - произнёс я безразлично. - Давно пришли в Лисбо?

- Вчера. Мы пустые, как барабан. Портовые власти к нам безразличны. Вас я увидел ещё с рейда. Броская посудина. И как она?

- Превосходно, прости Господи.

- Я слышал, вы в фаворе?

- Есть немного.

- Слышал, в Санта-Круз сбираете экспедицию?

- Собираю.

- Капитан с кораблём не требуется?

- Уже нет.

Мы стояли, и я почувствовал не характерную мне неловкость. Здесь я стал грубым и высокомерным, что за мной не замечалось в предыдущей жизни.

- Выпьете? - Бросил я и достал из специального стенного шкафа стеклянную бутылку английского напитка.

- Это первый виски за четырнадцать месяцев. Не откажусь.

Я предложил сесть.

- Я забыл, какие у вас апартаменты.

Людвиг огляделся вокруг и расположился в одном из кресел.

- Я остался совсем без денег, дон Педро, а в Лисбо я никого, кроме вас, не знаю. Я хотел обратиться к ростовщикам, но, опять же... Они потребуют гарантий. Пройдет какое-то время, пока они меня узнают, если только вы за меня не поручитесь.

- Мне проще ссудить вас самому, чем связываться с этими крохоборами, - рассмеялся я, разряжая обстановку. - Как вам виски?

- Божественный! - Ответил Людвиг, облегчённо выдохнув.

Я вытащил из "холодильника" и поставил на стол графин с водой.

- Вода из горных источников. Очень холодная. Рекомендую смешать.

Холодильник я придумал сам. Это был ящик с дверкой, как у обычного холодильника. Сверху в специальный железный ящик засыпался лёд, который и являлся простейшим хладогеном. Талая вода через угольный фильтр стекала в емкость внутри ящика и продолжала охлаждать камеру. Её я тоже использовал для питья.

Стоил лёд очень дорого, потому, что везли его аж с севера Португалии, где его заготавливали зимой.

Столкнувшись с этой проблемой, уже становилось жарковато, я стал интересоваться местом в горах поближе к Лиссабону, где бы можно было заниматься тем же, и такое место нашёл. Не так далеко от нашего замка, кстати, где находилась гора Монтежунту высотой более шестисот метров. Там, мне сказали, зимой ночью вода замерзает.

Я попросил брата зимой проверить и поставить там фабрику по производству льда.

- Ну как?

- Восхитительно. Холодный виски значительно приятнее в такую жару.

- Вы не откажетесь со мной пообедать? Я рано встаю, поэтому рано обедаю.

- С удовольствием, - согласился явно голодный Людвиг. - Мой экипаж разбежался. Мы выловили всех крыс. Пытались охотится с копьями на берегу, но местные жители, поняв, что у нас нет ружей, напали на нас. Мы едва отбились. И так три раза.

Я покачал головой.

- Вахтенный! - Крикнул я. - Распорядись с обедом на двоих.

Я посмотрел на капитана "Санта Люсии".

- Значит сейчас у вас и команды нет?

- Практически нет.

Мы пообедали мясом с бобами и зеленью. Пока стюард варил кофе, мы молчали.

- У меня есть к вам предложение, сэр Людвиг. Не согласитесь ли вы привезти мне рабов?

- Да пожалуйста, - ответил тот с удовольствием отрыгивая. - Но мне как-то надо сначала добраться до Англии.

- А вы прямо с Англии мне рабов и привезёте.

- Каких рабов?

- В Англии очень много безземельных крестьян, бродяг, безработных. Вот их пакуйте в трюма и везите сюда. Я вас подожду. Справитесь? Только не гнобите их, кормите нормально, и не прессуйте в трюмах, как солонину в бочке. Если будет слишком много, фрахтуйте ещё один корабль, или два. Я вам дам письмо к моему банкиру.

Людвиг нахмурился, а потом, мотнув головой, сказал:

- А что, неплохая идея. Им там всё равно жизни нет. Насильно?

- Добровольцев вербуйте на пять - десять лет. Остальных в принудительном порядке. Они ещё не знают своего счастья. Семейных - только добровольно.

Глава седьмая.

Через четыре месяца моя флотилия из шести парусников вышла из Лисбо в Бразилию. Перед отплытием я собрал капитанов у себя.

- Наша цель - Кабо Фрио. Это вот здесь.

Я ткнул кончиком кинжала в карту, лежащую на большом штурманском столе. Думал сделать себе указку, но потом посчитал, что так будет брутальнее. Капитаны склонились над невиданной ими ранее картиной.

Я перенёс на большой формат, все имеющиеся зарисовки, и использовал переданный мне лично королём Мануалом отчёт Америго Веспуччи. Мне важны были расстояния и направления.

Отправной точкой для меня были вырубленные у меня в памяти координаты моей будущей золотой кладовой: 20.23.08 и 43.30.29, направление от Рио-де-Жанейро и расстояние между ними - 265 км.

Когда я показал королю результат моей кропотливой работы, Мануал сказал только одно слово: "Красиво!", но повторял его раз за разом, долго рассматривая береговой абрис. Линия не была прорисована "жирно". Предполагалось ее уточнение.

- К нему мы следуем по побережью материка на юг примерно от этой точки.

Я показал устье реки Реира на восьмом градусе.

- Сюда попадаем от вот этих островов. Они называются - Фернандо, по имени первого эксплуатанта Бразилии. До них всего тысяча семьсот миль от Южного Кабо Верде - Сантьяго.

- Я ходил до Фернандо, - сказал маленький щуплый, но очень жилистый и подвижный капитан.

- Я помню, Ромарио. Ты пойдёшь замыкающим. Всем, кто отстанет от флагмана, а вы от меня отстанете, это я вам гарантирую, крепиться визуально к "Бочке" за Ромарио, или следовать самостоятельно. В любом случае выдерживая указанный мной курс вы уткнётесь в Санта-Круз. Следуйте по побережью на восток и на юг. Мимо Кабо Фрио не пройдёте. И не забывайте вносить поправку на течение и ветра. Лучше брать зюйд. Всё понятно? Вопросы есть?

Вопросы были.

* * *

Остров Сантьяго встретил нас радушно, но задерживаться в Прае мы не стали, а залившись водой и загрузившись солониной на утро ушли в океан.

Я не особо беспокоился за следом идущие корабли и, взяв ветер, бакштагом быстро от них оторвался. "Чайка" моя летела по волнам Атлантического океана. Душа моя пела, сердце радостно стучало. Я большую часть дня находился на баке. Меня умиляла носовая надстройка с ровной площадкой. Я устроил здесь себе типа кафедры с креслицем, в котором можно было сидеть, пристегнувшись ремнями и смотреть в даль.

Специфика движения под парусом, как все понимают, - отсутствие ощущения "ветер в харю" из-за уравнивания скорости ветра и корабля. Если, конечно ветер не встречный. И это мне очень нравилось.

В той жизни я тоже любил ходить под парусом, и я это помнил. Ещё я вспомнил свою любимую песню. Когда в очередной раз мой парусник взбирался на очередную океанскую гору, в голове у меня зазвучало:

- Тут вам не равнины, тут климат иной.

- Идут лавины одна за одной,

- И здесь за камнепадом идет камнепад.

- И можно свернуть обрыв обогнуть,

- Но мы выбираем трудный путь,

- Опасный, как военная тропа.

Я аж привстал.

- Да-да-да! - Простучал в голове пулемёт.

- Тук-тук-тук! - Поддержал его АГС-17

Голова закружилась.

- Нет-нет-нет! - Сказал я себе. - Песня пусть остаётся, а всё остальное за борт. Не надо, чтоб ветер холодил былые раны.

А в ушах уже звучало:

- Пора-пора-порадуемся на своём веку...

Погода стояла прекрасная, ветер почти попутный: восток-юго-восток, настроение великолепное. Шли пятые сутки пути.

- Тьфу, тьфу, тьфу, - сплюнул я, повернувшись через левое плечо, и увидел что-то похожее на парус. Или на скалу. Не помнил, чтобы здесь в Атлантике торчали скалы.

Взяв "трубу" и с трудом поймав "объект в объектив" я увидел четырёхмачтовую каракку. Она бодренько шла на запад, вероятно от берегов Африки. Они здесь все так ходили: сначала по Африке, потом, следуя ветру и течению поворачивали на запад. И выносило их прямиком на экватор в устье Амазонки.

- Слева по курсу парус! - Крикнул матрос. - Десять кабельтовых.

Минут через тридцать парусник можно было разглядеть нормально. Наши курсы пересекались. Быстро пересекались.

- Интересно, знают ли они правило "помеха справа"? - Сказал я. - Не собираются же они нас таранить?

- Право румб, - сказал я матросу-репитеру.

- Право румб, - крикнул матрос.

Джонка отклонилась от курса.

- Право два румба.

Парусник отворачивать не намеревался.

- Прямо по курсу скалы, - крикнул матрос. - Два кабельтова.

- Три румба в право, - сказал я.

Джонка, переложилась и снова, рванулась вперёд, взяв ветер другим бортом. Мимо нас с левого борта пронеслись скалы.

- Твою ж..., - не успел договорить я, как раздался удар и треск.

- Они что там? Слепые? - Крикнул я. - Парус по ветру.

Каракка напоролась на скалы.

Сбросив ход, мы вернулись к скалам с подветренной стороны и обошли их вокруг.

Островок был совсем крохотный и состоял из пяти, стоящих кольцом, остро поднимавшихся из воды зубов. Это были просто камни. Между ними плескались волны. Каракка плотно засела между двух "зубов" и тонуть не собиралась.

На её палубе суетились матросы. На бушприте стоял, вероятно, капитан и смотрел за борт.

- На лоте десять футов.

- Майна якорь.

- Кто вы такие? - Крикнул я в рупор.

- Франки! - Крикнул офицер.

- И что же вы тут делаете, франки?

- Я тосканец на службе у франков. Меня зовут Джованни да Верраццано.

- И куда направлялись, господин Джованни?

- К берегам Санта-Круз, - чуть помедлив, ответил тосканец.

Всё с ним было понятно. Браконьер. Трелюет красное дерево. Издеваться над ним мне вдруг расхотелось.

- Много вас?

- Тридцать пять моих и двадцать рабов.

- У меня всё под жвак. Только на палубе есть место. Могу взять максимум десять-пятнадцать. Дождёмся мою флотилию. Зажигайте фонари. Завтра должны подойти.

Мы и сами рассветили джонку, как новогоднюю ёлку.

- Со стороны подумают, что горим, - подумал я.

Я позвал тосканца к себе на борт, но он отказался.

Как и ожидалось, мои расчёты оказались верны, все мои суда появились на горизонте около полудня, и шли вполне себе по установленному курсу. Чуть левее этих скал.

Увидев нас, они вскоре уже бросали якоря рядом. А кому не хватило якорного места, крепили чалки с помощью шлюпок за камни. Благо море не штормило. Нам везло.

Но перегрузились мы знатно. Грех было оставлять восемь пушек. Я сильно пожадничал. Раскрепив их по свободным портам, я взял ещё капитана. Остальных франков и рабов распихал по коробкам.

- Вы предупредите сразу своих, - сказал я тосканцу. - Если будут "барагозить", пойдут кормить крабов.

- Что есть - "барагозить"?

- Дурить и хамить. Пусть сидят, как мыши.

- Я предупрежу.

- И я не шучу! - Сказал я.

Капитана каракки я поселил в каюте капитана, заклинив смежную дверь. Вёл он жизнь затворническую, выходил из каюты редко. Видимо сильно переживал за свой погибший корабль.

* * *

Я уже не рвался вперёд, а шел, уменьшив площадь паруса и уровняв таким образом свой ход с остальной группой. До острова Фернандо добрались без приключений и все вместе, но останавливаться мы не стали. Воды мы набрали в пути, дождевой, так как вошли в зону тропических ливней, а тосканец высаживаться на острове расхотел, причину не объяснив.

- Я хотел бы тогда прояснить ситуацию. Мы идём не за добычей, а на мои земли. Мы там будем жить. И жить по моим законам и правилам. Все подчиняются мне и выполняют только то, что я скажу. Скажу со скалы прыгнуть, и придётся прыгать. Возвращаться скоро мы не собираемся.

Я пытался его запугать, но у меня не получилось.

- Я бы и сам прыгнул, - сказал он, абсолютно подавленным тоном.

И я от него отстал, только приставил часового к его каюте.

Через трое суток мы, точно в рассчитанное мной время, увидели материк и, с большой осторожностью, встали на якорь в некотором расстоянии от берега на глубине шесть футов под килем. Я не знал высоту здешних приливов-отливов и опасался посадки на мель. Такое часто случалось в Юго-Восточной Азии. Я видел отливы по два и три метра. Предчувствия меня не обманули. Утром корабль осел на два метра. Высадка на берег отменилась, и мы двинулись дальше.

Стояла дикая жара, а наши трюма были полны переселенцев. Мы ещё в Лиссабоне соорудили сборные вентиляционные трубы, как у меня на джонке, выставляемые с противоположных концов кораблей, которые обеспечивали движение воздуха в трюмах. До конца путешествия никто не умер.

Бразильское побережье манило зеленью, обилием разноцветных птиц и многоголосицей. Глубины манили кристально-чистой водой и пестротой морской живности, но мы шли и шли к своей цели, внимательно всматриваясь в глубины не на рыб, а ища дно и рифы, и делая необходимые измерения.

Моя джонка ежедневно вставала на якорь. Я дожидался полудня, с помощью секстанта и хронометра "брал точку" и переносил её на карту. Потом я нагонял группу. Ветер дул почти встречный, но моя джонка шла бейдевинд очень уверенно. Её почти косые паруса, плавная обводка корпуса и его отношение ширины к длине, как один к четырём, позволяли держать приличную скорость и нагонять, далеко ушедшие корабли.

Китайцы знали толк в судостроении и принцип "длина бежит". Подобное соотношение ширины к длине судна положительным образом сказывалось на скорости джонки, а частичное отсутствие киля и установка нескольких бизаней на самой крайней точке кормы, повышали её маневренность.

Способность брать практически встречный ветер, обусловливалась почти плоскими бамбуковыми парусами, для чего нижний рей с помощью канатов опускался, натягивая парус. На обычных брезентовых парусах это было невозможно.

До Кабу-Фриу мы шли ещё четырнадцать дней и попали в райский уголок. Закрытая мысом и островами бухта с почти белым песком и приличными глубинами, раскрылась, как сказочный мир. Но нам пока было не до местных красот. Мы слишком были утомлены, из трюма слышались стоны и плач.

На берегу я разглядел огороженный не очень высоким забором форт и людей. Несколько длинных лодок поплыли навстречу нашим кораблям, и ещё до того, как мы бросили якоря, они облепили нас.

Лодки представляли собой местные долблёные плавсредства около четырёх метров длинной. В них сидело три-четыре человека, не похожих на европейцев. Большинство из них были абсолютно голые. Они лопотали на далёком от моего понимания языке и пытались забраться на борт.

- Нельзя, - крикнул я.

Бразильцы удивлённо посмотрели на меня.

- Почему? - Спросил один из них.

- Мы будем высаживаться на берег, - продолжал я говорить на португальском. - Будет мало места. У нас много людей. Потом.

- Понятно, - сказал местный и что-то стал кричать своим товарищам.

Мы спустили на воду шлюпки и стали выводить из трюма людей. Я им мысленно сочувствовал, но в то же время, понимал, что наши условия содержания мало отличались от тюремных английских, куда садят бродяг, попадающихся в городах. А куда ещё деваться крестьянам, если у них отобрали землю. В Англии с бродяжничеством боролись очень сурово с пятнадцатого по девятнадцатый век. Это я помнил хорошо.

Помнил я и то, что на север Америки завозились белые рабы, коих насильно вывозили из Англии. Эту мысль я и подкинул капитану Ван Дейку. У меня рабами они не будут (я так думал), а если и придётся их понуждать к "труду и обороне", то также, как и всех других первопоселенцев.

- Слушай мою команду! - Крикнул я. - В каждую шлюпку по четыре вооружённых сопровождающих. Два остаются на берегу в охранении, два возвращаются за следующей партией. Объяснять вновь прибывшим, чтобы далеко не разбегались. Возможны вооружённые столкновения с местными. Исполняйте.

Помощники поработали с личным составом и с переселенцами хорошо. Бардака не наблюдалось. Тренировки в Лисбо не пропали даром. Мои матросы многократно отрабатывали посадку-высадку в шлюпки, потому что я хорошо знал по своему опыту, теория должна обязательно подкрепляться практикой.

Вдруг со стороны каракки Ван Дейка послышались выстрелы и парусник заволокло дымом. Послышались крики: "Рубите концы", "Команду за борт".

Когда дымы рассеялись, я увидел, что парусник снимается с места и начинает движение на выход из бухты. Людвиг сэкономил на экипаже и вместил максимум рабов, потому что за каждого я платил ему звонкой монетой. И вот сейчас я разглядел его, карабкающегося из воды на подоспевшую вовремя шлюпку.

Я понял, что Ван Дейк, вынужден был ссадить почти весь экипаж, чтобы контролировать рабов и пятнадцать французов захватили его корабль.

Я стоял и думал: "Оно мне надо?". Я уже минут как двадцать стоял и мечтал окунуться в эти лазурные волны. Я уже чувствовал обтекающие меня струи относительно прохладной воды. Атлантический океан у берегов Бразилии не радовал купальщиков теплом, но здесь, в мелководной бухте, вода должна была быть именно такой, как я люблю. А сейчас следовало малым экипажем срываться с места и мчаться за пиратами. А потом ещё и драться за эту несчастливую посудину. А может: "Ну её нахрен?"

- Сбросьте якорный конец. Взять ветер.

Матросы потянули канаты, поворачивая парус.

- Увались.

- Только не стреляйте, - услышал я крик Ван Дейка.

- Совсем охренел, - пробубнил я.

"Чайка" развернулась на пятке и быстро набрала ход.

- Держать парус слабым.

Парус выгнулся, взяв ветер. Я увидел каракку, когда мы выскочили из-за острова. Она шла всего в трёх кабельтовых и мы её нагоняли быстро.

- Заряжай носовые.

Канониров не было.

- Санчо, к орудиям. Дуля, помоги.

Орудия зарядили.

- Упреждение по курсу сорок, прицел сто двадцать.

- Есть сорок - сто двадцать.

- Огонь!

Санчо приложил фитиль, пушка окуталась дымом, и в уши ударил выстрел. Ядро прошло впритирку с бортом и запрыгало мячиком по волнам.

- Упреждение шестьдесят, прицел сто двадцать. Огонь!

Вторая пушка грохнула и в рассеявшемся дыму я увидел прямо перед собой корму и накинул на себя железный панцирь и шлем.

- Лева руль, правым навались! Абордаж после залпа.

Грохнул залп мушкетов с каракки. Ему ответил наш залп, и я, схватившись за линь, свисающий с верхней реи, прыгнул с бака джонки на бушприт каракки, пытаясь вцепиться в ванты, но соскользнул с них и сильно ударился коленом об утку .

Получив удар палашом по шлему, я озверел от боли и от беспомощности. Упав на левую ногу и потирая правое колено правой рукой, я рванул левой рукой свой правый палаш и закрывшись болтавшимся на канате блоком, дернул за нижний конец фала и направил блок по дуге в сторону громадного пирата.

Франк шагнул вперёд и увернулся от летящей в его сторону тридцатисантиметровой деревянно-медной хреновины, но я резко потянул фал к себе и блок треснул его по спине. Франк взвыл, присел на правую ногу и выбросил вперёд левую руку с палашом. Я парировал и выхватил второй палаш, в то же время уворачиваясь от блока, который возвращался ко мне по невообразимой траектории, крутясь и одновременно подпрыгивая, как на резинке.

Я снова толкнул блок во француза и снова попал в него. Уже по голове, правда "чирком". Француз ещё раз взвыл и кинулся на меня.

Я шагнул влево и ещё раз влево, низко присел на левую ногу и ткнул его правым палашом, едва касаясь, а потом шагнул правой ногой вперёд, проникая остриём глубже в печень. Левая рука, круговым движением вовнутрь увела клинок противника и скользнула по его руке в сторону его шеи, но я представил, как сейчас из артерии брызнет кровь и задержал руку. Ему и так хватило.

Оттолкнув первого врага, я двумя прыжками приблизился к двоим, дерущимся с Санчо и насадил их обоих, как цыплят под рёбра. Это было, как нельзя кстати. Они уже подрезали парнишку с обеих сторон. Он весь был в крови.

- Остынь и перевяжись! - Крикнул я, отпрыгивая вправо, уворачиваясь от очередного противника.

Его палаш не встретив моего тела, стукнулся о палубу, "отыграл" от неё и выскочил из руки франка, подпрыгнув вверх. Я с силой ударил по нему плашмя сверху и он воткнулся в своего хозяина, а мой сапог, ударом подошвы по эфесу загнал его глубже.

Видя, что Санчо не может найти у себя перевязочный пакет, я резанул ремень сумки и швырнул её к матросу.

- Срочно перевяжись! Кровишь сильно!

Я шагнул в сторону и моя левая нога поехала по кровавой луже вперед. Едва удержав "полу-шпагат" я увидел, что не успеваю уйти от бокового удара, и расслабил ноги. Ноги растянулись на всю ширину, и я ушёл в перекат через правое плечо, выкинув ноги вверх и крутнув "ножницы", одновременно подрезая ноги противника обоими палашами.

Сделав ещё один перекат, я встал сначала на колени, а потом на ноги. Вся палуба была в густой крови. Сапоги скользили, и я метнул палаш во француза, боясь, что он зарежет моего бойца. Палаш сделал оборот и ударил пирата рукоятью между лопаток, тот поскользнулся и шлёпнулся на спину, а мой боец просто упал на него, вонзив острие своего оружия ему в грудь, пригвоздив к палубе, как жука.

Я оттолкнулся руками от мачты и "выехал" по крови на относительно сухое место к противоположному борту. Оглядевшись, я увидел следующее. Моих живых из пятнадцати было восемь, из них основательно раненных - пятеро.

Пройдя по "сухому" на корму каракки и глянув в море, я увидел приближающуюся "Темпестаду", а за ней и "Файиску".

- Всем перевязаться и перевязать раненых! - Крикнул я.

На "Темпестаде" приплыл Людвиг.

- Спасибо, дон Педро! - Крикнул он, взобравшись на борт.

- За что? - Спросил удивлённо я.

- Как за что?! Вы спасли мой корабль!

- Ваш корабль?! - Удивился я. - Вы ошибаетесь, сэр Людвиг.

Ван Дейк тоже в свою очередь удивился моим словам и стоял наливаясь краской, постепенно понимая суть произошедшего. А я не стал его долго мучить своим молчанием.

- Это уже не ваш корабль, - сэр Людвиг, - а мой. Вы же знаете правила.

Ван Дейк стоял понурив голову, но мне не было его жаль. Почему я должен играть в благородство с теми, кто бьёт меня по голове и швыряет за борт в бушующие волны? А так же, ведёт себя вызывающе, и со мной, и с моим окружением.

Он прибыл в Лисбо напыщенный, как индюк, как будто не на мои деньги он нанял экипаж, закупил рабов. Причём, явно "наварившись" в три раза. Он разговаривал со мной тогда "через губу", уже подсчитав свой профит от экспедиции.

- Но... Как же так? - Наконец выдавил он из себя. - Вы же джентльмен...

- Я?! - Искренне удивился я. - Вот уж нет! Я обычный маркиз де Жанейро, рыцарь Ордена Христа. Вы удивлены, что я действую по общим мореходным правилам? Я отвоевал судно у пиратов, поэтому оно моё. Я пролил свою кровь и кровь моих моряков, которым я обеспечиваю пенсион. Или я не прав, господа? - Обратился я к стоявшим невдалеке двум капитанам, как к независимым экспертам.

- Вы в своём праве, дон Педро, - сказал, ничуть не смутившись и глядя прямо в глаза Ван Дейку, капитан "Темпестаде".

- Станьте и вы третейским судьёй, дон Кристиан, - попросил я.

- Закон на вашей стороне, дон Педро, - спокойно и уверенно сказал он. - Мы подпишем акт о вашем вступлении во владение судном.

- Неужели, вы поступили бы иначе? - Усмехнулся я. - И потеряли бы выгоду? Не думаю.

И тут Ван Дейк бросился ко мне с кинжалом в правой руке, ударяя наотмашь. Я, честно говоря, не ожидал, и успел лишь отшатнуться назад, но прикрыться палашами уже не успевал, хоть и держал их в руках. Руки намахались и одеревенели, а плечи набухли так, что казалось, железо брони висит на шарах пудовых гирь.

От моего рывка незакреплённая ремнями грудная пластина брони дёрнулась вверх и своим краем подбила кинжал, нацеленный мне подмышку. Я машинально подбил правой ногой почти упирающийся в палубу правый палаш, и его остриё, взлетев, мягко вошло в живот Ван Дейка по самую гарду.

- Вот дурак! - Искренне расстроился я. - На хрена мне твоя жизнь?!

* * *

Поневоле пришлось купаться. Я был уделан в чужой крови, как свинья.

Наведя порядок на "Санта Люсии" и предав погибших по-морскому закону водной пучине, мы вернулись в Кабу-Фриу.

* * *

Я вёл свой караван в Кабу-Фриу, потому что знал, что здесь находится форт и дровяной склад. И должны были находиться какие-то европейцы, но их здесь не было. Больше ничего о Кабу-Фриу я не знал.

Оказалось, что побережье скрывает очень солёное и очень большое озеро. С морем озеро соединялось мелководной протокой. Во время дневного прилива мы перетянули по ней свои шлюпки и с их помощью организовали его предварительную разведку. В озеро впадало несколько рек. В устье ближайшей реки стоял ещё один форт, но тоже заброшенный.

То, что мы на берегу встретили индейцев, можно было бы назвать случайностью, но это не была случайность. Они каждый день приходили на берег к полудню, в надежде, что придёт "белый корабль" лесозаготовителей, и, наконец, встретили нас.

Индейцы называли себя "тупи". За десять лет общения с португальцами они неплохо освоили язык и вполне сносно общались с нами. Мы угостили их оставшимися сухарями, а они наловили нам десять корзин крупных креветок. В озере. Прямо возле берега. Я был поражён.

В ловушки, представлявшие из себя плетёные из лиан конические конструкции, была засунута подобранная на берегу гнилая рыба и ракушки. Сами ловушки были занесены в озеро на глубину около метра. Через полчаса корзины были полны. Не ловушки, а корзины. Все десять штук.

Я ел креветки сырыми. В своё время меня случайно накормили ими, и я даже "перетемпературил" сутки, но остаток отпуска уплетал их живыми без последствий.

Эти креветки были прародичами тех и экология сейчас, вроде, как получше, поэтому я даже не сомневался, есть, или не есть.

Остальные тоже не побрезговали и корзины опустели в считанные минуты. Мы все выжили, хотя кого-то и пронесло, но скорее всего не из-за креветок. Народ мой, в основном, находился в ослабленном состоянии. Всего у нас было сто двадцать переселенцев.

Тупи вели полуосёдлый образ жизни. Они жили там, где выращивали маис, потат и бобы, где охотились, а охотились они везде. И огороды разбивали везде. Их лёгкие домики-шалаши, как потом оказалось, были разбросаны по джунглям тут и там. Везде, где мы ходили мы находили их хижины.

Но главная деревня этого племени, с большими посадками потата, маиса и маниоки располагалась рядом с фортом, совсем недалеко у реки. В деревне обитало около двухсот жителей.

Этот форт нам пришлось переносить выше по течению и на противоположную сторону реки, подальше от индейской деревни, а два строить на других реках, вырубая густые заросли кустарника и лиан, спиливая деревья.

Все форты ставили на обоих берегах не очень широких и не очень прозрачных рек. Глинисто-песчаная почва позволяла вбивать сваи в дно и перегораживать его столбами, на которые мы горизонтально укладывали стены, защищающие форт со стороны русла.

Протекающие в фортах реки обеспечивали форты водой и канализацией отходов. Очень удобно. Я знал, что сорок человек без канализации изгадят местность продуктами своей жизнедеятельности очень быстро. Что мы и видели вокруг индейской деревни.

Река в периметрах фортов была чётко зонирована деревянными плотинами, по которым шли переходные мостки. На выходе рек из форта на стенах установили приспособления для сидения и созерцания. Лицом вверх по течению, естественно, дабы не осквернять одухотворённый взор низменными картинами собственных испражнений. Чуть выше по течению устроили помывочные зоны типа купален, ещё выше - была зона забора воды для кухни.

Озеро было настолько солёным, что в местах его высыхания очень быстро образовывалась плотная корка соли. Мы собрали всю соль в подобных естественных соляницах и одна из статей дохода нашей колонии мной была определена.

Я назначил двадцать человек на огораживание мелководных участков и уже через неделю процесс добычи соли пошёл. Огороженные участки быстро высыхали. Туда добавлялось еще немного воды из озера, потом ещё и ещё. Черпальщики собирали выпаренную соль в кучи. Фасовщики засыпали соль в корзины, сплетённые ими же.

Через месяц мы отправили один корабль в Португалию. Он увозил соль и красное дерево, выкупленное нами у тупи, по договорённости продолжавшими вырубать его в джунглях.

На местах вырубок мы высадили пророщенные семена кофейного дерева и гвоздичного дерева, мускатного ореха, корицы, апельсина, разбили грядки и засадили их кайенским перцем, семена которого я вывез из Индии. Рядом с оставшимися после вырубок деревьями высадил семена лиан чёрного перца.

Если семена специй приживутся, это будет вторая доходная статья моего бюджета - пряности.

Не откладывая в долгий ящик, я задумался об основной статье моего дохода, но реализовать её можно было только совместно с тупи.

У вождя племени было длинное имя. Оно состояло из одного своего и шести имён врагов захваченных им лично в плен и съеденных в ритуальный день поминовения родичей. Один из шести пленников жил в семье вождя уже несколько лет, которые тупи считали по сезонам дождей одним словом: "много": "Много сезонов дождей".

- Хорошо, что ты приплыл, - сказал Мукату. - Слишком много у нас рождается девочек. Белые люди давно ушли. Жён брать некому. Хотели уже убивать. А сейчас хорошо. Всех забирайте.

- Зачем убивать? Они же воинов рождают для племени.

- Для чужого племени. Своих в жёны брать нельзя. Чужие их заберут и воинов народят. А сейчас ты заберёшь. Заберёшь? - С надеждой спросил он.

- Конечно заберём. Нас много. И у твоих соседей заберём! У тебя мало.

- О! - Обрадовался вождь. - Это хорошо! Война, это весело. Много мяса. Белый люди сильный воин с громом. Убивать не надо. В плен возьмём, потом съедим. Или ты тоже не ешь пленных? Бог не даёт?

- Не даёт, Мукату, - согласился я.

- А где силу, смелость берёте, если не у врагов?

- Бог даёт. У нас сильный Бог. Если его попросить, много силы даёт. И съедать никого не надо.

- Мне отдашь пленников? - С надеждой спросил он.

- Себе оставлю. Имя их заберу, а когда съесть, сам решу. Тебе своих хватит, вождь. Много врагов есть, тоже вредно.

- Почему? - Удивился Мукату.

- Твой Бог может не узнать тебя, если у тебя будет много имён.

Мукату удивился, задумался, потом рассмеялся и махнул рукой.

- Шутишь! - Сказал он.

Теперь удивился я. Индейцы каменного века понимают юмор? Чудеса.

- Когда пойдём воевать? - Спросил я.

- Свадьбы отпразднуем и пойдём. Я тебе своих трёх дочек отдам. Две из них ещё совсем молодые, но ты всё равно их бери. Я сам их кормить буду пока они не вырастут, не беспокойся.

- Договорились.

Глава восьмая.

Как только мы переженились, все индейцы сразу стали нашими родичами. Оказалось, что можно было брать в жёны и вдов. Даже не можно было, а нужно. Их белые мужья, "без вести пропавшие" в просторах океана, тоже приравнивались к павшим в бою.

- А если объявится прежний муж? - Спросил я.

- У нас такого ещё не было. Если муж пропал, то его, или кайман съел, или враг.

Он подумал.

- Воины разберутся, - ответил он коротко. - У нас часто бывает, что воины спорят за добычу.

Новые родичи активно принялись помогать нам в строительстве фортов и уже через три месяца форты были готовы.

- Я всё не пойму, для чего вы строите вокруг хижин стены? - Спросил вождь. - Смелости мало? Тупи смелые. Стены не строят.

Я ход его мыслей понял.

- Ты видел сколько у нас коз и птиц домашних ходит?

- Видел, но не понял, зачем.

- Чтобы еда всегда рядом была.

- Еды много не надо и она всегда рядом.

- Это еда, к которой мы привыкли. Стен не будет - они разбегутся, или их пума съест. Мы так защищаем своё имущество. В том числе и своих женщин, когда нас нет дома. Поэтому лишних женщин можно не убивать, а отдавать пленникам в жёны.

- Правильно. Сыновей пленников тоже можно съесть, когда вырастут. В них сила отцов. Мы так и делаем.

Я опешил. Мой хитрый замысел искоренения каннибализма не удался. У меня не было опыта общения с каннибалами, хотя инструктажи на эту тему, я помню, были.

- Съесть то можно, но лучше их использовать, как воинов, чтобы у них больше силы и смелости стало, а потом уже съесть.

Дело в том, что быть съеденным, считалось большой честью и пленённый воин, у которого отобрали имя, полностью подчинялся пленившему его воину и, естественно, никуда не убегал, даже если его отпускали. Это был позор для воина. Мукату надолго задумался.

На четвёртый месяц нашего здесь пребывания вернулась моя "Люсия" гружённая пшеницей и лошадьми.

- Всё, Мукату, можно в поход идти. Загрузим провизию, оружие и вперёд!

Я гарцевал перед вождём на коне, только что его остановив после небольшой пробежки по берегу озера.

- Какие вы, белые, умные... - Сказал Мукату. - Так далеко можно уйти и много пленных взять. Ружьё дашь?

Он много раз просил, уже без особой надежды, правда.

- Я же тебе много раз говорил, оно стреляет только у белых. Ты же уже пробовал.

Я протянул ему мушкет. Он, хитрая морда, насыпал на полку чёрной земли. Где он её только взял? Вокруг чернозёма не найти днём с огнём. Потом с умным и важным видом прицелился в озеро и клацнул кремневым курком.

- Не та земля, - сказал он задумчиво, имея ввиду порох. - А своей ты мне не дашь?

- Не нужен тебе мушкет. У тебя лук и стрелы есть. Зачем тебе мушкет?

- Стрелы, это хорошо, но они в ветках застревают, а твой гром и через ветки убивает.

- Согласен. Но мы же не убивать идем, а пленников брать.

* * *

Пришло время похода и мы тронулись в путь. Поначалу, когда мы шли по прореженным индейскими вырубками джунглям, дорога не казалась утомительной, но пройдя километров десять начались настоящие джунгли.

Наши низкорослые лошадки и мулы, тащившие поклажу, нас выручили сильно. Тупи приготовлением пищи не заморачивались, а ели, то что попадётся под руку. Они разбредались вширь по ходу движения, мы же, чтобы не потеряться, вынуждены были идти колонной, прорубаясь сквозь лианы и кусты.

- Мы так всех тупи распугаем, - сказал мне вождь на вечернем привале

- Ты не понимаешь. Враги слышат нас, но не слышат тебя и твоих воинов. Нападай на них.

Вождь задумался, жуя такие-то коренья.

- Ты умный. Мы прошли деревни родичей. Дальше - только добыча.

- Вот и ищите её. То, что можете взять сами - берите. Что не можете, ждите нас, но предупреждайте, что бы мы шли тише.

- Ты хороший вождь. Когда я уйду к предкам, ты будешь вождём тупи - поедателей креветок. Хорошо?

- Хорошо, - не подумавши согласился я, засыпая в гамаке.

На следующем переходе тупи захватили первых пленных. Это были три женщины и двое ребятишек лет шести.

- Там деревня, - остановил меня Мукату жестом, внезапно появившись прямо передо мной из зарослей. - Надо тихо. Большая деревня.

Наш отряд остановился. За сутки пути я уже знал, кто из моих воинов самый тихий и выбрал их и свой "спецназ". Это была группа лёгких арбалетчиков Санчеса, состоящая из малолеток, задачей которых была защита нашего отряда и выбивание врагов из засад.

Снаряды их арбалетов были сродни индейским коротким метательным дротикам и тоже были смазаны ядом кураре. Убойная сила этих приспособлений хоть и не велика, зато они не требуют большой физической силы для их натяжения. Они были легкими, разборными и имели возможность быстро собираться

Арбалеты придумали для того, чтобы пробивать броню, а до брони индейцы не додумались. Да и не честно и трусливо, считали они, закрывать себя щитом, или бронёй. Оттого и были истреблены португальцами почти поголовно.

- Задача понятна? - Спросил я Санчо.

Он вырос, возмужал и значительно поумнел. Мои регулярные занятия с ним не только прикладными и военным искусствами, но и, скажем так, логическими, сделало из Санчеса за год хорошего теоретического командира.

- Понятна.

Мы выдвинулись вслед за индейцами и пройдя пару километров увидели большую деревню домов в сто, закрепившуюся на склонах холмов, обступивших речушку.

Ребятишки Санчеса разошлись по сторонам и потерялись в зарослях, как и индейцы. Мы, группа из двадцати взрослых воинов, вооружённых мечами и дубинками, выбежали из леса.

Мы бежали строго колонной. Глаза в затылок. Нашей задачей было пробежать деревню насквозь и развернувшись цепью, напасть с тыла.

Я бежал первым и успел пробежать полдеревни, когда повстречался с первым индейцем мужского пола. Треснув его по голове дубиной и накинув на шею верёвку с ярлыком, я побежал дальше и наткнулся на двух крепких воинов с копьями. Отрубив мечом древки копий, я огрел их дубинкой и связал им руки, скрепив обоих.

Оглянувшись, я увидел, что мои бойцы увлечены захватом женщин. В поход пошли только не обженившиеся, ну и желающие поиметь себе ещё жён.

- Отставить! - Крикнул я. - Держите мою спину, сучьи дети! Всё равно все бабы ваши!

Увернувшись от пролетающего мимо копья, я увидел бросившего его индейца и, метнул дубинку левой рукой, как "городошную" биту, но тот уклонился, и дубинка улетела куда-то вдаль.

В два прыжка я приблизился на критическое расстояние и попытался рубануть по его копью, но мой меч от него отскочил. Дерево зазвенело, но не поддалось.

Пропустив острие копья мимо слева, я прихватил его левой рукой, обвив снаружи вовнутрь и захватив пальцами. Потом потянул к себе, отступив телом назад и шагнул вперёд, сближаясь. Плоскостью меча я достал до его кисти, попав по сгибу. Это было больно, я знал, и индеец отпустил копье.

Получив от меня тупым концом своего же копья, посланным по дуге, под ухо в челюсть, индеец упал и отключился.

Оглянувшись, я увидел прикрывавших мою спину бойцов, и снова побежал вперёд. На нас набросилось сразу несколько индейцев с такими же тяжёлыми и крепкими копьями. Для нас это было неожиданным. Пришлось яростно защищаться. Я даже на время включил свою "карусель", что было оправдано. В такой гуще врагов не до взятия в плен. Тут как бы самому не огрести.

С индейским копьём я напоминал взбесившийся вентилятор, хаотично менявший направление вращения. Меч отбивал копья, скользившие по моему вращающемуся телу, а копьё сносило нападавшим головы. Почти в буквальном смысле. После моих ударов выживших практически не было.

Перейдя в режим реальности, я переступил тела и атаковал противников копьём, переложив его в правую руку и развернув его к ним тупым концом. Очень удобная штука, оказалось, это копьё.

В меру тяжёлое, необычайно крепкое и гибкое. Почти черного цвета. Прекрасное дерево, думал я, отмахиваясь от не очень уверенных в своих возможностях нападающих. Груда убитых мной тел, лежащих за моей спиной, убавило индейцам решимости, но понятия чести не позволяли сдаться, а продолжающие падать от моих прикосновений копьём их сородичи, приводили обороняющихся во всё большее уныние. Последний индеец ткнул в меня своим копьём, уже ни на что не рассчитывая, и получив легонько по голове, лёг с явным удовлетворением, даже не потеряв сознание. Я это видел.

Надев на всех "бесчувственных" свои ошейники, я пинками заставил их "прийти в сознание".

- Вы все мои пленники, - сказал я. - Меня зовут Педро Рио де Жанейро. Я воин племени тупи - "поедателей креветок".

После моих слов мои пленники явно обрадовались. Раньше португальцы захватывали индейцев и пытались превратить в рабов, а раз я воин тупи, их ожидала жертвенная почётная смерть. А это две большие разницы. Так они думали.

Собрав всех остальных моих пленников, я и им назвался и объявил свою волю.

Постепенно вокруг груды убитых мной индейцев собирались наши соплеменники тупи. Подошёл, прихрамывая и опираясь на копьё, Мукату. Осмотрев убитых Мукату сказал, обращаясь к своим воинам:

- Этот белый воин - достойный воин. Все убитые им тупи пали от его копья в честном бою. Ни я, ни мои родичи не видели подобного. Хорошо, что он пришёл в наше племя и я называю его следующим вашим вождём.

- Это всё твои пленники? - Спросил вождь меня. - В твоих именах не за запутается твой Бог?

Он явно надо мной смеялся.

- Мы с ним договоримся, - рассмеялся я.

Мы провели обряды передачи имён.

Посадив всех пленников в круг, мы какое-то время двигались вокруг них в хороводе. Индейцы, как наши, так и пленники внутри круга, что-то пели, плясали. Потом наши закололи несколько своих пленников и стали готовиться к пиршеству. Я в этой оргии участвовать отказался и, забрав свою собственность, ушёл.

Мы разбили свой лагерь на другом краю деревни, поэтому не видели этого жуткого зрелища. Но что делать? Таковы здешние нравы. Что удивительно, убиенные, до своей кончины, были счастливы, как и их жёны.

На следующий день Мукату идти не смог, также, как и ещё семь его воинов. А трое воинов за ночь умерло. Наши были целы все, но тоже особо не горели желанием двигаться дальше. Те, кто получили жён, уже были готовы заняться хозяйством.

Я это предвидел, поэтому забрал группу Санчеса, двадцать шесть холостяков, здоровых индейцев, своих пленников, и двинулся дальше.

Шли тем же порядком: индейцы в разведке и в арьергарде, я впереди, группа Санчо в середине на мулах. Надёжных парней набрал и подготовил Санчес. Если бы не они, потерь у наших индейцев было бы больше.

Когда тупи бросились в атаку, за их спинами оказались враги, которые пали под залпами арбалетчиков. Пали не насмерть.

Я знал, что яд кураре действует, как нервнопаралитический препарат, блокируя работу мышц, в том числе и лёгочную мускулатуру. Отчего наступает "асфиксия", то есть - удушение.

Путем искусственного дыхания рот в рот в течении минут пятнадцати раненного можно "оживить", чем ребятки и занялись, отбив атаку с тыла. Теперь и у некоторых моих "спецназовцев" были свои пленные.

Идея с пленными мне очень понравилась.

У меня сейчас было восемнадцать человек даже не рабов, а искренне преданных мне слуг, готовых выполнить любое моё приказание, и даже сражаться и умереть за меня. И только за надежду, что я их когда-нибудь придам жертвенному поеданию. Дикие люди. Поедать их я пока не собирался, а вот использовать в своих нуждах, это да.

Единственное, что они не могли себе позволить, это защищать меня от пленения. Зато от убийства, просто были обязаны, потому что, если меня возьмут в плен, то и их возьмут, а если меня убьют, то их участь становилась незавидной. Они должны будут убить себя сами.

Но пленить меня должны только в бою, а не хитростью. А как распознать в бою, убьют меня или ранят? Это я им разъяснил и пообещал съесть обязательно, если они меня будут защищать днём и ночью. Особенно от диких хищников, змей и иных гадов.

Мои пленники всё поняли на удивление быстро и устроили вокруг меня круглосуточное многоуровневое дежурство. Я действительно больше опасался различных лесных тварей, чем индейцев.

На обнаружение людей мой организм был настроен, а вот на обитателей джунглей не очень. Я не знал ни флоры, ни фауны этих мест, и попросил моих охранников, не только оберегать меня, но и показывать, и рассказывать об опасностях.

Очень познавательная экскурсия оказалась, эта наша "прогулка по девочкам".

Как я понял, спящих пленить нельзя. И даже не потому, что это бесчестно, а потому, что ночью душа воина, как и любого другого тупи, улетает к предкам и пленить воина без души бессмысленно. Мало от него проку, если придать ритуальному поеданию. Но мне-то эти ребята нужны были не ради гастрономических извращений, а ради рабочих рук.

Поэтому в следующую нашу остановку перед деревней тупи - "поедателей крокодилов", раскинувшейся на берегу небольшого озера, зажатого крутыми сопками, я дождался ночи и пошёл в деревню один. Не один, конечно, а в сопровождении трёх моих телохранителей.

Деревня казалась вымершей. Собак у тупи не было. Орали только обезьяны. Но эти орут всегда, по поводу и без повода, и сторожами быть никак не могли. Я двигался от хижины к хижине, плавно перетекая в темноте. Ни меня, ни моих охранников слышно не было.

Я ловил изображение периферийным зрением почти в полной темноте. Эта техника ночного видения мной была освоена почти в совершенстве. Главное - не фокусироваться. Тогда снова нужно долго настраиваться. Правда, ничего не видно прямо перед собой, но, как говориться, везде свои издержки.

Я действовал просто. Короткий удар кулаком по голове в височную область и надевание особой петли на шею. Жёнам иногда тоже доставалось, если они пытались поднять тревогу, но большинство из них смолкало, как только я говорил одно единственное слово "тупинамба", что означало - "тупи убит".

Меня сразу поразило это слово. Как только я его услышал. Наши дальневосточные народы тоже говорят "амба", подразумевая смерть, и этим же словом называют тигра.

Деревушка была небольшая. Я управился часа за четыре. Зато утром мой отряд пополнился на сорок телохранителей.

Так мы шли и шли сквозь джунгли, оставляя за собой захваченные деревни. Маленькие деревни я брал без боя. В больших, то что я мог за ночь, я отбирал, остальное забирали утром мои воины, в том числе и пленники. Захваченные в плен моими пленниками тоже становились моими, но их "ценность жертвенных агнцев" опускалась до уровня голубей, что не умаляло их самооценки и моего к ним отношения.

Через восемь дней рейда только моя личная армия составляла двести шестьдесят два воина, а всего наш отряд составлял триста тридцать три человека.

По моим расчётам до золотоносного месторождения нам оставалось два дня, как вдруг свершилось чудо.

После захвата утром очередной деревни я достал образцы золотых самородков и показал захваченным мной пленным.

- Есть такие камни рядом? - Спросил я.

Пленники пустили из рук в руки самородки, и вернув их мне, все дружно закивали головами.

- Есть. Много.

- Где?

- Там, - махнул рукой вождь племени.

- Мне надо. Много-много.

Почти все мои пленники встали, о чём-то поговорили и пошли за вождём и его соплеменниками.

Мы располагались в прекрасной долине, зажатой уже не сопками, а хоть и невысокими, но горами. Порядком полторы тысячи метров, на мой взгляд. По долине протекала быстрая и чистая река. В полдень я сделал измерения. Мы находились в точке 20?27'36 южной широты и 43?29'55 западной долготы. Наши бойцы перекусили и завалились спать, а мне стало скучно и я пошёл в том же направлении, куда ушли индейцы.

То, что я увидел ввергло меня в ступор. По берегу реки, растянувшись далеко друг от друга ходили индейцы, что-то собирали и клали в наплечные сумки. Как собирают ракушки. Некоторые, в основном местные, разрывали прибрежный песок и промыв его в руках тоже что-то в нём выискивали.

Я пошёл ближе и увидел, что они выбирают самородки величиной с ноготь мизинца и крупнее, а мелкие отбрасывают в сторону. Солнце стояло почти в зените и когда я посмотрел себе под ноги, я просто ошалел. Под моими ногами и вокруг меня блистал золотой песок.

От сумасшествия моих людей спасло то, что я никогда не спрашивал индейцев о золоте в их присутствии. Никто из моих людей не знал правду, "зачем мы ушли в джунгли"? За жёнами, и точка.

- Хватит, - сказал я ближайшему индейцу. - Зови остальных.

Индейцы послушно собрались. У каждого в сумке оказалось не менее десяти килограмм золотых самородков. То есть, у меня вдруг, менее чем за час, оказалось около трёх тонн золота.

- И куда мне его сейчас девать? - Вслух спросил я себя нервно.

Немного успокоившись, я принял простое решение. Девать золото никуда не надо. Пусть индейцы так его и несут в своих расшитых бисером сумках. Смешно, но это у них была единственная "одежда". Сумка висела спереди на шее и, когда была пустой, прикрывала срамное место.

Переговорив с вождём и поставив ему понятные задачи, а именно: ждать, когда я их съем, а до этого момента жить, растить детей, любить жён, собирать золото и доставлять его мне на побережье, и никому о нём больше не рассказывать. Я разбудил своих людей и мы, скоренько так, отправились в обратный путь.

Статус избранного в заклание богам племени, о чём я объявил во всеуслышание, возносило это племя над всеми остальными племенами. Оно получало статус неприкасаемого. На племя никто не смел напасть, потому что их жизни уже принадлежали не им, а через меня, богам.

Обратный путь почему-то всегда легче. Мы осилили его всего за пятнадцать дней. Мы шли по проторенному пути.

Мукату, когда увидел моё войско, натурально обезумел. Он скакал и прыгал, танцевал и пел. Все его люди, тоже поддались магическому танцу. Даже меня несколько закружило это мелькание перьев и раскрашенных лиц. Потом Мукату упал передо мной на колени, что повторили все танцующие, воздел руки к небу и воздал хвалу богам за то что те даровали ему такого могучего сына.

Мне было не по себе от такого "чинопочитания", а Мукату сказал:

- Теперь тебя захочет убить очень много тупи.

- Зачем убить? - Удивился я. - Съесть, наверное?

- Нет. Именно убить, чтобы ты не стал Богом, потому что если ты съешь всех этих воинов, ты станешь Богом. Ты уже сейчас почти Бог.

Я почесал затылок и вдруг понял, что я создал ещё один "богоизбранный народ". Ведь я же их точно есть не буду. И убивать их никто не будет из окрестных индейцев. Пока я здесь, я не пущу туда никого из европейцев. А потом? Когда я уйду? Они будут ждать, когда их призовёт Бог и будут вести себя, как богоизбранные. Ведь им убивать и порабощать никто не запретил, наоборот. Они это будут делать во славу Богов и мою. Даже не для себя.

- Ядрён батон! Ничего себе ситуёвина! Вот я наворотил!

Голова у меня пошла кругом.

Глава девятая.

Я жил в Америке уже четвёртый год. За это время я вынужден был съесть двенадцать своих пленников. Что ж делать? Пришлось подстраиваться под местные обычаи и поддерживать свой статус "почти бога".

Я выбирал самых умных. Для этого заставил их учиться счёту и азбуке. Я объявил им, что мне нужны не только сильные и храбрые жертвы, но и умные. Силы и храбрости у меня и так в избытке, а вот ума не хватает. Те, говорил я, кто научится считать и читать, тех я съем первыми.

Они очень старались, хотя не понимали, зачем делить "много" на части.

За три года некоторые из мной "избранных" достигли неплохих результатов, и даже привыкли к цивильному платью. Их я и отправил в Португалию. К себе домой. А там ими занялась моя милая жёнушка. Но остальные индейцы об этом так и не узнали. Я уводил "жертвы" после необходимого ритуала на свой корабль, а с него их пересаживали на каракку "Санта Люсию", обычно шедшую с грузом древесины, сахара и соли в Португалию.

Остальные индейцы, увидев "пользу" образования, стали изучать науки активней. Поначалу ими занимался я лично, но в последствии я отдал их в руки монаха Ордена Христа итальянца Петручо Борха, с условием, что он не особо будет их "грузить" религией.

Мои индейцы имели жён и детей, которые сейчас тоже принадлежали мне. Их жёны меня не волновали, а вот их детей Отец Петручо взялся перевоспитывать и значительно в этом преуспел.

За три года мы предприняли ещё восемь походов по захвату пленников и "поработили" около десяти тысяч индейцев, переведя сто сорок восемь поселений в статус избранных. Наши воины, как муравьи, захватывали всё новые и новые земли.

По этой причине мы не стали завозить сюда переселенцев из Португалии. Нам хватало наших индейцев. Из всех первых, завезённых мной сюда европейцев, не вернулось в Португалию ни одного человека. Зачем, когда здесь и земля, и свобода.

В фортах остались жить только рыбаки и рыбопереработчики. Остальные первопроходцы основали свои фермерские хозяйства. Это тем более было просто, потому что у каждого первопоселенца было по две - три индейских семьи в помощниках, которые он формально должен был съесть, но был обязан относиться к ним, как к своим родственникам, ведь христианская религия не разрешала каннибализм. И категорически пленивший не мог относиться к ним, как к рабам. Вот такая казуистика творилась у нас в Бразилии.

К своей, можно сказать, радости я встретил здесь, известную мне по Юго-Восточной Азии Чёрную Солдатскую Мушку. Я же всё-таки "зоолог-энтомолог", и должен был знать тамошних инсест .О! Это была великолепная муха! Она, вернее её личинки, пережёвывали всё, даже лимоны и хитиновые панцири креветок и крабов.

Для нас это был настоящий божий дар. Лимоны и апельсины у нас только начинали давать первые плоды, а вот хитина... Как грязи. Хоть отбавляй.

И ещё... Я знал это естественно из прошлой жизни. Гумус, полученный с помощью Чёрного Солдата, отличался высокой бактерицидностью, то есть в нём практически не уживались вредные для растений микроорганизмы, что было очень "пользительно" для культивируемых нами растений.

Индейцы были уже на такой стадии, что не разбрасывали свои пищевые отходы, а собирали в ямах и потом их засыпали. Причём, так как жили они здесь уже очень давно, некоторые закопанные ранее ямы раскапывали снова и догадывались этой сероватой землёй удобрять поля картофеля.

В отличии от обычной мухи, личинки Чёрной минимизировали выброс метана и процесс превращения пищевых отходов в удобрение проходил без неприятных запахов.

Из Португалии нам привезли известь и мы раскислили ею почвы под пшеницу, раскорчевали и пережгли пни. Так что... Пшеница у нас колосилась нормально. Жизнь в колонии налаживалась.

* * *

В апреле 1517 года в нашей гавани появились четыре корабля под парусами Ордена Христа, и я понял, что нашей идиллии на континенте пришёл конец. Моё предчувствие упрочилось, когда я увидел, кто сходит на берег.

В окружении слуг по пристани вальяжно ступал Вашко Фернандес Коутиньо - наш давний фамильный конкурент. Лет шесть назад за свои заслуги перед короной он получил титул графа и дом в Аленкере, в нашем родовом, так сказать, гнезде.

В свои двадцать шесть лет Вашко выглядел на все сорок. Он был высок, костист, широк в плечах, дерзок и спесив. И, на сколько я знал, он не был рыцарем Христа. Но прошло уже много временя, как я уехал из Португалии, а за это время, я слышал, приём в рыцари значительно упростился.

Мы раскланялись. Увидя меня, он не удивился. "Предупреждён, значит вооружён", - подумал я. Меня же он своим прибытием полностью разоружил. Я находился в смятении, однако вида пытался не подавать.

По законам гостеприимства мы встретили гостей радушно: жаренное мясо, креветки, рыба трёх видов, пшеничный и кукурузный хлеб, вино, пиво, фруктовые напитки со льдом. Третий форт я полностью превратил в собственную усадьбу: поставил хозяйские постройки, конюшню, коровник, надстроил над стенами для дома еще три этажа и башню. Не для "понтов", или красоты, а для прохлады.

Нижний этаж, расположенный прямо над водой, как уже говорилось, был "санитарный". А создаваемая в доме воздушная тяга дом охлаждала. Не особо, но ощутимо.

Мы сидели у меня на веранде с видом на озеро. Нас было десять человек: шестеро вновь прибывших и я с моими командирами.

- Вы хорошо устроились, маркиз, - благодушно промолвил Вашко. - Не скучаете по семье? Или здесь скучать не приходится?

Он кивнул головой на прислуживающую нам за столом бразильянку.

- Скучать здесь, действительно, не приходится, но не поэтому поводу. Работы много. Хозяйство большое.

- А как у вас с принятием дикарей в лоно церкви Христа? - Спросил приплывший с Вашко монах.

- Обращаем потихоньку, - ответил отец Петручо. - Мы не торопимся. Сложно. Каннибализм у них.

- Что у них? - Спросил монах.

- Едят друг друга! - Громко сказал Петручо. - Но только смелых и сильных. Так что, если не хотите быть съеденным, сразу сдавайтесь.

Петручо рассмеялся. Монах перекрестился.

- Мы им покажем, каннибализм! - Важно сказал Вашко. - Я командор Ордена Христа! Мечом и огнём!

Он встал. Глаза его горели, да и на щеках выступил нездоровый пятнистый румянец и пот.

- Вы как себя чувствуете? - Спросил я.

- Знобит, что-то, - ответил Вашко и сел на стул, поникнув головой.

- Вода у нас протухла, - пояснил один из капитанов. - Причём, на всех кораблях. Заливались на Зелёных островах , а шли долго. Под встречный ветер попали.

- Я устрою вас в нижних комнатах. Там до гальюна совсем рядом. Пойдёмте, господа, покажу.

Все спустились вниз. Я провел гостей по их комнатам и показал, как пользоваться санузлами. Дизентерия, поставил я диагноз Вашке, может и преставиться.

Я плохо спал эту ночь. Во первых, я слышал все передвижения внизу. Я привык находиться в доме один. Во вторых, я думал. Был большой соблазн помочь господину Коутиньо уйти в мир иной, но даже меня коробило от такой подлости. Да и скучновато стало мне в Бразилии. Я принял философское решение: будь, что будет.

Утром Вашко встать не смог.

- Куринные желудки у нас остались? - Спросил я Петручо.

- Остались, командор. И ромашку?

- Ты всё знаешь! Надо чтобы он выздоровел.

- Сделаем.

- Так, господа! Вам всем тоже пить ромашку. А то вы мне всю креветку в озере потравите.

Офицеры рассмеялись. Они чувствовали себя здоровыми, были рады еде, питью и обслуживанию. Нравы у незамужних бразильянок были свободные и весёлые. Команды кораблей готовы были задержаться здесь надолго. У меня как раз поспело насколько новых партий рома, которые мы пробовали до выздоровления моего конкурента.

Расставались мы с офицерами и с монахом, когда они уходили дальше на юг, почти друзьями. Да и с Вашко, попрощались довольно тепло. По крайней мере - я. Как не проникнуться теплотой к тому, кого выхаживал во время болезни? Хотя, больше времени с ним проводил Петручо, но и я был иногда рядом с этим беспомощным телом. Хотя... Португальские аристократы благодарностью в те времена не отличались, не смотря на "благородность". Я помнил об этом и не тешил себя иллюзиями.

* * *

Если быть откровенным, мы немного похулиганили, "поработив" индейцев аж до самого залива Ла-Плата, что далеко выходило за пределы моего капитанства. Мой Санчо сколотил из понятливых молодых индейцев целую роту головорезов. С помощью арбалетов и коротких луков с отравленными стрелами, они захватывали деревню за деревней.

От яда кураре противники, обычно, умирали, поэтому его применение не считалось противоречащим чести. А то, что мои бойцы умели оживить врагов, давало им сто очков вперёд в воинском искусстве, и сильно ценилось. Поэтому, все пленники, добытые таким способом, считались пленёнными в бою.

Мы передвигались вдоль берега на моей джонке. Одновременно молодёжь осваивала морские премудрости и приобретала навыки боя в ограниченном пространстве. Я видел, что это им нравится. Они были настоящими "избранными", ведь никто из тупи не плавал на таких больших пирогах. Это я им внушал ежедневно, повышая их самооценку.

Так вот... Мы двигались вдоль берега, каждый вечер останавливались и проводили разведку. Тупи быстро распознавали, есть рядом другие тупи, или нет. Чаще всего деревни вблизи были обязательно. И мы их брали. Я тоже участвовал в сражениях по старой схеме. Нельзя было терять боевые навыки и вожжи управления войском.

Однажды меня зацепила отравленная ядом кураре стрела, но Санчо меня откачал. Без шрамов и шишек тоже не обходилось, но я уже так хорошо знал местную флору, что мог заживить любую рану. Причём, здесь росло одно растение, корень которого индейцы жевали постоянно во время походов. Это растение стимулировало организм на заживление и регенерацию ран. И, вероятно, являлось антибиотиком, потому, что даже глубокие проникающие раны не гноились, если их заливать его соком.

Корень был мясистым и кисловато-горьким на вкус. Он легко утолял жажду. Растение росло почти на каждом шагу, но в сумке у каждого индейца несколько корней имелось всегда.

Я предполагал, что когда-нибудь там появятся европейцы, и, давая наставления "своим" индейцам, предупреждал их об этом. Не хотелось, чтобы они пострадали от "цивилизованных" европейцев, когда будут сопротивляться эксплуатации. Ведь для них единственный "законный" эксплуататор, это я.

* * *

Расставаясь с новыми колонистами я "вдруг" высказал "неожиданно" пришедшую мне мысль: "А не проводить ли мне вас до места назначения?". Офицеры дружно идею поддержали, и мы продолжили нашу дегустацию местного "горячительного продукта" в апартаментах джонки. Могли всё же китайцы строить корабли... Могли... Это отмечали все на ней побывавшие.

Всех поражала система вентиляции. Откуда-то всегда поддувало. Я-то знал откуда... В зависимости от направления ветра, можно было открыть одни и закрыть другие заслонки. Главный принцип вентиляции - создание разряжения воздуха на выходе, использовался китайцами на все сто процентов. Благодаря ему и в трюмах было сухо, и в каютах прохладно. Относительно наружного воздуха, конечно.

Проводив новых колонистов до точки назначения в устье Риу Гранде, я развернулся обратно и на следующий день "нырнул" в Лагуну Имаруи, где высадился со своим "спецназом" в устье реки и двинулся вглубь болот по мосткам, расходившимся в разные стороны, но сходившимся, я знал это, у невысокого холма, на котором располагалась небольшая деревушка Народа Имаруи.

Народ Имаруи был интересен тем, что их мужчины и женщины имели равные права и обязанности. И жили раздельно. На одной стороне лагуны жили женщины, на другой мужчины. Два раза в год на какие-то их праздники сначала мужчины приезжали на женскую сторону, в другой раз - женщины на мужскую.

Поэтому и завоёвывать их пришлось "дважды". Женщины не сдавались и воевали так же, как и мужчины. Нисколько не хуже. Традиции каннибализма по всему побережью были аналогичными за некоторыми нюансами, посему я приобрёл здесь послушных воле богов и беспрекословно мне подчиняющихся воинов-амазонок.

- Здравствуйте, женщины! - Крикнул я, ступая на крепкую землю.

Из хижин сначала весело выбежали самые младшие "амазонки", потом их сёстры и матери. Без оружия они не ходили, используя копья, как слеги. Жизнь на болотах диктует свои условия и формирует привычки.

Несколько женщин вышли вперёд и прикоснулись к моим рукам, а потом поднесли свои пальцы к своему сердцу и ко лбу. Так выражались на языке жестов любовь и преданность.

- Нам надо поговорить, - сказал я главной воительнице.

- Твоим людям надо уйти, - сказала она.

- Они оставят подарки и уйдут. Мы уважаем ваши традиции.

Ребята Санчо выложили из сумок соль, сахар, рис, муку и ушли.

- О чём ты хочешь говорить, высший дух? Или пришёл тот день, о котором ты говорил?

- Да, Марго. Пришёл день вам уходить. На моей земле тоже много болот. Мне нужно, чтобы вы были ко мне ближе.

- Мы готовы. Тебе нужна наша сила?

- Да, Марго.

- Это хорошо. Мы готовы, - повторила она.

Она задышала глубже. Её грудь, ужатая плетённым

- Ты думала над моими словами о том, что вам придётся жить рядом с мужчинами?

- Думала. Это не меняет наших традиций, если к нам не будут относиться, как к женщинам.

В более правильном переводе слово "женщина" на языке имаруи имело более широкий смысл и означало: "существо неопределённого пола, рожающее детей, ублажающее и кормящее мужчин".

- Всё будут относиться к вам, как к моим воинам. Не иначе. Собирайтесь.

Амазонки собрались быстро. Через тридцать минут мы отчалили, вышли из лагуны и пошли домой.

* * *

Санчо с двадцатью своими бойцами, пока мы беседовали с амазонками, осматривались в Рио-Гранде. Мы ушли, а они, пересев на окружившие корабли индейские пироги, высадились незаметно для вновь прибывших колонистов, на берег и сейчас вели за ними наблюдение.

Колонисты установили свои шатры на противоположном от деревни индейцев песчаном берегу устья реки, и стали вырубать кустарник и деревья, подготавливая площадку для установки форта.

Индейцы, с интересом рассмотрев предложенные им на обмен стеклянные и иные украшения, взамен ничего не предложили, даже еды.

- Странные здесь дикари, - сказал дон Коутиньо капитану флагмана. - Я многих видел: и в Африке, и в Восточной Индии, и все они с удовольствием меняли еду на украшения. Они все любят украшения. Особенно мужчины. И Фернандо рассказывал, что здесь тоже любят бусы.

- Странные индейцы! Согласен! И вид у них угрожающий, а страха в глазах никакого.

- И почтения, - добавил монах.

Они втроём ещё не сходили на берег, хотя каждому очень хотелось ощутить ногами земную твердь, но странное поведение аборигенов настораживало опытных колонизаторов.

- Оставьте на борту усиленную вахтенную команду, капитан. И хорошенько осветите борта.

- Будет исполнено, командор.

Стемнело быстро. Вахтенные трёх парусников всматривались в чёрные волны лагуны. Всхлипывающие звуки ударявших в борта волн наводили тоску. Усиливало неприятное чувство тревоги излишне "синкопическое " бухание барабанов и заунывное дудение и сопение флейт, доносившееся с освещённого кострами индейского берега.

Прошло очень много времени после заката, прежде чем вахтенные заметили приближающиеся сначала огни, а затем и силуэты освещённых факелами пирог.

- Огни по правому борту, - прокричали почти одновременно с трёх парусников.

Звуки барабанов и дудок слышались совсем рядом, но огни не приближались, оставаясь за зоной орудийного выстрела.

Южный крест завалился на бок, когда тревожащие звуки смолкли. Остались только скрип цикад и редкие крики ночных птиц.

- Продолжать смотреть в оба! - Крикнул боцман.

Но до рассвета ни звуки, ни лодки вахтенных больше не тревожили м над лагуной наступила предрассветная тишина. Смолкло всё. Восток вспучивался солнцем.

Санчо, укрытый связкой пальмовых листьев, дрейфовал по течению, слегка подрабатывая руками. Рядом сплавлялись ещё шестнадцать его боевых пловцов. По две двойки на каждый корабль. Каучуковые загубники плотно прилегали к губам. Дышалось сквозь бамбуковую трубку легко и свободно.

В предрассветных сумерках они подплыли к парусникам со стороны кормы и с помощью нехитрых приспособлений заклинили рули. Потом взобрались на палубу флагмана и перерезали дремлющую вахту и спящих праведным сном на палубе матросов, добравшись даже до матроса, спящего по привычке в "вороньем гнезде".

Очистив палубу от трупов и заклинив двери кают капитана и офицеров, Санчо с командой поставили паруса и, снявшись с якоря, отправились на выход из лагуны. Вахтенные на трёх парусниках попытались окликнуть их, но увидев на палубе разукрашенные татуировками и боевой раскраской индейцев, открыли пальбу из мушкетов, перебудив своих офицеров.

Парусники попытались поднять паруса и отправиться в погоню, но, не слушаясь руля, дружненько отправились на мель. Ветра здесь дули сильные. Отливы-приливы маленькими - 20-30 сантиметров. Парусники, по причине полной выгрузки, имели высокую осадку, поэтому сели на мель прочно и, вероятно, на долго.

Флагман развернулся и прошёлся вдоль трёх неудачников, уткнувшихся носом в морской берег лагуны, и залпом орудий правого борта навёл беспорядок в их рангоуте. Потом флагман развернулся и прошёлся по парусникам пушками левого борта. Потом снова правого, потом снова левого.

С парусников пытались отвечать кормовыми орудиями и мушкетами, но безрезультатно. Со стороны индейской деревни вышла флотилия пирог и индейцы, как термиты, напали на беспомощные корабли, осыпав их отравленными стрелами.

Индейцы забрались на борт бросившей якорь каракки и, громко крича, открыли двери капитанской каюты, и, сделав сначала насколько залпов из мушкетов, вытащили оттуда почти не сопротивляющегося капитана. Тоже самое сделали с офицерами. Командор дон Коутиньо был случайно убит. Честное слово, я тут был совершенно не причём. Абсолютная случайность.

Их и оставшихся членов команды отвезли в деревню, а флагман снова снялся с якоря и прошёлся вдоль правого берега реки, несколькими залпами обстреляв картечью палаточный лагерь. Больше для острастки. Залпы с большого расстояния не принесли какого-либо урона, но поселенцы и рабы разбежались в джунгли, где были пойманы индейцами.

Я хорошо знал историю и не желал португальского беспредела в отношении коренного населения.

Вечером у индейцев был праздник и пиршество. Хоть я и запретил им приносить в жертву пленников, они зажарили несколько только что убиенных тапиров и принесли их в жертву предкам.

Пленники не видели издали, кого они разделывали, а после моих рассказов ясно представляли себе весь ужас каннибализма, додумывая и дорисовывая мысленные картины.

Пленники просидели в бамбуковых колодках, надетых на шеи руки и ноги две недели и тут приплыл я.

Мои джонка и каракка сделали по паре залпов по деревне и индейцы разбежались, бросив пленников. Никто не пострадал. Пленники были откормленные и довольные.

- Они нас кормили, как на убой, - пожаловался монах. - Насильно заставляли есть. Пять раз в день, дон Педро. У меня совсем не было аппетита, так они копьём...

- Вас конечно следовало откормить, брат, - рассмеялся я, самолично разрезая путы. - Ведь с вас ни навара, ни мяса.

- Да ну вас, брат.

- А как получилось, что дон Коутиньо погиб? - Спросил я искренне недоумевая.

- Он погиб на моих глазах, господин маркиз, - сказал капитан флагмана. - Нелепая случайность. Вероятно, он пересыпал пороху в мушкет. Ему показалось, что он просыпал первую меру и досыпал вторую. Когда индейцы вломились в каюту, он выстрелил и мушкет разорвало, ударив им его по голове. Ему выбило глаз, и он умер почти мгновенно.

- Какая нелепая смерть! - Посетовал я, и подумал: "А я так жаждал убить его на дуэли. Ведь не для такой смерти я его лечил. Сколько куриных желудков потратил...".

Я забрал себе три парусника. Как специально у меня на бортах было три сменных экипажа, которые проходили стажировку.

- У нас было тренировочное плавание, дон Сальвадоре, - говорил я капитану флагмана. Как раз пришла моя "Чайка" и мы решили потренироваться. Мы обычно оставляем прибывший экипаж на берегу, а с курсантами отрабатываем навыки мореходства. Да и вы, что-то задерживались. Ведь вы обещали сразу назад. Вот я и забеспокоился. Вы, кстати, не расстроитесь, если я ваш флагман оставлю себе?

- Что вы, уважаемый дон Педро. Мы готовы добираться до Лисбо на вашей "Чайке". Вы в своём праве.

Тогда я подумал-подумал и оставил себе и четвёртый корабль. Морской закон. К тому времени "индейцы" сняли с мели все три судна и обновили рангоут.

- Но я не понимаю, - разводил руками Сальвадоре, - как дикари могут разбираться в мореходстве и судоремонте?

- Думаю, их кто-то научил. Тут же были до нас и вас первопроходцы. Тут остались многие моряки с кораблей Вашко да Гамма, Америго Веспуччи, провинившиеся в той, или иной мере. Здесь пропал не один корабль.

- Возможно-возможно.

А я думал, что не только возможно, но так оно и было. Мы в своих рейдах обнаружили несколько таких бывших моряков-португальцев. Один даже стал вождём племени, которое очень грамотно защищалось от наших атак. Так что я был не далёк от истины, хотя и "кривил душой". Обобрал я их, как липку... Совесть моя в очередной раз забилась в самый дальний уголок, но смолчала.

Но с другой стороны с бандитами и мошенниками играть по их правилам я не собирался. Я играл по своим правилам. И весьма джентльменским, кстати.

Глава десятая.

- Товарищи курсанты! Поздравляю вас с окончанием навигационных курсов и получения статуса штурмана-судоводителя с вручением именных золотых хронометров и королевской капитанской лицензии.

Я шёл вдоль шеренги, вытянувшихся "во фрунт" бывших курсантов, вручал часы и жал руки. Двадцать молодых ребят из бывших подобранных на улицах Англии и Лиссабона бродяг, официально становились капитанами, хотя некоторые из них уже несколько лет ходили старшими судоводителями.

Хронометры получились очень даже симпатичные. И точные. Не хуже моих. Передавая свои часы Ицхаку Лаурия, я рискнул и разрешил их вскрыть и разобрать. И вот, через шесть лет мне привезли одни часы, а ещё через три года ещё двадцать.

Часы имели форму карманного бригета и полностью повторяли функции моих часов. Вплоть до логарифмической линейки. Все детали были сделаны из различных сплавов золота. "Камни" изготовлены из особо прочного дерева гвайяк, произраставшего на северо-востоке Бразилии. Оно выделяло маслянистую жидкость и прекрасно справлялось с этой функцией.

Очень сложно было "пробить" настоящий "королевский патент капитана" для столь молодых ребят. Король Мануал недоумевал, когда я обратился к нему в 1515 году, зачем мне двадцать патентов?

- С кем вы хотите воевать, дон Педро?

- Мой король, мы хотим попытаться поднять ваши сокровища, утонувшие возле, Суматры, а для того, чтобы их защитить, мне нужен флот. Каждый из этих капитанов возьмет под своё командование пять-шесть посудин. Я слышал, что обстановка возле Индии и Малакки обостряется. Появились флоты синцев, яванцы строят корабли. К тому же королевские патенты дадут нам возможность снарядить корабли большим количеством пушек.

- Значит, вы всё-таки собрались воевать, а не торговать? - С интересом посмотрел на меня Мануал.

- Одно другому не мешает. Без пушек не сохранишь товар. Наших торговцев грабят. Хотелось бы, наконец, показать, кто там хозяин, и чьими являются "Острова специй"?

- Каждый королевский капитан, это...

Король на минуту замялся.

- Я должен платить ему пенсион. Наша казна... Она не нуждается в таком количестве капитанов. Когда я выдаю адмиральский, или губернаторский патент, я не беспокоюсь, где и как последний наберёт капитанов.

- Вы, должно быть, помните, мой король, как Альбукерку не удалось закрепиться в Ормузском проливе по причине противодействия капитанов португальских судов, которых больше манили баснословные богатства Индии. Они оставили адмирала с двумя кораблями в Ормузе, а сами отплыли на восток.

Я готов выкупить двадцать патентов за восемьсот золотых английских фунтов, выдать их от вашего имени капитанам и платить им пенсион самостоятельно. Таким образом, мы поднимем их статус в глазах других капитанов, и в глазах их противников. Это позволит им сражаться под королевским знаменем и под единым командованием.

- Вы, конечно, имеете в виду себя? Хотите себе титул вице-короля Бразилии? - Усмехнулся Мануал.

- Это пощекотало бы мою гордыню, мой король, но нет. Мне достаточно моего статуса капитана-командора. Мне пока не с кем делить нашу часть Вест-Индии. Слишком суровые там дикари.

- Я слышал. Мне рассказывал сын дона Коутиньо... Вот вы говорите про острова Пряностей. Нам так и не удаётся установить там не то, что крепость, но и относительно укреплённый форт. Дикари не дают. Там какой-то остров... Где пытаются построить крепость... На нём уже уничтожено всё местное население. Так они приплывают с соседних островов и нападают на наших воинов, мерзавцы.

- Слишком далеко от Малакки, Ваше Величество. Там нужен губернатор с собственной армией. Или...

Я "задумался". Король выжидающе смотрел на меня. Пауза затянулась.

- Извините, ваше величество. Я подумал, что можно создать королевское акционерное общество. Например: "Ост-Индская компания". Этой компании передать право на торговлю в Ост Индии. Выпустить "акции" и продавать их частным лицам. Кто имеет более пяти процентов, получит право торговать под нашим знаменем. Простите, под знаменем компании.

- Это что-то очень непонятное для меня, дон Педро. Но я готов обсудить это с вами. Или...

Теперь король сделал паузу и долго перебирал пальцами бороду.

- Если я правильно вас понял, доля дохода от этого предприятия будет зависеть от доли вложения? Правильно?

- Да.

- Я уже вложил туда.... Много.... А отдача не сопоставимая.... Даже драгоценности затонули.

Король думал.

- Я отдал бы вам губернаторство над Островами Специй. Дону Альбукерке хватает хлопот с Аравией, Индией и Малаккой. Морской путь к Островам практически закрыт и если вы его снова откроете, губернаторство по праву будет вашим. И если вы создадите, как вы сказали, акционерное общество, я войду в него.... Скажем, пятьдесят процентов...

Мануал хитро посмотрел на меня.

- Губернаторство? - Теперь я задумчиво почесал бороду. - Пятьдесят процентов? Разрешите подумать, мой король?

- Пожалуйста, - сказал Мануал и перевернул песочные часы.

Я думал недолго, рассуждая вслух.

- У "яванцев" флот двести судов. Нужен перевес раза в полтора. Надо строиться. Это, примерно, пятнадцать лет. Даже если строить из гнилья, каждый обойдётся.... Война с дикарями потребует армию минимум в тысячу голов.

- Я понял, маркиз! - Рассмеялся король. - Двадцать пять процентов, но должность губернатора вы покупаете.

Я с почтением поклонился.

- И двадцать капитанских патентов, - добавил я.

- Да хоть сорок. Сами выписывайте. Я дарую вам, как губернатору, такие полномочия. Но деньги от патентов в казну! - Погрозил он пальцем, смеясь.

Я снова с почтением поклонился.

- Да! Думаю, вам может пригодиться чин генерал-капитана . Сделаем по образу англичан. Возглавите все наши королевские морские силы. В Ост Индии действительно может начаться большая война. А пока.... С Альбукерке вам по-другому не справиться. Иначе, он отберёт у вас весь флот. Но вы в его дела не лезьте. Если вы намерились создать морскую армаду, я не могу оставить вас в звании ниже адмиральского. Дерзайте, маркиз де Жанейро.

* * *

Прошли девять лет моего обитания в этом мире, пролетевших на удивление быстро.

В Бразилии народилось и подросло новое поколение метисов. Как говорил наш старый учитель географии: "В Америке живут, метисы и креолы. Но попадаются и кретины".

Так вот, среди "тупи" и их потомков третьей "национальности" не попадалось. Ум индейцев был сложен. Они легко решали графические логические задачи, а дети легко осваивали цифры и математику. Наверное, сказывались хорошо развитое абстрактное воображение.

Выросшие у первопоселенцев отпрыски, прекрасно закончили школы первой и второй ступени, с обязательным курсом астрономии, навигации, кораблестроения и военного искусства.

Я без зазрения совести учил их воевать. Отцы их учили бы и без меня. Они и учили их своим индейским премудростям, а Санчо с моими инструкторами - нашим. Для этого в школах было несколько учителей начальной военной подготовки.