Арбалетчики князя Всеслава

11. Арбалетчики князя Всеслава

Обсудить детали нам так и не удалось – подошли поболтать дети "почтенной" Криулы – ага, спасибо хоть, пешком подошли, как и обещали. Велтур делился ценными соображениями о времени и обстоятельствах исхода тех или иных латинян из-под власти проклятого Рима – похоже, Рим в клане Тарквиниев очень крепко недолюбливали – и явно вознамерился вычислить моего несуществующего предка-эмигранта, почему-то решив, что он должен был быть человеком знатным и известным.

– Разве мало простых людей сопровождают знатных в их скитаниях? – пробовал я его урезонить.

– Но ведь твой предок, когда прибыл в твою страну, зачем-то же скрывал своё происхождение! Что скрывать простому человеку, который никому не интересен? – в общем, парень зациклился на этой идее-фикс, и мне стоило немалого труда сохранять серьёзную мину и изображать не просто интерес, а живейший интерес, обязательный для настоящего потомка давнего эмигранта.

Ведь в этом патриархальном родовом социуме знатностью рода пренебрегать как-то не принято, и меня бы просто-напросто никто не понял. А у Велтура получалась ркконструкция чуть ли не в духе путешествия якобы предка основателей Рима знатного троянца Энея, только в обратном направлении, да ещё и продолженного гораздо дальше – через Понт Эвксинский и Скифию куда-то аж в самую Гиперборею.

И всё это на полном серьёзе, вплоть до конкретных версий, так что даже и не могу сказать, чтоб совсем уж неинтересно было. Волн-то "белой эмиграции" из Лациума, оказывается, немало было. Первая – это вообще с момента разрушения Альба-Лонги и перехода главенства в Латинском союзе к Риму. Но то ещё царский Рим, и времена это настолько седые, что нам категорически не подходят. Вторая волна эмиграции пришлась на конец Первой Латинской войны. Цари многих латинских городов поддержали тогда изгнанного из Рима его последнего царя Тарквиния Гордого, но война прошла для них неудачно, и по условиям заключённого мира главенство Рима в союзе сохранилось. Но и эта волна нам тоже не подходит – триста лет, все двенадчать поколений, а никак не шесть, заявленные мной. Велтур не без сожаления отметил, что как раз в этой волне было немало царей и их родни, тоже царских кровей – римляне добивались изгнания неугодных им правителей из союзных им городов. Третья волна эмиграции пришлась на конец Второй Латинской войны, когда Рим окончательно покорил Лациум и поизгонял латинских царей отовсюду, где они всё ещё оставались. И вот эта третья волна – по времени как раз "моя", вот только все цари и вся их царственная родня уже известны, и места их убежищ тоже известны, и никто из них никуда не затерялся и ни через какой Понт Эвксинский на север лыж не вострил. В общем, не получалось у меня царского происхождения, хоть ты тресни.

Впрочем, эти вычисления парня не распространялись на прочих аристократов, пусть и не царских кровей, которых в те времена тоже удалилось из латинских городов в изгнание великое множество. Большинство, конечно, разделило судьбу своих царей и их родни, но всех их поголовно разве упомнишь? Были среди них, наверное, и такие, на кого и у Рима, и у его друзей-союзников имелся особенно большой и острый зуб, и некоторым из них, возможно, небезопасно было оставаться в хорошо известном греко-римскому миру Средиземноморье. И почему-то Велтур был непреклонно уверен, что как раз именно мой персональный предок и был как раз одним из таких аристократов-беглецов, а не просто его товарищем по изгнанию. А может быть даже – как знать – и всё-таки какая-нибудь царская седьмая вода на киселе из их незаконных потомков, которых тоже вполне могло быть столько, что всех упомнить просто невозможно. Это, конечно, уже не так почётно и престижно, как законная ветвь рода, но тоже не совсем уж пустяк – особенно в Испании. И с такой настойчивостью пацан советовал мне поднапрячь память и вспомнить всё, что мне рассказывали или хотя бы намекали о нашем происхождении отец и дед, что у меня даже подозрение невольно закралось, уж не предлагает ли он мне в эдакой для приличия слегка завуалированной форме самому придумать себе знатную родословную, которую здесь хрен кто проверит…

Его сестра тем временем подсела к Васкесу и о чём-то с ним тихонько болтала – я с моим всё ещё далеко не блестящим знанием турдетанского языка мог разобрать только отдельные обрывки фраз, но сидела так, что обводы её весьма соблазнительной фигурки бросались в глаза прежде всего мне, да и глазками чертовка периодически постреливала соответствующим образом. Обоих нас подразнить решила, оторва эдакая, что ли?

– Девчонка явно положила на тебя глаз, – сообщил мне мент, когда отряд снова вытянулся в походную колонну, – Капала мне на уши всевозможной женской чепухой вроде красивых безделушек и тряпок, купленных на рынке по дешёвке – женщины есть женщины, сам знаешь – но при этом как бы невзначай то и дело пыталась выведать у меня всю твою подноготную.

– Тоже о моём происхождении?

– Нет, о тебе самом.

– Так, и чего ты ей про меня наплёл?

– Представил тебя в самом выгодном свете! – и ухмыляется, скотина!

– Если мне, чтобы соответствовать этой твоей характеристике, придётся теперь душить львов и ловить вепрей голыми руками – сперва я скормлю им тебя! – пообещал я ему, – Авось отравятся – мне тогда легче душить их будет!

– Нет, повторения подвигов Геракла я тебе не инкриминировал, – успокоил он меня после того, как посмеялся, – Рыцарских подвигов в духе Роланда, Ланселота или Эль-Сида тоже. Я придумал кое-что получше!

– Что именно?

– Ну, мы же арбалетчики, стало быть – стрелки. Но не простые, а гвардейские, элитная сотня великого князя. Помнишь "Три мушкетёра" Дюма? Вот что-то вроде той роты королевских мушкетёров. Арбалет мы берём в руки только тогда, когда заступаем в караул по княжескому дворцу, так что быть великими стрелками-снайперами нам вовсе не обязательно. А в свободное от службы время мы эдакие гвардейские пижоны, ведущие светскую жизнь – всё, как в лучших домах Парижа!

– Ага, которого ещё нет и в помине!

– Да какая разница! У нас же не Париж, у нас Москва! Да знаю я, что её тоже ещё нет! Ну так и что? Кто поедет проверять? У нас же там круглый год снега по колено! Точнее – летом, а зимой – по пояс!

– Ага, и медведи бродят по улицам!

– Обязательно, Максим, это же классика! Причём, такие, что и Гераклу голыми руками ничего не светит. Поэтому мы, люди благородные, но всё-же простые смертные, даже с копьями на них не охотимся, а расстреливаем из тех же арбалетов. И вепри у нас там тоже такие же, так что успокойся, проверка на вшивость тебе не грозит!

– Ну, насчёт снега летом по колено… Завираться-то зачем?

– Но я же должен был пустить сеньорите пыль в глаза! Как же сделать это, не преувеличивая? Да не беспокойся, она же это прекрасно понимает и сделает поправку – что на самом деле не по колено, а максимум по щиколотку!

– Да я не про то. Как мы, по-твоему, хлеб в снегу выращиваем?

– Зачем же в снегу? В теплицах, разумеется! Должны же мы как-то ухитряться вести приличную жизнь в столь невыносимых условиях! А подробности – ну, не мы же этим занимаемся, а крестьяне. Да и кому интересны все эти северные хитрости от нищеты здесь, в тёплом Средиземноморье? Уровень жизни благородного сословия там я изобразил по средиземноморским меркам более-менее сносный, но не шикарный, так что успокойся, никого он здесь не заинтересует.

– Ладно, допустим. Ну и в чём тогда наша крутость, если львов мы не душим, птице в глаз на лету не попадаем и по десять голов одним взмахом меча не сносим?

– Как это в чём? Мы же вроде королевских мушкетёров – пьём вино, играем в карты, ухаживаем за прекрасними дамами, дерёмся на дуэлях, враждуем с точно такими же гвардейцами кардинала… тьфу, верховного жреца – всё, как в лучних домах Парижа! А ты у нас вроде Д'Артаньяна!

– Дуэли, говоришь…

– Ну да, на шпагах. Ты же неплохо фехтуешь. Твой укол не так точен, как мой, но фехтовальными приёмами ты владеешь лучше меня, а шпагами здесь не пользуются, и проверить нас некому и нечем. Длинные мечи кельтов – это же совсем не то.

– Ладно, допустим. Чего ты ещё наплёл? Тайные операции типа вояжа за бриллиантовыми подвесками королевы… тьфу, великой княгини?

– Разумеется! Зачем же придумывать то, что за нас давно придумал Дюма? А раз это связано со священными тайнами венценосных особ – нас поймут правильно, когда мы не захотим рассказывать подробности или исказим правду. Ну а поединки на шпагах, перестрелки и погони – это же классика жанра!

– Перестрелки из арбалетов? – вмешался Володя.

– Не только. У нас были и пистолеты, которые мы утратили при своих романтических и захватывающих приключениях.

– А это нахрена?

– Я подстраховался на случай, если вдруг обнаружат мой. Вы думаете, его легко прятать? То, что мы скрываем его наличие, в этом случае тоже поймут правильно. Оружие редкое, страшно дорогое и настолько секретное, что как оно работает, мы и сами толком не знаем. Мы ведь благородные кабальерос, а не канальи-мастеровые! Наше дело – уметь пользоваться им.

– А погони на чём? Твоя смерть будет ужасной, Васькин! – уведомил я этого окончательно завравшегося плагиатора.

– За что?

– Вот как раз за это. Я сильно похож на лихого наездника-ковбоя?

– Я тоже не умею ездить верхом! – сообщил Володя.

– И я не умею! – признался Серёга, – Ты, Хренио, вконец охренел!

– Сеньоры, позвольте открыть вам страшную тайну! Я тоже совершенно не умею ездить на лошади! – и ржёт, зараза!

– Тогда какого ж хрена! – вырвалось у нас троих.

– А мы и не разъезжаем на лошадях. Какие к чёрту лошади, когда у нас снега по пояс? Мы разъезжаем по нашим необъятным, но слишком заснеженным просторам на оленьих нартах, которыми правит слуга-возничий, а благородный сеньор важно восседает в ожидании, пока его не доставят к месту его очередного подвига.

Смеялись мы долго…

– Ну и скольких противников я по твоей версии проткнул шпагой?

– О, совсем немного – всего пятнадцать.

– Нет, ты в натуре охренел!

– Ну, сеньорита ведь и не ждала от меня правды! Она сделает в уме поправку на обычное в таких делах хвастливое преувеличение и вычислит, что уж троих-то ты точно уложил, а ещё минимум двоих поцарапал! Раз уж ты у нас, благородный сеньор Максим, столь записной бретёр, что сам кардинал… тьфу, верховный жрец переманить тебя к себе на службу пытался, то должен же твой послужной список этому соответствовать! Что тут неправдоподобного? Ты при штурме этой огороженной забором дыры перестрелял не меньше, и это уже вовсе не выдумки!

– В общем, я у тебя, оказывается, дуэлянт-рецидивист? Ну, спасибо, удружил! А ты точно уверен, что девчонка сделает именно такую поправку, как ты рассчитываешь?

– Абсолютно. Я ведь ей в этом помогу. Когда мы придём в деревню в поисках… гм… дам полусвета – буду всем рассказывать, что ты "совершенно точно" пристрелил два десятка и ещё пятерых проткнул мечом. Это же деревня, Максим! Сеньорите в тот же день передадут мои выдумки в точности, а правда ей в данном случае известна, и к моим сегодняшним басням она применит тот же коэффициент.

– Ну, Хренио, ну и отчебучил же ты! Мне казалось, без поллитры такое хрен придумаешь! – прикололся Володя, – Итак, господа великокняжеские арбалетчики…

– Держать строй, господа! Мушкеты… тьфу, арбалеты наизготовку! – дурашливо скомандовал Серёга.

– Рот закрой, салабон, не то полы с мылом драить заставлю!

– Ну, вот, развели тут уже дедовщину! Стыдно, господа!

– А кстати, господа арбалетчики, как князя-то нашего кличут? А то спросит кто, а мы и не в курсах! Моветон-с!

– А, пущай будет Всеслав, – предложил я.

– А почему именно Всеслав?

– Ну, не Дуремонтус же Третий! Так правителей только в сказках детских именуют, а наша легенда должна быть реалистичной. Он же у нас великий и круче вкрутую сваренных яиц – его все славить должны! Разве нет?

– Ага, логично. А под каким номером?

– Да очередной. Как Людовики эти бесконечные у лягушатников! Наши – что, хуже? Как народится очередной наследничек – надо же, чтоб все славили, когда он на трон свою великокняжескую жопу взгромоздит!

– Не, господа, так не годится! Инвентарный номер своего обожаемого монарха обязан знать каждый честный патриот! Или мы, арбалетчики самого великого князя, не патриоты? Придётся всё-таки нашего Всеслава Очередного пронумеровать!

– Загребали, патриоты хреновы! Щас я вам его живо пронумерую и к делу подошью! – пригрозил я, – Тринадцатым будет!

– За что ж ты его так?

– Было бы за что – вообще убил бы на хрен! Это по большому счёту. А по мелочи – монарх в России вообще за всё в ответе. Вот попали мы с вами с нормального испанского курорта в эту античную дыру – мы, что ли, в этом виноваты? Хрен там, во всём виновато долбаное правительство! А оно у нас – княжеское, самодержавное. Так что это не мы, это всё он! Закинул нас хрен знает куда – прогребал нас, стало быть, раззява! Ну и под каким, спрашивается, номером ему быть после этого?

Так мы и коротали марш, учреждая социальное и государственное устройство несуществующей родины. А что прикажете делать, если больше отцами-основателями быть банально некому? Нас ли учить кухонной политике? Наши сослуживцы, хоть и не понимали по-русски – кроме матерщины, конечно, которую все уже успели более-менее изучить – тоже заразились нашим весельем. Они-то, само собой, болтали по-турдетански, и было забавно улавливать у некоторых в потоке местной речи отдельные сугубо русские словечки, обычно употребляемые у нас для связки приличных слов. Так что ржали мы и с собственных приколов, и с туземных…

– У вас тут всё время весело! – заметила Велия, снова ускользнувшая от строгой мамаши к нам – ага, спасаться от слепней. Деваха и не подозревала, что сама же и явилась причиной очередного взрыва хохота. Ну, опосредованной, скажем так. В присутствии дочери самой "почтенной" Криулы иберийская солдатня как-то постеснялась выражаться на родном языке, и частота русского мата в их речи резко возросла. Но если, обращаясь к нам, они старались говорить медленнее, чтоб мы успевали их понимать, то меж собой они тараторили со скоростью пулемёта, и мы разбирали хорошо, если половину. И когда в бурном потоке трудноразличимой для нас тарабарщины вдруг прозвучало "А хрьен тибье ни мьяса?!", да ещё и с неподражаемым турдетанским акцентом, мы – все, даже Васкес – пополам сложились от смеха.

– Милять! – взвыл и яростно хлопнул себя по шее идущмй впереди балеарец, когда его укусил особенно зловредный мух – мы снова заржали.

– Максим, а что такое "милять"? – с наивной детской непосредственностью поинтересовалась девчонка – тут уж заржали аборигены, которые от нас уже знали, что это такое. Наши же, прихренев, разинули рты, предоставляя выпутываться мне самому. Ох, млять, в натуре!

– Велия, это очень грубое выражение. Не надо повторять его за нами, грубыми солдатами, без крайней необходимости…

– В твоей стране за него вызывают на поединок?

– Ну, не всегда, но вообще-то бывает.

– Ты из-за этого сражался на мечах с самым великим воином верховного жреца?

– Васькин! Что за хрень ты ей наплёл?! – это я, естественно, спросил по-русски.

– Что наша великокняжеская сотня враждует с сотней верховного жреца, и ты в героическом поединке проткнул их лучшего фехтовальщика…

– Урою, сволочь! – и, обернувшись к девахе, уже по-турдетански, – Не совсем из-за этого, но ссора всё равно была глупой. Бывает так, что повздоришь из-за пустяка, а отступить нельзя…

– Разве из-за пустяка? – и улыбается, плутовка.

– Васькин! Что за хрень?!

– Причина твоей дуэли была романтической и амурной, – объяснил этот скот, – Но ты не беспокойся – её уже нет в живых, и сейчас ты абсолютно свободен для новых амурных похождений.

– Ну, хоть за это спасибо! Небось, ты и тут бабский междусобойчик в точности с Дюма срисовал? Чем ты, кстати, мою тамошнюю зазнобу траванул? Доставленными с юга мухоморами или трупным ядом от протухшего мяса или загнивших дохлых лососей?

– Точно! Раз у нас круглый год снег, то и с нормальными благородными ядами в стране тоже напряжёнка! – напомнил Серёга, когда отсмеялся.

– Вы думаете, я этого не учёл, сеньоры? Я решил немного подкорректировать Дюма в сторону исторического реализма. Прекрасные дамы того времени, если хотите знать, на самом деле далеко не всякий раз падали в обморок, а иногда и сами дрались на дуэлях – да-да, сеньоры, звенели шпагами иной раз не хуже собственных кавалеров! Вот я и подумал, что первой красавице, достойной любви столь прославленного бретёра, было бы просто неприлично умереть от какого-то банального яда. Только не это, сеньоры! От благородного клинка столь же выдающейся соперницы, и никак иначе!

– Причём, по случаю выдавшегося в тот год аномально тёплого лета – даже снег почти весь стаял – дамы сражались обнажёнными до пояса! – добавил Серёга, тоже кое-что о подобных женских дуэлях читавший.

– В общем, мало тебе того, что и сам я у тебя шмякнутый в роддоме башкой об стенку отморозок, так ты мне ещё и баб таких же сосватал? Типа, подобное тянется к подобному? Как тебе вообще такая хрень в башку пришла?

– Ну, сеньорита ведь сделает поправку в "стандартные" три раза.

– И поймёт, что на самом деле эта дуэль благородных максовских баб была на дубовых кухонных скалках! – схохмил Володя, отчего мы все прыснули в кулаки.

– Хренио, чтоб тебя слепень в язык укусил! – при этом моём пожелании Володя с Серёгой захмыкали, давя в себе приступ смеха. Наверное, справились бы, но…

– А что такое "хриень"? – спросила Велия, и тут уж эти два балбеса загоготали во весь голос. Да и не только они…

– Это тоже не самое лучшее из выражений, – сокрушённо признался я.

Выручая меня, Володя загорланил в такт ходьбы:

И мы подхватили уже втроём:

– Его высокопреосвященство

– Вы поёте весело, но как-то странно, – заметила девчонка, – Зачем-то делаете при этом злодейские рожи! Почему так? Что это за песня?

– Это песня наших врагов, – пояснил я ей.

– И вы так весело поёте вражеские песни?

– Ну, это когда князь нас не слышит, и рядом нет тех, кто донесёт ему. А они поют наши, когда рядом с ними нет верховного жреца или его доносчиков.

– Странный обычай!

– Да это не обычай, это просто для веселья. Да и враги-то… Одна страна, один язык, одни и те же боги, да и служба в общем-то одинаковая. Да, соперничаем, ссоримся, дерёмся, иногда и убиваем друг друга, если ссора особенно сильна – но это там, у нас. А попали бы сюда вместе – вместе бы и держались и помогали бы друг другу.

– На войне так и надо! – одобрил невесть как успевший присоединиться к нам Велтур, – Особенно, когда есть настоящий враг – псоглавцы!

– Кто, кто? – не понял я.

– Люди с пёсьими головами! Ну, с собачьими, – учитывая моё неважнецкое знание языка, парень разжевал мне попроще, – Вы ведь там наверняка с ними воюете?

– Ну… гм… Ну, если появятся – наверное, будем воевать. Но откуда им у нас взяться?

– Как откуда? Учёные греки пишут, что они живут как раз где-то в ваших странах!

– Ну, если греки пишут…

Авторитеты – страшная сила. Для мусульман, например, непреложная аксиома, что арабский скакун – лучше всех прочих, как и вообще всё арабское, и усомниться в этом при правоверном мусульманине – значит тяжко оскорбить его. А тут, в античном мире, такими авторитетами успели заделаться греки. Ну и что прикажете делать? Хренио вон подмигивает, предлагая сходу сочинить душещипательную байку об эпических старинных битвах наших славных благородных предков с этими самыми "пёсьеголовыми" – ага, не иначе, как в духе гомеровской "Илиады"! Нет уж, хрен ему!

– Наверное, где-то есть. Но думаю, что где-то очень далеко от нас – иначе мы бы о них знали.

– Велтур слишком много начитался этих греков! – тут же наябедничала его сестра, хихикая в кулачок.

– Ну, может и ошиблись немного, – неохотно признал парень.

– Вообще-то припоминаю что-то – вроде, рассказывал один заезжий купец с юга про каких-то людей с собачьими головами. Но он говорил, что они совсем дикие и живут где-то ближе к вам, в жарких южных странах, – в конце концов, павианы ведь и в самом деле существуют, и я прикинул, что многократно искажённый слух про них вполне мог докатиться и до "наших" глухих лесов, – Да, точно – люди с собачьими головами!

Велтур расхохотался:

– Какие же это люди?! Да, есть в жаркой стране за морем обезьяны – это такие звери, на людей похожи, но волосатые, на четвереньках и с хвостами. И среди них – да, есть и с собачьими головами, очень свирепые. Но это звери, а не люди!

Поскольку по нашей легенде мы сейчас слыхали об обезьянах впервые, я изобразил живейший интерес:

– А чем же они тогда похожи на людей?

– А у них руки как у людей, только волосатые.

– Как у меня? – я рассмотрел волоски на собственной руке.

Велия звонко расхохоталась, а её брат поправил моё "заблуждение":

– Да нет, Максим, у них совсем волосатые – ну, как у нас на голове! И ноги у них тоже, как руки.

– Тоже волосатые?

– Ну да. И ещё они могут ими хватать палки и камни, как и руками.

– Вот как? Так это они, наверное, и по деревьям хорошо лазают?

– Да, очень хорошо лазают.

Забавно было "просвещаться" о далёкой южной фауне, которую я по научно-популярным книгам и фильмам нашего мира знал уж всяко получше, чем этот увлечённо просвещающий меня пацан…

– Максим, а этот ваш "киняз", которому ты служил – великий человек? – поинтересовался Велтур, когда закончил мой зоологический ликбез.

– Ну… гм… Он князь, ему полагается быть великим.

– А чем именно он велик?

– Ну, перед ним все ходят на полусогнутых. Кто выпрямится, когда он не в настроении – плохи его дела, опалы уж точно не миновать. А уж перечить в чём-то ему и думать не моги – это сразу голова с плеч. Крут наш князь Всеслав.

– А для вашей страны он что хорошего сделал?

– Ну, страна цела – и на том спасибо.

– А он со скифами воевал?

– Было дело. Хотели завоевать выход к Скифскому морю. Ну, если честно, то не особо-то и хотели – там и теплее, конечно, и земли плодороднее, но разве нашему лесному воинству со знаменитой скифской конницей в чистом поле тягаться? Но князь наш славы захотел, да скифского золота, и так захотел, что не кушалось ему без этого и не спалось, а ему ж разве скажешь хоть слово поперёк? Вот и пришлось из-за этого всем той войны со скифами захотеть. Войско в самом деле собрали до той поры в наших землях невиданное, да и арбалеты, опять же – луки-то у нас слабенькие, да и лучники из нас так себе, скифам не чета, а арбалеты хоть посильнее и поточнее, и на них наши крепко надеялись. Ну, дань от скифского царя наш князь потребовал, как водится, войну ему объявил, когда царь ту дань платить ему отказался, да и двинулся в степь со своим войском. А скифы вздумали сопротивляться.

– Он победил их?

– Ну, верные подданные говорят, что победил, и с великой славой. Изменники – что проиграл. А сам князь говорит, что обязательно взял бы и главный город скифов, да только у них слишком много стрел оказалось.

– Это как?

– Ну, князь послал своих героев в атаку, а скифы их перестреляли. Он новых послал – они и этих перестреляли. Он тогда дружинные сотни в бой послал.

– С этими вашими механизмами?

– Да, и с ними тоже. Да только скифы ведь – стрелки уж больно хорошие, и толку от наших арбалетов было не так уж и много. А потом у нашего князя герои и в дружине кончились, а у скифов стрелы ещё остались, – по сути дела я выкладывал парню подредактированную в соответствии с нашей собственной легендой версию непростых и неоднозначных взаимоотношений кочевых "царских" скифов с оседлыми лесовиками, в числе которых предположительно могли быть и праславяне…

– А ты на этой войне был?

– Нет, нас уже после неё служить набрали. Князь как раз изменников нашёл и в войске, и в дружине, из-за которых полной победы добиться не удалось. А как нашёл, так и головы им посрубал, и вместо них ему много новых людей на службе понадобилось.

– А чем война кончилась?

– Платим скифам дань.

– А почему тогда верные подданные вашего князя считают, что победили?

– Ну, скифы же нас не завоевали. Дань им платим, но в остальном – как жили раньше, так и живём, и это тоже победа. А так, вообще-то – чтоб изменниками у нашего князя не оказаться. Голова ведь на плечах у всех одна, и если князь голову изменнику срубит – новая у него уже не вырастет.

– А ещё с кем воевали?

– На западе ещё хотели к морю пробиться, где "солнечный" камень добывают. А лабусы – мы так тамошних местных называем – тоже вздумали сопротивляться.

– И чем кончилось?

– Да у князя опять герои кончились.

– "Лабиусам" этим тоже дань платите?

– Ну, вот ещё! Скажешь тоже – этим ещё платить! Скифы – те да, не по зубам нам оказались, а эти – такие же точно лесовики, как и наши люди, да ещё и без наших арбалетов. Когда они на нас в ответ попёрли, у них тоже свои герои быстро кончились, так что теперь мы просто торгуем с ними.

– И это тоже считается победой?

– А как же? Только изменники смеют сомневаться!

– А много изменников?

– Сначала было много, а потом те, кому за это головы пообрубать не успели, научились притворяться верными подданными.

– И много таких, притворяющихся?

– Верные подданные говорят, что только отдельные отщепенцы. Сами же скрытые изменники считают, что таковы почти все.

– Ну а ты, Максим, из каких?

– А как ты сам думаешь?

– Наверное, вашему "кинязу" надо быть очень великим человеком, чтобы после стольких оплошностей сохранить власть, – глубокомысленно изрёк пацан – после того, как отсмеялся.

– Кажется, я поняла, почему вы так любите петь вражеские песни, – добавила его сестра.

– Да, вот как раз поэтому…

Так, горланя "вражьи" песни и развлекая подрастающее поколение местной аристократии, мы и коротали путь по длинным и извилистым горным тропам. Но не приходилось скучать и нам самим – уже на следующий день я клятвенно пообещал Васкесу собственноручно укоротить ему его слишком длинный язык, если он ещё чего-нибудь не то разболтает. Дети рассказали услышанное от нас матери, а та – нашему командиру. Тордул же, вояка опытный, засыпал нас такими вопросами, что мы лишь с огромным трудом кое-как сумели удовлетворить его любопытство – к счастью, сугубо профессиональное – не запутавшись и не спалившись. После этого наш мент, который и сам при этом изрядно перебздел, зарёкся врать без согласования своих выдумок с нами. А вердикт нашего начальника был таков:

– Воевать так, как воюет ваш "киняз" – людей не напасёшься. Вы четверо – его подданные, и будет нехорошо, если я при вас назову его глупцом. Но мы так не воюем, и вы сами в этом уже могли убедиться. А я уже видел в деле вас и считаю, что без своего вождя вы воюете лучше, чем с ним. Значит, к вам самим боги благосклоннее, чем к нему. Пусть так будет и впредь!

Против такого мнения начальства мы ничего не имели. Тем более, что в нём содержался и намёк на весьма вероятные улучшения, против которых мы, само собой, тоже ничего не имели. В этом нашем первом походе обстоятельства сложились для нас на редкость удачно. Ещё утомляют переходы, ещё стелется пыль, ещё донимают слепни, но это уже обратный путь – с победой и добычей! Если бы ещё только Велия не так часто мозолила глаза…

Побаловав нас разгулом сразу после взятия "города", командование затем снова навело строгий уставной порядок, и на привалах баловаться с пленницами никому больше не дозволялось. Будучи достаточно ценной частью добычи, они должны были сохранять и свой "товарный вид". В результате всех нас в эти дни снова начал донимать изрядный сухостой, а тут то и дело мелькает эта шмакодявка, которой ещё, кажется, и шестнадцати не исполнилось, но фигурка уже весьма соблазнительная, что прекрасно просматривается и сквозь одёжку. А до деревни ещё день пути, и дайте боги, чтобы из погибших в походе пейзан ни одна сволочь не оказалась каким-нибудь родственником Астурды! Боги, ну как людей прошу – только не это, млять!

– Да, было бы неприятно, – согласился испанец, – Общая радость от удачной мести не отменит семейного траура по убитым своим…

А тут ещё Серёга с Володей предвкушают, как доберутся до своих Юльки с Наташкой, у которых уж точно не окажется ни по ком никакого траура. Как завалят их в койку, в каких позах будут их иметь, по скольку раз – в подробностях предвкушают, со смаком, да ещё и обсуждают эту перспективу меж собой вслух! Ну и не сволочи ли они оба после этого?!