Огромный мегаполис распахнул офицеру свои объятия. Многоуровневые движущиеся тротуары, в самых замысловатых комбинациях сочетающиеся с транспортными развязками; огромные проекции реклам, фантастическими гроздьями «нанизывающиеся» на развязки; гигантские шпили высоток, – всё это многообразие было для Раймона непривычным. Редкие выходы в город на увольнительные происходили обычно вместе с другими курсантами, и городская фантасмагория проходила где-то на грани сознания, которое было полностью поглощено общением с товарищами. Курсанты жили в расположении-казарме коллективом, посему выходили за её пределы также коллективом, то есть неким единым целым, ощущающим окружающее особыми органами чувств, но не каждым членом по отдельности. Теперь же он был один на один с городской суетой. Ему всё казалось чужим, даже чуждым, особенно на фоне армейского порядка, когда даже положение вещей в личной стенной нише чётко определено уставами и правилами внутреннего распорядка.
Особенно непривычными были окружающие люди. В их одежде и поведении не было совершенно никакой системы, что вступало в яркий диссонанс с привычным Раймону окружением. Пёстрые наряды, улыбки на лицах или напряжённые гримасы, быстрый шаг или лёгкая непринуждённая походка – вот чем встречали его гражданские. Зато, стоило им оказаться в метре от офицера, как они резко меняли направление движения, раздавались в стороны, даже отводили взгляды, словно вокруг молодого человека действовало некое силовое поле, раздвигающее человеческий поток. «Что такого они во мне видят? Почему стараются не переходить мне дорогу? Ведь имперский солдат – их защита и опора; по крайней мере, нас так учили», – недоумевал офицер. На самом деле люди просто чувствовали исходящую от офицера ауру силы, готовности немедленно броситься убивать и умирать, и это похлестче всяких силовых полей отваживало от него простых обывателей. Не последнюю роль в подобном отношении играла и офицерская форма. Тот красный комбинезон с алой же береткой Раймон одевать не стал – это был своего рода полевой вариант формы. Если сравнивать её с далёким прошлым Земли, то по фасону и статусу он больше напоминал маскхалат, пусть и с некоторым налётом парадности – сказывалась его способность менять цвет по желанию носителя. Сейчас же лейтенант щеголял в чисто парадном офицерском одеянии.
Созданная профессиональными психологами и модельерами, впитавшая в себя века армейского опыта человечества, форма была окружена ореолом торжественности. Никаких обтягивающих комбинезонов, никаких тёмных невнятных пиджаков – только острые линии небесно-голубого одеяния и блеск множества металлических элементов. Широкие брюки с серебряным шитьём по бокам брючин, металлическая пряжка, блеск которой так интересно перекликался с блеском серебряного узора по коже ремня. Приталенный китель, до низа бёдер, с широким отложным воротом, манжеты которого идут от самого живота, расширяясь к собственно воротнику. Рукава также заканчиваются манжетами, на морской манер. На всех манжетах серебряное шитьё, вместо старомодных пуговиц совершенно неотличимые от них магнитные клипсы. Звёзды на погонах логично дополняют композицию – построенную по цветовому принципу: «Голубое небо – звёздное серебро». Ну и, конечно, знаменитая офицерская фуражка.
Ноги обуты в изящные полусапожки, скрытые широкими брючинами – как шутили сами служивые, «для нанесения максимального урона личному составу городских кабаков». В самом деле, сапожки, несмотря на их внешнюю изящность, были сработаны на совесть, из специальных пластиков и сплавов, так что удар ими выходил знатный. На умелых ногах, конечно. А если уж раскрывать все карты, то офицерские сапоги позволяли пристыковывать к ним лёгкий скафандр, что в космосе сильно экономило время во внештатных ситуациях.
Насквозь официальный облик офицера дополняли тросточка в одной руке и небольшой кейс в другой. Когда он шёл в подобном наряде в одиночку, молодцевато поигрывая тросточкой, это производило сильное впечатление. Зато когда их, таких торжественных, вывалился на улицу сразу целый поток, выглядело это несколько комично. Все с кейсами, все с тросточками, все в совершенно одинаковых нарядах, отличающихся лишь пантеоном медалей, – кто на что учился, как говорится. Вот только заметны эти отличия были лишь самим военным, для несведущих гражданских значки сливались в загадочную своей непознанностью массу серебрящегося на солнце металла – россыпь пивных пробок, ни дать, ни взять.
Остались позади сцены прощания друзей и товарищей, каковыми стали курсанты за шесть лет совместной казарменной жизни. Были здесь и попойки, и братания, и клятвы не забыть и не бросить в беде; были обещания вытягивать своих в случае такой возможности. Эти клятвы даже годы спустя не потеряют своей актуальности. Такие мелкие, юношеские сантименты, казалось бы, легко разбивающиеся о стену времени, на самом деле составляли одно из слагаемых армейского чувства локтя. Однако теперь всё это было позади, а впереди Раймона Вангу ждал секретный объект в самой пустынной части человеческой галактики. Добираться туда предстояло без малого десять суток, а для старта офицеру пришлось перелететь на противоположное полушарие планеты. Это-то и заставило его впервые за последние годы оказаться один на один с враждебным миром. Впрочем, Ванга не унывал, он в своей юношеской наивности ещё не подозревал о подлинной враждебности окружающего мира, с любопытством и доверчивостью взирал вокруг, готовый «служить и защищать».
Северный Космопорт был шумным, людным местом. Чтобы добраться до его отпускных терминалов, нужно было продраться сквозь невероятное нагромождение парковочных площадок для планетарных летательных аппаратов. Затем предстояла борьба с зоной свободной торговли, с её гроздьями торговых точек, торгующих всеми доступными во вселенной развлечениями. Борьба, между прочим, нешуточная, ибо тамошние голографические рекламы меркли перед настойчивостью местных людей-зазывал. Дальше путника ждала таможенная зона – эдакий островок порядка и дисциплины в океане космодромного хаоса. Ну а в конце прошедшего все эти круги людского ада ожидал ещё один островок, на этот раз служивший прибежищем овеществлённому ожиданию: сеть кафе, ресторанов, закусочных и просто залов праздного времяпрепровождения.
Лейтенант стоически перенёс первую зону, с любопытным недоумением миновал торговые ряды, и тут его продвижение неожиданно остановила таможня. Раймон подошёл было к длинной очереди ожидавших досмотра гражданских, когда заметил неприметную надпись, призывающую служащих звёздного флота проследовать по голубой стрелке. Был ли молодой офицер таким служащим? А почему нет? Форма, свежее офицерское удостоверение – всё было при нём, так что Раймону даже в голову не приходило иного. Лейтенант уверенно проследовал по неоновой стрелке. Мимо таможенных терминалов, дальше, дальше… пока путь офицера не преградила металлическая переборка с дверью. Дверь открывалась магнитной карточкой. Раймон провёл по считывающей зоне своим блестящим ещё совершенно новым удостоверением офицера. Он был совершенно уверен в его магическом влиянии на окружающее, посему был крайне удивлён, когда считывающий круг полыхнул алым. Естественно, дверь не открылась. Лейтенант в недоумении замер возле входа. Возвращаться к скоплению гражданских совершенно не хотелось, но и стоять возле двери было, по меньшей мере, глупо.
Заскучать Раймону не дали.
– Лэр, вы не посторонитесь? – прозвучал голос из-за спины.
За спиной офицера возник подросток в совершенно умопомрачительном наряде. Только при пристальном рассмотрении офицер узнал форму техника. Мало того, что форменная куртка мышиного серого цвета была расстегнута, так ещё из-под неё торчала совершенно неуместная для служащего оранжевая рубашка с пёстрыми разводами всех цветов радуги. Волосы парня были под стать рубашке – уложены замысловатым чубом. Облик дополняли цветные тапочки с мягкими бумбонами. И это вместо положенных по уставу сапог!
– Вы одеты не по форме, лэр, – вместо приветствия грозно констатировал молодой офицер.
– Ну и что? – странный субъект растерялся.
– Вы находитесь в императорском учреждении, служите в планетарном космопорте, и при этом вас совершенно не волнует внешний вид? – лейтенант нахмурился.
– Так вы имперский офицер? – только сейчас субъект в полной мере оценил, с кем имеет дело. Его лицо тут же приобрело по-детски обиженное выражение.
– Вы не ответили на вопрос, – холодно нажал Раймон.
– Но ведь это вход только для работников космопорта! – невпопад попытался защититься техник.
– Ну и что? – теперь растерялся офицер.
– Вас здесь не должно быть. Вообще никакого начальства не должно быть, – честно назвал причину своего разгильдяйства парень.
– Немедленно приведите себя в порядок, – Раймон был неумолим.
Под пристальным взглядом офицера техник начал нехотя заправляться. Спустя несколько минут он, по мысли лейтенанта, стал гораздо больше похож на человека, хотя тапочки и чуб на голове всё равно не давали Ванге покоя. Немного подумав, он стал собственноручно приводить причёску парня в порядок, легко преодолевая его слабое сопротивление.
– Лэр лейтенант, я восхищён: вам почти удалось сделать из этого техника человека, – возле двери возник высокий статный крепыш, с длинными усами и лицом прошедшего огонь и воду космического волка. Капитанский чёрный мундир выдавал в нём элиту космического флота человечества, а цепкий взгляд – умудрённого жизненным опытом мужчину. Впрочем, сейчас глаза мужчины блестели то ли восхищением, то ли иронией – Раймон так и не смог понять по тону и выражению лица, шутит ли флотский.
– Лэр капитан, я не ожидал встретить в первом же крупном космопорте такую недисциплинированность от служащих, – лейтенант решил сделать лёгкий упрёк и самому звёздному командиру. Однако тот только пожал плечами.
– Эти сухопутные крысы нам не подчиняются, они находятся в юрисдикции наземных служб, – капитан подмигнул технику, и тот, правильно поняв намёк, поспешил ретироваться за закрытой дверью. Трясущиеся руки парня не слушались, и он далеко не с первого раза смог провести магнитной карточкой по считывателю – в таких расстроенных чувствах находился. – Лучше скажите, лэр лейтенант, как вы смогли оказаться здесь столь своевременно?
– Моё имя Раймон Ванга, лэр капитан. Я недавно произведён в офицеры и должен из этого космопорта вылететь к месту несения службы, – Раймон предпочёл игнорировать странную манеру флотского.
– Так вы только закончили Академию? А я, право слово, думал, что вы просто от скуки решили подшутить над этим парнем. Извините моё невежество. Меня зовут Кларк Фенон, я капитан корабля «Манящая».
– О-о! Капитан, а я как раз лечу на вашем корабле.
– Да? Тогда пойдёмте, провожу вас на борт.
Прогулочным шагом они направились в лабиринт подсобных помещений космопорта. Лейтенант только сейчас в полной мере осознал: если бы ему довелось самому открыть ту дверь, блуждать бы ему по космопорту до скончания времён. Но капитан не просто провожал своего спутника, он ещё и показывал особенно примечательные места циклопического сооружения. Нет, Раймон неплохо был знаком с устройством космодрома в целом; его хорошо учили. Вот только его учили уничтожать такого рода сооружения, для чего напичкали информацией по уязвимостям строения. Так, он знал, что силовое поле отключается простым уничтожением силовой установки; знал, где её следует искать; с вероятностью в девяносто процентов мог её уничтожить тяжёлым оружием, прожигающим переборки и толщу пластобетона, словно лист бумаги. Знал он и расчётные уязвимости несущих конструкций подземных катакомб под стартовым полем, попадание в которые складывало половину поля вовнутрь, словно карточный домик. Вот только детальных планировок ему никто даже не пытался вбивать в голову, ибо банально незачем. Зато после экскурсии капитана пробел в образовании оказался заполнен, ко многим терабайтам бесполезной в гражданской жизни информации добавился солидный пласт нового знания.
На пластобетонную поверхность новые знакомые вышли уже едва ли не друзьями. Лейтенант определил в капитане опытного волчару космоса, могущего поделиться бесценным опытом, тот же увидел в молодом офицере свежие уши и… потенциального собутыльника. К слову сказать, в медицинском отсеке, где Фенон проходил предполётное медобследование, тот умудрился разжиться солидных размеров бутылью спирта. Зачем ему спирт, если в космопорте можно купить самое экзотическое спиртное почти без наценки? Ключевое слово здесь «купить». Капитан быстро разъяснил неопытному флотскому, что слово это слишком режет уши любому уважающему себя капитану или офицеру. Куда приятней на слух ложится мелодичное «халява». А уж если оно дополняется усиливающим эпитетом «чистый» (применительно к спирту), то получившееся сочетание для любого уважающего себя космического волка звучит божественной музыкой. Нельзя сказать, чтобы Раймон Ванга сразу же перенял эту философию – слишком чужда она была его воспитанию, но он оценил её по достоинству и принял к сведению.
Во время визита в медотсек лейтенант познал и другую, не менее важную жизненную мудрость. Капитан, после прочувственной лекции о великой силе искусства, вдруг бросил заинтересованный взгляд на офицерский чемоданчик Раймона. Не успел тот опомниться, как бутыль спирта оказалась помещена в это универсальное хранилище, заменяющее военным контейнер с личными вещами. На вопрос: «Зачем?» последовал не менее лаконичный ответ: «Так надо». А дальше капитан разродился очередной лекцией, на этот раз о взаимопомощи в космосе. В общем-то, лейтенант был не против взаимопомощи, даже обеими руками «за». Вот только вдалбливаемая в юных военных истина о взаимопомощи служилых людей предстала перед Раймоном совершенно неожиданной стороной. Можно сказать, с тыла. Вряд ли чемоданчик – эту высокотехнологичную вещичку, способную уменьшать предметы специальным полем, – создавали для скрытой переноски спиртного. Пришлось офицеру вновь пересматривать свои казавшиеся незыблемыми взгляды на окружающий мир.
Но вот, после долгих блужданий по катакомбам рукотворного муравейника, офицеры наконец вышли на стартовое поле. Огромное, уходящее за горизонт – живое воплощение бесконечности, – оно словно втянуло в себя двух маленьких человечков. Вот они бредут по серому коридору – неестественно узкому, подчёркнуто стерильному, безжизненному в свете фосфоресцирующих потолка и стен; бредут, не видя дальше нескольких метров из-за бесконечных изгибов и поворотов, – а вот обзор вдруг расширяется настолько, что взгляд буквально проваливается в голубую бездну простора. Раймон на целый десяток секунд застыл, поражённый. Он вдруг в полной мере осознал, что значит быть астронавтом: ютиться дни и недели в гробу из композитных сплавов, слепнуть в кромешной тьме гиперперехода, сходить с ума под холодным светом безучастных звёзд. И только иногда, в часы досуга, погружаться в подлинную свободу земного неба, вдыхать свежий живой воздух, ощущать многие миллионы оттенков цвета вокруг. Обитатели планет просто не осознают, чем владеют, им банально не с чем сравнивать. Нужно лишиться чего-то, чтобы оценить это что-то в полной мере.
Кларк показал рукой куда-то вдаль, где должен был стоять ожидающий капитана корабль. Возможно, сам Фенон и видел его, но Раймон при всём желании не смог бы вычленить незнакомый ему борт из сотен и сотен замерших на старте машин. Кораблик Кларка Фенона терялся в огромных масштабах циклопического сооружения, подобно одинокой песчинке в обширной дюне. Да и сам путь к нему по казавшейся бесконечной серо-белой равнине, то и дело обжигаемой маленькими солнцами стартующих бортов, казался вершиной утопии. Но лейтенант знал: идти не придётся. Офицеры нашли ближайших лифт, спустились на подземный уровень, и следующие несколько километров с комфортом преодолели в уютных недрах подземного электропоезда. Вся территория под стартовым полем была изрыта всевозможными элементами транспортной инфраструктуры, напоминая этим нагромождением гигантский термитник. Рабочие же термиты-электропоезда постоянно сновали вокруг, доставляя грузы, пассажиров, обслуживающий персонал. В отличие от аэропортов с их планетарным транспортом, космопорты имели не надземную, а подземную инфраструктуру: слишком велики были силы, поднимающие космические корабли с планеты, чтобы подвергать риску людей и технику.
Корабль Фенона как раз заканчивал погрузку. Ни внутри, ни снаружи им не попалось ни одного человека, всё происходило в автоматическом режиме. Раймона несколько озадачило отсутствие шатающихся вокруг пассажиров, вкупе с крайне утилитарными внутренностями «Манящей», но он не придал этому особого значения, а потом стало и вовсе не до размышлений.
– Ну что, лэр, по одной за знакомство? – подмигнул молодому человеку капитан. На столе капитанской каюты, словно по волшебству, возникла непочатая бутыль имперского виски. В следующее мгновение к ней присоединилась вторая бутыль, на этот раз с достопамятным спиртом.
– Я пью только на праздники, лэр. Извините, – выдавил из себя виноватую улыбку лейтенант.
– Так я и говорю: за знакомство. Чем не праздник?
Раймону совершенно не хотелось оскорблять отнёсшегося к нему так по-человечески астронавта. Он подумал-подумал, и решил, что по одной можно. Офицеры опрокинули по первой стопке спирта, закусили кусочком хлебушка. Прежде чем лейтенант успел опомниться, капитан уже разлил по новой.
– Я пас, лэр.
– Ну что вы, лейтенант, в самом деле? Это же ваше первое задание! Чем не праздник? – взгляд Фенона был таким честным-честным, таким располагающим к доверию… Штурмовику ничего не оставалось, как выпить вторую стопку. По телу разлилось приятное тепло, в голове чуть-чуть зашумело. Когда офицер оторвался от исследования своих ощущений, стопка была уже вновь полна прозрачной пахучей жидкостью.
– Кларк, я не пью, – он попытался отодвинуть от себя стопку.
– Да разве мы пьём?!
– Что же мы делаем? – озадачился Ванга.
– Так… выпиваем.
– Разве это не одно и то же?
– Конечно же, нет! Вот что вы имеете против спиртного?
– Ну… оно мозги туманит, реакцию притупляет.
– Вот! – капитан поднял вверх указательный палец. Молодой человек заворожено проследил за его движением. – Когда пьют, так и происходит. Зато когда выпивают… Реакция обостряется, а мозг начинает работать ещё лучше, чем прежде. Разговор сразу оживляется, появляются интересные, волнующие всех за столом темы. Разве я не прав? И как может туманить мозги спирт?! Он же чистый!
Молодой человек страдальчески закатил глаза. Он уже понимал: придётся пить. Последний аргумент капитана просто не оставил ему выбора. Одним словом, Раймон Ванга начал понемногу прочувствовать магию слова «чистый». А ещё он вдруг с кристальной чистотой вспомнил детство. Он, мелкий карапуз, сидит за высоким пластиковым детским стульчиком, а мама безуспешно пытается накормить его манной кашей. Карапуз-Раймон хмурится, мотает головой, отворачивается. Каша течёт по слюнявчику. Тогда мама резко меняет тактику: «Ты же любишь маму? Ну, давай ложечку за маму, – и проникшийся мистической важностью слова «мама» карапуз послушно проглатывает целую ложку. «Ну вот, молодец, и мама тебя любит. А где папа? Давай ложечку за папу…» – маленький Раймон спохватывается лишь тогда, когда тарелка с кашей показывает дно. Маленький Раймон хотя бы спохватывается, а большому уже не хватает на это… чего-то, в общем, не хватает. Спустя некоторое время Ванга поймал себя на мысли, что бутыли со спиртом больше нет, на столе осталась лишь маслянистая жидкость в цветастой бутылке.
– Ну вот, вашу мы приговорили, лейтенант. Займёмся теперь моей.
– Чем-чем займёмся?
– Ну, мы же с вами решили выпить по одной? Одну выпили. Теперь нужно вторую. Я прав?
Вместо ответа Ванга одним махом осушил предложенную ему стопку. Сегодня он и так спорил, как давно уже не спорил: до хрипоты, до дёргания за грудки. Продолжать споры не хотелось, хотелось полностью раствориться в блаженном беспамятстве, что вскоре и произошло.
Дальнейшее путешествие лейтенант помнил весьма смутно – отрывочными картинками, невероятно яркими на фоне серого марева основных воспоминаний. Вот перед внутренним взором офицера предстаёт полукруглое помещение капитанского мостика с сенсорными панелями по окружности, разделённой на сектора. Три человека: пилот, суперкарго и техник – приветствуют своего капитана стоя, докладывают о завершении погрузки, о готовности полётного курса и основных систем. И заинтересованные взгляды гражданских, в особенности одной… гражданской… Затем снова дымка, сквозь которую прорывается уверенный голос капитана: «Признаюсь вам, Раймон, капитан – самый бесполезный член экипажа во время полёта. Я нужен только если случится какое-нибудь ЧП, или понадобится развлекать пассажиров. Пора, кстати, приниматься за дело, виски стынет». Вот сквозь дымку забвения проступает симпатичное личико суперкарго – или суперкарги? – и склоняется над ним: «О, лейтенант! Вы просто прелесть! Как вы относитесь к тому, чтобы что-нибудь выпить?» Затем снова картинка с суперкарго – яркая, сочная, но совершенно за гранью цензуры. Вот перед Раймоном стоит тройка членов команды: все в бойцовских стойках, все подтянутые, сосредоточенные на отработке ударов. Пилот даже признаётся, что жить не может без спорта. Серый провал, и вдруг перед лейтенантом возникает лицо этого самого пилота: его взгляд жалостливый, словно у побитой собаки; парень что-то перекатывает языком во рту. Вот он наклоняется, и на пол пополам с кровью летит что-то белёсое. Теперь уже лейтенант слышит свой собственный голос: «Извините, лэры, меня учили убивать, а не танцевать». В новом кадре они с капитаном дружно «отпаивают» пилота некой «живительной влагой», как эту жидкость обозвал Фенон. Раймона настораживает только цвет жидкости – янтарно-смолянистый, да и вкус кажется смутно знакомым. По мере падения уровня «влаги» в пузатой бутылке сознание офицера всё более заполняет привычный уже «серый шум»; на этот раз настолько плотный, что даже во время коротких просветлений картинки реальности почти неразличимы.
На седьмой день пути серая пелена выпустила мятущуюся душу лейтенанта из своих мягких объятий. Офицер осознал себя лежащим на жёсткой кровати, в крошечной корабельной каюте; и кровать и каюта были ему смутно знакомы. По-воённому быстро, но без излишней суеты, Ванга облачился в парадную форму, подхватил трость, чемоданчик и оказался в узком коридоре. Ноги сами понесли его на мостик: оказывается, за время космического путешествия он успел неплохо изучить внутренне устройство транспортника! Да и передвигаться «на автомате» тренированному телу, похоже, было не в диковинку… На мостике только вяло перемигивались сенсоры, да гроздья голографов над секторами управления показывали всякие замысловатые фигуры. Тогда всё те же ноги привычно доставили своего хозяина в спортзал, но и тут оказалось непривычно пусто. Ответ мог быть только один: корабль прибыл в место назначения. Лейтенанта вдруг охватила паника, волосы на голове начали медленно шевелиться. «Всё, опоздал», – бесновалась в сознании заполошная мысль. Офицер стремглав кинулся к внешнему шлюзу, и лишь когда, уже на трапе, наткнулся на спокойный взгляд капитана, немного успокоился.
– Вот мы и прибыли, Раймон, – лучезарно улыбнулся ему флотский. Обведя вокруг рукой, он добавил, – это Вальгир, вторая планета Амалеи.
– Амалеи? А где Варан? – лейтенант нахмурился. Что-то он не мог припомнить такой планетарной системы в районе пункта назначения.
– Какой Варан? – теперь нахмурился капитан.
– Мы должны были через десять дней прибыть на Варан.
– Нет, мой друг, мы летели к Вальгиру.
Возникла немая сцена, в ходе которой мужчины растерянно буравили друг друга взглядами.
– Но позвольте, Кларк, вот мой билет. Что-то здесь не так.
Капитан стал внимательно изучать билет. Только прочитав его от корки до корки, он выдал неутешительный вердикт.
– Мне очень жаль, Раймон, но вы ошиблись кораблём.
– Но ведь вы представились капитаном «Манящей»!
– Всё верно. Только у меня – транспортник, а вам был нужен лайнер.
– И что мне теперь делать? – растерянно вопрошал лейтенант.
– Придётся искать другой корабль. До Варана отсюда две-три пересадки, как повезёт. Постараюсь помочь найти подходящий маршрут.
– Сколько это займёт времени?
– Думаю, не меньше двух недель.
– Две недели! Но я же опоздаю!
– Не переживайте, мой друг, мы что-нибудь придумаем. – Кларк Фенон глубоко задумался. Думал он, однако, недолго; уже через мгновение лицо капитана просветлело озарением. – Я знаю, что нам нужно: справка.
– Справка? – лейтенант растерялся ещё больше.
– Ну да. О том, что произошла путаница с кораблями. Да вы не переживайте, поставим в местном космопорте печать, комар носа не подточит. Ваши военные любят такие вещи, особенно на гербовой бумаге гражданского космофлота.
Пока товарищи добирались до надземной части космопорта, Раймон Ванга почти успокоился: капитану удалось заразить его своим неиссякаемым оптимизмом. Разве что возле самого входа в святая святых космофлота Фенон повёл себя несколько странно. Он за плечо остановил лейтенанта, пристально посмотрел тому в глаза.
– Теперь нужно морально подготовиться. Я лично просто набираю полную грудь воздуха, чтобы аж дух захватило, держу его в лёгких несколько минут, до головокружения, затем резко выдыхаю. После мне сам чёрт не страшен.
– Разве там есть, чего бояться?
– Нет, но… да вы и сами всё увидите, дорогой друг. Главное подготовиться, набраться терпения.
Раймону оставалось только пожать плечами. Он не стал ждать, пока его товарищ закончит свои странные манипуляции. С присущей молодости порывистостью лейтенант толкнул дверь, предварительно, конечно, проведя магнитной карточкой по жёлтому кругу.
Приёмный холл обрушился на Раймона сотнями беспорядочно суетящихся людей. Одни куда-то неслись, другие толпами стояли то тут, то там; всю эту людскую массу сотрясали конвульсии резких окриков, разговоров, криков отчаяния. Привыкший к порядку в повседневной жизни, к упорядоченному строю сослуживцев, Раймон на короткий промежуток времени потерял дар речи. Хотелось гаркнуть во всё горло зычным командирским окриком: «Становись! – Смирно!» – Но что-то подсказывало молодому человеку, что его окрик просто утонет в местной чехарде звуков. Только лёгкий удар по плечу заставил лейтенанта выйти из ступора. Конечно, это был капитан: он уже намедитировался на улице, и теперь пришёл поддержать своего товарища.
Плечо к плечу флотские влились в бушующее человеческое море. Капитан сразу разъяснил цель: нужно прорваться к одной из прозрачных дверей с противоположной стороны зала. Раймон с энтузиазмом направился вперёд, но уже через несколько шагов был остановлен грозным окриком какого-то гражданского:
– Тут очередь, лэры!
Лейтенант обозрел говорящего; им оказался худосочный мужичок в серой ничем не приметной форме технического персонала. Всё в нём было неприметным, за исключением глаз. Да, его глаза были особенными. Они горели лихорадочным блеском фанатика.
– Глубокоуважаемый лэр, я вижу очередь и никоим образом не хочу оскорбить ни вас, ни ваших спутников… по очереди, но мне нужна другая дверь, а значит – другая очередь.
– Как-как вы говорите? Ничего не знаю, тут очередь. Эй-эй! Куда это вы собрались?! Не пущу! Знаю я вас: все говорят в другую дверь, а потом – шасть…
– Добрый день, лэр, – вмешался в перепалку капитан. – Я капитан гражданского космофлота, мой спутник – императорский лейтенант. Заверяю вас…
– Ах, так вы ещё и служебным положением давите! Да хоть сам император! В очередь!
Товарищи переглянулись: ситуация выходила патовой. Тогда штурмовик быстро огляделся по сторонам, оценил «дислокацию» и боевые возможности противника и одним аргументом исчерпал конфликт. Таким аргументом стал мастерский удар под дых. То, что не смогли решить никакие аргументы и фигуры вежливости, решила специальная подготовка штурмовика. Ванга подхватил падающее тело, усадил его здесь же, на пол; теперь мужчина оказался куда сговорчивей, покивал извинениям лейтенанта, даже виновато улыбнулся на прощание. Дальнейшее продвижение товарищей оказалось чудовищным коктейлем из вежливых рулад, поклонов и ударов. Одним словом, подготовка Раймона Ванги впервые помогла ему в гражданской жизни сама по себе, причём неизвестно, какая её часть помогла больше: уроки этикета или занятия боевыми искусствами.
– Нам нужно в том отсеке получить бланк, – капитан кивнул головой в сторону прозрачной двери в стене. Товарищи уже прошли всё помещение холла насквозь и теперь стояли перед длинным рядом дверей. Как Кларк умудрился опознать необходимую именно им, лейтенант так и не понял, но лишних вопросов предпочёл не задавать.
– В чём сложность? – по-военному чётко вопрошал лейтенант, готовый выполнять любую поставленную задачу.
– Там технологический перерыв на пятнадцать минут.
– Придётся ждать?
– Присмотритесь внимательней, Раймон, что там происходит.
Ванга присмотрелся. Сквозь прозрачную дверь было отчётливо видно, как сидящая за столом дама наводит макияж. Она начала с подкрашивания губ, затем мягкой щёточкой стала наводить тени, наконец, подошла очередь причёски. Пока лейтенант, словно зачарованный, наблюдал за этим действом, прошло минут пять, не меньше.
– А без макияжа никак? – тупо спросил он товарища.
– Ну, видно без него она не сможет полноценно работать. Но дело не в этом. Уже прошло десять минут, а она только начала расчёсываться. По опыту могу сказать, наведение качественной причёски займёт ещё минут десять, затем ей обязательно нужно будет что-то подправить в облике, потом она позвонит подруге… В общей сложности нам придётся ждать не меньше часа.
– Тогда почему написано, что перерыв на пятнадцать минут?
– Положено пятнадцать минут. Только точку отсчёта отследить крайне сложно, вот они и пользуются.
Лейтенант всё понял, дальше ему можно было не объяснять. Он всегда был за справедливость, за порядок, поэтому подобное разгильдяйство было для него неприемлемо. Он коротко ударил в дверь; дверь в ответ зазвенела, однако женщина даже бровью не повела. Раймон сначала растерялся, но быстро взял себя в руки. Словно козырного туза он извлёк из кармана кителя офицерское удостоверение. Извлёк несколько демонстративно, с оттяжкой. Отвечая на прикосновение блестящего пластика, сенсорный круг вспыхнул зелёным: проход был свободен. Лейтенант смутно вспомнил, как на курсах ему рассказывали о привилегиях имперских офицеров в гражданских учреждениях. Очевидно, сейчас был как раз такой момент, когда его статус офицера начал давать о себе знать.
– Потрудитесь ускориться, лэра, – без обиняков заявил Ванга служащей. – У вас осталось ровно четыре минуты и тринадцать секунд.
Женщина обвела лейтенанта уничижительным взглядом, но, наткнувшись на его увешанную значками грудь и звёзды на погонах, несколько поумерила свою чиновнюю спесь. Под пристальным взглядом офицера она спешно завершила расчёсываться, что-то ещё подправила в тенях, потянулась было к голографу, но тут настал час «Х».
– Время вышло, лэра, – женщина отдёрнула руку от кнопки вызова, словно та ударила её током.
– Что вам угодно, лэр офицер?
– Будьте любезны, гербовый бланк гражданского космофлота, для заполнения.
– Гербовый бланк? Мы не выдаём пустые бланки, только заполненные.
– Служебная необходимость, лэра, – вмешался в разговор капитан. Дама осмотрела нового визитёра. Опознав в нём капитана гражданских линий, она погрустнела ещё больше.
– Хорошо. Предъявите, пожалуйста, согласованный с таможенной службой запрос на получение бланка.
– У меня нет запроса и нет согласования с таможенной службой.
– Тогда ничем не могу помочь, – она подарила лейтенанту полный напускной печали взгляд из-под только что накрашенных ресниц.
– Хорошо, лэра, я получу согласование и вернусь.
– Только обратите внимание, мой отсек работает ещё полтора часа, затем начинается смена отсека тридцать четыре.
– Благодарю за ценную информацию, лэра, – холодно поклонился служащей офицер. И уже обращаясь к своему спутнику, когда они вышли из отсека. – Что это за согласование?
– А! – мужчина в сердцах махнул рукой. – Совсем забыл! Мы же ещё не отметились у таможенников.
Таможенников служилые прошли на «ура», те оказались своими в доску, такими же служаками. Вот только было одно «но». Имперский офицер был вне их юрисдикции, ему нужно было заглянуть в военную комендатуру. Зато капитан гражданского флота им вполне подошёл для выдачи согласования на него. Правда, пришлось попотеть, составляя заявление, но оно того стоило. Обрадованные неожиданной победой товарищи стремглав кинулись обратно в приёмный холл, напрочь забыв про какую-то там комендатуру. В холле их ожидал очередной раунд борьбы с очередями. На этот раз локомотивом шёл капитан, лейтенант же прикрывал его с тыла. То есть мягко осаживал всех, кто пытался что-то возразить уверенно продвигавшемуся к заветной цели астронавту.
К давешнему отсеку товарищи вышли как раз вовремя: дама только что положила трубку; видно, ей всё же удалось выкроить «минутку» для разговора с подругой. На этот раз она была сама любезность, легко согласилась поставить отметку на заявлении, выдала вожделенный бланк – в общем, проявила все положительные черты имперской бюрократии. Дальше товарищи направились аккурат к начальнику службы, за печатью. Однако секретарь завернул капитана резонным замечанием, что на пустом бланке никто печать не ставит, никому потом отвечать не резон. Под «никому», очевидно, подразумевался сам секретарь. Лейтенант уже было хотел начать заполнять ценную бумагу, но у капитана внутри вовремя сработал ограничитель – не иначе сказался его многолетний опыт общения с гражданской бюрократией, – в самый последний момент он поймал руку штурмовика, буквально в миллиметре над бумагой.
– Не спешите, Раймон. Давайте сначала напишем на обычной бумаге, и пусть лэр секретарь проверит, правильно ли мы всё изложили.
Написанное на простой бумаге прошение, естественно, вызвало сначала праведный гнев секретаря. Он поначалу даже отказывался читать, что там написано, но штурмовик умел убеждать – не зря его учили вести допросы с пристрастием. В общем, чиновник быстро осознал, за что все так уважают офицеров, и что не только деньги могут выступать смазкой для бюрократической машины. Но и он не остался в долгу, оттянулся на офицерах по полной. Товарищи вынуждены были раз тридцать переписать текст, пока он не приобрёл в глазах чиновника вид «серьёзного» документа. Офицер быстро нанёс получившийся опус на бланк. Когда он распрямился после написания последних строк справки, то ощутил себя измождённым, как никогда на занятиях. Даже бег в полной выкладке не мог сравниться с пережитыми треволнениями.
Бумага бережно перекочевала в руки секретаря. Он тут же потребовал предоставить ему весь «пакет документов», то есть и заявление со всеми отметками. Получив всё требуемое, чиновник скрылся в кабинете начальника службы. Вряд ли он был столь же расторопен с другими; но неприязнь с лэрами у него оказалась взаимной и крайне сильной, и именно она, похлестче имперской пропаганды, подтолкнула служебное рвение служащего. Тот просто очень быстро понял: избавиться от ненавистных офицеров можно только, побыстрее выполнив их просьбу.
Товарищи уже потирали руки в предвкушении скорой победы. В их умах зрел эпохальный план встречи очередного праздника, и его размах обещал затмить собою всё, когда-либо происходящее в звездолёте Кларка Фенона. Но тут из кабинета появился секретарь. Его бледное, осунувшееся лицо по оттенку больше всего напоминало гербовую бумагу, что он с таким почтением держал на вытянутых руках.
– Лэры, вынужден вас разочаровать: бумага не прошла проверки, печать на неё поставить не представляется возможным, – чиновник сразу же осознал всю глубину своей неправоты, посему попятился к ближайшему письменному столу, словно желал за ним спрятаться от всего враждебного мира.
Взбешённый штурмовик прыгнул вперёд, но поймал лишь воздух: чиновник перед лицом неминуемого унижения продемонстрировал просто нечеловеческое проворство, в последний момент умудрившись нырнуть в ростовой сейф для бумаг. Дверь за ним с чмокающим звуком захлопнулась, оставляя офицера «с носом». Ванга нанёс по металлу сокрушительный удар кулаком; сейф ответил утробным гулом стенок и тихим похрюкиванием секретаря.
– Не кипятитесь, Раймон. Пусть посидит, никуда он оттуда не денется. Когда ещё его выпустят! – капитан один сохранил завидное хладнокровие: не иначе, его медитация всё ещё действовала.
– Пойдём к начальнику, пусть он объясняется за этого типа, – быстро смекнул лейтенант.
Начальник встал навстречу служивым, отвесил самый учтивый из возможных поклонов. Он сразу понял, зачем они пожаловали, и решил не будить лиха, пока оно тихо.
– Лэры! Я понимаю, зачем вы здесь. И очень хочу помочь столь уважаемым подданным Императора, но я не в силах.
– Так в чём же проблема, лэр? – Раймон даже растерялся от исполненной праведного желания услужить манеры сановника.
– Можно мне ещё раз ваши документы? Я всё покажу. Вот, смотрите. Заявление. Все согласования и отметки на нём, безусловно, присутствуют. Справка. Написана чрезвычайно грамотно, воистину, лучшими сынами Империи.
– Так в чём же дело? – в один голос вопрошали просители.
– Сущий пустяк, лэры, портит всю картину, делает меня бессильным что-либо изменить. Заявление подано глубокоуважаемым капитаном Кларком Феноном. Справка же составлена для лейтенанта Раймона Ванги. Бумаги не соответствуют друг другу, лэры.
Совершенно раздавленные убийственной логикой чиновника, товарищи покинули начальственный кабинет. Сзади ещё неслись приглашения заходить прямо к нему, минуя секретаря, но их уже никто не слушал. Бюрократический круг замкнулся.
Уважаемые лэры, растерявшие остатки оптимизма, медленно поплелись в сторону военной комендатуры. Она располагалась аккурат возле таможни, в районе пропускных терминалов. Естественно, коменданта на месте не оказалось. Тогда товарищи просто пошли, куда глаза глядят, в надежде найти спокойное уединённое местечко в этом царстве бюрократии, бардака и невежества. У офицеров оставалось только самое крайнее средство: бутылка недавно приобретённого имперского виски из метрополии. Его купили ради победы, и товарищам тогда даже в голову не могло придти использовать раритет ради успокоения нервов. Но иного способа взять себя в руки служилые не видели. Даже когда было найдено укромное местечко, офицеры до последнего момента оттягивали тягостную процедуру открытия бутыли. И тут на сцену истории вышло ещё одно действующее лицо.
– Лэр имперский офицер?! – окликнул молодой, исполненный восхищения голос.
Раймон Ванга поднял на нового собеседника мутные, лишённые интеллекта глаза. Перед ним стоял техник. Точь-в-точь, как тот, которого он приводил в порядок перед злополучной встречей с капитаном. Даже одет он был также, имел тот же чуб, разве что на ногах оказались не тапочки, а шлёпанцы из чёрного пластика.
– Так точно, – тупо отрапортовал он.
– Вам нужна помощь, лэр лейтенант?
– Помоги открыть бутылку, – брякнул Ванга первое, что пришло ему в голову.
Парень не растерялся, отработанным жестом скрутил голову крышке. Откуда-то появились металлические стаканчики. Немного засаленные, но на это никто из присутствующих уже не обращал внимания. Выпили сначала по одной, затем по второй, и только когда бутылка показала дно, лэры начали неспешную беседу.
– Лэр капитан, видно судьба у меня опоздать в гарнизон без уважительной причины.
– Ну что вы, лейтенант, дождёмся коменданта, и всё решим. Уверен, он окажется таким же своим мужиком, как таможенники.
– Не-е, лэры. Комендант – самый гнусный из всей этой чиновной братии. Представляете, он всегда, когда меня видит, тут же накидывается, заставляет заправиться, причёску портит, – в этом месте техника аж передёрнуло от жутких воспоминаний. Лейтенант поднял на него тяжёлый взгляд, но предпочёл промолчать. – А что вам, кстати, нужно от этого солдафона? Может, и я чем помогу.
Товарищи переглянулись. Раймон махнул на всё рукой. С какой-то мстительной оттяжкой он принялся изливать душу новому знакомому.
– И всего-то? Какая-то печать? Пойдёмте со мной, лэры, сейчас всё будет.
Ошарашенные неожиданным оборотом товарищи снова переглянулись, и снова решили не искушать судьбу, пойти следом за странным субъектом. Техник повёл их такими коридорами, о существовании которых не подозревал даже прожженный капитан. Им понадобилось добрых полчаса, чтобы выйти в конечную точку маршрута. Здесь уже почти не было освещения в коридорах, только из последних сил тлели какие-то древние светильники. Парень остановился перед неприметной дверью. Старомодный металлический ключ неожиданно легко провернулся в отверстии, полотно двери бесшумно распахнулось.
– Прошу, лэры, в моё скромное обиталище, – техник сопроводил слова широким жестом руки. Не дожидаясь товарищей, он скользнул внутрь затенённого помещения.
Вспышка света резанула по привыкшим к полутьме глазам. Лейтенант шагнул внутрь, с любопытством огляделся по сторонам. Помещение было под стать его обитателю: такое же расхристанное, сумбурное. Множество стенных стеллажей были завалены всевозможными образчиками электроники, от микросхем, до самых что ни на есть кусков железа. Пара обширных верстаков в дальнем конце комнаты, на вид совершенно древних, вмещали вполне современное оборудование. Ещё здесь были диван, пара пластиковых кресел, на удивление аккуратный невысокий столик. Несколько бытовых приспособлений, среди которых офицер распознал компактный холодильник, пищевой синтезатор, электропечку, были рассованы в пустующие стеллажные ниши или громоздились по углам.
Раймон поискал взглядом хозяина комнаты. Тот обнаружился возле самого дальнего стеллажа, почти по пояс погружённый в его обширные недра. «Ну, где же оно? Это не то… и это не то…» – бормотал себе под нос техник. Наконец он обнаружил то, что искал, и с радостным вскриком повернулся к гостям.
– Вот то, что вам нужно, – неопрятный субъект держал в руках металлическую почти квадратную коробочку, без опознавательных знаков.
– Что это? – поинтересовался Ванга.
– Это, лэр офицер, Печать! – последнее слово он произнёс с придыханием, выделяя его особенно торжественной интонацией.
Устройство было водружено на стол. Теперь товарищи могли его как следует рассмотреть. На самом деле квадрат не был монолитным, на верхней его крышке отчётливо виднелись контуры сенсорных кнопок.
– А печать точно настоящая? – офицер взирал на коробку с недоверием.
– Конечно! Я же сам её сделал! Вы мне разве не верите?! – в общем-то, лейтенант и так догадался, кто сделал устройство. В это он как раз верил. Он не верил в достоверность самой печати, а не в её автора. Максимально корректно Раймон попытался объяснить это технику. На все заверения субъект только непринуждённо махнул рукой. – Да бросьте вы эти глупые подозрения, лэр офицер. Вот этими самыми руками я сделал все печати в космопорте, и вы ещё сомневаетесь?
– Разве печати не делаются специальными секретными учреждениями империи?
– Понимаете, лэр офицер, тут очень тонкий вопрос. Вот вы говорите про секретные учреждения. А знаете ли вы, сколько они берут за ремонт печати? А ещё нужно провести торги по выбору такого учреждения, ведь космопорт – императорское учреждение. Всё это сопровождается написанием целого вороха объяснительных: кто сломал, почему сломал, а дайте заключение экспертизы, а кого вы считаете необходимым привлечь за порчу ценного имущества? Проще выписать премию мне, технику. Это сэкономит деньги, и, что самое ценное, нервы служащих. И мне какой-никакой заработок. Вот и приходится время от времени чинить всякие безделушки, типа печатей.
– Но разве всё это свидетельствует в пользу достоверности именно конкретной, данной печати? – лейтенант никак не мог справиться со своей подозрительностью. Слишком он был правильным, ему претило использовать поддельную печать. Всё внутри восставало против этого.
– А… вы об этом… Смотрите. Вот взял я печать на ремонт. А тут приходит очередной проситель. Что делать? Не останавливать же из-за такого пустяка работу космопорта! Опять бегут ко мне: дай, мол, что-нибудь, чем можно временно заменить печать. Раз прибежали, два прибежали. На третий я решил сделать Печать с оттисками всех печатей космопорта, чтобы она сразу могла заменять их все. Разве не мудрое решение?
– Просто гениальное! – даже капитана проняло. – Если вдруг решите отправиться в космос, на моём корабле для вас всегда найдётся место!
– Спасибо, лэр капитан, – техник польщено потупил взгляд.
Неожиданное избавление для лейтенанта решили отпраздновать. У хозяина комнаты оказался приличный запас всяких спиртных напитков, так что за этим дело не стало. Спустя полчаса под дружный звон стаканов и крики «Виват!» на многострадальную справку была водружена Печать. Техник немного с ней пошаманил, и взгляду довольных космонавтов открылся аккуратный синий кружок, со стремительным крейсером в центре. По ободку шли цепочки официальных наименований космопорта.
Когда товарищи покидали техника, они уже стали с ним лучшими друзьями. Раймон Ванга же сильно призадумался над своим непотребным поведением с тем, первым на его жизненном пути, техником. Конечно, погоны, внешний вид, и всё такое – это важно. Вот только куда важнее внутренний мир этих маленьких людей, на плечах которых стоит такая большая Империя.