Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)

Аркан V. Иерофант Глава 22. Экскурсия

Через черноту неба раскинулись разноцветные полосы. Они то мерцали, то складывались в спирали, то развивались, подобно лентам на шлеме полководца. Но в небесах, как и на земле, не было ветра. Красно-зелёный свет то поглощал, то снова приоткрывал звёзды. Стояла абсолютная тишина, такая, что даже собственное дыхание казалось кощунством.

Не в силах больше стоять без движения, я отвела взгляд от неба и пошла дальше. Удивительно холодная для долины Хейдар, ночь выкалывала глаза, хватала за мочки ушей и кончик носа. Вот, даже природа против меня. Всегда против. Чужой мир, чужие правила. Всё чужое… Бац! Я пнула кусочек льда и пошла быстрее, даже не пытаясь маскироваться. К монторпам всё! И «патрули» эти директорские к монторпам! Прикопается кто — пошлю наводить порядок в Малом Замке. А порядок там требуется, ещё как. И молодёжь приструнить неплохо бы, и кадаргам беглым рога заломать, и известного политического преступника отыскать можно. Пламенного такого преступника, который любуется своим портретом в рубрике «разыскиваются» и заливается смехом при виде…

Боги, только не снова! Я зажмурилась и помотала головой, отгоняя поток образов — таких одинаковых и таких разных. Снова газетный заголовок, снова соткана из точек литограмма, где лежит ничком темноволосый мужчина, а рядом с ним воткнут в пол почерневший клинок. Нарна. Это у нас кинжалы проклятого народа Зрячих давно стали просто красивыми побрякушками «с опаской» и ходили по рукам кого ни попадя — только плати. А в Мерран, где все вечно озабочены сохранением крови, их использовали по прямому назначению. Ну, почти прямому. Открывать большое подпространство специально для дуэли, это ж надо!

В памяти опять всплыла ухмылка Марша, и заговорческий шепот:

— Чего перекосило-то? Знакомая картинка? И какой же титул?

Конечно, ответила в морду. Конечно, поднялся скандал. И конечно, послав всех самыми крепкими словами, я хлопнула дверью.

Но, почему-то, до сих пор погано.

Я снова остановилась, разглядывая пляску небесных огней, но быстро пошла дальше — холод усиливался. С одной стороны, погулять бы, но слишком холодно. Придётся идти… куда? домой? Можно ли назвать домом место, в котором согласилась жить от безысходности? Да ещё и с человеком, о котором не знаешь, по сути, ничего? А человек между тем полностью управляет твоей жизнью. Полностью. Вон, даже ключ от Орр теперь у него. «Ослабил как только мог, но снять без Дарна невозможно». Прелестно. Просто прелестно. Как старой Дейле мозги править, чтоб в овощ превратилась, так все инквизиторские навыки в дело. А как на братца повлиять — так ути-пути, он же младшенький, айайай, сам потом одумается.

Когда «потом»?!

Сморщив несколько раз нос, я яростно потёрла кончик рукавицей. Монторп раздери эту влажность! Даже флягу с настойкой лишний раз не достанешь: подпространство раскрывать и то холодно.

Улица мягко катилась вниз. Среди деревьев мелькнул силуэт особняка Варди. Вскоре потянуло ароматным дымом от поленьев бунии, которые дают больше всего жару. А уж запах-то какой, ммм! Горько-сладкий, тягучий, с примесью раскалённых солнцем камней и весеннего разнотравья. За этот запах я готова простить природе Мерран всё. Даже зиму.

Скрипнула калитка, зашуршала утоптанная дорожка, едва слышно вздрогнуло крыльцо. От прикосновения ладони, двери приветливо распахнулись, сначала в крохотный предбанник, затем в пропахший кожей и пеплом коридор. Раздевшись на ощупь, я заглянула в темную гостиную. Всё как всегда: красные угли в камине, едва заметные блики на коллекции оружия, и узкая полоска света под дверью в дальнем углу.

— Сопротивление — сборище придурков, — объявила я, входя в кабинет.

Здесь камин не зажигали вообще, но древесные стены дома и так перераспределяли тепло, поэтому любивший прохладу Халнер сидел в кальсонах и нижней рубашке, расстегнув ворот и закатав рукава.

— Ну и чего топить, если я ещё не пришла? А теперь сидит и мучается! Ладно. У меня новости. Маро собирается вести кучу народа в Большой замок, типа прошвырнуться, но на самом деле что-то искать. Что именно — не знаю, это всё у Марша какие-то идеи идиотские… так-то звучит как мародерка, но это не его стиль. Мне кажется, что-то конкретное искать будет. Что — не знаю, делиться мыслями особо не хочет, тем более со мной. Не доверяет, даже после того, как кадаргов этих грёбанных на себе приволокла… ты меня слушаешь вообще?

Халнер молча кивнул. Он сидел за письменным столом и, не мигая, смотрел в старый, ободранный по краям лист.

— Спать собираешься?

Он снова кивнул, и начал выстукивать пальцами свободной маршевый ритм.

— Только что из камина вылез монторп с сиреневой чешуёй.

— Угу.

Фыркнув, я обогнула стол и заглянула Халнеру через плечо. На пожелтевшем от времени листе, тонкие штрихи сливались в бастионы, башни, амбразуры.

— Большой замок?

— Да. Такой, каким он должен быть, — Хал вздохнул, и опустил гравюру на кипу чертежей и каких-то расчётов, — а сейчас это старая развалюха. Дарн совсем не заботится о нем. Даже мало-мальского ремонта не делали с тех пор, как дед Тойран умер… А теперь вот срочно надо укреплять целый кусок западной стены, пока окончательно не обвалилась. Мда… Про Маро и поиски это серьезно?

— Вполне. Он даже просил достать у тебя поэтажный план строений.

— Да-а? А тарвола в задницу он не просил?

— Чёт не припоминаю. Ну, слушай, можно же просто общую схему нарисовать. Они же всё равно полезут.

— И ты тоже, — сказал Халнер тоном, не терпящим возражений.

— Куда деваться, — вздохнула я и дернула его за мочку уха, — а ты сам-то прогуляться не хочешь? Показать там всё… мне хотя бы.

— Нет. Там давно уже не на что смотреть. И тем более нечего мародёрить. А вы обязательно возьмите светляков и крепкие веревки. И ещё плесневый хлеб и арбалеты. На южной галерее целая колония тарволов. Да, на северо-западе как раз начинается огромная трещина, аккуратнее. Из внутренних построек избегайте восточного комплекса, там все перекрытия сгнили, и теперь гнездятся птицеящеры — те, что давно одичали. Но самое главное — не лезьте в подземелья. Вот туда без меня точно соваться не стоит. Любому, кто рискнёт об этом заикнуться, отвешивай крепкий подзатыльник.

— Ладно, ладно. Потом проинструктируешь. А сейчас пошли спать, в конце концов! Я с ног валюсь. Да и тебе завтра вставать чуть свет. Что значит «зачем»? Кому тут дальние хозяйства весь мозг проели про новые сорта дорфы?

— Ну явно не тебе. И разве туда завтра? — Халнер выкопал из-под бумаг ежедневник в толстом в кожаном переплете, — а, точно… перенесли же… ну вот, Белочка, ты уже лучше меня всё помнишь… иди, я скоро.

Он поцеловал мою ладонь, а потом поднял со стола гравюру замка и снова погрузился в изучение старых чертежей.

Зимний рассвет в Мерран — та же ночь, только холоднее. И домашняя скотина перекрикивается, приветствуя встающий где-то над равнинами узкий серп солнца. Через какое-то время он, наконец, заберётся достаточно высоко, чтобы пролить тусклый свет на дома, гейзеры, заснеженные клочки полей… и вереницу придурков на лестнице в заброшенный замок. Воистину придурков: в своей пылкой речи Марш превзошёл самого себя. Он не прикрывался ничем, даже мародёркой, а пафосно заявил, что Сопротивление должно использовать любой шанс быть признанным, а для этого необходимо как можно больше информации, особенно о том, как устроены «логова угнетателей», и что в них можно интересного и полезного найти.

Ступени, ступени, ступени. Слава богам, на них почти не лежал снег — скальные выступы гасили ветер. Зато гораздо темнее, чем в посёлке. Свет от налобных колб со светляками едва доставал на несколько шагов вперёд. Казалось, тьма поглощает всё вокруг, хватает за ноги, давит на ладони и кончик носа. Мы шли, останавливались, снова шли. Пятна света отвоёвывали то щербатую ступень, то голые по зиме кусты. Мелкие, давно умершие в смертельных судорогах, листья, жалобно хрустели и всё пытались забиться в трещины, поближе к пучкам жухлой травы, которая пахла выжженной степью.

Мы с Маро поднимались молча. Двое ребят из театра, тех самых, что печатали листовки в ночь «бунта» кадаргов, пытались зубоскалить, но тоже вскоре притихли. Замыкал цепочку Пятнадцатый, или Пятнашка, молодой вологоловый перерожденец, как раз из тех, на кого повлияли пламенные речи главного сопротивленца Марша. Но жребий убийства Дарна выпал другим. Впрочем, агитация агитацией, а основную часть дневного запаса еды и воды для всех участников «похода» тащил именно кадарг.

Марш шел далеко впереди, вместе с Эвелин. Они о чем-то разговаривали, то и дело наклоняясь друг к другу. На особенно крутых участках лестницы, лекарка брала сопротивленца под руку, на расстоянии меньше этикетно-формального. Вот идиотка! Той истории с полуперерожденцем ей мало?! Надо, надо будет вправить мозги этой дуре.

С трудом подавив вздох, я постаралась сосредоточиться на ступеньках.

Наконец, лестница закончилась. Наша маленькая группа оказалась на площадке перед откидным мостом. Всё те же выщербленные камни, всё та же пожухлая трава. Только воздух чуть посуше, и пахнет уже камнями, и… гноем.

Тёмная «маскировочная» облицовка крепостной стены частично отпала, во многих местах виднелись прожилки белого камня. Он явно мягче, чем окружающая порода, потому что именно по светлым полосам угнездилось несколько кустов, а над воротами так и вовсе проросло деревце. Но всё это меркло по сравнению с огромной трещиной. Подобно рваной ране, разлом прорезал плоть стены, и теперь истекал колониями светящегося паразитного мха. Боги. Неудивительно, что Халнер отказывается сюда ходить. Я бы тоже не смогла бессильно наблюдать, как медленно угасает и разлагается родовая усадьба. В своё время газетных вырезок про Сетер хватило. Как там? «Музей тирании», в котором каждый зашедший простолюдин может наложить кучу на дорогущий Ниярский ковёр…

— Эй, эй, осторожнее! — кто-то схватил меня за локоть, — нельзя ближе! Сейчас волна пойдёт, завихрением сдует!

— Чего? Какая волна?

— Воздуха, какая! — вмешалась Эвелин, и схватила меня за вторую руку, — это, между прочим, не просто крепостной ров! Неужели не чувствуешь? Слушай!

Я давно заметила, что из зёва трещины-рва поднимается тёплый воздух и раздаётся гул — далеко, на пределе слышимости. Но сейчас звук становился громче, явно приближаясь. Приближась. Прибли…

Волна горячего, почти раскалённого, ветра, вырвалась вверх и разбилась о «потолок» каменного козырька. У нас подобный ветер дует из пустынь, иссушая любые посадки, хороня заживо людей, заметая песком целые селения и даже дворцы. Кромешная мгла, вой воздуха, треск молний — последнее, что слышит несчастный, попавший под огненное дыхание богов. Но здесь дышала не пустыня, а… гора? Планета? Замок?

Из-за разницы температур, ветер заметался, складываясь в вихри. Они выбивали слёзы, валили с ног, пытались унести за собой — сначала вверх, к каменной «крыше», потом вниз, в ров. Все вцепились друг в дружку, наклонили головы к груди и зажмурились: иначе не выдохнешь, да ещё получишь плёткой по глазам. И тут до меня дошло: если это действительно дыхание, то все признаки разложения замка — трупные пятна на живом теле. Живом, ведь крепость дышит, дышит физически, вместе с горой, потому что они — единое целое. Целое, от самой высокой башни до самого камушка на осыпи у подножия. Поэтому трещина в стене — действительно гнойная рана, облицовка — облезающая кожа, а мост — палец, по которому несколько муравьев могут заползти на огромную каменную ладонь.

И муравьи поползли. По широким, крепким доскам, очищенным от снега и льда. Удивительно, но острия поднятой решетки выглядели вполне ухоженными, а на огромных петлях ворот ни пятнышка ржи.

— О, глянь, Эв, жив ещё старый Верд! — словно услышав мои мысли, воскликнул Маро, — порядок до сих пор держит…

— Порядок! Скажешь тоже! — фыркнула Эвелин, — стена, того и гляди, рухнет! Хорошо ещё, монторпы не угнездились в какой-нибудь башне.

— Рискну заметить, настоящие монторпы тут жили раньше, — проговорил Марш, — монторпы в человеческом обличье… Не так ли?

Все промолчали.

Мы двинулись через двор дальше, ко второй стене. Вернее, не столько стене, сколько огромной ступени, в которой либо выточены, либо надстроены ходы и этажи.

Прохода в ней было три. Центральную арку перекрывала опущенная решетка, левую — завалили дерьмом тарволы, которые угнездились в помещениях выше. Свободным остался только самый узкий, кухонный проход в дальнем правом углу. Поскольку замок находился, по сути, в гигантской пещере, главный донжон располагался в самой глубине. Чтобы добраться до него, пришлось миновать не только бывший скотный двор и засранный одичавшими птицеящерами птичник, но ещё несколько арок. Я с восхищением отметила, что в потолке каждой из них торчат острия портикул. И, кстати, не особо ржавых. Хм. Прыткий дедок-смотритель, однако.

Наконец, оставив позади третью «ступень» с храмом и оружейным крылом, мы вышли к задней стене пещеры. Здесь тёмная порода сменялась светлой. Она искрилась в лучах налобников и, казалось, сама светится изнутри. Светится и… летит. Плавные контуры проступали постепенно. Чем дольше держался взгляд, тем больше абрис стен напоминал огромного крылатого ящера: голова и шея хищно вынырнули вперёд, уступы плеч и раскинутых крыльев только-только показались из толщи горы.

— А мы это… нам точно в Белку надо? — протянул один из «печатников», — может, со складов начнём лучше… или вон, справа… забыл, что там…

— Оружейка, — не глядя, ответил Маро, — но туда потом. Начать осмотр надо с Белочки.

— С кого?! — поперхнулась я.

— Белочки. Это Белый замок, — растолковала Эвелин, — и у некоторых куча суеверий на его счёт.

— Ни **** себе суеверия! — взвился Маро, — там реально стрёмно! Глюки сплошные, будто непросыхал Гарию с дрянным пойлом!

— Но ведь именно это — центральный донжон, не так ли? — произнёс Марш, — выглядит, конечно, так себе… Но что-то интересное наверняка найти можно. Нам не пристало бояться.

Бояться! Припёрся, понимаешь, мародёрить, хотя хозяева живы и здоровы, и ещё выкобенивается! Монторпы тут жили, понимаешь. Замок ему так себе, видите ли.

— Кет, ты чего там застряла? — обернулся Маро.

Стиснув зубы, чтоб не сболтнуть лишнего, я проследовала в каменный клюв.

Тяжёлая дверь оказалась не заперта и подалась легко, без малейшего скрипа. Зажгли факелы. Ровно отёсанные стены огромного холла плавно переходили в высокий потолок. Сзади, справа и слева мутно отсвечивали витражи. Каменный пол выложен мозаикой, которая изображала герб Хейдар — белый птицеящер летит над морскими волнами, а по воде плывёт меч.

— Ну, и зачем мы тут? — заныл младший «печатник», — даже в Малом замке приятнее. Там хоть мебель живая. А это что за мертвечина грёбанная?

Все, кроме Марша, нервно оглядывались и кусали губы. Кадарг так и вовсе вжался во входную дверь, боясь открывать спину.

— Ну и вали, один во дворе стоять будешь! — огрызнулся Маро, — а лучше язык прикуси! Мебель-то мертвая, а глюки-то будут вполне живые!

Я чуть не выдала пацанам по затрешине, но вовремя сдержалась. В самом деле, для тех, кто не умел чувствовать нити пространства, здание мертво: ни проросшей мебели, ни паразитного мха, даже пыль какая-то неживая, сбитая комочками. Но, как и во всём замке, тончайшие жилки на стенах бились, словно под землей пряталось сердце. Сейчас они притихли, словно по приказу.

Марш сказал разделиться на группы по трое, искать интересненькое, и запоминать все необычные виды, звуки, и запахи. Кадарг Пятнашка так и остался дрожать у входной двери, «охраняя» мешок продуктов.

Нам с Маро и младшим «печатником» досталось левое крыло: столовая, кухня, и несколько комнат непонятного назначения — не то чайные, не то кабинеты, не то просто гостиные. Во всех помещениях — тишина, мрак, запах пыли и горячих камней. Я простукивала и прощупывала стены в поисках потайных ниш, скорее по привычке, чем по надобности. Тайников не так уж много, и все довольно простые, вроде подвижных полок или скрытых механических дверей. Ещё в паре мест, возможно, прятались проходы, но туда я решила не лезть — мало ли какие могут быть ловушки в старом замке? Рисковать своей шкурой ради чьего-то гнусного любопытства — увольте. А вот что встречалось действительно часто, так это неоправданно пустые стены. Никаких фамильных портретов, знамён, гобеленов. Все книжные шкафы и полочки для безделушек пусты. Из картин только пейзажи, охота и прочие пустяки. Несколько каменных вазонов, пяток напольных часов, один ночной горшок, неведомо как и почему попавший под кресло. Хм, интересно. Надо будет у Халнера спросить, куда всё делось.

Через несколько часов мы собрались в холле, перекусить и решать, что дальше.

— Ну что, пошли отсюда? — с надеждой спросил Маро, чавкая ломтём сыра.

— Мы же только первый этаж осмотрели! — оскорбился Марш, аккуратно откусывая небольшой кусок хлеба, — а, кстати, в замке наверняка есть подземелья. Кто-нибудь знает, где вход? На схеме он есть?

— Неа, нету. Из нас туда никто не ходил. Ты ведь тоже не знаешь да, Эв?

— Вон, у Кет спроси лучше, — фыркнула Эвелин, и поёрзала в кресле, на котором они с Маршем сидели вдвоём, — она ж у нас вроде как Хозяйка.

Я поперхнулась.

— Монторп тебя дери! Хватит чушь пороть! На кой вам вообще подземелья? Тут и так на три жизни смотреть хватит! И второй этаж ещё, и третий! И это только здесь! А по мне так вообще лучше с других зданий начинать, ближе к воротам. Хотя, если бы премногоуважаемый мастер Марш соблаговолил, наконец, сказать, что конкретно мы ищем, было бы гораздо…

— …гораздо больше сведений, чтоб продать подороже в случае неурядиц. Если с телегой листовок застукают, например.

— Слушай ты, ****!

Я вскочила, чуть не перевернув низкий стол с едой. Маро вскочил следом, но его опередила Эвелин, встав между мной и Маршем.

— Даже думать не смей, — прошипела лекарка, сузив глаза.

Всё замерло. Только раз-два-три, сердце бешено застучало в висках. И факелы — факелы буквально вспыхнули, заливая холл светом….

Из глубины коридора раздался угрожающе-высокий клёкот и клацание когтей по полу. «Печатники» подпрыгнули и ломанулись выходу. Дверь стояла распахнутой — кадарг Пятнашка, не отходивший от нее дальше пары шагов, уже выскочил во двор. Клёкот стал громче. Марш посмотрел мне за спину и побледнел. Потом он буквально сгрёб Эвелин в охапку и драпанул, не оглядываясь.

— Чего стоишь! Валим, быстро! — заорал Маро.

Выронив бутерброд, братишка смылся.

Удостоверившись, что все сбежали, я глубоко вдохнула и выдохнула, затормаживая клацание и клёкот. Тщетно: звуки стали громче, словно взаправду приближаясь. Что за****? Не может же иллюзия начать самостоя…

С балюстрады второго этажа спикировал птицеящер: небольшой, меньше человеческого роста, и абсолютно белый. Но не альбинос — из-под чешуйчатых век смотрели золотые глаза, ноздри рядом с клювом — нежно-розового цвета. Ээээ… я вообще-то черного представляла…

Приземлившись рядом с местом «пикника», животное принюхалось и пошло четко на еду, переваливаясь с лапы на лапу. На меня птицеящер не обратил никакого внимания, лишь немного задел хвостом. Тёплым, живым хвостом.

Я сглотнула, и начала потихоньку отступать, разворачиваясь к двери. Бояться собственных иллюзий, конечно, бред. Но в том-то и дело, что это не иллюзия, а если и да, то не моя. И вообще, мелкий-то он мелкий, но мало ли, как одичал в заброшенных хоромах? Лучше тихо-тихо сва….

— Спокойно! Он ручной. Сыр только обожает, — раздался знакомый голос.

Слова нашлись не сразу, и все — отборная брань.

— Тоже рад тебя видеть, — усмехнулся Халнер, — ну что, как тебе замок?

— Замок! Прекрасный замок! Только гарнизон маловат для такой громадины! — фыркнула я и скрестила руки на груди, — ты почему не сказал, что тоже придёшь?!

— Кхм. Какой гарнизон?

— Откуда я знаю, какой! Может, это дед-смотритель по стенам прыгает, как кузнечик! Или тарволы прицельно гадят маслом на дверные петли! А ты от вопроса-то не уходи! Почему не сказал, что прид…

— Потому что.

Тон настолько окончательный, что пришлось замолчать. Птицеящер, тем временем, сожрал весь сыр, хлеб, поклевал фрукты, и принялся жевать брошенный заплечный мешок.

— Да что ты делаешь! Вот скотина прожорливая, а! — я попыталась отнять мешок, но птицеящер только сильнее сжал клюв и утробно заклекотал, — ишь ты, вцепился. Как звать-то его? Молодой совсем, да?

— Тирри. Тирри, дай сюда, — Халнер шагнул вперёд и отнял основательно покоцанный заплечник, — нет, не молодой. Он почти ровесник Эвелин. Для птицеящера это немалый возраст. Тирри просто мелкий. Понимаешь, белые вылупляются очень редко, и мало растут. Зато живут долго, как люди.

— Понятно… Ладно. Пойду, пожалуй. Ребята уже, наверное, похоронки поют. А может, вообще обратно заявятся, посмотреть на мой хладный трупик.

— Не заявятся. Их сейчас птицеящеры по всему замку гоняют. Всё разминка животным… Потом встретитесь. А ты, кажется, просила экскурсию.

И он кивнул на едва заметную дверь в углу. Углу, которого до этого не было.

Куклы с парадными доспехами, иногда под защитными колпаками, иногда без. Портреты обычные, портреты гобеленовые, портреты-литограммы. Флаги развёрнутые, свисающие с потолка. Флаги свёрнутые, сложенные штабелями. Щиты. Картины. Гербы.

— А, вот куда всё подевалось… — протянула я, оглядывая большой полутёмный зал, куда мы вывалились, поплутав по скрытым коридорам, — то-то, думаю, пустовато в гостиных. Это что, условие пепельного титула такое?

— Да нет. По закону только печать с родовым гербом использовать нельзя, и флаг на главном шпиле поднимать. А с этим всем как хочешь, — Халнер подкрутил что-то в нише на стене и огонь в светильниках стал ярче, — просто я… так сохранность лучше. Проветривать только надо — что-то разворачивать, что-то сворачивать. Хотя бы раз в несколько лет. Ну что, пошли?

Мы начали ходить между горками родового скарба. Халнер рассказывал много интересного, переплетая семейные легенды и исторические события, а то и вовсе анекдоты.

— А вот это прапрадед Хорвум. Воевать он не мог, в детстве неудачно упал с птицеящера и повредил ногу. Зато хорошо чувствовал, как идут жилы руд. Во время Объединения это было важно — во многих рудниках окопались еретики, а Вирему для войны нужны были ресурсы. И вот пошёл Хорвум как-то до ветру, и нашёл руду Меррил. Прямо здесь, в Императорских горах. Ну и получил благодарность.

Мы стояли перед гобеленом с типичной сценой «король в окружении семьи и придворных благословляет коленопреколонённого верноподданного». В короле моментально узнался Вирем-Объединитель — краса, гордость, и отец-основатель правящей династии, тот, кто сумел заново объединить распавшуюся после Катастрофы Империю. И заодно украсил своим чеканным профилем золотые виремы.

— Месторождение оказалось небольшим, сейчас оно полностью выработано… но тогда именно оно помогло выбить еретиков из Песчаного, а не торговаться с ними за главный рудник.

— Да, забавная история, — протянула я, — чего только не случается в жизни…

Халнер почему-то усмехнулся, а потом шагнул к гобелену и взялся за нижнее древко, которое оттягивало ткань. Щелчок, и пространство позади меня наполнилось полупрозрачными фигурами героев картины. И не только людей. Из пола выросло небольшое возвышение с троном резного дерева. В твёрдой руке появился чуть щербатый, явно побывавший не в одном бою, меч, а на узорных коврах склонились придворные.

— Ух ты! — я потянулась к иллюзии, — надо же, как живые… потрогать можно?

— Можно, но не стоит. Камни уже старые, видишь, память постепенно угасает. А подробности этой технологии утеряны, сейчас уже не делают таких картин. Тем более, еретических, как эта.

— В смысле, еретических? — удивилась я, разглядывая типичную толпу, — что не так?

— Не что, а кто. Вот она, — Халнер указал на девушку по правую руку от короля, — это Селия Чёрное Солнце. Старшая дочь и наследница Вирема… которой в официальной истории просто нет.

Я пригляделась. Ничего себе королевна. Платье очень простого кроя, без узоров и вышивок. Ни перстней, ни ожерелий, только узкий обруч на золотистых волосах и небольшой медальон с тремя разноцветными камнями. Высокого роста, с характерными для мерранцев узкими скулами, девушка положила одну руку на спинку трона, а вторую — на рукоятку Нарны у правого бедра, и задумчиво оглядывала двор абсолютно чёрными глазами.

— Хм. Надо же. Я только про сыновей читала. А почему так?

— Ну как почему. Объединение это не только война. Когда начали присоединять Север, Вирем породнился с древним родом Селар, на который опирались еретики. Всё бы хорошо, но жена умерла родами, принеся дочь. А по брачному договору пол наследника был не важен. Поэтому, когда вторая жена, уже из своих, принесла сыновей…

— Угу. Ясно. Убили?

— Пытались, но уже после смерти Вирема — он-то договор чтил. В итоге сослали в монатырь, в знакомый тебе Тмирран, кстати. Он был тогда женским. И постарались уничтожить все свидетельства существования Селии.

— Вот как… — я вгляделась в черты лица королевны, — да уж. Чего только не бывает. Слушай, а как эта штука работает? На камнях иллюзий это понятно, но что с ними делали?

— Не только иллюзий, ещё и Кади. Их распихивают по помещению и хитро сворачивают пространство несколько раз. А потом вытачивают пластины, через которые пропускают свет. Вот, — он взял меня за руку и положил пальцы на нижнее древко гобелена, — здесь и сзади, чувствуешь?

— Ага.

Выключатель щелкнул, картина истаяла в воздухе. Последней, словно нехотя, ушла в пустоту Селия.

Селия. Хм. Опять это имя.

Размышляя о совпадениях, я пошла за Халнером дальше, попутно выспрашивая технические вещи о строительстве замка. Оказалось, комплекс действительно выточили из самой горы, вернее, выели специальными червями. Именно поэтому внутри стен сворачивать и разворачивать пространство попросту невозможно. Ну, если только ты не «представлен» древней охранной системе, которая непостижимым образом завязана на саму гору. Благодаря этой связи, замок раньше самовосстанавливался по воле Хозяина, за счёт его кровных сил. Но после Катастрофы технологию утратили, поэтому теперь ремонт делается самыми примитивными средствами — камнями и мастерком. Если делается вообще.

Под разговоры мы вышли из гербового зала. Через пару лестничных пролётов очутились перед стеной, оброщенной деревянными панелями. Нет, всё-таки мне никогда не привыкнуть к такому расточительству!

— Ну что, кто-нибудь спрашивал про подземелья? — поинтересовался Халнер, проводя ладонью по отражению огня в узоре древесных волокон.

— А как же! Его сопротивленчество Марш был очень, очень озадачен, что не может найти ни одного входа.

Часть стены отъехала в сторону, открывая узкую лестницу.

— Увы, это дело времени и везения, — Халнер сделал факел ярче и шагнул вперёд, — кстати, он не сказал, что конкретно ищет?

— Неа. Но просил все необычные явления запоминать. А что?

— Просто интересно. Пошли.

Подземелье под замком Хейдар оказалось трёхуровневым, но не слишком сложным. Коридоры с высоким потолком, практически прямые, развилок мало. Ловушка попалась всего одна, да и та ржавая. Потом пол начал идти вверх, и перерос в крутую лестницу. Она вышла к металлической двери, обитой полосами упругого минерала таф. Немного повозившись, Халнер распахнул створку. Мы оказались в большом зале. Здесь, вместо запаха мокрых камней и старого дерева, витали ароматы церковных масел, и чего-то, похожего на сушёные цветы. Отблески пламени плясали на уступах стен. В центре зала поблескивала алтарная «тумба», над которой висел кусок матовой темноты.

— Ого! Тут что, смотритель и за храмом следит? — удивилась я, проходя ближе к алтарю.

— Вроде того. Хотя храм и сам за собой смотрит, ещё со времён Духов. Сначала-то он им был посвящен. Потом, когда приняли истинную веру, алтарь решили просто надстроить. А вот Стражи остались, их можно убить только вместе с замком. Вон туда смотри. Нет, левее. Видишь?

Я посмотрела и вздрогнула: на нас из-под пола вылез трёхрогий ящер, и начал разминать лапы. Огромные когти царапали камень амвона, словно алмазный резец размягчённую глину.

- ****!

— Ну, ну, Кети. Это только статуя с иллюзией движения.

Тряхнув головой, заставила себя подойти ближе. Чем ближе подходила, тем мрачнее становилась морда каменного существа. Казалось, миг — и острые зубы вцепятся в нарушителя спокойствия. То-есть, в меня.

— С-слушай, а почему именно такой… эээ…страж?

— Когда-то трёхрогий ящер был символом нашего рода, но после победы над еретиками его заменили на птицеящера. Однако родовой храм остался в прежнем виде. Как и склеп. Весьма просторный, кстати.

— Заселиться не планируешь?

— В ближайшее время — нет.

Халнер протянул руку и похлопал существо по морде. Статуя сразу же успокоилась и замерла. Однако вместо того, чтобы отнять руку, Халнер так и застыл, сжимая недовольно сморщенный каменный нос.

— Хал? — не выдержала я, — Хал!

— Ш!

Он наклонил голову, словно прислушиваясь. Потом резко повернулся ко мне.

— Так, дуй на старый птичник, эти мудики раздразнили старых самок, а там гнездо с яйцами. Совсем близко не подходи, а помаши им и выведи через правую дверь в кухонном корпусе. Правую, не перепутай! Справишься?

— Ну, постараюсь. А ты не думаешь, что меня могут…

— Не могут. Я буду рядом, только под маскировкой, — ответил Халнер.

И исчез.