Ассасины Сталина (СИ)

Глава 3

Прошедший Девятнадцатый съезд партии и расширение руководящего ядра объективно усиливали активность масс и от того, станет ли такая активность действительно массовой, зависело немало. В народе обсуждали итоги съезда, а Сталин наращивал очередной сталинский удар по бездарностям и тем «немогузнайкам», которых так не терпел ещё Александр Васильевич Суворов. Вечером двадцатого октября пятьдесят второго года Сталин собрал в своём кабинете Маленкова, Хрущёва, Аристова, Брежнева, Игнатова, Михайлова, Пегова, Пономаренко, Суслова, Шепилова, Чеснокова, Румянцева и Юдина, то есть — всех секретарей ЦК плюс высшие идеологические кадры.

Наша пропаганда, — говорил Сталин, — Ведётся плохо, кака какая-то, а не пропаганда… Нет ни одного члена Политбюро, который был бы доволен работой Отдела пропаганды. У наших кадров, особенно у молодежи, нет глубоких знаний марксизма…Надо контролировать кадры, изучать их и вовремя выдвигать молодёжь на руководящую работу. У нас много способной молодёжи, но мы плохо знаем молодые кадры. А ведь если выдвинули человека на какую-то работу и он просидит на этой работе 10 лет без дальнейшего продвижения, он перестаёт расти и пропадает как работник. Сколько загубили людей из-за того, что вовремя не выдвигали!

Присутствующие переглядывались: из всех присутствовавших только Хрущёв достиг своего карьерного «потолка», все остальные ещё при жизни Сталина имели те или иные перспективы роста. Так что идеи Сталина для них означали надежды на будущее, а для Хрущёва — нечто прямо противоположное, потому что возраст у него был как раз предпенсионный.

Сталин же продолжал — Надо также подумать о лучшем руководстве промышленностью. Плохо идут дела в сельском хозяйстве. Партийные работники не знают истории сельского хозяйства в Европе, не знают, как ведётся животноводство в США. Только бумаги подписывают и этим губят дело.

А вот уж эти слова «крупный специалист в области сельского хозяйства» Хрущёв отнес на свой счёт в полной мере. Поэтому невольно скривился как будто съел целиком лимон.

— Американцы опровергают марксизм, клевещут на нас, стараются развенчать нас. Мы должны разоблачать их. Надо знакомить людей с идеологией врагов, критиковать эту идеологию, и это будет вооружать наши кадры. Мы теперь ведём не только национальную политику, но ведём мировую политику. Американцы хотят всё подчинить себе. Но Америку ни в одной столице не уважают, этим нужно воспользоваться! — Сталин не выдержал и закурил трубку. Он смотрел в лица сидящих и видел — они его не понимают, наверняка относя все к его старым болячкам, в душе желая скорейшей смерти, чтобы ухватиться наконец то за штурвал огромного государства и порулить от души, не зная толком всего, что необходимо для успешного возращения корабля в родную гавань.

Седьмого ноября исполнилось тридцать пять лет со дня Октябрьской революции, и, как всегда, в Большом театре шестого ноября проходило торжественное заседание Моссовета, на сцене сидели Сабуров, Микоян, Первухин, Молотов, Пономаренко, Маленков, Суслов, Берия, Сталин, Шкирятов, Каганович, Булганин, Михайлов, Пегов, Хрущёв, Аристов, Игнатов, Шверник, Яснов, Кузнецов, Капитонов, Фурцева, Миронова, Гришин, Пузанов…

Берия сидел по правую руку от Сталина, что вряд ли было случайным. Доклад же делал на этот раз заместитель председателя Совета Министров СССР Михаил Георгиевич Первухин. По сравнению с прошлогодним докладом Берии на таком же торжественном заседании Моссовета первухинский доклад был бесцветнее, хотя его и оживило такое вот сообщение: многие американцы потеряли душевный покой. Они то и дело вглядываются в небо, и некоторым из них стали мерещиться странные предметы, напоминающие огромные «летающие тарелки», «блюдца», «сковородки», «зелёные огненные шары»… Газеты и журналы утверждают, что они являются либо русскими таинственными снарядами, либо… — летательными аппаратами, посланными с какой-то другой планеты для наблюдения за тем, что делается в Америке.

В зале смеялись, не подозревая, что придёт время, и такая же волна оболванивания болванов когда нибудь докатится и до Москвы, откатываясь от неё до самых до окраин оболваниваемой страны.

Первухин, разрядив обстановку, продолжил — Руководителям предприятий и отраслей, которые не выполняют государственных планов и выпускают продукцию невысокого качества, не мешает подумать о том, что если они не выправят положение, то им придётся посторониться и уступить своё место другим, более энергичным и лучше знающим дело работникам!

Высказывание Первухина было направлено на тех, кто, занимая высокие посты, им не соответствовал, а так же на «прилипал» и «референтов», которых в московской номенклатуре было приличное число. Вот уж эта чиновная «рать» имела все основания дрожать если не за свою шкуру, так уж за кресло — точно! Как это понимать — уступить свое место другим? Это что — лишиться солидного кабинета, секретарей, свиты, персональной автомашины, государственной дачи, медицинского обслуживания в «кремлёвке»? В зале начали перешептываться, бросая взгляды на Сталина, чьим рупором наверняка был сорока восьмилетний выдвиженец, вместе с Курчатовым принимавшем участие в создании советской ядерной бомбы.

Да одним таким предложением Сталин был способен подписать себе смертный приговор! Сталин же размышлял, стоит ли к работе нового секретного Управления привлечь Михаила Георгиевича. Подумав, он решил посоветовать Судоплатову присмотреться к Первухину и по возможности привлечь его к Делу.

Сталин рассчитывал удержать ситуацию под контролем, но не думал, что удары придут оттуда, откуда их никак не ожидал.

Они пришли от своих. А точнее — от тех, кого Сталин и Берия считали своими товарищами и добрыми коллегами.

Осенью пятьдесят второго года в составе высшего партийно-государственного руководства была образована руководящая «пятёрка»: Сталин, Берия, Булганин, Маленков, Хрущёв. В этой пятерке Берия занимал роль выдающегося менеджера и мастера на все руки, а Маленков «железобетонный» «второй номер» типа Молотова, но помоложе и пообразованней Вячеслава Михайловича. Позиции Булганина были слабее, однако и он был в «пятёрке» на своём месте как ещё один надёжный для Сталина «второй номер», но — в военном ведомстве. А вот Хрущёв был почти не образован и наименее компетентен. Да и проходил по партийному «ведомству», роль и значение которого Сталин в перспективе хотел свести к идейному, а не административному руководству обществом. На образец же высокой морали и высокого ума Никита Сергеевич тянул слабо.

К осени пятьдесят второго года Сталину становилось ясно, что с животноводством в стране неладно — производство мяса не росло, да и вообще особых успехов в сельском хозяйстве не было… Причины назывались при этом разные. Вряд ли объяснения коллег удовлетворяли Сталина, однако узнать истинное положение дел главе государства всегда не просто.

В ноябре ветеринарный техник Холодов из Орехово-Зуевского района Московской области написал Сталину письмо о положении в колхозах области. Через четыре дня его письмо лежало в в Особом секторе ЦК, и заведующий этим Сектором, секретарь Сталина Поскрёбышев, положил его на стол Сталину. Вот такие были порядки при настоящем Хозяине земли Русской!

"Дорогой Иосиф Виссарионович!

Как член Коммунистической партии, желаю получить от Вас ответ на такие вопросы, которые волнуют, может быть, миллионы людей Советского Союза и о которых никто не осмеливается говорить открыто на собраниях, так как за подобную критику вы будете сильно наказаны.

Я хочу остановиться на вопросах, связанных с сельским хозяйством.

Согласно нашей прессе, в сельском хозяйстве мы имеем громадные достижения, и ни в одной газете не увидите сигналов о недостатках. Вам докладывают секретари обкомов, им докладывают секретари райкомов, последним докладывают с низов. По радио транслируют… Орехово-Зуевский район успешно завершил сельскохозяйственный год, досрочно рассчитался с государством.

Посмотрим же на самом деле, как обстоит дело в действительности…' — Сталин нахмурил брови и стал читать, отмечая красным карандашом самые вопиющие факты. — 'Вот объединённый колхоз 'Красная Звезда — из 500 га 200 га лучших заливных лугов остались некошеными, сейчас залиты водой.

Картофель вроде убран, но что это за уборка? Его убирали мобилизованные рабочие с фабрик и заводов, у которых на этот период сохранялась зарплата на 50 %, и они не старались собрать весь картофель… и собирали только то, что было наверху, и поэтому в земле осталось более половины картофеля. Смешно слышать, что собрано картофеля с га, на некоторых полях всего одна тонна. Идёшь бороздой, ногой расшвыриваешь землю и видишь опять картофель…'

— Суки! — Сталин отложил письмо. За заготовку картофеля в Московской области отвечал первый секретарь обкома, по совместительству секретарь ЦК КПСС Хрущёв. Сдержавшись, Сталин продолжил чтение: «Вот поле гречихи — богатое поле… пущена жнейка — гречиха скошена, кое-как заскирдована, но молотить времени нет, нет людей. Её начинают „молотить“ свиньи… пасутся они без надзора и вот безжалостно „обмолачивают“ гречу и рожь под навесом…„, “…годовые удои молока из года в год не превышают 1200–1400 литров на фуражную корову. Это смешно — это даёт средняя коза. Скот содержится в антисанитарном состоянии (в некоторых бригадах скот по живот стоит в навозе)…». 'Я работаю с 1935 года. Тогда колхозы были совсем другие. Тогда можно было требовать правил ветеринарно-зоотехнического порядка, и они выполнялись, так как тогда было за что спросить и с кого спросить. А теперь этого нет. Сколько бы ни писалось актов, докладных, но это всё остается невыполненным, а если с трудом и выполняется, то как проформа.

Был у нас секретарь райкома т. Николаев, неплохой руководитель, но не справился с работой и с позором снят. Теперь поставлен т. Поликарпов, вроде надёжный человек, так как, будучи директором Ликинского машиностроительного завода, работал довольно хорошо, а теперь у него картина хуже, чем у Николаева. Каков вывод? А вывод, оказывается, такой, что и не в руководстве подчас причина…

Странным становится такой вопрос. Все члены партии между собой в узком кругу говорят о серьёзных недостатках, но никто ничего не говорит на собрании, тем паче на обкоме КПСС. За это взгреют в хвост и в гриву…'

В конце письма Холодов написал: «Сперва я думал, что такое положение вещей только в нескольких районах промышленного значения, а оказывается, нет — такая же картина, как я узнал, и в ряде районов Владимирской, Рязанской, Курской и Воронежской областей, не говоря уже о других, о которых я не знаю».

'В скором времени при существующих условиях оплаты труда колхозников мы можем столкнуться с таким фактом, что работать в колхозах будет некому — старики постареют, а молодёжь вся в городах и на производстве.

Я считаю это положение вещей довольно ненормальным. При введении же предлагаемой оплаты экономика колхозов быстро возрастёт, и жизнь колхозников будет зажиточная и радостная…

Возможно, Вы скажете — это необоснованные выдумки, нет, это голос самих колхозников, голос народа.

Может быть, я мыслю неверно, может быть, я крепко ошибаюсь, но мне кажется, как гражданину Советского Союза, как члену партии, существующее положение оплаты труда колхозников… является совершенно недостаточным, способствующее ухудшению… а не улучшению жизни колхозников,… ухудшению их материального состояния, а вместе с тем и духовного облика (жутко слышать мат от женщин на колхозном дворе или где-либо в поле).

Надо бы остановиться о работе МТС, но всего не охватишь и в письме всего не напишешь.

На этом я кончаю, прошу прощения, если в чём я виноват.

С коммунистическим приветом

Веттехник Орехово-Зуевской Районной."

Сталин отложил письмо, он его потом еще не раз проштудирует полностью, сейчас же ему нужно набросать тезисы своего доклада для выступления на внеочередном съезде Партии, который он созовет летом пятьдесят третьего года, следует срочно убирать партию от штурвала государством, вместо того, чтобы заняться реформирование идей коммунизма, эти шакалы закостенели и не желают ничего менять. — Господи! — взмолился император огромной империи — Даруй мне хотя бы десять лет жизни! Обидно положить свою жизнь ради народа и смотреть, как мои труды пустят по ветру властолюбивые неучи! Прости, что потерял веру в Тебя, что молчал, когда Твои церкви рушили! Что я оставлю потомкам? Восемнадцать томов своих сочинений? Будут ли они читать их? Горько сознавать, но у многих коммунистов мои труды стоят в книжных шкафах только для красоты. Они и труды Ильича не знают, надергают только цитат для своих речей и как попугаи несут всякий бред. Почто так, Господи?

Обсуждение письма Холодова в «верхах» проходило по сельскохозяйственному ведомству. Министр Бенедиктов перед Бюро Президиума нашел стрелочников, и по его словам выходило, что виновны, мол, прежде всего сами колхозники — плохо ухаживают за скотом.

Сталин тогда заметил, что это означает, что колхозы не заинтересованы в общественном животноводстве экономически, что надо особое внимание обратить на повышение заинтересованности колхозников в развитии животноводства. И в начале декабря было принято постановление Президиума ЦК КПСС, которое поручало Бюро Президиума выработать проект соответствующего постановления и внести его на рассмотрение Президиума, а затем Бюро Президиума ЦК поручило Хрущёву рассмотреть факты, изложенные в письме Холодова.

Хрущёв в записке Сталину признавал справедливость ряда положений письма Холодова, но утверждал, что Холодов-де пишет «только о плохих колхозах» и «не знает, как работают передовые хозяйства», хотя сам Холодов, адресуясь к Сталину, заявлял: «Может быть, Вы скажете, что не надо смотреть на отстающих, а надо равняться по передовым — это я понимаю. Но я не понимаю того, что из года в год эти отстающие, а их у нас большинство, не растут в экономическом отношении, а деградируют…»

Однозначно письмо подмосковного веттехника выходило секретарю ЦК и первому секретарю Московского обкома Хрущёву боком. Это письмо было способно высветить Сталину всю сложившуюся после войны систему тонкого вредительства в планировании экономики и взорвать ее. Причём один из конкретных «крайних» был очевиден — Хрущёв, который однозначно обнаруживал управленческую некомпетентность.

Однако Сталин — вопреки злостным мифам о нём — держался за работника до последнего и карал его лишь тогда, когда убеждался в его полной неадекватности — деловой или политической. Держался он и за Хрущёва, к которому благоволил. Поэтому Бюро Президиума ЦК приняло постановление «О составе комиссии для выработки коренных мер по обеспечению дальнейшего развития животноводства», возглавить эту комиссию поручалось всё же Хрущёву.

К концу декабря проект постановления Совета Министров СССР и ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию животноводства в колхозах и совхозах» был готов, но он Сталина не удовлетворил, что было неудивительным.

Во-первых, из письма Холодова можно было понять, что корень зла — в неумном и безответственном «руководстве», а проект постановления, изобилуя не очень-то обязательными таблицами и цифрами, этот скользкий момент обходил и меры предлагались или формальные, или сомнительные. Так, Холодов предлагал выдавать дояркам за каждые 100 литров надоя 2 литра молока ежедневно, свинаркам — по одному поросенку в случае сохранения не менее 8 поросят от матки, работникам овцеводческих ферм — по одному двухмесячному ягненку от 10 объягнившихся маток и т. д. В хрущёвском проекте ничего этого не было — животноводов предполагалось «стимулировать» увеличенным количеством трудодней, то есть не литрами и килограммами, а всё теми же «палочками». Казалось бы, в сельском хозяйстве сдельная оплата «натурой» была наиболее естественной — тем более по тем временам — формой оплаты труда в животноводстве. Это на заводе при плане выпуска в тысячу двигателей нет нужды в трёх тысячах коленных валов. А на ферме чем больше доярка надоит литров от одной коровы — тем лучше. Однако натуральную «сдельщину» комиссия Хрущёва и Микояна почему-то не предлагала. Зато закупочные цены на мясо в проекте постановления предлагалось повысить сразу почти в четыре раза! Например, цену на мясоразрубочных свиней комиссия Хрущёва предлагала повысить с 72 копеек за килограмм до 3 рублей! Конкретные цифры исходили, конечно, от экспертов, и было непонятным — было ли это с их стороны глупостью или тонкой провокацией. Холодов же предлагал иное… Если бы были приняты его предложения, то продуктивность животноводства можно было быстро повысить вдвое, а то и втрое, и даже при повышении закупочных цен всего в полтора-два раза (на чём настаивал Сталин) достаток колхозников весомо увеличился бы в считанные год-два!

Восемнадцатого декабря наступил последний день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Его здоровье стремительно ухудшалось, он плохо выглядел, но тем не менее отказывался от помощи врачей, которым не доверял. В последние месяцы у Сталина обострились различные мании, он отодвинул от себя многих давнишних соратников и позволил арестовать своих ближайших помощников. Вождь по наущению Берии задумал выселить всех евреев на Дальний Восток, для чего Лаврентий не мудрствуя разработал операцию" Дело врачей", которая бы явилась предлогом по репрессиям всего еврейского населения.

Судоплатов вошел к Хозяину вечером, тот зябко поежился, с трудом встав навстречу, едва передвигая больные ноги в теплых валенках — Здравствуй, Павел! Видишь — совсем плох стал! — подойдя ближе продолжил — Жутко мне, кругом одни предатели, не знаю, кому уж и верить! Даже верный пес Лаврентий смотрит как на труп. Уже на себя готов всю власть примерить. Идиот! Кто же его поддержит? Как наш проект Ассасины?

— Наши люди внедрены во все структуры Кремля. Прикажи и они выполнят твой приказ! Кого убрать?

Сталин долго смотрел в лицо Судоплатова и покачал головой — Нет, не для того я создавал твое Управление, чтобы вы попросту кровь лили. Поверь, таких палачей достаточно. Прошу — не дай зачахнуть ростку, который мы с тобой посадили! Чувствую — рухнет страна, если на мою Конституцию кто-нибудь руку поднимет. Слишком много крови пролил русский народ ради счастья иметь равные права для всех, а не только избранных, рожденных с золотой ложкой во рту.

— Товарищ Сталин! Не желаете посетить объект «Интернат», первого января Раневская силами воспитанников ставит спектакль «Буратино», вот пригласительный билет!

Сталин принял бланк, на котором каллиграфическим почерком от имени коллектива Мещерского интерната его приглашали на утренник.

— Хорошо! На тебе секретность, Павел! Кроме моей охраны никто из этого гадюшника не должен знать о моей поездке. Для всех я буду болен и никого в этот день принимать не буду. Соглядатаев Берии нужно будет как-то обезвредить.

— Им дадут с едой сильное снотворное. У меня есть люди на вашей даче, они и обеспечат тайну вашего отъезда.

Сталин было хотел спросить имена сотрудников Управления, которых Судоплатову удалось внедрить сюда, на один из самых секретных и хорошо охраняемых государственных объектов, но преодолел свое недоверие и протянул руку для рукопожатия — Увидимся теперь в новом году на празднике!