Араб с острова Банда

Глава 12

На четвёртый месяц нашего здесь пребывания вернулась моя «Санта Люсия», гружённая пшеницей и лошадьми.

— Всё, Мукату, можно в поход идти. Загрузим провизию, оружие и вперёд!

Я гарцевал перед вождём на коне, только что его остановив после небольшой пробежки по берегу озера.

— Какие вы, белые, умные… — Сказал Мукату. — Так далеко можно уйти и много пленных взять. Ружьё дашь?

Он много раз просил, уже без особой надежды, правда.

— Я же тебе много раз говорил, оно стреляет только у белых. Ты же уже пробовал.

Я протянул ему мушкет. Он, хитрая морда, насыпал на полку чёрной земли. Где он её только взял? Вокруг чернозёма не найти днём с огнём. Потом с умным и важным видом прицелился в озеро и клацнул кремневым курком.

— Не та земля, — сказал он задумчиво, имея ввиду порох. — А своей ты мне не дашь?

— Не нужен тебе мушкет. У тебя лук и стрелы есть. Зачем тебе мушкет?

— Стрелы, это хорошо, но они в ветках застревают, а твой гром и через ветки убивает.

— Согласен. Но мы же не убивать идем, а пленников брать.

Пришло время похода и мы тронулись в путь. Поначалу, когда мы шли по прореженным индейскими вырубками джунглям, дорога не казалась утомительной, но через километров десять начались настоящие джунгли.

Наши низкорослые лошадки и муллы, тащившие поклажу, нас выручили сильно. Тупи приготовлением пищи не заморачивались, а ели, то что попадётся под руку. Они разбредались вширь по ходу движения, мы же, чтобы не потеряться, вынуждены были идти колонной, прорубаясь сквозь лианы и кусты.

— Мы так всех тупи распугаем, — сказал мне вождь на вечернем привале.

— Ты не понимаешь. Враги слышат нас, но не слышат тебя и твоих воинов. Нападай на них.

Вождь задумался, жуя такие-то коренья.

— Ты умный. Мы прошли деревни родичей. Дальше — только добыча.

— Вот и ищите её. То, что можете взять сами — берите. Что не можете, ждите нас, но предупреждайте, что бы мы шли тише.

— Ты хороший вождь. Когда я уйду к предкам, ты будешь вождём тупи — поедателей креветок. Хорошо?

— Хорошо, — не подумавши согласился я, засыпая в гамаке.

На следующем переходе тупи захватили первых пленных. Это были три женщины и двое ребятишек лет шести.

— Там деревня, — остановил меня Мукату жестом, внезапно появившись прямо передо мной из зарослей. — Надо тихо. Большая деревня.

Наш отряд остановился. За сутки пути я уже знал, кто из моих воинов самый тихий и выбрал их и свой «спецназ». Это была группа лёгких арбалетчиков Санчеса, состоящая из малолеток, задачей которых была защита нашего отряда и выбивание врагов из засад.

Снаряды их арбалетов были сродни индейским коротким метательным дротикам и тоже были смазаны ядом кураре. Убойная энергия этих приспособлений хоть и не велика, зато они не требуют большой физической силы для их натяжения. Они были легкими, разборными и имели возможность быстро собираться.

Арбалеты придумали для того, чтобы пробивать броню, а до брони индейцы не додумались. Да и не честно и трусливо, считали они, закрывать себя щитом, или бронёй. Оттого и были истреблены португальцами почти поголовно.

— Задача понятна? — Спросил я Санчо.

Он вырос, возмужал и значительно поумнел. Мои регулярные занятия с ним на переходе через Индийский океан не только прикладными и военным искусствами, но и, скажем так, логическими, сделали из Санчеса за год хорошего штурмана и теоретического командира подразделения спецназа. Теоретического.

— Понятна.

Мы выдвинулись вслед за индейцами и, пройдя пару километров, увидели большую деревню домов в сто, закрепившуюся на склонах холмов, обступивших речушку.

Ребятишки Санчеса разошлись по сторонам и потерялись в зарослях, как и индейцы. Мы, группа из двадцати взрослых воинов, вооружённых мечами и дубинками, выбежали из леса.

Мы бежали строго колонной. Глаза в затылок. Нашей задачей было пробежать деревню насквозь и развернувшись цепью, напасть на фланг.

Я бежал первым и успел пробежать полдеревни, когда повстречался с первым индейцем мужского пола. Треснув его по голове дубиной и накинув на шею верёвку со своим ярлыком, я побежал дальше и наткнулся на двух крепких воинов с копьями. Отрубив мечом древки копий, я огрел их дубинкой и связал им руки, скрепив обоих.

Оглянувшись, я увидел, что мои бойцы увлечены захватом женщин. В поход пошли только не обженившиеся, ну и желающие поиметь себе ещё жён.

— Отставить! — Крикнул я. — Держите мою спину, сучьи дети! Всё равно все бабы ваши!

Увернувшись от пролетающего мимо копья, я увидел бросившего его индейца и, метнул дубинку левой рукой, как «городошную» биту, но тот уклонился, и дубинка улетела куда-то вдаль.

В два прыжка я приблизился на критическое расстояние и попытался рубануть по его копью, но мой меч от древка отскочил едва не вырвавшись из ладони. Дерево зазвенело, но не поддалось.

Пропустив острие копья мимо слева, я прихватил его левой рукой, обвив снаружи вовнутрь и захватив пальцами. Потом потянул к себе, отступив телом назад и шагнул вперёд, сближаясь. Плоскостью меча я достал до его кисти, попав по сгибу. Это было больно, я знал, и индеец отпустил копье.

Получив от меня тупым концом своего же копья, посланным по дуге, под ухо в челюсть, индеец упал и отключился.

Оглянувшись, я увидел прикрывавших мою спину бойцов, и снова побежал вперёд. На нас набросилось сразу несколько индейцев с такими же тяжёлыми и крепкими копьями. Для нас это было неожиданным. Пришлось яростно защищаться. Я даже на время включил свою «карусель», что было оправдано. В такой гуще врагов не до взятия в плен. Тут как бы самому не огрести.

С индейским копьём я напоминал взбесившийся вентилятор, хаотично менявший направление вращения. Меч отбивал копья, скользившие по моему вращающемуся телу, а копьё сносило нападавшим головы. Почти в буквальном смысле. После ударов тяжёлым индейским копьём выживших практически не было.

Перейдя в режим реальности, я переступил тела и атаковал противников копьём, переложив его в правую руку и развернув его к ним тупым концом. Очень удобная штука, оказалось, это копьё.

В меру тяжёлое, необычайно крепкое и гибкое. Почти черного цвета. Прекрасное дерево, думал я, отмахиваясь от не очень уверенных в своих возможностях нападающих. Груда убитых мной тел, лежащих за моей спиной, убавило индейцам решимости, но понятия чести не позволяли сдаться, а продолжающие падать от моих прикосновений копьём их сородичи, приводили обороняющихся во всё большее уныние. Последний индеец ткнул в меня своим копьём, уже ни на что не рассчитывая, и получив легонько по голове, лёг с явным удовлетворением, даже не потеряв сознание. Я это видел.

Надев на всех «бесчувственных» свои ошейники, я пинками заставил их «прийти в сознание».

— Вы все мои пленники, — сказал я. — Меня зовут Педро Рио де Жанейро. Я воин племени тупи — «поедателей креветок».

После моих слов мои пленники явно обрадовались. Раньше португальцы захватывали индейцев и пытались превратить в рабов, а раз я воин тупи, их ожидала жертвенная почётная смерть. А это две большие разницы. Так они думали.

Собрав всех остальных моих пленников, я и им назвался, объявив свою волю.

Постепенно вокруг груды убитых мной индейцев собирались наши соплеменники тупи. Подошёл, прихрамывая и опираясь на копьё, Мукату. Осмотрев убитых Мукату сказал, обращаясь к своим воинам:

— Этот белый воин — достойный воин. Все убитые им тупи пали от его копья в честном бою. Ни я, ни мои родичи не видели подобного. Хорошо, что он пришёл в наше племя и я называю его следующим вашим вождём.

— Это всё твои пленники? — Спросил вождь меня. — В твоих именах не за запутается твой Бог?

Он явно надо мной смеялся.

— Мы с ним договоримся, — рассмеялся я.

Вечером у костра мы провели обряды передачи имён.

Посадив всех пленников в круг, индейцы и мы вместе с ними какое-то время двигались вокруг пленников в хороводе. Индейцы, как наши, так и пленники внутри круга, что-то пели, плясали. Потом наши закололи несколько своих пленников и стали готовиться к пиршеству. Я в пиршестве участвовать отказался и, забрав свою собственность, ушёл.

Мы разбили свой лагерь на другом краю деревни, поэтому не видели этого жуткого зрелища. Но что делать? Таковы здешние нравы. Что удивительно, убиенные, до своей кончины, были счастливы, как и их жёны.

На следующий день Мукату идти не смог, также, как и ещё семь его воинов. А трое воинов за ночь умерло. Наши были целы все, но тоже особо не горели желанием двигаться дальше. Те, кто получили жён, уже были готовы заняться хозяйством.

Я это предвидел, поэтому забрал группу Санчеса, двадцать шесть холостяков, здоровых индейцев, своих пленников, и двинулся дальше.

Шли тем же порядком: индейцы в разведке и в арьергарде, я впереди, группа Санчо в середине на мулах. Надёжных парней набрал и подготовил Санчес. Если бы не они, потерь у наших индейцев было бы больше.

Когда тупи бросились в атаку, за их спинами оказались враги, которые пали под залпами арбалетчиков. Пали не насмерть.

Я знал, что яд кураре действует, как нервнопаралитический препарат, блокируя работу мышц, в том числе и лёгочную мускулатуру. Отчего наступает «асфиксия», то есть — удушение.

Путем искусственного дыхания рот в рот в течении минут пятнадцати раненного можно «оживить», чем ребятки и занялись, отбив атаку с тыла. Теперь и у всех моих «спецназовцев» были свои пленные.

Идея с пленными мне очень понравилась.

У меня сейчас было восемнадцать человек даже не рабов, а искренне преданных мне слуг, готовых выполнить любое моё приказание, и даже сражаться и умереть за меня. И только за надежду, что я их когда-нибудь придам жертвенному поеданию. Дикие люди. Поедать их я пока не собирался, а вот использовать в своих нуждах, это да.

Единственное, что они не могли себе позволить, это защищать меня от пленения. Зато от убийства, просто были обязаны, потому что, если меня возьмут в плен, то и их возьмут, а если меня убьют, то их участь становилась незавидной. Они должны будут убить себя сами.

Но пленить меня должны только в бою, а не хитростью. А как распознать в бою, убьют меня или ранят? Это я им разъяснил и пообещал съесть обязательно, если они меня будут защищать днём и ночью. Особенно от диких хищников, змей и иных гадов.

Мои пленники всё поняли на удивление быстро и устроили вокруг меня круглосуточное многоуровневое дежурство. Я действительно больше опасался различных лесных тварей, чем индейцев.

На обнаружение людей мой организм был настроен, а вот на обитателей джунглей не очень. Я не знал ни флоры, ни фауны этих мест, и попросил моих охранников, не только оберегать меня, но и показывать, и рассказывать об окружавших нас опасностях.

Очень познавательная экскурсия оказалась, эта наша «прогулка по девочкам».

Как я понял, спящих пленить нельзя. И даже не потому, что это бесчестно, а потому, что ночью душа воина, как и любого другого тупи, улетает к предкам и пленить воина без души бессмысленно. Мало от него проку, если придать ритуальному поеданию. Но мне-то эти ребята нужны были не ради гастрономических извращений, а ради рабочих рук.

Поэтому в следующую нашу остановку перед деревней тупи — «поедателей крокодилов», раскинувшейся на берегу небольшого озера, зажатого крутыми сопками, я дождался ночи и пошёл в деревню один. Не один, конечно, а в сопровождении трёх моих телохранителей.

Деревня казалась вымершей. Собак у тупи не было. Орали только обезьяны. Но эти орут всегда, по поводу и без повода, и сторожами быть никак не могли. Я двигался от хижины к хижине, плавно перетекая в темноте. Ни меня, ни моих охранников слышно не было.

Я ловил изображение периферийным зрением почти в полной темноте. Эта техника ночного видения мной была освоена в совершенстве. Главное — не фокусироваться. Тогда снова нужно долго настраиваться. Правда, ничего не видно прямо перед собой, но, как говориться, везде свои издержки.

Я действовал просто. Короткий удар кулаком по голове в височную область и надевание особой петли на шею. Жёнам иногда тоже доставалось, если они пытались поднять тревогу, но большинство из них смолкало, как только я говорил одно единственное слово «тупинамба», что означало — «тупи убит».

Меня сразу поразило это слово. Как только я его услышал. Наши дальневосточные народы тоже говорят «амба», подразумевая смерть, и этим же словом называют тигра.

Деревушка была небольшая. Я управился часа за четыре. Зато утром мой отряд пополнился сорока телохранителями.

Так мы шли и шли сквозь джунгли, оставляя за собой захваченные деревни. Маленькие деревни я брал без боя. В больших, то что я мог за ночь, я отбирал, остальное забирали утром мои воины, в том числе и пленники. Захваченные в плен моими пленниками тоже становились моими, но их «ценность жертвенных агнцев» опускалась до уровня голубей, что не умаляло их самооценки и моего к ним отношения.

Через восемь дней рейда только моя личная армия составляла двести шестьдесят два воина, а всего наш отряд вырос до триста тридцать трёх человек.

По моим расчётам до золотоносного месторождения нам оставалось два дня, как вдруг свершилось чудо.

После захвата утром очередной деревни я достал образцы золотых самородков и показал захваченным мной пленным.

— Есть такие камни рядом? — Спросил я.

Пленники пустили из рук в руки самородки, и вернув их мне, все дружно закивали головами.

— Есть. Много.

— Где?

— Там, — махнул рукой вождь племени.

— Мне надо. Много-много.

Почти все мои пленники встали, о чём-то поговорили и пошли за вождём и его соплеменниками.

Мы располагались в прекрасной долине, зажатой уже не сопками, а хоть и невысокими, но горами. Порядком полторы тысячи метров, на мой взгляд. По долине протекала быстрая и чистая река. В полдень я сделал измерения. Мы находились в точке 20°27′36 южной широты и 43°29′55 западной долготы. Наши бойцы перекусили и завалились спать, а мне стало скучно и я пошёл в том же направлении, куда ушли индейцы.

То, что я увидел ввергло меня в ступор. По берегу реки, растянувшись далеко друг от друга ходили индейцы, что-то собирали и клали в наплечные сумки. Как собирают ракушки. Некоторые, в основном местные, разрывали прибрежный песок и промыв его в руках тоже что-то в нём выискивали.

Я подошёл ближе и увидел, что они выбирают самородки величиной с ноготь мизинца и крупнее, а мелкие отбрасывают в сторону. Солнце стояло почти в зените и когда я посмотрел себе под ноги, я просто ошалел. Под моими ногами и вокруг меня блистал золотой песок.

От сумасшествия моих людей спасло то, что я никогда не спрашивал индейцев о золоте в их присутствии. Никто из моих людей не знал правду, «зачем мы ушли в джунгли»? За жёнами, и точка.

— Хватит, — сказал я ближайшему индейцу. — Зови остальных.

Индейцы послушно собрались. У каждого в сумке оказалось не менее десяти килограмм золотых самородков. То есть, у меня вдруг, менее чем за час, оказалось около трёх тонн золота.

— И куда мне его сейчас девать? — Вслух спросил я себя нервно.

Немного успокоившись, я принял простое решение. Девать золото никуда не надо. Пусть индейцы так его и несут в своих расшитых бисером сумках. Смешно, но это у них была единственная «одежда». Сумка висела спереди на шее и, когда была пустой, прикрывала срамное место.

Переговорив с вождём и поставив ему понятные задачи, а именно: ждать, когда я их съем, а до этого момента жить, растить детей, любить жён, собирать золото и доставлять его мне на побережье, и никому о нём больше не рассказывать, я разбудил своих людей и мы, скоренько так, отправились в обратный путь.

Статус избранного в заклание богам племени, если я объявлял об этом во всеуслышание, возносило племя над всеми остальными племенами. Оно получало статус неприкасаемого. На племя никто не смел напасть, потому что их жизни уже не принадлежали пленникам, а через меня, богам.

Обратный путь почему-то всегда легче. Мы осилили его всего за пятнадцать дней. Да и шли мы по проторенному пути.

Мукату, когда увидел моё войско, натурально обезумел. Он скакал и прыгал, танцевал и пел. Все его люди, тоже поддались магическому танцу. Даже меня несколько закружило это мелькание перьев и раскрашенных лиц. Потом Мукату упал передо мной на колени, что повторили все танцующие, воздел руки к небу и воздал хвалу богам за то что те даровали ему такого могучего сына.

Мне было не по себе от такого «чинопочитания», а Мукату сказал:

— Теперь тебя захочет убить очень много тупи.

— Зачем убить? — Удивился я. — Съесть, наверное?

— Нет. Именно убить, чтобы ты не стал Богом, потому что если ты съешь всех этих воинов, ты станешь Богом. Ты уже сейчас почти Бог.

Я почесал затылок и вдруг понял, что я создал ещё один «богоизбранный народ». Ведь я же их точно есть не буду. И убивать их никто не будет из окрестных индейцев. Пока мы здесь, туда не пройдёт никто из европейцев. А потом? Когда я уйду? Они будут ждать, когда их призовёт Бог и будут вести себя, как богоизбранные. Ведь им убивать и порабощать никто не запретил, наоборот. Они это будут делать во славу Богов и мою. Даже не для себя.

— Ядрён батон! Ничего себе ситуёвина! Вот я наворотил!

Голова у меня пошла кругом.