Атропин

Глава 4. Вечеринка

Швырнув сигареты и зажигалку на крайний к двери стеллаж, Гейл снова взялся за работу и некоторое время честно старался не обращать внимания, что приложенные усилия выглядят каплей в море. Главное — шевелиться, другого способа согреться тут не было. Хэллоуин приближался, температура падала, и придуманное Полипом наказание явно было местью за загубленный когда-то спектакль, который пошел наперекосяк усилиями Гейла. Полип любил говорить, что месть — это блюдо, которое подают холодным, в данном случае смысл поговорки был буквальным.

— Стихоплет дешевый, — громко сказал Гейл невидимому Полипу. — Выскочка.

Голос его прозвучал не сердито, а обиженно, но заметить это было некому, коробки были молчаливыми слушателями. Через некоторое время он был вынужден прерваться — руки и ноги ощутимо сводило от напряжения. Он раскидал по стеллажам не меньше пары тонн, и тело требовало отдыха. Но стоило остановиться, и пот на теле неотвратимо начинал леденеть.

Гейл натянул на себя куртку, шапку и варежки, взял пакет с сухим пайком и поискал глазами укрытие. Полип говорил что-то о бельевой в торце склада, и Гейл нашел указанную кладовку. Маленькая по сравнению с остальным помещением комнатушка была почти до потолка завалена упаковками с формой, куртками и футболками. Окон в бельевой не было, зато дверь плотно закрывалась, а спрессованная одежда была хорошим утеплителем. Гейл на пробу плюхнулся спиной на кучу — мягко. Несколько минут он просто наслаждался покоем и жевал рогалик, но скоро лежать в гробовой тишине стало скучно.

Он посмотрел на часы — вечеринка уже началась, а у него из всех хэллоуинских радостей только сухая булка и подаренная случайным прохожим конфета. Это справедливо или нет? А раз это несправедливо, то почему бы ему не устроить себе собственную небольшую вечеринку?

Идея показалась стоящей. Диван у него есть, еда… Он заглянул в пакет — безалкогольная вечеринка лучше никакой. Очень кстати пришелся бы и пад, но подлый Полип первым делом забрал у него устройство под тем предлогом, что развлекаться арестованным не положено. Таким образом, Гейл остался не только без своей коллекции фильмов, но и без связи с Тедом, которого втайне рассчитывал попросить в перерыве между выступлениями притащить пива и бутербродов. Без подсказки в дебрях ангаров его не найдет даже Шерлок Холмс.

Гейл немного подумал и развернул выданную Полипом бумагу — не может быть, чтобы на складе не нашлось ничего, что скрасило бы ему самую холодную ночь в году. Он дошел до раздела «аппаратура» и на одной из секций обнаружил пометку «УКВ-радиостанции». Совершив вылазку к указанному месту, он вытащил одну из них, повесил себе на плечо и вернулся в бельевую. Где-то вдалеке взлетела и разорвалась фейерверком ракета, на минуту осветив склад розовым огнем.

Закопавшись в кучу пакетов, он натянул наушники и попытался поймать какую-нибудь развлекательную волну, однако в эфире стояла странная тишина, нарушаемая только отдельными проблесками звуков: радиус покрытия станции оказался слишком мал и предназначался для учебных задач на выделенных диапазонах, остальные частоты для простоты задачи аппарат не принимал.

Но неудача Гейла вовсе не обескуражила. Он совершенно точно знал, что все происходящее в актовом зале в ночь Хэллоуина обязательно наблюдается видеокамерами и прослушивается дежурными офицерами в соседнем здании на случай беспорядков, и если каким-нибудь образом снять ограничение у радиостанции, то можно вместе с ними тайком послушать концерт в актовом зале. Гейл активировал декодер и встроился в простенькую для его нынешних умений радиостанцию.

***

It was a teenage wedding, and the old folks wished them well

You could see that Pierre did truly love the mademoiselle

And now the young monsieur and madame have rung the chapel bell,

«C'est la vie», say the old folks, it goes to show you never can tell

Уоррен специально занял столик в среднем ряду в самой середине. Первые ряды обычно пустели, когда наполнялось пространство перед сценой, а он не хотел сидеть в одиночестве у всех на виду. Последние ряды оккупировались парочками для страстных объятий под музыку, мешать им в его планы тоже не входило. Нынешнее место было идеальным настолько, насколько это вообще возможно, и даже чей-то затылок перед его лицом совершенно не мешал, напротив, дарил чувство защищенности. Всех музыкантов он знал по именам еще с первого курса: Али Горохов, Крис Суини, Айвор Девилер, Тед Тейлор — непобедимый квартет спевшихся выводящих, разгильдяи, которым все сходит с рук за прекрасные голоса и благодаря отсутствию конкуренции на праздниках в училище. Только им разрешалось не стричься и в будни занимать актовый зал для репетиций.

They had a hi-fi phono, boy did they let it blast

Seven hundred little records, all rockin' rhythm and jazz

But when the sun went down, the rapid tempo of the music fell

C'est la vie say the old folk, it goes to show you never can tell

Из-за холода в помещении все музыканты были в свитерах, у Теда он был белоснежным, и, как пятно прожектора, стоял перед глазами даже тогда, когда Уоррен не смотрел на сцену. Два с половиной года койка Тейлора стояла рядом с его кроватью, и за это время Уоррен успел увидеть его в бесконечном разнообразии одежды: полосатая пижама, форменная голубая рубашка, белый парадный китель, мятые джинсы, вязаная безрукавка, и даже кофта с капюшоном, но ни одну одежду Тед не любил так, как безразмерные, растянутые словно их колесовали, вязаные свитера. Этот раньше принадлежал Эндрюсу.

— Чувак, тебе не плохо, часом? — встревоженно спросил кто-то, склонившись к его уху.

— Мне хорошо, — коротко ответил он.

They bought a souped up jittny, was a cherry red fifty three

They drove it down to Orleans to celebrate their anniversary

It was there where Pierre was wedded to the lovely Mademoiselle

C'est la vie say the old folk, it goes to show you never can tell

Эндрюса Уоррен презирал с самого начала их знакомства. За тупое упрямство, за неумение видеть очевидное и еще за то, что, когда эта дубина, пользуясь перерывами в зубрежке, устраивала себе физкультурные пятиминутки, отжимаясь в проеме между койками, Тейлор неизменно брал гитару и, хохоча, наигрывал ему бравурные маршики, сидя на ближайшей к проему койке, которая, между прочим, принадлежала ему, Уоррену. И он ее заправлял не для того, чтобы Эндрюс, устав от своих физкультурных экзерсисов, усаживался на нее задницей.

В один из таких перерывов Эндрюс взял вдруг у Тейлора гитару, пристроил у себя на коленях и исполнил старый хит какой-то чокнутой группы многовековой давности. Пел он бездарно, блямкал по струнам еще гаже, но против ожидания, Тейлор не только не отобрал гитару (Уоррена однажды чуть не убил за то, что тот просто переставил ее на другое место), но и истерически подвывал ему, сгибаясь пополам и вытирая слезы тыльной стороной ладони. Эндрюс, который все и всегда принимал за чистую монету, отбросил гитару и вернулся к своим отжиманиям. Уоррен смотрел, как ходят у него мышцы под кожей, погибая от бессильной ненависти к его белесым волосам и мокрой спине, и был рад, когда тот досадливо растянулся на полу и положил голову на руки, прекратив распространять по комнате волны своего душка.

— Без нагрузки не то, — объяснил Эндрюс нагнувшемуся к нему Теду. — Свой вес я нормально поднимаю, а для прогресса нужен какой-то утяжелитель. У тебя нет ничего подходящего?

Уоррен еле удержался от того, чтобы предложить опустить ему на хребтину железную кровать. Тейлор поискал глазами что-нибудь похожее на груз, не нашел, и недолго думая уселся Эндрюсу на плечи.

— Давай, — хихикнул он. — Я тяжелый. Можешь представить, что я ранен, а ты моя последняя надежда.

— Тогда лучше ляг, — предложил Эндрюс. — Равномернее будет.

Тейлор лег, Эндрюс начал свои отжимания. У Уоррена потемнело в глазах, когда на какую-то долю секунды он увидел на лице Теда, растянувшегося на спине Эндрюса, зачаток гримасы, непонятной стороннему наблюдателю, но зато так хорошо знакомой ему самому. Она была зеркальным отражением того, что он сам неоднократно видел в зеркале ванной, тайный код мизерного, усеченного до точки удовольствия, растерянность пополам с удивлением, подводное извержение вулкана, выдающее себя легкой рябью на поверхности, подводные сонары, крик касаток, паника среди акустиков.

— Хватит, — визгливо крикнул он. — Тут не спортзал, запах уже как в конюшне. Эндрюс, тебе не будет слишком трудно посетить душ прямо сейчас? И заодно открыть окно, чтобы проветрить место, где мы, вообще-то, спим?

Вайз и Мартинес удивленно подняли головы от своих информаториев, Тед скатился со спины, и Эндрюс встал.

— Ладно, о`кей, — мирно сказал он. — Извини. Тед, открой там окно, я пойду, сполоснусь. Наверное, на сегодня и вправду хватит.

Он неторопливо стянул полотенце со спинки кровати и удалился за дверь душевой. Тед молча посмотрел ему вслед, прошел к окну и открыл створку, свесившись наружу. Уоррен взглянул на его спину в майке с пятнами пота, брезгливо поморщился и открыл шкаф, вытянул оттуда запасную футболку, не глядя на размер. Когда через пять минут Тейлор вернулся к своей койке, Уоррен встал на его пути и протянул ему майку.

— Переоденься, — ровно сказал он. — Ты весь мокрый, простудишься.

Тед посмотрел на него отсутствующим взглядом и отпихнул его руку.

— Я сказал — переоденься, — прошипел Уоррен, хватая его за плечо. — Брось эту мерзость в стирку, она воняет, как Эндрюс.

— Пошел на хрен, — сказал ему Тейлор с неожиданной ненавистью, чистой, как цвет его глаз. — Пошел ты к чертовой матери на хрен, Уоррен.

They bought a souped up jittny, was a cherry red fifty three

They drove it down to Orleans to celebrate their anniversary

It was there where Pierre was wedded to the lovely Mademoiselle

«C'est la vie» say the old folk, it goes to show you never can tell

Температура в зале постепенно нарастала, танцпол заполнялся, напитки в бокалах становились все крепче, а смех и вопли все громче. И вдруг неожиданно музыка прекратилась. Уоррен поднял голову — Тейлор, смеясь, перекидывал лямку соло-гитары через плечо и разговаривал с ударником. Два года его собственной терапии. Сладость или гадость?

Судя по начальным аккордам, это была старая песенка о любви, сочиненная огромное множество лет назад, как и все, что исполняла училищная гаражная самодеятельность. «Love me tender, love me sweet, never let me go…». Прожектора осветили Теда до сияющей белизны, в которой его волосы и ресницы стали угольно-черными. Гитара мешала ему приблизиться к микрофону вплотную, но звуку это помехой не было. Волна его голоса (за секунду до того, как он открыл рот, визуальное воплощение ее Уоррен внезапно увидел как прозрачное, застывшее в верхней точке перед падением цунами) прокатилась по залу и затопила его, разговоры стихли сами собой.

Когда он потом вспоминал свои собственные ощущения, то мог поклясться, что на песню он реагировал не ушами, а серединой живота, словно мышцы там стянулись в клубок и превратились в совершенно новый орган, который воспринимал происходящее отдельно от разума. Ощущение выбило из него воздух и все рациональные мысли, только на заднем фоне звякнула и сиротливо умолкла мысль о том, что терапия оказалась бессильна.

Чем дольше пел Тед, опуская ресницы, вскидывая глаза, улыбаясь микрофону, тем больше горячая болезненная пульсация в венах требовала выхода, и парочка перед ним не выдержала первой — девица залезла к своему ухажеру на колени и всосалась в него с азартом осьминога. Ее примеру последовали другие, словно незримая одобрительная команда была получена всеми одновременно. Уоррен встал, механически переставляя непослушные ноги, добрался до туалета и заперся в кабинке. Песня скоро закончилась, в зале грянул развеселый рок-н-ролл, и когда он вернулся, музыкантов на сцене уже не было, их сменил диджей с электронной музыкой.

***

Тед задержался в гримерке — не хотелось выходить в зал и нарываться на внимание гостей, среди которых имелось устойчивое ядро его собственных поклонниц, не пропускающих ни одну вечеринку в училище. Вайз уволок свою согласную на всё ведьму на мороз и к чертовой бабушке, а единственное развлечение — посмотреть, кто висит на Эндрюсе и в каком количестве — сегодня отпадало.

Он умылся под неудобным краном в углу комнаты, заливая рукава ледяной водой, вытерся низом свитера и плюхнулся на короткий диванчик, всерьез раздумывая, не поспать ли до следующего выхода. Остановила мысль, что он замерзнет, если заснет, и, натягивая на тонкий свитер теплую толстовку, Тед успел взглянуть на пад — ни одного вызова. Ну и ладно.

Когда он нашарил макушкой ворот, ему показалось, что дверь кто-то открыл, но кроме своего отражения в мутном зеркале комнаты он больше никого не обнаружил. Долбанные страшилки Девилера…

— Чушь это собачья, — громко сказал Тед своему двойнику в зеркале. — Какой бы там дрифтер ни был, не может он столько прожить. Даже в стазисе в цепях. А ведь иногда здание и совсем обесточивают.

И тут же ему в голову пришло, что никогда корпуса не обесточиваются совсем — всегда работает охранный контур и пожарная сигнализация на аварийном питании, значит, теоретически…

В этот момент свет мигнул и погас. Тед ругнулся, торопливо нашарил в потемках выключатель и несколько раз нажал кнопку. Она не работала, видимо, коротнуло на линии. Сидеть в темноте ему не улыбалось, он вернулся ощупью к столу за падом, включил экран поярче и развернул его в сторону двери, чтобы найти дорогу. Свет под потолком опять вспыхнул.

Тед опустил руку и немного подождал, но лампы горели ровно и не собирались гаснуть. При свете собственные страхи показались ему стыдными, а диван обрел былую привлекательность. Чего он, в самом деле, испугался? Подумаешь, свет погас. Вот Лаудер сказал бы…

— …беги домой, девочка, — прошипел динамик на стене и разразился хрюкающими звуками, в которых утонуло окончание фразы.

Тед почувствовал, что пол уходит из-под ног. Он вцепился руками в спинку стула, глядя на затянутое переплетами отверстие устройства, но больше динамик не издал ни одного звука, молчал мертво.

— Что за шутки? — срывающимся голосом сказал он. — Не смешно, придурки.

Бросив пад на диван, он подошел к динамику и посмотрел на вилку — питание включено. Он покрутил настройку, приложил ухо к аппарату и зачем-то послушал его — тихо.

— Вайз, ты кретин, а не призрак оперы, — сказал он в динамик.

Если это очередной дрифтерский розыгрыш, он на него не поведется. В этот момент его пад запел незнакомой песней, хрипло и страшно, подсвечивая экран миганием.

«Sing once again with me

Our strange duet…

My power over you

Grows stronger yet…»

Тед посмотрел на вызов — неопределенный номер. Он в бешенстве нажал кнопку и выключил устройство совсем, сунул в задний карман брюк. Конечно, это Котик развлекается, на кой черт только спросил у него про призрака, дал дураку в руки бесконечный повод для шуточек. Не зря же выводящие говорят, что дрифтеры в умственном развитии недалеко ушли от своих железяк. Когда он найдет Вайза — устроит ему «три нуля», а потом…

Что он сделает потом, Тед не успел придумать, потому что, распахнув дверь, почувствовал, как в легкие проникает ледяной холод — человек в костюме призрака оперы стоял на пороге, прижимая к себе цветы. Маска его в тусклом коридорном свете напоминала лицо мертвеца, и словно в противовес лицу, цветы были по-настоящему живыми.