Первый рысистый завод, с которым я познакомился, был завод нашего соседа Н.Н. Аркаса. До того я не был ни на одном заводе, кроме завода моего отца, а потому осмотр завода Аркаса доставил мне большое удовольствие и принес известную пользу. Завод находился в пятнадцати верстах от Касперовки, в селе Христофоровка Херсонской губернии, где было имение Аркаса, недалеко от станции Доброе Херсонско-Николаевской железной дороги, в сорока верстах от города Николаева. Аркас был очень богатый человек, и его имение считалось вторым после Касперовки в нашем уезде. Там было не менее десяти тысяч десятин земли, хороший дом, великолепные конюшни, манеж, много жилых построек, сады, искусственные пруды, образцовое хозяйство. Все было поставлено хорошо и велось на широкую ногу. Как и большинство имений Херсонской губернии, это не было старым дворянским гнездом, какие мы привыкли видеть в Центральной России и Малороссии. Это было сравнительно новое, недавно насиженное гнездо, так как Новороссийский край относительно недавно был заселен и класс землевладельцев в этом крае был молодой, не так давно образовавшийся. Поэтому в доме не было предметов старины и различных семейных реликвий, на всем лежал отпечаток современности. Тем не менее все было прекрасно устроено.
Отец Аркаса был известным адмиралом и, если не ошибаюсь, строителем Николаевского порта. Предок их был выходцем из-за границы – скорее всего, из Франции, а возможно, из Греции. Возвышение и богатство этой семьи в Новороссийском крае началась недавно, со времен адмирала Аркаса, прослужившего в Николаеве почти всю жизнь. Именно он создал большое состояние, после чего семья стала известна на юге, особенно в Херсонской губернии. Кроме Христофоровки, у них было большое имение между Николаевом и Одессой, а также превосходный дом в Николаеве, служивший адмиралу резиденцией. Этот дом и Христофоровка достались старшему сыну адмирала Н.Н. Аркасу, а другое имение перешло ко второму его сыну – К.Н. Аркасу. Тот скончался в сравнительно ранних годах, и его сын, В.К. Аркас, переехал в Харьковскую губернию и имел там рысистый завод.
Н.Н. Аркас был большим любителем лошадей. В молодости он служил во флоте, однако очень недолго, вскоре вышел в отставку и всецело отдался хозяйству и конному заводу. Он всегда носил морскую форму и занимал какое-то нештатное место в Николаевском порту. Это был человек небольшого роста, красивый, изящный, хорошо воспитанный и очень приятный. У него был орлиный нос, черные, впадающие в синеву волосы и небольшие усики. Взгляд его был тверд и спокоен. Гордый и несколько надменный, Аркас, по-видимому, кичился своим положением и состоянием. Он был в приятельских отношениях с моим отцом и из всех соседей бывал запросто только у нас. Имея недурной рысистый завод, он ездил всегда только на кровных арабах в очень скромном, даже несколько потрепанном экипаже, и в этом было своего рода щегольство. В дни именин моего отца или матери, когда в Касперовку съезжался буквально весь уезд и помещики щеголяли друг перед другом великолепными выездами, Аркас неизменно приезжал в своем фаэтончике, скромном, но зато запряженном парой великолепных арабских жеребцов. Этих жеребцов вывели из Турции, за них очень дорого заплатили, и они были очень красивы. О них много говорили, ими восторгались. Один из жеребцов был белой масти, а другой – рыжий. Я очень любил этих арабов. Подумайте только, как они действовали на мое воображение – выводные арабы! Я никогда не упускал часа приезда Аркаса к нам и, встречая его на крыльце, любовался его арабами, а потом в его фаэтончике ехал на конюшню.
Аркас как коннозаводчик был довольно интересной личностью. Он, несомненно, очень любил лошадей, но знатоком лошади не стал. На свой завод он истратил очень большие деньги, но не получил тех результатов, на которые вправе был рассчитывать. В своей коннозаводской деятельности он всегда был близок к цели, но никогда у цели. Это был тип коннозаводчика созерцательного, который прошел мимо коннозаводской истины, так и не увидев ее. Увлекшись рысистыми лошадьми, он по тем временам блестяще, не жалея денег, поставил дело. Он хотел вывести призовых лошадей, но не вывел ни одной, которая могла бы выиграть на ипподроме хотя бы сотню рублей. Более счастлив он оказался в разведении верховых лошадей, так как здесь хотя бы имел удовольствие видеть, как его лошади были премированы на выставках, пусть и провинциальных.
Прежде чем начать свою коннозаводскую деятельность, Аркас, как он мне сам рассказывал, объехал много заводов верховых и рысистых лошадей, потом приступил к покупкам и организации своего завода. Аркас побывал в Хреновом, в Подах, у князя Кугушева, у графа Гендрикова, у братьев Борисовских; посетил знаменитый верховой завод князя Сангушко и группу государственных Беловодских заводов, познакомился с лучшими верховыми заводами Херсонской губернии. Рассказывая мне о своих поездках по заводам, Аркас заметил, что лучшие рысистые лошади были не в Подах и не в Хреновом, а у князя Кугушева. Потому Аркас и купил себе в завод кугушевского жеребца Подарка и группу кугушевских кобыл. Такой отзыв в то время показался мне более чем странным, и я, начиненный статьями Коптева о Мекке и Медине русского коннозаводства – Хреновом и Подах, отнесся к этому отзыву критически. Впоследствии, когда я увидал последних кугушевских лошадей и познакомился с их породой, взгляд Аркаса меня уже не удивлял.
Что представлял собой кугушевский завод? Производителем там был сын Полкана 5-го, хреновской Павлин 1-й, которого администрация Хренового тщетно пыталась выкупить у князя Кугушева, а матки были кузнецовские, то есть А.Б. Казакова. Завод таких исключительных кровей попал в Херсонскую губернию по чистой случайности, но от этого лошади не перестали быть казаковскими, и Аркас, по-видимому, был совершенно прав, давая высокую оценку кугушевским лошадям.
Аркас следил за спортивной литературой и был в курсе всего, что делалось в коннозаводской России. В то время такое сознательное отношение к делу было редкостью; приходится признаться, что немногие коннозаводчики читали коннозаводские журналы и интересовались тем, что делалось за воротами их заводов. Достаточно упомянуть, что самый распространенный «Журнал коннозаводства и охоты» выходил тиражом четыреста экземпляров – и это на всю необъятную Россию! А если принять во внимание, что около сотни подписчиков этого журнала были официальные учреждения, подведомственные Государственному коннозаводству, то читателей журнала было всего триста человек! Отсюда столь рутинное ведение дела и такая отсталость во взглядах многих коннозаводчиков. Это было в 1880-х годах, именно этот период жизни орловской породы я характеризовал как самый отсталый.
Аркас выписывал журналы, собирал коннозаводскую библиотеку и даже сам выступил на страницах «Коннозаводства и коневодства» с большим письмом по поводу желания редакции этого журнала иметь отзывы о наездниках, которые окончили хреновскую школу. В этом обстоятельном и интересном письме Аркас, давая сведения о наезднике Якове Драчунове, затем перешел к вопросу о самой школе и ее значении. Тут же он сообщил, что осенью предполагает послать на бега в Полтаву, а потом в Москву двух своих лошадей с Драчуновым. Это было в 1888 году. Добавлю, что эта посылка окончилась полной неудачей. 14 июля 1888 года жеребец Аркаса Помпадур выступил в Полтаве в четырехверстном призе, и наездник, видя, что он не попадает во флаг, сделал проскачку. Впереди его в тихие секунды пришли две заурядные лошади г-на Кодинца. Аркас больше никогда не посылал своих лошадей на бега, для его самолюбия это был тяжелый удар. Когда в 1890 году Ф.Н. Измайлов напечатал в «Журнале коннозаводства» свое письмо «По поводу составления капитала с целью исследования свойств русского рысака в Америке» и призвал к пожертвованиям, Аркас откликнулся на это благое дело и, как видно из отчета, послал свою лепту – десять рублей. Пожертвование для миллионера небольшое, но оно все же показывает, что Аркас следил за коннозаводской жизнью страны, способен был откликнуться на разные начинания, а по тем временам и это было немало.
Верховой и рысистый заводы Аркаса были основаны почти одновременно: верховой – в 1881 году, рысистый – в 1882-м. О верховом заводе, который состоял из арабского и англо-арабского отделений, я говорить не буду, а перейду прямо к рысистому.
Опись этого завода напечатана в «Заводской книге русских рысаков» (том VII). Однако это далеко не полная опись; в моих руках имеется позднейшая и более подробная, когда-то составленная для меня конторой Христофоровской экономии.
Родоначальниками завода Аркаса были кугушевские жеребцы: Подарок (Поспешный – Могучая), белый жеребец, р. 1877 г., и Барич (Барсик – Пышная), вороной жеребец, р. 1875 г. Скажу несколько слов о них. Подарок был превосходной по себе лошадью, он окончил свои дни в заводе моего отца. В заводе Аркаса Подарок дал много ценных лошадей. Барич был суше Подарка, но мельче и оказался неважным производителем. Позднее в этот завод поступили еще Варвар завода Вышеславцевых – сын знаменитого дурасовского Волокиты, Торопливый завода графа Гендрикова и Туман завода Борисовских. Варвар был громадной шестивершковой лошадью, типичным тамбовским рысаком упряжного типа. Торопливый был элегантен и блесток, но недолго пробыл в заводе. Туман оказался во всех отношениях замечательной лошадью, но, так как о нем много писал Карузо, я расскажу лишь историю его покупки Аркасом. Туман имел одно яйцо и не давал жеребят, вследствие чего перебывал во многих заводах и отовсюду был выбракован. Пройдя через тысячу рук, он наконец попал на конюшню полковника Рока-Фукса, который торговал лошадьми. Продать бесплодного жеребца в завод без риска получить его назад или нажить судебный процесс было невозможно, и хитрый Рока-Фукс придумал следующий фортель. Когда Аркас приехал покупать жеребца, полковник сказался больным и не вышел и Тумана показывала его жена. Естественно, в ее присутствии Аркас не мог как следует осмотреть жеребца или спросить, годен ли он в завод. Аркас купил эту замечательную лошадь за 3500 рублей, а когда выяснилось, что Туман бесплоден, Рока-Фукс сделал удивленное лицо и сказал Аркасу: «Помилуйте, кто же не знает, что знаменитый Туман бесплоден. Только из-за этого его и продал Коробьин! Я был уверен, что вы его покупаете для езды, так как жена мне сказала, что вы ничего не спрашивали о нем как жеребце». Так и потерял Аркас 3500 рублей.
Из сыновей Подарка два жеребца, рожденные в 1882 году, пришли в брюхе с завода князя Кугушева, и оба получили заводское назначение. Помпадур оказался замечательной во всех отношениях лошадью, и я его хорошо помню. Это был серый в яблоках пятивершковый жеребец, широкий, правильный, сухой и дельный, краса и гордость завода Аркаса, один из лучших рысистых жеребцов на юге России. У него была поразительно красивая лебединая шея, маленькая голова, и блесток он был неимоверно. Он был также очень хорош на ходу, и у Аркаса в торжественные дни съезда гостей его всегда показывали на бегу. Пример Помпадура подтверждает слова фон Эттингена, что инбридинг на правильного и красивого жеребца или кобылу с целью получить выдающуюся по себе лошадь – весьма действенное средство. У Помпадура имелся такой инбридинг на одну из красивейших кобыл своего времени. Вот как он выражался:
По словам Аркаса (а ему об этом говорил князь Кугушев), Поспешный был необыкновенно хорош по себе. Он был заводским жеребцом в заводе Кугушева, где состояла маткой Душегрейка, замечательная по себе кобыла. За Душегрейку Кугушев заплатил дороже, чем за какую-либо другую из имевшихся у него в заводе кобыл. Поспешный своими высокими качествами был обязан своей матери Душегрейке, а когда имя этой кобылы повторилось у Помпадура, то получилась выдающаяся по себе лошадь. Поспешный родился в заводе Куракина.
Здесь кстати припомнить курьезный эпизод, который произошел с его племянником, тоже Куракиным, имевшим завод и имение в Александрийском уезде Херсонской губернии. Херсонский коннозаводчик граф Стенбок-Фермор рассказывал мне, что он исполнял обязанности уездного предводителя александрийского дворянства в тот год, когда покойный император Александр III посетил Херсонскую губернию. Местное дворянство было об этом заранее оповещено, и Куракин, отставной гусар времен Александра II, всегда носивший военный мундир, помчался в Петербург и заказал себе у первого военного портного Норденштрема полную парадную форму своего полка. Куракин был очень милый, но недалекий человек. Наступил день приезда государя императора и представления ему дворянства. Подойдя к Куракину и увидев, что тот в мундире, который всегда носил Александр II, государь поздоровался с Куракиным и заметил: «Мундир моего отца». Он имел, конечно, в виду, что это форма тех времен и что такой же мундир носил его отец. Куракин на это поспешил ответить: «Никак нет, ваше величество, мундир Норденштрема!» Этот ответ еще долго передавался из уст в уста и сделал на некоторое время «знаменитым» его автора.
Маточный состав завода Аркаса состоял из группы кугушевских кобыл, двух маток, выменянных им у моего отца, – Блонды и Ненаглядной, одной позняковской кобылы, одной подовской и одной кобылы завода Хоминского. Большой интерес представляла кугушевская группа. Это были сухие, чрезвычайно породные, блесткие и удивительно красивые кобылы, с лентистыми шеями, маленькими головами, чудными спинами, но не всегда безупречными ногами. У некоторых кобыл отмечалась беднокостность. В то время все херсонские коннозаводчики ставили борисовское гнездо моего отца много выше кобыл Аркаса, но это было неверно, кобылы Аркаса были лучше по себе. Я уже тогда это видел, мне аркасовские кобылы больше нравились, но я еще не понимал, почему не разделяю общего мнения. Теперь это для меня совершенно ясно. Преклонение перед кобылами отца основывалось, так сказать, на «фирме»: они были завода Борисовских, а тогда завод этот был в зените всероссийской славы. Кобылы Кугушева были «фирмы» менее известной, а потому их меньше ценили. Такое преклонение перед «фирмой» принесло в свое время немалый вред рысистой породе, а происходило оно оттого, что настоящих знатоков лошади, а тем более генеалогии орловского рысака, всегда было мало. А в действительности что могло быть выше по породе этих аркасовских кобыл? Они были куплены у князя Кугушева, который их приобрел у Д.Д. Кузнецова, купившего завод А.Б. Казакова! К сожалению, кобылы эти непроизводительно погибли для призового коннозаводства страны.
Теперь приведу данные исторического характера о самом князе Кугушеве и его столь замечательном заводе.
З.Г. Кугушев окончил Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, был выпущен корнетом в лейб-гвардии кирасирский полк, где дослужился до чина штабс-ротмистра. Он вышел в отставку и поселился в своем херсонском имении Шаровке, недалеко от города Александрии. Это имение впоследствии купил Ф.Л. Бобошко, одно время увлекавшийся текинскими лошадьми и стремившийся на них обскакать чистокровных. На этой затее он потерял немало денег и потерпел, конечно, полную неудачу. По словам Аркаса, а также смотрителя рысистого завода моего отца Шпарковского, который ранее служил у Кугушева, князь был очень нервный человек. В полку он упал с лошади так неудачно, что ему вынуждены были сделать серьезную операцию, после которой он навсегда остался угрюмым и раздражительным человеком. Жил он в деревне чрезвычайно замкнуто, решительно никого не принимал, был гордый и недоступный. Долгое время он жил с простой женщиной, на которой впоследствии женился, что еще более способствовало оторванности от общества. Лошадей князь любил страстно, ими и для них только и жил. Шпарковский говорил мне, что Кугушев не менее двух раз в день бывал на конюшне и очень строго взыскивал за малейший беспорядок. Его никто не любил и все боялись как огня. В заводе порядок был образцовый, лошадей кормили очень хорошо. При заводе всегда было два наездника, и хотя князь не интересовался бегами и лошадей своих ни разу на бега не посылал, но ездка рысаков производилась регулярно – ей князь, по-видимому, придавал большое значение. Любимой кобылой князя была Душегрейка, а любимым жеребцом – Павлин 1-й. Шпарковский говорил также, что Павлин был необыкновенно хорош по себе и принадлежал к отнюдь не легким лошадям.
Уже после революции я случайно узнал еще одну подробность о князе Кугушеве. Доктор Белкин увидел у меня в Прилепах один портрет, ранее принадлежавший князю, и сообщил мне, что князь сам прекрасно рисовал акварельными красками. Рисовал он только лошадей, и в Шаровке существовал большой альбом акварелей с изображениями производителей и всех маток завода. Альбом этот, вероятно, погиб. Кугушев хотел иметь портреты своих лучших лошадей и даже специально приглашал к себе в завод художника А.Д. Чиркина. Один из портретов кисти Чиркина купил для меня в Елисаветграде мой брат Владимир. У князя Кугушева был верный и точный глаз, любовь к искусству и ко всему прекрасному, а потому я думаю, что и в лошадях он искал красоту и гармонию форм.
Время основания завода князя Кугушева в точности неизвестно. Сопоставляя данные разных заводских книг, можно предположить, что завод этот был основан в середине 1860-х годов. Завод никогда не велся с размахом: раз остановившись на определенных кровях и лошадях, Кугушев остался им верен до конца своей коннозаводской деятельности. Выбор заводского материала был сделан со знанием и вкусом, и князь остался им вполне доволен. Основным производителем завода являлся хреновской Павлин 1-й от Полкана 5-го и Покатой. Павлин 1-й создал завод Кугушева, а впоследствии на крови этого жеребца возник целый ряд заводов на юге России, главным образом в Херсонской губернии. Я имею в виду заводы Аркаса, Эрдели, Мартоса и многих других. Вторым производителем в заводе был хреновской Барсик от Быстролёта и Ненаглядной, купленный у Д.Д. Кузнецова. Позднее в завод поступил куракинский Поспешный, отец Подарка и дед Помпадура, а затем дети всех этих трех заводских жеребцов.
Значение Павлина 1-го в свое время было настолько велико, что я нахожу нужным привести здесь выдержку из статьи С.Г. Карузо об этом жеребце: «Павлин 1-й был прямо замечательной лошадью – по формам и резвости; он обладал большой энергией и замечательными движениями, так что мог быть достойным представителем линии Полкана 5-го. Но к несчастью, коннозаводское ведомство не оценило его так, как он того заслуживал, а дало ему назначение производить в Беловодских заводах полукровное потомство. Из Беловодских заводов Павлин 1-й поступил в 1859 году в Херсонскую земскую конюшню, оттуда в 1863-м – в Елисаветградскую конюшню и наконец в 1866 году был продан князю З.Г. Кугушеву, благодаря тем хорошим связям, которые имел князь в коннозаводском мире. Поздно вспомнил Р.Е. Гринвальд про Павлина 1-го, и когда линия Полкана 5-го в Хреновом угасла, то он обратился к князю Кугушеву с предложением продать Павлина обратно в казну, несмотря на старость жеребца (Павлин 1-й отличался редкой долговечностью, которая, впрочем, довольно часто встречается в линии Полкана 5-го). Но Кугушев назначил за Павлина столь высокую цену, что Гринвальд вынужден был отказаться от этой покупки. Покрывая преимущественно маток бывшего завода А.Б. Казакова, Павлин 1-й дал в заводе князя З.Г. Кугушева серию детей, о которых и теперь еще многие, видевшие их, отзываются с большим восторгом».
Только в одном я не могу согласиться с характеристикой Павлина 1-го, данной Карузо. Он пишет, что коннозаводское ведомство не оценило жеребца и отправило его в Беловодские заводы производить полукровных лошадей, а я считаю, что, поступив так, коннозаводское ведомство именно оценило Павлина 1-го по заслугам, и вот почему. Общеизвестно, что Гринвальд, как кавалерист николаевских времен, любил полукровных лошадей больше, чем чистокровных и рысистых, а потому особенно лелеял Беловодские заводы и усиленно занимался ими. Туда в свое время назначались лучшие лошади, и если Гринвальд послал туда Павлина 1-го, то это показывает, как высоко он его ценил. Разумеется, Павлина не следовало выпускать из Хреновского завода, в этом была ошибка Гринвальда. После всех приведенных данных о Павлине 1-м ясно, почему он сыграл такую роль в заводе Кугушева и вообще на юге России.
Чрезвычайный интерес представляли и заводские матки князя З.Г. Кугушева. Их можно разделить на три группы: казаковские, куракинские и кобылы разных заводов. В казаковской группе было одиннадцать кобыл, купленных у Д.Д. Кузнецова, как мне кажется, после выжеребки 1865 года. Купив Павлина 1-го в 1866 году, а за год до этого приобретя казаковских кобыл, Кугушев показал в заводских книгах приплод только с 1869 года. Поэтому годом основания завода следовало бы считать 1868-й. Но опись Д.Д. Кузнецова указывает более точные сведения, и следует считать, что князь основал свой завод осенью 1865 года.
Казаковская группа кобыл и ее продолжение – кобылы Кузнецова были самыми интересными по породе и формам. Достаточно сказать, что к Кугушеву поступили дочери Ворона – сына Полкана 6-го, Усана – сына Усана 4-го, Непобедимого-Кролика – внука Полкана 6-го, Ловкого – сына Ловкого-Молодца, Любезного и самого Полкана 6-го!
Во вторую группу вошли куракинские кобылы во главе со знаменитой по своему приплоду красавицей Душегрейкой, которая родилась в заводе В.Я. Тулинова и приходилась родной внучкой его знаменитому Горностаю. Остальные куракинские кобылы были не особенно высокого происхождения и во всем уступали кобылам первой группы.
В третью группу вошло всего лишь две-три кобылы, купленные случайно.
Если завод Д.Д. Кузнецова был продолжением завода А.Б. Казакова, то и завод Кугушева был прямым продолжением того же казаковского завода. Благодаря счастливой случайности Новороссия обогатилась лучшими элементами орловской рысистой породы, но, увы, этот молодой и цветущий край не сумел оценить драгоценного приобретения, и дивные кугушевские лошади в какие-нибудь тридцать лет растворились в море полукровности… Заводу Казакова после его продажи Кузнецову трагически не везло: многие лошади этого завода ушли на юг, еще больше попало на Дон в верховые табуны, часть лошадей была уведена в далекую Сибирь. Сейчас, вероятно, и следа не осталось от всех этих знаменитых кровей. Богатый юг сумел заплатить деньги за первоклассных лошадей, но не сумел оценить их. Там была слишком молодая, слишком самоуверенная и недостаточно культурная среда, и она не сохранила драгоценное наследие графа Орлова. Рысистое дело на юге было дело новое, а потому там не нашлось тогда ни фанатиков, ни любителей, ни ценителей лошадей.
Не надо быть генеалогом, чтобы понять, на каком принципе была построена заводская работа князя Кугушева. Достаточно беглого взгляда на состав его завода, чтобы понять: Павлин 1-й, сын Полкана 5-го, и большинство маток в этом заводе имели близко кровь великого жеребца породы – Полкана 6-го, сына Полкана 5-го. На принципе тесного инбридинга были созданы кугушевские лошади, а так как этот инбридинг был проведен на выдающуюся лошадь породы, то результаты получились соответствующие. Кугушевские лошади были так хороши по себе, что о них еще долго-долго после их исчезновения вспоминали старые охотники.
Кроме Подарка, Помпадура и группы кугушевских кобыл в заводе Аркаса, я еще однажды чисто случайно встретил кугушевского жеребца, который тогда был уже стариком. Проезжая по Елисаветградскому уезду, я увидел возле одного имения белого жеребца редчайшей красоты. Его вел под уздцы конюх, и видно было по всему, что эту лошадь холят и берегут. Жеребец произвел на меня сильнейшее впечатление, и я спросил конюха, что это за лошадь. Конюх назвал мне имя, которое я сейчас забыл. Желая узнать породу жеребца, я зашел в контору. Жеребец оказался лошадью завода князя Кугушева, а имение принадлежало товарищу городского головы Одессы г-ну Протопопову. Владелец имения был в Одессе, и тогда я поинтересовался у конторщика, не продадут ли мне эту лошадь. «Что вы, – последовал ответ, – наш барин в нем души не чает, от него у нас замечательные полукровные и рабочие лошади». И много было на юге таких никому не ведомых, но замечательных кугушевских лошадей, которые, подобно их отцу или деду Павлину 1-му, производили полукровных лошадей высоких достоинств. Теперь, увы, все это сметено и уничтожено революцией. Когда люди очнутся, то придут в ужас от того, что натворили, но Полкана 6-го не создадут и потомков Полкана 5-го не воскресят!
Вернусь к заводу Н.Н. Аркаса. Его владелец не жалел денег на содержание завода, лошади у него недурно воспитывались, хорошо кормились, вовремя заезжались и даже несли тренировку. При заводе всегда был наездник. Завод производил хороших по себе рысистых лошадей, которые продавались по хорошей цене. В спортивной литературе 1890-х годов, преимущественно в журнале «Коннозаводство и коневодство», можно найти корреспонденции из Елисаветграда с описанием знаменитой в то время Георгиевской ярмарки. В этих корреспонденциях нередко с большой похвалой говорилось о лошадях этого завода. Ничего выдающегося по резвости и ничего призового Аркас не создал, но я думаю, что в этом меньше всего были виноваты его лошади. Да, Аркас был коннозаводчик, который мог много сделать, но он прошел мимо коннозаводской истины, не заметив ее.