Решение по артиллерии было невозможно найти быстро. Пушки стоили не просто дорого — запредельно дорого и самое главное в продаже они отсутствовали. Под заказ могли сделать месяцев через пять, но не совсем не обязательно, что изготовленные под заказ орудия дойдут до заказчика. Город могли захватить другие войска и пушки просто шли в трофеи. У нас же был цейтнот — в середине июня подходило время уплаты налогов в казну курфюрста и в городе в казне лежало много очень много звонкой монеты и охотников на эту звонкую монету было очень много. Отбиться и так было сложно, но и без пушек это становилось совсем нереально. Бургомистр впал в апатию и не реагировал на сообщения извне, он решил отдать свою судьбу во власть судьбы. Супруга бургомистра наоборот искала варианты для спасения ситуации. Поэтому мое предложение перейти на ручную артиллерию весьма благожелательно было встречено и было немедленно пущено в работу. План был простой у нас на городской стене будет триста стрелков и вот у каждого стрелкового места должно быть по десять гренад и в случае явления под городскими стенами ворога эти гренады должны были лететь на голову штурмующим. Финансы на все эти хотелки — триста мушкетов и триста комплектов защиты и гренады были истребованы с уволенных за хронические неявки на смотры бывших городских ополченцев, они же финансировали ремонт городской стены. И эти уволенные очень благодарили супругу бургомистра за то, что она согласилась недоимку по налогам взять работой и военным имуществом. По агентурным данным все заинтересованные стороны знали о беззащитности городка. Работа закипела и местные кузни начали выделку чугунных корпусов гренад и так же срочно привезли порох и свинец. На плацу же маршировали новонабранные ополченцы. Строевая подготовка не нравилась никому — ни новым ополченцам, ни старым ополченцам ныне капралам и сержантам. Но я был неумолим. Каждый день начинался и заканчивался на строевом плацу. Из рекрутов вышибали деревенщину и рассудительность. Они должны были стать автоматами и выполнять команды без раздумий. И если триста рекрутов набрали за пару дней, то с офицерами было трудно, все хорошие офицеры давно были при деле — плохих офицеров в основной массе уже перебили в сражениях. Надо было брать молодых и неопытных и учить. Параллельно я оформлял кабинет в своем служебном доме и кабинет в казарме. Как я уже писал я решил повесить на стены кабинета набор портретов — императора Священной Римской империи германского народа, курфюрста Саксонии и заодно бургомистра города. У себя в служебном доме при оформлении кабинеты предусматривалась картина супруги бургомистра на боевом коне в полном боевом облачении с пикой в руках. Размеры портретов императора и курфюрста совпадали и только портрет бургомистра был заметно меньше и был равен размерами с портретом супруги. Впервые книги не были спрятаны в сундуки, книги заняли свое законное место на книжных полках. И в кабинете я устроил освещение керосиновыми лампами. Лампы эти имелись на рынке в небольшом количестве, но имелись. Но написание портретов не окончилось просто написанием портретов. Художник затеял написание портрета Магды в натуральную величину и пока я бегал и строил ополченцев, эта парочка свалила из города. Что же совет им да любовь меня Магда уже напрягала и потому я не стал горевать и просто усилил тренировки ополченцев.
Первым к нам в город прибыл курфюрст и был встречен торжественным караулом из числа самых сообразительных и ловких вновь завербованных ополченцев. На городской площади мимо курфюрста промаршировали две сотни ополченцев с мушкетами на плечо и промаршировали довольно ловко, но не торжественное построение и марш мимо него смирило курфюрста с тем, что столь юный человек как я занял все посты в городском ополчении. Его сразила картина имени его самого у меня в кабинете. И сразила его размерами один в один с императорским портретом. Курфюрст был тщеславен и тщательно это скрывал и мои усилия с портретами не пропали даром. И потому я остался на своем месте и контракты были утверждены и стал не исполняющим обязанности, а полноправным майором и капитаном роты городского ополчения и капитаном артиллерии городского ополчения. Собранные налоги покинули городскую казну, но легче нам не стало. В направлении города начал марш отряд шведской пехоты и кавалерии. Официально было объявлено, что шведы на нашей стороне и нам лютеранам не стоит беспокоится. Но я помнил, как шведская армия не стала спасать Магдебург и позволила армии Католической Лиге взять Магдебург и разграбить его до основания. И вообще солдаты в городе — это лишнее. Шведы явились рано утром и наткнулись на закрытые ворота в город. Требование открыть городские ворота бургомистр в лице своей супруги проигнорировал, и я по тревоге вывел на стены всех способных держать оружие из числа городского ополчения. Шведы были не оригинальны в своих требованиях — эти требования всегда, по сути, одни у всех захватчиков — хлеба, молока и яйца. Мой ответ со стены был весьма коротким и был выдержкой из географической науки — на х. й это туда. Шведы стали дипломатами и сообщили о наших трудностях с пушками им известно. Направление движения им осталось одно, но следовать по этому направлению было предложено более энергично. Шведы собрались и ушли. Нет не потому, что вняли моим словам к городку, двинулась одна из дивизий Тилли. Это было плохо слишком плохо, по сути, у нас так и не появилось достаточно сил для обороны. Но и этой дивизии Католической Лиги тоже было не совсем просто. У них не было достаточно провианта и осадного парка. Неприятель решил атаковать сходу без подготовки и длительных переговоров. Три колонны двинулось к городским стенам именно к тем местам, которые были до недавнего времени в ужасном состоянии и нарвались на новенькие стены и гренады. Не надо много ума и длительных тренировок для успешного применения карманной артиллерии и когда на головы атакующих полетели десятки гренад то солдаты сначала остановились и затем очень быстро отошли. К стенам города Альтенхауза войска Католической Лиги пришли за продовольствием и бесплатными сексуальными услугами и обломались. Город не собирался сдаваться и встречал врага достойно и с огоньком. Потеряв несколько сотен солдат, генерал от католиков решил отойти и не проверять свою судьбу. Это была победа. Да у нас на стенах осталось с десяток гренад на всех защитников городской стены и свинца на пару залпов, но противник этих подробностей не знал и ушел в туман. Все заслуги достались мне так как других офицеров не имелось в наличии. Конечно, никто не хотел заключать контракт с мальчишкой, но этот мальчишка отбил два штурма и не пустил в город шведов и затем и войска Католической Лиги. Теперь я был в своем праве брать на контракт или не брать на контракт претендентов. В городское ополчение требовалось — два первых лейтенанта, два вторых лейтенанта и три прапорщика, и три помощника прапорщика. Некоторые читатели спросят зачем городскому ополчению три прапорщика и зачем ещё этому ополчению три помощника прапорщика. Это совсем просто — прапорщик — это самый младший офицер, в обязанности которого входит держать флаг и при необходимости передавать этим флагом сигналы своей роте. А помощники прапорщиков — это такие кандидаты в прапорщики и в их обязанности входит охрана прапорщика со знаменем в бою и охрана знамени на стоянке. Вот примерно так. Помощников прапорщиков и самих прапорщиков я нашел среди сержантов и капралов. Вот с офицерами было трудно, я не был благородного происхождения и не имел рыцарского звания. Да я мог быть и майором, и капитаном, но для благородного сословия подчиняться городскому жителю было совсем невозможно. Но на дворе был просвещенный семнадцатый век и теперь можно было многие вопросы решить за деньги, а те вопросы, которые нельзя было решить за деньги, можно было решить за очень большие деньги. И через маршала двора курфюрста были проплачены деньги и маршал двора императора смог провести решение и пробить указ Императора Священной Римской Империи германского народа и посвящении меня в фрайхеры — это если перевести на русский язык так грубо перевести — свободный рыцарь или вольный рыцарь. В общем благородный голодранец — земли там не предусматривалось. Но теперь я был благородный как пожарная машина. Мог носить красную одежду и нанимать и фонов, и прочих баронов. Причем сложилась пикантная ситуация — я не пустил императорскую армию в город, что не вписывалось в концепцию покорности Императору, но в представлении об этих тонкостях не было сказано ни слова. В представлении описывали героизм при подходе шведских войск и особо Императору понравилось, как я трактовал географические термины- куда идти шведам и как быстро. Но всё равно при этом с землей произошел облом. Но это тоже не было проблемой, по крайней мере решение лежало на поверхности — можно было приобрести самую захудалую деревню в три двора и вот у меня появлялся титул барона и приставка «фон» к фамилии. Правда на сегодняшний день у меня не было денег для покупки и самой захудалой деревни. Но кто знает, что будет дальше. Городу как воздух нужна была артиллерия, но купить пушек было негде. Оставался один выход — отобрать пушки либо у шведов, либо у датчан, либо в округе шлялись наемники Валленштейна. Шведы несмотря на отступление от стен города были все-таки серьезной организацией и при этом делали упор на полковую артиллерию. На стене нужно было, что ни будь серьезнее. И такой шанс нам предоставился. Крестьяне из городской деревни, были и такие деревни — городские владелец деревни был город. При этом город подчинялся курфюрсту, но деревня ему напрямую не подчинялась. Деревней владел город. Так вот крестьянин из этой деревни прибежал ночью и стал ломиться в городские ворота и так удачно совпало — я проверял посты и тут это сообщение. Деревню захватили ландскнехты — грабят, насилуют и убивают и в обозе у них два десятка пушек. Рота была поднята по тревоге. Никого, не ставя в известность я повел роту быстрым маршем к городской деревне. Да действительно отдельные дома уже горели и крик, и шум выстрелов стоял над деревней. Роту разомкнули в цепь, для этого времени прием революционный и пошли в деревню убивать налетчиков и насильников. Я бы триста раз подумал, стоит ли встречать роту ландскнехтов в открытом бою, но здесь в этой деревне не было роты здесь были просто отдельные налетчики и насильники и стрелковая цепь вошла в деревню и началась экзекуция. Мы карали насильников и шли дальше. К утру зачистка закончилась и на деревенскую площадь стали стаскивать трупы налетчиков и считать трофеи. В трофеи к нам попало два десятка пушек, новеньких только из литейки и с ними был запас пороха и ядер и был гужевой транспорт и все необходимые лошади для упряжки. Просто трофеи тоже были завидные, у меня наконец появились серебряные сервизы и домашняя утварь. Всё это добро было взято в Магдебурге и везлось на продажу в центр Богемии, но теперь пушки встанут на стенах города и у меня можно проводить приемы. Рядовые ополченцы тоже не остались в накладе. Налетчиков же погибло более четырехсот ландскнехтов. Тела мы не стали обирать и отдали это дело на откуп сельским жителям. На наше возвращение из спасательной операции вышел посмотреть весь город и пока через ворота к городской ратуше тянулись подводы с пушками и припасами город просто ликовал, теперь город просто так не взять. У города опять были пушки. Вот только когда стали считать призовые деньги за пушки вышел скандал. Бургомистр решил нас кинуть и стал искать недостатки в пушках и сбивать цену, но явился наш ангел супруга бургомистра, и цена пушек выросла в разы и выплаты были в тот же день. Иногда и женщины понимают в военном деле лучше некоторых мужчин.
Но военные вопросы и проблемы — это не самая главная обязанность городского ополчения. Первой заботой городского ополчения является поддержание порядка в самом городе. Что и говорить война привела к разгулу лихих людей и разбойники всех мастей резвились в округе и временами навещали город и тогда начиналась вакханалия. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Город не имел сплошной городской стены не были заделаны некоторые проломы и через эти проломы в городской стене разбойники и воры беспрепятственно проникали в город и творили свои черные дела. Нормальным путем привести всех в чувство было невозможно. Городскую стену смогли отремонтировать только недавно и сейчас опять сделали пролом. Это произошло просто и нагло. Под утро заложили порох и рванули стену. Вот так без затей взорвали стену, чтобы ничто не мешало ночью мигрировать бандитам в город и обратно. Эта бандитская выходка знатно меня взбесила. И я решил клин вышибать клином. Выкликнули добровольцев и поделив охотников на группы по три человека отправили на ночные улицы города. Алгоритм действий был следующий — по ночной улице бредут трое пьяных загулявших торговцев и привлекают к себе внимание. Налетчики подходят к легкой добыче и вауля это уже не подгулявшие купцы, это ополченцы с пистолетами и ополченцы не спрашивают кто такие они просто расстреливают этих налетчиков и все конец вопросам. Таких групп на улицы города я выпустил десяток и три ночи подряд на улицах города гремела пальба и крики. Затем преступный мир понял, что хорошие времена кончились и решил поступить так как он всегда поступал. Притворно пойти на переговоры и убить тех, кто по мнению преступного мира виновен в этих смертях воров.
К нам в казарму явились переговорщики и предложили встретиться на нейтральной территории и договориться о сдаче воров. Именно от руки преступников я умер тогда в Москве и не попал на свидание к своей любимой. Это навсегда меня отучило от мысли, что преступники могут стать хорошими людьми. Иногда, когда я вспоминал свою прошлую жизнь — перед глазами вставало услужливое лицо этого гада и как он с улыбкой ударил меня ножом. Удар эти собаки наносят в тот момент, когда дружески улыбаются. Думать, что здесь иные преступники более благородные это смешно. Крысы остаются крысами всегда.
Потому и место встречи несмотря на гарантии безопасности было окружено двойным кольцом ополченцев и на встречу я пришел в панцире под рубахой. И не зря. Мне навстречу вышло трое. Это были местные старшие воров, и они мио улыбались. Приступили к разговору, тут к одному из этих старших подошел один из подручных и что-то сказал. Далее последовали события, которые я и ожидал и итог последовал совсем не тот который ожидали эти крысы. Подручный доложил, что я действительно пришел на встречу один. И крысы достали ножи. Дальше пошла фраза — что фраер думал, что мы тебя отпустим живым. И удары ножами в живот. Только всё пошло не так как они хотели. Живот у меня был защищен стальным панцирем и у меня оказался пистолет и место встречи было окружено, и никто не ушел с этих переговоров. Нельзя сказать, что в городе больше не осталось криминала, крыс нельзя вывести полностью. Всегда остается хвост популяции. Можно только свети к минимуму популяцию этих тварей. После этого уничтожения основной популяции остальные уцелевшие крысы не лезли на глаза и приняли наши правила игры. Мы ловим они убегают и если наноситься вред ополченцу, то страдают все крысы сразу. Так же и с убийствами — убийцы не попадают в руки судей, они погибают при задержании. Это не принесло мне популярности в некоторых кругах, но меня это не печалило. Жизнь немного пришла в норму и, хотя тридцатилетняя война шла дальше и дальше и впереди был ещё французский потоп, но я смотрел в даль с оптимизмом. Сдержанным, но оптимизмом.
Появились первые претенденты на офицерские патенты в нашем городском ополчении, и никто из этих претендентов не вспоминал о моем происхождении. Для офицеров я придумал экзамены. Самые простые, но экзамены. Они должны были продемонстрировать знание строевых приемов и знание приемов обращения с огнестрельным оружием и продемонстрировать свои знания в арифметики и чистописании. Почему такие сложности, чтобы отказывать в контракте тем, кто мне не понравился. Чем не понятнее, тем меньше обид при отказе в заключении контракта.