Элен лежала, глядя на мягкие складки противомоскитной сетки, натянутой над постелью, и прислушивалась к удаляющимся шагам. Она не шевелилась, пока полная тишина, повисшая вокруг, не подсказала ей, что Райан покинул стены этого дома...
Нет, она не плакала. Только ее грудь что-то теснило, да и дыхание стало неровным. Все-таки он оставил ее, несмотря на запах ее духов, несмотря на волнующую близость их тел. Этого не должно было произойти, но все же случилось.
Элен любила его... Она знала об этом и раньше, чувствовала, как сначала интерес к нему, а потом и любовь растет в ней с каждым днем. Дивота предупреждала, что если она сама влюбится, то тут же потеряет контроль над собой в отношениях с мужчиной. И еще горничная что-то говорила о любящем сердце, но Элен пропустила это мимо ушей.
Райан подумал, что смог победить чары ее духов или, по крайней мере, доказал ей, что они на него не действуют. Возможно, он и сумел это сделать, но все равно она не знала, чему верить... И зачем он только уехал в такую даль?..
Не было никакой нужды подвергать свою жизнь опасности только для того, чтобы доказать, что Элен не в силах его удерживать. По дороге в Вашингтон его могли убить, он же капер, а не курьер. Скорее всего им движет обычная мужская гордость, которая и заставила его отправиться в эту дальнюю поездку по дикой, необжитой местности.
Нет, Элен следовало быть более справедливой. Миссия, возложенная на Райана, не имеет к ней никакого отношения. Он – человек, которого беспокоит судьба его родной Луизианы. События, которые сотрясают колонию, вызывают у него большой интерес и имеют для него важное значение. И это самая важная часть его жизни, а для Элен места не остается...
Райан часто говорил ей о своем стремлении к ней, о своих желаниях и о том, что он ее обожает, но последнее скорее всего происходило под воздействием запаха ее духов. А вот о любви он даже словом не обмолвился, за исключением того случая, когда она заболела лихорадкой, и тогда он решил сказать ей о своей любви, наверное, для того, чтобы у нее появилось желание бороться за жизнь.
Разумеется, Дивота не могла обещать ей, ЧТо у нее будет любовь. Желание – да. Очарование, увлеченность плоти, порабощение своего любовника. Все это она получила сполна... Но какими ничтожными казались подобные ощущения без любви!
Неужели она упустила возможность добиться настоящей любви, а, используя духи, получила только привязанность, которая зависела от аромата и привычки к этим запахам? И что могло произойти между ними в те три длинные ночи в темноте тайника под домом Фавье, если бы еще накануне она не воспользовалась духами Дивоты? Испытали бы они внезапное зарождение глубоких чувств, которые сразу же переросли в воспламеняющую страсть?..
Когда через некоторое время в комнату к ней зашла Дивота, Элен уже успокоилась... Но все равно целый день ее преследовали мрачные мысли и вопросы, ответов на которые она не находила. Вечером горничная принесла поднос с легким ужином – жареного цыпленка, хрустящий подсушенный хлеб, вино и сливочную карамель на десерт. Элен через силу немного поела и вскоре отослала Дивоту. Потом задула свечу и натянула на себя покрывало.
Утро Элен встретила с тяжелым сердцем, она чувствовала себя беспокойно и не собиралась покидать постель. С чашкой кофе в руке она молча наблюдала за тем, как в спальне хлопочет Дивота, поднимая шторы и собирая разбросанную одежду. Горничная вымыла ее, сменила постельное белье, так как оставшийся запах духов вызывал у Элен отвращение. Ей хотелось остаться одной в тишине этой полуосвещенной комнаты.
– Chere? Ты будешь сегодня вставать или останешься в этой постели навсегда? – спросила Дивота, подбоченившись.
Элен вяло отбросила волосы с лица и прикрыла рукой глаза.
– Не знаю, – наконец собралась она с духом.
– Тебе надо встать. Ты пугаешь меня, chere. Сама на себя не похожа.
– Встать и что делать?
– Что-нибудь. Месье Райан оставил нам денег на покупки. Можем сходить на рынок.
– Это сделает Бенедикт... – с неохотой ответила Элен.
– Он тоже беспокоится о тебе. Месье Райан, когда вернется, станет винить его в том, что ты опять захворала.
– Неужели?
– Так думает Бенедикт.
– Он ошибается. Сомневаюсь, чтобы Райан волновался из-за меня.
– О чем ты? Конечно же, он будет переживать!
Элен приподнялась и села в постели.
– Он меня бросил, Дивота! – жестко сказала Элен. А потом, уже немного мягче, добавила: – Он уехал.
– Но он непременно вернется, – спокойно ответила Дивота.
– Ты убеждала меня в том, что он превратится в моего раба, будет доставлять мне радость и удовольствие.
– Значит, от мужчины ты хочешь только одного, чтобы он стал твоим рабом?
Элен проглотила слезы и торопливо затрясла головой, давая понять, что ей этого не надо.
– Но я никогда не предполагала, что он уедет от меня. Этого я не ожидала...
– Значит, поэтому ты ешь так мало и лежишь целый день в постели?
Элен не в состоянии была вымолвить ни слова и опять покачала головой. Глаза ее наполнились слезами и тут же потекли по щекам.
– Если я поднимусь, то мне придется покинуть этот дом, – прошептала она.
– Покинуть? – недовольно переспросила Дивота.
– Да, оставить дом Райана и найти жилье где-нибудь в другом месте.
– Но почему?..
– Я не могу находиться под одной крышей с мужчиной, который меня не любит, – ответила Элен.
– Как ты можешь говорить такое?
– Да, он не любит меня. Он попал в мою ловушку, а теперь избавился от нее. А я не желаю быть игрушкой в руках капера.
– Но ты же знаешь, что он не просто капер, – строго сказала Дивота.
– Какая разница!
– Да это просто глупо! Ты нуждалась в Райане раньше и нуждаешься в нем теперь. Что изменилось?
– Все осталось по-прежнему, я вижу это... Но сама я стала иной. Я люблю его, но этого мало. Когда я начала пользоваться твоими духами, то вначале использовала свою власть над ним, а потом могла бы впутать его в дела и похуже. Я не могу оставаться здесь и заставлять его расплачиваться за то, что может произойти позже, чем бы все это ни закончилось.
– Ты имеешь в виду убийства? Так в них нет ни твоей, ни моей вины, клянусь тебе. Неужели ты не можешь мне поверить?
– Я не могу рисковать...
– Ну и как ты представляешь свою жизнь? Куда мы с тобой денемся?
– Пока не знаю. Я пыталась найти выход, но пока ничего не придумала...
– Тогда мы могли бы подождать возвращения месье Райана, – с надеждой в голосе сказала Дивота и с этими словами вышла.
Элен допивала свой кофе и медленно дожевывала пирожок. Ей стало легче, когда удалось выразить словами то, что мучило ее и камнем лежало на душе. Однако проблема оставалась нерешенной: что же все-таки делать?
У нее по-прежнему не было денег, на которые можно было бы снять комнатку. Это означало, что придется полагаться на знакомых, хотя бы на первое время. Если бы была жива Эрмина, то актриса нашла бы для нее какое-нибудь местечко уголок, где можно было приклонить голову. От Жози нечего ожидать. Полезным мог оказаться только Морвен, но она опасалась, что, лишившись покровительственного присутствия Райана, его помощь придется определенным образом оплачивать. Тем более что он никогда не скрывал своих симпатий к Элен. По всей видимости, немногие женщины ему отказывали. Но как бы то ни было, его труппа проживала в доме, принадлежавшем вдове Пито, а уж от нее Элен менее всего ожидала радушного приема.
Маловероятным было и то, что месье и мадам Туссар смогут принять ее. С одной стороны, мешала гордость мадам, которая едва ли позволила бы кому-нибудь узнать, что она не в состоянии держать прислугу из-за весьма скромных средств. С другой стороны, Франсуаза Туссар придерживалась буржуазных принципов. Она еще могла опуститься до того, чтобы нанести визит женщине, находящейся на содержании у мужчины, но вряд ли приняла бы в качестве гостьи ту самую женщину.
Для Флоры Мазэн респектабельность тоже играла немаловажную роль, к тому же Элен разочаровала и даже обидела эту девушку, отказав ей в духах, которые та просила. Более того, Элен считала совершенно неприличным вторгаться в жизнь девушки, которая еще не сняла траур.
Из всех ее знакомых, которые вместе с нею попали сюда с Сан-Доминго, оставался только Дюран.
Ее невеселые раздумья прервала вошедшая в комнату Дивота. Она подошла к Элен, держа руки в карманах фартука, грусть в ее глазах не предвещала ничего хорошего.
– Я кое-что должна сообщить тебе.
– Да, и что это за новость? – Элен поставила чашку с кофе на столик, готовая выслушать служанку.
Дивота колебалась, даже прикусила зубами нижнюю губу, решая, как начать, наконец глубоко и огорченно вздохнула, а потом поспешно проговорила:
– Это о наших духах. В них нет магической силы...
– Что ты такое говоришь? – удивилась Элен.
– То, что слышишь. В духах, которые я приготовила, повторяю, никакой волшебной силы нет. Я обманула тебя... и сделала это с одной целью придать тебе уверенности перед свадьбой с Дюраном...
– Ох... Дивота, – прошептала Элен, глядя на горничную широко раскрывшимися от изумления глазами, когда наконец до нее дошел смысл сказанного.
– Поэтому, как ты теперь понимаешь, духи не имели никакого отношения к тому, что месье Райан взял тебя к себе, а тем более не имели отношения ни к яду, ни к убийствам.
Наступило тягостное молчание. Элен на секунду крепко зажмурила глаза и тут же открыла их.
– А почему я должна тебе верить? – Дивота гордо выпрямилась.
– Потому что я тебе это говорю! – вымолвила она.
– Но прежде ты говорила мне совсем другое... и я поверила тебе. Однако поведение Райана не соответствует тому, что ты теперь говоришь: он любил меня, когда я пользовалась духами, а когда перестала, то он и не подходил ко мне...
– Всегда? – недоверчиво спросила Дивота.
Элен вдруг вспомнила о нескольких последних неделях, когда она сама уничтожила большую часть духов.
– Не всегда, но достаточно часто. И потом, почему ты раньше не говорила мне правду?
– Потому что я хотела, чтобы ты поверила в себя... Ну а сейчас, я считаю, насталовремя тебе узнать об этом, чтобы избавиться от всяческих сомнений.
«Неужели Дивота сказала правду? Значит, предложение Райана стать его женой вызвано его искренним желанием находиться рядом со мной...»
Безусловно, Элен почувствовала облегчение, узнав, что никоим образом не связана с теми тремя смертями людей с Сан-Доминго. Следовательно, и Дивота не имеет к этому никакого отношения.
Элен облизала пересохшие от волнения губы.
– Твое признание очень важно для меня в этот момент, – задумчиво проговорила Элен.
– Вреда от этих духов гораздо меньше, чем пользы, которую они могут принести.
– Понимаю. Но, Дивота, я знаю тебя всю свою жизнь и всегда верила тебе, поэтому верю и сейчас. Однако надо признать: освобождая меня от греха, связанного со смертями от ядов, ты снимаешь подозрения и с себя!
Горничная стояла, обдумывая сказанное. Наконец она покачала головой:
– Я и предположить не могла, что все обернется таким образом.
– Я тоже не предполагала... – взволнованно ответила Элен и вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. – Правда, не думаю, что ты сказала мне об этом, чтобы устранить мои сомнения.
– Ты боишься, что я могу сказать неправду, только чтобы помочь тебе?!
Элен взглянула на нее с улыбкой.
– Ты всегда слишком хорошо понимала меня. А теперь оставь меня, пожалуйста, одну.
Горничная колебалась, словно хотела еще что-то сказать, но в конце концов вышла.
И все-таки Элен была в замешательстве, обдумывая только что услышанное и погружаясь в мрачные воспоминания.
Конечно, она рада, что Райан без принуждения оставался с ней. Но ее беспокоило другое обстоятельство. Вполне вероятно, что он как раз и был тем человеком, с которым месье Мазэн начал переговоры о замужестве своей дочери, а Флора говорила о нем как о своем женихе. Поэтому девушка не захотела произнести имя жениха в присутствии Элен. Возможно, Флора хотела пощадить ее чувства или опасалась, что Элен попытается расстроить эту помолвку.
Ничего необычного не было в том, что предстоящее объявление о помолвке отложили из-за смерти отца Флоры, но только ли в этом причина? При таких обстоятельствах жених должен был поддержать свою невесту. Флора ясно дала понять, что он отсутствует не по ее инициативе.
Так почему ее жених не проявил должного внимания к делам Флоры? Неужели он испугался, что не может жить с такой бесцветной женщиной? Или дело в чем-то ином, – возможно, и в деньгах, ведь приданое имеет решающее значение для большинства претендентов на руку своих избранниц. Неужели жених уже успел узнать, что собственность Мазэна в Луизиане не так уж велика и невеста не так богата, как это предполагалось?
А может быть, месье Мазэн сам узнал что-то плохое о своем будущем зяте и даже запретил ему разговаривать со своей дочерью? Вдруг отвергнутый жених разъярился из-за того, что богатство ускользает из его рук, и тихо устранил месье Мазэна, использовав для этого яд, чтобы потом сослаться на проблемы с пищеварением, о которых знали почти все?
При этой мысли Элен содрогнулась от ужаса. Нет, это не Райан, он не способен на такое. А вдруг... все-таки?
Нет, безусловно нет! Это никак не вяжется со смертью Эрмины и Серефины, ведь должна быть какая-то связь между ними. В противном случае все это теряло смысл...
Эрмина давно была знакома с Райаном, еще до их отплытия с Сан-Доминго. Он водил дружбу с Морвеном, они нередко встречались на островах, поскольку оба часто переезжали с места на место. Поэтому нельзя исключить и того, что Эрмина узнала о Райане нечто такое, что Мазэну не хотелось бы делать достоянием широкой публики. Быть может, актриса поддразнивала его на этот счет или хотела, чтобы он платил ей за молчание. Наверное, он и убил Эрмину, чтобы она не проговорилась...
Объяснить смерть Серефины оказалось значительно труднее. Создавалось впечатление, что в течение многих лет она жила только для Дюрана, следовательно, могла знать нечто ужасное, что происходило на Сан-Доминго. Тогда ее убили по той же причине, что и Эрмину, то есть за то, что знала слишком много. Тем не менее это предположение казалось Элен наименее правдоподобным, так как Серефина едва ли стала бы кому-то угрожать и тем более – шантажировать. Причина могла быть в болтливости Серефины: она бы рассказала Дюрану обо всем, что знала, тот, в свою очередь, использовал бы эту информацию против Райана безо всяких угрызений совести.
Проблема, однако, в другом: Дюран был в курсе всех сплетен на острове, как и Серефина. Поэтому она вряд ли могла знать что-либо такое, дискредитирующее Райана, о чем не было известно Дюрану.
Нет! Человек, которого знала Элен, который держал ее в своих объятиях и не отходил от ее постели, когда она лежала в беспамятстве во время тяжелого недуга, не мог опуститься до того, чтобы заставить насильственно умереть трех человек. Если бы Элен пришло в голову шантажировать кого-то, то объектом мог бы оказаться любой, кто спасся с Сан-Доминго на шхуне «Си Спирит», начиная от бедняги Клода Туссара и кончая похожей на девочку Флорой Мазэн. Точно так же можно подозревать всех, с кем беженцы общались в Новом Орлеане, – и Рашель Пито, например, и любого из прислуги или мстительных граждан, которым не нравятся выходцы с острова, да и вообще любого сумасшедшего, имеющего доступ к ядам.
Следует, пожалуй, прекратить эти размышления, так как они только отвлекали от решения другой важной проблемы: что же ей теперь делать? Она должна решить, куда ей переехать и чем заняться.
И все же... Предположим, что Райан никого не убивал, а только поговорил с Мазэном о браке? Когда состоялись эти переговоры – до того, как он сделал ей предложение, или после, возможно, даже с досады из-за отказа Элен? Он сделал ей это неожиданное предложение в тот же день пополудни, когда сообщил, что Мазэны дают прием в Воксхолле, она это хорошо запомнила. Прием состоялся через три дня, и именно тогда впервые заговорили о предстоящем обручении Флоры.
И все-таки в тот вечер ничто не указывало на то, что девушка обращала на Райана внимания больше, чем обычно. В центре ее внимания оставался только Дюран, ставший ее случайным кавалером, так как ни у него, ни у нее не оказалось партнера. Каким далеким теперь казался тот веселый вечер, напоенный ароматом цветущих апельсиновых деревьев. А после него, во дворе под дубом... Об этом ей не хотелось даже вспоминать.
Нужно покинуть этот дом... Но как жить дальше? Элен получила хорошее образование во французской школе-пансионе, так что могла бы попробовать получить место гувернантки. Однако, как она выяснила, в Новом Орлеане не очень-то ценили образованность. Считалось, что одной государственной школы, содержавшейся на средства испанского короля, да нескольких частных учебных заведений было вполне достаточно, чтобы обеспечить обучение мальчиков. Девочек же в возрасте двенадцати лет отдавали для обучения монашкам-урсулинкам, а дальнейшим их обучением просто не занимались.
Что еще оставалось? Работа служанкой, прачкой или поварихой, но для этого держали либо рабов и рабынь, либо свободных цветных женщин. Свободные цветные женщины торговали на улицах с лотков всякой галантерейной мелочью и безделушками, конфетами и пирожными, букетиками цветов и зонтиками от солнца. Для Элен могло подойти место в мастерских белошвеек и шляпниц, но и для них скорее всего требовались надомницы со сдельной оплатой.
Значит, нужно было снова заняться изготовлением духов. У Элен до сих пор оставалось несколько пустых бутылочек да кое-какие вещества, из которых они делали составы духов. Так почему бы ей не вернуться к первоначальному занятию, если оно может принести доход? Или все ее новые усилия пропадут даром, поскольку она сама распространила слух о сыпи, которую якобы вызывают эти духи? Не потребуется ли слишком много времени, чтобы их продажа развернулась в полную силу, а они с Дивотой тем временем будут голодать, объятые их чудесными ароматами?
Но все равно сдаваться она не станет. У нее еще оставались золотые сережки, которые можно продать, а на вырученные деньги купить небольшое количество цветочных эссенций для изготовления на первый раз двух-трех бутылочек духов. А если удастся продать их, то она сумеет сделать еще пять-шесть новых. Со временем, а возможно, еще до приезда Райана, она постарается накопить столько денег, чтобы снять для себя и Дивоты комнатку. Так что работу нужно начать поскорее.
Элен пришлось потратить целую неделю, чтобы найти покупателя, готового заплатить самую высокую цену за ее сережки, шесть дней хождения от ювелира к шляпнице и обратно. В конце концов их купила знатная, богато одетая дама с добрыми глазами, которая случайно услышала, как Элен долго торговалась с ювелиром. В тот же вечер Элен и Дивота посчитали свои наличные деньги и составили список всего необходимого для производства духов.
Утром явился Дюран. Элен была раздражена его появлением, поскольку они с Дивотой уже собрались уходить. Сняв капор и пригладив туго заплетенные в косу и уложенные в корону волосы, она вышла встретить его.
Дюран поцеловал ей руку. Элен пробормотала что-то вежливое и приказала Бенедикту подать освежающие напитки на галерею. Пригласив Дюрана следовать за собой, она прошла к столику и села в одно из кресел, указывая ему на другое напротив себя.
Стояла прекрасная осень. При ярком солнечном свете она заметила, что за время, прошедшее с того момента, когда они отправились с Сан-Доминго, он немного похудел. Свойственный ему ореол привыкшего к беспутному образу жизни человека, казалось, немного поблек. Тем не менее в Дюране сохранилась прежняя надменность, а жадный и даже алчный блеск был хорошо заметен в его глазах, направленных на нее.
– Насколько мне известно, Байяр находится в отъезде, – сказал он.
– Да, в деловой поездке.
– По поручению Луссата? Будем надеяться, что поездка в Вашингтон не окажется слишком опасной.
– А что, о поездке Райана так широко известно? Я-то полагала, что это секретная миссия.
– Не имею ни малейшего представления, сколько в нее посвящено людей, хотя я услышал о ней в «Cafe de Refugies». Может, Байяр сам напускает на себя важность? В конце концов, насколько секретной может быть миссия простого курьера?
Элен взглянула на него презрительно:
– Напрасно ты так говоришь. Думаю, миссия действительно важная.
Дюран пожал плечами, будто стараясь подчеркнуть свою незаинтересованность, и тут же сменил тему разговора, справившись о ее здоровье. В тот момент, когда она отвечала, подошел Бенедикт и принес вино. В присутствии слуги они продолжали вести безобидный разговор о случаях заболевания лихорадкой в последнее время, о том, что число заболевших пошло на спад с некоторым осенним похолоданием. Дюран сообщил ей, какие семьи вернулись в город из сельской местности после отдыха, а также о развлечениях, планируемых в городе на осень и зиму, многие из которых были связаны с празднованием ожидавшихся перемен в жизни колонии.
Когда Бенедикт ушел, они заговорили об отступлении французов под натиском англичан на Сан-Доминго и о негритянском генерале Дессалине.
– Мне кажется, что французы уже никогда не вернутся туда, – сказала Элен. – Ты уже решил, что будешь делать, если тебе не удастся вернуть поместья?
– Делать? – переспросил он ее, приподнимая брови.
– Чем станешь заниматься: купишь землю и будешь выращивать сахарный тростник, как все это делают здесь, или станешь заниматься юриспруденцией, а может быть, займешься коммерцией?
– Нет у меня никакого желания пачкать руки торговлей, это уж точно. А юридические дела это для крючкотворов, которым нравится спорить.
– Тогда ты снова можешь стать плантатором.
– Поживем увидим, – ответил он уклончиво, осторожно отпивая вино, – хотя мне приятна твоя забота. А что ты? Я все время жду объявления о вашей свадьбе.
– О свадьбе?
– Ну да, с Байяром. Серефина не так давно слышала от твоей горничной, что он сделал тебе предложение. Жаль, что она сообщила мне об этом вскользь, незадолго перед своей смертью.
Отчитываться перед Дюраном ей совсем не хотелось.
– Замужество меня не интересует, я говорила тебе об этом еще на шхуне.
– Но это может обернуться ошибкой.
– О чем ты говоришь?
В тоне, которым он произнес эти слова, было что-то такое, что ей совсем не понравилось.
– Мне кажется, ты довольна своим нынешним положением здесь, положением женщины на содержании у богатого мужчины. Но по-моему, Райан стал задумываться о будущем и о том, чтобы подыскать себе жену.
– О будущем?..
– Американцы, которые должны принять на себя управление этой провинцией, не так снисходительны, как французы или даже испанцы. Они могут осудить мужчину, который открыто содержит любовницу. Другое дело – иметь тайную любовницу... это вызовет только понимающее подмигивание и похлопывание по спине.
– Сомневаюсь, чтобы Райана очень заботило мнение американцев.
– Вот в этом ты ошибаешься. Он уже несколько лет поддерживает с ними деловые отношения и, несомненно, ожидает расширения торговли, когда они приберут власть в колонии к своим рукам. В отличие от нас, делающих различие между бизнесом и общественными связями, американцы захотят, чтобы он их принимал у себя дома. А сделать это без жены уже невозможно.
Элен взглянула ему в глаза.
– Ты хочешь сказать, что в будущем я стану помехой в его делах с американцами?
– О, я не думаю, что Байяр допустит такое. Я только рассуждаю о том, что обручение, о котором ты любезно сообщила мне несколько дней назад в письме, было обговорено с ней.
– Ты хочешь сказать, с Флорой Мазэн? – Голос Элен прозвучал бесстрастно.
– Тебя это удивляет?
– Не очень. Кто-то об этом уже говорил.
– Такие вещи быстро становятся известными.
– Но я не сказала, что верю этому.
– Ты только подумай, ее отец был состоятельным человеком и хотел вложить деньги в операции Байяра. А Флора молоденькая впечатлительная девица, которая поступит так, как ей скажет муж, и не станет поднимать шум, если он захочет держать свою возлюбленную в другом месте, а может быть, даже и под той Же крышей...
– Райан не стал бы этого делать. – Элен с трудом сдерживала дрожь в голосе.
– Нет? Но он же капер, не забывай об этом, человек, привыкший улаживать все дела только в свою пользу, имея всегда выгоду и удобства.
«Неужели это все возможно?» – подумала Элен. Кровь ударила ей в голову и застучала в висках, когда она стала лихорадочно обдумывать услышанное. Некоторая логика в словах Дюрана все-таки была. Торговля для Райана имела большое значение и занимала почти все его время и значительную часть его мыслей. Он никогда и не скрывал своего мнения по поводу преимуществ, которые даст и ему, и всем остальным переход Луизианы под американский флаг. В конце концов, именно с этой целью он и отправился в трудное путешествие в Вашингтон.
Это, безусловно, не означало, что Райан позволит американцам диктовать свои правила и образ жизни, однако он вынужден будет хотя бы делать вид, что соблюдает правила приличия, поэтому он и женится на Флоре. Элен не могла винить его за это, ведь сначала он попросил ее выйти за него замуж.
Мысль о том, что она может причинить вред интересам Райана, если останется жить в этом доме, не став его женой, вызвала неприятное ощущение. Оставаться здесь из чувства благодарности за то, что он дважды спас ей жизнь? «Нет, это ужасно», – подумала Элен. Мадам Туссар пыталась предупредить ее, но она даже слушать ее не стала. Грустные размышления возвращали Элен к решению, которое она ранее обдумывала.
Перед тем как ответить Дюрану, Элен глубоко вздохнула:
– Тебе не стоит чернить Райана в моих глазах. Я уже сама приняла решение его оставить, – решительно проговорила Элен, на мгновение почувствовав страх и сожаление из-за того, что так сказала.
Брови Дюрана от удивления поднялись.
– Ты хочешь сказать... Что ты будешь делать?
– Найду себе комнатку где-нибудь, – ответила она с напускным спокойствием.
– И что?
– Снова начну изготавливать свои духи. Должна же я чем-то зарабатывать себе на жизнь. Иначе навсегда останусь содержанкой, которая зависит от прихотей мужчин, расплачиваясь определенным образом за каждый кусок хлеба и за каждую тряпку, которой мне придется прикрывать свое тело. Это для меня невыносимо.
– Свои духи? Ты уверена, что справишься?
– Уверена.
Дюран с сомнением наклонил голову, иронично взглянув на Элен.
– Байяр, как только вернется, сразу же прибежит, чтобы забрать тебя.
– Ничего у него не выйдет... – возразила она, гордо вздернув подбородок.
Дюран встал и подошел к перилам.
– Когда-то я был так близок к тому, чтобы иметь возможность заботиться о тебе.
– Сомневаюсь, чтобы ты позволил стать мне парфюмером.
– Это верно, – сухо ответил он. – Я и сейчас не одобряю этого. Серефина говорила, что ты со своей служанкой делаешь не просто духи, а колдовское зелье.
– И ты, разумеется, в это поверил?
Он сделал неопределенное движение, словно почувствовал себя неловко.
– На острове я видел и слышал странные вещи. И я выбросил бутылочку с духами, которая была у Серефины, в ту же минуту, как только она сказала мне о ней.
– Надеюсь, ты понимаешь, что твое неодобрение для меня ничего не значит, – строго заметила Элен.
Он пожал плечами, глядя на колышущиеся листья дуба.
– Ну, может быть, в память о нашем прошлом ты позволишь мне оказывать тебе помощь и в этом тоже.
От удивления она не сразу нашлась, что ответить.
– Если ты предлагаешь мне деньги, го это очень щедрый жест с твоей стороны, но я предпочла бы справляться сама.
– Боже мой, Элен, – воскликнул он, резко поворачиваясь к ней, – к чему эта гордость? Я ничего не ожидаю взамен!
– Я и мысли не допускала, что ты можешь что-то ожидать за это.
– Значит, ты не допускала. Ладно, но когда мы еще плыли на шхуне с острова, я сказал кое-что такое, чего не следовало говорить и чего я не имел в виду. – Его лицо потемнело, и он нервно провел пальцами по волосам. – Но теперь я хочу, чтобы все между нами было как раньше.
– Ты должен понимать, что это невозможно.
– Неужели? Предположим, я снова скажу тебе: переезжай жить ко мне.
– Я с тобой никогда не жила. – Это возражение вырвалось у нее инстинктивно, без особой страсти, ибо она хотела отказать ему и при этом не задеть его мужское самолюбие.
– Это не так уж важно. Мы проводили вместе так много времени, что смогли бы ужиться и под одной крышей.
– В мои планы совсем не входит менять одного мужчину на другого.
– Я полагаю, ты думаешь, что любишь Байяра. Но это тоже не так уж важно.
Румянец, вызванный смущением и вспышкой гнева, окрасил ее щеки.
– Это не твое дело... И знаешь, я не нуждаюсь в покровителе.
– Боюсь, что ты ошибаешься, – возразил Дюран, поигрывая желваками, – но спорить с тобой не стану. Если ты не переедешь жить ко мне, то куда же денешься? А может, ты уже нашла себе квартиру?
– Нет еще... – Элен не хотелось ему сообщать, что она вообще этим не занималась.
– Там, где я живу, имеется свободная комнатка.
– Я чувствую, что она будет обходиться мне дороже, чем я смогу платить.
– Не совсем так. По правде говоря, арендная плата внесена по первое декабря.
– Подожди... – проговорила Элен с напряженной подозрительностью. – Эту комнату... занимала Серефина?
– Какого же ты обо мне мнения! На самом деле эта комната для прислуги, которую я подыскивал для Серефины. Она небольшая, но вполне удобная, к тому же ее преимущество состоит в том, что она более безопасна, чем кишащие крысами хибары на окраине города.
– Из-за того, что ты будешь рядом? – Дюран раздраженно вздохнул:
– Да потому, что дом стоит на улице, где живут порядочные люди, на улице, которая освещается по ночам. Переезжай и не делай глупостей. Только скажи «да», и я переговорю с хозяйкой дома, она оставит комнату за тобой.
Поскольку Элен упрямо смотрела на него и молчала, он продолжал:
– Я же не чудовище, Элен. Наши отцы были соседями и дружили, а меня ты знаешь всю свою жизнь. Я желаю тебе только добра.
Все сложилось таким образом, что надеяться найти квартиру самой было действительно глупо. И все-таки Элен колебалась.
– Подумай, – говорил Дюран льстивым голосом, – если тебе не придется платить за жилье и за еду, то ты сможешь гораздо быстрее наладить производство своей парфюмерии.
– У меня нет желания пользоваться комнатой, тобою оплаченной.
– Но это же смешно!
– Может быть, но мне так будет спокойнее.
– Ну хорошо, ты можешь платить за нее мне, но приму я эти деньги только после того, как ты наладишь производство своих духов и начнешь их продавать. – Элен поджала губы.
– Странно, что ты проявляешь такую настойчивость и стремишься всячески мне помочь. Я уже было начала думать, что ты презираешь торговлю.
– Уверяю, тебе она тоже скоро надоест, – ответил он с улыбкой. – И во всяком случае, надеюсь в конце концов убедить тебя прислушаться к моему предложению.
– По крайней мере, ты говоришь честно, хоть ты и не прав.
– В чем не прав? Докажи это, – попросил Дюран.
Элен неожиданно и резко кивнула:
– Хорошо. Я согласна.
– Если кто и может принять правильное решение, так это ты, chere, – спокойно отозвался Дюран.
Выражение его глаз казалось безмятежным, но пожатие руки и поцелуй на прощанье показались ей слишком долгими и пылкими.