Архитектор снов

Шох у стоматолога

Шох, кряхтя, вполз по косой и кривой лестнице на второй этаж стоматологической клиники. «То же мне, клиника…– подумал Шох, разглядывая пыльную шкуру анаконды, притороченную к самому потолку. – Какая это клиника? Страх божий!»

После мощного «атчета», собственноручно выложенного им в алкогольном угаре на стол начальства, он был готов ко всему. И наутро, придерживая гудящую голову и цепляясь за стены, словно коридор в его крошечной двухкомнатной квартире мотало одновременно от килевой и бортовой качки, он не был напуган собственной наглостью и смелостью. После разграбления и уничтожения его сада он чувствовал, что все изменилось. Шох потерял интерес к этому миру, к самому себе и своему месту под солнцем. Вернее, под крышей родного заведения.

Однако расправы, к которой он был внутренне готов и которую даже ждал, не последовало. И дело было не в милосердии начальства. Шох, как никто другой, понимал, почему его не поспешили выкинуть из серого и пропахшего потом и пылью учреждения. Все было довольно просто – некому сейчас было заниматься этим мутным савельевским делом. Свищенко ловил цыганок, шнырявших по переходам и осуществлявших снятие порчи, сглаза и всех ювелирных украшений с доверчивых гражданочек. Коровкин уже полгода пас своих домушников и был в полушаге от того, чтобы опять упустить их. Тыквун, запершись в своей квартире, пил вторую неделю и никто ничего не мог с этим поделать. А больше никого и не оставалось. Только он, вечный майор Шох, и мог продолжить вялое расследование таинственных убийств, получивших в отделе название «савельчиков».

А поскольку его страстный отчет, в котором нашлось место и многословному рассказу о деревенских дворцах, и проклятиям в адрес их неприветливых обитателей, и скрупулезному описанию повреждений, нанесенных его растениям, остался без внимания, Шох, отлежавшись, справил себе больничный и с позором приплелся в ненавистный казенный дом. Пока он гремел ключами, отпирая дверь своего осиротевшего кабинета, за его спиной пробегали шушукающиеся сотрудники, но Шоху было все равно. Начальство проигнорировало все, даже крик его души. Это было унизительно.

Однако дел скопилось невпроворот. Сначала одно, потом другое, какие-то бумажки, протоколы, а потом две смерти сразу и этот звонок от зубного. Зубных Шох, как любой нормальный человек, боялся с детства. Каждый раз перед посещением отчаянно трусил и был готов на все, лишь бы не оказаться в проклятом кресле среди страшных запахов и звуков. Но на этот раз в медицинский кабинет его неожиданно привела производственная необходимость.

Началось с того, что накануне в пустой квартире были найдены странные трупы. Соседи обратили внимание на приоткрытую дверь, подождали, походили, постучали, не получили ответа и позвонили в отделение. Вообще-то, ехать должен был не он, а Тыквун, но… бедный Шох вздохнул и полез в служебную машину. Вскоре небольшая группа во главе с ним прибыла на место происшествия.

Проходя по анфиладе пустых комнат, Шох поразился размерам помещения. Со стороны казалось, что это обычная трех-, максимум четырехкомнатная квартира. Однако он вскоре сбился со счета и заблудился в многочисленных коридорах и переходах. В одной из комнат ему послышалось хлопанье птичьих крыльев, в другой внезапно в окне привиделся витраж с изображением сельской местности. Шох уже было забеспокоился и начал оглядываться в поисках путей к отступлению, как вдруг неожиданно прямо за стеной услышал голоса коллег. Он с облегчением толкнул дверь и застыл на пороге. Такого он еще не видел.

Посреди комнаты стояли женщина и маленькая девочка. Обе были причесаны, одеты в скромные немного старомодные платья, на пальце женщины блестело обручальное кольцо. Они выглядели так, словно позировали невидимому фотографу. Но они никому не позировали. Они были мертвы. Шох подошел поближе. Протянул ладонь, чтобы прикоснуться к бледной коже. Но в последний момент передумал и отдернул руку. Он насмотрелся на своем веку на покойников. Эта парочка была безнадежно мертва.

На этом сюрпризы не закончились. Когда соседей привели в чувство, а особо нервных обеспечили глотком спиртного, те в один голос заявили, что ничего не знают о женщине и девочке. Помимо такого странного вида смерти, для жильцов стало потрясением то, что в этой квартире вообще кто-то находился. С тех пор, как ее хозяин много лет назад запер тяжелые входные двери и уехал в далекие края, сюда от случая к случаю заглядывала только его сестра. Она проходила по комнатам, проверяла замки, батареи, забирала счета из почтового ящика, перебрасывалась парой слов с консьержкой и уезжала до следующего раза.

С ней связались, и она подтвердила, что брат квартиру никому не сдавал, не продавал и предложения временно поселиться в этих стенах не делал. Более того, он как раз на днях собирался вернуться в город, но, видимо, задержался где-то в дороге. Ни женщину, ни девочку никто раньше в доме не видел, на лестничной площадке не встречал, перед подъездом не замечал, вместе с ними в одном лифте не ездил. Кто они были и как оказались в квартире – неизвестно. Замок не был взломан, ключей не было видно…

Шох закончил расспросы. Тела сфотографировали и увезли. Составили протокол, зафиксировали показания соседей, побродили по комнатам, качая головами и, наконец, разошлись. Закрыв за собой дверь этой странной квартиры, Шох, опутанный загадками, как сетями, вернулся в участок.

Наутро ему в кабинет позвонили. Захватанная телефонная трубка аж подпрыгнула на аппарате. Шох поймал ее и прижал к уху. Звонивший представился врачом-стоматологом, поинтересовался делами Шоха, состоянием его зубов и десен, самочувствием близких, настроением вообще. Шох, которого прямо закрутило от бешеной активности этого веселого голоса, в ответ что-то невпопад промычал. После подробного рассказа о собственном житье-бытье и доверительной жалобе на жлобов-бюрократов, измывающихся над честными тружениками малого бизнеса, неугомонный абонент сообщил, что у него нашлись довольно любопытные документы, которые имеют отношение к одной из безвременно почивших и которые он мечтает показать такому высококвалифицированному и искушенному специалисту своего дела, как следователь Шох. Совершенно оглушенный этой речью, Шох сдался на дешевую лесть и помчался в стоматологию.

Теперь он смотрел на засушенную анаконду, прибитую под потолком, и проклинал себя за свою доверчивость. Новость о странной и пугающей смерти мгновенно облетела все газеты и многочисленные публикации, украшенные фотографиями и ужасающими подробностями, переполошили неврастеников, алкоголиков и прочих неспокойных личностей. В участок начали названивать полоумные, «обладающие бесценными для следствия сведениями». Большинство из них были свои, давно и хорошо изученные и прикормленные психи на выписке. Обычно они обострялись по весне или осенью, а некоторые независимо от сезона вдруг норовили повиснуть на собственном балконе на тринадцатом этаже или выходили на прогулку по мосту в голом виде и с теннисной ракеткой в руках. Их отлавливали, везли в психушки, прокалывали положенный курс и через некоторое время выпускали. Так повторялось с будничной регулярностью. Однако этот товарищ в белом халате в их списках не значился. «Пока не значился», – подумал Шох, присматриваясь к челюсти, вставленной в тыкву. Обстановка в кабинете никак не противоречила его прогнозам.

Внезапно за спиной Шоха что-то зашуршало. Он напрягся и резко повернулся пузом вперед, на всякий случай нащупывая на боку кобуру.

– Ага! – с ликованием воскликнул невесть откуда выпрыгнувший товарищ в белом халате. – Это вы! Наконец-то! Как же я вас ждал! Как же я рад вас видеть, дорогой вы мой человек!

Раскинув руки, он полез к Шоху целоваться. Тот едва оторвал от себя радушного хозяина.

– Вы кто? – простонал он, оттирая со щек следы пламенных поцелуев.

– Я – Геннадий Жук! Врач! Стоматолог! – сообщил тот. – Если хотите, можно запросто, друзья называют меня Жуйкин Ген.

– Жуйкин… А-а… Так вы… – Шох вынул из кармана потрепанный блокнот и выставил его впереди себя, словно защищаясь. – Это вы мне звонили?

– Я! Я звонил, – радостно подтвердил стоматолог. – Вам, кстати, помощь не нужна? – он радушно распахнул дверь за своей спиной.

Шох изогнулся, заглядывая в образовавшийся проем. Там в лучах солнечного света сияло огромное и ужасное стоматологическое кресло. На Шоха пахнуло страшным запахом, его передернуло, и он отступил.

– Нет, не нужна, – он подозрительно оглядел врача. – А у вас лицензия-то есть?

– Есть, есть, у нас здесь все в полном порядке, – стоматолог прямо подпрыгивал от переполнявших его чувств. – Мы и вашему Петру Васильевичу из отдела вневедомственной охраны недавно помогали. Приятнейший человек!

Шох только бровями повел. Петр Васильевич Полукружный, стукач и редкая скотина, помер на прошлой неделе, как раз после того, как где-то ловко и дешево починил свои гнилые зубы. Вопреки всем законам человеколюбия он осчастливил своей смертью и семью, страдавшую от его беспробудного алкоголизма и вспышек прямо какого-то коровьего бешенства, и коллектив, освободив свое кресло и создав кому-то неплохие перспективы для карьерного роста. Однако Шоху от всего этого ничего не прибыло и не убыло.

– Понятно. Так что там у вас? – Шох решил не отвлекаться.

Врач покивал головой, дескать, да, да, конечно, я понимаю, пора к делу, и поманил гостя к своему столу. Стол был обычной сосновой дверью, уложенной на ножки – опоры. В круглую дырку, очевидно, пропиленную для ручки, были изобретательно пропущены компьютерные провода. Рядом с компьютером, и тут сердце Шоха дрогнуло, в крошечном горшке стоял изумительный, изумрудный, свежий, юный, наглый и еще не развернувшийся побег алоэ. Шох заулыбался, потянулся было к этому чуду природы, но внезапно между ними и ростком шлепнулся большой конверт. Шох взял себя в руки.

– Вот, смотрите, – стоматолог, почесываясь и похохатывая, вытряс из конверта два снимка и лихо, с хлестким звуком, поддел их под скобку на светящемся экране на стене. – Видите?

Шох уставился на снимки. На обоих были изображены зубы, упакованные в ровный ряд челюстей. Шох постарался сосредоточиться, но маленькое зеленое чудо манило и отвлекало его.

– Ну, вижу, – проворчал он.

– Ну, вы смотрите, смотрите, – великодушно разрешил врач, присаживаясь на край стола и надкусывая край неизвестно откуда взявшегося яблока.

– Да чего тут смотреть! – возмутился Шох. – Зубы как зубы!

– Как так? – врач искренне удивился и спрыгнул со стола. Он подошел к снимкам.

– Вы что, не видите? – чуть ли с обидой произнес он, показывая пальцем на снимки. – Вот тут. И тут впадинка совпадает. Да посмотрите вы как следует!

«Не надо его злить, – внезапно пронеслось в сознании Шоха, – с ним надо ласковее, аккуратнее».

– Ну, – прищурившись, начал лгать он. – Что-то вижу…

– Ни черта вы не видите, – в отчаянии завопил врач, барабаня пальцами по своим «неопровержимым доказательствам». – Вы не понимаете, что эти снимки похожи? Да, это разные люди, и обращались они с разными проблемами, – он присмотрелся. – Вот тут была восьмерочка с кариесом, а здесь – так просто кусок зубика отвалился. Видите! – вновь заорал он на Шоха.

– Вижу, вижу, – успокоил его Шох. – Но ничего не понимаю.

Шох думал, что теперь его просто ногами затопчут, но неожиданно врач обрадовался.

– А я вам объясню, – произнес он, довольно потирая руки. – Дело в том, что эти зубы принадлежат… – он потянул паузу, -…родным сестрам!

С этими словами он шлепнул на стол перед Шохом две папки – две истории болезни.

– Одну из них вы нашли вчера в пустой квартире, а вторая… Смотрите сами, капитан! – пророкотал он и впился в яблоко. Сок плода щедро брызнул во все стороны.

– Майор… – инстинктивно пробормотал Шох.

На одной медицинской карте чудовищными каракулями было выведено незнакомое ему имя какой-то Варвары Андреевны Авельевой, а на другой… следователь захлопал глазами – Авельевой Майи Андреевны. Шох сунулся в свой блокнотик, пошелестел страницами, растеряно потер переносицу. Имена и цифры плясали у него перед глазами, выстраиваясь в какую-то невообразимую головоломку.

– А… Вот оно что… А это точно?– запинаясь, спросил он. – Она же вроде Андреева? Майя Андреева. Может, это у вас ошибка какая-то?

– Ха! – врачу это даже понравилось. – «Ошибка!» Ошибкой, капитан…

– …майор, – опять успел вставить Шох.

– …майор, может быть все, что угодно – появление на свет, уход из жизни, сама жизнь бывает ошибкой. Но в моем архиве ошибок не бывает никогда! Эти дамы – родные сестры. Были… Вот так-то, капитан! – пропел стоматолог.

Внезапно он повернулся к Шоху.

– А теперь знаете, что вам надо делать? Тот заглянул в прозрачные глаза и затих.

Вызванный Кариной врач приехал очень скоро. Пожилой обаятельный старичок с окладистой бородкой и добрыми глазами. «Прямо как с картинки», – подумал Зис, пожимая теплую и мягкую руку.

– Здравствуйте, я Федор Артемьевич, – представился врач.

– Здравствуйте, – Зис пропустил его в квартиру – Проходите.

На пороге кухни появилась Карина.

– Федор Артемьевич, наконец-то, – она не собиралась тратить время на приветствия и рукопожатия. – Ванна там, больная в спальне.

Показав на обе двери, она поманила Зиса пальцем.

– Послушай, – сказала она, когда он зашел вслед за ней на кухню. – Побудь пока здесь.

– Почему?… – Зис искренне удивился, не понимая, куда клонит Карина.

– Ну, он будет осматривать ее…

– Ах, вот ты о чем, – прервал ее Зис.

Он хотел успокоить ее, объяснить, что… Внезапно он передумал.

– Хорошо. Я подожду.

– Ну и отлично, – Карина быстрой рукой потрепала его по голове и вышла из кухни.

Зис вернул потревоженные волосы на место, достал из холодильника бутылку кефира, выбил пальцем крышку, понюхал и отхлебнул. Он присел на стул, оперся головой о стену и закрыл глаза.

Однажды много лет назад, за городом, они крепко выпили с друзьями и пошли на озеро ловить русалок. Никаких русалок, они, естественно, тогда не нашли, но вместо этого увидели, как над поверхностью воды из воздуха и лунного света возникли высокие длинные фигуры, похожие на свечи в саванах. Зис, с бутылкой коньяку наперевес, стоял пьяный, веселый и голый по пояс, и внезапно всей кожей ощутил холод ночного воздуха и свою полную оглушительную беспомощность и беззащитность. Он мог бежать, кричать, стоять на месте, бить кулаками по воздуху, но он ничего не мог поделать с тем, что прямо к нему, в мертвом свете повернутой во тьму планеты, неспешно приближались эти огромные серебристые призраки. Зис изо всех сил, как в детстве, зажмурил глаза. В его собственной, наступившей под веками темноте, устрашающее видение исчезло.

Открыл глаза Зис наутро. То, что он увидел, тоже было белого цвета– обшарпанный и засиженный мухами низкий потолок номера-камеры в пансионате. Как он добрался туда или кто его дотащил до кровати – оставалось загадкой. У всех участников той попойки два дня трещали головы, никто ничего не помнил, ни о каких свечах на воде не вспоминал, а самое странное, что и никакого озера в пределах пансионата так и не нашли. У Зиса была возможность списать все на алкоголь, употребленный в ту ночь без всякой меры. Чтобы не тронуться рассудком, он так и сделал…

Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Зис отхлебнул кефир. Он думал о том, что они все старались, кто как умел. Карина верила в медицину, Валериан решил поверить в Бога, а он сам… Во что верил он сам? В свою любовь? В ее чувства? В то, что человека, который то появлялся, то исчезал на фотографиях, просто не существовало? Что он не наяву, а во сне приходил к нему и заказал за большие деньги сделать снимки спящей Майи? Что все это был лишь туман над водой, тень на стене, чужой сон, приснившийся по ошибке?…

Зис поставил кефир на стол. Чего они все добились? Чего они могли добиться? Маленькие, слабые, смешные люди со своими наивными мыслишками, с поразительными внутренними открытиями, каждое из которых уже совершилось несчетное количество раз во все времена и во всех концах земли. Он сжал кулаки. Его пальцы побелели.

Кто, кто внушил ему мысль, о том, что он, что они все смогут что-то сделать? Откуда взялась эта ложная уверенность? И у кого? У него. У влюбленного фотографа. В кого он влюблен? Кто она? Что он знает о ней, если она сама о себе ничего толком не знает. Ничего…

Он ударил кулаком в стену.

В коридоре грохнула замками входная дверь, и вскоре Карина уже раскуривала сигарету на кухне, сидя напротив него и нервно постукивая пальцами по столу. Зис ждал, когда она надышится дымом и заговорит.

– Он не понимает, что с ней, – произнесла она между двумя нервными затяжками, стряхивая еще не существующий пепел.

Зис молчал.

– Он прекрасный врач, заведующий в клинике, – говорила Карина, не глядя в его сторону.

Зис молчал.

– Ни жара, ни лихорадки, беспамятство какого-то непонятного происхождения. Процессы в организме словно замедлились, – она затянулась. – Он говорит, это ни на что не похоже.

Зис молчал.

– Он не уверен, надо ли сейчас перевозить ее в больницу. Говорит, пока ее лучше не трогать… Он считает, что покой, постель и… привычная обстановка… – и тут Карина замолкла.

Словно два потока мыслей, движущиеся навстречу друг другу, столкнулись в ее сознании. Она замерла. Зис сидел в углу между холодильником и столом и слушал ее. Пепел упал с ее сигареты на пол.

– Скажи, а ты и Майя… вы…

Зис молчал. В глазах Карины можно было проследить весь ход ее мыслей от зарождающихся сомнений, начала догадки и до полного понимания происходящего.

– Так вот оно что… Значит, она… то есть, ты, вы… – Карина запнулась.

Не отрываясь, как будто впервые увидела, она смотрела на Зиса. На его хорошо очерченное худое лицо, впалые щеки, уставшие глаза, на растрепанные волосы, крепкие плечи под тонкой майкой, сильные руки с проступившими швами вен. Карина представила себе, как эти руки… Она встряхнула головой, отгоняя наваждение, и встала. Зис поднял на нее глаза. О чем тут было говорить?

Когда-то давно он вошел в ее кабинет, и у него перехватило дыхание. Карина была хороша, свежа, эффектна, волосы рассыпаны по плечам, шелковая блузка распахнута на груди, но он смотрел не на нее. Он глаз не мог отвести от нечесаной и невыспавшейся Майи. Карина тогда и виду не подала, и вроде совершено не расстроилась. Но постепенно, день за днем наблюдая за своим рослым и спокойным наемником, она поняла, что много бы отдала за то, чтобы эти руки, эти губы… Она вышла из кухни.

Эта ревность была сейчас так некстати. Карина даже не понимала, кого к кому она ревнует. Майя и Зис… Надо же. Это было так правильно и одновременно так неожиданно. Карина должна была бы только желать их союза – эти двое были словно созданы друг для друга и столько времени потеряли, все бродя вокруг до около… Но вместо радости у нее болело в груди.

Карина усмехнулась и покачала головой. Что она могла сказать? Майя лежала в соседней комнате, а в глазах Зиса были усталость, боль и тоска…