Асыл

ГЛАВА 1

Второй месяц полыхало зарево гражданской войны в Тургае. Выгнав аллаш-ордынцев из уездного города, Ибрай со своим отрядом прочно укрепился за его стенами. Наскоки белогвардейцев на Тургай участились. Отряды Сеита вместе со своим командиром находились в Челкаре, путь на который лежал недалеко от безымянного озера, где была стоянка Рустема.

Озеро было небольшое и лежало в котловине, сплошь заросшей буйными травами.

На берегах его росли густые камыши, где день и ночь слышались голоса птиц. Дальше, на пышном лугу, чередуясь с лютиками росла маленькими островками белая ромашка. За ними широким полем разросся пырей. Поднимаясь по склонам котловины, шли заросли ковыля — волосатика. Ближе к пустыне виднелся типчак, кокпек, верблюжья колючка и затем чёрная, казалось, засохшая на корню полынь.

Дичи по берегам озера и в котловине водилось много. Были тут перепела, серые куропатки, кроншнепы и степные тиркуши. Ближе к воде, на песчаных отмелях, сидели стаями сизые чайки, черноносые крачки и бойкие кулики. По вечерам в камышах ухала выпь, и слышалось гоготанье краснозобых казарок.

Однажды, собирая на топливо засохшие водоросли, выброшенные на берег весенней водой, Дима и Асат ушли далеко от юрт. Горячее солнце нестерпимо жгло тело; казалось, сам воздух был накалён, точно жаркая печь. Недалеко от ребят, спрятавшись в тень камыша, лежали Кекжал и Кельтир. Неожиданно в трёх шагах от себя Дима заметил, как из-под прошлогодней травы что-то зашевелилось, и показалась голова гадюки. Змея тотчас скрылась, направляясь к не подозревавшему об опасности Асату. Встревоженный Дима крикнул своему другу:

— Асат, к тебе ползёт змея!

Тот тревожно завертел головой по сторонам:

— Где?

— Смотри.

Было видно, как на пути к Асату поднималась трава, и гадюка стала приближаться к мальчику.

Медлить было нельзя. Не выпуская из рук палки, которой Дима перетряхивал старые водоросли, он метнулся к Асату. В тот же миг из травы высунулась ромбическая голова змеи и уставилась холодными немигающими глазами на подростка. Дима точно оцепенел. Такую гадюку он не видел ни разу.

«Ударить по голове? Бесполезно». Из уст Димы раздалось едва слышное:

— Кекжал!

Почуяв что-то недоброе в тревожном голосе друга, волкодав метнулся к нему. В тот же миг перед глазами испуганных ребят замелькали в воздухе листья травы, старый мох и гибкое тело гадюки, которая билась в крепких зубах Кекжала. Дима и Асат попятились от места страшной схватки.

Оглушая берег яростным лаем, Кельтир носился возле Кекжала, стараясь вцепиться в хвост змеи. Гадюке стремительно обвилась вокруг туловища волкодава и, высунув язык, как бы тянулась к ребятам. Могучие челюсти собаки всё сильнее и сильнее сжимали тело змеи и вскоре её голова безжизненно повисла в воздухе. Подбросив гадюку вверх, Кекжал улёгся на траву. Мёртвое тело змеи трепал уже Кельтир. Когда прошёл первый испуг, ребята подошли к гадюке и стали рассматривать её. Осмелевший Асат вытянул туловище змеи и смерил её длину. От головы до хвоста было два с лишним шага Мальчик покачал головой.

— Ой-е-ей! Какая большая! — и, подцепив гадюку на палку, ребята потащили её к юртам.

Увидев змею, Жамила́ в страхе замахала руками и попятилась к дверям.

— Несите обратно! — крикнула она и спряталась за войлок.

Дима и Асат повеселели, им стало смешно, что Жамила́ испугалась мёртвой змеи.

Рустем подробно расспросил, где они нашли гадюку и, выслушав рассказ Димы, покачал головой:

— Хорошо, что Кекжал подоспел во-время, а то бы было плохо. Укус степной гадюки очень опасен. Надо быть осторожными и на берег больше ходить не следует, — произнёс он строго. — И ты, Асыл, не вздумай туда итти, — сказал он подошедшей внучке.

Дня через два, осматривая вместе с Асыл силки на куропаток, старый Рустем стал тревожно рассматривать примятую траву. Казалось, кто-то проволок тяжёлую жердь среди густой растительности, и охотник поспешно повернул обратно к жилью.

— Здесь был желтобрюхий, — сказал он на ходу и прибавил шагу.

— Кто? — не поняла Асыл.

— Полоз, большая змея, — объяснил Рустем девушке, а, вечером посоветовавшись с Жамила́, они решили на следующий день перекочевать к границе такыра.

— К озеру и на луг ходить нельзя, — объявил он ребятам. — Там много гадюк.

Осторожный Рустем велел пасти коней ближе к солончакам.

Однажды, привязав лошадей на прикол, ребята развели костёр. На топливо пошёл засохший джузгун, отдельные кусты которого они нашли на склонах высоких барханов. Дима с Асатом улеглись возле костра и стали дремать.

На небе одна за другой стали показываться звезды. Тишина. Лишь слышно пофыркивание пасущихся лошадей и легкое посапывание спящих ребят. Выплывала луна, заливая пустыню холодным светом. Над спящими ребятами неслышно пролетел степной лунь и скрылся за барханом. Где-то далеко протявкал корсук, и лежавший рядом с Димой Кекжал навострил уши.

В предрассветном тумане вырисовывались фигуры всадников. По их усталым лицам, по запыленной одежде, впалым бокам еле бредущих лошадей было видно, что они двигались издалека. Впереди, покачиваясь в седле под мерный шаг коня, стараясь гнать от себя дремоту, ехал командир. Внимательно поглядев на компас, он вынул из полевой сумки карту и развернул ее. «Да так и есть. Скоро пресное озеро. Там можно дать людям отдых и покормить лошадей. Дня через три мы должны встретиться с отрядом Милявского у пункта Н».

Положив обратно карту, он приподнялся на стременах и подал команду:

— Подтянись!

Встряхнувшись от тяжёлого полусна, конники тронули лошадей поводьями.

— Товарищ Вихрев! — обратился к командиру один из всадников. — Ребята притомились. Ведь третьи сутки, как с седла не слазим, — пожаловался он.

Вихрев круто повернулся к говорившему.

— Знаю, — бросил он сурово. — Революцию сидя на печке не делают. Знаю, Поликарп, — как бы оправдывая свою минутную вспышку, заговорил Николай Петрович. — Знаю, нелегко даётся нам борьба. Ты ведь сам видел, что наделали в Кустанае беляки. Так что другого выхода нет.

Николай Петрович придержал коня, и когда остальные всадники подъехали ближе, он сказал уже спокойно:

— Скоро будет озеро. Там отдохнём денёк и дальше в путь. Трогай!

В начале лета казачьи части полковника Агапова и отряды Дутова заняли Кустанай. Коммунисты ушли в партизанские отряды. В городе осталась небольшая группа подпольщиков. Вихреву поручили формирование партизанского отряда в районе Семиозёрной.

Отступая под натиском белогвардейцев, он со своим отрядом шёл теперь на соединение с партизанами Милявского, который вёл упорные бои с колчаковцами.

Отряду Вихрева предстоял большой путь через полупустыню. Уничтожая мелкие группы белогвардейцев, просочившихся в этот район, он через несколько дней вступил в сплошную полосу песков. Полдень застал обессиленных людей и коней на окраине огромного поля солонцов. С трудом поднявшись на бархан, Вихрев увидел безымянное озеро и две юрты.

Кони, почуяв воду, пошли быстрее. Вскоре лай собак возвестил жителям котловины о приближении отряда Вихрева.

Первым увидел Николая Петровича Дима. Он с радостным криком бросился к нему навстречу. И, когда тот соскочил с коня, подросток обнял Вихрева и припал к его плечу. Подошёл Рустем, за ним показалась Асыл, Асат с матерью. Через час на берегу озера запылали костры.

Рустем подарил отряду трёх лучших баранов. Плотно пообедав, партизаны улеглись спать.

Вечером Вихрев говорил Рустему:

— Асыл и Диме оставаться здесь небезопасно. Кругом шныряют белогвардейцы и аллаш-ордынцы. С Димой я договорился, — Николай Петрович внимательно посмотрел за подростка. — Я беру его в свой отряд. Дима мне говорил, что вы когда-то жили на заимке в Каражаре. В том районе сейчас более спокойно и он контролируется партизанами Ибрая. Я считаю, что вам, Жамила́ и Асату нужно дернуться в Каражар и пожить пока там. Асыл я доставлю в город Тургай к Ибраю. Там она будет под надёжной охраной. Правильно, Асыл?

— Да, я уже говорила об этом с дедушкой Рустемом. Он согласен, — ответила Асыл.

Пощипывая бородку, Рустем молчал. Ему тяжело было расставаться с внучкой и с Димой, которого он полюбил, как сына.

— Что ж, придётся так и сделать, — вздохнул старик.

На следующее утро берега безымянного озера опустели. Отряд Вихрева, вместе с Асыл и Димой, поехал по направлению Тургая, а Рустем, Жамила́ и Асат, разобрав юрты, двинулись к своему старому жилью — на заимку в Каражаре.

ГЛАВА 2

В сентябре 1918 года партизанские отряды Ибрая и Вихрева с боями заняли несколько степных районов и продвигались по нижнему течению Тургая. В те дни Дима не знал покоя ни днём, ни ночью. Подросток носился на Кара-Торгое из района в район, передавая распоряжения Николая Петровича. Военная обстановка в то время была сложной. Командир партизанского отряда Жилин не подчинялся решениям комитета и держался обособленно. Создалась угроза прорыва фронта.

Взяв с собой Болата, ординарца и Диму, Вихрев направился в штаб Жилина. Село, где он находился, было расположено возле большого озера, к берегам которого примыкали огородные плетни. Дальше шла степь, на которой изредка виднелись берёзовые рощи, постепенно переходящие в кустарник.

Вихрев приехал в село под вечер. Оставив коней под охраной Димы, он направился вместе с Болатом и ординарцем в штаб Жилина. Из окон большого поповского дома свет лампы освещал голые деревья, росшие в палисаднике. Возле штаба толпились какие-то пьяные. Поднявшись на ступени крыльца, Николай Петрович прислушался. Доносились крики, топот и пиликание гармоники. Вихрев толкнул дверь. За столом в расстегнутой кожанке, положив револьвер возле недопитой бутылки, сидел Жилин. Его мясистое лицо было багрово. Грохая огромным кулаком по столу, он кричал:

— Кто здесь хозяин? Я. Кто выше меня? Никто. Так ведь, Луша? — он повернул бычью шею к сидевшей рядом с ним жене.

Статная, склонная к полноте, с красивым румяным лицом жена Жилина махнула на мужа рукой:

— Сиди уж, лакай своё вино, допьёшься, что и последний отряд от тебя уйдёт.

В начале сентября большинство партизан из отряда Жилина, видя беспробудное пьянство своего командира, его авантюризм, который стоил больших людских жертв, перешли к Вихреву. У Жилина остались лишь неустойчивые элементы, часть уголовников и богатые родственники Луши. Жилин, когда-то считавший себя коммунистом, целиком попал под влияние жены, властной и энергичной женщины из кулацкой семьи.

— Вояка, — скривила губы Луша и, отвернувшись от него, встретилась глазами со стоявшим молчаливо у порога Вихревым.

— Кто-то чужой зашёл, — зашептала она на ухо мужу и толкнула его под бок.

Жилин, опираясь кулаками о стол, грузно поднялся на ноги. В комнате стало тихо. Было слышно тяжёлое дыхание Жилина. Не спуская спокойных глаз с пьяного хозяина, Николай Петрович шагнул к столу.

— Я — Вихрев, приказываю сдать оружие! — произнёс он чётко.

Жилин медленно повернул голову к жене, как бы спрашивая её совета. Луша сделала какой-то знак своим приближённым, и те плотным кольцом окружили Вихрева и Болата.

— Ну! — вызывающе бросила Луша Николаю Петровичу. — Дальше что прикажешь? — уже насмешливо спросила она.

— Приказываю вам убираться вон! — Вихрев показал Луше на дверь.

— Эй?! Соколы, взять их! — тряхнув головой, точно пропела жена Жилина.

Болат, выхватив шашку, загородил своего командира, ординарец выхватил гранату.

— Именем революции приказываю сложить оружие! — сохраняя спокойствие, произнёс повелительно Вихрев.

В рядах приближённых Жилина наступило замешательство. Неожиданно с улицы раздался выстрел. Дзинькнуло оконное стекло. Затем послышался чей-то испуганный крик:

— Спасайтесь! Нас окружают!

В комнате началась свалка. По селу носились пьяные жилинцы, дробно стуча колёсами, пронеслась тачанка.

Жилин мгновенно протрезвел и, пользуясь общей суматохой, выскочил из дома, за ним выбежала Луша.

Вихрев прошёлся раза два по комнате и круто повернулся к Болату:

— Узнайте причину тревоги.

Через несколько минут тот вернулся вместе с сияющим Димой.

— Почему не у коней? — спросил его сурово Вихрев.

Переминаясь с ноги на ногу, Дима смущённо сказал:

— Как только вы ушли, мне стало одному скучно, и я пошёл к жилинскому штабу. Хотел войти в дом, но какой-то дядька погрозил мне кулаком и чуть не дал пинка. Я; забрался в палисадник и решил посмотреть, что делается в доме. Залез на тополь, что стоял у окна, и увидел, как жилинцы, окружив вас, стали угрожать. И я решил выстрелить в окно. Раз! Два! Слышу, поднялся крик. Я давай палить, пока все патроны не вышли.

— Так это ты наделал столько шума, — спросил, улыбаясь Николай Петрович. — Молодец! Но от коней в следующий раз без приказания не отлучайся. Положение ясное, — сказал он, обращаясь к Болату. — Отряд товарища Милявского ещё не прибыл. Подождём до утра. Завтра решим всё.

Около полуночи в село аллюром въехал отряд партизан Милявского и, заняв без выстрела опорные пункты жилинцев, стал ждать распоряжений Вихрева. В ту ночь. Жилин с Лушей, с небольшим числом своих приближённых скрылся. Утром состоялся митинг. Лучшая часть жилинцев влилась в состав отряда Милявского. Авантюра Жилина кончилась.

Дима выехал вместе с Вихревым и Болатом в район, где группировались партизанские отряды.

Дул холодный северный ветер. Начались дожди, порой по утрам они сменялись резким колючим снегом, забивая балки и низины шуршащей под ногами порошей. Степь стала сумрачной, неласковой. Стремительно неслись куда-то тёмные, тяжёлые облака. Гонимые ветром, катились по безжизненной равнине серые клубки перекати-поля. Порой они подпрыгивали и, зацепившись за голые кусты джузгуна, казалось, рвались на необъятный простор. Не слышно птиц. Лишь каркает где-то, точно жалуясь на непогоду, серая ворона; пробежит, прячась в побуревшей траве, пищуха и прошумит в почерневшей полыни ветер.

Мрачна осенняя ночь в степи. Моросит не переставая мелкий дождь. Порывы ветра бросают по сторонам трепетный огонёк костра, и нет от него тепла людям. Намокла одежда, закоченели пальцы, а огненные змейки, не согревая, обрываются в непроглядной тьме, унося с собой желанное тепло. Слышно, как где-то далеко за рекой воют волки, тревожно ржут кони и жалобно тявкает корсук. Сидевший у костра Вихрев снял с себя затвердевший от холода плащ и накинул его на Диму.

— Замёрз? — спросил он подростка. Дима, поёживаясь, ответил:

— Маленько.

— Похоже не маленько, а основательно, ну-ко дай сюда руки. Застыли, как лёд.

Николай Петрович стал усиленно тереть то одну, то другую ладонь Димы.

— Ну вот, теперь хорошо. Садись ближе к огню. — Вихрев, уступая место, отодвинулся от костра.

— Война, брат, — заговорил он, — ничего не поделаешь. Потерпим ещё немного, зато, Дима, жизнь-то какая будет! Построим школы, все ребята будут учиться. У кого нет родных, те будут жить в интернатах, разведём сады вокруг них, устроим городошные площадки.

От слов Николая Петровича на душе подростка становилось как-то теплее, радостнее, и в эту ненастную осеннюю ночь его воображение рисовало новую радужную картину светлого будущего. В них немалое место занимала Асыл.

— Дядя Коля, как бы мне Асыл повидать?

— Что ж, съезди, попроведай. Кстати, передашь пакет Ибраю, вот только как ты найдёшь путь к Тургаю. Степь кругом, дорог нет и мало ли кого встретишь.

— Ничего, — тряхнул головой Дима. — На Кара-Торгоя я надеюсь, да и оружие у меня есть.

— Что ж, может, к утру погода прояснится, а теперь тебе надо поспать. Да и нам пора отдохнуть. — Подбросив в костёр несколько сухих веток джузгуна, Вихрев с Болатом и ординарцем стали укладываться на ночлег.

Под плащом Диме стало теплее; порывы ветра уменьшались, перестал моросить дождь. Перед утром небо очистилось от облаков, забрезжил рассвет. Оседлав Кара-Торгоя, подросток простился со своими спутниками.

ГЛАВА 3

Отдохнувший за ночь Кара-Торгой бежал бодро. К вечеру Дима расседлал лошадь к пустил её пастись. Впереди был трудный переход по местности, где совершенно не было растительности. Поглядывая на Кара-Торгоя, Дима стал разводить костёр и, усевшись у огня, принялся за ужин.

Ночью подросток оседлал коня, подтянул покрепче подпругу и спустился в низину. Поглядывая изредка на звёзды, Дима ехал не торопясь. Надо было беречь силы коня.

С трудом преодолевая подъёмы, Кара-Торгой шёл крупным шагом, изредка останавливался и, отдохнув, осторожно спускался вниз. Залитая лунным светом равнина казалась мёртвой; барханы, точно застывшие волны моря, один за другим уходили далеко на восток.

Где-то недалеко пролетела птица, её жалобный стонущий крик долго звучал над песками. Тоскливое чувство одиночества овладело подростком, стараясь его заглушить, он вынул из кобуры браунинг, подарок Вихрева, и повертел его в руках. «Бояться нечего! Мы не из заячьей породы», — вспомнил он слова Вихрева, как-то сказанные им партизанам. «Мы не из заячьей породы!» — повторил про себя Дима и спрятал браунинг в кобуру.

«А чего бояться? — продолжал он размышлять. — Чертей да ведьм? Они только в сказках. Правда, тётя Агаша в них ещё верит, но она ведь старая женщина, а я партизан».

Подбадривая себя, Дима завел. Но когда песня закончилась, Диме вновь стало тоскливо. Он оглядел ещё раз мёртвую равнину и вздохнул. «Скорее бы добраться до Тургая. Плохо, Кекжала со мной нет. Веселее было бы. Асыл, наверное, спит… — Мысли Димы перешли к близким ему людям. — Асат молодчина. Только он неповоротливый и не такой смелый, как Асыл. Коротышка, а сильный, — голова Димы начала клониться к седлу. Засыпая, Дима стукнулся носом о луку седла и выпрямился. — Спать не надо. Сбиться можно с пути», — и, поглядев на Млечный путь, он стал поторапливать коня.

Перед утром стали попадаться юрты. Дима стал приближаться к городу Тургаю. На окраине он был задержан заставой партизан и в сопровождении одного из них подъехал к дому, где жил Ибрай. Дима знал, что Асыл находилась там. Самого хозяина в те дни в городе не было. С крупным отрядом конников он находился на территории Казалы и гнал аллаш-ордынцев в глубь степи. На стук вышла жена Ибрая Балым. В это время Асыл спала крепким сном. Дима её разбудил. Открыв глаза, она увидела своего друга.

— Дима! — не спуская с него восторженных глаз, Асыл продолжала: — Я тебя ждала каждый день. Да и на дню несколько раз выходила за город и всё смотрела, не едешь ли ты. Как хорошо, что ты приехал. Как я рада. — Асыл взяла руку Димы.

— Теперь мы будем всегда вместе. Ты надолго приехал? У дедушки не был? — забросала она его вопросами.

— Дай ты ему умыться с дороги, — улыбаясь, сказала вошедшая в комнату Балым. — Да и тебе пора вставать, — заметила она Асыл.

За чаем Дима увидел девочку лет тринадцати, о чём-то оживлённо болтавшую с Асыл на казахском языке.

— Это Макен, наша приёмная дочь, — заметив вопросительный взгляд Димы, ответила Балым. — Любимица Ибрая и большая шалунья. — Женщина шутливо погрозила пальцем в сторону Макен.

Дима пил чай молча, изредка поглядывая на Асыл. В его душе нарастало какое-то смутное, неприязненное чувство при виде хорошо одетой Асыл.

— Нарядилась, как гимназистка: шерстяное платье, белый воротничок и нарядный передник. Лучше бы ходила в старом платье, как там, на заимке. — Дима нахмурился и, допив чашку, поднялся из-за стола и подошёл к окну. В дверь осторожно постучали.

— Войдите.

На пороге стоял военный лет тридцати, с красивым лицом восточного типа, одетый в хорошо скроенный китель, плотно облегавший стройный стан.

Пристукнув слегка шпорами и наклонив почтительно голову, он произнёс:

— С добрым утром! — и, звеня шпорами, подошёл сначала к хозяйке, затем к Асыл и, бросив холодный взгляд на Диму, подвинул себе стул.

Дима круто шагнул от окна и, взглянув мимоходом на зардевшееся лицо Асыл, вышел, хлопнув дверью. Спустился с крыльца во двор и, подойдя к Кара-Торгою, прижался к коню.

Вскоре на крыльце показалась Макен. Она оглянулась по сторонам и, заметив Диму, поспешно сбежала со ступенек к нему.

— Ты зачем ушёл из комнаты? — спросила она доверчиво.

— А что мне там делать? — зло ответил Дима. Макен подошла ближе и положила руку на его плечо.

— Асыл каждый день вспоминала тебя. Ведь ты — Дима? — Не получив ответа от своего собеседника, Макен продолжала в смущении: — Асыл даже плакала, — девочка с грустью посмотрела на Диму.

— Да, сказывай, плакала, а зачем к ней пришёл этот фендрик? Кто он такой? — сдвинув брови, спросил сердито Дима.

— Это Идеят.

«Аллаш-ордынец! Гидра!» — не слушая больше Макен, Дима вбежал на крыльцо и взялся за дверную ручку с намерением выгнать Идеята.

«А, может быть, подождать Ибрая? — Дима в раздумье опустился на ступеньки крыльца. — Болат, наверное, говорил ему об этом офицере? Лучше подожду. Спрошу Асыл. Она мне скажет всю правду», — Дима отодвинулся ближе к перилам. На крыльце показались Идеят и Асыл. Дима отвернулся.

Улыбаясь, Идеят легко сбежал с крыльца и, помахав рукой Асыл, скрылся за углом улицы.

Медленно спустившись по ступенькам, девушка уселась рядом с Димой.

— Ты на меня сердишься?

Молчание.

— Дима! — в голосе Асыл было столько нежности, что её друг невольно повернулся к ней. Не сдерживая хлынувших слёз, Асыл припала к его плечу.

— Дима!

— Я… я когда увидел Идеята рядом с тобой, то… — заговорил в смущении Дима и умолк.

— Ну, говори, — вытерев слёзы фартуком, Асыл заблестевшими глазами посмотрела на друга.

— Я бы дал ему по уху, — уж по-мальчишески задорно произнёс Дима.

Через несколько минут они весело болтали друг с другом.

Под вечер приехал Ибрай. Его лицо было хмуро. Получив от Димы пакет, он закрылся в маленькой комнате и стал читать. В дом входили вестовые, получив нужные указания, они мчались на конях по степи.

Дом, который занимал Ибрай, принадлежал когда-то тургайскому вице-губернатору и имел несколько комнат, окна которых выходили на улицу. Личная охрана Ибрая из двадцати лучших стрелков располагалась тут же. В подвальном помещении дома хранились боеприпасы. Основная часть партизан, под командой Идеята и Жамала, помещалась в казармах, где когда-то жили солдаты генерала Лаврентьева. Закончив дела, Ибрай вышел к жене. Суровый с виду, он точно преображался в кругу членов семьи. Весело шутил с Макен и Асыл, представляя надутого муллу и тучного бая, который не может взобраться на коня, и под конец предложил ребятам отгадать загадку:

— Один бай устроил той — праздник. Причём на конных скачках он разрешил пустить только две лошади и приз выдать хозяину лошади, которая придёт последней.

Выехали два джигита. Доехали до места, откуда должны были бежать кони, и давай ругаться между собой. Вперёд ехать никому не хотелось. Подходит к ним старик: «О чём спорите?» — Те рассказали. — «Хорошо. Сейчас всё будет в порядке».

Через некоторое время джигиты поскакали на конях во весь опор. Тот, кто пришёл последним, получил приз, и оба наездника остались довольны. Что сделал старик с джигитами? Отгадайте? — Глаза Ибрая прищурились от смеха.

Макен посмотрела на Асыл, та — на Диму, затем все трое подняли глаза к потолку, как бы ища там разрешение загадки. Довольный Ибрай посмотрел на жену:

— Может быть, ты, Балым, отгадаешь?

Женщина, помедлив, ответила:

— Нет, не отгадать.

— Ну, а вы, ребята?

— Не знаем, — ответила за Макен и Диму Асыл.

— Эх вы, недогадливые, — покачал головой Ибрай. — Старик пересадил джигитов на лошадей, и каждый из них старался, чтобы лошадь товарища пришла первой.

— Теперь понятно?

— Так просто, а мы не могли догадаться, — улыбнулась Асыл.

— А теперь, друзья, вам пора спать, — поднимаясь со стула, сказал Ибрай. — А я ещё поработаю немножко.

ГЛАВА 4

Дима проснулся рано. Вышел на двор и, подбросив охапку сена Кара-Торгою, окинул взглядом дом. Возле ворот стояли часовые. В раскрытое настежь окно был виден Ибрай, сидевший за письменным столом. Видимо, он не ложился спать с вечера. Тут же стояла потухшая лампа с закопчённым стеклом, возле неё на груде бумаг — револьвер. Усталое от бессонницы лицо Ибрая было задумчиво. Подперев рукой голову, он, казалось, рассеянно слушал стоявшего перед ним на вытяжку рослого военного, одетого в форму офицера турецкой армии, но без погон. Диме был отчётливо виден большой горбатый нос, короткий, точно обрезанный подбородок, жёсткие торчащие усы, чёрные навыкате глаза и сильная мускулистая шея.

«Это и есть, наверное, Жамал, о котором говорил Рустем», — промелькнуло в голове подростка. Выйдя за ворота, он неожиданно столкнулся с Болатом.

— Только что был на заимке у Рустема, — здороваясь с Димой, заговорил Болат. — Старику нездоровится, и он просил передать Ибраю, чтобы приехала Асыл.

— Подожди, Болат, есть дела поважнее. — Дима отвёл своего друга в сторону. — Разве ты не говорил Ибраю о турках? Почему они здесь? — Дима пытливо посмотрел на Болата.

— Да, Ибрай знает, что они военнопленные офицеры. Он мне так и сказал, что Идеят и Жамал ему нужны, как военные специалисты. Кроме того, они дали честное слово офицера, что будут служить Советской власти добросовестно и никогда не нарушат свою клятву. Сейчас они обучают партизан военному делу. Ты надолго сюда? — спросил Болат своего друга.

— Нет, вечером уезжаю.

— Асыл с тобой едет?

— Не знаю. Я её сегодня не видел.

— Ну, хорошо, постараюсь устроить так, что ты вместе с Асыл поедешь к Рустему.

— Мне нужно в свой отряд.

— Знаю, — перебил его Болат. — Отдохнёшь денёк на заимке и поедешь к Вихреву. Договорились?

Подросток крепко пожал протянутую руку Болата.

В полдень Диму вызвали к Ибраю.

— Болат мне сообщил, что Рустем болен, — заговорил мягко Ибрай и показал подростку на стул. — Передай Вихреву вот это письмо, — вручив запечатанный конверт Диме, Ибрай внимательно посмотрел на подростка.

Дима почувствовал в своей руке широкую ладонь Ибрая и, посмотрев на него восторженными глазами, спросил:

— А скоро мы прогоним беляков?

— Да, Дима, скоро. С помощью наших русских братьев Тургай будет свободным! — уверенно сказал Ибрай и проводил Диму ласковым взглядом.

Часа через два Асыл и Дима выехали из города на заимку Рустема.

За год там ничего не изменилось. Попрежнему стояли полуразваленные пригоны, и большой зияющей воронкой виднелся старый осевший колодец.

Рустем всё хворал. Дима помог Жамила́ и Асату подправить печь, забить снаружи сломанное окно, подвезти корм для лошадей и на следующий день уехал в штаб Вихрева.

В ноябре повалил снег. Шёл он несколько дней подряд. Затем пошли бураны, и занесённая сугробами заимка, казалось, сливалась с белоснежным фоном степи. В начале декабря, когда установилась ясная морозная погода, Асат выехал в шестой аул погостить к родственникам матери. На заимке остались Рустем, Асыл и Жамила́. Потекли однообразные дни.

Однажды, в середине декабря, на заимку прискакал на коне Муса. Партизан был тяжело ранен, с помощью Рустема он с трудом слез с коня.

— Спрячь меня, ак-сакал! — обратился он к старику и, опираясь на его плечо, вошёл в жилище. Асыл и Жамила́ при виде раненого поспешно поднялись с нар. Помогли ему снять верхнюю одежду и уложили в постель.

— Был бой с аллаш-ордынцами и белоказаками. Отряд Болата отступил на Сару. Я с группой партизан был отрезан от своих, спастись удалось немногим.

Голова Мусы опустилась на подушку. Закрыв глаза, он долго лежал молча.

— Газез остался жив, он с Болатом. — произнёс чуть слышно раненый и посмотрел на побледневшую Жамила́. — Не беспокойся. Он в безопасности.

Дыхание Мусы было прерывистым.

— Пить! — прошептал он едва слышно.

Асыл подошла к кадке с водой и, зачерпнув ковш, поднесла к губам Мусы. Раненый пил с перерывами.

— Асыл, расстегни мне ворот. — Муса оттянул воротник гимнастёрки, точно он мешал ему дышать. Пальцы девушки проворно забегали по пуговицам одежды, вскоре она увидела на груди Мусы пропитанное кровью партизанское знамя. Освободив осторожно, с помощью Жамила́ знамя, Асыл бережно положила его рядом с Мусой.

— Асыл, ты передашь это знамя отряду…

Муса закрыл глаза. К утру славного партизана не стало.

На следующий день Асыл выехала к верховьям Сары, где, по словам Мусы, должен быть партизанский отряд.

…Было холодно, зимнее солнце светило ярко, но не грело. На небе ни облачка. В полдень Асыл проехала глубокую балку и, поднявшись на возвышенность, огляделась. Кругом лежала безлюдная равнина, занесённая снегом. Тишина. Лишь под ногами коня с лёгким шуршанием катился мелкий снег. Начиналась позёмка — первый признак приближавшегося бурана, но небосклон был попрежнему чист и ясен.

Продолжая свой путь, Асыл порою ощупывала партизанское знамя, спрятанное под одеждой.

Заметив большое белое облако, Асыл стала поторапливать коня. Поднимался ветер. По степи заходили небольшие снежные вихри. Ветер усиливался. До места, где, по предположению Асыл, должен быть отряд Болата, было вёрст восемь.

Неожиданно налетевший снежный шквал чуть не сбросил всадницу с коня, и тот остановился. Снег шёл плотной стеной, казалось, что он хлестал сверху, снизу и с боков. Асыл с усилием повернула лошадь против ветра и, понукая её, стала медленно продвигаться вперёд. Разыгралась одна из тех снежных бурь, от которых часто гибнут люди и животные, застигнутые в степи. Солнце спряталось за тучи. Острые снежинки, точно иглы, впивались в лицо Асыл, но она, стиснув зубы, продолжала понукать коня. К нему жался Кекжал.

С трудом спустившись в балку, где было тише, лошадь завязла в сугробе. Закоченевшая Асыл слезла с седла и сделала попытку потянуть её за повод. Лошадь упала и, стремясь подняться на ноги, забилась. Чем сильнее она билась, тем глубже уходила в снег. Наконец, обессилев, затихла. Асыл ударила её нагайкой, но бесполезно. Постояв ещё несколько минут над лежавшим конём, Асыл поднялась из балки и зашагала вперёд.

Буран не утихал. Держась за Кекжала, который чутьём угадывал дорогу, она упорно двигалась к Сары-Тургаю. Вот и прибрежные кусты. Отоптав снег возле одного из них, она опустилась на землю.

«Лишь бы не замёрзнуть! — подумала Асыл. — Отдохну и пойду дальше, до землянок осталось версты четыре. Как-нибудь доберусь», — успокаивала она себя. Веки Асыл смыкались. Припав к Кекжалу, она стала дремать.

«Нет, спать не надо».

Поднявшись на ноги, она вышла из кустов. Снежный ветер злобными вихрями закружился возле Асыл. Но девушка, опираясь на Кекжала, шла вперёд.

Река осталась позади. Ещё версты три, и она будет в тепле. Асыл мысленно представила, как в жарко натопленной землянке, возле накалённой докрасна печурки, греет озябшие руки, и в изнеможении опустилась на снег.

«Немного отдохну, — голова Асыл всё ниже и ниже опускалась на грудь. Сунув руку за пазуху, она нащупала партизанское знамя и, казалось, согретая им, встрепенулась от сладкой дрёмы. — Нет, надо итти!»

Сбиться с дороги она не боялась: Кекжал был надёжным проводником. Ещё верста. Как тяжёл путь, буран не утихает.

Вдруг собака остановилась, втягивая в себя морозный воздух: степной ветер донёс еле уловимый запах дыма. Потоптавшись на месте, Кекжал скрылся во мгле бурана. Итти дальше Асыл уже не могла, не было сил. Девушка, закутавшись плотнее в шубу, уткнула лицо в меховой воротник. Пурга бушевала, наметая маленький холмик снега над Асыл.

Между тем Кекжал, добежав до землянок, где, укрывшись от непогоды, спали крепким сном люди Болата, поднял неистовый лай.

Вскоре открылась дверь, и показался Газез. Узнав Кекжала, он поманил собаку к себе. Кекжал топтался на месте, поворачивая голову в степь. Газез вернулся в землянку и разбудил своих товарищей.

— В степи кто-то есть, — заявил он. — Прибежала собака Рустема. Надо ехать на выручку.

Вскоре небольшая группа всадников выехала из расположения отряда и утонула во мгле бурана. Впереди, не спуская глаз с Кекжала ехал Газез. Преодолевая сугробы, конники один за другим продолжали тянуться в степь. Вот и холмик.

Газез соскочил с коня и подошёл к полузамёрзшей Асыл.

— У меня красное знамя, Муса умер, — слабо прошептала она и впала в полузабытьё.

Газез бережно усадил девушку в седло и направил коня к землянке Болата.

Через час, согретая чаем, Асыл поднялась на табурет и, сняв с себя знамя, отдала его Болату. Находившиеся в землянке партизаны обнажили головы. Командир, принимая знамя, произнёс проникновенно:

— Спасибо, Асыл, ты смелая девушка. Мы клянёмся не выпускать это знамя из рук до тех пор, пока весь трудовой народ, наши родные степи не будут свободны!

ГЛАВА 5

В начале марта 1919 года Асыл получила от Макен и Балым письмо, в котором они приглашали её в Тургай погостить.

Асыл посоветовалась с Рустемом, который чувствовал себя лучше, и, получив его согласие, на следующий день, взяв с собой Кекжала, выехала вместе с Оспаном в Тургай.

Увидев из окна подъезжавшую к дому Асыл, Макен быстро сбежала с крыльца и повисла на шее подруга. Вышла и Балым.

— Идём в дом, — протяжно сказала Макен и повела Асыл в свою комнату.

Балым принесла чай. За столом она была неразговорчива и часто косилась на дверь, за которой доносились возбуждённые голоса.

— Кто у вас там? — спросила Асыл хозяйку.

Балым, точно боясь, что её подслушают, наклонилась к уху гостьи.

— У Ибрая сидят руководители аллаш-ордынского правительства. С ними ак-сакалы из рода аргын.

Голоса за дверью стали раздаваться сильнее. Асыл и Макен на цыпочках вышли из-за стола и, прислонившись к косякам, стали слушать.

— Говорит Дулатов, — шепнула Макен на ухо Асыл.

— Мы не только прекращаем борьбу с вами, но и передаём свой отряд под ваше командование и готовы выполнить любое ваше приказание. Зачем нам разжигать междуусобную войну, — говорил вкрадчиво руководитель аллаш-орды.

— Что ж, разве плохо, если мы примем их предложения и избежим кровопролития, — обратился Идеят к Ибраю. — Враг сдаётся на милость, и по законам войны мы не должны применять месть. Аллах за это может нас покарать.

Асыл вздрогнула. Она чувствовала, что турок ведёт двойную игру.

— Оставьте своего аллаха, я не об этом думаю, — раздался резкий голос Ибрая. — Старейшие рода аргын, почётные ак-сакалы Зейнулла Кульжанов, Токтобаев и ты, Жанбосунов, — обратился Ибрай к старикам, — вы ручаетесь за искренность Дулатова и Байтурсунова?

— Да, клянёмся своей сединой. Если мы нарушим слово, да будут прокляты наши имена.

Ак-сакалы поднялись с мест.

— Только тебя одного признаём хозяином Тургая, — торжественно заявил Зейнулла.

— Хозяином Тургая является трудовой народ, Советская власть, я лишь выполняю волю народа, — твёрдо сказал Ибрай и после некоторого раздумья произнёс: — Хорошо, пусть ваши всадники въезжают в город. Я дам распоряжение о пропуске.

Руководители аллаш-орды и ак-сакалы, угодливо кланяясь, попятились к дверям.

Вскоре заговорщики вышли на улицу.

— Всё идёт пока по плану, — шагая вместе с Токтобаевым, говорил Идеят. — Верные Ибраю партизаны выведены вчера в степь. Об этом позаботился Жамал, — усмехнулся Идеят.

— Сегодня ночью мы должны окружить квартиру Ибрая и арестовать его, — сказал жёстко Токтобаев и повернулся к приятелю. — Отряд Дулатова первым начнёт окружение. Восстание гарнизона организую я. Таким образом, Ибрай будет изолирован.

— Но он имеет личную охрану из двадцати лучших стрелков, — заметил Карим.

— Уничтожим! — произнёс злобно Идеят.

— А население города? — спросил Токтобаев. — Ведь ты хорошо знаешь популярность Ибрая в народе.

— Вот именно, — усмехнулся Идеят. — Но дело в том, что здесь остались люди, которые, как ты знаешь, не принадлежат к трудовому народу. Все, кто был способен взяться за оружие, ушли в партизанские отряды и находятся далеко от города. Обстановка для захвата власти благоприятная, — заключил Идеят.

Перед тем, как расстаться, Идеят сказал Кариму:

— В доме Ибрая есть девушка по имени Асыл. Я не хочу подвергать её опасности. Её нужно оттуда выманить.

— Понимаю, — Токтобаев хлопнул Идеята по плечу. — Хорошо, я тебе помогу. Птичка будет в клетке, — хихикнул Карим.

Вечером, увидев Асыл, Токтобаев отозвал её в сторону и зашептал:

— Тебя хочет видеть Оспан по какому-то важному делу. Как только стемнеет, он будет ждать тебя на берегу Тургая, возле моста.

— Хорошо, — согласилась девушка.

Сумерки наступили быстро. Накинув на себя тёплую шаль, Асыл вышла за ворота и, увидев Карима, направилась к нему.

Через полчаса они были недалеко от моста. Вглядываясь в пустынный берег, девушка заметила фигуру закутанного в плащ человека.

Асыл охватило тревожное чувство.

— Где Оспан? — спросила она Токтобаева.

— Сейчас подойдёт. Эй! — крикнул он незнакомцу и, когда тот подошёл, Асыл узнала Идеята.

— Что вам нужно? — спросила она волнуясь.

Идеят в ответ резко свистнул, показались двое всадников с запасным конём.

Соскочив с лошадей, те бросились к девушке.

После короткой борьбы аллаш-ордынцы подняли Асыл на седло и ускакали.

Девушка очнулась в незнакомой комнате. Висевшая над столом лампа, освещала богатую обстановку. Дорогие ковры, подушки, узорчатая кошма на полу, на стенах холодное оружие: два кривых ятагана, кинжал, ножны которого были сделаны из кости с инкрустациями. В углу стоял карабин, возле него на маленьком столике — обойма с патронами. Асыл сделала попытку подняться на ноги и застонала от боли. Верёвка туго стягивала её руки и ноги. За окном раздавались выстрелы, топот лошадей и воинственные крики всадников.

Асыл поняла, что идёт бой между партизанами и проникшими обманом в город аллаш-ордынцами. Мысль девушки работала лихорадочно.

«Что с Ибраем? Неужели он схвачен? Нет, без боя он не сдастся». Боязнь за его судьбу точно всколыхнула всё её существо, и, забыв на миг про боль, которую ей причиняли крепко стянутые узлы верёвки, девушка с большим усилием приподнялась от пола. Со стороны дома, где жил Ибрай, послышались частая стрельба и разъярённые крики аллаш-ордынцев.

«Стреляет охрана Ибрая, — радостно подумала Асыл. — Ибрая им не взять. Но что с Макен и Балым? Но как же мне отсюда вырваться? Ведь предатель Идеят может явиться скоро. Нет, я ему живой не дамся. — Глаза Асыл стали блуждать по комнате. — Кинжал, но как до него дотянуться, да и руки связаны», — девушка вздохнула. Её взгляд упал на толстый железный лист, прибитый к полу печки. Один край листа загнулся и стоял торчком. Асыл осенила догадка: краем листа перепилить верёвку. Девушка подкатилась к листу и, нащупав свободными пальцами железо, с усилием стала пилить верёвку. Острый угол листа от частого трения стал загибаться выше, и Асыл с удвоенной силой принялась за свою работу. Пальцы были изранены, болели плечи, но она, стиснув зубы, продолжала пилить веревку.

Выстрелы в городе не прекращались. Перед утром обессиленная Асыл почувствовала, что верёвка ослабла и, напружинившись, она рванула её. Руки были свободны. Поспешно развязав узлы на ногах, девушка поднялась и, шатаясь от усталости, подошла к карабину. Взяв его в руки, она облегчённо вздохнула. Прислонившись к стене, девушка провела рукой по лбу и, поправив спутанные волосы, загнала патрон в ствол. «Только бы выбраться отсюда!»

Подойдя к окну, Асыл открыла створки. Волна свежего весеннего воздуха хлынула в комнату. Девушка погасила лампу.

Вскочив на подоконник, она окинула взглядом улицу. Всё тихо. Только у дома Ибрая всё ещё продолжалась стрельба, и где-то недалеко выла собака. Соскочив на землю, Асыл быстро перебежала улицу и, припав к глинобитной стене какой-то постройки, точно слилась с темнотою. Затем её фигура исчезла в узком лабиринте кривых переулков. Как только забрезжил рассвет, она спряталась в развалинах старого дома, стоявшего недалеко от реки.

Утром Асыл проснулась от холода. Со стороны Тургая дул холодный, пронизывающий ветер. Выглянув из своего укрытия, девушка увидела почерневшую реку, по берегам которой шли большие разводины. Перебраться на противоположный берег было нельзя, да и незачем. В степи её могут заметить аллаш-ордынцы. Асыл вновь заползла в глубокую нишу, образовавшуюся от обвала саманной постройки и, положив рядом карабин, забылась тревожным сном.

Выглянуло солнце, повеяло теплом. Стихли выстрелы в городе. Сквозь сон Асыл послышался вой собаки. Открыв глаза, девушка долго прислушивалась к тоскливым звукам, которые неслись от реки с короткими перерывами. Выставив вперёд дуло карабина, Асыл осторожно поползла к выходу. На берегу, задрав морду, выла какая-то лохматая собака. Вскоре, обнюхивая прибрежный песок, пёс приблизился к месту, где спряталась Асыл.

Это был Кекжал.

С трудом сдерживая радостное волнение, девушка тихо позвала собаку:

— Кекжал! Кекжал!

Пёс помчался на зов и, лизнув в лицо хозяйку, в нетерпении затоптался на месте.

— Кекжал, Кекжал, — гладя его по спине, нежно заговорила Асыл.

Собака, чувствуя ласку, сунулась холодным носом в её колени и, точно жалуясь, тихо заскулила.

День для Асыл тянулся мучительно долго. Через мост, где стояла охрана, промчались на конях несколько всадников. Затем они вернулись обратно. В одном из них Асыл узнала своего врага Идеята. Он проехал недалеко от спрятавшейся девушки. Асыл, успокаивая Кекжала, всё время держала карабин наготове.

Поздно вечером она выбралась из развалин и, пустив вперёд Кекжала, торопливо зашагала к домику, где обычно останавливался Оспан.

Осторожно постучала в окно и стала ждать. Дверь открыла хозяйка, немолодая казашка, узнав Асыл. Она пропустила её в комнату и, выслушав девушку, обещала достать верховую лошадь.

— Оспан на днях уехал домой. Возьму коня у соседа. Только ехать тебе через мост не придётся. Опасно. Лучше двигаться через Кара-Су, а там выберешь брод и доедешь до Оспана. У него коня оставишь, — посоветовала женщина.

В полночь Асыл вывела коня из переулка и, пристроив карабин, вскочила в седло и помчалась в степь.

За ней, не отставая, бежал Кекжал.

ГЛАВА 6

Рано утром, проехав Кара-Су, Асыл стала приближаться к реке. До юрты Оспана оставалось километров пять. За ночь лёд на реке вздулся и виднелись широкие промоины. Переправа на коне была опасной. Как быть? Возвращаться обратно в город? Нельзя. Там аллаш-ордынцы. Но как же быть дальше? Если сейчас не переправиться через реку, то можно наткнуться на мелкие отряды неприятеля, которые рыскают сейчас по степи.

Девушка задумалась. Кекжал жался к ногам лошади, поглядывая умными глазами на хозяйку.

«Оставить коня и пешком итти по льду? Другого выхода нет». Девушка соскочила с седла и, придерживая повод лошади, подошла к большой льдине, осторожно поставила на неё ногу и потянула за собой коня. Лошадь заупрямилась. Кекжал был уже далеко от берега и, повернув голову, как бы ждал Асыл.

Бросить лошадь Асыл не хотелось, и она пошла с ней вдоль берега, выбирая место для переправы.

Неожиданно до слуха девушки донёсся грохот, и большое поле льда, оторвавшись от берега, медленно сдвинулось с места.

Глыбы льда, ныряя в тёмную пучину вод, подброшенные течением, всплывали вновь на поверхность и, обрушиваясь своей тяжестью друг на друга, с шипением и треском пробивали себе путь. Началась передвижка льда, но полного ледохода ещё не было.

В одном месте русло реки круто поворачивало на восток и огромные льдины образовали затор. Асыл ускорила шаги. Скоро её внимание привлекла небольшая группа вооружённых всадников, которая, видимо, спешила к переправе. Размышлять было некогда. Девушка прыгнула на береговую льдину. За ней метнулся Кекжал. Заметив Асыл, всадники пришпорили коней, но когда они подъехали к берегу, девушка была уже на середине реки. Нащупывая прикладом карабина разводины, она прыгала со льдины на льдину, приближаясь к противоположному берегу. В одном месте Кекжал провалился, но, схваченный рукой Асыл, успел выбраться на лёд.

Конники спешились. Взглянув через плечо, Асыл узнала в одном из них Жамала. Жамал прыгнул на лёд и, свирепо вращая белками глаз, крикнул девушке:

— Остановись!

Прыгая со льдины на льдину, Асыл продолжала свой путь. Впереди виднелось пространство шириной метров пять, свободное ото льда. «Как быть? Если броситься в воду, то бурным течением может затянуть под лёд. Возвращаться обратно?» — при одной мысли, что она вновь попадёт в руки аллаш-ордынцев, по её телу пробежала дрожь.

Вскоре девушка заметила, как с верховьев реки стремительно неслась возле берега неширокая льдина. Асыл смерила глазами расстояние. И, когда льдина с лёгким шуршанием уткнулась в берег и медленно стала разворачиваться, упираясь одним концом о лёд, на котором стояла Асыл, девушка прыгнула. Не выдержав равновесия, она упала и покатилась по гладкому, точно отполированному льду к берегу. Ухватившись за висевший над водой куст тальника, она выбралась на сушу. Оглянулась на кричавшего что-то Жамала и поспешно побежала в степь.

Кекжал, отряхиваясь от воды, не отставал от своей хозяйки. Аллаш-ордынцы, отчаянно ругаясь, повернули коней обратно.

Через час Асыл была недалеко от юрты Оспана. Увидев Бербасара — собаку Оспана, которая мчалась ей навстречу, Асыл крикнула:

— Кекжал!

Она знала свирепость Бербасара. Кекжал забежал вперёд хозяйки и, как бы защищая её, ощетинился. Бербасар летел, как вихрь. Он кинулся на девушку. Кекжал молниеносно отразил натиск Бербасара и, навалившись на него грудью, прижал к земле. От юрты с испуганным криком бежала Карима.

Кекжал, грозно рыча, стоял на лежавшем Бербасаре, и казалось, ещё секунда — и он разорвёт его в клочки. Так сильна была его ярость.

Запыхавшаяся от бега Карима схватила Бербасара за ошейник и, дав ему пинка, потащила к юрте.

— Проклятая собака, своих не узнаёт, — жаловалась Карима, шагавшей рядом с ней Асыл. — Посажу её опять на цепь. Оспан уехал с Болатом на выручку Ибрая. Пробьются ли они в город? Говорят, что аллаш-ордынцы хотели взять Ибрая обманом?

— Да, его предали ак-сакалы рода аргын, — вздохнула Асыл. — Об этом мне рассказала хозяйка квартиры, где останавливался Оспан.

— Вот подлецы! — волнуясь, продолжала Асыл. — Клясться своей сединой, своей жизнью и так мерзко поступить. — Казалось, девушка задыхалась от гнева. — Токтобаев, которому Ибрай так доверял, прикрываясь своим званием секретаря военкома, предал его.

Жена Оспана покачала головой.

— Недаром говорят: высокий пост — высокая скала. На неё взлетает ясный сокол, а бывает, ползком взбирается и чёрная змея, — женщина вздохнула.

Карима и Асыл вошли в юрту.

— Отдохни. Сейчас я согрею чай. — Передав Асыл подушку, женщина занялась самоваром.

— Вот только не знаю, когда приедет Оспан, — заговорила Карима. — У меня забота, как ты доберёшься до заимки… Плохо, лошадей нет.

Асыл и самой не хотелось оставаться на стоянке Оспана, которая была не так далеко от города.

— Возможно, будут попутчики, через которых можно будет передать дедушке Рустему, чтобы выслал лошадь.

Вечер для женщин прошёл спокойно. На следующий день к юрте Оспана поспешно подъехала жена Ибрая Балым со своей приёмной дочкой Макен. Женщин сопровождал их дальний родственник Мукатов Муратбек. По измученным лицам путников было ясно, что они пережили в городе тяжёлые дни. Войдя в юрту Оспана, Балым опустилась на кошму.

— Ибрай в тюрьме, — произнесла она горестно и, закрыв лицо руками, заплакала. — Трое суток он вместе с стрелками отбивался от аллаш-ордынцев. Враги не могли взять его в честном бою и пустились на новую хитрость, — сквозь слёзы рассказывала Балым. — На четвёртый день осады к нашему дому с белым флагом подошли ак-сакалы. Они на коленях умоляли Ибрая прекратить кровопролитие и итти с ними в казармы принимать командование над отрядами аллаш-орды. Ибрай поверил им и ушёл с ними в сопровождении своих верных людей. В казармах его схватили мятежники во главе с Идеятом и бросили в тюрьму. — Балым закрыла лицо руками и закачалась, как маятник.

Асыл порывисто поднялась на ноги. Её щёки горели. Подняв руку, она воскликнула страстно:

— Не печалься, Балым, — рука Асыл легла на плечо женщины. — Ибрая спасут! Партизаны освободят город.

Сидевший в юрте Муратбек сказал задумчиво:

— Да, девушка говорит правду. Однако нам надо поторопиться на Жаланшик. Как бы аллаш-ордынцы сюда не нагрянули. Ты, Асыл, жди лошадь. Об этом я сегодня же передам Рустему.

Муратбек вышел из юрты.

Балым и Макен стали собираться в путь. Обнимая Асыл, Макен шепнула ей на ухо:

— Встретишь Диму, передай от меня привет.

— Хорошо, — ответила Асыл.

Проводив своих друзей, Асыл вернулась в юрту Каримы. Вечером Асыл вместе с Каримой теребила шерсть для пряжи. Вскоре до их слуха донёсся лай собак. Асыл вышла из юрты и, посмотрев в сторону Кара-Су, поспешно вернулась обратно.

— Карима, со стороны реки к нам едут трое каких-то всадников, — сказала она тревожно и, взяв карабин, положила его на колени. Гремя цепью, яростно залаял Бербасар. Ему вторил густой бас Кекжала.

— Эй! Кто там, уймите собак! — раздался у дверей юрты грубый мужской голос.

— Ну! — не слезая с лошади, скомандовал незнакомец.

— Карима, не выходи, — зашептала Асыл испуганной хозяйке. — Я сейчас посмотрю, кто там.

Не выпуская карабина из рук, девушка вышла из юрты и попятилась обратно. Она узнала Идеята.

— А-а-а! Гнался за Балым, а нашёл тебя, голубка. На этот раз ты от меня не уйдёшь, — протянул он с усмешкой.

Идеят легко спрыгнул с коня и сделал попытку схватить Асыл.

— Кекжал!

Пёс грозно рыча, встал рядом с хозяйкой.

— Не подходи, застрелю, — задыхающимся голосуя произнесла Асыл и прижалась спиной к юрте.

— Ха-ха-ха, да тебе из этого ружья и в верблюда не попасть. Это мой карабин, — и, заливаясь смехом, Идеят продолжал: — Этим оружием можно только горшки бить, ха-ха-ха.

Не слушая больше Идеята, Асыл нажала на спусковой крючок. Он не действовал.

Отбросив карабин, Асыл поспешно выхватила кинжал, с которым она не расставалась ни днём, ни ночью.

Идеят сделал знак своим людям, и те соскочили с коней.

— Взять её! — приказал он властно.

Один из аллаш-ордынцев кинулся к Асыл.

— Кекжал!

Подобрав под себя ноги, собака сильным броском свалила нападавшего на землю. Над долиной Кара-Су в вечернем воздухе пронёсся вой аллаш-ордынца.

Асыл взмахнула кинжалом, и второй бандит, схватившись за раненое плечо, отпрянул от девушки.

— А, чорт вас побери, справиться с девчонкой не можете! — выругался Идеят и, подскочив к Асыл, ловким ударом вышиб из её руки кинжал.

На цепи продолжал метаться разъярённый Бербасар.

Из юрты выскочила Карима. Перепрыгнула через барахтавшихся на земле людей и отстегнула цепь Бербасара.

Асыл уже видела над собой искажённое злобой лицо Идеята, чёрные, как пиявки, усы, и, почувствовав, что ей нехватает воздуха, с силой развела руки врага. В этот миг на Идеята и обрушился Бербасар.

Обнажив могучие клыки, Кекжал прижимал к земле второго бандита.

Третий аллаш-ордынец, вскочив на коня, с криком: — Ля-илля! — помчался от места схватки в степь.

Асыл отползла к юрте и со страхом стала наблюдать борьбу Идеята с Бербасаром. Оседлав полуволка, турок яростно защищался от его зубов. Карима, взвизгнув, бросилась наутёк. Бербасар и Идеят откатывались всё дальше и дальше от юрты к горевшему костру. Почувствовав ожог, полуволк вывернулся из-под Идеята и отскочил в сторону. Это и спасло на время Идеята.

Тяжело дыша, Идеят поднялся на ноги и, отстегнув кабуру, выхватил револьвер. Прозвучал выстрел. Взвыв от боли, Бербасар подпрыгнул вверх и упал. Вся надежда девушки была теперь на Кекжала.

— Взять! — рука Асыл протянулась по направлению Идеята.

Бросив полузадушенного аллаш-ордынца, Кекжал кинулся на Идеята. Раздался второй выстрел. Пуля впилась в ногу Кекжала, но волкодав, словно не чувствуя боли, стремительным броском вцепился зубами в противника. Затем всё смешалось в кучу. Точно сквозь кошмарный сон Асыл услыхала третий выстрел, затем отчаянный вопль человека, и вскоре всё смолкло.

Из полуобморочного состояния Асыл вывел голос прибежавшей откуда-то Каримы.

— Кекжал загрыз бандита.

Стояли густые сумерки. Опираясь на женщину, Асыл вошла в юрту и, как подкошенная, упала на подушку.

Прошла томительная ночь.

Утреннее солнце, поднявшись над Кара-Су, осветило одинокую юрту, недалеко от потухшего костра труп Идеята, похолодевшее за ночь тело Бербасара и воющего над ним Кекжала.

ГЛАВА 7

В полдень к юрте Оспана подъехал Асат. Асыл с Каримой в сопровождении сына Газеза поспешно выехали на заимку.

Проехав границу Каражара, наши путники облегчённо вздохнули. Они были в безопасности.

На заимку прибыли под вечер.

Потрясённая последними событиями в Тургае и Кара-Су, Асыл заболела и только внимательный уход женщин и Рустема, помог ей через несколько дней подняться на ноги. Вскоре Карима уехала в соседнюю Кайдаульскую волость к родственникам.

Наступил май. В низинах буйно поднялись травы, молодой ковыль покрыл степь. В один из весенних дней, взяв с собою Кекжала, Асыл ушла к озеру, где когда-то она скрывалась в камышах от Таутабая. Похудевшая после болезни Асыл опустилась на берег и унеслась мыслями к Ибраю.

Что можно сделать для его спасения? И, не найдя ответа на свой вопрос, Асыл загрустила.

Недавно на заимку приезжал Газез. Он вместе с отрядом Болата пытался пробиться в город, но безуспешно. В ряды врага с большой группой всадников перешёл изменник Жанбосунов Абдулгафар.

Мысли Асыл перешли к Диме. Она улыбнулась чему-то и, отдавшись мечтам, долго смотрела на степь.

Недалеко от девушки, точно кланяясь, пробежал чибис, заметив коршуна, он стремительно исчез в густых камышах. Асыл поднялась с берега и побрела к заимке.

В конце мая к жилью Рустема примчался Болат. Его конь был весь в пене. Бросив поводья, всадник спрыгнул с седла и поспешно вошёл в избу.

— Ибрай убит! — сказал он с порога и, опустившись на низенькие нары, заговорил глухо:

— Вчера ночью аллаш-ордынцы зверски зарубили Ибрая и его восемнадцать товарищей.

Асыл расширенными глазами смотрела на рассказчика. «Ибрай убит!» Не хотелось верить в эту тяжёлую весть. Она совсем недавно видела Ибрая, видела его суровым с врагами, простым и ласковым в кругу партизан и семьи. Асыл закрыла лицо руками.

— Не плачь, — послышался голос Болата. — Не всё потеряно. Есть Сеит, есть Вихрев, и, поверь мне, что аллаш-ордынцев мы выбросим из Тургая, как хлам!

Бодрый и уверенный тон Болата как бы облегчил душу Асыл, и девушка с благодарностью посмотрела на него. Она знала, как тяжело переживает Болат гибель Ибрая и, вытерев слёзы, Асыл сказала:

— Болат, я хочу быть, как Ибрай, коммунисткой.

Болат ответил:

— Сеит говорил мне, что в прошлом году в Москве был съезд передовой молодёжи, которая объединилась в союз. Ты можешь быть его членом, Асыл, и помогать нам.

— Болат, мы с Димой и Асатом непременно запишемся в союз молодёжи. Так ведь, Асат? — повернулась девушка к Асату.

— Я согласен, но только учиться не буду.

— Почему? — живо спросила Асыл.

— А зачем мне грамота? Я и без неё овец умею пасти.

— Ой-бормой, — послышался удивлённый голос Рустема. — Ты, Асат, похож на ягнёнка, который не видит траву. Нет, без ученья и чабану плохо, — произнёс он наставительно.

Сидевшая возле печки Жамила́ одобрительно закивала головой.

— Есть русская поговорка: ученье свет, неученье тьма. Хватит, походили мы в потёмках. Асат, ты рассуждаешь, как ребёнок. — Жамила́ подошла к сыну. — Отец в партизанах, а ты, — заговорила она горячо, обращаясь к Асату, — не хочешь учиться. Стыдно мне за тебя перед Болатом и Асыл.

— Шеше[14], я ведь пошутил, — оправдываясь, ответил в смущении Асат. — Как прогоним аллаш-ордынцев, я буду учиться обязательно.

— То-то, — довольная Жамила́ уселась за шитьё.

Отдохнув, Болат стал собираться в путь.

— Отряд Вихрева двигается на Тургай. Возможно, он будет здесь, — сказал на прощание Болат девушке.

— Правда?! — Лицо Асыл вспыхнуло.

Прошло несколько дней. Первым о приближении отряда Вихрева сообщил семье Газез.

— Русские партизаны перешли реку Сару. На пути к ним примкнул отряд Болата. Скоро они будут в Тургае. Надо спешить. — Помолчав, Газез сказал в раздумье: — Боюсь, как бы аллаш-ордынцы не устроили очередную пакость. Они усиленно распространяют слухи, что Ибрай жив и что военная власть в городе Тургае принадлежит ему.

— А зачем? — спросил Рустем.

Газез пожал плечами:

— Не знаю. — Встрепенувшись, он произнёс: — В трудный момент герой переходит реку в сапогах, а лошадь пьёт воду в удилах — так говорят казахи. — Мы будем бороться, ак-сакал, до полной победы над врагом.

Отряд Вихрева, минуя заимку Рустема, подошёл к Тургаю и остановился в двух километрах от города.

Дима в те дни находился при штабе связным, и к Асыл ему заехать не пришлось.

Вскоре к Вихреву явился Жамал и, отрекомендовавшись начальником Тургайского гарнизона, передала якобы, просьбу Ибрая, что тот ждёт его в западном предместье города для переговоров. Не зная лично Ибрая, Николай Петрович решил взять с собой Диму и ординарца. Жамал стал отговаривать Вихрева.

— Ибрай желает говорить один на один, — заявил турок.

— Ну что ж, они нам не помешают. Степан, Дима, следуйте за мной, — распорядился Вихрев.

Ординарец и Дима перезарядили винтовки и, не спуская глаз с ехавших впереди Жамала и Вихрева, стали придерживать коней. Недалеко от места, на возвышенности, Вихрев увидел группу вооружённых людей. Впереди стоял рослый казах, одетый в форму военного комиссара, которую обычно носил при жизни Ибрай. Заметив Вихрева, самозванец приветливо помахал ему рукой.

— Ибрай? — кивнув в сторону казаха, спросил Николай Петрович ехавшего рядом с ним Жамала.

— Да, — ответил тот и поспешно повернул своего коня в сторону от Вихрева.

— Нет! — раздался тревожный голос Димы. — Это не Ибрай!

— Измена! — Вихрев схватился за клинок. Почти одновременно прозвучали два выстрела. Николай Петрович покачнулся в седле и упал. Выстрелом Степана был убит предатель Карим.

— Скачи в отряд! — крикнул Дима ординарцу, а сам бросился к упавшему Вихреву.

Раненный в руку, Степан припал к лошади и во весь карьер помчался через мост в отряд Милявского, стоявший в авангарде. Последнее, что помнил Дима, это разъярённые лица аллаш-ордынцев, которые, стащив его с седла, стали избивать чем попало.

А тем временем партизанская конница русских и казахов ворвалась в Тургай. Аллаш-ордынцы сопротивлялись отчаянно, но спастись удалось лишь немногим.

Предатели были изрублены в куски. Так велика была священная ненависть к подлым врагам народа.

Похоронив с почестями Вихрева, Милявский распорядился найти тело Димы. Но наступившая ночь помешала поискам, и усталые люди забылись тревожным сном.

Наступило утро. От реки поднимался туман, покрыл густые заросли лозняка и, поднявшись, растаял.

Озарённый первыми лучами восходящего солнца, на крутом берегу стоял Кара-Торгой. Внизу послышался тихий стон. Конь насторожился. Поводя ушами и втягивая в себя свежий утренний воздух, лошадь стояла неподвижно. Когда стон повторился, конь стал спускаться к реке. Затем чёрная его спина замелькала в густом лозняке, выбравшись на небольшую поляну, он стал обнюхивать тело молодого хозяина. Дима лежал без сознания. Утром Милявский возобновил поиски Димы. Небольшой отряд во главе со Степаном, проехав мост, поднялся на высокий берег.

— Вот здесь был убит Николай Петрович, — показывая место недавней схватки, говорил Степан своим товарищам. — Но куда мог деваться Дима? Если он убит, то его тело должно быть… — не закончив фразы, Степан приподнял руку. — Тсс! Слушайте.

Из гущи лозняка послышалось ржание лошади.

— Это Кара-Торгой!

Ординарец, невзирая на раненую руку, поспешно скатился с берега, остальные последовали за ним.

— Дима здесь! Он жив! — радостно закричал Степан.

Партизаны вынесли раненого на берег. Очнувшись, он спросил слабым голосом:

— Что с Николаем Петровичем?

— Он ранен, — сказал один из партизан и, сдвинув брови, помог Диме подняться на ноги. Через несколько дней, получив разрешение врача, Дима приехал на заимку.

Радостно поздоровавшись с Рустемом, пожав руку Асата и поклонившись Жамила́, Дима спросил:

— А где Асыл?

— Ушла к озеру. Скоро придёт, — ответил Рустем.

Вскоре пришла Асыл. Дима бросился к ней.

Улыбаясь, девушка протянула ему руку:

— Здравствуй, да как ты похудел, — сказала она участливо.

— Асыл, у нас большое несчастье — Николая Петровича убили, — Дима тяжело вздохнул.

Весенний ветер шелестел в прибрежных камышах, парили белокрылые чайки, и где-то далеко, призывая свою подругу, трубил лебедь-кликун. Майское солнце ласково грело землю, его блики играли на лёгкой ряби озера.

Положив руку на плечо Димы, Асыл подняла задумчивый взор к солнцу.

— Погиб Ибрай, нет Вихрева. Что ж, Дима, — девушка посмотрела на своего друга, — видно, нам придётся итти им на смену, — сказала она так просто и задушевно, что её слова как бы уменьшили у Димы горечь утраты дорогих людей.

Теперь вместе с Асыл рука об руку они будут продолжать дело Ибрая и Вихрева.