Лeтнiй день, очень жаркiй, но облачный, въ концe iюня. Двeнадцатый часъ. Комната съ большими окнами, въ помeщичьемъ домe Полежаевыхъ. Прямо дверь на террасу. Въ окнахъ видъ на рeку — поля и лeса на горизонтe
Посрединe комнаты столъ: на немъ книги, рукодeлья; все въ безпорядкe. Дарья Михайловна сидитъ за столомъ и разсматриваетъ кусокъ старинной парчи. Рядомъ Арiадна, на колeняхъ, съ живостью вытаскиваетъ изъ сундука всякое добро. Она высока и гибка. Одeта изящно, но небрежно
Дарья Михайловна. — Какъ это ты, Арiадночка, все швыряешь… И какъ уложено! Бeлье, чернильница, шали…
Арiадна. — Сунула, и конецъ.
Дарья Михайловна. — Да вeдь жаль. Вещи хорошiя.
Арiадна. — Можетъ быть.
Выбрасываетъ на столъ еще кусокъ парчи.
Дарья Михайловна (сравниваетъ съ другими). — Это мнe больше нравится. По лиловому фону серебряные цвeты.
Арiадна (подымается). — Удивляюсь, какъ еще силъ хватило все это уложить.
Дарья Михайловна. — Почему?
Арiадна (не сразу). — Меня привыкли считать благополучной дрянью и теперь удивляются.
Дарья Михайловна. — Благополучной дрянью… Нeтъ, я этого не знаю. Просто была веселая и живая. Это многимъ нравилось.
Арiадна. — Леонидъ находитъ, что я слишкомъ шумна.
Дарья Михайловна. — Развe?
Арiадна. — То-то вотъ и развe (беретъ кусокъ парчи.) Тебe нравится?
Дарья Михайловна. — Очень. Его можно положить на спинку дивана. Отлично будетъ.
Арiадна. — Возьми его себe.
Дарья Михайловна. — Ну, зачeмъ.
Арiадна. — Затeмъ. У тебя домикъ уютный, чистый, все аккуратно. И Сергeю понравится.
Дарья Михайловна. — Нeтъ… спасибо. Не возьму.
Арiадна. — Почему же?
Дарья Михайловна. — Ты и такъ мнe все даришь.
Арiадна. — Хочу, и дарю. Нeтъ, возьмешь.
Дарья Михайловна. — Выходитъ, что я напросилась.
Арiадна (блeднeя). — А я говорю, что возьмешь. Я говорю, что возьмешь!
Дарья Михайловна (съ удивленiемъ и почти испугомъ). — Да что ты?
Арiадна. — Это свинство. Я тебe дарю, отъ души, а ты брать не хочешь. Это гадость.
Дарья Михайловна. — Какъ ты разволновалась… Ну, если хочешь… Я просто стeснялась, не думала, что такъ…
Арiадна (садится на подоконникъ). — Больше не хочу убираться. Называется — моя комната, а могла бы и гостиной служить, чeмъ угодно. Все навалено. Чужое все. (Въ волненiи отворачивается къ окну. Налетаетъ вeтеръ изъ полей, надулъ занавeси, душитъ.)
Дарья Михайловна (встала). — И правда, какой здeсь безпорядокъ.
Арiадна (вытянулась на подоконникe, положила голову на руки, солнце освeщаетъ ее). — Солнышко меня грeетъ, вeтеръ ласкаетъ. Господи, пожалeй меня.
Дарья Михайловна. — Что ты, Арiадночка? (Подходитъ.)
Арiадна. — За озеромъ ржи, лeса. Вотъ бы встать, руки раскрыть, Божiй свeтъ къ груди прижать. Я такъ и дeлала. Я съ солнцемъ играла. (Обнимаетъ Дарью Михайловну.) А теперь я пропащiй человeкъ.
На террасe шаги. Слышенъ смeхъ Сергeя Петровича.
Дарья Михайловна (выглядывая). — Наши прieхали. Охотнички.
Арiадна. — А-а!
Быстро соскакиваетъ, отходитъ къ сундуку, какъ бы продолжая его разбирать. Входятъ Игумновъ, Полежаевъ и Машинъ — въ высокихъ сапогахъ, съ ружьями, грязные, какъ полагается порядочнымъ охотникамъ. Въ ягдташe у Игумнова нeсколько чирятъ.
Игумновъ (Арiаднe). — Хозяюшкe привeтъ. Вотъ и мы. (Цeлуетъ жену.) Здравствуй, Дашенька. (Садится и снимаетъ ягдташъ. Остальные здороваются. Арiадна молча подаетъ руку мужу.) Фу-у, чортъ, фу-фу-фу, какъ усталъ! Прямо моченьки моей нeтъ.
Машинъ (полный, лысый, полусeдой человeкъ тихаго вида.) — По болотцу-то тово, трудненько.
Игумновъ (хохочетъ.) — Хорошо еще, что я сижу здeсь съ вами, гогочу. Могли меня на носилкахъ приволочь, все изъ-за твоего Леонида, Арiадна.
Арiадна. — Леонидъ — свой собственный.
Игумновъ. — Ну, изъ-за собственнаго.
Полежаевъ (высокiй, худоватый, нeсколько разсeянъ). — Можетъ быть, Сергeй и преувеличиваетъ. Все же я сдeлалъ промахъ… по неосторожности. Говорятъ, даже опасный.
Игумновъ. — Говорятъ! Идемъ мы съ нимъ у мельницы, гдe узкое мeсто, по обоимъ берегамъ. Хорошо-съ. Дiана въ камышахъ шаритъ. Выплываютъ утята, Леонидъ съ того берега цeлитъ, и не понимаетъ, мерзавецъ, что берегъ высокiй, вся дробь какъ въ воду шваркнетъ, такъ отразится, и рикошетомъ мнe въ физiю. Кричу: стой! онъ все цeлитъ. И, слава Богу, пока палить собрался, его Иванъ Иванычъ одернулъ.
Машинъ. — Леонидъ-то Александрычъ… какъ непривычный человeкъ, городской. И до бeды недалеко.
Полежаевъ. — Я прилагалъ всe усилiя…
Дарья Михайловна (разсматривая утятъ въ ягдташe мужа). — Это ты настрeлялъ?
Игумновъ. — Муà.
Полежаевъ. — У меня и ружье дальнобойное, лeвый стволъ чокъ-боръ. Вeроятно, не къ лицу мнe такая стрeльба, что ли…
Игумновъ (хлопаетъ его по плечу). — Ну, чего тамъ. Идемъ переодeваться. А то нагрязнимъ. Да у васъ въ домe и постороннiе.
Полежаевъ. — Можно. Только странно, ты кого за постороннихъ считаешь?
Игумновъ. — Барышня столичная, неудобно. Мы, которые деревенскiе…
Арiадна (подходитъ къ Игумнову). — Передъ Лапинской форснуть хочетъ. Ну, иди. Распускай хвостъ.
Полежаевъ. — Умыться не мeшаетъ.
Уходятъ.
Машинъ. — А ужъ я, если позволите, и такъ посижу. Мнe покамeстъ лошадку запрягаютъ. Домой поспeшаю.
Арiадна. — Оставайтесь обeдать. Обeщалъ нынче генералъ прieхать.
Машинъ. — Занятный человeкъ… оживленный. Да спeшу, вотъ дeло-то какое. Покосъ. Золотое времячко. Жара. (Отираетъ лобъ.) Вы-то какъ разъ въ деревню… къ хорошей погодкe. (Помолчавъ.) А позвольте спросить, Арiадна Николаевна, я слышалъ… будто вы здeсь съ Леонидомъ Александрычемъ на зиму… намeрены поселиться?
Арiадна. — Кто вамъ сказалъ?
Машинъ. — Будто бы… отъ Леонида Александрыча.
Дарья Михайловна. — Я бы рада была!
Арiадна. — Леонидовы вeчныя разглагольствованiя! Деревня, простота жизни, природа… и таетъ. А самъ живо соскучится. (Машину, не безъ рeзкости.) Да, можетъ быть. Можетъ, останемся, можетъ, уeду. Не знаю. О мужe ничего не знаю.
Машинъ. — Конечно, послe столичной тамъ… жизни… театры, и прочее.
Арiадна. — Я ничего не знаю, Иванъ Иванычъ.
Изъ балконной двери входитъ Таня Лапинская, невысокая, худоватая дeвушка. Она съ купанья, въ мохнатомъ халатикe; голова повязана полотенцемъ. Увидeвъ Машина, прiостанавливается.
Лапинская. — Съ утра гости. (Оглядывая свой костюмъ.) Я вонъ въ чемъ. Ар-р-iядна, убираться мнe?
Арiадна. — Иванъ Иванычъ — свой.
Лапинская. — А коли свой, такъ свой. (Длинно протягиваетъ Машину руку.) Мое почтенiе. Нижайшее. Глубокоуважаемому сосeду.
Машинъ. — Да ужъ какъ тово… торжественно.
Лапинская. — Вы хорошiй дяденька. Старичокъ! Вамъ и уваженiе.
Машинъ. — Польщенъ… польщенъ.
Лапинская (Арiаднe). — Писемъ нeтъ?
Арiадна. — А, все любовныя дeла. (Беретъ письмо съ подзеркальника.) Получай.
Лапинская (отходитъ къ окну, рветъ конвертъ). — Ничего не любовныя. Ври на меня.
Арiадна. — Иванъ Иванычъ, а вы часто получаете любовныя письма?
Машинъ (улыбаясь). — Письма… Письма. (Вынимаетъ изъ бокового кармана письмо.) Мнe сосeдъ пишетъ… клевера нeтъ ли на продажу. А ужъ гдe тамъ продажнаго… самому бы убраться, съ покосомъ. Эхе-хе, хозяйство. Тамъ ржи… посeвъ. Время то идетъ… Осенью зайчишекъ пострeляешь.
Дарья Михайловна (улыбаясь). — Съ кeмъ тутъ и романы заводить!
Лапинская дочитала письмо, спрятала его и, мурлыкая, начинаетъ слегка вальсировать. Приблизившись къ Арiаднe,беретъ ее и пробуетъ изобразить danse de l’ours. Входятъ Полежаевъ и Игумновъ, прiодeтые, въ болeе приличномъ видe.
Арiадна (негромко, равнодушно). — Пeтухи пришли.
Лапинская хохочетъ.
Полежаевъ. ‑ Вотъ мы и попали на балетное отдeленiе. Танечкина спецiальность.
Арiадна. — Господинъ Игумновъ, Таня Лапинская, моя прiятельница и гостья, получила сейчасъ подозрительнeйшее письмо, весьма ее развеселившее. Извeщаю васъ.
Игумновъ. — Ну, да чего ужъ тамъ…
Входятъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ. Лапинская убeгаетъ. Дарья Михайловна прибираетъ разбросанное, закрываетъ сундукъ.
Арiадна. — А, генералъ. Очень рада. Наконецъ-то, живой человeкъ.
Генералъ (веселый, бодрый, въ тужуркe отставного военнаго). — Не менeе того и я. (Цeлуетъ ей руку.) Какъ изволите здравствовать?
Арiадна. — Благодарю.
Генералъ. — А это, позвольте представить, пасынокъ мой, Алексeй. Алексeй Николаичъ Саламатинъ. (Всe здороваются.) Онъ у меня недавно. Такъ прямо и говоритъ: скучаю, а-ха-ха, вези меня въ гости.
Саламатинъ (молодой человeкъ лeтъ двадцати трехъ, элегантно одeтый). — Да что же мнe, сиднемъ сидeть? Я люблю общество.
Генералъ. — Не договариваетъ, смeю увeрить. Безъ дамъ скучно. Арiадна Николаевна, ручку. (Цeлуетъ ей опять руку). Женщины — лучшее украшенiе вселенной. Леонидъ Александровичъ, не сердитесь. Я въ томъ возрастe, когда не ревнуютъ.
Полежаевъ (улыбаясь). — Все-таки вы не безъ яду, генералъ.
Генералъ. — Мой ядъ выдохся-съ весь, съ годами. Осталось одно доброе расположенiе духа.
Полежаевъ. — У васъ всегда доброе расположенiе. Даже завидно.
Генералъ. — Нормальная, умeренная жизнь, батюшка мой. Mens sana in corpore… а-ха-ха… Деревня, воздухъ, движенiе, хозяйство… хотя, конечно, бываетъ и адски скучно… Рвешься…
Полежаевъ. — Такъ жить — лучше…
Генералъ. — Хозяйничайте! (Беретъ подъ руку и нeсколько отводитъ.) Работайте! Позвольте-съ, да вeдь въ деревнe…
Они разговариваютъ. Съ ними Игумновъ и Машинъ. Дарья Михайловна незамeтно ушла. Арiадна въ креслe. Саламатинъ у стола.
Арiадна (холодно). — Вы студентъ?
Саламатинъ. — Да.
Арiадна. — Учитесь тамъ… чему-нибудь у себя? Ну, въ университетe?
Саламатинъ. — Нeтъ.
Арiадна (нeсколько утомленно). — Да вeдь надо жъ…
Саламатинъ. — Презираю.
Арiадна. — А-а!
Саламатинъ. — Я въ теннисъ играю. И вообще во всякiя игры.
Арiадна. — Блестяще.
Саламатинъ. — Ѣзжу верхомъ, гребу, стрeляю. Хожу пeшкомъ.
Арiадна. — Пeшкомъ. Это здòрово! (Оживляясь.) Взять, и уйти Богъ знаетъ куда.
Саламатинъ. — Не Богъ знаетъ, а куда себe назначу.
Арiадна. — Палку, котомку, да по большакамъ съ богомолками. Куда-нибудь въ монастыри. (Задумчивeе.) Я сама объ этомъ иногда думаю.
Саламатинъ. — Тутъ и думать нечего. Въ монастырь, такъ въ монастырь.
Арiадна (точно не слушая его). — Бываютъ такiя удивительныя утра… По росe далеко можно уйти, и такъ дышаться будетъ легко! Подъ березой на большакe позавтракать. Выложу краюшку хлeба, пару яицъ, луковку… Колокола зазвонятъ въ монастырe… верстъ за десять… Ахъ, ну это все фантазiи.
Игумновъ (хохочетъ). — Леонидъ собрался хозяйничать. Па-атeха! Онъ теперь читаетъ книжку о садоводствe, и на основанiи ученыхъ правилъ обрeзаетъ яблони.
Генералъ. — Великолeпно-съ! Дeло. Обрeзанiе садовъ есть актъ культуры, и слeдуетъ поддерживать пiонера.
Полежаевъ. — Деревенскимъ жителямъ всe мои занятiя кажутся смeшными. Наконецъ-то генералъ меня одобрилъ. Это прiятно.
Генералъ. — Культура, батюшка мой, сельскохозяйственная культура! И надо мной смeялись, когда я — первый, замeтьте — ввелъ здeсь отправку молока въ столицу. Что же мы видимъ? Тe лишь и выдержали, кто перешелъ на молоко.
Игумновъ. — Optime. Все же во время покоса обрeзать сады… это, знаете, все равно, что на колоколахъ въ церкви польку вызванивать.
Генералъ. — Не по сезону немного — не бeда. (Громче.) Арiадна Николаевна, вы благовeрнаго не сбивайте, пусть дeлами своими занимается. Это не завредитъ, какъ говорятъ южане. Нeтъ, матушка, не завредитъ.
Арiадна (оборачиваясь). — Я никого ни съ чего не сбиваю, генералъ.
Саламатинъ. — Арiадна Николаевна, оказывается, тоже любитъ странствовать.
Арiадна (Саламатину, слегка вспыхивая). — Никогда я странствiями не занималась.
Саламатинъ. — Вы же сами…
Арiадна. — Ничего не значитъ. Еще неизвeстно, чтó я сдeлаю… а… а раньше вовсе ни по какимъ большакамъ не ходила.
Саламатинъ. — Вонъ вы какая!
Арiадна (устало). — Никакая. (Откидывается глубже въ креслe.) Плохо васъ занимаю. Какая-то слабость, тяжесть… (Третъ себe виски.)
Генералъ (Полежаеву). — Я утверждаю одно: работайте, организуйте, вносите просвeщенiе, но никакихъ сантиментовъ. Въ деревнe нужна ясная и твердая политика. Если мужикъ воруетъ, я не буду заключать его въ объятiя и взывать: «Другъ, младшiй братъ, тащи еще». Нeтъ-съ! Воруешь — отвeтишь. Законъ-съ! Порядокъ.
Игумновъ (указывая на Полежаева). — Втолкуйте ему это. Обратите его въ сельскаго хозяина.
Полежаевъ. — И ты, Сергeй, не сразу постигъ все. А теперь, однако, добился… сталъ такимъ — небольшимъ помeщикомъ.
Игумновъ (хохочетъ). — «Однодворецъ Овсянниковъ».
Полежаевъ. — У меня же имeнiе большое, но нeту знанiй. Но вeдь и я могу ихъ прiобрeсть.
Игумновъ (хлопаетъ его по плечу). — Я сынъ попа, семинаристъ, пeвчiй, а ты баринъ. Ты — любитель искусствъ, о живописи пишешь, а я — хамъ. (Хохочетъ.)
Полежаевъ. — Только начнешь размышлять объ устройствe жизни — тысячи препятствiй…
Арiадна (Саламатину). — А у васъ не бываетъ желанiя взять да и сдернуть все это… ну, жизнь… какъ скатерть со стола, чтобы вдребезги, вдребезги…
Саламатинъ (закуривая.) — Не бываетъ. Это истерiя.
Арiадна. — Вотъ отлично. А когда тебe скверно? Если человeку такъ ужасно скверно, что хоть топись?
Саламатинъ. — Чепуха. Никакихъ страданiй нeтъ. Играйте въ теннисъ.
Арiадна. — Теннисъ? Все вашъ теннисъ? Ха-ха! (Раздраженно смeется.) Никакихъ страданiй. Ахъ, Боже мой! (громко.) Слышишь, Леонидъ, Алексeй Николаичъ сказалъ: никакихъ страданiй? (Кладетъ голову на столъ, продолжаетъ смeяться.) Э-эхъ! Ничего-то, ничевошеньки… Что жъ, ладно. (Вдругъ блeднeетъ, хватается за ручки стула.) А… да… (Пробуетъ встать.) Какъ въ сердцe больно, Леонидъ, если бы зналъ…
Полежаевъ (подбeгаетъ). — Опять… это?
Арiадна. — Сейчасъ пройдетъ. (Тихо.) Сейчасъ все пройдетъ. (Полежаевъ полуобнялъ ее. Она слабeетъ, голова запрокинулась, блeдна, безжизненна.)
Полежаевъ. — Обморокъ.
Всe встревожены, подходятъ.
Генералъ. — Неожиданно!
Игумновъ. — Ослабла Арiадночка.
Машинъ. — Одеколономъ бы… тово.
Полежаевъ. — Простите, господа, оставьте насъ… на нeсколько минутъ. (Старается посадить Арiадну. Она валится.) Главное, чтобы задышала… это съ ней бываетъ… Ничего. (Разстегиваетъ воротъ платья.) Чтобы задышала…
Игумновъ какъ бы выпроваживаетъ Генерала, Машина и Саламатина, беря ихъ подъ руки.
Игумновъ (вполгоса, успокоительно). — Прой-детъ! Нервности все.
Стараясь не шумeть, выходятъ.
Генералъ (въ дверяхъ). — Но… причина?
Игумновъ пожимаетъ плечами. Арiадна минуту лежитъ недвижно, потомъ глубоко и громко вздыхаетъ. Полежаевъ, сидя рядомъ, гладитъ ей руку.
Арiадна (очень слабо). — Вотъ теперь голова болитъ. (Въ голосe слезы.) Дай понюхать чего-нибудь. (Полежаевъ беретъ со стола флаконъ.) Опусти шторы, пожалуйста.
Пока онъ опускаетъ ихъ, Арiадна мочитъ платокъ духами, третъ виски, прикрываетъ голову платкомъ; въ комнатe стало сумрачно.
Полежаевъ. — Такъ, кажется, хорошо. (Приставляетъ къ дивану ширмочки.)
Арiадна. — Долго я была на томъ свeтe?
Полежаевъ. — Минуту, двe.
Арiадна. — А показалось — долго. Даже будто сонъ видeла. Черныя бабочки летали.
Полежаевъ. — Ты ужъ теперь-то потише, отдохни.
Пауза.
Арiадна. — Такъ бы вотъ лежать и лежать… Долго больной бы быть, потомъ выздоровeть… и все забыть.
Полежаевъ. — Арiадна, дорогая…
Арiадна (жметъ ему руку.) — Не сплю по ночамъ… и ослабeла. При чужихъ… Даже не такъ ночью, а проснешься утромъ, въ пять, и вотъ, бeлая вся лежишь и мучишься. А потомъ, когда умываешься, то плачешь. Это я замeтила. Но бываютъ минуты, какъ сейчасъ… вдругъ отойдетъ, и сердце станетъ чистое, свeтлое, точно сошелъ въ него ангелъ божiй. Сладко станетъ. Все забудешь. Хочется плакать, умереть. Какъ прежде, гладить эти вотъ волосы.
Полежаевъ (положилъ ей голову на колeни.) — Пора, пора… Забыть все, жить начать… какъ прежде.
Арiадна (приподымается). — Какъ прежде. (Лицо ея темнeетъ.) Это ты… какъ сказалъ.
Полежаевъ. — Иначе — гибель.
Арiадна. — Сны! Мечты!
Пауза.
Полежаевъ. — Ты говоришь, бываютъ минуты, когда ангелъ Божiй сходитъ въ сердце.
Арiадна. — Только минуты.
Полежаевъ. — А я вeрю, придетъ часъ, когда совсeмъ раскроется твоя душа… и ты все примешь, все простишь. Моя такъ называемая измeна…
Арiадна. — Это почему же?
Полежаевъ. — Твоя душа горячая, добрая…
Арiадна. — Откуда ты взялъ? Какая добрая?
Полежаевъ. — Арiадна!
Арiадна. — Предатель. Ты меня погубилъ. Лучшее, лучшее, что было… (Полежаевъ закрываетъ лицо руками.) Не могу. Уходи, пожалуйста. Въ этомъ домe я счастлива была… Добрая! А ты обо мнe помнилъ тогда?
Полежаевъ. Зачeмъ?
Арiадна. — Позови генерала, и Саламатина… всeхъ. Чтобы Лапа явилась. Уйди!
Рeзко вскакиваетъ съ дивана. Подходитъ къ окнамъ, подымаетъ шторы.
Полежаевъ (уходя). — Хорошо.
Арiадна. — Полумракъ! Мечтательность! Жалкiя слова.
Припрыгивая, вбeгаетъ Лапинская.
Лапинская (какъ бы слегка балуясь). — Ар-рi-адна, ты чего жъ это, помирать собралась? Мнe горничная говоритъ: «И совсeмъ это барыня бe-eлая лежитъ, и только ножками дрыгаетъ».
Арiадна. — Все вретъ. Ея и не было тутъ.
Лапинская. — Слушай, да ты, дeйствительно, какъ мeлъ. (Всматривается.) Вотъ что: брось ты со своимъ султаномъ возиться. Чортъ знаетъ, нeтъ, это меня возмущаетъ.
Арiадна. — Глупо. Онъ, во-первыхъ, не султанъ.
Лапинская. — Ну, далай-лама, эмиръ бухарскiй…
Арiадна. — Пристаютъ съ чепухой. И главное, у самой какiя-то таинственныя переписки, нынче восторги, завтра слезы…
Лапинская (хлопая платочкомъ по столу). — Эхъ, ты-ы, жизнь наша дeвичья.
Арiадна. — Да еще, между дeломъ, съ Сергeемъ финтишь. (Деретъ ее за ухо.) Щенокъ дрянной!
Лапинская (вертится и выкручивается). — Насчетъ Сергeя Петровича я совсeмъ даже ничего… Ни въ одномъ глазу. Въ немъ и ходы никакого нeтъ.
Арiадна. — Смотри у меня!
Входитъ Игумновъ. Въ рукe у него двe розы.
Игумновъ. — Я говорилъ, что Арiадна очухается. Она живучая! (Беретъ со стола ножницы, аккуратно срeзаетъ стебли розъ.) Ты двужильная, Арiадна?
Арiадна. — Трехжильная.
Игумновъ (Лапинской). — Сiи розы дерзаетъ поднести скромный земледeлецъ.
Лапинская присeдаетъ, дeлаетъ реверансъ и насмeшливую гримасу. Беретъ розы, нюхаетъ.
Лапинская. — Одну дарю Арiаднe. Которая больше. Можно?
Игумновъ. — Ваша воля.
Арiадна. — Спасибо, Лапа. (Лапинская прикалываетъ ей розу.) Къ обeду прифранчусь.
Входитъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ.
Генералъ. — И очень радъ видeть вновь… въ состоянiи здравомъ…
Арiадна (преувеличенно-горячо и быстро). — Да! Что жъ это киснуть вeчно… (Открываетъ окно). Благодать, свeтъ. А мы въ обморокахъ валяемся.
Генералъ. — Напрасно-съ.
Саламатинъ. — Я еще давеча говорилъ.
Генералъ. — Между прочимъ, я давно собираюсь васъ позвать, милая хозяюшка, и вашихъ друзей (обращается къ Лапинской и Игумнову; Игумновъ, улыбаясь, что-то говоритъ ей) ко мнe, запросто. En petit comitè. Можно устроить пикникъ, катанье на лодкe. Faute de mieux, поeздку на автомобилe.
Саламатинъ. — Машина новая. Сорокъ силъ.
Лапинская. — Здорово!
Игумновъ. — Бездeльники! Ну, это бездeльники. Кому покосъ, а кому автомобиль.
Лапинская. — И косите, складывайте, пожалуйста, свои копны, стога…
Игумновъ. (отпрядывая). — Виноватъ-съ, виноватъ.
Генералъ. — Покосъ — покосомъ, а развлеченiя — своимъ порядкомъ. У культурнаго человeка развлеченiя чередуются съ трудомъ. Это придаетъ жизни, какъ бы сказать, le goût de bon vin.
Арiадна (со слезами въ голосe). — «О, юность свeтлая моя!» Генералъ, у васъ вино найдется? У васъ-то, да у настоящаго, порядочнаго генерала, чтобы шампанскаго не было?
Генералъ. — Внe спора. Внe спора.
Арiадна. — Чeмъ не жизнь? Прieду, обязательно прieду… Напьюсь.
Горничная (въ дверяхъ). — Барыня, кушать подано.
Арiадна. — А пока что, у меня позавтракаемъ. Пожалуйста. Гдe Иванъ Иванычъ?
Игумновъ. — Удралъ, разумeется!
Арiадна. Кончено. Развеселая жизнь! Генералъ, вашу руку.
Всe идутъ въ столовую.