Арагац

1

Дружба русского и армянского народов складывалась веками, имеет богатые традиции.

Об этом свидетельствуют исторические факты, записанные в русских летописях и трудах армянских историков, факты, установленные археологами, лингвистами и другими представителями науки. Мы имеем в виду, например, «Историю Таронской области», написанную армянским историком Зенобом Глаком[9] в конце VII — начале VIII века нашей эры, древнейший Киевский летописный свод и «Повести временных лет». В первом труде содержится армянская легенда об основании города Куара в Армении. В двух последних — русская легенда о построении города Киева. В первом в качестве строителей Куара фигурируют Куар, Малта и Хорян, в качестве строителей Киева упоминаются Кий, Шек и Хорив. В книге «Древняя Русь и Армения», вышедшей в Ереване в 1954 году, Л. М. Меликсет-Бек приводит весьма убедительные доводы в пользу того, что обе легенды — о строительстве и Куара и Киева — имеют общее происхождение, ведут свое начало от древнейшего сказа времен Урартского государства в Армении и скифо-сарматского периода истории Древней Руси. Историк считает этот факт весьма любопытным и значительным, равно как и «указание роли той племенной среды, в которой градостроителям приходилось подвизаться» («поляне» по русскому источнику и «палуны», или «палунцы», — по армянскому). Можно сделать вывод, что разделенные огромными и трудно преодолимыми в то время расстояниями восточные славяне и армяне в VII–VIII веках все же встречались. Вероятно, заключает историк, это происходило не на их родной земле, а на территории сопредельных с ними государств. Еще в 1902 году А. Я. Васильев высказал мысль, что одним из таких сопредельных государств была Византия. Русские торговали с Византией. Армяне, как известно, играли значительную роль в политической и культурной жизни Византии. «Общение армян с русскими, — пишет А. Я. Васильев, — происходило при дворе византийского императора в Константинополе, а также в рядах византийских войск в Сицилии, на Крите, в Малой Азии».[10]

В книге Ю. Кулаковского «Прошлое Тавриды» содержится уже более определенное свидетельство о контактах Древней Руси и Армении. Там говорится о том, что в X веке нашей эры византийский патриций в Херсонесе армянин Калокир являлся посредником Византии в сношениях с киевским князем Святославом.[11]

В книге О. X. Халпахчьяна «Армяно-русские культурные отношения и их отражение в архитектуре», вышедшей в Ереване в 1957 году, содержатся ссылки на арабские и армянские исторические данные, которые подтверждают, что для X века нашей эры русско-армянские контакты можно считать установленными, хотя они и носили тогда, естественно, лишь эпизодический характер. В это время, пишет автор, Русь совершила два похода на западный берег Каспийского моря. Первый в 913–914 годах (по арабским данным) и второй в 944–945 годах (по армянским и арабским данным). Армянский историк Мовсес Каганкатваци, описывая захват столицы Агванка Берда (Партава) в 944 году «рузиками» (русскими), пришедшими со стороны Каспийского моря, характеризует их энергичными, мужественными и непобедимыми. Историк упоминает, что арабский наместник «Салар осадил их, но не мог нанести им никакого вреда, ибо они были непобедимы силой».[12]

В период этих походов в страну, имевшую армянское население и расположенную сравнительно близко от Армении, имело, вероятно, место общение русских с армянами. В этом отношении показательно само упоминание о «рузиках» (русских) в труде армянского историка далекого прошлого.

В X–XI веках армяне стали встречаться с русскими гораздо чаще. Это подтверждает русская историография, которая с конца X века уже располагала многими данными об Армении. Этому способствовало развитие событий. Известно, что в 988 году произошло крещение Руси. В том же году киевский великий князь Владимир женился на армянке Анне, сестре византийского императора Василия II Македонянина, армянина по происхождению. Киевский великий князь Владимир подарил Василию II 6000 русских воинов. Во Всеобщей истории Степаноса Таронского (Асохика)[13] говорится, что вместе с этими воинами Василий II посетил Армению. Это — знаменательный исторический факт, ибо впервые не единицы, а тысячи представителей двух народов, никогда в истории не поднимавших меча друг против друга, встретились на армянской земле мирно, дружественно. В русских летописях того времени упоминается о существовании Армении Великой и Малой, о назначении епископов в Армению, о несогласии армян с решением четвертого Халкедонского собора и т. д.[14]

Армянские купцы, несомненно, пользовались торговыми путями Восточной Европы, известными им еще с IX века. В бассейнах Днепра и Волги — в Киеве, Великом Новгороде, в Итиле, Великих Булгарах — они основывали армянские колонии, в которых нашли приют выселенные из Армении первоначально на Балканы павликиане и тондракийцы. С Балкан они перекочевали в Крым, Киевскую Русь, Польшу и Западную Европу.

Посредниками товарообмена между Киевской Русью и Арменией были в XI–XIII веках армяне, жившие в городе Сурож (Судак) в Крыму. Он являлся важным перевалочным пунктом на торговом пути Малая Азия — половецкие степи — Русь — Булгары.

В ряде русских городов XI–XII веков работали армянские специалисты-ремесленники, врачи, художники, которые, конечно, общались со своими русскими коллегами.

В «Истории медицины в Армении» Л. А. Оганесяна упоминается, что слава армянских врачей была настолько велика, что один из них был удостоен звания придворного врача Владимира Мономаха (1113–1125).[15]

Характерно, например, что в одно и то же время в армянском городе Ани одну из церквей расписывал русский художник Флор, а неведомый армянский художник украшал храм Нереды в Новгороде Великом.

Можно было бы привести множество примеров, свидетельствующих о русско-армянском сотрудничестве в области архитектуры и других искусств и ремесел.[16]

Цепью тянутся через века факты — свидетельства того, как различными путями, прямо или косвенно, в разных концах России и Армении встречались русские люди с армянами, трудились вместе, двигали вперед торговлю, обменивались произведениями искусства и литературы. Не все они еще раскрыты и изучены до конца. Не все приведено в систему и осмыслено. Но одно абсолютно ясно, что с начала нынешнего тысячелетия капли армяно-русской дружбы и русско-армянского культурного сотрудничества непрерывно множились, сливались в ручейки и реки, пока, наконец, в наши дни, в условиях советского строя, не слились в широкий поток братства социалистических наций.

Обратимся снова к фактам.

Вот конец XII века. Грузинская царица Тамара вступает в брак с сыном суздальского князя Андрея Боголюбского — Юрием. Деятельное участие в этом событии принимали представители армянской феодальной знати, находившиеся при грузинском дворе.

Отгремел свадебный пир. Надвинулась военная гроза. Мужественный русский воин Юрий в 1185 году, попрощавшись с супругой — царицей Тамарой, ведет грузинские и армянские войска и освобождает от сельджуков крупный торгово-административный город Армении — Двин. А веком раньше в войсках киевского великого князя отряд воинов-армян сражался вместе с русскими воинами против половцев.[17]

Вот XII–XIII века. С армянского языка на русский переведены «Жизнь Григория Просветителя» и «Жизнеописание монахинь Рипсимских». А в то же время — в первой половине XIII века — с греческого на армянский язык был переведен русский сказ «Житие Бориса и Глеба».

Вот XIV век. Русские летописи свидетельствуют, что в посаде Москвы в 1390 году уже существовало подворье «Авраама Арменина». Торгово-ремесленный люд, обитавший в этом подворье, общался не только с Москвой и Подмосковьем, но и с окраинами Русского государства и сопредельными странами.[18] К сожалению, мы мало знаем об этом подворье. Но можно предполагать, что это было не только деловое общение, но и обмен жизненным опытом, взаимоознакомление с обрядами и обычаями, культурой народов-единоверцев, общие горе и радости того времени, когда еще душу русского народа продолжал иссушать гнет монголо-татарских ханов, а их полчища нападали на Москву.

Начало XV века. В 1410 году в Грюнвальдской битве плечом к плечу со славянским войском сражались против кровожадных тевтонских рыцарей два армянских отряда.[19]

Вместе в военной беде, вместе в мирные дни — так шла бок о бок жизнь наших народов, рос их взаимный интерес друг к другу.

В те далекие времена в Армении побывали многие русские купцы, путешественники и паломники, а в «Русской земле» — армянские.

В описаниях «хождений» их в земли заморские сохранились драгоценные сведения о посеве первых семян знакомства и дружбы между русскими и армянами.

Например, в 1389 году дьякон Игнатий по приказанию митрополита Пимена совершил путешествие из Москвы в Царьград и Иерусалим. В его записках сохранились версии того времени об историческом прошлом Армении и армянском народе.

В 1420 году русский иеродиакон Зосима писал об «Армянской земле», расположенной на пути к Иерусалиму, о том, что ежели от Великого моря «…направо пойдти ко Святой горе, и к Селуню, и ко Арменской земле, и к Риму; налево же ходят правовернии ко Иерусалиму».

Немало аналогичных сведений содержится в любопытной книге Сахарова «Путешествия русских людей в чужие земли», изданной свыше века тому назад, в 1837 году, в Петербурге.[20]

В начале XVI века Армения была порабощена и разделена между Турцией и Персией.

Мрачные времена переживал армянский народ. «Армения, — писал армянский историк Лео, — превратилась в отчизну скорби. Высохли армянские розы и фиалки. Сладостные источники превратились в ручьи крови. Армянин-изгнанник скитался по чужбине или бродил голодный по покрытой трупами родной земле…»

Несмотря на это, свободолюбивый дух армянского народа не был сломлен.

В эти тяжелые, кровавые времена Россия приняла изгнанников — армян. На юге России возникли армянские колонии.

Великие князья московские, стремясь укрепить русское влияние в Среднем и Нижнем Поволжье, старались опереться на соседние христианские народы, сблизиться с ними, в том числе и с армянским населением этих районов. Это характерно для восточной политики Ивана III и Ивана Грозного. И факты свидетельствуют, что такая политика встречала дружную поддержку со стороны армян. Об этом говорят летописцы.

Известно, например, что верхний ярус одного из девяти приделов Покровского собора в Москве (храма Василия Блаженного) был посвящен Григорию Армянскому. История этого посвящения ведет нас к «Истории Казанского царства», в которой содержится описание весьма характерного эпизода.

В Казани, осажденной войсками Ивана Грозного, оказались армяне. Татары решили использовать армян-артиллеристов против русских, но те отказались биться с русскими. Татары привязали их железными цепями к пушкам и под угрозой смерти заставили стрелять. Летописец говорит, что армяне, прикованные к пушкам, стреляли так, что ядра или не долетали, или перелетали через головы русских войск.[21]

Известно повеление Ивана Грозного, свидетельствующее о том, как высоко было оценено это проявление дружественных чувств. После покорения Казани многие тамошние армяне получили право на поселение в Москве, в «Белом городе», где жили вольные люди из инородцев, пользовавшиеся особыми льготами.

В «Истории о Казанском царстве» летописец увековечил картину встречи войск Ивана Грозного армянами вместе с русским народом в Москве после казанского похода. Языком XVI века он писал: «…и позвонеся великий град Москва и изыдоша на поле за посад встретити царя и великого князя князи и вельможи его и вси старейшины града, богатии и убози, юноша и девы и старики со младенцы, чернцы и черницы и спроста все множество бесчисленное народа московского и с ними же вси купцы иноязычныя, турци и армены и литва и многия страницы».[22]

Радостно встретили армяне, жившие в Астрахани, приход русских войск Ивана Грозного в 1556 году. Поселившись здесь еще в период монгольского завоевания, они нередко подвергались преследованию и угнетению со стороны ханов и мусульманского духовенства. Приход единоверцев — русских войск и присоединение Астраханского ханства к России явились для них избавлением от ханского произвола. Малочисленная дотоле армянская колония стала быстро расти. Она сыграла значительную роль в повышении торгового значения Астрахани. Здесь были созданы торговые дома, обладавшие крупным капиталом.

В XVI веке значительно расширились существовавшие и прежде постоянные торговые отношения между армянскими торговыми компаниями и Россией.

В ряде исторических документов XVI–XVII веков содержатся упоминания о привилегиях и льготах, предоставленных астраханским купцам-армянам Москвой. Например, в 1667 году между царем Алексеем Михайловичем и армянской торговой делегацией было заключено соглашение о беспрепятственном развитии армянской торговли в России.[23] В «Жалованной Грамоте Армянской компании на привоз в Россию шелка и сырца» Алексей Михайлович распорядился обеспечить представителям компании возможность безопасно провозить шелка из Астрахани до Москвы и дать гарантии сбыта привозимого шелка в случае каких-либо затруднений с его реализацией.[24]

Помимо экономического значения, эти торговые связи в известной мере способствовали и духовному общению двух народов.

В XVII веке одним из первых представителей армянской культуры в Москве был житель расположенного в районе «Белого города» специального Армянского двора живописец Богдан Салтанов, приехавший по приглашению Алексея Михайловича.

Последний узнал об искусном мастере от новоджульфинского купца армянина ходжа Закара Саградова (Саградяна), который привез русскому царю от своего отца в знак благодарности за внимание к армянам богатые подарки. Это был «Алмазный трон», который поныне стоит в Оружейной палате Московского Кремля. Он выполнен в восточном стиле, из слоновой кости, золота и серебра. На его украшение ушло 897 алмазов, 1298 яхонтов и 18030 зерен восточной бирюзы. Кроме того, Саградов преподнес царю выполненную Богданом Салтановым на медном листе копию картины великого итальянского художника Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».[25] Картина восхитила царя. Он заинтересовался художником. Богдан Салтанов 15 июня 1667 года прибыл в Москву. Царь поручил ему обучить русских учеников живописи.[26] За тридцать пять лет пребывания в Москве Богдан Салтанов создал свою школу живописи, написал множество икон, плафонов, картин на стенах церквей. Он был одним из «первых живописцев царского двора, — писал историк И. Забелин, — своим искусством и деятельностью далеко превзошел всех своих предшественников».[27] В книге «Царские иконописцы и живописцы в XVII веке» А. И. Успенский отмечает, что Б. Салтанов внес новую, свежую и живительную струю в русское искусство. Он дольше всех остальных художников-иностранцев работал в Оружейной палате, научил многих русских живописи.

В том же веке русское общество получило ценные сведения об Армении и ее культуре из описания путешествия, которое совершил в 1623 году в Персию «купчина, Московский гость Федот Афанасьев сын Котов», наблюдавший жизнь армянского населения не только в Армении, но и в Дербенте, Шемахе и Исфагани. Из нескольких дореволюционных изданий императорской Академии наук мы узнаем, что Ф. А. Котов дал одно из самых ранних для России описаний Эриванской крепости, виденной им сорок один год спустя после ее основания. Котов писал:

«…от Геньжи 6 дней ходу до Равана (Еревана. — А. А.) горами, а в Раване город каменной стоит на ровном месте над рекою над Зетичею, а ширина реки человеку камнем бросить. А от города Равана на полдни ходу, тут стоят три церкви Арменские велики, и бывали стройны, и то место и Раван бывало Арменское царство, тот настольный город был, а церквами для того называем, что на них кресты, а две церкви стоят пусты, а в третьей поют Арменья, а в церкви образов никаких нет, только крест да образ Пречистые Богородицы, и колокол есть невеликий, а звонят временем бояся бусурман».

В духе легенд того времени Ф. А. Котов описал далее Арарат: «Да над тем же городом Раванию на полдень стоит гора добре высока и велика, а верх взошел что колпак, а русских верст до ней ходу от города Равана больши 10, а около тое горы сказывают ходу 5 дней, и на той горе лежит вековой снег зимой и летом; а на ту гору восходу нет ни кому, и на той горе стоит Ноев ковчег, а персы и турки тое гору называют Султан-агра-Тогорезов по их, да они зовут Башь-даками… а у нас тое гору зовут Арарат».[28]

Ф. А. Котов сделал запись армянской азбуки. Запись эта приблизительная, неточная, но она характерна, ибо показывает широкий интерес русского человека того далекого времени к жизни, быту и культуре армянского народа.

В XVII же веке весьма интересное путешествие на Восток совершил выдающийся человек своего времени, не лишенный дипломатических и литературных способностей казанский купец Василий Яковлев Гагара, уроженец города Плеса на правом берегу Волги. На пути в Иерусалим и Египет ему довелось быть свидетелем тяжких страданий армянского народа под иноземным игом. Он донес до России сведения о запустении армянской земли, о массовых выселениях жителей из армянских городов. В записях Василия Гагары упоминается о судьбе Еревана, испытавшего злодеяния турецких и персидских захватчиков, описывается Арарат, озеро Севан и т. д. Василий Гагара привез в Россию столь ценные сведения об Армении и других восточных странах, что русский царь Михаил Федорович пожаловал ему звание «Московского гостя».[29]

В годы жизни Василия Гагары в странах Востока неоднократно побывал автор «Проскинитария» («Поклонника») Арсений Суханов. Его путевые записки отличаются подробным, систематическим и разносторонним описанием виденного. Видел в 1651 году Арсений Суханов и Армению. В одном караване с армянами он возвращался в Россию через их землю после своей третьей поездки в Иерусалим. Красоты природы, «пашни хорошия и луга и горы с травой скотопасные», география края, жизнь и быт армян, их страдания под турецким гнетом — все это зорко подметил и меткими словами записал русский путешественник.[30]

Его записи, равно как и записи его предшественников, распространялись тогда по России в форме списков. Год от года, век от века узнавали русские люди о единоверной стране Армении, ее древней истории, о тяжкой доле под турецким игом. Вместе с тем они лично общались с представителями армянского народа — жителями армянских колоний в Москве, Астрахани, а позднее — в Петербурге, Нахичевани и многих других местах России. Знакомства перерастали в дружбу. Сотрудничество в сфере ремесла и торговли способствовало культурному общению.

В XVIII веке появляются научные труды, частично или полностью посвященные Армении, армянскому народу, армянским колониям в России. Авторами их были преимущественно люди военные и дипломаты, проводившие политику царского самодержавия на Востоке. Кроме того, издавались на русском языке труды иностранных ученых, касавшиеся Армении. Это были все прямые потомки и преемники той паломнической литературы и описаний «хождений» русских людей в чужие земли, которые создавались в XIV–XVII веках.

Например, в 1760 году артиллерийский офицер русской службы Иван Густав Гербер опубликовал «Известие о находящихся с Западной стороны Каспийского моря, между Астраханью и рекою Курой, народах и землях и о их состоянии в 1728 году». Он описывал гнет и нетерпимые условия, в которых находились армяне в Персии и Турции. «В деревнях живущие армяне занимаются пашнею и скотоводством, — писал И. Гербер, — имеют своих старшин, или кавхов, и юсбашей; но должны платить ежегодно карач, или подушные деньги, сверх обыкновенной подати. Деревни весьма опустошены во время последнего бунта, потому что бунтовщики увезли жен их и детей и продавали в невольничество. Скрывшиеся в горах опять ныне выходят, особливо к Российской границе, и выстраивают прежние опустошенные свои места».[31]

Характерное наблюдение: «…выходят, особливо к Российской границе». Гербер убедился в стремлении армян связать свою судьбу с Россией.

Ценные сведения об армянских колониях на юге России содержатся в путевых дневниках главного врача Астраханского корпуса Иоанна Якоба Лерхе, дважды побывавшего на Востоке — в 1733–1735 и 1745–1747 годах. Он отмечает содействие русских властей астраханским армянам-переселенцам. «Для армян, — пишет Лерхе, — отведено было особенное место за Солончаком вдоль по новому каналу, где они через 3 года отчасти прекрасные выстроили дома… Между ними не мало находилось зажиточных купцов, которые… завели… фабрики; иные же промышляют вином и садовыми овощами».[32]

В XVIII веке были изданы в России в переводе с французского языка труды французских путешественников, писавших об Армении. Таковы, например, «Белевы путешествия через Россию в разные азиатские земли: а именно в Испагань, в Пекин, Дербент и Константинополь» (1776 год), написанные в начале века Белем, «Всемирный путешествователь или познание Старого и Нового света, то есть описание всех по сие время известных земель в четырех частях света» аббата де Ла Порт (изд. в Петербурге в 1780 году)[33] и другие.

Интерес к подобным изданиям проявляла не только русская публика, но и правительственные сферы, поскольку жизненные интересы России и ее внешняя политика были связаны с сопредельными странами Востока. В 1735 году в проект устава Академии наук был внесен пункт, по которому предлагалось включить в состав Академии «…одного профессора древностей восточных, потому что ради соседства и великого союза восточных народов с нами о сем учении паче всех прочих стараться надлежит.[34]

Обширная деятельность Академии в этом направлении общеизвестна. Она во многом способствовала развитию армяноведения. Большой материал об Армении и армянских поселениях в разных странах собрали участники экспедиций Академии. И всюду в этих материалах мы находим строки о тяжком гнете, который душил армянский народ во владениях тогдашних Персии и Турции. Например, участник одной из академических экспедиций С. Г. Гмелин, говоря об армянских деревнях, находившихся под владычеством персидских властей в шестидесятых годах XVIII века, писал: «Обыватели живут бедно, монахи не смеют церковных сосудов, образов и других украшений употреблять всенародно, опасаясь, чтобы у них насильно не отняли».[35] Большое место описанию притеснений, которые испытывали армяне в тогдашней Персии, уделено в книге другого участника академической экспедиции XVIII века И. Г. Георги «Описание всех обитающих в Российском государстве народов, их житейских обрядов, обыкновений одежд, жилищ, управлений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей…».

В XVIII веке памятный вклад в дело русско-армянской дружбы и культурного сближения внесли представители петербургской армянской колонии. Например, выходец из Новой Джульфы Г. Халдарян, занимавшийся торговлей в Индии, а затем в Лондоне, в результате долгих хлопот заказал в Голландии армянский шрифт и, получив его, приобрел все необходимое для организации типографии. Передовой и прогрессивный деятель своего времени, Г. Халдарян правильно учел, что именно в России имеются перспективы для развития армянской культуры. Он перевез типографское оборудование в Петербург и создал здесь первую в России армянскую типографию. В 1780 году она была открыта. Здесь печатались книги религиозного и исторического содержания.[36] Среди них были изданы сочинения Егише и Нерсеса Шнорали.

Явлением большого культурного значения был первый армяно-русский словарь, составленный Г. Халдаряном в конце XVIII века.[37] Он выбрал «…из бездонного моря языка русского народа» около двух с половиной тысяч «наиизбраннейших слов», стремясь вывести «по тропинке языкознания» армянских читателей на широкую дорогу изучения «роскошного славного языка просвещенной России». Этой целью руководствовались и другие авторы.

Например, одновременно (в 1788 году) Петербургская армянская типография выпустила «Книгу, содержащую в себе ключ познания, букварь, словарь и некоторые правила из нравоучения», составленную «девицей Клеопатрой Сарафовой», которую исследователи предположительно считают дочерью участника армянского национального движения шестидесятых годов XVIII века, астраханского армянина Мовсеса Сарафова. В упомянутой книге содержатся «Армянский словарь с российским переводом» и «Российский словарь с армянским переводом».

В те же годы один из влиятельных членов петербургской армянской колонии подпоручик Варлаам Ваганов, известный своими переводами на русский язык выдающихся произведений армянской литературы, стремился использовать свои связи с деятелями русской культуры для развития армянского просвещения в России. По просьбе его ближайшего помощника М. Б. Маничара в Петербургской академии наук в 1782 году Я. Я. Штелин составил программу будущей армянской школы в Астрахани.

С историей зарождения армянского книгопечатания в России связано имя Маркара Захаровича Хоченца Ереванского, «мужа искусного и ученого философским наукам, знающего и приобыкшего к переводам многих книг с разных языков на армянский диалект». Он переехал в Россию из Смирны, где был переводчиком у английского консула. Знал итальянский, арабский, персидский и турецкий языки. Устроившись на государственную службу, он одновременно усердно занимался переводами. Перевел на армянский язык роман Фенелона «Приключения Телемака» и ряд других книг. В 1792 году в Нахичевани вышла книга Хоченца «Врата милосердия». В ней приводится указ Екатерины II об основании нового города армянского Григориополя (в 12 километрах от Дубоссар), в котором поселились армяне — жители городов, освобожденных от турок во время второй русско-турецкой войны. М. Хоченц работал в Петербурге в должности коллежского советника.

Армяне, нашедшие приют в России, связывали свои сокровенные надежды на освобождение Армении от персидско-турецкого ига именно с русским народом. Эти надежды казались весьма близкими к осуществлению, хотя временами сама Россия подвергалась тяжелым испытаниям и армянам приходилось ждать более счастливых времен. Но вера в освобождение, вера в помощь русского народа оставалась непоколебимой.

Находясь под турецко-персидским владычеством, армянский народ не переставал бороться за свободу. В ходе этой борьбы он обращался за помощью и к западноевропейским державам. Но нашел истинную дружбу и реальную помощь только у великого русского народа.

В 1701 году известный деятель армянского освободительного движения Исраэл Ори вел переговоры с Петром I об освобождении Восточной Армении из-под персидского владычества. Но Северная война требовала от России большого напряжения сил. Лишь после Ништадтского мира, в 1722 году, Петр I предпринял персидский поход. Россия завладела Дербентом, Баку, провинциями Гилан и Мазандаран. Однако вопрос об Армении остался в те годы нерешенным.[38]

Прошли десятилетия, прежде чем Армения и армянское освободительное движение снова заняли свое место в планах русской дипломатии. Это произошло во второй половине XVIII столетия, когда вновь перед внешней политикой царизма стала задача полного присоединения Кавказа к России.

Любопытно отмстить, что дважды в своей жизни близкое участие в судьбе армянского народа принимал выдающийся русский полководец Александр Васильевич Суворов. Эту малоизвестную сторону его биографии подробно раскрывает М. Нерсисян в своей недавно вышедшей в Ереване книге «Из истории армяно-русских отношений».

Первый случай относится к 1778 году. А. В. Суворов, бывший дотоле помощником князя Прозоровского, командовавшего русскими войсками, введенными в Крым, сменил своего безвольного и бездеятельного шефа на его посту. В то время царское правительство стремилось экономически ослабить Крымское ханство и поставить его в еще большую зависимость от России. Зная, что значительную долю доходов ханской казны составляют поборы с торговцев и ремесленников, которыми были преимущественно армяне и греки, царское правительство решило поощрить их стремление к переселению в южные районы России. Эта задача и была возложена на А. В. Суворова. В августе — сентябре 1778 года, преодолев сопротивление и козни Шагин Гирей-хана, трудности, связанные с транспортом того времени, с организацией питания переселенцев в пути и на месте нового жительства, А. В. Суворов, по его собственному выражению, «…вывел христиан из Крыма в Россию без остатку», переселив более 32 тысяч человек. При этом, по свидетельству ряда источников, великий полководец поступал «сдержанно, политично и человеколюбиво» и «вложил свою душу в это дело».[39]

Так, с участием А. В. Суворова было положено начало армянским поселениям в бывшем Таганрогском градоначальстве, в районе крепости св. Дмитрия Ростовского (ныне г. Ростов-на-Дону). Здесь в декабре 1779 года состоялась официальная закладка города Нахичевани, ставшего одним из центров общественной и культурной жизни армянского народа в дореволюционной России. Тут же уже с конца XVIII века существовали армянская школа и типография, а позднее начали свою общественно-политическую деятельность М. Налбандян, Р. Патканян и др.

Второй, более важный случай относится к 1779 году. Высоко оценив заслуги А. В. Суворова в Крыму на военном и дипломатическом поприще, императрица Екатерина II во время личной аудиенции сняла со своей одежды и пожаловала ему особый знак внимания — бриллиантовую звезду ордена св. Александра Невского, дав одновременно новое поручение. Суворову предлагалось немедленно выехать в Астрахань, принять командование войсками и, изучив положение в Армении, Грузии и Персии, сообщить о них Потемкину.

Речь шла о намерении царского правительства освободить Армению от турецко-персидского ига и присоединить ее к России. Произошло несколько встреч А. В. Суворова с представителями армянского народа, во время которых он выразил свое благосклонное отношение к вопросу восстановления армянского государства и недвусмысленно говорил о том, что Россия намерена сделать серьезные шаги в этом направлении.

В 1780–1782 годах, находясь в Астрахани, А. В. Суворов разработал план кампании, но она не состоялась.[40]

Косвенное, но деятельное участие в судьбе армянского населения юга России, Молдавии и Валахии принимал А. В. Суворов во время второй русско-турецкой войны, в которой он одержал славные победы под Кинбурном, Очаковом, Рымником, Фокшанами и Измаилом. На пути движения его армии проживало много армян. Он способствовал переселению их в безопасные места, в Россию. В этом направлении, по его поручению, действовал, например, один из его подчиненных Е. В. Хастатов (по происхождению армянин).[41]

В 1795 году, во время опустошительного похода Ага-Магомет-хана в Грузию, Азербайджан и Армению, когда русское правительство решило организовать поход своих войск в Закавказье, с целью присоединения его восточных провинций к России, представители армянского народа настойчиво ходатайствовали перед Петербургом, чтобы поход этот поручили великому полководцу Суворову.[42]

Разумеется, не случайно интересовались они тем, какое участие принимал А. В. Суворов в их судьбе, и связывали свои надежды на осуществление национальных чаяний с именем великого русского полководца.

В сложившихся условиях освобождение армянского народа от персидского и турецкого ига возможно было только при помощи России, поэтому ряд деятелей армянского национально-освободительного движения, как например, Иосиф Эмин, Шахамир Шахамирян и другие с надеждой обращали взоры именно к России.

В начале XIX века, после присоединения Грузии к России, вопрос об Армении вновь встал в порядок дня. Однако и на этот раз Армения не была присоединена к России, в пределы которой вторглись полчища Наполеона I. Сыны армянского народа внесли свою посильную лепту в Отечественную войну русского народа 1812 года. За героизм и самоотверженную преданность России ряд армян-воинов, среди них генералы Мадатов, Меликов, Лазарев и другие, были награждены русскими орденами и медалями.

Разгром полчищ Наполеона вынудил Персию заключить мир с Россией. В октябре 1813 года был подписан Гюлистанский мирный договор. Это оказало прямое влияние и на английскую политику на Востоке, в частности в Иране. Здесь английская дипломатия старалась использовать свое посредничество, чтобы добиться от России максимальных уступок, сохранить влияние и возможность дальнейшего вмешательства в кавказские дела.[43]

Первым армянским критиком, глубоко интересовавшимся русской литературой, явился С. Тигранян, выступивший уже в начале тридцатых годов XIX века. Вместе с Белинским он учился в Московском университете. О С. Тиграняне известно еще и то, что в шестидесятых годах XIX века он пытался организовать в Феодосии журнал под названием «Отечественные записки». Само название журнала и проект его программы указывают на идейную близость с передовым русским журналом, на стремление организатора журнала С. Тиграняна подчеркнуть эту связь. Великий армянский революционный демократ М. Налбандян, находясь в заточении в Петропавловской крепости, интересовался судьбой С. Тиграняна. Соратник русских революционеров-демократов, М. Налбандян видел в С. Тиграняне близкого по идеям и литературным вкусам человека.

Освобождение Восточной Армении от персидского ига, как было сказано, явилось великим историческим событием в жизни армянского народа.

Однако если перед Восточной Арменией открылись новые, благоприятные перспективы для культурно-экономического развития, то Западная (так называемая Турецкая) Армения продолжала изнывать под ненавистным игом султанской Турции. Положение западных армян все более и более ухудшалось. Достигли крайних пределов произвол, насилие, грабеж, национальный гнет и гонения. Народ подвергался жесточайшей эксплуатации. Покровительствуемые турецким правительством многочисленные банды грабителей и убийц свирепствовали по всей стране.

Турецкие паши и султаны организовали кровавое и массовое истребление армян.[44]

Передовые деятели армянского народа, представители его интеллигенции, конечно, не питали иллюзий относительно реакционной политики царского самодержавия; однако они видели и другое — путь к общению с передовыми людьми России, к культуре великого народа, к опыту его борьбы против эксплуататоров. Поэтому они связывали судьбу армянского народа и идею его освобождения с судьбой русского народа и устанавливали теснейшие связи с передовой русской интеллигенцией.

Русский народ, народ труженик и воин, народ, давший миру блестящую плеяду великих революционеров ученых, полководцев, писателей, землепроходцев и первооткрывателей, утвердил приоритет своей родины во многих областях науки, искусства, литературы.

Россия есть страна будущего, говорил Белинский, Россия, в лице образованных людей своего общества, носит в душе своей непобедимое предчувствие величия своего назначения, своего будущего.

В это верили и передовые деятели армянского национально-освободительного движения, армянский народ. Они высоко ценили покровительство великой России, на просторах которой нашли приют многочисленные армянские колонии. А они имели исключительно важное значение. Здесь спаслись от тяжкого гнета и физического истребления со стороны турецко-персидских правителей тысячи армянских семей. Здесь они, вынужденно покинувшие родную землю, нашли вторую родину, получали материальную поддержку и возможность участвовать в экономической жизни страны. В колониях развивалось просвещение, были организованы армянские школы.

В книге «Армянская печать и царская цензура» С. Г. Арешян подчеркивает значение армянских колоний в России для развития национальной культуры и укрепления дружбы между армянами и другими народами Российской империи. Абсолютно верно, что фактором исключительной важности явилось развитие армянской печати в колониях. Почти все колонии имели свои типографии; армянские периодические издания и книги печатались во многих городах России. В научных центрах, какими являлись Петербургский и Казанский университеты, Лазаревский институт в Москве, успешно развивалось армяноведение, готовились кадры высококвалифицированных специалистов по армянскому языку, истории и литературе. Даже после присоединения Восточной Армении к России в 1828 году колонии еще долгое время продолжали оставаться средоточием армянской интеллигенции и культуры.

Конечно, наряду с этими, бесспорно благоприятными условиями, жизнь в царской России была чревата многими отрицательными явлениями и неизбежными противоречиями, с которыми приходилось сталкиваться и армянам. Гнет для народных масс был двойным. Их угнетали и эксплуатировали, как и все народы России, помещичье-самодержавный строй и «свои», армянские толстосумы. Социальный состав армянских колоний в России был далеко не однородным. В астраханской колонии начала XIX века меньшинство, состоявшее из купцов и промышленников (общим числом 243 семьи), пользовалось материальным благосостоянием и было имущественно обеспеченным. Подавляющее же большинство — 700 семейств — крайне нуждалось и даже впадало в такую бедность, что некоторая часть вынуждена была существовать на подачки Астраханского общества. Эти семьи не в состоянии были заплатить самые минимальные налоги. Большинство колонии составлял народ, с трудом добывавший себе пропитание. Классовое расслоение и классовая борьба усиливались. Эти противоречия внутри армянских колоний были обусловлены классовыми противоречиями русской феодальной монархии. Армяне жили в колониях теми же радостями и печалями, что и русские люди. Они несли на себе бремя самодержавного гнета вместе. Кроме того, нередко царская администрация ущемляла их национальные интересы. Развивая национальную культуру, передовые армянские общественные деятели сталкивались с многочисленными препятствиями. Достаточно упомянуть о свирепой царской цензуре, которая душила прогрессивную армянскую печать, как и русскую.

В присоединенной к России Восточной Армении также существовал этот двойной гнет. Армянские клерикалы и реакционеры не раз выступали вместе против передовых общественных деятелей-армян. Судьба М. Налбандяна и его учителя Габриэла Патканяна — наглядный тому пример. Таких примеров было много. Но при всем этом жизнь в семье народов России, общение с русским народом, его культурой и демократическими традициями, участие в общерусской революционной борьбе имело для армянского народа исключительно важное прогрессивное, благотворное значение.

Восьмидесятые годы прошлого века знаменуют собой распространение марксизма в России. Интересно отметить, что вместе с В. И. Лениным и его друзьями в первых марксистских кружках, боровшихся за освобождение трудящихся от векового гнета и эксплуатации, находились и сыны армянского народа. И среди них одним из первых участников революционного движения в России был Лалаянц Исаак Христофорович (1870–1933). Революционная деятельность И. X. Лалаянца началась еще в Казани в 1888–1889 годах, где он состоял членом кружка Н. Е. Федосеева. За революционную деятельность он в 1889 году был исключен из Казанского университета. Дальнейшая жизнь профессионального революционера, подпольщика И. X. Лалаянца протекала в различных городах России. Накануне 1893 года он был арестован и выслан в Самару.

«Сборы были недолгие, — вспоминает И. X. Лалаянц. — Имевшиеся в моем распоряжении дни ушли на то, чтобы бегать по знакомым, разузнавать, что представляет собою Самара, и раздобыть хоть какие-либо связи и явки в ней, чтобы не чувствовать себя каким-то Робинзоном в новом городе».

Как известно, по одному из полученных адресов И. Лалаянц попал в Самару к Долгову.

«На другой день я отправился к Долгову. Старик-добряк, много перевидавший на своем веку, жил одиноко и принял меня очень ласково и радушно. Сообщив необходимые в таких случаях сведения о себе и последние новости из Рязани, я стал слушать его рассказы о прошлых временах и о жизни в Самаре…

Тут кто-то постучался — вошел молодой человек лет 22–23, невысокого роста, но очень крепко и основательно сложенный, с русыми, заметно рыжеватыми, особенно на усах и бороде, волосами. Передо мною стоял человек с необыкновенно умной и глубоко симпатичной физиономией, как-то сразу располагающий к себе. Это был Ульянов Владимир Ильич… Поговорив еще немного, мы простились с Долговым и вышли вместе.

По дороге у нас постепенно завязался интересный разговор, что дало нам возможность ближе познакомиться друг с другом; я рассказывал все, что мог, о казанской жизни и в свою очередь с большим интересом выслушал все, что Владимир Ильич успел передать мне о Самаре в этот первый вечер нашего знакомства. Наша беседа, естественно, перешла на тему о народниках и марксистах, и мы оба настолько увлеклись, что не заметили, как дошли до дверей его квартиры, и так как это было на самом интересном месте его беседы, то Владимир Ильич заявил, что проводит меня «немножко» обратно. Дойдя незаметно до моей квартиры, я в свою очередь предложил ему то же самое… И вот таким-то образом, провожая друг друга каждый раз «еще немножко», мы проделали еще четыре конца. Наконец решили, что все равно нам всего не переговорить, и где-то на полдороге, крепко пожав друг другу руки, разошлись по домам, условившись, что завтра вечером он поведет меня знакомить с кой-какой публикой и прежде всего со своим близким другом А. В. Поповым (А. П. Скляренко).

Так произошло мое знакомство с Владимиром Ильичем. Вернувшись домой, я долго не хотел ложиться спать, ходил из угла в угол по комнате, чувствовал какой-то радостный подъем в душе, перебирал в голове до мелочей все наши разговоры с ним. Он действительно произвел на меня тогда замечательное впечатление. В этом двадцатитрехлетнем человеке удивительнейшим образом сочетались простота, чуткость, жизнерадостность и задорность, с одной стороны, и солидность, глубина знаний, беспощадная логическая последовательность, ясность и четкость суждений и определений — с другой. Самара сразу же перестала мне казаться такой глушью, и я уже после зтой первой встречи был рад, что выбрал себе именно ее».[45]

В Самаре в 1893 году организовался один из первых марксистских кружков в России, куда входили В. И. Ленин, А. П. Скляренко, И. X. Лалаянц. Но произведенные охранкой аресты революционеров в Самаре заставили Лалаянца в 1895 году покинуть Самару и переехать в Екатеринослав. — Как известно, В. И. Ленин горячо поддержал Лалаянца в его решении о переезде в Екатеринослав.

В Екатеринославе И. X. Лалаянц участвовал в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в подготовке I съезда РСДРП, редактировал нелегальную социал-демократическую газету «Южный рабочий». Накануне 1 мая 1900 года был арестован, а два года спустя сослан в Сибирь. Отсюда он бежал за границу. В Женеве Лалаянц заведовал типографией ленинской «Искры». В 1903 году, по окончании II съезда РСДРП, он как агент ЦК партии стал одним из организаторов Бюро южных большевиков России, занимавшегося подготовкой III съезда РСДРП. В 1905 году Лалаянц был сослан на пять лет в Вологодскую губернию. Отсюда он бежал и в Петербурге продолжал свою подпольную революционную деятельность в качестве агента ЦК партии. Как один из организаторов конференции военно-Соевых организаций РСДРП в Таммерфорсе, он выступил с докладом о роли партии в вооруженном восстании. По окончании конференции Лалаянц вновь был арестован и после двухлетнего тюремного заключения сослан сроком на шесть лет на каторгу. Охранка зорко следила за ним, и в 1913 году, по отбытии срока, он был выслан в Сибирь на вечное поселение.

О личной дружбе великого Ленина с И. X. Лалаянцем свидетельствуют воспоминания сестры Владимира Ильича — А. И. Ульяновой-Елизаровой.

«Я не помню, сколько дней пробыл у нас брат. За это время приезжал повидаться с ним из Екатеринослава его старый самарский знакомый И. X. Лалаянц, который был в то время членом комитета социал-демократической партии и редакции газеты «Южный рабочий». Он пробыл у нас дня три. У него были с братом деловые разговоры.

Позднее Владимир Ильич рассказывал мне, что они касались главным образом созыва II съезда партии, который предполагался тогда еще в России. Он говорил мне об этом в июне, перед отъездом за границу, когда развивал подробный план общерусской газеты, организация которой протягивала бы щупальца во все концы России, объединяя вокруг основных принципов все разбросанные по нашей необъятной стране комитеты и кружки».[46]

Канун XX века явился новой вехой в развитии дружбы русского и армянского народов. К этому времени русский рабочий класс вышел на историческую арену как могучая политическая сила. Волны рабочего движения докатились и до Закавказья.

Широкие размеры приняло издание листовок. Ленинская «Искра» в сентябре 1902 года писала, что «прекрасно написанные прокламации выходили на русском, грузинском и армянском языках и заполняли все кварталы Тифлиса».

В 1902 году в Закавказье оформляется «Союз армянских социал-демократов». Союз представлял собой группу искровцев, которая в конце 1902 года организационно слилась с Тифлисским комитетом РСДРП. При активном участии С. Шаумяна и Б. Кнунянца Союз приступает к созданию нелегальной социал-демократической газеты. В октябре 1902 года при участии Степана Шаумяна, а также Б. Кнунянца, А. Зурабяна и С. Ханояна выходит первый армянский печатный орган ленинско-искровского направления — газета «Пролетариат».

Девизом газеты был боевой призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Под заголовком стояло: «Российская социал-демократическая рабочая партия».

Руководствуясь положениями «Искры», «Пролетариат» вел борьбу с «экономистами», оппортунистами, защищал ленинские принципы построения партии и большое место уделял вопросам теории марксизма. Газета вела непримиримую борьбу с буржуазными националистами, разоблачала их предательские замыслы.

В первом номере «Пролетариата» в качестве передовой публикуется «Манифест армянских социал-демократов».

В манифесте говорилось:

«Являясь одной из ветвей Российской социал-демократической рабочей партии, широко раскинувшей свою сеть на всем пространстве России, «Союз армянских социал-демократов» вполне с нею солидарен в своей деятельности и будет бороться вместе с нею за интересы российского пролетариата вообще и армянского в частности».

Этому манифесту В. И. Ленин посвятил специальную заметку, в которой писал:

«Мы от всей души приветствуем Манифест «Союза армянских социал-демократов» и особенно замечательную попытку его дать правильную постановку по национальному вопросу».[47]

Так, под руководством партии большевиков, под непосредственным руководством В. И. Ленина и его учеников С. Шаумяна и С. Спандаряна революционное рабочее движение в Армении с первых же шагов слилось с борьбой русского пролетариата.

В 1904 году в Женеве под руководством В. И. Ленина при ЦК РСДРП была создана комиссия по изданию социал-демократической литературы на армянском и грузинском языках. В 1904 году на армянском языке были изданы «Манифест Коммунистической партии», «Извещение о II съезде РСДРП» и др.

В упомянутой комиссии деятельное участие принял Степан Шаумян. Он перевел на армянский язык «Манифест Коммунистической партии» и обеспечил перевод и распространение большевистской литературы среди трудящихся Армении. Когда в 1904 году армяне-студенты, учившиеся в Петербурге, предприняли издание сборника большевистской литературы, они обратились к Шаумяну с просьбой передать В. И. Ленину, что хотели бы включить в сборник ленинскую статью.

Горячо сочувствуя начинаниям молодежи, Степан Шаумян пишет В. И. Ленину 28 ноября 1904 года:

«Многоуважаемый Владимир Ильич!

Спешу выполнить одно поручение, присланное мне из Петербурга, через одного товарища, группой студентов армян. Эта группа решила издать легальный марксистский сборник на армянском языке… Группа поручает мне также просить Вас и Плеханова, если у Вас найдется время, принять участие в сборнике. Во главе предприятия стоит товарищ, лично мне хорошо известный, работавший в прошлом году в Тифлисском комитете (из «твердокаменных»). Прошу Вас, если время Вам позволит и если есть у Вас что-нибудь готовое, не отказать. Сбор с этого издания пойдет, без сомнения, в пользу партии, и, что самое главное, издание, в случае если оно осуществится в том виде, как оно задумано, будет иметь громадное значение для армянских читателей, в особенности для одного, довольно многочисленного слоя нашей средней интеллигенции, из которой вербуются теперь наши пропагандисты. Это окончившие курсы средних духовных учебных заведений, не знающие русского языка.

Будьте добры, передайте эту просьбу также тт. Богданову и Луначарскому. Я не имею возможности непосредственно просить их. Плеханову напишу сам.

В ожидании ответа, с приветом и пожеланиями, преданный Вам С. Шаумян».[48]

Тогда же, в 1904 году, по возвращении в Тифлис, С. Шаумян был избран членом Кавказского союзного комитета РСДРП. К этому времени газеты «Брдзола» и «Пролетариат» были объединены. Органом Кавказского Союза РСДРП стала газета «Борьба пролетариата», выходившая на русском, грузинском и армянском языках.

В ответ на приглашение Кавказского союзного комитета сотрудничать в «Борьбе пролетариата» В. И. Ленин пишет 20 декабря (по новому стилю) 1904 года:

«Дорогие товарищи! Получил Ваше письмо насчет «Борьбы Пролетариата». Постараюсь писать и передам товарищам по редакции. Занят теперь усиленно работой для нового органа. Вам послали уже подробное письмо на зтот счет. Откликнитесь поскорее и посылайте, пожалуйста, побольше, побольше и побольше рабочих корреспонденций. От Вас зависит теперь успех органа в особенности, ибо начало особенно трудно».[49]

Откликнувшись на призыв вождя, Кавказский союзный комитет мобилизовал группу литераторов для содействия новому органу партии.

В 1905–1906 годах С. Шаумян по поручению Кавказского союзного комитета РСДРП вел революционную пропаганду в Ереване, Алаверди, Александрополе (Ленинакане) и других городах Армении, сплачивая местные организации РСДРП, направляя их деятельность.

Первого апреля 1906 года по заданию Кавказского большевистского центра С. Шаумян организовал в Тифлисе издание большевистской газеты «Кайц» («Искра») на армянском языке. Членом редколлегии и редактором этой газеты вскоре был избран также С. Спандарян — крупный мастер агитации и пропаганды.

О том, как С. Спандарян заботился, чтобы каждое обращение к рабочим, каждое большевистское слово доходило до рабочего класса, свидетельствует его письмо к Е. Д. Стасовой: «Дорогой друг! Прошу Вас все иностранные слова заменить истинно русскими. Ведь рабочим это будет понятнее…»[50]

В. И. Ленин учит, что одним из самых необходимых и решающих условий освобождения многонационального кавказского пролетариата и крестьянства из-под влияния буржуазии и помещиков и вовлечения их во всероссийскую пролетарскую борьбу за социализм является беспощадная борьба против национализма. С. Спандарян вел решительную борьбу против националистов всех мастей. При этом главной мишенью С. Спандарян избрал врага армянского народа — армянскую буржуазно-националистическую партию «дашнакцутюн».

Разоблачая попытки дашнаков отвлечь внимание армянских трудовых масс от общих задач российского пролетариата, С. Спандарян писал:

«Перед нами — великая и ответственная обязанность: объединенными силами, вместе с пролетариатом России вести беспощадную борьбу против деспотизма».[51]

Труды классиков марксизма, большевистские газеты и листовки, повседневная работа большевистских организаций озаряли светом научного социализма каждое явление, с которым сталкивались пролетарии Армении, повышали их революционную сознательность, воспитывали их в духе пролетарского интернационализма, знакомили с опытом борьбы русского пролетариата, вооружали для борьбы против предателей — меньшевиков и буржуазных националистов.

В 1905–1907 годах, в период первой буржуазно-демократической революции в России, трудящиеся Армении организовали в городах и селах ряд восстаний против самодержавных порядков и эксплуататоров, выступая под лозунгами большевиков. Под руководством русского рабочего класса армянский народ рука об руку с другими народами шел против ненавистного самодержавия, против власти помещиков и капиталистов.

Организатором и мудрым руководителем этой борьбы была большевистская партия, в рядах которой неутомимо боролись ученики и ближайшие соратники В. И. Ленина — С. Шаумян, С. Спандарян, Б. Кнунянц, А. Микоян, а также тысячи рядовых членов большевистской партии — сынов трудовой Армении.

Партия неутомимо воспитывала народы в духе пролетарской солидарности и пролетарского интернационализма, создавая новую плодотворную основу для укрепления давней дружбы русского и армянского народов.

Достижению этой цели способствовали также передовые представители культуры обоих народов.

Для современной буржуазной идеологии характерно человеконенавистническое «учение» о высших и низших расах, разобщающее народы и сеющее между ними рознь.

Социалистическая идеология, напротив, провозглашает и осуществляет идею дружбы народов, воспитывает в массах дух пролетарского интернационализма. Благоприятную почву для пропаганды дружбы народов создают лучшие традиции литературной и художественной деятельности передовых творцов литературы и искусства русского и армянского народов.

Героическая борьба трудящихся России против самодержавия и капитализма, возглавляемая большевистской партией, увенчалась всемирно-исторической победой. В октябре 1917 года рухнул ненавистный старый мир.

Ученик и соратник В. И. Ленина С. Шаумян, находившийся тогда в Баку, обратился к рабочим с призывом, в котором говорилось:

«Граждане!

Петроградский революционный пролетариат и гарнизон объявили низложенным буржуазно-коалиционное правительство Керенского — Коновалова, и Съезд Советов рабочих и солдатских депутатов провозгласил новое правительство народных комиссаров во главе с Лениным…

Все желающие блага народу и скорейшего водворения мира и порядка в истерзанной и измученной стране должны немедленно и решительно стать на сторону нового правительства народных комиссаров во главе с Лениным…

Да здравствует революционный пролетариат и гарнизон Петрограда! Да здравствует новое революционное правительство во главе с Лениным!

Да здравствует власть Советов!» («Бакинский рабочий», 4 ноября 1917 г., № 76).

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла путь к установлению мира и дружбы между народами, о которых веками мечтали народы, населявшие Россию.

И этот мир наступил бы тогда же, если бы российская контрреволюция и буржуазные националисты на окраинах, при поддержке иностранных интервентов, не помешали народам бывшей Российской империи строить жизнь на новых началах. Новый советский строй рождался в условиях ожесточенной борьбы против сил старого мира.

С 1918 по ноябрь 1920 года в Армении господствовали дашнаки. С помощью иностранных колонизаторов они оторвали от России Армению и установили в ней режим произвола и насилия над трудящимися.

Дашнаки торговали судьбой армянского народа, пытались превратить Армению в колонию империалистов. Повсеместно в городах и селах Армении от голода и эпидемий ежедневно умирали тысячи людей, народ задыхался в тисках нищеты и произвола.

Но дашнаки не могли сломить воли народа к борьбе, к освобождению.

Осенью 1920 года «независимое» дашнакское правительство Армении, шедшее на поводу у Антанты, обанкротилось окончательно. Затеяв по указке Антанты армяно-турецкую войну, к которой стремились турецкие захватчики, это «правительство» поставило страну на грань катастрофы, а народ — в невыносимое положение.

В октябре — ноябре 1920 года большая часть армянской территории оказалась в руках турецких оккупантов, творивших здесь чудовищные злодеяния. Остальная часть территории Армении была наводнена беженцами, на ней царили голод и эпидемии.

В эти тяжелые дни армянский народ почувствовал великую заботу о своей судьбе. По указанию В. И. Ленина на помощь восставшим рабочим и крестьянам Армении пришла 11-я армия, возглавляемая верными сынами Коммунистической партии С. Орджоникидзе, С. Кировым и А. Микояном.

29 ноября 1920 года был образован ревком Армении. Он опубликовал Декларацию об образовании Советской Социалистической Республики Армении. Спустя день ревком обратился к В. И. Ленину с приветствием.

В начале декабря столица Армении Ереван была очищена от дашнаков. 7 декабря в освобожденном Ереване состоялся многотысячный митинг. Участники митинга послали В. И. Ленину телеграмму:

«Москва. Товарищу Ленину.

Сплотившись сомкнутыми, сплоченными рядами вокруг коммунистических красных знамен, трудящиеся в Вашем лице приветствуют вождя Октябрьской революции, революции, волны которой, разрушив и уничтожив все преграды, дошли до далекой Армении.

…Вступив в пролетарскую семью Советских республик, мы следуем героическому примеру Октябрьской революции. Опираясь на революционный опыт русских рабочих и помощь трудящихся Азербайджана и России, молодая республика — Советская Армения — смело и без колебания идет к светлому будущему и ничуть не сомневается, что окончательно победит капитал».[52]

В истории армянского народа началась новая эра, новая светлая страница дружбы с русским народом и всеми народами Советского Союза.

С первых же дней советской власти в Армении Центральный Комитет партии и лично В. И. Ленин проявляли настоящую заботу о молодой Советской республике… Один из выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства А. Мясникян (Мясников) писал:

«Последняя моя встреча с тов. Лениным состоялась в декабре 1922 года. Тогда он жил в Горках, в историческом ныне доме, где оборвалась его жизнь. Он тогда только что окончательно оправился от первого удара и собирался уже вернуться в Москву, чтобы приступить к обычным своим работам. Был весел, смеялся… говорил, что «теперь чувствует себя хорошо» и надеется, что будет по-старому работать. И действительно, он мало изменился тогда, много расспрашивал, по обыкновению, живо интересовался всем, говорил о закавказских делах. Спрашивал, поднялась ли опустошенная Армения, как обстоят там дела… с орошением, с продовольствием, достаточно ли крепка национальная Красная Армия, не обижаем ли мы «мелкий люд», нет ли агитации со стороны буржуазной интеллигенции… и т. д. и т. п. Я ушел от него под тем впечатлением, что Закавказская федерация и намечавшийся тогда Союз Советских Республик, по мысли тов. Ленина, еще более укрепят межнациональную дружбу и усилят советскую власть.

…Я бесконечно счастлив и по гроб жизни буду гордиться и вместе с тем поражаться (как будто бы это не сон!) тому, что был современником, был знаком лично, разговаривал с ним, пожимал ему руку, ходил и ездил вместе с ним, был последователем и маленьким учеником этого гиганта, гения и величайшей горы нашего времени».[53]

Да, Александр Федорович Мясников действительно был одним из учеников Ленина, одним из тех сынов армянского народа, которых Ленин лично знал и любил, доверял им важнейшие партийные и государственные дела, вырастил и воспитал из них выдающихся революционных деятелей.

Уроженец Нового Нахичевана, воспитанник Лазаревского института, член РСДРП с 1906 года, А. Ф. Мясников с первого дня Великой Октябрьской социалистической революции становится одним из видных деятелей партии и молодой Советской республики.

В ноябре 1917 года мы видим его на посту председателя Совета народных комиссаров Западной области и председателем Северо-западного областного комитета РСДРП (б). В декабре Советское правительство назначает его временно исполняющим обязанности Верховного главнокомандующего всеми вооруженными силами Советской страны. В 1919 году по решению ЦК партии А. Мясников приезжает в Москву и направляется на работу в МК партии как военный организатор, которому подчинялся весь Московский гарнизон. В этот период он неоднократно встречался с Лениным. 25 сентября А. Мясников председательствовал на собрании ответственных работников в здании МК в Леонтьевском переулке, когда анархисты и левоэсеровские заговорщики бросили бомбу, убив 12 и ранив 55 человек. Был контужен и Мясников. В декабре 1920 года по просьбе С. Орджоникидзе в числе других работников в Армению был послан Мясников. Перед отъездом с ним беседовал Ленин. Воодушевленный ленинскими указаниями и советами, Мясников развивает кипучую деятельность по укреплению советской власти в Армении. В 1921 году мы видим его уже на посту председателя Совета Народных Комиссаров и наркома военных дел Армянской ССР. Во всей своей многогранной партийкой и государственной деятельности А. Ф. Мясников был пролетарским интернационалистом, горячим поборником братской дружбы народов Закавказья, России. Дружбу с русским народом он ценил и берег как зеницу ока. «Армяне правильно поступали, — говорил Мясников, — что свою судьбу всегда связывали с русскими. Кавказ будет связан с Советской Россией такими же братскими связями, какими она связана с Башкирией, Татарией, Туркменистаном и другими малыми советскими республиками».[54]

Он призывал изучать культуру русского народа. Еще в дореволюционное время он, автор ряда театральных рецензий, писал о постановке пьесы Чехова «Чайка» в Новонахичеванском городском театре и творчестве Чехова, называя его гениальным автором талантливых рассказов и великим драматургом. Мясников составил тезисы основ дарвинизма и учения Тимирязева, глубоко изучив его труды. В 1918 году он принял деятельное участие в основании Смоленского университета, где прочел доклад «Какими должны быть университеты Советской России». Он не раз обращался к проблемам литературы и искусства, написал серию статей, анализирующих творчество С. Назаряна, Г. Арцруни, Р. Патканяна, Раффи, И. Иоаннисиана, Ал. Цатуряна, О. Туманяна, Ш. Кургинян, А. Акопяна, В. Терьяна, высказал любопытные мысли по поводу критического анализа сочинений Пушкина, Достоевского, поэзии Эмиля Верхарна, Ады Негри и постановки «Гамлета» Шекспира. Рассматривая основные жанры искусства, Мясников в своих критических статьях неоднократно подчеркивал, что искусство отражает жизнь. Искусство есть синтез, сгусток повседневных разнородных явлений общественной жизни. Одно связано с другим, искусство исходит от жизни и отображает ее. Следовательно, литература и искусство — явления общественные. Отсюда следует, что критический разбор и оценка произведений литературы и искусства должны делаться с общественной точки зрения, с классовых и партийных позиций.

Занятый большой партийной, государственной работой, литературными делами, Мясников по-ленински заботливо относился к молодежи, людям культуры. С этой стороны его заботу о будущем ярко характеризует такой пример. Мясникову стало известно о тяжелых материальных условиях школьника Виктора Амбарцумяна, нынешнего академика, президента Академии наук Армянской ССР, который уже тогда обнаружил выдающиеся способности. Мясников сделал все для того, чтобы «маленькому астроному» обеспечить хорошие условия для учебы. Вопрос обсуждался на заседании Совнаркома Армянской ССР.

Внезапная трагическая смерть оборвала жизнь этого пламенного революционера-ленинца, человека разносторонних способностей, большого сердца.

Еще в декабре 1910 года В. И. Ленин предполагал издание специальной брошюры о народных героях, беззаветных борцах за великое дело освобождения трудящихся, которые родились и закалились в горниле героической борьбы русского рабочего класса. Он писал, что это «будет лучшим чтением для молодых рабочих, которые будут учиться по ней, как надо жить и действовать всякому сознательному рабочему».

Одним из таких народных героев, прошедших славный революционный путь вместе с русскими большевиками, вместе с Лениным, был сын армянского народа, легендарный Камо — Симон Аршакович Тер-Петросян.

Уроженец Гори, он с первых школьных лет обнаружил жажду знаний, но могла ли дать их захолустная школа! За вопрос: «Действительно ли существовал Христос или это басня?..» его исключили из школы. Мальчик стремился «увидеть весь мир». Он позднее писал: «Разве можно назвать человеком того, кто не объехал весь мир!»,[55] А отец прочил его в писари. Его увлекала литература, русская, в том числе. «Читал я в это время Пушкина и увлекался им»,[56] — говорится в автобиографии героя. На всю жизнь сохранил он эту любовь. Сохранилась зеленая тетрадь Камо с записями по поводу произведений классиков русской литературы, особенно Пушкина. В ней есть отдельные выписки и краткое содержание некоторых произведений, а также народные пословицы и поговорки, которые Камо очень любил. Вот одна из записей: «Значение пословицы «Не суйся в воду, не зная броду». Каждая пословица… представляет собой художественный образ известного явления, из которого мы делаем вывод морального значения. Вышеуказанная пословица дает нам образ человека, который по своей неосмотрительности лезет в реку, чтобы переправиться через нее, и начинает тонуть в омуте, между тем как мог бы отыскать удобную переправу. Смысл этой пословицы следующий: прежде чем начать какое-нибудь дело, следует обдумать всесторонне последствия наших действий. Иначе человек станет жертвой своей необдуманности».[57]

В этой зеленой тетради содержатся также отрывки отдельных статей, написанных Камо. Например, в статье «Петр Первый как великий преобразователь России» Камо писал: «Петр I, как великий преобразователь России, прекрасно понял мудрую старую философскую истину, что «новое вино не наливают в старые мехи»… Решив перестроить Россию на европейский лад, он стал собирать молодых людей разных сословий и посылать их за границу». Названия других статей — «Значение и состав Красной Армии», «Личные впечатления о VIII съезде Советов» и т. п.

Жизни революционера-боевика всегда сопутствовал живейший интерес к культуре, возвышенному и прекрасному. Сопутствовало стремление осмыслить историю и современность. Мы видели, что зачатки этих недюжинных способностей зародились у Камо еще в детские годы. Недаром ребенком он стремился выучить русский язык. Родители наняли ему учителя. «Я хорошо научился у него русскому языку», — писал Камо. Русский язык открыл ему доступ к книгам, которые приобщили его к великим идеям гуманизма, освободительной борьбы человечества. В 1887 году мы видим его уже в Тифлисе. Здесь он примкнул к революционному движению, стал большевиком-ленинцем.

Вспоминая это время, С. Орджоникидзе говорил: «Ты считал своим долгом разъяснить мне, как стать большевиком, как бороться за интересы пролетариата… И не раз ты излагал свои планы о борьбе с капитализмом».[58] Да, Камо был пламенным агитатором, боролся за боевую партию нового типа.

Он считал большим счастьем, что неоднократно встречался с В. И. Лениным, с удивительным бесстрашием выполнял опаснейшие поручения Ленина, партии. Он был шесть раз арестован, три раза бежал из тюрем, четыре раза его приговаривали к смертной казни, но заменили ее двадцатью годами каторги. Это не считая ранений и других мук, которым его подвергали царские палачи и которые он перенес с несгибаемой стойкостью. Вот, например, эпизод времен первой русской революции. Декабрьское вооруженное восстание в Грузии. Опасная схватка с казаками. Камо тяжело ранен. Когда казаки подошли к нему, он не мог двинуться с места. Казаки решили оставить его в живых, но отрезать нос. Потом передумали. Заставили его копать себе могилу. Камо с исключительной стойкостью терпел дикие издевательства казаков и полицейских. В полумертвом состоянии его перевезли в Метехскую тюрьму. Только через несколько дней он пришел в себя. Он твердо решил выжить, чтобы снова стать в ряды борцов революции.

Недаром сам Ленин писал, что знал его «как человека совершенно исключительной преданности, отваги и энергии», ценил и любил Камо.

Они встретились первый раз весной 1906 года в Петербурге. В 1917 году вместе жили летом в Финляндии, а в сентябре увиделись в Льеже. Когда в 1909 году германское правительство выдало Камо царской охранке (ему угрожала смертная казнь), В. И. Ленин явился инициатором кампании за спасение жизни Камо, начавшейся в странах Западной Европы.

После побега из психиатрической больницы в Тифлисе (где Камо искусно симулировал душевную болезнь) он приехал в Париж, к Ленину, и пробыл у него около двух месяцев. Владимир Ильич радостно встретил его, по-отечески заботился о нем.

В «Воспоминаниях о Ленине» Н. К. Крупская рассказывает, что «Камо должен был вскоре уехать в Бельгию на пароходе. Владимир Ильич спросил его: «А есть у вас теплое пальто, ведь в этом Вам будет холодно ходить по палубе?» Сам Ильич, когда ездил на пароходе, неустанно ходил по палубе взад и вперед. И когда выяснилось, что никакого другого пальто у Камо нет, Ильич притащил ему свой мягкий серый плащ, который ему в Стокгольме подарила мать и который Ильичу особенно нравился».[59]

С новыми поручениями Ленина, партии умчался Камо в Россию бороться за освобождение трудящихся. В девятнадцати странах протекала его революционная деятельность. Для подлинного пролетарского интернационалиста не существовало национальных преград. Ветераны баррикадных боев на Красной Пресне в Москве помнят, что они воевали оружием, доставленным Камо. Он пролил свою кровь в совместной борьбе на баррикадах в Грузии, в южных районах России, когда во главе «сорока смельчаков, стоивших тысячи», в тылах Деникина динамитом и пулями разил врага.

И снова он виделся с Лениным, приезжал в Москву, в Краснопресненском райкоме партии получил свой новый партийный билет. На этот раз Владимир Ильич предложил военным властям «дать ему возможность поучиться командному делу».

Получив особые поручения, Камо в конце 1919 года работал под фамилией Петрова. В ту пору ему было выдано удостоверение, написанное Лениным собственноручно, с формулировкой, послужившей недавно заглавием кинофильма, посвященного герою («Лично известен»).

Вот оно:

«Удостоверение

Предъявитель сего тов. К. Петров, имеющий билет № 483 (от 1/Х — 1919 г.) на пропуск в здание ЦИК и работающий в одном отделе ЦИК, лично мне известен.

Прошу все советские учреждения, военные и прочие власти оказывать т. К. Петрову полное доверие и всяческое содействие.

Председатель Совета Обороны

В. Ульянов (Ленин)».[60]

Но в то время советская власть победила в Закавказье, и Камо посылается туда бороться и строить новую жизнь, о которой он мечтал, ради которой двадцать один год, не щадя сил и жизни, наносил, по словам М. В. Фрунзе и К. Е. Ворошилова, «страшные удары самодержавию».

…И вот в Пушкинском сквере в Тбилиси появился на могильном холме венок: «Незабвенному Камо — от Ленина и Крупской». Рядом — «Бессменному часовому пролетарской революции — от Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков)». Множество венков. Траурные мелодии. Приспущены красные знамена. 18 июля 1922 года хоронили Камо. За четыре дня до этого он нелепо погиб в уличной катастрофе.

Бессмертна память о нем. И справедливо назвали его близкие друзья яркой звездой крупной величины, которая неугасимо сверкала в мрачные дни самодержавия.

Под руководством Коммунистической партии, с помощью русского народа и братских народов Советского Союза Армения стала страной развитой социалистической индустрии и крупного механизированного сельского хозяйства.

В Армении за эти годы были построены крупные промышленные предприятия химической, металлургической, горнорудной, машиностроительной, строительной, легкой и пищевой промышленности.

Особое развитие получило строительство крупных и сельских гидроэлектростанций.

Для подъема социалистического сельского хозяйства широко были развернуты ирригационные работы в республике.

Развитие социалистической промышленности, коллективизация сельского хозяйства высоко подняли материальное благосостояние трудящихся Армении и дали возможность широко развернуть культурное строительство.

Победа Великой Октябрьской социалистической революции обеспечила подлинный расцвет культуры армянского народа, национальной по форме и социалистической по содержанию. Советский строй открыл поистине неограниченные возможности для развития в Армении просвещения, искусства, науки, литературы.

И здесь сказалась та огромная помощь, которую оказывал и продолжает оказывать великий русский народ другим братским народам страны в развитии их экономики и культуры.

Без огромной помощи русского народа расцвет национальных культур был бы невозможен.

Люди всех возрастов с любовью и интересом изучают русский язык, язык великого Октября. Огромным спросом пользуются книги на русском языке. Этот язык открыл путь к тесному культурному общению армянского народа с народами других республик СССР и стран народной демократии. Советская власть выделила огромные средства на дело просвещения, и в очень короткое время города и села республики покрылись широкой сетью массовых школ с преподаванием на родном языке.

Это открыло народу путь к свету и знанию, к бесценным сокровищам тысячелетнего культурного наследства, которое бережно хранит советская власть.

Одним из очагов науки Армении является Матенадаран — хранилище древних рукописей в Ереване.

Многие удивляются — а это действительно достойно удивления! — что через века трагической судьбы дошли до наших дней хранящиеся здесь пергаменты, датированные V веком нашей эры.

В ту древнюю пору был усовершенствован армянский алфавит, ставший решающим фактором дальнейшего роста армянской культуры. Создателем нового алфавита явился Месроп Маштоц.

Он был выдающимся просветителем своего времени: организовывал школы, содействовал распространению грамотности, стремился превратить созданный им алфавит в средство укрепления христианской веры. Еще в V веке при монастырях открываются библиотеки. У историка Казара Парпеци упоминается об основании им в 486 году в Эчмиадзине одной из первых библиотек, явившейся основой Матенадарана.

Армянский алфавит и письменность стали средством развития всех наук своего времени: философии, поэзии, космографии, математики, медицины и армянской историографии. Имея свой алфавит и письменность, армяне получили возможность делать переводы с греческого, сирийского, латинского и других языков.

Энтузиасты просвещения неутомимо трудились над созданием истории жизни и древней культуры армянского народа. Но нашествия иранцев и византийцев, арабов и сельджуков, монголов и турок каждый раз предавали огню, уничтожению эти шедевры человеческого ума. Десять тысяч древних рукописных книг сожгли сельджуки во время своего кровавого нашествия в 1179 году в городе Баалбек (в Сирии). А сколько древних рукописей было уничтожено и вывезено в Самарканд Тамерланом в черные дни его нашествия на Армению!

После очередного изгнания арабов, византийцев, монголов из Закавказья Армения получила возможность самостоятельного культурного развития. Расширяется и сеть библиотек. Множество редчайших рукописей было собрано в Татеве, Санаине, Ахпате, Гегарте и других центрах Армении. С течением времени рукописный фонд этих библиотек систематически дополнял сокровищницу Матенадарана.

В дальнейшем, вплоть до первой мировой войны, армянские древние библиотеки часто подвергались уничтожению и разграблению. В 1914 году усилиями Российской Академии наук весь фонд Матенадарана был перевезен в Москву. И только после установления советской власти все эти ценности были возвращены армянскому народу. Благодаря заботе Советского правительства все древнейшие рукописи, находящиеся в Армении, были собраны в Матенадаране.

В настоящее время здесь хранится около десяти тысяч ценных армянских рукописей, около пятисот семидесяти рукописей на других языках, четыре тысячи фрагментов и не менее двухсот тысяч архивных документов, относящихся к истории Армении и соседних народов.

Рукописные книги на пергаменте и бумаге составляют основную ценность Матенадарана. Эти уникальные документы охватывают огромный исторический период, начиная с V и кончая XVIII веком. Они содержат труды многих армянских историков, философов, математиков, астрономов, космографов, медиков, алхимиков, поэтов, художников, композиторов средневековья.

В Матенадаране хранится древнейший из дошедших до нашего времени учебник по арифметике, составленный знаменитым математиком XVII века Ананием Ширакаци. Это первый учебник арифметики в мире. А. Ширакаци является автором и первой арифметической таблицы.

Здесь можно видеть самую древнюю бумагу в СССР и в Европе, на которой в 972 году был написан труд «Сборник историко-философских сочинений».

С древнейших времен в трудах армянских историков упоминается русский народ.

В XII веке санаинский настоятель Тутеворди советует армянскому католикосу не уступать требованиям византийского кесаря и просить содействия у влиятельных церквей, в частности «удостоенной чести христианства православной русской церкви».

В хранилище имеются и сочинения Аристотеля, Платона, Зенона, Порфирия и других.

Интересно отметить, что некоторые из философских трудов сохранились лишь в армянском переводе (Зенон-стоик «О природе»), причем переводы одного только Аристотеля дошли до нас в двухстах тридцати списках и входят в золотой фонд Матенадарана.

Исторически судьба армянского народа сложилась так, что начиная с XI века, подвергаясь нашествию иноземных захватчиков, армяне вынуждены были скитаться по всему свету и создавать свои произведения в чужих странах. Вот почему в Матенадаране мы видим рукописи на греческом, персидском, латинском, сирийском, эфиопском, узбекском, древнегрузинском, арабском и других языках, принадлежащие перу армян, живших в этих странах.

В Матенадаране находятся также сочинения авторов других народов. Среди них — список произведений Низами, индийского поэта Дахлави, сборник сочинений Навои, переписанный в 1484 году, и произведения других авторов Востока.

Все эти сокровища человеческой культуры, бережно хранящиеся в Государственном хранилище древних рукописей при Совете Министров Армянской ССР — Матенадаране, являются неиссякаемым источником научных исследований по истории и философии, математике и медицине, педагогике и химии, биологии и астрономии, геологии и минералогии, хирургии и зоологии, книжной живописи и нотописи.

В книге отзывов хранилища можно увидеть много ярких, запоминающихся записей. Анри Барбюс, посетивший в 1927 году Матенадаран, замечает:

«Я счастлив, и сознание мое обогатилось, когда я увидал чудесные манускрипты, находящиеся в этой библиотеке».

Эти краткие данные о Матенадаране хочется закончить словами советского историка академика Е. В. Тарле:

«Архивное хранилище Армении производит неизгладимое впечатление. Оно стоит лицом к лицу с культурнейшим историческим народом, который от времени классической древности и вплоть до настоящего времени числился в первых рядах культурных наций. И как отрадно, что современное армянское поколение так любовно и бережно относится к своему великому прошлому».

2

Русский народ в лице его передовых представителей проявлял живейший интерес к истории, общественной мысли и культуре армянского народа, способствуя их развитию.

Интересовался Арменией революционер, писатель и патриот Радищев, автор известного «Путешествия из Петербурга в Москву». В своей поэме «Бова», навеянной древней русской «Повестью о Бове Королевиче», он перенес действие в Армению.

Эпизоды истории, мотивы эпоса, народное творчество Армении многократно находили отражение в русской журналистике и литературе XVIII века. В 1762 году в двух номерах «Полезного увеселения» была помещена работа С. Г. Домашнева «О стихотворстве», один из разделов которой назывался «Стихотворство армянское». В «Городской и деревенской библиотеке» за 1783 год была напечатана повесть «Армянские князья» — о борьбе армянского царя Тиграна и персидского царя Камбиза. Переселение армян из Крыма, где господствовал Шагин-Гирей-хан, на берега Азовского моря и в Нахичевань-на-Дону отражено в оде Василия Петрова, посвященной «Его светлости князю Григорию Александровичу Потемкину». Строки об армянах содержатся в поэтическом творчестве Василия Рубана, издателя журналов «Ни то, ни сiо» и «Трудолюбивый муравей». Русский историк Н. М. Карамзин увидел в Париже могилу армянского царя Леона VI и свои размышления, связанные с Арменией той эпохи, поместил в «Письмах русского путешественника». Таких примеров много.

В начале XIX века Армения нашла отражение в творчестве декабриста В. Кюхельбекера и многих других.

Небезынтересно отметить, что отдельные сцены бессмертной комедии Грибоедова «Горе от ума» впервые были поставлены в Ереване в 1827 году.

Грибоедов присутствовал на представлении своей комедии. Год спустя в зале армянской духовной семинарии в Тифлисе с помощью группы армянских интеллигентов, при горячем содействии самого автора, состоялось второе по времени представление гениальной комедии. При жизни Грибоедова других постановок «Горя от ума» не было. Великий русский писатель многое сделал для армянского народа, и недаром современники-армяне называли его «истинным другом армянского народа».

В дневнике Грибоедова мы находим строки, проникнутые чувством восхищения природой Армении, уважения и любви к ее народу, представителям ее древней культуры, с которыми автора дневника связывали узы искренней дружбы.

Например, 7 февраля 1819 года Грибоедов записал в путевом дневнике:

«Алагез к с.-з. Хорошо до привала. До сих пор в полдень жар несносный, ночью холод жестокий. Кормы тучные…

С пригорка вид на обширную и прелестную долину Арарата. Арарат бесподобен. Множество селений».

Грибоедов оставил запись впечатлений от Эривани и Эчмиадзина, но он неоднократно снова и снова возвращался к красоте Арарата.

«Ни Стефан-Цминд (гора Казбек. — А. А.). — писал он в «Путевых заметках», — ни другие колоссы кавказские не поразили меня такой огромностью: обе вместе завладели большею частью горизонта, — это двухолмный Арарат, в семидесяти верстах от того места, где в первый раз является таким величественным. Еще накануне синелись верхи его. Кроме воспоминаний, которые трепетом наполняют душу всякого, кто благоговеет перед священными преданиями, один вид этой древней горы сражает неизъяснимым удивлением».[61]

Будучи на дипломатической службе, Грибоедов проделал большую работу по переселению армянских крестьян из Ирана в Закавказье: его усилиями в Туркманчайский договор была включена специальная статья, обеспечивающая свободное возвращение на родные места насильственно угнанного в Иран армянского населения.

В январе 1819 года А. С. Грибоедов вместе с дипломатической миссией выехал из Тифлиса в Тавриз. Интересно отметить, что его помощником-переводчиком являлся армянин Шамир Фридонович Мелик-Бегляров, который работал в дипломатической канцелярии главнокомандующего на Кавказе. Впоследствии великий писатель неоднократно встречался с армянами, подчас очень образованными людьми, которые способствовали его знакомству с древней историей Армении. Автор известного труда «Материалы для национальной истории» Г. Шермазанян указывает на случаи частых посещений А. С. Грибоедовым Тифлисского армянского училища.

Из путевых заметок писателя мы узнаем о его встречах с А. Араратским, произведение которого на русском языке было издано в Петербурге в 1813 году с необычно длинным названием: «Жизнь Артемия Араратского, уроженца селения Вагаршапат, близ горы Арарата, и приключения, случившиеся с ним от младенчества до совершенных лет, удаление его от своего отечества в Грузию, оттуда в Россию, потом в Персию и, наконец, возвращение обратно в Россию через Каспийское море, с описанием многих любопытных предметов, находящихся в его стороне и в прочих местах Персии».

Надо полагать, что Грибоедов был знаком с трудом профессора Ш. Джрпетяна, который в переводе на русский язык А. Худабашевым был издан в 1816 году и назывался «Любопытные извлечения из древней истории об Азии».

И. Ениколопов в своей работе «Грибоедов и Восток» (Ереван, Айпетрат, 1954, стр. 168) приводит пример.

«Уже один факт присутствия в незавершенной трагедии Грибоедова «Радамист и Зенобия» слова «орлоносец», при упоминании законов Вагаршака, свидетельствует о знакомстве Грибоедова с трудом Ш. Джрпетяна «Любопытные извлечения…». Это столь редко встречаемое слово упоминается в том месте, где говорится о нахарарах, об Арцруни (или Арцвакир, то есть орлоносец), за фамилией которого потомственно сохранилась «должность носить перед государем царского орла». Отсюда и смысловое значение этой фамилии (арцив означает — орел). К тому же, в переводе книги Джрпетяна имя царя-законодателя пишется, в отличие от других книг, правильно — Вагаршак».

В архиве Грибоедова сохранился набросок и план задуманной им трагедии «Радамист и Зенобия» из истории Армении и Грузии I века нашей эры.

После трагической гибели великого писателя в донесении Паскевичу Амбургер подробно описывает, как народ встречал на пути следования тело Грибоедова: «Народу было неимоверное множество (здесь речь идет о Нахичевани. — А. А.): мужчины, женщины и дети, — все, кажется, принимали живейшее участие в злополучной участи покойного, и нередко слышны были между ними громкие рыдания. Женщины до самого вечера не отходили от церкви; только надобно заметить, что это по большей части были армяне, и такое участие, конечно, делает честь всему народу».[62]

В этой трагической истории памятным местом суждено было стать небольшому армянскому селению Гергер. 11 июня 1829 года здесь, проездом в Арзрум, находился А. С. Пушкин. В своем знаменитом описании «Путешествие в Арзрум», вспоминая это селение и этот день, А. С. Пушкин писал:

«…Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» — спросил я их. — «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Грибоеда». — Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия».[63]

Обаятельная личность Грибоедова всегда привлекала внимание армянского народа. Далеко от родного края, в Дерпте, X. Абовян 30 июля 1832 года делает заметки о своих беседах с прибывшими в Дерпт на учебу сыновьями Н. М. Карамзина. Абовян расспрашивал их об Иране и Грибоедове.[64]

Некоторые эпизоды жизни и страницы творчества Пушкина связаны с Арменией.

Еще в Царскосельском лицее он очень внимательно следил за «Вестником Европы», в котором печатались статьи и об Армении. Есть сведения о том, что не прошла мимо внимания Пушкина статья «О побудительных причинах заниматься языком армянским», опубликованная в ноябрьском номере «Вестника Европы» за 1823 год.

В знаменитом «Путешествии в Арзрум» А. С. Пушкин описал ту часть Армении, которую ему удалось увидеть на пути от «Волчьих ворот» до Арзрума. Красочно изображен им своеобразный пейзаж страны.

Своими строками о пейзаже Армении, быте и жизни населения, о действиях русских войск Пушкин создал такие реалистические картины, которые разрушали романтическое представление о Кавказе, созданное Марлинским и другими. Во всей «литературе путешествий», накопленной к началу XIX века, пушкинское «Путешествие в Арзрум» является лучшим достижением и оценивается литературоведами по справедливости как блестящая страница русской реалистической прозы.

Уже на обратном пути, когда Пушкин спешил в Москву и Петербург, он неоднократно возвращался к впечатлениям, навеянным путешествием по Армении.

Вот он доехал до Дона. В одноименном стихотворении («Дон») Пушкина мы читаем:

Во время путешествия в Арзрум Пушкин попал в армянскую семью, которая пленила его своим радушием. Одного из членов этой семьи, юношу Артемия, он сделал своим спутником и восхищался его воинственностью и смекалкой. Рядовой армянин Артемий увековечен на страницах пушкинской прозы. Это характерно. Пушкин внимательно наблюдал жизнь армянского народа, его радость, вызванную приходом русских войск, его надежды на освобождение от гнета султанской Турции.

Все это и нашло свое отражение в «Путешествии в Арзрум», появившемся впервые в первом томе «Современника» за 1836 год.

В библиотеке А. С. Пушкина имелась книга Артемия Араратского «Жизнь и приключения Артемия Араратского…». Существует мнение, что великий поэт собрался писать для журнала «Современник» рецензию, поскольку выход упомянутой книги действительно был фактом большого историко-культурного значения в развитии русско-армянских отношений. Сражался за освобождение Армении и воспевал ее в своих стихах талантливый поэт-партизан Денис Давыдов. Его также восхищала эта древняя страна, величественные картины ее природы. Он писал:

Силу духа и героическое прошлое армянского народа прославил в ряде своих произведений современник Пушкина поэт Сергей Глинка. Он занимает по праву почетное место в истории русско-армянских культурных отношений не только как поэт, но и как историк. Горячий поборник русско-армянской дружбы, он отстаивал гуманные принципы этой дружбы даже в мрачные годы николаевской реакции.

С. Н. Глинка — автор двух повестей в стихах и двух исторических исследований.

«Две повести в стихах, почерпнутые из древних армянских летописей», представляют собой весьма интересное литературное явление. Первая из них — обработка легенды о Гайке и Бэле. Обращаясь к стране Гайка, автор повести восклицал:

Кроме того, Сергей Глинка написал «Обозрение истории армянского народа». Он считал историю Армении одной из блестящих страниц истории древнего мира. Вдохновенные строки посвятил он в этом «Обозрении» мужеству и патриотизму талантливого, свободолюбивого народа, который внес в сокровищницу мировой культуры неоценимый вклад. Глинка подчеркивал, обосновывая это вескими историческими фактами, что армянский народ многократно вынужден был браться за оружие и проявлять воинственный дух, но он делал это потому, что его национальному существованию и созидательному труду угрожали иноземные захватчики. «Оборона отечества, защита родной независимости, противоборствие покушениям внешнего насилия — вот главная цель их вооружения»,[66] — писал Глинка.

В укреплении дружественных связей между русскими и армянами Глинка видел перспективу национальной независимости и развития культуры армянского народа. Он считал, что эта дружба, имеющая глубокие, исторически сложившиеся корни, создает все условия для своего дальнейшего развития, ибо он верил в светлое будущее России, в свержение крепостнически-самодержавного строя.

«Первые изъявления приверженности армян к России, — писал С. Глинка, — существовали издревле, а сделались очевидными в царствование Петра Великого… Россия, отверзая обширные свои недра всем народам, братьям одного семейства человечества, являет пример соединения народов».[67]

Какой проницательностью нужно было обладать тогда, в первой половине XIX века, в условиях николаевской России, чтобы так глубоко понять прогрессивное значение присоединения Грузии и Армении к России!

В другом своем историческом труде С. Глинка пророчески писал, что под сенью России «появятся города, которые возобновят блеск древней Армении. Около сей первоначальной колыбели постоянного существования армян соберутся рассеянные по лицу земли племена армянские».[68] Он считал далее, что жизнь армян и русских в пределах одного государства откроет новый этап во взаимоотношениях этих дружественных народов. Читая эти строки в наши дни, когда мы можем оглянуться на весь XIX век, на первую половину XX века, на совместную борьбу народов бывшей Российской империи, в том числе русских и армян, против самодержавия, за победу Великой Октябрьской революции, за решение национального вопроса в нашей стране на основе ленинских принципов мира и дружбы народов, когда мы охватываем мысленным взором великие успехи Советского Союза, Армянской ССР в развитии государственности, экономики и культуры, когда мы оглядываемся на то, что принесла нерушимая дружба народов СССР, мы не можем не принести дани уважения одному из первых русских историков Армении, его проницательности, дальновидности и человеколюбию.

Не случайно в свое время труды Глинки, его рассуждения об исторических заслугах армянского народа и его героическом прошлом вызвали неудовольствие реакционных, шовинистических кругов царской России. Глинку обвиняли в том, что его труды заражены якобы «каким-то буйственным либерализмом». Отвечая этим мракобесам, С. Глинка писал: «Я отжил на поприще чернильном. Но армянская моя история будет жить под небосклоном европейским». И она живет! Мы читаем ее ныне с чувством гордости за сына русского народа, который в условиях самодержавной России неустанно ратовал за русско-армянскую дружбу.

В связи с историческими работами С. Глинки уместно упомянуть о малоизвестных эпизодах, раскрывающих участие русских писателей С. Т. Аксакова и И. А. Гончарова в издании ряда книг по истории Армении.

В тридцатых годах прошлого века в России действовал цензурный устав 1828 года. Главное цензурное управление, созданное в соответствии с этим уставом, поручало цензурование книг не только своим чиновникам, но и писателям и ученым. Например, книгу С. Глинки «Обозрение истории армянского народа» просматривал С. Т. Аксаков. В 1831 году он дал разрешение на публикацию книги.

А И. Гончаров на таких же правах участвовал в цензуровании книги А. Худабашева «Обозрение Армении в географическом, историческом и литературном отношениях». Одобрив эту книгу, И. А. Гончаров счел необходимым впредь, до своего цензурного разрешения, обратиться за консультацией в духовную цензуру и в военно-топографическое бюро. Дело в том, что в книге Худабашева большой раздел занимала церковная история армянского народа, а кроме того, к книге была приложена карта Армении. Получив одобрение в этих двух инстанциях, И. А. Гончаров дал разрешение на печатание книги.

Справедливое замечание Ф. Энгельса в письме к К. Марксу о том, что Россия действительно играла прогрессивную роль по отношению к Востоку, находит свое яркое подтверждение в событиях первой трети прошлого века, в присоединении Армении к России, явившемся поворотным пунктом в истории армянского народа, не говоря о других, более ярких и политически более значимых событиях позднейшего времени, особенно в XX веке.

Так, в Москве образовался крупнейший по тому времени очаг армянской культуры — Лазаревский институт, и здесь еще в двадцатых — тридцатых годах XIX века были переведены на армянский язык произведения русских поэтов.

В Лазаревском институте учились не только армяне, но и русские. Здесь учился в 1829 году И. С. Тургенев. Во второй половине XIX века слушателем гимназических классов этого института был и К. С. Станиславский. Здесь завязывались связи и знакомства, сохранявшиеся потом десятилетиями и способствовавшие сближению общественных и культурных деятелей России и Армении.

В Лазаревском институте бывали В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, А. С. Грибоедов и другие видные писатели, историки, деятели культуры России.

В институте долгие годы работал М. Эмин. Особенно велики его заслуги в популяризации русской литературы. Будучи студентом, он перевел на армянский язык еще при жизни А. С. Пушкина ряд его произведений, в том числе поэмы «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник». Став преподавателем института, М. Эмин воспитывал у своих учеников интерес к русской литературе, о гениальных творцах которой он всегда говорил с благоговением.

Профессор Лазаревского института Степанос Назарян был одним из первых представителей армянского народа, получивших ученую степень доктора наук. Он в течение шести лет, начиная с 1858 года, издавал в Москве журнал «Юсисапайл» («Северное сияние») — первое ежемесячное издание для армян, проживающих в России. Журнал, благодаря усилиям революционного демократа Микаэла Налбандяна, следовал по пути знаменитого «Современника», оказавшего огромное влияние на передовых людей Армении.

Другим центром армянской культуры, как уже говорилось ранее, был Петербург. В Петербургской колонии протекала деятельность многих представителей культуры армянского народа, тесно связанных с передовыми людьми России того времени не только научными и литературными, но и политическими интересами. Это — Н. Л. Бероев, К. Патканов, Р. Патканян, А. Султан-Шах, X. Абовян, М. Налбандян, С. Назарян, Г. Сундукян. В Петербургском университете существовала кафедра армянского языка и литературы, здесь создавались и печатались исследования Н. Л. Бероева, К. Патканова, Н. Марра, Н. Адонца и других арменистов. В Петербурге была главным образом сосредоточена цензура армянской печати, здесь решался вопрос о праве на издание армянских книг, газет и журналов, при этом не раз содействие передовых русских ученых и писателей оказывало значительное влияние на благоприятное решение вопроса о судьбе того или иного издания.

В Петербурге была широко развита издательская деятельность. Отсюда была вывезена в Москву типография Иосифа Иоаннисиана, купленная Лазаревыми. В шестидесятых годах здесь открылась армянская типография Рафаэла Патканяна, в которой печатался журнал «Юсис» («Север»). Во второй половине XIX века в Петербурге было несколько армянских типографий, в том числе «Пушкинская» типография-скоропечатня.

В шестидесятых годах под влиянием русских революционных демократов оформилось революционно-демократическое течение и в армянской действительности.

Известный армянский поэт шестидесятых годов прошлого века Смбат Шахазиз в одном из своих писем сообщает следующие чрезвычайно интересные и ценные сведения о воздействии русских шестидесятников на его творчество и на все его поколение. «Нечего и говорить, — пишет Шахазиз, — что на меня, как и на все мое поколение, оказали сильное воздействие эпоха реформ и ее отражение в русской умственной жизни… В товарищеском кругу я принадлежал к числу тех молодых людей, которые всего усерднее следили тогда за русскими журналами, например за «Современником», и затрагивавшимися в них вопросами… Из «Современника» 1859 года взят эпиграф к одной из песен «Скорби Левона». Прочитанное мною стихотворение Добролюбова «Милый друг, я умираю» внушило мне идею собственного стихотворения, которое у меня начинается почти так же, но носит уже другой характер, имеет непосредственное отношение к судьбе армян».[69]

Смбат Шахазиз был первым из армянских писателей, упоминавшим имя Добролюбова; он же и первый переводчик его стихотворений.

Еще в 1864 году он перевел небольшое стихотворение (из двух четверостиший) Добролюбова «Милый друг, я умираю». Шахазиз настолько был увлечен идеей стихотворения, что впоследствии дополнил его текст, и получилось новое чудесное патриотическое стихотворение из семи четверостиший.

В те же годы были переведены на армянский язык литературно-критические, а также политические и исторические труды Добролюбова. Так, журнал «Айкакан ашхар» («Армянский мир») в нескольких своих номерах печатал известную статью Добролюбова «Отец Александр Гавацци и его проповеди».

Журнал «Айкакан ашхар», на страницах которого ранее печатались статьи Белинского, стихотворения Некрасова, Огарева, Михайлова, в 1868–1869 годах напечатал вторую работу Добролюбова — «О значении авторитета и воспитании». В этой замечательной работе Добролюбов с революционно-демократических позиций рассматривал животрепещущие проблемы педагогики, обращая особое внимание на вопросы воспитания. Этот перевод был важным вкладом в армянскую педагогику и стал сильным оружием в руках прогрессивных армянских педагогов в их борьбе с проповедниками клерикально-реакционного воспитания.

В семидесятых — восьмидесятых годах имя Добролюбова уже стало широко известно в кругах армянской интеллигенции. Вопреки всем рогаткам, расставленным царской цензурой, имена Добролюбова и Чернышевского появлялись на страницах армянской прессы. Армянские писатели не только читали и изучали произведения Добролюбова, но и цитировали их как непревзойденные образцы критической мысли.

В середине прошлого века из гущи армянского народа вышел на арену политической и литературной деятельности его великий сын — Микаэл Налбандян.

Многие годы его жизни и творческой деятельности были связаны с Москвой, с демократическими кругами русской общественности, с представителями русской науки и литературы. Он приехал в Москву впервые в июле 1853 года. Ему было двадцать три года, но он уже получил боевое крещение на политическом поприще. В деле представителей армянской реакционной буржуазии (халибовская партия) в Нахичевани — бесконтрольное расходование церковных сумм — М. Налбандян выступил непримиримым обличителем. Вскоре он вынужден был уехать из Нахичевани. Куда же? Стремление к знаниям, к культуре русского народа привело его в Москву. Он обратился в Лазаревский институт с просьбой предоставить ему место учителя армянского языка. Но для этого нужно было иметь звание учителя. Налбандян получил его в Петербурге в том же 1853 году, показав отличные знания. Однако в должности младшего учителя армянского языка в Лазаревском институте ему не довелось долго работать. Он был арестован в январе 1854 года по распоряжению московского полицмейстера. Нахичеванский магистрат потребовал отправить Налбандяна под конвоем в Эчмиадзин. Там намечалось свершить над ним суд и расправу при помощи церкви. Налбандян сумел вырваться из рук полиции. Помогло заступничество друзей. Он решил поступить в Московский университет.

Его прогрессивно-демократическое мировоззрение формировалось в период пребывания в Московском университете, где в то время распространялся «Колокол» Герцена, где молодежь чутко и отзывчиво внимала «могучей проповеди» Чернышевского.

Налбандян учился в университете с 1854 по 1857 год, несмотря на отказ принять его вольнослушателем медицинского факультета, учился в самом широком смысле слова. Учился на лекциях у профессора И. Т. Глебова, отстаивавшего материалистическую точку зрения на деятельность живого организма, у профессора А. И. Полунина, ревностного поборника научно-рационалистической медицины, у профессора Ф. И. Иноземцева, активного общественника. Он учился, вращаясь в среде студентов, в числе которых на одном факультете с ним занимались И. М. Сеченов, С. П. Боткин и другие будущие знаменитости. Учился по книгам, проявляя исключительное трудолюбие, чтобы затем принести пользу родному народу. Он так и писал брату: «Став здесь врачом, я могу и моим родным и моим соотечественникам всячески помочь». Учился у передовых людей того времени, познакомившись с ними в Москве. Например, глубокую любовь и уважение питал он к К. Ф. Рулье, основателю русской школы зоологов в Московском университете, человеку материалистических воззрений. Он поддерживал связь с убежденным дарвинистом и крупным общественным деятелем А. П. Богдановым и другими.

Мы вправе сказать, что на всю жизнь, на все мировоззрение Налбандяна Московский университет оказал сильнейшее влияние. Здесь оформились его взгляды и убеждения, приведшие его на путь борьбы против царского самодержавия — врага всех народов. России.

В конце пятидесятых годов Налбандян установил непосредственные связи с революционными организациями в России, с группой Герцена и с польскими революционерами. Налбандян был одним из членов тайного общества «Земля и воля» и принимал участие в обсуждении статьи Огарева «Что нужно народу?», ставшей его политической программой.[70]

Основные идеи этой статьи нашли свое отражение в книге «Земледелие как верный путь» М. Налбандяна. В письмах М. Бакунина содержится свидетельство, что Огарев лично занимался вопросом транспортировки в Россию произведения Налбандяна.

В книге «Земледелие как верный путь» Налбандян подчеркивал неизбежность и близость краха русского самодержавия, австрийской монархии и турецкого султанизма, на обломках которых должна была, по его воззрениям, возникнуть новая, демократическая жизнь. Он писал:

«Мы добровольно посвятили себя делу отстаивания народных прав. Пера своего и себя мы не посвятили богачам… Но тот злосчастный армянин, тот забитый, жалкий нищий, голый и голодный армянин, угнетаемый не только чужеземцами и варварами, но и своими богачами, своим духовенством… вот этот армянин со всей своей справедливостью привлекает наше внимание, вот ему, не колеблясь ни минуты, мы посвятили все свои силы. Защищать попранные права этого армянина — вот в чем подлинный смысл и цель нашей жизни. И чтобы достигнуть этой цели, мы не остановимся ни перед тюрьмой, ни перед ссылкой, а будем стремиться не только пером, но и оружием и кровью, если когда-нибудь доведется нам взять оружие в руки, добиться свободы и омыть ее своей кровью».[71]

Вместе с русскими революционными демократами он боролся за свободу и национальную независимость армянского народа, сплачивал, воодушевлял армянских демократов, готовя их к крестьянской революции.

Налбандян считал возможным прийти к социализму в результате национально-демократического, народно-крестьянского движения. Это должно было привести к уничтожению крепостнических порядков и оков клерикализма, обеспечить народу национальную независимость в условиях демократической республики и экономическую обеспеченность. Последнее, по мысли Налбандяна, было важнейшим условием осуществления его просветительских идей. Он чрезмерно преувеличивал роль просвещения, не был свободен от идеалистического понимания общественного развития, но при всем этом, как пламенный патриот, всем сердцем, всеми силами своего таланта, как социолог, философ, экономист, публицист и поэт, боролся за интересы и свободу армянских трудовых масс, против царского самодержавия, клерикально-феодальной реакции.

Налбандян — один из первых армянских мыслителей, осознавших единство интересов трудящихся масс армянского и русского народов. Его революционное чутье привело к пониманию необходимости связать национально-освободительное движение армянского народа с русским революционно-демократическим движением, и это определило идейно-политические связи с русской революционной демократией.

Глубоко созвучны были Налбандяну идеи передовой русской литературы, оказавшей на него свое благотворное влияние. Пушкин и Лермонтов были его любимыми писателями. Он перевел на армянский язык «Черкесскую песню» из «Кавказского пленника» Пушкина, «Пророка», «Ветку Палестины», «Спор» и другие произведения Лермонтова, разумеется отнюдь не случайно выбрав именно эти произведения. Влияние великих русских поэтов прослеживается в оригинальном поэтическом творчестве Налбандяна, в таких произведениях, как «Жизнь», «Поэт», «Дни детства». В пятидесятых годах прошлого века в споре о наследии Пушкина Налбандян принял сторону Чернышевского и Добролюбова, утверждая:

Передовая часть русского общества того времени высоко ценила Налбандяна как поборника идей Белинского и Чернышевского, как революционного демократа, интернационалиста.

В одном из писем к Н. Серно-Соловьевичу Герцен и Огарев писали о Налбандяне: «N (под этой буквой в шифре значился Налбандян. — А. А.) золотая душа, преданная бескорыстно, наивно до святости… Поклонитесь ему, это — преблагороднейший человек; скажите ему, что мы помним и любим его».[72]

Когда в 1865 году сенат объявил Налбандяну приговор: «…оставить в сильном подозрении и затем, как личность неблагонадежную, предоставить министру внутренних дел выслать в один из отдаленных городов России под строгий надзор полиции»,[73] Герцен писал своему сыну, который был другом Налбандяна: «Серно-Соловьевич и все coaccuses, следовательно и Налбандов, отделались удивительно…»[74] Герцен опасался, что приговор будет более суровым, и радовался тому, что этого не случилось.

К этому времени за плечами Налбандяна уже было три года заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, подорвавшие его здоровье. Он умер в 1866 году от туберкулеза, будучи сосланным в г. Камышин Саратовской губернии.

Деятельность М. Налбандяна отличалась поистине энциклопедической разносторонностью. С его именем связан целый этап истории развития армянской общественной и политической мысли. Он был глашатаем революционно-демократических идей и материалистической философии среди армянского народа, поборником братской дружбы народов России и Армении.

«Русский народ, — писал М. Шолохов, — глубоко чтит имя Микаэла Налбандяна — выдающегося просветителя армянского народа, пламенного борца за счастье трудового народа, революционного демократа, единомышленника Белинского и Чернышевского, Герцена и Огарева».[75]

Это было в 1903 году. Нужно было издать листовку к Первому мая. Требовался текст, бичующий царское самодержавие, но ни один из предложенных не оказался подходящим. Тогда С. Шаумян достал из кармана одно из стихотворений А. С. Пушкина и предложил строфу из него выпустить листовкой. Предложение было принято, но возникло затруднение с переводом пушкинского стихотворения на армянский язык. С. Шаумян обратился за помощью к поэту Ованесу Туманяну. Последний горячо взялся за порученное дело, тотчас же экспромтом перевел четверостишие и передал его Шаумяну. Заработала нелегальная типография. И вскоре листовка, размноженная в тысячах экземпляров, разнесла по городам и селам Армении гневные, обличительные слова А. С. Пушкина:

Великий армянский поэт О. Туманян в своем обширном и многогранном творчестве отображал жизнь своего народа, его заветные думы и чаяния. Он по праву вошел в число лучших поэтов, творчество которых принадлежит всем народам Советского Союза.

Интерес к великой русской литературе со стороны армянских писателей был исторически подготовлен всей историей Армении.

В одной из своих статей («Светлые страницы») Ованес Туманян писал: «Из армянского народного эпоса видно, что на Армению опасность надвигалась всегда со стороны юга и востока и туда всегда направлялся меч Давида Сасунского для самозащиты». Север, Россия, русский народ несли Армении избавление от самых ужасных форм подавления, от резни, от национального уничтожения. Отношение к русскому народу как к великому другу в деле национальной самообороны рождало живой интерес к русской культуре, к русской литературе.

В ней же Туманян нашел поддержку и своим национальным и своим социальным чаяниям, нашел высочайший образец соединения благородных идей с совершенной художественной формой.

И представители этой литературы в свою очередь высоко оценили его заслуги.

Валерий Брюсов в стихотворении, адресованном О. Туманяну — «Поэту, блистательной звезде светлого трехзвездия армянской поэзии», в 1916 году писал:

В 1902 году, отвечая на письмо Ю. Веселовского, О. Туманян подчеркивал, что влияние русской литературы он не искал в том или другом произведении, так как «никогда сознательно не подражал ни одному поэту, а чувствовал в своей душе, в литературных вкусах, в мировоззрении». «Я нашел, что произведения русских поэтов знакомы мне еще с детства и так полюбились мне, что, несомненно, должны были оказать на меня влияние.

…Некоторые из этих стихотворений я перевел на армянский язык, например: «Мцыри», «Ангел», «Желание», «Я не хочу, чтоб свет узнал», «Утопленник», «Заклинание», «Песнь о вещем Олеге» и романсы».[76]

У многих предшественников О. Туманяна, армянских поэтов, судьба сложилась так, что им приходилось творить далеко от родины, и поэтому в их произведениях не получили отражения быт, нравы, природа родной страны. «И потому, — пишет Туманян, — русские поэты, главным образом Пушкин и Лермонтов, всегда казались мне более родными и близкими, чем наши армянские поэты». (Речь идет о поэтах предыдущего поколения.)

Далее, говоря о Лермонтове, Туманян указывает:

«Вообще во многих своих поэмах и стихотворениях Лермонтов замечательно талантливо воспевает Кавказские горы, изображает народные обычаи и легенды… Как уроженец Кавказа и горный житель, я люблю эти песни и поэмы… Хотя любовь к горам и тоска по жизни в горах и без того свойственны моей душе, но русские поэты дали мне уже самую форму поэмы, какую носят многие мои произведения… Потому что в нашей литературе раньше таких поэм совсем не было».

И когда в 1920 году пришел день долгожданного освобождения, когда армянский народ взял свою судьбу в свои собственные руки и установил у себя, вслед за старшим русским братом, советскую власть, Ованес Туманян, признанный глава армянской литературы, приветствовал новую власть трудящихся прочувствованными, от всей души идущими словами. Он опубликовал статью «Ревкому Армении».

«Алчная и преступная политика союзных государств, — писал Туманян, — несамостоятельность и политическая близорукость армянских руководящих кругов, дикая, безудержная армяно-татарская вражда довели Армению до рокового состояния. Отчаявшийся и покинутый всеми армянский народ устремил свой взор снова в сторону России. И она пришла, новая Россия. Теперь новой, свободной России дано не только освободить армянский народ от надвигающейся опасности, но и обеспечить ему политическую независимость… повести армян по пути честной, трудовой жизни.

Малые страны — это источник наживы для алчных, бесстыдных и могучих империалистических держав. Новая Россия выводит эти страны из их рабского состояния, открывает новую эру в истории человечества, и вот, наконец, будет создана сила, в которую поверят народы».[77]

Во многом уже сбылись и сбываются в наши дни эти пророческие слова великого армянского поэта О. Туманяна.

Сыны большевистской партии С. Шаумян и С. Спандарян в своих выступлениях неоднократно защищали от нападок буржуазных националистов и черносотенцев прогрессивную культуру русского народа.

В 1910 году, когда царское правительство еще более усилило жандармский контроль над русской литературой, С. Спандарян писал: «Многострадальная русская литература опять подвергается новым преследованиям, новым карам, и мысль, скованная новыми узами, будет биться в тяжелых тисках. Национальная гордость и сокровищница наша, покорившая мир литература будет у себя дома подвергаться… осуждению со стороны пуришкевичей в рясах».[78]

Спустя год С. Спандарян говорил, что «русская литература завоевала и покорила весь мир, а русская наука заняла почетное место в ряду других стран…».[79]

С. Спандарян называл Белинского, Герцена, Огарева и других великих сынов русского народа светочами русской жизни.

Вся жизнь С. Спандаряна — ярчайший пример братской русско-армянской дружбы, сердечной, искренней, глубокой.

Вот некоторые эпизоды из его жизни.

Декабрь 1905 года. Красная Пресня. Баррикады. Рядом с С. Спандаряном падает смертельно раненный его друг — русский рабочий по имени Тимофей. И Спандарян до конца своих дней носил партийную кличку Тимофей, в память о погибшем друге.

Или вот его молодые годы. Классик армянской литературы романист Нар-Дос рассказывает в своих воспоминаниях о Спандаряне: «Он глотал книги буквально одним духом. И вряд ли можно было найти в современной русской литературе какой-либо известный, но им не прочитанный беллетристический или научный труд».[80]

В 1912 году Спандарян был выслан в Тифлис под надзор местной полиции. О нем и его престарелом отце трогательную заботу проявляют В. И. Ленин и Н. К. Крупская. Им известно, что престарелый Спандар Спандарян живет где-то рядом, в Париже. 5 мая 1912 года Ленин и Крупская навестили его. В своих воспоминаниях Н. К. Крупская писала: «В Париже жил отец Сурена. Мы пошли с Ильичем к нему, чтобы подробнее узнать об аресте сына. Отец Сурена, больной старик, жил одиноко и заброшенно, не было у него денег, нечем ему было даже заплатить за квартиру… Ильичу ужасно стало жалко старика… Мы ему помогли небольшим займом».[81]

С первых лет нынешнего века впервые на родном языке армянский народ стал читать произведения великого пролетарского писателя, гениального мастера художественного слова А. М. Горького. Еще в 1900 году на страницах газеты «Мшак» и иллюстрированного журнала «Тараз» печатались «Песня о Соколе» и некоторые рассказы Горького. В 1901 году в Тифлисе С. Шаумян перевел и издал рассказ Горького «Однажды осенью». Еще молодой, но уже известный тогда поэт А. Исаакян перевел «Песню о Буревестнике». Это было сделано сразу же, как только это знаменитое произведение Горького появилось в печати. А. Исаакян впоследствии с гордостью вспоминал, что он «имел честь первым перевести» это произведение на армянский язык. После Исаакяна несколько переводов было сделано другими армянскими поэтами, в том числе Егише Чаренцем.

К 1906 году армянские читатели уже знали Горького по многим другим переводам его рассказов, таких, как «Макар Чудра», «Челкаш», «Двадцать шесть и одна», «Старуха Изергиль».

Произведения Горького переводили известный революционер А. Мравян, Нар-Дос, А. Акопян, М. Арази и другие.

С. Шаумян, С. Спандарян выступали с горячей защитой А. М. Горького от нападок буржуазной критики. В 1911 году С. Шаумян, разоблачая на страницах большевистской газеты «Современная жизнь» буржуазных критиков С. Айвазова и Гр. Старцева, пытавшихся извратить сущность произведений Горького, писал:

«В настоящее время вы не найдете ни одной так называемой «прогрессивной» газеты, столичной или провинциальной, которая время от времени, в той или другой форме, сознательно или бессознательно не мстила бы Горькому за то, что он отвернулся от «общества» и «пошел к рабочим»…». Между тем, указывал С. Шаумян, «в русской литературе, по крайней мере современной, мы не знаем другого писателя, до такой степени морально чуткого и чистого, как Горький». Свою статью о Горьком С. Шаумян закончил следующими словами: «Горький составляет красу и гордость пролетарской литературы… рабочие с гордостью могут заявить — да, Горький наш! Он наш художник, наш друг и соратник в великой борьбе за освобождение труда».[82]

В этой же статье он писал: «Максим Горький — любимец русских рабочих. И это вполне понятно. Выходец из народных «низов», писатель-самоучка, он развил в себе крупный художественный талант. Затем, достигнув вершин литературной славы, сделавшись кумиром официальной читающей публики, он пришел в своем естественном развитии к рабочим, которым принес свой художественный талант, стал под одно с ними знамя, сделался их певцом и бытописателем».

А. М. Горький хорошо был знаком с армянской литературой. Знакомство это зародилось в 1891–1892 годах в Тифлисе. Среди знакомых Горького были известные армянские писатели, публицисты, редакторы, композиторы. Тогда же, в конце девяностых годов и позже, армянская прогрессивная печать широко раскрыла для творчества Горького свои страницы. Его произведения переводили на армянский язык С. Шаумян, О. Туманян и многие другие.

В литературном музее Армении хранится письмо А. М. Горького А. Ширванзаде, который прислал великому писателю восторженный отзыв о «Детстве».

«Уважаемый собрат! — писал Алексей Максимович. — Ваша похвала глубоко тронула меня своей искренностью, — сердечно благодарю Вас! Знаю, что слова Ваши слишком лестны для меня, не сомневаюсь, что не заслужил такого отношения с Вашей стороны.

Но Вы писатель, человек, живущий всеми скорбями и радостями мира. Вы сами знаете, как ценно, радостно знать, что Ваше слово понятно на Кавказе и в Англии, на Скандинавском полуострове и в Италии. Спасибо, что откликнулись, сердечное спасибо!

Мне приятно сказать Вам, что я немного знаю Вас, — читал Ваши вещи. А имя Ваше я услыхал впервые в 92 г. в Тифлисе и затем в 97 г. — сидя в Метехском замке. Видите — мы старые знакомые.

Желаю Вам всего доброго!

Сообщите мне имя и отчество Ваше, чтобы я мог сделать надписи на книгах, которые пошлю Вам.

Доброго здоровья! М. Горький».

Горький был одним из наиболее смелых обличителей, поднявших голос протеста против ужасов армяно-татарской резни, организованной в 1905 году царским правительством в Закавказье для отвлечения народных масс от революционной борьбы.

«Я так горячо люблю эту прекрасную страну, — писал А. М. Горький, — олицетворение грандиозной красоты и силы, ее горы, окрыленные снегами, долины и ущелья, полные веселого шума быстрых, певучих рек, и ее красивых, гордых детей.

Бывая на Кавказе, я всюду видел, как дружно и мирно работали рядом грузин с татарином и армянином, как детски весело и просто они шутили, пели и смеялись, и так трудно было поверить, что эти простые славные люди ныне тупо и бессмысленно избивают друг друга, подчиняясь подстрекающей их злой и темной силе».[83]

Эти слова А. М. Горького нашли широкий отклик в армянской прессе.

В эти годы разгула шовинизма А. М. Горький задумал издание на русском языке литературы народов Российской империи, но в условиях жестокой царской реакции лишь десять лет спустя, во время первой мировой войны, смог приступить к осуществлению своего замысла. Первым из серии сборников по литературе народов России вышел в 1916 году «Сборник армянской литературы» под общей редакцией А. М. Горького и при ближайшем участии известного армянского поэта В. Терьяна, воспитанника Московского университета, выдающегося деятеля армянского театра Л. Калантара и других.

Издание этого сборника С. Шаумян приветствовал специальной статьей.

Работа над сборником еще теснее познакомила А. М. Горького с литературой и литературными деятелями Армении.

Алексей Максимович предполагал после выхода в свет «Сборника армянской литературы» издать сборник, посвященный творчеству армян, проживавших в Турции, выпустить серию книг под общим заглавием «Армянская библиотека», а также специальный том, посвященный творчеству армян, проживающих в Европе и Америке.

В армянской литературе он высоко ценил национальную самобытность и красочность языка, картины быта и нравов народа, его стремление к свободе, к просвещению.

А. М. Горький в 1911–1915 годах ставил задачу изучения взаимосвязей и взаимодействия национальных литератур. В своих письмах он говорил писателям: «Наши предисловия строятся вне этих соображений, каждый автор является у нас каким-то случайным холмом среди равнины, и совершенно нельзя понять, какие влияния образовали этот холм, какое влияние оказывает он на окружающее его и насколько расширяется горизонт с его высоты… XIX век достаточно насыщен фактами идеологических и формальных связей в области духовной жизни, и эти связи необходимо ценить очень высоко, — может быть, они являются началом того великого единства, последствия которого хотя и трудно представить себе, но во всяком случае они будут благостны».[84]

Габриэл Сундукян — великий драматург, основоположник армянского реалистического театра — был горячим поклонником русских писателей и драматургов. В бытность свою в Петербургском университете он глубоко изучил произведения Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, с удовольствием вспоминал, как в 1841 году в Петербурге видел игру Каратыгина, восторгался артистическим гением Мартынова и Щепкина. Г. Сундукяну принадлежат слова о том, что «своей любовью к театру он во многом обязан Гоголю».

Как известно, в 1908 году Общество любителей русской словесности в связи с открытием памятника великому русскому писателю Гоголю устроило большие торжества. Из разных концов России для участия в этом памятном событии были приглашены многие почитатели его таланта. Приглашен был и Г. Сундукян. Тронутый вниманием Сундукян написал:

«Выражаю горячую признательность комиссии за внимание, жалею от всей души, что не могу лично присутствовать на торжестве открытия памятника великому творцу бессмертного «Ревизора» Н. В. Гоголю. Мне теперь 83 года. Мысленно переношусь в то далекое время, когда студентом жил я в Петербурге и видел в роли городничего покойного Щепкина. Тогда углубилась и окрепла моя безграничная любовь к театру, которому я и посвятил свои лучшие годы, которому отдал свои произведения, частицу моей души, мои мысли и чувства.

С именем Гоголя связаны у меня лучшие воспоминания… Вот почему с чувством особого глубокого почтения низко кланяюсь памятнику автора «Мертвых душ» и с дальнего Кавказа шлю сердечный привет всем устроителям праздника, одинаково дорогого всем гражданам России без различия их национальности».[85]

Этот пример — один из многих в истории дружбы и культурного общения русского и армянского народов — воочию убеждает, какими теплыми узами были связаны передовые деятели России и Армении и как благотворно было и остается влияние русской литературы и культуры на развитие духовной жизни других народов.

Говоря об этом влиянии, поэт Ал. Цатурян писал: «Трудно указать из наших писателей на такого, который так или иначе не подпал бы под это влияние. Моя скромная лира многим и многим обязана этому влиянию…»

Великой русской литературой «питалась и питается молодая армянская поэзия и воспитывается жаждущее знания армянское население в России», — говорил поэт Иоаннисиан.

Или вспомним слова поэта Ованеса Туманяна о том, что свою литературную деятельность он начал под воздействием великой литературы русского народа…

Это культурное общение диктовалось высокими и благородными творческими побуждениями и гуманными чувствами.

«Я во многом обязана русской жизни, бурным дням возрождения и в особенности русскому пролетариату. Россия является родиной моих гражданских мотивов», — писала поэтесса Шушаник Кургинян. Своеобразный мастер лирики, представительница демократическо-прогрессивного течения в армянской поэзии, Кургинян в приведенных словах выразила чувства передовых деятелен культуры Армении.

Можно привести, множество примеров широкого интереса деятелей русской культуры не только в их «профессиональной сфере» к культуре Армении, но и к жизни армянского народа в целом.

Великий русский писатель Л. Н. Толстой еще в девяностых годах выразил сочувствие армянам.

Для оказания помощи пострадавшим от турецкой резни в России был задуман выпуск сборника «Братская помощь пострадавшим в Турции армянам». Л. Н. Толстой оказал содействие делу издания этого сборника.

Лев Николаевич Толстой и позднее проявлял интерес к Армении и ее культуре. В литературном музее Армении хранится письмо Толстого армянскому писателю Атрпету, написанное 15 июня 1909 года, в котором он благодарил его за присылку книги и просил выслать ему для прочтения и остальные его сочинения.

С девяностых годов прошлого столетия армянская общественность уже знала, любила и высоко ценила творчество Антона Павловича Чехова. Именно тогда появились переводы его юмористических рассказов. В связи с недавним празднованием столетия со дня рождения А. П. Чехова председатель юбилейной комиссии при Союзе советских писателей Армении Ст. Зорьян рассказал:

«В годы советской власти на армянском языке издавались сборники рассказов писателя. Его произведения включены в учебники литературы армянского языка. О Чехове с большой любовью отзывались и высоко его чтили такие наши известные писатели, как Ширванзаде, Нар-Дос, Ованес Туманян, Аветик Исаакян и многие другие. С Чеховым был близко знаком А. Спендиарян (Спендиаров). Одна из школ Еревана носит имя А. П. Чехова. Его бюст установлен на постаменте перед школьным зданием. Госиздат Армении выпустил в свет на армянском языке пятитомник Собрания сочинений Чехова. Имя А. П. Чехова будет жить вечно, столько, сколько и русский народ, который по праву гордится своим гениальным сыном».[86]

Известно, что еще до Октябрьской революции на армянском языке были изданы некоторые пьесы А. П. Чехова, в частности «Дядя Ваня». Ныне театры Армении ставят «Вишневый сад», «Три сестры», «Медведь» и другие пьесы Чехова.

Антона Павловича глубоко трогала судьба армянского народа и тяжкие ее превратности. В творчестве Чехова есть страницы, посвященные обаятельному облику женщины-армянки (рассказ «Красавицы»).

Самобытность и высокую художественность армянской литературы и искусства неоднократно подчеркивал В. Брюсов, справедливо указывавший, что «при всех… превратностях судьбы армяне за тысячелетия своей исторической жизни создали самостоятельную культуру, внесли свои вклады в науку и оставили миру богатую литературу». В. Брюсов изучил армянский язык, создал великолепные переводы на русский язык произведений армянской поэзии, исследования по вопросам истории культуры Армении.

Учитывая интерес прогрессивных кругов русской общественности к армянской литературе, первые образцы которой вышли в русском переводе еще в XVIII веке и уже тогда вызвали восхищение своей самобытной поэтичностью, драматизмом и высоким гуманизмом, целая плеяда русских литераторов и общественных деятелей взялась за распространение и популяризацию армянских писателей и поэтов, философов и историков.

Среди этих деятелей следует назвать Юрия Веселовского, горячего поборника русско-армянской дружбы и культурного сотрудничества. Воспитанник Лазаревского института, обладавший обширными познаниями по истории и литературе стран Востока, Ю. Веселовский еще в 1890 году задумал издание сборника армянской литературы. Вместе с А. Цатуряном и М. Берберяном он отобрал отрывки из произведений армянских писателей. Подобрался коллектив переводчиков, с энтузиазмом взявшихся за дело. Это были Некрасова, Кананов, Суренянц, Берберян, Хунунц, Бахчисарайцев и другие. Работа была закончена в 1892 году. Поскольку издателя не нашлось (дело считалось убыточным), Ю. Веселовский решил издать сборник на собственные средства. В 1893 году читатели получили сборник. Он был раскуплен моментально, и это показывает, насколько созрели условия для изданий такого рода. Русские газеты поместили доброжелательные рецензии. «Русская мысль» писала: «Этот сборник во многих отношениях очень интересен. До сих пор русским, не только просто образованным людям, но и ученым, если они не занимались специально армянской литературой, почти ничего не было известно о самом существовании этой литературы и весьма немного было известно об армянском народе».

Окрыленные успехом, издатели задумали составить второй сборник. Он вышел в 1894 году под заголовком «Армянские беллетристы. Драматурги и поэты» без цензурного разрешения. Чиновники цензуры проштудировали его и, конечно, усмотрели крамолу. В чем? В том, что составителями сборника «армянским беллетристам, драматургам и стихотворцам вменяется в заслугу их прогрессивное направление, их народничество, их симпатия к молодому поколению, отвращение ко всякому гнету, до экономического включительно, новаторство и т. д.». Кабинет министров признал распространение сборника вредным. 31 мая 1894 года в двенадцать часов пополудни при Сущевском полицейском доме издание было сожжено. Трудно найти другой такой яркий пример столь полярного отношения — царских сатрапов, с одной стороны, и передовой русской общественности — с другой, к благородному начинанию, направленному к укреплению русско-армянской дружбы.

Следует отдать должное мужеству Ю. Веселовского, который принялся готовить третий сборник, а когда его постигла новая неудача, продолжал пропагандировать армянскую литературу. В 1895 году цензура запретила его перевод стихотворения Р. Патканяна «Слезы Аракса». Ю. Веселовский использовал другие возможности. С 1896 по 1899 год он опубликовал в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Эфрона свои статьи: «Хримян», «Мхитар и мхитаристы», «Назарьянц», «Налбандян», «Акоп Паронян», «Рафаэл Патканян», «Прошян» и «Раффи». Он печатался в сборнике «Призыв», изданном Д. В. Гариным-Виндингом в пользу нуждающихся артистов. Он поместил обширный раздел «Армянские поэты» в книжке «Стихотворные переводы», выступал с лекциями об армянской литературе в Рязани, Курске, Ярославле. Эта кипучая деятельность принесла ему заслуженное признание.

На одном из юбилеев литературной деятельности Ю. Веселовского Смбат Шахазиз сказал: «Да, мы желали бы побольше Веселовских, побольше светлых людей в русском обществе, беспристрастно относящихся к порокам и добродетелям маленького и все же исторического народа».

Ряд переводов из армянской литературы принадлежит писательнице Е. Некрасовой. В восьмидесятых годах прошлого века, познакомившись со многими армянскими литераторами во время поездки на Кавказ, Е. Некрасова сначала выступила в Московском университете на заседании Общества любителей российской словесности с докладом об армянской литературе, а затем опубликовала часть доклада, относящуюся к характеристике творчества Раффи. Она перевела и опубликовала рассказы Раффи «Биби Шарабани», «Гарем» «Хас-Пуш».

В 1897 году на русском языке вышел большой сборник «Братская помощь пострадавшим в Турции армянам», организованный и отредактированный Г. Джаншиевым, в котором русские и западноевропейские авторы выступали с материалами по арменоведению, армянской литературе, а также были опубликованы переводы из нее. В девятисотых годах появилось несколько изданий, содержащих отрывки из произведений армянских писателей. Один из циклов таких выпусков вышел в 1906–1907 годах под заголовком «Современная армянская литература». Спрос на эти издания рос. Их число увеличивалось по мере того, как пробуждалось сознание народов Российской империи под влиянием революционных событий, первой русской революции, международных событий, предшествовавших первой мировой войне. В выпусках «Цветы Араза» то и дело печатались армянские поэты. В 1915 году вышел «Армянский сборник» под редакцией Ю. Веселовского, Дживилегова и других. Армянская литература была представлена в «Кавказском литературном альманахе», изданном «Вестником знания». В Саратове вышли «Очерки армянской литературы» И. Гнуни (Шахназаряна) и т. д.

Мы уже упоминали о выполненных В. Брюсовым великолепных переводах на русский язык произведений армянской поэзии и его исследованиях по вопросам истории культуры Армении.

Это тема для целой книги, ибо трудно переоценить значение сделанного В. Брюсовым для ознакомления русского читателя с творчеством армянского народа, для укрепления братской русско-армянской дружбы. Имя В. Брюсова живет в сердце армянского народа, который всегда с большой любовью вспоминает своего замечательного и правдивого друга.

«Валерий Брюсов, — говорил А. Исаакян, — особенно дорог нам, армянам, за все то, что сделал он для армянской культуры и литературы. В то время, когда армянский народ переживал ужасную трагедию, когда озверелое турецкое правительство уничтожало массы армянского народа на западе — стариков, молодых, женщин и детей, — стирая с лица земли целый народ, его культуру, прошлое и одновременно его будущее, стремясь тем самым покончить с армянским вопросом, — на защиту армянской культуры и его справедливого дела совместно с великим другом армянского народа М. Горьким выступил и В. Брюсов… Брюсов со свойственной ему энергией и любовью стал изучать армянский язык, литературу древних, средних веков и нового времени, армянскую историю; он приступил к редактированию антологии армянской поэзии. Это была тяжелая и трудная работа, закончившаяся блестящим успехом».[87]

История упомянутой антологии армянской поэзии — наиболее значительного сборника армянской литературы, изданного в дореволюционное время на русском языке, — чрезвычайно интересна. Все началось в 1915 году. Группа общественных деятелей — Александр Цатурян, Погос Макинцян и Карен Микаэлян — обратились к Валерию Яковлевичу Брюсову с просьбой принять участие в издании сборника армянской поэзии. Первоначально Брюсов отказался, ссылаясь на недостаточное знакомство с Арменией и ее культурой. Нужно было время, чтобы познакомиться с армянской поэзией. Валерий Яковлевич прочел переводы и с увлечением приступил к работе. Брюсов стал изучать армянский язык, историческую литературу, совершил поездку по Армении, Кавказу и Закавказью.

«…Я хочу подчеркнуть тот живой и глубокий интерес, — писал В. Брюсов, — какой возбудило во мне изучение Армении. Конечно, никакие обязательства перед издателем (а в данном случае никаких формальных обязательств с моей стороны не было вовсе), никакие внешние соображения не могли бы заставить меня — или кого другого — совершить весь этот труд, прочесть все эти книги, столько учиться и так углубиться в дело! Побудить к этому могло лишь одно: то, что в изучении Армении я нашел неиссякаемый источник высших, духовных радостей, что, как историк, как человек науки, я увидел в истории Армении целый самобытный мир, в котором тысячи интереснейших сложных вопросов будили научное любопытство, а как поэт, как художник я увидел в поэзии Армении такой же самобытный мир красоты, новую, раньше неизвестную мне, вселенную, в которой блистали и светились высокие создания подлинного художественного творчества».[88]

Приведенные выше строки давно известны армянскому читателю. Они сами по себе представляют немалый интерес, равно как и его исследование по армянской истории, вышедшее в те годы отдельным изданием.

Те годы! Их нужно представить себе, чтобы понять значение антологии «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней». Это был 1916 год, год первой мировой войны, год разгула шовинистических настроений, год вражды народов, разжигавшейся помещиками, капиталистами, социал-предателями и другими поборниками межнациональной розни. Не только литературным, но большим политическим событием явился выход антологии, ибо он будил не шовинизм, а чувства братства народов Российской империи, способствовал росту дружественных чувств, единства и сплочения сил. Недаром пришлось преодолеть немало цензурных и иных препятствий, пока антология дошла до читателя и сделала свое благородное дело. С полным правом мы называем заслуги В. Брюсова в деле перевода и популяризации армянской литературы в России исключительными.

Знакомство с армянской поэзией неразрывно связало Валерия Брюсова с лучшими представителями этой поэзии. Его встречи с Ованесом Туманяном и с Иоаннесом Иоаннисианом являются ярким доказательством взаимной дружбы. Их давно уже нет в живых. До нас дошли их письма, полные любви и преданности друг другу и той высокой цели, которой они служили всю свою жизнь так честно и плодотворно.

Брюсов побывал в Тифлисе, где с исключительным радушием принял его Ованес Туманян.

По возвращении в Москву, 13 апреля 1916 года, Брюсов направил письмо Туманяну, где извинялся, что так поздно собрался написать.

«…Не оправданием, а объяснением моего молчания может служить лишь то, что все это время я был занят, поглощен, увлечен именно нашим Армянским сборником. Таким образом, — писал он, — духовно я все время был с Вами, — и с Вами лично, так как вдумывался в Вашу поэзию, переводил Ваши стихи, писал о Вас, и всем тем миром армянских поэтов прошлого, который Вам так дорог. И хотя я не написал Вам ни одного письма, не проходило дня, чтобы я по многу раз и помногу не думал о Вас, невольно вспоминая с сердечной признательностью и Ваш облик, насколько я успел Вас узнать в те незабываемые для меня тифлисские дни…».[89]

В другом письме из Москвы, от 1 февраля 1917 года, Валерий Брюсов извиняется перед Иваном Фаддеевичем, что обстоятельства и состояние здоровья помешали ему воспользоваться его любезным приглашением приехать в Тифлис для чтения ряда лекций.

«…Мне больше всех, — заканчивает он письмо, — было грустно отказаться от мечты увидеться с Вами и вновь побывать в Тифлисе. Наиболее пострадавший в этом все же я, так что не лишайте меня Вашего доброго расположения, которое мне так дорого…

Вас лично от души благодарю за доброе внимание и за предупредительное желание устроить мою лекцию. Верьте, что я неизменно люблю Вас, как исключительного художника и глубокого поэта, и сердечно предан Вам за все Ваше дружественное к нам отношение.

Глубоко уважающий Вас Валерий Брюсов».[90]

Примерно к этому периоду относится знакомство и завязавшаяся дружба В. Брюсова и И. Иоаннисиана. Это было время, когда В. Брюсов усиленно работал над сборником «Поэзия Армении» и в связи с этим побывал в Баку, Тифлисе, Эривани и на родине И. Иоаннисиана — Эчмиадзине.

Говоря о том, как ему приятно было проводить время в обществе армянского поэта, «встретиться с подлинным поэтом», в апреле 1916 года в письме из Москвы Иоаннисиану Брюсов заявляет: «Клянусь «Овидиевой тенью», как говорил Пушкин, я почувствовал себя столь близким Вам, что сразу, без всякого на то, конечно, «права», почел себя связанным с Вами как бы давним дружеством…».[91]

В ответном письме, датированном 2 мая, И. Иоаннисиан пишет В. Брюсову о своей благодарности за теплую, милую весточку. Армянский поэт пишет о том, что их встреча состоялась зимой, но для него она была по-весеннему радостной. Далее Иоаннисиан делится тем, как тяжело ему служить своему призванию — поэтическому творчеству.

«Ведь мне, — жалуется он, — со дня окончания курса, вот уже 28 лет, приходится день и ночь думать только о куске насущного хлеба, которого при наших условиях литературным трудом не заработаешь, и, таким образом, я поневоле литературой должен был заниматься урывками в редкие часы досуга, как бы в качестве дилетанта.

Вот почему мне особенно дорого, скажу прямо — является истинным счастьем дружеское общение с Вами. Не сомневаюсь, что Вы меня поймете и без дальнейших объяснений, и смею верить, что письмо Ваше не будет последним. Сознание того, что Вы меня не забываете, будет скрашивать прозу моей жизни, и всегда я буду счастлив, буду гордиться тем, что Брюсов мой друг…

Ждем с нетерпением сборника. Я лично интересуюсь тем, есть ли в нем что-нибудь из моих стихов в Вашем переводе.

Душевно обнимаю Вас. Ваш всегда И. Иоаннисиан».

Душа поэта разрывается от безутешной тоски, от тяжелого горя: не стало его старшего сына, он умер в Москве. И первым другом, с которым спешит поделиться своим несчастьем Иоаннисиан, был Валерий Брюсов. Ему написаны, следующие строки поэта: «Часть души моей, лучшая часть, навсегда теперь в Москве». Он стремится в Москву, ему хочется как можно скорее поклониться земле, где покоится прах его любимого сына. В этом же письме к Брюсову он пишет: «Считаю приятным долгом от души поздравить Вас с огромным успехом «Поэзии Армении». По крайней мере у нас здесь в последние дни только она у всех на устах…».[92]

Личное горе поэта и радость за успех большого начинания близкого друга В. Брюсова в этом письме переплелись воедино.

«Мне очень хотелось бы Вам сказать какие-либо слова, — пишет в ответ И. Иоаннисиану В. Брюсов, — которые могли бы хоть сколько-нибудь облегчить Вашу душу в переживаемые Вами дни, но таких слов нет на человеческом языке… Как всякий другой, «кто жил и чувствовал», я знаю, что значит терять близкого (хотя и не сына), и Вас, верьте мне, понимаю, но вот это и все, что я вправе написать…

Остается мне только напомнить Вам… общую у нас с Вами родину: поэзию. Для меня не бывало таких мертвенно-тягостных дней, чтобы магические чары «звуков сладких и молитв» не дали мне какого-то сладко-больного утешения. «Порой опять гармонией упьюсь», — говорил нам Пушкин, и, что до меня, я всегда искал одного — этой «гармонии», читать стихи, писать стихи, если жизнь была слишком жестокой. Невольно, непобедимо это возвращало в мою душу сознание о том высшем, в чем примиряется все, — даже смерть… Но опять и опять чувствую бессилие сказанных слов, «изреченной мысли», которая уже стала «ложью» в моем письме, хотя была и остается «правдой» в моем сознании.

Затрудняюсь сегодня писать Вам обо всем другом. Благодарю за добрые слова о нашем сборнике «Поэзия Армении». Многое в нем не так хорошо, как того хотелось бы, многого недостает, кое-что и неверно, но силы человеческие ограничены. С чистой совестью могу сказать, что я сделал, что мог. Постараюсь позже сделать лучше и более достойное Вашей прекрасной родины, с которой сживаюсь все теснее, ибо продолжаю работать по истории Армении, готовлю особую книгу, которую уже начал печатать. Надеюсь сравнительно скоро увидеть Вас, так как в январе приглашен, что Вы, вероятно, слышали, вновь прочесть несколько лекций в Баку. Итак, до скорой встречи. Буду очень, очень рад Вам пожать руку. Сердечно Ваш Валерий Брюсов».[93]

Сколько человечности, сочувствия к личному горю своего армянского друга, сколько любви к Армении, к ее древней поэзии заключено в словах Валерия Брюсова! На благодатной почве поэзии их пути встретились, чтобы навсегда еще одним светлым лучом озарить прочные узы армяно-русских литературных связей.

Перевод и популяризация литератур обоих народов, встречи и завязывающаяся дружба не могли развиваться в сфере одностороннею влияния. Разные поколения армянских писателей неоднократно справедливо указывали, что они учились и учатся на лучших образцах русской литературы. Но как говорил один из старейших русских поэтов Сергей Городецкий: «Вообще влияний не бывает. Существует взаимовлияние, вернее взаимодействие. Вот, например, разве Валерий Брюсов не помог в период империалистической войны многим, в том числе и мне, преодолеть шовинизм, раскрыв русскому читателю великолепную картину армянской вековой культуры и литературы? Разве это не было богатым вкладом в советское здание дружбы народов — когда еще и советской власти не было? А разве я не вдохновился идеями нового века из дружбы с такими друзьями России, как Ованес Туманян?

Разве он не повлиял своим вдохновенным творчеством на мое творчество тех трудных годов? Сколько раз он поощрял меня на создание поэм — а не отдельных стихотворений! — на темы народного эпоса! Я вспоминал эти его заветы много позднее, когда работал над созданием текста для музыки М. Глинки «Иван Сусанин». Но в 1918–1919 годах я был слишком захвачен тогдашними событиями. Ованес Туманян страстно любил Лермонтова — и моего любимого поэта.

Мы знаем, что не только Тургенев влиял на Мопассана, но и Флобер на Тургенева.

Для меня нет никаких сомнений в том, что Валерий Брюсов в своей титанической работе над книгой «Поэзия Армении» вдохновлялся творческой помощью Ованеса Туманяна, и не его одного. Несомненно для меня, что его поиски нового в последних его книгах «Миг» и «Меа» (двусмысленное название — можно перевести «Спеши», можно и «Мое»), где он разрушал канонические ритмы ради остроты мысли, были предприняты не без влияния армянской ритмики, свободной от марша ямбов и хореев.

Убежден также, что переводы Аветика Исаакяна, которые так творчески любовно создал А. Блок, не могли не помочь ему в его творческих исканиях.

На мое творчество Ованес Туманян «повлиял» во всю меру нашей личной с ним дружбы. Он меня звал к эпической поэме большого масштаба на базе народного эпоса. В те трудные годы я мог откликнуться только поэмкой «Шофер Ладо» на текущие тогдашние темы. Похваливая, он ласково меня упрекал, что это все же не всенародная русская эпическая поэма.

Не могу не упомянуть, что именно он научил меня понимать диалектику «рубаи» — самой народной на Востоке формы, — требующей абсолютного слияния мысли с формой и противоречивого расположения мыслей в четырех строках. И я впервые на русском языке написал цикл стихов в форме «рубаи», учась ей на переводах рубаи моего учителя (Туманяна. — А. А.)».[94]

К сожалению, до последнего времени появлялись труды, отдельные исследования и статьи, рассматривающие главным образом проблему взаимодействия литератур только с точки зрения ее односторонней значимости. Вот почему вопросы взаимовлияния и взаимодействия остаются и сегодня широким полем деятельности литературоведов, важнейшей проблемой марксистской филологической науки.

Можно с уверенностью сказать, что в дореволюционные годы не было в России такого прогрессивного деятеля русской культуры, который не был бы известен в Армении.

Точно так же, несмотря на национальный гнет в годы царизма, все передовое, прогрессивное в культуре армянского народа привлекало внимание передовых деятелей русской культуры, встречало с их стороны участие, оценку, помощь.

Царское правительство с тревогой следило за растущим интересом демократических кругов русской интеллигенции к литературе и искусству угнетаемых им народов.

Отлично различая «официальную Россию», Россию царей, помещиков и капиталистов, и Россию Пушкина, Белинского, Чернышевского и Горького, великий поэт Армении Ованес Туманян в годы разгула реакции и травли малых народов России говорил о своей горячей любви к могучему русскому народу. Он любил выразителя души русского народа — былинного богатыря Илью Муромца, перевел эпос о нем на армянский язык.

В 1912 году Туманян заявлял: «В России мы находимся под влиянием одного из лучших народов и одной из лучших литератур мира».[95]

В 1914 году он высказал глубокое убеждение, что России суждено разрешить самый насущный вопрос армянского народа, обеспечить его будущее и направить его к братству свободных народов.

В беседе с В. Г. Короленко О. Туманян говорил: «Русский народ — великий, могучий народ; он прост, чист и широк, подобно своим безбрежным степям; у него богатая и величественная литература, которая занимает почетное место в мировой литературе, он имеет такого гиганта, как Пушкин. В Европе такого поэта нет».

Сознание великой освободительной миссии русского народа нашло яркое выражение в произведениях многих армянских поэтов. Значительны в этом смысле заслуги Акопа Акопяна.

Общественно-литературная деятельность родоначальника и основателя современной армянской советской поэзии была тесно связана с героической революционной борьбой пролетариата Закавказья. Творчество А. Акопяна после революции было посвящено прославлению социалистического строительства Страны Советов.

Старый большевик, ценитель и знаток культуры русского народа, Акоп Акопян служил делу дружбы народов на политическом поприще так же неутомимо, как на поприще поэтическом.

Акоп Акопян горячо интересовался произведениями русской классической литературы, проникнутыми гуманизмом и народностью. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Л. Толстой и Некрасов были его любимыми писателями. Их творения оказали огромное благотворное влияние на формирование литературных вкусов и мировоззрения А. Акопяна. На литературной арене А. Акопян выступил в 1893 году. В 1904 году он вступил в ряды большевистской партии, и с этого времени, как писал он сам, «литература и революция для него представлялись тесно связанными воедино». Прежде всего Акопян мыслил себя революционером-подпольщиком, партийным работником.

Большевистская организация, сплоченная вокруг закавказских революционных газет, была подпольной партийной школой Акопяна. На их страницах А. Акопян выступал как вдохновенный певец труда и борьбы пролетариата с такими боевыми стихотворениями, как «Революция», «Пролетариату», «Умерли — не сгинули», «Рабочий он — и властелин». Наряду с созданием оригинальных произведений Акопян переводил с русского, печатал и распространял такие боевые гимны пролетариата, как «Марсельеза», «Варшавянка», «Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу».

Армянские рабочие впервые начали петь на родном языке эти замечательные революционные песни именно благодаря Акопяну.

В борьбе с антинародной теорией «искусство для искусства» А. Акопян был соратником Степана Шаумяна и Сурена Спандаряна — основоположников марксистской критики в армянской литературе. Нелегально изданный сборник стихов «Революционные песни» (1907) А. Акопяна вышел в обложке, на которой сверкал боевой призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Как писала газета «Правда» от 10 мая 1941 года, «под воздействием первой русской революции возникла и оформилась новая пролетарская литература Армении; ее основоположником был виднейший поэт-большевик Акоп Акопян».

В период первой русской революции творчество А. Акопяна развернулось с особой силой. У армянского народа в его лице оказался свой буревестник. Поэт-большевик призывал рабочих к вооруженному восстанию, в доходчивой и впечатляющей форме доводил революционные идеи до сознания масс («Еще удар», «Революция»). А. Акопян славил героев революции, призывал рабочих готовить оружие к последнему решительному бою. Его стихотворения проникнуты оптимизмом, публицистичны и образны.

Акоп Акопян писал и поэмы («Новое утро» — 1909, «Красные волны» — 1911 и «Равенство» — 1916–1917). По примеру Горького Акопян в 1914 году приступил к изданию литературно-художественных альманахов «Новой рабочей библиотеки».

Первым в армянской литературе Акопян нарисовал образ революционера, борющегося за победу социализма. По определению С. Шаумяна, А. Акопян был «признанным поэтом приходящего к самосознанию армянского пролетариата, выразителем горестей и радостей армянских рабочих, певцом их труда и их борьбы».

Новые поэмы Акопяна — «Боги заговорили» (1922), «Ширакский канал — большевик» (1924), «Волховстрой» (1925) — были, по определению автора, выражением строительного пафоса эпохи. Последней его поэмой была «Астхик» (1934), посвященная крестьянской девушке, ставшей инженером-изобретателем.

Современником А. Акопяна был Ваан Терьян (Ваан Сукиасович Тер-Григорьян). В ранней юности, четырнадцатилетним мальчиком (в 1899 году) он был привезен отцом в Москву, где поступил в гимназию Лазаревского института восточных языков. Его взгляды и убеждения формировались в атмосфере кануна первой русской революции, в среде того демократического направления, которое возглавлял в институте литератор и публицист, человек передовых взглядов Карапет Кусикян, преподаватель армянской словесности. От родной литературы к классической русской литературе шел путь духовного развития молодого поэта. С особенным увлечением читал он русских поэтов. Его пленяла лирика Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Баратынского. Он испытал благотворное влияние МХАТа, спектакли которого ему удавалось видеть. Начинается его общественная деятельность. Пусть это вначале был ученический рукописный журнал «Уйс» («Надежда»), издаваемый Терьяном, или борьба за изгнание из института Павлова и Флинка — преподавателей, отличавшихся своими жандармскими взглядами. Принципиально важно, что определилась направленность, политический курс этой деятельности. Терьяна мы видим в числе той молодежи, которая не только сочувственно следила за нарастанием революционных событий в России, вооруженной борьбой и забастовками рабочих, но и стремилась участвовать в революции. Летом 1905 года в Тифлисе и Шираке он побывал во многих деревнях, рассказывая крестьянам о революционных событиях в России. Так рос поэт и гражданин, будущий большевик и деятель молодого социалистического государства, поборник братской армяно-русской дружбы.

В его творчестве звучали глубоко патриотические мотивы. Терьян писал: «Я очень люблю мою прекрасную, высоко вознесенную родину и ее смиренный народ — народ, который трудится и мечтает, стонет и поет…»[96] Он был поборником дружбы народов, тесного культурного общения между ними.

В 1913 году Терьян, говоря о литературе, которая расцветет в будущей свободной Армении, связывал это с благотворным влиянием русской литературы. Он говорил: «Свежие ростки этой большой литературы уже существуют, а их полный расцвет придет в то время, когда молодая Россия расправит свои орлиные крылья, когда живые силы страны, как вышедшие из берегов весенние воды, вольно и широко разольются — могучие и радостные».[97]

Терьян был участником революции 1905 года. За революционную пропаганду он подвергался преследованиям царской охранки. Но и в годы реакции в поэзии Терьяна звучали мотивы гражданской лирики. В цикле стихов под общим названием «Терновый венец», напечатанных в периодической печати, отражались события революционных дней и прославлялись загубленные реакцией борцы революции. В годы революционного спада Терьян обращается к символизму («Я — грезящий поэт»). В дни ленских событий в его поэзии зазвучали новые мотивы, пронизанные духом революционного подъема («Я с вами, братья угнетенные», «Вставайте, час настал для пробуждения», «Иду на улицу в кипенье бытия»).

В 1915 году был опубликован цикл патриотических стихов «Страна Наири» (древнее название Армении).

Терьяна тревожила судьба трудового армянского народа. Силой, которая должна была возродить поверженную страну Наири, Терьян считал армянский народ, связавший свою судьбу с пролетарским революционным движением России (письма «Армянским крестьянам и рабочим»). «Мы всегда утверждали, утверждаем и теперь, что спасение трудового армянского народа — в укреплении власти рабочих и крестьянских Советов в России. Только красные полки российских рабочих и крестьянских Советов могут принести свободу нашей окровавленной стране»,[98] — писал В. Терьян. В 1917 году поэт вступил в ряды большевиков. Чувством торжества нового дышат стихотворения Терьяна «Железным шагом пришла» и «Разрушайте безжалостно».

С любовью и благоговением воспел Терьян образ пламенного руководителя бакинских коммунаров — Степана Шаумяна («Три встречи», «Незабвенный товарищ»). В «Октябрьских песнях» он наряду с пафосом прославления нового с возмущением писал об ордах иноземных интервентов, предвидя их разгром со стороны могучего революционного народа. Во всем творчестве Терьяна обращает на себя внимание исключительное поэтическое мастерство, художественное совершенство формы. К числу заслуг Терьяна следует отнести и то, что он обогатил армянскую литературу прекрасными переводами. Велико было влияние русской литературы на творчество Терьяна. Он упорно и настойчиво учился у великих русских поэтов — Пушкина и Лермонтова. Терьян — переводчик гениального произведения В. И. Ленина «Государство и революция».

Переводы Терьяна русских, грузинских и других поэтов говорят о его любви и уважении к культуре других народов. Творческие возможности Терьяна были велики. Стихи, написанные Терьяном в первые годы советской власти, полны жизнеутверждающего оптимизма и свидетельствуют о новом, блестящем этапе его творчества. Преждевременная смерть унесла поэта-коммуниста в полном расцвете дарования.

Далеко за пределами Армении и Советского Союза известно имя Аветика Исаакяна.

В пору поэтического созревания Исаакян жадно учился у Пушкина и Лермонтова. «Я без слез не могу вспомнить имя Лермонтова, — говорил он, — человека, который в двадцать пять лет стал мировым поэтом».

А. М. Горького и А. Исаакяна роднило уважение к человеку-созидателю, уменье по-настоящему ценить человеческий труд — источник самого ценного и прекрасного в мире.

На первом этапе творчества Исаакян выступает как певец народного горя и неразделенной любви. Поэт создает трагический образ одинокой человеческой души. Но в сознании поэта живет надежда на светлое грядущее. Революционные события 1905 года нашли живой отклик в его сердце. Впервые в его стихах зазвучал призыв к действию. Поэт призывает народы Кавказа объединиться под знаменем борьбы, разбить кандалы рабства.

Близкая связь с народным творчеством дала возможность Исаакяну проникновенно разработать тему эпоса «Давид Сасунский» и в образе Мгера-младшего воплотить идею победы социальной справедливости. В этой поэме (закончена через год после возвращения в Советскую Армению) Исаакян отобразил собственные искания правды, осуществление которой нашел в советской власти.

По собственным словам, он «безвозвратно пришел, вновь пришел в ту страну, где создается величественное дело в национальном и общечеловеческом смысле».

В годы Великой Отечественной войны Исаакян вместе со всеми писателями советской земли стал в ряды глашатаев борьбы прогрессивного человечества с фашизмом (статьи «Фашизму суждена гибель», «Победит прогрессивное» и др.).

В пламенном стихотворении «Боевой клич» Исаакян воспел нерушимое единство советского народа.

Поэзия Аветика Исаакяна — тонкого, проникновенного лирика, поэта-философа — социально значительна. Его «мучили думы о горькой участи народа, находившегося под тягчайшим игом», терзала мысль о стране, где «тонули в крови ее сыновья». О своем народе он писал «кровью сердца», носил «в сердце раны родины». И это сознание, что он «сын угнетенного народа», заставило его со страстной радостью ждать «рассвета нового дня».

Исаакян сознает, что принесенная рукой освобожденного русского народа новая, советская жизнь — единственный источник благополучия и процветания его родной Армении. Благодарностью пронизаны его слова: «…И вот опять мой край ликует и цветет».

В критический момент своей судьбы, говоря словами Исаакяна, «армянский трудовой народ при помощи великого русского народа восстал против угнетателей и установил в нашей стране советскую власть».[99] И самый любимый народный поэт освобожденного армянского народа воспевает «этот освободительный день», когда сбросившие иго насилия угнетенные.

Обращаясь к новой, свободной, счастливой Армении, он говорит от всего сердца:

Подлинным пафосом звучит ода Исаакяна мощному колоколу свободы:

Исаакян — мастер звуковых гармоний. Красочность внутренних созвучий придает стихам Исаакяна исключительную музыкальность. Многие его стихи, переложенные на музыку, поются народом.

В Москве родилась Мариэтта Сергеевна Шагинян — видный советский писатель старшего поколения, автор одного из первых романов о социалистической индустриализации — «Гидроцентраль», книги «Путешествие по Советской Армении», переизданной на многих иностранных языках, неутомимая публицистка. Ее произведения (свыше 90!) изданы тиражом, превышающим миллион экземпляров. В Москве работает автор многих талантливых романов В. Тевекелян.

Большевиками-литераторами досоветского времени была создана почва, на которой расцвел бурный талант поэта Егише Чаренца — певца Октября и революционных масс, певца великого Ленина.

Недавно в Москве издан однотомник его избранных произведений в переводе на русский язык. Среди них три поэмы о Ленине. В одной из них — «Дядя Ленин» — рассказывается о выступлении Ленина на Красной площади. Образ вождя показан через восприятие мальчика Вани — сына рабочего, идущего на фронт.

Мальчик страстно мечтал увидеть «дядю Ленина», и мечта его сбывается — он слышит Ильича:

В произведениях Е. Чаренца с большой силой и выразительностью воссоздается бессмертный величественный образ вождя, необыкновенное человеческое обаяние Владимира Ильича. Поэма Е. Чаренца о Ленине, несомненно, принадлежит к числу лучших произведений многонациональной советской поэзии.

Творчески осмыслив лучшие традиции русской поэзии, Чаренц создавал произведения значительного общественно-политического звучания. О любимых своих поэтах он писал: «Нет для меня большего наслаждения, чем… читать какого-либо классика… Больше всего я люблю читать Пушкина. Когда мне грустно и, уставший, я хочу вознаградить себя величайшим наслаждением, я закрываю двери своего дома, ложусь и начинаю читать Пушкина — любое его произведение».[100]

Поэзия гениального русского поэта для Чаренца была источником вечно живого вдохновения. Именно поэтому он полюбил его бессмертные произведения, учился у него. Пребывание Чаренца в Ленинграде не прошло бесследно. Он написал целый ряд проникновенных стихотворений: «В подвале Зимнего дворца», «Неожиданная встреча в Петропавловской крепости», «Послание из Ленинграда Акселю Бакунцу» и другие.

Поэт ясно видит, что для передачи грандиозных сдвигов нашей эпохи нужно обладать силой Пушкина, уменьем с такой же страстностью и глубиной поднимать животрепещущие вопросы современности.

Поэт выражает уверенность, что многогранная социалистическая жизнь вызовет к активной жизни такого поэта, и он придет:

Животворным дыханием немеркнущей пушкинской поэзии проникнут ряд произведений Чаренца. Но поэт не стремится к слепому подражанию. Во всей поэзии Чаренца высоко развито чувство нового.

После установления советской власти в Армении до предгорий Арарата дошло и стало распространяться благотворное влияние творчества В. Маяковского.

Молодые литераторы и работники искусства Армении, обучавшиеся в Москве, учились у Маяковского. Под знаменем Маяковского они вели острую борьбу с буржуазной реакцией в армянской литературе, освобождались от груза идеалистической эстетики.

Выдающийся армянский прозаик Д. Демирчян писал:

«Маяковский — это совесть нового человека в поэзии. Все в нем ново. И содержание, и форма, потому что новы в нем и мировоззрение, и побуждения, и стремления, и эмоции. Он эпохален. Поэтическая мудрость, философская активность в мышлении, глубокий разум — вот особенности Маяковского, чем он берет, чем покоряет».[101]

С большой силой оказала влияние на ряд армянских писателей воинствующая партийность Маяковского.

Вскоре в молодой Армянской республике, когда в АТА (Армянском телеграфном агентстве) были получены из РОСТА революционные стихи и плакаты Маяковского, молодые поэты устраивали громкие читки, обсуждения, и для многих из них это открыло новые горизонты, явило пример смелого новаторства в литературе.

В двадцатых годах в московском общежитии студентов-армян в свободные часы много спорили о Маяковском. Его высказывания и программа литературной борьбы целиком воспроизводились в многочисленных манифестах и декларациях литераторов Армении. Особенно велико было его влияние на молодых поэтов Армении. В творчестве поэтов Армении есть немало удачных примеров «раздельной строки», крепкой рифмовки.

Творчество Маяковского широко известно трудящимся Армении и любимо ими. Многие его произведения, несмотря на сложность перевода, изданы на армянском языке. Указом Президиума Верховного Совета Армянской ССР село Шааб Котайкского района переименовано в село Маяковское, а Шаабский сельсовет — в Маяковский сельсовет. Именем Маяковского названы улица и одна из средних школ Еревана. Известно, что семья Маяковских до переезда в Грузию (незадолго до рождения В. Маяковского) жила в Армении, в Степанаванском районе.

Вся литература Советской Армении проникнута животворным патриотизмом.

Именно эту жизнеутверждающую литературу пламенно приветствовал великий гуманист Ованес Туманян. Он предсказал:

«…Появится новая литература, которая выведет армян из духовного плена, будет говорить с ними о красоте и величии жизни, покажет новую, самостоятельную и могучую душу армянского племени. Придут и новые писатели, чьи сердца не будут изранены: они увидят свободный, бодрый народ, окрепнут от его чистого живого дыханья, громко и радостно зазвучат их голоса перед всем миром. В их словах не будет больше горечи, в их песнях — вражды».[102]

Такая литература появилась. Такие писатели пришли. Радостно звучат их голоса, их песни в общем величественном хоре литератур народов СССР.

Выступая на Первом съезде советских писателей, А. М. Горький указывал на связь советских писателей со всем советским народом: «Читатель сам приходит к ним (к писателям. — А. А.), читатель называет их «инженерами душ» и требует, чтоб они организовали простыми словами в хороших, правдивых образах его ощущения, чувствования, мысли, героическую его работу».

Таким образом, советские писатели при помощи художественного слова рассказывают советскому читателю о трудовых и боевых подвигах лучших сынов советского народа, о героях нашей действительности и маленьких незаметных героях советских будней. Но жизнь как будто сама дописывает за писателя то, что он начал рассказывать: вдохновенный рассказ о светлых, высоких качествах души, о самоотверженном, благородном поступке, воспитывает читателя, кует характер молодого советского человека. В этом смысле точным определением писателя и его благородной задачи является наименование «инженеры человеческих душ».

Любимые произведения советской молодежи — «Чапаев», «Как закалялась сталь», «Разгром», «Судьба человека», «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке» и другие — воспитывают ее в духе стойкости и мужества, учат преодолевать все препятствия, самоотверженно любить советскую родину и служить ей, не щадя своей жизни.

Особенно ярко сказалось воспитательное значение советской литературы в годы Великой Отечественной войны. В борьбе против темных сил фашизма советские юноши и девушки продолжали боевые традиции своих отцов и братьев, боровшихся за родину в годы гражданской войны.

Воплощенные в художественных произведениях, образы Чапаева, пулеметчицы Анки, Зои Космодемьянской, героев Краснодона, Александра Матросова, капитана Гастелло глубоко запечатлевались в душах молодых патриотов. Вдохновленные подвигами самоотверженных сынов русского и других народов СССР, шли на смерть во имя спасения советской родины верные сыны армянского народа — старший сержант Унан Аветисян, летчик Нельсон Степанян, артиллерист Сергей Оганян, летчик Самсон Мкртумян, рядовой боец Джаан Караханян и многие другие.

Подвиг советского командира полковника Закяна описал Аветик Исаакян. Умирающий комдив Закян до последнего дыхания руководил боем.

Сержант Унан Аветисян во время атаки, которая захлебывалась из-за прямого прицельного огня неприятельского дзота, скомандовал взводу «Вперед!», своим телом прикрыл амбразуру дзота и дал возможность успешно завершить атаку.

Одинаковые чувства вызвали одинаковую героическую реакцию сынов Коммунистической партии — Александра Матросова и Унана Аветисяна.

Подвиги капитана Гастелло и летчика Маресьева, дважды Героя Советского Союза подполковника Нельсона Степаняна и других героев Великой Отечественной войны вдохновляли молодежь всего Советского Союза, служили темой патриотических стихотворений, поэм и романов. В произведениях советских, в том числе армянских, писателей запечатлена полная глубокого смысла традиция, по которой герой, погибший в момент совершения подвига, навечно продолжает числиться в списках своей воинской части. При перекличках вспоминают имя погибшего героя — он как бы незримо стоит в ряду со своими однополчанами.

Нечего и говорить о том, какое глубокое значение имеет эта традиция, отображенная в художественных произведениях.

Людям свойственно восхищаться великим и прекрасным, стремиться поступать по примеру тех, кого они полюбили. То же самое можно сказать и о народах. Ясный ум, твердый характер, стойкость в испытаниях, мужество и самоотверженность, присущие великому русскому народу, вызывая восхищение братских народов Советского Союза, одновременно вызывают и желание не отставать от народа-исполина.

В чудесной «Педагогической поэме» Макаренко в беседе с заведующим колонией райпродкомиссар спрашивает про одного из воспитанников (бывшего беспризорника и босяка): «Где вы такого хорошего парня достали?» И с оправданной гордостью Макаренко отвечает: «Сами делаем!»

Представители капиталистического лагеря, потрясенные примерами неслыханного героизма, высокой самоотверженности и сознательности, горячей веры в грядущую победу во время самых тяжелых испытаний Отечественной войны, с изумлением и страхом задавали вопрос: «И откуда у них (большевиков. — А. А.) такие люди?!» И, полные законной гордости за выращенное и воспитанное партией коммунистическое поколение, мы отвечали: «Сами делаем!»

Историческая заслуга в воспитании нового советского человека, в формировании черт характера гражданина социалистического общества, строителя коммунизма принадлежит Коммунистической партии Советского Союза, делу которой служит советская литература.

На примере любимых литературных героев миллионы людей учатся быть мужественными, честными, преданными родине, учатся подлинному интернационализму. И вполне закономерно, что у нас вырастают достойные преемники Павла Корчагина, Олега Кошевого, Зои Космодемьянской, Унана Аветисяна и Нельсона Степаняна.

Говоря о многовековом литературном и культурном общении, следует подчеркнуть, что после Великой Октябрьской социалистической революции возникли и получили широкое развитие многосторонние братские принципиально новые формы взаимосвязи и взаимодействия наших литератур и культур.

Сегодня речь идет о том, чтобы идти вперед, приумножая наши успехи на литературном и культурном фронте, устранить недостатки. Взаимодействие литератур не ограничивается и не может ограничиться простым художественным обменом ценностей.

К. Маркс в предисловии к «Капиталу» писал, что «…всякая нация может и должна учиться у других». В этих словах, в сущности, дана формула взаимосвязи и взаимодействия культур народов мира.

Между тем отдельные исследователи все еще изучают действие закона взаимосвязей и взаимодействия литератур, как уже было сказано, односторонне сводя дело к примитивному толкованию о влияниях, сходстве, контактах и пр. В результате за бортом истории и теории нашей литературы остаются целые пласты фактов и характерных явлений, без которых картина нашей общесоюзной литературы оказывается обедненной, что мешает достойно развернуть изучение этой важной проблемы.

В числе других вполне устранимых причин следовало бы подчеркнуть нерешенные вопросы перевода во всем его многогранном значении и нерешенность проблемы изучения языков не только иностранных, но и языков народов СССР.

Когда-то, на заре нашей советской эры, остро стояла перед представителями культур всех социалистических наций проблема изучения русского языка. Сегодня русский язык стал нашим вторым родным языком. Без решения этой проблемы мы не могли бы иметь того состояния взаимопонимания и общения народов и культур, которого мы достигли.

Один из аспектов взаимосвязи и взаимодействия литератур — это прежде всего возможность прочесть произведение иноязычной литературы.

Ни в одной стране и ни в одну историческую эпоху так актуально не стояла проблема перевода, как в нашу социалистическую эпоху.

В этом отношении история отечественной литературы полна множества примеров.

Помню, однажды, вскоре после войны, я обратился к Н. С. Тихонову с просьбой написать литературный портрет А. Исаакяна. Это совпало с его желанием, но он говорил, что очень ответственно и трудно писать о «поэте дум», который прошел долгий жизненный путь. Начав эту работу, он перечитал все, что было переведено на русский язык. Просил рассказать все, что мне известно об Исаакяне. Многие вечера были посвящены разговорам об Армении и Исаакяне. Н. С. Тихонов попросил разыскать в Москве родственников, друзей и знакомых Исаакяна. Урывая время, он внимательно и вдумчиво слушал их рассказы. Не раз до полуночи мы ходили по Каменному мосту и беседовали. Тихонов хотел глубоко осмыслить жизненный и творческий путь нашего большого поэта, проникнуть в тайники, в суть его поэзии. Много раз побывавший до этого в Армении, обошедший ее в двадцатых годах пешком, Тихонов доставал свои записи, читал их вслух и снова возвращался от Армении к Исаакяну, с которым был лично знаком и дружен. Шли месяцы. Тихонова отрывали дела литературные, общественные и государственные. Я уже опасался, что он забудет, не сможет написать обещанное. Но вот однажды по телефону он сказал: «Я начал писать».

Прошли еще месяцы, и вот Н. С. Тихонов, закрыв дверь своего кабинета, прочел мне очерк. Эта была поэма в прозе об Исаакяне и Армении.

В тридцатых годах в Москве существовал филиал Арменгиза. Здесь решили издать сборник четверостиший Ованеса Туманяна. Не знавший еще армянского языка, О. Румер сделал перевод по подстрочнику. С участием самого переводчика стали рассматривать перевод. Он оказался негодным для публикации. Румер представил второй, третий, четвертый варианты перевода, но все они не отвечали требованиям. Он попросил дать ему еще время, чтобы доработать перевод. Это ему позволили, вопреки условиям формального договора. Поскольку издание не было связано с юбилейной датой, ему предоставили довольно длительный срок. Что же сделал Румер? Он изучил армянский язык и спустя два года представил новый перевод, уже не с подстрочника, а с подлинника. Конечно, перевод получился и был издан.

Вот так, с таким горячим сердцем мы и должны подходить к переводам, к оценке, ко всему, что касается братского общения и дружбы наших литератур.

Работая над книгой «Дружба», я должен был посетить Киев.

В 1954 году я побывал у Павло Григорьевича Тычины, старого друга классика армянской поэзии И. Иоаннисиана. Было известно, что он давно и серьезно изучает историю армянской культуры и литературы. Но представьте мое удивление, когда он мой разговор на русском языке перебил армянским. Почтальон принес ему почту, в которой я увидел газеты и литературные журналы Армении. В его библиотеке — целый раздел армянской литературы. Павло Григорьевич прочитал на армянском языке наизусть поэму «Ануш» О. Туманяна. Я забыл, что нахожусь в его киевской квартире. Меня окружала Армения, ее поэтические образы, ее природные красоты. Рядом струился Днепр, а казалось — это воды Раздана.

Вот такие чудесные люди вносят неоценимый вклад в родство наших литератур, их взаимодействие и взаимосвязи.

Примечательна в этом отношении также работа Александра Фадеева. В конце тридцатых годов в Армении шли споры об отношении к классическому наследию. Была известная растерянность. Фадеев, который не раз бывал в Армении, на этот раз специально занялся изучением армянской классики и решительно выступил на страницах газеты «Правда» в защиту наших классических литературных сокровищ. Он верно оценил творчество Раффи, опроверг и рассеял ошибочные мнения некоторых армянских литературоведов, сказав, что если вы отказываетесь от Раффи, то русские должны отказаться от Достоевского и Толстого.

Даже сдержанный в своих оценках Дереник Демирчян писал:

«Фадеев для меня яркое олицетворение всего по-русски доброго и светлого, самоотверженного и красивого, здорового и сильного. Каждый раз, думая о нем, я вижу его в водовороте бурной политической, литературной и общественной жизни. Беспокойный это человек, писатель-борец, местом работы которого является не тихий кабинет, а бескрайние просторы жизни, родины, мира».

Конечно, этими примерами не исчерпывается картина чудесного собратства наших литератур. Достойны доброго слова и сердечной благодарности многие и многие другие литературоведы, переводчики, люди, очень много сделавшие для братской помощи литераторам союзных и автономных республик. Но дело в том, чтобы все, что касается взаимосвязей и взаимодействия наших литератур, поднять до уровня тех прекрасных образцов, о которых шла речь выше, чтобы дело переводов и знания языков значительно двинуть вперед.

Пусть в рядах литераторов любой республики будут люди, знающие язык любой другой советской республики. Мы богаты людьми и талантами.

Более двух тысяч лет тому назад, в 53 году до нашей эры, в древнеармянской столице Арташате (недалеко от Еревана), как свидетельствует Плутарх, было сыграно много спектаклей, в том числе трагедия Еврипида «Вакханки».

В I веке до нашей эры армянская рабовладельческая монархия переживала свой расцвет. Этим объясняется, почему именно в данную пору сложился армянский эллинистический театр, отразивший общественные отношения своего времени.

С конца XIV века Армения потеряла свою государственность, которую она полностью обрела только в году. За этот промежуток времени древнеармянский театр постепенно угасал. На смену ему пришел армянский театр нового времени, тесно связанный с развивавшимся капитализмом. После присоединения в 1828 году Восточной Армении к России армянская культура испытала на себе благотворное влияние русской передовой, демократической культуры, в частности и в области театрального искусства.

До установления советской власти в Армении не было ни одного стационарного театра, ни одной театральной студии (не считая армянских театров в Тифлисе и в Баку). Уделом талантливой армянской молодежи, тяготевшей к театральному искусству, было любительство. Лишь в Москве и Петербурге можно было получить театральное образование и опыт. Сюда тянулась молодежь, и передовые деятели русской театральной культуры оказывали ей всемерное содействие. Многим талантливым представителям армянского театра и музыкального творчества приходилось работать в Москве, Тифлисе, Баку и других городах.

Сын бедного крестьянина, Екмалян очень рано проявил свои музыкальные способности.

Не имея соответствующего ценза, Екмалян был принят в Петербургскую консерваторию только благодаря своим незаурядным способностям, поразившим экзаменующих.

За годы обучения в консерватории, с 1877 по 1887 год, занимаясь в классе композиции Н. А. Римского-Корсакова, Екмалян обратил на себя внимание не только своих преподавателей, но и А. Г. Рубинштейна, П. И. Чайковского, М. А. Балакирева и других видных деятелей русской музыки. И когда он блестяще представил в качестве дипломной работы оперу-кантату «Роза», Рубинштейн и Чайковский снабдили его рекомендательными письмами, с которыми в Тифлисе он поступил на работу.

Параллельно с педагогической работой Екмалян постоянно занимался композиторской и хормейстерской деятельностью, обработкой армянских народных и национально-патриотических песен. Десять лет он посвятил многоголосной обработке «Патарага».

После завершения обработки он представил ее для обсуждения в Петербургскую придворную певческую капеллу и в консерваторию, где «Патараг» получил положительную оценку и был рекомендован для исполнения и издания. «Патараг» Екмаляна был высоко оценен Верди и Сен-Сансом.

Недавно исполнилось пятьдесят лет со дня смерти талантливой артистки Надежды Амбросиевны Папаян. Тридцать лет длилась ее сценическая жизнь.

Выросшая в русской музыкальной среде, в общении с такими крупнейшими мастерами музыкального искусства, как А. Рубинштейн, Э. Направник, Ф. Шаляпин, Л. Собинов, она по праву стала в ряды крупнейших представителей русской оперной сцены.

Деятельность в лучших профессиональных театрах России, выступления на сценах Европы, работа над высокохудожественным репертуаром сыграли важную роль в развитии ее самобытного таланта, дали ей возможность стать подлинным мастером оперного искусства.

Надежда Папаян выступала почти во всех виднейших ролях мирового оперного репертуара: Лиза, Джильда, Марфа, Дездемона, Татьяна, Лакмэ, Маргарита, Тамара, Виолетта, Чио-Чио-Сан, Розина и т. д. Жизнь, богатая содержанием: сорок ролей за тридцать лет!

Творчество Надежды Папаян протекало в годы, когда в Армении не было оперного театра. Но, несмотря на это, она как художник и гражданин была тесно связана, все время чувствовала духовное единение со своим народом и его культурой. Всегда, будь это в Петербурге или в Париже, Манчестере или в Милане, в Астрахани, где она родилась, или в Тифлисе, во время частых выступлений в ее исполнении с особенной задушевностью и теплотой звучали также армянские народные песни.

Русская литература, театр и музыка всегда были предметом любви и восхищения для классика армянской музыки А. А. Спендиарова. Известно множество сочинений композитора, написанных по мотивам и на основе произведений русских писателей.

Спендиаров был лично знаком с Л. Толстым, А. Чеховым, М. Горьким.

С Максимом Горьким Спендиаров впервые познакомился в Ялте (в имении Токмаковых «Олеиз»). При первой же встрече Горький прочел свою поэму «Рыбак и фея», которая воодушевила и увлекла композитора.

1902 год. В то время в Ялте можно было видеть Л. Толстого, А. Чехова, Шаляпина, Рахманинова, Л. Андреева, Телешова, Бунина, Шмелева, Скитальца — все они встречались друг с другом, и чаще всего у Горького.

«Я сам, — вспоминает А. Спендиаров, — часто бывал у Горького, и Горький бывал у меня в Ялте, где я жил в доме отца».[103]

Спендиаров начал писать балладу для баса с оркестром по полученной лично от Горького неопубликованной легенде «Рыбак и фея».

При первом исполнении музыкальной баллады «Рыбак и фея» присутствовали оба автора — Горький и Спендиаров. В исполнении этого музыкального произведения участвовал Ф. И. Шаляпин. А. М. Горький подарил поэму с надписью «Талантливому автору «Песни о фее» Александру Афанасьевичу Спендиарову — на память. М. Горький».

В Государственном литературном музее Академии наук Армянской ССР в архиве Спендиарова хранится его письмо Горькому, написанное им в 1903 году:

«Многоуважаемый Алексей Максимович, одновременно с этим письмом высылаю Вам партитуру и клавираусцуг моей баллады, написанной на Ваше стихотворение 20 апреля нынешнего (1903) года. Баллада эта была исполнена с оркестром в Петербурге, в симфоническом концерте на сцене народного дома… Еще раз сердечно благодарю Вас за то, что Вы дали мне случай написать лучшее из моих сочинений, которое поэтому я и позволил себе посвятить Вам.

Искренне преданный Вам Ал. Спендиаров».

Знакомство Спендиарова с великим писателем способствовало формированию передовых взглядов композитора, помогало ему в разработке социально злободневных тем, полных гражданского мужества.

Передовые люди своего времени, не боясь преследований, выступали в защиту Горького. Спендиаровская музыка, написанная на произведения писателя, смело выходила на подмостки театров и концертных организаций и помогла распространению свободолюбивых идей «буревестника революции».

О горячей любви к Горькому свидетельствуют следующие строки Спендиарова, опубликованные в 1928 году в журнале «Музыка и революция»:

«Он был человекоискателем. В каждом человеке он искал человека. И если не удавалось найти, поражался. И снова и снова искал. Обнаружить залежи человека — вот была радость для него. Человечья руда — это звучит драгоценнее, чем золотая руда». И далее: «Да и вообще у Горького была какая-то всепокоряющая простота, деликатность и нежность в обращении. Его все решительно любили… Однажды с виноватой улыбкой Горький говорит мне: «Вот знаете… не пишу я стихов… Все равно ведь, как Пушкин, не напишешь, а писать хуже — значит оскорблять память Пушкина! Пушкин за всех поэтов русских вперед на двести лет написал!.. И все-таки согрешил я стихом… Написал поэмку — «Рыбак и фея»… Может, Вам для музыки пригодится…» Я взял. Понравилось. И в 1903 году в Павловске уже исполнялась моя баллада «Рыбак и фея» для баса с оркестром. Я имею в виду Шаляпина… Я не знаю, можно ли больше любить Чехова, чем любил его Горький. Внимательный и радушный со всеми, Горький особенно нежен был именно с Антоном Павловичем…»[104]

Личные встречи с Горьким дали возможность армянскому композитору написать проникновенные слова и о горячей любви писателя к музыке, к искусству.

«Его детство и юность прошли без возможности наслаждаться радостями живописи, скульптуры, музыки. Но у него было прирожденное чувство красоты… Он развил какую-то мысль, что все предметы быта — мебель, утварь, посуда, платье — должны быть напоены искусством. Ведь даже дикари самых отдаленных времен старались каждой вещичке самого пустого домашнего назначения придать художественный вид. Или выцарапают на ней рисунок, или форму отгранят так, что получается зверек, или раскрасят. Тогда искусство было для всех. Насколько же мы беднее, отсталее, если у нас искусство — это роскошь, привилегия богатых и знатных. Музыку Алексей Максимович страстно любил. По его просьбе я, приглашая его к себе, всегда устраивал у себя концерты. Раз устроил квартетный вечер из солистов симфонического оркестра в Ялте. Этот вечер более всего понравился Горькому. А из квартетов более всего квартеты Бетховена. Вообще классиков Горький предпочитал. У себя тоже он устраивал немало музыкальных вечеров, на которых охотно певал и Шаляпин».[105]

Интерес к творчеству Спендиарова проявлял один из замечательных художников России — И. Е. Репин. Художник был частым слушателем концертов, где исполнялись сочинения Спендиарова.

В 1908 году за симфоническую поэму «Три пальмы» Спендиаров удостаивается Глинкинской премии вместе с такими выдающимися русскими музыкантами, как С. В. Рахманинов, А. Н. Скрябин, С. И. Танеев.

Спендиаров, как писал Глазунов, является живым воплощением духовного союза армянской и русской музыкальной школы. Неоднократно и с гордостью Спендиаров отмечал, что он является учеником Римского-Корсакова. Творчество Спендиарова вместе с тем имеет своим источником армянскую народную музыку. Композитор сумел создать произведения, классические традиции которых сочетаются с народностью, с ярко выраженным национальным колоритом.

Творчество композитора Армена Тиграняна (1879–1950) оформилось еще до революции, под руководством такого крупного музыканта, как воспитанник Петербургской консерватории Макар Екмалян, о котором мы говорили выше. Детство Тиграняна прошло в Александрополе (Ленинакан), в окружении лучших исполнителей народно-песенной и инструментальной культуры. Четыре года напряженного, вдохновенного труда дают свои замечательные плоды. В 1912 году композитор завершает свою первую оперу «Ануш». Либретто он разработал сам, сохранив оригинал многих стихов бессмертной поэмы «Ануш» Ованеса Туманяна. В том же году в Александрополе силами кружка, которым руководил сам композитор, опера «Ануш» получила свое крещение. Пусть не приспособлено было помещение, серыми были костюмы, декорации, но слух о замечательной музыке распространился с большой быстротой. Вслед за первым сценическим воплощением «Ануш» ее стали исполнять в различных городах Закавказья. Музыка Тиграняна овладела сердцами людей.

Проходили годы. А. Тигранян неустанно совершенствовал свое первое детище, и в окончательной редакции опера прозвучала в Москве в 1939 году. Более пятидесяти лет живет опера «Ануш», щедро излучая потоки то нежных и задушевных, то бурных и стремительных музыкальных настроений. Ее мелодии и сегодня глубоко волнуют слушателя благородством искренних человеческих чувств. Повествуя о пламенной любви девушки и юноши, ставших жертвами диких нравов своего времени, это произведение является самым популярным в армянском народе.

С оперой «Ануш» А. Тиграняна москвичи познакомились в дни первой декады литературы и искусства Армении (1939) и второй декады в 1956 году.

В Москве К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко открыли дарование Е. Б. Вахтангова — одного из основоположников советского театра.

Тридцать шесть лет прошло со дня смерти Евгения Багратионовича (он умер 29 мая 1922 года), но память о нем не померкла, ибо Вахтангов был не просто талантливым деятелем сцены, а художником-реформатором. Его творчество оставило громадный след в советском театре. «Вахтангов работал на заре советского государства, — пишет советский театровед Н. Д. Волков. — Но его мысли о новом дне нашего театра отличаются такой зрелостью, что их острота, ясность и идейная насыщенность выдержали, выдерживают и выдержат испытание временем».

Вахтангов был художественным руководителем первой армянской студии при Доме культуры Армянской ССР в Москве, организатором которой явился режиссер МХАТа С. И. Хачатурян. Процветанию этой студии деятельно помогал писатель и известный деятель культуры К. С. Микаэлян, которого в свое время называли «полпредом армянской культуры в Москве». В студии обучались молодые актеры Еревана, Тбилиси и других городов Закавказья. Молодежь была направлена в Москву для прохождения сценической школы, с тем чтобы по окончании курса вернуться на родину. Вахтангов с увлечением занимался с молодыми своими соотечественниками, а затем выдвинул на пост художественного руководителя студии своего ученика Рубена Симонова.

Свои последние работы Вахтангов создавал уже безнадежно больным. Он стремился завершить начатые работы.

27 февраля 1922 года «Принцессу Турандот» смотрел Художественный театр во главе с К. С. Станиславским, 7 апреля в театре был В. И. Немирович-Данченко.

Оба основателя Художественного театра прислали своему ученику портреты с надписью.

К. С. Станиславский писал:

«Милому, дорогому, любимому ученику, талантливому сотруднику, единственному преемнику, первому, откликнувшемуся на зов, поверившему новым путям в искусстве, много поработавшему над проведением в жизнь новых принципов, мудрому педагогу, создавшему школы и воспитавшему много учеников, вдохновителю многих коллективов, талантливому режиссеру и артисту, создателю новых принципов революционного искусства, надежде русского искусства, будущему руководителю русского театра».[106]

А на портрете В. И. Немировича-Данченко мы читаем: «Евгению Багратионовичу Вахтангову. В ночь после «Принцессы Турандот». Благодарный за высокую художественную радость, за чудесные достижения, за благородную смелость при разрешении новейших театральных проблем, за украшение имени Художественного театра».[107]

Надпись на портрете Станиславского 1922 года заставляет вспомнить другую надпись Константина Сергеевича, которую он сделал на своей фотографии, подаренной Вахтангову в 1915 году:

«Вы первый плод нашего обновленного искусства. Я люблю Вас за таланты преподавателя, режиссера и артиста, за стремление к настоящему в искусстве, за умение дисциплинировать себя и других, бороться и побеждать недостатки. Я благодарен Вам за большой и терпеливый труд, за убежденность, скромность, настойчивость и чистоту в проведении наших общих принципов в искусстве. Верю и знаю, что избранный Вами путь приведет Вас к большой и заслуженной победе».[108]

Вера Станиславского в Вахтангова оказалась пророческой. Ученик оправдал предсказания учителя.

С особым чувством признательности советские люди вспоминают великих творцов новой советской культуры. Одним из них по праву является Вахтангов, равно дорогой представителям всех национальных культур СССР, ибо Вахтангов воплотил в своей личности лучшие черты советского человека-гражданина, работающего на благо всей необъятной родины, всех народов, населяющих Советский Союз.

Выше мы упоминали о Доме культуры Армянской ССР в Москве. Он имеет весьма интересную историю.

В дни бурных революционных событий В. И. Ленин находит время лично заниматься вопросом Лазаревского института.

Тогда же было утверждено положение, где говорилось: «Армянский институт в Москве (бывш. Лазаревский институт), обслуживающий культурно-просветительные нужды армянских трудовых масс, состоит из Единой Трудовой Школы первой и второй ступени с преподаванием на армянском языке и факультетов историко-филологического и социально-экономического с преподаванием как на армянском, так и на русском языках».

Позже, 1 октября 1921 года, на заседании Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета представитель Армении поставил вопрос о Лазаревском институте. Тогда же председатель ВЦИК М. И. Калинин подписал следующий декрет:

«Ввиду свержения буржуазно-националистического правительства и установления Рабоче-Крестьянской власти в Армении Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановляет: бывший Лазаревский институт, построенный на средства армянской буржуазии, переименовать в «Дом культуры Советской Армении» и передать его со всеми материальными и культурными ценностями в распоряжение Рабоче-Крестьянского Правительства Армении…»[109]

В Доме культуры были организованы студии-мастерские, призванные воспитывать мастеров советской армянской культуры, дать им возможность постоянно общаться с выдающимися деятелями русской культуры, постигнуть их замечательное мастерство. Ежегодно сюда приезжали не только молодые, но и опытные деятели культуры.

В стенах этого очага культуры в Москве и в Московской консерватории проводил свои первые репетиции прославленный квартет имени Комитаса. Многие из ведущих творческих работников Армении здесь встречались с видными русскими композиторами, режиссерами, актерами. С Домом культуры связаны имена Арама Хачатуряна, Сурена Кочаряна, Каро Алабяна, Вартана Аджемяна и многих других.

Здесь проходили литературные вечера и концерты, где москвичи имели возможность ознакомиться с достижениями литературы и искусства братской Армении. В залах устраивались выставки известных художников и скульпторов республики, фотовыставки, выставки, посвященные истории армянской печатной книги и т. д.

Бывший Дом культуры Армянской ССР в Москве сыграл выдающуюся роль в укреплении и дальнейшем развитии дружбы и культурных связей русского и армянского народов, оказал неоценимую помощь работникам искусств и литературы в их формировании.

Широко известен в Советском Союзе и Государственный драматический театр имени Сундукяна. Основанный еще в 1921 году и руководимый тогда режиссером, воспитанным на лучших традициях русского театра, Л. А. Калантаром, театр вырастил целую плеяду блестящих артистов, получивших общесоюзное признание. Таковы народные артисты СССР В. Вагаршян, Г. Нерсесян, В. Папазян, А. Аветисян, В. Аджемян, Г. Джанибекян; народные артисты Армянской ССР Арус Восканян, Асмик Акопян, М. Манвелян, Г. Аветян, Г. Габрелян, Р. Варданян, О. Гулазян, Д. Малян, А. Гулакян и др.

Театр ставит произведения армянской классики, пьесы русских классиков, пьесы армянских и русских советских драматургов, посвященные современности и революционному прошлому.

Много интересных постановок осуществил Ленинаканский драматический театр.

В 1937 году в Ереване был основан русский театр имени Станиславского, являющийся подлинным рассадником русской театральной культуры в Армении. Глубоко связан с лучшими традициями реалистического искусства и Театр юного зрителя имени А. И. Микояна, организованный более двадцати лет назад.

В свою очередь театры Москвы и Российской Федерации пропагандируют армянское театральное искусство и драматургию.

В Москве на сцене Большого театра Союза ССР шла опера «Алмаст» классика армянской музыки Спендиарова.

В Ленинграде Театр оперы и балета имени С. М. Кирова осуществил постановку балетов А. И. Хачатуряна «Гаянэ» и «Спартак». При этом театр имени Кирова отлично сохранил свойственное балету «Гаянэ» сочетание классического танца с выразительностью и своеобразной художественной манерой армянского танцевального искусства.

Больших успехов достигло за годы советской власти музыкальное искусство Армении. Успешно осуществляет подготовку музыкальных кадров Ереванская государственная консерватория имени Комитаса, большинство профессоров которой является воспитанниками Московской и Ленинградской консерваторий.

Видное место в музыкальной жизни республики занимает один из лучших музыкальных коллективов Советского Союза — квартет имени Комитаса, участники которого являются воспитанниками Московской консерватории. Из стен этой консерватории вышло целое поколение талантливых музыкантов-армян, много педагогов республиканских вузов и музыкальных училищ, большое количество оперных певцов и артистов крупнейших оркестров.

Все это способствовало рождению оперного театра в Ереване. В 1933 году впервые поднялся занавес, и представлением оперы «Алмаст» А. Спендиарова начал свою плодотворную деятельность театр его имени. В то время в театре работали такие выдающиеся мастера, как Айкануш Даниэлян, Исецкий, Каратов, Ш. Тальян, крупные режиссеры А. Бурджалов, Л. Калантар, главный дирижер К. Сараджев, художник М. Арутчян, тогда еще молодая певица Т. Сазандарян и другие не менее талантливые певцы.

Именно в эту пору в Ереванский театр оперы и балета прибыл в качестве штатного дирижера М. Тавризян. Пути молодого дирижера и молодого театра совпали. Небольшой, но очень слаженный хор и оркестр, в основном питомцы Ереванской консерватории, с энтузиазмом взялись за любимое дело.

«Все это меня радовало, — рассказывал М. Тавризян. — Я поверил успеху своей работы в этом молодом театре. В 1935 году я впервые встал за дирижерский пульт. Шла опера «Риголетто». За ней последовал целый ряд других, более сложных самостоятельных работ».

Три года довольно интенсивной работы привели М. Тавризяна к посту главного дирижера. Это было как раз накануне первой декады литературы и искусства Армении в Москве. В 1939 году М. Тавризян в дни декады в здании Большого театра Союза ССР дирижировал оперой «Ануш». В храме русского музыкального искусства армянский народ демонстрировал свое древнее и вечно молодое искусство.

Вся столичная печать отмечала успех армянской декады и среди многих ее представителей достойно оценила и талант молодого дирижера М. Тавризяна.

Возвратившись в Ереван, коллектив оперного театра получил замечательный подарок — новое монументальное здание, творение академика А. Таманяна.

В творческом отношении этот период знаменателен постановкой на сцене нового театра наряду с лучшими армянскими операми русских классических опер. Тавризян дирижирует операми «Царская невеста» Римского-Корсакова, «Пиковая дама» Чайковского и «Аида» Верди.

В годы Отечественной войны театр продолжал свою интенсивную работу. К этому периоду относятся постановки «Ивана Сусанина» Глинки, «Отелло» Верди, «Гугенотов» Мейербера. Ереванцы в эти дни за дирижерским пультом неизменно видели вдохновенного музыканта Михаила Тавризяна.

Наряду с осуществлением классического репертуара театр много и напряженно работал над созданием национальных опер и балетных спектаклей. «Аршак II» Чухаджяна, «Давид-бек» Тиграняна, балеты «Хандут» Спендиарова, «Гаянэ» Хачатуряна, «Севан» Егиазаряна и целый ряд других, не менее значительных спектаклей были поставлены при М. Тавризяне, ставшем за эти годы любимцем всего коллектива.

Вместе с главным дирижером плодотворно работали в театре дирижеры С. Чарекян, Г. Будагян, Р. Степанян, Д. Шиканян, И. Хараджанян и др.[110] У нас нет возможности перечислить всех достойных упоминания работников театра. Одно ясно: за эти годы каждый из них вырос, вырос в целом и театр; тому ярким свидетельством было успешное выступление коллектива в дни второй декады армянской литературы и искусства в Москве. Щедро раскрылся и талант народного артиста СССР дважды лауреата Государственной премии Михаила Арсеньевича Тавризяна, чья замечательная жизнь так неожиданно оборвалась перед постановкой оперы «Арцваберд» в Ереване. Но память о нем, о талантливом дирижере, получившем музыкальное крещение в стенах Ленинградской консерватории, всегда будет жить в наших сердцах.

Пользуется известностью творчество одаренных молодых композиторов А. Бабаджаняна, автора известной «Кантаты о Родине», Э. Мирзояна, автора популярного квартета, создателя ряда симфонических произведений А. Арутюняна — воспитанников Ереванской консерватории. В течение трех лет они совершенствовали свое мастерство в студии Дома культуры Армянской ССР в Москве, общаясь с крупными представителями русской музыкальной культуры.

Во всех концах нашей страны звучат песни композитора Андраника Бабаяна (Андрея Бабаева) — автора героической армянской оперы «Арцваберд».

Оригинальное творчество молодого композитора Д. Тер-Татевосяна обогатилось за последнее время новым произведением. Под впечатлением рассказа М. Шолохова «Судьба человека» он написал свою 2-ю симфонию, которая так и называется «По прочтении «Судьбы человека» Шолохова». Симфония уже прозвучала в концертных залах Москвы и Еревана.

Широко известна в стране творческая деятельность Государственного ансамбля песни и пляски, руководимого народным артистом республики Т. Т. Алтуняном — блестящим знатоком народной музыки. Вековые традиции песенно-танцевального искусства армянского народа нашли яркое художественное воплощение в деятельности этого замечательного коллектива.

К концу лета 1929 года Т. Алтунян прибыл в Ленинград для поступления в консерваторию. Впервые он попал в огромный город на севере нашей страны, и, конечно, его охватило сомнение, сумеет ли он достигнуть заветной цели, стать музыкантом и служить искусству родного народа.

Проходило время, рассеивались и сомнения. В консерватории он учился по классам гобоя и хорового пения. Но учеба проходила не только в стенах консерватории. Он слушал оперы, посещал концерты, музеи, общался с музыкантами Ленинграда.

И вот пять лет спустя, окончив консерваторию, Алтунян снова пускается в путь. Он возвращается в Армению человеком, уже уверенным в своих силах.

«С чувством большой признательности, — пишет он, — глубокой благодарности, с глазами, влажными от счастья, я гляжу на город Ленина, который с материнской лаской, заботливостью и нежностью лелеял меня. Я чувствовал, как мне тяжело расставаться с этой великой исторической колыбелью науки и искусства, расставаться с близкими и друзьями, расставаться со всей средой… Я полюбил Ленинград, как люблю южное солнце и наши снежные вершины».

Из года в год совершенствуется мастерство Т. Алтуняна. Его часто можно видеть в самых отдаленных уголках Армении: в колхозных клубах, на пастбищах, во время народных гуляний или просто в доме крестьянина. В народе он ищет новые мелодии, бережно собирает их и с филигранным мастерством, кропотливо обрабатывает, никогда не допуская грубой стилизации. Ведь эти песни должны получить свою вторую жизнь в исполнении ансамбля песни и пляски и возвратиться к народу более совершенными и красочными. И летит народная армянская песня по необъятным просторам Советского Союза. Эта песня слышна в Болгарии и Румынии, во Франции и Аргентине, в Египте и Индии. И всюду она рассказывает о счастье и радости народа.

Как уже было сказано выше, выступления Надежды Папаян в дореволюционной России, проходившие с неизменным успехом, завоевали ей любовь и признание передовой русской и мировой общественности.

Могла ли предположить прославленная оперная певица Надежда Папаян, что спустя несколько десятилетий, как по эстафете, высоко поднятое ею искусство с таким триумфом пронесет по всему миру ее соотечественница камерная певица Зара Долуханова, вызывая у любителей музыки Запада и Востока восторг и преклонение перед удивительно редкостным своим талантом.

…Второй всемирный фестиваль молодежи и студентов проходил в конце лета 1949 года в Венгрии. Сюда прибыла для участия в концертах советской молодежи Зара Долуханова. Она неожиданно получила право участия в конкурсе вокалистов. До этого она пела по радио, а теперь предстояло выступать не только перед публикой, но и перед строгим жюри. Конкурс окончен. Вместе с солистами Большого театра Союза ССР И. Петровым, В. Фирсовой, Е. Смоленской Зара Долуханова заняла первое место. С тех пор и поныне она с успехом выступает с различными программами, весьма отличными друг от друга по характеру и своеобразию.

Творческая индивидуальность Зары Долухановой оформилась в благоприятной музыкальной среде Москвы и Еревана. Детство ее прошло в армянской семье, где часто музицировали. В шестнадцать лет она уже училась у Веры Мануиловны Беляевой-Тарасевич в музыкальном училище Гнесиных в Москве. В те годы она ничем не отличалась от своих одноклассников. Интересно отметить, что еще тогда она увлекалась исполнительским мастерством выдающейся русской певицы Н. А. Обуховой.

В пору подготовки декады армянской литературы и искусства в Москве в 1939 году Зара Долуханова находилась в Ереване. В 1941 году она — солистка Ереванского театра оперы и балета имени А. Спендиарова. Зара Долуханова пользовалась особой заботой и вниманием народной артистки СССР А. Даниэлян. И все же оперное искусство не смогло захватить ее.

«В оперном театре, — говорит она, — многое стесняло меня. Мне было трудно мириться с довольно медленным обновлением репертуара. Тяготила необходимость частого повторения одних и тех же партий. Да и к тому же сейчас так редко идут (а то и вовсе не идут на сцене) оперы, в которых есть интересные, развитые партии для колоратурного меццо-сопрано. На радио — совсем иное. Выступать приходилось почти каждый день; техника записи радиопередач еще не была настолько развитой, как теперь.

Ежедневно менялись и программы. Они должны были быть интересными и разнообразными. Здесь можно было петь романсы русских и западных классиков, арии из опер старинных и новых мастеров, народные песни. Здесь приходилось участвовать в исполнении крупных музыкальных произведений — кантат и ораторий, в оперных радиопостановках».[111]

Огромный труд, проделанный Долухановой на пути овладения вершинами вокального искусства, дал свои плоды. И в том, что она правильно определила свое место в большой музыкальной жизни нашей страны, Зара Долуханова многим обязана своим замечательным педагогам. Она училась также у 3.П. Лоди, одной из ведущих советских камерных певиц, начавшей свою концертную деятельность еще до революции.

Хоть и редко, но бывают случаи, когда ученики, став известными и заслуженными артистами, не имеют обыкновения вспоминать добрым словом имена тех, кто так много вложил сил для раскрытия их дарования. Между тем, слова Зары Долухановой полны теплоты и сердечности, признательности и благоговения к своим учителям; вот что она говорит о 3.П. Лоди:

«Когда я пришла к Зое Петровне домой, она встретила меня так, словно ждала давно. В этот вечер, казалось, мы продолжали когда-то ранее начатый разговор: так было просто и легко с Зоей Петровной, так много общего было в том, о чем мы думали, что обеих интересовало. Зоя Петровна легко увлекалась и умела увлекать других. Не замечая времени, она могла обсуждать будущую программу моего концерта. Тут же отыскивала нужные ноты в своей богатой библиотеке, начинала напевать ту или иную вещь, вспоминая, как она сама ее исполняла раньше. Как много я слышала от нее тонких замечаний и ценных советов. Сколько превосходных произведений «открылось» для меня в ее доме».[112]

Нет возможности привести все те многочисленные восторженные отзывы — неизменные спутники выступлений Долухановой в различных странах мира. Приведем лишь ту высокую оценку, которую она получила на страницах газеты «L'Humanite», где в качестве рецензентки выступила популярная прогрессивная писательница Симона Тери.

«В этом зале, немного потускневшем и старом, в этом храме музыки, каким является язык Гаво («Gaveau»), перед большими органами справа и с сиденьями, похожими на сиденья церковных хоров, меломаны и широкая публика со страстностью почти религиозной слушали Долуханову, которая за два дня до этого мгновенно покорила Париж. Очень красивая, одетая в простое белое платье, облегающее ее совершенное тело, с прядями черных пушистых волос, обрамляющих ее тонкое лицо… Зара Долуханова одна заполнила эту строгую сцену своей гордой грацией, достоинством, своим очарованием и восхитительной простотой, свойственной ей. Какой облик, какая изумительная манера держать себя. Королева. Подлинная. Настоящая. Одна из королев ума, красоты и искусства в этой стране, где народ — король.

В ней самой отражаются ее чудесные дары. Мы сразу ощутили это во всей полноте. Бах… Долуханова чувствовала себя так же свободно в этом суровом величии, торжественной и чистой обнаженности духа, как позже она чувствовала себя в шаловливом изяществе Керубино Моцарта и виртуозной тарантелле Россини. Она достигла здесь такого совершенства, как будто бы играла самое себя.

Эта великая артистка обладает восхитительным голосом, одновременно мощным и изысканно тонким, насыщенным, плотным и сочным, как персик. Работа дала ей исключительное владение звуком. Все, что она делает, кажется совершенно естественным и божественно простым. Никакого усилия, никакого напряжения. Она поет так же просто, как мы дышим. Но она не пользуется музыкой для того, чтобы показать в полном блеске свои блестящие дары. Нет! Она служит музыке. Она — ее скромная служанка, и она заставляет сверкать Баха, Генделя, Глюка, Моцарта. Какой урок скромности — свидетельство подлинного артистического дара.

Как и в первый вечер, ее беспрестанно вызывали, аплодировали, приветствовали, крича, смеялись от радости, слыша ее, и, наконец, не хотели отпускать. Зал стоя требовал еще и еще одну вещь. Он не мог насытиться…

Когда я должна была уезжать, чтобы написать вам эту статью, она еще пела народные песни своей страны — Армении. Может быть, она поет еще и теперь…

Да, для тех, кто имел радость слышать ее, она поет еще, она будет петь всегда в нашей памяти, в наших сердцах».[113]

Советский народ высоко ценит искусство Зары Александровны Долухановой. Она — народная артистка Армянской ССР, народная артистка РСФСР и лауреат Государственной премии.

О том, как бережно относились к своим ученикам и развитию армянской музыки русские коллеги, можно заключить из рассказа замечательного педагога, историка и теоретика музыки, композитора Б. В. Асафьева.

«В начале тридцатых годов, — вспоминал Б. В. Асафьев, — в числе моих консерваторских учеников оказался начинающий композитор Ованесян Туник…[114] Мне хотелось знать, как он отнесется к моей попытке упорно содействовать охране в его даровании интереснейших следов мелоса его родины и беречь их, когда они проскальзывали в его композиторстве сквозь обучение привычным стезям гармонии, контрапункта и форм. Я был горд перед самим собою, когда, анализируя его опыты, угадывал следы народной интонации и помогал ему, по мере возможности, верным чутьем, ей следовать и развивать ее… Но я был вдвойне счастлив, когда на вечеринке по поводу одного из моих юбилеев услышал памятную мне речь этого композитора, из которой для меня явствовало, что я не так уж плохо наставлял его беречь, хранить и развивать в себе черты армянской национальной музыкально-интонационной диалектологии на основании раскрываемых им опытов, не навязывая ему непременных европеизмов и «руссоизмов», как обязательных кадансовых оборотов и схем-форм».[115]

Благодаря заботам Б. В. Асафьева профессор Г. Г. Тигранов встал на путь музыкознания. Б. В. Асафьев оказывал ему помощь и в годы учебы, и в годы самостоятельного творчества. 25 апреля 1946 года в Ленинградской консерватории Г. Г. Тигранов защитил докторскую диссертацию на тему «История армянской оперы». Об этом дне он рассказывал:

«Волновало то, что в этом чудесном северном городе, в среде русских ученых и музыкантов, в переполненном зале, с таким живым интересом и знанием обсуждались исторические пути и судьбы развития армянской музыки, спорили о творчестве Комитаса, Спендиарова, Чухаджяна и других армянских композиторов. Никогда не забуду проникновенных слов официального оппонента, члена-корреспондента Академии наук СССР профессора А. В. Оссовского. Он говорил о вековых узах дружбы и духовной близости, связывающих русский и армянский народы, о своей дружбе со Спендиаровым, об интересе русских музыкантов к армянской культуре и деятельности армян-музыкантов в России».[116]

В свою очередь, армянские музыканты высоко ценили внимание, заботу и помощь своих старших русских коллег. Надо было видеть, с какой любовью в тяжелые годы Великой Отечественной войны Ереванский театр оперы и балета имени А. Спендиарова поставил балеты Б. Асафьева «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан». Спектакли прошли с большим успехом. Этот факт был проявлением глубокого уважения к русской музыкальной культуре и, в частности, к выдающемуся музыканту Б. В. Асафьеву, который побывал в Армении и написал серию замечательных очерков об этой стране, ее культуре, ее деятелях. Первый из них он тепло и трогательно назвал «Моя дорогая Армения». Далее были написаны очерки «Встреча со Спендиаровым», «Арарат и Ереван», «Баш-Гарни», «Дорога в Гегартский монастырь», «Гегарт», а также очерк «Арам Хачатурян». Последний написан в 1945 году и входит в серию очерков «Портреты советских композиторов». Остальные же написаны в 1947 году и входят в серию очерков «Из моих странствий». Все эти очерки Б. В. Асафьева вышли в свет под редакцией его ученика Г. Г. Тигранова.[117]

Любовь к Армении и к ее культуре проходит через всю творческую биографию Б. В. Асафьева. Корни этой любви берут свое начало еще с его юных лет.

«Будучи начинающим музыкантом, — говорит он в очерке «Моя дорогая Армения», — я краем уха улавливал фрагменты армянского мелоса… и очень восхищался его суровой архаикой, пронесенной народом сквозь теснины наслоений и сохранившей в основах своих девственный облик…

Шло время. Я начинал знакомиться с армянской поэзией и мелодиями народных песен. Композитор Спендиаров и книга Брюсова о поэзии армян оказали тут свое особенное влияние, и я присоединил их к моим историческим чтениям».

Знакомству Б. В. Асафьева с армянской музыкальной культурой во многом способствовал А. Спендиаров. Маститый русский музыкант в очерке «Встреча со Спендиаровым» вспоминает его рассказы о Крыме, Кавказе и об Армении: «Он внушил мне глубокую приязнь к этой, тогда еще неведомой мне стране, к ее серьезному, трудолюбивому народу, чья история — древняя и величавая — история жизненной выдержки и долготерпения. Вот с того дня я и стал готовиться к посещению Армении. Спендиаров рассказал мне и о древнеармянском религиозном мелосе, и о красоте народных любовных и колыбельных песен…»

История армяно-русских культурных связей полна трогательных страниц. Их вписали композиторы и художники, архитекторы и писатели и многие другие деятели.

Живопись, скульптура и архитектура — в этих областях с самых древних времен находил яркое выражение творческий дух армянского народа.

В XIX веке, с присоединением Восточной Армении к России, вновь стало развиваться армянское изобразительное искусство. Усиливается интерес к истории и жизни армянского народа среди русских живописцев, графиков и скульпторов, приезжавших в Армению. Художники М. Иванов, Г. Сергеев, А. Петров, В. Мошков и другие создают ряд произведений, запечатлевших эпизоды русско-персидской войны 1827–1828 годов, виды Эревана, Эчмиадзина, Ахтала и др.

Особо надо выделить работы художника Г. Г. Гагарина, множество акварелей, этюдов и рисунков которого посвящено жизни и быту армянского народа.

С другой стороны, некоторые представители армянской молодежи получили возможность приобрести необходимую профессиональную подготовку в художественных школах и высших учебных заведениях Петербурга и Москвы. В стенах Петербургской академии художеств, а позднее и Московской школы ваяния и зодчества получили высшее художественное образование мастера армянского изобразительного искусства: А. Овнатанян, С. Нерсесян, Г. Башинджагян, А. Шамшинян, Г. Габриэлян, Э. Магдесян, Е. Татевосян и другие армянские художники.

Сын армянского народа, всемирно известный маринист И. Айвазовский, вошел в историю русской и мировой живописи как один из великих мастеров.

Раскрытию яркого дарования уроженца Феодосии И. Айвазовского способствовали В. А. Жуковский, И. А. Крылов и профессор Петербургской академии художеств Зауервейд. На талантливого мариниста обратил внимание Карл Брюллов, который, в свою очередь, на академической выставке 1836 года познакомил его с А. С. Пушкиным и М. И. Глинкой. «С тех пор, — писал Айвазовский, — любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед и расспросов о нем».

На этой выставке Айвазовский показал семь полотен и за них получил вторую золотую медаль, а год спустя за картину «Штиль» ему была присуждена первая золотая медаль.

В 1840 году, во время поездки в Италию, в Венеции Айвазовский познакомился с Н. В. Гоголем. Воодушевленный морскими красотами Италии, он создает целую галерею картин, которые приносят ему мировую известность. Среди них «Буря», «Хаос», «Неаполитанская ночь» и целый ряд других полотен. У Айвазовского вырабатывается своя индивидуальная манера писать по памяти.

«Следует прямо сказать, — пишет действительный член Академии художеств СССР В. Н. Яковлев, — что Айвазовский — явление в истории мировой живописи редкое, замечательное. Его буйный сангвинический темперамент, его способность быстро воспламеняться, его постоянная душевная взволнованность как нельзя лучше соответствуют динамической природе той водной стихии, изображению которой посвятил художник всю свою жизнь…»

Айвазовский с детства любил и умел наблюдать величественную, лукаво-капризную, ускользающую жизнь моря. Обладая ярким, романтическим темпераментом, он и в природе находил те явления, которые особенно близки его бурно-восторженной натуре.

«Буря у скал», «Девятый вал», «Буря на Черном море», «Всемирный потоп», «Буря в лунную ночь» — вот некоторые из шести тысяч картин (по неполным данным), написанных неутомимым художником.

Его кистью увековечены на холсте важные события в истории морских и прибрежных сражений России: «Синопский бой», «Бомбардировка Севастополя», «В. А. Корнилов на бастионе» и другие.

Во время своего пребывания на линейном корабле «Симметрия» под флагом М. П. Лазарева художник под огнем неприятеля делал наброски с натуры.

В 1844 году И. Айвазовскому в Петербурге присуждается звание академика и живописца Главного морского штаба.

Великий художник не мог пройти мимо трагических страниц судьбы родного народа, остававшегося под властью султанской Турции.

«Избиение армян в Трапезунде в 1895 году», «Турки сбрасывают армян в Мраморное море» и другие работы явились откликом художника-гуманиста на кровавые события, взволновавшие современное ему передовое общество. В ереванском Матенадаране хранится большое полотно Айвазовского, изображающее Арарат и Араратскую долину в утренний час. Известна его картина «Байрон у мхитаристов на острове с. Лазаря». Сохранилась работа «Озеро Севан».

Будучи в Италии, Айвазовский написал картину «Хаос», за которую он был удостоен золотой медали. В честь этого события молодой художник устроил вечеринку и пригласил своих соотечественников — художников и писателей, среди которых был и Гоголь. В своей короткой и яркой речи Гоголь сказал: «Господа, недавно с берегов Невы приехал сюда… Ваня Айвазовский, и вдруг… поднял… хаос. Сделай это я, мне бы, как писаке, дали в шею, а Ване Айвазовскому дали медаль на шею». Об этом факте вспоминает в своей статье Г. Башинджагян в газете «Кавказское слово» в 1917 году (№ 173, Тифлис).

Восторгаясь творчеством своего соотечественника, Ованес Туманян посвятил экспромт «Перед картиной Айвазовского», который, благодаря переводу, сделанному Валерием Брюсовым, стал известен и русскому читателю:

Творчество Айвазовского, сыгравшего большую роль в развитии армянской пейзажной живописи, находило живой отклик в сердцах армянских художников. Пейзажист Г. Башинджагян, не раз выступавший в печати по вопросам искусства, посвятил его творчеству ряд статей, в которых отмечал и то положительное влияние, которое имел Айвазовский на художественный рост многих современных ему маринистов. «Айвазовский за свою долгую жизнь создал много картин, — пишет Башинджагян в некрологе о великом маринисте, — но среди этого множества картин есть творения, которые составляют гордость не одной русской школы, — они должны занять почетное место в истории всей мировой живописи. Его «Черное море» — чудеснейшее произведение… Достаточно вспомнить восторг покойного Крамского, этого тонкого знатока живописи, по поводу этой картины… Он проложил дорогу многим выдающимся маринистам… Силой своего таланта он равен гордости Польши — Матейко и художественной вершине Венгрии — Мункач…»[119]

Классик армянской живописи Геворг Захарович Башинджагян (1857–1925) своим творчеством был тесно связан с реалистической школой в русской живописи XIX века. Он перенес на родную почву идейные и художественные установки великих русских передвижников, явившись звеном, связавшим армянскую пейзажную живопись с русским реалистическим искусством. Питомец Петербургской академии художеств, Башинджагян прошел хорошую школу в пейзажном классе, руководимом знаменитым русским художником М. К. Клодтом, одним из основателей общества передвижников. Первая крупная работа молодого студента Академии художеств «Березовая роща» (1883) была удостоена серебряной медали. Башинджагян, как и его великие учителя, писал пейзажи-картины; не ограничиваясь набросками с натуры, этюдами, носящими случайный характер, он создавал всесторонне продуманные, композиционно разработанные, завершенные произведения.

Русская пресса с большим сочувствием отнеслась к работе армянского художника, подчеркивая, в частности, высокое мастерство Башинджагяна в изображении лунных ночей и сравнивая его с такими признанными мастерами этого жанра в пейзажной живописи, как Айвазовский, Куинджи, Лагорио.[120]

Башинджагян не раз выступал в прессе, выдвигая и всячески поддерживая идею организации выставок произведений русских художников в нашем крае. С другой стороны, он был горячим сторонником организации выставок работ местных художников в России.

Вопрос об устройстве выставки произведений художников Кавказа в Петрограде и Москве впервые был поднят Башинджагяном в 1885 году.[121]

В своих статьях по вопросам искусства, выступая со страстной защитой основ реалистической живописи, Башинджагян не раз ссылался, как на художественные шедевры, на произведения классиков русской живописи: Ал. Иванова, И. Репина, К. Брюллова, В. Сурикова, В. Перова, В. Васнецова, В. Верещагина, И. Айвазовского, И. Шишкина, И. Левитана.

С горячей настойчивостью советовал он армянской художественной молодежи учиться у них живописному мастерству, совершенствоваться, беря с них пример трудолюбия и честного отношения к делу.

Восхищаясь высокопатриотической деятельностью П. М. Третьякова по собиранию и хранению выдающихся образцов русской живописи, Башинджагян посвятил его памяти особую статью.[122]

Художник был горячим почитателем русской классической литературы — А. Пушкина, Л. Толстого, И. Тургенева, Н. Гоголя, М. Лермонтова, А. Чехова.

Восхищаясь гением Л. Н. Толстого, он в 1916 году создал картину «Лев Толстой в Ясной Поляне».

К столетию со дня рождения М. Ю. Лермонтова художник написал картину «На севере диком», экспонированную на выставке Петербургского общества художников в 1915 году.

Творчество Г. Башинджагяна сближает с творчеством великих русских художников одна и та же благородная цель — средствами искусства подымать и решать большие темы, волновавшие передовые круги современного общества.

Ярким примером может служить картина Г. Башинджагяна «Переселение армян из Персии в Россию в 1828 году» — монументальное полотно, подчеркивающее историческое значение для судеб армянского народа присоединения Восточной Армении к России.

Мастера русской живописи всегда с любовью относились к творчеству своих собратьев по кисти и искренне радовались их успехам.

И Суренянц не остался без внимания в Москве, где он учился в гимназических классах Лазаревского института. В шестнадцать лет он уже занимается на архитектурном отделении Училища живописи, ваяния и зодчества.

В 1885 году, окончив Мюнхенскую академию, он возвращается в Москву, значительно пополнив свои художественные и общеобразовательные знания.

Имя Вардкеса Суренянца становится известным в конце 1897 года, когда он блестяще иллюстрирует «Бахчисарайский фонтан» Пушкина и получает высокую оценку художественной общественности.

В 1900 году В. Суренянц оформляет в Мариинском театре балет «Корсар», спустя четыре года в Художественном театре идет возобновленная постановка «Чайки» Чехова в оформлении Суренянца. В том же году он делает для МХАТа декорации к одноактным пьесам Метерлинка «Слепые», «Там, внутри», «Непрошеная».

Таковы некоторые внешние черты жизни члена общества передвижников Вардкеса Суренянца, чья капитальная работа «Саломея» с большим успехом экспонировалась в России и на международных выставках и принесла заслуженную славу самобытному художнику.

С русским искусством были связаны годы молодости и зрелого мастерства одного из замечательных представителей армянской живописи — Егише Мартиросовича Татевосяна (1870–1936). Он очень любил полную контрастов природу Советской Армении и никогда не забывал о том, как много дала ему русская живопись и ее выдающиеся мастера. Е. Татевосян был учеником и другом В. Д. Поленова, он любил произведения Левитана, Врубеля, Серова, Коровина, Нестерова, восторгался гением Репина и Сурикова.

Егише Татевосян вырос в среде московских художников. Имя Татевосяна ставилось рядом с именами лучших русских молодых художников своего времени. Его пейзажи «В Богородске», «Берега реки Оки» являются свидетельством большой любви художника к русской природе. Татевосян создал замечательные пейзажи родной Армении, портреты строителей новой жизни.

Творчество самобытного армянского портретиста Степана Меликсетовича Агаджаняна (1863–1940) развивалось под воздействием русской реалистической портретной живописи. Он принимал активное участие в художественных выставках, организованных в 1913–1915 годах Ростово-нахичеванским обществом изящных искусств, где участвовали также Архипов, Костанди и другие известные русские и украинские художники.

Творческая деятельность народного художника, действительного члена Академии художеств СССР Мартироса Сергеевича Сарьяна является одним из ярких примеров духовного родства русского и армянского изобразительного искусства.

В 1896 году из маленькой армянской деревушки, что неподалеку от Нахичевани-на-Дону, М. С. Сарьян приезжает в Москву, и через год по счастливому стечению обстоятельств одаренного юношу принимают в Московское училище живописи, ваяния и зодчества — одно из лучших и прогрессивных высших учебных заведений России. Год, проведенный в Москве до поступления на учебу, шестнадцатилетний Сарьян не проводит даром. Его часто можно было видеть в Третьяковской галерее и в других музеях.

Вспоминая о своем детстве, Мартирос Сарьян рассказывает: «Оно протекало в России, в Приазовье, в заброшенном вдали от города хуторке, в соседстве поселков русского Ставрины, украинского Кузьминки, армянского Чалтыря, в окружении тружеников земли. Я часто был свидетелем встреч моего отца, мастера-плотника по профессии, с его друзьями Сколоватовым, Зинько и Чибичем, видел, как они совещались друг с другом, помогали друг другу. Это было насущной необходимостью жизни каждого из них».[123]

Приятно было начинающему художнику сознавать, что здесь, в Московском училище, столь же дружелюбно относились к нему другие русские люди, уже прославленные художники-педагоги.

Образы его дорогих учителей В. А. Серова и К. А. Коровина прочно живут в его памяти и никогда не сотрутся временем. Они учили М. Сарьяна той благородной истине, которая делает художника понятным народу. Быть связанным с духом народа, понять психологию и чаяния народа — тогда и только тогда художник сможет создавать высокие образцы национального искусства.

В. Серов и К. Коровин первыми заметили М. Сарьяна, развивали его самобытное дарование и всячески содействовали процветанию сарьяновского творчества. Такое горячее участие и внимание со стороны русских коллег воодушевляло молодого художника.

Примечательно то, что четырнадцать лет спустя, в 1910 году, картины уже признанного Сарьяна экспонировались в тех же залах Третьяковской галереи, где в годы учебы он был постоянным посетителем, подолгу изучал и восторгался лучшими образцами русской живописи.

Этот знаменательный факт в свое время отметили в одной из своих бесед армянские писатели Ширванзаде и Цатурян, как яркий пример признания самобытного таланта армянского художника.[124]

Таким образом, еще в дореволюционные годы Мартирос Сарьян занял достойное место в семье русских художников.

Полностью раскрылось дарование Сарьяна, когда на земле его древней родины — Армении победила советская власть.

«Его захватывает пафос грандиозного строительства, рождающийся новый облик родной страны, — говорит народный художник РСФСР С. В. Герасимов, — образы людей с новой психологией, новыми мыслями и чувствами. Искусство Сарьяна кровно связано с природой Армении: ее горячее солнце, ее контрастирующие сочные краски, монументальный ритм ее пейзажа, прекрасные плоды ее земли видим и любим мы на картинах Сарьяна. Его произведения покоряют нас гармоничностью и ясностью мировосприятия, пластической выразительностью, живописным темпераментом, красотой колорита».[125]

Искусство Мартироса Сергеевича Сарьяна входит в советскую и мировую живопись как гимн счастливой жизни родившего его народа.

В начале нашего века начал свою творческую деятельность один из крупных мастеров, народный художник Советской Армении Акоп Герасимович Коджоян (1883–1959). С первых же дней установления советской власти в Армении он переезжает в Ереван и с юношеским порывом весь свой неугасимый самобытный талант ставит на службу развитию родного искусства. Советская армянская графика! Своим рождением и своим развитием она во многом обязана А. Коджояну.

В живописи и в прикладном искусстве созданные им работы заслуживают самой высокой оценки.

Много лет своей творческой жизни он посвятил благородному делу художественного оформления книг, в том числе и 1000-летнего эпоса «Давид Сасунский». Коджояновская серия «Давид Сасунский», богатая смелыми художественными приемами, присущими только ему, Коджояну, и сейчас остается непревзойденным образцом творчества, которое в каждом вызывает благодарность художнику и истинное наслаждение.

«Легенды и баллады» М. Горького, вышедшие в 1934 году в армянском переводе Егише Чаренца, содержат иллюстрации А. Коджояна к «Песне о Буревестнике». Созданные более четверти века назад, эти чудесные иллюстрации к бессмертному горьковскому произведению получили высокую оценку Максима Горького.

Однажды искусствовед А. Членов познакомился с пятью работами А. Коджояна. И по теме и по манере выполнения они были разные.

«С непривычки трудно признать в этих работах одну руку, — пишет он, — а между тем это не просто вещи последовательных периодов: разные манеры часто сосуществовали в творчестве художника одновременно. А дома Коджоян показывал мне эскизы плафона для горного курорта Арзни — по ним сейчас ведется роспись — замечательные летящие журавли и диковинные птицы в духе древних миниатюр, среди фантастических розеток, распускающихся, как цветы.

Который же Коджоян «настоящий»? Да, видимо, все его облики настоящие…»[126]

Традицию дружбы мастеров искусства обоих народов продолжают художники Советской Армении: А. Саркисян, Г. Гюрджян, С. Степанян, Э. Исабекян, X. Есаян, М. Абегян, О. Зардарян, Г. Ханджян и многие другие. Они любовно отображают расцвет своей страны. Их можно видеть на берегах Севана, в цехах заводов, на Алавердских медных рудниках, в колхозах Зангезура и в совхозах Араратской долины. Революционное прошлое и пафос творческого труда наших дней, новаторы производства, герои семилетки, выдающиеся деятели Армении, красочный пейзаж страны, преображаемой советской властью, — все это находит яркое отражение в их работах.

В семье московских художников раскрылось многогранное дарование Дмитрия Аркадьевича Налбандяна — талантливого певца бессмертного образа Владимира Ильича Ленина. Слитность художника Налбандяна с современностью чувствуется в каждой его работе.

Опираясь на богатые традиции многовековой армянской архитектуры, рождается новая, социалистическая архитектура армянского народа.

«Я всегда с большим интересом и уважением относился к многовековой культуре Армении, ее архитектура — одно из лучших достояний классического наследия, оставленное нам поколениями замечательных зодчих древней Армении, — писал в одном из своих писем выдающийся зодчий, академик архитектуры И. В. Жолтовский. — Простые, ясные формы архитектуры органично сливаются с суровым горным пейзажем страны. Живые пропорции, прекрасное владение материалом — камнем, сочетание сильной стены и объемов с нежным декором, правильное использование света и тени — все это свидетельствует о высоком мастерстве армянских зодчих.

Античные корни питают это мастерство.

Армянский народ любит свою страну, свое искусство, гордится своей архитектурой, и долг архитекторов Армении приумножить славу своего национального искусства.

Таким архитектором был Александр Иванович Таманян.

Пусть архитекторы Армении, следуя примеру Таманяна, и впредь создают для народа прекрасные творения настоящего искусства».

Александр Иванович Таманян родился в 1878 году. Специальное образование получил в петербургском Высшем художественном училище при Академии художеств, куда он был зачислен по конкурсу в 1898 году на архитектурное отделение. В 1902 году он получил право производить строительные работы. Первые опыты были сделаны под руководством профессора Померанцева в руководимой им мастерской. Здесь А. И. Таманян продолжал совершенствоваться. Два года спустя исполнил дипломную конкурсную работу — «Проект дворца» и, закончив образование, получил звание архитектора-художника.

Решив стать архитектором, он отказался от других, более выгодных предложений. Терпя лишения, удовлетворяясь лишь скромным заработком, он с головой ушел в любимое дело. Неоднократный участник архитектурных конкурсов 1904–1918 годов, Таманян создает ряд проектов и осуществляет их в Петербурге, Москве, Ярославле и в других городах России. Интересы архитектора были разнообразны: жилые дома, торговые помещения, банки, особняки, выставочные павильоны, планировка и реставрация художественных архитектурных памятников — таков далеко не полный перечень его работ. И поныне стоит в Москве построенный еще в 1911–1913 годах дом Щербатова, за что А. И. Таманян был удостоен первой премии — золотой медали.

В 1914 году за большие заслуги в архитектурном творчестве Академией художеств Таманяну было присуждено звание академика.

Кроме Общества архитекторов-художников, А. И. Таманян состоял также членом Союза инженеров. В 1905 году участвовал во всеобщей забастовке петербургских рабочих. Он с радостью приветствовал победу Великой Октябрьской революции, и в бурные дни революционных событий стал председателем Всероссийского Союза деятелей искусств и председателем совета Петроградской (Ленинградской) академии художеств с правами президента Академии.

Оставив привычный уют и несмотря на большие возможности работы в Ленинграде, покинув своих стародавних друзей — ленинградских зодчих, в 1923 году Таманян переезжает в Ереван, с огромной любовью изучает памятники древнего зодчества Армении. Он, как никто другой из армянских архитекторов, разгадывает тайны своих предшественников. Былой упрек Армении — ее каменистая природа — волшебным талантом Таманяна заговорила новым, живым языком. Коммунистическая партия и Советское правительство Армении предоставили Александру Ивановичу Таманяну широчайшие творческие возможности. И поныне непревзойденными образцами современного зодчества являются творения академика Таманяна — Дом правительства Армянской ССР, Театр оперы и балета, одна из первых гидроэлектростанций в Советском Союзе — в Разданском ущелье и много десятков других сооружений.

Таманян создал архитектурный облик Еревана. Он был автором первых вариантов планировки столицы Армении, на основе которых растет и реконструируется Ереван. Он создал целую школу армянской архитектуры, в которой так блестяще сочетаются богатые традиции армянского зодчества с социалистическими требованиями нашей эпохи.

Его многочисленные ученики продолжают начатое им дело. Они украшают города Советской Армении монументальными административными и жилыми зданиями, памятниками, мостами, площадями. В центре Еревана образовался замечательный ансамбль — площадь имени В. И. Ленина. Здесь же возвышается памятник великому основателю Советского государства и Коммунистической партии Владимиру Ильичу Ленину. Авторами памятника являются архитекторы Н. Ф. Паремузова и А. С. Вартанов. Скульптурная фигура Ленина создана народным художником СССР С. Д. Меркуровым.

Большой популярностью в Советском Союзе пользовался академик архитектуры К. С. Алабян, умерший в 1959 году. Его творческая деятельность началась вскоре после окончания Вхутемаса. В Армении ему недолго пришлось работать. Начиная с 1931 года Каро Семенович трудился в Москве. Он прославился не только как архитектор, но и как выдающийся представитель архитектурной мысли в СССР. Союзу советских архитекторов СССР он отдал лучшие годы своей жизни. Подготовка Первого съезда Союза советских архитекторов, докладов на этом съезде, консолидация советских архитекторов, до того рассеянных по различным школам и обществам, — все это связано с именем К. С. Алабяна.

Трудно перечислить все архитектурные проекты, автором которых является К. С. Алабян. Для примера вспомним павильон Армянской ССР на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, в котором он вместе с архитектором С. А. Сафаряном в простом плановом решении, ясной художественной форме и колоритными декоративными средствами отобразил облик Армении.

Каро Семенович — участник многих всесоюзных конкурсов. Ему вместе с архитектором В. Н. Симбирцевым принадлежит уже осуществленный в натуре проект Центрального театра Красной Армии в Москве. Зодчий отлично понимал большое значение индустриального метода в строительстве и проявлял в этом истинно государственный размах. Венцом его творчества является планировка нового Сталинграда. После Великой Отечественной войны советский народ хотел видеть город-герой еще более прекрасным и величественным.

Под знаменем дружбы народов прошла вторая декада армянской литературы и искусства в июне 1956 года, когда более тысячи посланцев Армении — писатели, художники, артисты, режиссеры, дирижеры, — показали москвичам лучшие образцы своей литературы и искусства. Здесь, в Москве, они вновь вспомнили о том радушном приеме, который был оказан участникам первой армянской декады в 1939 году. Мысли и чувства работников искусств Армении прекрасно выразила тогда народная артистка СССР Айкануш Даниэлян:

«О сказочно чудном, незабвенном хочу сказать несколько слов. Вся моя жизнь, учеба и работа на сцене привели к этой сказке, как бы обобщающей всю жизнь. Я вспомнила Петербург — Петроград, годы учебы в Петербургской консерватории, годы общения с замечательными педагогами. С каждым днем все с большей жадностью впитывала я знания музыкальной и вокальной культуры. Я вспомнила затем работу на сцене в Грузии и в Армении. И вот все завершилось 1939 годом, когда поезд, украшенный гирляндами цветов, переполненный работниками искусств Армянской ССР, помчался на север, в Москву. Это был рапорт Советскому правительству и Коммунистической партии, чьей волей была вызвана к жизни вся творческая сила армянского народа с момента его возрождения, то есть 1920 года, с момента установления в Армении советской власти.

Так представители армянского искусства вышли на большую арену перед московской общественностью. Зазвучали песни, заиграли на сцене краски маститого Сарьяна. «Ануш» вновь прозвучала на сцене Большого театра СССР.

Вольно и широко лился армянский напев, вольно дышала грудь в родной Москве. Да, все годы до сих пор были подготовкой к этим чудесным дням. Смысл моей жизни состоит в служении родному народу, его песне, его музыкальной культуре. Гордостью полно мое сердце за народ свой, за страну свою, за отчизну социалистическую.

Какое счастье жить в нашей стране, принадлежать к советскому народу, служить советскому искусству, носить величайший знак признания — орден Ленина в эту величественную эпоху, быть в числе строящих новую жизнь, коммунистическое общество!

Русской культуре, русской консерватории, русским профессорам слава! Великий поклон и неизмеримое спасибо вдохновителю наших трудов — Коммунистической партии».[127]

…Июнь 1956 года нельзя забыть. Москва вновь гостеприимно и широко раскрыла свои объятия. На улицах великой столицы повсюду красочные афиши с армянскими орнаментами. Их множество, тысячи, они говорят о театральных постановках, концертах, литературных вечерах. Репродукторы передают жизнеутверждающую музыку армянских композиторов.

Первого июня открылся занавес Большого театра Союза ССР. Оперой «Давид-бек» А. Тиграняна Государственный ордена Ленина театр оперы и балета имени А. Спендиарова начал декаду армянского искусства в Москве. Спектакль прошел с большим успехом. Народно-героическая опера «Давид-бек» начата в годы Великой Отечественной войны и закончена в 1950 году. Она раскрывает одну из страниц многовековой борьбы армянского народа за независимость. Хотя опера и названа именем полководца, все же главным действующим лицом этого произведения является народ.

Партию Давид-бека исполнял народный артист Армянской ССР Нар Ованисян, отличные актерские способности, приятный выразительный голос, высокая музыкальность которого создали запоминающийся образ мужественного полководца, сумевшего направить силу народного гнева против душителей его свободы, разбить их и освободить страну от чужеземцев.

Любимица москвичей, народная артистка СССР Гоар Гаспарян с блеском провела в опере «Давид-бек» партию храброй Шушан. Убедительный образ Тамары создала народная артистка СССР Татевик Сазандарян. Запомнились Сантур (А. Петросян) и Мелик (Д. Погосян).

Москвичи впервые слушали и полюбили оперу «Давид-бек».

Историко-патриотическая опера «Аршак II», написанная классиком армянской музыки Тиграном Чухаджяном в 1869 году, отличается от остальных армянских опер своими стилистическими особенностями. Завершив музыкальное образование в Милане и находясь под сильным влиянием итальянского оперного искусства, Чухаджян написал эту оперу в традиционном стиле итальянской монументальной оперы («Аида», «Отелло»), хотя «Аршак II» и был создан армянским композитором за четыре года до «Аиды» Верди.

Тепло приняли москвичи также оперы «Ануш» А. Тиграняна, «Пиковую даму» П. И. Чайковского, балет «Севан» Г. Егиазаряна.

В новом балете «Севан» композитор Г. Егиазарян стремился воспеть любовь и радость созидательного труда молодых советских людей, самоотверженно борющихся за преобразование суровой природы, за счастливую жизнь.

В поисках средств для музыкально-художественного воплощения современной тематики в балете наряду с оригинальными темами композитор использовал около восьми народных танцевальных мелодий, а также обрядовых напевов, пропуская их через призму своего собственного восприятия. Наряду с этим, Егиазарян сочинил целый ряд мелодий, которые на первый взгляд кажутся народными, как, например, вступление к балету, два танца рыбаков (молодых и старых), вариации «Цовик» и другие. Таким образом, композитор стремился придать всей музыке балета стилистическую цельность, а также подлинный народный дух, не отступая от высоких профессиональных требований.

В оркестровке балета Егиазарян стремился путем слияния отдельных инструментов и групп получить новое национальное звучание симфонического оркестра.

Вся труппа балета своим самоотверженным трудом способствовала созданию нового армянского балетного спектакля «Севан», в котором отображается жизнь колхозного крестьянства.

Столичные зрители познакомились со спектаклями лучших драматических театров Армении — Государственного драматического театра имени Г. Сундукяна, Государственного русского театра имени К. Станиславского и Ленинаканского театра имени А. Мравяна.

Драматические театры Армении показали в Москве «Отелло» В. Шекспира, «Егор Булычев и другие» и «Мещане» М. Горького; из армянской классики — «Еще одна жертва» Г. Сундукяна, «Из-за чести» А. Ширванзаде, «Дядя Багдасар» А. Пароняна, «Утес» Вр. Папазяна, «Опытное поле» Н. Заряна, отображающее будни колхозной деревни, и другие спектакли.

С успехом выступали коллективы Армянской Государственной ордена Трудового Красного Знамени филармонии: популярный ансамбль армянской народной песни и пляски под руководством народного артиста Армянской ССР Т. Алтуняна, симфонический оркестр, государственный хор, оркестр народных инструментов и другие.

В спектаклях оперного и драматического театров, на концертах творческих коллективов Армянской филармонии москвичи увидели лучших представителей старшего и младшего поколений актеров, режиссеров и дирижеров.

«Какая огромная разница между первой декадой армянского искусства 1939 года и открывающейся в столице нашей Родины Москве второй декадой, — говорит народный артист СССР Арам Хачатурян. — Эта разница говорит о значительном росте и движении вперед нашего искусства. Выросла большая плеяда исполнителей-музыкантов.

Высокой похвалы достойна Государственная капелла и ее руководитель, выдающийся музыкант Арам Тер-Оганесян.

Ансамбль песни и пляски — это очарование, это поэзия, это целомудрие и кристаллический родник изумительного народного творчества. Татул Алтунян — большой художник, знаток и интерпретатор армянской народной песни.

Симфонический оркестр Армянской филармонии — крупный художественный коллектив. Оркестр справляется с очень сложными партитурами… Меня радует и волнует унисон виолончелистов и скрипачей.

Счастлив, что мне удалось принести свою скромную лепту на алтарь родного искусства. Мною написан заключительный номер заключительного концерта для сорока скрипачей, десяти арф, смешанного хора, большого симфонического оркестра и меццо-сопрано. Если это мое сочинение понравится слушателям, я буду считать себя удовлетворенным».[128]

В дни декады на экранах московских кинотеатров демонстрировались фильмы, выпущенные Ереванской киностудией, в концертных залах с блеском выступал с чтением шедевров мировой классики народный артист Сурен Кочарян.

Выставка армянского изобразительного искусства в Академии художеств СССР дала возможность москвичам познакомиться с творчеством армянских художников, скульпторов, графиков, мастеров прикладного искусства, создавших много интересных работ. В четырнадцати залах было собрано лучшее, что создано в Армении за последние десять лет.

Декада армянского искусства и литературы в Москве явилась смотром творческих сил республики перед всей страной. Она показала, как далеко вперед шагнула древняя, многовековая культура Армении в нашу советскую эпоху, когда народ стал хозяином своей судьбы.

Нерушимая дружба народов, проверенная и закаленная в боях и труде, является надежной гарантией силы и непобедимости Советского Союза, всего социалистического содружества.

За последние годы намного расширились культурные связи Советской Армении с зарубежными странами. Крепнут связи с армянами, живущими в различных странах земного шара. Известно, что в прошлом веке и в годы первой мировой войны сотни тысяч армян, спасаясь от резни, вынуждены были оставить родные места и скитаться по чужим краям. Они образовали в разных концах света большие и малые колонии.

Подавляющее большинство зарубежных армян горячо интересуются достижениями Советской Армении. По их просьбе им высылаются фотоснимки, газеты, журналы, книги, учебники, ноты. Все эти материалы помогают зарубежным армянам знакомиться с культурными достижениями республики.

Советская Армения поддерживает постоянные культурные связи со странами народной демократии. В республике часто устраиваются выставки, вечера, концерты, доклады, посвященные освободительной борьбе, жизни и культуре народов различных государств. Многочисленные делегации из различных стран посещают Советский Союз. Приезжая в СССР, зарубежные гости знакомятся также с жизнью национальных республик. Ежегодно Армению посещают сотни делегаций, тысячи туристов.

Нельзя без волнения читать запись индийского писателя Навтеджа, побывавшего в Армении. Он заявил, что для него лучшим городом мира является Ереван, архитектура которого пронизана музыкой. И что же положено в основу этой музыки камня? Это — мир! Мир, который является пульсом советской жизни.

«Армянский народ связан с индийским народом старыми узами, — пишет Навтедж. — Ведь первая печатная армянская газета была издана в Мадрасе. Ваши предки много хорошего привезли в Индию. Ваш крупный поэт Аветик Исаакян сказал мне, что много лет назад из Индии в Армению была привезена одна красивая люстра. Сегодня, — продолжает Навтедж, — я своими молодыми руками несу из вашей страны в мою светоч, пылающий советским счастьем и надеждой».

«Рука об руку будем бороться и трудиться во имя мира между народами, — заявил финский пастор Алексиус Туукканен, — во имя того, чтобы пришло то время, когда люди больше не будут встречаться друг с другом с оружием в руках, чтобы все приглашали друг друга в свои цветущие сады, как это делает сейчас армянский народ по отношению к нам».

Побывавшие в Советской Армении гости выражают свое искреннее восхищение той огромной работой, которая направлена к повышению культуры народа.

3

Ныне научная работа в Армении приобрела поистине огромный размах. Республика располагает десятками научно-исследовательских институтов, занятых разработкой важнейших научно-исследовательских проблем. Их возглавляет научный штаб республики — Академия наук Армянской ССР, созданная в 1943 году.

За прошедшие годы Академия наук Армянской ССР выросла и окрепла, став одним из крупных центров советской науки. В ее систему входят пять отделений — физико-математических, технических, биологических, сельскохозяйственных и общественных наук. В каждое из этих отделений входит группа научных учреждений. Особенно следует отметить успехи, достигнутые учеными отделения физико-математических наук. Это тем более замечательно, так как до основания Академии в республике почти отсутствовала научная работа по физико-математическим дисциплинам. Коллектив математиков во главе с действительным членом Академии наук Армянской ССР А. Шагиняном сумел разрешить ряд сложных вопросов теории приближений комплексной области. Из работ, выполненных в этом коллективе, особенно значительное место занимают исследования члена-корреспондента Академии наук СССР и действительного члена Академии наук Армянской ССР С. Мергеляна и действительного члена Академии наук Армянской ССР М. Джрбашяна. В работе отделения видное место занимают также исследования по механике сплошной среды, в частности известные работы действительного члена Академии наук Армянской ССР Н. Арутюняна по теории ползучести материалов и труды действительного члена АН АрмССР С. Амбарцумяна.

На базе сектора математики и механики ныне организован научно-исследовательский институт, который продолжит ранее проведенные исследования по общей теории функций, теории приближений и теории дифференциальных уравнений.

Эти разделы математики тесно связаны со многими проблемами техники и естествознания вообще. Сектор механики и лаборатория прочности ведут теоретические исследования с таким расчетом, чтобы их экспериментальные результаты получили практическое применение в народном хозяйстве и двигали вперед эту отрасль науки.

В институте создана новая лаборатория вычислительной техники, которая призвана разрабатывать новые методы расчета, намного облегчающие практическую деятельность инженера. С этой целью лаборатория оборудуется математическими машинами новейшего типа.

Развитие электротехнической промышленности в нашей республике является ярким примером содружества ученых и инженеров-производственников. В этом отношении достойна подражания энергичная деятельность действительного члена Академии наук Армянской ССР А. Г. Иосифяна. Вот уже около пятнадцати лет ученый занимается разработкой вопросов теории электрических машин и схем автоматического регулирования напряжения. Накопленный опыт практической и теоретической работы помог А. Г. Иосифяну внедрить в производство некоторые свои весьма прогрессивные идеи. В опытном производстве Ереванского научно-исследовательского института успешно осуществляется выпуск электронной счетной машины, разработанной А. Г. Иосифяном и членом-корреспондентом Академии наук СССР И. С. Бруком.

Сотрудники Института физики провели ряд глубоких исследований в области космических лучей. Этими исследованиями руководит член-корреспондент Академии наук СССР и действительный член Академии наук Армянской ССР А. Алиханян.

Малозаметной точкой обозначено на карте Армении село Бюракан. Оно находится на склоне Арагаца и в прошлом ничем не было примечательно. Близ этого села была организована астрофизическая обсерватория Академии наук Армянской ССР. За истекшие годы здесь выросла группа астрофизиков, возглавляемая президентом Академии наук Армении, членом-корреспондентом Германской академии наук, членом-корреспондентом Австрийской академии наук, почетным членом Американской академии искусства и наук, членом-корреспондентом Бельгийского Королевского научного общества в Льеже, почетным членом Американского астрономического общества, Королевского астрономического общества в Лондоне, награжденного Жансеновской медалью Французского астрономического общества академиком В. А. Амбарцумяном. Своими фундаментальными и оригинальными научными исследованиями Бюраканская астрофизическая обсерватория стала известна всему ученому миру.

Ученые Института геологии под руководством действительных членов Академии С. Мкртчяна и М. Магакяна положили начало серьезному изучению естественных богатств недр республики.

Серьезное значение для развития промышленности республики имеют работы химиков. Их исследования помогают разрешить вопросы использования сырьевых богатств, разработать новые технические приемы. В этом отношении выдающееся место занимают труды членов АН Армянской ССР.

В Институте тонкой органической химии, возглавляемом действительным членом Академии наук Армянской ССР А. Мнджояном, создаются возможности для биологического испытания синтезируемых веществ, а также для изготовления новых препаратов в полупроизводственном масштабе.

Проблемы науки о жизни разрабатываются в отделении биологических наук. Ботаники изучают растительность республики и занимаются вопросами озеленения городов.

Большая творческая дружба связывала доктора медицинских наук А. Рыбинского со своим учителем — известным советским рентгенологом академиком АН АрмССР В. Фанарджяном. Они часто встречались, обменивались оттисками работ.

На одной из своих монографий А. Рыбинский пишет: «Глубокоуважаемому и дорогому Варфоломею Артемьевичу на добрую память о днях совместной работы в Железноводске, на заре моей рентгенологической юности и в знак искреннего почтения».

Основываясь на учении великого русского физиолога И. Павлова, физиологи Армении включились в разработку проблем высшей нервной деятельности.

Большое количество исследований по истории, литературе, языку и искусству армянского народа выполнено в отделении общественных наук. За последние годы сделана серьезная работа по критическому пересмотру основных вопросов истории Армении, классического наследия литературы, языкознания.

В свое время крупный вклад в развитие арменоведения в России внес Н. Я. Марр, получивший в Петербургском университете блестящее образование у выдающихся востоковедов восьмидесятых годов прошлого века.

Он вошел в научный мир в 1889 году своей магистерской диссертацией на тему «Сборники притч Вардана». Позднее он был экстраординарным профессором по кафедре армянской и грузинской словесности. В 1901 году, защитив диссертацию «Толкование «Песни песней» Ипполита» (рукопись X века), Н. Я. Марр получил ученую степень доктора армянской словесности. Это было началом дела, которому ученый посвятил всю свою жизнь. Мы не касаемся его трудов по лингвистике. Мы воздаем дань уважения человеку, который своими трудами в области археологии приоткрыл завесу тайны, скрывавшей ряд этапов истории армянского народа, который проделал благодарный труд, изучив многочисленные памятники армянской литературы, хранящиеся в Матенадаране, Ленинграде, в собрании Лазаревского института, в Берлинской коллекции армянских рукописей и т. д. Многое сделав, Н. Я. Марр пришел к выводу, что поприще деятельности в области арменоведения необъятно. Он писал: «Если теперь бросим взгляд на результаты почти двухвековой разработки армянской литературы, то надо признаться, что найдем мало утешительного. Конечно, много было наработано и с пользою по исследованию памятников армянской письменности, но здесь мы не интересуемся исследованиями отдельных памятников, изданиями их и переводами, раз они не вносили ничего прямо в предмет нашей темы, в самую историю армянской литературы. Нас здесь интересует сама теория и история армянской литературы, и вот в этом-то отношении сделано мало». Это замечание выдающегося русского ученого, будем надеяться, современники учтут в полной мере, хотя они многое успели сделать.

Институтом истории изданы «Очерки по истории Советской Армении», «Очерки по архитектуре Советской Армении», монография «Освободительная борьба армянского народа против турецких захватчиков в 1850–1870 годах», издаются сочинения армянских классиков, вышел в свет четырехтомный Большой русско-армянский словарь. Ряд интересных работ издан учеными Института экономики Академии наук Армянской ССР.

Серьезные успехи достигнуты в археологическом изучении Армении. Эти работы ныне ведутся широким фронтом и весьма планомерно. Не удивительно поэтому, что армянские археологи делают открытие за открытием. Найдено уникальное произведение древнего армянского искусства — замечательная мозаика Гарни, относящаяся к I–II векам нашей эры. На юго-западной окраине Еревана, на берегу реки Раздан, находится холм, который местные жители называют Кармир-блур (то есть Красный холм). Раскопки здесь ведутся с 1936 года и ежегодно дают науке замечательные данные. Кармир-блур — это целый археологический музей. Добытые здесь археологические материалы многочисленны и разнородны. Они позволяют восстановить культуру древнейшего из государств, некогда существовавшего на территории СССР — мощного рабовладельческого государства Урарту.

В 1955–1956 годах археологическая экспедиция раскопала здесь группу кладовых, находящихся в непосредственной близости к северо-западным воротам, через которые скифы штурмовали крепость. Исследование этих кладовых дало особенно богатый материал.

Большой интерес среди находок этих годов на Кармир-блуре представляют три глиняные таблички, покрытые клинописью. Это хозяйственные документы архива крепости. Один из них рассказывает о доставке в Тейшебаини большого количества шкур телят, овец и коз, а также шерсти, второй касается передачи царю Сардури III виноградника и земли.

Эти интересные находки свидетельствуют о том, что и урартские центры в Закавказье имели свои архивы, отражающие хозяйственную жизнь крепости 2600-летней давности. Такие архивы хорошо известны в древних центрах месопотамской культуры. Обнаружение их в Закавказье представляет выдающийся научный интерес.

Нет сомнения в том, что дальнейшие раскопки Кармир-блура дадут нам новые документы, освещающие повседневную жизнь урартских центров в Закавказье.

Действительный член Академии наук Армянской ССР Б. Б. Пиотровский давно уже сроднился с Арменией.

«Когда меня на научных конференциях спрашивают, — пишет он, — представителем какой республики и какого научного учреждения я являюсь, то мне часто трудно бывает ответить, и около моего имени в скобках появляются два слова: Ленинград, Ереван.

Вся моя научная жизнь связана с этими двумя городами, и один из них стоит в моем зимнем адресе, а другой в летнем… В первый раз я приехал в Ереван летом 1930 года, и с этого времени нити судьбы крепко связали меня с Арменией… Я имел большое желание узнать Армению и принять участие в изучении прошлого этой страны. С каким волнением и радостным чувством я знакомился с местами, хорошо мне известными по научной литературе… Во время войны я занимался древними памятниками Армении, вопросами происхождения армянского народа».[129]

Мы гордимся именем действительного члена Академии наук СССР, действительного члена Академии наук Армянской ССР, генерал-полковника медицинской службы, лауреата Государственной премии Леона Абгаровича Орбели. Его творческая деятельность протекала далеко от Армении, в Петербурге — Ленинграде, но он очень много сделал для развития физиологической науки Армении; многие из работающих в Ереване физиологов являются его учениками. Автору этих строк посчастливилось в начале июля 1957 года присутствовать на чествовании маститого ученого в связи с 75-летием со дня рождения. На берегу Невы, в конференц-зале Академии наук СССР собрались сотни советских ученых, прибывших сюда, чтобы достойно отметить знаменательную дату.

Море цветов, множество приветствий, искренних и сердечных. Из многих стран мира, из научных учреждений в адрес юбиляра поступили телеграммы. Вот некоторые из них.

Эдриан из Кембриджа телеграфировал: «Искреннее поздравление с днем рождения шлют все физиологи Кембриджа».

В телеграмме Я. Кате из Амстердама говорилось: «Дорогой коллега, примите мои лучшие пожелания ко дню Вашего рождения. Позвольте выразить мое восхищение Вами — выдающимся физиологом».

«Шлю наилучшие пожелания ко дню Вашего рождения и выражение чувства восхищения выдающимся физиологом. Фриц Бухталь. Копенгаген».

Из Фармакологической лаборатории города Эдинбурга пришла следующая телеграмма: «…Ваше имя было мне знакомо со студенческих лет, и для меня явилось высокой честью быть впервые представленным Вам свыше 20 лет назад. Во время немногих наших встреч я был в восхищении от Вашего очаровательного общества… Искренне преданный Вам Геддам».

«…Ваше имя, как одного из выдающихся представителей советской науки, утвердилось за пределами многосторонней области физиологии в широчайших научных кругах… Мы гордимся тем, что Вы являетесь членом нашей Академии, и благодарим Вас за все, что Вы сделали в своей богатой жизни. Вы член нашей Академии свыше 25 лет, и мы рады, что наши связи сохранились… Примите, пожалуйста, уверения в моем глубоком уважении», — писал президент германской Леопольдино-Каролинской академии естествоиспытателей.

Президент международного объединения физиологических наук профессор Гейманс из Гента телеграфирует: «Ваши выдающиеся работы и большие заслуги перед физиологией Вашей страны и всего мира являются наилучшей причиной для поздравления Вас по поводу Вашей большой научной карьеры… Прошу Вас, дорогой коллега, принять выражение моих лучших чувств».

На имя председателя организационного комитета по проведению 75-летнего юбилея Л. А. Орбели поступила телеграмма доктора Поля Шошара из Нейрофизиологической лаборатории Сорбонны, в которой говорится: «Мы не забыли его пребывания в физиологической лаборатории Сорбонны и его сотрудничества с профессором Лапиком по исследованию действия адреналина на утомленную мышцу. Примите выражение моих лучших чувств».

«Впервые я встретился с Орбели в 1909 или 1910 году, когда он работал в Кембридже с Лэнгли и Маркрофтом, и с этого времени сохранил о нем теплое воспоминание. Его друзья в нашей стране вспоминают о нем так же тепло, как я, и мы рады, пользуясь этим случаем, послать ему наши приветы и поздравления. С наилучшими пожеланиями искренне Ваш А. Б. Хилл», — эта телеграмма пришла на имя юбилейного комитета из Лондона.

Нет никакой возможности привести здесь многочисленное количество приветствий Л. А. Орбели. Одно ясно, что многолетняя выдающаяся деятельность советского ученого получила мировое признание.

Ответная речь Леона Абгаровича Орбели многократно прерывалась бурными овациями.

…9 декабря 1958 года. Смерть вырвала из рядов советских ученых академика Л. А. Орбели — Героя Социалистического Труда, действительного члена Академии наук Армянской ССР, Академии медицинских наук СССР и многих зарубежных академий, научных обществ и университетов.

В память о выдающемся своем земляке Институт физиологии Академии наук Армянской ССР ныне носит имя академика Леона Абгаровича Орбели, а его многочисленные ученики с успехом развивают физиологическую науку в нашей стране.

Из самой гущи народных масс поднялся до уровня крупного советского физиолога ученик И. П. Павлова и Л. А. Орбели член-корреспондент Академии наук СССР и действительный член АН Армянской ССР Эзрас Асратович Асратян. Его детство, как и детство сотен тысяч армян в годы первой мировой войны, прошло в голоде, нищете и лишениях. С малых лет он скитался по городам и селам Закавказья.

На всю жизнь запомнил действительный член АН Армянской ССР и член-корреспондент АН СССР X. С. Коштоянц свои встречи и беседы с И. П. Павловым. Направление работ Хачатура Седраковича, казалось, было далеким от сферы деятельности павловской школы. Молодой ученый прокладывал путь развития новой отрасли научно-сравнительной физиологии. Ее объектами были — аксолотль, улитка, речной рак, пиявка — простые организмы с низшими формами реакций. А у Павлова исследовали самое сложное, самое совершенное создание природы — головной мозг высших позвоночных животных. Но Коштоянц воспринимал и упорно внедрял в свою работу методы подхода павловской школы к исследованию живого организма, такую постановку эксперимента, при которой исследователь получал ясный ответ на предложенный природе вопрос и мог выделить главное в бесчисленных связях, объединяющих жизненные процессы в организме в единое целое.

Вторым своим учителем Коштоянц считает К. А. Тимирязева. Знакомство с его книгами произошло еще в ранней юности.

Изучать жизнь в ее истории, выяснять, как возникли и развивались ее сложные процессы, — вот задача, которую поставил перед собой Хачатур Седракович в результате знакомства с книгами Тимирязева. Не только интерес к биологии, но и увлечение историческим методом вынес он из этого чтения, что в значительной степени и определило его жизненный путь.

В Москве вырос в крупного советского ученого академик О. Л. Кнунянц. Ованес Людвигович Кнунянц получил прекрасное образование в Московском высшем техническом училище, впитав в себя и сохранив все самые лучшие традиции этого замечательного втуза нашей страны.

Любовь к эксперименту, строгое отношение к работе, безупречная честность в проведении исследования — вот основные признаки лучших представителей этой школы.

О. Л. Кнунянц блестяще окончил химический факультет МВТУ и был оставлен при кафедре органической химии, где он и работал сначала в качестве преподавателя, затем доцента и, наконец, профессора и заведующего кафедрой.

В области органической химии Ованес Людвигович работает с выдающимся успехом.

Уже его первые работы обратили на него внимание товарищей и старших преподавателей и быстро выдвинули его на одно из первых мест.

О. Л. Кнунянц начал свои работы в области химии пиридина, гетероциклического соединения, наиболее глубоко исследовавшегося в лаборатории органической химии МВТУ.

Глубокий знаток теоретической химии, О. Л. Кнунянц в то же время всегда интересовался прикладной химией. Инженер-химик по образованию, О. Л. Кнунянц отлично понимает запросы промышленности. Об этом красноречиво говорят десятки полученных им авторских свидетельств.

О. Л. Кнунянц сделал очень много. Напечатанные им многочисленные работы характеризуют его как вдумчивого исследователя, прилежного и блестящего экспериментатора, с успехом продолжающего работы своих учителей и предшественников.

Ближайшим учеником «отца русской авиации» Н. Е. Жуковского был Г. М. Мусинянц.

Сотрудничество Н. Е. Жуковского с его учеником Г. М. Мусинянцем отнюдь не единственный случай дружбы и сотрудничества представителей русского и армянского народов в области авиации.

Генерал-лейтенант авиации, дважды Герой Социалистического Труда, академик Артем Иванович Микоян, один из прославленных авиаконструкторов, рассказывает, что еще в тридцатых годах, будучи слушателем Военно-воздушной академии имени Жуковского, он принял участие в конкурсе на создание тренировочного самолета. Тогда по проекту А. И. Микояна был построен самолет «Октябренок». После окончания академии Артем Иванович работал на авиационном заводе в конструкторском бюро под непосредственным руководством выдающегося авиаконструктора Героя Социалистического Труда Н. П. Поликарпова. «Ему, — пишет Артем Иванович, — я обязан многими практическими навыками и знаниями, которые помогли мне во всей моей дальнейшей работе». В ходе многолетней самостоятельной работы А. И. Микоян прошел замечательный путь от творца самолета «Октябренок» до создателя современных советских скоростных самолетов.

В Москве учился, защитил кандидатскую и докторскую диссертации академик, действительный член Академии наук Армянской ССР Н. М. Сисакян.

Еще в 1940 году о работе Н. Сисакяна «Биохимическая характеристика засухоустойчивости растений» академик А. Н. Бах писал: «Названная работа Н. М. Сисакяна несомненно представляет собою весьма ценный вклад, вклад в науку о развитии растительного организма.

…Он проявил себя как быстро растущий, сформировавшийся исследователь, с большой инициативой и редкой работоспособностью. Результаты его работ явились существенным вкладом в выяснение чрезвычайно важной проблемы — природы засухоустойчивости растений».

Н. М. Сисакян — автор более двухсот научных трудов.

С Москвой связана жизнь и творчество члена-корреспондента Академии наук СССР В. Н. Лазарева — родственника Абамелик-Лазарева, одного из основателей Лазаревского института.

О В. Н. Лазареве академик Игорь Грабарь писал: «Наиболее ценным трудом Лазарева надо признать его капитальное двухтомное исследование «История византийской живописи». По своему охвату, по обилию впервые публикуемого материала, по его углубленной разработке, историко-художественной и стилистической систематизации данный труд принадлежит к лучшему, что было до сих пор издано в этой области…»

В. Н. Лазарев родился в 1897 году в армянской семье. Вся его жизнь прошла в Москве, тем не менее частые поездки на Кавказ, где жили все родственники его отца — архитектора-инженера, позволили ему не отрываться от армянской культуры, к которой он проявлял всегда живой интерес.

С детства он занимается музыкой. Но уже с пятнадцати лет его увлекло изобразительное искусство. «Виновником» этого был в то время помощник отца — С. Е. Чернышов, позднее почетный академик Академии архитектуры СССР. Он привлек внимание юного Лазарева к итальянскому искусству эпохи Возрождения.

За год до окончания гимназии Флерова в Москве Лазарев познакомился с профессором Н. И. Романовым, который окончательно определил его научные интересы.

В 1917 году Лазарев был демобилизован из армии и поступил в Московский университет, который окончил в 1920 году. В университете он занимался под руководством профессоров В. Н. Щепкина и Н. И. Романова древнерусским и итальянским искусством.

Лазарев неоднократно встречался с профессором Д. В. Айналовым. Глубокие знания, научный энтузиазм, острота анализа, высокие представления о науке и миссии ученого — все это произвело на Лазарева и его товарищей Н. Е. Брунова и М. В. Алпатова сильное впечатление, во многом определившее пути их дальнейшей деятельности.

С благоговением произносит имя своего профессора его ученик Лазарев. «Д. В. Айналов, — говорит он, — помог мне овладеть огромным материалом древнерусской и византийской живописи и наглядно показал, как этот материал следует изучать».

В своих работах профессор Лазарев стремился дать искусство на широком социальном фоне эпохи и показать, как в нем преломлялись общественные идеи. Он — автор исследований-монографий: «Леонардо да Винчи», «Братья Ленэн», «Шарден», «Византийская живопись», «Искусство Новгорода», «Происхождение итальянского Возрождения» и других. Перу В. Н. Лазарева принадлежит также многотомная «История русского искусства», излагающая историю древнерусской живописи до XVI века.

Наряду с теснейшей связью, установленной с представителями русской науки, с научными учреждениями Москвы и Ленинграда, ученые Армении всемерно укрепляют свое содружество с учеными других братских республик Советского Союза.

Дружба и сотрудничество деятелей литературы, искусства, науки и техники обоих народов принесли и приносят замечательные плоды.

Бросая ретроспективный взгляд на исторический путь, историю экономического, политического и духовного развития армянского народа, начиная со знаменательной даты присоединения Восточной Армении к России, мы видим этапы закономерного развития исторических связей армянского и русского народов: обеспечение физической безопасности и экономического оживления; возможность приобщения к прогрессу и демократическим идеям передового русского общества; участие в революционной борьбе русского народа за социальное и национальное раскрепощение всех народов Российской империи. Но подлинный расцвет национальных литератур, искусства, науки и техники на основе освоения достижений русской реалистической литературы, русской прогрессивной культуры, русской передовой научно-технической мысли наступил после Октября. С бескорыстной помощью великого русского народа и всей семьи братских советских народов происходит расцвет национальной социалистической культуры, развитие науки и техники, расширение экономической базы и индустриальных возможностей каждой из республик.

Процесс развития единой социалистической культуры протекает в СССР в непрерывном взаимодействии и взаимообогащении советских национальных культур. Обогащая и развивая свою культуру в процессе сотрудничества с братскими нациями, каждая социалистическая нация тем самым увеличивает свой собственный вклад в общую сокровищницу единой социалистической культуры.

Об этом говорят творческие достижения выдающихся деятелей — сынов армянского народа. На основе сказанного напрашивается аллегория, полная глубокого смысла: если раньше в могучие русские реки литературы, культуры, науки и техники вливались притоками ручьи и родники достижений отдельных народов, то сейчас течет единая могучая река советской литературы, река советской культуры, река советской науки и техники, в которой органично и неотделимо сливаются все достижения всех советских народов.

Всем известно, какое большое значение придавал Горький знанию жизни. Он призывал всех, кто хотел иметь живое, конкретное представление о глубоких процессах духовного расцвета в национальных республиках, побывать там.

Надо сожалеть, что мы редко бываем друг у друга. Так последуем же совету великого человеколюбца Горького: «Нужно лучше знать друг друга, люди, лучше!»

1958

День 30 ноября 1970 года вошел в историю Армении как один из самых памятных и радостных праздников. В этот день Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев на приеме в Ереване в честь 50-летия Советской власти в Армении и образования Коммунистической партии Армении произнес историческую речь.

Характеризуя трудовые и творческие успехи армянского народа, товарищ Брежнев сказал:

«Мне хотелось бы остановиться на некоторых характерных чертах, присущих народу Советской Армении. Прежде всего — это высокая культура, культура в быту, в общении между людьми, культура труда, высокий взлет научной мысли и яркая самобытность искусства. Мы убеждались в этом всюду — на массовых собраниях, на промышленных предприятиях, в научных учреждениях и музеях, на замечательном юбилейном концерте. Всюду видна жизнь высококультурного, образованного общества. Это великая победа нашей партии, победа социалистического строя.

Вторая характерная особенность народа Советской Армении состоит в том, что это народ патриотов, горячо любящих свою родную землю, — Советскую социалистическую Армению. Патриотизм — это прекрасное качество, которое внушает самое глубокое уважение.

Но если бы армяне и другие народы нашей страны воспринимали только одну сторону дела, если бы они говорили и думали только о своей республике, о ее городах и полях, о ее культуре, то могла бы возникнуть опасность скатывания на националистические позиции. В Армении мы видели совсем иное: высокий патриотический дух в отношении своей республики сочетается у армян, как и у всех других советских народов, с духом патриотизма в более широком смысле — с преданностью и любовью к нашей общей великой социалистической Родине — Союзу Советских Социалистических Республик.

Наконец, третья особенность состоит в том, что народ Советской Армении — коммунисты и беспартийные, рабочие, крестьяне и интеллигенция — прекрасно сочетает дух патриотизма с другим не менее ценным качеством советского человека — с интернационализмом.

Быть патриотом и в то же время стойким, убежденным интернационалистом — это значит глубоко воспринять социалистическое мировоззрение, социалистическую культуру, это значит быть верным великому ленинскому учению».[130]

Последние слова Леонида Ильича собравшиеся встретили бурей аплодисментов. Они сердечно приветствовали дорогого гостя — товарища Брежнева на обновленной и ликующей армянской земле.