"Требование немедленного освобождения колоний, выдвигаемое всеми революционными социал-демократами, тоже неосуществимо при капитализме без ряда революций. Но из этого вытекает отнюдь не отказ от немедленной и решительной борьбы за все эти требования, такой отказ был бы лишь на руку буржуазии и реакции, а как раз наоборот, необходимость формулировать и проводить все эти требования не реформистски, а революционно, не ограничиваясь рамками буржуазной легальности, а ломая их... (Ленин, т. XIX, с. 170)".

Суть дела вовсе не в том, чтобы бояться пропагандировать в нереволюционной обстановке революционные лозунги, а в том, чтобы правильно оценить и не пропустить момента перехода одних "мирных" средств борьбы за эти лозунги к другим, революционным, от тактики накопления сил к тактике восстания.

Исторический опыт русского пролетариата, позднейший -- английского и новейший -- французского доказывают, что лозунги рабоче-крестьянского правительства, огосударствления трестов и рабочего контроля способны мобилизовать массы на борьбу против финансового капитала. Все больше надвигающаяся при стабилизации опасность войны, так же как и дискредитирование и развал Лиги Наций, делает необходимым еще более, чем в 1923 -- 1924 гг., противопоставить ей лозунг Социалистических соединенных штатов Европы. Теоретический анализ показывает, что эти требования лежат по линии исторической борьбы пролетариата за его конечную цель. Но в проекте программы для всех этих лозунгов не нашлось места. Причиною этого, помимо ложной теории о тенденции к национализации хозяйств,

самоорганизации в национальных рамках империализма и, как увидим дальше, и социализма (в другой форме) является полное игнорирование исторического опыта и практики борьбы коммунистических партий за последние годы. Отсюда и бессодержательная, по существу крохоборческая, программа действий для западных компартий, предоставляющая эмпиризму решать от случая к случаю самые важные вопросы тактики в предреволюционный период. А между тем у нас есть уже достаточный опыт не только по части того, как и когда применять единый фронт, но и как и когда не следует его применять (сохранение Англо-русского комитета после всеобщей стачки и предательства Генсове-та80, так же как и опыт единого фронта в Германии в 1923 году).

б) Немецкий и английский опыт единого фронта при революционной обстановке

Это игнорирование опыта авторами проекта относится не только к "мелкому опыту" тактики единого фронта в нереволюционной обстановке, но и к "крупным" немногим, но исключительно важным случаям практической борьбы компартий в условиях революционной ситуации. За последние пять лет мы имели ряд крупнейших всемирно исторического значения событий, в которых коммунистические партии оказались не на высоте выпавших на них исторических задач; в соответствующих резолюциях Коминтерна было признано, что в Болгарии81 и Германии (1923) руководители коммунистического движения упустили революционные ситуации; в Англии (в 1926) и в Китае (в 1927 г.) коммунистические руководства действовали объективно против логики революционного развития и стали сначала орудием, а потом жертвой буржуазных палачей (Чан Кайши, Ван Цзинвея) и агентов империализма (Томаса, Перселя), исключающих теперь коммунистов и их сторонников из профсоюзов; в Эстонии (в 1924) и в Кантоне (в конце 1927 г.) компартии, как бы стремясь наверстать упущенное ранее, подымали восстания без надлежащей политической и организационной подготовки, без наличия необходимого революционного брожения, без Советов, как органа восстания, действуя тем самым в разрез с объективным ходом развития, и снова терпели поражения. В свое время (о Китае, в частности Кантоне, совсем недавно) обо всем этом собирался материал, организовывались конференции для подведения итогов и учета опыта. В проекте программы нет и следа всего этого. А ведь здесь именно и должен быть тщательно обобщен и учтен опыт нашей борьбы за власть, при каких бы обстоятельствах эта борьба ни возникла и чем бы ни вызывались наши поражения.

41

Какие же уроки дали указанные поражения? В Германии коммунисты не учли заблаговременно (с оккупацией Рура82 в январе 1923 г.) сложившейся революционной ситуации, благоприятной для перехода от тактики накопления сил к тактике борьбы за власть. Но урок событий в Германии в 1923 г. сверх того сводится к тому, что тактика единого фронта годится при подготовке борьбы за власть, но не при самой этой борьбе. Несвоевременная оценка сложившейся в Германии революционной ситуации с начала 1923 г. усугубилась тем, что даже тогда, когда (с августа месяца) революционное массовое движение развернулось, компартия продолжала цепляться за единый фронт с социал-демократами, задача которых заключается в такие моменты в торможении массового движения. Компартия не поняла, что нужно выбирать момент, когда станет необходимым порвать с тактикой единого фронта и самой, одной взять на себя руководство массовым движением. В основном этот же урок -- о необходимости уловить момент, когда коммунисты должны решительно и быстро порвать единый фронт с социал-демократами -- история повторила в 1926 г. в вопросе об Англо-русском комитете. Потому что первый немецкий урок нам, по-видимому, не пошел в прок, АРК был активирующим массы средством до тех пор, пока не было широкого массового движения. Как только в мае 1926 г. последнее мощно развернулось, шедшие до тех пор налево центристы из Хенсовета неминуемо должны были пойти вправо, на попятную, сдавая и предавая позиции пролетариата. И столь же неминуемым стал разрыв Англо-русского комитета, так же как и раскол и борьба оппортунистического и революционного крыла внутри английского рабочего движения. Вместо этого коммунистами была выдвинута теория, что они ни в каком случае не должны рвать с оппортунистами, а всегда предоставлять последним инициативу разрыва. Это, мол, их разоблачит перед массами...

Генсоветчики великолепно использовали эту якобы коммунистическую тактику, сохранили АРК до тех пор, пока им нужно было за его спиною скрыться перед массами, ослабили тем временем левое крыло внутри английского рабочего движения и, наконец, выбрали наиболее удобный для себя момент, чтобы порвать с АРК по совершенно издевательскому поводу (расстрел 20 белогвардейцев). Этих двух событий -- германского 1923 г. и английского 1924 г.-- достаточно, чтобы программа К [оммуни-стического] Щнтернационала] не ограничивалась простым упоминанием тактики единого фронта, а ясно и категорически определила ее, и указать ее пределы, т. е. что, как только развертывается революционное массовое движение, необходимо рвать единый фронт с социал-демократами, поворачивать фронт про

тив них и вырывать у них руководство движением. Все искусство коммунистов в применении этой тактики сводится, следовательно, к тому, чтобы при развертывании массового движения выбрать момент для того, чтобы по своей инициативе порвать с оппортунистами и отшить от руководства движением. Если этот урок не будет программно закреплен, то тактика единого фронта явится для нас источником новых поражений как раз в решающие моменты революционной борьбы.

Помимо этого общего урока, который только подтвердили великие английские стачки 1926 г., из последних надо сделать еще один вывод специально для английского рабочего движения и для английской компартии -вывод, на который толкает опыт английской компартии, но который до сих пор сознательно не сделан: английские стачки мая 1926 г. сыграли для английской рабочей партии ту же роль, что начало империалистической войны для германской социал-демократии. Они сделали неизбежным ее раскол на революционное и оппортунистическое крыло. Но тогда как во время войны Ленин требовал, чтобы левое крыло брало на себя инициативу раскола социал-демократических партий, в Англии коммунисты предоставили инициативу раскола оппортунистам, поставив себе целью избегнуть неизбежного. Это привело к жалким попыткам коммунистов крадучись остаться в английской рабочей партии, когда их беспощадно изгоняли оттуда и когда (как писал тов. Мерфи в своей статье в No 2 "Большевика" за 1928 г.) никто из коммунистов не надеется при каких бы то ни было условиях отвоевать руководство [в] А[нглийской] р[абочей] п[артии]83.

IX пленум ИККИ в своей резолюции по английскому вопросу высказался против выхода английской компартии из АРК по тем соображениям, что последняя еще не стала целиком похожей по своей организационной структуре на социал-демократическую партию континента. Если бы всерьез придерживаться этого довода, то компартия могла бы навеки остаться на задворках А [нглийской] р[абочей] п[артии] и никогда не выходить из нее. Ибо, исключая коммунистов и их сторонников из своей среды, А[нглийская] р[абочая] п[артия] вовсе не уничтожает принципа коллективного членства и вовсе, следовательно, не приближается в основном по своей организационной структуре к социал-демократической партии континента. Макдональдам и Томасам это и не требуется. Исторический опыт показал, что "коллективное членство" является наилучшим средством политического одурачивания масс и бесконтрольного хозяйничанья Макдональдсе и Гендерсонов. Что же касается свободы течений, то Макдональды охотно будут терпеть внутри А[нглий

49

ской] р[абочей] п[артии] либералов и даже консерваторов, беспощадно изгоняя оттуда революционных рабочих.

Однако простой выход коммунистов из А[нглийской] р[або-чей] п[артии] вопроса не решает. Во-первых, потому что они все равно уже исключены из нее и потому их "выход" был бы простой декларацией. Во-вторых, и это самое важное: Макдо-нальды исключат из А [нглийской] р[абочей] п[артии] не одних только коммунистов, но и поддерживающих их революционных рабочих, целые местные организации рабочей партии, находящиеся в оппозиции к ее руководству. Куда деваться этим многочисленным элементам, которые, по английским условиям, не войдут на основе индивидуального членства в а[нглий-скую] к[ом]п[артию]? Чтобы они не были вынуждены капитулировать перед руководством А[нглийской] р[абочей] п[артии] или организованно распылиться, необходимо для них создать на основе того же коллективного членства особую организацию с коммунистическим руководством. Тов. Мерфи делал такое предложение в своих выступлениях в Англии (см., между прочим, его статью в теоретическом органе английской компартии "Коммунист" No 3). На него немедленно обрушились как на представителя опасного уклона. В комиссии IX пленума ИККИ84 (см. сборник "Новая тактика английской компартии") Беннет (под этим благозвучным английским именем, как известно, выступает русский коммунист, бывший бундовец) обвинил Мерфи в пессимизме и неверии в английскую компартию. Опровергать этот штампованный довод всех безыдейных пошляков, разумеется, невозможно.

Тов. Пейдж Арнот возражал Мерфи, выдвигал то соображение, что это будет новым средостением между компартией и рабочими массами. На самом же деле при организации, руководимой коммунистами, речь может идти не о новом средостении, а о новом "приводном ремне", обусловленном историческими условиями развития английского рабочего класса. Создание такой организации на основе коллективного членства под коммунистическим руководством решило бы самым лучшим образом трудный вопрос об оплате профсоюзами политических взносов. Коммунисты должны были бы развернуть в массах широкую кампанию за уплату этих взносов новой организации, которая могла бы называться Рабочая партия и противопоставлять себя по всей линии старой Лейбористской партии, борясь с ней за влияние на массы. До тех пор пока левые элементы оставались внутри Лейбористской партии, достаточной организационной формой для них было объединение "левого крыла", которое было, по существу дела, фракцией, боровшейся внутри Лейбористской партии за руководство ею. Но после исключе

ния, после того как стачки 1926 г. создали обстановку, при которой все признают безнадежным отвоевание левым крылом руководства Лейбористской партии у Макдональда и Гендерсо-нов, эта фракционная организация стала недостаточной. Необходимо превращение этой исключенной фракции в самостоятельную партийную организацию, противопоставляющую себя по всем вопросам Лейбористской партии. Если нельзя бороться за отвоевание руководства изнутри последней, надо бороться извне за отвоевание у нее масс.

в) Борьба пролетариата за власть в колониальных странах. Роль буржуазии

Тактика коммунистов в колониальных странах характеризуется проектом программы в менее определенных выражениях и более туманными алгебраическими формулами, чем это было сделано в резолюции II конгресса Коммунистического] И [нтернационала] в 1920 г., когда еще не было опыта борьбы в Турции, Египте, Индии, Китае, одинаково демонстрировавших, как мало революционна туземная буржуазия, якобы призванная бороться против империализма. По развиваемой с прошлого года теории товарищей Бухарина и Мартынова, колониальная буржуазия должна быть более революционной, чем то была русская либеральная буржуазия: последняя, мол, сама была империалистической, в то время как в колониях буржуазия страдала от империализма. На этой формально логической конструкции основывались все доказательства недопустимости аналогии китайской и русской революции. В действительности же роль колониальной буржуазии в борьбе с империализмом была совершенно аналогичной роли русской буржуазии в борьбе с самодержавием, только что игра в революцию у колониальной буржуазии была более кратковременной, чем у русской буржуазии. Факт этот легко объясним: у империализма было больше политических и экономических средств для подкупа и приручения туземной буржуазии, чем было в распоряжении самодержавия для русской буржуазии; в то же время колониальная буржуазия, экономически более отстала, политически слабее, ее страх перед пролетарскими и полупролетарскими массами сильнее, чем он был у русской буржуазии. Отсюда и ее большая готовность идти на мировую с "угнетающим ее империализмом".

Учитывая это обстоятельство, резолюция II конгресса К[ом-мунистического] И [нтернационала] была составлена в духе недоверия к революционному движению буржуазии и как в части тезисов, написанных Лениным, так и в "дополнительных тезисах", написанных Роем85, содержала специальные пункты, ука

51

зывавшие категорически на стоящие перед пролетариатом "задачи борьбы с буржуазно-демократическими движениями их наций" (п. 11д). В пункте 7 "дополнительных тезисов" говорилось:

"Можно отметить существование двух движений, удаляющихся друг от друга с каждым днем. Одним из них является буржуазно-демократическое националистическое движение, которое преследует программу политической независимости при капиталистическом строе; другое -- борьба бедных и темных крестьян за свое освобождение от какой бы то ни было эксплуатации. Первое движение пытается "контролировать" второе, причем часто с успехом; но Коммунистический Интернационал должен бороться против подобного контроля и способствовать развитию классового сознания в рабочих массах колоний. Таким образом, первым шагом революции в колониях должно быть свержение иностранного капитализма. Но самой главной и необходимой задачей является создание коммунистической организации рабочих и крестьян, для того чтобы можно было их вести с собою к революции и основанию советской республики".

Вместо этой более или менее ясной характеристики колониальной буржуазии, как все более удаляющейся от революции и стремящейся наложить узду на революционное движение, а также вытекающих отсюда для пролетариата задач борьбы за власть, новый проект программы дает такую туманную алгебраическую формулу (с. 83):

"В колониях и полуколониях, где рабочий класс играет более или менее значительную роль и где буржуазия либо уже перешла в лагерь открытой контрреволюции, либо переходит туда ввиду развертывания массового крестьянского движения, коммунистические партии должны держать курс на гегемонию пролетариата, на диктатуру пролетариата и крестьянства, которая перерастает в диктатуру рабочего класса".

Расслоение революционной мелкой буржуазии

Помимо уклонения от точного указания на очень ограниченную революционность колониальной буржуазии, приведенная цитата игнорирует самое важное. Основное в том, что дал опыт китайской (и русской) революции в отношении определении роли мелкой буржуазии на разных этапах революции. Не только буржуазия отходит от революции с обострением борьбы и расширением массового движения, но и в лагере мелкой буржуазии наступает расслоение, и часть ее под давлением империализма и из боязни перед пролетариатом отходит от революции. Так было в России после Февральской революции, когда раньше революционная партия эсеров завершила свой начав

шийся с войною переход на сторону буржуазии. К этому же сводится главное содержание китайских событий 1927 г. Ибо поворот крупной буржуазии от революции начался еще в 1925 г. после шанхайских событий и нашел свое выражение в перевороте, произведенном Чан Кайши внутри Гоминьдана в марте 1926 г. (удаление Ван Цзинвея и ограничение свободы коммунистов). Основное же содержание событий лета 1927 г. сводится к отходу от революции значительной части ранее революционного крыла мелкой буржуазии, проявившемся в крахе левого Гоминьдана. Во всем проекте программы нет и малейшего упоминания этого основного факта и следующих из него выводов для нашей тактики.

Смена демократического лозунга социалистическим

Игнорируя процесс расслоения революционной мелкой буржуазии в ходе революции, авторы проекта программы вынуждены точно так же обойти молчанием важнейший вопрос о том, какой момент надо признать решающим для смены лозунга революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства на лозунг диктатуры рабочего класса, опирающегося на крестьянство. Как известно, этот вопрос вызвал горячие споры в 1917 г. среди большевиков и является в настоящее время предметом споров среди китайских коммунистов. Но авторы проекта программы остаются верными себе, заполняют проект публицистикой худшего сорта, тщательно обходя поставленные жизнью трудные принципиальные вопросы и избегая даже указания на то, в зависимости от каких лозунгов решается этот вопрос о перерастании революции и смене лозунгов.

На примере Китая мы видим, что при большей экономической отсталости колоний переход революционных партий мелкой буржуазии в лагерь контрреволюции наступает еще до победы национально-демократической революции. Соответственно этому, продолжение и завершение этой последней возможно только при соответственном возрастании руководящей роли и значения революционной партии пролетариата в деле подготовки революции, проведения восстания и осуществления революционных мероприятий, не ограничивающихся строго буржуазно-демократическими рамками. Выражением этого нового этапа революции является лозунг диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство.

Начало нового этапа в отличие от русской революции наступило в Китае сейчас же после поражения революции на первом этапе. Как в русской революции, так и в колониальных движениях наступление нового этапа не означает, что отпала задача

53

вовлечения крестьянства в революцию, организации его для восстания, а также быстрого и решительного проведения его требований в день победы революции. Наоборот, если на первом этапе революции сотрудничество обоих классов достигается путем блока партии революционного пролетариата с революционной партией мелкой буржуазии, то на новом этапе с отходом эсеров или левого Гоминьдана от революции революционный пролетариата в лице своего авангарда -- компартии -- должен сам организовать революционное крестьянство, непосредственно на него опираться и руководить экспроприацией помещичьей собственности, не отказываясь также от необходимых в условиях борьбы социалистических мер. Этот лозунг означает: компартия, не надейся больше на другие партии, сама организуй крестьянство, веди его на борьбу, просвещай его, указывай ему путь. Это есть не забвение крестьянства и перепрыгивание через него, а теснейшая непосредственная связь с ним.

Гегемония и диктатура пролетариата, меньшевизм и большевизм

В отношении цели, к которой компартия должна стремиться, в проекте программы сказано:

"Пропагандировать самостоятельность пролетариата, как класса, его принципиальную враждебность буржуазии, причем эта враждебность отнюдь не уничтожается возможностью временных соглашений с ней; всемерно развивать и прививать массам идею гегемонии рабочего класса, выставляя и в настоящий момент проводя в жизнь лозунг организации Советов рабочих и крестьянских депутатов" (с. 84).

Итак, идею гегемонии рабочего класса -- вот какую конечную цель должна пропагандировать коммунистическая партия. И на протяжении всей программы не указана необходимость хотя бы пропагандировать идею пролетарской диктатуры, если уж не делать ее боевым лозунгом агитации. Но надо сказать, что и в повседневной агитации, в Китае например, идея гегемонии уже недостаточна в настоящей стадии революции.

На первом этапе революции, когда партия мелкой буржуазии выполняет еще революционную роль, идея гегемонии пролетариата в демократической революции, противопоставляемая идее буржуазно-либерального руководства силами революции, служит для проведения разграничительной черты между большевизмом и меньшевизмом. С переходом революции новый этап гегемонии перестает выполнять эту роль. В России с 1917 г. меньшевики не отрицали пролетарской гегемонии в революционной борьбе, требуя только, чтобы пролетариат не претендо

вал на завоевание власти и руководства ею. В 1918 г. меньшевик Мартынов писал в ц [ентральном] о[ргане] меньшевиков "Рабочий Интернационал" (No 3 -4 за 1918 г.), что автором идеи пролетарской гегемонии был патриарх меньшевизма Аксельрод, который развивал ее еще в 90-х годах, когда он предполагал, что от революции нас отделяет еще долгий промежуток времени:

"Этим обстоятельством, полагал он (Аксельрод), русская социал-демократия может и должна воспользоваться, для того чтобы постепенно возвысить пролетариат до роли гегемона в нашей буржуазной революции, т. е. сделать его способным, избегая изоляции от союзников, которая накануне буржуазной революции преждевременна и опасна, сознательно поддерживать борьбу одних союзников, прямо ведя за собою других (наиболее демократических)..."

Это толкование гегемонии как сознательной поддержки "других" классов (т. е. буржуазии) Мартынов, уже будучи членом ВКП, повторил в своей знаменитой статье о китайской революции, напечатанной в прошлом году в "Правде". Опираясь на постановление VII пленума ИККИ, Мартынов писал, что пролетариат не должен завоевывать "гегемонии" в борьбе за власть против либеральной буржуазии, а в союзе с нею: "То, что для пленума ИККИ должно было явиться лишь в перспективе, как результат завоевания пролетариатом гегемонии в революции (отпадение промышленной буржуазии), то для тов. Радека является исходной точкой (низвержение капиталистического производства)."

Смысл этого меньшевистского понимания гегемонии такой: "Пролетариат, борись больше всех, но не претендуй на власть, поддерживай власть "революционной" промышленной буржуазии".

Чтобы отграничить большевистское понимание пролетарской гегемонии от меньшевистского, нужно ясно сказать, что речь идет о борьбе пролетариата за власть и руководящее положение в революционном правительстве. Это выражается лозунгом диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство.

Советы

В "дополнительных тезисах", принятых II конгрессом К[ом-мунистического] Щнтернационала], говорилось (п. 9):

"В первой стадии своего развития революция в колониях должна проводиться по программе с чисто буржуазными реформистскими пунктами, как-то раздел земли и т. д. Но из этого не следует, чтобы руководство революцией в колониях находилось в руках буржуазных демократов, напротив, пролетарские партии должны вести усиленную пропаганду коммунистических идей и учредить при первой возможности крестьянские и рабо

55

чие Советы. Эти Советы будут работать наравне с советскими республиками прогрессивных капиталистических стран для окончательного свержения капиталистического строя всего мира".

В противоположность этому, проект программы отделывается от вопроса о Советах бессодержательным указанием "в надлежащий момент" проводить в жизнь лозунг организации Советов рабочих и крестьянских депутатов. Вместо Советов рабочих и крестьянских депутатов -- органов, борющихся за власть,-- проект программы рекомендует коммунистическим партиям "сосредоточить свое главное внимание на создании широких массовых организаций пролетариата (профсоюзов) и революционных крестьянских союзов, на выработку требований и лозунгов, касающихся непосредственно рабочего класса".

Это есть увековечение роковой прошлогодней тактики с оттягиванием организации Советов, с подменой их всякого рода организациями, по самому существу своему не могущими стать органами власти.

Самостоятельность партии пролетариата

Марксистские партии везде воспитывались и вырастали, главным образом, на почве резкой и решительной идейной борьбы с мелкобуржуазными демократами и с их перекрашиванием в розовый цвет социализма, перекрашиванием, имеющим целью обмануть бдительность пролетарского авангарда и подчинить его себе. В Китае это жульническое перекрашивание демократов в коммунистический цвет достигло грандиозных размеров: Гоминьдан вступил сочувствующей партией в К[омму-нистический] Щнтернационал]; Чан Кайши готов был себя объявить левым коммунистом, троцкистом и т.д., только бы не выпустить из-под своего влияния кит[айскую] компартию. Предвидя такую возможность, II конгресс К[оммунистическо-го] Щнтернационала] в написанных Лениным тезисах ставил компартиям две задачи: бороться против перекрашивания демократов в коммунистические цвета и во что бы то ни стало охранять политическую и организационную самостоятельность коммунистических партий. В п. 9 тезисов говорилось:

"Необходима решительная борьба с перекрашиванием не истинно коммунистических революционных освободительных движений в отсталых странах в цвет коммунизма;

Коммунистический] Щнтернационал] обязан поддержать революционные движения в колониях и отсталых странах лишь с той целью, чтобы элементы будущих пролетарских партий, коммунистические не только по названию, во всех отсталых странах были группируемы и воспитываемы в сознании своих

особых задач, задач борьбы с буржуазно-демократическими движениями внутри их нации. Коммунистический] Щнтернационал] должен вступать во временные соглашения, даже в союзы с буржуазной демократией колоний отсталых стран, но не сливаться с ней и безусловно сохранять самостоятельность пролетарского движения даже в самой замечательной его форме."

Вместо этого после прошлогодних событий новый проект программы Коммунистического] Щнтернационала] преподносит нам такую "эластичную" формулировку:

"Необходимо... организовывать рабочих и крестьян в самостоятельные организации и освобождать их из-под влияния национальной буржуазии, временные соглашения с которой допустимы лишь постольку, поскольку она не препятствует революционной организации рабочих и крестьян и ведет действительную борьбу против империализма" (ст. 85).

Ясного и точного требования при всех условиях обеспечить политическую и организационную самостоятельность компартии, так же как и требования организовывать Советы с первых же шагов массового движения -- в проекте программы нет, что, между прочим, отмечалось уже и другими в дискуссионных статьях. Это означает программное закрепление на будущие времена прошлогодних роковых ошибок китайских коммунистов. И это может привести к новым поражениям и ошибкам не когда-либо, а в самом ближайшем будущем и притом в новых странах Востока. Ибо в "рабоче-крестьянских" партиях Японии и Индии зреют гнойные нарывы, чреватые новой гоминдановщиной.

Эти "двуединые", "двухсоставные", точнее, "двухклассовые" партии, "блестящим" образчиком которых был китайский Гоминьдан, вошли в моду с 1924 г., когда была сделана в Америке попытка организовать рабоче-фермерскую партию86. На китайском образчике этой партии показали, какие опасности для партии пролетариата они кроют в себе и каким тормозом революционного движения они способны стать при революционной ситуации. На деле это есть подчинение пролетарского авангарда крестьянству, мелкобуржуазным, вообще не пролетарским слоям и группам. Это есть окрестьянивание или даже обуржуа-зивание коммунистических партий и большевизма. Давая вышеприведенную расплывчатую формулировку о соглашениях с буржуазией, умалчивая об опыте с Гоминьданом, который был даже принят в качестве сочувствующей партии в Коминтерн, не запрещая организации двухклассовых партий, не указывая на противоречия интересов между пролетариатом и крестьянством (наряду с совпадением этих интересов в ряде пунктов), проект программы ставит под угрозу самое существование на Востоке самостоятельных революционных партий пролетариата и тем

57

самым превращает в пустой звук слова о необходимости для коммунистов бороться за пролетарскую гегемонию и за перерастание буржуазных революций в социалистические.

Мало того, что пролетарские революции из проекта программы вообще исчезают. "Двуединство" революции превращается в мировой закон и из России и из стран Востока переносится на все страны, в том числе западные страны развитого капитализма, где положение и позиции крестьянства совсем иные. В главе IV, посвященной абстрактно теоретической характеристике диктатуры пролетариата и переходного периода от капитализма к социализму, читаем (с. 39):

"В борьбе за диктатуру пролетариата и за последующее преобразование строя против блока помещиков и капиталистов организуется блок рабочих и крестьян под идейной и политической гегемонией первых, блок, являющийся основой диктатуры пролетариата".

Это верно для России, переживавшей переход от буржуазно-демократической к пролетарской революции, и для ряда других сходных с Россией по структуре стран (Польши, Балкан, колоний). Но это неверно как общепрограммное утверждение для всех стран. В 1918 -- 1919 гг. в Германии происходила борьба за диктатуру пролетариата, но не было никаких признаков блока рабочих и крестьян. Нет пока никаких оснований ожидать этого в будущем. В Англии борьба за диктатуру пролетариата будет происходить, а блока рабочих и крестьян не будет, потому что там нет крестьян, а что будет с колониями никто не знает: не "отложатся" ли они еще до пролетарской революции. Последнее является наиболее вероятной перспективой. Принимая во внимание наличие в ряде других стран слоев (служащих, мелкой городской буржуазии и др[угих]), которые при известных условиях могут заменить отсутствующее крестьянство ("середняков") в качестве союзника пролетариата в борьбе за диктатуру, лучше было бы воспользоваться старой марксистской формулой: пролетариат совершает свою революцию в союзе со всеми трудящимися, угнетенными и эксплуатируемыми и в их интересах. Конкретизацию этой формулы надо оставить национальным секциям в соответствии с классовой структурой их страны.

По тем же причинам не правилен и не допустим огульный отказ от осуществления пролетарской революцией национализации земли. К правильным аргументам тов. Карпинского и тов. Бендеровского (см. No 1 "Дискуссионного листка" и журнал "Коммунистический Интернационал") надо еще только добавить, что национализация земли необходима как раз в интересах мелких крестьян, земля которых останется по-прежнему в их пользовании. Во всех капиталистических странах с давней соб

ственностью на землю она опутана множеством юридических наслоений (купчих, перепродаж, закладных, ипотек и пр.). Распутать весь этот узел в интересах мелких собственников можно только, разрубив его, путем объявления земли государственной собственностью, при которой у мелкого крестьянина будет только одно обязательство -- перед пролетарским государством. Если бы в отдельных случаях потребовались отступления от национализации, то в зависимости от конкретных условий такие отступления всегда возможны. Общий же огульный отказ от национализации земли в пролетарской революции есть оппортунизм. Отказ от пропаганды до революции лозунга национализации промышленности проект программы дополняет прямым отказом от осуществления национализации земли сейчас же после революции. Одно дополняет другое и вместе дают вреднейшую оппортунистическую ошибку.

5. Переход к социализму и развитие СССР

а) Экономика и политика в буржуазной и пролетарской революциях

В вопросах переходного периода и развития СССР (как и вопросе о китайской революции), более часто обсуждающемся в партии, мы можем ограничиться короткими замечаниями.

При характеристике развития в переходный период от капитализма к социализму следует особенно помнить сделанные нами эпиграфом к статье слова Ленина: "в программе следует писать с абсолютной точностью то, что есть". В наших взглядах о переходном периоде наряду с бесспорным и непрерываемым так много еще непрочно сложившегося временного и переходного, что легко принять желательное за сущее, кажущееся за действительное. Поэтому в программу, которая должна отражать общие взгляды всех коммунистов и быть обязательной для них, следует вписывать только самое необходимое, проверенное опытом, точно установленное, записанное в историю и не обобщать того, что имеет только ограниченную значимость для одних стран, на все прочие. К сожалению, авторы меньше всего считали это для себя обязательным при составлении 4-й и 5-й глав проекта.

К чему, например, было вписывать противопоставление пролетарской революции буржуазной в отношении темпа развития? Кто докажет и поручится за то, что пролетарская решит свою задачу в более быстрый срок, чем это требовалось для революции буржуазной? Неверно утверждение, что капиталистический строй производственных отношений уже господствовал экономически до буржуазной революции и что последняя не

59

производила вторжения в область имущественных отношений прежнего общества. О таких вопросах можно спорить в книжках и статьях, и коммунистам можно быть об этом разного мнения. Непонятно, почему нужно превращать в символ веры всех коммунистов бухаринский взгляд на этот исторический вопрос. (Взгляд, из которого, кстати сказать, тов. Бухарин сделал совсем неверный вывод, что все задачи переходного периода сводятся к подготовке управляющих кадров, т. е. бюрократии.) Ведь не должна же быть программа кратким изложением всех сочинений ее автора.

Но главным и основным недостатком всей главы о переходном периоде является отсутствие указания на роль и задачи пролетарского государства в социалистическом переустройстве хозяйства переходного периода.

б) Задачи пролетарского государства

В проекте содержится декларация о том, что "победоносный пролетариат пользуется завоеванной властью как рычагом экономического переворота, т. е. революционного преобразования имущественных отношений капитализма в отношении социалистического способа производства".

Это совершенно правильно. Но одной общей декларацией в программе ограничиться нельзя. Необходимо указать, какими принципами должно руководствоваться пролетарское государство в своей политике для осуществления перехода к социализму. А в проекте программы мы находим только перечень экспроприаторских мер, которые надлежит осуществить "на второй день" после революции, и ни слова о том, какие экономические задачи падают на государство в последующие дни и годы. Ни к одним же охранительно-политическим мероприятиям сводятся задачи пролетарской диктатуры после проведения экспроприации.

Этот недостаток проекта связан с тем, что автор не признает возможности дальнейшего нарождения и развития капитализма на базе мелкого производства и частной собственности (которая по проекту сохраняется даже на землю) после проведения революционной экспроприации. Если же принять по внимание этот момент, тогда нужно было бы примерно определить экономические задачи диктатуры так:

"Экспроприацией прежде накопленных и созданных капитализмом богатств экономические задачи пролетарской диктатуры не исчерпываются. После экспроприации на пролетарское государство ложится тяжелая и трудная задача вести такую политику ежегодного дохода и такое использование частнокапиталистического хозяйства и его накоплений, при котором ежегодное накопление и расширение производства происходило

бы с всевозрастающим перевесом в социалистическом секторе над частнособственническим. С этой целью пролетарское государство должно заранее наметить и проводить в жизнь такой рассчитанный на долгий ряд лет план развертывания хозяйства на основе индустриализации, при котором происходила бы систематическая концентрация хозяйства в руках пролетариата при относительном сужении частного производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве и ограничение в распределительной сфере роли стихийного, рыночного начала. В то же время увеличилась бы материальная база социалистического производства (как в непосредственно государственной части, так и в производственно-кооперативной), расширялась бы роль планового начала, непрерывно подымался, выравнивался бы материальный и культурный уровень рабочего класса. Этой задаче государство подчиняет всю свою деятельность. Для осуществления этой цели оно пользуется как рыночными методами, так и планомерным применением экономической силы государственного аппарата (при помощи налогов и пр.), для того чтобы, не подрывая общего развития производственных сил, ежегодно перемещать из частнособственнического сектора хозяйства часть накапливаемых в нем средств в социалистический. Только такой политикой можно в течение долгого периода времени добиться полного уничтожения частной собственности на орудия и средства производства, уничтожить классовое давление общества и заменить его бесклассовым, безрыночным, социалистическим."

в) План и стихия

Вместо такого динамического определения экономических задач диктатуры пролетариата, которая должна производить перемещения в материальном базисе хозяйства, проект преподносит нам (на с. 49) такую неподвижную, чисто формальную и бессодержательную тавтологию о соотношении между плановым и рыночным началами:

"Чем больше удельный вес раздробленного мелкокрестьянского труда... тем больше объем рыночных отношений, тем меньше планового руководства... Наоборот, чем меньше удельный вес мелкого хозяйства... чем могущественнее концентрированные и социализированные массы средств производства, тем меньше объем рыночных отношений, тем больше значение плана..."

Кроме этой тавтологии, можно найти по этому вопросу еще такое весьма "ценное указание": преимущества крупного производства, мощь госаппарата в целом приводят "при правильной политике" к систематическому вытеснению частного капитала.

61

Вопрос же о том, какова должна быть эта политика, чтобы считаться "правильной",-- даже не поставлен.

Из дальнейшего абстрактно недиалектического противопоставления "военного коммунизма" "нэпу" видно, что под правильной политикой проект разумеет пользование одними только рыночными методами, без использования силы государственного аппарата в экономической борьбе. "Нэп" проект расшифровывает (в отличие от проекта V конгресса и обычно исторически сложившегося словоупотребления) не как новую экономическую политику, а как "нормальную" экономическую политику, тем самым превращая "нэп" из исторического явления в абстрактную универсальную категорию.

"Правильной", "нормальной" объявляется, следовательно, такая политика по строительству социализма, которая пользуется одними рыночными методами и только ими, как будто и этими методами государство не может пользоваться весьма различно.

"Рыночные отношения в условиях пролетарской диктатуры при правильной политике (?) со стороны советского государства несут в своем развитии собственную гибель", уверяет проект. Но при низком техническом уровне социализированной промышленности, при ее небольшом сравнительно удельном весе в общем народном хозяйстве страны, переходящей к социализму, при огромном превосходстве и давлении мирового капитализма "свободная игра сил на рынке" не заключает в себе гарантии усиления социалистического сектора над частным. Как бы велика ни была "норма эксплуатации" (пользуясь старым научным термином) пролетариата, составляющего небольшой процент трудоспособного населения страны, его прибавочного продукта не может быть достаточно для обеспечения нужной быстроты в темпе накопления социалистического сектора и обеспечения расширенного госпроизводства на социалистической основе во всех отраслях хозяйства (промышленности, транспорте, сельском хозяйстве). Пролетарскому государству не обойтись при этих условиях без внерыночных, внеэкономических мер систематической или эпизодической перекачки средств из частного сектора в социалистический. Допустимо ли это?

По точному смыслу проекта на этот вопрос надо дать отрицательный ответ, ибо это было бы "ненормальной", т.е. военно-коммунистической политикой, которую проект допускает только во время войны, да и то лишь в виде исключения. То, что проект выдает за "нормальную" экономическую политику пролетарской диктатуры, это какое-то своеобразное социалистически-либеральное "[...] "87. Свободная игра сил на рынке при про

летарской диктатуре должна обеспечить победу социализма -- такую мудрость провозглашает проект и возводит в закон развития всех стран к социализму.

г) Военный коммунизм и нэп

В противоположность этакой "нормальной" экономической политике,-военный коммунизм определяется то как "система конфискаций и ревизий" ("сплошной грабеж"), то как "организация рационального потребления". На самом деле не верно ни то, ни другое. Военный коммунизм не был системой конфискаций и ревизий, а был системой государственного регулирования всего производства и распределения (а не одного только потребления) под углом зрения расширения социалистического сектора хозяйства и общего развития производительных сил страны. Рыночные методы и отношения не исчезают целиком и при военном коммунизме: достаточно вспомнить, что зарплата служащим и рабочим продолжала выплачиваться в денежной форме и тогда, когда она составляла уже ничтожный процент по сравнению с натуральной выдачей; точно так же долгое время уплачивалась ничтожная сумма наличными за хлеб, отбираемый по разверстке. С другой стороны, и при нэпе государство не может целиком отказаться от вмешательства в хозяйственную жизнь. "Регулирование" остается и при одной и при другой системе политики, так же как и рыночные методы, но в разных пропорциях и под разным углом зрения. В этом вся разница.

Нэп и военный коммунизм -- это не противоположные сущности, между собой не связанные, а две системы регулирования хозяйственной жизни: одна из них считается только с интересами обороны, не боясь впасть в противоречие с интересами развития производительных сил, в том числе и социалистического хозяйства. Отсюда и большая доля непосредственного администрирования государства и меньшая доля хозяйственных и рыночных методов; другая считается в первую голову с интересами социалистического хозяйства и общего развития производительных сил страны, отсюда и обратное отношение между методами голого администрирования и хозяйственной целесообразности в осуществлении всяких огосударствлений.

д) Кооперация производственная и торгово-кредитная

В проекте совершенно не проведено различия между двумя принципиально различными с точки зрения близости к социализму видами кооперации: производственной и торгово-кредит-ной. Только первая (коммуны, колхозы) является принципиально социалистической; вторая же является одним из видов госкапитализма, ибо, как правило, она обслуживает также и ка

63

питалистические элементы деревни, а при некоторых условиях даже способствует их росту. Подведение обоих видов под один или простое перечисление их без разбору, как разные виды одной и той же сельскохозяйственной кооперации, теоретически не верно, политически вредно.

е) Мировой и внутренний капитализм

Ошибки пятого раздела определяются всем предыдущим. В основном их две: 1) отрыв внутреннего развития страны от внешнего и 2) все изложение ведется так, как будто бы ленинский вопрос "кто кого опередит" в своем развитии (мы ли капитализм или наоборот) уже решен "внутри страны". Автор этой главы ясно поставил себе целью доказать, что внутри страны социализм уже закреплен и обеспечен, опасность идет только извне от "тенденции империалистических держав к окружению СССР и к контрреволюционной войне против него с целью его удушения и создания всемирного буржуазно-террористического режима" (с. 71).

Ни разу не указывается на скрытую экономическую и возможную политическую смычку между мировым капитализмом и внутренним. Это тем более странно, что проект не стоит на той точке зрения, которая до недавнего времени находила у нас защитников, что обеспечение нашей экономической самостоятельности требует национальной замкнутости хозяйства и возможно большего сокращения торговых связей с мировым рынком, добывания и производства у себя внутри страны решительно всего, что требуется для экономически развитой страны. Наоборот, в проекте мы находим ту совершенно правильную мысль, что "главной и основной линией здесь должна быть линия возможно более широких связей с заграницей, но в пределах выгодности их для СССР" (там же).

Но совершенно неизбежные "возможно более широкие связи" нашего внутреннего хозяйства с мировым кроют в себе и очень большие опасности увеличения возможностей для смычки внутреннего капитализма с мировым. За последние годы этот факт обнаруживается с чисто стихийной силой. С приближением к концу стабилизационного (восстановительного) периода в нашем хозяйстве и с переходом в реконструктивную фазу усилились атаки и участились выработки планов блокады и интервенции со стороны мирового империализма, и в то же время участился бойкот государственных планов, срыв экспортно-импортных балансов, выросших за годы нэпа, экономически мощным слоем сельскохозяйственной буржуазии. Эти две стихийно и одновременно складывающиеся и совпадающие тенденции являются главным фактом в нашем экономическом развитии последних лет.

О развитии кулачества, представляющего у нас, благодаря своей массовидности и глубоким корням, огромный контрреволюционный фактор внутри страны, проект говорит в извиняющихся тонах и изображает его развитие редким исключением из правила. А между тем, как уже было сказано, несколько лет нэпа превратили больше одной десятой части крестьян в кулаков, столкнув одну треть в бедноту, что находится в полном соответствии с тем, что Ленин не раз твердил партии, что в условиях промышленно-технической отсталости, нашей бедности капиталами, при огромном перевесе мелкого производства на его базе "ежедневно и ежечасно рождается капитализм в массовом масштабе" и что этот внутренний капитализм -- главным образом, кулачество -- есть опаснейший контрреволюционный фактор. Последний и проявил себя таковым пока что только в области экономики, но он неизбежно проявит себя и в политике.

ж) Давление капитализма на партию

Что этот класс имеет свое политическое представительство и внутри нашей партии -- это теперь официально удостоверенный факт, с тех пор как в известной резолюции Политбюро было констатировано (в связи с хлебозаготовительными трудностями этого года), что за годы нэпа у нас народился слой партийцев, которые не видят классов в деревне, не желают ссориться с кулаками и хотят жить в мире со всеми слоями деревни ("Правда" от 15 февраля 1928 г.). Последовавшие позже разоблачения случаев сплошного загнивания, перерождения и вырождения целых верхушек, целых партийных организаций губерний, уездов и районов на почве смычки с буржуазией города и деревни полностью подтвердили эту оценку Политбюро. Как же решились авторы проекта программы в полном противоречии с этой резолюцией написать в дни смоленских, сочинских, артемовских, крымско-ибраи-мовских и всяких иных разоблачений (которые, надо думать, не являются единственными, а только прорвавшимися наружу случаями перерождения) написать следующее:

"Непрерывное вовлечение масс в процесс социалистического строительства, постоянное освежение всего... аппарата новыми и новыми работниками из пролетариев, систематическая выработка из рабочих... и рабочей молодежи... в вузах, на специальных курсах и т.д. новых социалистических кадров... является одной из главных гарантий против бюрократического окостенения или социального перерождения непосредственно управляющего кадрового слоя пролетариата" (с. 69).

Зная из газет об указанных случаях перерождения наших кадров, несмотря на наличие всех этих мер, и прочитав в програм

65

ме о "гарантии" против перерождения, западноевропейский пролетарий-коммунист не поверит многому из того, что есть верного в этой главе. Западноевропейский передовой революционный рабочий должен знать не только о наших успехах и достижении, но и о грозящих нам опасностях. Тов. Ксенофонтов уже напомнил по этому поводу слова Ленина об опасности впасть в хвастовство, разрисовывая перед иностранными товарищами наше положение. "Форвертсу"88 легко будет на основании таких отдельных оптимистических и прикрашивающих положение мест подорвать доверие у рабочих ко всей нашей программе.

з) СССР и мировая революция

На самом же деле гарантией против перерождения может быть только развитие социализма в политике и хозяйстве, т. е. развитие рабочей демократии и уничтожение товарно-денежных капиталистических отношений, что связано с победой международной революции. А между тем проект крайне односторонне характеризует связь между развитием СССР и международной революцией. Все время говорится, что строительство социализма в СССР является важным фактором международной революции. Это верно, но верно и обратное: успехи революционного движения в других странах являются важнейшим фактором для продвижения вперед, расширения дела строительства социализма в СССР. Об этом проект программы умалчивает. Такое освещение объективной взаимозависимости и взаимообусловленности судеб пролетарской диктатуры в СССР с судьбами мировой революции проект заменяет двусторонней "договорной формулировкой", составленной вполне по старому коммерческому правилу -- даю тебе для того, чтобы ты мне дал:

"Систематические попытки империализма к политическому окружению СССР не помешают ВКП выполнять свои интернациональные обязанности и оказывать поддержку всем угнетенным... Со своей стороны международный пролетариат обязан способствовать успехам социалистического строительства СССР и всеми мерами защищать его от нападений со стороны капиталистических держав" (с. 72).

В проекте имеются только вызывающие недоумение формулировки по вопросу, игравшему исключительно огромную роль в идейной жизни партии и Коммунистического] Щнтернацио-нала] за последние 2 -- 3 года: при каких международных отношениях может завершиться построение полного социалистического общества? Может ли это быть в капиталистическом окружении или необходимым условием для этого является по

беда социалистических революций в ряде стран? Да или нет? В настоящем проекте нет ответа на этот вопрос.

В одном из придаточных предложений в 5-й главе говорится, что рабочие советских республик обладают "необходимыми и достаточными материальными предпосылками в стране не только для свержения помещиков и буржуазии, но и для построения полного социализма" (с. 64).

Какие материальные предпосылки проект имеет в виду говоря, что в стране их достаточно для построения "полного социализма"? Запасы сырья, ископаемых, почва, растительность? Но ведь никогда ни один марксист не считал наличие многих запасов сырья и ископаемых достаточной предпосылкой социализма без отношения к техническим возможностям их использования. Когда говорят о материальных предпосылках социализма, имеют в виду в первую очередь экономическую и техническую зрелость. Так неужели же авторы проекта берутся утверждать, что наш теперешний технический уровень достаточен для построения полного социализма? Неужели же у нас уже осуществлена электрификация или в ней уже нет надобности для построения полного социализма? Что ее может заменить? Ведь Ленин учил в статье "О кооперации", что у нас есть все "необходимые и достаточные" общественно-политические предпосылки (да и то только внутренние), но что нам как раз не хватает культуры, техники, над выработкой которой нам нужно еще только долго и упорно работать.

и) При каких внешнеполитических условиях возможна победа социалистического строя в СССР?

Возникает поэтому вопрос: сумеем ли мы создать себе эти технико-материальные предпосылки ("культуру" в широком смысле этого слова) еще до победы мировой революции и при теперешних внешнеполитических условиях изоляции, неизбежно замедляющих наш рост. Ни в 4-й, ни в 5-й главе нет ответа на этот вопрос, играющий такую большую роль в наших спорах за последние годы.

Правда, в первой главе ("О мировой системе капитализма" и т. д.) мы встречаем в слегка перефразированном виде легко узнаваемые слова Ленина из известной предреволюционной его статьи 1916 г. о том, "что возможна победа социализма первоначально в немногих и даже в одной отдельно взятой капиталистической стране"89 (с. 20).

Но весь спор по вопросу о "построении социализма в одной стране" по существу дела сводился к тому, как толковать слова Ленина о "победе социализма": в смысле ли социалистической революции или социалистического строя? Оппозиция и тов.

67

Сталин до 1924 г. защищали то положение, что слова Ленина следует понимать в том смысле, что победа социалистической революции возможна и в "одной отдельно взятой" стране, но что для победы социалистического строя (т. е. уничтожения товарного производства и классового строения общества) необходима победа революции в ряде стран. Противники этого взгляда расширенно толковали слова Ленина о "победе социализма", т.е. и в смысле возможности победы социалистической революции и социалистического строя (построения полного социалистического общества) в "одной отдельно взятой стране". Точное повторение слов Ленина о "победе социализма" в проекте программы есть, поэтому, не ответ на вопрос, а дипломатическая увертка, уклонение от ответа на возбуждающий столько споров вопрос. После принятия такой "программной формулировки" спор мог бы начаться снова при наличии объективных предпосылок с той только разницей, что вместо толкования слов Ленина из статьи 1916 г. пришлось бы спорить о толковании слов программы 1928 г. Судя по тому, что эти слова включены в первую главу, где речь идет о революции, а не в четвертую или пятую, где речь идет о строительстве социализма, я полагаю, что автор хотел придать словам "победа социализма" оппозиционное толкование в смысле социалистической революции, но все же не уверен, что правильно толкую мысль автора. Такое сознательное пользование в программе недомолвками совершенно недопустимо и противоречит всем традициям большевизма.

Вместо этаких недомолвок я считал бы необходимым, чтобы в программе было ясно сказано, что "расширение и укрепление социалистического строительства в СССР усиливает в конечном счете позиции международного пролетариата; но и обратно -- для завершения и победы полного социализма в СССР (уничтожения товарного хозяйства и классовой структуры общества) необходимым предварительным условием является победа социалистической революции в ряде других стран передового капитализма, а затем и во всем мире, ибо только такая победа социалистической революции во всем цивилизованном мире окончательно закрепит победу социалистического строя и не даст отживающим, но не отжившим и частично возрождающимся силам старого мира отнять у нас обратно то, что мы завоевали и сделали для социализма".

Выводы

а) Новый проект делает шаг вперед по сравнению с прежним в том отношении, что он пытается к абстрактно-теоретическому анализу, в духе которого был написан прежний проект, добавить конкретную материально-историческую характеристику

мирового развития и борющихся в нем сил. Это приближает новый проект к типу манифеста, удаляя его от более узкого типа программы, образом которого была Эрфуртская программа90. К сожалению, это только привело к разбуханию и удлинению проекта. Новый проект втрое больше предыдущего. Это, во-первых, затруднит для рабочего прочтение программы до конца; во-вторых, принципиальные формулировки совершенно теряются в массе описательного материала и простых повторений. Особенно это относится к "Введению" и ко 2-й главе ("Общий кризис капитализма"), где имеется обратная пропорциональность между количеством слов и идейным содержанием в виде принципиальных формулировок. Введение говорит вкратце о всех вопросах, о которых в следующих главах говорится подробнее. Отсюда совершенно ненужные повторения. О социал-демократии, например, говорится в десятке мест, но сводной четкой характеристики ее, так же как и мелкой буржуазии, нет нигде. Гораздо лучше было бы краткое введение к проекту V конгресса, которое по образцу введения к Коммунистическому Манифесту Маркса и Энгельса объясняло, почему коммунисты находят нужным изложить в программе свои взгляды. Неизвестно, зачем дан во второй главе такой описательный материал, как хроника революционных событий 1917 г. Таким вещам место в комментарии, а не в программе, все это выкинуть надо, сжав и сократив за этот счет общее изложение. Следует помнить слова Энгельса по поводу проекта программы 1891 г.:

"По-моему, программа должна быть возможно краткой и точной. Если придется употребить иностранное слово или в первую минуту неясное во всем его объеме предложение, то в этом нет никакого вреда. Устное изложение во время обсуждения, а также пояснение в печати, довершает остальное, краткое же четкое предложение раз понятно, уже запечатлевается в памяти, делается лозунгом, чего никогда не бывает с толкованием многословным".

б) Проект чересчур бухаринский. Это значит, во-первых, что во всех вопросах, когда-то спорных между Лениным и Бухариным, принята точка зрения Бухарина. Это я уже показал в вопросах о раннем капитализме, госкапитализме и программе переходных лозунгов. До чего тов. Бухарин постарался "воплотить" в этом проекте все свои программные идеи, какие только когда-либо приходили ему в голову, видно из следующего, не столь уж важного вопроса. На VII съезде РКП Бухарин предложил после анализа капитализма дать в программе описание коммунистического и социалистического общества. Ленин высмеял это предложение, указав, что можно только указать самые общие прин

69

ципы будущего строя. Бухарин дважды выступал в защиту своего предложения -- Ленин дважды против. Съезд отверг предложение Бухарина. На VIII съезде последний уже не стал предлагать это. Но вот в новом проекте в специальной главе на пяти страницах дано описание коммунизма и социализма, как будто автор за время с 1919 г. успел совершить экскурсию в эти края и досконально там все осмотреть.

Во-вторых, проект чересчур "бухаринский" в том смысле, что в нем слишком много того, что нам всем желательно и что удалено от нас годами, и немножко мало того, что есть теперь и что надо делать в ближайшие годы. До чего у авторов проекта велика была "любовь к дальнему" можно показать на следующем: как мы уже знаем, в резолюции IV конгресса К[оммунисти-ческого] И [нтернационала] предлагалось дать в программе разбивку стран по основным типам в отношении разного метода применения единого фронта в них и различий в переходных лозунгах борьбы за власть, сообразно социальной структуре этих стран. В новом проекте этого нет, зато в 4-й главе сделана на трех страницах (59 -- 61) попытка разбить страны на разные типы с точки зрения того, надлежит ли им более быстрым или более медленным темпом переходить к социализму после завоевания власти пролетариатом...

в) Попробуем теперь свести воедино все указанные недостатки отдельных глав проекта.

Введение совершенно зря пытается предвосхитить все

дальнейшее изложение. Оно должно ограничиться кратким ука

занием цели программы коммунизма.

Первая глава отступает от более правильного анализа капи

тализма и империализма предыдущего проекта. Первую главу пре

дыдущего проекта, содержащую, так же как и первая глава нового

проекта абстрактно-теоретический анализ капитализма, следует

во всех отношениях предпочесть теперешним формулировкам.

Вторая глава о кризисе капитализма добавлена сызнова.

Это следовало бы приветствовать как попытку дать картину по

слевоенного мирового развития в общих штрихах. К сожале

нию, эта задача выполнена из рук вон плохо. Это самая бессо

держательная в принципиальном отношении глава. Вместо

картины мира с ее противоречиями и борьбой сил получился

исторический очерк, а местами просто хронология и даже хро

ника. Нет никакого серьезного анализа революционных годов

и событий с 1918 по 1927 г. Не выделен с достаточной резкос

тью могущественный фактор современного мирового разви

тия -- американско-европейское противоречие. Стабилизации

посвящено 20 стр. О рационализации ни слова.

Третья глава, трактующая о том, чего не ведает никто -- об

основных чертах будущего общества -- вообще должна была бы

быть выпущена. Она разрывает программу на две части, вкли

ниваясь в середину. Из этой главы надо только сохранить со

держание последних сорока строк о двух ступенях в развитии

к коммунизму, низшей и высшей фазе, что следует включить

в начало следующей главы о диктатуре. Все остальное имеет

только агитационно-публицистическое, но никак не принципи

альное значение.

Четвертая глава (о диктатуре и переходном периоде)

должна быть дополнена: а) указанием на экономические задачи

пролетарского государства в деле уничтожения товарного хо

зяйства и классов, б) изменением формулировки о военном ком

мунизме и нэпе, в) требованием национализации земли и г) из

менением формулировки блока рабочих и крестьян в борьбе за

диктатуру.

Пятая глава (о развитии СССР) должна быть переработана

под углом зрения а) указания на борьбу в экономике и политике

СССР двух начал -- капиталистического и социалистического -

за то, "кто кого" обгонит в темпе развития, б) гарантией против

перерождения должно быть указано развитие рабочей демокра

тии у нас и международная революция, в) необходимо указать

на связь между бойкотом со стороны внутреннего капитализма

планов социалистического хозяйства и одновременным наступ

лением на нас международного капитализма и г) судьбы социа

лизма в СССР зависят от судеб мировой революции.

Шестая глава (о стратегии и тактике К[оммунистическо

го] И [нтернационала]) нуждается в радикальной переработке.

Из нее должно быть удалено все схоластическое, включенное ту

да стройности ради. Там нужно дать характеристику основных

действующих при капитализме классов (мелкой буржуазии, в осо

бенности) и партий (социал-демократии, в особенности). Нужно

указать, что в империалистических странах главным вопросом

коммунистической тактики является отношение к социал-демо

кратии, в других странах -- к мелкой буржуазии и ее политичес

ким организациям. Надо дать четкую и ясную характеристику

и обоснование тактики единого фронта, обобщить имеющийся

опыт, конкретизировать лозунги единого фронта на весь предре

волюционный период, наметить "программу действий" на бли

жайшие годы для компартий по разным типам стран. А самое

главное, оговорить и обставить возможно более строгими целе

сообразными рогатками тактику блоков и соглашений с други

ми партиями, чтобы ни при каких условиях компартии не ста

новились привесками социал-демократии в одних странах,

к мелкой буржуазии -- в других. Программа Коминтерна должна

71

во что бы то ни стало создать гарантию политической самостоятельности и организационной независимости всех компартий во всем мире.

Общий вывод: VI конгресс Коммунистического] Щнтерна-ционала] должен выбрать комиссию и поручить ей: переработать проект. Торопиться с его принятием через один месяц после опубликования нельзя. Правильным является решение ЦК коммунистической] п[артии] У[краины], совпадающее с предложением ряда товарищей (тов. Клары Цеткин, в том числе), что VI конгресс не должен окончательно утверждать программы, а передать проект для дискуссии в секции К[оммунистичес-кого] И[нтернационала], поручив окончательное утверждение следующему конгрессу или, в крайнем случае, расширенному пленуму ИККИ, который соберется через некоторое время после VI конгресса.

К. РАДЕК. ПИСЬМО ДИНГЕЛЫПТЕДТУ

Многоуважаемый тов. Дингелыптедт, я с большим вниманием прочел Ваше письмо. Оно заслуживает внимания всех оппозиционеров, ибо сигнализирует глубокие идейные кризисы, которые переживает часть оппозиции. Я недавно получил письмо тов. Виктора Эльцина. Оно посвящено оценке положения. И в полности91 совпадает с оценкой тов. В. М. Смирнова. "Термидор уже совершился... только через катастрофы может идти путь". Вы пишете о китайских делах, но уже договорились до вещей, которые являются катастрофой не только Вашего ленинизма, но и Вашего марксизма вообще. Тяжелейшие исторические события потрясли так наших друзей, видно, что они теряют душевное равновесие и идейный багаж. Это неудивительно у молодежи, но поражает у товарищей с предвоенным стажем, видавшем виды. Большевизм после поражения 1905 г. породил отзовизм92. Если ему суждено будет пройти через полосу тяжелых поражений, то он выкристаллизует, с одной стороны, кулако-болыпевизм типа Слепкова, с другой -- какой-то максимализм чисто волюнтаристического типа. Понятно, я не хочу сказать, что у Вас этот процесс завершен. Но если вместо того, чтобы взяться за серьезное продумание ошибок, нашедших выражение в Вашем письме, Вы будете в них упорствовать, то ничто Вас не удержит на этом пути. Надеюсь, что Л. Д. [Троцкий], которому я посылаю Ваше письмо вместе с моим ответом, со своей стороны напишет Вам свое мнение, тем более, что Вы, кажется, думаете, что защищаете его взгляды.

Я, понятно, не могу так подробно разобрать Ваше письмо, как оно этого заслуживает. Остановлюсь только на основных пунктах. Марксизм и ленинизм никогда не доказывали, что де

мократическая диктатура обязательно во всякой стране должна победить и что только после ее победы возможна победа социализма. Эта точка зрения есть точка зрения марксизма, скатившегося до социал-демократии. Но марксизм и ленинизм всегда доказывали, что без борьбы за демократию нет борьбы за социализм. История может так сложиться, что совсем не доходит до победы демократической революции и что социалистической революции -- диктатуре пролетариата приходится решать задачи, нерешенные буржуазной] революцией. Поэтому Ленин никогда не утверждал, что демократическая диктатура обязательна как исторический этап, но доказывал, что на известной стадии развития обязательна борьба за демократическую революцию и за ее завершение в форме демократической диктатуры.

Оставаясь на почве ленинизма, Вы могли бы доказывать, что Китай уже перерос этот период демократической революции, что совокупность обстановки, в которой совершается китайская революция, предопределяет социалистический характер ближайшего этапа. Я с этим в корне не согласен, считаю Ваше утверждение, что Китай пережил уже не только 1905 г.93 и Февраль94, но и начало Октября, ничем не доказанным. Китайские события 1927 г. я считаю незавершенной не Октябрьской, а Февральской революцией. Не намерен в этом письме обширно разбирать это разногласие, потому что между нами, т. е. мною и Вами, не тут центр расхождений. Центр расхождений между нами это все то, что Вы говорите о русской Февральской революции. Марксистский историк анализирует то, что было; Вы анализируете то, чего не было, но что, по Вашему мнению, могло бы быть. Это занятие вообще праздное, но оно у Вас дало совершенно неожиданные результаты. Вы пришли к тому выводу, что "Февральская революция не была ни необходимой, ни неизбежной... вся беда в том, что Ильич опоздал приезжать больше, чем на месяц". Сталин и Каменев были оппортунистами, партийные организации ослаблены арестами. Они позволили буржуазии захватить власть, и Ильич "потому был вынужден занять пассивно-пропагандистскую линию". Вы забываете в этой Вашей историографии маленькую вещь: Ильич перед Февральской революцией выдвигал лозунг демократической диктатуры. Если Вы считаете, что только недостаточной подготовке верхушки надо приписать факт, что мы в феврале не взяли власти, то незачем Вам в этой верхушке перечислять только Сталина и Каменева. Тогда скажите, что благодаря неправильной теории Ленина, большевизма, выдвигавшего лозунг демократической диктатуры, верхушка большевистской партии была неподготовлена и погубила или отодвинула на восемь месяцев революцию.

73

Не пытайтесь отговориться указанием на разногласия между Лениным, с одной, и Сталиным и Каменевым, с другой стороны. Против такой попытки достаточно указать на письмо Ленина "К швейцарским рабочим" и на ленинские "Письма из далека". Эти статьи писал Ленин в самом начале Февральской революции, ничего не зная об ошибках Сталина и Каменева. Для всякого, кто знает Ленина, не подлежит сомнению, что если бы он считал, что они в первые дни Февральской революции сделали ошибку, состоящую в том, что упустили момент для взятия власти, то он сказал бы это во всеуслышание и сделал бы из этого все выводы. Спор он с ними вел в совершенно другой области, а именно: что надо делать в положении, которое создала Февральская революция? Но зачем нам мудрствовать: в письме "К швейцарским товарищам" 8 апреля 1917 г. Ленин пишет:

"Крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 г. может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней" (т. XIV, ч. 2, с. 407).

А в третьем "Письме из далека", датированном от 11/24 марта 1917 г., развертывая уже программу государства-коммуны, Ленин пишет об этой программе: "Такие меры еще не социализм, они касаются разверстки потребления, а не переорганизации производства. Они не были бы еще "диктатурой пролетариата", а только "революционно-демократической диктатурой пролетариата и беднейшего крестьянства"" (т. XX, ч. 2, с. 75).

Таким образом, Вы не можете прятаться за погрешности Сталина и Каменева. Вы обвиняете Ленина в том, что он не понял в феврале 1917 года, что можно установить диктатуру пролетариата. Из Вашего письма видно, что Вы очень мужественный человек, и я не удивлюсь, если Вы доскажете до конца то, что Вы сказали, и заявите, что большевистская партия и Ленин до 1917 года недостаточно подготовляли идейно пролетариат для пролетарской диктатуры. Если Вы не решитесь сказать это, ибо тогда пришлось бы Вам отказаться от названия большевика-ленинца, то объясните мне, пожалуйста, как это случилось, что, хотя большевики были подготовлены всей своей предыдущей историей к тому, чтобы понять свой час, то все-таки все они, включая Ленина, оказались неспособны понять, когда пробил этот час диктатуры пролетариата.

О теоретической нелепости утверждения, что если бы Ленин прибыл на месяц раньше, то Февральская революция была бы не Февральская, а Октябрьская,-- вообще не приходится говорить. Вы, видно, с таким размахом вылетели из партии, что по

пути растеряли свой марксистский багаж. И только это объясняет все прочее, что Вы говорите о Февральской революции. Сводится все это утверждение к тому, что в самом начале Февральской революции за нами было не только большинство рабочих, но и крестьян и солдат, что за меньшевиками и эсерами никто не стоял. Я считаю ненужным указывать Вам на соотношение сил в Советах, на крестьянских и армейских съездах, на все то, что писал Ленин. Я скажу только коротко: кто думает, что в крестьянской стране раньше, чем крестьянская масса получила на деле возможность мелкобуржуазную партию эсеров, она может идти сразу рабочим массам, тот потерял возможность маркистского мышления95. Вы поймете, что после этого меня не очень огорчила идентификация моей позиции с позицией Каменева.

Наконец, несколько слов о Вашей оценке Смилги, Преображенского и моего заявления. Будучи в основном согласен с этим заявлением, Вы считаете, что выводы его доказывают готовность капитулировать на всяких условиях. Когда Вы отправлялись в ссылку, Вы прислали мне свою книгу с лестной надписью: "Дорогому руководителю и вождю". Вы, видно, очень легкомысленно выбираете себе дорогих учителей и вождей. Вожди могут ошибиться, но тогда они обязаны, в первую очередь, сказать тем, кем они руководили, о своей ошибке, призвать их совместно искать выхода из положения. Если бы Преображенский, Смилга и я пришли к убеждению об ошибке в основах политики оппозиции, то мы бы в первую очередь известили об этом сосланных вместе с нами за общее дело товарищей. Если мы этого не делаем, то потому, что убеждены в правоте платформы. Разногласия, которые существуют в рядах оппозиции в русских вопросах, чисто тактического характера, и потому и Смилга, и я, послав свое заявление, ибо текста заявления Л. Д. [Троцкого] не имели, подписали заявление Л. Д. [Троцкого]. Тов. Преображенский хотел сделать то же самое. Рассылка писем о капитуляции есть легкомыслие, сеяние паники, недостойное старого революционера. Только благодаря тому, что вижу, что Вы и некоторые другие переживаете идейный кризис, и что считаю своей обязанностью помочь выйти из него, отвечаю на письмо с подобными упреками. Когда подумаете и нервы Ваши придут в равновесие (а нам крепкие нервы необходимы, ибо эта ссылка чепуха по сравнению с тем, что еще придется увидеть впереди), то Вам, старому члену партии, стыдно станет так терять голову.

С комприветом Томск, 8 августа 1928 г.

75

К. РАДЕК. ПИСЬМО С. МРАЧКОВСКОМУ96

Дорогой Сергей, посылаю тебе письма Врачеву, Ищенко, Дингелыытедту,-кажется, все написанное мной за последнее время. А теперь что касается твоего письма.

Основное в нем -- твое короткое замечание, что левого курса не было. Так зачем же ты подписывал заявление Л. Д. [Троцкого] , что оппозиция левый курс будет поддерживать? Нет для революционера крупнее опасности, как не видеть действительности. Ты пишешь мне, что в общем согласен с моим проектом. В проекте этом я, не увлекаясь левым курсом, не принимая никаких ручательств, что он не будет скомкан и не уступит место даже открытому правому курсу, показал, что я понимаю под левым курсом. А понимаю я под ним попытку партии дать отпор наступлению кулака и очиститься от одолевающей ее грязи, которая по существу является результатом неправильной политики. Что дала эта попытка? Она дала полугодичную агитацию против кулацкой опасности: то, что до этого времени объявлялось выдумкой оппозиции, пошло в массы в сотнях миллионов экземпляров как взгляд партии. Лозунг самокритики -- это лозунг обкорнанной внутрипартийной демократии, но на живых примерах рабочие в сотнях городов вслух заговорили о том, что что-то гнило в царстве датском97. Большинство, которое до этого времени все наши утверждения о внутрипартийном положении называло клеветой, должно было признать, что рабочие в нашей партии, из боязни подвергнуться преследованию, молчали. И эта агитация против кулака и агитация против внутрипартийного разложения находится снова под ударом и будет, быть может, снова зажата. Но ведь было бы полной слепотой не видеть, что сотни тысяч членов партии в первый раз после 1923 года, а некоторые вообще в первый раз, заговорили. Думать, что все это прошло бесследно, это означает впадать в полное отчаяние, прикрытое молодецким наплювизмом. Если это так, то на что же мы надеемся в будущем? Я повторю, ничто не является таким опасным для революционера, как слепота. Но есть слепота и слепота. Человек, который не видит, может завтра увидеть. А вот тот, кто не хочет видеть, тот никогда не увидит. Слепота целого ряда наших товарищей есть не что другое как функция децистских настроений. Они были очень сильны среди нашей молодежи перед исключением из партии. Наша молодежь, слыша, что мы против двух партий, думала, что мы хитрим. Теперь эти настроения нас заливают; выражаются они разным образом. Виктор [Эльцин] пишет, что термидор уже совершился. Дингелыптедт пишет Смилге, что нас ничто не отделяет теперь от децистов. Это в тот момент, когда Вл. Мих. [Смир

нов] пишет черным по белому, что ВКП труп. Может, то, что пишут децисты, окажется в будущем тяжелейшей действительностью,-- тогда не революционер будет тот, кто этого не признает и будет прятать голову в песок. Но тогда надо будет объявить нашу платформу пройденным этапом и выдвинуть лозунг второй партии, второй революции. Не делать этого, заявлять себя защитником платформы, подписывать заявления Л. Д. [Троцкого] , выдвигающие лозунг: реформу данной партии (реформировать можно только живое, мертвое -- можно только хоронить) -- это политически недопустимо.

Я не утверждаю, что товарищи, заявляющиеся защитниками платформы и одновременно делающие децистские заявления,-- лицемеры. Людей захлестывает настроение ссылки, горечи. Но мы-то -- и ты -- руководители оппозиции, мы-то обязаны сохранить холодную голову и бить по таким настроениям. В тот день, в который приду к убеждению, что ВКП труп -- протяну открытую руку Владимиру [Смирнову] и скажу об этом открыто в политическом акте. Но пока считаю, что хоронят дорогого больного, могущего еще побороть болезнь, то буду бороться против таких единомышленников. Плохо капитулировать перед уст-ряловцами, и никто не дождется такой капитуляции от меня, но не лучше капитулировать перед идеями, объявляющими отказ от борьбы за оздоровление партии высшим словом революционной политики. Сергей, милый, не понимай, что тебя я в этом обвиняю. Письмо твое не дает материала для оценки твоих взглядов, и зная твой темперамент, я фразу о том, что не было левого курса, предпочитаю считать настроением, чем взглядом. Но ты знаешь, как тебя любит наша молодежь и мы все, поэтому ты обязан не бросать слов, сеющих недоразумения, а точно изложить свои взгляды.

Теперь, что касается моего письма к Вардину, то я держался за живот, читая твои вопросы и недоуменья. С Бардиным я вообще не переписывался. Вдруг получил от него письмо, в котором он, ссылаясь на мои письма к Теру98, выражает надежду, что и я пойду следом Сафарова и его. Одновременно я узнал от Со-сновского, что и ему намекал на какие-то письма к Теру. Чтобы положить конец этому, я написал приложенное здесь письмо. Для всякого умственно не больного человека это есть самый решительный отказ. То, что это не руготня, а аргументация, от этого письмо только выиграло. Пусть Бардин его только распространяет, я ему буду только благодарен. Что касается упоминания в письме, что я полностью признаю, что Лев был не прав против Ленина в 1905 г., то разве этого Лев сам не признал? Но скажешь, зачем писать об этом в письме к Вардину. Я на свою переписку с Бардиным смотрю не как на свою любовную переписку,

77

а как на политический акт. Почему Л. Д. [Троцкий] мог признать это в публичных заявлениях, направленных, между прочим, к сталинцам, а нельзя этого сказать левым зиновьевцам -- это для меня тайна, я не пытаюсь ее разгадать. Считаю более полезным попытаться разъяснить тебе, какое значение имеет для меня вопрос вообще о так называемом троцкизме. Теперешние наши разногласия по китайским делам требуют и в этом вопросе четкости и товарищеской откровенности. Система мыслей, которой придерживался Л. Д. [Троцкий] до 1917 года, а с ним в основном Роза Люксембург и др[угие], и я в том числе до 1914 года, не была меньшевистской, как пытаются выводить официальные "историки" большинства.

Но она в ряде существенных вопросов отличалась от ленинских взглядов. Не только это признано Л. Д. [Троцким], но и признано, что поскольку в существенных вопросах взгляды Л. Д. [Троцкого] отличались от ленинских -прав был Ленин. Так называемая литературная дискуссия 1924 года" преследовала цель перекрыть новые разногласия, в которых Л. Д. [Троцкий] защищал интересы партии, а поэтому в окончательном счету -- ленинизм, старыми спорами. Солидаризируясь с Л. Д. [Троцким] в этой борьбе, я не только не считал, что большинство старые споры выдумало, но, наоборот, в 1924 г. в первый раз этот старый спор пережил во всем объеме и, если задать себе труд прочесть в "Портретах и памфлетах" мою статью о Парвусе100, то найдешь в ней выраженное мое отрицательное отношение к тому специфическому, что было в старых формулировках о перманентке Л. Д. [Троцкого]. Льву Давыдовичу [Троцкому] не пришло в голову по этому поводу спорить. Когда Л. Д. [Троцкий] выдвинул летом прошлого года насчет Китая подобные формулировки, то и Преображенский и я сказали ему, что считаем их неправильными. Когда он в этом году в важнейшем документе выступает со взглядами, по моему глубочайшему мнению, неверными по существу, очень осложняющими наше тактическое положение, то что же, Преображенский и я должны молчать? Это бы означало делать из политического течения кружок друзей, отказываться от исполнения простейшей политической обязанности. Кто дискуссию по этим вопросам в нашей среде назовет "проработкой" Троцкого, тот не большевик. Нельзя подчинять вопросы китайской революции и вопросы истории нашей партии -- вопросам второстепенным, как бы важны они ни были. Я убежден, что Л. Д. [Троцкий], который точку зрения Преображенского и мою сравнивал с точкой зренья Зиновьева и Каменева в 1917 г., не будет говорить о проработке, когда мы его точку зрения в китайском вопросе будем сравнивать с его точкой зрения в русских делах 1905 года. Когда это делает Сталин, то дела

ет он это с той целью, чтобы, во-первых, прикрыть свой отход от целого ряда положений Ленина и прикрыть, что Троцкий и оппозиция правы против большинства партии во всех вопросах русской политики. Когда Сафаров выпячивает разногласия с Троцким, то он это делает для ухода от оппозиции к Сталину. Мы же боремся против ревизии платформы во имя сегодняшней оппозиции и тех тысячей товарищей, которым точка зрения Л. Д. [Троцкого] в китайском вопросе затруднит приход к оппозиции. Не мы вопрос вынесли на публичное суждение. Вынес его Л. Д. [Троцкий], зная, что мы против его точки зрения, зная, что за нас все формулировки, принятые сообща всеми оппозиционерами и закрепленные в платформе. Задача теперь не в оханий и ахании, которые только ухудшат положение, а в сохранении единства оппозиции, несмотря на разногласия.

Попытки проклятиями заставить Преображенского и меня молчать по вопросам первоклассного теоретического и политического значения смешны и недостойны. Несмотря на эти разногласия, мы подписали заявление Л. Д.[Троцкого], хотя мы не имели его полного текста. Это большее, чем надо, доказательство нашей воли к единству. Ваша задача бороться со всякими попытками обострить дискуссию.

Ваша задача самим добросовестно разобраться в вопросах.

Вот, дорогой Сережа, вышло громадное письмо. Я, наверно, вскоре получу с какого-то другого конца Союза вопрос, правда ли, что я написал тебе, что Л. Д. [Троцкий] съел свою бабушку, даже не посолив ее. Ну что же, если Роза [Радек] здесь будет еще (а она скоро уезжает, ибо нечего здесь скоро будет жрать), то начнем югу объяснять заново, что объяснили северу.

К. Р[адек] К. РАДЕК. ПИСЬМО ИЩЕНКО101

Дорогой тов. Ищенко, после получения заключительной главы заявления Л. Д. [Троцкого] я две недели ждал полного текста. Я его не получил. Несмотря на это, я послал ту же самую телеграмму, что и Смилга. Вот причины: при наших разногласиях в оппозиции надо самому себе твердо сказать: что эти разногласия для того, чтобы разойтись, или же для того чтобы пытаться их преодолеть и пытаться идти совместно. Решение зависит от того, важнее ли то, что разделяет, или то, что объединяет. Я без всяких колебаний говорю, что важнее то, что объединяет. Оппозиция была права в основном до XV съезда, и она права в основном и теперь, несмотря на все, в чем неправ тот или другой оттенок. До XV съезда развитие партии шло направо. Борьба за хлебозаготовки задержала это

79

развитие, причем свою роль сыграла, конечно, наша старая борьба. Июльский пленум есть поворот направо. Он не восстанавливает старого положения. Ибо главный результат событий 1928 г. есть усиление дифференциации в партии. Ошибались те, которые не хотели видеть сдвига налево. Л. Д. [Троцкого] этот сдвиг видел, и его письмо от 9 мая давало эту оценку нового, которая являлась минимумом необходимого для единства оппозиции на новом этапе. Смысл моих настаиваний состоял в том, чтоб подготовить оппозицию к шагу навстречу центру, если он пойдет дальше налево. От пошел не налево, а направо. Из этого вытекает для меня следующее: не ставя креста над дальнейшей борьбой за массы центра, а даже ставя эту борьбу как задачу, мы должны усилить критику центра. Я думаю, что Л. Д. [Троцкий] прав, когда пишет, что никогда опасность справа не была так велика. Когда я писал, что нет простого восстановления прошлого, то это означало, что нет его и для правых. Если хлебозаготовки кончатся новой неудачей, то это усилит, толкнет, с одной стороны, части центристов на

" 1(19

лево, но и стремление правых пойти решительно направо . Второй раз нельзя будет применять параграф 107-й103, отказавшись торжественно от него перед лицом всей страны, без решительного поворота во всей политике, а если откажутся от его применения, несмотря не неудачу хлебозаготовок, то должны будут идти на новые крупные уступки кулаку. Так обстоят дела, и поэтому единство оппозиции более необходимо, чем когда-либо. Поэтому я не согласен ни на какие дальнейшие авансы центру. Если он при новом повороте будет драться, то тогда будет время принять новые решения. Проект программы Коминтерна никуда не годен. Он в теоретической части ухудшает положение, поднимая до высот теории лозунг социализма в отдельной стране. Практически он не говорит, как вести правильную коммунистическую политику в странах, где нет непосредственно революционного положения. Если бы я был на конгрессе, я, несмотря на все это, голосовал бы за программу, дав предварительно решительную критику. Но зачем я, не будучи на конгрессе и будучи исключенным, должен вперед поздравлять с принятием программы, содержащей неленинские положения? Никуда это не годится. Я не согласен с Л. Д. [Троцким] в китайских делах. Буду с ней бороться104. Но разве ошибка Л. Д. [Троцкого] в этом вопросе определяет удельный вес оппозиции? В 1927 году были месяцы, когда мы, рискуя всем, должны были пытаться спасти голову китайской революции. Она на этом этапе бита, и много воды утечет в Янцзы, пока снова встанут китайские вопросы как главные. Теперь идет борьба за голову русской революции, и тут мы все в основном едины. Тут наши леваки, пока не перешли известной

грани, в стократ ближе, чем самые левые центристы. Я не дам себя терроризировать и буду бороться против настроений, которые ведут к ревизии платформы.

Момент такой ревизии пришел бы только тогда, когда бы мы совместно с В. М. Смирновым решили, что ВКП(б) труп, т. е. что Октябрьская революция труп. Мы этого не думаем и поэтому остаемся на почве платформы. Но оставаться на почве платформы это означает видеть те опасности, которые она сигнализирует и, видя их, сохранить единство оппозиции. Я глубоко убежден, что если бы Л. Д. [Троцкий] заблаговременно разослал проект своего заявления, то мы сговорились бы на одном тексте и, несмотря на разногласия в оттенках, Смилга и я не подали бы своего заявления. Не имея текста, мы подали свое. Оттенки получили официальное выражение, но это не должно было помешать солидаризироваться в основном с заявлением Л. Д. [Троцкого], которое подписали все ссыльные товарищи, ибо эта подпись для всякого означала одно: вы нам, ленинцам-большевикам, мешаете выправлять свои разногласия, мы их не скрываем, но мы все-таки один отряд, борющийся за реформу партии и сов[ет-ской] власти, и вам нас не разделить. Я советую Вам послать такую телеграмму конгрессу. Поворот направо властно этого требует. Всякие другие соображения должны отступить на задний план. Евгений Алексеевич [Преображенский] тоже намерен был это сделать.

Жму Вашу руку, пишите.

К. Р[адек] Томск, 8 августа 1928 г.

Г. ПРОЗОРОВСКАЯ105. ЕЩЕ РАЗ О "ЛЕВОМ КУРСЕ"

Развернувшиеся события последнего времени, получившие свое завершение в решениях июльского пленума,-- решениях, которые означают неприкрытую победу правых над центристами,-- заставляют еще раз призадуматься: что же, в сущности, представляет из себя этот нашумевший "левый курс"?

Назвать его просто "наваждением"? Утверждать, что никакого "левого курса" не было, вообще ничего не было, был, как у гоголевского Поприщина106, "день без числа" (из письма тов. Дашковского)? Это хотя и звучит остроумно, но означает в лучшем случае лишь естественную реакцию против слишком неосторожных увлечений "левым курсом", которые наблюдались у некоторых наших товарищей, а в худшем случае -- лишь желание отмахнуться от явления, которое необходимо понять и разъяснить.

81

"Левый курс" центристов является рефлексом каких-то объективных причин, лежащих в основе классовых отношений,-- это несомненно. И эти причины, эти соотношения социальных сил необходимо вскрыть и объяснить.

До последнего времени все товарищи, признававшие "левый курс" (как те, которые непомерно им восторгались вместе с товарищами Радеком и Преображенским, так и те, которые относились с должным скептицизмом к его "левизне"), сходились в одном: "левый курс" означает резкий перелом (оптимистическая оценка) или робкие шаги, зигзаги (умеренная оценка) на пути выправления политической линии, поворота, сдвига в сторону пролетариата. Ведь когда мы все толковали о "левом курсе", то нас интересовал в первую очередь вопрос о его "левизне" исключительно с точки зрения возможности поставить знак равенства между этой "левизной" и пролетарской линией. Знака равенства никто из нас не поставил, но все же мы трактовали все эти шаги и зигзаги как приближение к правильному пролетарскому пути.

Пересмотрев еще раз внимательно, в свете последних событий, перечень всех намеченных весною "левых" шагов, который (наряду со всеми другими товарищами) был сделан мной в конце мая с. г., приходится на этот раз прийти к печальному выводу, что, во-первых, от всех "левых" начинаний почти ничего не осталось и, во-вторых, что и осталось, ничего решительно пролетарского в себе не заключает (боюсь, что навлеку на себя негодование и обвинение в каком-нибудь "уклоне").

Привожу свой старый перечень "левых" шагов.

107-я статья -- отменена июльским пленумом. Хотя апрель

ский пленум тоже постановил отменить ее, тогда это не имело

такого политического значения. Именно одновременная отме

на 107-й ст. и повышение хлебных цен указывает, что ЦК сошел

с "левого" пути административного нажима на кулака и вступил

на правый путь изъятия хлеба у последнего посредством повы

шения цен.

Оживление колхозного движения. Во-первых, резолюция

пленума выдвигает на первый план индивидуальное крестьян

ское хозяйство -- это знаменует победу правых и сдачу позиций

центристов. Во-вторых, само оживление колхозного движения

и при своем недавнем бурном расцвете (на страницах "Правды"

и других периодических изданий), и при теперешнем его спаде

имеет, на мой взгляд, глубокие объективные причины, ничего

общего не имеющие с полевением центристов именно в сторо

ну пролетарской линии.

Спрашивается, что чему предшествовало: новый курс в колхозной политике как в расширительном толковании "левой" вес

ны, так и в духе резолюций XV съезда -- стихийному, идущему из глубин деревенской жизни колхозному движению, или это стихийное крестьянское движение есть результат "левого курса"? Все факты говорят за первое. Интересно сопоставить следующие цифры: Госплан проектировал прирост колхозов за пятилетие на 13,3 тыс., контрольные цифры на 1927 -- 1928 г. предполагали прирост колхозов по Союзу в сравнении с прошлым годом на 3,6%, или увеличение с 18 011 до 20 464 единиц, а фактическое число колхозов без всяких Госпланов и контрольных цифр (и без малейшего участия "левого курса" и даже XV съезда) увеличилось за первое полугодие 1927 -- 28 г. на 15849, т.е. почти удвоилось.

Что это означает? А то, что могучий рост колхозного движения отражает не "левые" намерения ЦК, отражающие, в свою очередь, нажим пролетариата. Нет, это движение есть стихийное движение самого крестьянства, т.е. мелкой буржуазии, убедившейся на жестоком опыте последних лет в невозможности выкарабкаться из трясины пауперизма, опираясь на развитие своего мелкого индивидуального хозяйства.

Об этом заговорили сейчас многие на страницах печати, вроде Ксенофонтова, Карпинского и др[угих], за что и обрушились на них громы и молнии правых молодчиков -- Астровых, Марецких и пр. Об этом говорит, например, в своем докладе в президиуме Госплана СССР работник Укрсовхозтреста Маркевич следующее:

"Я позволю себе обратить ваше внимание на несколько цифр, которые чрезвычайно ярко характеризуют наше нынешнее крестьянское хозяйство и достаточно убедительно свидетельствуют о том, что индивидуальное крестьянское хозяйство не имеет никаких перспектив дальнейшего развития своих производительных сил. Мы имеем на Украине 49% дворов с площадью посева до 3 дес. Средняя площадь посева этих хозяйств -- 1,9 дес. на двор; 64% этих дворов лишены тяговой силы -- безлошадные. Но если бы эти безлошадные дворы приобрели по одной лишь лошадке, мы имели бы в этой группе дворов 63 лошади на 100 дес. посева, т. е. такое количество лошадей, которое поглотило бы весь урожай этих хозяйств. Этот пример я счел нужным привести даже на таком авторитетном собрании, чтобы лишний раз подчеркнуть всю экономическую абсурдность и несостоятельность продолжающихся и доныне разговоров о возможности уничтожения безлошадности при условии сохранения индивидуального крестьянского хозяйства. Это абсолютно невозможно, это вреднейшая утопия, о которой серьезно и разговаривать нельзя -- которая стоила и стоит нам больших денег в настоящее время" (сборник Наркомзема107 "Пути обобществления сельского хозяйства", вып.1, с. 8).

83

Вступая в широком масштабе в колхозы, крестьянин, бедняк или середняк, делает это не потому, что он наслушался нашей агитации о "кооперации -столбовом пути к социализму" (характерно, что к моменту оживления колхозного движения агитация за колхозы и совхозы со стороны парторганизаций и в городе и в деревне совершенно затихла), а потому, что это единственный выход из создавшегося для него положения. Следует отметить, что 13 тыс. колхозов, возникших за первое полугодие 1927 -- 1928 г., в подавляющем большинстве являются первичными объединениями, ничего общего с социализмом не имеющими и представляющими субъективно во многих случаях для крестьянина попытку временного использования всех государственных льгот для перехода в дальнейшем снова на путь индивидуального хозяйства.

Между прочим, тот же Маркевич в том же докладе дает следующую интересную характеристику этих первичных объединений:

"У нас полагают, что объединение пяти-шести дворов, из которых один имеет лошадь, другой -- плуг, третий -- борону и т. д., имеющих целью совместное использование этого инвентаря для более успешной обработки своих пяти-шести клочков земли -- что это и есть крупное сельскохозяйственное производство. Это мнение глубоко ошибочно; это тоже одно из заблуждений, которое стоит нам немало труда и средств. Такие объединения являются обычно крестьянской супрягой, существующей веками, принявшей у нас сейчас несколько иные, более сложные формы, но которая сама по себе не приведет нас никогда к крупному сельскохозяйственному производству. Через супрягу к социализму -вреднейшая эсеровская утопия, которая, к сожалению, до сих пор засоряет умы многих наших земельных работников. Я считаю необходимым остановиться на этом по той причине, что подавляющее большинство машинно-тракторных товариществ и товариществ по общественной обработке земли, которые причисляются к крупному сельскохозяйственному производству, представляют собой фактически ту же супрягу, но принявшую более сложную форму: там объединяются не 4 двора, а, скажем, 14 дворов, но принцип супряги остается в полной силе" (там же, с. 9).

Существеннейшим доказательством, что нынешнее колхозное движение -- и снизу, стихийное, и сверху, декларированное ЦК,-- ничего общего с ленинским путем к социализму не имеет, является старое гибельное игнорирование темпа промышленного развития. Деревенская кооперация без соответствующего темпа индустриализации -- ведь это пока что пустая оболочка, могущая в скором времени наполниться отнюдь не социалистическим содержанием. Наши пропагандисты и проработчики,

с пеной у рта доказывая социалистичность современных форм сельского кооперирования, не устают тысячи раз ссылаться на статью Ленина "О кооперации"108, но почему-то никогда не дают себе труда привести следующие знаменательные слова: "При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частнокапиталистических как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу" (Ленин, т. XVIII, ч. 2, статья "О кооперации"); или следующие: "На кооперацию у нас смотрят пренебрежительно, не понимая того -- какое исключительное значение имеет эта кооперация, во-первых, с принципиальной стороны (собственность на средства производства в руках государства), во-вторых, со стороны перехода к новым порядкам путем возможно простым, легким и доступным для крестьянства" (там же).

Когда Ленин писал, что "кооперация в наших условиях сплошь да рядом совпадает с социализмом", вряд ли требуется много доказывать, что он имел в виду кооперацию со средствами производства, принадлежащими или имеющими тенденцию принадлежать государству, т. е. рабочему классу, но уж ни в коем случае не наши машинные, молочные и др[угие] товарищества, сплошь да рядом,-- теперь уже и по официальным данным,-- захваченные кулаками, т. е. маленькими капиталистами, ни в лучшем случае бедняцко-середняцкую "супрягу".

Итак, повторяю, по моему глубокому убеждению, современное колхозное движение есть движение мелкой буржуазии и поддержка его сверху "левым курсом" без одновременного усиления темпа развития промышленности ничего общего с пролетарской линией не имеет. А победа на июльском пленуме идеи о приоритете индивидуального крестьянского хозяйства объективно есть победа кулацкого, т. е. капиталистического влияния.

3. Новая совхозная политика. Сдвиг в этом вопросе имеет как будто более серьезный характер. Идея организации в ближайшие 4 -- 5 лет 125 гигантов-совхозов ("хлебных фабрик"), имеющих в среднем по 30 тыс. дес. земли каждая и дающих к 1931 -- 32 г. 40 тыс. тонн нового товарного хлеба, принадлежащего целиком государству,-- эта идея уже вступает в сферу своего практического осуществления. Интересный материал по этому вопросу можно найти в цитированных мной выше сборниках "Пути обобществления сельского хозяйства", издаваемых Зем-планом Наркомзема РСФСР.

Но есть ли эта новая совхозная политика пролетарская политика? Здесь возникают самые серьезные сомнения. То, что в конечном счете она идет на пользу пролетариату,-- в этом не мо

85

жет быть ни малейшего сомнения. Всякое крупное хозяйство есть выгода для рабочего класса. Не так, конечно, стоит вопрос. Вопрос стоит так: пролетарская ли это политика по своему существу, по своему субъективному содержанию? На мой взгляд, нет, поскольку новая совхозная политика не увязана с общей политической линией.

Последнее время, особенно после июльского пленума, вопросы промышленности и рабочей политики не только не выступили на первый план, не только не привлекли к себе соответствующего внимания, но, напротив, отношение к ним со стороны руководящих парторганов изменилось к худшему. Во-первых, диспропорция между развитием сельского хозяйства и промышленности, имеющая свое реальное выражение в товарном голоде и объяснявшаяся прежде (не только оппозицией, но и самыми ярыми сторонниками ЦК) отставанием роста промышленности от роста сельского хозяйства, нашла теперь совершенно противоположное объяснение: оказывается, сельское хозяйство отстает в своем развитии от промышленности. Во-вторых, все передовицы "Правды" и "Экономической жизни", посвященные промышленности, не устают твердить о необходимости (даже в связи с повышением хлебных цен) усилить напряженность работы, снизить себестоимость -- причем последнее неразрывно связывается с новым нажимом на производительность, т. е. на интенсивность труда,-- повысить "труддисциплину" и т. д.

В частности, интересно отметить, как одна из последних передовиц "Правды" негодует и возмущается теми, которые полагают, что "самокритика и снижение себестоимости, связанное с подъемом труддисциплины и усилением интенсивности труда рабочего, противоречат друг другу". Одно можно сказать: часто нашим хозяйственникам приходится сейчас попадать между молотом и наковальней. С одной стороны, самокритика: "не смей обижать рабочий класс, кровопийца, тиран ты этакий" -- а с другой стороны: "снижай себестоимость, гони интенсивность, не давай зарплате расти быстрее производительности труда, повышай "труддисциплину", смотри в оба, чтобы не лодырничали, не воровали, а потому обыскивай рабочих, заставляй их -- "полноправных хозяев промышленности" -- выбивать на изделиях: "эта вещь украдена на таком-то заводе" и т. д. и т. п. Правда, следует добавить, что статья Рыкова "О самокритике", берущая под свою защиту хозяйственников, указывает на подходящий выход: всеми правдами и неправдами проводить "социалистическую" рационализацию и плевать на всякую самокритику.

Наиболее откровенно определяет отношение "левого курса" к рабочему вопросу Молотов в своей статье "К текущему моменту" ("Правда" от 5 .VIII. 28 г.), где говорится:

"В этом вопросе (повышение хлебных цен) в данный момент рабочий класс должен был сделать известную практическую уступку середняку. Эта уступка связана с тем, что пролетарское государство должно будет поступиться некоторой частью своих накоплений в пользу производителей хлеба, главная масса которых -- середняки. Надо прямо сказать об этой уступке середняку со стороны пролетариата, дабы правильно взвесить возможные ее размеры, посильные ее пределы. Конечно, эта уступка не должна затронуть основной массы накоплений (этого бы еще не хватало -- Г. П.) пролетарского государства, направляемой на осуществление социалистической индустриализации, быстрый темп которой диктуется нашей стране всей внутренней и внешней обстановкой. Но в конце концов, именно за счет части этих накоплений (плюс за счет всякого рода экономии) только и возможно повышение хлебных цен. В этом смысле можно говорить о том, что повышение заготовительных цен (и возможное, в связи с этим, повышение цен на некоторые технические культуры) связано с известными жертвами со стороны рабочего класса."

Дальше Молотов признает, что кризис хлебозаготовок в этом году объясняется в основном тем, что "деревня экономически окрепла, причем особенно окрепла ее кулацкая и зажиточная верхушка и этот социально-экономический факт обусловил возможность более настойчивой защиты интересов деревни на том участке смычки с городом (хлебном участке), на котором до сих пор оставалось наименее благоприятное соотношение цен". Итак, уступка середняку и кулаку, т. е. мелкой буржуазии и капиталистам за счет новых жертв пролетариата; что-то это очень мало похоже на выпрямление пролетарской линии...

То же самое можно сказать и о других моментах основной политической линии ЦК. Международные вопросы (проект программы Коммунистического] Щнтернационала] -- "катастрофа", по выражению Л. Д. [Троцкого], речь Бухарина на конгрессе, вызвавшая общее одобрение), внутрипартийная демократия, в частности, прежнее отношение к оппозиции (аресты, ссылки) -ничто решительно не дает повода толковать о действительном, хотя бы слабом выпрямлении политической линии в сторону пролетариата. А если это так, то вся совхозная политика остается висеть в воздухе. И невольно напрашивается вопрос: разве взятая сама по себе идея организации крупных государственных зерновых фабрик является непременно пролетарской? Разве теоретически, при национализации земли, даже в буржуазном государстве (ведь идея национализации земли по Ленину есть идея законченной буржуазной революции) не могли быть созданы государственные капиталистические хлебные фабрики? И если современное центристское руководство, непрерывно колеблющееся

87

между буржуазией и пролетариатом, начнет проводить новую совхозную политику хотя бы даже всерьез и надолго -- означает ли это серьезный шаг в сторону пролетариата? Отнюдь нет. Хотя, повторяю, объективно эта политика, кроме пользы в смысле укрепления и усиления позиций рабочего класса, ничего другого не принесет.

Повышение налога на 1928 -- 29 г. аннулировано повыше

нием хлебных цен, принятым на июльском пленуме.

Новый закон о землепользовании109 начинает проводить

ся, но... опять-таки взятый сам по себе, при общей неправиль

ной линии, он означает только уступку мелкой буржуазии.

Это все на счет деревни. По поводу города ни у меня, ни у кого из товарищей (правда, есть и исключения) никаких "иллюзий" о "левом курсе" не было. Сущность самокритики обнаружилась теперь для всех (кажется, уже для всех) с полной очевидностью, об этом уже многие писали и толковали и повторяться не стоит. Шахтинское дело, роспуск Конъюнктурного института НКФ110, борьба (хотя пока только больше на бумаге) с водкой? Все это, правда, есть, но... из этого и всего сказанного выше вытекает одно: "левый курс" с начала своего зарождения и кончая июльским пленумом есть шатание центризма то "налево", то направо; "налево" -- к середняку, к мелкой буржуазии; направо -- к кулаку, к буржуазии. Ничего решительно пролетарского в этом "левом курсе" нет.

Отдельные, хотя и робкие, нерешительные, но правильные мероприятия, стоящие в непреодолимом противоречии с другими мероприятиями центристского руководства, стоящие в противоречии со всей генеральной его линией, могут, в лучшем случае, означать сдвиги от буржуазии, от кулака к мелкой буржуазии, к середняку и бедняку, но никак не сдвиги в сторону пролетариата.

Здесь я вкратце остановлюсь на основной ошибке тов. Преображенского, приведшей его в чрезмерно благодушное настроение (благодушие, конечно, прекрасная черта в личной жизни -- я сама не люблю злых людей,-- но в политике вещь часто совсем не подходящая) по поводу "левого курса". В одном из своих писем (к тов. Ищенко) он пишет между прочим: "Мы так скомпрометировали правую политику, что отрезали путь отступления ЦК в эту сторону, эта опасность была устранена" (а решения июльского пленума? -Г.П.). "Термидор не состоялся, надо радоваться этому и идти на сближение с партией"... "Мы констатировали уменьшение наших разногласий с ЦК по ряду актуальных вопросов международной и внутренней политики"... "Мы готовы приложить все наши усилия к поддержке всякого шага ЦК по пути ленинской политики. Мы хотим примириться с большинством

партии на основе проведения нового курса. Просим конгресс вернуть нас в партию, в рядах которой мы лояльно и искренне (так и напрашивается написать "смиренно" -- Г. П.) осуществим наше обязательство не прибегать к фракционной деятельности".

Эта основная ошибка заключается, на мой взгляд, в том, что "левый курс" тов. Преображенский рассматривает не диалектически, представляя его как сумму простых слагаемых. По тов. Преображенскому, "левый курс" -- это: 1) политика Коминтерна плюс 2) политика в деревне плюс 3) внутрипартийный режим плюс 4) вопросы индустриализации и рабочий вопрос. Тов. Преображенский рассматривает все эти пункты по очереди, каждый из них в изрядной доле переоценивает в смысле его подлинной пролетарской левизны и с удовлетворением откладывает коробочку. Таким образом он складывает три первых пункта: политику Коминтерна, деревенскую политику и внутрипартийный режим. Все эти пункты в основном у тов. Преображенского выдержали экзамен на "пролетарскую левизну". Под сомнением остались промышленность и рабочий вопрос; и, несмотря на это сомнение, тов. Преображенский торопится "примириться с большинством партии на основе проведения нового курса" (где и когда он проводится? Что-то не приметно -- Г.П.). Если даже согласиться с тов. Преображенским на счет "левизны" первых трех пунктов (а с этим согласиться никак нельзя), то и в этом случае тов. Преображенский не прав, говоря о проведении "левого курса". Новый "левый курс", если бы он существовал в действительности, являлся бы неразрывным целым во всех его отдельных частях. Нельзя рассматривать крестьянскую политику, с одной стороны, проблему промышленности и рабочий вопрос, с другой, как простые слагаемые, которые можно механически складывать или вычитать -- ибо под понятиями "крестьянская политика", "промышленная политика", "рабочая политика" скрывается определенное соотношение классов.

Нельзя, с одной стороны, наступать на кулака, брать под защиту мелкую буржуазию, а, с другой стороны, продолжать нажим на рабочий класс, продолжать игнорировать основу его политической и экономической мощи -промышленность -- и называть это пролетарским курсом или даже серьезным сдвигом в сторону последнего. Поворот ЦК в сторону пролетариата, имеющий своим результатом "принесение новых жертв со стороны пролетариата"? Что-то получается совсем, совсем негладко... И совсем не убедительно звучит у тов. Преображенского утверждение, что ради вящего доказательства, что ЦК проводит свою собственную политику, а не оппозиционную, он принужден держать оппозицию в ссылке. Я полагаю, что если бы в действительности произошел левый поворот, при котором мы должны были бы

Загрузка...