Аркан

Глава 1 Я знаю, кто ты есть

Шестью днями ранее и тысячей километров южнее

— Надбавь ходу, Найд! Жернов желчью изойдет, если мы запоздаем.

Он пропустил замечание мимо ушей. Зря Айден суетится, успеют они вовремя. А вот таким чудным утром полюбоваться не каждый день удается.

Цель пути — старая мельница на опушке леса — была почти не видна за завесой поднимавшегося от воды тумана. Там, где багряная стена деревьев редела, его тонкие полотна просвечивали нежно-розовым в лучах восходящего солнца. Трава на речном берегу загоралась золотом, иней сделал ее жесткой, так что хрупкие лезвия похрустывали под ногами. Тишина была полной — даже птицы притихли, отложив обычную утреннюю возню ради торжества момента. Только мерные «плюх-плюх» мельничного колеса далеко разносились над водой.

«Бздынь!» — В ушах у Найда зазвенело от подзатыльника Айдена, отчаявшегося заставить спутника ускорить шаг.

— Может, хватит на птичек любоваться? Жернов уж точно землю копытом роет…

У Найда абсолютно не было желания выслушивать ворчание товарища или дожидаться следующего тычка:

— Кто быстрее до мельницы? Последний останется без бекона!

Прежде чем его спутник успел открыть рот, парень был уже далеко впереди. Холодный воздух ударил в лицо, обжигая лоб и щеки. Сзади слышались тяжелый топот и пыхтение Айдена, но они быстро отдалялись. Найду незачем было оглядываться: он знал, что товарищ безнадежно отстал. Может, молодой ленлорд и был здоровее и выше ростом, но ему никогда не угнаться за Найдом, особенно здесь, в лесу. Бекона к завтраку ему точно не видать. А уж фру Боливия, Мельникова жена, знала, как сделать бекон поджаристым и хрустким.

Парень сглотнул слюну, предвкушая двойную порцию, и сбавил шаг. Он не хотел влетать на плотину на полном ходу — не хватало еще, чтобы Жернов подумал, будто стряслось неладное.

— Явился — не запылился, — брюзгливо проворчал мельник вместо «доброго утра». — А молодого ленлорда ты куда подевал? — Широкая спина распрямилась, руки выпустили мешок с зерном, и, уперев их в боки, херр Мальвиус уставился на запыхавшегося работника. — Или отец его, наконец, образумился? Ну где это видано, чтоб единственного наследника, как простого мужика, на работы гонять, трудом неволить?

Найд попытался было вставить слово, но напрасно: раз Жернов начал молоть, остановить его была в силах только фру Боливия.

— Не, скажу я тебе, парень, сапоги сапожник тачать должон, муку молоть — мельник, а ленлордов сын…

Тяжелый топот сапог по плотине предварил появление Айдена, грудью прорвавшего плывущую полосу тумана. «Единственный наследник» хватал воздух ртом и метал в сторону Найда убийственные взгляды.

— …гхм-гхм, я говорю, ленлордов сын не должен рассчитывать, что старый Мальвиус даст ему спуску! Это лорд Харрис — наш господин, а ты, Айден, пока еще щенок сопливый! Эти мешки сами на мельницу не пойдут, а там еще две подводы разгрузки дожидаются. За работу, бездельники!

Напутственный тычок в спину получил Найд: на молодого ленлорда руку поднимать мельник не смел.

— Кто первый перетаскает зерно на мельницу? Хочу мой бекон обратно! — С этими словами Айден легко закинул на плечи первый мешок. Услышав тоскливый вздох за спиной, он обернулся, блеснув белозубой улыбкой. — Ладно, дам тебе фору: моя подвода — дальняя.

Примерно тридцать треклятых мешков и всего одну порцию бекона спустя Мальвиус смилостивился и отправил Найда наверх: принимать зерно и подавать его в бункер. Наверху сонно пахло мучной пылью. Воркование голубей под стрехой вплеталось в монотонный стук водяного колеса и поскрипывание ворота, поднимавшего тяжелые мешки на верхний ярус. Хлопнули створки люка и — плюх! — один из солдат генерала Жернова лежал серой тушей на полу, притворяясь мертвым. Стараясь двигаться бесшумно, отважный воин зашел с тыла, сливаясь с тенями. Стремительный прыжок — и противник был обездвижен, обезврежен и, в прямом смысле слова, выпотрошен в ящик бункера. Издав победный клич — несколько приглушенный, чтобы не встревожить мельника внизу, — Найд нагнулся за следующим мешком.

Постепенно он вошел в ритм работы, мускулы разогрелись, и боль в них прошла. Труд был однообразным: снять мешок с крюка, развязать горловину, поднять и вытрясти содержимое в бункер, снова нагнуться… Зато простой процесс оставлял голову свободной, давал время для размышлений.

Найд вернулся мыслями к утренней тираде Мальвиуса: «Значит, вот что мельник думает о воспитательных методах херра Харриса. Что ж, это не новость». Недоумение Жернова разделяли многие — не столько в деревне, сколько в окрестных ленах и в Гнезде, ярлове борге. Оно и понятно. Сыновья ленлордов — да и сами ленлорды, если уж на то пошло, — не сеяли, не пахали и ремеслу не обучались. На это у них были слуги. Некоторые господа даже читали по складам. Грамота? А писари да ученые монахи зря, что ли, хозяйский хлеб едят? Время свое благородные лорды, во главе с ярлом Гнездом, проводили в охоте и воинских потехах.

О херре Харрисе, владетеле Горлицы и окрестного бора, шла слава коловшего глаза исключения. Мало того что он был из «новых», то есть получил свой титул и лен не от отца, а всего лишь лет двадцать назад — в награду за какие-то заслуги на армейской службе, о которых никогда не распространялся. Так этот «выскочка голоштанный», как величали Харриса за глаза соседи, еще и порядки особые у себя позаводил.

Вместо того чтобы гонять собаками лис, он плотничал, столярничал, подковывал лошадей, а если нужда была, и за плугом мог пойти. От сына ленлорд требовал тех же умений и потому посылал его то к плотнику, то к лесорубу, то к кузнецу, а теперь вот уже третью неделю Айден находился в обучении у мельника. Найд участвовал в этом предприятии наравне с молодым ленлордом. Только вот его вклад в мельничное дело ни у кого не вызывал удивления. Он был всего лишь сиротой на попечении херра Харриса. Приживале полагалось отрабатывать свой хлеб.

За все двадцать лет лордства херр Харрис не увеличил свой крохотный лен ни на сантиметр. Это соседи также не преминули поставить «новому» в укор: мол, что сам получил, то и сыну передаст. При этом они «забывали», что обычно малоимущие ленлорды расширяли владения за счет грабежей, междоусобиц и захвата соседской собственности. Каждый раз при посещении борга Найду приходилось выслушивать о бедности хозяина Горлицы, который не может позволить себе прислугу и работает в поле, как последний холоп.

Время от времени этот припев приедался, и соседушки выдумывали что-нибудь новое. Последняя сплетня, которую Найд услышал в Гнезде, касалась, между прочим, его самого. Если раньше он и не подозревал, что являлся бастардом херра Харриса, зачатым от чарской потаскушки, то уж теперь ему постарались открыть на это глаза. «Бастард ленлорда! Это я-то?!» Сверстникам Найд еще мог заткнуть рот. Что бы ни говорил херр Харрис, а расквашенный нос и тычок под ребра были действенным лекарством от злословия. Но что Найд мог поделать со взрослыми, вроде монаха Сибелиуса, на уроках каллиграфии заставлявшего ученика переписывать «Бедность не порок» двадцатью пятью различными шрифтами?

Хорошо хоть в родную деревню соседская знать не наведывалась, да и в гости не приглашала — избегали «нового Горлицкого». Ленлорд Харрис платил ей той же монетой. Айден давно просил отца отпустить его в Гнездо на службу в ярловой дружине. И каждый раз получал отказ. Как-то взъерошенный после очередного объяснения с отцом Айден выплеснул раздражение на Найда:

— Людей, говорит, хлебом кормить — занятие более благородное, чем кровь им пускать! Он меня что, до старости хочет заставить крупу просеивать? А если война? Кто тогда этих… мельников от врагов защищать будет? А говорят, отец в свое время был доблестным воином! Эх, меня бы на твое место, я б уж не говно мышиное с книжек в борге обметал, а давно бы разведал, как в дружину ярлову попасть.

Найд мог бы ответить, что рекрута с темной, как у него, родословной в дружину никогда не возьмут, но промолчал. Он был вполне согласен с херром Харрисом насчет кровопускания. К тому же именно этим, скорее всего, и кончился бы первый визит молодого ленлорда в Гнездо. До сих пор сирота, как мог, старался ограждать Айдена от пересудов и скрывал причину своих боевых похождений в борге, хотя за них ему здорово влетало дома.

— Найд! Найд! Заснул ты там, что ли, паршивец? — Рев Жернова заставил парня подпрыгнуть на месте. Он ударился о низкое перекрытие и полупрокричал-полупроохал в ответ:

— Я тут, ох-хе, херр Мальвиус!

— Тут он! Пока тебя, дармоеда, дозовешься, вся мельница ярким пламенем сгорит и пеплом рассыпется!

— А что, пожар начался, херр Мальвиус? — обеспокоенно завопил Найд и закрутил головой по сторонам, высматривая следы дыма.

— Пожар не пожар, а крыса у нас завелась. Здоровый крысак и наглый! Шастает среди бела дня по складу, как Боливия у себя в кухне. Дочку мою, Камиллу, до смерти перепужал, — мельник набрал воздуху в легкие и заорал наверх новую инструкцию: — Я пойду погляжу, что там, а то как бы от всей нашей муки да крупы одни дыры в мешках не остались. Ты тут один с воротом управишься? Айден во дворе подводы грузит.

— Управлюсь, херр Мальвиус, не беспокойтесь.

Жернов проворчал в ответ что-то не слышное за шумом водяного колеса. Переспрашивать работник не решился. Внизу хлопнула дверь.

Найд поспешил на нижний ярус. Без помощи мельника ему самому приходилось насаживать мешок с зерном на крюк, запускать ворот и останавливать лебедку, когда груз исчезал в люке на потолке, нестись по крутым ступенькам наверх, высыпать пшеницу в бункер и снова катиться вниз по лестнице. В принципе, Найд мог бы и не торопиться. Но он дал себе слово, что не посрамит имя херра Харриса, своего попечителя, и с любой работой будет справляться на совесть. Жернов только что отчитал его за лень, так что теперь парень решил наверстать упущенное и показать Мальвиусу, что он один может управиться с помолом не хуже, чем если бы их было двое.

Вскоре с работника градом катил пот. Особенно жарко было на верхнем ярусе, который солнце успело нагреть через тонкую крышу. Найд скинул рубаху и продолжал носиться вниз-вверх по лестнице голый до пояса. Он не заметил, когда неуютное чувство, будто за ним наблюдают, стало настолько сильным, что отвлекло от монотонной работы. Просто он вдруг выпал из ритма и застыл с пустым мешком в руках, уставившись в тени под поддерживавшими крышу косыми балками. Тени зашевелились, и из них выступила высокая фигура, очертания которой показались знакомыми. Пушистые косы вспыхнули красным в солнечном луче.

— Камилла?

Дочь мельника вышла на свет, по-кошачьи жмурясь.

— Найд. А ты не только на лицо пригожий. Тонкая талия, широкие плечи… Ты уже не мальчик. Но ведь еще и не мужчина, верно? — Говоря, Камилла медленно приближалась, чуть раскачиваясь, будто танцуя под одной ей слышную музыку. Глаза ее поймали взгляд Найда и не отпускали, обволакивая, засасывая в зеленую глубину.

Парню потребовалось все его самообладание, чтобы выдавить:

— Тебя, э-э… отец с поручением послал или фру Боливия?

«Интересно, как Камилла тут очутилась? Каким образом девушка проскользнула мимо меня незамеченной, когда я все время только и делал, что шнырял по единственной ведущей наверх лестнице?»

Камилла помотала рыжей головой:

— Нет. Я сама пришла. — Сказано это было таким голосом, что у Найда под ложечкой что-то задрожало и оборвалось. Внезапно он остро почувствовал, что стоит перед мельниковой дочкой полуголый, и принялся беспомощно оглядываться в поисках неизвестно куда провалившейся рубахи.

— Ты не это ищешь? — Камилла вытащила руку из-за спины и продемонстрировала недостающий предмет его облачения. Парень вытянул руку вперед.

— Ты нашла ее? Спасибо. Прости, я не знал, что ты здесь, иначе бы я никогда… Не позволил себе… — Слова замерли у Найда на языке. Протянутая рука начала подрагивать. Камилла разглядывала его, чуть улыбаясь полными губами, не делая ни малейшего движения ему навстречу.

— Отдай мне рубаху. Пожалуйста, — голос его упал до шепота.

— Сам возьми, — девушка стояла перед ним, чуть помахивая своим трофеем. В глазах ее вспыхивали золотистые искры.

Найд сделал вперед нерешительный шаг, потом — другой. Теперь он мог бы дотянуться до рубахи, но, едва пальцы коснулись шерстяной ткани, Камилла легко скользнула назад, оставив парня ни с чем.

— Ну что же ты? — Мучительница рассмеялась и потрясла злополучной тряпкой.

Вспыхнув, Найд быстро шагнул вперед, одновременно вытягивая руку. Камилла изогнулась, как ивовая ветка, и ушла в сторону. Он последовал за ней. Девушка, хихикнув, отступила за косую балку и, используя ее как прикрытие, продолжала дразнить парня, заставляя его метаться то вправо, то влево, но не позволяя завладеть рубахой.

Внезапно Найд остановился и уронил руки вдоль тела:

— Не знаю, что за игру ты тут затеяла, Камилла, но играть в нее я не буду.

В тени за балкой он не мог видеть ее глаз. Только яркая зеленая полоса горела там, где солнечный луч касался платья на груди девушки. Грубая ткань быстро колыхалась в такт дыханию. Внезапно одним скользящим движением Камилла оказалась лицом к лицу с Найдом. Он никогда не видел дочь мельника так близко. Да что там, честно говоря, он ни одну девушку раньше не видел так близко.

Солнце горело в ее волосах, будто уложенные вокруг головы рыжие косы были кольцами дремлющей саламандры. Длинные темные ресницы бросали сеть дрожащих теней на веснушчатое лицо. Найд встретил ее взгляд — неожиданно серьезный и требовательный.

— Это не игра, — горячая ладонь Камиллы сжала его руку, и перед глазами все поплыло.

Это случилось с ним снова — как всегда, в тот момент, когда он меньше всего ожидал. Красочный мир вокруг пропал, отодвинулся невообразимо далеко, будто он смотрел на мельникову дочь через длинную трубу, вроде той, в которую за монетку можно глянуть на ярмарке, чтобы увидеть складывающиеся из кусочков картинки. Крошечная Камилла на другом конце рассыпалась со стеклянным звоном, осколки перемешались, сдвинулись и составили новое целое, в котором девушка была не одна. Изображение внезапно приблизилось, словно калейдоскоп был одновременно подзорной трубой. Он слышал быстрый стук сердца Камиллы и звук другого сердца, делящего с ней потоки золотистой энергии, стремящиеся через ее тело. Там, в глубине золотой паутины, как в солнечном коконе, зрел живой плод. Он звучал. Музыка, исходящая от него, была исполнена силы и света, она наполнила Найда до краев; он испугался, что не сможет вынести больше, что его собственное сердце лопнет и никогда не сложится снова…

Испуг вернул Найда к реальности. Казалось, на этот раз его самого протащили через слишком узкую и слишком длинную трубу и вышвырнули на то самое место, откуда он начал свое путешествие. Он все еще стоял перед Камиллой, тяжело дыша; девушка по-прежнему крепко сжимала его руку. Их глаза встретились.

— Теперь ты знаешь, — Камилла уверенно кивнула, будто это движение могло придать ее словам больший вес. — Не отпирайся. Старуха права: у тебя есть сила. Ты видел его, правда? Ты видел! — Девушка тряхнула Найда, не отводя от парня лихорадочно горящего взгляда.

Найд и не думал отпираться. Он вообще едва был способен думать.

— Чего ты хочешь? — устало прошептал он.

— А ты не догадался?

Он помотал головой, на что его внутренности тут же ответили рвотным позывом. Найд еще никогда не погружался так глубоко. Теперь за это приходилось платить.

— Того, что старуха не смогла сделать! — Непонимание было написано в глазах парня такими большими буквами, что Камилла потеряла терпение. Приблизив лицо так, что они почти соприкасались носами, она прошипела:

— Избавь меня от него! — Глаза девушки искали ответ в лице Найда. На веснушчатом лбу выступили капли пота. — Вытащи его из меня и делай с ним все, что хочешь. Он твой!

Понимание ударило его, скрутив внутренности в холодный скользкий узел. «Камилла хочет избавиться от ребенка! Она просит меня о помощи, потому что верит, что я — колдун. Не просто колдун, а Темный! Она предлагает мне свое нерожденное дитя, потому что в народе ходит поверье, что Темные используют тела нерожденных для приготовления самых страшных, запретных эликсиров, дающих им невероятную власть. Какого же Камилла обо мне мнения! Или кто-то навел ее на такие мысли?»

— Ты сказала… старуха не смогла… Значит — ты уже пыталась?.. — Казалось, слова обжигали язык.

— Ведьма дала мне отвар, но я не скинула. Ведь ты мне поможешь, правда, Найд? — Он ощутил, как тело Камиллы прижалось к нему. Грубая шерсть платья защекотала кожу на обнаженной груди, девушка пристроила его руку к чему-то горячему в складках своей юбки, надавила…

Он вырвался, дрожа с ног до головы, с трудом сдерживая рвотные спазмы.

— Я не могу!

Мысли скакали с предмета на предмет: «Старуха, должно быть, — это Болотная Бабка, которой пугают детей в Горлице. Ходят слухи, что живущая среди топей вдова — ведьма. Но откуда отшельница знает про меня? И с чего она возвела такой чудовищный навет?»

— Конечно, можешь! — Слепая вера, звучавшая в голосе Камиллы, выбила почву у него из-под ног. — Стоило тебе дотронуться до меня, и ты уже знал, что я в тягости, хотя ни мать моя, ни сестры ни о чем не догадываются. Ты травы знаешь. Если у кого конь охромел или корова не разродится, тебя зовут. Тебе сила дана.

Припев мельниковой дочки о силе уже сидел у Найда в печенках. Он хотел было напомнить девушке, что она не корова, но вовремя сдержался.

— Ты не поняла. Я не могу убить твоего ребенка, — лицо Камиллы искривилось при слове «ребенок», которого она сама, заметил Найд, избегала. Он продолжал, пытаясь поймать ее бегающий взгляд: — Твое дитя прекрасно, Камилла. Его сердце бьется, у него большие глаза и пальчики на руках. Десять пальчиков, как полагается, — он пытался передать красоту своего видения молодой матери, но его слова были неуклюжими, бесцветными, и лицо ее оставалось застывшим, как каменная маска. Найд неуклюже закончил: — Я не убийца, Камилла. И я не Темный.

Но девушка поняла его по-своему:

— Не бойся, никто ничего не узнает. Не хочешь его, я найду другой способ тебе заплатить, — качнув бедрами, Камилла снова оказалась очень близко к Найду. Ее рука выпустила его рубаху и занялась исследованием штанов. Слегка коснувшись губами Найдова уха, девушка прошептала: — Нравится?

Найд с ужасом почувствовал предательское шевеление в упомянутых штанах, не ускользнувшее от внимания Камиллы. Оттолкнув настойчивые пальцы, он нагнулся, подхватил рубаху с полу и одним движением нырнул в нее, как в спасительную кольчугу.

— А что говорит отец ребенка? Или твой отец?

Эти слова подействовали на мельникову дочку как мытье на кошку. Сузив мечущие молнии глаза, она прошипела:

— Ни слова моему отцу, слышишь? Ты знаешь мою тайну, но я тоже знаю твою! — С усилием совладав с собой, девушка выпрямилась и сказала напряженным голосом: — Так ты поможешь мне или нет?

Найд только покачал головой. Его снова одолевала тошнота.

Внезапно с глухим стоном Камилла осела на пол и принялась раскачиваться на коленях, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи содрогались, из груди вылетали невнятные жалостные звуки. Парень ожидал чего угодно, только не такого оборота событий. Немного потоптавшись на месте, он присел рядом с девушкой на корточки, не решаясь дотронуться до нее или заговорить. Прислушавшись, он разобрал между судорожными рыданиями:

— Мне… мне некуда больше… Такой позор… Если отец узнает… меня в монастырь… навечно… А мне только… шестнадцать…

Сердце Найда сжалось. Он осторожно подбирал слова:

— Херр Мальвиус не так уж суров. Вот увидишь, он простит тебя. Если я могу как-то помочь… То есть не так, по-другому…

Камилла не дала ему договорить. Оторвав руки от покрасневшего, но подозрительно сухого лица, девушка вцепилась в Найда:

— Если не поможешь — вот тогда ты станешь убийцей. Ты один будешь виновен в двух смертях! Я утоплюсь, ей-богу, утоплюсь и ублюдка возьму с собой в могилу!

Парень отшатнулся. На мгновение он поверил в искренность мельниковой дочки. Но ее руки все еще сжимали его запястья, и озарение встряхнуло картину реальности, как внутренности калейдоскопа, и выложило новый узор.

— Нет, Камилла, — ровно сказал он. — Ты не хочешь навредить себе. Только ребенку.

С рычанием девушка оттолкнула его и вскочила на ноги.

— Будь ты проклят, колдун! Проклят! — Она бросилась вон, но обернулась, уже стоя на лестнице. — Ни слова никому! Помни, я знаю, кто ты есть! — С этими словами Камилла исчезла, только каблуки прогрохотали по ступенькам да хлопнула внизу дверь.

Найд рухнул на пол, и его вывернуло прямо на то место, где только что сидела хозяйская дочь. Тупо глядя на то, что осталось от утреннего бекона, он спрашивал себя: «Почему девчонка уверена, что знает, кто я, когда я сам этого не знаю?»

Глава 2 Кто бросил камень?

Дверь в таверну «Братец Лис» была полуоткрыта. В ночь выпадал конус света и шум голосов, смешанный с заманчивым запахом съестного. Проходя мимо подслеповатого оконца, Мастер заглянул внутрь. Дешевая слюда, заменявшая в «Лисе» стекла, не позволяла разглядеть ничего, кроме смутных колышущихся силуэтов.

Мастер замедлил шаг. Над головой, едва видимая во мраке, тоскливо потренькивала на ветру жестяная вывеска: лисица в штанах, франтовато вставшая на задние лапы. Темный быстро проверил помещение — как и ожидалось, там не было ни одной магической сущности. Не напрасно он все-таки выбрал именно «Лиса». Во-первых, чародеи нечасто наведывались в самую «народную» забегаловку нехорошего квартала Абсалона. Во-вторых, кормили в «Лисе» превосходно. Одни только гоблинские ушки в остром соусе а-ля вампир чего стоили! При мысли об ушках рот Мастера наполнился слюной, и он бочком скользнул в приоткрытую дверь.

Никто не обратил на вновь прибывшего внимания. Еще бы! Мрачный жердяй с недельной щетиной — а такова была новая личина Мастера Ара — не вызывал у окружающих желания общаться. К тому же потасканный типаж удачно сливался с контингентом «Лиса», состоявшим из отбросов абсалонского общества и заезжих авантюристов.

Еще пару недель и пару городов назад жердяй был магом средней руки, топтавшим по своим чародейским делам дороги ОЗ.[1] Встреча с очередным попутчиком, оказавшимся по стечению обстоятельств Мастером Аром, стала для бедняги последней. Ару как раз понадобился слепок чужой волшебной ауры. Собственная мрачно-лиловая «корона» была в ОЗ слишком опасна для здоровья: Темного в степени Мастера она выдавала с головой.

Теперь эту самую голову окружал жиденький желтоватый туманчик; у светлых он вызвал бы не подозрение, а скорее жалость: с таким-то «светом силы», пожалуй, и каши с маслом на черный день не наколдуешь. К «туманчику» прилагалась соответствующая внешность, которой Мастер Ар не побрезговал воспользоваться.

Усевшись на колченогий стул за угловым столиком, маг с наслаждением вытянул ноги. Недели в седле давали о себе знать, тем более что под этим седлом была тряская кобыла неопределенных кровей и масти. Ее Ар также позаимствовал у покойника.

Мастер незаметно поднял рукав камзола и глянул на циферблат. Черная точка под литерой «Р» мигала в трех кварталах от кабака и приближалась. Чудесно. Как раз будет время перекусить. Человек, с которым Мастер должен был встретиться в «Лисе», есть все равно не будет. Потому что он давно уже перестал быть человеком. Мастер удовлетворенно откинулся на спинку стула и щелкнул пальцами в сторону проносившегося мимо зашуганного мальчугана с подносом:

— Порцию гоблиновых ушек. Тех самых, а-ля вампир. И кружку эля. Потемней.

Мастер Ар как раз раздумывал, не повторить ли ему ушки, когда на пороге «Братца Лиса» появилось новое лицо. Точнее, чего-чего, а вот лица у позднего гостя как раз и не было. Металлическая плоскость блеснула под черным капюшоном, прежде чем ее поглотил полумрак заведения. Впрочем, никто, кроме Мастера, не обратил внимания на странную деталь: посетители таверны были слишком заняты элем и трактирными красотками. Между тем новый клиент, заблокировавший мощным торсом вход в харчевню, явно не мог сориентироваться. Раструб капюшона медленно поворачивался то вправо, то влево, игнорируя пьяненькую компашку, пытавшуюся просочиться в тепло между дверным косяком и плащом незнакомца.

Быстро сверившись с Волшебным Кодексом, Мастер Ар шепнул, не шевеля губами, в сторону транспортной пробки у входа: «Столик в углу, слева. Заросший тип в буром плаще, отороченном псиной. Без розочки в петлице найдешь?» Легкая телепатия ВК не возбранялась. Маг удовлетворенно наблюдал, как видавшие виды завсегдатаи «Лиса» шарахались от могучей фигуры в черном, направившейся чеканным шагом в дальний угол таверны.

— Херре?.. — вопросительно уставился на Мастера капюшон.

— Оставим формальности, Рыц. Зови меня просто Сирин.

Стул жалобно скрипнул под весом мифриальных доспехов, но выдержал. У столика тут же возник зашуганный мальчонка:

— Что желает господин?

Предупреждая ответ Рыца, Мастер Ар бросил:

— Темного эля моему гостю.

Мальчонка испарился.

— Хе… То есть Сирин. Я же не пью.

— В «Лиса» приходят, чтобы пить. Не будь глупцом, Рыц. От одной кружки ты не заржавеешь, зато избежишь подозрительных взглядов или, что еще хуже, доноса СОВБЕЗу.[2]

Компания за соседним столиком шумно возрадовалась чему-то, но одного поворота черного капюшона в их сторону оказалось достаточно, чтобы подавить веселье в зародыше. Мастер щелкнул пальцами: пьяный мат, хохот, чавканье и прочие характерные для «Лиса» звуки как ножом отрезало. Вокруг слишком много чужих ушей, даже Рыцу всех не пообрывать.

— Итак, чем меня порадуешь? — перешел прямо к делу Мастер. — Что ты выяснил о близнецах?

Полная кружка плюхнулась на стол между собеседниками. Мальчишку-разносчика словно сквозняком сдуло — только язычок пламени в дешевой лампе колыхнулся и зачадил. Рыц неловко пошевелился на стуле, дерево протестующе заскрипело.

— Херре, это тени, призраки. Я был в Чарах. Точнее, на их пепелище. Там вырезали всех, а городище с крепостью сожгли.

— Этой новости уже восемь лет, — спокойно возразил маг. — А вот у меня есть новость посвежее. Оба щенка живы и здравствуют. Наше счастье, что они все еще разлучены. Первозданный огонь! У меня такое чувство, что время — это песок, ускользающий между пальцами. Если брат и сестра воссоединятся, если сольют силы в эгрегор… Вот тогда, мой наивный Рыц, мы с тобой станем тенями и призраками!

Рыц осторожно кашлянул. Звук больше напоминал скрежет металла о металл:

— Прошу прощения, херре, но эта информация… Насколько надежен ее источник?

Губы Мастера изогнула тонкая усмешка:

— Да ты стал скептиком. А как же слова пророчества? Или то, что я чую их? Это как вонь — вроде пахнет паленым, а откуда — не поймешь. Или зуд между лопаток — извернешься весь, чтобы почесать, а до нужного места никак не дотянуться. — Маг окинул взглядом закованного в металл собеседника и вздохнул. — Хотя где уж такому, как ты, понять… Представь, что у тебя слабина в доспехах. Или зазубрина на мече, а вокруг на много миль ни оружейника, ни кузни.

Черный капюшон неуверенно кивнул:

— Думаю, я бы чувствовал себя… неуютно.

— Неуютно?! — Ар фыркнул, и с поднятой к губам кружки слетел клок желтоватой пены. — Да у меня ощущение, что это мне поджаривают пятки! А в спину нацелен наконечник стрелы. Тролль с ним, с пророчеством. Но одна возможность того, что накануне войны вдруг объявится человек, в жилах которого смешалась кровь древнейшего рода волшебников и истинных королей Запада… Что этот человек может заявить о своих правах на трон, может объединить наших врагов и повести за собой… Эта мысль вызывает у меня изжогу и разлитие желчи — опасная комбинация, скажу я тебе, для огненного мага. А тут еще эта проклятая девчонка… — Мастер сделал большой глоток эля. Кадык на заросшем щетиной горле дернулся, пропуская живительную влагу внутрь.

— Вам удалось напасть на след сестры? — не выдержал Рыц.

Ар отставил кружку и облокотился о стол, буравя тени под капюшоном тяжелым взглядом:

— Предполагалось, что это сделаешь ты.

Воин съежился, будто став меньше ростом, и медленно покачал головой. Ожидаемой вспышки, однако, не последовало. Вместо этого маг закатил глаза к потолку и откинулся на спинку стула, заметно расслабившись:

— Поразительно. Потому что эта мерзавка успела как следует наследить повсюду.

Рыц встрепенулся, стальные пальцы невольно потянулись к рукояти меча, но ирония во взгляде Мастера заставила его уронить руку на бедро.

— Слышал ли ты песенку о некоронованных, что распевают в каждой таверне от Вахтенных Гор до Феерианды?

Внезапная смена темы несколько сбила гиганта с толку:

— Вы же знаете, херре, я не очень-то по тавернам.

— А стоило бы иногда, стоило, мой добродетельный Рыц! Постарайся наверстать упущенное. Посмотрим, нет ли и тут менестреля… А, вот!

Мастер Ар качнул заросшим подбородком в сторону очага. Там подвыпивший смазливый тип в берете нетвердой рукой щипал струны лютни. Ему, старательно раздувая щеки, аккомпанировал на флейте тощий мальчишка с запудренным синяком под глазом.

— Послушаем, чем нас порадует этот соловей.

Маг щелкнул пальцами, и звуки переполненного заведения вернулись. Слащавый тенорок барда достиг ушей собеседников:

— Прошу, новый шедевр! — Мастер взмахнул кружкой, роняя на камзол клочья пены. — В последнее время они растут как гремлины после дождя.

— По-моему, звучит вполне безобидно, — заметил Рыц.

— Безобидно? — скривил губы Мастер. — Имеющий уши, да слышит. Впрочем, у тебя, мой старый добрый Рыц, этот орган отсутствует.

Менестрель тем временем добрался до финала длинной баллады:

Рыц дернулся так, что чуть не свернул на пол свою кружку. Под щетиной его сюзерена заходили желваки. К счастью, никто не обращал на парочку внимания. В сторону менестреля полетела обглоданная кость. Мостолыжка шлепнула барда по берету и сбила головной убор на заплеванный пол. Вокруг заржали. Флейта пискнула в последний раз и замолкла. Менестрель оскорбленно поджал губы, но еще пара костей и рыбий скелет убедили его сменить гнев на милость. Подкрутив что-то на грифе лютни, он забренчал задорную песенку о похождениях монаха-выпивохи, прибившегося к разбойникам Хвороста. Мальчишка-флейтист с лету подхватил похабный припев. Этот номер программы нашел гораздо более теплый отклик в сердцах слушателей, начавших громогласно подпевать и пристукивать кружками в такт.

Щелкнув пальцами, Мастер выключил звук:

— Ты слышал?! Эти проклятые имена! Прямым, бороду мне в рот, текстом!

Его собеседник осторожно покосился по сторонам:

— Это не имеет значения. Для непосвященных они — пустой звук. Айна, к тому же, значит на тан «речная флейта». Можно подумать, это всего лишь часть песни.

— Песни, которую кто-то сочинил! — раздраженно фыркнул маг. — И которая рассказывает всю историю лебединого рода. Славная получилась сага, вот только в ней не хватает одного. Точнее, двух! — Кулак Мастера грохнул по столу, заставив посуду подпрыгнуть, плеснув янтарной жидкостью. — Маленьких могильных холмиков.

— Вы думаете, этот «кто-то»?.. — Рыц не закончил вопрос.

— Не сомневаюсь, что у всех этих проклятых шлягеров один автор. Автор, расчетливо преследующий свою цель — сообщить брату, что сестра жива. Заставить искать себя, — маг поморщился, отхлебнул из кружки, запивая горечь правды.

— Которому брату?

Опьянение слетело с мага, как отброшенная за ненадобностью маска. Мастер выпрямился, его длинная тень метнулась через стол. В черных глазах заплясало пламя масляного светильника.

— У этой увлеченной словоблудием мерзавки только один брат! И ему осталось недолго жить!

Над столиком повисло тяжелое молчание. В душном зале будто стало темнее. Несколько компашек перепивших посетителей внезапно засобирались по домам. Рыц беспокойно шевельнулся, заставив стул снова скорбно пожаловаться на судьбу.

— Это всего лишь песни, херре. Придворные фавориты строгают такие пачками — им за это платят. Возможно, тут просто случайное совпадение…

— За «потерянных братьев» им не платят, разве что — вот как этому, — возразил волшебник, кивнув в сторону барда, украдкой выбиравшего кости из видавшего виды берета. — На пути из Гор-над-Чета я перетряс убогие мозги дюжины менестрелей всех пошибов и мастей. Утомительное занятие, доложу я тебе, милейший Рыц. Ни имя, ни местонахождение сочинителя паскудного репертуара было им не известно. Все как один убеждены, что песенки эти — народные! — Маг фыркнул. — Фольклор, бороду мне в рот! Работа, признаться, тонкая, но Певчей[3] такое вполне под силу.

Черный плащ вздрогнул, в его недрах металл глухо лязгнул о металл:

— Певчая? Я не слышал о них со времен Последних Волшебных Войн.

— Возможно, скоро услышишь, и не один раз, если мы не найдем это волчье отродье! С каким наслаждением я бы перерезал ей не в меру голосистое горло. У этих ее… баллад могут быть опасные последствия: девчонкино творчество начинает формировать будущее.

Рыц поерзал на стуле:

— Мы преследуем призраки, круги на воде.

— Мы преследуем того, кто бросил камень! — Мастер резко наклонился вперед. Пламя масляного светильника качнулось, бросая вокруг корчащиеся уродливые тени. — Не говори мне, что ты ничего не выяснил в Чарах! Все четыре Волшебные Академии ОЗ перерыты мной от подвала до чердака, включая архивы, и все без толку. Если близнецы и попали в лапы светлых, то обучаются они не здесь. Развлекательная прогулка по тылам врага обогатила меня только мозолями на заду и коллекцией блох. Теперь Чары — это единственная зацепка. Проклятье! Если бы тогда этот жирный идиот ярл сделал как ему велено и тихо-мирно придушил маленьких засранцев… Надеюсь, скотина горел живьем и медленно. Сколько раз мне хотелось предать той же участи весь его поганый род до седьмого колена…

— Уже сделано.

— Что значит «сделано»? — нахмурился волшебник.

— Это значит, что род Чары больше не существует. Жена и дети ярла погибли вместе с ним. Остальные родственники жили в Суи-Суи, где его брат владел небольшим бортом…

— Суи-Суи? Это не то графство, где пару лет назад свирепствовала Желтая Хворь?

— Оно самое. Только, боюсь, Ваша Темность ошиблись. Это было не пару лет назад, а восемь.

— Не говори мне, что вся эта вероломная порода покрылась коростой и в корчах испустила дух! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

— Именно покрылась и испустила. Не в одночасье, конечно, это заняло месяц-другой. Но мора не пережил никто.

Мастер задумался, переваривая известие. У столика материализовался запыхавшийся мальчонка с подносом и беззвучно зашлепал губами: заклинание Ара действовало исправно. Маг сунул ему пустую кружку и сделал знак повторить.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — пробормотал Мастер, почесывая неухоженную бороду. — Слишком плохо, чтобы быть совпадением. Тебе удалось выяснить, кто разорил борг?

— Хлад. Это такой местный князек, — пояснил Рыц, прочитав вопрос в глазах Мастера. — Мужички в округе поговаривают, что между нашими благородными господами, Чарой и Хладом, была земельная тяжба. А тут Чара подлил масла в огонь: подначил Хладова младшенького на какой-то пирушке, да в поединке и укокошил юношу топором. Чтобы сделать длинную историю короткой, скажу, что королевские власти давно ели у нашего Чары с руки, так что Хлад решил действовать по-своему, по-ярлски.

— Эти твои мужички… припомнили что-нибудь о близнецах?

Рыц пригубил свою кружку, но, похоже, посудина от этого совсем не полегчала:

— Увы. Чара никогда не слыл святым, а в последний год и вовсе рассвирепел. Темница борга была забита пленниками, да и дыба во дворе не пустовала. Должники, непокорные… К тому же наш ярл любил брать в заложники баб и детей, а близнецы они или нет — на это никто не смотрел.

— Что сделали с бабами и мелюзгой хладовцы? — быстро спросил Мастер.

— По слухам, в войске нападавших были мятежные крестьяне из окрестных деревень — видно, Чара их совсем допек, раз уж простолюдины решились на такое. Это, кстати, объясняет, почему крепость пала так быстро — возможно, кто-то помог ребятам изнутри. Своих они разобрали по домам. А что до чужих… — Рыц выразительно пожал плечами. — Борг сгорел. Свидетели Хладу были не нужны. Как и малолетние сироты.

Беззвучно вынырнув из толчеи у соседнего столика, вспотевший мальчишка водрузил новую кружку на стол и испарился. Мастер жадно припал к элю. Задумчиво облизнув пену с губ, спросил:

— Ты упомянул, что Чары все еще лежат в руинах?

Рыц кивнул. Мастер нахмурился и почесал заросшую щетиной щеку:

— Странно, почему Хлад не восстановил борг? Ну спалил он крепость в порыве праведной мести… Но ведь это ключевая высота на фьорде, прекрасная защита от Морских Королей или на случай междоусобицы. Такими стратегическими узлами не бросаются.

— Наверное, потому, что он тоже мертв.

Эль пошел Мастеру не в то горло. Волшебник закашлялся и покраснел. Рыц потянулся было, чтобы похлопать его по спине стальной дланью, но Ар сделал судорожное усилие и выдавил:

— Хлад мертв?

Рыц опустился обратно на стул:

— Мертвее не бывает. Несчастный случай на охоте.

— Ах, вот как.

Маг поспешил смочить охрипшее горло элем.

— А что его наследник? Или семейство Хлада тоже постигла внезапная хворь?

— Нет-нет, — поспешил заверить сюзерена Рыц. — Младший Хлад здравствует. Гнездо ему имя.

— И что же Гнездо… не заинтересован в укреплении Чар?

Рыц махнул затянутой в перчатку рукой:

— Всему виной людское суеверие, херре. Со дня резни Чары считаются местом нехорошим, проклятым. Мужики там скот не пасут, не косят и от руин предпочитают держаться подальше. Говорят, Гнездо пытался там однажды отстроиться, но стена рухнула и придавила нескольких работников. Это сочли дурным знаком, и с тех пор в руинах гуляет только ветер. Зато уж этого — ветра, то есть — там более чем достаточно.

Мастер яростно заскоблил грудь под засаленным камзолом. Поймав укоризненный взгляд собеседника, он раздраженно буркнул:

— Чего ты хочешь, Рыц? Последний раз я мылся две недели назад в каком-то лесном озере. Вода была такой холодной, что у меня до сих пор гусиная кожа на… Гхм… Это не имеет значения. Не кажется ли тебе самому, что все как-то… удачно и быстро сложилось: один ярл, как ты выразился, укокошил другого, благородные мстители укокошили самого ярла, прихлопнули заодно еще пару сотен — кто под руку попался. И ни следов тебе, ни свидетелей, ни выживших. Гнездо родовое сжигают дотла. В тот же год родственники мрут в Суи-Суи, как мухи. «Проклят будет разлучитель, и в огне сгорит мучитель», — процитировал маг, — это ничего тебе не напоминает?

— Пророчество Триады, — пораженно пробормотал Рыц. — Но при всем моем уважении, херре, кто в Чарах мог бы бросить проклятие? Близнецы в лучшем случае дожили до своего семилетия, никогда не обучались и…

— А вот тут ты ошибаешься, Рыц! — Глаза Мастера сверкнули, отразив огонек чадящего на столе светильника. — Самые страшные проклятия прошлого созданы магами, не умевшими контролировать ту энергию, которая была в их распоряжении. Зачастую сильные чувства становятся проводником бесконтрольной разрушительной силы. Ненависть, боль, отчаяние, страх. На долю волчат этого добра выпало достаточно. Тролль тебя побери, Рыц! Чара и его люди уничтожили все, что соплякам было дорого, у них на глазах. Эмоции, с которыми те не сумели справиться, могли стать спусковым крючком, освободившим энергию, как арбалетный болт. Особенно если близнецы действовали вместе, через общий эгрегор.

— Вы думаете, семилетние сироты наслали на Суи-Суи Желтую Хворь? — Голос Рыца был полон неприкрытого скепсиса.

— Конечно, нет, — усмехнулся Мастер. — Проклятие всегда лично и конкретно, всегда привязано к определенной персоне или ее ближайшему окружению. Глубокое проклятие часто завязано на крови и поражает на несколько колен родового древа. Эффект его может длиться десятилетиями, даже сотнями лет. Чары могут убить мгновенно, а могут постепенно высасывать жизненные силы, так что человек слабеет, становится более уязвим для болезней…

— Или несчастных случаев, — вставил Рыц, видимо, вспомнив Хлада.

— Именно.

— Значит, Чары действительно прокляты?

— Это легко проверить. Я направлюсь туда завтра на рассвете. Если на развалинах лежит проклятие, уверен, что смогу проследить его источник. Источник наведет меня на творца. Ты едешь со мной. Попробуешь разговорить людей старого Хлада. Возможно, через несколько дней мы узнаем, когда и как проклятые близнецы покинули Чары. А главное — куда они подевались. Выпьем за удачу, Рыц!

Мастер бодро ухватил полупустую кружку и стукнул ею о край Рыцевой.

«Банг!» Неопознанное тело камнем грохнулось на стол между волшебником и его вассалом, опрокидывая все на своем пути. Оболочка заклятия прорвалась, и внутрь хлынули вопли, треск мебели и костей вкупе с прочими звуками пьяной драки, завязавшейся за соседним столом. Побоище быстро охватывало таверну, но мастеров столик с укоренившейся за ним солидной фигурой Рыца пока оставался островком спокойствия в центре тайфуна. Спихнув бесчувственного гостя на усыпанный черепками пол, воин махнул перчаткой в сторону выхода:

— Не желает ли Сирин продолжить беседу в более спокойном месте? Здесь становится слишком… людно.

— Пожалуй-пожалуй, — Мастер уже вставал из-за стола, отряхивая с колен невидимые крошки. — Мне полезен свежий воздух перед сном.

Под защитой стальных плеч и бицепсов Рыца маг прошествовал к двери, брезгливо перешагивая через утомленных сражением и элем бойцов и пивные лужи. Несколькими минутами позже на ночных улицах Абсалона можно было видеть две любопытные фигуры. Не слишком твердо державшийся на ногах жердяй и здоровенный детина, под плащом которого топорщился меч чуть не с жердяя длиной, шагали, переговариваясь, в направлении городских ворот.

Глава 3 Что говорит Аркан

Домик в центре поляны был такой маленький и аккуратный, что казался игрушечным. Дерновая крыша поросла травой. Стены, выкрашенные в черный цвет, ушли глубоко в землю, так что даже невысокому Найду пришлось бы наклониться, чтобы заглянуть в темные окошки. Если бы, конечно, он наконец собрался с духом и подошел бы поближе.

Парень разглядывал жилище Болотной Бабки через просветы в зарослях ежевики, потерявших значительную часть своего лиственного убора. Шипы, к сожалению, никуда не делись, так что Найд должен был следить за тем, куда он передвигает затекшие от долгого сидения в одной позе коленки. Вид на поляну в обрамлении колючек заставил его сильно сомневаться в том, что хоть кто-то из деревенских мальчишек совершил тот подвиг, которым они так бахвалились: дотронулся до стены домика Болотной Ведьмы.

Постройка перед его глазами совсем не выглядела опасной. Домик был старый, но носил следы тщательной заботы и подновления. У входа цвели мохнатые астры, вьюнок взбирался по южной стене, окрашивая ее в осенний багрец. Где-то на задах мелодично блеяла коза. От укромной поляны веяло древностью и покоем. Даже ветер не решался тревожить кроны высоких елей, образовавших зеленый шатер высоко над травяной крышей. Проходя через него, солнечный свет принимал изумрудный оттенок, и, наверное, от этого домик казался таинственным, будто вышедшим из вековой легенды.

Но вот страшным… страшным он отнюдь не был. Ни черепов на крыше, ни высоких свай, похожих на куриные лапы, ни маслянистой болотной воды под высоким полом. Реальность так отличалась от ходивших по Горлице историй, что Найд поначалу решил, что ошибся адресом. Но хижина была единственным обитаемым жильем на болотах, и вела к ней та самая тропа, которой он всегда избегал. Сейчас, следя за плотно закрытой дверью с бронзовым кольцом, парень осознал, что единственный из горлицких мальчишек прошел эту тропу до конца.

Найду вспомнилась проверка, которую местная детвора устроила вскоре после его появления в Горлице.

— Докажи, что не ссышь! — Он снова почувствовал боль от тычка, направленного ему в грудь. Снова увидел щербину между зубами ухмыляющегося парнишки, имя которого он тогда еще не успел запомнить. — Докажи, что ты наш, горлицкий! — Еще один тычок.

— Всего-то и надо — дойти до хижины Болотной Бабки, дотронуться до стены и принести что-нибудь с собой, как залог. Ну щепку там или кость.

— Кость? — Собственный голос показался Найду чужим. За долгие месяцы безмолвия он отвык от его звука.

— Что, уже в штаны наложил? — Смеющиеся лица вокруг. Недобрые лица. Толчок в плечо. — Да, Болотная Бабка — это ведьма, она таких сладких сироток, как ты, на завтрак кушает!

— Ага, а косточки в окошко выплевывает!

— Так что, пойдешь?

— Мы тебе дорогу покажем. Ребята там все побывали: и Дирк, и Пайки, даже вот Мерримон-младший.

Мальчишка с головой, похожей на растрепанный одуванчик, гордо кивнул и выпятил тощий живот.

— Я не пойду, — Найд едва расслышал собственные слова.

— Чего?

— Чего он сказал?

— Я не пойду, — он надеялся, что голос теперь звучал тверже. На загорелых и чумазых лицах вокруг отразилось удивление, разочарование, презрение.

— Говорил же я, слабак приссыт!

— Да у него уже полные штаны!

— Что, кишка тонка? Ведьмы испужался?

— Я не испугался, — Найд чувствовал спиной шершавые штакетины чьего-то забора. Мальчишки обступили его кричащей, нетерпеливой, жаждущей ответа стеной. Не спрятаться, не убежать. Как раньше.

— Тогда чего ты ссышь?

— Я не… Я не пойду на болото, потому что я… потому что она… Она… — Найд пытался объяснить что-то, чего не умел выразить словами. Чувство настолько чистое и сильное, что, казалось, его грудь и голова вот-вот взорвутся изнутри.

Наверное, сегодня он смог бы описать это чувство как ненависть. Ненависть к магам и убежденность в том, что между ним и чародеями не может быть ничего общего. Никогда. Теперь, восемь лет спустя, убежденность начала колебаться. Ненависть осталась прежней. И поэтому Найд сидел в ежевичных кустах, стараясь не обращать внимания на мерзнущие в протекших сапогах ноги и крики из прошлого, звеневшие у него в ушах:

— Трус! Трус! Трус!

Он помнил, как унизительные обвинения сыпались на него со всех сторон вместе с тычками и оплеухами. Мальчик старался держать руки вдоль тела, хотя его кулаки сжались так крепко, что ногти впились в ладони. Старался поймать взглядом глаза над разинутыми ртами, скандирующими: «Трус! Трус!» Плевок обжег щеку, как огонь. Найд зажмурился от нестерпимого стыда. Но свист и лающие голоса никуда не исчезли:

— Гав-гав!

— Тяв-тяв!

— Гав-гав, воу-у-у!

Отобрал его у мальчишек Айден. Он был старше Найда, выше любого из обидчиков, и главное — он был сыном ленлорда. Айден за шиворот проволок жертву шпаны по единственной деревенской улице и втолкнул в родную калитку. Когда он повернулся лицом к отцову воспитаннику, в глазах его читалось что угодно, кроме сочувствия.

— Чего они на этот раз от тебя хотели?

Губы Найда шевелились, но изо рта не вылетало ни звука. Он тер рукавом щеку. Плевок горел на ней, как невидимое клеймо.

— Что, снова язык отнялся? Мне надоело тебя из передряг вытаскивать. Я тебе не брат и не нянька!

— Я тебя не просил, — Найд смог наконец выдавить из горла хриплые звуки, — вытаскивать.

Айден прищурился:

— А, теперь я понял! В следующий раз буду стоять и смотреть, как тебя метелят! Может, ты мало получил? Может, тебе еще добавить?

Найд молчал.

— Не-ет, ты будешь просто стоять, как баран, и пялиться своими большими голубыми глазами!

Мальчишка хлюпнул носом.

— Или еще и заревешь?

Найд утер нос рукавом. Может, у него и были большие голубые глаза, но не на мокром месте.

— Ты — позорище на наш дом! Ты сам-то это понимаешь?! Ни шиша ты не понимаешь! — Айден развернулся на пятках и нервно зашагал взад-вперед перед глядящим на него исподлобья мальчишкой. Наконец он снова остановился перед «позорищем», вздохнул и спросил уже спокойнее: — Чего эти придурки хотели-то?

— Чтобы я сходил к домику какой-то бабки. На болотах.

Мгновение Айден смотрел на отцова приемыша непонимающими глазами. Вдруг он хлопнул ладонями по ляжкам и рассмеялся тем смехом, который с самого начала так понравился Найду — легким, искренним, заразительным. Смехом, который говорил, что сына херра Харриса не надо бояться.

— И всего-то? Ну а ты что? Отказался?

Найд едва заметно кивнул. Причина бурного веселья была ему непонятна.

— Струхнул, что ли? — Айден рассматривал его, как только что пойманного любопытного зверька.

Мальчишка тряхнул головой.

— Тогда чего?

Объясняться по второму разу, теперь с Айденом, Найд не собирался.

— Ну молчи-молчи. Прикидывайся немым, когда тебе удобно. И глухим. Только помни, тот, кто позволяет поливать себя дерьмом, начинает вонять.

Айден повернулся к нему спиной и направился в сторону отцовского дома.

— Я не хочу никому причинить вреда, — голос Найда был тихим, как шелест листвы, но парень услышал его и резко обернулся. Подошел ближе. В глазах мелькнуло удивленное выражение.

— Что?! Да этому говнюку Дирку только полезно получить по носу, будет знать, как мелких задирать.

— Херр Харрис сказал, — Найд облизнул сухие губы, — что люди в Горлице мирные. Что мне не придется… не надо будет больше… никому…

Айден ожидал продолжения, нахмурившись и чуть склонив голову набок, но его не последовало. Он вздохнул и откинул светлые волосы со лба:

— Взрослые! Больше их слушай. Если Дирк полезет к тебе снова, дай ему как следует в репу, прежде чем он разинет свой поганый рот. Понял?

Найд молча глядел на Айдена. Его ладони горели. Похоже, на одной из них отметины от ногтей кровили, но он подавил желание проверить.

— Ничего ты не понял, — парень махнул рукой и пошел через пыльный двор.

— А ты там был? — Слова вылетели изо рта Найда, как птица из клетки, которую забыли запереть на ключ.

— Где? — На ярком солнце недоумение на лице Айдена казалось сотканным из света.

— Ну там… у домика ведьмы.

— А-а, нет, — ни стыда, ни угрызений совести. Только яркий свет.

— Что, струхнул? — повторил Найд слова старшего мальчика.

— Нет. Меня просто никогда туда не посылали.

Сын ленлорда пнул лежащий в пыли камешек и широко зашагал через двор.

— Бе-е-е!

Найд дернулся и едва подавил вопль: колючки вонзились в незащищенную шею. Коза снова заблеяла, в ее «бе-е» звучала неприкрытая издевка. Мерзкое животное запрыгнуло на низкую крышу и нагло жевало жухлую траву. Круглые янтарные глаза, казалось, уставились прямо на незваного гостя.

Стараясь не шуршать опавшими листьями, Найд отодвинулся подальше вглубь ежевичника, под прикрытие вывернутой с корнем исполинской ели. Он не хотел, чтобы его заметили. Не раньше, чем он будет готов.

После эпизода на мельнице прошло три длинных дня. Три дня, заполненных попытками избежать встреч с Камиллой и вопросов херра Харриса и Айдена вроде: «С тобой все в порядке, Найд?» или «Ты что, лягушачьей икры объелся?» Три дня, в течение которых на каждый аргумент за визит к домику Бабки находилось три контраргумента, а тяга найти ответ на свои вопросы только росла. Сегодняшние занятия с Сибелиусом стали последней каплей. По пути из Гнезда Найд вместо того, чтобы свернуть налево, к деревне, срезал направо через поля и углубился в лес.

Он промчался по тропе через болота, как посуху. Даже холодная вода, хлюпающая в сапогах, не остудила его пыл. Но, когда парень снова почувствовал под ногами твердую почву и увидел за стволами елей хижину под зеленой крышей, решимость оставила его. Хозяйки по всем признакам не было дома, и он присел на минутку, чтобы собраться с мыслями. Собираться упрямицы не желали и вместо этого разбрелись, как коровы по заливному лугу. Исколотые колени и шея свербели, а старухина коза, единственная свидетельница его мучений, продолжала ехидно мекать с крыши. Найд зашарил рукой по земле в надежде найти увесистую шишку, которой он мог бы запустить в паскудное животное. Рука замерла на ворохе мягких листьев — он услышал несвойственные лесу звуки.

«Что это? Пение? Да… Похоже на то!» Действительно, из-за деревьев впереди и правее доносилась мелодия, выводимая приятным, но не слишком сильным голосом. Сначала Найд не мог разобрать слова, хотя мелодия показалась ему знакомой. Там было что-то про тайну реки, волчицу и лебедя, битвы и могилы. Женский голос приблизился, мурлыча припев, сменившийся новым куплетом:

Толстый ковер из мха и хвои заглушал звуки шагов, но чуткий слух Найда, проводившего все свободное время в лесу, сказал ему, что походка у певуньи легкая, неспешная и уверенная, будто она шла по привычной тропе, как к себе домой. Парень напряг зрение, вглядываясь в зеленые сумерки под елями.

Женщина, внезапно выступившая из лесных теней, была меньше всего похожа на ведьму, какой представлял ее себе Найд. Длинные седые волосы и сеть тонких морщин, избороздивших когда-то красивое лицо, говорили о преклонном возрасте. Стан незнакомки, однако, сохранил девичью тонкость и прямоту, что подчеркивало длинное темно-зеленое платье, сливавшееся с красками леса. В руках женщина несла небольшую корзинку, в которой краснели сочные ягоды.

Завидев хозяйку, белая коза снова заблеяла и потрусила по крыше в ее сторону, натягивая повязанную вокруг шеи веревку. Старуха оборвала песню:

— Марта! Марта, что ты опять на крыше делаешь, безобразница? Тебе внизу, что ли, травы мало! Ну-ка, слезай оттуда! Вот так-то лучше.

Болотная Бабка — а это, очевидно, была именно она — легко похлопала спрыгнувшую с крыши козу по рогатой голове и направилась к двери. Животное следовало за ее подолом, удовлетворенно мекая. Бронзовое кольцо скрипнуло, поворачиваясь. Дверь открылась. Найд вытянул шею, но зеленое платье заполнило тесный проход, так что он не смог разглядеть ничего интересного.

— Так и будешь мять мою ежевику, Найд? Не лучше ли зайти в дом, я угощу тебя чаем.

Парень подпрыгнул от неожиданности, и колючая ветка огрела его по стриженому затылку. Пришлось до боли закусить губу, чтобы не заорать. «Не может быть, чтобы старуха углядела меня в зарослях! Должно быть, мне послышалось. Она просто бормотала себе под нос». Хозяйка домика между тем повернулась и теперь стояла в проходе, придерживая плечом открытую дверь.

— Ты ведь сюда не с Мартой поболтать пришел, верно? — Проклятая ведьма смотрела прямо на его куст, будто путаница ветвей и сухих листьев не была помехой ее старым глазам.

С бухающим сердцем Найд поднялся во весь рост и начал продираться на поляну. Через пару мгновений он уже стоял перед Болотной Бабкой. Не решаясь встретиться с женщиной взглядом, он сделал вид, что очень занят, выбирая колючки из рукава.

— Заходи, не стесняйся.

Парень мог бы поклясться, что проклятая ведьма улыбалась! Он бросил на нее быстрый взгляд и неловко, бочком протиснулся под низкую притолоку. Дверь за ним закрылась, коза разочарованно заблеяла.

Хижина изнутри казалась гораздо больше, чем снаружи. Вокруг было чисто и опрятно, воздух наполнял аромат луга, исходивший от развешанных под потолком пучков сушащихся трав. Найд узнал чабрец, пижму, зверобой и еще с десяток растений. Ничего опасного — по крайней мере, на виду. Женщина тем временем поставила корзину с клюквой на стол и принялась ворошить кочергой в очаге.

— Присаживайся, угощу тебя чаем.

Найд не двинулся с места.

— Откуда ты меня знаешь?

— Я в деревне всех знаю, — Болотная Бабка разожгла хворост в очаге: никакой магии, только обычное кресало и лучина. — Кстати, меня зовут Найрэ, — женщина выпрямилась и протянула ему раскрытую ладонь.

Найд сделал вид, что не заметил жеста:

— Это не ответ.

Старуха опустила руку. Ее глаза под прядями седых волос сверкнули пронзительной синевой:

— Я видела тебя в лесу. Ты ведь тут частенько бываешь, верно? Не так, как деревенские ребята. Те стайками шастают то за ягодами, то по грибы. А ты все один… — Найрэ отпустила его взгляд и снова стала возиться у очага: наполнила водой погнутый медный чайник и водрузила над огнем.

По спине Найда пробежал холодок. Лес всегда был для него спасительным убежищем, местом, где он мог быть самим собой. И вот, оказывается, звериное чутье того, кто всегда настороже, обмануло его. Чужие глаза наблюдали за ним, невидимые, как зеленое платье в лесных тенях. Как долго? И как много они увидели? Стараясь, чтобы голос звучал спокойно, он спросил:

— Ты что, следила за мной?

— Следила? Нет, — старуха улыбнулась и поставила на стол две чистые кружки, будто ее не смущало, что гость напряженно застыл в центре комнаты. — Просто порой мы собираем одни и те же травы, а я не хотела тебе мешать.

Парень немного расслабился, но отступать не собирался:

— Ты сказала Камилле, что я колдун, да еще и Темный. Почему?

Болотная Бабка бросила на него быстрый взгляд:

— А это не так?

Найд не знал, что ударило его больнее: вопрос старухи или тот обыденный тон, которым он был задан. Ярость вспыхнула внутри, будто кто-то дунул на тлеющие под пеплом угли. Она была знакомого белого цвета, она отнимала дыхание и сгущала кровь, тяжелыми толчками бившуюся где-то в горле. Деревянные кружки с грохотом покатились по полу, корзинка полетела за ними, багряными каскадами рассыпая содержимое.

— Нет! Я не Темный! И не колдун! Я не… — Найд сообразил, что орет прямо в невозмутимое лицо женщины, вовсе не собиравшейся отступать под его натиском. С трудом ему удалось овладеть собой. Дрожа, парень понизил голос: — Зачем ты распускаешь обо мне эти сплетни? Что я тебе сделал?

— Я никогда не говорила Камилле, что ты колдун, — покачала головой старуха. — Я только сказала, что ты в силах помочь ей.

— Помочь в чем?! Убить ее ребенка?!

Лицо Найрэ дрогнуло и вдруг будто стало на десяток лет старше. Она оперлась о край стола и тяжело опустилась на табурет:

— Девочка так меня поняла? Но ведь карты сказали… Маг и Башня… — Женщина забормотала что-то, отсутствующим взглядом шаря по висящему у ее пояса расшитому кошелю.

— Что ты ей наговорила?! — У Найда руки чесались взять старуху за плечи и хорошенько встряхнуть, но он сдержался. Подтянул поближе второй табурет и уселся напротив Болотной Бабки.

Глаза старой женщины снова стали осмысленными, брови сурово сдвинулись:

— Мои карты не лгут. Травы не подействовали — ведь Камилла пришла ко мне слишком поздно, уже на третьем месяце. И тогда она попросила меня раскинуть аркан — хотела узнать свое будущее, думала увидеть там надежду… — Старуха вздохнула и запустила руку, похожую на хрупкую птичью лапку, в кошель. — И ей выпало вот это.

Из кошеля появилась на свет колода карт; они были вдвое больше игральных и с совершенно черными рубашками. Костлявые пальцы ловко сняли колоду, разделили надвое. Из центра выпорхнул один из черных прямоугольников и улегся, перевернувшись лицом вверх, на стол.

Найд на миг задержал дыхание. На карте был изображен юноша с седыми волосами и в белых одеждах. Поясом ему служила змея, кусающая свой хвост; золотой обруч охватывал лоб, поднятая к небу рука держала золотой жезл. На алтаре перед фигурой стоял кубок и лежали меч, пентакль и простой деревянный посох. Рисунок был выполнен так искусно, что все на нем казалось выпуклым, а человек — почти живым. Под изображением змеились золотые руны, похожие на те, что Найд обнаружил в одной из книг, пылящихся на полках скриптория в Гнезде. К книге прилагался словарь, и теперь Найд без труда смог перевести витиеватую надпись. «Маг».

Наверное, он произнес это слово вслух, потому что старуха кивнула:

— Да, маг. Проводник божественной воли на земле для сопротивления злу.

— Но при чем тут я? — пробормотал Найд, зачарованно разглядывавший чудесную карту. Он едва сдерживал желание коснуться рисунка кончиками пальцев.

— Ты… — Болотная Бабка вздохнула.

Маг исчез между ее костлявых пальцев, скользнув обратно в колоду. Женщина перемешала ее так быстро, что черные рубашки слились в размытое пятно. Одинокий четырехугольник снова упал на стол лицом вверх. Найд сразу узнал картинку.

— Это ты, Найд. Каждый раз, когда я загадываю на тебя, — старуха снова подобрала карту и перетасовала колоду, — выпадает он.

Седой юноша снова лежал на столе, указывая жезлом прямо на Найда.

— Ты — маг.

Найд тряхнул головой, с усилием оторвав взгляд от золотого блеска жезла.

— Это… — Он смочил языком пересохшие губы. — Это ведь просто глупые карты. Нарисованные искусным художником, но всего лишь нарисованные.

— Это не просто карты, — Болотная Бабка склонилась к нему над столом. Ее пронзительные глаза встретили взгляд Найда и удержали его. — Это Аркан. И его рисовал не художник.

Найд тряхнул головой:

— Такой трюк любой плут на ярмарке проделать может. Вытащить меченую карту.

Найрэ улыбнулась бесцветными губами и откинулась на табурете, протягивая ему колоду:

— Попробуй сам, — заметив колебание Найда, женщина положила черную стопку на стол. — Ну же, они не кусаются. Вытяни любую карту.

Найд сглотнул и осторожно коснулся верхней рубашки. Гладкая поверхность неожиданно обожгла холодом. Он вздрогнул и тут же отдернул руку. Контакт прервался, но в кончиках пальцев все еще странно покалывало, будто в затекшую ладонь медленно возвращалась кровь. Карты Найрэ были первым волшебным артефактом, попавшим в пределы досягаемости Найда, но он сразу понял — это магия. Он с трудом сдерживал дрожь, не решаясь повторить контакт: заключенные в черных квадратиках чужие чары притягивали и одновременно пугали.

— Что у тебя с рукой? — Найд удивленно заморгал, вырванный из транса вопросом старухи. Словно впервые, он увидел свою застывшую над столом подрагивающую ладонь. Слишком длинный рукав доставшейся ему от Айдена рубашки задрался, открывая неприглядное зрелище. Тыльная сторона ладони была покрыта вспухшими красными рубцами, кое-где уже наливавшимися синевой.

— Ничего, — он поспешил спрятать изуродованную руку под стол, подальше от пронзительных глаз Найрэ.

— Как это случилось? — В голосе старухи звучало искреннее беспокойство.

Найд промолчал. Он не собирался распространяться о том, что Сибелиус имел привычку использовать его ладони вместо дневника, записывая на них замечания по поведению вымоченным ивовым прутом. Такую «записку от учителя» ни спрятать, ни потерять было не возможно. К тому же Сибелиус считал справедливым подвергать наказанию наиболее нагрешившую часть тела ученика. Ведь именно беспокойные руки Найда были обычно виновниками его проступков, начиная от фингалов под глазом чересчур заносчивых юных оруженосцев и кончая удивительно точными карикатурами на учителя.

Найд неуютно поежился, представив грядущее объяснение с херром Харрисом. На этот раз речь шла не о заурядной драке, и реакция ленлорда была непредсказуема. Оставалось только надеяться, что Харрис не спросит, какую именно книгу Найд «одолжил» из личного сундука Сибелиуса. Вряд ли воспитанник сможет внятно объяснить, зачем он тайком изучал иллюстрированное сочинение по женской физиологии, не упоминая при этом беременность Камиллы.

— Я могу сделать тебе примочку, полынь хорошо снимает опухоль, — поняв, что объяснений не дождаться, Найрэ приподнялась с табурета.

— Не надо. — Чтобы сменить тему разговора, Найд выдернул из центра колоды первую попавшуюся карту и уронил ее на стол. На этот раз покалывание в пальцах было почти приятным. — Вот видишь, это вовсе не… — Парень запнулся, когда как следует рассмотрел новую карту.

Аркан изображал человека, слепо шагающего вперед, не замечая разверзшейся у самых ног пропасти. Вслед за человеком бежал пес: он злобно раздирал одежду путника и не давал тому свернуть в сторону. Как завороженный, Найд уставился на карту, не в силах отвести взгляд.

Безумная погоня через поля, отчаянно прыгающая впереди полоска леса, лай гончих сзади, ближе, ближе… Колотящееся где-то в горле сердце, металлический вкус на языке, пена на оскаленных клыках, страшные звериные глаза…

— Глупец, Шут, Безумец, Дух Эфира… У этого аркана много имен, — Найрэ любовно провела по гладкой поверхности карты указательным пальцем, будто снимая несуществующую пылинку. — Нулевой аркан — наиболее сложный. Это одновременно начало и конец, ум и глупость, добро и зло, правда и ложь. Безумец означает начало нового цикла жизни. Это символ наивности, неискушенности, но также большого потенциала и перемен. Тебе вскоре придется принять важное решение, и выбор будет только твой: ты волен избирать любое направление, идти куда угодно, на свет или во тьму.

Найд вздрогнул, будто ледяные пальцы пробежали по спине, и наконец отвел взгляд от застывшего над пропастью путника.

— Это только карта. Раскрашенный кусок картона… — Парень не знал, кого он пытался убедить этими словами: себя самого или Найрэ.

— Безумец слеп, — спокойно продолжала женщина, и Найд, не в силах выдержать ясности ее взгляда, опустил глаза. — Он решил пойти определенной дорогой, не обращая внимания на то, что сбился с пути, игнорируя предупреждающие знаки. — Найрэ постучала крепким желтоватым ногтем по глядящему через плечо страннику. — Видишь, он смотрит назад? Ты слишком долго смотрел в прошлое, Найд. Отрицая свою сущность, ты совершаешь ошибку. Только открыв глаза и глядя в будущее, ты сможешь сделать верный выбор.

Парень так крепко вцепился в края табурета, что ладоням стало больно. Впервые встреченная им старуха знала о нем все. Даже то, чего он сам о себе не знал, о чем только догадывался. «Неужели она и вправду ведьма? А я…»

— Но я ведь не знаю ни одного заклинания! — обреченно пробормотал Найд. — И нигде не учился.

— А-а, конечно. Но руны-то ты читаешь? — Болотная Бабка встала, чтобы снять давно уже кипевший чайник с огня.

Он вспомнил надпись на первой карте. Объяснять старухе, что его знание рун происходило из попросту стыренной из скриптория книги, парень не собирался.

— Да, но я не знаю, как их использовать!

— Непохоже, чтобы ты очень в этом нуждался, — Найрэ сорвала со связки пучок чабреца и покрошила травку в кипяток. Домик тут же наполнился душным ароматом лета и солнца. — Я видела бабочек. Они танцевали для тебя.

Найд замер, кровь бросилась в голову. «Лучше бы бабка застала меня в кустах со спущенными штанами!» Бабочки были только одним из его развлечений. Или правильнее назвать их… упражнениями? «Где же ведьма могла меня видеть? На поляне у Доброго дуба? Или у реки? Наверное, у реки. Там по берегам много ивняка наросло, легко укрыться».

Он помнил живой голубой ковер, покрывший влажный песок у воды в жаркий день. Насекомые пили, едва шевеля хрупкими крыльями. Слиться с простым сознанием одного из них было легко. Управлять несколькими — уже сложнее. Но когда бабочек так много… Такой возможности Найд упустить не мог.

Сейчас он думал о том, как это смотрелось со стороны — сотни голубых мотыльков один за другим взлетают с песка, составляют живое трепещущее облако, которое зависает перед голым, мокрым после купания мальчишкой. Облако распадается на кольца, кольца образуют спираль, начинают, кружась, обвиваться вокруг него, теснее и теснее, пока все тело Найда не скрывается под щекочущим голубым покрывалом. Он стоит, раскинув руки, и ему кажется, что он вот-вот взлетит, увлеченный в небо крыльями бабочек.

«О нет! Все-таки со спущенными штанами, точнее, совсем без них!..» Горячая волна распространилась с лица Найда на шею и уши. К счастью, старуха занималась чаем и, кажется, не видела его предательского румянца.

— Ну, умелец, не поможешь ли собрать, что сам разбросал? — Найрэ поставила чайник на стол и указала на рассыпанные по полу ягоды и закатившиеся в угол кружки. В лучиках морщин у глаз затаилась усмешка.

— Пожалуйста, — хрипло буркнул Найд и с облегчением скользнул с табурета. Ползать на исколотых ежевикой коленях было проще, чем смотреть в синие насмешливые глаза, такие молодые на отмеченном временем лице. Удивительно, как много клюквы могло поместиться в одном невеликом лукошке! Пока гость стирал штаны до дыр, копошась в темных углах, хозяйка домика добыла откуда-то одуряюще пахнущий пирог, судя по запаху — черничный. Скосившись на Найрэ, поглощенную разрезанием кулинарного шедевра, Найд плюнул и тихонько позвал забившиеся под скамью у стены ягоды. Клюквины выкатились на свет, дружно собрались в горсть у протянутой руки и запрыгнули всей компанией на ладонь.

— Значит, ты не колдун… — Найрэ, посмеиваясь, глядела прямо на него поверх пышного, истекающего черничным соком пирога. — Придется мне тогда есть одной, ты и до ночи с этими ягодами не управишься!

Не колеблясь больше, Найд принял вызов. Теперь, когда его тайна была раскрыта, ему впервые представилась возможность открыто делать то, что он годами носил в себе, как грех, который любил и которого в то же время стыдился. Красные струйки одновременно устремились изо всех углов к стоявшей на полу корзине. Струйки сливались в потоки, те муравьиными дорожками вскарабкивались по стенкам лукошка, пока последняя ягодка не упала на вершину душистой алой горы. В довершение всего корзинка крутанулась на месте, взлетела в воздух, лихо рванула к столу и торжественно опустилась прямо перед Болотной Бабкой. Деревянные кружки, немного потанцевав перед ее носом, брякнулись рядом с пыхтящим чайником. Найд скрестил руки на груди и исподлобья уставился на женщину.

Старуха невозмутимо наполнила одну из кружек дымящимся напитком и подтолкнула ее в сторону гостя.

— Нет, я так не могу, — будто отвечая на его мысли, сказала Найрэ. — Все, что я умею — читать Аркан. Да еще травы варить. А вот ты… — Женщина плеснула немного чаю в свою кружку. — За такой дар, как у тебя, любая сторона даст многое.

Найд присел на краешек табуретки:

— Какой такой дар? Корзинки двигать? Много от такого дара проку! Я даже не знаю, как помочь Камилле… — Тут до него дошел смысл последних слов старухи. Он подтянул к себе тяжелую кружку и, не отрывая взгляда от дымящейся поверхности, спросил: — А ты… на какой стороне, Найрэ?

Женщина легко рассмеялась и плюхнула на тарелку перед ним здоровенный кусок пирога.

— Я — ни на какой. Слишком слаба, а потому никому не интересна.

Найд облегченно улыбнулся в ответ и впился зубами в сочную мякоть.

— А вот тебе придется выбирать между Светом и Тьмой.

Найд подавился пирогом, закашлялся и поспешил отхлебнуть чаю, но только обжег губы. Проглотив кое-как показавшееся вдруг кислым угощение, он выдавил:

— А что, если я не хочу выбирать?

— Ты — маг, Найд. Рано или поздно ты должен сделать выбор.

— А если я не хочу быть магом?

Найрэ вздохнула и, не глядя, вытащила из колоды карту. Человечек застыл на краю обрыва, оглядываясь на преследующего его пса.

— Помнишь? Безумец над пропастью? Если ты сам не сделаешь выбор, его сделают за тебя.

Найд фыркнул и оттолкнул тарелку с недоеденным пирогом в сторону:

— Интересно, кто? Уж не ты ли? Так же, как ты сделала выбор за леди Женевьеву?!

Глаза Найрэ затуманились, она отстранилась от Найда, будто он толкнул ее в грудь:

— Ты же знаешь… Твоя мачеха была неизлечимо больна. Когда ленлорд послал за мной, ей уже никто не мог помочь. Все что было в моих силах — облегчить ее страдания.

— Продав херру Харрису дурманный отвар?! Ты даже не пыталась помочь! Я хотя бы попробовал… попробовал… — Найд задыхался, будто в хижине старухи не осталось больше света и воздуха, как тогда, в горнице его приемной матери, такой маленькой и бледной, затерявшейся между пышных подушек.

— Ты пробовал исцелить ее? Бедный мальчик! Никто не в силах вернуть того, кого уже коснулась тень смерти.

Найд вскочил, опрокинув табурет. Огненный сгусток ярости набух в груди:

— Зачем мне быть магом, если я не смог спасти тех, кого любил? Если я могу только… — Он с трудом удержал рвущееся с языка слово. Вместо него Найд нашел другие: — Ты сама сказала, что я свободен, что выбор — мой, и только мой. Вот я и выбираю — не выбирать! И запомни: я не маг, потому что не хочу быть магом!

Он развернулся на пятках и вылетел из хижины. Хлопнула дверь. Испуганно заблеяла коза. Найрэ осталась сидеть у стола, поглаживая вышитый кошель у пояса, в котором надежно покоился Аркан.

— Ты рожден им! — почти неслышно пробормотала она.

Глава 4 По следам прошлого

Не без труда разысканное Рыцем заведение «У моста», которое все местные жители упорно ударяли на «о», оказалось постоялым двором у моста через Горлицу. Над входом болталась старая полустертая вывеска, почему-то гласившая «Певчий олень». Внутри по стенам топорщились пыльные рога. На вопрос гостя о странном несоответствии имен трактирщик печально оповестил, что «У моста» знавала лучшие времена, когда среди рогов висела чудесная оленья голова, развлекавшая посетителей за медяк непристойными песенками. Сия голова была оставлена заведению в дар каким-то заезжим волшебником. С годами то ли магии в ней убавилось, то ли что-то заржавело, но сначала благородный зверь сорвался на фальцет, а затем отказался петь. В шкуре завелась моль, и наконец животное захоронили в лесу от греха. Гнездовские быстро переименовали постоялый двор, следуя местечковой логике. Ни один самый хитроумный чужеземный враг не смог бы теперь догадаться, что, желая попасть в «У моста», следует искать вывеску «Певчий олень».

Несмотря на жалобы хозяина, заведение не казалось страдающим от недостатка посетителей. Рыц пришел удачно: стойку плотно обсели гнездовские дружинники, оттеснив каких-то проезжих купчиков под рога. На нового посетителя внимание обратили, но в меру. Все-таки не каждый день в захолустье видели живого феериандца — а именно таковым представился Рыц: паладином, странствующим в поисках Меча Света. Эта легенда быстро освободила гостю место у стойки, а именно туда Рыцу и хотелось попасть. За теплое место, правда, пришлось платить. Дружинникам не терпелось пощупать броню — че, и вправду мифриальная? — и услышать о подвигах грозного воина, как на поле брани, так и на другом, более мягком по причине перин, плацдарме.

Чтобы не врать, новоявленный «феериандец» вольно пересказал приключения Паладина Смерти из одноименного романа, чем снискал уважение и завистливые взгляды гнездовских стражей порядка. Идея походов за утраченной полумифической реликвией их не очень вдохновила, зато система набора очков за уничтоженных злодеев, спасенных дев (теперь уже бывших) и освобожденных пленников оказалась гнездовцам близка и понятна. Это запили дешевым элем: точнее, Рыц ставил, дружинники запивали. Свое воздержание «паладин» объяснил обетом: мол, пока Меч Света не отыщет — сухой закон. Впечатленные гнездовцы приняли на грудь — и за себя, и за стойкого феериандца.

Когда градус в крови ветеранов достиг нужной кондиции, чужестранный гость примолк и обратился в слух. Пожалуй, его сюзерен был прав, и Рыц многое потерял, обходя стороной кабаки. Между икотой и рыганьем из уст дружинников полились описания их бесчисленных подвигов, начиная от трактирных драк и изнасилований каких-то гусятниц и кончая победами над вдесятеро превосходящими силами врага — то бишь такими же головорезами, но на службе соседских князьков. Рыц пытался выловить из этой канализации имя Чары, прежде чем его новоявленные «друганы» попадают под стойку. Наконец воистину достойное паладина терпение было вознаграждено.

— Ты свой… ик!.. парень. Хоть и фурианец. Ага, — интимно возвестил немолодой дружинник с плешиной от длительного ношения шлема. — Вот хошь… ик! Хошь посскажу, как те очей поззаработать? Ссс! Даже за бесплатна. Ага, — доблестный воин громко рыгнул, доверительно облокотился на плечо «фурианца» и зашептал, воняя гнилыми зубами: — Вот тут у нас на этих, как его… Болотах. Такая курва есь! Ведьма! Ага. Хук ей в пятку. Не вер'шь? А ты верь, — плешивый одним глотком осушил свою кружку. Рыц сделал трактирщику знак повторить.

— Она там в этих… Чарах. Полгарнизону потравила — вусмерть! Ага. Не вер'шь? А ты верь… Хук те в пятку! Я там был? А-а, это ты спраш'шь… А хук его знает. Мошь, был. Ты про её, кур-рву, слушай. Она знашь на скоко очей потянет? Гад'на. Я к ей по-хор'шему. За зельем одним. Для бабы. А она: д'ржись, грит, п'дальше от моей казы, извр'щенец… ик! — Говоривший потянулся за новой кружкой, но промахнулся, и Рыцу пришлось подправить блуждающую руку.

— Она про Чары зна'т? А-а… Это ты спра'шь. Да энта кур-рва усе пра усех зна'т. Хук ей в пятку! — Запив доброе пожелание глотком эля, плешивый талантливо закатил глаза и рухнул под стойку. Немного подумав, лжепаладин решил обождать с действиями до утра: его исчезновение с постоялого двора на ночь глядя могло вызвать подозрения у вполне трезвого хозяина. Рыц бросил на стойку горсть монет и направился в свою комнату. О местонахождении болот можно расспросить трактирщика завтра.

Тот же поздний час сюзерен лжефеериандца коротал в гораздо менее гостеприимной обстановке. Мастер Ар сидел у почти не дающего тепла костерка, кутаясь в мокрый плащ. Ветер рвал языки пламени, прибивал едкий дым к земле. Стреноженная кобыла недовольно фыркала, выражая свое мнение то ли о погоде, то ли об умственных способностях нового хозяина, не сумевшего найти на ночь приличного стойла. Глупое животное не сознавало своего счастья: им еще повезло, что кончился дождь.

Мастер не снимал с головы капюшона и подставил ветру спину, но все было тщетно: плащ продувало насквозь, шерстяная ткань противно липла к дрожащей спине. Одно простенькое заклинание могло бы избавить мага от всех неудобств, но Ар не хотел рисковать. Сейчас, в такой близости от цели путешествия, было бы непростительной глупостью привлечь к себе внимание СОВБЕЗа. На картах Службы Общей Волшебной Безопасности чарскую аномалию наверняка отмечал особый флажок, и любая магическая активность здесь отслеживалась — неизвестно только, как тщательно. А проверять Темный не собирался.

Руины борга лежали прямо перед ним — за высоким земляным валом, поросшим чахлой травой и какими-то вялыми кашками-ромашками. Мастер разбил лагерь на почтительном расстоянии. До наступления темноты было уже недалеко, и он не хотел понапрасну рисковать, шатаясь по проклятому городищу ночью. Нет, он дождется рассвета здесь. Окрестные деревушки едва виднелись на горизонте, к тому же к пользовавшимся дурной славой развалинам, да по такой погоде, навряд ли кто забредет. Даже если какой остроглазый хуторянин и обратит внимание на мерцающий в ночи огонек, то его спишут на проделки здешней нечисти, и тогда уж точно к Чарам никто не сунется. А у Мастера будет время подготовиться.

То, что он видел магическим зрением над остатками крепостного вала, превзошло все его ожидания. Приземистые строения борга с одинокой смотровой башней все еще торчали на месте пепелища, угольно-черные на фоне облачного неба, полупрозрачные. По стенам ходили сотканные из тьмы часовые. Во мраке над ними реяли дымные призраки, бесконечно меняя форму, но сохраняя верные признаки созданий тьмы: сабельные клыки, перепончатые крылья, крючковатые когти, острые шипы… Неудивительно, что сын Хлада оставил планы о восстановлении борга. Скорее вызывало удивление то, что все ограничилось только обрушившейся стеной.

Проклятие было из тех, что с годами не теряют силу, а лишь становятся крепче, как доброе вино. Светлые терпели на своей территории такую энергетическую яму только потому, что ничего не могли с ней поделать. Даже Ар сомневался, под силу ли ему снять чары, но он и не собирался пробовать. Все, что требовалось, — пробраться в борг и найти следы мага или магов, бросивших заклятие восемь лет назад. Вот только без надежной защиты соваться за крепостной вал — чистое самоубийство. Признаться, мысль о том, что чарская аномалия, по всей вероятности, была делом рук семилетних детей, пусть и сливших силы в эгрегор, отнюдь не грела замерзшего волшебника.

Мастер слазил за пазуху и вытащил на свет видавший виды кожаный кисет. Маг с осторожностью извлек из его недр несколько засушенных корешков и пригоршню семян, покрошил все это в булькавший над огнем котелок. Оттуда тут же повалил вонючий желтый пар, заставивший настрадавшуюся кобылу фыркнуть с удвоенной силой и отдрейфовать в поля. Против ман любые средства хороши, и чем проще средство, тем оно надежнее.

Маны, полудуши, разделенные… Отпечатки былых сущностей, застрявшие между слоями реальности, лишенные возможности покинуть место своего пленения, воссоединиться с ушедшими в небытие хозяевами. Вечно голодные. Вечно тоскующие по полноте. Вечно пытающиеся утолить жажду чужой жизненной энергией. В руинах Чар их были сотни. Мужчины, женщины, дети.

Девочка лет девяти с лицом цвета пепла, полупрозрачная в сером утреннем свете, застыла перед Мастером Аром. Светящиеся белые глаза уставились, казалось, прямо на мага. На мгновение сердце кольнула ледяная игла: «Неужели настоявшийся за ночь эликсир не подействовал, и мана способна разглядеть живого?» Но тут другая сотканная из пепла фигура ухватила девочку за руку и повлекла за собой — возможно, мать. Невидящие белые глаза женщины были мертвы уже восемь лет.

Мастер Ар стоял в центре спаленного дотла борга, а вокруг него кипела мертвая жизнь. Серым людям забыли сказать, что они умерли, и они так и спешили по своим ежедневным делам, снова и снова совершая бессмысленные действия. Прах, не вернувшийся к праху. Несколько раз волшебнику пришлось быстро отступить в сторону, иначе призраки прошли бы прямо сквозь него. Мастер совсем не был уверен, что подобный контакт прошел бы бесследно для здоровья.

Древний земляной вал защищал борг от ветров с фьорда, но иной, нездешний ветер закручивал сейчас серые вихри вокруг волшебника. Он замотал лицо заранее заготовленным шарфом и пошел через носящийся вокруг пепел, который даже дождь не мог заставить лежать спокойно. Мастер искал центр — точку в пространстве-времени, где все началось. Благодаря эликсиру у него было на это несколько часов.

— Fé vældr frænda róge føðesk ulfr… — Маг медленно и отчетливо произносил на Высокой Речи заранее заготовленные заклинания. «Агенты СОВБЕЗа небось поперхнутся утренним кофе. Но пока эти недоучки спросонья разберутся, что к чему, и вообще заподозрят вторжение, меня это уже не будет беспокоить». Мастер мрачно усмехнулся двусмысленности выражения. Магия и опасность ситуации обострили чувства. Серый мир вокруг стал ярче, контрастнее.

— Ræinn á hjarne, ræinn á hjarne… — Инкантации Мастера заставили пепельные смерчи отступить, прах припал к земле, как послушный команде хозяина пес. Ар едва сдержал крик, когда свет резанул по глазам. Зажмурившись и чувствуя, как по лицу ручьями бегут слезы, маг ткал защищающие зрение чары. Вот когда пригодились годы тренировок и опыт магических дуэлей — они помогли не потерять концентрацию и не совершить непростительную ошибку. Наконец Мастер готов был снова открыть глаза.

Теперь он мог разглядеть источник невыносимого света: сияющая спираль проклятия раскинула витки по всей территории борга, медленно вращаясь вокруг собственного центра, напоминающего маленькое белое солнце. Этого маг не ожидал: хотя спираль была типичной для проклятия фигурой, ее образовала магия чистого Эфира — пятого, и высшего элемента, к овладению которым сам Ар пока только стремился. «Значит, близнецы все-таки слили силу в эгрегор. Сочетание четырех базовых элементов дает власть над пятым. Но это значит, что и девчонка, и мальчишка владели двумя стихиями каждый. Природа, воистину, расточительна на дары!»

Мастер осторожно обходил спираль по кругу. Было очевидно, что пройти прямо к центру, как он рассчитывал, не удастся. Что у него? Всего лишь Воздух и Огонь? Против Эфира — детские игрушки. Нет, придется распутывать заклятие с самого конца — или, точнее, с начала. Нужные слова Высокой Речи послушно всплыли в памяти, и Мастер шагнул вперед. Не дрогнув, он смотрел, как сияющее копье внешнего витка неотвратимо движется прямо на него — ближе, ближе… Ах! Свет настал, и Мастер перестал быть.

Темно. Вокруг темно и холодно. Белые мотыльки. Реют, нежно касаются, тают… Тепло двух тел рядом. Одно с моим теплом. Перед глазами, так близко — прутья решетки. Клетка? Вверх-вниз, вверх-вниз… Стук лошадиных копыт. Так глухо. Снег. Высоко над землей. Факелы реют в ночи, алые мотыльки… Обагренные светом руки держат огонь. Высоко. Вверх-вниз, вверх-вниз… Держись за меня, держись, не отпускай…

— Egsoego daa semani, egsoego… go… go… — Мастер Ар едва узнавал собственный голос, едва чувствовал движение губ. В этом была главная опасность предприятия — пытаясь найти автора проклятия, маг рисковал слиться с сознанием источника и потерять себя, никогда не отыскать выхода из спирали и вечно вращаться в ней, став одним из разделенных, ман. Он должен найти равновесие — оставаться внутри заклятия, войти в сознание его творца, но в то же время — быть собой, помнить, что привело его сюда.

«Я — Ар, последний в своем роду. Наследник Ло и Талландриэля. Я здесь, чтобы отомстить за их смерть. Я здесь, чтобы вернуть свое право. Я здесь, чтобы взять то, что принадлежит мне. Сила на моей стороне!»

Темно. Вокруг темно и холодно. Идет снег. Вдруг он исчезает, как и небо над головой. Они въезжают под арку ворот. Цокот лошадиных копыт гулко отдается от стен. Пламя факелов бросает длинные тени в полузамерзшую грязь. Одна из них — тень клетки, похожая на толстую паутину. Они въезжают во двор. Между прутьев решетки он видит воинов. Они стоят по периметру двора молча, как призраки. Факелы в их руках роняют горящую смолу на снег. Он шипит, тая. Приглушенный топот копыт и это шипение — вот и все звуки. Нет, еще детский плач. Не плачь, Айна! Все будет хорошо…

«Я. Ар. Последний. Сила на моей стороне! На моей…»

Пальцы на прутьях клетки. Грубые кожаные перчатки. Еще одни. Клетку ставят прямо в снег. Холод обжигает ноги. Айна уже не плачет. Ее дрожь передается ему. Он смотрит через плечо Анхата. Из мрака выходит тень. У нее человеческие очертания, но это не человек. Снег мягко проседает под остроносыми сапогами, поскрипывая. Шаг за шагом. Пока сапоги не останавливаются перед клеткой.

Мастер Ар смотрел прямо в собственное лицо. Настоящее, не то, что он занял у Сирина. На восемь лет моложе того, что он привык видеть в зеркале. Мраморная кожа в обрамлении черных кудрей, темные глаза — красивые, спокойные, доброжелательные. Таким увидел его перепуганный мальчишка.

«Он не человек, Анафаэль».

«Я знаю. Но вдруг он — хороший? Может помочь?»

Затянутая в перчатку рука отмыкает замок. Дверь клетки распахивается. Анхат пятится, оттесняя его спиной к дальней стенке клетки. Айна уже там, тихо всхлипывает. В груди стучит так громко. Он видит черную руку через плечо брата. Рука тянется внутрь клетки. Черный бархат.

Мастер Ар услышал свой собственный вкрадчивый голос:

— Не надо бояться. Я не причиню вам зла. Но один из вас должен пойти со мной.

Теперь он слышал и другие голоса, которые были только в его голове. Нет, не в его, в голове Анафаэля.

«Он лжет. Он не человек».

«Я знаю, Анхат. Но что, если он правда хочет помочь?»

— Все будет хорошо. Просто один из вас должен пойти со мной. По своей воле. Тогда с вами ничего не случится. Вот ты, мальчик, ты пойдешь со мной?

«Нет, Анхат! Он плохой, я знаю!»

«Тише, Айна! Никто никуда не пойдет. Мы должны быть вместе».

«Вы просто трусы. Он не похож на злого. Он хочет помочь!»

«Ты дурачок, Фэль!»

— Нет? Может быть, ты? Как тебя зовут?

«Не говори ему, Фэль!»

«А что такого? Я его не боюсь!»

«Я, что ли, боюсь?!»

— И ты не хочешь? Жаль. Девочка мне не нужна. Ты или ты. Если один из вас не пойдет со мной, вас убьют. Всех троих. Так же, как ваших родителей. Это не люди — звери, жестокие палачи! Я один могу вас защитить! Ну же. У кого хватит смелости спасти брата и сестру?

Добрые темные глаза.

«Я пойду с ним. Я не боюсь».

«Нет, Фэль!»

Мастер Ар вздрогнул, ощутив давнюю боль в прокушенной руке. Он снова был собой. Он помнил, как маленький, бледный от холода и пережитого шока мальчишка стал проталкиваться к нему из-за спины брата. И как второй щенок, отличимый от первого только по ссадине на скуле, отпихнул близнеца обратно и вцепился зубами в протянутую внутрь клетки руку. Хорошо, что на руке была перчатка. Ар тогда с трудом удержался, чтобы не выбить у отродья все его молочные зубы. Но он должен был играть роль до конца.

— Ничего-ничего. Я знаю, ты просто хотел защитить брата, — добрые глаза полны боли. Незнакомец прижимает руку к груди. — Если ты боишься за него, идем. Идем, и с ним ничего плохого больше не случится. О твоем брате позаботятся и о сестренке тоже. Я обещаю. У тебя нет другого выхода. Защити их. Как твой отец защитил бы, если бы был жив.

«Нет, Анхат!»

«Анхат!»

Он видит спину брата, такую маленькую и хрупкую рядом с высокой фигурой в простом плаще без герба. Огромные белые хлопья падают на две цепочки следов в снегу…

Теперь Мастеру Ару было проще. Казалось, он нашел необходимый баланс. Высокая Речь легко слетала с языка — так же легко, как он двигался по виткам спирали, задерживаясь только на ключевых узлах, там, где линии узора пересекались.

Тяжелая дверь открывается, впуская яркий свет. Так больно глазам. Еще больнее, когда его выводят во двор. Айна рядом с ним.

В поле за стенами борга ветер. Такой сильный, что его шатает. Или это потому, что он так долго сидел взаперти? Снег давно растаял, ноги через дыры в штанах приятно щекочет зеленая трава. Они держатся друг за друга. Анафаэль и Айна. Айна и Анафаэль. Вокруг всадники на больших злых лошадях. Вокруг псари с собаками. Гончие лают, грызут сворку. Отец раньше брал его и Анхата на охоту. Но на кого охотиться здесь, в голом поле, где ветер с фьорда даже траве не дает расти во всю длину? И где теперь Анхат? Там же, где отец?

Дородный всадник в синем плаще с гербом разбивает круг. В гербе — серебряная молния, раскалывающая надвое башню. Он всегда будет помнить этот герб. Герб человека, который сделал маме больно. Так больно, что у нее пошла кровь. У человека зверь на цепи, вдвое больше любой из охотничьих собак. Серая кудлатая шерсть, чуть сгорбленная спина, огромная голова с оскаленной пастью, желтые клыки, с которых капает пена. Пес похож на хозяина.

— Что, детишки? Заскучали от моего гостеприимства? А мы сейчас поиграем. Нам всем будет весело, правда, ребята? — Люди вокруг смеются. Короткий сухой смех, как сучок, ломается под ногой. — Видите, там лес? — Человек указывает куда-то над его головой. Там, за полем, синей стеной стоят ели. Далеко. — У этой игры простые правила. Добежите до леса — и вы свободны, как птички. Идите куда хотите. Никто вас и пальцем не тронет. Так что, сыграем?

— А собаки — зачем?

Лицо человека раскалывает надвое косая ухмылка, как молния — башню.

— А это чтоб вам бежать веселее было, — вокруг снова смеются. Гончие лают. — Будете халтурить, лениться, я собачек велю спустить. Так что уж вы постарайтесь, детишки.

— Где Анхат? — Это Айна. Смелая.

— Кто, моя сладкая? — Человек с молнией в гербе нарочито недоуменно хмурит брови.

— Наш брат.

— Ах, бра-ат… — Человек цокает языком, его волкодав садится на тощий зад и скулит. — Так его же Мастер забрал. Разве вы забыли, детишки?

Смешки вокруг. Теперь скулят и гончие.

— Мы все помним. Забрал — куда? — Они произносят это одновременно, не сговариваясь. Смех затихает. Человек с молнией пожимает плечами. Он скучает, ему не терпится начать игру.

— Почем мне знать. Мастер передо мной не отчитывается. И платит слишком хорошо, чтобы задавать вопросы. Вот за ваших мамочку и папочку он заплатил золотом. Десять марок за обоих. И столько же за вашего братца. Это много, детишки. На эти деньги всю вашу лесную глухомань купить можно. Как, вы не знали? Вы думали, Чара злой? Чара — плохой дядя? Не-ет, Чара просто делает то, за что ему платят. Вот за вас Мастер больше не хочет платить. Так что пришло время вам побегать. Марш! Я сказал, марш!

Ненависть, направленная на него самого, скрутила Ара, как спазм где-то в области желудка. Внутренности горели, мысли мешались, слова заклинаний путались. Что за игру затеял Чара?! Нет чтобы просто выполнить приказ! А теперь…

Красивые, добрые глаза… Глаза убийцы!

Ноги Мастера Ара подогнулись, он упал на землю, лицом в пепел. Ненависть разъедала изнутри, как кислота, как медленный огонь. Он пытался найти слова, чтобы остановить ее, но находил только обрывки, слоги, разрозненные звуки. «А-А-А!» Это западня! Ловушка, в которую он так спешил зайти! Первая связная мысль придала Мастеру сил. С трудом он перекатился на бок и поднял дрожащую руку. Руна Сен появилась в воздухе, послушная жесту. За ней еще две. Огонь. Человек. Защита. Мастер судорожно вздохнул. Мышцы отпустило настолько, что воздух наконец смог наполнить горящие легкие.

«Мальчишка поплатится за это! За унижение, боль, страх. За ползание на коленях в пыли. За то, что семилетний щенок почти достал меня — меня, Мастера! Погоди, сучонок, скоро… Скоро я найду тебя! И тогда мало тебе не покажется! Одной Разделенной Чашей ты у меня не отделаешься!» Хрипло бормоча заклинания, Ар снова погрузился в сияющий поток спирали. Он должен пройти ее до конца. Он должен узнать, что случилось. Теперь это было делом чести.

Трава хлещет по голым коленкам. Изодранные штаны мажет зеленым соком. Колет в боку, стучит в висках. Он задыхается, хватает ртом воздух. Не оглядываться, только не оглядываться! Лай гончих за спиной сливается в возбужденный вой. Он смотрит через плечо, спотыкается, падает. Чара спустил собак. А до леса еще далеко, так далеко! Маленькая рука хватает его под локоть, рывком поднимает. Они снова бегут. Деревья на краю поля становятся все больше в размерах. Слишком медленно. Их макушки прыгают, прыгают спутанные каштановые пряди по спине Айны. Она всегда была быстрее него, быстрее их обоих.

Лай за спиной все ближе. Кажется, он уже слышит хриплое дыхание гончих, чувствует вонь из алых пастей. Псари свистят, подбадривая собак; в вое появляется истеричная нота — дичь близко, и ей не уйти! Его сердце сейчас разорвется, ноги больше не могут бежать. Но Айна может. «Олененок» — называла ее мама.

Он останавливается. Айна ничего не замечает, продолжая бежать. От леса ее отделяет только полет стрелы. Он оборачивается. Рыжие головы гончих мелькают в траве, алые языки через плечо. Чарин зверь впереди всех, длинная шерсть летит по ветру. Клыки оскалены, страшные глаза налиты кровью, пес стелется над землей, как тень.

Сердце колотится в горле, рот пересох, хочется повернуться и помчаться вслед за Айной. Но он уже не успеет. А вот Айна еще может успеть.

«Фэль! Что ты делаешь?! Беги!»

Только стоять. Не подкосились бы ноги. Стоять.

«Нет, Айна! Давай, лес уже рядом! Я задержу их. Не бойся, со мной ничего не случится!»

Поймать взгляд и держать. Красные бешеные глаза.

«Я не могу без тебя!»

«Можешь! Беги! Позови помощь! Расскажи всем…»

Серый пес добегает первым. Держать! Они смотрят друг на друга, не двигаясь. Может, мгновение. Может, вечность. Он понимает, что времени не существует. Красные глаза становятся карими. Рык замирает в горле. Волкодав ложится на брюхо. Ползет. Мокрый нос тыкается в сапог. Длинный язык лижет засохшую грязь. Он нагибается, ласкает грубую шерсть. Когда Чара подлетает к ним, нахлестывая лошадь, остальные собаки, скуля, лежат вокруг. Анафаэль оборачивается. В поле за ним — никого, только качаются на опушке еловые лапы.

«Значит, вот как девчонке удалось спастись. Чара — жирный идиот!» Нетерпение Мастера на мгновение выбросило его из потока. «А мальчишка! Какое проявление! Полный контроль, и не над одним животным — над целой сворой! Проклятый щенок даже не вспотел! Но самое непостижимое — гаденыш работал с эфиром напрямую! Никаких посредников. Не удивлюсь, если и чарское проклятие — его рук дело, его одного. Подумать только — Эфирный маг! В последний раз такой проявлялся… Надо проверить в хрониках, когда выберусь из этой дыры. Клянусь, я найду его! Уже скоро!»

Собачий визг. Чара стегает волкодава плетью прямо с конской спины.

— Пустобрех! Шавка шелудивая! Чего разлегся?! Ату его! Ату!

Пес визжит, ползет на брюхе. Псари пинками поднимают гончих.

— Не наказывайте его! Он не виноват!

Чара спешивается. Сверкает меч. Кровь брызжет на сапоги, на исцарапанные коленки в дырах штанов, на руки. Липкая, горячая. Собачья кровь. Его руки дрожат, когда Чара связывает их, когда накидывает петлю на шею.

— За девчонкой! Она не должна уйти!

Охотники разворачивают лошадей к лесу. Гончие снова заливаются лаем, почуяв след.

— Нет! Вы же обещали! Она ведь добежала!

Чара дергает удавку на шее, и у него темнеет перед глазами.

— А кто сказал, что я сдержу данное тебе обещание, мтар? [4] Грязный полукровка!

«Прячься, Айна!»

Воздух кончается, а с ним — свет.

Глава 5 Концы сходятся

Найд вздохнул и выглянул в окно. С верхнего яруса мельницы неплохо просматривался двор перед домиком Мальвиуса — пустой и скучный по причине занудного моросящего дождя. Несмотря на твердое решение взглянуть своему главному страху, то есть Камилле, в лицо, парень не мог ничего предпринять: мельникова дочка носу из дома не казала. Найд снова вздохнул и принялся за мешки с ячменем. «И отчего я такой невезучий? Всю неделю, куда б меня Жернов ни послал, всюду была Камилла, а сегодня, когда я наконец решился на разговор, ее и след простыл!»

Херр Харрис всегда учил воспитанника: «Вместо того чтобы бежать от того, чего боишься, взгляни страху в глаза, изучи его. Чаще всего реальность оказывается не такой ужасной, как ее рисует воображение». Верность этого наблюдения Найду удалось проверить накануне, когда он, выставив перед собой руки и глядя в пол, поведал ленлорду о причине недовольства Сибелиуса. Найд знал, что херр Харрис считал воровство матерью всех смертных грехов, а потому обреченно ожидал приговора.

— Не понимаю, что с тобой творится, мальчик. Последнюю неделю ты был сам не свой. Но это не оправдывает твоего проступка. Знаю-знаю! Ты собирался положить книгу обратно. И все же взял ее без спросу! Кстати, а что за сочинение заставило тебя пойти на воровство?

Воспитанник покраснел до корней волос и ответил так тихо, что херру Харрису пришлось повторить вопрос. Найд заранее приготовился к самому худшему, вроде ударной чистки всех деревенских свинарников, но последовавшей реакции ленлорда он не ожидал. Запинающееся признание вызвало у опекуна взрыв искреннего смеха.

— Иллюстрированное издание?! Ха-ха! Надеюсь, картинки того стоили! Что же, там были только женщины или мужчины тоже, то есть вместе с женщинами? Гхм… н-да. Видишь ли, мальчик, интерес к… хм, нежному полу очень естественен в твоем возрасте. Но ты должен мне обещать, что не попытаешься больше удовлетворять этот интерес таким путем.

Последующие полчаса красный и потный от жгучего стыда Найд сидел перед херром Харрисом, который решил, что настало время преподать взрослеющему юнцу урок полового воспитания. Реальность действительно оказалась не такой уж ужасной. Всего лишь лекция о вреде рукоблудия — и грешник был свободен.

— Найд! НА-АЙД!

Содержимое очередного мешка перехлестнуло через край бункера и устремилось на грязный пол.

— Русалочья икра и кикиморова икота! — Заплутав в мыслях, парень позабыл и где находится, и что он здесь не один.

— Чего ты там мямлишь, обормот! — донеслось раздраженно с нижнего яруса мельницы.

— Ничего, херр Мальвиус. Что надо-то? — проорал он в люк, бросившись на колени и торопливо сгребая зерно обеими руками.

— Че надо?! Приятелю твоему помочь! А то развяжется у ленлордова сына пупок, а я в крайних буду. Тут работы сейчас мало — дождь, будь он неладен! Так ты поди, подмоги Айдену мешки уложить.

Найд буркнул в ответ что-то утвердительное, размел последние ячменные зерна по темным углам и потопал вниз. Еще на лестнице через открытую дверь он увидел льющиеся с конька крыши потоки. Утренняя зябкая морось внезапно сменилась грозным ливнем. Поежившись и натянув на голову капюшон, парень шагнул за дверь. Брр! Хлесткие струи тут же пропитали одежду, сапоги тоже промокли. Найд понесся через двор, скача через лужи. Вот уже и склад. Парень влетел в приоткрытую дверь, шумно отфыркиваясь; встряхнулся, как собака. Немного проморгавшись и стерев с лица воду, он принялся оглядываться вокруг. Айден, который в поте лица должен был укладывать штабелями мешки с мукой, очевидно, стал невидимкой: молодого ленлорда нигде не наблюдалось.

Дело принимало интересный оборот. Бывало и раньше, что Айден с Найдом косили, отлынивая от тяжелой работы. Но чтобы вот так, внаглую! Для очистки совести посланец Мальвиуса побродил еще немного по складу, заглядывая в темные углы, но не обнаружил ничего, кроме сухого мышиного помета и голубиного гнезда. «Паршивец наверняка дрыхнет на сеновале! Повезло ему, что Жернов меня на подмогу послал, а не сам явился! Вот влетело бы „сыну ленлорда“ на орехи! Но он и у меня легко не отделается! Уж на испуг-то я его возьму…»

Мокрой тенью Найд шмыгнул между прилегающими друг к другу зданиями склада и сенного сарая. Дверь была заперта, но он знал место в задней стенке, где неплотно пригнанная доска поворачивалась на одном гвозде. На этот раз стараясь не шуметь, Найд протиснулся в узкую щель. Немного постоял, вдыхая пряный аромат сена и давая глазам попривыкнуть к темноте. Он не сразу обратил внимание на доносящиеся сверху звуки. Голубей под крышей сеновала селилась целая армия, поэтому приглушенную возню и воркующие голоса Найд поначалу списал на их счет. Вот только голуби по чердаку не топают так, что сенная труха людям на голову сыплется. И хихикать они тоже не умеют. Особенно женским голосом.

В сердце закралось неприятное подозрение. Может, дождь вовсе и не запер Камиллу дома. Может, она так же хорошо знала о лазе в стене сеновала, как и они с Айденом. Непроизвольно Найд сделал несколько шагов в сторону ведущей на чердак лесенки, но снова остановился. «Что, если это и вправду Айден? И Камилла? Что, если это он — отец ребенка? Нет, не может быть! А почему, собственно, не может? Потому что три месяца назад его на мельнице и духу не было, мы тогда в кузне работали. А Купалин день? На праздник народ собрался со всей округи, и мельникова дочка там, конечно, тоже отплясывала. Мог Айден ее у костров встретить? Мог. Герой-любовник хренов на танцульках только девок и обхаживал. Русалочья икра!» Найд метнулся обратно к дыре, но снова замер. Звуки наверху стали громче, зашуршало сено, что-то упало на пол — пара сапог?

«А если это вовсе не Айден? И даже если он… Может, он не знает о ребенке? Или, может… это у него вообще в первый раз?» Ступая на цыпочках, Найд прокрался к лестнице. На мгновение ему вспомнился выговор херра Харриса. Но ведь это не будет настоящим подглядыванием! «Мне просто нужно увидеть, кто это. И если это молодой ленлорд…» Не додумав мысль до конца, парень полез наверх. Судя по доносящимся до него звукам, события на чердаке набирали оборот. Еще один осторожный шаг — и голова Найда высунулась над краем пола.

Первое, что разглядел наблюдатель, была невероятно белая гладкая женская нога, утопающая в ворохе задранных юбок. Вторая нога покоилась на плече полулежащего на женщине Айдена. Одной рукой он придерживал ее за бедро, а другой азартно орудовал где-то под юбками, вызывая те самые воркующие вздохи и хихиканье, что и привлекли внимание Найда. Он не мог рассмотреть лица женщины, но знал — это Камилла. Ну не фру же Боливию молодой ленлорд, в самом деле, щупал на сеновале? А Камиллина двенадцатилетняя сестренка для этого дела еще маловата.

Айден тем временем отпустил ногу девушки и принялся свободной рукой возиться с поясом бугрившихся спереди штанов. Впавший в ступор Найд круглыми глазами наблюдал за его манипуляциями. В ушах тихие охи-ахи Камиллы гремели, как трубы Судного дня. Любовник наконец одержал победу над непокорными брюками. Его готовый к бою дружок выскочил наружу, парень потянул хихикнувшую Камиллу на себя.

Бабах!

Ведущая на чердак приставная лестница рухнула вниз. Голуби, прятавшиеся под стрехой от дождя, заметались под крышей, голося и осыпая сладкую парочку пометом и перьями. Виновник бедлама, мокрый и красный как рак, висел на локтях, из последних сил цепляясь за неровные доски.

Рев Айдена и визг Камиллы раздались одновременно. Разъяренный любовник ринулся к нарушителю спокойствия, путаясь в штанах. Не дожидаясь расправы, Найд отпустил руки и свалился вслед за лестницей в высоко наваленное сено. Не успел он выпутаться из его мягких объятий, как что-то тяжелое рухнуло сверху, ухватило за ногу, перевернуло.

— Ты что ж это творишь, индюк драный! — выдохнул Айден ему в лицо. В полумраке глаза парня метали молнии. — Мало тебе книжек поганых, так ты еще по чердакам пошел подглядывать?! Этому тебя монах в Гнезде научил?!

— Я не подглядывал! — завозился под молодым ленлордом Найд, понимая одновременно бесполезность сопротивления и глупость непроизвольно вырвавшихся оправданий.

— Ага! Ты природой любовался! — Айден продемонстрировал носу жертвы кулак. — Тебя вздуть до потери памяти или сам забудешь все, что только что видел?

Найд инстинктивно вдавил затылок глубже в сено, скашивая глаза на орудие ленлордовой мести:

— Я забуду. Только ты скажи… У тебя это в первый раз? В смысле — с Камиллой.

— А твое какое дело? — Айденов кулак вырос в размерах и небольно, но унизительно ткнул Найда в нос. — Как известно, любопытной Варваре…

— Нет, ты не понял, — парень завертел головой, уворачиваясь. — Это правда очень важно! Мне надо знать, был ли ты раньше с Камиллой. Три месяца назад, а? Может, на Купалу?

— ТЕБЕ?! НАДО?! ЗНАТЬ?! — С каждым угрожающим рыком Айден встряхивал жертву, все глубже вжимая ее в мягкую копну. — Извращенец!

«На плечах точно синяки останутся!» — выскочила в голове Найда мысль. Сухие соломинки больно кололи шею, одна из них норовила забраться в нос:

— А сам-то?! Совра… совра… совра-апчхи! — титель!

Инстинктивно Айден попытался увернуться от смачного чиха. Хватка на плечах жертвы ослабла. Найд пнул куда-то коленкой, вывернулся из-под ленлордова сына и скатился с копны. Айден охнул, придерживаясь за ширинку, но мужественно продолжил преследование — на четвереньках и очень тихим ходом. Найд легко увернулся:

— Да ты хоть знаешь, что Камилла… — Он захлопнул рот. «Русалочья икра! Я чуть не проговорился!» На чердаке стало подозрительно тихо.

— Что — Камилла? — запыхавшись, прошипел Айден. Ему удалось выпрямиться во весь рост, и он угрожающе навис над отцовым воспитанником.

Найд покосился на край чердака и обреченно прошептал:

— Ты хоть любишь ее?

Молодой ленлорд раздраженно фыркнул:

— Какой ты еще все-таки пацан! Ну при чем тут любовь? — Внезапно он нахмурился, как-то по-новому посмотрел товарищу в глаза и понизил голос: — Погоди-ка, приятель, уж не втюрился ли ты сам в… — Айден повел взглядом в сторону чердака.

Найд вспыхнул:

— Вот еще! Ты бы лучше балдой своей думал, а не тем, что у тебя в штанах! Что, если ты ей ребенка сделаешь?

Ленлордов сын упер руки в боки:

— А ты чего беспокоишься? Небось не мамаша моя покойная!

Упоминание о леди Женевьеве было ударом ниже пояса. У Найда колено зачесалось, так ему захотелось отплатить Айдену той же монетой, только уже не словесной. Однако он подавил порыв и шепотом выпалил:

— Это тебе надо беспокоиться! За лен свой в том числе!

Айден моргнул и опустил руки:

— А при чем тут мой лен?

— Какой ты еще все-таки пацан! — передразнил Найд интонацию молодого ленлорда. — Думаешь, Камилла с тобой на сеновал скакнула за красивые глаза? Все знают, что херру Харрису неважно, кого ты обрюхатишь: благородную леди или мельникову…

«Хрясь!» Ладонь Айдена ударила его наотмашь, тыльной стороной. Найд пошатнулся, но устоял, прижимая руку к разбитым губам.

— Ты… ты… — Молодой ленлорд побелел, его трясло. — Хоть и заговорил, а все брешешь, как пес! Лучше б так навсегда немым и остался!

Теперь у Найда вся кровь отлила от лица. Будто в тумане, он увидел Камиллину рыжую голову, свесившуюся вниз с чердака. Девчонка ехидно улыбалась, в кудрях застрял голубиный пух. Развернувшись на месте, парень бросился к потайному лазу, едва не выломав доску, закрывавшую дыру.

— Найд! Погоди, Найд!

Кажется, Айден кричал еще что-то вслед, но он уже мчался через дождь, не разбирая дороги.

Мастер Ар поднял лицо к небу, подставляя горячий лоб под хлещущие струи. Его шатало. Он не заметил, как блуждание в спирали подточило силы. Не заметил, когда начался дождь. Маг стоял в вуали последнего витка, ведущего прямо к центру проклятия. Пепельные фигуры вокруг размокли — маны не любили воду. Полупрозрачная плоть текла серыми разводами, как воск с долго горевших свечей. Но сами разделенные сущности никуда не текли — они просто становились невидимыми. Эликсир все еще держал их на расстоянии, но как только маны обнаружат чужака… В планы Ара меньше всего входило сражение с оголодавшими по плоти невидимками.

Маг собрался и снова начал инкантации:

— Óss er flæstra færða mtjri…

Он смотрит через щель в собачьей будке. Ее бывший обитатель Мтар — помесь волка и волкодава — был огромен. Мальчишке даже не пришлось сворачиваться клубком, чтобы заснуть. На вонючем полу оказалось достаточно места. Но теперь утро. Между двумя неплотно пригнанными досками он видит двоих детей — богато одетых, чистеньких. Девочка лет девяти и хмурый мальчик постарше — сразу видно, брат и сестра. Рядом с ними — угрожающего вида дядька с мечом у пояса. К троице присоединяется еще кто-то — из щели не видно, кто. Но по голосу он сразу узнает человека с Молнией, Чару.

— Вот, ребятушки, хочу сделать вам подарок. Ты же давно хотела щенка, Рунна? Так вот вам щенок, да еще не простой.

Девочка исчезает из поля зрения, только мелькают тощие косицы. Слышится смачный поцелуй.

— Спасибо, пап. А можно его посмотреть?

Девочка — Рунна? — подходит ближе, пытается заглянуть в будку. Он съеживается, но Рунну удерживает за плечо бородатый дядька.

— Не спеши так, детка. Этого щенка еще надо приручить.

На скучающем лице мальчика впервые появляется интерес. Он вытаскивает из-за пояса увесистую деревяшку с крестообразной рукоятью — игрушечный меч. Анафаэль пытается отползти к дальней стенке будки. Это не помогает. Бородатый тянет за лежащую на земле цепь и вытаскивает его на свет.

Найд бежал через лес, мокрые ветви щедро раздавали ему пощечины. За дело. Сапоги скользили по опавшей листве, проваливались в грязь, несколько раз он падал. Дома влетит за брошенную работу, но это тоже за дело. «Ну что я наделал? Теперь Айден наверняка сидит и утешает несчастную Камиллу, и чем эти утешения закончатся… Надо что-то придумать!»

Но мысли скакали неуправляемо, как ноги через корни, лужи и ямы, увлекая его темными звериными тропами туда, где он так давно не был. А слова Айдена звучали в голове, снова и снова, подстегивая, преследуя, как спущенная загонщиком свора: «…все брешешь, как пес! Лучше б ты так навсегда немым и остался!»

— Собака должна ходить на четырех лапах!

Цепь больно дергает за шею, тянет к земле. Расшитый сапожок становится на нее, укорачивая так, что Анафаэль вынужден растянуться в пыли. Это Симург, тот самый бородатый дядька, показал Эрэ, как надо.

— Вот так, Мтар! Давай на четвереньках, давай! — Второй сапожок пинает его под зад, заставляя подняться с земли, встать на карачки. — Глянь, Рунна! Похоже, из него еще получится послушный пес!

— Это не настоящая собака, придурок! — морщит носик девочка с косичками. — Собаки одежду не носят!

Эрэ хмурится, соображая:

— Эй, ты! А ну снимай тряпки! — Пинок в ребра. — Ты что, не понял?! Снимай или я тебя из них вытрясу! — Еще пинок.

Анафаэль пытается стянуть рубаху через голову, но мешает цепь. Сын Чары дергает, и давно сопревшая ткань с легкостью рвется.

— Теперь штаны! Ну!

Рунна рассматривает его, задумчиво посасывая леденец. Анафаэль не выдерживает:

— Да пошел ты!

Первый удар собачьей плети всегда хуже всего. Симург научил Эрэ, как бить, а мальчишка оказался прилежным учеником.

Постепенно Найд замедлил шаг, пытаясь определить, куда занесли его ноги. Это не очень получалось — вокруг были только дождь и мокрый, густой подлесок, тыкающий в бока острыми ветками и уже разодравший штаны на бедре. То ли в этой части леса он оказался впервые, то ли не мог узнать ее из-за полумглы и льющейся отовсюду воды. Найд начал продираться в направлении, в котором, он надеялся, находилась Горлица.

Он снова смотрит в щель будки. Много детей. Чужие дети, незнакомые. Все идут сюда, Эрэ и Рунна впереди. Процессию замыкает скучающий Симург.

— А тут у нас щенок, папин подарок, — Эрэ свистит. — Мтар, ко мне!

Анафаэль вжимается в стенку будки. Он знает, что будет дальше.

— Ко мне, я сказал! А-а, плохая собака!

Стальной ошейник врезается в рану на шее, глубже и глубже с каждым рывком цепи. Он терпит, скрепя зубы, уперевшись ногами в одну стенку будки, а спиной — в другую. Вывернув голову, смотрит в щель. Эрэ на другом конце цепи покраснел от натуги. Среди детворы раздаются смешки. Симург делает шаг к своему подопечному, чтобы прийти на помощь. Анафаэль поджимает ноги, кубарем выкатывается из будки. Сопротивление неожиданно пропадает, и Эрэ валится на спину, к всеобщей потехе детей. Особенно громко хохочет Рунна.

Трудно молчать, когда на голую спину опускается собачья плетка. Он то ли воет, то ли скулит от боли. Дети снова смеются, теперь над ним.

— Сидеть!

Он садится в пыли. Теперь лучше Эрэ не злить, а то он войдет в раж.

— По-собачьи сидеть!

Гости рассматривают его, беззастенчиво, как это делают только дети. Впервые он рад, что такой чумазый. Толстый слой грязи покрывает кожу, как одежда, которую у него отобрали, как собачья шкура.

Рунна ставит на землю миску с объедками. От миски воняет тухлятиной, но рот наполняется слюной. Ему не давали есть уже несколько дней.

— Что, лопать хочешь, Мтар? Тогда — голос!

Он молчит. До миски далеко, не допрыгнуть — Эрэ держит цепь.

— Голос, тварь!

Тут он понимает, почему его «забывали» покормить. Эрэ готовился к предстоящему представлению, думал, щенок с голодухи станет покладистей. Ладно, он устроит им представление! Внезапно он встает во весь рост, почти упираясь носом в грудь «хозяина». Такая наглость несколько сбивает со старшего мальчишки спесь, и он забывает дернуть цепь.

— Где ты потерял свою честь, Эрэ? — Он не знает, понимают ли дети, что имя их приятеля означает «честь» на тан. По крайней мере все пялятся на него круглыми глазами. — Ты просто напыщенный, трусливый дурак! Ты похож на отца — убийцу за деньги, вора, травящего собаками…

Удар Симурга сбивает его на землю. Перед глазами темнеет. Это хорошо. Он почти ничего не чувствует. Почти. В нос и рот набивается пыль. Расплывчатый опрокинутый Симург отнимает у Эрэ плетку. Мальчишка что-то зло кричит, выхватывает из-за пояса игрушечный меч — такой красивый, почти как настоящий. Раньше Анафаэлю хотелось иметь такой. Раньше…

Найд остановился как вкопанный. Несколько мгновений он стоял неподвижно, слизывая языком бегущую в рот дождевую воду, слушая разговор ливня с лесом. Наконец он развернулся и зашагал в противоположную деревне сторону, в направлении болот.

В будке темно. Наверное, ночь. Он не сразу чувствует, что лежит на чем-то твердом и остром, так болит все тело. Шевелиться не хочется. Хочется пить. Кажется, он засыпает. Просыпается от того, что что-то впилось в бок. Ощупывает себя. Палка. Откуда она тут? Не сразу вспоминается меч Эрэ, да без гарды палка и не похожа на меч. Никто не заметил, что щенок накрыл обломок телом, прежде чем потерял сознание. Щепа длинная, острая на конце. Хорошо.

По болоту идти тяжело. Вода поднялась и стояла по колено, отмечавшие тропу вешки почти не видны за стеной дождя. Найд ступал медленно, осторожно, прощупывая длинной корягой дно.

Он дергается на шорох. Пальцы инстинктивно сжимаются на палке за спиной. Тень заслоняет звездный свет, отражающийся в стоячей луже у лаза в будку. Не сейчас! Дождаться, пока Эрэ будет без Симурга, один. Но Эрэ никогда не приходит ночью?..

В будку просовывается вкусно пахнущая миска.

— Не бойся, я тебя не обижу, — голос тоненький, девчачий. — Ешь, это тебе.

Он не двигается с места.

— Ешь. Я сейчас уйду, но вернусь позже, заберу миску.

Она уходит. Шаги неслышные, девчонка босиком. Он ест. Это не кости, не объедки, а теплая еще пшенная каша. Он старается есть тихо. Он хочет дождаться девчонку, но засыпает тут же, с вылизанной миской в руке. Утром просыпается с пустыми руками и странным, почти забытым чувством сытости в животе.

Она приходит опять, на следующую ночь. Опять с кашей. Он ловит ее руку прежде, чем она успевает исчезнуть в темноте. Рука тоненькая, но чистая. Она ахает от неожиданности, но руку не выдергивает.

— Как тебя зовут?

Ее глаза большие, темные-темные, в них блестит лунный свет. Она нервно облизывает пухлые губы:

— Ива. А тебя?

Такая маленькая. Не старше его сестры. У него ведь была сестра…

— Анафаэль. Кто тебя послал?

— Никто. Я сама.

— Почему? — Удивление так ясно звучит в его голосе, что Ива смущенно отнимает руку.

— Мне жалостно так стало… Это неправильно, что господа с тобой сделали. С людьми нельзя так.

Он пожимает плечами:

— А они меня за человека не считают. Мтаром зовут, полукровкой. Так Чарина волкодава звали, что в конуре этой раньше жил.

Ива внезапно настораживается, прислушиваясь к чему-то невидимому Анафаэлю за стенкой будки:

— Мне надо бежать. Нельзя, чтоб меня заметили. Ты хороший мальчик, Анафаэль.

Под кронами густых елей было темно, как ночью. Зеленые сумерки на поляне стали просто сумерками. Дождь проникал сюда скупыми, хвоей пахнущими каплями. Домик Найрэ превратился в черное пятно с белой кляксой по центру. Коза Марта топталась у двери и жалобно блеяла. Возможно, в непогоду старуха пускала ее внутрь. На этот раз дверь оставалась закрытой. Найд, не раздумывая, направился к домику. Остановился, прислушиваясь, на пороге.

Он ждет Иву. Не каждую ночь кухаркиной дочке удается ускользнуть из людской незамеченной, да еще и прихватить с собой недоеденную слугами кашу. Но он терпелив. Ива не приходила уже два дня, значит, наверняка появится сегодня. У него важное дело. Он ждет Иву.

Ее шаги почти не слышны среди обычных ночных шорохов. Но он научился узнавать их звук и радоваться ему. Ива уже близко. Но что-то не так. Она не одна в темноте. Он приникает глазом к знакомой щели. Ночь безлунная. Воздух тяжел предчувствием грозы. Все, что он видит, — только тени, игра теней в отсутствие света.

Черный силуэт заступает дорогу маленькой фигуре. Сзади появляется высокий, страшный, темный. Сдавленный крик. Бряканье упавшей в засохшую грязь миски.

— Так вот кто подкармливает щенка?! Мешает мне натаскивать полукровку? — В голосе Эрэ слышится неприкрытое торжество. — Накажи ее, Симург!

Рука Анафаэля сжимается на деревянном обломке. Нет, не сейчас! Дождаться, когда Эрэ будет один. Ему не справиться со взрослым, с воином.

Маленькая тень бросается в сторону. Большая страшная замахивается. Удар отрывает маленькую от земли. Она падает с тупым неживым звуком, как тряпичная кукла. Что-то не так. Ива? Ива!

Ни Симург, ни Эрэ не смотрят в его сторону. Когда они оборачиваются на звон цепи, Анафаэль уже почти на расстоянии удара. Почти. Глаза Эрэ расширяются — два блестящих медяка в темноте, — когда он видит заостренную палку в руках щенка. Страх приковывает его к месту. Страх воняет мочой. Анафаэль бьет что есть силы. Деревяшка входит глубоко в мягкую плоть — в бок Симурга, успевшего отпихнуть господина. Одним ударом воин отшвыривает щенка от себя. Зажимает руками бок. Сгибается пополам, выкрикивая хриплые проклятия. Между пальцами сочится и капает на землю черная влага.

Анафаэль не смотрит ни на него, ни на всхлипывающего в грязи Эрэ. Он видит только Иву. Он не может дотянуться до нее, не пускает цепь. Глаза девочки уставились прямо на него, не мигая. Свет в них погас. Там, где ее щека касается земли, грязь темнее, и темнота расползается, расползается… Где-то далеко гремит гром.

Найда трясло от холода. Только теперь, когда безумный бег через чащу и переход через болото кончились, насквозь промокшее тело охватил озноб. На стук в дверь никто не ответил. Только дождь шептал в высоких кронах, топтался по дерновой крыше, щекотал ледяными пальцами шею. Дождь хотел сказать что-то, хотел предупредить — или напомнить?

Парень постучал еще раз, настойчивей. Рука заметно тряслась, изо рта шел зябкий пар, не успевавший рассеиваться в насыщенном влагой воздухе. Неужели Найрэ бродила по лесу, в такую-то непогоду? Коза ткнулась головой под колени незваному гостю, сердито заблеяла. Ее круглые янтарные глаза будто говорили: «Ну, глупый человек, долго еще стоять будем? Или, может, додумаешься дверь открыть?»

Найд взялся за бронзовое кольцо, повернул. Дверь подалась и отворилась в темную тишину. Коза попыталась последовать за гостем, но веревка была коротка. Закрывшись, толстая дубовая створка заглушила Мартино разочарованное «мэ-э!».

— Найрэ, это я, Найд!

Тишина ответила стуком крови в ушах. Парень немного потоптался на месте. «Уйти или подождать, пока старуха вернется?» На чисто выскобленный деревянный пол с него уже успела натечь темная лужица. Лужица была не одна.

Глаза, привыкшие к царившему в хижине полумраку, различили теперь цепочку следов, ведущих вглубь комнаты. В каждом мокром пятне с комками нанесенной с болота грязи могли бы уместиться обе Найдовых ноги разом. Сердце парня пропустило удар, а потом заколотилось с такой силой, словно хотело выскочить из груди. С сосущим чувством под ложечкой, весь дрожа, он медленно пошел по следам — на крохотную кухоньку, мимо потухшего очага, вокруг обеденного стола…

Найрэ лежала, откинув голову, в окружении разметавшихся по полу белых волос. Одна ее рука покоилась на расшитом кошеле у пояса, будто прикрывая единственное сокровище. Другая была откинута в сторону, пальцы все еще сжимали карту с черной рубашкой. Рядом валялся опрокинутый табурет. Казалось, будто ведьма села к столу Аркан раскинуть, да так и упала, как громом пораженная.

Ноги у Найда подкосились, и он рухнул на колени у тела Найрэ. Все было так знакомо: полумрак, поза, в которой лежала женщина, устремленный на него немигающий взгляд, его страшная стеклянная пустота. Найд потянулся, чтобы закрыть глаза старухи. Веки были еще теплыми. Дальнейшее произошло так стремительно, что он не успел среагировать, не успел разорвать контакт или оказать сопротивление.

…страшная боль за грудиной, невозможность вздохнуть, втянуть в себя воздух, которого полно вокруг, за который беспомощно цепляются скрюченные пальцы…

— Ты видела его? Черные волосы, голубые глаза, он был пленником в Чарах. Теперь ему должно быть шестнадцать лет.

— Нет, не видела, не знаю.

— Ложь! Где он? Скажи — и будешь жить.

Черный капюшон, а под ним — лицо без лица.

— Ты пришел погадать? Я расскажу тебе будущее.

— Что ж, погадай, старая. Только меня не будущее интересует, а прошлое.

Прошлое. Так больно. Пустота в груди разрывает легкие. Кровь разрывает сердце. Только бы успеть. Будущее. На ощупь оно холодное и гладкое, как карточная рубашка…

Со всхлипом Найд втянул в себя воздух. Никогда раньше он так не радовался способности дышать, жить. К горлу подступила поднявшаяся из желудка желчь. «Не хватало еще проблеваться и осквернить тело!» Он попытался отползти в сторону, но руки подгибались под его весом. Пальцы наткнулись на что-то незамеченное в момент первого шока. Карта. И еще одна у подола старухи. Обе лежат кверху знакомыми рисунками. Безумец. Маг. «Стоп! А что там, в руке Найрэ?»

Все еще дрожа, теперь чисто нервной дрожью, Найд осторожно разжал хватку мертвой. Острый край аркана, очевидно, порезал ладонь, капли крови пятнали морщинистую кожу и пол. Найд повернул карту. Этого изображения он еще не видел. На фоне гор стояли три фигуры: в центре — темноволосая девушка, скрестившая руки на груди; по обе стороны ее — двое молодых мужчин. Все трое — удивительно похожи друг на друга. Юноши различались только цветом одежды: черной у одного и белой у другого. Руны, бегущие под картинкой, могли читаться двояко: «разлученные» или «распутье».

Слова Найрэ зазвучали у него в ушах: «Тебе вскоре придется принять важное решение, и выбор будет только твой: ты волен избрать любое направление, идти куда угодно, на свет или во тьму». Что ж, новый аркан, что бы он ни значил, не принес объяснения, а единственный, кто мог бы истолковать его… Найд потянулся вложить карту обратно в руку хозяйки, но тут взгляд упал на что-то ранее скрытое безвольной кистью. Капли крови на полу были странным образом размазаны — не просто растерты судорогами умирающей, но соединены в узнаваемый узор. Больше всего это напоминало руническое письмо. Да, определенно кровью было коряво, но узнаваемо нацарапано: «¥ΛÏVĘ».

«Кто бы мог это написать? Умирающая? Что такого важного в этом послании, что она потратила на него последние силы? И почему Найрэ выбрала руны, которые никто из возможных посетителей домика и прочитать-то не сможет? Никто, кроме… Неужели женщина оставила свое последнее слово лично для меня? Рассчитывала, что я приду сюда и увижу… Что? В переводе на тан или его местный диалект, азири, надпись будет означать „жив“, „жива“ или „живы“. Все это — „¥ΛÏVĘ“. Руны — не самый прозрачный язык, они всегда оставляют простор для толкования».

Найд внимательно осмотрел карту в своей руке. Двое юношей и девушка, одинаковые лица, «разлученные», «распутье»…

Близнецы!

Он вскочил на ноги. Вылетел из домика, едва не снеся дверь с ветхих петель. Споткнулся о топтавшуюся у дверей Марту, растянулся в грязи. Коза обиженно мекнула и оттрусила в сторону.

«Жив. Жива. Живы». Может ли это значить, что его брат выжил? Или что сестре удалось скрыться от охотников в лесу? А возможно… Возможно, живы они оба? Айна? Ахнат? Он шептал имена, которые заставил себя забыть восемь лет назад, и они обжигали губы, сдирали с сердца наросшую колючую кожуру, открывая нежное, беззащитное, как ядро каштана, нутро. Невозможно, невозможно! Ведь он не чувствовал их с тех пор.

«¥ΛÏVĘ». Это всего лишь воображение. Всего лишь надежда на обретение надежды. Если бы только Найрэ могла ответить на его вопросы! Но кому понадобилось ее убивать? Ведь он видел, ее убили. Мастерски, не оставляя следов насилия. Любой, обнаруживший тело Болотной Бабки, подумал бы, что старуху просто хватил удар.

«Где он?.. Был пленником в Чарах… Ему должно быть теперь шестнадцать…»

«Неужели человек без лица пришел сюда за мной? Из-за меня погибла Найрэ? Снова из-за меня!» Найд поднялся с земли, не отряхиваясь. Прислушался к шороху дождя. «Нет, кто бы ни был неизвестный убийца, он теперь далеко. Иначе я бы встретил его на топях. И тогда наверняка это была бы моя последняя встреча». Мысль заставила его зябко поежиться. «Куда направился незнакомец? Он не добился ответа от Найрэ, но все же… Ведь как-то подонок отыскал Болотную Бабку. Что, если он заявится в деревню? Херр Харрис держит двери своего дома открытыми для путников, особенно в непогоду».

Возникшая в воображении картина с безликим громилой на первом плане и черными перчатками, сдавливающими горло опекуна, — на втором вывела Найда из столбняка. Он метнулся обратно в дом, подхватил с полу «Безумца» и «Мага», осторожно снял с пояса Найрэ кошель с Арканом и отправил все себе за пазуху. Херр Харрис этого бы не одобрил, но ему знать о картах необязательно. Странно, но через ткань кошеля характерного холодка и покалывания не чувствовалось. Найд как следует запахнул тунику на груди, чтоб карты не намокли, и выбежал в дождь. Марта укоризненно заблеяла вослед.

Конура больше походила на невысокий сарайчик без двери. Мастер Ар поежился при мысли о том, какого размера должна была быть обитавшая там до щенка псина. Впрочем, собачкой уже давно отобедали черви, да и будка просвечивала насквозь — морочная, как и все тут, в чарском борге. Идиот ярл поплатился сполна за свою тягу к развлечениям.

Центр спирали находился именно здесь, где восемь лет назад сотворил смертельное проклятие полуживой мальчишка. Эфирный маг, уничтоживший весь род своего притеснителя, да еще и целый борг вместе с обитателями. Ар не мог не признаться самому себе, что невольно начинал уважать такого врага. Теперь оставалось только пройти ядро, а там уже близко то, зачем он сюда пришел. Маг смочил языком пересохшие губы, снова завел свой речитатив и вступил в свет.

Все ушли. Наверное, подумали, что он мертв. Били сильно. Может, он и вправду умер. Не чувствует ничего. Только слышит гром. Уже близко. Видит молнии. Он и сам будто молния. Как тот огненный шар, что однажды летом в грозу летал над полем, пока не ударил и не спалил дотла стоявшую на опушке баньку. Он тоже может летать. Он налит белым светом, и свет делает его легким, таким легким… Он не может шевельнуть ногами, но взмывает в воздух, парит на его волнах, скользит по натянутым струнам энергий, пронизывающих все. Молнии падают прямо на него и насквозь, он собирает их лиловое сияние кончиками пальцев, потом пальцев уже не хватает, лиловое сливается со светом внутри него, заполняет так, что вот-вот выплеснется через край. Но он держит прирученный эфир, пока еще держит. Важно найти единственно правильное слово. Пусть оно сожжет язык, пусть он никогда больше не произнесет ни звука! Слово — это ключ, это начало и конец.

За маму и папу. За Анхата. За Айну. За Иву. Одно слово.

ЧАРА

Это здесь. Кровь жертвы и кровь палача, связанные кровью мага. Какой мощный замок! Даже зная слово-ключ, Мастер Ар не мог отпереть его — не хватало сил. Эфир отторгал чужеродную магию, свет причинял боль. Хорошо, что не надо возиться с проклятием дальше. Осталось только пройти по хвосту спирали, точнее, проползти. Ядро отняло неожиданно много сил. Зато теперь можно и поперек, необязательно следовать изгибам завитка. То, что ему нужно, находится в самом конце.

Чужие воспоминания мелькали быстро, как картинки в калейдоскопе. В ту ночь молния ударила в смотровую башню борга. В пожаре сгорела казарма, где спали воины, в том числе раненый Симург. Ар вспомнил Чарин герб. Нельзя не признать, у мальчишки было чувство юмора, хоть и довольно черное. Щенок поплатился-таки за свой чудовищный выброс, он онемел — или притворился немым? Во всяком случае, за свои последние месяцы в Чарах мальчишка не произнес ни слова. Застенки крепости пополнились новыми жертвами — участниками крестьянских бунтов. Ярл ответил на восстания ужесточившимся зверством. Зачинщиков вешали и четвертовали прямо во дворе борга, недалеко от места, где стояла конура. Мужики в ответ свирепели, жгли посевы, травили скот. Во всей этой неразберихе о полудохлом бессловесном щенке как-то позабыли. Пока однажды ночью ворота Чар не открылись для чужаков.

Мастер Ар мешком выпал из спирали и снова ощутил на лице дождь. Первозданный Огонь! Наконец-то! Он нашел то, что хотел, и даже более того. Лицо человека, подобравшего щенка. Его имя, звание. Оставалось только добраться до местечка под названием Горлица. Если, конечно, удастся вообще покинуть проклятый борг!

Маг лежал на боку, грязный, облепленный мокрым пеплом. Вокруг стояли безмолвным кольцом маны. Десятки, может, сотни. Светящиеся белые глаза смотрели прямо на чужака. Действие эликсира закончилось. Мастер нервно хихикнул — из горла вырвался хриплый каркающий звук. Девочка с косичками в первом ряду — Рунна? — прислушиваясь, склонила голову набок под неестественным углом.

— РЫ-ЫЦ! — Маг вложил все оставшиеся силы в этот беззвучный зов, успел уловить далекий ответ, и тут маны ринулись на него.

Глава 6 Удача Джейремии Хопкинса

Джей ненавидел дождь. Но еще больше ненавидел свою миссию, не позволявшую ему ни раскинуть над собой «зонтик» водоотталкивающего заклинания, ни включить «подогрев» промокшего, хоть выжимай, плаща. Сексоту, понимаете ли, надо сливаться со средой! А что среда эта может быть мокрой, грязной и холодной, на отборочном экзамене в Академии как-то забыли упомянуть.

Джей надвинул капюшон глубже на уши, что оказалось большой ошибкой. Собравшаяся в коварной складке вода тут же устремилась за воротник.

— Прок… — Джей едва сдержал готовое сорваться с языка магохульство, — …сто жуткая погода! — Хотя кто его тут мог слышать-то? Школярская привычка. Вокруг только раскисшие поля, еще более раскисший тракт впереди да кучка каких-то невзрачных крыш на горизонте. Это, что ли, Горлица? Ладно хоть с трехмерной картой местности сверяться не запрещалось — она проецировалась заклинанием прямо на глазную сетчатку.

Джей ударил пятками лошадь. Видно, его депрессия передалась скотине, которая едва шевелила облепленными грязью копытами.

— Н-но, милая! А то мы так до деревни и затемно не доберемся! Там тепло и эль авось поставят… То есть овса дадут.

«Ну вот, доколдовались, херр сексот. Уже с лошадью разговариваем!» Кляча, однако, вняла то ли Джеевым шпорам, то ли обещанию овса и перешла на тряскую рысь. «Нет, все-таки самое унизительное в этой ситуации — не мерзкий осенний дождь, не возвращающийся вопреки заклинанию „Исцеление“ насморк, не раздолбанная верховой ездой задница, а то, что на все эти прелести провинциальной жизни я напросился сам. А Магура-то хорош, старый пердун! И где так научился мягко стлать?! Его, мол, старика, ревматизм замучил, а на Чудесные Ключи путевку дают только в октябре. Задание у него, мол, первостепенной важности, замену найти трудно. Но, конечно, такой выдающийся молодой маг, как Джейремия Хопкинс, справится без труда с поставленной задачей и тем стяжает себе повышение в рангах, а может даже, и медаль на грудь. И я повелся на эту лабуду, как последний лох! Амбиции, понимаете, взыграли в одном месте. Тьфу! То есть…»

— А-апчхи!

Джей утер нос мокрой перчаткой, сверился с переписью горлицкого населения и прошлогодними заметками Магуры. К счастью, все это тоже выдавалось прямо на сетчатку. «Хорошо, дождь поутих и в глаза не заливает, как еще час назад. Так оно и есть! Как и в остальных точках — ничего интересного. Детей мужики много наплодили, но все испытаны, результат отрицательный. В записях гада Магуры против всех имен значится „нег.“».[5]

По прошествии восьми дней, проведенных под дождем и ветром в бессмысленном шатании по унылым деревням, вера Джея в святость СОВБЕЗовских инструкций основательно пошатнулась. «Ну скажите на милость, зачем крестьянам, обремененным голодными ртами, прятать детей по лесам и тем самым отказывать своим отпрыскам в единственной возможности выбиться в маги, получить образование и теплую должность в конфедерации? Неужели им хочется, чтобы их сопливый щенок всю жизнь навоз сгребал за свиньями, вместо того чтобы вкушать блага цивилизации в Тиаго Раи или Абсалоне?» Самому Джею этих благ сейчас ох как не хватало. Потомственному волшебнику в тридцать первом колене был абсолютно чужд и непонятен страх простого люда перед магами. Испытание и обучение в Академии казались ему единственно верным и естественным путем.

На подъезде к Горлице Хопкинс додумался до того, что ежегодные «чистки» придуманы исключительно в наказание лоховатым молодым сексотам — за заносчивость, или старым пердунам, вроде Магуры, — чтоб побыстрей на пенсию сбыть. «Конечно, ведь вся честь достается вербовщикам! Это они проезжают по провинциям в июле, по хорошей погоде, на белом коне и в блеске волшебных фокусов, вроде фейерверков, выскакивающих из шляп кроликов и бесплатных полосатых леденцов. Это они устраивают публичные испытания на площадях, привлекая толпы зевак. Это им достаются званые обеды, дары от местных умельцев и грудастые местные девки. Это у них есть реальная возможность сделать головокружительную карьеру, доставив в Академию детишек с мощным потенциалом. А что остается мне, младшему сексоту? Я ведь даже магом представиться не имею права. Так, очередной проезжий, стучащийся от двери к двери: пустите на постой, люди добрые».

Джей вздохнул и зло пнул лошадь по бокам, направляя в ворота Горлицы. Небольшая деревенька была окружена ладным частоколом — только отдельные хутора рассыпались там и сям по окрестным полям. Очевидно, хуторяне могли укрыться за стенами Горлицы в случае опасности. Ворота стояли гостеприимно распахнутыми, но оно и понятно: на одном из опорных столбов торчал замаскированный под козлиный череп «страж». Как бы ни был беден местный ленлорд, а на магическую сигнализацию он раскошелился. Хотя… Может, всей деревней скидывались.

Джей потрусил по главной улице. Точнее, трусил под ним мерин, а улица в Горлице согласно карте наличествовала всего одна. По сторонам сексот особо не оглядывался — за дождем все равно ничего толком не разглядеть, да и что разглядывать-то — трактира в этой «глубинке» построить еще не додумались. В серой мороси прямо по курсу возникла замотанная в плащ фигура и приветливо замахала рукой. Значит, работает «страж»-то. Джей направил лошадь за провожатым, даже пинок не потребовался. Видно, почуяла коняга теплый хлев: уши — торчком, хвост — веером.

Через несколько минут сексот уже входил за хозяином в натопленную светлую горницу. Высокий, начинающий седеть мужчина, назвавшийся херром Харрисом, пригласил странника присесть и послал за сухой одеждой да снедью конопатую Гореславку. «Так это я к самому ленлорду на блины попал», — размышлял маг, оглядывая скромное чистенькое жилище. Он плел херру заранее заготовленную легенду о сироте из Суи-Суи, потерявшем семью во время мора, выросшем в приюте, а теперь пробирающемся на побережье, чтоб наняться на торговый корабль. Таких сирот всех возрастов и фасонов соседние с Суи-Суи княжества перевидали за последние годы немало, так что история должна была прокатить. По крайней мере, в других деревеньках наживку заглатывали с крючком, и бабы с увлажнившимся взором тащили на стол что было в печи — подкормить симпатичного бедняжку.

Пока Джей, мигая крупными карими глазами и сдвигая соколиные брови домиком, повествовал о трудностях сиротского быта, он не забывал потихоньку проводить контроль помещения. Как и ожидалось, тут не было никаких следов магии. Херр Харрис сочувственно кивал, на столе появились наваристые щи и буханка ароматного хлеба. Гореслава, развешивавшая над печкой мокрые тряпки гостя, тайком утирала косоватые глаза. Короче, все шло по заведенному сценарию.

— Н-да, парень, круто с тобой жизнь обошлась. Но ты хоть знаешь, кто и откуда, родителей своих помнишь. А вот мне довелось приютить мальчонку… Ни роду ни племени, совсем еще малышом был, видно, когда осиротел. Да и судьба так его обидела. Он даже не говорил поначалу, думали, немой. Только стараниями супруги моей покойной выправился парнишка, и, думаю, толк из него будет, ведь он к грамоте способный.

Настала очередь Джея сочувственно кивать, чем он и занимался, пока суть сказанного не проникла в полусонное от сытости сознание. Полная щей ложка замерла у разинутого рта. «Сирота. Он сказал — сирота! Но ни в переписи, ни в записках Магуры никакого сироты не было! Ни с корявым „нег.“, ни без него!» Заметив удивленный взгляд хозяина, Джей с трудом растянул губы в улыбке и отправил ложку по назначению. «Неужели это — настоящее?! Находка?! Надо выспросить у Харриса все поподробнее. Да и где этот немой грамотей?»

Херр Харрис рассказывал охотно, но из всего вороха вываленной на гостя информации сексот выяснил не слишком много полезного. Подопечному ленлорда могло быть, навскидку, от четырнадцати до шестнадцати лет, паренек жил у херра Харриса в нахлебниках лет восемь. И куда глаза сволочары Магуры смотрели, это же его район?! В данный момент объект работал на местной мельнице вместе с Харрисовым сыном; ни имени, ни фамилии у сироты не имелось — хоть мальчишка от немоты и излечился, как его зовут, никто допытаться не смог. Так что ленлорд окрестил приемыша просто Найдом.

— Я сначала Бренденом хотел назвать, — смущенно пояснил херр Харрис, проводя ладонью по седеющим волосам. — Так звали брата Айдена, младшего. Он умер при рождении. Но леди Женевьева запретила. — В глазах хозяина промелькнуло виноватое выражение. — Ты только не подумай, она мальчика сразу полюбила. Просто боялась, что имя это несчастье накликать может. Ну не Найденышем же было парнишку звать? Вот и решили сократить до Найда. Звучно и сочетается хорошо: Айден и Найд.

Джею абсолютно не было дела до трогательной семейной истории — следовало получить необходимые сведения и составить план действий. В доме они остались одни — Гореслава утопала по своим делам, остальные вернутся с мельницы только к ужину. Недолго думая, Джей наставил на херра Харриса указательный палец. Ленлорд обмяк, взгляд сделался бессмысленным, рот слегка приоткрылся, придавая благородному лицу глуповатое выражение. Не спеша, старательно сексот выговорил заклятие правды — все-таки первый самостоятельный допрос, очень уж не хочется, чтобы что-то пошло наперекосяк.

После парочки контрольных вопросов, показавших, что чары подействовали, Джей перешел наконец к делу:

— Почему твой подопечный, Найд, не значится в переписи?

— Не знаю, — без выражения ответил подозреваемый.

Солгать херр Харрис не мог. За учет населения отвечали церковники и местный ярл — Гнездо, кажется?

— Вы уведомили власти о сироте?

— Да, — все тот же невыразительный голос.

— И церковь, и вашего сюзерена?

— Да.

Так, значит, обычная халатность на местах. Что ж, с этим разберутся. Не его, Джея, это дело. Его дело — сообщить куда следует.

— Почему ваш подопечный не явился на призыв? Причем неоднократно?

— Его не было в деревне, когда приезжали вербовщики, — четко выговорил ленлорд. Одно удовольствие работать с заклинанием правды!

— И где же он был?

— В лесу прятался.

— Или вы его прятали? — чуть поднажал на «вы» Джей.

— Нет, не я, — все тот же спокойный голос. — Найд убегал из дома и не возвращался, пока вербовщики не покидали деревню.

— Почему вы не оповестили магов? — гнул свою линию Джей.

Херр Харрис чуть задержался с ответом. Неестественно расслабленные лицевые мускулы свела гримаса.

— Я не мог.

— Что значит «не мог»?! — Джей услышал раздражение в собственном голосе: с такой скоростью мы далеко не уедем.

— Не мог нарушить обещание, — по лицу ленлорда снова проскользнула тень. Слова давались с трудом. — Я поклялся, что здесь, в Горлице, мальчику никто не причинит вреда, что ему больше ничто не угрожает.

Брови Джея взлетели под длинную челку: похоже, он только что обнаружил не только укрывателя, но еще и настоящего заговорщика! Внутренне дрожа от возбуждения, он вкрадчиво спросил:

— И что же, херр Харрис, по-вашему, вербовщики СОВБЕЗа могли причинить вашему подопечному вред?

— Нет… Да… Возможно…

«Вот вам и хваленое заклятие правды! Ну что он там лепечет!»

— Так нет или да?! — Джей невольно повысил голос, но спохватился, покосившись на приоткрытое окно. Хотя чего там, за шумом дождя все равно никто ничего не услышит.

— Я не знаю, — на побледневшем лице подозреваемого выступил пот. — Только на Найда уже однажды охотились, я не мог допустить, чтобы это повторилось. К тому же он боится волшебников.

«Ага, это уже кое-что!»

— Еще бы, с вашим-то воспитанием!

— Нет, это у Найда уже было. С самого начала. Я не смог его переубедить. Потому он в лес и убегал. На ярмарке всегда обходил шатер магов стороной, и, когда целительница к леди Женевьеве приходила, он прятался.

— Целительница? — насторожился Джей. В Магуриных записях ни о какой целительнице речи не было!

Лоб херра Харриса прорезала вертикальная морщина, скрюченные пальцы вцепились в край столешницы. «Ишь как его корчит! Ничего, против заклятия не попрешь, сейчас разговорится!» Так оно и случилось.

— Она безвредная… — Херр Харрис говорил медленно, словно пытался проглотить каждое срывающееся с языка слово. — Так, травами помогает. Местная женщина. Болотная Бабка. Она не волшебница. Это только дети ее ведьмой зовут.

Джей откинулся на спинку стула и удовлетворенно скрестил руки на груди, наблюдая за муками подозреваемого. «Что ж, мы еще посмотрим, кто тут лох — я или Магура! Прозевать такое вражье гнездо у себя под носом! Беглый паренек неизвестного происхождения, укрыватель и диверсант в одном лице, подпольная ведьма. Да за такое старикана не на пенсию, а в Торд-на-Рок[6] сошлют! Это же… Целый заговор!»

Маг бросил короткий взгляд в окно. Надо бы вызвать подкрепление, чтоб успели до темноты. Но хватит ли ему полученной информации? К тому же ой как хочется справиться с этой кодлой самому. Вот это, действительно, может — и медаль на грудь…

Джей быстро сверился с кодексом сексота. Похоже, ситуация оправдывала «вторжение». А если и не оправдывала, всегда можно ее подогнать под размер. Он внимательно осмотрел горлицкого ленлорда. Так, лет под сорок, но мужчина еще крепкий, сердце вроде здоровое, сосудами тоже не страдает. Ничего, выдержит. Главное, в формуле не напортачить, все-таки шестой уровень. Лучше войти через прикосновение для подстраховки, да и контакт будет крепче. Джей подтащил стул к пялящемуся в пространство херру Харрису. Сделав глубокий вдох, сексот расслабился, положил руку на холодные пальцы подозреваемого, все еще цепляющиеся за стол, и перешел на Высокую Речь.

Глава 7 Джейремия Хопкинс путешествует во времени

Харрис стоял на опушке леса, вглядываясь в затопивший поля предрассветный туман. Невероятно, но предсказание Найрэ оказалось верным: вечно дующий с фьорда беспокойный ветер улегся, погода переменилась, и на землю легло толстое белое одеяло, в котором без труда могла укрыться целая армия. Ну, армии, положим, у них не было. Хорошо, если сотня бойцов, собранных ярлом Хладом со своего и соседних ленов. Половина — обученные дружинники, половина — мужицкое ополчение. В основном зеленые юнцы, чьих отцов чарский ярл то ли перевешал, то ли бросил в острог. С таким воинством была у них одна надежда — что человека Хлада не схватят, и он, как договорено, откроет по сигналу ворота борга, пока защитники спят.

Харрис зябко поежился. Вот уж не думал, что снова придется в глухой предрассветный час стоять на посту с мечом у пояса и тугим ремешком шлема под подбородком. Ведь он сложил оружие десять лет назад, когда уволился из абсалонской армии в чине старшего хорунжего. За выслугу и ранения получил титул с крохотным кусочком земли и леса и с тех пор хранил верность жене, ребенку и мирным обязанностям горлицкого ленлорда. Но приказ сюзерена есть приказ. Впрочем, осуждать ярла Хлада Харрис не брался — он знал, что значило потерять сына. Да и мужики горлицкого лена достаточно настрадались от грабительских набегов наглого соседа, так что иного, чем участие в Хладовом походе, от Харриса не ожидалось. Смущал только уже в лесу шепотом переданный по рядам приказ: «Пленных не брать!»

Хей, что это? Харрис насторожился: показалось или действительно кто-то движется в тумане? На всякий случай он бесшумно отступил за дерево. Прошло несколько томительных мгновений. Звуки быстрых шагов и тяжелое дыхание раздались отчетливей, где-то левее. Из молочной пелены возник маленький темный силуэт, сторожко оглянулся по сторонам и тут же нырнул в лес. Харрис рванул следом. Как он ни старался не шуметь, незнакомец заслышал погоню, сдавленно пискнул и дунул через лес так, что пятки засверкали. Харрис поднажал. Ноги у него были явно длиннее, чем у беглеца, так что вскоре он обрушился на тощую спину, как коршун, подмял под себя…

— Дяденька, дяденька, не бейте! — затравленно донеслось из вороха опавших листьев. Харрис перевернул добычу чумазым лицом кверху. «Ба! Да это же пацан!»

— Ш-ш! Я тебе ничего не сделаю! Ты — Люк?

Собственное имя, услышанное из уст сурового пленителя, заставило мальчишку забыть о намерении заорать благим матом: «Спасите!»

— Ну Люк.

Белки глаз подозрительно блеснули в сумраке — пацан еще сомневался, правильно ли попал. Вот уж не думал Харрис, что чарским посланцем будет малолетка.

— А я — ленлорд Харрис. Пойдем, доложишь ярлу Хладу, что там, в борге.

Шли тихо. Звуки в тумане далеко разносятся, так что воины либо поснимали с себя все, что могло бренчать, либо замотали в тряпки. Лошадей оставили с маленьким резервом в лесу — для атаки они не понадобятся.

От влажности все мгновенно намокло — одежда, волосы, лица. На коже и металле доспехов выступили росистые капельки — так густо, что в сером предутреннем свете люди казались с ног до головы одетыми в серебристую мифриальную броню. Впрочем, из всей сотни Харрис видел только спину бывшего боевого товарища, гор-над-четца Шейна. В густом «молоке» легко потерять друг друга, так что воины растянулись двумя цепочками и шагали, положив ладонь на плечо идущего впереди.

По словам мальчонки, стража на стенах спала сейчас мертвым сном — сработал подарочек Найрэ, сонное зелье, подмешанное матерью Люка в вечерний эль. Но потом и кровью нажитый опыт говорил Харрису: не стоит надеяться на то, что все пойдет по плану. Его уже настораживало то, что пока все развивалось так гладко. Туман лег где и когда надо, посланец из Чар добежал, стражники накачались элем с ведьминой «приправой». Воин беззвучно сплюнул под ноги. Того и гляди, ожидай подвоха.

Харрис начал уже подумывать, что его нехорошее предчувствие оправдалось, и они каким-то чудом промахнулись, пробрели в тумане мимо борга. Но тут земля под ногами будто вздыбилась и пошла вверх, круче и круче, пока Шейн не остановился так резко, что Харрис почти ткнулся носом ему в затылок. Они стояли перед земляным валом, на котором выросли стены Чар, почти не различимые в белесом мареве. Где же ворота? Шейн, у которого жена была чарская, довольно уверенно ткнул пальцем куда-то вправо. Харрис повторил его жест для следующего за ним Кеттина, зная, что указание будет беззвучно передано по цепочке.

Вскоре их группа встретилась со второй половиной отряда у ворот. Створки плотно закрыты, за ними — тишина. Что ж, по крайней мере, нападающих еще не обнаружили. Харрис дал бойцам знак приготовиться и занять позиции. Ярл поручил ему командование штурмовым отрядом, который ленлорд собрал из пяти своих надежных людей и десятка Хладовых дружинников. Они должны первыми ворваться в открытые отцом Люка ворота и постараться снять посты на стенах и только что восстановленной после пожара сторожевой башне.

Закричал стрепет — это Шейн подал условный сигнал. Шли томительные минуты. Ворота оставались закрытыми, из борга не доносилось ни звука. Шейн глянул на Харриса. Тот кивнул, и стрепет «циркнул» еще раз. Тишина. Харриса охватило странное спокойствие: ни один план не удается на сто процентов, и теперь он знал, где был прокол. Напряженные, по-утреннему серые лица вокруг разгладились при виде уверенного знака командира: «Ждать!» Судорожно сжавшие рукояти мечей пальцы чуть расслабились — люди доверяли Харрису: бывший хорунжий знает, что делает. Харрис тоже надеялся, что знал.

— Может, заложил он нас, херре? — жарко зашептал на ухо Шейн, почти беззвучно шевеля губами. — Или взяли его?

Харрис ответил в той же манере:

— Что заложил — не верю. Люк сказал, сестру его один из чариных костоломов убил. Девчушке всего семь было. А вот если Люкова отца схватили… Это мы скоро узнаем. Тогда и будем беспокоиться.

В этот момент за воротами послышался шум, будто на ворот наматывалась тяжелая цепь. Створки крякнули и стали раздвигаться с чудовищным грохотом — по крайней мере, так показалось привыкшему к тишине ленлорду. Как по команде, первые лучи солнца мазнули розовым туманное одеяло, и где-то на задах крепости заголосил петух.

Харрис и Шейн первыми ворвались в образовавшийся проем, за ними последовали остальные. Каждый из его людей хорошо знал, что делать. Расположение постов внутри борга было известно, цели — заранее распределены.

Скрип ворота и громыхание кованых петель разбудили ближайших стражников. Опоенные сонным зельем воины двигались медленно, спотыкались, не соображая, где свой, где чужой. Клинок Харриса прочно засел в кольчужной рубашке краснорожего охранника. Ленлорд почувствовал движение за спиной. Схватив с пояса кинжал, он пригнулся, поднырнул под нападающего, завел руку сбоку… И вовремя остановился. Рано полысевший, смертельно бледный мужчина с глазами Люка, запинаясь, бормотал:

— Я с-свой. Свой я. С-сынок мой… Л-люк… Как он? Живой?

Харрис убрал кинжал и снова взялся за меч:

— Жив твой Люк. С резервом он, в лесу.

Освобожденное лезвие обдало лысого каскадом алых капель. Харрис подумал, что Люков папаша хлопнется в обморок, но тот только отер рукавом лицо и махнул куда-то вглубь борга:

— А супостат, Чара-то, там дрыхнет. В опочивальне. Мне бы меч, господин солдат, так я б гниде сам голову срубил!

Харрис осмотрелся. Мечей вокруг валялось достаточно. Привратная стража и часовые на стенах были уничтожены, но шум схватки разбудил челядь и ярловых дружинников. Они выскакивали во двор в одном исподнем, а то и в чем мама родила. К тому же какой-то недобиток залез-таки на башню и успел дернуть колокол за язык, прежде чем его сняла стрела Шейна. Впрочем, было уже поздно. Отряд Хлада втянулся в ворота и рассыпался по боргу, заполняя галереи яростными воплями и звоном оружия. Противник почти не сопротивлялся. Солнце как раз высунулось над стенами крепости, и его лучи заставили вспыхнуть росистые доспехи прошедших сквозь туман солдат, придавая им вид легендарных Воинов Света. Неожиданность стремительного нападения и кажущаяся неуязвимость атакующих лишили чарских защитников мужества. Они бросали оружие, но Хладовы дружинники, следуя приказу, не щадили никого. Началась резня.

Харрис сплюнул, сунул дрожащему папаше меч краснорожего:

— Тебя как звать?

— К-кент.

— Ладно, Кент. Держись меня, не отставай.

Не оглядываясь, Харрис направился к отдающему распоряжения в центре двора Хладу. Какой-то герой на верхней галерее начал отчаянно поливать двор стрелами, грозя укокошить ярла, прежде чем дружинники догадаются отвести его в укрытие. И куда это Шейн смотрит? Воздух был его задачей. Харрис вскинул арбалет, прицелился в движение между прутьями перил, спустил крючок. Над решеткой махнули чьи-то руки в исподнем, лук плавно полетел вниз. Готов стрелок.

— А, Харрис! Легок на помине! Бери людей и давай с моими ребятами — Чару надо найти, и быстро.

— Прекратите бойню, херре! Вам нужен ярл, грабитель и убийца. Его люди уже сдаются, у нас явное преимущество.

Льдистые глаза Хлада прищурились, взяв Харриса на прицел, длинное лицо еще более заострилось:

— А ты кто такой, чтобы мне, твоему сюзерену, приказывать?! Есть только один способ уничтожить змеиное гнездо — выжечь его дотла! До последнего мелкого гада! И если уж молния небесная не смогла покарать скота, Чарой себя зовущего, так я, Хлад, стану продолжением Божьей руки. А ты… — Ярл ткнул усиленной стальными шипами перчаткой Харрису в грудь: — Хорунжий, не стой у меня на пути — смету!

— Ищите Чару, — бросил Хлад воинам, отвернувшись от Харриса. — Найдете, волоска на нем не троньте. Я сам из ублюдка жизнь выдавлю!

Харрис сплюнул. В утреннем воздухе нависали запахи крови, пота, вскрытых внутренностей и, как ни странно, эля — кто-то в азарте схватки раскурочил топором стоявшую под галереей пивную бочку. «Стар я стал для всего этого, ох, стар», — поморщился Харрис. Заприметив наконец укрывшегося за телегой Шейна, только что метко засадившего болт в голую задницу очередного чаровца, он подтолкнул Кента в сторону товарища:

— Давай, покажешь нам ярлову опочивальню.

В опочивальне Чары не оказалось. Только надежная, на резных дубовых ножках супружеская кровать сияла белоснежностью перин. Не обращая внимания на удивленные взгляды Хладовых дружинников, Харрис сунул руку под одеяло. Еще тепло. Шейн появился из дверей детской, качая головой. Никого. Придется прочесывать борг.

Воины разделились. Кент послушно семенил по пятам Харриса, хладовцы воинственно рванули вперед. Сам ленлорд шел не спеша: пять лет армейской службы давно убавили ему рвения. Наверное, поэтому он и углядел труп в боковом коридорчике. То есть этого добра повсюду было навалом, но приколотый копьем к стене человек, в отличие от легко одетых чарцев, оказался в полном боевом облачении. Это указало Харрису путь не хуже, чем если бы убитому на грудь пришпилили табличку с надписью: «Гады побежали сюда!»

Харрис свистнул, и Шейн в сопровождении нескольких менее ретивых дружинников скользнул в коридор вслед за ним.

— Куда он ведет? — тряхнул бывший хорунжий Кента, косившегося на мертвеца глазами испуганной лошади.

— Кто? А… ход-то? Да никуда. То есь… В скребдурий, а оттуда — в склеп. Фамельный, то есь. — «Скребдурием» Люков папаша, очевидно, именовал скрипторий.

— Ярл с предками решил попрощаться? — ухмыльнулся щербатым ртом Шейн. Какой-то шустрила успел лишить парня передних зубов.

— Нет, скорее поздороваться! — хмуро буркнул Харрис. — А о ходе потайном из Чар ты часом не слышал? — обратился он к Кенту, аккуратно отстраняя подрагивающее в опасной близости от бедра лезвие заемного меча.

— Ой, простите, херре. Слыхал, ясно дело. Так мало ли чего народ болтает.

Шейн и Харрис переглянулись. У ленлорда прорезалась прыть, при виде которой и дружинники наддали ходу, вывалив языки. В «скребдурий» они ворвались так, что монахи порскнули по сторонам, как испуганные воробьи. В противоположной входу стене как раз затворялась низенькая неприметная дверка.

Харрис всегда поражался быстроте реакции Шейна. Не подвел гор-над-четец и на этот раз. Арбалетный болт юркнул в узкую щель, оттуда охнуло, и чарский дружинник выпал наружу, не позволяя двери захлопнуться. Его дернули за ноги, но обмякшее тело оттолкнуло дверную створку в сторону, и Шейн, успевший перезарядить арбалет, снова выстрелил в темный проем. Что-то шумно покатилось вниз, пересчитывая ступеньки.

Хладовцы штурмовали дверь. Кент ринулся было за ними, воинственно выставив меч перед собой. Харрис тактично дал мстителю дорогу, но, когда тот пролетал мимо, ухватил за шиворот и чуть подправил траекторию. В результате боец вписался лбом в ребро высокого книжного стеллажа. Глаза, так похожие на Люковы, закатились, и Харрис осторожно опустил папашу на пол.

— Присмотри тут за ним, чтоб не буянил, отче!

Прячущийся за конторкой бледный монах часто закивал.

Харрис вступил в склеп последним. Со ступеней узкой, лепящейся к стене лестницы открылась живописная картина, освещенная пламенем факелов. Здоровенный бородатый мужик в натянутом прямо на ночную сорочку стальном панцире был загнан хладовцами между двумя гранитными надгробиями. Рыча, он отмахивался секирой устрашающих размеров. Харрис уверенно определил его как ярла: если бы не приказ брать живым, воины давно бы успокоили расходившегося берсерка стрелой. Остатки чарской дружины прикрывали зажатых в угол и отчаянно верещащих в материнский подол детей. Ярлово семейство скрыться через потайной ход не успело.

Харрис, может, и уступал Шейну в скорости реакции, зато вот в меткости он мог дать товарищу фору. Припомнив угрозы Хлада, бывший хорунжий тщательно навел арбалет. Тяжелый болт раздробил рукоять секиры, острые щепы впились Чаре в пальцы, заставив взвыть, тряся рукой. В остальном ярл остался невредим. Скрутить его выпала честь Хладовым дружинникам.

Сопротивляющегося и богохульствующего ярла вытащили на галерею, где Хлад саморучно приставил острие меча к поросшему черной щетиной двойному подбородку. На сем кульминационном моменте всякое сопротивление в крепости прекратилось — защитники побросали оружие. Харрис слишком хорошо знал, что теперь начнется, и участвовать в этом не желал.

— Ты куда?

Похоже, Шейну пришли на ум те же мысли:

— Тут у меня сноха в пряхах. Надо бы разыскать, пока не поздно, — без передних зубов он смешно шепелявил на «зы».

Харрис понимающе кивнул и прислонил к товарищу нетвердо держащегося на ногах Кента:

— У него вот тоже жена где-то на кухне. Надо, чтоб не обидели.

— А сам-то? — В голосе Шейна звучало скорее беспокойство, чем раздражение за «нагрузку».

Ленлорд только махнул рукой и зашагал через двор. Мародерствовать он не собирался, резать безоружных людей — тоже. Задержался глянуть на стоящую памятником в центре борга виселицу, на которой догнивали чьи-то бренные останки. Рядом в колодках шевелилось что-то вонючее, но еще живое. Харрис вытянул из первой попавшейся холодеющей руки зазубренный меч и взломал замок. Горемычный подполз к нему, вцепился в сапоги, целуя налипшую на них кровавую пыль. Освободитель откупился походной флягой, пошел, не глядя по сторонам, стараясь не слышать воплей о пощаде, стонов, женских криков и животного гогота.

Кстати, о гоготе. Прямо по курсу пяток ополченцев (не горлицких, может, рощинских или мшинских) бурно веселились у собачьей конуры, отличавшейся выдающимися размерами — с небольшую сараюшку. Причиной веселья был мужик в просторной, явно с чужого плеча, кольчуге, только что вытащивший из конуры за цепь ее сопротивляющегося обитателя. Оным оказался, к вящей радости товарищей кольчужного, вовсе не пес, а мальчонка. На вид младше Люка, из одежды — широкий металлический ошейник, до мяса сбивший тощую шею.

Довольный, как охотник, только что добывший из норы лису, мужик вздернул находку за цепь, демонстрируя приятелям:

— Гляньте-ка, люди добрые, чего я тут нашел!

— А-а, это Чарина злая собака, вона как скалицца!

— Гей, Кржыч, побереги пальцы, щас кусит!

— А на задних лапах щенок ходить умеет?

— Не умеет — научим! И ходить, и плясать!

Кржыч тряхнул цепь, голова мальчонки дернулась. Харрис на мгновение встретился со страдальцем взглядом. Глаза казались огромными и необычайно яркими на исхудавшем, сером от въевшейся грязи лице. Страха в них не было — одна нервная сила, какая только бывает у готового на все. Харрис вздрогнул, как от удара. Ноги уже сами несли его к конуре.

Мальчишка извернулся, подхватил что-то с земли. Блеснул на солнце металл. Кольчужный взвизгнул, припав на одну ногу и зажимая бедро. Подхватив цепь, мальчишка отскочил к стене конуры. Зло ощерился, выставив перед собой хищно сверкнувший кинжал. Товарищи Кржыча схватились за оружие.

— Назад! — Выработанный командный рык заставил ополченцев попятиться, а заряженный арбалет прибавил слову убедительности. Вблизи Харрис почуял перегар — значит, не весь эль из той бочки ушел в землю. И когда только успели, солдатики?

— Дык он же меня ножиком пырнул, херре! — обиженно запричитал побелевший от вида собственной крови Кржыч. — Вон, с мертвяка снял и пырнул! Свят свет, кровищи-то сколько.

Теперь Харрис разглядел лежавший у конуры труп в цветах Чары с торчащей между лопатками стрелой. Интересно, зачем это дружинник сюда драпанул — в этой стороне, кроме глухой стены, ничего нету. Или тоже сонного эля перепился?

— Помогите раненому, перевяжите! — скомандовал Харрис отметающим всякие возражения тоном. — Кто ваш командир?

— Херр Ариандр.

— К нему, живо! Доложите, что нажрались как свиньи, потеряли бдительность. Хорошо еще, тут малолетка прятался, а не воин чарский. Тогда б вас всех точно порезали, как курей. Скажете, ленлорд Харрис послал. Пшли!

С побитым видом мужики потянулись через двор, волоча за собой скулящего «охотника». К неудовольствию Харриса, происходящее привлекло новых зрителей. Напоминающий ходячий скелет длинноволосый мальчишка вжался спиной в собачью будку. Пацан не сводил с Харриса настороженных ярко-голубых глаз. Острие кинжала плавно двигалось, реагируя на малейшее движение зевак. Это наводило на мысли о проблемах.

Не обращая внимания на добрые советы, начиная от «пристрелить паршивца» до «позвать наших чарских, может, кто сынка своего опознает», Харрис разрядил и забросил на спину арбалет. Шагнул к пареньку, показывая открытые ладони:

— Я тебя не трону. Никто не тронет. Я просто хочу тебе помочь. Брось кинжал, — воин говорил тихо, спокойно, приближаясь мелкими шажками. — Я — ленлорд Харрис. Я освобожу тебя. Сниму ошейник. Брось кинжал. Брось.

Спиной он чувствовал наступившую тишину. Паренек судорожно дышал — так и ходили под кожей выпиравшие ребра. Свет, какой он все-таки маленький! Острие кинжала было теперь наставлено в живот ленлорда, сжимавшая рукоять рука не дрожала. Плохо. А что, если мальчишка не понимает его? Может, он — не местный, вон какие глаза… прозрачные?

Харрис перешел на тан и попробовал еще раз:

— Как тебя зовут? Ты понимаешь, что я говорю?

Никакой реакции. Ладно, пора кончать представление. Того и гляди, у кого-нибудь не выдержат нервы, и пацан получит арбалетный болт промеж глаз.

— Брось нож! Брось, если хочешь жить!

Мальчишка моргнул — дрогнули длинные ресницы — и вдруг сунул лезвие себе под подбородок. Сталь коснулась до предела натянутой кожи там, где быстро билась голубоватая жилка. Знает он тан, что ли? Или это совпадение?

Сзади ахнули. Забормотали молитву, отгоняющую Тьму. Светлые глаза встретили взгляд воина — все так же без страха. Что-то изменилось в них, напряжение стало спокойствием принятого решения…

Харрис выбросил руку вперед, перехватил тоненькое, как тростинка, запястье, вывернул. Кинжал глухо брякнулся оземь, нога отбросила оружие прочь. Харрис проделал все это на одном выдохе, зная: опоздай — и сталь вспорет тонкую кожу там, где бьется жизнь. Но он успел, и теперь можно снова вдохнуть, чувствуя, как успокаивается взбесившаяся в жилах кровь. Что это? Он испугался? За жизнь чужого ребенка, возможно, немого, возможно, обреченного на скорую смерть от недоедания или гнойной раны на шее… или оставленного без присмотра ножа, которым малец полоснет себя по горлу, как только спаситель посмотрит в сторону?

Мальчишка был почти невесомым — чувствовалась только тяжесть ржавой цепи толщиной в ту самую руку, что Харрис заломил неудавшемуся самоубийце за спину. Пацан стоял спокойно, словно вокруг и не свистали одобрительно победители, не спешившие расходиться: что-то будет дальше?

— Ну и что ты с ним, командир? — Шейн, имевший раздражающую привычку возникать из ниоткуда, был тут как тут: видно, определил сноху и Люковых родителей.

— Ключ бы найти, — несколько растерянно пробормотал Харрис. «Действительно, и что я теперь с ним?..»

Шейн глянул на ошейник, потом — как-то удивленно — на ленлорда:

— Так нету ключа-то.

— Как нету?

— Сам глянь, командир.

Харрис глянул. Н-да, трудновато подобрать ключ к замку, которого не существует. Ошейник на странном пацане был цельный, ушки запаяны намертво кузнечной клепкой. Такой ошейник, раз надев, не снимали никогда. И не рассчитывали снять.

— Кузнеца найдешь?

Шейн задумался, выпятив губу, потрогал языком уже не кровящую дырку между зубами.

— Пожалуй, найду.

— Вот и поищи. На кузне встретимся.

Шейн только хмыкнул — мол, ты командир, твое дело командовать, мое маленькое — и зашагал целенаправленно прочь. Харрис огляделся. У молодого парня из чарских бунтарей висел на поясе добротной работы топор. Вид у обладателя оружия был бледный, так что резче выступили на лице еще не смытые осенними дождями веснушки. Видно, не привык юнец к победным торжествам по-хладовски.

— Можно? — указал на топор Харрис.

— Почту за честь, херре, — почтительно поклонился парень, торопливо протягивая ладную рукоять.

Харрис выпустил мальчишку, но глаз с него не сводил: как бы сорванец не учудил еще чего. Тот сел на землю — то ли в знак протеста, то ли ноги от слабости подкосились. За топором в руках спасителя следил настороженно, озерные глаза так и зыркали из-под спутанной челки.

Харрис осмотрел цепь. Старая, звенья прочные, но поистерлись. Намертво вделана не в будку, а в каменную стену за ней. Он натянул цепь, размахнулся и, коротко хакнув, рубанул топором между звеньями, используя камень стены вместо колоды. Жалобно звякнув, ржавый обрывок упал в грязь. Действительно хороший топор.

— Спасибо, — вернул Харрис оружие владельцу. — Где тут у них кузня, кто-нибудь знает?

Оглядел собравшихся на бесплатное шоу. Кургузый мужичонка, почему-то в одном сапоге, махнул куда-то влево. Харрис поднял конец цепи, потом передумал и вручил его законному владельцу. В глазах мальчишки мелькнуло удивление, но «подарок» он принял. Пошарив вокруг взглядом, ленлорд наклонился, вырвал из спины убитого стрелу и стащил с него синий шерстяной плащ. Крови на ткани почти не было. Набросил мальчишке на костлявые плечи: и как только малец от холода не окочурился? Заморозки по ночам, а он — голяком.

— Идем. Попробуем тебя расковать. Не советую удирать. Другие поймают — убить могут, — и зачем-то повторил то же самое на тан. Реакция — ноль. Пацан даже не смотрел на него. Харрис вздохнул. Хотел было сплюнуть, да во рту пересохло, а флягу он горемыке тому, из колодок, пожаловал. Глянул на запекшиеся губы мальчишки, прилипший к позвоночнику живот. Кухня — это потом.

Насвистывая что-то мрачное, под стать настроению, воин зашагал через двор. Назад он не оглядывался. Тьма знает, на кой ляд пацаненок этот ему сдался. Ну останется упрямец сиднем сидеть или деру даст — ему-то, Харрису, что в том?

Он слегка сбился с ритма, когда услышал за спиной звяканье цепи. Мальчишка догнал, пошел рядом, не глядя на спасителя. Будто сам по себе. Походка у паренька была какая-то странная, неловкая, хотя вроде он и не хромал. Тогда Харрис попробовал представить, как он сам ходил бы, после того как долго, очень долго просидел на трехметровой цепи. Свистеть ему расхотелось.

Глава 8 Безымянный

Первое, что Джей почувствовал, — как затекла от напряжения шея. Да и мышцы руки, сжимавшей Харрисову ладонь, судорожно свело. Потом увидел прямо перед собой лицо подозреваемого — глаза остекленели, рот приоткрыт, оттуда тянется к подбородку тонкая нитка слюны. Все равно, что смотреться в зеркало: у него ведь и самого от добытых сведений челюсть отвисла!

«Тут уже попахивает чем-то большим, чем банальный местечковый заговор. Сидящий передо мной седоватый красавчик — не только укрыватель и диверсант, но еще и бандит! Это раз. Болотная Бабка, она же Найрэ, — отравительница, незаконно практикующая погодную магию, если не нечто большее. Это два. И наконец самое главное! Чарская аномалия, о которой пишут все современные учебники по проклятиям, образовалась примерно восемь лет назад. Тогда создавший ее выброс проверяли, но источника так и не нашли. Интересно, а кто проверял-то? Это ж Магуры район. Что, если предположить, что считанные с памяти Харриса события как-то связаны с аномалией? Что, если они могут пролить свет на ее возникновение и, возможно, укажут путь ее нейтрализации? Это же будет эпохальное событие! Мага, совершившего такое, не только занесут в анналы истории и сделают почетным академиком. Его наверняка пригласят в Секретный Совет!»[7]

От головокружительной перспективы у Джея захватило дух. Он нашарил на столе кружку, плеснул туда квасу из кувшина и залпом осушил ее. «Нет, погодите-погодите. В одиночку этого мне не поднять. Инструкция говорит ясно: при таких подозрениях сексот должен немедленно связаться с куратором». Джей на мгновение представил расходящиеся в ядовитой усмешке губы Летиции Бэдвайзер, торжествующий взгляд глаз, таких же скользких и холодных, как жабы на дне колодца. «Нет, эта акула, если возьмется за дело, загребет под себя все, а имени моего даже в сносках к докладной мелким шрифтом не будет. И чего я тогда тут пупок рву? К тому же, что, если мои подозрения насчет аномалии беспочвенны? Я ведь даже не успел выяснить, есть ли у спасенного Харрисом ребенка какие-то задатки волшебника, — а за этим я и в голову к подозреваемому полез».

Поколебавшись, Джей решил раздобыть у ленлорда еще информации. Или это прольет свет на загадку чарского феномена, или он ошибся, и тогда с чистой совестью можно вызывать Летицию: «Пусть вед… то есть великая волшебница сама расхлебывает эту кашу — заговор, междоусобицы, подпольные чародеи…»

Чарская кухня была набита напуганной челядью. Харриса встретили расширенные от ужаса глаза, бледные, у кого-то синяками заплывшие лица, тихие всхлипывания, бормочущие беззвучные молитвы губы. Кто-то из женщин сдавленно взвизгнул, когда скрипнула отворяющаяся дверь. При виде одинокого воина с укутанным в синий плащ ребенком люди несколько расслабились.

— Поесть дайте и воды, — бросил Харрис, устало опускаясь на лавку. Сидевшие на другом ее конце слуги торопливо вскочили, встали к остальным, переминаясь с ноги на ногу.

— Чего желает господин? — услужливо поклонился длинный сутуловатый мужчина с помятым лицом. «Наверное, повар или пекарь», — определил Харрис по запорошенному мукой фартуку. — Солдатики-то ваши самое лучшее уже покра… покушали, — нервно поправился длинный. — Но кое-что еще осталось, — он улыбнулся дрожащими губами.

— Это не мне, — хмуро буркнул Харрис. — Вот ему, — ткнул во все еще стоявшего пугалом посреди кухни мальчишку. — Мне только воды.

— Щас. Щас сделаем, — засуетился длинный, подталкивая в спину двух пухлых кухарок. Женщины с глазами Люка Харрис среди них не заметил. «Значит, Шейн ее раньше нашел. Хорошо».

— В отдельную комнату лохань с горячей водой, побольше. Мыло. Простыней чистых. Ножницы. От блох-вшей, что у вас есть. Одежду и обувь теплую, на дорогу.

— Господин ванну принять изволят? — оторопел длинный. Такая тяга забрызганного кровью воина к чистоплотности, видно, никак не укладывалась у него в голове.

— Не я, он, — дернул подбородком в сторону своего молчаливого спутника Харрис. Мальчишка послал ему в ответ убийственный взгляд, верхняя губа чуть шевельнулась, но он не издал ни звука. Понял, что ли? И что делать, если у пацана водобоязнь? Ладно, это позже. — Скажете солдатам, ленлорд Харрис послал. Если, когда вот он доест, все не будет готово…

Сочинять страшную кару ему не понадобилось, пекарь додумал все сам.

— Сделаем, херре, все сделаем! — затряс руками Помятый. — Сей минут.

Несколько челядских унеслись с поручениями в кладовую, кто-то вылетел с шайкой за дверь. На столе мгновенно возникли кувшин, две керамических кружки, свежей выпечкой пахнущий хлеб, шмат масла, сало, что-то овощное, дымящееся в вынутом из печи горшочке.

— Ну чего встал-то? Садись, лопай, пока дают, — Харрис пояснил свои слова, многозначительно указав сначала на еду, потом на лавку рядом с собой. Мальчишка сел, хоть и как можно дальше от воина, только чтоб до снеди дотянуться. Есть начал жадно, торопясь, масло в рот запихивал ложкой. Может, и правда боялся, что отнимут. Харрис отвел взгляд, выпил воды. — Ты поосторожнее, а то живот прихватит. — Хотя чего он тут распинается, малый все равно не поймет.

Оставшиеся челядские стояли молча, скучившись, как стадо овец, чем-то так же похожие друг на друга своей добротной шерстяной одеждой. Переводили глаза с Харриса на пацана и обратно, соображали, какая между ними связь. Мальчишка вцепился мертвой хваткой в деревянную ложку, отчаянный взгляд обещал быструю смерть любому, подошедшему в пределы досягаемости. «Как звереныш, — подумал Харрис. — Волчонок, посаженный в будку вместо щенка. Только вот волки не живут в неволе».

Он поднялся из-за стола, отошел к дальнему окну. Поманил согнутым пальцем то ли пекаря, то ли повара. Тот посерел, но подошел. Глянул в окно. Сразу понял, что зря. Отвернулся, на горле дернулся пару раз крупный кадык.

— Знаешь, кто он, откуда? — тихо спросил Харрис, не глядя на мальчишку. Пекарь удивленно моргнул рыбьими серенькими глазами, потом понял.

— Это вы о малом, херре? — прошептал он в тон Харрису. — Нет, не ведаю.

— А кто ведает?

Длинный выразительно развел руками.

— Звать-то его хоть как?

Длинный наморщил и так морщинистый лоб, старался:

— Кажись, я слышал, детки барские его звали Мтаром… Да, точно Мтаром! — Рыбьи глазки просияли. Не оттого, что длинный вспомнил. Оттого, что начал надеяться.

— Это не имя. Мтар — «полукровка» на тан. Так часто дворняг по деревням кличут. Не людей. Как его настоящее имя?

Пекарь затряс головой, за ней затряслось все его длинное тело, с фартука посыпалась мука:

— Не ведаю, херре. Никак не ведаю.

Харрис поверил.

— За что мальчишку на цепь посадили?

Казалось, это было невозможно, но пекарь стал еще серее, рыбьи глазки забегали, дернулся из воротничка кадык.

— Так за что? — Харрис сделал шажок вперед, подтолкнул незаметно длинного плечом, так чтобы тот встал лицом к окну. Там как раз привязывали на дыбу усатого толстяка в камзоле на голое тело. Усатый лягался и не хотел. Это явно веселило рыжего хладовца без шлема, лениво помахивавшего «утренней звездой».

Пекарь скис, будто стал меньше ростом:

— Вы, может, не поверите, херре, только правда это, Светом клянусь!

— А ты не клянись, — посоветовал серьезно Харрис. — Грех это. Просто рассказывай.

Длинный сглотнул, судорожно дернул шеей, отворачиваясь от окна. Харрис пустил. Знал, что пекарь не соврет.

— Малый собаку ярлову испортил. Волкодава страшного, злющего, как Желтая Хворь. Мтаром его звали, пса-то. Он мяса одного за день столько сжирал…

— Погоди-погоди! — Харрис был несколько сбит с толку. — Как это — «испортил»?!

— Да вот как. — Длинный прятал глаза и теребил концы фартука, словно девка на выданье. — Сказывают, ворожбой, — последнее слово пекарь почти выдохнул собеседнику в ухо. Рыбьи глаза уставились в пол, так что скептического ответного взгляда они не видели.

— Ты ворожбу-то оставь, мил-человек, а расскажи по порядку, что было, — холоду Харрис в голос подпустил умеренно: все-таки жаль, если разговорчивый пекарь раньше времени с перепугу коня двинет.

— Так меня ж там не было. Что я… Я только то говорю, что люди сказывали, — заторопился с оправданиями длинный, терзая мятый фартук.

— А люди сказывают… — поторопил воин, заметив, что пацан уже почти очистил заветный горшочек.

Пекарь снова затерзался:

— Сказывают, ярл-то волкодава своего на малого натравил. Так, забавы у них господские, — Харрис хмыкнул при слове «забавы», но длинный не заметил, его уже понесло: — А мальчонка-то как на псину глянул… Кобель — брык и сдох.

— Вот так прям и сдох? — недоверчиво протянул Харрис, косясь на ничего не подозревавшего, сыто икающего за столом «псодавца».

— Люди сказывают, — с придыханием подтвердил пекарь, скручивая фартук розочкой. — Вот ярл его на цепь-то и посадил. Малого, то есть. Чтоб там и окочурился.

— И долго он так, на цепи, сидел?

Длинный снова нахмурился, подсчитывая что-то на пальцах, даже фартук на волю выпустил:

— Так, выходит, где-то с мая.

Харрис подавил желание сплюнуть, пожалел пол. Привычка. Пекарь скосил глаза на мальчишку, жарко зашептал:

— А уж и били его, и голодом морили, и холодом. Чем жив-то? Вот верно люди говорят — ворожбой! — И праведник осенил себя знаменьем Света.

Воин все-таки стрельнул длинному под ноги густым желтоватым плевком. «Верно, нервное у меня это. Возраст». Шагнул от окна прочь. Цепкие пальцы ухватили за рукав. Взгляд Харриса ожег рыбьи глаза, рукав освободился. Пекарь залепетал:

— А еще сказывают, херре, глаз у него не только на зверя дурной. Вот он и у Теи дочку испортил. Заворожил, заставил себе еду с кухни таскать. Поймали ее да, не разобравшись-то, и прибили.

Ленлорд оцепенел. По спине пробежали острые, холодные коготки.

— А у Теи, случайно, сына еще нет?

— Есть, херре, — ошарашенно воззрились на него рыбьи глаза.

Харрис вдруг понял, отчего они производили такое неприятное впечатление: ресницы у пекаря были очень короткие, светлые, почти не заметные на сером, измученном страхом лице.

— Люком зовут? — Вопрос прозвучал скорее как утверждение.

— А откуда вы…

Харрис уже не слушал. Шагнул на середину кухни. Что-то, наверное, было в его лице, потому что люди от него попятились.

— Все готово?

Одна из двух пухленьких кухарок, русоволосая, открыла рот, но подбородок так дрожал, что она только беспомощно махнула в сторону боковой двери: там, мол. Харрис глянул на паренька. Тот все так же молча вылез из-за стола. Только, проходя мимо русоволосой, глаза которой набухли слезами, коротко поклонился, прижав руку к груди. «За еду благодарил», — понял с удивлением воин.

Харрис усадил пацана на табурет повыше. Взял ножницы. Показал.

— Я тебя стричь буду. А то блох, небось, развел.

Мальчишка смотрел на острые лезвия ножниц, не отрываясь. Видно, решал, воткнет чужак ему в горло их сразу или оставит на потом. «Ну и что тут делать?»

Харрис осторожно зашел клиенту за спину. Тот сидел пока смирно, острые лопатки топорщились под чужим плащом, того гляди новые дырки проткнут. По спине — космы: грязнущие, колтун на колтуне. Харрис сморщил нос. И от косм, и от самого их обладателя пахло вовсе не сиренями. Он дотронулся до волос — осторожно, чтоб не напугать. Пацан дернулся, но сидел. Харрис начал кромсать, кляня себя за то, что одну из кухонных баб к этому делу не приставил. Но каким-то шестым чувством он угадывал: никому, кроме него, паренек притронуться к себе не позволит. И он начинал понимать, почему.

За ухом, разогнав вшей, он обнаружил уродливый шрам от глубокой раны. Она, видно, долго гноилась, прежде чем края наконец срослись. Хуже обстояло дело с длинными хохлами на шее. Они присохли к открытой язве, натертой железным ошейником, снять который стоило немалых трудов самому Харрису, Шейну и местному кузнецу, коего гор-над-четец в последнюю минуту вытащил из-под носа у разъяренных хладовцев. Хохлы новоявленный парикмахер художественно выстригал по одному, пока мальчишка сдавленно рычал в закушенный кулак.

Потом настала очередь ванны. Харрис, признаться, несколько робел при мысли о необходимости погрузить брыкающееся и кусающееся тело в притащенное челядью глубокое корыто. Но все прошло довольно безболезненно. Тело погрузилось в дымящуюся воду само. То ли пацан купание все-таки любил, то ли процесс мытья был ему знаком с более ранних и более счастливых времен. Харрис плеснул в лохань из кувшина с пахучим антиблошиным отваром и вручил клиенту мыло:

— Давай три. Я в банщики к тебе не нанимался.

Мальчишка нюхнул зачем-то мыло, сморщился (как будто от самого аромат был лучше), бросил на Харриса злобный взгляд, но тереть себя начал. Вода в корыте тут же почернела.

В дверь стукнули, и внутрь просунулась голова Шейна:

— Так и думал, ты тут, командир, — при виде корыта карие глаза весело блеснули. — Значит, и правда мытье затеяли! Ну ты даешь, старик!

— Чего надо-то? — буркнул Харрис.

— Так ведь ярл наш, Хлад, здравия ему недолгого, всех созывает. Чару казнить прилюдно будет.

Ленлорду стало понятно воодушевление победителей за выходившим во двор окном: свист, улюлюканье и бранные вопли уже некоторое время раздражали слух нарастающей громкостью.

— Ты иди. А я вот тут… занят.

Шейн покачал вихрастой головой:

— Хладу это не понравится.

Харрис пожал плечами:

— Я ему уже не нравлюсь, причем это взаимно.

— Так мне его светлости и передать?

Харрис подобрал с полу что ближе лежало и запустил в Шейнову ухмыляющуюся рожу. Сапог с облупленным носом, из принесенной челядью пары, бухнул в мгновенно закрывшуюся дверь. Воин перевел мрачный взгляд на пацана. Тот выловил со дна корыта утерянный при эффектном появлении Шейна обмылок и сделал вид, что всецело поглощен отскабливанием собственных коленок. Вопли за окном набирали силу: публика выдвигала предложения на тему наиболее оригинального способа предать чарского ярла мучительной смерти. Пока наибольшей популярностью у собрания пользовались «четвертовать гниду!» и «посадить на кол кровопивца!». Харрис притворился глухим. Пацан в импровизированной ванне тоже.

— Как тебя все-таки звать, а? — На ответ Харрис не очень надеялся, но разговор, пусть и с самим собой, помогал скоротать время. Да и от шума во дворе отвлекал. — Ладно, допустим, ты человеческого языка не понимаешь.

Пацан удостоил его хмурого взгляда исподлобья.

— Давай тогда по-простому. Вот я, — Харрис стукнул себя в грудь, — Харрис. А ты? — Он ткнул пальцем в сторону корыта. Чуть подождал. — Понял. Не хочешь — не надо. Я сам тебя окрещу.

Пацан повернулся к нему спиной, принялся демонстративно намыливать живот.

— Три-три, старайся. Я тебе имечко подходящее придумаю, — взгляд «крестителя» заметался по комнате в поисках вдохновения. — Вот, например, Гвоздь.

Мальчишка послал Харрису убийственный взгляд через плечо и ушел под воду. Типа мыло с головы смывать.

— Не нравится. А как насчет… — Харрис принюхался к антиблошиному средству, подождал для приличия, когда мальчишка вынырнет: — Череды?

Пацан фыркнул, будто ему вода в нос попала, стал ожесточенно надраивать спину, где мог достать. У самого глаза — синие щелки, но делает вид, что ему все равно. Делает вид! Харрис с трудом сдержался, чтобы не вскочить с табурета. Точно, малый прикидывается! Все он прекрасно понимает и на азири, и на тан. Только не говорит. Не может? Или не хочет? Ладно, мы ему подыграем. Посмотрим, что у него там с языком. Главное, не перегнуть палку.

Харрис уютно скрестил на груди руки:

— Вижу, тоже не нравится. Ты прав, звучит как-то… по-девчачьи. — Если бы глаза могли убивать, от Харриса осталась бы дымящаяся горка пепла. — Надо что-то попроще, — как ни в чем не бывало, продолжал он. — Может, Щенок? Все-таки в конуре сидел, разговаривать не умеешь.

Мальчишка отложил мытье, уставился на Харриса. В светлых глазах что-то полыхнуло так, что Харрис понял — это та грань, которую переступать нельзя. За окном мужчина орал истошным, по-бабьему тонким голосом. Кажется, все-таки победило четвертование. Харрис сплюнул тягучей горькой слюной на затоптанный пол.

— Ладно, будешь пока ходить безымянным. — Встал, протягивая штопаную, но чистую простыню. — Вылазь давай. Чище уже не станешь.

Когда они вышли из кухонной двери, все было кончено. Победители паковали в мешки последнее, что можно было унести. Кто-то сообразительный прикатил бочку со смолой, туда макали самодельные факелы. Значит, будут жечь. Мальчишка — хоть и неумело, но коротко стриженный, одетый в великоватую одежду сына кухарки или прачки, возможно, уже мертвого, — выглядел еще меньше, чем прежде, и как-то беззащитней, что ли. Может, потому, что стал похож на обычного ребенка. Может, из-за ярко белеющей на шее повязки.

Шейна Харрис нашел греющимся на солнышке у колеса пустой повозки. В углу рта соломинка — зубов-то нет, — на шее трофейная золотая цепь. Рядом — Кент и две женщины. Маленькая, с мышиным личиком и в чепце, видно, Тея. Вторая, помоложе и понаглей, не могла быть никем другим, только Шейновой снохой. На Харрисова спутника компания воззрилась с недоумением — не узнали. Пройдоха Шейн догадался первым, поднял брови:

— Оно?

Ленлорд кивнул, но рядом не присел. Женщины переглянулись, зашептались.

— И куда ты с ним?

— А ты с этими куда? — Харрис перешел на тан, его местные не понимали. Гор-над-четец ухмыльнулся:

— Сноху в Горлице пристрою, если его светлость ленлорд позволит, — парень ткнулся лбом в согнутые колени и покрутил кистью, пародируя светскую галантность. — А у предателя нашего с супружницей в деревеньке поблизости родня есть. За славные деяния его там еще и героем сделают, бард песню сложит. А может, и сложит. Ты вот умный, командир, скажи, как правильно.

Харрис не ответил. Слушал остряка краем уха. «Действительно, куда я с ним? Ну покажу я мальчишку чарским ополченцам, ребятам из других ленов. Только вот надежда на то, что кто-то пацана признает, не слишком велика. Если парнишка действительно тан владеет, он не из местных, и скорей всего, не из простых. Хотя это только подозрение. Чутье.

Ведь я как думал? Снимем с пацана цепь, накормлю, отмою его, перевяжу рану. И все. Все! А теперь вот он, стоит рядом, на расстоянии „вроде с дядей, а вроде — сам по себе“, маленький, меньше моего собственного сына и, наверное, младше. Только детство паренька уже прошло. Прошло в тот миг, когда на него надели ошейник и цепь».

Неожиданно для себя Харрис сказал:

— Я его в Горлицу возьму. Если, конечно, родителей не найдем. Там есть бездетные семьи. Да и по хуторам работники нужны.

Шейн выронил травинку изо рта, присвистнул:

— Да кто ж найденыша возьмет, командир? То ли чарский он, то ли вообще чужак. Да еще и хлипкий, соплей перешибешь. И немой.

— Никто не возьмет — я возьму. В доме места хватит.

— А что леди Женевьева на это скажет?

Этого-то Харрис и боялся. После последней беременности, завершившейся смертью маленького Брендена и лихорадкой, чуть не унесшей жену в могилу, думать о ребенке старая Найрэ строго-настрого запретила. Но ведь Жене так хотелось, чтобы у Айдена была сестренка или братик. Братик… Харрис посмотрел на найденыша. Макушка, выстриженная неровными вихрами, гуляющая в широком вороте цыплячья шея, хрупкие плечи. С высоты взрослого роста озерные глаза не видны. Может, еще можно такого приручить?

— Ух ты! Мтар! Погоди! Еще не все… — Смутно знакомый Харрису мальчишка лет двенадцати вырывался из рук тащивших его мимо воинов. Женщина и девочка помладше шли сами в окружении конвоиров, но так же пожирали найденыша глазами. — Вот люди отца нас освободят, и тогда тебя… Я сам тебя… — Кто-то смазал разошедшегося малолетку по губам. Тот залился злыми слезами. Что-то еще кричал, но слов разобрать было уже нельзя.

«Семья Чары», — вспомнил ленлорд сцену в склепе. Девочка с тощими косичками все оглядывалась, некрасивое лицо кривилось, но не от плача. Кент и женщины повскакали на ноги. Встали так, чтоб между ними и найденышем были оглобли телеги. Узнали. Безымянный сирота молча смотрел пленникам вслед. Потом отвернулся и глянул вверх, на Харриса. Светлые глаза стали цвета пепла. В воздухе потянуло гарью — победители поджигали борг.

Глава 9 Позор Джейремии Хопкинса

Грохнула о стену толчком распахнутая дверь. «Стоп-стоп-стоп! Откуда дверь в открытом поле? И как она может обо что-то хлопнуть, если вокруг нас с Харрисом только желтеющая трава да полотнища черного дыма от пылающих за спиной Чар? Идиот! Неужели я прокололся, как первокурсник, забыл выставить охрану перед „вторжением“?»

Джей знал, что резкий обрыв контакта и возвращение чреваты временной дезориентацией, нарушением зрения, головокружением и тошнотой. Действительность превзошла все ожидания. Вместо одного дверного проема, светлеющего на фоне погруженной в полумрак комнаты, Джей увидел три. Посреди каждого угрожающе замер безликий человек; сексот мог различить только черный силуэт, с которого стекало на пол сияние. «Дождь, — догадался Джей. — Все еще идет дождь».

— Ты-ы! — человек просто выдохнул — даже не слово, слог.

В ушах сексота воздух взревел, взвился стеклянной высокой нотой, вонзился раскаленным острием в мозг. Там, кажется, что-то лопнуло. По шее побежала из уха теплая струйка, и Джей по-настоящему испугался. Комната между ним и безликим вибрировала, пространство шло волнами. Непослушными губами сексот прохрипел заклинание щита. Согласно СОВБЕЗовскому учебнику, он должен был отразить любую магическую атаку. Давление на уши действительно пропало, но испустить вздох облегчения маг не успел. Потому что пропал и он сам, и все окружающее в придачу.

Джей стоял на большой лесной поляне. Было лето, в воздухе висела жара, порхали голубые мотыльки. Ни следа дождя. Вереск под ногами ломался от сухости. Единственную тень давал огромный дуб, развесистая крона которого начиналась высоко над головой и заслоняла белесое небо. «Какой дуб! — пищал тонкий назойливый голосок в голове. — Ты в Горлице, в доме ленлорда Харриса по заданию СОВБЕЗа! Скорее всего, это иллюзия! Враг отводит тебе глаза, а сам где-то рядом!» Джей тряхнул головой, пнул сухую вересковую кочку. Ничего себе иллюзия! Нога почувствовала упругую податливость моха, в нос ударил терпкий запах выжаренных солнцем трав. Что это тогда? Перенесение через портал? Допустим, таинственный маг давно положил на кодекс, но ведь открытие портала только мастерам под силу! Разделаться с обычным сексотом мастер мог тысячью и одним более простым и эффективным способом. Или, может, с ним совсем и не собирались разделываться? Зачем тогда барабанные перепонки рвать?

— Где мой брат? — От неожиданности Джей подпрыгнул на месте. Звонкий мальчишеский голос, в котором слышалась едва сдерживаемая ярость, раздавался, казалось, прямо из воздуха. Быстро пробормотав под нос заклинание разоблачения, сексот крикнул:

— Какой еще брат?

Заклинание не принесло желаемого эффекта: говоривший так и остался невидимым. «Может, стоит расширить радиус?»

— Анхат, — в голосе послышалась нотка горечи. — Ребенок, которого ты забрал с собой.

Новая попытка с «разоблачением» также осталась безрезультатной. Это сбило Джея с толку. Как напасть на того, кто неизвестно где находится?

— Послушайте, это какая-то ошибка, — заявил он примирительным тоном. — Я не знаю никакого Анхата. Да и вас я тоже не знаю. Кто вы?

Последовало короткое молчание. Только легкий ветерок шелестел в кроне дуба, да пересвистывались какие-то птахи, невидимые за густым лиственным убором.

— Ты говоришь правду, — бесплотный голос звучал растерянно.

Хотя… почему бесплотный? Джея охватила уверенность, что болтало дерево, что торчало в центре поляны.

— Конечно, правду.

Сексот резко свел ладони перед собой и послал в дерево пышущий жаром огненный шар. Этого должно быть более чем достаточно, чтобы дуб… дал дуба! Шар пролетел половину расстояния до словоохотливого растения и там рассыпался сотнями голубых бабочек, радостно запорхавших по поляне. «Что ж это такое делается, зеркало и Темные магистры?!»

— Кто ты? Зачем ты убил Найрэ? Что ты хотел от херра Харриса?

«Найрэ? Не та ли это отравительница, что по совместительству делает прогнозы погоды?» В голове у Джея все перепуталось, но его в то же время задело то, что дерево продолжало задавать вопросы — это была вотчина сексотов. Он представил себе на секунду, как пишет в отчете светлейшей Летиции: «Был допрошен дубом», — и челюсти свела судорога.

— Во-первых, я никого не убивал! Во-вторых, я — секретный сотрудник СОВБЕЗа, Джейремия Хопкинс! В-третьих, вы арестованы по обвинению в злостном уклонении от призыва, нападении на сексота при исполнении и нарушении Волшебного Кодекса § 176 пункт Би, § 38 пункт А и § 212 пункт Си и… Си!

Завершив обращенную к дереву пламенную речь, Джей растопырил эффектно сыпанувшие искрами пальцы и начертил в воздухе две руны. Вместе со статьями ВК на память случайно пришли страницы из учебника по темной магии, посвященные волшебным дуэлям. В древние времена дуэлянты сражались в герметичном межпространственном «пузыре», чтобы избежать разрушений и не причинить вреда окружающим. При этом противники старались получить друг перед другом преимущество, преображая искусственную среду в наиболее удобное для одного и наиболее невыгодное для другого поле боя. В книге все это звучало довольно безобидно, пока Джей не прочитал подстрочную сноску, мелким шрифтом оповещающую, что покинуть «пузырь», или, как его тогда напыщенно называли, Дуэльную Палату, мог только один из состязающихся — победитель.

ВК запрещал любые магические поединки, кроме учебных, и дуэльный кодекс давно стал историей. Но если д.п.в.в.[8] все действительно происходило так, как описывал учебник, то руны обязательно должны были сработать. И они сработали!

Земля дрогнула, вспучилась по прямоугольному периметру с Джеем и деревом посредине. Из нее стремительно полезли, соревнуясь в скорости, каменные стены. Остаток вересковой пустоши внутри стен закатало в камень. Летнее небо закрыл высокий лепной потолок с хрустальной люстрой титанических размеров. В ней тут же вспыхнула сотня белых свечей. Несколько секунд — и сексот стоял в до боли знакомом тренировочном зале абсалонского отделения СОВБЕЗа. Или, вернее, в точной его копии. Только выхода из зала не было. В нем вообще не было дверей.

Дуб, отрезанный от корней, вздохнул и рассыпался ворохом осенней листвы. На его месте остался маг. Моложе Джея, совсем еще мальчишка. В большой не по росту простой одежде. Неровные темные вихры торчат над узким, худым лицом. Глаза, казалось, собрали весь свет в полутемном зале. Или это они освещали зал? «Озерные глаза»…

Сексот вздрогнул. В опасном преступнике он узнал безымянного пацана, найденного Харрисом в собачьей будке восемь лет назад. Найд — кажется, так его назвали? — выглядел нисколько не испуганным переменой декораций. Он медленно поворачивался вокруг собственной оси в центре зала, с любопытством глазея по сторонам. Сухие листья шуршали под его ногами, порождая неуместное в огромном помещении эхо.

— Так это сюда вы привозите украденных по деревням детей? — повернулся парень к сексоту, закончив осмотр. Джей был уверен в своей правоте, и все же взгляд этих прозрачных глаз почему-то смутил.

— Не украденных, а призванных! К тому же вовсе не сюда, — тут маг опомнился и снова вошел в роль: — Сдавайся! Добровольная сдача и признание облегчат твою участь! — Сексот перешел на «ты», посчитав ниже профессионального достоинства «выкать» несовершеннолетнему хулигану. — Руки за голову и иди сюда! Медленно!

Парень послушался, положил ладони на затылок, но с места не двинулся.

— Я не тот, кто вам нужен. Ищите убийцу Найрэ, того, кто заставил ее сердце остановиться в домике на болотах. Черного человека без лица!

— Он что, тоже маг? — насторожился Джей, припомнив безликую фигуру в дверном проеме. «Может, их и вправду было трое?»

Найд неуверенно покачал головой:

— Нет, не думаю. Скорее, наемник.

— Тогда это не наше дело! — сурово оборвал деревенщину сексот. — Убийством займутся гражданские власти. Ты мне тут зубы не заговаривай! Марш сюда и без фокусов!

Парень загрустил, но пошел. Интересно, откуда чарскому сироте известно о Дуэльной Палате? Эта информация открыта только для сотрудников СОВБЕЗа, к тому же, начиная с синего кода доступа. Страшная по своей дикости мысль обожгла Джея, заставив встать дыбом короткие волоски на шее, а пальцы — нашарить в кармане «оковы власти». «Что, если мальчишка — Темный? Откуда иначе запретное знание? Умение, тянущее, по крайней мере, на магистра третьей ступени?» Сам сексот достиг третьей и даже вообразить не мог, что какой-то деревенский сопляк может превосходить в искусстве магии его, отличника боевой и учебной подготовки.

«Нет! — Джей тряхнул головой, отгоняя крамольную мысль, как комара. — Это невозможно! Темные не существуют!» «А самоучки, способные бросить вызов сексоту и даже не вспотеть, — пискнул в голове знакомый тоненький голосок, — существуют?»

— Стой! — Найд послушно остановился в нескольких метрах от Джея. — Лечь на пол! Руки за голову!

— Так они и так за головой, — усмехнулся нахальный мальчишка, на этот раз не спеша выполнить приказ. — А что будет с херром Харрисом?

Джей нетерпеливо пожал плечами:

— Это решит суд.

— Но ведь ленлорд ни в чем не виноват!

— Все вы тут… — Джей презрительно фыркнул, — невиноватые! На твоем месте я бы больше беспокоился о своей собственной шкуре, чем о целости ленлордовой! Лечь на пол, я сказал!

Наглый тип, однако, не двинулся с места:

— Ты же знаешь, Джей, без меня тебе не выбраться отсюда.

— Откуда ты… — Сексот вовремя спохватился и облизнул языком пересохшие губы. Представился он хулигану как Джей или Джейремия? Уверенности больше не было. — Откуда ты это взял? Все, что мне надо сделать, чтобы выйти из Палаты Дуэлей, — убить тебя!

Мальчишка нагло ухмыльнулся и кивнул:

— Интересно, и как же ты это сделаешь?

Джей уже поймал на кончик языка заклинание, чтобы как следует проучить нахала, но тут его запястья в кармане коснулось что-то прохладное и твердое. Раздался сухой щелчок. Свободная рука лихорадочно метнулась на помощь напарнице. Второй наручник «оков власти» ловко сомкнулся вокруг нее. Не в силах осознать происшедшее, Джей уставился на свои запястья, украшенные изящными золотыми браслетами с болтающейся между ними цепочкой. Он едва мог удержать руки перед собой — артефакт тянул к земле свинцовым грузом. Странным образом сексот чувствовал себя запертым в границах собственного тела, будто невидимая стена оградила мага от потускневшего мира — стена, которую невозможно ни сломать, ни преодолеть.

Задыхаясь, с колотящимся сердцем Джей рванул ворот — под ним на цепочке висел ключ от наручников. Пальцы ухватили горсть редких курчавых волос и… пустоту! Чувствуя растущий в груди холодок страха, сексот дико заозирался по сторонам: «Не может быть, чтобы цепочка порвалась!»

— Ты, случайно, не это ищешь? — Нахал, о котором сексот в замешательстве позабыл, улыбался. На его пальце покачивался знакомый резной ключик на целехонькой золотой цепочке.

С утробным рыком Джей бросился на негодяя, вытянув перед собой скованные руки. Тоненькие «оковы» перевесили, и сексот чувствительно пропахал носом пол. Тихий смешок деревенского ворюги набатом прозвучал в ушах. Все! Шутки кончились! Одно за другим Джей выкрикивал в отвратительную рожу самые страшные смертельные заклятия: «костедробилка», «вывертень», «сердцеед»… Но гадкий мальчишка спокойно стоял в паре метров от ярящегося сексота, помахивая ключиком.

— Не стоит напрягаться. Хреновина, которую ты таскал в кармане, питается твоей силой. Чем больше ты пыжишься, тем она тяжелее. Хочешь выйти отсюда? Вернуть себе ключ? Тогда пообещай, что тут же покинешь Горлицу. Своим скажешь, что все как обычно, ты ничего не обнаружил.

Джей был слишком занят, чтобы ответить: он катался по полу и пытался разорвать кажущуюся такой хрупкой цепь. Наконец, признав бесполезность своих попыток, он поднялся на ноги, тяжело дыша, и в отчаянии выкрикнул:

— Это невозможно! Летучий отряд наверняка уже на пути сюда. То есть к Горлице! Мощный несанкционированный выброс силы не мог остаться незамеченным.

Мальчишка перестал ухмыляться и задумался, покусывая нижнюю губу:

— Ладно. Тогда клянись, что вы отпустите херра Харриса, и все подозрения с него будут сняты.

— Но как?! — Джей нетерпеливо пнул пол, пораженный наивностью деревенщины. — Ведь от меня потребуют полный отчет!

— Вот и напиши отчет! — кивнул хулиган. — Напиши, что ленлорд Харрис — уважаемый человек, законопослушный гражданин, каждое воскресенье ставит свечку в храме Света. Ну или что вы там обычно пишете, чтобы доказать чью-либо невиновность.

— Обычно мы приводим доказательства виновности, — скрипнул зубами сексот.

— Пора начинать мыслить по-новому, — посоветовал вихрастый нахал. — Конечно, если ты на это не способен…

Найд направился к стене тренировочного зала. Массивные гранитные блоки на его пути прорезала глубокая трещина. Из нее показались гибкие зеленые усы, быстро удлинявшиеся, обраставшие листьями и корой, проворно расталкивавшие края трещины в стороны, пока на ее месте не оказался увитый цветущим клематисом арочный проход в рост человека. Из отверстия хлынул солнечный свет, пахнуло вереском. Несколько голубых мотыльков залетели в помещение и начали весело порхать вокруг своего создателя.

— Это не выход! — зло крикнул Джей. — Дуэльную Палату можно покинуть, только убив противника.

Найд остановился, щурясь от яркого света:

— Поэтому ты сначала хотел заковать меня?

Сексот промолчал. Хмуро отмахнулся от любопытного мотылька, заинтересовавшегося его ухом.

— Как много из того, что ты еще вчера считал невозможным, случилось сегодня?

Джей тоскливо уставился на странного парня: неужели сопляк все это время читал его мысли? Где-то глубоко в тайном уголке сердца мага шевельнулась надежда.

— Иди сюда. Смотри!

Джей помедлил, ожидая подвоха, потом все-таки шагнул вперед. Он вошел в полосу света неподалеку от Найда, заглянул в арку. Как сексот и подозревал, она открывалась на ту самую вересковую поляну, уже без дуба. В окружавшей пустошь сплошной стене леса теперь тоже образовался проход. В конце его виднелась тонувшая в сумерках горница херра Харриса, сам ленлорд, сидевший у стола без света, тупо глядя в пространство перед собой. Сердце Джея екнуло. Напротив Харриса он увидел… себя самого, застывшего с выпученными глазами и разинутым в крике ртом. Бессознательно сексот осенил себя знамением Света. Сегодняшний день перевернул все его представления о законах магии с ног на голову. Может ли быть, чтобы авторы учебника, требующего синего кода доступа, ошибались? Ошибались всеми уважаемые учителя?

— Я пойду первым, — как ни в чем не бывало, объяснял малолетний хулиган, — но оставлю проход открытым. Особо не тяни, но и не суетись, подожди, пока я буду, э-э… на той стороне, — ткнул он в сторону Харрисовой горницы. — Ключ найдешь на столе. Но прежде ты должен поклясться!

Джей посмотрел на себя самого, застывшего у стола в нелепой позе, казалось, уже начавшего собирать пыль.

— А что будет со мной, если я не вернусь? То есть, я имею в виду, с тем мной… который там. Пока я вот… тут, — сексот сбился, совершенно запутавшись.

— Что случается с телом, которое навсегда оставила душа? — ответил парнишка вопросом на вопрос. — Время здесь, в Палате, как ты ее называешь, движется гораздо быстрее, чем там, — Найд кивнул в сторону прохода. — На той стороне ты, скорее всего, станешь «овощем». А тут… Если честно, не знаю. А тебе хочется это выяснить?

Джей сглотнул комок в горле и затряс головой. Выяснять ему совсем не хотелось. Ощутить на себе гнев Летиции Бэдвайзер — тоже. Что ж, из двух зол, как говорится, мил будет и козел.

— Ладно. Клянусь, — глухо буркнул сексот, глядя себе под ноги.

— Чего — клянусь? — не унимался нахальный тип.

— Клянусь сделать все, чтобы СОВБЕЗ не выдвинул никаких обвинений против херра Харриса.

Пацан выжидательно смотрел на Джея пронзительно-голубыми глазами.

— Что еще? — недовольно проворчал сексот.

— Ты ничего не забыл? — Джей сделал удивленное лицо. — Ну, чем вы там, деспоты, клянетесь?

Стиснув зубы так, что на скулах выступили желваки, сексот дотронулся сложенными указательным и средним пальцами правой руки до лба, горла и солнечного сплетения. Клятву, скрепленную знамением Света, маг нарушить не мог — это было равносильно потере чести.

— Я принимаю твою клятву, — улыбнулся несносный сопляк. — Свет тому свидетель.

Он шагнул в сияющий проход, обернулся:

— Помни, когда я буду на той стороне!

И его поглотило лето.

Джейремия Хопкинс моргнул, не совсем понимая, почему они сидят в сумерках, вместо того чтобы зажечь стоящий на столе свечной огарок. Херр Харрис задумчиво вертел в руках резной ключик на тонкой золотой цепочке.

— Это, случайно, не твое, сынок? Не понимаю, откуда взялось. Клянусь, секунду назад ничего не было.

Джея как обухом по голове садануло. Клятва, Дуэльная Палата, Харрисов выкормыш-ворюга, «оковы власти»… «Оковы»! Сексоту стоило титанических усилий не вырвать ключ из рук ничего не подозревающего ленлорда.

— Простите, херре, — маг натянуто улыбнулся. — Это — единственное, что осталось мне в память о покойных родителях, очень дорогая для меня вещь. И как это я, разиня, умудрился ее потерять?

Спрятав наручники в рукава длинноватой рубахи, сексот потянулся через стол. Пальцы мертвой хваткой вцепились в заветный кусочек металла.

— Прошу прощения, мне бы отлить… — Не дожидаясь ответа, Джей вылетел за дверь.

Глава 10 Подарок покойницы

Летиция Бэдвайзер никогда еще не получала такого нелепого отчета от своих рядовых сотрудников. Если бы не подтвержденный энерговыброс красного класса Си, этот отчет, скорее всего, стал бы последним в короткой карьере младшего сексота Джейремии Хопкинса. Незарегистрированный проявленный маг с умениями то ли Мастера, то ли Темного, Дуэльная Палата, необычайная отвага сексота Хопкинса, уничтожившего матерого врага и победителем вернувшегося «с той стороны»… В этой сказочке не хватало только Драконьих Гор, Замка, глядящего на океан, и Ворона. Это наводило на мысли.

Первая из них была, что младший сексот беззастенчиво врал, скорее всего, прикрывая свой провал. Вторая, более тревожная и в то же время возбуждающая, — что идиот Хопкинс действительно натолкнулся на что-то стоящее, с перепугу не смог этого объяснить и оттого дал волю юношеской фантазии. Впрочем, одно необязательно исключало другое. Летиция по-кошачьи потянулась, разминая затекшую шею. Должность спиндоктора при Верховном Совете ОЗ, о которой так давно и тщетно мечталось, оказалась вдруг на расстоянии вытянутой руки. Что ж, класс мощности зарегистрированного выброса позволял Летиции самой разобраться на месте. Конечно, для открытия портала требовался допуск, но очень близкое знакомство с судьей Аполлинарием Бестикайтесом давало уверенность в том, что кольцо уже у нее в кармане. То есть — на пальце.

— Жди меня! — холодно приказала волшебница Хопкинсу, беспокойно переминавшемуся с ноги на ногу в глубине хрустального шара. — Ничего не предпринимай! Я подниму летучий отряд. Мы будем у тебя через… — Летиция щелкнула крышкой висевшей на груди «луковицы», — полчаса. Конец связи.

Айден возвращался с мельницы в пресквернейшем расположении духа. Мало того, что всю дорогу его поливал нудный дождь, превративший лесную тропу в раскисшую, скользкую колею. На душе тоже было смурно из-за дурацкой выходки Найда.

«Вот ведь, нате! Все дело с Камиллой удалось свинтусу испоганить! А уж сколько я ее обхаживал. Мало того, что гаденыш шпионил за мной, так еще и полез со своими проповедями в самый интересный момент! Камилла, конечно, попыталась лаской потом все загладить. Но Найду удалось-таки запустить в душу червь сомнения, и этот самый червь не только настроение опустил, но и кое-что другое, более важное». Айден зло сплюнул, но плевок тут же вернулся обратно, разбавленный солидной порцией дождевой воды.

«Эх, даже разозлиться на дурака как следует не получается. Шею бы сопляку намылить, чтоб в следующий раз свой нос не совал в дела старших. Да только как забудешь этот взгляд… Это выражение лица — то самое, которое я часто видел у младшего, когда деревенские пацаны зажимали его в угол. Но на сей раз виной всему не горлицкие задиры, а я сам. Ну что мне стоило язык-то придержать? Знал же, как Найда больнее всего ударить, и не смолчал. Разве это не подлость, недостойная моего положения? Всегда и вечно это мое положение! Наследный ленлорд тут, наследный ленлорд там, это вашей светлости нельзя и то непозволительно. А навоз в хлеву грести позволительно? Ладно хоть уборные отец еще не посылал чистить. Другое дело — Найд. Сирота, без роду и племени, он свободен, как ветер в поле, и признает лишь один авторитет — отцовский».

О прошлом Найда они никогда не говорили. Айден, в общем, знал то же, что и все. Но он чувствовал, что сироту и опекуна связывала какая-то тайна — связывала узами, которых у него с отцом никогда не было и не будет. Найд не боролся с молодым ленлордом за любовь Харриса, не заискивал, не напрашивался на ласку. Но каждая улыбка отца, подаренная не сыну, а приемышу, каждый молчаливый диалог голубых и карих глаз, словно исключавший Айдена из маленького союза, рвали его сердце, заставляя мучиться самой обычной ревностью. В глубине души Айден стыдился своих чувств, но поделать с собой ничего не мог.

После появления в доме сироты мать часто заверяла Айдена, что он навсегда останется ее единственным сыном. Но парень не забыл, как леди Женевьева носилась с приемышем в первые недели. Ежедневно меняла повязку на шее, откармливала, перешивала по размеру старую детскую одежду, болтала с немым мальчишкой без умолку — за двоих, покупала на ярмарке новую обувь, хотя сапоги родного сына давно просили каши. Найд плохо спал по ночам и часто будил Айдена, с которым делил комнату, стонами и мычанием. Тот ворчал, и тогда сирота начал ночами выходить во двор, благо погода позволяла. Однажды Айден проснулся и захотел отлить. На крыльце он увидел мать, полуобнявшую чужого мальчишку за плечи и вполголоса напевавшую какую-то песенку, будто укачивая младенца. Он тогда нарочито громко затопал в сенях, Найд встрепенулся, как птаха испуганная, оттолкнул руку Женевьевы и удрал в темноту.

Айден помнил первые слова, сказанные приемышем. Они не были о чем-то важном или значительном, как не был особенным и тот день, когда немой заговорил. Парень помнил, что сидел в ветвях старой яблони, изображая отважных защитников борга, высматривающих в облаках злобного дракона. Вдруг Найд появился внизу, во дворе. «Молоко принесли!» — сказал он и скрылся в доме. Айден был на полпути с яблони, когда до него дошел смысл происшедшего. Очевидно, леди Женевьева послала приемыша с известием о приходе девки со свежим удоем, зная, как сын любит парное молоко. Вместо того чтобы, как обычно, объясняться знаками и тянуть названого брата за одежду, Найд избрал новый способ общения.

Сегодня Айден попрекнул младшего, напомнив ему о прошлом, которое сироте больше всего хотелось навсегда похоронить. Да еще и по лицу вмазал. «Что же теперь делать? Извиняться перед Найдом? Сделать вид, что ничего не случилось? Вздуть, чтоб впредь неповадно было? Интересно, а как отцу пацан свое неурочное появление объяснил? Что, если настучал про рыжую? — Тут парень устыдился своих мыслей: — Вот уж чего-чего, а ябедничества от Найда меньше всего можно ожидать. Что возвращает нас к тем же баранам. Извиниться, дать в лоб или ничего не делать?»

В этот момент произошло событие, заставившее Айдена совершенно позабыть о том, что он собирался сделать с воспитанником отца. Между соседским курятником и ленлордовым черепками увешанным тыном из воздуха высунулась… рука. Необычайно белая и изящная дамская ручка с наманикюренными ноготками. Появилась, сделала ладошку ковшиком, поймала горсть холодных капель, брезгливо встряхнулась и спряталась обратно. Вместо нее из воздуха чуть пониже появилась столь же изящная ножка, затянутая в блестящий алый сапожок. Ножка осторожно пощупала воздух, над ней возник алый, под цвет сапожку, длинный предмет. Предмет щелкнул и распахнулся грибком, который, однако, вместо обычных мухоморных пятен украшали замысловатые цветочки и птички. Сапожок, надежно прикрытый «грибком» от дождя, высунулся подальше, а за ним последовала дама целиком, неизбежно плюхнувшаяся бы в глубокую лужу, не окажись рядом Айдена.

Красивый рыцарственный прыжок — и сын ленлорда приземлился на краю мутного водоема, подхватил выпавшую из воздуха прелестницу. Надо отдать должное незнакомке: она ничуть не смутилась от такого приема. Только крикнула обратно в воздух голосом таким пронзительным, что у Айдена зазвенело в ушах:

— Смит, разиня! Кто навел портал в метре над землей?!

Верзила в коричневом плаще ступил на поверхность лужи, не замочив ног, и начал оправдываться:

— Всего в полуметре, светлейшая Летиция. К тому же вы ведь сами…

— Заткнись! — взвизгнула названная Летицией.

Второй верзила, как две капли воды похожий на первого, ловко спрыгнул на лужу по другую сторону от недовольной дамы и вопросительно уставился на Айдена.

— Нейтрализовать? — невыразительно спросил он, и у ленлордова сына почему-то сердце заметалось в поисках пяток.

— Фи, какой ты скучный, Антуан! — капризно скривила губы красотка. — Ну что же ты стоишь, мальчик? — вдруг обратилась она к Айдену, щеки которого мгновенно сравнялись по колеру с ее шикарными сапожками. — Неси же меня на сухое. Лучше всего в дом ленлорда Харриса. Он ведь тут где-то неподалеку? — Ресницы над голубыми глазами томно затрепетали.

— Угу, — обе руки Айдена были заняты драгоценной ношей, а язык совершенно забыл о своем предназначении. Поэтому парень просто неловко дернул подбородком вправо: — Там. Он.

Джейремия Хопкинс глубоко раскаивался в принятом решении. Признаться, будь у него второй шанс, он бы сейчас с удовольствием выбрал одинокую вечность в ловушке между мирами — ведь там сухо, тепло и даже спать можно, зарывшись в сухую дубовую листву. А главное — там нет метающих молнии ледяных глаз Летиции, грозящих испепелить его и высыпать пепел в отхожее место.

— Эту сказочку про Драконьи Горы и Ворона ты можешь засунуть себе в то место, которым обычно думаешь, Хопкис! — Летиция не утруждала себя знаменитым достойным баньши визгом, наводившим ужас на сотрудников абсалонского офиса. Она вкрадчиво шептала, приморозив Джея к месту немигающим взглядом: — Я хочу услышать, что здесь действительно произошло. Считаю до трех. Если на счете «три» ты не начнешь излагать факты, то мне придется навестить тебя, Хопкинс. К твоему сведению, после моего визита тебе, возможно, уже никогда и ничего не придется излагать!

Джей почувствовал ватную слабость в коленях, но огромным усилием воли заставил себя стоять по стойке смирно. «Я знал, что именно так все и кончится. Мало того, что сегодня мне довелось испытать на себе действие „оков власти“. Теперь предстоит опробовать на собственной шкуре еще одну штучку из арсенала СОВБЕЗа — „вторжение“, которое я с успехом применил на херре Харрисе. Неужели у Света такое извращенное представление о справедливости?»

— Раз! — Летиция лениво развалилась в кресле горлицкого ленлорда с подоткнутыми под локти расшитыми подушками. Щегольские сапожки покоились на скамеечке, покрытой лучшим плащом Харриса. Хозяин плаща с сыном были выдворены из собственного дома и ожидали у соседей вызова на допрос.

— Два! — Джей судорожно втянул воздух в легкие. «Свет свидетель, я сделал все, чтобы сдержать клятву. Но будет ли этого достаточно?» Как сексота его учили стирать воспоминания, создавать ложную память, зомбировать людей, закладывая в них программу действий, которую активировало определенное слово или предмет. Те двадцать с небольшим минут, которые потребовались Летиции, чтобы поднять летучий отряд и открыть портал, Джей использовал, стирая из памяти все крамольное, что он узнал о херре Харрисе, и заменяя пустоту искусственными воспоминаниями. Оставалось только надеяться, что кураторша не заметит этот трюк. То, что Джей успел узнать о Летиции Бэдвайзер, давало ему слабенький, но шанс. Скорее всего, стервозная карьеристка уцепится за подпольного мага с невероятными способностями и позорный провал младшего сексота Хопкиса, закованного в собственные наручники. И просмотрит маленькую подтасовку фактов, касающуюся какого-то безвестного, бедного как церковная мышь ленлорда.

— Три! — Палец Летиции с длинным алым ногтем указал на Джея, и агент перестал думать. Странно, но он продолжал сознавать себя — маленьким хрустальным шариком, зажатым между большим и указательным пальцами волшебницы. Огромный голубой глаз, прорезанный красноватыми прожилками, взыскующе вглядывался в его прозрачные глубины, и от этого всюду проникающего взгляда было не спрятаться, не укрыться.

Найд сидел, скорчившись, поджав колени к дрожащему подбородку, тщетно пытаясь сохранить последние остатки тепла. Выход из пещерки перед ним был чуть светлее окружающей темноты. Дождь кончился, но вода струилась по склону обрыва и падала вниз с земляного козырька множеством тихо шепчущих и звенящих струй. Найду казалось, его заперли за ними, как за решеткой.

«Сколько времени пройдет, прежде чем меня найдут? Идти мне некуда. Единственный союзник, на помощь которого я мог расчитывать, Найрэ, — мертва. Возможно, скоро и меня постигнет такая же участь. Сначала за мной охотился только безликий убийца в черном плаще. Теперь мне удалось посадить себе на шею Джейремию Хопкиса и весь СОВБЕЗ в придачу. Что нужно от меня сексотам? Засадить в Торд-на-Рок? Уничтожить? Завербовать?»

Найд чувствовал себя обложенным со всех сторон, как лис в норе. Он горько усмехнулся собственному сравнению. Пещерка, образовавшаяся в склоне лесного оврага на месте вывороченного давней бурей дерева, и вправду напоминала жилище лисицы-переростка.

«И что теперь? Не могу же я сидеть тут вечно? Хорошо хоть по дождю да мокротени собаки не возьмут след. А что, если меня попытаются отыскать с помощью магии? Почувствую я это? А если почувствую, что смогу сделать? Проявятся ли мои способности в нужный момент, как тогда, когда я принял сексота за волшебника, который купил у Чары Анхата? Смогу ли я их контролировать? Ведь я едва не прикончил Джея в горнице херра Харриса. Не поставь тот вовремя щит… Смогу ли я снова использовать Убежище? Теперь, когда открылось его истинное назначение».

Дуэльная Палата. Найд так давно не бывал там! Во время одиночества и плена в Чарах он прятался в этом странном месте, как улитка в домике, что вечно носит с собой. Прятался, когда боль и издевательства становились непереносимы. В Убежище он мог создавать миры по своему вкусу, теплые и цветные, полные добрых животных и чудесных растений, миры без людей, которые знают только жестокость и разрушение. И каждый раз так тяжело было возвращаться в измученное полуживое тело, но он все равно возвращался. Назло Эрэ. Назло Чаре. Назло самому злу. Вернулся он и сегодня. И, кажется, знал, зачем.

Найд шевельнулся, устраиваясь поудобнее в тесноте пещерки, размял затекшие ноги. Что-то твердое врезалось в правое бедро. Найд пошарил в темноте рукой и вытащил из-под себя кошель Найрэ. Он задумчиво погладил расшитую бисером ткань. «Безликий наемник разыскивал меня, в этом нет сомнений. Убийца не был подослан СОВБЕЗом — очевидно, что Джей ничего не знал о нем. Может ли СОВБЕЗ вести двойную игру? Нет, сексоты бы арестовали и допросили Болотную Бабку, посылать наемника — не их методы. Эта черная птица — из моего прошлого. И если я найду ее, то найду и того, кто ее послал. И кто знает, может быть, это выведет меня на след настоящего убийцы — того, кто лишил меня родителей, родного дома, сестры и брата.

Но как искать какого-то безликого человека, когда за мной самим охотятся? С помощью магии? Если Джей не врал, следы ее быстро обнаружат. У сексотов нюх не хуже собачьего».

Правую руку кольнул знакомый холодок, отличный от зябкой свежести лесной пещеры. Шнурок, стягивающий горловину старухиного кошеля, видно, ослаб, и пальцы Найда сами собой забрели в замшевую глубину. «Чудесные карты! Как же я о них не подумал?! Возможно, они подскажут, где искать безликого? Силы на их использование требуется так мало, что сексоты ничего не почувствуют. Но подчинится ли мне Аркан? Смогу ли я растолковать расклад? Раньше мне все объясняла Болотная Бабка. Как я смогу быть уверен, что понял надписи и символы правильно?»

Найд снова погладил кошель, ощущая выпуклости бисеринок под подушечками пальцев. «Если вытащу карту сейчас, то ничего не разгляжу, ведь уже стемнело. Разжигать огонь рискованно, да и нечем. Придется подождать до утра». Он улегся на бок с поджатыми ногами, подальше от падающих с козырька над пещеркой водяных струй. Полежал. Кряхтя, перевернулся на другой бок. Несмотря на усталость, сон не шел. Желание вытащить карту, загадав на безликого, было острее, чем впивавшиеся в бока древесные корни. В пальцах так и бегали холодные мурашки. Наконец Найд сдался и запустил руку в кошель. «Пусть я и не увижу рисунка. Вытащу карту и спрячу в карман, а утром, когда рассветет, рассмотрю ее хорошенько».

Внезапно убежище залил голубоватый призрачный свет, резанувший привыкшие к темноте глаза. Найд испуганно ворохнулся — сияние исходило от зажатой в дрожащей руке карты. «Как странно, ведь днем они и не думали светиться!» Руническая надпись по краю аркана гласила: «Башня». На картинке действительно была изображена башня, расколотая надвое молнией. В узких окнах пылал огонь, у подножия лежали две человеческих фигуры и золотая корона, то ли сорванная с чьей-то головы, то ли оброненная при падении.

Найд недоуменно почесал переносицу. Он надеялся, что карта подскажет, где искать убийцу Найрэ. А тут — башня. «Откуда она в лесу? Конечно, башня есть в Гнезде, и не одна. Но они целые, а тут вроде пожар. Пожар! Молния, гроза, вышивка на синем плаще…» В горле мгновенно пересохло, удары сердца отдавались в ушах громко и глухо. «Это могут быть только Чары. Спаленная молнией башня. Герб мертвого ярла. Руины.

Нет! Не может быть! Что безликому там делать? Ведь на месте борга ничего не осталось, только пепел. Эх, если бы тут была Найрэ! Но ее больше нет. А убийца отсиживается в Чарах — единственном месте, куда я за ним не пойду, просто не смогу. Бред! Безликий охотится за мной, он и не подозревает, что мне надоело быть жертвой. Может, наемник ничего не узнал от Найрэ и отправился на пепелище, чтобы что-то вынюхать? Расспросить крестьян в окрестных деревнях? Тоже бред! Что-то тут не сходится! Чары… Почему опять и снова — Чары?!»

Найд долго ворочался в тесном пространстве, ломая голову над загадкой карты и смерти Найрэ, пока не провалился в сон, убаюканный тихой капелью и шорохами ночного леса.

Глава 11 Охота, или Все против всех

Летиция Бэдвайзер хмуро вглядывалась в дорожный вариант хрустального шара, покоившийся у нее на коленях. Зад чародейки холодила мокрая земля, горлицкий лес мрачно шептал над головой. В шаре творилось Свет знает что. Энергетическая карта местности между Чарами, Гнездом и границей горлицкого лена пестрела разноцветными всполохами там, где должно было быть ровное голубоватое сияние непотревоженного эфира. И это притом, что она сама с неудачником Хопкинсом, Антуан и Смит полностью экранированы!

Вот Горлица. На месте дома херра Харриса взрыв, за прошедшую ночь выцветший с глубокого индиго до блеклой синевы. Рядом — зеленая блямба, уже светлеющая, — ее собственный портал. Чарская аномалия, обычно черневшая уродливой кляксой на телеметрии, расцвечена мозаикой лихорадочных алых и желтых пятен, тоже медленно остывающих. Ладно, допустим, там маны расшалились. Может, пообедали заплутавшим путником.

В районе болот разлилась желтоватая муть. Это, кажется, как раз то место, где, по словам Хопкинса, расправились со старой ведьмой. Что ж, к хижине послан Смит, а Антуан занимается мельницей на случай, если беглец решит укрыться там. Их с Хопкинсом розыски пока не дали результата, кроме растянутой лодыжки (у идиота-агента) и промоченных ног (у обоих). То ли проводник водил их за нос (что маловероятно, эдакий телок!), то ли преступник оказался не дурак и избегал знакомых мест.

Так-так, а что означает вот эта омерзительная клякса прямо посреди столь же омерзительной горлицкой чащи, называемой, очевидно в насмешку над туристами, рощей?! Силовое возмущение красного класса Би. Может, открытый портал? Но откуда? Подкрепление достигнет Горлицы только к вечеру. А сейчас — Летиция бросила взгляд в сторону хмурого после вчерашней непогоды неба — еще даже полдень не наступил.

Челюсти свел невольный зевок — сказывалась бессонная, проведенная в допросах ночь. Волшебница надавила кончиками пальцев на внутренние уголки век, возвращая остроту зрения утомленным глазам. Так, будем рассуждать логически. Если это преступник воспользовался порталом, боевые маги «Бумажки»[9] могут подтереться — ищи его, свищи. Вот доберемся до места, тогда посмотрим. Жаль, нельзя снова воспользоваться колечком: оно будет подзаряжаться еще сутки.

Летиция снова зевнула, раздраженно глянула на серый шерстяной холмик у подножия разлапистого дерева. Дрыхнет себе сексот Хопкинс без задних ног, наверстывает упущенное. Даже близость муравейника его не тревожит. Волшебница подняла было палец, чтобы помочь «санитарам леса» найти дорогу к Хопкинсовой пятой точке, но передумала. Все-таки режим экранирования. Надо соблюдать тишину в эфире.

Она погасила шар. Встала, по-кошачьи потянулась и тут же шепотом выругалась — задетая ветвь не то березы, не то осины сбросила пригоршню ледяной воды волшебнице за шиворот. Вот и умылись! Поминая нехорошими словами прелести привала на природе, Летиция добралась до ветвистого дерева и не слишком вежливо пнула Хопкинса в бок:

— Вставай, неудачник! Хорошенького понемножку.

Переступив через заворочавшегося сексота, Летиция приблизилась ко второму спутнику, наблюдавшему за всеми ее действиями со смесью ужаса и восхищения. Волшебница обольстительно улыбнулась проводнику:

— Подъем, малыш! Пора найти твоего названого братца, пока он еще кого-нибудь не отправил в мир иной, как ту невинную старушку-отшельницу. Ой, только не надо смотреть на меня волком! Подпольные маги, знаешь ли, очень опасны! Ты ведь не знал, что этот… Найд — маг? Видишь, он и от тебя это скрывал! А что еще он от тебя скрывал, а? Вот-вот, подумай об этом на досуге. А пока я покажу тебе местечко, куда нам с Хопкинсом очень хочется попасть, и ты нам в этом поможешь, не так ли?

Айден спрятал пылающее лицо в ладонях. «Найд, Найд! Что же ты наделал, непутевый мальчишка?!»

Лошадиные подковы оставили четкие, глубокие отпечатки на лесной просеке. Свежие следы в подсыхающей грязи очень не понравились Найду. Во-первых, иноходца с такими здоровенными копытами в округе не водилось. Во-вторых, этот самый иноходец отметился и в двух других просеках на Найдовом пути, причем следы шли в противоположном направлении. Это могло означать только одно: по горлицкому лесу рыскал чужак на коняге размером с дракона. В то, что это заплутавший путник, не верилось — слишком далеко всадник забрался от наезженных дорог.

Найд решил удвоить осторожность и по возможности избегать открытых мест. Оставался только один вопрос: в каком направлении теперь двигаться? Проснувшись утром от жуткого рычания, которым приветствовал его голодный желудок, парень обнаружил, что все еще сжимает кошель с арканом в руке. Недолго думая, он рискнул-таки двинуть на Чары. В конце концов, идти больше все равно было некуда. Но теперь его одолели сомнения.

«Может, именно конь безликого оставил следы на просеке? Такой скакун подошел бы ему по размеру. Вдруг, пока я уверен, что ищу человека без лица, он охотится за мной? И аркан с башней значит совсем не то, что я по неопытности вообразил?»

От всех этих вопросов голова шла кругом. У Найда со вчерашнего утра росинки маковой во рту не было, а стычка с Джейремией Хопкинсом подорвала силы, необходимые чтобы все время быть начеку. Внезапно в глазах потемнело, и парень неловко осел под калиновый куст. Наткнись на него сейчас летучий отряд, и СОВБЕЗовцы повязали бы беглеца, как слепого котенка. Найд поражался, вспоминая чувство легкости и эйфории, которое охватило его вчера, когда он бросил вызов незнакомому магу. Откуда только что взялось? Он казался себе всемогущим и даже обычной тошнотой потом не мучился. Оказалось, она просто дожидалась утра!

Парень заставил себя несколько раз глубоко втянуть влажный лесной воздух. Остро пахло грибами, мохом и прелью. «Грибы! Это, конечно, не бекон фру Боливии, но червячка заморить сойдет. Жаль, костра нельзя развести». Встав на четвереньки, он зашарил во влажной после вчерашнего ливня траве, выискивая поздние сыроежки.

Слабый звук заставил Найда замереть с полупережеванной шляпкой во рту. Он торопливо проглотил гриб и заполз поглубже под развесистую древнюю ель. Скоро стало ясно, что с северо-запада приближались трое. Шедший впереди шумно продирался сквозь густой подлесок. Остальные шепотом переругивались: в голосе мужчины Найд с удивлением опознал Джейремию Хопкинса, а вот визгливую женщину он слышал впервые. Теперь преследователи находились так близко, что беглец без труда смог разобрать содержание разговора:

— Поосторожней, болван! Ты отдавил мне пятки!

— Я же не виноват, что тут кочки!

— Это не кочки, Хопкинс! Это мои ноги!

— Прошу прощения, светлейшая, тут скользко.

— Тсс! Тише, идиот! Твое нытье за три километра слышно! Эй, малыш, далеко нам еще идти?

— Не очень, — застенчиво пробормотал третий, молодой и странно знакомый голос.

Найд невольно задержал дыхание: путники выступили из подлеска всего в паре метров от него. Взгляд беглеца метнулся по тощему сексоту, хрупкой рыжеволосой женщине с ярко-розовой аурой и… остановился на шагающем впереди блондинистом красавчике, никакой аурой не обладавшем. Айден! Найду понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не ворохнуться в укрытии. А этот-то что тут делает?! И куда это молодой ленлорд направляется в такой компании?! Троица протопала мимо так близко, что Найд уловил ароматы жимолости и сирени — чародейка была обильно надушена.

Найд задумчиво засунул в рот остаток сыроежки. «Эх, насчет херра Харриса я клятву-то с Хопкинса взял, а вот о сыне его не позаботился. Значит, Айдена в следопыты завербовали. Ну-ну. Интересно, куда же ведет магов этот Соколиный Глаз? В любом случае, если троица и дальше будет так же шуметь, то беспокоиться нечего, я их, права рыжая, за три километра услышу. И Айден, подлец, об этом прекрасно знает. Что ж, поиграл бы я с вами в кошки-мышки, господа сексоты, но у меня дело есть». Парень сунул за пазуху горсть грибов и бесшумно выбрался из укрытия: его путь лежал на юг.

Мастер Ар радовался наконец проглянувшему из-за туч солнышку. Позволив стреноженной кобыле вдоволь пастись на лесной прогалине, маг привалился спиной к древнему валуну и вольготно вытянул ноги. Время от времени он поглядывал на циферблат навигатора, следя за передвижениями Рыца. Если все пойдет по плану, верный вассал скоро выгонит мальчишку прямо на поляну. Жаль, конечно, что в дело все-таки влез этот недоделанный СОВБЕЗ, но со светлыми-то как раз будет легче всего справиться. Стоит им только проявить активность, навигатор тут же подаст сигнал. А уж Темный Мастер нянькаться с недоучками не будет — слишком высоки ставки в этой игре.

Ар полюбовался блеском золотых колец, украшавших пальцы: крупный аметист бросил на траву лиловые блики. Одно кольцо — для ман. Оно смогло вместить души только полудюжины разделенных, но и этого оказалось достаточно, чтобы Рыц вытащил мага из проклятого борга. Другое — открыло портал, который перенес волшебника с вассалом в горлицкий лес. Третье — восстановило ресурсы мага. Четвертое… Мастер раздвинул в улыбке тонкие губы. В нем хватит силы, чтобы открыть еще один портал. И пусть тогда светлые локти кусают — он и Анафаэль будут уже далеко, в Драконьих Горах. Имея два козыря на руках, устроить западню для девчонки будет легче легкого. Все три кусочка головоломки лягут на давно отведенное им место. Сделанная восемь лет назад ошибка будет исправлена. Месть свершится. Кольцо замкнется.

Найд бесшумно скользил в лесных тенях. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви деревьев, бросали на землю дрожащий узор, извивам которого он сейчас следовал — быстро, легко, невидимый и неслышный. Путь снова пересекла просека. Обходить ее значило сделать крюк километров в пять. К тому же на той стороне расчищенного пространства раскинулся дивный орешник, с которого, как помнится, еще не все ободрали белки.

Найд прислушался. Обычные лесные звуки: посвист птиц, поскрипывание сухих стволов, шелест осенних листьев на ветру. Мелодия была правильная, ничто не нарушало ее, и Найд рискнул. Высунув голову из куста волчника, он быстро осмотрел просеку в обоих направлениях. Ни души: только лежат под елями глубокие тени, в которых мельтешит еще не уснувшее на зиму комарье.

Найд вышел на заросшую колею, оставленную телегой лесорубов. Внезапно в тенях под елями что-то изменилось. Инстинкт подсказывал как можно скорее нырнуть между стволами, но что-то внутри велело инстинкту заткнуться. Найд замер на полушаге, обернувшись в ту сторону, где тьма перетекала волнами, накатывала, всасывала пространство и формировала из себя что-то… кого-то… Так естественно, что музыка леса пропускала это через себя, и комары пропускали, и белая мотыльковая мелочь, что толклась под куполом еловых лап — к дождю.

Найд никогда не слышал о мифриальных доспехах. О броне, укрывающей ее носителя от вражеских глаз, изменяя цвет, приспосабливаясь под окружение, как хамелеон. Когда лошадь со всадником, похожие на осколки черного зеркала, выступили на свет, паренек все еще стоял неподвижно, глядя на них расширившимися глазами. Человек тронул бока огромного коня пятками, заставляя перейти на рысь. Найд вздрогнул: он узнал наездника, по лицу которого скользили отражения деревьев и неба.

Медленно, как во сне, мальчик развернулся и бросился бежать. Всадник послал скакуна в галоп. В голове Найда не осталось ни одной мысли: только кричащее от ужаса желание использовать силу, чтобы заставить чудовище на черном коне рассыпаться прахом, и знание того, что, примени он магию, ему придется встретиться лицом к лицу не только с безликим, но и со старым знакомцем Хопкинсом, визгливой рыжеволосой и прочими чародеями, сколько их там напосылали за его пропащей головой.

Найд сиганул в барбарисовый куст, обдираясь о колючки. Черная длань пролетела над вихрами, промахнувшись на дюйм. Скакун, горячась, пронесся мимо. Вывалившись из барбариса, парень рванул через лес так, будто на пятках выросли крылья. Треск веток и глухой топот копыт позади заставили беглеца обернуться. Он споткнулся и чуть не полетел кувырком — что стало бы, очевидно, последней ошибкой в его короткой жизни. Черный иноходец настигал, ломая подлесок бронированной грудью.

Прикусив рвущийся из глотки вопль, Найд резко ушел в сторону и наддал вправо, в том направлении, куда еще недавно продефилировали Хопкинс и рыжая в сопровождении Айдена. На бегу парень молился всем богам Светлого пантеона, чтобы Безликому не взбрело в голову использовать лук или арбалет. На маневры времени уже не оставалось — Найд несся по прямой, как заяц, перескакивая препятствия в виде бурелома, пней, ям и муравейников. Копыта иноходца, казалось, выбивали дробь прямо между лопаток, там, где ручьями бежал пот.

На душе у Айдена было мерзко. Он чувствовал себя предателем и с ужасом думал о том, как посмотрит Найду в глаза, если они действительно отыщут мальчишку — отыщут с его, Айдена, помощью. Ни на одно мгновение он не поверил чудовищным обвинениям. Утверждать, что привеченный отцом сирота — маг и убийца, так же нелепо, как доказывать, что горлицкие куры несут золотые яйца. Конечно, Найд любил подтибрить, что плохо лежит. Да, честно говоря, пацан и дня не мог прожить, чтобы во что-нибудь не влипнуть. Но подпольное колдовство и убийство?! Нет, это явно какая-то глупая ошибка! Но разве СОВБЕЗовцам объяснишь?

Целую ночь его выспрашивали про Найда так, что он под конец уже не мог припомнить, что и как рассказывал. А с утра пораньше потащили в лес, припугнув тюрьмой и лишением титула за соучастие. Соучастие в чем?! Айден не знал, то ли ему зареветь в голос, то ли плюнуть в эти холодные голубые глазищи, которые, казалось, выворачивали душу наизнанку. И чего ему так везет на рыжих? В итоге он ограничился тем, что повел волшебников к излюбленным Найдом местам самыми запутанными тропами и нарочито шумел, не пропуская ни одну сухую ветку, что могла бы предупредить беглеца о приближении погони.

К лесной прогалине, которую ему было велено найти, Айден тащил сидевших в печенках магов через овраги и вздувшиеся от дождей ручьи, так что передвигалась группа с черепашьей скоростью. Взобравшись наконец на очередной глинистый склон, извозюкавшиеся чародеи в изнеможении попадали на траву. Рыжая, по обыкновению, кляла длинного визгливым голосом, плохо соответствовавшим сногсшибательной внешности. Длинный хмуро молчал, палочкой соскабливая с сапог килограммы налипшей грязи. Айден стрелял глазами по сторонам, раздумывая, как бы незаметно удрать, предварительно заведя СОВБЕЗовцев в ближайшую волчью яму.

Наверное, именно поэтому он первый заметил Найда. Мальчишка несся прямо на них так, будто за ним гнались все демоны Тьмы. Глаза — круглые и дикие, лицо исцарапано в кровь, одежда висит клочьями, а сам вымазан в желтой глине не хуже чародеев. Айден хотел подать ему знак, предупредить, но тут увидел, от кого убегал Найд. Мальчишка едва доходил до груди преследующей его лошади. Всадник размером был под стать скакуну. Оба носили странную зеркальную броню, делавшую их похожими на ожившие кусочки пейзажа. Если бы не часто натыканные древесные стволы, страшный конь давно настиг бы Найда. На краю оврага деревья расступались, и дальше беглецу хода не было — тут его ждали только порядком озленные беготней по лесу СОВБЕЗовцы и обрыв.

Страшный визг рванул барабанные перепонки. Айден покатился по земле, зажимая уши. Зеркальная лошадь встала на дыбы. Ближайшие деревья согнулись, как от сильного ветра, и сбросили оставшиеся листья. Краем глаза сквозь хлынувшие слезы парень различил рыжую, наставившую на всадника когтистый палец и издававшую накрашенным ртом крик, заставивший сосны полысеть. Боль, разрывавшая череп Айдена, была невыносимой. Он уже приготовился умереть, и Найд, спокойно шагавший к нему по вересковым кочкам, почему-то оставляя впереди и позади себя синий светящийся след, показался предсмертным бредом. Айден зажмурился, вцепился руками в сухую траву так, что ногти впились в землю. В нем что-то схлопнулось, ухнуло, опустело и снова вернулось, швырнув потяжелевшее тело на твердую бугристую поверхность.

Первое, что он осознал, лежа с закрытыми глазами, это тишина. Страшный вой пропал, и Айден слышал только близкое журчание проточной воды и робкий посвист трясогузки. Нет, рядом еще что-то шумно плескалось и фыркало. Он лежал, распластавшись на спине, кажется, на мелких камешках, которые больно врезались в позвоночник и щеку. Парень рискнул приоткрыть один глаз. Сначала все перед ним расплывалось зелеными, голубыми и желтыми пятнами, потом они наконец слились в Найда, как ни в чем не бывало полоскающегося в лесном ручье.

— Агхр-а, — первая попытка заговорить не увенчалась успехом. Найд повернул голову на звук. Кровь с лица он отмыл, но лоб и щека вспухли свежими царапинами. В остальном мальчишка, впрочем, выглядел невредимым.

— Ты как? — поинтересовался он, продолжая полоскать в ручье остатки рубахи.

— Чт-то это… было? — удалось, запинаясь, выдавить Айдену. Он попытался приподняться, но тут же со стоном рухнул на берег ручья. Казалось, все его кости выдернули из скелета, а потом как попало вставили обратно.

— Безликий? — уточнил Найд, разглядывая результат постирушки. — Убийца Найрэ. Болотной Бабки, то есть, — удовлетворенный увиденным, парень отжал тряпку и натянул на себя, с трудом попав руками в нужные отверстия — такой большой выбор дыр образовался в многострадальной одежке.

— Н-нет. Это… это… — Не в силах выразить мысль словами, Айден широко разинул рот, наставил на собеседника подрагивающий палец и полупростонал-полупрохрипел: — У-У-У-У!

— А-а, это магия, — как-то между прочим объяснил Найд, осматривая штаны на предмет повреждений и возможной стирки.

Несколько секунд молодой ленлорд переваривал сказанное. Наконец на языке сформировался новый вопрос:

— А как ты… то есть мы… тут? — Он ткнул пальцем в ручей, который, как Айден сообразил, тек вовсе не по дну того оврага, через который он только что проволок СОВБЕЗовцев.

Найд пожал плечами и задрал штанину, изучая коллекцию царапин на правой ноге. Одна из них еще немного кровила.

— Да так же, — бросил он через плечо и плеснул на коленку водой.

У Айдена не было слов. Он рассматривал мальчишку, с которым жил под одной крышей вот уже восемь лет, и не понимал, как он может быть таким обыкновенным. Мокрые вихры торчат на макушке черной щеткой, рожа расцарапана, через дыры в рубашке сверкают тощие бока, штаны на заду висят. И это — маг? Это — его, молодого воина, спаситель?

Айден снова попробовал пошевелиться. С трудом ему удалось приподняться на локте.

— А где эти, — заозирался он по сторонам, — ну все?

— Скоро будут здесь.

Айден вздрогнул и испуганно сел. Все вокруг поплыло, закружилось каруселью. Холодные от воды руки придержали его за плечи, сунули к губам с его же собственного пояса снятую флягу. Он поперхнулся, но глотнул, и мир, сжалившись, остановился.

— Тебе идти надо, — наставлял товарища Найд, заботливо отряхивая приставший к его спине песок. — Домой. Скажешь херру Харрису, — паренек вздохнул, прицепил фляжку обратно к поясу, — что со мной все будет в порядке.

— В порядке? — недоверчиво протянул Айден. — Это с рыжей-то? А ведь она не одна, — вдруг заторопился он, сообразив, что Найд еще не представляет размеров грозящей ему опасности. — Даже если она этого… черного перекричала, так там еще Хопкинс и двое магов в придачу. А к вечеру, Летиция говорила, подтянется подкрепление.

— К вечеру меня тут уже не будет, — потянул молодого ленлорда на ноги Найд. — Идти сможешь?

Айден стоял. Покачивался, но стоял:

— А ты куда?

Мальчишка пожал плечами:

— Лучше тебе не знать.

Айден вдруг понял, что видит его, возможно, в последний раз — человека, ближе которого после отца у него не было во всем мире. Взгляд встретился с голубыми глазами Найда, такими светлыми, уже все знающими. Айден смутился и вспомнил о важном, зашарил под рубахой на груди:

— Вот, — сунул он в исцарапанную руку свиток с печатью ленлорда. — Тут письмо. Отец сказал отдать тебе, если нам удастся встретиться наедине.

— Что там? — Паренек удивленно покрутил в руках свернутый трубочкой пергамент.

— Не знаю, — признался Айден. — Наверное, что-то важное. Надеюсь, оно сможет тебе помочь.

— Спасибо, — Найд заткнул свиток за пояс.

— Тебе спасибо. Ты мне жизнь спас, — нашел в себе силы признаться старший.

— Ты же из-за меня в этом дерьме оказался, — возразил младший, мотнув головой. — Иди уже.

Но Айден не мог заставить себя. Все в нем, привыкшем быть сильным и принимать решения, восставало против необходимости бросить Найда именно тогда, когда тот так нуждался в защите. Все равно, что снова предать его. Снова ударить по лицу.

— Прости меня, — прервал Айден неловкое молчание.

— За что? — В озерных глазах отразилось искреннее удивление.

Старший тяжело вздохнул, лоб прорезала вертикальная складка:

— За то, что не смог стать тебе настоящим братом.

Он неуклюже махнул рукой, развернулся и торопливо зашагал прочь, чуть сутулясь, будто стесняясь своего высокого роста.

— Никогда! Никогда больше! — Джей всхлипнул, подавился воздухом, икнул и снова торопливо заковылял по звериной тропе, опираясь на суковатую ветвь. — Лучше милостыню на паперти просить или по кабакам полы заблеванные драить, чем… чем… — Слова у сексота кончились. Перед внутренним взором клубилось только что-то страшное, черное, щетинившееся зеркальными гранями и лезвиями, да кричала, превращаясь в баньши, Летиция Бэдвайзер. Он не знал, кто победил в этой схватке, и были ли в ней, вообще, выжившие. Дожидаться конца сексот не стал: с лопающейся от вопля головой, поскуливая, на четвереньках отполз за ближайший куст и увидел даже сквозь закрытые веки, как вспыхнуло пространство там, где невероятный мальчишка перешел.

Теперь во всей этой истории мага интересовало благополучие только одной персоны — Джейремии Хопкинса. В данный момент персона сия была на грани нервного срыва, мучилась болью в лодыжке и едва не плакала от жалости к себе. Джей не знал, куда идет, и не вполне отдавал себе отчет в своем дезертирстве. Вперед его толкала уверенность: чем дальше он окажется от горлицкого леса, СОВБЕЗа и распрекрасного Абсалонского княжества, тем лучше будет для его пошатнувшегося здоровья.

Деревья вокруг поредели, и сексот наддал ходу, надеясь увидеть наезженный тракт или, на худой конец, просеку, следуя которой он мог бы выйти к жилью и раздобыть лошадь. Вместо этого маг выхромал, постанывая от усилий, на полянку, покрытую вересковыми кочками и раскиданными то там, то сям гранитными валунами. На одном из камней сидел и жмурился на солнышке заросший неопрятный тип со слабовыраженной аурой. На агента СОВБЕЗа, тем более — боевого мага из обещанного кураторшей подкрепления, тип явно не тянул.

— Добрый день, — на всякий случай Джей решил проявить вежливость. — Не подскажете ли, милейший, как пройти к ближайшему тракту? Я, кажется, немного сбился с пути.

— Кто таков? — лениво осведомился бородатый.

Сексот начал внутренне закипать:

— Джейремия Хопкинс, магистр третьей ступени к вашим услугам. А вы, позвольте узнать…

— Незачем, Хопкинс.

От наглости небритого у Джея пропал дар речи.

— Я ведь совсем не тебя маню, а ты тут мешаешься. Ну скажи, вот может быть от тебя какая-то польза?

Сексот недоуменно заморгал. Грубый ответ готов был сорваться с языка, но вместо того, чтобы поставить нахала на место, Джею вдруг невыносимо захотелось угодить странному незнакомцу. Мысли сексота заметались, стараясь найти, чем бы он мог быть полезен господину с безмятежными глазами, то ли серыми, то ли темно-карими.

— От меня может быть очень большая польза, — вдруг просиял он. — Я говорил со щенком! Мы были вместе в Дуэльной Палате, но он меня отпустил.

Незнакомец улыбнулся тонкими губами, поманил Джея к себе — сверкнуло на пальце кольцо с аметистом. Сексот не удивился, откуда у какого-то потрепанного жердяя такая драгоценность. Сердце переполнила чистейшая радость, стремление сделать господину приятное придало новых сил. Позабыв про импровизированную трость и лодыжку, Хопкинс, прихрамывая, побежал через поляну.

— Значит, Дуэльная Палата? — задумчиво протянул незнакомец, когда Джей счастливо устроился у его ног. — Любопытно. Похоже, я кое-что упустил.

Внезапно до прогалины докатился грохот, подобный грозовому раскату. Стайка серых птах вспорхнула, вереща, с рябинового куста. Джей недоуменно поднял голову к ясному небу без малейшего следа вчерашних туч. Опять грохнуло. Явно не вверху, а скорее в той стороне, откуда пришел сексот, только глубже в лесу. В небо над тем местом уперся огненный столб, пухнул и опал. Дунул горячий ветер, и Джея обдало сладковатым душком гари.

— Что это? — Он встревоженно прижался к ногам господина, преданно заглядывая в безмятежные глаза.

— А, это моя лягушонка в коробчонке развлекает твоих друзей. Чтобы нас не тревожили. Так что не будем отвлекаться.

Джей радостно кивнул: не будем!

— Позови-ка сюда щенка!

Сексот кивнул с еще большим энтузиазмом, но лицо его тут же вытянулось:

— Но, херре… Я не знаю, как!

Незнакомец легко дотронулся до его лба, откидывая с глаз потные пряди.

— Я тебе помогу, — пальцы были прохладными, прикосновение — приятным. Оно оставляло такую странную белую пустоту внутри, будто все, что прежде стояло в книге под названием «Джейремия Хопкинс», не просто вымарали, а стерли без следа, так что старая обложка покрывала только чистые листы.

— Позови его, — прошептал над ухом мягкий голос. — Скажи, что ты нашел того, кто забрал Анхата.

Джей вдруг понял, что волшебство, которое связало их с Найдом в поединке, до сих пор не кончилось, что образованная мальчишкой в Дуэльной Палате связь еще не прервалась и оборвется только со смертью одного из них. И это давало ему власть над противником, власть, которую он теперь осознал и сообразил, как ее применить. Бывший сексот блаженно улыбнулся: какое счастье исполнять приказ господина с глазами, устремленными в мечту!

Глава 12 Перевернутый мат

Найд сломал печать и развернул свиток херра Харриса. Момент, честно говоря, был не слишком благоприятный. Воздух вокруг рвался от разнозаряженных энергий. Где-то на северо-западе шел бой — очевидно, Безликий без крови сдаваться не хотел. И все же лучше прочесть письмо прямо сейчас, пока СОВБЕЗовцы заняты. Неизвестно, представится ли другой случай.

«Мой дорогой мальчик, — гласили неровные строки, нацарапанные на обратной стороне страницы, вырванной из Священного Писания леди Женевьевы. — Прости, что я не сдержал своего обещания, и теперь твоей свободе и жизни угрожает опасность. Знай, что ни я, ни Айден ни на минуту не сомневались в тебе. Кем бы ты ни был, ты навсегда останешься членом нашей семьи, а мы — твоими верными друзьями. Если бы это могло помочь, я бы, не раздумывая, поднял меч на твою защиту, но против твоих врагов меч бесполезен. Поэтому прими мое пожелание удачи и совет: не задерживайся в княжестве. Все дороги перекрыты заставами. Продвигайся лесами, избегай людей. Побережье — то место, где тебя будут искать прежде всего. Постарайся добраться до Гор-над-Чета. Там ты найдешь моего старого боевого товарища Шейна — помнишь его? Шейн благодарен мне за многое, он не откажется приютить тебя на время, пока ты не решишь, как быть дальше. Надеюсь, мы еще увидимся на этом берегу. Да пребудет с тобой Свет. Твой опекун, Харрис Горлицкий».

В постскриптуме шли подробные указания, как разыскать дом Шейна в большом городе. Охваченный невольным порывом, Найд прижал угловатые строки к губам, потом бережно свернул письмо и спрятал под одеждой. Между стволами деревьев по соседству замелькали бурые тени. Сигналя белыми кисточками хвостов, уходили от неведомой опасности косули. Найд насторожился.

Внезапно морщинистый ствол ближайшего древнего вяза ощерился дуплом. От дыры побежала, углубляясь, трещина — вверх, к поредевшей кроне, и вниз, к бугрящимся подо мхом корням. Древесина, расходясь, покрякивала, что-то в ней вспучивалось, что-то уходило внутрь, пока в вязе не сформировался вход, способный пропустить в себя вполне упитанного посетителя. Найд не спешил воспользоваться неизвестно куда ведущим проходом. Но тут во тьме древесного нутра будто светлячок зажегся, только очень крупный. Повисел чуть-чуть у порога, шмыгнул во мглу, снова вынырнул, подмигивая, посуетился, опять нырнул.

Найд сделал осторожный шаг вперед. Ничего хорошего его в дереве ждать не могло, но и с баньши Летицией это волшебство не вязалось, слишком оно было… тихое, что ли? Вяз ли или оранжевый светлячок нашептывали, шелестели. Немногие слова повторялись, радостно захлебывались слогами, пелись мохнатыми губами, щекоча уши. Найд невольно тряхнул головой, будто назойливую осу отгонял, но еще один шажок вперед все-таки сделал. Очень хотелось слова разобрать, понять, о чем поет дерево.

— Хат… Нашел. Нашел его. А-а. На-шел. Ха-ха, — рассыпалось безумными смешариками, зашуршало по стенкам. Найд не заметил, как уже шагал по трухлявым ступеням, ведущим в пахнущую гнильцой тьму. Оранжевый светлячок плясал впереди, шалил. — А-а, — напевал. — Нана. Сердце мое. Он забрал. Теперь его. Нашел. Ан-хат. Сердце мое.

«Анхат!» — Найд вздрогнул и скатился бы с крутых ступенек, если бы не удержался за шершавую, покрытую гадкой слизью стенку.

— Кто ты, назвавший имя моего брата? — крикнул он во тьму и древность.

Светлячок замельтешил перед глазами, зарадовался:

— Тот, кого ты думал, что не убил. Скорей, скорей, он ждет тебя! Сердце мое.

У Найда внутри все захолонуло и обуглилось. Он узнал голос Джейремии Хопкинса — бархатный голос, которым причитало безумие.

— Джей? — осторожно позвал он, протянув к светлячку руку. Пальцы мерцали красным на просвет, но в оранжевом сиянии не было тепла. Оно увернулось и захихикало:

— Был Джей, да весь вышел! Шышел-мышел… — Светлячок метнулся в черный колодец лестничного пролета, только по скользким стенкам побежали тени. — Анхата взял, и меня взял, и тебя возьмет. Скорей, мое сердце! Он ждет.

— Ждет… дет… дет… — заметалось по полому стволу эхо, зашуршал крыльями летучих мышей воздух. Сердце Найда рванулось в карьер, ноги сами понесли тело вниз, перепрыгивая через две-три осклизлые ступеньки.

— Анха-ат! — крикнул он во всю силу легких… и разорвал темноту.

На этой вересковой проплешине он уже бывал раньше. Грелся на больших плоских валунах. Смотрел, как испуганная ящерка сбрасывает хвост, и тот скачет, словно живой, на замшелой гранитной макушке. По осени собирал вересковые ягоды для целебного отвара — они и сейчас повсюду показывали черные глянцевые бока. А еще тут был секретный сотрудник СОВБЕЗа Джейремия Хопкинс. Он сидел тряпичной куклой, привалившись спиной к одному из серых камней и свесив голову между колен. Вокруг никого, только парили в воздухе пустые оболочки заклинаний — старых и совсем свежих. Ни цвет их, ни послезвучие Найду не понравились — напомнили слизь по стенкам полого ствола, стылую капель и тонкий хохоток, от которого по спине мурашки.

Найд поспешил к Джею. Хоть сексот и охотился за ним, но слово свое насчет херра Харриса Хопкинс, очевидно, сдержал. А теперь парень, похоже, был ранен. Найд мог попробовать исцелить его, а потом погрузить в сон, чтоб под ногами не путался. Только сначала расспросить про Анхата. И про того, кто его «взял».

Он присел перед сексотом на корточки, осторожно положил ладони на завешенные волосами щеки, стараясь приподнять голову. Кожа мага была такой холодной, что Найд едва не отдернул руки. Темные пряди скользнули со лба, серого, шероховатого, как пеплом припорошенного. Открытые глаза уставились на опоздавшего спасителя тусклыми зеркалами, в которых от времени поплыло и пошло трещинами серебро.

Найд отшатнулся, потерял равновесие, шлепнулся на пятую точку и пополз назад, не в силах оторвать взора от мертвого, от его потрескавшихся белков с выпитыми зрачками.

— Что, раньше такого не видел, а, Фэль? — раздался за спиной насмешливый голос из далекого прошлого. Голос, обещавший так много и давший так мало. Пустую надежду. Кривую правду. Белую тьму.

Человек, который не был человеком, стоял над Найдом, ничуть не изменившись за прошедшие восемь лет: все та же тонкая улыбка, тот же мягкий взгляд красивых глаз. Только видавшие виды сапоги теперь топтали не снег, а набухший черными жесткими ягодками вереск.

— Такое случается с магами на работе, — кивнул волшебник в сторону посеревшего сексота. — Сгорают, как свечки. Шышел-мышел-вышел.

— Это ты! Ты его… — Найд захлебнулся догадкой, не в силах озвучить то страшное, что скользило под веками добрых карих глаз, когда от них отворачивалось солнце.

— Нет, ты! — Затянутый в бархатную перчатку палец ткнул в мальчика, отнимая решимость. — Еще тогда, в Дуэльной Палате!

— Неправда! — вскочил на ноги Найд. Его водило из стороны в сторону. — Я Джея отпустил. Еще и назад вывел!

— Ты его к себе привязал. Маной обменялся, а правила нарушил. Я тебя звал, а пришел вот он. Мне оставалось только за кончик ниточки потянуть.

Голова у Найда пухла и шла каруселью с бубенцами. Какая такая мана? Насколько ему помнилось, ничем с покойным он не обменивался, даже рукопожатием. Он тряхнул головой, заставляя бубенцы заткнуться.

— Ты его убил! — крикнул он, отступая от обвиняющего перста волшебника. Голове немного полегчало. — И родителей моих. И Найрэ. По твоему приказу! А Анхат… Что ты с ним сделал?

Лицо мага опечалилось, длинные ресницы уронили тень на мраморные скулы.

— Я его спас. Он спас тебя. А ты? Что ты натворил в Чарах?

Найд отступил на шаг. Почва под ним ускользала, будто под ногами были не вересковые кочки, а болото.

— Я не знал… Не знал, что так будет! Я хотел только Чару, только Эрэ… Хотел наказать. Я был ребенком!

Он оправдывался. Зачем? И перед кем? Перед тем, с кого все началось? Почему же в груди так больно, почему в горле застрял нож и не идет обратно? И каждый глоток воздуха, как огонь?

— Эрэ тоже был ребенком! Ты знаешь, что он плакал, когда ему перерезали глотку? Ты знаешь, что его мать заставили на это смотреть? Ты видел, что с ней сделали потом? Ты отвел глаза или…

Ночи, полные огня. Ожидание грозы. Бег от снов, преследующих, как псы. В сумерках заблудившийся голос.

Найд закрыл лицо руками. Щеки под пальцами были мокры. Шею сдавил невидимый стальной ошейник, так сильно, что звук не шел.

— Тебе больно? Я заберу боль. Тебе стыдно? Я заберу стыд, — слова плавно накатывались из темноты, как волны прибоя, которого мальчик никогда не видел. — Ненависть пожирает тебя живьем? Я дам ей другую пищу. Одиночество томит тебя неутолимой жаждой? Я напою его. Пойдем со мной, и ты встретишь своего брата.

«Куда?» — Это было не слово, только мысль. Но волшебнику не нужны слова.

— На темную сторону.

Найд вздрогнул. Голос Найрэ снова зазвучал в ушах: «Тебе придется выбирать между Светом и Тьмой… и выбор будет только твой…» Еще женщина сказала, что он должен смотреть в будущее, а не в прошлое. «Но разве у меня есть будущее?» Рука невольно потянулась к кошелю на поясе. Пришлось открыть глаза.

Он уперся взглядом в ночь. В ней не было ни звезд, ни луны. Только обещание прохлады и покоя, звончатых аркад и глубин знания, которое уже ждало его на дне двух черных колодцев. «Там, на другой стороне, — сказали прекрасные глаза с видом на мечту, — ждет тебя Анхат».

«Анхат, — мысль упала в темный пролет и повисла в пустоте, — что ты сделал с ним?»

«Он служит мне. Он пошел со мной добровольно, помнишь?» — мысль в пространстве без света и веса.

«Зачем он тебе, если ты повелеваешь Тьмой? Зачем тебе я?»

«Он теперь — часть Тьмы. А ты… Ты — такой же, как мы. Ты принадлежишь нам».

Теплая ладонь на лбу, прогоняющая мрак. Песенка, заклинающая призраки. Объятие на пороге Тьмы. Зажженная свеча на окне, указывающая дорогу домой. Ты хороший мальчик, Анафаэль.

«Нет».

Мысль набухла смыслом и упала, в черной воде разбежались круги. «Нет» может быть изнанкой «да». «Нет» может быть равно сомнению. Или небытию. «Нет» бывает прочно, как камень. По глазам Темного все еще шла рябь:

— С кем ты? Вот с ними? — Мягкий сапог пнул бывшее Джейремией тело. Серый пепел посыпался с лица, как пудра, делая сексота безносым и древним, похожим на находку археолога. — Да они первые посадят тебя под замок до конца твоих дней, но прежде изучат под увеличительным стеклом, как любопытную букашку.

— Нет, я не с ними. — Голос еще плохо слушался, но был тверд. — Но и не с тобой. Я — сам по себе.

Темный рассмеялся, хищно клацнули белые зубы.

— Прямо как твоя несчастная мать! Тоже думаешь, что сможешь отказаться от своего дара и всю жизнь просидеть в лесу?! Интересно, хватит ли у тебя силы воли смотреть, как твои собственные дети бьются в руках врагов, и ничего не предпринять? Смотреть, зная, что сила твоей магии способна смять жалких людишек…

— Нет! Мама не была волшебницей! Она никогда… никогда… — Найд давно не помнил лица матери, так давно, что предательство забвения перестало мучить его. Память сохранила только родной запах ее платьев в шкафу, где он любил прятаться от Анхата и Айны. Близнецы никогда не слышали мамин голос у себя в голове так, как слышали голоса друг друга. Ее не окружал мерцающий ореол, видимый только им троим, и только друг у друга — бирюзовый у Анхата, голубой у Айны, индиговый у Анафаэля.

— Конечно, никогда, — легко согласился Темный, пульсируя лиловым. — Иначе наследнице Дарка не позволили бы жить и плодить полулюдей с темной кровью. А-а, вижу по твоим глазам, мальчик, ты учил историю. Не правда ли, лестно узнать, что тот самый страшный маг, который вел в бой армии Темных в Последних Волшебных Войнах, твой дедушка? — Чародей хохотнул, хлопнув себя перчатками по ляжкам. — Я видел картинки в их так называемых учебниках. Старина Дарк там просто милашка — в глазах плещется лава, зрачки вертикальные, клыки, как у вампира, кажется, даже когти присутствуют. Неудивительно, что ты побледнел, Фэль. Нелегко иметь такого популярного деда.

— Но войны… — пробормотал Найд непослушными губами, — ведь они кончились почти столетие назад!

— А сколько, по-твоему, живут волшебники? — Темный вдруг повернулся к нему боком и продемонстрировал совершенный профиль, чуть подпорченный горбатым носом. — Сколько бы ты дал мне лет? Двадцать? Тридцать? Хм, пожалуй, сойдемся на двадцати пяти. А ведь я родился еще до битвы при Вард-ну-Арда!

Мальчик едва слушал его. «Мтар! Грязный полукровка!» Прозвище из прошлого ранило, но он не придавал словам особого значения. Неужели рассказанное Темным было правдой? Если бы только он мог припомнить больше из своего детства — до того, как… до Чар. Но все, что у него оставалось, — осколки разбитого витража, обрывки мелодии из сломанной музыкальной шкатулки, которые не подходили, не составлялись в целое.

— Кем бы ни были мои родители, — отогнал мучительные мысли Найд, — ты велел убить их. Ты заплатил Чаре, он сам сказал! За что?! Что они тебе сделали?!

Темный снова повернулся в анфас, красивое лицо стало печальным.

— Я заплатил, да. Но не за убийство — за то, чтобы спасти их! Предатель-ярл не выполнил обещания. Мне едва удалось вырвать из его когтей твоего брата и бежать самому.

Найд не сводил настороженных глаз с мага: не знал, чему верить. Обычно он с легкостью распознавал ложь. Но в словах волшебника была доля правды, и Найд никак не мог определить, насколько велика эта доля.

— Ну сам рассуди, зачем мне, — продолжал Темный, сверкнув кольцами, — уничтожать сестру по крови? Нет, это светлые нарушили договор! Ручаюсь, в архивах СОВБЕЗа еще хранится документ с подписями Секретного Совета, разрешающий резню в Лихолесье. В своей безумной охоте на ведьм даже темную, отказавшуюся от силы и соблюдавшую нейтралитет, светлые посчитали угрозой, а с ней — всю ее семью. Видишь, Анафаэль, глупо надеяться, что тебе удастся от них укрыться.

Сказанное придавило мальчика к земле свинцовым грузом. Он рухнул на землю рядом с пепельным Джеем и зажал голову ладонями. Черное и белое, свет и тьма казались ему одинаково отвратительными, воняющими падалью и горелым мясом.

— Пойдем со мной! — Мягкий голос баюкал и обволакивал, был повсюду. — Твоя кровь заговорила в тебе так рано! Последуй ее зову. У тебя большой дар, мой мальчик. Дар, который многое может изменить. Я научу тебя входить в поток, и для тебя не останется больше преград. Я научу тебя летать. Мы вместе изменим эту страшную землю и создадим блистающий мир будущего. Ты просто должен пойти со мной по своей воле, пойти и посмотреть в зеркало.

Найд медленно опустил руки. С лица Джея тонкой струйкой бежал пепел, тяжелый, как песок. Еще немного — и его черты станут совсем неузнаваемыми. У парня были карие глаза и смешная привычка сдвигать брови домиком. Голос Найрэ поднялся из памяти бесплотным эхом: «За такой дар, как у тебя, любая сторона даст многое». Голос Темного отозвался из вот уже восемь лет как миновавшей ночи: «Один из вас должен пойти со мной. По своей воле. Тогда с вами ничего не случится». Лжец!

— Лжец! — повторил Анафаэль вслух. — Я не могу вернуть родителей и сестру, но у меня еще остался брат! Где он?

— Он — мой! — зашипел Темный и стал выше ростом. Его тень дернулась, вытягиваясь через всю поляну, накрывая Найда, таща тени деревьев и валунов за собой, будто солнце и не стояло в зените. Или оно уже садилось? Небо горело красным, путаясь в голых ветвях. Между стволами ходил дым. — Он служит своему Мастеру и не желает ничего другого! И ты будешь служить мне!

— Никогда! Ты вор и убийца!

Мастер хихикнул, тени закорчились у его ног:

— От такого же слышу! — Волшебник махнул рукой. Из рукава камзола полетел веером по ветру пепел. Серые вихри закрутились по траве, вырастая, набухая шершавой плотью, пока перед Найдом не встали шесть фигур с белыми глазами, поблескивающими во мраке. Он и не заметил, как в лесу успело стемнеть. Или это пепельные люди принесли с собой тьму?

— Посмотри на них, — раздался смешок мага, — узнаешь старых знакомых?

Найд вгляделся в бесстрастные плоскоглазые лица. По спине пробежали холодные коготки.

— Ну что же ты не здороваешься?

Эрэ и Рунна пожирали его взглядом. Горло мальчишки уродовал глубокий разрез, из которого давно вытекла кровь. Рунна, как всегда, склонила голову на плечо, тощие косицы нелепо торчали. Ее руку крепко сжимала мать, другой рукой стиснув на груди разорванную одежду. Чара напоминал неправильно собранную игрушку: правую и левую ноги ему поменяли местами, руки приставили локтями вперед.

Собственный крик полоснул Найда по ушам. Он хотел бежать, но ноги будто к земле приросли. Словно разбуженные воплем, призраки медленно пошли на него, вытянув руки, как слепые. Слева у камня заворочался, приподнимаясь, Джейремия Хопкинс — не хотел отставать от компании. Шестым чувством Найд знал: чем бы ни были эти серые существа из кошмара, дотронься они до него — и он пропал, назад пути уже не будет. Вот только пошевелиться Найд не мог, даже глаза закрыть. Смех Мастера затих. Теперь он напевал на языке, которого Найд никогда не слышал. Парень мог только догадываться, что так могли звучать руны, которые он тайком научился читать в тишине скриптория.

Ему нечего было противопоставить заклинанию Мастера, нечем было защититься от призраков прошлого, нашедших его через восемь долгих лет, жаждущих его духа и плоти. Он даже не мог утереть застилающие зрение слезы. Прозрачные линзы, собирающие свет, изгибающие, зеркальные. Он вдруг оказался на конце бриллиантового телескопа. Руки пепельных тварей напрасно обыскивали воздух, напрасно звучала фальшивая мелодия Мастера — они не могли достать сюда, где другая, хрустальная музыка звенела, отражаясь зайчиками от стенок, заставляя тени отползать обратно и корчиться у ног господина, как побитые псы.

Горячая капля сорвалась с подбородка и упала на руку, судорожно сомкнувшуюся на кошеле Найрэ. Пальцы мгновенно обрели чувствительность и сами скользнули в мягкое нутро. Найд ухватил сразу всю колоду и бросил ее в темноту. Сияющие прямоугольники взлетели в воздух, ослепленные призраки отпрянули. Вместо того чтобы упасть на землю, карты Аркана взметнулись голубым смерчем, ножами разрезали серые фигуры и устремились к их хозяину. Мастеровы марионетки тут же срослись. Пепел запорошил раны, но часть колоды тут же снова искромсала их на куски, заставляя залиться серыми струйками. Остаток Аркана воздушной кавалерией носился вокруг захваченного врасплох волшебника, отмахивавшегося от сияющих карт, как от разозленных пчел. А музыка в бриллиантовом телескопе и не думала кончаться. Мелодия росла, как напев невидимого органа, выше и выше поднимались несущие свет слова:

Маг вскрикнул. Острый край сияющей карты впился в его ладонь. Струйкой брызнула кровь, разбивая чары. Золотое кольцо упало с чисто срезанного пальца и покатилось в траву. Призраки вспыхнули последним нежарким огнем и упали пеплом. Прах вернулся к праху. Теперь уже навсегда. Только тело Джейремии Хопкинса осталось лежать у ног Найда, уткнувшись в вереск бледным, но снова человеческим лицом.

Найд побежал. Музыка в нем утихла, телескоп свернулся в тупую боль посреди лба, стучавшую изнутри в череп, как запертая стрекоза. В лесу посветлело, день едва перевалил за полдень, хотя с севера снова наползали дождевые тучи. Он не обратил на это внимания. Почти не замечал, куда ступают спотыкающиеся ноги. Парень остановился, только когда бежать стало некуда. Внизу под обрывом шумела в высоких берегах Горлица. Сзади послышались шаги. Не надо было оборачиваться, чтобы понять — Мастер настиг его.

Голос волшебника утратил мягкость и очарование. Теперь он больше походил на карканье старого ворона:

— Тебе не уйти! Ты все равно будешь моим. Так или иначе. Мой счет к тебе только что значительно вырос. Так что церемониться с тобой, Мтар, я не буду! Смотреть сюда, когда с тобой разговаривает Мастер!

Найд медленно повернулся. Внутри что-то колыхнулось и потекло, надавило на лопатки, будто искало выход, заметалось и ринулось в руки. Он развел их в стороны, поднял над головой, не глядя, но чувствуя, как с них хлынул и омыл все тело серебряный дождь. Маг сделал шаг назад и вышел из дождя. За мерцающей стеной Темный тянул окровавленные пальцы, губы беззвучно шевелились, но дождь не слушался и продолжал идти. Найд сделал еще один шаг, и нога не встретила опоры.

Он врезался в воду плашмя, спиной. Из легких сразу выбило весь оставшийся воздух. Сильное течение подхватило, утащило на глубину. Перед глазами плясала какая-то муть и зеленые круги, в ушах ревело, руки цеплялись за желтую воду, но что-то крутило и не пускало. А потом очень-очень близко из мглы возникло большое и твердое, и об это твердое его приложило головой. Ударила алая молния, раскалывая башню надвое. И стало темно.