Аспирант. Москва. 90-е

Глава 22

План разговора я, признаться, не построил. Да оно и надо ли?.. Судя по тому, как стремительно Ирина открыла дверь, она меня ждала. А гордые кривляния — это, как говорится, необходимые опции женской натуры. Без них женщина не женщина

Интуиция четко маякнула мне, с чего начать

— Ирин, слушай! Я первым делом хотел извиниться. Погорячился. Можно даже сказать, вспылил. Теперь остыл. Смотрю на ситуацию трезво. Надеюсь и на твой разумный подход…

— Я и тогда разумно подошла… — проворчала аспирантка, но ясно было, что она оттаивает.

— Ну, как сказать? Когда разумно подходят, нецензурно не выражаются.

— А что я такого сказала⁈

— Да кое-что… Про женский половой орган.

Ирина неопределенно фыркнула. Я почувствовал, что дальше топтать эту педаль не следует.

— Ну да это дело прошлое, проехали! Ты поговорить хотела?

Она поколебалась. Хотела, конечно, но надо же повыпендриваться. А поделиться ей, конечно, очень хочется. Не сомневаюсь, что они с Таней об этом трепались так, что непонятно, как языки у обеих не стерлись… Но есть нюанс. Женский разговор — одно, а разговор женщины с мужчиной, тем более мужчиной, ставшим главным героем живой пьесы — это сильно другое. Это, если продолжать в том же духе, самая кульминация.

Видимо, Ирина что-то посоображала во время паузы. Все же учеба в аспирантуре — это уровень мышления. Решила:

— Да, хотела. Но подступиться сложно.

— Понимаю. Очень понимаю. Тема деликатная, — подхватил я. — Но я готов слушать. А тебе хочется высказаться. Не вижу проблемы!

— Ладно… — процедила она. — Входи.

Я прямо-таки чувствовал ее настроение. Как будто читал если не мысли, то чувства. Распахивать душу перед кем бы то ни было всегда сложно. Хотя бы потому, что сам (сама) не можешь сделать это от и до, даже если и хочешь. Все равно это хотение не сможет зацепить все, что там, в наших душах есть…

Вошли. Сели. И тут движения стихий в Ирининой душе я без труда читал по лицу. Попала девка! — скажем так. Меж двумя мужиками. Не может без них.

Угадал, разумеется. Ирина начала исповедь коряво, смущаясь, запинаясь… В самом деле, уж слишком тонкая, интимная тема. Но я слушал спокойно и сочувственно. Ира увидела во мне того, с кем можно говорить откровенно, кому можно излить душу. И окончательно в том убедившись, решила открыть шлюзы. Странности трепетной женской души хлынули на меня водопадом.

— Ты пойми! — надрывно твердила она. — Я прямо разрываюсь между двух огней! И огни разные! Совсем!..

Меня так и подмывало брякнуть: один зеленый, другой красный?.. Но все же я притормозился с остроумием. Так вот скажешь, снова вспыхнут лютые обиды, и не остановишь.

Тем паче, что сама Ирина тут же все и разъяснила. Ну, понятно, о разности огней я и сам давно догадался: к обитателю Тулы Ирина чувствовала щемящую любовь-жалость, любовь-милосердие — агапэ, как говорили древние греки…

— Не знаю. Не знаю… Ничего с собой не могу поделать. Иду по улице, в метро еду, в библиотеке занимаюсь — о нем думаю. Тебе не… не досадно это слушать?

— Ну что ты! Мы ж с тобой прекрасно друг друга понимаем. Знаем, насколько сложен духовный мир. И отношения людей, стало быть.

Девушка слегка разрумянилась. Слова про ее сложный духовный мир пришлись по душе.

— Так и выходит. Иду, сижу, все о нем думаю. Как там он без меня⁈ Ведь пропадет без мамки!..

— То есть, без тебя?

— Увы.

Я хмыкнул:

— Так он, тебе, наверное, уже на шею сел?

«Мамка» скорбно кивнула.

Особа неглупая, Ирина, конечно, это заметила. Молодой здоровый мужчина, абсолютно дееспособный, обнаружив, что женщина прониклась к нему глубоким, хотя и не вполне обычным чувством, взгромоздился на нее без стыда и совести, и ноги свесил. А Иринины жалость и самоотверженность от этого лишь усилились.

— Что дальше будет?.. Не знаю, — вздохнула она.

Я, кажется, знал, что дальше будет, но из деликатности вновь промолчал. Думаю, что и она сама догадывалась… Но предпочла переключиться на меня.

— А с тобой, Юр… Ну, это совсем другое дело. Он как ребенок малолетний. А ты… меня к тебе тянет как всякую нормальную женщину к мужчине. К тому, какой мужчина должен быть. Стена, за которой так хорошо жить.

— Спасибо за столь высокую оценку…

— Да что там, Юра! Это ведь что есть, то есть. Мужчина и женщина. Классика жанра. Что дальше будет?..

— Мы не знаем.

— А может, и не надо это знать. Что будет, то и сбудется.

— Мудро, — согласился я. — Ты, Ира, умная барышня, спору нет.

— Возможно. Но жизнь еще умнее нас. Хотя бы и умных.

— И с этим не поспоришь.

Она с любопытством посмотрела мне прямо в глаза. Я взгляд не отвел.

— А вот скажи, Юра… Что ты думаешь обо мне? Как про женщину, я имею в виду. Не как про умную коллегу, а именно как женщину в твоей системе координат. А?

Сложный вопрос. То есть не то, чтобы сложный, но как вот тут ответишь?.. Не скажешь так: ты сексуально привлекательна, и я с удовольствием совокупляюсь с тобой. Но видеть в тебе женщину всей своей жизни, ту с которой день за днем, год за годом и во веки веков, по всем путям-дорогам, в погоды и непогоды… Нет. Не скажешь.

— Если честно, — сказал я честно, — я вдаль не думал. Прогнозов не делал. Есть этот день, есть эта ночь. Ты можешь отнестись к этому как хочешь. Я любой твой ответ приму.

— Любой? — спросила она со сложной интонацией.

— Конечно, — без малейших сомнений ответил я.

Она чуть помедлила. И поднялась. Я тоже встал.

Что-то озорное мелькнуло в ее взгляде.

— Так вот тебе мой ответ, — негромко произнесла она, обняла меня и прижалась губами к губам…

…Когда Ирина уснула, я долго смотрел в ее лицо при свете ночника. Оно казалось мне не то, чтобы классически прекрасным, а одухотворенным, словно сейчас она блуждает в какой-то чудесной стране, видя то, чего не дано видеть никому другому на Земле… А полчаса тому назад она жарко шептала мне в ухо:

— Еще! Ну еще, пожалуйста! Мне тебя всегда мало! Я не могу насытиться тобой, ты словно волшебный источник для меня… Чем больше пьешь, тем больше хочется… Не знаю, что со мной и знать не хочу, и останавливаться тоже не хочу. И ты не останавливайся! Прошу тебя! Любишь ты меня, не любишь — неважно. Главное, не останавливайся!..

Ну я и старался.

Сейчас она спала как убитая, а я тоже чувствовал себя почти израсходованным аккумулятором. И дико хотелось пить. Сумасшедший расход энергии — это еще и обезвоживание организма.

Помня, что на столе здесь стоял кувшин с кипяченой водой, я осторожно встал, подошел к столу, принялся пить прямо из этого кувшина. Хоть и кипяченая, вода имела гадкий привкус. Нигде такой противной воды из крана нет, как в Москве.

Попив, я посмотрел на спящую обнаженную. Тело ее было безупречно, смотрел бы и смотрел. Прямо тебе Венера работы Лоренцо Бартолини. Но я видел, как жар недавней любовной горячки уходит из этого роскошного тела, девушка начинает хмуриться, зябко поеживаться… Впрочем, не просыпаясь. Я осторожно накрыл ее одеялом, укутал поуютнее — все так же не просыпаясь, она улыбнулась, немножко поерзала и уснула совершенно блаженно.

А я не торопясь собрался, оделся, с удовольствием предвкушая возможность завтра спать сколько хочешь. И потом поработать над текстом второй главы. Ильич порядком почиркал мою рукопись, надо разбираться с его правками… А потом позвонить Гриневу. Домой. Он дал мне домашний телефон, сказав, что я могу звонить в любой день, любое время дня и ночи. Конечно, я не собирался этим злоупотреблять, но сейчас ситуация требовала. Откладывать нечего. И я бесшумно вышел в ночной тихий коридор, лишь негромко щелкнув замком входной двери.

Петя, видимо, уже дрых, да и я, порядком умаявшись, испытывал лишь желание поскорее завалиться в кровать. Приятные воспоминания минувшего вечера невесомо порхали в зрительной памяти, казалось, что они затеяли вокруг меня призрачный хоровод. Я их не отгонял — пусть будут, уже завтра станет не до них… виноват, сегодня. Время за полночь.

Вырубился стремительно. Не заметил, как. Утром, вскочив, сразу же занялся диссером. Не заметил, как увлекся. Разбирал правки шефа, сам находил улучшения, реально чувствовал, как текст становится лучше. Не терял контроль над временем, и после обеда позвонил Гриневу, как и планировал.

Тот мгновенно подхватил нить разговора:

— Конечно, конечно! Давай увидимся. Я тоже хотел… Есть информация.

— А у меня очень важная.

— Тем лучше. Давай.

И мы встретились в глубине жилого квартала на Рязанке. Андрей и жил тут неподалеку. Подъехал на собственной машине — не новенькой, но приличной «шохе» серо-голубого цвета.

— Ну, здорово, — сказал он, протягивая мне руку с «убойным» перстнем.

Он явно был в столь знакомом мне состоянии предстартового азарта. И было отчего. И от похвалы начальства, и от подготовки предстоящей операции. Тут же он начал выкладывать подробности.

По его словам, когда он доложил руководству о нашей «дешифровке» письма, громоздкая машина розыска пришла в стремительное движение. Начальство чрезвычайно серьезно отнеслось к нашей догадке — и то верно, логика тут есть. Немедля вызвали психолога, не считаясь с его временем, да он и сам с большой охотой погрузился в тему, говоря, что здесь видит богатейший материал для себя как для исследователя. Прямо Эльдорадо! Минимум на монографию нацелился. А дальше видно будет…

Так вот: психолог, ознакомясь с нашими догадками, пришел в восторг. Сказал, что это очень верно, что неведомый маньяк по складу личности именно такие пометки, слова-маячки и должен оставлять, упиваясь своими интеллектом, изобретательностью, умственным превосходством над другими людьми… Мнимым, разумеется. На самом деле он совершенно рутинный, серый человечек, получивший хорошее образование. Ну нет, он неглупый, конечно, способен мыслить не просто логично, но и нестандартно, с оригинальными подходами. Да и какого-никакого дара слова он не лишен. Но все это не выходит за пределы рядовой человеческой судьбы. Не видно в этом всем той искры Божией, что делает личность яркой, таким светлячком, что ли. А нашему незнакомцу дико, до душевной боли хочется выпендриться! Он весь в состоянии обиды и протеста от того, что он, такой талант, вдруг погребен в рутине дней и лет, где ничего, по сути, не меняется, жизнь утекает как вода в песок… И он находит такой безумный выход для самореализации! Да, похоже, где-то в нем изначально таилась некая психическая гниль, возможно, наследственная…

Ученый впал в поток вдохновения, готов был растекаться мыслью по древу, но люди в погонах его вежливо остановили. Все это, безусловно, интересно — сказали они. Заслуживает самого пристального внимания… Но речь о другом. Насколько верны догадки старшего лейтенанта Гринева? Как согласуются они с данными науки?.. Ну и тут психолог все до точки расписал, совершенно разумно доказав, почему именно в такие вздорные игры и мог пуститься психопат, считающий себя непризнанным гением.

Убедил. Несколько старших офицеров согласились с доводами интеллектуала. И понеслось!

На понедельник стали готовить спецоперацию. Решили так: поскольку маньяк не указал, в какое время он выйдет в парк, там все время должны дежурить, сменяя друг друга, «подсадные утки» — молодые сотрудницы милиции, одетые не слишком вызывающе, но броско, эффектно, так, чтобы мужской взор сам тянулся к такой девушке… Срочно сколотили небольшую группу, занявшуюся продумыванием нарядов. Подняли всех начальников районных отделений московской милиции. Дернули и Подмосковье. Задача: немедля подобрать симпатичных молодых, кто там у вас есть, доставить на Петровку…

— Сейчас как раз этим и занимаются. Ну и силовым прикрытием, понятно. Чтобы этого гада тут же и взять, если клюнет на приманку… Пока так. Ну, а у тебя что?

Я самую малость помедлил.

— А у меня… Возможно, я этого самого гада уже видел.

Андрей чуть не поперхнулся:

— Как… Да ты что⁈

— Да вот так и есть.

И я рассказал о вчерашнем посещении парка и о подозрительном жителе дома № 4 по Снайперской улице.

— Ничего себе, — искренне промолвил старлей. — Неужели вот так нашли, с ходу?.. Не верится, если честно. Уж больно легко. Не бывает так.

— Ну, кто знает. На белом свете бывает все.

— Это тоже верно… — задумчиво протянул Гринев. — Ладно! Тогда вот что: рванем туда, покажешь мне этот подъезд. Ну и посидим часок-другой, понаблюдаем. Вдруг да выйдет! Покажешь мне его.

— Маловероятно…

— Конечно. Но все-таки шансы есть. Поехали!

— Едем, — согласился я. — Но это не все.

— А что еще⁈

— Это из другой оперы. Приедем, расскажу. И покажу кое-что.

И мы поехали. Опытный Гринев нашел такое место, где нас практически видно не было, а четвертый подъезд перед нами как на ладони.

— Ну, появится, не пропустим… Излагай, что у тебя!

Я рассказал о вчерашней битве в сумерках. Детально, подробно, постарался ничего не упустить. И показал нож.

Опер внимательно осмотрел его, хмыкнул:

— Да, с зоны игрушка… С какой? А хрен его знает. Везде такое клепают. А эти двое, как ты сказал?.. Гуня один?

— Да.

— Ага. Ну, есть у нас тут один подучетный по фамилии Гунько… Не мой контингент, но косвенно знаком. Еще раз опиши-ка его!

Я описал. Старлей кивнул:

— Похоже, он самый. Гнида полная. А второй?

— Остался безымянным. И в отключке. Но жив, полагаю. Сегодня вот вышел, глянул: пусто. Очухался, значит.

Андрей пренебрежительно махнул рукой:

— А хоть бы и подох! Земля только чище будет. А вообще, и Гуня, и кого мы у метро взяли — у того погоняло Фундук — это все из одной помойки говно. Ну, Фундук порезче будет, конечно, Гуня-то совсем пустое место… Да, ладно, хрен с ними! Ну, а тот, другой? Этот, похоже с лидерскими задатками, а?.. Ну-ка подробней о нем.

Я постарался извлечь из тех сумерек и моего адреналин-забоя словесный портрет лидера. Лица, если честно, я не запомнил совсем, помню только, что морда грубая, широкая…

— Хм! — Гринев взглянул на нож, повертел его в руках, как будто он мог дать ответ на вопрос о моем главном противнике в той схватке. — Н-ну, если привлечь на помощь метод старика Шерлока, — вдруг замысловато заговорил он, — то это либо Культ, либо Паркер. На девяносто процентов один из двух. Проверим! Если рожа расквашена и… Куда ты ему кирпичом засветил? В левую ногу?

— Да. Почти в колено. Чуть ниже.

— Ну и туда глянем. Если что, тут же и берем за хобот. И колем на сознанку.

— Расколется?

— Да куда ж он денется!.. Это вопрос технический. Меня другое тут волнует: зачем они на тебя рыпнулись, и кто навел⁈ Ну, зачем — ладно, можно объяснить: ответка за кореша. Хотя Гуня сроду бы на это не пошел. Бздливый. Паркер?.. Пятьдесят на пятьдесят. Культ? Допускаю. Но кто-то же должен был им слить, что ты — это ты! Что в этой общаге живешь. Что так выглядишь!.. Тут, знаешь, просто кто-то должен был тебя показать этим полудуркам. Смотрите, вон он!

— Ты хочешь сказать, что за ними кто-то стоит? Кто посерьезнее.

— Да вроде как все к тому и клонится. Фундук тебя никак не мог слить, он попросту не знает, кто ты такой. Кто? И главное, зачем⁈ Месть? Ну, не тот мотив, непохоже.

Я задумался:

— Значит, этот некто меня знает… Все интереснее и интереснее! Еще один сюжет. Мало нам одного…

Рассуждая так, мы ни на миг не ослабляли бдительности. Следили за дверью четвертого подъезда. Конечно, туда и входили и заходили, но все не те. Бабушка с внуком, два пацана лет пятнадцати, облезлая тетка с кислой рожей… Я на секунду отвлекся, глянул в переменчивое небо, где беспокойно толклись, рвались и срастались бело-серые облака. Опустил взгляд…

— Вот он! — невольно я схватил левой рукой правое предплечье Гринева.

На крыльцо вышел мой вчерашний наблюдаемый.