В той или другой форме во всех больших традициях древности, и, в особенности, в индогерманской, снова и снова встречается представление о могущественном властителе мира; о невидимой империи, стоящей выше любой видимой королевской власти; о месте, которое в более высоком смысле имеет значение полюса, оси, неизменного центра, и которое воплощается в образе суши в середине жизненного океана, священной, неприкосновенной местности, светлой страны или «солнечной страны».
При этом метафизические значения, символы и темные воспоминания сплетаются в единое полотно. Возвышается мысль олимпийской королевской власти и небесного поручения. Традиционный принцип звучит: «Тот, кто господствует в силу (небесной) добродетели, подобен полярной звезде. Неизменно пребывает он на своем месте, в то время как все другое вращается вокруг него».
Возникает идея осознаваемого как «gakrawarti», всемирного короля; «gakrawarti», король королей, сам оставаясь неподвижным, вращает колесо державы. Невидимое как действие ветра, его действие показывает судьбоносность стихий. В тысячах форм и в самой тесной связи с представлением о нордическо-гиперборейской земле пробивается символика и аналогика местопребывания центра, местопребывания несокрушимой прочности: остров, вершина горы, солнечный замок, защищенная страна, белый остров, или остров блеска, двор героев. «Ни по земле, ни по воде нельзя достичь священной страны», говорит эллинское предание. «Только полет духа ведет туда», шепчет дальневосточная традиция. Другие тексты говорят о таинственной магнитной горе, в которую удаляются те, кому удалось достичь духовного просветления. Другие письменные свидетельства снова рассказывают о солнечной стране, из которой происходят символические фигуры, которые должны получить королевское достоинство посреди лишенных вождей рас. Это — также остров Аваллон, т. е. остров Аполлона, бога солнца, которого кельты называли Абаллуном.
О сказочных, божественных расах вроде Туата де Даннан, которые прибывали из Аваллона, также говорилось, что они происходили с «неба». Туата принесли с собой из Аваллона некие мистические предметы: камень, который обозначает законных королей, пику, меч, сосуд, который «дарует неистощимую пищу», т. е. еду, которая никогда не заканчивается, «дар жизни». Это предметы более позднего сказания о Граале.
С высот доисторического времени этот комплекс идей спускается до средневековья и принимает в этот период свойственные эпохе формы проявления. Таковы, среди прочих, представления о царстве короля-священника Иоанна (царство пресвитера Иоанна) и о царстве короля Артура. «Король-священник Иоанн» — это не имя, а титул. О династии «королей-священников Иоаннов» говорят как о тех, которые, как род Давида, воплощали одновременно королевскую и духовную власть. Держава Иоанна часто приобретает черты «первоначального места» — «земного рая». Там растет некое дерево: дерево, которое в разных вариантах сказания появляется иногда как туя, иногда, однако, как дерево победы и мирового господства. Там можно также найти камень света: камень, который позволяет возродиться императорскому животному, орлу. Иоанн сдерживает в изгнании народ Гога и Магога — стихийные силы, демонию коллективного. Легенды сообщают о символических путешествиях, которые якобы совершали величайшие правители мировой истории в царство пресвитера Иоанна или в равные ему по значению земли, чтобы найти там что-то вроде сверхъестественного посвящения для своего положения и власти. Иоанн, со своей стороны, якобы отправлял императорам, как например «Фридриху», символические дары, которые содержат значение небесного поручения. Один из героев, которым удалось попасть в страну Иоанна, — это Огир-датчанин. В саге об Огире, тем не менее, царство пресвитера Иоанна приравнивается к Аваллону, т. е. к гиперборейскому острову, прасеверной солнечной земле, арийскому белому острову. В Аваллон удаляется король Артур. Трагичность, которая в текстах изображается различными способами, принуждает его искать там убежище. Уход Артура имеет значение только превращения некоего принципа в латентный. «Артур» согласно саге никогда не умирал. Он все еще живет в «Аваллоне». Он снова обнаружится. В образе короля Артура можно увидеть только новую форму проявления «полярного властителя», идею всемирного короля. Историческое здесь уносится с собой и переформировывается сверхисторическим. Уже древняя этимология выводит имя «Артур» от arthos, т. е. «медведь», что снова через астрономическую символику полярного небесного тела приводит к «идее центра». Символика «круглого стола», главой рыцарства которого является Артур, солнечная и «полярная». Согласно легендам, замок Артура, как и Митгард, светлое местожительство северных асов, находится «в середине мира» (in medio mundi constructum). В нескольких текстах этот замок изображается как вращающийся: он вращается вокруг себя самого, как в «белом острове», gveta-dipa, индогерманцев Индии в гиперборейской стране, бог которой — это солнечный Вишну, вращается свастика, как вращается кельтско-северный «стеклянный остров» — копия Аваллона; как вращается судьбоносное колесо eakravarti арийского всемирного короля. Сверхъестественные черты арийского всемирного короля воплощаются, так сказать, в Мирддине, или Мерлине, неразлучном советнике Артура, который, в принципе, не является другим, отличным от него существом, а, скажем так, его дополнительной частью. Рыцари Артура будут искать Грааль. У рыцарей Артура, среди которых есть люди из всех стран, есть лозунг: «Тот, кто вождь, тот должен стать нам мостом». По античной этимологии «Pontifex», «первосвященник», означает строителя моста, того, кто создает связь между обоими берегами, обоими мирами.
К этому добавляются темные исторические воспоминания и сохранившиеся в географических названиях отголоски древних времен. Лежащая у крайней границы «мира» островная страна, о которой говорится во многих мифах, указывает, в действительности, только на працентр в прадавних временах. Солнечная страна для греков называлась Туле. Туле соответствует Airyanem-Waejo, стране крайнего севера арийских персов. Airyanem-Waejo — это «семя» арийской иранской прарасы, в котором снова проявляется представление о короле королей, носителе закона светлого бога. Airyanem-Waejo знал империю солнечного Yima, золотой век. Но Гесиод вспоминает: «Когда тот век (золотой) закончился, те божественные люди остались и стали в невидимой форме стражами людей». Это потому, что «смысл истории» — упадок: на место золотого приходит серебряный век — век «матери», позже бронзовый век — век титанов, в конце концов железный «темный» век; кали-юга, время волка, сумерки богов. Почему? Многие мифы, кажется, хотят произвести связь между «катастрофой» и наглой заносчивостью, т. е. прометеевской узурпацией, восстанием титанов. Вновь вспоминает Гесиод: Зевс, олимпийский принцип, сотворяет род героев, которые больше чем титаны, и снова могут добиться жизни, подобной жизни богов. Солнечная прадуховность, золотой век, может быть восстановлен ими. Символ: дорический арийский Геракл, союзник олимпийцев, враг титанов и великанов.
Учение о наивысшем центре и мировых эпохах находится в теснейшей связи с учением о циклических законах и проявлениях. Без этой ссылки многие мифы и воспоминания остались в состоянии неструктурированных и непонятных фрагментов. «Это произошло однажды — это произойдет снова», учит традиция. А также: «Каждый раз, когда дух погибает и гнусность поднимается, я проявляюсь: для защиты справедливых, для уничтожения зла, для твердого восстановления закона я от века к веку принимаю тело». Во всех традициях, в различных, более или менее законченных формах всегда можно найти учение о циклическом появлении единственного принципа, который в лежащие между проявлениями периоды остается в необнаруженном, невидимом состоянии. Вера в мессию, Страшный Суд, Regnum и т. д. — все это только фрагментарные, искаженные необузданной религиозной силой воображения передачи этого познания, познания, которое лежит в основе, тем не менее, также тех неясных представлений, предметом которых является никогда не умиравший, удалившийся в недоступное место и однажды снова появляющийся для последней битвы правитель, «спящий» император, который проснется; раненый князь, который ожидает Того, кто вылечит его и приведет империю к новому времени расцвета. Эти известные мотивы из саги об императоре возвращают нас в очень давние времена. Праарийский миф Kalki-avatara уже воплощает те же значения в разумной связи с другими, уже начертанными символами. Kalki-Avatara «рожден» в Шамбале — это одно из наименований прасеверного центра. Учение передается ему Paraçu-râma, «никогда не умершим» носителем традиции божественных героев, разрушителем восставшей, лишенной святости воинской касты. Kalki-avatara борется против «темного века» и в основном с его вождями демонов Кока и Викока, которые даже этимологически соответствуют Гогу и Магогу, подземными покоренными королем-священником Иоанном и освободившимся в темный век силами, против которых должен будет бороться также гибеллинский, просыпающийся император.
Сказание о Граале нужно выводить из этого мира идей, и понять его как исторически, так и сверхисторически можно только на основании этого традиционного учения и этой надтрадиционной символики. Тот, кто думает, что может исчерпывающе пояснить содержание мифа о Граале тем, что определит его только как христианскую легенду, как «языческий кельтский фольклор» или как поэтическое сочинение утонченного рыцарства, тот воспримет лишь внешнюю, незначительную и несущественную часть этой литературы. Такой же дезориентирующей была бы любая попытка сделать сказание о Граале зависимым от особенного «народного духа». Мы можем объяснить: Грааль — это северная, нордическая мистерия. Тем не менее, при этом под «нордическим» нужно понимать нечто более глубокое и более всеохватывающее, чем только немецкое или даже индогерманское, и выводить это следует из гиперборейской традиции, которая, в конечном счете, является тем же самым, что и сама пратрадиция. Этой традиции можно, в действительности, приписывать все основные мотивы рассматриваемого цикла.
В этом отношении чрезвычайно важны уже сведения Персеваля ле Галлуа о том, что писания об истории Грааля были найдены на острове Аваллон, который «лежит на могиле Артура». И не только это: Другие тексты называют страну, в которую Иосиф Аримафейский первоначально принес Грааль, или в которой жили некие таинственные предки Иосифа, «белый остров», «isle blanche» и остров Аваллон, «Insula Avallonis». Это снова наименования северного працентра. Если Англия изображалась как вид «страны Verne Issums» Грааля и как местность, в которой преимущественно происходят приключения, связанные с Граалем, то уже многое ведет к предположению, что речь при этом по существу идет о символической стране. Англия называлась также «Альбион» и «белый остров», Албания — ее часть, Аваллон — местность Гластонбери. Древняя кельтско-британская мифология, кажется, перенесла именно на Англию или на часть Англии определенные воспоминания и значения, которые по сути относятся к северному працентру, к Туле, солнечной стране. Истинная «страна» Грааля — она. Таким образом происходит, что империя Грааля очень тесно связана с символической империей Артура, опустошенной империей, «la terre gaste» и королевством, властитель которого ранен, спит летаргическим сном или ослабел. Скалистый остров, стеклянный остров, вращающийся остров, the Isle of the Tournance, окруженная водами страна, недоступное место, вершина горы, солнечный замок, дикая гора и гора спасения (Montsalvatsche и Mons Salvationis), невидимый, неприступный, достигаемый только избранными, и даже ими только со смертельной опасностью для жизни замок, и т. д. Вот основные сцены всех приключений героев Грааля; они — ничто иное, как многочисленные формы проявления символического местожительства всемирного короля. Воспоминание о працентре возвращается снова и снова: в одном тексте страну Грааля называют «Эдемом». Цикл о Лоэнгрине и Саксонская Хроника Хальберштадта сообщают: «Артур сидит со своими рыцарями в Граале, который был тогда Земным раем, — т. е. прастраной — а теперь стал местом «греха»».
Грааль в рыцарской литературе, собственно, это некий сверхъестественный предмет, который обнаруживает следующие основные качества: Он «кормит» — (дар жизни); он освещает (духовное просветление); он делает непобедимым. Из остальных его аспектов здесь нужно подчеркнуть, прежде всего, два:
Во-первых: Грааль — это небесный камень, который не только, как взятый Туата из Аваллона камень, назначает королей, но и обозначает властителей, которыми должны быть «короли-священники Иоанны» (Титурель).
Во-вторых: Грааль — это камень, который выпал из короны Люцифера в момент его поражения (Вартбургская война). Как таковой, Грааль символизирует власть, которую утратил Люцифер во время падения, и он также в остальных текстах сохраняет черты Mysterium tremendum. Как страшная сила Грааль убивает, раздавливает или слепит каждого рыцаря, который слишком сильно приближается к нему, не будучи призванным или достойным этого. Этот аспект Грааля связан с так называемой проверкой «опасного сиденья». За круглым столом у Артура теперь все время кто-то отсутствует. Пустым остается одно место, которое в конце концов будет выделено наивысшему главе ордена. Кто займет его, не будучи ожидаемым героем, тот будет убит молнией или поглощен землей. Грааль можно достигнуть только через борьбу, «его нужно добиться в битве», говорит Вольфрам фон Эшенбах.
Мистерия Грааля делится на два мотива. Один мотив связан с символическим царством, проявляющимся как отображение наивысшего центра, которое нужно восстановить. Грааля больше нет в нем, или же он утратил свою добродетель. Король Грааля ранен, болен, стар или попал под власть злых чар, которые внешне поддерживают его жизнь, хотя на самом деле он уже много веков мертв (фон дем Турлин).
Другой мотив состоит в существовании героя, который, если он может добиться Грааля, должен чувствовать себя обязанным к такому восстановлению; в противном случае он не выполнит свое задание, и его героическая сила будет проклята (Вольфрам). Он должен уметь снова сковать разбитый меч. Он должен быть «мстителем». Он должен «задать вопрос».
О каком задании идет при этом речь? Это, кажется, то же самое задание, которое Гесиод выделил героям: тому роду, который, рожденный в эпоху упадка, должен восстановить правек, самую древнюю, изначальную эпоху. Как герой Гесиода должен преодолеть и победить титаническое, так и герой Грааля должен преодолеть дьявольскую опасность. Недостаточно лишь того, что рыцарь Грааля во всяческих естественных и сверхъестественных приключениях проявит себя как «стальное сердце» и как «самый лучший и самый смелый рыцарь в мире». Кроме этого, он должен быть «свободен от гордости» и достигнуть «мудрости» (Вольфрам, Готье). Если Люцифер потерял Грааль, то несколько текстов (Grand St. Graal, Gibert de Mostreuil, Morte Darthur) сразу приписывают Люциферу демоническую силу, которая во время различных проверок действует против рыцарей Грааля. И не только это, а соответственно король Грааля бессильно страдает от воспаленной, отравленной раны, которую он навлек на себя на службе Orgelluse (Оргелюза), причем сразу очевидно, что Orgelluse — это ничто иное как женская персонификация принципа гордости, от французского слова orgueil. Все же, в замке той же Orgelluse другие рыцари Грааля, как например Гавэйн, проходят наивысшую проверку. Однако они не проигрывают. Они побеждают. Они сочетаются браком с Ореглюзой или «овладевают» ею. Смысл этих проверок в том, чтобы воплотить чистую силу, духовную мужественность, поднять героическое качество на олимпийский, королевский, солнечный уровень, оторванный от всякой власти хаоса. «Земное рыцарство должно быть небесным», как можно прочесть в Queste du Graal. Только при этом условии дорога к замку Грааля открыта и можно сесть на «опасное место», не будучи при этом разбитым, как были разбиты титаны молнией олимпийского бога. В качестве свойственных основных мотивов всего цикла Грааля нужно рассматривать, тем не менее, как уже говорилось, следующее: герою, который в таком завершении неземного рыцарства дошел сюда, следует выполнить следующее, решающее задание: Если его однажды пустят в замок Грааля, то он должен проявить сочувствие трагичности раненого, парализованного или только внешне живого короля Грааля и проявить инициативу для абсолютного восстанавливающего действия. Это неоднократно в загадочной форме выражается текстами: Герой Грааля, например, должен «поставить вопрос». Какой вопрос? Здесь, кажется, авторы предпочитают молчать. Создается впечатление, как будто в этом моменте что-то мешает авторам говорить, и что банальное объяснение дается лишь для маскировки настоящего ответа. Если проследить, тем не менее, внутреннюю логику всех рассказов, то почти однозначно становится очевидным, о чем на самом деле идет речь: вопрос, который нужно задать, это имперский вопрос; речь идет не о том, чтобы знать, что означают определенные предметы в замке Грааля, а о том, чтобы прочувствовать трагичность упадка и, после того, как уже однажды было достигнуто это завершение, которое означает видение Грааля, затронуть вопрос восстановления. Только на этой основе все объясняется, и становится понятной чудотворная добродетель этого загадочного вопроса: Так как герой, который не равнодушен, и ставит вопрос, то этим вопросом он освобождает империю. Тот, кто был только внешне жив, исчезает; тот, кто был ранен, излечивается. Во всяком случае, герой как новый, истинный король Грааля становится на место предшествующего. Начинается новый цикл.
Согласно нескольким текстам мертвый рыцарь, который, похоже, напоминает герою о его мести и задании, появляется на колеснице, запряженной лебедями. Лебедь — это животное Апполлона в стране гипербореев, в северной прастране. Лебеди везут рыцарей Грааля из наивысшего центра, где господствует Артур: из Аваллона.
В других текстах героя Грааля называют «рыцарем обоих мечей». Однако в теологически-политической литературе того времени, прежде всего, в гибеллинской, оба меча значили ничто иное как двойную власть, двойное господство: временное, преходящее и сверхъестественное. Один классический текст говорит о гиперборейской стране как о той, из которой происходят роды, вроде рода Гераклидов, которые объединяли в себе королевскую и священническую власть.
Недоступная и неприкосновенная империя Грааля — это также действительность в той же форме, в какой она не привязана к какому-либо месту, к какой-нибудь видимой организации или к какому-нибудь земному королевству. Это родина, к которой принадлежат не по физическому рождению, а по духовному достоинству. Эта империя объединяет, в неразрывной цепи мужчин, которые могут быть рассеяны во всем мире, в пространстве, во времени, среди народов, причем рассеяны настолько, что они кажутся обособленными, и никто из них не должен знать о другом. В этом смысле империя Грааля существует всегда, как королевство Артура и царство пресвитера Иоанна, как Туле, как Митгард и Аваллон. Она неподвижна из-за своей «полярной» природы. Следовательно, она не ближе и не дальше относительно потока истории. Скорее это потоки истории, люди и их империи, которые более или менее могут приблизиться к ней.
Но похоже, что гибеллинское средневековье в определенное время в высшей степени обнаружило такое сближение и предложило, так сказать, исторически-духовный материал, посредством которого империя Грааля была бы не только оккультной, но и видимой, и, как в самых древних преданиях, стала бы не только внутренней, но одновременно и внешней действительностью. На этом пути можно представить, что Грааль образовывал увенчание средневекового императорского мифа и наивысшее кредо Гибеллинов. Такое кредо действительно следует искать скорее в сагах, чем в жизни и в ясной, политической воле того времени. Этим также выражается то, что глубже всего и опаснее всего движется в отдельном человеке, не столько через образование форм отражающего сознания, сколько через символику сна и подсознательной первичности.
Средневековье ждало героя Грааля, после чего «сухое» дерево империи снова расцвело бы, всякая раздробленность, всякая узурпация, всякое противостояние были бы разрушены, и действительно восторжествовал бы солнечный порядок. Империя Грааля, которую нужно было привести к новому блеску — это сама Священная Римская империя немецкой нации. Герой Грааля, который стал бы «повелителем всех существ» и тем, кому была бы передана «наивысшая власть», был бы историческим императором, «Фридрихом» («Fridericus»), если бы он стал исполнителем мистерии Грааля или гиперборейской мистерии.
История и сверхистория, кажется, встретились в одно мгновение: появился период метафизического напряжения, апогей и наивысшая надежда — а позже снова крушение и рассеяние.
Вся литература о Граале, кажется, умещается в короткий период: ни один текст, как нам кажется, не был написан до последней четверти двенадцатого столетия и после первой четверти тринадцатого столетия. В конце первой четверти тринадцатого столетия внезапно, как бы повинуясь тайному паролю, прекращают говорить о Граале. Только через много лет и в уже совсем другом настроении о Граале начинают писать снова. Это выглядит так, как если бы в определенное мгновение наружу вырвалось подземное течение, которое, однако, вскоре после этого снова удалилось в невидимое (Вестон). Время этого погружения традиции Грааля приблизительно соответствует преддверию трагедии рыцарей-тамплиеров. Вероятно, там кроется исходный пункт к крушению.
У Вольфрама рыцарей Грааля называют «Templeise» или тамплиерами, хотя у него ничего не говорится ни о каком храме. В определенных текстах рыцари-монахи с таинственного «острова» носят тот же знак, что и тамплиеры: красный крест на белой одежде. В других текстах приключения Грааля передают настроения конца света: Герой Грааля действительно совершает «месть» и восстанавливает империю. Тем не менее, после этого голос с небес объявляет ему, что он должен удалиться с Граалем на некий таинственный остров. Кораблем, который приходит, чтобы забрать его, является корабль тамплиеров: у него белые паруса с красным крестом.
Тайные союзы, похоже, подобно расходящимся кровеносным сосудам после крушения императорской культуры сохранили старые символы и предания цикла о Граале: гибеллинская «верность любви», более поздние миннезингеры, герметисты. Это дожило вплоть до движения розенкрейцеров. У розенкрейцеров снова появляется тот же миф: солнечный замок, император как «властитель четвертой империи» и разрушитель любой духовной узурпации; невидимое братство трансцендентных, объединенных исключительно своими намерениями и своим существом личностей; в конце концов странная тайна возрождения короля, тайна, которая превращается в констатацию того, что король уже жив и бодрствует. Тот, кто присутствует на этой мистерии, несет знамя тамплиеров: белое полотнище с красным крестом. Также животное Грааля, голубь, присутствует здесь.
Тем не менее, тайный пароль, кажется, был дан также и здесь. В определенное мгновение всюду внезапно прекращают говорить о розенкрейцерах. По традиции последние настоящие розенкрейцеры в то время, когда абсолютизм, рационализм, индивидуализм и Просвещение уже подготавливали путь Французской революции, покинули Запад и удалились в «Индию».
Индия здесь является символом. Она означает местопребывание короля-священника Иоанна, арийского всемирного короля. Это Аваллон. Это Туле. Согласно одному тексту темные времена наступили в Сальватиерре, где находятся рыцари Монсальвата. Грааль там не мог оставаться дольше. Его перевозят в «Индию», в царство короля Иоанна, которое лежит «близ рая». Когда рыцари Грааля однажды высадились там, то там же внезапно и чудотворно появляется также Монсальват и его замок, так как «среди грешных народов ничего от этого не должно было остаться». Сам Парсифаль занимает место «пресвитера Иоанна». О Шамбале, таинственном «городе севера», куда ведут «северные дороги» или «пути арийских богов», deva-yana, у тибетских аскетов говорится: «Она лежит в моем духе».
В любом конце кроется новое начало. Сегодня разрушается мир упадка. Новые силы прорываются из глубин. Готовится решающая битва. Вызываются древнейшие символы: под знаком свастик, орлов, романско-гиперборейских топоров маршируют новые народы. Миф империи снова переживает свое возрождение. Уже говорят о новом государстве, которое должно быть государством ордена: о новом ордене, который должен объединить все европейские силы, которые борются против демонии коллективизма и темного потока Третьего Интернационала. Вместе с тем, вероятно, также постепенно созревают новые времена: Времена, в которых мифы нашего общего гибеллинского величия, невидимого, неприкосновенного центра, арийского властителя, который должен проснуться, мстящего и восстанавливающего героя уже не будут считаться баснями пропавшего романтичного прошлого, а проявятся как правда и действительность тех, кого по праву можно рассматривать в качестве единственных живых.
Следовало бы приветствовать, если бы, в особенности, духовный авангард немецкого движения обновления дал бы себе самый ясный отчет об этом и на этой основе пробудил бы в себе способность находить в своих сегодняшних мифах путь, который действительно мог бы сделать возможной обратную связь с истоками, с тайной традицией империи и мистерией севера.