Там же, в Мавзолее. Гроб вождя чудесным образом трансформировался в стол, заставленный виски, шампанским, вином, ананасами на серебряных подносах и хрустальными вазами с фруктами.
Ильич(стоя во главе импровизированного стола с вознесенным бокалом; заметно, навеселе). Товарищи революционеры!
Фидель. Мы здесь!
Ильич. Впервые за много лет… Откровенно признаюсь, волнуюсь… Я даже, признаюсь, на первом свидании с Наденькой так не волновался…
Фидель(Усяме). С Надеждой Константиновной Крупской, хозяин, он говорит, так не волновался!
Усяма. Пилад…
Ильич. …Архи-значимый день у меня сегодня, товарищи! Все потому — что сегодня я пью не в одиночестве, ура!
Все. Ура-а!
Ильич. Пью в компании таких же, как я, пламенных революционеров — ура!
Все. Ура-а!
Пьют. Наполняют бокалы.
Фидель(шепчет Усяме). Вы не русский, хозяин, вы кушайте, вы не смотрите на русских…
Усяма(жалобно). Ни кушит мая свиня…
Фидель. Хотя бы конфеткой заешьте… (Протягивает ему конфету).
Усяма(капризно отмахивается). Ни хочит мая, кястрят…
Фидель(соглашается тут же). Хорошо-хорошо…
Ильич(поднимает бокал). А что, хорошо! Какое-то время мы тут с товарищем Сталиным-Джугашвили безрадостно пили, что нам приносили — в общем, пока его не сожгли на костре ХХII-го съезда КПСС.
Педичев. Эта подлая сука Хрущев…
Ильич. Целиком разделяю и поддерживаю: самая настоящая политическая проститутка! Сталин, положим, тоже не сахар — но мы с ним, по крайней мере, революцию совершили! Великую, кто позабыл, Октябрьскую Социалистическую! И государство, чтоб было понятно, первое в мире рабочих и крестьян, и разом примкнувшей к ним трудовой интеллигенции!
Педичев. Вот и я говорю: эта сука Хрущев — он чего совершил?
Фидель. Ничего!
Педичев. Только всех обосрал!
Ильич. Золотые слова! Бывало, являлся к нам после полуночи и обпивал!.. И даже бывало, что нам не хватало!.. Ругался, как помню, мочился на гроб!.. И блевал по углам!.. Мавзолей кукурузой грозил засадить!..
Педичев. Теперь мне понятно!
Фидель. Что, папа?
Педичев. Ты помнишь, наверно, я тут прибирал до того, как меня подрядили в министры культуры СССР и члена ленинского политбюро Союза Советских Социалистических Республик?
Фидель. Я помню, как будто сегодня!..
Педичев. А я-то еще удивлялся: да кто тут так гадит!..
Ильич. А этот бокал я, товарищи, поднимаю за нашу любовь…
Клавдия(мгновенно подхватывает и запевает). За любовь!
Ильич. …К мировой социалистической революции, товарищи!
Все. Ура-ааа!
Пьют. Наполняют бокалы.
Ильич(поднимает бокал). А, кстати, какой нынче день на дворе, товарищи?
Фидель. 25 ноября, Владимир Ильич!
Ильич. Хорошо! Тогда будет правильнее: за великую ноябрьскую социалистическую мировую революцию, ура!
Все. Ура-а!
Пьют. Наполняют бокалы.
Педичев. Нюра, слыхала, дожили с тобой!
Нюра. Слава богу, Федор Кузьмич!
Ильич(поднимает бокал). Предлагаю, товарищи, тут же, пока горячо, поднять тост за первое в мире всемирное правительство во главе с председателем…
Все. Ура-а!
Ильич(хитро прищурившись). Федор Кузьмич!
Педичев. Я, Владимир Ильич!
Ильич. Интересно, а кто председатель?
Педичев(зардевшись). Ну, я…
Ильич(демонстрирует кукиш и весело хохочет). Я, голубчик, а вы — заместитель!
Педичев. Так я ж разве против, я — за…
Ильич. Так-то лучше!
Фидель. А мне можно должность, Владимир Ильич, в высоком правительстве мира?
Ильич. Можно, голубчик, а как же без должности! Весь, полагаю, что Ближний Восток — ваш, товарищ!
Фидель. А Дальний?
Ильич(широким жестом). Берите и Дальний!
Фидель. Вот, правда, большое спасибо…
Ильич. Пожалуйста! (Икает).
Фидель. Мы вместе с Усямой — хозяин, скажите! — давно мечтали о воссоединении Ближнего Востока с Дальним!
Ильич. Да я же сказал вам: воссоединяйтесь! (Икает).
Франциско(нерешительно). Нам с Рэйчел неплохо — Европу бы, что ли…
Ильич. Она загнивает! (Икает).
Франциско(торопливо). Мы ее, так сказать, Владимир Ильич… Если только не жалко!
Ильич. Не жалко! (Икает).
Франциско. Спасибо.
Ильич. От чистого сердца, чего там жалеть!.. (Икает; обращает свой взор на Клавдию Кастро и разводит руками, как для объятий). Вам, прелестный товарищ, услада для глаза — вы просите, что хочется!
Клавдия(смутившись, зардевшись). Мне… Мне — любви, Владимир Ильич! (И тоже разводит руками). Большую-пребольшую, настоящую-пренастоящую!
Ильич. Ну, любовь — для души! А — для тела, простите?
Клавдия. Мне бы Кубу для тела, Владимир Ильич! (Запевает). Куба, любовь моя!
Ильич(широким жестом).. И Кубу берите, и шмубу с Америкой вместе с Аляской, и вообще, с чем захочется!.. Весь этот безумный, бездарный мир к вашим ногам!
Внезапно доносится крик петуха, и, заметно, Ильич на глазах увядает, ползком пробирается в гроб, несмотря ни на что продолжает вещать.
Весь-весь, безнадежно погрязший в предательстве и разврате… мздоимстве и коррупции…
Слышно, мифический петух прокричал во второй раз.
чванстве и глупости… подлости и беспринципности… лжи, жестокости и равнодушии…
Петух, наконец, прокричал в третий раз.
В отчаянии и тоске… тонущий этот мир… (Затихает в гробу).
Тишина. Внезапно жалобно и тоскливо завыл человек-волк.
Ваня. Сад, братишка, кончай…
Педичев(беспомощно, со слезами на глазах). Владимир Ильич, как же так?.. Нюра, ты где?..
Нюра(хлюпая носом). Я тута, Федор Кузьмич…
Вой, между тем, и тоскливое поскуливание не утихают.
Усяма(растерянно). Вай-вай, Линин…
Фидель(берет Усяму под руку и жалобно жмется к нему). Хозяин…
Франциско(со слезами). Камрад…
Рэйчел. Тов-варищ-щ…
Клавдия(трагическим голосом вдруг запевает Пушкинского «Узника» на широко известную народную музыку). Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормлённый в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном.
Усяма(неожиданно подхватывает на свой восточный мотив) Килюёт, и брясаит, и смотрит акна, Кяк бутта с мая зядюмаль адна, завот мая взглядым и крычит сваим, и вимальвит хочит: дывай, улитаим!
Клавдия(подхватывает). Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно; Зовет меня взглядом и криком своим, И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Все(грянули хором). Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я-а-а-а!..»