Когда я спустила ноги с кровати и, пошатываясь, пошла к зеркалу в гардеробе, один из попугайчиков негромко свистнул. К скошенному краю зеркала была прикреплена записка. Цветистым почерком на ароматной бумаге было написано: «Я ушла на работу. Будь как дома. К десяти за гобой придет Уоррен. Г.»
Я сорвала записку и принялась разглядывать в зеркале свое отражение. На виске пятно засохшей крови; его видно сквозь светлые пряди, как пятно далматинца. Я убрала его и, наклонившись, оттянула нижнее веко правого глаза. Никакой крови. Все нормальное. Целое. Я совершенно выздоровела, если не считать новой раны на губе. Да и та, я видела, уже затягивается.:. Я облегченно вздохнула и возблагодарила божество, которое, может, слышит меня. Теперь для восстановления мне нужен только горячий душ и еда. А вот мозг — другое дело. Остатки сна затягивали меня, как зыбучий песок, грозя подавить любые новые мысли.
Достав смену одежды из сумки, я направилась в душ. Полчаса спустя я была в полном порядке, в куртке с капюшоном, в брюках — все, разумеется, розовое; волосы забраны в конский хвост, лицо вымыто и выскреблено. Уоррен обещал, что сегодня я начну тренировки, и я знала, что это лучше всего поможет мне снова стать самой собой.
Я подумывала, не рассказать ли Уоррену о своем сне, но промолчала, когда, открыв дверь, увидела его. Он был в отглаженных брюках цвета хаки и синей застегнутой до низу рубашке, заправленной в брюки. Лицо гладко выбритое, глаза ясные и отдохнувшие, ладони по-прежнему мозолистые, но чистые и аккуратные. Если бы не взлохмаченные волосы, я приняла бы его за бизнесмена, направляющегося на утреннюю деловую встречу.
— Я рад, что ты полностью оправилась. Уоррен одобрительно осмотрел меня сверху вниз, не взглянув мне в глаза. Человек, который при первой встрече предстал нелепым бродягой, превратился в серьезного, строгого руководителя, и, глядя на него, я наконец сформулировала вопрос, который преследовал меня с тех пор, как я с повязкой на глазах пришла в себя в комнате Греты.
Если в убежище нет предателя, как горячо настаивает Уоррен, почему так важно, чтобы никто не знал моей подлинной личности?
Я не могла спросить Уоррена об этом сейчас — он явно на меня сердит, — и когда он протянул телефон, который дала мне Шер, я просто взяла его с мозолистой ладони, сунула в карман и вслед за Уорреном вышла из комнаты.
Как объяснил мне накануне Феликс, убежище — это место отдыха; здесь осажденные звездные знаки пополняют запасы энергии, набираются знаний и тренируются для борьбы с тем врагом, который им в данный момент противостоит. Большая часть убежища населена только вспомогательным персоналом, детьми и новичками, которые постоянно живут под Неоновым кладбищем, но теперь здесь собрались и уцелевшие звездные знаки, и все убежище было возбуждено этой явной необычностью. Уоррен сообщил, что остальные — на совещании, несомненно, по поводу вчерашних событий, но скоро начнутся ежедневные тренировки в так называемом Саду Сатурна.
Однако для меня первой остановкой стали казармы. — Дом, милый дом, — сказал Уоррен, щелкая выключателем и пропуская меня в комнату. Комната чистая и по форме такая же, как комната Греты, но на этом сходство заканчивается. Нет никаких женских черточек, ни кружев, ни подушечек, ни салфеток. Бетонный пол и стены голы и выкрашены неизменной белой краской. К одной стене прижата огромного размера кровать, на которой только матрац, напротив низенький кофейный столик с фаянсовой посудой. На столике — поднос с камешками, все они белые; с потолка свисают три лампы с белыми бумажными абажурами — единственное освещение. Двенадцать полок шириной в ладонь, все красного дерева, подвешены над кроватью и прямоугольной формой повторяют форму абажуров. На полках стеклянные лампадки; будучи зажженными, они, наверно, придают тепло этой модульной, сделанной по единому образцу комнате.
Все в комнате строго утилитарно, тем не менее она теплая и сексуальная… хотя ничего не напоминает о том, кто здесь жил раньше. Мне она понравилась.
— Комната прекрасная, — заявила я Уоррену. Оставалось невысказанным, что эта комната в триста квадратных футов и должна быть прекрасной: мне предстоит в ней задержаться.
— А что имел в виду Майках, когда говорил, что создал меня так, что Аякс не мог меня найти? — спросила я, заглядывая в ванную и стараясь, чтобы вопрос звучал небрежно.
— Майках — талантливый врач, — отозвался Уоррен и направился за мной. — Он может не только изменить форму твоего носа, но и твою генетическую схему, то есть твои феромоны. Он синтезирует формулу, отличную от твоей собственной, и с помощью своего мастерства внедряет ее. Аякс не знал новый код и не мог отыскать тебя так быстро.
Однако отыскал из-за моего расстройства по поводу Бена. Но в это я пока не хотела вдаваться.
— А когда говорил, что я каким-то образом особо связана с тобой? — Я наблюдала за его отражением в зеркале ванной, потому что так было удобней, чем смотреть прямо на пего.
Уоррен несколько насторожился, но ответил:
— Сделав тебе прививку, он взял кровь у тебя и ввел мне.
Я не была уверена, что это мне понравилось. Старается ли Уоррен обеспечить мою безопасность или хочет постоянно следить за мной? После вчерашних обвинений последнее казалось более вероятным.
— Значит, это следящее устройство…
— … за эмоциями, — закончил он за меня. Заметив в зеркале, что я нахмурилась, он повернул меня к себе. — Я понимаю, тебе кажется, что это слишком навязчиво, Джо, но ты уязвимей других агентов. Если бы не эта связь, я бы вчера не успел вовремя.
— Итак, во мне жучок.
— Это во мне жучок, — поправил он, постучав себя по груди. — У меня словно второе сердце. Я знаю, когда у тебя ускоряется или замедляется пульс, хотя не знаю почему. Поток твоей крови в сосудах как будто шумит у меня в ушах. Если ты просыпаешься в поту, мое тело стремится успокоить тебя. Я чувствую любое метаболическое изменение в тебе, и особенно обострено обоняние.
— Своего рода шестое чувство?
— Скорее седьмое. Или восьмое. — Он сложил руки на груди. — Попробуй, если хочешь. Подумай о чем-нибудь, что тебя тревожит, и я скажу тебе, в какой момент это возникло в твоем сознании.
— Хорошо. — Я закрыла глаза и попыталась оставаться совершенно неподвижной. Вспомнила, как проснулась в ароматной комнате Греты, негромко переговаривались птицы на насесте. Вспомнила, какое облегчение меня охватило, когда я ушла от своего сна. Вспомнила, как хихикала с Шер из-за шипящей воды и мятного крема. Потом сосредоточилась на человеке, стоящем напротив меня: вспомнила, как он спросил, убила ли я кого-нибудь, будучи совершенно уверен, что могла убить.
— Вот. — Я открыла глаза и увидела, что Уоррен показывает на меня пальцем. — Мой второй пульс ускорился, на ладонях выступил пот; чувство, подавляющее все остальные, гнев. Может, с оттенком страха. — Он наклонил голову. — О чем ты подумала?
— О Ксавье. Он мне угрожал, — ответила я, понимая, что Уоррен может почувствовать ложь. Но мне было все равно: он внутри меня, или я внутри него. Сомневаясь в его истинных намерениях, я решила кое-что сохранять при себе. — Значит, ты ощутил то же, что и я, когда Аякс нашел меня?
— Когда он вошел в здание, я почувствовал запах твоего страха. Твоего гнева, когда он убил девушку… — Он немного помолчал и закончил: — И твою печаль еще до того, как все это началось.
Я понимала, что он вскоре вернется к этому. Избегая его глаз, отошла от двери, открыла шкаф и заглянула в пего.
— Ты должна была держаться подальше от пего, — заявил Уоррен, но я не обратила на его слова внимания.
— А чья это комната? — Я удивленно отступила от шкафа.
— Теперь твоя. — Он подошел ко мне и гоже посмотрел на ровные ряды одежды на полках и вешалках, на шеренгу туфель и другой обуви на полу. Все черное и все женское. — Когда-то это была комната Зои.
Наши взгляды встретились.
Он ничего не сказал о том чувстве, которое пронизало воздух между нами; напротив, воспользовавшись возможностью, достал снимок Бена, который взял у меня накануне. Я резко выдохнула, когда он поднес снимок к моему лицу.
— Ты ведь не хочешь, чтобы Аякс его нашел? — негромко спросил Уоррен.
Я посмотрела прямо ему в глаза.
— Не хочу.
— Тогда тренируй сознание. Даже мысленно не произноси имя Бена. — Последние слова он отделял равными паузами. — Если не будешь контролировать свои эмоции, подвергнешь опасности обе ваши жизни. И мою тоже.
На этот раз я услышала мольбу в его голосе. Хотела объяснить ему, что он не понимает, о чем говорит, но он знал, что в глубине души я согласилась с его правом просить об этом. Что такое мое личное горе по сравнению с безопасностью отряда? Города? Вселенной?
Мы смотрели друг на друга, чувствуя, как между нами проскакивают искры напряжения. Отчаяние заполняло все вокруг — отчаяние не только мое, но и его, и наконец я кивнула. Больше ни одна жизнь не будет потеряна из-за меня. По крайней мере это я могу пообещать. Уоррен расслабился, и словно по волшебству воздух вокруг нас стал казаться более чистым и свежим. Он сверкал невидимыми искрами, и я вдохнула полной грудью его. Теперь все между нами выяснено. Почти все.
— Еще один вопрос. — Я подняла руку, видя как лицо его приняло настороженное выражение, а воздух сиял уже не так ярко. — Ты ощутил, каково мне пришлось, когда я входила в убежище?
Он сжал кулаки. Настала моя очередь проникнуться запахом и вкусом глубочайшей вины, и это сильно смягчило мой гнев.
— Я чувствовал, как расщепляются атомы в твоем теле. Чувствовал, как они шипят у меня на языке. Чувствовал запах твоем кипящей крови и как мозг плавится в твоих костях.
Я сама не вполне помнила, что это происходило.
— Пойдсм, — сказал он, положив мне руку на плечо. — Покажу тебе все остальное.
Мы двинулись по узким коридорам, едва позволяющим разойтись двум людям. На стене возле пола вспыхивала яркая красная неоновая полоска, она освещала пол, по которому мы проходили, и снова гасла за нами. В этих кратких всполохах я могла разглядеть символы на стенах — руны или письмена какого-то древнего языка, которые были мне незнакомы, но мы шли так быстро, что они только на мгновение отражались в моей сетчатке, ежесекундно сменяясь все новыми и новыми. Уоррен, привыкший к ним, не обращал на них внимания.
— Уоррен, а что, если я не приобрету новой силы? В смысле, если попробую контролировать свои эмоции и вести жизнь обычного смертного? Оставят ли меня в покое?
Вопросы были скорее риторические. Оба мы знали, что собаки никогда не сойдут со следа. Я слишком много видела. И на руках у меня слишком много крови.
Уоррен покачал головой.
— Тебя со временем все равно найдут. И у тебя будет только меньше возможности защищаться. Проход в иную плоскость, под Неоновое кладбище, — это первый шаг к обретению новой силы, необходимый шаг. Теперь, вернувшись в мир смертных, ты будешь обладать знанием. Пребывание в убежище — второй шаг, потому что теперь ты сможешь пройти в любой портал, закрытый для смертных.
— Что это значит?
— Это значит, — ответил он, глядя на меня, — что у тебя теперь место в первом ряду и доступ в мир сверхъестественного. — Я уставилась на него. — Что? Неужели ты не слышала о дверях, которые не открываются, когда ты поворачиваешь ручку, хотя готова поклясться, что только что за этой дверью исчез кто-то другой? Как насчет лифтов, которые не приходят по твоему вызову? Или тебе незнакомо чувство, что кто-то за тобой наблюдает, хотя, повернувшись, ты никого не видишь? Что ж, теперь эти двери и лифты — на самом деле это порталы — открыты для тебя.
Он показал на стену перед нами. Я присмотрелась, увидела тонкую щель, проходящую от пола до потолка, и толкнула. Ничего. Толкнула сильней с тем же результатом и взглянула на Уоррена. Он отвел меня назад, потом театрально взмахнул руками, стена расступилась и сложилась, как половинки японского веера. За ней оказался лифт с уже открытой дверью.
— Хороший трюк, — сказала я, входя в лифт. — Вроде ты говорил, что они открыты для меня.
— Тебе нужно немного попрактиковаться. И понадобится терпение.
Я поморщилась и отвернулась, почувствовав осуждение в его голосе. Стены лифта зеркальные, в позолоченных рамах, и в них отражается необыкновенная пара: модница в сногсшибательном разминочном розовом костюме и нищий в поношенном костюме с чужого плеча. Барби отдыхает.
— Значит, эти… порталы — часть альтернативной реальности?
— Совершенно верно, — согласился он, нажимая кнопку «вниз». Мимо нас замелькали двери. — Вначале тебе нужно быть очень осторожной. Никогда не знаешь, кто ждет тебя по другую сторону, но ты научишься.
Я вздохнула, представив себе чудищ под кроватью и в шкафу. Черт побери. Я совсем недавно избавилась от этой фобии.
Лифт остановился, дверь открылась, и мы вышли в наклонный коридор, ведущий к двойной двери из дымчатого стекла.
— Придержите лифт!
Стекла раздвинулись, и мимо нас кто-то пробежал, тут же затормозив и поворачиваясь к нам.
— А, Уоррен. Привет!
— Ванесса. — Уоррен наклонил голову. — Это Оливия, наш новый Стрелец.
— Новый Стрелец? Не слышала. — Она изобразила удивление, потом протянула руку. Рукопожатие удивительно сильное, и я ощутила прикосновение слишком гладких подушечек пальце», но в остальном все было совершенно нормальным.
Ванесса была среднего роста, с бронзовой кожей, тоже какого-то среднего оттенка — ни темной, ни светлой. Волосы собраны в пучок, из которого выбиваются мягкие пряди; они вьющиеся от природы. В женщине чувствовалось нечто экзотическое, какая-то наследственная черта, которая проявлялась и в темных густых ресницах, и в глазах цвета меда. Эта черта позволяет ей загорать в самых слабых лучах солнца, но в то же время не бросается в глаза. Она может происходить откуда угодно — от Африки до Южной Америки или Ближнего Востока. «А это означает, — подумала я, — что она легко затеряется в любой толпе».
— Ванесса Вален. В отряде я Лев, твой соседний знак в Зодиаке.
— И знак огня, — подсказал Уоррен.
Я переводила взгляд с него на нее, чувствуя себя очень глупо.
— И что это значит?
— Это значит, что из вас получится отличная команда.
— Он имеет в виду, что мы выполним самое трудное задание, — пояснила Ванесса, улыбнулась, и вся усредненность в ней исчезла. Улыбка у нее широкая, яркая и заразительная… вернее, была бы, если бы проникла и в ее глаза. А так она лишь чуть сощурилась, словно огонь сверкнул сквозь задернутый занавес и снова погас. Уоррен как будто ничего не заметил, но я, знающая о таких вещах, подумала о том, какие горести прошлого мешают ей по-настоящему улыбаться. Ванесса повернулась к Уоррену.
— Кстати, об огне. Я слышала о пожаре в одном федеральном здании в пятницу. Две Тени, пять заложников. Ты что, выкурил их?
Он кивнул.
— И пел «Мой маленький огонек» изо всех сил.[52]
— Тогда бы они удрали по своей воле. Я не знала, что ты религиозен.
— Союз южных баптистов, — сказал Уоррен.[53]
— Брат мой! — воскликнула она, и они хлопнули друг друга по ладошам. Ванесса улыбнулась мне. — Наш Уоррен в своем стиле.
— Другой барабанщик и все такое, — откликнулась я. — Да, я заметила.
— Значит, увидимся в саду? Уоррен согласился:
— Мы там будем вскоре.
— Приятно было познакомиться, Оливия.
— Мне тоже, — ответила я и посмотрела, как за ней закрылись двери лифта. — Она кажется хорошей.
— Ванесса — один из самых опасных агентов. Она хороша, как спящая кобра. Хороша, как затишье перед бурей. Хороша, как ты.
— Я могу быть очень хорошей, если захочу, — заметила я, входя за ним в полутемное фойе, очень большое, похожее на театральный зал, в котором сцена находится в центре.
— Сообщи, когда у тебя возникнет такое желание. Я запишу время и место.
— Ха-ха!
— Теперь. Для сохранения равновесия в каждом городе должны быть все знаки, полный Зодиак. — Он встал лицом к кругу в центре помещения. На самом деле это был скорее восьмиугольник, и в том месте, где стоял Уоррен, была большая звезда, указывавшая на стены, покрытые стальными панелями. На некоторых панелях были изображены знаки, в которых даже я, с моими отрывочными знаниями в астрологии, узнала знаки Зодиака. — Не стану лгать. В прошлом году наши ряды поредели. Либо враг становится сильнее, либо мы слабеем. В любом случае нам не хватает пяти знаков, и это уже с учетом твоего появления как Стрельца.
— А сколько знаков на стороне Тени? Он прикусил губу, и я ощутила тревогу.
— Все двенадцать.
— Но Батч мертв.
Он покачал головой, глаза его потемнели.
— Сейчас его уже заменили. Кто это, мы не знаем: он еще никак себя не проявил, и хотя вначале новые Тени не так сильны, их новички учатся быстро.
Голос его эхом отражался от стен просторного помещения. Уоррен подошел к одной из панелей. Я обратила внимание на куполообразный потолок, в центре которого, как звезда, горела единственная точка. Что-то в этом было.
— Вот, — заявил Уоррен. — Это твой.
Я опустила взгляд и посмотрела туда, куда он указывал. На стене был изображен кентавр, и человеческая половина этого мифологического существа была подозрительно женственная.
— Давай. Дотронься до него.
Я послушалась, прижала ладонь к знаку, он вспыхнул и продолжал гореть, испуская ровное пульсирующее тепло.
У меня глаза заболели при взгляде на него. Тем не менее что-то во мне дрогнуло, и я ощутила огромную гордость от того, что вижу свой знак горящим рядом с остальными. И тут я заметила засов на уровне пояса. Взялась за него и почувствовала, как на моем лице расцветает недоверчивое выражение.
— Это сейф?
— Ну, у Супермена была телефонная будка, правда? — Уоррен приподнял брови. — Это гораздо полезней.
Сейф супергероя? Я отступила. Что в нем? Плащ? Маска? Надеюсь, не облегающий костюм. Я снова повернулась к Уоррену.
— Так какова комбинация? Он пожал плечами.
— Только ты ее знаешь.
У меня брови полезли на лоб. Я знаю?
— Нет, я не знаю.
— Конечно, знаешь. Нажми на кнопку рядом с прорезью посредине и медленно что-нибудь произнеси. Думай о пароле, о фразе, о чем-то имеющем для тебя значение. О чем-нибудь символическом.
Я с сомнением посмотрела на сейф, потом осторожно нажала кнопку.
— Откройся, ублюдок.
— Красочно, — заметил Уоррен.
— Откройся, сезам! — снова попробовала я. — Абракадабра! Фокус-покус! Сезам! Шалом! Есть кто-нибудь дома?
Я несколько раз ударила кулаком по панели.
Потом распрямилась и невинно улыбнулась Уоррену.
— Не открывается.
— Не могу понять почему, — сухо заметил он и неожиданно ухмыльнулся. Быстро — раньше, чем я смогла среагировать — достал из кармана фото Бена и просунул его в отверстие сейфа. Мой протестующий крик разбился о его каменное лицо. — Когда сможешь открыть сейф, сумеешь скрывать свои чувства к Бену.
Безжалостный, назвала его Грета… но это было просто невероятно жестоко. Я стиснула зубы, приготовившись спорить, но посреди первого крепкого выражения взгляд мой наткнулся на нечто странное.
— Это ведь знак Скорпиона, верно? Знак Страйкера? Мой вопрос застал его врасплох. Уоррен напрягся, жилы на его шее работали так, будто дыхание застревало в них.
— Да, здесь был знак Страйкера.
Я смотрела на символ, пустой, темный, мертвый. И хотя Грета уже объяснила мне, я хотела послушать, что скажет Уоррен. Мне нужно было самой установить, кому можно верить.
— Насколько мне известно, наследование звездных знаков идет по материнской линии. Разве знак не вернулся к матери, когда Страйкер был убит?
— Смерть Страйкера… — Он помолчал в поисках подходящего слова, — … расстроила Теклу. Она уже несколько месяцев в больнице в одиночной палате.
И это он поместил се туда. Оставил ее там. Я поджала губы.
— Значит, знак Скорпиона остается незанятым? Хотя она жива?
— Она полужива, и это не приносит ей счастья.
На лот раз я ощутила печаль, не свою, чужую, она проникла в мою душу. Впечатление такое, словно сырой лук болтается в пустом желудке, и я удивленно поднесла руку к животу. Я не знала, что здесь двустороннее действие. Вряд ли такие сильные эмоции можно подделать.
— Ну, может, потому, что она одна и ей не с кем поговорить.
— Может, потому, что у нес на глазах разорвали ее сына, — коротко ответил он.
Мне вспомнилась Оливия, тело которой падает в ночи.
— Разве никто не может занять место Скорпиона?
— Только если она сама добровольно от пего откажется, но по непонятным причинам она этого не хочет. Мы просили ее, даже умоляли, но она только отвечает непристойностями, бросает голословные обвинения, пытается поранить всякого, кто к пей приближается.
Я вспомнила первое такое обвинение со страниц комикса Страйкера. Среди нас есть предатель.
— Значит, моя мать передала мне знак Стрельца, когда… ушла? — осведомилась я, меняя тему.
Уоррен с облегченным видом кивнул.
— Твоя мать считала, что, когда придет время, только ты сумеешь воссоздать этот дом.
Дом Зодиака. Первый знак. Стрелец, агент Света. Я покачала головой — я могла развивать только одну мысль. И высказала ту, что казалась мне самой важной.
— Но она ведь до сих пор жива где-то?
— Жива, это мы знаем. Ее сила уменьшилась, истощилась, потому что она слишком много ее потратила, чтобы замаскировать твою сущность, так что в основном она смертная. Опасное положение для члена Зодиака, но как ни иронично, именно оно сохранило ей жизнь.
Я скрестила руки на груди.
— Я хочу с ней встретиться.
Он покачал головой, начал открывать рот.
— Она моя мать! — С неожиданной яростью, которая удивила даже меня, я ударила кулаком по сейфу. Эта ярость росла во мне с того момента, как я обнаружила ее вещи в шкафу. Я почувствовала ее запах.
— Есть двери, Оливия, которые закрыты даже для нас.
Я смотрела на него, думая, что из всех людей супергерой меньше всего должен слышать такие слова.
— Пошли, — произнес он, поворачиваясь. Его прихрамывающая походка создавала особые звуки — удар и волочение — на бетонном полу. — Тебе еще многое нужно увидеть.
«Что-то кроме судьбы Страйкера, или Теклы, или моей матери?» — хотела спросить я.
Конечно, Уоррен — бродяга — не мог дать мне никаких гарантий. Кажется, что даже сверхъестественная жизнь, со всеми ее преимуществами, никаких гарантий не дает.
— Ладно, Уоррен, — сказала я, идя с ним рядом. — Тогда пообещай мне одну вещь.
— Если смогу, — серьезно ответил он.
Я бросила последний взгляд на несдающийся сейф и на кентавра, горящего рядом с шестью другими знаками.
— Застрели меня, если у меня появится вторая пара ног.